едоверчиво сказал Взрыв. - Ни одно общество не может жить без закона. - Их закон - принуждение, - мрачно сказал Капитан. - Если кто-то из них оказывается в таком положении, что его не могут принудить, он делает все что ему вздумается. - Тогда пусть принуждают! Пусть выследят все корабли и заставят прекратить! - Ты говоришь глупости, Белый-Шум, - сказал Капитан, качая головой. - Подумай, что ты сказал. Проследить их. Сражаться с ними. Сражаться в космосе. Можешь представить себе более шумное событие? Неужели Убийцы не услышат? - Что же тогда? - прошептал Взрыв. - Тогда мы должны открыться, - сказал Капитан. Он поднял руку, прекращая споры, и отдал приказы. Экипаж никогда не думал, что услышит такие приказы, но все понимали, что Капитан прав. В десятках мест Галактики долго молчавшие корабли получили команды и проснулись. Сообщения были отправлены в следящие системы у черной дыры, где жили хичи; вскоре предупреждение будет получено за барьером Шварцшильда, и появятся подкрепления. Геркулесов труд для немногочисленного экипажа, и больше, чем всегда, все сожалели об отсутствии Дважды. Но наконец все было сделано, и корабль Капитана лег на новый курс для встречи. Свернувшись в сонный клубок, Капитан обнаружил, что улыбается. Невеселой улыбкой. Ответ на парадокс, слишком болезненный, чтобы реагировать по-другому. Он опасался в течение всего разговора с пленниками, что они придут к одному нежелательному заключению: как только они узнают, что Убийцы спрятались внутри черной дыры, они легко заподозрят, что хичи сделали то же самое, и тогда главная тайна расы хичи будет в опасности. В опасности! А он сделал гораздо больше, чтобы подвергнуть ее опасности! Своей властью, без одобрения или запрета свыше, Капитан разбудил спящий флот и вызвал подкрепления из-за горизонта событий. Тайна больше не тайна. Через полмиллиона лет хичи снова выходят. Поскольку Робин, что вполне естественно, был занят другими проблемами, я не смог обсудить с ним кугельблитц так подробно, как мне хотелось бы. Статистические данные здесь очень интересны. Температуру кугельблитца я рассчитал в три миллиона градусов Кельвина, но не это тревожно. Обеспокоила меня плотность энергии. Плотность энергии излучения черного тела равна кубу его температуры - это старый закон Стефана-Больцмана, но число протонов тоже возрастает линейно вместе с температурой, так что внутри кугельблитца происходит возрастание в четвертой степени. Один Кельвин - это 4,72 электрон-вольта на литр. А три миллиона в четвертой степени дают... сейчас посмотрим... примерно 382_320_000_000_000_000_000_000_000 эв/литр. А в этой штуке очень много литров. И что в этом самое важное? Что вся эта энергия разумна. Это Убийцы. Целая вселенная их, запрятанная в кугельблитц, ждущая, пока ее планы созреют. И тогда вселенная будет переделана им в угоду. 24. ГЕОГРАФИЯ НЕБА Где же я на самом деле был? Потребовалось немало времени, чтобы ответить на этот вопрос для себя самого, во многом потому что мой учитель Альберт отверг его как бессмысленный. - Вопрос "где" - это глупое человеческое предубеждение, Робин, - сказал он. - Сконцентрируйтесь! Учитесь действовать и чувствовать! Оставьте философию и метафизику для долгих свободных вечеров с трубкой и добрым пивом. - Пиво, Альберт? Он вздохнул. - Электронный аналог пива, - язвительно сказал он. - Он совершенно "реален" для электронного аналога личности. Теперь обратите внимание на вводы, которые я для вас открываю. Это видеосканирование внутренностей каюты "Истинной любви". Я, конечно, послушался. Я не менее Альберта торопился завершить свой курс обучения, чтобы делать - то, что я могу делать в этом своем новом и пугающем состоянии. Но в свободные фемтосекунды я не мог не размышлять над этим вопросом и в конце концов нашел ответ. Где же я на самом деле? Я на небе. Подумайте. Большинство особенностей совпадает. Живот у меня больше не болит - у меня его нет. Я больше не смертен, смерть осталась позади. Конечно, меня впереди ждет не совсем вечность, но что-то очень к ней близкое. Мы уже знали, что информация в веерах хичи без сколько-нибудь заметной деформации способна храниться полмиллиона лет - принадлежавшие хичи веера по-прежнему действуют, - а это очень много фемтосекунд. Больше никаких земных забот, вообще никаких забот, кроме тех, что я сам изберу. Да. Небо. Вы, вероятно, не верите, потому что трудно себе представить, что бестелесное собрание единиц информации в веере может иметь в себе что-то "небесное". Я это знаю, потому что с трудом воспринимаю сам. Но "реальность" - это субъективное представление. Мы, существа из плоти и крови, представляем себе "реальность" не непосредственно, а как бы из вторых или третьих рук, как аналог, нарисованный нашими сенсорными системами и синапсами головного мозга. Так всегда говорит Альберт. Это правда - или почти правда - нет, это больше, чем правда в некоторых отношениях, потому что у нас, бестелесных собраний информации, гораздо больше "реальностей", чем у вас. Но если вы по-прежнему мне не верите, я не могу обижаться. Сколько раз я говорил себе все это, все равно мне трудно было поверить. К тому же мне никогда не приходило в голову, как ужасно неудобно - в финансовом, юридическом и многих других отношениях, а не только по отношению к супружеству - ужасно неудобно быть мертвым. Вернемся к вопросу, где же я на самом деле. Конечно, дома. Как только я... гм... умер, Альберт в раскаянии повернул корабль назад. Потребовалось довольно много времени для возвращения, но я ничем особым не был занят. Просто учился, как делать вид, что живу, тогда как на самом деле я мертв. И всю дорогу назад я этому учился, потому что родиться в информационном веере гораздо труднее, чем старым органическим способом, - мне на самом деле приходилось совершать что-то, понимаете. Вокруг меня все было гораздо обширнее. В определенном смысле я был заключен в содержимом информационного веера хичи с объемом примерно в тысячу кубических сантиметров, и в этом смысле меня извлекли из гнезда, и пронесли через таможню, и принесли домой, на Таппаново море, не с большими трудностями, чем пару туфель. В другом смысле я был больше галактик, потому что в моем распоряжении была вся информация мира. Быстрее серебряной пули, подвижней ртути, стремительнее молнии, я мог отправиться куда угодно, куда только может привести накопленная людьми и хичи информация, а это значит - везде. Я слушал эдды обитателей грязи с парусника и охотился с первой исследовательской группой хичи, которые захватили австралопитеков; я болтал с Мертвецами с Неба Хичи (несчастные маловразумительные калеки, так плохо в спешке записанные, но все еще помнящие, что это значит - быть живым). Ну. Неважно, где я побывал. У вас все равно не хватит времени выслушать. И все это очень легко. Гораздо сложнее человеческие дела... К тому времени как мы вернулись на Таппаново море, Эсси смогла отдохнуть, а у меня было время и возможность попрактиковаться, чтобы узнавать, что я вижу, и мы оба преодолели травму моей смерти. Не скажу, что окончательно, но по крайней мере мы смогли поговорить. Вначале только говорили, потому что я стеснялся показаться своей дорогой жене в качестве голограммы. Но потом Эсси повелительно сказала: - Робин, это невыносимо. Я больше не могу только разговаривать с тобой. Я хочу тебя увидеть! - Да, сделай это! - приказала другая Эсси, записанная вместе со мной, а Альберт прибавил: - Просто расслабься и позволь этому произойти, Робин. Все подпрограммы на месте. - И все равно мне потребовалась вся храбрость, чтобы показаться, а когда я это сделал, моя дорогая жена осмотрела меня сверху донизу и сказала: - О Робин, как ты ужасно выглядишь! Звучит, может, не очень ласково, но я понимал, что имеет в виду Эсси. Она не критиковала, она сочувствовала и старалась удержаться от слез. - Позже будет лучше, дорогая, - сказал я. Мне хотелось дотронуться до нее. - Правда, миссис Броадхед, - искренне сказал Альберт; только тогда я заметил, что он сидит рядом со мной. - В настоящий момент я помогаю ему, и одновременная демонстрация двух изображений затруднительна. Боюсь, оба изображения искажены. - Тогда исчезни! - предложила она, но он покачал головой. - Робину нужно практиковаться, и я думаю, вы сами захотите внести некоторые усовершенствования в программу. Например, окружение. Я не могу дать Робину фон, если сам не участвую в нем. Необходимо также улучшить жизнеподобность, способность реагировать в реальном времени, совпадение отдельных фрагментов... - Да, да, - простонала Эсси и принялась за работу в своей мастерской. И мы тоже, Нужно было очень многое сделать, особенно мне. В свое время я беспокоился о многом, и почти всегда не о том, о чем нужно. Беспокойство о смерти всегда оставалось на краю моего сознания - как и у вас тоже. Я боялся уничтожения. Но его не случилось. Зато у меня возникла гора новых проблем. Мертвый человек, видите ли, не обладает никакими правами. Он не может владеть собственностью. Он не может избавиться от собственности. Не может голосовать - и не только на правительственных выборах; он владеет большим количеством акций в сотнях корпораций, которые сам организовал, но голосовать, как крупнейший акционер, не может. Даже если он крайне заинтересован, как я, например, в транспортном проекте, связанном с перевозкой колонистов на "С.Я.", его просто не услышат. Как говорится, он все равно что мертвый. Но я не хочу быть таким мертвым! Дело не в алчности. Как у информационной записи разума, у меня очень мало потребностей; никакого риска, что меня отключат, если я не оплачу счета. Но у меня очень сильные побуждения. Террористы не исчезли после захвата Пентагоном их корабля. Ежедневно они взрывали бомбы, похищали людей и стреляли. Были совершены нападения еще на две петли, и одна из них повреждена; танкер с пестицидами был сознательно затоплен у берегов Квинсленда, и поэтому умирали сотни километров Большого Барьерного Рифа. Начались настоящие войны в Африке, Центральной Америке и на Ближнем Востоке; крышка на паровом котле едва держалась. Нам нужна была тысяча таких транспортов, как "С.Я.", и кто построит их, если не я? Поэтому мы солгали. Распространили сообщение, что у Робина Броадхеда был сосудисто-мозговой криз, но положение постепенно улучшается. И это правда. Конечно, не в том смысле, в каком все это поняли. Но как только мы оказались дома, я смог поговорить - правда, без изображения - с генералом Манзбергеном и кое с кем в Роттердаме. Через неделю я время от времени начал показываться, закутанный в длиннополый халат, предоставленный плодородным воображением Альберта. Через месяц группа с ПВ сняла фильм; я, загорелый и ловкий, плыву в Таппановом море на своей яхте. Конечно, команда ПВ была моя собственная, и клип был больше произведением искусства, чем репортажем, но это было очень хорошее искусство. Разговор лицом к лицу с собеседником я не мог вести. Но мне это и не нужно было. Как видите, все было не так уж плохо. Я вел свои дела, осуществлял наши планы, чтобы уменьшить терроризм, - конечно, проблемы это не решило, но мы по крайней мере больше ни сидели на слетающей с котла крышке. У меня было время выслушивать соображения Альберта об объекте, который он называл кугельблитц, и если мы точно не знали, что это такое, так это даже лучше. Мне не хватало только тела, и когда я пожаловался Эсси, она убежденно сказала: - Боже, Робин, ведь мир для тебя не кончился. У многих есть подобные же проблемы. - То есть они тоже превращены в информацию. Я думаю, таких не очень много. - Но у них те же проблемы, - настаивала она. - Подумай! Здоровый молодой человек катается на лыжах, падает и ломает себе позвоночник. Паралич ног. Но у него сохраняется тело, которое нужно кормить, за которым нужно убирать, которое нужно мыть - ты всего этого лишен, Робин. Однако важнейшая часть тебя - она по-прежнему здесь! - Конечно, - сказал я. Я не добавил, что в мое определение "ценных" входят некоторые части тела, использование которых я всегда особенно ценил. Но и здесь есть определенные плюсы. Поскольку у меня нет половых органов, неожиданно упростились мои внезапно усложнившиеся сексуальные отношения. Но это сказано не было. Напротив, Эсси сказала: - Подбодрись, старина Робин. Имей в виду, что ты только первое приближение к конечному продукту. - Что это значит? - Перед нами великие задачи, Робин. Я согласна, что первоначальная запись "Здесь и После" несовершенна. Я многое узнала при создании нового Альберта. Однако мне никогда не приходилось записывать целиком личность, очень ценную для меня и, к несчастью, мертвую. Технические проблемы... - Я понимаю, что были технические проблемы, - прервал я; на самом деле не хотел слышать - пока не хотел - подробности этой рискованной, неиспытанной, исключительно сложной операции по переносу "меня" из разлагающегося вместилища моей головы в ждущее вместилище информационной емкости. - Конечно. Ну, что ж. Теперь у тебя много времени. И ты можешь хорошо рассчитывать. Поверь мне, Робин, возможны дальнейшие усовершенствования. - Во мне? - Конечно, в тебе. А также, - добавила она, подмигнув, - в весьма несовершенной копии меня. Поверь, она станет для тебя гораздо интереснее. - Ох, - сказал я. - Ух. - И снова захотел, хотя бы временно, обладать телом: больше всего на свете мне хотелось обнять свою дорогую жену. А тем временем, тем временем миры продолжали двигаться. Даже крошечный мир моего друга Оди Уолтерса и его сложной любви. Когда смотришь изнутри, все миры одного размера. И мир Оди не казался ему самому маленьким. Я очень быстро разрешил одну из их проблем: дал каждому по тысяче акций парома "С.Я." и всех связанных с этим предприятий. Джейни Джи-ксинг больше можно не думать о том, что она уволена; она может снова наняться пилотом или, если предпочтет, лететь на "С.Я." пассажиром. Оди тоже. Или он может вернуться на планету Пегги и отдавать приказы своим прежним хозяевам на нефтяном месторождении; или не делать ни того, ни другого, а провести всю остающуюся жизнь в роскоши; и Долли тоже. Но, конечно, их главной проблемы это не решило. Они втроем бродили некоторое время по нашим гостевым помещениям, пока наконец Эсси не предложила, чтобы мы предоставили им "Истинную любовь" для полета в никуда, пока они не разберутся в своих отношениях, и так мы и сделали. Они не глупы, хотя иногда, как и все мы, поступают глупо. Они поняли, что им дают взятку. Знали, что на самом деле я хочу, чтобы они помалкивали о моем нынешнем бестелесном состоянии. Но они также понимали, что это дружеский дар, не говоря уже о его большой материальной ценности. И что же они делали втроем в "Истинной любви"? Мне не хочется об этом говорить. Никому до этого нет дела. Подумайте. Бывают моменты в жизни каждого - включая вас и, несомненно, включая меня, - когда совершаешь незначительные, но не очень красивые поступки. Урчит в животе, мелькает шокирующая мысль, вы портите воздух, вы лжете. Все это не имеет особого значения, но никто не хочет, чтобы становились широко известны такие моменты в жизни, когда человек выглядит нелепым, смешным или злым. Обычно это остается неизвестным, потому что никто не видит. Но теперь я расширился и всегда могу увидеть. Может быть, не немедленно. Но рано или поздно, когда чьи-то воспоминания добавятся к информационным записям, для меня не будет загадок. Я говорю о личных проблемах Оди Уолтерса. Все его действия и тревоги определялись одним восхитительным и желанным чувством - любовью. Мешала его любви тоже любовь. Он любил свою жену Долли, потому что привык ее любить все время их брака - так, на его взгляд, и должны жить люди в браке. С другой стороны, Долли оставила его ради другого мужчины (не очень подходящий термин по отношению к Вэну), а Джейни Джи-ксинг его утешила. Обе они очень привлекательные женщины. Но их многовато. Оди так же привык к моногамии, как и я. Если он выберет Долли, остается Джейни - а она была так добра с ним; он обязан и о ней подумать - это тоже можно назвать любовью. Но между ним и Джейни стоит Долли. Они собирались жить вместе, и он не хотел это менять, так что это тоже можно назвать любовью. Все усложнялось тем, что он должен был как-то наказать Долли, а на Джейни сердился из-за того, что она встала на пути его брака - помните, я вам говорил, что бывают моменты нелепые и смешные. Все это еще более усложнялось соответствующими чувствами Долли и Джейни... И они ощутили почти облегчение, когда в разгар ожесточенного спора - они в этот момент по эллиптической орбите приближались к поясу астероидов - Долли пораженно выдохнула, Джейни сдавленно крикнула, и Оди Уолтерс повернулся и увидел на экране корабли, многочисленные и огромные, гораздо больше, чем видел когда-нибудь человек в Солнечной системе. Несомненно, они испугались до потери сознания. Но не сильнее всех нас остальных. По всей Земле и в космосе, везде, где у человека были средства связи, воцарились потрясение и ужас. Ожил кошмар всего человечества последнего столетия. Хичи возвращались. Они не скрывались. Они были здесь - и как их было много! Оптические приборы космических станций зафиксировали больше пятидесяти кораблей - и каких кораблей! Двенадцать или пятнадцать размером с "С.Я." Еще с десяток гораздо больше, огромные круглые пузыри, как тот, что проглотил парусник. Были трехместные и пятиместные, но были и корабли промежуточного размера. В них Высокий Пентагон заподозрил крейсеры. Все они летели прямо к нам с общего направления от Веги. Я мог бы сказать, что они застали врасплох оборону Земли, но это было бы лестной ложью. Правда же заключалась в том, что никакой обороны у Земли не было. Были, конечно, патрульные корабли; но они были построены землянами и предназначались для борьбы с другими землянами. Никто и не думал, что их придется применить против полумифических хичи. И тут они заговорили с нами. Сообщение прозвучало на английском языке и было коротким. В нем говорилось: - Хичи не могут разрешить межзвездные полеты и коммуникацию, кроме как на определенных условиях, которые они разработают и за выполнением которых будут следить. Все остальное должно немедленно прекратиться. Они пришли, чтобы прекратить это. И говорящая, беспомощно взмахнув головой, растаяла. Это прозвучало как объявление войны. И так и было истолковано. В Высоком Пентагоне, в орбитальных крепостях других государств, в правительствах всего мира начались срочные совещания, конференции и сессии; корабли отзывались для перевооружения, а другие направлялись в сторону флота хичи; орбитальное оружие, молчавшее десятилетия, проверялось и перезаряжалось - бесполезное, как арбалеты, оно было все единственным, с помощью чего человечество могло сражаться, и если понадобится, мы будем сражаться им. Шок, смятение и страх охватили весь мир. И никто не испытал большего шока и замешательства, чем мое ближайшее окружение; потому что Альберт сразу узнал того, кто провозгласил послание хичи, а Эсси узнала на мгновение позже, а я узнал, даже не видя лица. Это была Джель-Клара Мойнлин. 25. ВОЗВРАЩЕНИЕ НА ЗЕМЛЮ Джель-Клара Мойнлин, моя любовь. Моя утраченная любовь. Она смотрела на меня с экрана ПВ и выглядела не старше, чем когда я в последний раз ее видел, годы и десятилетия тому назад, потому что и тогда и теперь она была так потрясена, как только может человек. Конечно, я не говорю о том случае, когда я побил ее. Но если даже она была потрясена, моя Клара, то держала себя в руках. Она отвернулась от экрана, после того как произнесла сообщение, и кивнула Капитану. - Ты фсе зказала? - беспокойно спросил он. - Передала точно, как я при-каз-зал? - Точно, - ответила Клара и добавила: - Твой английский улучшается. Можешь поговорить сам, если хочешь. - Это слишком важно, чтобы рисковать, - раздраженно сказал Капитан и отвернулся. Половина сухожилий его тела дергалась и дрожала, и не у него одного. Верный экипаж был так же взволнован, как и он, а на экранах он видел лица капитанов других кораблей. Великий флот, подумал Капитан, глядя на экран, на котором видно было все гордое построение, но почему это его флот? Ему не нужно было спрашивать. Он знал ответ. В подкреплении, пришедшем из центра, свыше ста хичи, и среди них десяток старше его по возрасту и званию. Каждый из них может командовать флотом. Но они не стали. Это его флот, потому что он принял решение, принял ответственность... а также возможность присоединиться к умам предков, если потерпит поражение. - Как они глупы, - пробормотал он, и его связист дернулся в знак согласия. - Я прикажу им придерживаться большего порядка, - сказал он. - Ты это имел в виду? - Конечно, Башмак. - Капитан вздохнул, глядя, как Башмак передает приказ остальным капитанам и контролерам. Форма армады медленно изменилась: огромные грузовые корабли, способные откусить тысячеметровый сферический кусок чего угодно и перевезти куда угодно, отошли назад и выстроились за транспортами и меньшими кораблями. - Человек женщина Клара, - окликнул Капитан. - Почему они не отвечают? Она негодующе пожала плечами. - Вероятно, обговаривают услышанное. - Обговаривают? - Я пыталась объяснить тебе, - возмущенно сказала она. - На Земле с десяток крупных государств, не считая сотни более мелких. - Сто стран, - простонал Капитан, не в силах представить себе это. Что ж. Все это происходило очень давно, особенно если считаешь время в фемтосекундах. Так много произошло с этого момента! Хоть я и расширился, но даже мне трудно это все охватить. И еще труднее вспомнить (то ли своей памятью, то ли заимствованной у кого-то) подробности событий того времени, хотя, как вы видите, я могу вспомнить многое, если захочу. Но эта картина все время со мной. Клара, наморщив черные брови, смотрит на дергающихся и хандрящих хичи; Вэн, почти в коматозном состоянии забытый в углу каюты. Экипаж хичи, дергающийся и пересвистывающийся; и Капитан, с гордостью и страхом глядящий на армаду, возникшую для выполнения его замысла. Он играет на высочайшую ставку. Он не знал, что произойдет дальше, ожидал всего, боялся почти всего, не мог бы удивиться, думал он, что бы ни случилось... но случившееся чрезвычайно его удивило. - Капитан! - воскликнула Дворняжка, интегратор. - Появились другие корабли! Капитан повеселел. - Ах! - зааплодировал он. - Наконец-то они ответили! - Странно, что люди отвечают так, а не по радио, но они вообще странные существа. - Корабли связываются с нами, Башмак? - спросил он, и связист дернул лицевыми мышцами: нет. Капитан вздохнул. - Мы должны быть терпеливы, - сказал он, изучая экран. Корабли людей не приближались по сколько-нибудь разумным орбитам. Казалось, они покинули свои многочисленные дела и теперь с разных направлений торопливо, беспорядочно, почти лихорадочно летят навстречу флоту хичи. Один корабль уже в пределах корабельной связи, два подальше и один из них увеличивает скорость, причем в неверном направлении. И тут Капитан удивленно свистнул. - Человек женщина! - приказал он. - Иди сюда и зкажи им, чтобы зоблюдали осторожность. Змотри, что происходит! - От ближайшего корабля отделился небольшой объект, примитивный снаряд, приводимый в движение химическим горючим, слишком маленький, чтобы вместить даже одного человека. Он летел прямо к центру флота хичи, и Капитан кивнул Белому-Шуму, тот отдал приказ, и транспорт, бывший на пути снаряда, перешел на скорость быстрее света. - Нельзя так приближаться! - строго сказал Капитан. - Может произойти столкновение! - Это не случайность, - мрачно сказала Клара. - Что? Я не понимаю! - Это снаряд с ядерной боеголовкой. Это ответ. Они не ждут, пока вы нападете. Стреляют первыми! Представляете теперь картину? Капитан стоит пораженный, с застывшими сухожилиями и отвалившейся челюстью, и смотрит на Клару. Он пережевывает эту мысль, а также тонкую нижнюю губу и бросает взгляд на экран. Вот его флот, огромный караван транспортных кораблей, вызванных из полумиллионнолетнего сна, чтобы он смог - с большими сомнениями, с большим риском для самого себя - предложить человечеству, по нескольку миллионов за раз, перелет и убежище от Убийц в центре, где скрываются сами хичи. - Стреляют? - пораженно переспросил он. - Хотят причинить нам вред? Может быть, убить? - Совершенно верно, - ответила Клара. - А чего ты ожидал? Ты хотел войны, и ты ее получил. Капитан закрыл глаза, почти не слыша, какой свист и какое гудение поднялись, когда Белый-Шум перевел экипажу. - Война, - недоумевающе произнес он и впервые подумал о месте среди соединенных умов не со страхом, а почти с желанием: ничего не может быть хуже, чем это. А тем временем... Тем временем дело зашло далеко - к счастью для всех, не слишком. Снаряд с бразильского разведочного корабля не задел хичи. К тому времени, как бразильцы могли выстрелить вторично - остальные корабли людей были еще далеко, - Капитан пришел в себя, чтобы объясниться с Кларой, и Клара села к устройствам связи, и слово было послано. Это не флот вторжения. Это даже не рейд коммандос. Это спасательная экспедиция - и предупреждение, это сообщение о том, от чего бежали и скрылись хичи и о чем теперь предстоит беспокоиться нам. 26. ЧЕГО БОЯЛИСЬ ХИЧИ Расширенный, я могу смеяться над этими старыми страхами и предчувствиями. Не тогда, может быть. Но сейчас - да. Шкала грандиозней и возбуждает гораздо сильнее. В одном только центре Галактики десятки тысяч записанных сознаний хичи, и я могу прочесть их все. Уже прочел - почти все. Могу перечитать, если с чем-то хочу познакомиться поближе. Книги на библиотечной полке? Больше того. И я, конечно, не "читаю" их. Я как будто вспоминаю их. Когда я "открываю" одну из них, я читаю ее с начала до конца, словно она часть самого меня. Это нелегко делать, и вообще все, что я научился расширенным, делать нелегко. Но с помощью Альберта, с простыми начальными упражнениями я научился. Первые базы данных, к которым я получил доступ, содержали только данные; это все равно что справиться с логарифмической таблицей. Потом я получил доступ к записанным хичи Мертвецам и к первым записям Эсси в программе "Здесь и После", и они тоже были сделаны не очень хорошо. И я никогда не сомневался, какая часть того, о чем я думаю, все же принадлежит мне. Но вот когда выяснилось недоразумение с Капитаном и я получил доступ к их записям, вот когда стало трудно. Тут была и утраченная любовь Капитана, женщина хичи, по имени Дважды. "Получить доступ" к ней - все равно что в темноте набрести на груду одежды, которая - вся - тебе не подходит. Дело не только в том, что она женщина, хотя уже это вызывало значительную несовместимость. И даже не то, что она хичи, а я человек. Она знала, всегда знала то, о чем ни я, ни кто другой из людей и не догадывался. Может, Альберт догадался, но это свело его с ума. Но даже в своих рассуждениях Альберт не дошел до расы летающих меж звездами Убийц, которые закрылись в кугельблитце, чтобы подождать рождения новой - и для них лучшей - вселенной. Но когда я пережил шок, Дважды стала моим другом. Она очень приятная личность, когда привыкнешь к странности, и у нас оказалось очень много общих интересов. В библиотеке сознаний хичи не только сами хичи и люди. Там есть и древние неясные ворчливые голоса, принадлежавшие некогда крылатым существам с Антареса, и голоса моллюсков из шарового скопления. И, конечно, обитатели грязи. Мы с Дважды провели немало времени, изучая их и их эдды. Видите ли, времени у меня - с моими фемтосекундами - достаточно. У меня достаточно времени даже для посещения самого центра, и, может быть, когда-нибудь я это сделаю. Ненадолго. А тем временем... тем временем Оди и Джейни полетели туда, участвуют в экспедиции, которая продлится шесть или семь месяцев - ну, а здесь, конечно, пройдет несколько столетий, и к их возвращению присутствие Долли больше не будет представлять проблему, а сама Долли тем временем счастлива в своей ПВ-карьере. А Эсси достаточно великодушна, чтобы не быть слишком счастливой, потому что лишена моего физического присутствия, но все равно приспособилась отлично. Больше всего (после меня) она любит свою работу, и у нее работы в избытке - усовершенствование "Здесь и После", использование процесса, известного по CHON-пище, для изготовления других органических веществ... она надеется вскоре получать таким образом запасные органы, чтобы никто не должен был отдавать свои... и если подумать, то большинство людей счастливы. Теперь с помощью флота хичи мы можем ежемесячно переселять по миллиону, и нас ждет пятьдесят пригодных к заселению планет. Снова пионеры и крытые фургоны, снова возможности для всех... Особенно для меня. И Клара. Мы, конечно, встретились. Я настоял на этом, и в конечном счете ее и нельзя было бы удержать. Эсси вылетела к петле, чтобы встретить ее и лично доставить на нашем самолете на Таппаново море. Конечно, возникали проблемы этикета. Но иначе Кларе пришлось бы выдержать нападение журналистов, с их вопросами, каково быть "пленницей хичи" или "быть похищенной этим волчьим мальчишкой Вэном"... и с прочими разными сплетнями, которые они передают друг другу. И вообще, мне кажется, они с Эсси поладили. Им не приходится сражаться из-за меня. В этом смысле я просто не существую. И вот я приготовил свою лучшую голографическую улыбку и создал лучшее голографическое окружение и подождал, пока она не войдет. Она одна вошла в большую приемную - Эсси хватило такта показать ей дорогу и исчезнуть. И когда Клара вошла, остановилась на пороге и ахнула, я понял, что она ожидала увидеть меня гораздо более мертвым. - Здравствуй, Клара, - сказал я. Не очень умно, но что еще мог я сказать в таких обстоятельствах. И она ответила: - Здравствуй, Робин. - И тоже как будто не знала, что добавить. Стояла, глядя на меня, пока я не догадался пригласить ее сесть. И, конечно, я тоже смотрел на нее - теми многочисленными способами, которые есть в распоряжении электронного разума; но с точки зрения всех этих способов выглядела она хорошо. Устала - да. Ей нелегко пришлось. И дорогая Клара никогда не была классической красавицей, со своими темными густыми бровями и крепким мускулистым телом, да, но выглядела она отлично. Я думаю, это разглядывание заставило ее нервничать, потому что она откашлялась и сказала: - Мне сказали, что ты сделал меня богатой. - Не я, Клара. Я просто вернул тебе долю того, что мы заработали вместе. - Эта доля, кажется, увеличилась, - она улыбнулась. - Твоя жена говорит, что у меня больше пятидесяти миллионов долларов... - Можешь получить и больше, если хочешь. - Нет, нет, и так очень много. Кажется, у меня доля во многих компаниях. Спасибо, Робин. Снова молчание, и затем - поверите ли? - следующими моими словами были: - Клара, я должен знать! Ты меня ненавидела все это время? В конце концов я задавал себе этот вопрос целых тридцать лет. Но даже тогда вопрос показался мне неуместным. Не могу сказать, как он подействовал на Клару, она какое-то время сидела с раскрытым ртом, потом с трудом глотнула и покачала головой. И начала смеяться. Смеялась громко и всем телом, а когда кончила смеяться, вытерла глаза и сказала: - Слава Богу, Робин! По крайней мере хоть что-то не изменилось. Ты умер. У тебя оплакивающая тебя вдова. Мир на краю величайших изменений. Испуганные существа появились из своего укрытия... и ты мертв. И все равно тебя волнует проклятое чувство вины! И я тоже рассмеялся. Впервые за все время, Бог мой, за полжизни последний остаток вины исчез. Трудно определить, что я испытал; прошло немало времени с этого освобождения. Я сказал, продолжая смеяться: - Я знаю, это звучит глупо, Клара. Но прошло так много времени, и я знал, что ты там, в черной дыре, в замедлившемся времени, и я не знал, о чем ты думаешь. Я думал, может, ты... не знаю... винишь меня в том, что я тебя покинул... - Но как я могла, Робин? Я не знала, что с тобой произошло. Хочешь знать, что я на самом деле чувствовала? Я испытывала ужас и оцепенение, потому что знала, что ты исчез, и думала, что ты мертв. - И когда ты вернулась, я действительно мертв, - улыбнулся я. Я видел, что она чувствительнее к таким шуткам, чем я. - Ну, хорошо, - сказал я. - Действительно все хорошо. Я в порядке и весь мир тоже! И это правда. Я бы хотел коснуться ее, конечно, но это желание начинало мне казаться частью далекого детства; а сейчас она здесь, в безопасности, и вселенная открыта перед нами. И когда я так сказал, у нее отвисла челюсть. - Ты ужасно оптимистичен! - выпалила она. Я искренне удивился. - Почему? - Убийцы! Они выйдут рано или поздно, и что мы будем делать? Они испугали хичи, и меня они ужасно пугают. - Ах, Клара, - сказал я, поняв ее наконец. - Я понимаю, что ты имеешь в виду. Все равно что в прошлом, когда мы знали, что хичи где-то есть и могут неожиданно выйти, и они способны на многое, о чем мы не имеем понятия... - Совершенно верно. Нам не справиться с Убийцами! - Да, - согласился я, - сейчас не справиться. Но мы не могли когда-то сравняться и с хичи. А к тому времени как они вышли - мы смогли. Если повезет и у нас будет время, подготовимся и к выходу Убийц. - И что же? Все равно они враги! Я покачал головой. - Не враги, Клара, - сказал я. - Всего лишь новый источник.