нес Хендл. Тропайл подскочил, но потом вспомнил: Волк против Волка. Хендл продолжал: - То, чего мы добиваемся в первую очередь, - это жизнь. Ты понимаешь, что добиться этого сейчас невозможно. Мы не хотим, чтобы Овцы совались в наши дела. И во-вторых, есть большая надежда поживиться. - Он смотрел на Тропайла глазами мечтателя. - Знаешь, мы ведь не посылаем отряды просто так. Мы хотим кое-что получить взамен. Это кое-что - Земля. - Земля? - Это попахивало безумием, но Хендл не был безумцем. - Настанет день, Тропайл, когда мы поднимемся против них; Овцы не в счет. Волки против Пирамид, и Пирамиды потерпят поражение. И тогда... От этого стыла кровь. Этот человек предлагал бороться, и с кем?! С неуязвимыми, подобными богам Пирамидами! Он горел, и этот жар был заразителен. Тропайл почувствовал, как его кровь начинает пульсировать. Хендл не закончил фразы, но этого и не требовалось. Было ясно, что... "и тогда мир вернется к тому состоянию, в котором он был, когда впервые появилась блуждающая планета. А потом мы узнаем, как доставить эту старую планету назад, в ее Солнечную систему. И будет покончено с пятилетними периодами холода и голода. А потом... потом мир будет стоить того, чтобы жить в нем. И Волки будут им управлять". - О, Боже, Хендл! - закричал Глен Тропайл. - Я верю, что так будет! Хендл просто улыбнулся и кивнул. - Я пойду на это! - торопливо продолжал Тропайл. - Давай посмотрим. Каждая новая экспедиция на Эверест пробует против Пирамиды какое-нибудь новое оружие, так? О'кей. Мы знаем, что водородная бомба не окажет действия. Думаю, что, если это верно, тогда и никакой химический взрыв не повредит ей. А как кислоты? Сверхнизкие звуковые колебания? А, ну я не знаю, какое-нибудь бактериологическое оружие? Мне, я думаю, захочется поговорить с теми, кто был в предыдущей экспедиции, прямо сейчас... Он остановился на полуслове. Улыбка, застывшая на лице Хендла, не нравилась Тропайлу, да и голос звучал уж слишком тепло. - Я достану тебе все копии их радиодонесений, Тропайл. Тропайл изучающе рассматривал его минуту. Когда он заговорил, его голос был вполне спокоен. - Что означает, как я понимаю, - сказал он, - что никто из этих людей не вернулся живым, так? Но вы сказали, что сами видели Пирамиду. - Да, видел! - ответил Хендл и добавил, запинаясь: - Через телескоп из лагеря, разбитого в пяти тысячах футов. - Понятно, - мягко промолвил Тропайл. Затем он засмеялся. Какая, в самом деле, разница? Если вся эта затея была действительно глупостью, она, по крайней мере, что-то новое, над чем стоит подумать. Вполне возможно, ее перспективы несбыточны. Но они могут оказаться и реальными. Или, может быть, можно отыскать нечто реальное среди всех призрачных надежд и самообманов. Глен Тропайл был Волком. Он сделает все возможное и найдет способ получить выгоду в любых обстоятельствах. Если не удастся одно, он попробует другое. Это новое стоило испытать. Кроме того, это было единственное дело в городе. Тропайл улыбнулся Хендлу. - Можешь убрать ружье, дружище. Ты уговорил меня. 7 Вновь начался год, год, который по календарю длится тысячу восемьсот двадцать пять дней, сорок три тысячи восемьсот часов. Сначала наступили примерно семьдесят дней весны, в течение которых обновленное Солнце заливало теплом льды, и океаны, и камни, а они с жадностью поглощали его. Льды плавились, океаны нагревались, а камни, наконец, становились приятно теплыми на ощупь, а не ледяными. Весна привела в волнение десять миллионов граждан - они снова выжили. - Фермеры снова копались в земле, угольщики торжественно запечатали свои печи и временно занялись плотничным делом или ремонтом дорог, а полторы тысячи приверженцев Культа Льда из всей Северной Америки начали паломничество на Ниагару, посмотреть, как вскрывается река. Затем наступало лето, долгое и знойное. Растения быстро созревали, и фермеры быстро готовили землю для новых посадок и вновь собирали урожай, а потом, уже в последний раз, сажали снова. Прибрежные города, как обычно, затоплялись разливающимися потоками воды с полярных шапок, доставляя утонченное удовольствие тем, кто любил Погружения в Воду. Отличный год, говорили они друг другу, виноградный год - плоская вершина Здания-Стрелы исчезла в пламени заката. И всю весну и лето Глен Тропайл учился быть Волком. Путь лежал, как он, к своему неудовольствию, обнаружил, через детский сад городка-колонии. Это было не то, чего он ожидал, но имело то преимущество, что пока его подопечные учились, он учился тоже. Идя на шаг впереди трехлеток, он узнал, что "волки" отнюдь не грабители "овец", между ними существовали гораздо более сложные экологические отношения. Повсюду среди Овец жили Волки, они были закваской, ферментом этого общества. Примитивно просто воспитатель объяснял: - Сыновья Волка хорошо соображают, когда дело касается чисел и денег. Как и вы, ваши друзья играют на деньги, как только начинают говорить, и вы умеете подсчитать проценты и сложные проценты, когда захотите. Многие этого не могут. Верно, подумал про себя Тропайл, читая вслух малышам. Именно так с ним и было. - Овцы боятся Сыновей Волка. Те из нас, кто живет среди них, подвергаются постоянной опасности; его могут обнаружить и убить. Хотя обычно Волк может защититься от любого количества Овец. Снова верно. - Одно из самых опасных поручений, которое может получить Волк, - это жить среди Овец. Но это очень важно. Без нас они бы погибли - от застоя, разложения, в конце концов от голода. Дальнейших разъяснений не требовалось. Овцы не могли починить даже свои заборы. Проза была до жути проста. А дети были до жути - он споткнулся, подыскивая слово, но ему все-таки удалось придумать его - конкурентоспособны. Он обнаружил, что словесные табу продолжали довлеть даже после того, как он преодолел табу в поведении. Это несколько угнетало: в том возрасте, когда будущие Граждане учили бы Правила Поведения для Малышей, эти дети учились драться. Вечный спор о том, кто будет Биг Билл Зекендорф в странной игре, которая называлась "Зекендорф и Хилтон", иногда заканчивался разбитыми носами. И никто - совсем никто - не размышлял о Взаимосвязи. Тропайла предупредили, чтобы и он этого не делал. Хендл мрачно сказал: - Мы не понимаем этого. А то, чего мы не понимаем, нам не нравится. Мы подозрительные животные, Тропайл. Когда дети немного подрастают, мы достаточно тренируем их для того, чтобы они могли один раз погрузиться в Медитацию и прочувствовать, что это такое, - или, по меньшей мере, притвориться. Если им придется жить среди Граждан, этого им хватит. Но большего мы не разрешаем. "Не разрешаем?" Почему-то это слово раздражало; почему-то его надпочечники начали сокращаться. - Не разрешаем! У нас есть некоторые подозрения, а наверняка мы знаем, что иногда во время Медитации люди исчезают. В разговорах Овец о Перемещении достаточно правды. Мы не хотим исчезать. Не погружайся в Медитацию, Тропайл. Слышишь? Но позднее он вынужден был поспорить по этому вопросу. Он выбрал минуту, когда Хендл был не занят, вернее, не занят настолько, насколько было возможно для этого человека. Все взрослое население колонии было на площадке, которую они использовали как учебный плац; когда-то это было "футбольное поле", как сказал Хендл. Они занимались строевой подготовкой, которая проводилась регулярно два раза в неделю; лишь небольшая плата за то, что живешь среди свободных и прогрессивных Волков, а не скучных, теплокровных Овец. Тропайл очень запыхался, но бросился на землю рядом с Хендлом, затаил дыхание и проговорил: - Хендл, насчет Медитации. - Что такое? - Ну, может быть, ты не совсем понимаешь. - Он подыскивал слова. Он знал, о чем он хочет сказать. Как может быть плохо то потрясающее ощущение, которое возникает, когда чувствуешь Единство? И в конце концов, Перемещения настолько редки, что вряд ли стоит принимать их во внимание. Но он не был уверен, что сможет разъяснить это Хендлу таким образом. Но попытался: - Хендл, когда Медитация удачна, ты - одно целое со Вселенной. Понимаешь, что я хочу сказать? Это чувство ни с чем не сравнимо. Этот покой, красоту, гармонию, спокойствие невозможно описать. - Это самый дешевый в мире наркотик, - фыркнул Хендл. - Послушай, на самом деле... - И самая дешевая в мире религия. Разорившимся идиотам не по карману золоченые идолы, поэтому они созерцают свои собственные пупки. И только. Им не по карману спиртное. Они даже не могут позволить себе напрячь мускулы, чтобы глубоко вздохнуть и основательно провентилировать легкие, чтобы дойти до состояния кислородного опьянения. И что же остается? Самогипноз. Ничего больше. Это все, на что они способны, этому они и учатся, это они считают приятным и полезным, и все довольны. Тропайл вздохнул. Хендл так упрям. Неожиданно ему в голову пришла мысль. Он приподнялся на локтях. - А не забываешь ли ты кое о чем? А как же Перемещение? Хендл сердито посмотрел на него. - Это как раз то, чего мы не понимаем. - Но, наверняка, самогипноз не объясняет... - Наверняка объясняет, - зло передразнил Хендл. - Хорошо. Мы не понимаем всего этого и боимся. Но, умоляю, не говори мне, что Перемещение - это высший Самопроизвольный Акт, Полное Отрицание Двойственности, Соединение с Брахм-Землей и прочую чушь. Ты не знаешь, что это такое. Мы тоже. - Он начал вставать. - Мы знаем лишь то, что люди исчезают, а мы этого совсем не хотим. Поэтому мы не медитируем. Ни один из нас, включая тебя. Глупость вся эта муштровка сомкнутого строя. Разве можно победить недосягаемую Пирамиду в Гималаях обходным маневром с флангов? Но не совсем глупость. Муштровка и рацион в три тысячи пятьсот калорий в день способствовали тому, что тело Тропайла обрастало мускулами, мясом, а мозг при этом сохранял живость. Он не утратил дар быстро воспринимать все вокруг, своей энергии, всего того, что отличало Волков от Овец. Но в нем появилось и новое чувство. Счастье? Ну, если счастье - это сознание цели и надежды на то, что эту цель можно достичь, тогда счастье. Никогда раньше в своей жизни он не испытывал этого чувства. Всегда лишь секреция надпочечников была причиной того, что он добивался превосходства, это прошло или почти прошло, потому что было позволено в том обществе, в котором он жил сейчас. Глен Тропайл пел, когда работал на тракторе, вспахивая оттаивающие поля Джерси. И все же слабое сомнение оставалось. Отряды против Пирамид? Тропайл остановил трактор, убавил обороты двигателя и вылез. Было жарко, стояла середина лета пятигодичного цикла, навязанного Пирамидами. Настало время немного отдохнуть, а может быть, и перекусить. Он присел в тени дерева, как это делают фермеры, и развернул сэндвичи. Он был лишь в миле от Принстона, но можно было подумать, что он в преддверии ада. Кроме него, не было ни души. Овцы не подходили близко к Принстону - так уж "получалось", специально. Он уловил какое-то движение, но когда встал, чтобы разглядеть получше, что там, в лесу, на другом краю поля, все исчезло. Волк? Настоящий волк? Но это мог быть и медведь. Ходили слухи о волках и медведях в окрестностях Принстона. И хотя Тропайл знал, что большая часть слухов прилежно распространяется людьми, подобными Хендлу, он знал также, что частично они верны. Поскольку он уже стоял, он набрал соломы из "прошлогодней" в рост человека травы, набрал под деревьями палок, соорудил небольшой костер и поставил кипятить воду для кофе. Затем он сел и в задумчивости стал есть сэндвичи. Возможно, это и было повышением - переход из детского садика на работу в полях. Хендл обещал место в экспедиции, которая откроет, быть может, что-нибудь новое, великое и полезное о Пирамидах, но это еще могло и сорваться, потому что экспедиция отнюдь не была готова. Тропайл задумчиво жевал сэндвичи. Почему же работа по подготовке экспедиции так далека от завершения? Было абсолютно необходимо попасть туда в самую теплую погоду - в любое другое время года Эверест был неприступен; поколения альпинистов доказали это. А это самое теплое время быстро уходило. Охваченный неприятным чувством, он подбросил еще несколько веток в костер и задумчиво уставился в котелок с водой. Пламя достаточно жаркое, рассеянно заметил он. Вода почти кипит. На полпути к краю света, Пирамида в Гималаях почувствовала, услышала или определила на вкус разницу. Вероятно, высокочастотные импульсы, которые издавали непрерывное би-би-би, сейчас стали издавать би-бип, би-бип. Может быть, электромагнитный "вкус" инфракрасного был сейчас чуть-чуть приправлен ультрафиолетовым. Словом, каким бы ни был сигнал, Пирамида его узнала. Часть урожая, за которым она ухаживала, был готов для сбора. Распускающийся бутон имел имя, но Пирамидам нет дела до имен. Человеку по имени Тропайл тоже не было ведомо, что он созревает. Тропайл знал лишь то, что впервые почти за год ему удалось уловить каждую стадию из девяти совершенных состояний закипающей воды в их самой идеальной форме. Это было как... как... это было ни с чем несравнимо, и никто, кроме Наблюдателя за Водой, не мог понять этого. Он наблюдал, он оценивал. Он уловил и поглотил мириады тончайших оттенков времени, меняющейся прозрачности, изменения звука, распределения кипения, слабого, слабого запаха пара. Когда все закончилось, Глен Тропайл расслабил конечности, и голова его упала на грудь. Это была, подумал он, воспринимая все безмятежно, с кристальной ясностью, редкая и идеальная возможность для Медитации. Он думал о Взаимосвязи. (Над его головой в чистом спокойном воздухе появилось колеблющееся стекловидное уплотнение). В том стертом палимпсесте, который когда-то был мозгом Глена Тропайла, не появилось и мысли об Оке. Не было никаких мыслей ни о Пирамидах, ни о Волках. Вспаханного поля перед ним тоже не существовало. Даже вода, с веселым бульканьем выкипающая из кружки, перестала им восприниматься; он погружался в Медитацию. Время шло, а может быть, остановилось; для Тропайла это было безразлично; времени не существовало. Он очутился на пороге Постижения. (Око над ним бешено крутилось.) Вдруг что-то дало осечку. То ли помешало жужжание мухи, то ли дернулся мускул. Частично Тропайл вернулся к реальности, он почти глянул наверх, он почти увидел Око... Но это не имело значения. То, что действительно было важно, единственное, что было в мире, заключалось в его мозгу. И он знал, что скоро отыщет это. Еще одна попытка! В его мозгу появился вопрос, который не имел ответа, но который вытеснил из головы все другие мысли, очищая мозг: "Если звук ладошек друг о друга - хлопок, то какой звук производит одна ладошка?" Осторожно, не торопясь, он рассматривал этот вопрос, символ тщетности ума, а следовательно, путь к Медитации. Непознаваемость собственной личности наполняла его. Он был Гленом Тропайлом. Но он был больше, чем Глен Тропайл. Он был кипением воды... а кипящая вода - это был он; он был нежным, теплым огнем, который сам был, да, был небесным сводом. Потому что одна вещь была другой вещью; вода была огнем, а огонь - воздухом. Тропайл был первым пузырьком в закипающей воде, а кипение горячей, хорошо нагретой воды было собственно Личностью, было... Ответ на безответный вопрос становился все яснее, мягче. А затем, сразу, но не внезапно, ведь времени не существовало, он вдруг возник. Ответ был в нем, но был им самим, небосвод был ответом, и ответ принадлежал небу, теплу, всему теплу, которое наполняло мир, и всей воде, и ответ был... был... Тропайл исчез. От мягкого удара грома, последовавшего за этим, заплясали язычки пламени и заколебалась струйка пара, потом огонь успокоился, пар - тоже. А Тропайл исчез. 8 Хендл пробирался сквозь высокую траву, ориентируясь на негромкое тарахтение дизеля. Он был зол. Вероятно, было ошибкой взять этого Глена Тропайла в колонию. Он больше Гражданин, нежели Волк. Нет, брось это, подумал Хендл. Он больше Волк, чем Гражданин. Но кровь Волка в нем подпорчена Овечьей кровью. Среди Граждан он вел себя как Волк, но несмотря ни на что, он не отказался от некоторых овечьих привычек. Медитация. Его предупреждали насчет этого. Но разве он перестал? Нет. Если бы дело было за Хендлом, Тропайл вновь оказался бы среди Овец или умер бы. К счастью для Тропайла, не все зависело от Хендла. Общество, в котором жили Волки, ни в коей мере не было демократичным. Но у руководителя имелось определенное обязательство перед избирателями: он не мог позволить себе ошибиться. Подобно Вожаку Волчьей Стаи, который защищал Маугли, он должен был защищать свои действия от нападок; если бы ему это не удалось, стая свергла бы его. А Иннисон считал, что Тропайл им нужен, несмотря на то, что в нем была примесь крови Граждан, и даже именно поэтому. Хендл кричал: - Тропайл, Тропайл, где ты? - Ответом был только шум ветра и стук дизеля. Это безумно злило. Хендлу было чем заняться, кроме как искать Тропайла. Где же он? Вот дизель, работающий впустую, вот борозды, распаханные Тропайлом. Вот небольшой костер... А вот и Тропайл. Хендл застыл, открыв рот, чтобы позвать Тропайла. Да, это был Тропайл. Он смотрел сосредоточенным, застывшим взглядом на костер и маленький котелок, который на нем стоял. Взгляд неподвижен. Он был погружен в Медитацию. А над его головой, подобно неровному стеклу в раме, было то, чего Хендл боялся больше всего на Земле. Око. Тропайла лишь секунды отделяли от Перемещения... чем бы это Перемещение ни было. Может быть, наконец настало время узнать что же это такое! Хендл отступил назад и спрятался в высокой траве, встал на колени и достал радиопередатчик из кармана. Он с волнением вызывал: "Иннисон! Иннисон! Да ради Бога, позовите же кто-нибудь Иннисона!" Секунды шли, кто-то отвечал ему, наконец появился Иннисон. - Слушай, Иннисон! Ты хотел застать Тропайла в момент Медитации? Сейчас как раз подходящий случай. Старое пшеничное поле, южный конец, под вязами вокруг ручья. Понял? Будь как можно быстрее, Иннисон, - над ним образуется Око. Удача! Какая удача, что они были готовы к этому, просто повезло, потому что вертолет, который Иннисон терпеливо собирал для штурма Эвереста, был уже готов и загружен приборами, предназначенными для взвешивания и измерения ауры свечения эманаций вокруг Пирамиды. Сейчас, когда понадобилось они были под рукой. Это была удача, но нужно было спешить. И прошло лишь несколько минут, прежде чем Хендл услышал дрожащий гул вертолета, увидел крутящиеся низко над изгородью лопасти, увидел, как клонится до земли изгородь за вязами. Хендл осторожно поднялся и выглянул. Так, Тропайл все еще здесь, и Око все еще над ним. Но шум вертолета нарушил таинство. Тропайл пошевелился. Поверхность Ока пошла волнами, оно задрожало... Но не исчезло. Благодаря того, кто у него считался Богом, Хендл окольным путем обежал вязы и присоединился в вертолете к Иннисону, который яростно замыкал переключатели и настраивал линзы. Они видели, что Тропайл сидит, а Око над его головой становится все больше и подплывает все ближе. У них было время, много времени; о, почти минута. Они направили на молчаливого, ничего не ведающего Тропайла все приборы, какие были на борту вертолета. Они ждали, когда Тропайл исчезнет. И он исчез. Они присели при ударе грома, когда воздух заполнил место, где был Тропайл. - Мы получили то, что ты хотел, - сурово промолвил Хендл. - Давай посмотрим показания приборов. В течение всего Перемещения высокопрочная магнитная пленка на вращающейся катушке со свистом пролетала по двадцати четырем записывающим головкам со скоростью сто футов в секунду. Все измерительные приборы, которые они смогли придумать и смастерить, имели выход на записывающие головки. Погруженные на вертолет, эти приборы были предназначены для использования на Эвересте, а сейчас все они были направлены на Глена Тропайла. На момент Перемещения у них были показания изменений в электрическом, магнитном, гравитационном, радиационном и молекулярном состояниях, которые происходили вблизи Тропайла каждую микросекунду. Менее чем за минуту они добрались до лаборатории, которая находилась в мастерской Иннисона. Но потребовались часы, чтобы, направляя магнитные импульсы в машину, которая превращала их в кривые на миллиметровке, получить нечто, напоминающее ответ. Он сказал: - Ничего таинственного. Я хочу сказать, ничего таинственного, за исключением скорости. Хочешь знать, что произошло с Тропайлом? - Да, - ответил Хендл. - Пучок электростатических лучей, поддерживаемый пинг-эффектом, выпустили приблизительно от азимута Эвереста (Бог знает, как они осуществляют подъем) и зарядили положительно и его, и пространство вокруг. Заряд большой; приборы зашкаливает. Они оттолкнулись. Его подбросило вверх, на метр от земли, затем был применен коррегирующий вектор; когда его было видно в последний раз, он мчался в направлении планеты Пирамид. Мчался так, что я сомневаюсь, доберется ли он туда живым. Требуется какое-то время, какая-то, довольно большая, часть секунды, и его протеин свернется, он почувствует себя плохо и погибнет. Но если снимут с него заряд сразу по прибытии, а мне думается, что они поступят именно так, он будет жить. - Трение... - К черту трение, - ответил Иннисон спокойно, - он находится в воздушной капсуле, и трения нет. Как? Я не знаю. Как они сохранят ему жизнь в космосе без заряда, который задерживает воздух? Я не знаю. Если они не сохранят заряд, смогут ли они превысить скорость света? Я не знаю. Я рассказываю тебе о том, что произошло, но не могу сказать как. В задумчивости Хендл встал. - Это кое-что, - проговорил он с завистью. - Это больше того, что мы когда-либо знали. Полная запись в момент Перемещения. - У нас будет больше, - пообещал Хендл. - Иннисон, сейчас ты знаешь, что нужно искать. Следи за этим. Пусть все детекторы работают двадцать четыре часа в сутки. Включи все, что у тебя есть, что может обнаружить признак наложенной модуляции. При малейшем признаке - или даже при намеке, что, может быть, есть признак - обязательно позови меня. Даже если я ем, сплю или предаюсь любовным утехам. Зови меня, слышишь? Может быть, ты был прав насчет Тропайла; может, он действительно принес пользу. Может быть, он доставит хлопот Пирамидам. Иннисон, переключив катушки на перемотку, задумчиво произнес: - Очень плохо, что они унесли его. Мы могли бы использовать больше данных. - Очень плохо? Хендл резко рассмеялся. - Может быть и нет. На этот раз им попался Волк. Пирамиды действительно получили Волка - факт, который не имел для них ни малейшего значения. Нельзя узнать, что "имело значение" для Пирамид, можно лишь строить догадки, но можно знать точно, что у них не было способа отличать Волка от Гражданина. Планета, которая была им домом, - двойник Земли - была маленькой, темной, лишенной атмосферы и воды. Она была похожа на соты и начинена мириадами приборов. Давно, когда техника являлась логическим следствием войны, роскоши, деятельности правительства, досуга, их Солнце истощило свою мощь, и примерно в то же самое время у Пирамид закончились Компоненты, которые они ввозили с соседней планеты. Они использовали свои последние Компоненты, чтобы воплотить свою тупую метафизику деления на части и толкания. Они подтолкнули свою планету. Они знали, куда ее толкать. Каждая пирамида была радиоастрономической обсерваторией, мощность и точность которой не могли представить радиоастрономы Земли даже в самых смелых мечтах. Для начала они построили приборы, которые помогали их обнаженным органам чувств. Они погрузились в своего рода спячку, сведя свою деятельность почти на нет, оставив лишь небольшую "команду", и направились к Солнцу. У них были все основания считать, что они найдут там больше Компонентов. Так оно и получилось. Тропайл был одним из самых новых, и единственное, что отличало его от других, это то, что он был самым свежим из предназначенных в запас. Религия, или философия, которую он исповедовал, делала его весьма пригодным на роль Компонента. Медитация, заимствованная из дзен-буддизма, была для Пирамид нежданным подарком, хотя, конечно, они не имели ни малейшего представления о том, что за этим стоит, и, уж конечно же, их это не "интересовало". Они знали только то, что в определенное время определенные потенциальные Компоненты становятся Компонентами, которые больше не являются потенциальными, а фактически созрели для сбора. Им было выгодно, чтобы умы, которые они собирают, были абсолютно чисты - это делало ненужным этап их очистки. Тропайла "собрали" в тот момент, когда его заторможенное сознание было чисто, потому что он не интересовал Пирамиды как сущность, наделенную волей и пониманием. Они использовали мозг человека и его органы чувств лишь как сырье. Они использовали число Рашевского - гигантское, гораздо больше астрономического, выражение, которое определяло количество коммутативных операций, выполняемых человеческим мозгом. Они использовали "субцепцию", явление, посредством которого человеческий мозг, лишенный сознания, реагирует непосредственно на стимулы; отключение мозгового цензора; отсутствие решения типа "должен-ли-я или не должен-ли-я", которое предшествует каждому сознательному поступку. Они были Компонентами. Совсем не желательно, чтобы выключатель у вас в спальне имел свой собственный ум; если вы включаете свет, то вы лишь хотите, чтобы он включился. Так же и Пирамиды. Компонент был нужен в промышленном комплексе, который преобразует продукты катаболизма в продукты анаболизма. Имея большой опыт, который они накопили с момента высадки на планету, Пирамиды получили tabula rasa, которую звали Глен Тропайл. Он прибыл целым, завернутым в воздушное одеяло. Окоченевшего умственно и психически в момент вялой пустоты, которую ему давала Медитация - кома психического пьяницы, - его перенесли на подушке отталкивающихся зарядов, и, когда он мертвым грузом опустился на планету, мгновенно убрали лишние электростатические заряды. В этот момент он все еще был человеком, только спящим. Кольцеобразные поля, которые они использовали для того, чтобы поднимать и опускать, схватили его и поместили в плотную цистерну с питательным раствором. Таких цистерн было много, готовых, ждущих своей очереди. Цистерны можно было двигать, и та, в которой был Глен Тропайл, действительно двигалась к комплексу обмена веществ, где уже было много других цистерн, все они были заняты. Это была теплая комната - Пирамиды не тратили энергию на такие пустые вещи, как комфорт в приемном центре. В этой комнате Глен Тропайл постепенно возвращался к жизни. Его сердце вновь начало биться, в груди появилось едва заметное движение, когда его оцепеневшие легкие сделали попытку дышать. Но постепенно движения замедлились и прекратились. В этих пустяках тоже не было нужды. Питательный раствор снабжал всем. Тропайла "вмонтировали в цепь". Единственным настоящим проводником поначалу был временный проводник - тонкий электрод, стерильно введенный в большой нерв, который ведет к райнэнцефалону - "обонятельному мозгу", к той области мозга, в которой находятся центры удовольствия, определяющие поведение человека. (Более тысячи земных Компонентов было испорчено и выброшено, прежде чем Пирамиды так точно определили местоположение центров удовольствия.) Пока Компонент Тропайл "программировался", проводник поощрял его крошечными импульсами, когда он функционировал правильно, и эти импульсы заставляли его тело гореть от животного удовлетворения. Вот так просто. Через какое-то время проводник убрали, но к тому времени Тропайл полностью "усвоил" задачу. Условные рефлексы были выработаны. На них можно было рассчитывать в течение всей долгой и полезной жизни Компонента. А эта жизнь действительно могла быть очень долгой. Так получилось, что в цистерне с питательной жидкостью, которая стояла рядом с цистерной Тропайла, лежал Компонент с восемью ногами и хитиновыми ободками вокруг глаза. Он пролежал в такой цистерне более 125 000 земных лет. Затем Компонент включили в работу. Он открыл глаза и увидел, сенсорные нервы его конечностей осязали, мускулы его рук и пальцы ног работали. Где же находился Глен Тропайл? Он был там, невредимый; но Тропайл-зомби, лишенный воли и памяти. Он был машиной, но одновременно и частью еще более огромной машины. Он в такой же степени имел пол, как и фотоэлектрический элемент, его политические взгляды напоминали политические взгляды транзистора, его амбиции были амбициями ртутного переключателя. Он ничего не знал о сексе, страхе или надежде. Он знал только две вещи. Ввод и Вывод. Вводом ему служил экран с маленькими огоньками на доске перед его открытым лицом. А также изменения проходящего через воду шума от громкоговорителя, некоторые запахи, давление, жара или боль. Выводом ему служили танцующие манипуляции кнопок и клавишей, подсказываемые изменениями на Вводе и ничем больше. Между Вводом и Выводом лежал он, Глен Тропайл, живой Черный Ящик, который мог выполнять огромное количество переключений, равное числу Рашевского, и ничего больше. Его запрограммировали на выполнение особой задачи - прогонять химическое вещество, которое называется 3,7,12-тригидроксихоланная кислота и которая присутствует в катаболическом продукте Пирамид, через более чем пятьсот отдельных операций до тех пор, пока она не станет химическим веществом, которое называется протопорфин IX, которое может участвовать в обмене веществ Пирамид. Он был не единственным Компонентом, выполняющим эту задачу; их было несколько, и у каждого своя программа. Кислота накапливалась в больших цистернах в миле от него. Он знал ее концентрацию, температуру и давление; знал о всех примесях, которые могут повлиять на последующие реакции. Легкими постукиваниями пальцев он подавал сигналы в двоичном коде для того, чтобы ворота шлюза на какое-то время открылись, а затем закрылись; чтобы поступило определенное количество растворителя при определенной температуре, чтобы кислота перемешивалась ровно столько времени, сколько нужно, и с определенной скоростью. А если поступал сигнал тревоги о нарушениях в одной из пятисот семнадцати основных и второстепенных операций, он - или уже "оно" - был настроен на альтернативы: - забраковать и выбросить всю порцию, учитывая состояние жидкости на линии; - изолировать и отвести всю порцию через резервную магистраль; - принять немедленные меры для устранения неполадок. Сложный дисплей и сложные модуляции сигналов на входе можно было принимать мгновенно, оценивать, и они помогали выработать нужное решение без всяких помех со стороны интеллекта, его человеческие качества тоже не были помехой. Да и был ли он-оно все еще живым? Вопрос был лишен смысла: он работал. Он, фактически, был отличной машиной. И Пирамиды неплохо о нем заботились. Помимо рефлекторных ответов, которые были его программой, его посещал лишь один вопрос: звук, издаваемый одной ладошкой, - ноль, отсутствие сознания, Самадхи, ступор? Какое-то время он функционировал - до того момента, когда требующийся запас протопорфина IX превышался на достаточный коэффициент безопасности, что делало дальнейшее производство ненужным - на несколько минут или месяцев. В эти периоды он был счастлив (Он был запрограммирован так, чтобы ощущать себя счастливым, когда в процессе не возникало неисправимых неполадок.) В конце этого периода он отключался, посылал сигнал, что задача выполнена, и его клали в сторону в состоянии, аналогичном состоянию глубокого замораживания, для того, чтобы перепрограммировать его, когда понадобится другой Компонент. Да, Пирамидам было абсолютно неважно, является ли данный конкретный Компонент Гражданином или Волком. 9 Роджет Джермин из Вилинга, Гражданин, поймал себя на том, что думает о Глене Тропайле гораздо больше, чем ему бы хотелось. Было неприличным, что мысли Гражданина все время возвращались к пойманному Волку. Это было даже непонятно. Именно в это время он должен был посвящать подобающую часть мыслей - фактически почти все свои мысли - работе, потому что именно сейчас его профессия банкира требовала большой ответственности, но и приносила много радости. Так бывало всегда в первые недели после рождения Нового Солнца. В это время даже самый здравый Гражданин мог позволить себе вволю помечтать. Следующие шесть месяцев, когда первый большой урожай уже был в закромах, а вторые самые ранние плоды уже созревали, были временем, когда банкиру следовало быть чрезвычайно умеренным. Экономия была тогда требованием дня. Поэтому Джермин обычно деликатно напоминал своим клиентам, почтительно советовал им экономить, а не тратить, брать в долг только тогда, когда возникала крайняя необходимость. Экономить, откладывать на то трудное время, которое наверняка ждет их. Затем постепенно приближались трудные времена. Урожаи уменьшались. Тогда Джермин вынужден был пытаться более чем когда-либо найти слова, подобающе обтекаемые и вежливые, чтобы отговорить вкладчиков брать свои сбережения до того момента, когда возникнет необходимость. Затем Старое Солнце начинало умирать, и урожаи становились совсем ничтожными. Это было долгое время, когда сбережения медленно таяли. Если можете, растяните их, обычно говорил он так убедительно, как мог настоящий Гражданин. Сделайте так, чтобы их хватило надолго. Всегда имейте что-нибудь про запас на вашем счете. Ибо, если вы будете тратить слишком много и слишком быстро, вы не только рискуете все израсходовать до Зажжения Нового Солнца, но, может быть, взвинтить цены, и тогда пострадают все. А потом обычно рождалось Новое Солнце, и мир расцветал вновь. Вот как сейчас. И если Джермин хорошо делал свою работу, его банк обычно еще имел деньги для ссуд - финансировать новые предприятия - распахивать новые угодья - надеяться. Для банкиров это было лучшее время, так же как и для всех остальных. Это было единственное время, когда каждый вообще отваживался надеяться. Итак, когда однажды вечером Джермин пришел домой, он был чрезвычайно доволен своей работой и миром, в котором он жил. Он обдумывал слова тихого ликования, которые он скажет жене, чтобы поделиться своей радостью. Он открыл дверь. Ликование было непродолжительным. Он украдкой рассматривал жену, не желая верить тому, что подсказывали ему разум и факты. Возможно, события последних нескольких дней повредили ее рассудок, но он был почти уверен, что она тайно съела порцию вечерней еды в служебной комнате, прежде чем позвала его к столу. У него была уверенность что это лишь временное отклонение. В конце концов, она - Гражданка, со всем, что из этого следует. Такое существо, как эта Гала Тропайл например, или кто-нибудь вроде нее, мог бы хитро и коварно украсть дополнительную порцию. Долгие годы жизни с Волком не могут не наложить свой отпечаток. Но Гражданка Джермин не такая. В дверь тихо постучали три раза. Помяни черта, очень к месту подумал Джермин, потому что это была та самая Гала Тропайл. Она вошла, низко опустив голову, почерневшая, изможденная и... и хорошенькая. Он начал официально: - Я приветствую тебя, Граж... - Они здесь, - прервала она торопливо, голос ее выражал отчаяние. Джермин заморгал. - Пожалуйста, - молила она. - Сделайте что-нибудь! Это Волки! Гражданка Джермин испустила сдавленный крик. - Ты можешь уйти, Гражданка, - коротко сказал ей Джермин, уже подбирая в памяти слова Мягкого Порицания, которое он выскажет позже. - Итак, что ты говоришь насчет Волков? - Он с горечью осознал, что его слова почти так же отвратительно прямолинейны, как и ее. Его жена и жена Тропайла полностью разрушили приятное ощущение от дня, проведенного в банке. Гала Тропайл, как безумная, села в кресло, которое освободила хозяйка. (Села без приглашения! Даже не на стул для гостей! Как далеко зашла эта женщина!) - Глен и я убежали от вас, - мрачно начала она, - после того, ну, знаете, после того, как он решил, что не хочет приносить Жертву. После того, как он сбежал из Дома Пяти Правил. Одним словом, мы убежали как можно дальше, потому что Глен сказал, что нет причины, почему он должен тихо сидеть и позволить всем вам убить его лишь потому, что он взял себе кое-что. - Джермин содрогался, слушая этот кошмар, но то, что она сказала потом, заставило его выпрямиться от шока. - А потом - вы не поверите, Гражданин Джермин, - а потом, когда после дня пути мы остановились отдохнуть, прилетел самолет! Гражданин Джермин не поверил. - Самолет! - Он позволил себе нахмуриться. - Гражданка, нехорошо говорить то, чего нет! - Я видела его, Гражданин! В нем были люди. И один из них снова здесь. Он разыскивает меня с другим мужчиной, и я еле-еле убежала. Я боюсь! - Нет причины бояться, нужно все обдумать, - автоматически сказал Гражданин Джермин. Так обычно успокаивают детей. Но самому ему было трудно сохранить спокойствие. Это слово, Волк, оно взрывало покой, оно подстрекало к панике и ненависти. Он хорошо помнил Тропайла, конечно же, это был Волк. Даже тот факт, что сначала Гражданин Джермин сомневался в его принадлежности к Волкам, сейчас служил веской причиной, чтобы вдвойне этому поверить; он отложил день расплаты с врагом всего живого, и сейчас в его воспоминаниях было чувство тайной вины, которое заставляло его сердце сильно биться. - Расскажите мне подробно, что произошло, - сказал Гражданин Джермин, употребляя слова, в которых почти не было изящества; сказывался эмоциональный стресс. Гала Тропайл послушно сказала: - Я возвращалась домой после вечерней еды, и Гражданка Паффин - она взяла меня к себе, после того как Гражданин Тропайл... после того как мой муж... - Я понимаю. Вы жили у нее. - Да. Она сказала, что двое мужчин хотят повидать меня. Они грубо разговаривают, сказала она, и я насторожилась. Я заглянула в окно моего собственного дома, они были там. Один из них был в том самолете, который я видела. И они улетели с моим мужем. - Это серьезное дело, - с сомнением признал Джермин. - Итак, потом вы пришли ко мне? - Да, но они видели меня, Гражданин! И думаю, они пошли за мной. Вы должны меня защитить, у меня больше никого нет! - Если только они Волки, - сказал Джермин спокойно, - мы поднимем против них народ. Итак, останется ли Гражданка здесь? Я пойду посмотрю на этих людей. Раздался беспардонный стук в дверь. - Слишком поздно! - закричала Гала Тропайл в панике. - Они здесь. Гражданин Джермин выполнил ритуал приветствия, посетовав на убожество и бедность дома; предложил все, что у него есть, гостям; так приветствовали незнакомца. У обоих мужчин не было ни вежливости, ни сообразительности, но все-таки они сделали попытку подчиниться минимальным официальным правилам знакомства. За это он вынужден был отдать им должное. И все же это тревожило больше, чем если бы они бушевали и вопили. Он знал одного из мужчин. Он вытащил имя из глубин памяти. Хендл. Этот человек появился в Вилинге в тот день, когда Глену Тропайлу предстояло совершить Жертвоприношение Спинномозговой Жидкости, в день, когда он освободился и убежал. Хендл расспрашивал о Тропайле очень многих, включая и Гражданина Джермина. И даже в то время, несмотря на волнения, связанные с маньяком-убийцей, с поисками Волка и Перемещением, Хендл поразил Джермина отсутствием воспитания и манер. Сейчас уже это его не поражало. Но этот человек не совершал таких явных преступлений, как Тропайл, который похитил хлеб, и поэтому Гражданин Джермин отложил свое намерение созвать людей для поимки Волков. Такие вещи так просто не делаются. - Гала Тропайл находится в этом доме, - в лоб сказал человек, пришедший с Хендлом. Гражданин Джермин изобразил Снисходительную Улыбку. - Мы хотим ее видеть, Джермин. Чтобы расспросить насчет ее мужа. Он э... э... он был у нас некоторое время, и кое-что произошло. - О, да, Волк... Человек вздрогнул и посмотрел на Хендла. Хендл сказал громко: - Волк, конечно он Волк. Но его нет сейчас, и вам не нужно беспокоиться об этом. - Нет? Хендл сказал сердито: - Не только его нет, но еще четырех или пяти из нас. Пропал и человек по имени Иннисон. Нам нужна помощь, Джермин. Кое-что про Тропайла: Бог знает как, но он что-то затеял. Мы хотим поговорить с его женой и узнать, что можно, о нем. Пожалуйста, позовите ее из комнаты, где она прячется. Гражданина Джермина трясло. Чтобы скрыть свои мысли, он вертел в руке опознавательный браслет, который когда-то принадлежал Джо Хартману. Наконец он сказал: - Возможно, вы правы. Возможно, Гражданка... с моей женой. Но если бы это и было так, допустимо ли предположение, что она боится тех, кто когда-то был с ее мужем? Хендл горько засмеялся: - Она напугана не больше, чем мы. Позвольте мне сказать вам кое-что, Джермин. Я уже говорил вам о человеке, который исчез, Иннисоне. Он был Сыном Волка, вы понимаете? И если уж на то пошло... - Он посмотрел на своего товарища, облизал губы и передумал говорить то, что собирался сказать дальше. - Он был Волком. Можете вы припомнить, чтобы кто-нибудь рассказывал о том, что Волк Переместился? - Переместился? - Джермин уронил опознавательный браслет. - Но это невозможно! - крикнул он, вконец забыв о манерах. - Нет! Перемещение происходит с теми, кто достигает высшей отрешенности, поверьте мне. Я знаю. Я видел это собственными глазами. Ни один Волк не мог... - По крайней мере пять Волков переместились, - мрачно сказал Хендл. - Итак, вы понимаете, в чем проблема? Тропайл переместился - я видел это собственными глазами. На следующий день - Иннисон. В течение недели - двое-трое других. Мы пришли сюда, Джермин, не потому, что вы нам нравитесь и не потому, что нам так уж этого хочется. Лишь потому, что мы боимся. Мы хотим поговорить с женой Тропайла, вы тоже, я думаю. Мы хотим поговорить со всеми, кто знал его. Мы хотим узнать о Тропайле все, что можно, и посмотреть, сможем ли мы что-то извлечь из этих разговоров. Может быть, Перемещение и является высшей целью вашей жизни, но для нас это лишь еще один способ умереть. А мы не хотим умирать. Гражданин Джермин нагнулся, поднял опознавательный браслет и рассеянно бросил его на стол. Он находился в глубокой задумчивости. Наконец он сказал: - Странно. Позвольте, я расскажу вам еще об одной странной вещи. Хендл, злой и сбитый с толку, кивнул. Джермин сказал: - Здесь не было ни одного Перемещения с того дня, когда Волк, Тропайл, сбежал. Но часто появлялось Око. Я сам видел! - Он помедлил и пожал плечами. - Это создает неприятное ощущение. Некоторые наши самые лучшие Граждане перестали заниматься Медитацией. Они беспокоятся. Так часто появляется Око, но никто не Переместился! Такого никогда не бывало, и наши обычаи страдают. Мы становимся все менее вежливы. Даже в своем собственном доме я... - Он покашлял и продолжал: - Но неважно. Но это Око появлялось в каждом доме. Оно вглядывается в окружающих, оглядывается, но никто не Перемещается. Почему? Связано ли это как-то с Перемещением Волков? - Он без всякой надежды посмотрел на гостей. - Я знаю лишь то, что это очень странно, - сказал он, - и поэтому я обеспокоен. Хендл взорвался: - Тогда ведите нас к Гале Тропайл. Посмотрим, что нам удастся узнать. Гражданин Джермин поклонился. Он прокашлялся и повысил голос ровно настолько, чтобы его было слышно в другой комнате. - Гражданка! - позвал он. Никто не ответил. Потом в дверях появилась его жена. Она была озабочена. - Не попросишь ли ты Гражданку Тропайл о любезности? Пусть она разделит наше общество. Жена кивнула. - Она отдыхает. Я скажу ей, что было бы мило поболтать всем вместе... Но Гражданке Джермин этого сделать не удалось. Когда она повернулась, из соседней комнаты послышался звук хлопка двух ладошек. Все четверо подпрыгнули и уставились друг на друга. Затем почти сознавшийся Волк, Хендл, побежал к двери, остальные последовали за ним. Звук, подобный звуку грома, был реально слышен, но исходил он не от ладоней человека. Воздух заполнил пустоту. Пустота была тем объемом, который когда-то занимала Гражданка Гала Тропайл. Роджет Джермин побледнел; эта женщина, запятнавшая себя связью с Волком, конечно же не в блаженном состоянии Медитации, но она тоже Переместилась. 10 На планете-двойнике бывший Волк (а кроме того, и бывший человек) по имени Глен Тропайл был перепрограммирован. Кое в чем Земля разочаровала Пирамиды. Безусловно, она была удивительно богата Компонентами, и они, казалось, с большим желанием вновь и вновь засеваются, развиваются и воспроизводятся. Их было не так много, как когда-то, но нельзя же придираться к источнику, дающему вам готовые ручные часы. Более того, именно эти Компоненты были высокого качества. Они были достаточно сложными, подходящими для того, чтобы Пирамиды программировали их для использования в любой нужной для них области: вычисление, производство, ремонт, обработка данных, хранение информации, что угодно. Верно и то, что эти Компоненты обладали замечательным свойством: они сами приводили себя в состояние, в котором их легче всего было усваивать. Чаще всего они прибывали на планету-близнец в состоянии, когда их мозг был абсолютно чистым, готовым для записи программы. (Пирамиды не знали, что это называется "Медитацией", да их, конечно, это и не интересовало.) Единственное, что служило помехой в земных Компонентах, была их неудачная анатомия. Так как они были земными существами, да еще и с планеты, имеющей нежелательно высокую силу притяжения, то в их скелете и мускулах и, конечно, в пищеварении и элементарных системах жизнеобеспечения произошла абсолютно ненужная эволюция. Пирамидам нравились маленькие Компоненты, у которых нервные окончания плотно покрывали поверхность тела, а конечности (или щупальца, или псевдоподы) были маленькими, но быстрыми. (На самом деле, конечно, это не являлось проблемой для Пирамид. Для Пирамид вообще не существовало проблем. Принцип "дели на Компоненты и перемещай" служил им достаточно хорошо. А детали они оставляли решать миллионам и миллионам систем и подсистем, которыми была напичкана их старая мертвая планета. Эти системы, которые, в свою очередь, управлялись Компонентами, вполне могли переделать эти Континенты с их неправильным строением, хотя это, конечно, требовало некоторого изменения в строении, например хирургического.) Итак, в погоне за мечтой - планетой идеальных Компонентов - Пирамиды утащили планету-пленницу из ее Солнечной системы. Подобно любому предусмотрительному путешественнику, они прихватили Землю для того, чтобы было чем подкрепиться в пути. И они не очень заботились о чистоте и порядке. Пол-Галактики было замусорено остатками их предыдущих путешествий. Без сомнения, когда-нибудь они съедят все из корзинки под названием Земля и тогда просто выбросят ее. Солнце не будет зажжено вновь. Буквально в мгновение ока - самое большее несколько десятилетий - планета израсходует остатки запасенного тепла и, замерзшая, будет нестись во Вселенной до скончания мира. Но этот момент еще не настал. Сейчас было время навигации. Пирамиды вывели Землю за орбиту Плутона просто медленным и мощным толчком. Его было достаточно, чтобы подтолкнуть Землю в нужном для них направлении. Позже будет достаточно времени для корректировки курса, тогда, когда спираль превратится в почти прямую. Системы, отвечающие за навигацию, знали, куда они движутся, по крайней мере в общих чертах. Где-то было звездное скопление, которое, почти наверняка, было богато компонентосодержащими планетами. Источники Компонентов в конце концов иссякали, такова была природа. Так случалось всегда. Но это не имело значения. Ведь всегда были какие-то другие источники. Если бы это было не так, то пришлось бы, вероятно, запасаться Компонентами на будущее. Но пока все обстояло таким образом, что легче было выжать из источника Компонентов все, что можно, и двигаться дальше. Этот следующий прыжок будет довольно коротким для Пирамид: не более пары тысяч лет. Тем не менее навигация должна быть осуществлена осторожно и тщательно. Многие навигационные системы долгое время не использовались. Некоторые из них уже не функционировали в оптимальном режиме из-за поломок Компонентов. (Компоненты обладали свойством ломаться через какое-то время. Пирамиды знали об этом, хотя сами они существовали вечно; они принимали как факт, что жизнь компонентов редко длилась более десяти тысяч лет.) В другие Компоненты нужно было ввести новые данные, небольшую по объему, но важную информацию о еще не изученных регионах Галактики. Все это было старо для Пирамид. Они знали, как справиться с этим. Они разбивали задачу на основные составляющие, которые тоже, в свою очередь, делились на составляющие. Ряд систем открывал огромные телескопические глаза с разной частотой и рассматривал астрономические объекты. Другие начали бесконечную серию вычислений, данные которых параллельно обрабатывались. Они определяли, куда толкать и с какой силой. Системы эксплуатации внутри всех остальных испытывали Компоненты и определяли те из них, которые требовали замены. Когда они обнаруживали сломанный Компонент - человека, земноводное, простейшее одноклеточное, растение, все, что угодно, они вынимали его и заменяли новым из запасов. Использованные Компоненты зря не выбрасывались. Они просто становились питательной массой для тех, кто все еще находился в рабочем состоянии. Это усиливало хроническую потребность в новых Компонентах. Поэтому некоторые резервные системы, предназначенные для поиска Компонентов, были реактивированы путем пополнения их, конечно, новыми Компонентами. Поиск новых Компонентов (были отправлены соответствующие инструкции Пирамиде на горе Эверест на Земле) был слишком сложен для одного Компонента, но Пирамиды знали, как нужно действовать. Они разбивали задачу на основные составляющие, которые, в свою очередь, тоже делились на составляющие. Был, например, подраздел одного определенного аспекта стоящей перед ними логической задачи, который включал обнаружение и доставку дополнительных Компонентов, обеспечивающих загрузку. Даже эта крайне узкая специализация была слишком трудна для одного Компонента, но Пирамиды имели возможность повлиять и на это. В таких случаях они соединяли вместе несколько Компонентов. Это и было сделано. Когда Пирамиды закончили микрохирургическую операцию, в огромной цистерне с питательным раствором плавало нечто, напоминающее морской анемон. Он состоял из восьми Компонентов - случилось так, что все они были людьми - которые были соединены в круг, голова внутрь круга, висок к виску, мозг к мозгу. В ногах у них, там, где его могли видеть все шестнадцать глаз, находился дисплей, который подавал им визуальную информацию. Каждая из шестнадцати рук сжимала одинаковые переключатели для того, чтобы подавать на выход двоичные сигналы. За пределами самого этого комплекса из восьми Компонентов не было хранилища выходных данных. Они шли в виде сигналов управления на электростатические генераторы, энергия генераторов шла на Пирамиду на Эвересте, которая занималась проблемой добычи и доставки Компонентов. Это то, что касается Перемещения. Программирование шло медленно и тщательно. Наверное, Пирамида, которая, наконец, активировала комплекс из восьми Компонентов и исчезла, была довольна собой, не зная, что одним из Компонентов является Глен Тропайл. Нирвана. (Она наполняла собой все, ничего, кроме нее, не было.) Нирвана. (Глен Тропайл плавал в ней, как в жидкости, в которую был погружен.) Нирвана... Звук, издаваемый одной ладошкой... Плавающее единство. Вмешалось что-то постороннее. Совершенство есть завершенность, добавляя что-нибудь к совершенству, вы разрушаете его. Раздвоение поразило как удар грома. Единство разрушилось. Глену Тропайлу показалось, будто кричит жена, чтобы разбудить его. Он попытался проснуться. Это было необычайно трудно и болезненно. Бесконечно мучительная печаль, пять лет скорби о потерянной любви, сконцентрированные в микросекунду. Так было всегда, вяло подумал Тропайл, просыпаясь; это никогда не бывает долго; какой смысл беспокоиться по поводу того, что случается всегда... Неожиданное потрясение и ужас обрушились на него. Это не обычное пробуждение. Отнюдь не обычное, ничто не походило на то, как было раньше. Тропайл открыл рот и закричал - или подумал, что закричал. Но возник лишь нервный слабый трепет в барабанных перепонках. В этот момент он мог бы сойти с ума. Но его спасла одна вещь, очень странная и земная. Он что-то держал в руках. Он обнаружил, что может взглянуть на это. Это был переключатель. Стандартный переключатель, прикрепленный к панели. Он держал по одному переключателю в каждой руке. Это была ничтожная зацепка, но, по крайней мере, реальная. Если его руки могли держать, значит, должна быть какая-то реальность во всем этом. Тропайл закрыл глаза и попытался открыть их снова. Да, это тоже было реальностью; он закрыл глаза, и свет померк, он открыл их, и стало вновь светло. Тогда, наверное, он не умер, как ему это показалось. Осторожно, спотыкаясь, - разум был его единственным помощником, - он попытался оценить то окружение, в котором находился. Он едва ли мог поверить тому, что обнаружил. Вопрос: Он едва мог двигаться, его голова и ноги были привязаны. Как? Он не мог ответить. Вопрос: Он был скрючен и не мог распрямиться. Почему? И снова он ничего не мог ответить; был лишь факт. Большие разгибающие мышцы спины реагировали на его команды, но тело оставалось неподвижным. Вопрос: его глаза видели, но лишь небольшой участок. Он также не мог двигать головой. И все же он смог увидеть кое-что. Переключатели в руках, свои ноги, что-то вроде дисплея с огоньками на странной круглой панели. Огоньки мигали, картина на дисплее все время менялась. Не думая, он щелкнул переключателем в левой руке: - Почему? Потому, что так нужно. Когда определенный огонек вспыхнет зеленым светом, должна производиться определенная последовательность переключений. Почему? Ну, просто, когда определенный огонек загорится зеленым, должна производиться определенная... Он отказался от этой задачи. Не имеет значения, почему; что же, черт возьми, происходит? Глен Тропайл скосил глаза, осматриваясь вокруг подобно моллюску, выглядывающему из своей раковины. Выяснилось еще одно обстоятельство: странность того, как он видел. Из-за чего все выглядит так странно? - задался он вопросом. Он нашел ответ, но потребовалось некоторое время, чтобы его понять. Он видел все в странной перспективе. Человек смотрит двумя глазами. Закройте один глаз, и мир станет плоским. Откройте его вновь, и возникает стереоскопический эффект. Выпуклости изображения выступают вперед, задний план отступает. Так же и с огоньками на панели, нет, не совсем так; но что-то вроде этого, думал он. Похоже было на то, как будто - он скосил глаза и напрягся - как будто он никогда по-настоящему не видел раньше. Как будто всю жизнь у него был только один глаз, а сейчас, ему, по странной случайности, дали два. Его визуальное восприятие панели было всеохватывающим, цельным. Разом он мог видеть всю ее. Не было "впереди" и "на заднем плане". Она воспринималась сразу, целиком. Она воспринималась естественно, ориентации не требовалось; он воспринимал и постигал ее как нечто единое. В ней не было загадок тени или силуэта. - Я думаю, - одними губами, медленно, сам себе произнес Тропайл, - я думаю, что я схожу с ума. Но это тоже не могло служить объяснением, просто безумие не объясняло того, что он видел. Тогда, задал он себе вопрос, не был ли он в состоянии, выходящим за пределы Нирваны? Он вспомнил, ощутив странное чувство вины, что он находился в состоянии Медитации, когда наблюдал этапы кипения воды. Хорошо, вероятно, он Переместился. Но что же тогда все это? Заблуждались ли те, кто предавался Медитации, когда говорили, что Нирвана является концом, а может быть, были более близки к истине Волки, которые сводили Медитацию к явлению, полностью ограниченному мозгом, и отказывались совсем обсуждать проблему Перемещения? На этот вопрос он не мог найти ничего, похожего на ответ. Он перестал о нем думать и посмотрел на свои руки. Он обратил внимание, что может видеть их сразу, целиком, ему была видна каждая морщинка, каждая пора на всех шестнадцати руках... Шестнадцать рук! Это был еще один момент, когда его рассудок мог помутиться. Он закрыл глаза. (Шестнадцать глаз! Нечего удивляться цельному восприятию!) Спустя какое-то время он снова открыл их. Руки были на месте. Все шестнадцать. Тропайл осторожно выбрал палец, который он хорошо помнил, и, поколебавшись минуту, согнул его. Палец гнулся. Он выбрал другой, на этот раз на другой руке. Он мог пользоваться любой или всеми шестнадцатью руками. Они все были его, все шестнадцать. Кажется, думал Тропайл, я похож на что-то вроде восьмиконечной снежинки, состоящей из человеческих тел. Он пошевелился, и это дало ему добавочную информацию. Кажется, я нахожусь в цистерне с раствором и, тем не менее, я не тону. Из этого следовало сделать определенные выводы. Либо кто-то - Пирамиды? - сделал что-то с его легкими, либо раствор, так же как и воздух, представляет собой насыщенную кислородом среду. Либо то и другое. Неожиданно сразу много огоньков замерцало на панели под ним. Мгновенно и непроизвольно его шестнадцать рук начали манипулировать переключателями, передавая сложные инструкции при помощи быстрых, как молния, щелчков переключателей. Тропайл расслабился и махнул на все рукой. У него не было выбора. Сила, которая заставляла его отвечать на сигналы на панели, не давала его мозгу сконцентрироваться тогда, когда он отвечал. Может быть, вяло думал он, он так и не проснулся совсем, если бы не длинные промежутки, во время которых огоньки не мигали... Но он просыпался. И его сознание начинало работать, когда задание выполнялось. У него была возможность понять кое-что из происходящего. Он понял, что является частью чего-то большего, чем он сам, чего-то, что, без сомнения, служило и принадлежало Пирамидам. Только его мозг был недостаточно большим для выполнения работы, с ним было связано еще семь. Но куда же подевались их "я"? Как личности они не существовали, предположил он. Предположительно, они были Гражданами. Сыновья Волка не Медитировали и поэтому не Перемещались, кроме него, добавил он горько, вспоминая, как он Медитировал, сосредоточившись на Дождевых Облаках, что и привело его... Нет, минутку! Не на Облаках, а на Воде! Тропайл сосредоточился и заставил себя вновь вернуться к этой мысли. Он помнил Медитацию по поводу... Дождевых Облаков. Ее вызвало необычайно благородное кучевое облако, похожее на Древний Корабль. Странно. Тропайла никогда особо не интересовали Дождевые Облака, он даже не знал вторичной классификации типов Облаков. А сейчас он знал, что облако, похожее на Древний Корабль, относилось к категориям четвертого порядка. Память мала. Это была не его память. Следовательно, рассуждая логически, это была чья-то память, и, принадлежа его мозгу, так же как ему принадлежали четырнадцать других рук и глаз, она, должно быть, принадлежит другому Компоненту, составляющему снежинку. Он опустил глаза и попытался посмотреть, каким из лучей снежинки является его бывшее тело. Он быстро нашел его, его волнение усиливалось. Он увидел большой палец левой ноги, который принадлежал ему - деформированный ноготь в два раза толще, чем обычно бывает; он повредил его в детстве, ноготь сошел, а потом вырос деформированным. Хорошо! Это ободряло. Он попытался почувствовать конкретное тело, которому принадлежал этот знакомый большой палец. Ему удалось, но с трудом. Спустя какое-то время, он стал больше осознавать это тело. Это походило на то, как неврастеник "зацикливается" на желудке или сердце; но у Тропайла это не было неврозом. Это было целенаправленным исследованием. Так как это сработало, он, с некоторой неловкостью, переключил свое внимание на другую пару ног и мысленно проделал весь путь до головы. Его охватило смущение. Впервые в жизни он почувствовал, как это - иметь внутренние органы совершенно иной формы и по-другому расположенные, поддерживаемые иными мускулами. Очень слабое ощущение того, как расположены внутренние органы мужчины, ощущение, которое обычно не анализируется, если только с этими органами что-нибудь не случается и они не заболевают, это ощущение совсем не походило на то, которое было внутри женского организма. И когда он концентрировался на этом ощущении, для него оно не было слабым фоном. Это удивляло и приводило в уныние. Он переключил свое внимание в надежде, что ему это удастся. Ему удалось. С благодарностью он вновь осознал свое тело. Как бы там ни было, если он предпочитал быть самим собой, он им был. А другие семь? Он погрузился в свой мозг, во весь мозг, состоящий из восьми интеллектов, которые соединились в мозгу Тропайла. - Есть тут кто-нибудь? - спросил он. Ответа не последовало, ничего такого, что бы можно было рассматривать как ответ. Он вслушался внимательнее, но ответа все же не было. Это раздражало. Это возмутило его так же сильно, как когда-то давно, вспомнил он, когда он изучал тонкости науки о Дождевых Облаках. У него был Учитель (он уже забыл его имя), который был иногда недостаточно учтив, заставляя много работать... Опять не его память! Он вернул мысли назад и взвесил то, что узнал. Может быть, думал он, это и есть частичный ответ. Этих людей, этих семерых не следует принуждать. Нужно очень осторожно пробуждать их сознание. Когда он делал такие попытки, они были болезненны. Он вспомнил мгновенную жуткую агонию своего пробуждения; и их реакция тоже была болезненной. Более осторожно, готовый к встрече с любыми блуждающими воспоминаниями, он прочесывал глубины своего, состоящего из восьми частей мозга, добираясь до спящих участков, слегка касаясь их, анализируя, просеивая и устанавливая связи, сортируя. Вот воспоминание о старой ножевой ране, полученной от убийцы-маньяка; это не женщина, которая наблюдала за Облаками; это мужчина, очень старый. Вот едва различимое воспоминание о том, как ребенком боялся утонуть. Может быть, это она? Да, так и есть. Стыкуется с другим воспоминанием: длительный, окольный путь вдоль реки, по дороге на юг, к солнцу. Женщина, наблюдатель за Облаками, первой четко обрисовалась в его мозгу, и с ней первой он начал общаться. Он не удивился, когда узнал, что раньше ее мучил страх возможности того, что она Волк. Он связался с ней. Это было почти как волшебство - знать "тайное имя" человека, чтобы затем подчинить его себе. Но знание "тайного имени" означало гораздо большее; это было сущностью, сутью, суммой всех данных и опыта прошлой жизни, недоступных никому другому - до этого момента. Когда ее воспоминания пришли в систему в его собственном мозгу, он мысленно позвал: - Гражданка Алла Нарова, будьте любезны, проснитесь и поговорите со мной. Никакого ответа - лишь слабое волнение. Он продолжал, мягко, но настойчиво: - Я хорошо вас знаю, Алла Нарова. Иногда вам приходила мысль, что вы, может быть, Дочь Волка, но вы гнали эту мысль прочь, потому что знали, что любите мужа, а Волки, как вы думали, не любят. Вы также любили Облака. Именно в тот момент, когда вы стояли у Бичи Хед и рассматривали огромное кучевое облако, вы стали Медитировать... И так далее, и так далее. Убеждая ее, он повторял это много раз. Это было нелегко. Но наконец контакт между ними стал налаживаться. Она начала медленно пробуждаться. Ее мысли едва заметно звучали в его мозгу. Сначала, как эхо, его собственные мысли, отраженные, возвращались к нему; мысленно она как бы кивала ему, выражая согласие: - Да, именно так. И затем - ужас, всеобъемлющий страх, приступ истерии. К Гражданке Алле Наровой внезапно вернулось сознание, и паника охватила ее. Она беззвучно рыдала. Вся восьмиконечная фигура в питательном растворе дрожала и извивалась. Ужасная буря бушевала не только в ее мозгу, но и в мозгу Тропайла. Но у него было то преимущество, что он узнал, что она означает. Он помогал ей. Он сражался за них обоих, утешая, объясняя, успокаивая. Он победил. Наконец, тот лучик снежинки, которым было ее тело, успокоился; она лишь всхлипывала иногда. Буря миновала. Мысленно он говорил с ней, а она слушала. Она не верила, но выбора у нее не оставалось. Она вынуждена была поверить. Опустошенная и безвольная, она, наконец, спросила: - Что мы можем сделать? Лучше бы я умерла! Он ответил: - Вы никогда не были трусом, Алла Нарова. Помните, я знаю вас. Она послала ответную мысль: - И я знаю вас. Как никто никогда не знал другого человека. Затем они вместе думали, мысли их были неотделимы: это был больше, чем разговор; больше, чем общение; больше, чем любовь. Помнишь, как ты боялась потерять невинность? Я помню. А ты, со своей боязнью импотенции в ночь свадьбы! Я помню. Должны ли мы быть предельно откровенными друг с другом? Думаю, что да. В конце концов, ты первый мужчина, родивший ребенка. А ты - первая женщина, от которой ребенок был зачат. Долой стыд, долой застенчивость, погрузимся в глубины нашего сознания! Руки Тропайла отстукивали, когда огни дисплея мигали. Это было чертовски странно. Он - это он, она - это она, а что же такое они вместе? Она была милой и доброй, в противном случае, он, может быть, не смог бы вынести все это. Она на год приютила бедного слепого в Кадисе; когда был неурожай в Винсеннес, она смело пошла в поля и выполнила там неженскую работу; она убила мужа в припадке ярости, короткого и тайного приступа безумия... - Прочь, прочь, отвяжись от меня! - закричал он. Все это было в его памяти. Побитое стеклянное пресс-папье, очень древнее, величиной с кулак, с извилистыми цветными полосочками внутри стекла, мутное от сотен трещинок и выбоинок на поверхности, с квадратной фарфоровой табличкой, на которой затейливыми голубыми буквами было написано: "Благослови наш дом, Господи!" Ее муж лежал, хрипя, и снег начал осыпаться с полога палатки, а она все била и била, без всякой жалости, глаза налиты кровью, дыхание со свистом вырывается из груди; вся во власти ненависти и жажды крови. Она совершила это; как он мог забыть искаженное ужасом лицо, которое еще продолжало жить и что-то бессвязно лопотать, уже после того, как глаза были выбиты, а челюсть отвисла, размозженная на восемь кусков, мягкая, подобная позвоночнику змеи? - Отвяжись от меня! - закричал он. Она спросила только: - Как? Он захохотал. Может быть, если бы он мог смеяться, это сосуществование с монстром не казалось бы таким ужасным. Все это было, вероятно, какой-то вселенской шуткой, в которой он только что уловил суть; он проведет остаток своей жизни, смеясь. - Извращенец, - сказала она. - Да, я убила мужа, а ты развращал свою жену, заставляя ее делать то, что, как ей казалось, было смертью наяву, превращая ее любовь в болезнь и позор. Мне кажется, мы стоим друг друга. Я смогу прожить с тобой, извращенец. Все прошло, это не было шуткой. - И я смогу прожить с тобой, убийца, - промолвил он наконец. - Потому что я знаю, что ты не только убийца. Что были еще и Кадис, и Винсеннес. - А ты, ведь каждый день ты одаривал жену сотней ласк, которые возмещали все злое, что было. Ты не так плох, Тропайл. Ты - человек. - Ты тоже. Но что же такое мы? - Мы должны попробовать узнать. Все это так ново. Нам нужно попытаться объединиться в определении того, что мы такое, иначе "ты" и "я" будут всегда мешать "мы". Тропайл сказал: - Если бы я рассказывал историю, это был бы рассказ об известном капитане сэре Родерике Фландри, Служба Разведки, Имперский Земной Космофлот - брюнет, язвительный, умный и меланхоличный; абсолютно невозможный, мой идиотский кумир. - А моя история была бы о Изеульт, которая погрузилась в любовь, забыв обо всем, как изрезанное, скалистое побережье Корнуэлл, бедная дура. Прощайте, земные наслаждения. Все радости жизни забыты ради преувеличенных радостей любви. Но именно об этом будет мой рассказ; я такая, как я есть. Они вместе посмеялись и вместе продолжали: - Если бы мы рассказывали историю, она была бы об огненном круге, который разгорается. И они в страхе вздрогнули от того, что они сказали. Довольно долго они молчали. Их руки непрерывно щелкали переключателями. - Не нужно этого больше, - наконец произнесла Алла Нарова. - Или?.. - Она не знала. - Никогда в жизни я не был так напуган, - сказал Тропайл. - И ты тоже. И никогда нас так не мучил намек. Мой герой - Люцифер; твоя героиня - Иштар Младшая. Наш герой - огненный круг, который разгорается. Какое-то время они молчали, пока Тропайл обдумывал эту новую сущность с ее собственными словами и воспоминаниями. В конце концов, был ли он все еще Гленом Тропайлом? Казалось, это не имело значения. Они успели много раз щелкнуть переключателем, прежде чем Алла Нарова задумчиво произнесла: - Конечно, сделать мы ничего не можем. Волк заговорил в душе Компонента по имени Глен Тропайл. - Замолчи, - закричал Тропайл, пораженный собственной яростью. Она ответила дипломатично: - Да, но ведь действительно... - Действительно, - сказал он с яростью, язвительно. - Всегда можно что-то сделать, мы просто не знаем как. Опять долгое молчание, и затем Алла Нарова сказала: - Интересно, можем ли мы разбудить остальных. 11 Хендл был на грани нервного срыва. Это было нечто новое для него. Жаркое лето было в разгаре. И тайная колония в Принстоне должна была переполняться жизнью и энергией. Урожай созревал на всех близлежащих полях. Пустеющие хранилища вновь наполнялись. Самолет, с таким трудом перестроенный и оснащенный для штурма Эвереста, стоял, готовый принять людей на борт и взлететь. И все же все, абсолютно все, шло не так. Было похоже на то, что не будет экспедиции на Эверест. Уже четыре раза Хендл собирал силы, и все было готово. Четыре раза руководитель экспедиции... исчезал. Волки не исчезали! И тем не менее больше чем два десятка их пропало. Сначала Тропайл, потом Иннисон, затем еще два десятка по одному и по двое; никто не был гарантирован от этого. Возьмем, например, Иннисона. Это был Волк до мозга костей. Он был работником, не мыслителем, он обладал навыками ремесленника, лудильщика, механика. Как мог такой человек поддаться хилому соблазну Медитации? И все же поддался, Переместился, исчез! Ситуация достигла той точки, когда сам Хендл ходил с покрасневшими глазами и раздраженный. Он установил для себя хитроумные сигналы опасности - привлек на помощь других обитателей колонии, чтобы отвратить опасность Перемещения от себя. Когда ночью он шел спать, рядом с его кроватью сидел лейтенант, постоянно начеку, чтобы Хендл не погрузился в Медитацию в момент дремоты перед сном и не Переместился. Не было в течение дня времени, когда бы Хендл позволил себе остаться одному, и его компаньоны или охранники получили приказ будить его при первом же намеке на отстраненный взгляд или задумчивое выражение лица. Со временем режим постоянной бдительности, который Хендл сам установил, привел к потере отдыха и сна. И последствия были таковы: все чаще и чаще телохранители будили его, все меньше и меньше он отдыхал. Действительно, он был очень близок к срыву. Жарким влажным утром спустя несколько дней после бесполезной поездки к Гражданину Джермину в Вилинг, Хендл съел безвкусный завтрак и, шатаясь от усталости, отправился осмотреть Принстон. Из низких облаков капал теплый дождик, но это лишь раздражало Хендла. Он едва его замечал. В Коммуне жило более тысячи Волков, и на лицах каждого из них были заметны следы беспокойства. Хендл был не единственным в Принстоне, кто начал расставлять ловушки в результате беспрецедентных исчезновений, не один он мало спал. В обществе, состоящем из тысячи человек, все тесно связаны между собой; когда один из сорока исчезает, моральному состоянию всего общества наносится сокрушительный удар. Глядя в лица своих сотоварищей, Хендл понимал, что становится почти невозможным не только запланированный штурм Пирамиды на Эвересте, но и почти нереальным становится просто сохранить Коммуну. Вся стая Волков была на грани паники. За спиной Хендла раздался испуганный крик. Шатаясь от усталости, он повернулся, чтобы взглянуть, что там. Около шести Волков кричали, показывая на что-то в мокром, удушливом воздухе. Это было Око, тихо и расплывчато повисшее над улицей. Хендл глубоко вздохнул и взял себя в руки. - Фремптон, - приказал он одному из лейтенантов, - пригоните сюда вертолет с приборами. Мы проведем еще кое-какие измерения. Фремптон открыл было рот, потом посмотрел на Хендла внимательнее и начал говорить по карманному радиопередатчику. Хендл понимал, о чем думает этот человек, - у него у самого были те же мысли. Какой толк в новых измерениях? С того времени, как Переместился Тропайл, у них появилось более чем достаточно данных о тех силах и излучениях, которые окружают Око, да и о самом Перемещении тоже. До Тропайла в Принстоне никогда не видели Ока, не говоря уже о Перемещении. Но сейчас все было иначе. Око парило неустанно, день и ночь. Некоторые из тех, кто находился ближе всех к Оку, поднимали камни, комки грязи и швыряли их в пляшущий водоворот в воздухе. Хендл начал было кричать чтобы они остановились, но передумал. На Око это, по-видимому, не действовало; как заметил Хендл, один из мужчин угодил булыжником прямо по Оку. Камень пролетел через него, без всякого эффекта; пусть дадут выход своему страху хотя бы таким образом. Послышался шум винта вертолета, и машина со всеми приборами, установленными на ней, приземлилась в центре улицы, между Хендлом и Оком. С этого момента все произошло очень быстро. Око устремилось по направлению к Хендлу. Он ничего не мог поделать. Он увертывался от него, но, без сомнения, все было бесполезно, да и не нужно, в течение секунды он увидел, что Око стало больше не только за счет того, что приблизилось к нему, оно на самом деле увеличивалось. Око было обычно размером с футбольный мяч, насколько можно было судить; это же все росло и росло, оно уже стало размером с яйцо птицы Рух; потом размером с голову кита. Оно остановилось и зависло над вертолетом; люди внутри вертолета, как безумные, нацеливали линзы и измерительные приборы. Удар грома. На этот раз не человек. Исчез целый вертолет, пилот, приборы, пропеллер и все остальное. Хендл поднялся, мокрый от пота, от потрясения сонливость прошла. Молодой человек по имени Фремптон, охваченный страхом, спросил: - Хендл, чем мы занимаемся? - Чем занимаемся? - Хендл рассеянно глянул на него. - Думаю, что губим себя. - Он спокойно покачал головой, так, будто бы он наконец нашел решение трудной задачи. Вздохнул. - Но нужно кое-что предпринять, - сказал он. - Я еду в Вилинг. Нас, Волков, побили. Может быть, Граждане помогут нам сейчас. Роджет Джермин из Вилинга, Гражданин, получил сообщение, когда он был в конторе, служившей ему рабочим местом. Дома его ждал посетитель. Джермин все-таки был Гражданином. Он не мог прервать приятное и бесконечное обсуждение, которое он вел с перспективным клиентом по поводу возможной организации дела. Он извинился за то, что ему пришлось прерваться из-за сообщения, как и было положено, три раза, выслушал еще раз полностью объяснения гостя по поводу плана, который он предлагал, затем повернул сложенные чашечкой ладони к себе. Этот жест означал, что план не вполне совершенен. Более категоричное "нет" он произнести не мог. По другую сторону стола Гражданин, который пришел предложить программу инвестиций, тут же сменил тему, пригласив Джермина и его Гражданку на Созерцание Сириуса, приглашение было сделано в форме рифмованных двустиший. Ему очень хотелось совершить сделку, но он не мог настаивать. Джермин отклонил приглашение в достойной форме, условно приняв его. И человек ушел, задержавшись лишь ненадолго из-за общепринятых Четырех Просьб остаться. Почти тут же Джермин отпустил служащего и закрыл контору на день, завязав сложный тройной узел на красном шнуре, укрепленном поперек открытой двери. Когда он пришел домой, он увидел, что к нему пришел, как он и подозревал, Хендл. Гражданина Джермина мучили сомнения относительно Хендла. Этот человек почти признался, что он - Волк. Как должен был отнестись к этому Гражданин? Но среди переполоха, вызванного Перемещением Галы Тропайл, этот факт показался не таким важным, как обычно, тревоги не подняли: Джермин позволил мужчине уйти. А сейчас? Он отложил решение. Когда он пришел, Хендл несколько скованно пил чай в комнате, пытаясь поддержать официальный разговор с Гражданкой Джермин. Джермин спас его, уведя в другую комнату и закрыв дверь. Он ждал. Его потрясла перемена, произошедшая в этом человеке. Прежде Хендл был хвастливым, агрессивным, быстрым, качества наименее желательные в Гражданине - отличительная особенность Сына Валка. Сейчас все это исчезло, но тем не менее он нисколько не походил на Гражданина; он был изможден и раздражен. Он походил на человека, который много пережил. Сведя правила этикета к минимуму, он сказал: - Джермин, последний раз, когда мы виделись, здесь произошло Перемещение. Гала Тропайл, помните? - Помню, - коротко ответил Джермин. Помнит ли он! Это воспоминание почти всегда было в его памяти. - И вы говорили, что с тех пор были и другие. Они все еще происходят? Джермин сказал: - Да. - Он старался говорить прямо, что соответствовало быстроте и напору речи этого Хендла. Едва ли это было прилично, но Гражданин Джермин подумал, что бывают моменты, когда хорошие манеры не самое главное в мире. - Было два за последние несколько дней. Одно - Гражданка Бэрд, ее муж - учитель. Она Созерцала Через Стекло одновременно с четырьмя или пятью другими женщинами. Она просто исчезла. Мне кажется, она смотрела через зеленую призму, если это как-то поможет. - Не знаю, поможет или нет. А кто другой? Джермин пожал плечами. - Мужчина по имени Хармейн. Он был Охранником. Никто ничего не видел. Но слышали что-то вроде грома, и он исчез. - Он на минуту задумался. - Немножко необычно, мне кажется. Два за неделю в одном небольшом городке... Хендл резко сказал: - Послушайте, Джермин, не только два. За прошедшие тридцать дней в этом районе и еще в одном месте их было по крайней мере пятьдесят. В двух местах, понимаете? Здесь и в Принстоне. В других местах - нет; немного, несколько Перемещений в одном месте, несколько в другом, но не больше, чем обычно. А в этих двух местах - пятьдесят. Есть в этом какой-нибудь смысл? Гражданин Джермин подумал: - Нет. - Нет. Скажу больше. Три из... ну, скажем, жертв - это дети, не старше пяти. Один еще даже не умел ходить. А последнее Перемещение произошло вовсе не с человеком. Это был вертолет. Знаете, что такое вертолет? Вся эта чертова штуковина исчезла, бац, и нет. Подумайте над этим, Джермин. Как объясняются Перемещения? Джермин выдержал паузу. - Ну, вы думаете о Взаимосвязи, Медитируете, как только вы уловили основную взаимосвязь всего в мире, вы становитесь Единым Целым с Космосом. Но не могу понять, как ребенок или машина... - Объяснением является Тропайл, - хмуро сказал Хендл. - Когда он Переместился, мы подумали, что это будет нам на пользу, потому что он любезно проделал это прямо у нас на глазах. Мы получили достаточно данных, которые стали ключом к пониманию того, что такое Перемещение в физическом смысле. Это был первый настоящий шаг в понимании Перемещения, и мы считали, что Тропайл оказал нам услугу. Сейчас мы в этом не уверены. - Он наклонился вперед. - Каждый, кто Переместился, насколько я знаю, был знаком с Тропайлом. Три малыша были у него в группе в саду: мы поручили ему эту работу, чтобы как-то занять его, когда он пришел к нам. Двое мужчин, которые жили с ним в одной комнате, исчезли. Мальчик, обслуживавший его в столовой, исчез; его жена исчезла. Медитация? Нет, Джермин. Большинство из этих людей я знаю. Даже ради спасения собственной жизни ни один из них не потратит и минуты, Медитируя о Взаимосвязи. А что вы думаете по этому поводу? Сглотнув, Джермин произнес: - Я только что припомнил. Этот человек, Хармейн... - Что Хармейн? - Это тот, который Переместился на прошлой неделе. Он тоже знал Тропайла. Он был Охранником Дома Пяти Правил, когда Тропайл находился там. - Видите? Могу поспорить, женщина тоже его знала. - В раздражении Хендл встал и начал ходить по комнате. - Я потерпел поражение. Вы ведь знаете, кто я? Джермин спокойно ответил. - Я думаю, что вы - Волк. - Вы правильно думаете. - Джермин непроизвольно содрогнулся, но смог заставить себя сидеть спокойно и слушать. - Говорю вам, что это уже не имеет значения. Вы не любите Волков, ну а я не люблю вас, Граждан. Но то, с чем я пришел, гораздо важнее этого. Тропайл что-то затеял, и я не могу предсказать, чем это все закончится. Но я знаю одно: мы в опасности, и вы, и мы. Может быту вы все еще считаете, что Перемещение - это благодать. Но я этого не считаю. Оно пугает меня. Но это случится со мной, и с вами тоже. Это случится с каждым, кто когда-либо сталкивался с Гленом Тропайлом. Если мы как-то не положим этому конец. Я не знаю как. Вы поможете мне? Стараясь не дрожать (хотя все внутри него кричало от страха: "Волк!"), Джермин честно признался: - Не знаю, смогу ли я. Я... Я должен подумать до утра. С минуту Хендл смотрел на него. Потом пожал плечами. Как бы про себя он произнес: - Может быть, это и не важно. Может быть, ничего и нельзя поделать. Хорошо. Я приду утром, и, если вы решитесь помочь, мы попытаемся составить план. Если же вы решите иначе - ну, тогда мне придется поколотить нескольких Граждан. Нельзя сказать, что я возражаю против этого. Джермин встал и поклонился. Он начал произносить ритуальные Четыре Просьбы, но Хендл остановил его. - Увольте меня от этого, - проворчал он. - Кстати, Джермин, если бы я был на вашем месте, я бы не строил планы на будущее. Вероятно, вам не удастся их осуществить. Джермин ответил задумчиво: - А как вы, вы строите планы? - Тоже не строю, - мрачно сказал Хендл. Гражданин Джермин метался в постели. Сон не шел к нему. Он чувствовал, как его отравляет запах Волка в его доме. Широко открытыми глазами он смотрел в потолок. Он слышал пристойное посапывание жены на другом конце кровати. Оно должно было бы его убаюкивать. Но ничего не помогало. Сон не шел. Джермин был достаточно смелым человеком по меркам Граждан. Иначе говоря, он никогда не поддавался чувству страха, хотя, по правде говоря, и возможности чего-то испугаться практически не представлялось. Но сейчас он был напуган. Он не хотел Перемещаться. Волк, Хендл, вызвал этот страх. "Может быть, вы все еще считаете, что Перемещение - это благодать". Конечно, он так не считал, сейчас это было смешно. Перемещение - конечный результат Медитации, дар, посылаемый лишь немногим преображенным личностям. Это одно. Но то Перемещение, о котором шла речь, было совершенно иным; даже если не учитывать, что оно происходило с детьми, с Галой Тропайл, с вертолетом. И во всем этом замешан Глен Тропайл. Джермин перевернулся на другой бок. Есть древний и надежный рецепт лечения бородавок. Возьмите травинку, бросьте ее в горшок с водой и доведите воду до кипения, воду охладите, на девять секунд погрузите бородавку в воду. Бородавка исчезнет, но только в том случае, если в течение этих девяти секунд в вашем мозгу не возникнет слово "носорог". Гражданину Джермину не давало уснуть то, что он пытался не вспоминать слово "носорог" - в данном случае это было слово "Взаимосвязь". Он пришел к выводу, что если а) люди, знакомые с Гленом Тропайлом, очевидно, Переместятся; и б) люди, которые погружаются в Медитацию, думая о Взаимосвязи, очевидно, Переместятся, то тогда а+б, люди, которые были знакомы с Гленом Тропайлом и не хотят Перемещаться, не должны погружаться в Медитацию о Взаимосвязи. Было очень трудно не думать о Взаимосвязи. Снова и снова он складывал в уме числа, цитировал Пять Правил, сочинял Приветственные Поэмы и Стихи по случаю Созерцания. Но вновь и вновь его мысли возвращались к Тропайлу, к Перемещению, к Взаимосвязи. Он не хотел Перемещаться, но мысль о Перемещении была соблазнительна. Что оно собой представляет? Болезненный ли это процесс? Вероятно, нет, размышлял он. Все происходит очень быстро, по словам Хендла, если только можно верить тому, что сообщает Сын Волка. Но в этом случае приходилось верить. Итак, если все происходит быстро, почти мгновенно, рассуждал он, вероятно, смерть наступает мгновенно. Может быть, Тропайл умер? Могло так быть? Нет, не похоже на это; в конце концов, на самом деле была связь между Тропайлом и всеми теми, кто Переместился за последнее время. Что это за связь? Или, говоря вообще, какие связи были задействованы? Он расслабился и вызвал в памяти первый попавшийся образ. Им оказался образ Галы Тропайл, той, которая исчезла в этой самой комнате. Гала Тропайл. Он стал думать о ней более сосредоточенно, он был немного доволен собой. Он нашел способ не думать о Взаимосвязи - нужно было сосредоточенно думать о чем-нибудь другом, чтобы не оставалось места для непрошенных мыслей. Он задержался на мысли о Гале Тропайл очень долго. Он думал об изгибе ее талии, ее длинных пушистых волосах, а также о ее длинных красивых ногах. Привычки, которым много-много лет, нелегко преодолеть, и поэтому время от времени возникала непрошенная мысль. "Осторожно! Не твоя женщина! Женщина Глена Тропайла. Берегись!" Но, размышлял он, где, скажите на милость, Тропайл? Какой вред в том, что он думает о его женщине? Или, если уж на то пошло, о нем? На самом деле было довольно легко думать об этой хорошенькой эмоциональной женщине, Гале Тропайл, Гражданке Гражданина Глена Тропайла, легче, чем о Взаимосвязи. Гражданину Джермину было приятно, что у него это так хорошо получается. 12 На горе Эвереет в мрачном потоке включений и выключений переключателей, которые служили мозгом Пирамиде, был замечен новый входной сигнал, поступивший от вспомогательных систем на планете Пирамид. Мозг Пирамиды не был критическим. Его интересовала только не знающая покоя потребность толкать-и-тащить, но в том, что для Пирамиды было аналогом человеческого чувства голода, не было этой беспокойной потребности "толкай-и-тащи". Входной сигнал скомандовал "Делай так". Она подчинилась. Назовите это жаждой чего-нибудь новенького. Если когда-то она терпеливо ждала состояния, которое Гражданам было известно как Медитация о Взаимосвязи, а самой Пирамиде известно, наверное, как состояние зрелости плодов ее шахты по добыче часов, то теперь ей захотелось иного. Попробовать недозревшие плоды? Перезревшие? По крайней мере, с другим вкусом. И соответственно, был послан высококачественный сигнал, он менялся по скорости и высоте, и отразившиеся эхо менялись, и... вот он, созревший плод, рвите! (Его имя было Иннисон.) А вот другой (Гала Тропайл). И еще один, и еще, о, сотни других! Ребенок из садика Тропайла, и тюремщик из Вилинга, и женщина, которая Тропайлу понравилась на улице. Когда-то признаком полного созревания было состояние, которое люди называли Медитацией о Взаимосвязи, а Пирамиды воспринимали, как удобную пустоту мозга; сейчас таким знаком была своего рода эмпатия с Компонентом по имени Тропайл и не только с Тропайлом. Модуляции входного сигнала менялись, и другие признаки созревания из других частей замечались и в соответствии с ними действовали, и Око сновало над Каиром, и Киевом, и Хартумом. Пирамиду не интересовало место. Когда Компонент сигнализировал о готовности, она взмахивала своей электростатической косой, она собирала урожай. Пирамиде на Эвересте не приходило на ум, что Компонент может управлять своими действиями. Каким образом? Возможно, Пирамида на Эвересте удивилась (если бы знала, как это делается), когда заметила, что различные критерии учитываются при отборе в эти дни (если она знала, что такое "замечать"). Конечно, даже Пирамида могла бы удивиться, когда без предупреждения или объяснения приказы менялись: не просто собрать иной сорт Компонентов, но и прихватить вместе с нужными деталями из плоти и крови также и целый ассортимент бряцающих машин из металла, как это стало случаться. Машины? Зачем бы это Пирамидам понадобилось Перемещать машины? Но зачем, с другой стороны, Пирамиде утруждать себя и подвергать сомнению указание, даже если бы она и могла это? В любом случае она не стала. Она взмахнула косой и собрала то, что ей приказано было собрать. Люди иногда едят зеленые фрукты и потом жалеют об этом; так же и у Пирамид. А Гражданин Джермин попался в ловушку, которой он не ожидал. Избегая думать о Взаимосвязи, он думал о Глене Тропайле, и незримые высокочастотные импульсы отыскали его. Он не видел Ока, которое сформировалось над ним. Он не почувствовал, как собираются силы, готовящие ему ловушку. Он не знал, что он схвачен, заряжен, катапультирован в космос, пойман, остановлен и разряжен. Все произошло слишком быстро. В один момент он был в своей кровати, в следующий момент он был - где-то. И ничего между этими моментами. Это случалось с сотнями тысяч Компонентов до него. Но с Гражданином Джермином было несколько иначе. Его не забальзамировали в питательной жидкости запрограммированным для участия в Пирамида-структуре, потому что он был отобран не Пирамида-структурой, а диким Компонентом. Он прибыл в сознании, бодрствующий и способный двигаться. Он стоял в освещенной красным светом камере. Страшный грохот металла ударил ему в уши. От жара кожа покрылась капельками пота. На него свалилось слишком много, чтобы понять все сразу. Голые безумцы с лоснящейся кожей прыгали и кричали на него. Через какое-то время он понял, что это не дьяволы, что это не ад, что он не мертв. "Сюда", орали они ему, "Вперед! Поторапливайся!" Он шел, шатаясь, в том направлении, которое они указывали, по неприятно теплому полу, покачиваясь и падая (планета-двойник была на четверть легче Земли), пока не научился сохранять равновесие. Прыгающие безумцы провели его через дверь - или сфинктер или ловушку, она не походила на то, что он видел раньше. Но это был своего рода тамбур, и с другой его стороны было нечто, что более отвечало здравому смыслу. Это была еще одна комната, и, хотя свет был красным, он был более бледным, спокойным красным светом, да и грохочущее железное торжище было далеко. Безумцы были голыми, это верно, но они не были безумны. Глянец, лоснившийся на их коже, был всего лишь потом. - Где... где я? - выдохнул он. Два голоса, может быть три или четыре, говорили одновременно. Он ничего не мог понять. Гражданин Джермин осмотрелся. Он находился в помещении, напоминавшем камеру, которая была частью машины, существовавшей для неизвестных целей Пирамид на планете-двойнике. И он был жив - и даже не одинок. Он пересек более миллиона миль в космосе и ничего не почувствовал. Но когда то, что говорили голые люди, стало доходить до него, стены вокруг него зашатались. Какое-то время слова были лишь бессмысленным шумом. Боль причинило не падение, а приземление. Все так и было, он Переместился. Он изумленно посмотрел на свое собственное голое тело, оглядел комнату и понял, что они все еще продолжают говорить. - ...когда сориентируетесь. Чувствуете себя хорошо? Вперед, Гражданин, идем отсюда! Джермин моргал глазами. Другой голос сказал раздраженно: - Здесь должно быть какое-то другое место, куда их можно приносить. Литейный цех не предназначен для людей. Посмотрите, этот-то в каком состоянии. В один прекрасный момент кто-нибудь прибудет, а мы не засечем его вовремя и - попик! Первый голос сказал: - С этим ничего не поделаешь. Вы в порядке? Гражданин Джермин глубоко вдохнул горячий сухой воздух и посмотрел на голого мужчину перед собой. - Конечно, я в порядке, - ответил он. Голым мужчиной был Хендл. Их было несколько сотен. Он узнал, что они поделены естественным образом на восемь групп. Одна группа, в которую вошел и Гражданин Джермин, состояла из людей, которые знали Тропайла. Другая группа, после того как Хендл дал им ключ к разгадке, решили, что их связывает знакомство с одной Гражданкой Аллой Наровой, вдовой из Найса. Африканское происхождение и знакомство с неким Джанго Тембо объясняло состав третьей, и так далее. Они занимали примерно акр огромных коридоров, первоначально занятых автоматическими станками, которые в среднем достигали восьмидесяти футов высоты. Многие были на ножках, как будто древняя история ручных станков, не подумав, навязала эту форму своим полностью автоматическим потомкам. По мере того как открывались кулачки зажимного патрона, в него резко подавались полосы металла, и кулачки закрывались; затем полосы начинали вращаться, выдвигались резцы и обтачивали их, потом резцы убирались, а обработанные непонятного назначения куски металла уплывали на едва заметных кольцеобразных магнитных полях. Каждые три часа через аккуратно раскрываемую дверь литейного цеха вплывала шестиугольная кованая плита, которая, крепясь магнитами то на одном, то на другом станке, сверлилась, растачивалась, протягивалась, фрезеровалась, шлифовалась и полировалась и становилась еще более непонятной и загадочной. Резец одного из станков для прорезания пазов - он был величиной с человека, - казалось, требовал регулярной замены после обработки каждого из шестиугольников, но другие инструменты, по-видимому, не тупились. Стружка смывалась потоком глицерина примерно каждые одиннадцать часов. Он струями подавался из стен, заливал пол до щиколотки и с бульканьем уходил через канализационные отверстия. Однажды мимо проплыла Пирамида, скользя на расстоянии ладони от пола. От нее шел запах озона. Они попрятались, как мыши. Они не знали, "видит" их Пирамида или нет. Из одних кранов в стене им подавши пишу, а из других - воду. Вода была отвратительной и являлась оскорблением для нескольких Дегустаторов Воды, которые были среди них. В ней совсем не чувствовалось вкуса углекислых солей и галоидных солей. Их пища представляла собой раствор глюкозы, в который, должно быть, добавили необходимые минеральные соли и аминокислоты, чтобы они не заболели от недостатка каких-либо веществ. Воздух был приемлемым, вероятно, он поступал из соседнего литейного цеха, где для некоторых процессов требовался атмосферный воздух. Большую часть времени они проводили в ожидании и разговорах. Причудой Гражданина Джермина, например, было Перемещение. - Может быть, - обычно говорил он, - это действительно Перемещение, действительно благодать, и нам просто не хватает ума, чтобы ее оценить. У нас есть пища, мы избавлены от резких колебаний температуры. - Он смахнул пот со лба и пошел к водопроводным кранам, из которых постоянно текла вода, чтобы как следует напиться, прежде чем продолжить рассуждения. - И это как бы свобода от этикета, правил поведения. - И он с несчастным видом огляделся вокруг. Никаких Стульев для Мужа, Стульев для Жены (как и положено, без подлокотников). Он присел на корточки на металлическом полу. Хендл был более откровенным. - О Господи, моя нога! Мы просто толпа чертовых краснокожих индейцев. Мне кажется, индейцы так и не узнали, кто нанес им удар. Они не знали о земельных дарственных актах и о территориальных притязаниях короны, о церковных миссиях и увеличении населения. У них всего этого не было. Они узнавали обо всем постепенно, по крайней мере, о таких вещах, как ружья и огненная вода. У них не было всего этого, но это они могли понять. Но все-таки я не думаю, что индейцы когда-либо поняли, что было на уме у белых людей, пока не стало слишком поздно вообще размышлять об этом. Мы в еще большем неведении. По крайней мере, время от времени у индейцев был ключ к загадке - они видели, как матросы сходят с большого белого дьявольского корабля и выстраиваются в очередь к их женщинам. Было хоть что-то общее. А у нас и этого нет. Мы в руках Пирамид - ясно? Наш язык! Я должен говорить "руках"! У нас в языке нет даже подходящих слов, чтобы и описать! После того как Гражданин Джермин пятый раз получил питание из кранов, он сделал попытку стать убийцей-маньяком. К счастью для всех, это произошло вскоре после одной из регулярных уборок, поэтому не было острых кусков стружки длиной в фут, которые он бы мог использовать как нож, да и пол был очень скользкий, так что он не смог удержаться на ногах, когда попытался ударить одного из африканцев. Его держали за руки, пока он не успокоился; он был очень расстроен. - Я готов, - сказал он им, наконец, с достоинством, на которое только был способен. - Я понимаю, что здесь нет подходящего катетера для Жертвоприношения, но вы можете лишить меня воздуха, это еще один способ, освященный традицией. Иннисон велел ему прекратить нести чушь и добавил: - Если у тебя появится привычка терять рассудок и становиться убийцей, нам придется что-нибудь предпринять относительно тебя, но только тогда, когда я найду способ спустить тебя в восьмидюймовое канализационное отверстие. Это было страшное оскорбление, оно даже не сопровождалось Снисходительной Улыбкой. И только через три кормежки Гражданин Джермин смог заставить себя вновь заговорить с Иннисоном. Гнев Гражданина Джермина был настолько силен, что он отважился демонстративно повернуться спиной к Иннисону. Но Иннисон не только не был подавлен этим, но даже и внимания не обратил. Он продолжал как ни в чем не бывало разговаривать с Хендлом. Тогда Гражданин Джермин ухватил Иннисона одной рукой за волосы, а другой отвесил ему звонкую оплеуху. - Безумец! - закричал кое-кто из тех, кто стоял поблизости. - Нет! Заткнитесь, - прокричал им Хендл. - Ты ведь не спятил? - спросил он Джермина. - Нет, - огрызнулся Джермин. - Я просто зол. Твой мерзкий дружок взял на себя смелость отказать мне в пристойной и равноценной Жертвоприношению смерти.