е Адольф Гитлер и Иосиф Сталин. С ними давно покончено, конечно, остался внук Сталина, он служит в Русском дипломатическом корпусе, и, когда выпадал случай, я играл с ним в покер. Прекрасный малый! Смертельных врагов в наше время просто не существует. Это было не столько нашей терпимостью и мудростью, сколько счастьем - если бы "холодная" война не потеплела на несколько градусов, сейчас было бы очень плохо! Но мы сдержались, когда русские и китайцы решили спор о границе в полной ядерной конфронтации. Они ограничились несколькими бомбами, но после этого никто из них уже не был реальным противником. Их целиком удерживали свои проблемы. Почему же наш Объединенный комитет по анализу вооружений никогда не пытался урезать ассигнования на Пси-войну? Для этого были свои основания. Во-первых, эти проекты были такими дешевыми, что не стоило обращать внимания. Национальная политика Белого Дома поддерживала сильную оборону, и госпожа Рейган не сомневалась в своей политике. Если бы даже Пси-война, генетики и Кэтхауз и были (как я думал) простыми расточителями средств, то суммы на их содержание составляли такой ничтожный процент, что просто не стоило беспокоиться. Пси-война и Кэтхауз, вместе взятые, за год обходились дешевле, чем содержание одной ракетной шахты. И если хоть кто-то из них создаст осуществимую систему оружия... Ладно, вероятность чудовищно мала - особенно, для Кэтхауза. Кэтхауз назывался так в честь кота Шредингера. Кто же такой Шредингер и при чем здесь его кот? Хорошо, я попробую объяснить это словами физика, когда это происходило в первый раз. Шредингер открыл нечто встряхнувшее квантовую механику. Ах да, что такое квантовая механика? Хорошо, говорит физик, в основном это новое направление физики. Когда это объяснение не показалось нам, упрямым политиканам из Объединенного комитета, вполне удовлетворительным, он попробовал снова. Квантовая механика, сообщил он, получила свое название от открытой Шредингером энергии, похожей на однородное бесконечное движение - как бегущая из-под крана вода. Хотя, поправился он, даже текущая из-под крана вода только кажется однородной и бесконечной - на самом деле она состоит из атомов молекул и даже маленьких частиц. Она не находится в неограниченном потоке, а пребывает в кусках по названию "квант". Основным квантом света является фотон. Да, мы начали чувствовать, что получим здесь достаточную опору - ведь даже сенаторы и конгрессмены что-то слышали о фотонах. Но он разбивает наши надежды, снова обратившись к коту. Что имеет со всего этого кот? Отлично, говорит физик, смело держась перед нами, это вытекает из логики, представляющей эксперимент Шредингера. Видите ли, существует другая штука, названная Гейзенбергом принципом неопределенности. А что является принципом неопределенности? Ладно, сказал он, передвинув неудобное кресло, это объясняется очень легко. Он заблуждался: это ничего не объясняло. По утверждению Гейзенберга, вы никогда не можете знать сразу положение и движение частицы. Вы также не можете знать, где она будет находиться и откуда двигается. Вы не можете знать всего этого! Хуже того, существуют и другие вопросы, на которые вы не только не можете найти ответы, но их просто не существует! Тогда мы получаем кота. Представьте себе, мы посадили кота в коробку, говорил Шредингер. Допустим, мы поместили туда радиоактивную частицу с одним шансом из двух распасться. Предположим, вместе скотом и радионуклидом мы поместили резервуар с ядовитым газом, в котором есть переключатель, приводимый в действие расщепившейся частицей. Затем закроем коробку и спросим, жив ли кот? Если частица расщепилась, он мертв, если нет, то газ не вышел из сосуда и кот жив. Но снаружи коробки нет истины - есть только пять шансов из десяти, что кот жив. Но кот не может жить пять из десяти раз. - Вот! - сказал триумфально физик, сияя перед нами так искренне, словно оба предположения истинны. - Кот жив, - и в тоже время он умер! Но каждое заявление истинно в отдельной вселенной. В этой точке произошел раскол - и существуют уже две параллельные вселенные. Вселенная с живым котом - и вселенная с мертвым... Все вселенные каждый раз расщепляются и расходятся в стороны... таким образом, существует бесчисленное множество миров. В этом месте закашлял сенатор Кеннеди. - Доктор Фас, - сказал он. - Это, конечно, страшно интересно, но всего лишь теория. В реальной вселенной мы открываем коробку и смотрим: жив кот или умер? - Нет-нет, сенатор! - крикнул физик. - Все они уже существуют в реальности? Мы переглянулись. - Вы хотите сказать, в математическом смысле? - уточнил Кеннеди. - В любом! - крикнул Фас, угрожающе кивнув головой. - Параллельные вселенные создаются каждую миллионную долю секунды, а в "реальности" существует лишь одна из них. Или, если хотите, мы живем в одной из этих вселенных. Мы застыли как манекены. Мы, восемнадцать сенаторов и конгрессменов со всех концов Соединенных Штатов, удивились. Конгрессмен из Нью-Джерси наклонился и шепнул мне в ухо: - Дом, вы находите здесь какое-нибудь военное применение? - Спросите сами, Джим! - шепнул я, и конгрессмен задал этот вопрос физику. - О я приношу свои извинения, джентльмены, - сказал он. - И леди, конечно же... - добавил, кивнув госпоже Бирн. - Я думаю, что все здесь безупречно. Хорошо! Допустим, вы хотите сбросить водородную бомбу на город врага, или на военный объект, или на что-то еще... Вы создаете бомбу, переходите в параллельный мир, летите на широту и долготу, скажем, Токио - полагаю, вы найдете там такое место - затем проталкиваетесь обратно в свой мир и взрываете ее... Бу-у-ум!!! Как бы то ни случилось, это произошло! Если у вас десять тысяч мишеней, вы просто сделаете десять тысяч бомб и проталкиваете их разом - их не отразить! Другой народ не увидит приход, потому что, пока вы будете находиться там, в нашем мире вас видно. И, довольный собой, он откинулся на кресло. Мы все тоже откинулись и переглянулись. Ноя не думаю, чтобы хоть один из нас в самом деле обрадовался этому. Даже это могло не заинтересовать комиссию, исключая один факт. Я уже говорил: программа могла и не сработать, как думали и надеялись многие из нас. Потеряно будет очень мало, ведь это, как и Пси-война, стоит очень-очень дешево. Ладно, они наконец-то привели этого парня, и я мог бы сказать, что это был один из самых неприятных моментов моей жизни. Не причиняющий боль, не непереносимый, но слишком неприятный. Подобно многим другим, я не люблю ходить в магазины. Особенно за одеждой. Одной из причин было то, что я питал отвращение к зеркалам. Они просто лгали, неожиданно ловили вас. Вы одеваетесь на примерку, продавец уверяет, что костюм сидит на вас как влитой, наконец, он отводит вас в глубь зала к трем зеркалам, сложенным вместе, будто средневековый триптих. Вы смотрите в них, ничего не подозревая, и первым делом, естественно, видите собственный профиль. По своей воле я никогда не смотрю на него - саму эту мысль считаю неприличной! Не по-божески пытаться увидеть самого себя, и недоступно видеть себя таким способом. Я с ужасом смотрел в зеркало, не признавая себя в этом глупо улыбающемся двойнике со смешным носом и болтающимся подбородком. Как получается изображение а зеркалах - великая тайна... и еще, я не совсем потерян чувство реальности. Я знал, что этот человек - действительно я, хотя бы мне и не хотелось этого! Теперь о том, что происходило в Кошачьем доме Сандии. Когда они приволокли этого человека, он не смотрел на меня и не смотрел ни на кого. Они позволили ему плеснуть на лицо воды, но защелкнули за спиной наручники. Вероятно, одной из причин того, что он смотрел в пол, была боязнь упасть. Но я не думал так: это была лишь одна из причин! Думаю, он знал, что, подняв глаза, увидит собственные... или мои... наши... Я не хотел этого - это было в тысячу раз хуже трехстворчатых зеркал! Это было так плохо, как только могло... Другой "я" имел мое лицо, цвет моих волос и даже такую же родинку вверху. Все мое... Почти все - потому что были и небольшие отличия: он был фунтов на шесть - восемь легче меня и одет в иную одежду. Это был цельный комбинезон из блестящей зеленой материи с карманами на груди и на том месте, где обычно располагаются карманы брюк. Карманы были также на рукавах и правом бедре. Возможно, в этих карманах помещалось все имущество другого "меня" - но не сейчас, так как, несомненно, они были обшарены подчиненными полковника. Я сказал "себе": - Доминик, посмотри на меня! Молчание. Второй Доминик не ответил, он не поднял глаз и никак не отреагировал - хотя я с уверенностью мог сказать, что он расслышал достаточно хорошо. Все находившиеся в комнате молчали - во всяком случае, полковник наблюдал и ничего не говорил, а когда полковник Мартино не говорил, его ребята не делали ничего другого. Я попробовал снова: - Доминик, ради Бога, скажи, что произошло! Другой "я" продолжал смотреть в пол, затем поднял глаза, но не на меня. Он взглянул поверх головы Мартино на стенные часы, сделал какие-то расчеты. Потом повернулся ко мне и ответил. - Доминик! - произнес он. - Ради Бога, я не могу! Этот ответ нас не удовлетворял. Полковник Мартино открыл рот, чтобы что-то сказать, но я остановил его жестом руки. - Пожалуйста. Второй "я" печально произнес: - Ну хорошо, приятель Дом! По правде говоря, я здесь потому, что хотел сказать тебе кое-что. Тебе, - пояснил он. - Я имею в виду не второго человека из множества, и даже не просто другого. Я имею в виду тебя - Доминика Де Сота, которым, как ты понял, являюсь и я сам. Полковник разъярился - все пошло не так. - О Дом! - прискорбно сказал я "себе". - Я давно вырос из таких игр! Ответь, если ты хотел что-то сказать мне, то почему молчишь? - Потому что слишком поздно! - сказал он. - Слишком поздно для чего, черт возьми? - Ты знаешь, о чем я пришел тебя предупредите? - Нет! - Это уже произошло... мы встретимся снова, - он хотел улыбнуться, но это была гримаса. - Нельзя было допустить, чтобы мы встретились. - Здесь он остановился, начал говорить, снова запнулся и посмотрел на часы. И затем пропал... Когда я говорю, что он "пропал", это очень точное слово, но оно может создать неправильное представление. Другой Доминик не смылся в туалет или куда-нибудь еще. Нет, он стал совершенно прозрачным, как актер в научно-фантастическом шоу. Он исчез совсем: в одно мгновение он был здесь, а в следующее его не стало... И пара наручников, замкнутых вокруг несуществующих запястий, загремела по полу на том месте, где он только что стоял... Подобные вещи никогда раньше со мной не случались. У меня не было запрограммированной реакции на такое ужасное нарушение законов природы, как не было ее и у полковника Мартино. Он взглянул на меня, я на него. Никто из нас не сказал ни слова об исчезновении, исключая: "Вот дерьмо!". Мне показалось, что я услышал его от полковника. - Вы что-нибудь поняли, полковник, о чем он говорил? - для уверенности, спросил я. - Нет? Я тоже! Что же будем делать? - Спихни меня ко всем чертям! - сказал он, но, хотя армейский офицер и произнес это, не значит, что он позволит это сделать. Мартино вызвал сержанта и дал приказ прочесать окрестности, разыскивая двойника. Сержант выглядел озадаченным, а полковник растерянным, поскольку все мы знали, что от этого не было никакого толку. - Выполняйте приказ, сержант! - крикнул он. - Хорошо одно, - произнес немного позже. - Он сказал, что что-то уже произошло. Значит, скоро мы узнаем, что именно! - Как бы я хотел, чтобы это оказалось в самом деле хорошо! - сказал я и оказался прав. Через десять минут выяснилось, что это никак нельзя было назвать хорошим. Мы вышли из комнаты и спустились в холл, за нами виновато плелся небольшой отряд полковника, недоумевая, где ловить упорхнувшую птичку. А к нам двигался другой отряд - дюжина или около того. Пехотинцы поднимались по лестнице - по крайней мере, не чувствуя вины. Все они (вместо коричневой парадной) были облачены в походную форму и несли на плечах нелепые короткоствольные карабины. Карабины недолго держались на плечах. - Приготовиться! - сказал их сержант, когда они оказались в полдюжине ярдов от нас. Отделение остановилось, десантники опустились на колени, карабины мелькнули в воздухе ремнями, и уже были нацелены прямо на нас... Из середины отряда вышел офицер. - Вот дерьмо! - снова сказал полковник Мартино, и я не спросил почему. Офицер был одет в такую же походную форму, как и десантники, но вы могли бы узнать в нем офицера по пистолету. Здесь что-то было не так, иначе я сказал бы сразу - и он подтвердил это. - Я майор Доминик Де Сота! - произнес он хорошо знакомым мне голосом. - Объявляю вас своими военнопленными! Он сказал это достаточно четко, но в голосе слышалось напряжение. Я знал отчего: слова были адресованы полковнику, а глаза нацелены на меня. И их выражение мне было хорошо знакомо, совсем недавно я смотрел на себя точно так же. Я сказал: - Привет! Другой парень онемел. - Полагаю, вы удивлены? - предположил я. - Это шутка? Он дернул головой солдату, который подошел ко мне и заломил руки. Что-то холодное и жесткое обожгло мои запястья, и до меня дошло, что это наручники. - Я не знаю, что вы подразумеваете под удивлением - сказал второй "я". - Но это не шутка! Вы все арестованы и находитесь под стражей! - Чего ради? - спросил полковник, принимая собственные наручники. - Пока мы не уладим с одним дельцем, касающемся вашего правительства! - заверил нас "я". - Мы объявим, что они должны делать, и, пока не получим согласия, вы будете нашими заложниками. Это ваш самый лучший шанс? Если он вам не нравится, выберите другой - окажите сопротивление... Тогда нам не останется ничего другого, как убить вас... Не торопясь проезжая мимо бобов, водитель большого "Джона Дира" думал, что нет ничего серьезней, чем холодное пиво и пропущенный матч Носков. В этот момент он услышал сзади "зап-зап-зап" приближающейся высокоскоростной машины и "раур-раур" шестнадцатицилиндрового двигателя. Краем глаза он увидел несущийся на него странный дизель - и резко повернул руль... Он испортил несколько бобовых рядов, но, когда оглянулся, на дороге было пусто. АВГУСТ, 22, 1983 г. ВРЕМЯ: 09.10 УТРА. МИССИС НАЙЛА ХРИСТОФ БОУКВИСТ Немного непривычно находиться в родном городе Доминика без него самого, но я была занята. Здесь всегда в изобилии концерты и множество изнуряющих интервью, а перед выступлением всегда подают коктейль с тяжелым вливом Национальной симфонии. Но самое основное - десять минут репетиции с оркестром отнимают час времени. Заботясь о преждевременности, пытаясь припомнить все отрывки, темп и интонации, мы договариваемся позже. Некоторые считают, что, чем больше репетируешь с Мстиславом Ростроповичем, тем легче, оттого что Слави сам начинал в качестве виолончелиста. Ничуть не бывало: он ужасно нервный. Он может преследовать вас своим сумасшедшим состоянием, заметив синкопирование звука. Я не говорю, что не люблю с ним работать... Например, Слави обладает удивительным чувством юмора. Кроме того, меня очаровывают такие мужчины. Могу подарить вам идею одной их его тонких шуток. Когда я подписала и вернула контракт на эти выступления, позвонила концертмейстер: - Слави сказал, что вы можете выбрать Сибелиуса или Мендельсона... Я не смогла удержать смех. Очень забавная шутка. Это уже история: раньше, когда я сыграла Национальную симфонию, журналисты изобразили меня заснувшим часовым. Думаю, я была утомлена. Во всяком случае, я сказала ей то, что говорит не каждый скрипач, но знает любой, кто играл на скрипке после Паганини. Есть концерты, которые звучат сложнее, чем они есть на самом деле, например, как у Мендельсона, и концерты, показывающие мастерство, более трудные, чем кажется по звуку, как у Сибелиуса. Поэтому я ответила, что, когда хочу получить дешевое "браво" от наивной аудитории, я играю Мендельсона, а если хочу показать себя коллегам - Сибелиуса. - Передайте Слави, - скорее всего, я исполню Мендельсона! - сказала я концертмейстеру, улыбнувшись в телефон. Потому что, как я знала, не будет ни того и ни другого. И правда, через пару дней я получила корзинку цветов с запиской от Елены Ростропович: "Не просто талантливо и не только чудесно, но и очень трогательно! Слави пересылает свои комплименты поклонника и просит сыграть Гершвина: на концерте будет присутствовать госпожа президент!!" Я связалась с ним и сказала, что с удовольствием исполню Гершвина. Он был одним из великих композиторов и, кроме того, хорошо, по-американски, сочинял скрипичные концерты. Во всяком случае, я знала, что госпожа Рейган не желала слушать иностранные вещи. Елена Ростропович - очень милая леди, но я не всегда знала, что у нее на уме. Например, я не знаю, что ей известно обо мне и Доме. Мы осторожно уклонялись от болтовни на эту тему, и до сих пор она ни о чем не спрашивала. Но когда я получала приглашение на ужин, я узнавала, что там был и Дом. Мы с супругом всегда назывались "мистер и миссис Боуквист", а Дома с женой объявляли как "сенатор и миссис Де Сота". Совершенно неважно, что наши супруги находились в Чикаго - почти всегда (как Ферди) и очень часто (как Мэрилин Де Сота). Поэтому Дом мог провести ночь в моем номере. В дни концертов мы работали целый день, а в одиннадцать вечера встречались у Елены с выражением искренней неожиданности. Затем ехали в снятый Домиником дом. Постоянный... Эти вечера - самое лучшее время моей жизни и жизни Дома. Мы могли появляться на публике. Потом, когда оставались вдвоем, было очень мало шансов, что хоть один из нас будет разоблачен супругом. Мы делали все, что в Чикаго было довольно рискованно - там всегда был шанс, что кто-нибудь из наших супругов не вовремя появится в вестибюле отеля, на лестнице или в ресторане, где мы обычно встречались. Другие города лучше - иногда по счастливой случайности Дому удается придумать повод для вылета в Бостон, Нью-Йорк или еще куда-нибудь, где я выступаю. Мы всегда выжимали время... Нет, Вашингтон - лучшее... безусловно, из того, что я видела. Но и здесь у нас были знакомые. Рано или поздно Ферди или Мэрилин услышат намеки и почувствуют неладное. Это только вопрос времени. Частные детективы? Вероятно! А почему бы и нет? За супружескую измену приходится расплачиваться. И тогда на наши головы с грохотом свалится многое, и то, что произойдет, будет слишком неприятно... Но, пожалуйста, Господи, еще чуть-чуть! - Никогда! - уверенно сказал в два часа ночи Дом, натягивая носки, когда я рассказала о своих мыслях. - Рано или поздно, дорогой, это случится! - сделала я вывод. - Этого не произойдет, нас не смогут поймать. - Он помолчал, натягивая штаны, и, согнувшись, поцеловал меня в пупок. - Мы всегда будем заниматься любовью, даже если нас засекут... Я не дала продолжать, точнее, попыталась. - На концерт приедет госпожа Рейган! - сказала я. - Да? Что из того? - спросил он и кивнул с умным видом. - О! Я увидел связь: ты не хочешь шокировать президента, да? Но если нас не схватят, мы не шокируем, а если и схватят - всегда есть выбор, можно... - Нет, я не про это! - сказала я, прежде чем он закончит свое изречение словом "пережениться". Потому что это не было неприемлемой темой для дискуссий, хотя бы и с сенатором Домиником Де Сота. Я могла изменять мужчине, который меня любил, но не могла выбросите его из своей жизни, прилюдно унизив. Так что я не переживала, когда Дом уехал в Нью-Мехико, потому что он становился все более настойчивым, а я постоянно отгоняла эту мысль. И когда на ночном концерте я начала с быстрого синкопированного "горячего аллегро", его кресло пустовало. Что случилось после, было полной неожиданностью. Чтобы вам было понятней, расскажу о концерте. Гершвин умер молодым - он только начал сочинять скрипичную музыку, но однажды, когда он переходил Пятьдесят вторую улицу, его сшибло такси. Тогда это было странным! Ранее ему надоело нанимать Фреда Гроуфа с его оркестром, и во время скрипичных концертов Гершвин прекрасно дирижировал сам. Его отличием были деревянные духовые и ударные - они смягчали сердце. Еще я любила то, что он позаимствовал хитрости Мендельсона. Мендельсону не нужна фальшивая пауза после первого действия, чтобы публика не подумала об окончании концерта. Аплодисменты, конечно - признак уважения, но и тревога: половина аудитории поспешит аплодировать, а другая будет сердиться на болванов, задерживающих выступление. Мендельсон не позволял этого, закрепляя время от первого действия до второго одной нотой. Здесь никогда не было молчания и беспокойства публики, мужчины, пришедшие на концерт по требованию жен, нервно смотрят на соседей, ожидая конца: вы слышите легкий шорох, шепот и приглушенный кашель. Я очень хочу, чтобы Чайковского, Брика и Бетховена слушали так же внимательно, и крайне признательна Гершвину и Мендельсону. Однако это весьма интересно! В это приятное время даже подсознательный барабанный сигнал вечерней зори не удержал публику от суеты. Я заметила, как капельдинерша нагнулась над пустым креслом Доминика и что-то прошептала на ухо сенатору Кеннеди. Слави уже приподнял дирижерскую палочку для начала второго действия, но Джек Кеннеди засуетился и тихо прокрался через проход. Я подсчитала такт для начала своей партии и увидела, что Джекки улыбнулась мне и извиняюще махнула рукой. Я была знакома не со всеми сенаторскими женами, но в случае Джекки знала, что она искренне огорчена. Джекки Кеннеди - единственная культурная слушательница в сенаторской галерке, и я всегда считала, что она могла бы стать прекрасной первой леди, если бы муж не провалился в Чикаго из-за недостатка голосов. Беспокойство на этом не кончилось... С помощью таких людей, как Джекки, Слави Ростропович и Дом, я смогла попасть в довольно большое Вашингтонское общество любителей скрипки, где собирались сливки общества. В Вашингтоне это обозначало правительственную публику: дипломатов, законодателей и верхушку администрации. Здесь в своей ложе находилась даже Нэнси Рейган со своим первым джентльменом, который, как всегда, вежливо и самоуверенно сидел рядом. У такого типа аудитории имеются свои особенности. Самым ужасным было то, что если кто-нибудь уйдет, то половина публики немедленно примется обсуждать... Это и случилось. В середине медленной части в зале, как отсутствующие зубы, зияли пустые места. Когда я закончила крещендо в терции, аплодисменты были скудными. Полагаю, не от недостатка энтузиазма, а от малочисленности аудитории. Славя взглянул на меня, а я на него. Смирившись с этим, мы пожимали плечами и ничего не понимали. Для приличия сделали два поклона. Затем сошли со сцены и уже не вернулись в зал, давая аудитории возможность бежать: многие были в панике. Нас обуревало любопытство... Для Слави это было хуже, чем для меня. Я готовилась к вечеру и ждала, когда он вернется после антракта ко второй половине программы. Это был Малер, и оба мы уже знали, что аудитория слушателей бессмертной Первой симфонии будет мала. Потом мы узнали, что случилось. Первой нам рассказала костюмерша Эми. На самом деле, она не "одевала" меня, а проявляла заботу. Присматривала за Гварнериусом, когда я ненадолго оставляла его; проверяла, нет ли пятен и складок на концертной одежде; следила, чтобы в кармане музыкальной сумки всегда лежали тампоны. Она делала все это - и еще одно: она разгоняла подозрения моего мужа, когда я была вместе с Домом. Кроме того, она рассказывала все новости, даже самые неприятные... особенно, неприятные. Все шокирующие закулисные впечатления этой ночи большей частью были ссорами, но она пробилась к нам и передала услышанное по секрету. - Найла! - застонала она. - В Альбукерке заварушка! Альбукерк находился рядом с Сандией. Там же Доминик! Я оступилась, колени ослабли... Слави успел подхватить меня за одну руку, а Эми подхватила другую руку и скрипку. - А Дом? - простонала я. - О Найла! - рыдая, сказала Эми. - С ним - самое ужасное! Мужчина по имени Доминик Де Сота вспотел, продираясь сквозь камыши, которыми заросло старое водохранилище, и оторвался от своей работы. Ему померещилось, что на востоке, на место Чикаго, загорелся яркий оранжевый свет. Это не было обманом зрения. Там действительно сверкали низкие облака, освещенные далеким сиянием. Доминик выпрямился, вглядываясь в даль. Что это светится на горизонте? Там были белые и красные струи: белый свет, отдаляясь, становился красным. Это было так, словно бы здесь возникли автомобили... Но мгновенно лучи исчезли, и Доминик снова остался один в душной ночи. Возвратившись к своему занятию, открыл последнюю ловушку. Там находилась чья-то ангорская кошка - шипела и выгибалась дугой. Она не была ни большой, ни мясистой, но де Сота был рад видеть и ее, так как это был ужин... АВГУСТ, 23, 1983 г. ВРЕМЯ: 8.20 ВЕЧЕРА. МАЙОР ДЕ СОТА, ДОМИНИК Р. То, что первым же пленником я захватил самого себя, было чистой случайностью. Правда, рано или поздно я бы увидел Дома Де Сота - все мы знали о существовании двойников. Вполне вероятно, что "я" (мой пленник) сделал "мне" (захватившему его) одолжение - потому что одна из причин того, что я получил командование штурмовой группой, - это то, что здешний Доминик являлся сенатором. (Сенатор! Как это могло произойти? Почему в этом времени я забрался так высоко, а в собственном надолго застрял в чине полевого офицера? Но положение этого Де Сота поможет продвижению по службе...) - Они готовы, сэр! - сказала сержант Самбок. - Хорошо! - произнес я и пошел за ней. У меня не было времени думать о грамматических играх, в которые нам приходилось играть - "я" следил за "мной", "они" были "нами". Я не имел времени удивляться - раз или два я подивился раньше: курьезному стечению обстоятельств в жизни иного Доминика и моей собственной. Наши судьбы были потрясающе различны. Мы были Доминик Де Сота в разных временах. У технических советников не осталось времени для подобных вопросов, ведь я интересовался у них об этом. Все, что они говорили, исключая математику, было невнятным бормотанием. Но мы - Доминики Де Сота - имели общие гены, одинаковое отрочество (по крайней мере, в отдельных моментах), мы читали одинаковые книги и смотрели те же самые фильмы. Конечно, были помещены в одни и те же тела. - Направо, сэр! - подсказала сержант, и я прошел в операционный центр Кэтхауза, как интересно назвали эти люди свой собственный проект параллельных времен. Лейтенант из корпуса связи произнесла: - Еще тридцать секунд, майор! - Хорошо, - сказал я и сел за стол. На нем было пусто, без сомнения, научный шеф был предусмотрительным парнем. Здесь был только микрофон, соединенный с передатчиком помощника лейтенанта. Я проверил ящики: заперты, но счет шел на секунды. - Начинаем, сэр! - громко сказала сержант Самбок и улыбнулась сквозь маскировочный грим. Я начал. - Леди и джентльмены! - произнес я в микрофон. - Меня зовут Доминик Де Сота! Обстоятельства принудили нас к необходимости предупредительной акции в районе базы Сандия и ее окрестностей. Для вас это не является опасностью. Через час мы начинаем телевещание с местной станции. Все сети должны быть готовы принять прямую трансляцию. Я взглянул на лейтенанта. Она провела рукой по шее. Капрал из замыкающей группы передвинул переключатель, и я завершил передачу. - Увидимся позже, майор! - сказала лейтенант и ушла со своей командой из комнаты. Я откинулся на спинку кожаного кресла. Эти люди хорошо устроились, на стене роспись, на полу ковер. - Как прошло, Найла? - спросил я. Она улыбнулась. - Просто великолепно, майор! Когда уйдете в отставку, поступайте работать на радио! - У меня слишком большой рост для этих дешевых радиоприемников! - ответил я. - Вы уже сообщили Так-5, что мы захватили это здание? - Так точно, сэр! Так-5 ответил "Отлично сделано, майор Де Сота!" Продолжается штурм следующих шести зданий. Очищена целая зона. - Заключенные? - Мы соорудили лагерь на автостоянке, охраняют капрал Гаррис и трое мужчин. - Отлично-отлично! - сказал я и снова дернул ящики. Обследовав всю базу, я выяснил, что ученый вместе с ключами находился в городе. Вот такие дела! - Откройте, сержант! - приказал я. Сержант Самбок внимательно изучила замок, оценила возможность рикошета, потом разместила дуло карабина в нескольких дюймах от замка и выстрелила. Пули двадцать пятого калибра завыли в комнате. Ящики открылись без труда. Внутри них был обычный беспорядок, который вы найдете в любом мужском столе, но среди барахла находились блокноты и досье. Без сомнения, это пылится давно, но доктор Дуглас хотел взглянуть на их работы. - Дневального! - крикнул я. Сержант Самбок кивнула, и из коридора выскочил рядовой. - Возьмите эти материалы в очередную вылазку через портал! - приказал я, жонглируя плоской золотой зажигалкой с выгравированной надписью: "Клуб Хэйр, озеро Тао". Прекрасный трофей, но я положил его на место и задвинул ящик. Мы не были грабителями. Сержант Самбок стояла в дверях и что-то хотела сказать. - Что-то еще, сержант? - Рядовой Дормейер в самовольной отлучке! - сообщила она. - Дерьмо! В боевых условиях нет самовольной отлучки. Если морской пехотинец уходит, это называется дезертирством! Черт возьми, кто-нибудь должен узнать, где он! Найдите, я хочу его видеть! - Будет сделано, сэр! Я позабочусь лично! - Она была более чем согласна с моими словами. - Хорошо! - сказал я. - Даю десять минут на поиски! Встречаемся в точке десанта! Моя штурмовая группа двигалась одной из первых, и мы взяли свои объекты. Сейчас на базе насчитывалось на три сотни десантников больше, и я ждал телевещания. Телецентр в Альбукерке не был захвачен, и мы использовали кабельную сеть. Я направился в подвал: раньше его использовали в качестве тира, но, когда туда вошли наши разведчики, подвал пустовал. Для нас это было просто идеально! И прежде чем кто-нибудь узнал про нас, мы сумели переправить всю группу. В их времени, как и в нашем, Сандия являлась старой военной базой. Но, в отличие от нашей, плохо укрепленной. Она была громадной и простиралась на квадратных милях пустыни, окруженная колючей проволокой. Тем не менее, в Сандии было развернуто немного отрядов: периметр больше охранялся электроникой, чем людьми - посты располагались вдоль ограждения через каждые четверть мили. Правда, коменданту базы это казалось изобилием защиты. Кроме парашютного десанта (который можно засечь радарами), не было другого пути, чтобы враги проникли за проволоку незамеченными... кроме нашего, если бы они пришли изнутри. Когда я спустился, в подвале на стене уже висела карта базы - контролируемые участки обведены красным карандашом. Кэтхауз и казармы морских пехотинцев, штаб, коммутатор связи и радиостанция. На данный момент все было захвачено нами. Несколько отрядов, охранявших эти объекты, оказались никуда не годными и попали в плен. Продолжали прибывать новые группы, в них не было нужды, но иметь их было не лишним: что, если остальные части, вопреки всякой логике, будут сопротивляться? Яркие прожектора, размещенные вдоль стены, освещали колонны солдат, появлявшиеся из ничего. Они поднимались по лестнице, выстраивались около стены и, возглавляемые офицерами и сержантами, уходили в бой. Это смотрелось довольно странно: находясь перед порталом, вы видите, как из плоскости являются по порядку пальцы ног, ступни, ноги, руки, животы и головы... Если бы вы стояли сзади, что бы вы ожидали увидеть? Кишки и сырое мясо? Внутренности перемещаемых солдат?.. Ничего подобного! Вы ничего не увидите. За прямоугольником портала - лишенная черт и света сплошная темнота. Впереди - только группы, выходящие из портала, и пыльные стены. - Майор! - это снова голос сержанта Самбок. Она огляделась по сторонам и прошептала: - Кажется я поняла, куда делся Дормейер... - Отлично работаете, сержант! - ухмыльнулся я. Она покачала головой: - На территории базы его нет! Каким-то образом он ускользнул отсюда и удрал в Альбукерк. Потому что он живет... он жил там. В Альбукерке, как я думаю! Не так хорошо, но это не ее проступок. - Вы правы! - произнес я, и это было на самом деле так. Для призванных Найла Самбок была безупречным солдатом. Очень забавно, что в гражданской жизни она учительница музыки, замужем за музыкантом, игравшем на клавесине. Она они были призваны по повестке. Многие резервисты озлоблены, но Самбок исполняла свой долг добросовестно. Поэтому, приняв командование, я запросил ее перевод в Чикаго. Тот факт, что она красотка, был не лишним, но я не портил своих подчиненных (только подумывал об этом время от времени). - Так-5 хочет переговорить с вами! Связь будет установлена через две минуты, - продолжала она. - Я это только что узнала. - Отлично! - сказал я. - У меня появилась идея: сходите к пленным и принесите одежду сенатора! Даже сержант Самбок удивилась: - Его одежду? - Исполняйте приказ, сержант! Нижнее белье можете оставить, но все остальное понадобится мне, даже носки. Быстрая вспышка понимания отразилась на ее лице. - Будет сделано, майор! - улыбнувшись, сказала она и ушла. А я стал ждать вызова от Так-5. Двухсторонняя связь через оболочки параллельных времен сложнее односторонней. Она блокировала портал и ослабляла энергетическое поле... Когда офицер из службы портала кивнул, я поднял трубку, и генерал Магрудер не заставил себя долго ждать. - Хорошо начали, майор! - рявкнул он. - Президент говорит то же самое. Он, конечно, внимательно следит за ходом операции. - Благодарю, сэр! - Вступаем во вторую фазу. Вы готовы к телетрансляции? - Так точно, сэр! - Собственно, имелось в виду, что я буду готов, когда Найла Самбок возвратится с одеждой. - Телестанция и микроволновые линии на контроле. Они начнут работу через полчаса. Лента с выступлением президента уже передана и готова выйти в эфир, как только, вы сделаете представление. - Вас понял, сэр! - Чудесно! - затем его голос изменился. - Сейчас о другом, майор: они как-нибудь отреагировали? - Нет, сэр, пока никак! Хотя я думаю, переговоры еще ведутся. - М-м-м! Здесь больше нет никаких незваных гостей? - Никаких признаков, сэр! - Смотрите в оба! - резко заявил он и дал отбой. Я знал тон его голоса: он был чем-то сильно испуган. Прошло полчаса. Я прошел через ночную пустыню с такими же звездами над головой, какие мерцали в моей собственной Америке, в телевизионную студию и почувствовал страх. Невдалеке патрулировал джип военной полиции, петляя фарами в темноте. Они подтормозили, внимательно осмотрели меня и нарукавную повязку десантной группы, затем повысили скорость и уехали, не проверив документы. Я мог быть одним из этих непрошеных посетителей: другим "мной", который где-то прятался. В таком случае я мог обмотать клочок зеленой материи вокруг рукава, они никогда бы не заметили разницы, а затем... Что бы сделал иной "я"? Это был страшный вопрос. До этого момента они только смотрели, но ничего не делали. Конечно, я не мог сказать, что военные полицейские небрежно относятся к охране, они не видели в этом большой необходимости. Мы захватили базу без одного-единственного выстрела, какое сопротивление могли оказать сонные часовые, потерявшие дар речи, когда их захватили наши отряды? И куда только катится Америка? Удивляюсь, как еще уцелела страна, если секретные базы охраняются горсточкой солдат регулярной армии? Если бы я поступил на курсы в Лойолу, кем бы я мог стать? Может быть, сенатором? Эту мысль я не позволял себе, пока не выполнена самая важная часть работы. Как и было обещано, на студии меня ждала сержант Самбок, держа в руках одежду сенатора. Я нашел раздевалку и переоделся. Он хорошо одевался, этот другой Де Сота: рубашка, галстук и носки, ботинки, брюки и пиджак - все было сделано из хорошей ткани или кожи. Покрой особенный - их мода отличалась от нашей, но я был рад почувствовать шелковистую рубашку и хрустящие отглаженные брюки. Они могли бы сидеть, конечно, лучше, не будь другой Доминик полнее меня на целый размер. Когда я вышел из раздевалки, сержант отпустила комплимент: - Прекрасно выглядите! - Что вы ему оставили? - спросил я, смотрясь в зеркало. По ее улыбке я понял ответ. В такой жаркий август в нижнем белье не должно быть холодно, но все же... - Выдайте ему мой запасной комбинезон! - отдал я приказ. - Он находится в сумке Би-4. - К счастью, этот комбинезон был великоват для меня, а ему, несомненно, в самый раз. - Будет исполнено, сэр! - сказала сержант Самбок. - Сэр? - Что еще? - Хорошо если вы поменяетесь одеждами, не произойдет ли путаницы? Я имею в виду то, что его можно принять за вас. Как я узнаю, кто есть кто? Я открыл рот, чтобы назвать ее глупой, но снова закрыл - она была права. - Хорошо, что вспомнили! - сказал я. - Я буду единственным, кто знает ваше полное имя, о'кей? - Так точно, сэр! Во всяком случае, он пока что в тюрьме, а вы нет. - Вот именно! - согласился я и понял, что мне не суждено знать, что произойдет через пару часов. Я желал, чтобы передо мной явился другой "я", я хотел сидеть и разговаривать с ним, слышать его голос и узнать, где разошлись наши жизни. Эта мысль пронизывала дрожью, но нетерпение такое, словно готовлюсь впервые принять наркотик или заняться сексом. Я жаждал этого. Но думать об этом не оставалось времени. Оператор изумленно пялился на мою модную гражданскую одежду, улыбаясь капитану. Все было готово или нет, но подошло время моего теледебюта. Скорей нет, чем готово они постоянно передвигали микрофоны, направляли камеры, выходили поболтать в холл, внезапно капрал, исполняющий обязанности режиссера, крикнул: - Готовьтесь, сэр! Мы начинаем! Он прослушал наушники и открыл счет: - Десять... Девять... Восемь... Семь... Шесть... Пять... Четыре... Три... В последние секунды он использовал руки: два пальца, один, затем палец уткнулся в меня, над камерой загорелась зеленая лампа, и я приступил к выступлению: - Леди и джентльмены! - сказал я в камеру. - Меня зовут Доминик Де Сота! И это было правдой, ведь я не говорил, что я сенатор Де Сота, хотя тот факт, что я носил его одежду, подразумевал именно это. - Происшедшее вызвано крайней необходимостью. Я прошу, чтобы каждый американец прослушал эту передачу с открытой душой и благородным сердцем, ведь все мы американцы! Леди и джентльмены! Я передаю слово господину президенту Соединенных Штатов Америки. И фотоны моего лица и шеи, костюма этого иного Доминика, его галстука и рубашки собрались вместе, влетели в камеру и вылетели уже как электроны. Как электроны, пробежали по кабелю студии к микроволновой тарелке-антенне на крыше, превратились в фотоны другой частоты; как радиосигналы, метнулись через долины к ретранслятору, прыгнули в воздух, потом на спутник, находившийся за тысячи миль в космосе, в один миг потекли к телевизорам всех Соединенных Штатов. Этих Штатов! Вся группа корпуса связи, хоть и носила военную форму, но в ее крови оставалось много гражданского. Резервисты, вызванные по повестке, почти все были профессиональными телевизионщиками. В комнате отдыха, рядом со студией, они устроили себе небольшие гражданские удобства: сварили кофе и разрезали кекс: кто-то успел обчистить местную гарнизонную лавку. Я налил себе чашку кофе, слушая доносившийся из монитора голос президента Брауна: "...как президент Соединенных Штатов, заявляю вам, кто тоже является президентом США, и всему американскому народу... - Он смотрелся взволнованным и хорошо отрепетировавшим речь, написанную специально для него. - ...в этот исторический момент, когда все мы стоим перед лицом страшного деспотизма, захватившего мир... узы крови и всеобщая приверженность принципам свободы и демократии..." И так далее без передышки. Это был довольно хороший спич, казалось, я заранее знал весь текст. Но в речи не было отмечено одного важного факта: мы полностью контролировали положение. Этот же голос исходил и из комнаты контроля, я поставил чашку и заглянул внутрь. Здесь был не один, а дюжина мониторов, почти все они показывали важное лицо президента, говорившего те же самые вещи. Но несколько экранов показывали и другие лица, серьезные и даже более напыщенные: Джона Ченкелора, Уолтера Кронкайта и несколько незнакомых. Они уже комментировали события. Я поразился, пока не вспомнил, что президентское выступление длилось только четыре минуты. Оно повторялось телецентрами, и некоторые уже среагировали. Я посмотрел на часы: полночь по местному времени. Значит, в городах восточного побережья уже два часа, но я сомневаюсь, чтобы многие в этот момент спали. Граждане Калифорнии могли настроиться на свои ночные новости и получить неожиданные известия. Мы поступили верно: почему они должны быть счастливыми, когда мы стоим перед ужасной борьбой за свободный мир? Но даже командир десантной группы должен когда-нибудь спать. Я спал почти пять часов. Когда же я проснулся, уже пахло беконом и кофе. Капрал Гаррис поднес блюдо. - Примите комплименты от сержанта Самбок, сэр! - он улыбнулся. - Ночью мы захватили офицерский клуб. Яйца были совсем холодные, зато кофе горячий и крепкий. Это было что надо! Вначале я заглянул в студию, к военным техникам присоединились несколько гражданских: пожилая женщина, молоденькая и бородатый мужчина неопределенного возраста. Я остановил капитана корпуса: указал на штатских и приподнял брови. - Эти? - сказал он. - Это ученые, майор! Во всяком случае, они так сказали. Пропуска надежны. - Чем занимаются? Он пожал плечами. - Они не говорят, что проверяют реакции на сообщение президента. Что-то типа изучения политики... вы не знаете о такой штуке? Я не знал. - Во всяком случае, - угрюмо продолжил он, - здесь чертовски мало того, что изучать, они ведь получили от нашего президента только надутое дерьмо! Новостей, которые я ожидал услышать, не было. - Свяжитесь с Так-5! - добавил он, подумав, но я уже возвращался в Кэтхауз. После горячей пустыне база казалась приятным и безмятежным местом, но я не успокоился. Сухой, как воздух, я изнемогал в своем комбинезоне (возможно, я уже не буду так щедр со своими запасами) и начинал ощущать тревогу. Генерал Магрудер, Крысья Морда, был там, где вы обычно находитесь в семь утра, а именно, спал. Но меня соединили с полковником Гарлечем, он был настроен не очень дружелюбно. Когда я спросил про штатских, он буркнул мне под нос полдюжины крепких слов. - Они имеют разрешение, а дальше не ваше дело, майор! - огрызнулся он. - В каком состоянии база? - Все спокойно, сэр! (Надеюсь, что это было так, ведь я еще не заглядывал к своим ребятам.) Признаков реакции не наблюдается. - Нежданные гости? - Никаких донесений, сэр!.. Сэр! Можно вас спросить о докторе Дугласе? Хриплый смешок. - Он сидит в своей палатке под усиленной охраной и никак не может прокакаться. Как описывает положение противник? - Не совсем ясно, сэр! Они по-прежнему повторяют речь президента Брауна. Все идет чисто и громко. Собственно, полковник Гарлеч не произносил слова "прокакаться", он просто издал приглушенный шум с понятным смыслом. Гарлеч был одним из отчаянных воинов Магрудера - все знали, что они думают о президенте. Они решительно были против плана захвата... пока шефы сверху не дали понять, что имеется много тюрем для обсуждающих необходимость обороны Соединенных Штатов. После того как я закончил разговор по межвременному телефону, я подумал, что неплохо было бы вернуться в студию и побеседовать с политологами. Было бы интересно услышать их мнение о том, почему такое активное общество Штатов, как наше, получило мягкотелого президента Джерри Брауна, а другое, жирное и ленивое, огнедышащую госпожу Рейган... Но я солдат, а не ученый, и у меня были дела и поважнее. Я вызвал капрала Гарриса и, когда его голова появилась в дверях, приказал сходить в тюрьму и доставить пленного сенатора. Он сидел в моем комбинезоне и слишком походил на меня, когда я попадаю в затруднительное положение. Я не мог не смотреть на сенатора. Он, в свою очередь, внимательно изучал меня. Он не был напуган. По крайней мере, таким он не выглядел - сенатора можно было назвать чуть-чуть обиженным и, главным образом, любопытным. Это качество меня радовало больше всего. - Вы ловкий проныра, Доминик! - сказал я ему. - Скажите, что должно случиться! Прежде чем ответить, он потянулся: сенатор был сонным, а тахта ученого к тому же была неудобной. - Вы имеете в виду, как должна отреагировать на вооруженное вторжение президент Рейган? - переспросил он. - Этого нельзя предвидеть?! - Вся затея бесплодна, Доминик! Что вы хотите извлечь из всего этого? - Мир! - сказал я, улыбаясь. - Победу! Триумф демократии над тиранией! Конечно же, я имею в виду не вас, а наших общих врагов - русских! Сенатор поразился: - Дом! У меня нет русских врагов: в моем мире они ничего не значат... Русские погибли бы, сага бы мы не помогли им после атомной заварушки с Китаем. - Вы должны были дать им сдохнуть! Он с неприязнью вздохнул: - Вы явились без предупреждения и захватили нас! - Он пожал плечами. - Это вы должны объяснить, что происходит! Вы делаете свою игру? - Все идет как надо, Дом! - сказал я и улыбнулся. - Вы увиливаете от ответа, на большее вас не хватит. Сенатор промолчал, а я попытался быть более дружелюбным. - Это наша страна, за каким барьером мы бы ни находились? - убедительно произнес я. - И нам следует объединиться, так как наша цель одинакова - процветающие Соединенные Штаты Америки. Правильно? - Чертовски сомневаюсь в этом, Дом? - сказал он. - О Дом, продолжайте! Вы можете точно так же спрашивать и меня... Кстати, как ваша предстательная железа? Он удивился: - О чем вы говорите! Я еще слишком молод, чтобы она меня беспокоила. - Да? - сказал я. - Так я и подумал, когда мне это сказали. - Но проверить не будет лишним. Он покачал головой. - Де Сота! - сказал сенатор более смело и решительно, чем я, окажись я на его месте (к моему удовлетворению, ведь я думал, что и я поступил бы так же). - Давайте без нелепого дерьма! Вы захватили нас предательским образом - это довольно грязная штука! Почему вы решились? Я заулыбался. - Потому что мы здесь! Разве вы не знаете, как делаются подобные вещи? У нас возникли проблемы, и однажды мы увидели рациональное решение... Когда вы получаете технологию, вы ее используете, - мы так и поступили! - Я не говорил, каким образом нам удалось получить технологию, ведь это, в конечном счете, не совсем уместно. - Видите ли, дружище, вы столкнулись с такой ситуацией, которая не должна служить предметом разговоров. Наш президент скажет вашей Рейган, чего мы хотим, а потом мы уйдем, и все закончится. Он взглянул на меня обжигающим взглядом: - Вы ведь не верите в это, правда? Я пожал плечами: мы знали друг друга слишком хорошо. Я понимал, что однажды мы будем использовать их линию времени в своих интересах, и нам не хотелось уходить. Здесь мы всегда сумеем подстроить для своих врагов небольшие пакости. Но к сожалению, это было делом далекого будущего. Я сказал: - Вернемся к вопросам... Сможет ли госпожа Рейган договориться с нашим президентом без применения силы? Ведь в моем времени она и Джерри Браун находятся в не совсем дружественных отношениях. - Что из этого? Она сделает то, что потребуется, она ведь давала присягу защищать Соединенные Штаты. - Да! Но вопрос только в том - какие? - поинтересовался я. - Наш президент дал точно такую же клятву, и он держит ее... Неохотно, ведь он был тряпкой... - Но я не произнес это вслух. - ...Будет лучше, если ваша Нэнси выполнит требуемое... Вы можете предложить другое? У нас сила? Вы хотите, чтобы мы подбросили в Белый Дом сибирскую язву? Или оспу-Би в Таймс-сквер? - Я рассмеялся, глядя на его выражение. - Как вы полагаете, мы только говорим о водородных бомбах? Нам бы не хотелось портить слишком много хорошего имущества... - Но биологическое оружие... - он запнулся. Наверное, он хотел сказать, что оно запрещено международными конвенциями или что-то в этом роде. Я пояснил: - После Салт-2 мы используем все! Когда-то мы отказались от атомных бомб и стали работать с другими средствами. - Что за Салт-2? - спросил он, и сразу же: - Нет, черт с этим, я не хочу от вас уроков истории! Я хочу только одного, чтобы вы уматывали к дьяволу, откуда пришли, и оставили нас в покое! Сомневаюсь, что вы сделаете это! Если вас не интересует мое мнение, то меня от вас тошнит! Он был сущим злым дьяволенком! Я почти гордился сенатором... и был взбешен. - Вы собачье дерьмо, Доминик! - крикнул я. - Вы хотели сделать то же самое! Так или иначе, почему вы работали над проектом Кэтхауз! - Потому что... - он осекся. Его выражение говорило само за себя. Де Сота сменил тему. - У вас не найдется сигарет? - спросил он. - Я бросил курить! - с удовлетворением откликнулся я. Раздумывая, он кивнул. - Я не верил, что эта штука сработает! - произнес Де Сота, сенатор. - Но вы старались мой мальчик, разве не так? Какая здесь разница? Мы не делаем ничего такого, чего не сделали бы вы, если бы закончили исследования раньше. - Подумаю! К его чести, он не сказал, что это неправда. - Вы поможете нам? - нажимал я. На этот раз - не сомневаясь в ответе. - Нет! - Может быть, этим вы спасете множество людей! Он сказал: - Я не сдаюсь, Дом! И уверен, что несколько американских жизней не стоят миллионов русских. Я изумленно посмотрел на него возможно ли, чтобы я (в любом воплощении!) мог быть таким придурком? Но сенатор не выглядел дураком. Он наблюдал за мной, откинувшись в кресле, и вдруг показался выше и более самоуверенным. - Что это вы так испугались, Доминик? - ехидно поинтересовался он. - С чего вы взяли? Он объяснил: - Говорите так, словно беспокоитесь о чем-то, но не хотите это показывать. Мне кажется, я догадался, что вы опасаетесь другого Доминика! Не так давно он крутился поблизости и что-то вынюхивал. Кажется, он знал о вашем вторжении. На вашем месте я бы встревожился, кто он и что ему нужно? Я понял, что это было самым важным его секретом. Я никогда не был марионеткой в чьих-то руках, даже в образе сенатора. Он догадался, что тревожило мое сердце или одного из нас. Я медленно признался: - Он из паравремени, Дом! - Я уже понял это! Он приходил к вам? - Нет! Не совсем он! Я захотел рассказать ему о нашем посетителе, который сидел сейчас под охраной на другой стороне портала и потел от страха, что его найдут и сделают бо-бо за то, что он помог нам развернуть портал. - Но у нас были непрошеные гости, может быть, много! - Продолжайте дальше! Я сказал. - Вы не слышали про отскок? - Что имеется в виду? - Я имею в виду "обратный прыжок". Когда вы переходите сквозь оболочку паравремен, в действие вступает закон сохранения и некоторые вещи совершают обратное перемещение. Он нахмурился: - Вы считаете, людей будет бросать туда-сюда? - Не только людей! Здесь все сложнее: это зависит от того, насколько сильно порвана оболочка. Иногда это может быть просто энергия... свет или звук, иногда перетекают газы или мелкие предметы. Например, пролетающие мимо птицы. Временами - что-либо крупнее. - Это случается и здесь? Я неохотно согласился: - Кажется, да, Дом! И не только здесь... Он поднялся из кресла и подошел к окну, я разрешил ему это и произнес через плечо: - Похоже, ваш народ действительно поймал птичку в небе, Дом! Я не ответил, он повернулся и посмотрел в упор. - Я хочу, чтобы вы достали мне сигарет! - раздраженно крикнул он. - Это успокаивает! Я немного подумал: - Почему бы и нет? Это ваши легкие! Я включил на столе внутреннюю связь, разобрался, какие кнопки соединяют с канцелярией, и приказал сержанту Самбок принести сигарет. - Так, продолжим! - сказал я. - Вы будете помогать нам? Он отрезал: - Нет! - Даже когда нет никакого риска? И даже когда ваша страна беззащитна против нас? - Вы получите по заслугам! - отчетливо заключил он и повернулся к дверям, когда вошла Найла Самбок с пачкой сигарет из армейской лавки. Мой дружеский "я" внезапно изменился. Черт возьми, что с ним произошло? Он смотрел на сержанта как на привидение. Я никогда еще не видел такого выражения изумления, гнева и жалости одновременно ни на одном человеческом лице... тем более, своем собственном. Человек по имени Доминик Де Сота сидел перед экраном. Его пальцы сновали по клавиатуре, развертывая и записывая изображения. Не отрывая от работы рук, он сказал в крошечный микрофон, загнутый около щеки: "Босс? В этом зашли еще дальше. Думаю, здесь больше не будет позвоночных!" АВГУСТ, 24, 1983 г. ВРЕМЯ: 09.20 УТРА. СЕНАТОР ДОМИНИК ДЕ СОТА Когда я возвратился в лагерь военнопленных - стоянку автотранспорта Джи-3, - я обнаружил, что пропустил завтрак. Куда-то делись шесть моих товарищей. Здесь еще была небольшая группа солдат с трафаретом "ВП" на спине, которые подбирали оставшиеся подносы из кафетерия. За ними присматривали другие военные - с зелеными повязками и автоматами... среди них и майор Де Сота. Но здесь не было нескольких гражданских, которые предыдущей ночью делили со мной кровать. Это опечалило моего конвоира, но не тревожило меня. Капрал втолкнул меня за ограждение и стал шептаться с другим охранником. Моим сознанием овладела Найла Боуквист. Я не знаю, как выразить словами то, что мое сердце разорвалось на части, когда я увидел свою любовницу в армейской форме со следами маскировочного грима на лице и с автоматом через плечо. Не узнавая, она смотрела сквозь меня. Теперь, когда у меня было время поразмышлять, я понял что это была Найла из их времени, точно так же, как там был другой Доминик Де Сота и, конечно же, другая Мэрилин (но за кем же она замужем у них?), иной Ферди Боуквист и остальные люди. Другой Доминик не был точно таким же, как я, и вряд ли иная Найла копировала Боуквист. Она не была известной скрипачкой. Носила короткую прическу, ее глаза менее накрашены. И у нее была другая одежда, армейская униформа. Моя Найла одевалась просто замечательно, а у той, не было выбора. Но как разрывало сердце из-за их схожести! Она не знала меня, точнее, знала меня как копию иного Доминика. Увижу ли я когда-нибудь свою собственную Найлу? Тогда я буду очень удивлен. Здесь я был в центре невероятных и леденящих душу событий, и мои мысли переполняла женщина, с которой я состоял в близости... - Заключенный Де Сота! - гаркнул капрал, и я осознал, что он махнул мне рукой. - Пошли! Ваши парни не здесь, и я забираю вас на сборный пункт! - Где это? - Но вместо ответа я получил неприятный удар прикладом. Это было совсем недалеко. Мы просто прошли через Кэтхауз в офицерский клуб. Я уже был здесь. Это - нечто вроде холла, где служащие могли посидеть за чашечкой кофе и краткой беседой, спокойно перечитать свои рапорта. Здесь все было, как всегда, вот только десять человек присутствовали тут не по своей воле. Два штатских ученых ходили туда-сюда и свирепо смотрели в окна. Полковник Мартино сидел и беседовал с женщиной, в которой я признал математика из Ай-Ти-Ти - а следовательно, одну из моих избирательниц. - Доброе утро, Эдна! - кивнул я. - Привет, полковник! Это было так, словно я просто заглянул за кока-колой и ничего страшного не произошло. - Мы удивлялись, куда вы запропастились! - сказал полковник. - Меня допрашивал этот омерзительный майор, и я опоздал на завтрак. - Если у вас есть хотя бы двадцать пять центов, справа около холла торговый автомат. Часовой пропустит. Охранник очень смахивал на Герберта Гувера. Я не пошел за едой, это сделала за меня доктор Валеска. Безалкогольный напиток и пара твинки, конечно же, не еда, но, по крайней мере, наполняет желудок. Забыв же свои привычки, полковник Мартино обошел комнату посмотрел в окно (помотал головой: снаружи вооруженная охрана), проверил другую дверь (закрыта) и поднял телефонную трубку (отключен). Потом он сел и стал наблюдать за моей едой. - Всех нас допрашивали! - произнес он. - Кажется, больше всего, их интересовали вы, по крайней мере, вашего двойника. Это интересно! - Меня допрашивал Де Сота, - промямлил я ртом, полным крема. - Я не вижу вреда в том, чтобы рассказать им то немногое, что я знаю. Разве я мог всучить им не мои имя-должность-и-номер-серии? Он посмотрел на меня, будто пораженный молнией. Не могу себе представить, как он был раздражен. - Я думаю, что все мы играем в одни ворота, сенатор! - успокоил он меня. Я ухмыльнулся. Эдна Валеска села на тахту рядом со мной и подключилась к разговору. - Есть хорошая новость, - мрачно проговорила она, - проект Кэтхауза сработал! И есть плохая: они использовали его раньше нас. И еще более плохая весть: вероятно, сюда запутана, по крайней мере, еще одна линия времени. Других объяснений я не вижу. - Кажется, это действительно так! - согласился я. - Но кто же те, другие? - Иисус Христос? Такие вещи не для меня! - улыбнулась Эдна. - Кто же еще? - В конце концов, это ваш проект! Что же делать, если даже вы не знаете, что происходит? - Я сказала, что Христос здесь ни при чем, а не то, что не понимаю это! Часть, во всяком случае... Она поймала мой взгляд и угостила сигаретой. - Например! - произнесла она, чиркнув зажигалкой. - Мы довольно много узнали о линии времени наших захватчиков, где вы - армейский майор! - Мы знаем? - Да, конечно! Они вторглись к нам, потому что хотели напасть на своих противников через черный ход - так же, как собирались сделать и мы. - Доктор Валеска! - возразил я. - Мы не готовились к этому! Миссией Кэтхауза было изучение вероятностей. У нас не было оперативных планов! Она равнодушно пожала плечами, словно это было несущественно. - Есть другой факт! Хотя они и обогнали нас в пересечении времен, существует еще одна линия, где зашли еще дальше! Они заслали первого Доминика Де Сота. Я отметил, что нас слушали не только находившиеся в комнате, наш охранник также навострил ушки. Хорошо, может быть, мне удастся прочитать что-нибудь по выражению его лица? - С чего вы взяли? - спросил я, поглядывая на часового. - Потому что другой народ - назовем его "популяцией-1" - смог перенести человека сквозь время и вытащить его с другой стороны. Я не думаю, чтобы "популяция-2" - агрессоров - могла сделать это. Нахмурившееся лицо часового указало, что это весьма правдоподобно. Могу сказать, что и Эдна Валеска заметила его. - Так что, - заключила она, - в эту игру играют и другие? - Значит, мы можем найти в них союзников, - с надеждой сказал я. - Популяция-1 может захватить, как нас, популяцию-2! Теперь охранник уже пугливо таращился на нас, и тревога на его лице была утешительна. Мы беседовали о таких вещах, о которых он не смел и думать. Я повернулся и улыбнулся ему. Недоразумение! Он рассердился и отвернулся, на его лице больше не было никакого выражения. Но это только доказывало нашу правоту. - С другой стороны, - сказала Эдна Валеска. - Если популяция-1 собиралась помочь нам, у них была возможность предупредить, но они не воспользовались ею. Это, в достаточной мере, была правда, я и сам начинал расстраиваться не меньше охранника. - Что нам известно о захватчиках? - спросил я. - Их самый главный враг - Советский Союз! - Да, думаю, это действительно так! - произнес я. - Но я с трудом верю в это. После ядерной войны, когда, разбомбив Москву и Ленинград, Китай обезглавил... - Правильно, Дон! - в разговор вступил полковник. - Но в их времени этого не произошло! Мы узнали это, проанализировав их вопросы. У Советов была только одна внешняя война - кажется, около 1940 года. Они напали на Финляндию, и тут вмешались немцы... - Немцы? Мартино кивнул: - У них не было революции. Власть захватил какой-то Гитлер, и война оказалась очень жестокой. Русские победили. После войны Советы оккупировали большую часть Восточной Европы, объединив ее под властью своего лидера - Иосифа Сталина... В это мало верилось. - Подождите минуту! Я знаю, кто такой Сталин! Он управлял их страной, пока не был убит. Его внук, собственно говоря, мой приятель. Мы играли с ним в бридж. Он является русским послом в Соединенных Штатах. И он чудесный парень! - закончил я, не ожидая упоминания о Найле Боуквист. Соблюдая осторожность, я взглянул на охранника, он определенно прислушивался. - Старик Джо, - продолжал я, - был убит подпольным грузинским сепаратистом. А английская забастовка перелилась в революцию. Англичане пошли социалистическим путем и продолжают идти. Хозяином России стал Литвинов, потому что имел хорошие связи с Британией (у него жена - англичанка). После 1960 года в Германии вспыхнула контрреволюция, и произошло восстановление кайзеризма. Теперь и они, и японцы - наши основные противники... Я замолчал, охраннику я надоел, не говоря уже об Эдне и полковнике. Мартино покачал головой. - В их времени этого не случилось! - сказал он. - По крайней мере, в последние тридцать лет у них остались только две сверхдержавы: русские и американцы. Они победили остальных конкурентов. Нашему охраннику это не просто осточертело: он больше не слушал нас. Около офицерского клуба что-то происходило, и он наблюдал. Мы то и дело бросали косые взгляды, чтобы посмотреть на реакцию нашей живой лакмусовой бумажки: когда реакция прекратилась, беседа заглохла. - Черт возьми! - произнес без особых дополнений младший научный сотрудник и пожал плечами. Эдна Валеска злилась: - О дьявол! Мой муж такой ревнивый! Он не хотел, чтобы я работала в ночную смену... Я так хочу сказать ему, что он оказался прав! - Согласен! - поддержал я. Полковник кивнул: - Моя жена хотела того же... или, чтобы я мог в любое время позвонить ей. Штатским это трудно, я знаю. Держу пари, Дом, что и вы беспокоитесь о своей супруге! - Что? Ах да, конечно! - согласился я и ничего не добавил. Действительно, я тревожился и за нее тоже. В полдень нас накормили снова. Консервированные спагетти и фрикадельки из запасов офицерской кухни, молоко и вполне приличный кофе. - Кормят как на убой! - уныло сказал один из ученых, но в этот момент в комнату вошел новый охранник с автоматом, сопровождающий Найлу-сержанта. Кроме нее, вошли двое более вооруженных конвоиров. Она оглядела нас и заявила: - Если вы покончили с кофе, мы готовы предоставить вам более удобное помещение! - Где это? - поинтересовался Мартино. - Совсем рядом, сэр! Если можно, побыстрее, пожалуйста! - голос принадлежал Найле. Думаю, "пожалуйста" в таких условиях звучало просто замечательно. Пехотинцы направили на нас свое оружие. Неважно, кончили мы с кофе или нет, мы двинулись. Нам в самом деле не пришлось далеко идти. Когда мы вышли из клуба, жара пустыни ударила нам в лицо, но ненадолго. Мы прошли по пустынной улице базы, через дверь Кэтхауза и спустились в большой подвал. Когда-то здесь находилось стрельбище. Теперь подвал заполнен захватчиками с зелеными повязками, здесь же были какие-то механизмы, выкрашенные в защитный цвет, напоминающие генераторы, но с тяжелыми змеями кабелей. От них доносились дизельное гудение... и высокий прямоугольный экран, невыразительный и черный как смоль. Так я в первый раз увидел портал, мне не говорили, что это такое. Это была просто темнота, висящая в воздухе, достаточно большая, чтобы заполнить комнату. Это было ужасно. Полковник Мартино не выдержал: - Сержант! Я желаю знать, что вы хотите сделать! - Безусловно, сэр! - согласилась она. - Как старшему по званию я обязана объяснить: это для вашей безопасности, сэр! - Вы собачье дерьмо, сержант! Она согласилась: - Так точно, сэр! - И ушла, не дав ответа на вопрос, а охранники на все наши вопросы отвечали ударами прикладов. Я проследил за ней: Найла направилась туда, где стоял мой добрый старый двойник Доминик и какой-то странный человек. Его лицо было неуловимо знакомо, к он, думаю, был гражданским, переодетым в форму, у него не было знаков отличия и зеленой повязки. Но он не был и пленником, потому что стоял перед высокой консолью, регулируя оборудование. Майор Де Сота внимательно наблюдал за ним; тут же стоял солдат с карабином. Его охрана? А если он не один из нас и нуждается в охране, тогда кто же он? Найла-сержант, получив приказ от "меня"-майора, кивнула и вернулась к нам. - Вы пойдете через минуту! - сказала она. - Продолжайте, сержант! - огрызнулся полковник. - Я требую, чтобы вы сказали, куда забираете нас. - Разумеется, сэр! - сказала Найла. - Офицер все вам объяснит! Приступ гнева у полковника прошел. - Вы Найла Христоф, не так ли? - весело спросил я. Момент неожиданности. В первый раз она посмотрела на меня как на человека, а не как на мешок мяса, передвигающийся по ее воле. Карабин примерз к рукам: он не был направлен на меня, но требовалась только четверть оборота, чтобы попасть мне в живот. - Это моя девичья фамилия! - осторожно согласилась она. - Вы разве знакомы со мной? - Я знал одну из вас в моем времени, - сказал я и улыбнулся. - Она моя... подруга, кроме того, знаменитая скрипачка. Она удивленно посмотрела на меня, услышав слово "подруга", но напряглась, когда я произнес "скрипачка". Более внимательно осмотрев меня, сержант метнула быстрый взгляд на майора - и снова на меня. - Да что выговорите! - изумилась она. Я пояснил: - Зукерман. Рикки. Христоф. На сегодня это три лучших скрипача мира! Этого мира... Прошедшей ночью Найла выступала с Национальной симфонией перед президентом Соединенных Штатов. - С Национальной симфонией? Я кивнул. - О Боже! - воскликнула она. - Я всегда мечтала... вы проклинаете меня, мистер Де Сота? Я покачал головой. - В моем времени вы замужем за торговцем недвижимостью в Чикаго. Прошлой ночью вы исполняли скрипичный концерт Гершвина, дирижировал Ростропович. Два месяца назад ваша фотография была на обложке "Пипла". Она одарила меня взглядом, немного озадаченным, немного недоверчивым: - Но Гершвин никогда не писал концертов для скрипки, - сказала она. - И что такое "Пипл"? - Это такой журнал, Найла! Вы знамениты! - Это правда, сержант! - подтвердил полковник, внимательно прислушивающийся. - Я сам слышал, как вы играли. - Да? - она по-прежнему сомневалась, но была как зачарованная. Я кивнул. - Как насчет этого, Найла? - спросил я. - Вы играете на скрипке? - Я учу этому! Учила до призыва в армию, во всяком случае. - Вот видите! - сияя, воскликнул я. - И... - И это закончилось. - Сержант Самбо! - сказал стоявший у экрана капитан. - Приготовьте их! Это был конец. Она занялась делом, моя Найла. Если она и смотрела на меня, это был безличный интерес молотобойца на бойне, который управлял восхождением к смерти. - Пойдемте, пожалуйста! - сказала она всем нам, но в этот момент "пожалуйста" ничего не значило. - Послушайте, сержант! - начал полковник Мартино, но она дернула карабином. Полковник взглянул на меня и пожал плечами. Мы двинулись в путь, выстроившись в одну шеренгу вдоль желтой линии, недавно нарисованной на полу. Местами она была еще липкой, тянулась к зловещей тьме, так напоминая линию ожидания в аэропорту. Капитан следил одним глазом за нами, другим - за смутно знакомым штатским. - Когда я скажу, - произнес он, - вы должны по одному пройти через портал. Ждите, пока вас не позовут! Это очень важно! Вы найдете на другой стороне точно такую же разметку - ни о чем не беспокойтесь: вам поможет наш персонал с другой стороны. Помните, проходить строго по одному! - Капитан! - полковник Мартино сделал последнюю попытку. - Я требую!.. - Прекратите! - сказал капитан не грубо, а так, словно вы вмешиваетесь во время неотложной работы. - У вас будет возможность предъявить претензии на той стороне... сэр! Слово "сэр" он добавил после некоторого раздумья. Тон ясно доказывал, что все это несерьезно. Капитана более интересовало, что скажет стоявший у консоли гражданский. Он и на самом деле был очень любопытным: несомненно, он делал что-то вроде комплексной коррекции балансировки. Было похоже, он старался удерживать красную точку на одной шкале, точно напротив зеленой на другой. Когда красная точка удалялась, он поворачивал ручку, до тех пор, пока она не возвратится на место. Когда они совместились, он крикнул через плечо: - Видите их? И доктор Валеска, выглядевшая так, будто молилась, бросила нам через плечо умоляющий взгляд, задрожала и шагнула в темноту, где просто растворилась. Оставшиеся разом перевели дух. - Следующий? - крикнул капитан. И туда же последовал полковник Мартино. Тьма поглотила его, оставив не больше следов, чем при уходе Эдны Валески. Следующим был я. Тогда я стоял уже не более чем в шеста футах от загадочного штатского. Он резко обернулся. И я узнал его? Тощий, более беспокойный, но все же тот самый человек - никаких вопросов. - Лаврентий! - воскликнул я. - Вы посол Советского Союза Лаврентий Джугашвили? Его охранник вскинулся: - Ты что, с ума сошел? Не беспокой доктора Дугласа! Доктор раздраженно посмотрел на меня. - Моя фамилия не Джугашвили! - сказал он, повернувшись к монитору. Он дернул ручку настройки, прежде чем сделал знак капитану. - Но это фамилия моего деда! - прибавил он, когда я сделал шаг в темноту. Когда я был ребенком, я много мечтал - и мои фантазии концентрировались на двух объектах. Первым объектом были космические путешествия, вторым был секс. Основной причиной того, что я хотел стать ученым, было то, что я мог бы посещать иные миры. Я никогда не оставлял этой надежды, просто она медленно испарилась с годами. Другую фантазию я не оставлял никогда. У меня была самая лучшая коллекция непристойных книг. Порносеансы тогда еще не были легальными, но были места, где за два доллара вы могли пройти в комнату с платным кинопроектором и посмотреть грубые черно-белые фильмы Тайдхуаны и Гаваны (длительное время я был убежден в том, что мужчина не мог заниматься любовью с женщиной, иначе чем в черных чулках и в маске). Я обменивался своими фантазиями со сверстниками из шахматного клуба и теннисной команды. Каждую ночь, когда ложился спать, я воображал сценарий идеального соблазна: тонкая ткань женской ночной рубашки, пьянящая прохлада постели, шелковая простыня... Потом наступило четвертое июля. Пегги Хофстадер! Ее дом находился около озера. Мы стояли вдвоем на крыше и наблюдали фейерверк. Я умудрился тогда выпить две бутылки теплого, отвратительного на вкус пива. И когда фейерверк взорвался, заполнив все небо, я ощутил, как рука Пегги тянется к моему члену, и понял, что меня провоцируют. Фантазия внезапно стала реальностью. Без всякой подготовки я исполнил дебют, делал то, что сделали бы и вы на моем месте руками и ногами, различными частями тела. К счастью для меня, Пегги хорошо разбиралась в этом деле, и я получил необходимую помощь. Но здесь мне не сможет помочь никто... Я боролся против предательской дрожи, жуткого возбуждения. С той стороны был совсем другой мир. Я сделал глубокий вздох, закрыл глаза и шагнул внутрь. На что это было похоже? Я ничего не почувствовал. Как-то я был на научной выставке, где демонстрировались воздушные двери. Струи поднимающегося воздуха соединились с водяными парами. Это выглядело так, словно в коридоре висели облака; на них проектировались различные картины и реклама, а вы шли прямо по небесам. Но это впечатляло больше, чем перемещение через пересеченные миры. В один миг я находился в подвале здания в сиянии мерцающих флуоресцентных ламп... Затем я шагнул и внезапно очутился на дне ямы, продолжал двигаться по деревянному мостику в знойном августовском солнце Нью-Мехико. Вокруг возвышались постаменты, удерживающие нелепые машины, напоминавшие телекамеры, на месте линз были экраны с решеткой. Меня обступали вздыбленные песчаные стены, рев мотора рвал барабанные перепонки. У меня не было возможности изучать зрелище. Два солдата схватили за руки и потащили вперед. - В грузовик! - приказал один из них и повернулся, чтобы схватить следующего пленника. Я полез в транспорт - армейский грузовик без опознавательных знаков, сиденья располагались по бокам, и в кабине находилась охрана с автоматами. Когда все мы были посажены в машину, мотор заревел громче, и автомобиль рванул вперед. Мы въехали на холм, где наготове стояли два боевых вертолета, их лопасти медленно вращались. - Выходи! - приказал конвоир, и мы поодиночке спрыгнули вниз. Грузовик уехал. Один из охранников ушел перекинуться парой слов с вертолетчиками. Мы огляделись по сторонам. Я стоял на вершине песчаного холма и смотрел на армейские бараки, насколько я понял, оригинал Сандии. Они находились в миле от нас, а ближе - трейлер с окнами и маскировочной окраской (это было нечто вроде офиса), яма. По тут сторону ямы - два-три других трейлера-генератора, их кабели тянулись к находившимся на дне механизмам. Я, как и все остальные, задыхался от яркого света и переживал насчет солнечного удара. Эдна Валеска дернула за рукав. - Они выкопали ее до уровня подвала! - сказала она, указывая пальцем. - Что? - не понял я. - Они хотели дойти до фундамента, - объяснила она. - Ведь здесь нет здания, и им пришлось копать. - Ах да! Это казалось совершенно неважным. Честно говоря, мне столько пришлось пережить, что я уже не различал важности вещей. Я увидел, как из черного прямоугольника появились еще две фигуры: Найла-сержант и "Джугашвили". Они тихо беседовали, потом Найла села в джип. - А как насчет постаментов? - Я полагаю, - сказала доктор Валеска, - что все дело в расположении. Они хотели заглянуть в наши лаборатории, ведь многие из них располагаются на верхних этажах. Это достаточно разумный довод. Один из ученых задал волнующий всех вопрос: - Как вы думаете, что они собираются с нами делать? - спросил он дрожащим голосом. Но этого не знал никто. Полковник Мартино замял неловкую тишину. - Думаю, это мы узнаем от сержанта, - сказал он, когда джип Найлы Самбок прошелестел песком из-под колес. Она не ответила нам, по крайней мере, немедленно. Нахмурившись, она прервала беседу охранника и вертолетчика. Впрочем, "беседа" - это слишком мягко сказано. Она превратилась в бескомпромиссный спор, и они уже не сдерживали своих голосов. Мы не интересовались предметом спора. Это было нечто вроде старой головоломки о миссионерах и каннибалах, пересекающих реку. Каждый вертолет мог взять с собой только пятерых. Девять пленников и один охранник - два рейса. Но ни один из пилотов не желал испытывать судьбу, забрав нас, пятерых вражеских маньяков-головорезов, без вооруженного охранника. - Дерьмо паршивое! - заорала сержант на последнего. - Сделаем так: вы берете четверых, и вы четверых, а я караулю лишнего, пока кто-либо не вернется. - И они с явной неохотой начали загружать нас в колуны. Сержант подошла ко мне и ткнула пальцем. - Этого оставьте! - сказала она. - Я покараулю его до следующего полета! - Слушаюсь, сержант! - замялся один из охраны. - Но майор сказал... - Отставить! - приказала Найла. И ему пришлось подчиниться. Когда колуны-вертолеты оторвались от земли, она повернулась и оценивающим взглядом осмотрела меня. Я догадывался, что не походил на слишком большую проблему для здоровой женщины, к тому же вооруженной карабином. Она слегка кивнула: - Не имеет смысла прожаривать здесь своя мозги! Давайте зайдем в трейлер! ...Кондиционер - благословеннейшая на земле штука! Здесь никого не было: похоже, он предназначался для улетевших вертолетчиков. Найла-сержант разрешила мне войти первым и зашла следом. Направившись в угол, она достала из карманов своего комбинезона пару двадцатипятицентовиков и кинула мне. - Здесь автомат по продаже коки! - сказала она. - Я угощаю... откройте и поставьте мне на стол... - добавила она, и потом еще: - ...пожалуйста! Она села и, потягивая коку, долго смотрела на меня. Я изображал зеркальное отражение. Сейчас она, как никогда раньше, походила на мою Найлу. Да, конечно, она носила одежду в самый раз для хэллоуина. Но в жизни Найла Христоф Боуквист... Конечно, это была не она, а Найла-Кто-То-Там-Еще. Но, какое бы имя она ни носила, она выглядела такой же желанной и прелестной, как моя, сержант была очень похожа. Я имею в виду не одну только сексуальность, но и вообще... Она мне нравилась: мне нравился ее полуюмористический ошарашенный взгляд, мне нравился наклон ее спины, груди. Когда она разговаривала, мне нравился ее голос. - Как насчет того, что вы говорили мне. Де Сота? - Вы скрипачка, притом одна из величайших! - ответил я. - Невозможно! Я простая учительница музыки... Допускаю, я всегда мечтала попасть в оркестр, но не смогла пробиться! Я пожал плечами. - У вас есть способности, потому что в моем мире вы достигли именно этого. И другое, то, о чем я наговорил... Она любопытством взглянула на меня, но не сказала слов "о чем же?" За нее спросили брови. - Мы были любовниками! - пояснил я. - Я очень сильно любил вас и продолжаю любить до сих пор! Она одарила меня еще одним забавным взглядом подозревающим и удивленным, но довольно нежным. Это был взгляд одинокой девочки из бара, хотя я и не считаю, чтобы она была такой. Я знал этот взгляд: взгляд Роксаны, каким она должна была посмотреть на Сирано де Бержерака, когда узнала, что это он, а не тупой осел Христиан посылал ей любовные письма. И у нее вырвалось: - Для меня это новость. Де Сота! - Я не обманываю, Найла! Она подумала немного и улыбнулась. - В тех условиях, - сказала она, - это, может быть, и хорошо! Давайте поговорим о чем-нибудь другом. Что вы говорили про концерт Гершвина? Вы знаете, ведь он умер совсем молодым. Я пожал плечами: я не разбираюсь в таких деталях. - Он оставил после себя много хороших вещей, - продолжила она, наблюдая за мной, затем поднялась и подошла к окну. - Разумеется, все очень популярны. Голубая рапсодия, конечно. Концерт в Ф., "Американец в Париже", но, право, он ничего не сочинял для скрипки! Я взглянул на портал, где стоял нереальный Джугашвили, и решительно покачал головой: - Неправда! Абсолютная неправда! Верно, я не знаток классической музыки, но немножко научился от вас, другой... Я часто слушал Гершвина. Его мелодии очень успокаивают. Считаю, я смогу даже насвистеть ее, подождите минуту! Я прошелся по комнате, пытаясь вспомнить прекрасное журчащее вступление, где Найла так великолепно исполняла соло. Когда я попытался, мне стало ясно, что я ужасно сфальшивил, но подобную музыку трудно испортить, даже искаженная, она звучит великолепно! Она нахмурилась: - Я никогда не слышала такого, но это просто здорово! И она поджала губы, пытаясь насвистеть сама. А я наклонился к ней и поцеловал. Она - меня. Я был почти уверен в том, что она поцеловала меня. Я ощущал ее прекрасные мягкие и теплые губы, приоткрывшиеся перед моими, но не стал убеждаться в истинности... Краем кулака я резко ударил ее по затылку, так как делал раньше в секции дзюдо. Сержант Найла Самбок рухнула, как скала... Этот вид единоборства был для меня только теорией: исключая тренировки, я никогда не пользовался приемами дзюдо. И не хотел этого делать, хотя часть моего сознания с самого начала кричала, что моя одежда и костюм Найлы абсолютно неразличимы, за исключением зеленой повязки и карабина. Когда она упала, я засомневался, что ударил Найлу не слишком сильно. Но когда положил руку на знакомую грудь, то почувствовал отличную работу сердца и легких. - Мне очень жаль, милая! - сказал я и прицепил ее повязку к своему рукаву. Подняв с пола карабин, я перекинул его через плечо и ушел не оглядываясь... Семидесятитрехлетний Тимоти Мак-Гарен - швейцар "Лейк-Шор Тауэрс", где он открывает и закрывает двери с тех пор, как ушел на пенсию. Тимоти и отель были ровесниками, у обоих в прошлом десятилетия. Мак-Гарен ходил к лифту так часто, что мог делать это с закрытыми глазами или пятясь раком. Иногда, как сейчас, поддерживая двери для миссис Шпигель из 26-А, он так и поступал: спал и пятился спиной, нащупывая ногой нижнюю ступеньку. Только, казалось, все они испарились. Он потерял равновесие, попытался ухватиться за перила и упал в воду. Над поверхностью Мичигана мерцали огни Чикаго. АВГУСТ, 24, 1983 г. ВРЕМЯ: 12.30 ДНЯ. МАЙОР ДЕ СОТА, ДОМИНИК Р. Захваченная нами база была набита получше рождественского чулка. Я был сентиментален, и мне пришелся по душе офис коменданта. Там находилась комната для обедов и кухня, персональный холодильник с полудюжиной отличных бифштексов. Все это я обыскал еще вечером. Нас было шесть человек: полковник Темп, возглавляющий отдел ядерных исследований; майор пехотинцев Билл Силайтковиц; капитан из корпуса связи; два других капитана - адъютанты Темпа; и я. Мы были самыми высшими чинами на базе (с нашей стороны, разумеется) и в полной мере наслаждались своими привилегиями. Мы обедали за чистой льняной скатертью, имея салфетки и столовое серебро, если даже в бокалах и была простая вода, зато они были из датского хрусталя. Из большого окна на пятом этаже штаб-квартиры мы видели остальные, шестьдесят зданий, захваченных нами. На улице стояла жара, но в нашем маленьком замке кондиционер работал просто великолепно. Нас было шестеро - шесть счастливчиков. Один из адъютантов Темпа смеялся над тупыми проектами здешних парней: группа чудаков пыталась читать мысли врага, бинарное химическое оружие, от которого мы отказались пять лет назад; лазерные автоматы, способные зажарить вражеских солдат на расстоянии в три мили... Но через три минуты он затих и уже не выглядел таким сияющим. Это был поистине комический контраст: их народ тратил больше средств на дурацкие идеи, чем мы. Но не все их проекты были чудаковатыми! Когда мы приступили к мороженому и яблочному пирогу. Темп заговорил о серьезных вещах, остальные внимательно слушали. В прошлые сутки все это, без всякого сомнения, было засекречено, но ведь мы узнали об этом из прямых источников. Ядерное вооружение этих людей намного превосходило наше. - У них есть крылатые ракеты, - говорил полковник, - похожие на маленькие реактивные самолеты, ускользающие от радаров, весьма быстрые, чтобы их можно было перехватить, точно запрограммированные. На ракете располагается множество боеголовок: на высоте в десять миль около цели они отделяются и поражают любые объекты. И есть также подводные лодки! Это заинтересовало меня: - Подводные лодки? Что, к дьяволу, в них интересного? - Они ядерные. Де Сота! - ответил он мрачно. - Здоровенные ублюдки на десять тысяч тонн и более! Они могут находиться под водой месяц, и на каждой лодке установлено по двадцать атомных ракет с радиусом действия в десять миль. О Боже! И плевать им на наши чертовы биологические атаки!.. Если бы только мы пронесли сквозь портал хоть одну из этих субмарин, русские бы моментально подохли! Пирог внезапно стал безвкусным. - И мы сразу нарвались на таких... - заметил Силайтковиц. Полковник кивнул. - Они не ждали нас! - сказал он. - Но теперь знают о нашем существовании и где мы находимся. - Продолжайте, полковник! - вмешался я. - Они ведь не будут бомбить свою собственную базу? Это нельзя считать аргументом, но частично можно вопросом. Никто не хотел отвечать, и не только полковник. Он молча доел свой пирог и затем взорвался. - Черт возьми! Мы все сделали не так, как надо! Нам сразу нужно было идти на самый верх! Занять Белый Дом, захватить в плен их президентшу, сказать ей пару ласковых, и тогда русские спутники раскусили бы "археологические раскопки". Все обернулись ко мне. И я пожалел, что отрыл свой рот. Кто я такой, чтобы обсуждать решения генерального штаба? Мы знали, как трудно с ним спорить, и никто из нас не принимал решений. Пока... - Полковник! - произнес я. - Взглянем на факты! Факт первый: неважно, каким видом вооружения обладают эти люди. Они не применят его внутри своей страны, потому что не смогут попасть в нас. Но они смогут сделать это, используя портал. Ведь причина нашего прихода - помешать им построить портал. - Но они были далеки от его создания! - возразил один из адъютантов. - Но могут сделать довольно быстро! - сказал я. - Поскольку им стало известно, что такое возможно, это отвечает на множество вопросов. У нас не было такого шанса. Теперь мы захватили базу, и нет оснований, чтобы они не ответили тем же самым. Полковник строго взглянул на меня, затем одарил ледяной улыбкой. Отличный вы парень. Де Сота! - произнес он и ударил ногтем по пустой чашке. - Она зазвенела, как колокольчик после выстрела. Ведь это был самый лучший фарфор. Здесь я хотел остановиться: полковник был прав. Но и немного заблуждался: мы захватили Сандию без потерь, если не считать одного охранника с переломанной рукой - один из морских пехотинцев Силайтковица был немного невежлив в рукопашной. Если бы мы штурмовали Белый Дом, могли быть убитые. С другой стороны... С другой стороны, было бы чересчур многое. Вооружение этих людей! Если бы только мы могли взять субмарину... или пару крылатых ракет... Но вся наша сила находилась на противоположной стороне портала. Верно, мы могли бы сделать фотокопии или пронести что-то из оружия в разобранном виде. Но рано или поздно русские спутники заглянут в дырку пустыни, которую мы называем археологическими исследованиями, и если заметят вооружение... - Майор? - Красотка рядовая, разливавшая в чашки кофе, раздала нам сообщения. - Это получено во время обеда. - Спасибо! - ответил я и не улыбнулся: для меня было только одно, но это был трансвременной факс от президента. В нем говорилось: "От имени американского народа лично вам, офицерскому и рядовому составу 456-й спецгруппы армии США за службу, достойную награды, за выполнение гражданского долга объявляю благодарность!" Я оглядел стол и ухмыльнулся. Все остальные глупо улыбались: очевидно, им тоже объявлена благодарность. Ну что же, президент не писал эти благодарности лично, скорее всего, даже не знал о нашем существовании. Все это, несомненно, сочинено в военном министерстве. Наш президент слабовольный сопляк, я никогда не голосовал за этого сукина сына. Плевать! Поименная благодарность президента прекрасно смотрелась в моем личном деле. Даже больше! В списке было указано шесть медалей! Для меня - орден Заслуженного легиона, для сержанта Самбок - Бронзовая звезда, четыре по личному усмотрению. Это был хороший улов, и явно несправедливо было лишь то, что Билл Силайтковиц получил больше других. Он нахмурился, когда связной что-то нашептал ему в ухо, потом посмотрел на меня. - Дом? Мои патрули засекли одного из ваших парней: он вовсю пылил к базе на угнанной машине, за ним гнался полицейский из Альбукерка. Это рядовой Дормейер, смывшийся без разрешения в город! Насколько я понял, он пытался убить штатского. Мне недоставало сержанта Самбок, потому что, в отличие от меня, она знала всю группу в лицо, но Найла находилась с другой стороны портала, сопровождая заложников, а портал из-за технических неполадок закрыт. Рядом со мной находилась адъютантка, лейтенант Мериль: она не так давно окончила офицерскую школу и по этой причине считала, что у коровы два хвоста. - Ч-ч-что мы должны делать? - обратилась она ко мне и, вспомнив, добавила: - Сэр? - Покончить со всем этим! - сказал я. - Черт возьми, лейтенант! Я жду, когда покажется, Дормейер! - Его не смогли найти, - жалостно пролепетала она. - Я отправила по его домашнему адресу рядовых Веймара и Милтона, но там его не оказалось! И вы знаете, сэр, недвижимость города слегка подпорчена нашими ребятами, никто не знает, как на это отреагирует противник... - Всем принести извинения, лейтенант! - приказал я (я забыл, что Дормейер из местных - в нашем времени, во всяком случае! Это было не очень хорошо, командир должен знать своих парней). - Адъютант должен знать всю группу! - сказал я. - Совершал ли рядовой Дормейер, что-либо подобное ранее? - Нет, сэр! Я не знаю точно! Кажется, месяц назад рядовой Дормейер получил увольнительную: в автокатастрофе погибла его жена. Я предполагала перевести его из части, потому что он пропустил занятия, но вы приказали оставить! - Приведите его сюда! - крикнул я. - Я хочу побеседовать с ним. Впрочем, постойте, сначала я поговорю с этим фараоном! Я не нуждался в оправданиях. Мне не хотелось бы чтобы мое дело завершал старый генерал Магрудер, Крысья Морда, только потому, что какой-то дубоватый рядовой попал в переплет. Хорошо, что Билл Силайтковиц провернул свое дело, и в газетах ничего не будет... Но это могло произойти. И когда я увидел офицера Ортица, все показалось весьма вероятным. Ортиц был рослым пожилым полисменом в кожаной шапке (она точно приросла к нему!), он уверенно вошел и оглядел офис как свои владения. - Никогда не был здесь ранее, сэр! - сказал он. - Думаю, у вас множество вопросов о том, что натворил ваш парень. По крайней мере, он не стал сразу испускать огонь и требовать нарушителя. Как человек человеку, я проговорил: - По-моему, такие парни, как вы и я, всего лишь выполняют приказ, да? Угощайтесь сигаретами! Когда он взял две, я понял, что разговор на правильном пути. Я более чем наполовину был уверен в том, что он начнет спорить на основании местных законов, и мне не хотелось хлопот с этим неряхой Дормейером. Ортиц излучал силу, и, казалось, ничем не был обеспокоен. Ему лет сорок, половину из них он прослужил в полиции. Когда Ортиц патрулировал свой район в Альбукерке, не контролируемый нашими группами, ему пришел вызов, и он приехал в дом Герберта Дингмана. Там он нашел старика Дингмана, его дочь Глорию (в истерике) и мистера Уильяма Пендерби в ее постели, где он был задушен нашим рядовым. Это не было очень трудным делом. Офицер сразу же вышел на Дормейера, который, как невменяемый, сидел в машине Дингмана. Как только Ортиц понял, что этого человека необходимо арестовать, рядовой Дормейер повернул ключ зажигания и поехал к базе. И нет, он вовсе не считает, что нужно ждать, пока я допрошу преступника, возможно, будет правильным, если он позвонит в участок и сообщит о своем местонахождении. Конечно же, я так не думал, но не шлепнул его по заднице, а проводил к двери и приказал лейтенанту Мериль дать телефон, а я тем временем переговорю с Дормейером. Выдать его полиции было бы слишком, он был неплохим солдатом. Дормейер появился немедленно, его сумасшествия как не бывало. Стоял навытяжку и отвечал на все вопросы ясно и четко. Да, он ушел в самоволку! Причины? Он скучал по своей погибшей жене, и кто-то сказал, что в этом времени есть точная копия любого из нас. Он уехал взглянуть на нее... и нашел в постели с другим парнем. Этого он не смог вынести! Нет, он не убивал человека: Глория оттащила его, он вышел на улицу, сел в автомобиль и заплакал. А когда пришел этот Ортиц, жертва почему-то уже посинела. Я отослал Дормейера с выговором. На этот раз я выпихнул Ортица и обернулся к капралу. - Проводите офицера Ортица в машину и дайте ему уехать! - приказал я. - Пусть он поймет, что мы здесь как друзья, а не как захватчики. - И подмигнул Ортицу: - Хотите добрый совет, офицер? Вы будете первым, кто вышел из оккупированной зоны, и телерепортеры уделят вам много внимания. Не говорите им ничего! Я с удовлетворением наблюдал за его уходом и отвернулся от реального мира. Это было как ледяной водой по лицу! Портал заработал снова. И для меня поступило свежее сообщение. Один из пленных, мой двойник Дом Де Сота, сбежал в другую линию времени (они даже не знают в какую!) и прихватил с собой нашего ученого, доктора Дугласа! Когда я находился на родной стороне портала в последний раз, была темная ночь. Мы шли по деревянному настилу, держась за веревку. Света было мало: только голубое плавающее сияние от грузовиков. Мы спускались вниз, испуганно спотыкаясь, поднимая пыль и дрожа от холода ночной пустыни. На вершине горы высадилась большая группа геликоптеров, света от них было не больше, чем от грузовиков. Все ручные прожекторы были направлены на солдат второго эшелона и специалистов, устанавливавших генератор портала. Никто из нас не знал, чти мы найдем на другой стороне. Теперь все было по-другому: рыжий настил обжигало горячее солнце, ветер задувал песчинки прямо в глаза. Около штабной машины нервно ходил Магрудер, Крысья Морда, и ждал меня, потом посадил в автомобиль, и мы помчались, поднимая клубы пыли. По дороге я видел, как бульдозеры спешно загребают знаки посадки, и, когда над нами пролетят русские спутники, они не заметят ничего такого, что заставило бы сомневаться в достоверности раскопок. Лишь одно было неизменно - я боялся! Я боялся, как никогда, потому что страх получить пулю - это физический ужас того, чего можно избежать. Сейчас я боялся свершившегося факта. Если сенатор сбежал, в побеге ему помог армейский комбинезон, а его дал я... В дороге Магрудер не проронил ни слова, даже не взглянул на меня. Поджав губы, генерал сердито пялился в окно. Я не обижался: его задница была в такой же мясорубке. Я застыл как статуя и повис на ремне безопасности, не рискуя защелкнуть пряжку. Думаю, он забыл о моем существовании. Мы остановились за гребнем песка, и Магрудер выскочил из машины, зло вращая глазами. Сейчас он сердился на сержанта Самбок и штатского техника - доктора Вилларда, который являлся помощником похищенного доктора Дугласа. Он оставил их на солнце, пока спускался за мной. Солнечный удар? Я не знаю, как они его избежали. Об этом генерал Магрудер не беспокоился, поскольку солнце никогда не влияло на него. Он сам был хуже солнца... Тяжело, словно бык, он топнул ногой, плюнул и показал на трейлер. - Все трое - внутрь! - приказал он. Внутри трейлера не лучше; это был холодильник, но не из-за кондиционера. Холод шел от самого генерала. Когда он смотрит в упор, ваши глазные яблоки покрываются изморозью. Я беспокоился за себя, немного за сержанта Самбок и даже, как ни странно, за доктора Вилларда, ведь он даже не был при исполнении обязанностей. Случилось так, что Виллард просто стоял на помосте и разговаривал с Ларри Дугласом, когда подошел мой двойник, угрожая карабином, сбросил Дугласа в верхний портал и прыгнул следом. Техник ничего не сумел сделать (хотя это, кажется, не интересовало генерала Магрудера), потому что был маленького роста и, как все гражданские из проекта, невооруженным. С Найлой Самбок все было иначе. Полно и лаконично она отвечала на все вопросы генерала. - Так точно, сэр, я охраняла сенатора! Так точно, сэр, я позволила ему справиться со мной и овладеть оружием! Так точно, сэр, я допустила оплошность! Никак нет, сэр, я не оправдываюсь! Но "полно" не то слово, потому что в ее глазах и тоне было что-то такое, что говорило о большем... Однажды я отдал под суд капитана, изнасиловавшего молоденькую призывницу, он думал, что все женщины на самом деле хотят этого (совершенно неважно, что они сопротивляются). Самбок выглядела точно так же, полная негодования и ярости... Интересно, не было ли такого и с другим Де Сота? Но тут Магрудер обернулся ко мне, и я напрочь забыл все тревоги о сержанте, имея достаточно собственных. Подумать только, полтора часа назад я разносил рядового Дормейера! Ветер переменился. Магрудера прозвали Крысьей Мордой по одной простой причине: у него был маленький подбородок и мертвая хватка, более того, под длинным острым носом он носил торчащие в стороны усы. Я видел, как вздрагивал его нос, когда генерал, раздумывая, замораживал своим пристальным взглядом и постукивал пальцем по кушетке. Мы ждали. Наконец он произнес: - Есть вещи, которые вам следовало бы знать... Пауза. - Первое, - продолжил он, - то, что их шлюха-президентша не ответила на заявление нашего президента Брауна. Поэтому мы переходим к осуществлению фазы-2. Ждали мы долго. - Второе, я запрашивал для доставки военнопленных транспортный HU-70, но мне отказали под предлогом того, что их могут обнаружить русские спутники. И послали этих дерьмовых карликов. Мы прождали немножко дольше, но уже с меньшим предчувствием гибели, разве генерал не сказал, что было оправдание? Если бы послали подходящий транспорт, то за один рейс увезли бы всех заложников и не возникло бы никаких проблем. На это почти не было надежды, но лучше столько, чем ничего. Он сказал: - Действуйте без ошибок и помните, что вы по-прежнему в дерьме! Вы, Де Сота, потому что дали одежду... Молчать! Я пытался оправдаться. - Вы, сержант, потому что позволили овладеть оружием. А вы, Виллард, потому что позволили этому сукину сыну Дугласу вертеться возле портала без присутствия старшего офицера! Не говоря уж о том, что двое из вас позволили убежать заложнику! - Генерал Магрудер! - бесстрастно заявил Виллард. - Я присутствую здесь как штатский консультант, и, если против меня будет выдвинуто хоть одно обвинение, я имею право на присутствие адвоката. Я требую... - Нет, не имеете! - поправил его Магрудер. - То, что вы совершили, Виллард, является добровольным соучастием в побеге парочки, которую требовалось доставить в Болинг-Филд. - Болинг-Филд?! - воскликнул Виллард. - Но ведь это же Вашингтон, округ Колумбия... Магрудер не приказал ему молчать, он только посмотрел, и фраза тут же прилипла к языку Вилларда. Снаружи я услышал трепет винтов. Когда Магрудер приоткрыл дверь, я увидел, как вращаются лопасти и к нам бежит летчик... - Это ваш! - сказал Магрудер. - Он доставит вас в аэропорт, где ждет MATS С-111. Фаза-2 уже началась! Старик, остерегаясь, выглянул из-за двери (тишина!) и подкрался к почтовому ящику. Драгоценный ко