имени легендарного основателя магии, Гермеса Трисмегиста - Трижды Великого Гермеса. Он потянулся к полке и выдвинул, с некоторым усилием, большущий том, обитый черной кожей (Найл улучил момент прочесть название: "Энциклопедия герметики и алхимические сигилы", прежде чем фолиант лег на один из столов, стоящих на каждом из углов шестиугольной галереи). Углы у книги были неразрезаны, бумага ручной выделки - толстая, нелощеная. Старец четко знал, где что искать; он быстро нашел страницу ближе к концу фолианта. - Я думаю, вот то, что ты ищешь. Символ, на который он поместил палец, был безошибочно тот же, что и на кулоне, разве что форма чуть отличалась: Найл живо, с интересом нагнулся над страницей, затем поднял глаза, кисло сморщившись от разочарования: - Это что, на чужом языке? - На немецком. - А что означает "rache"? - Месть. Из текста следует, что это сигал, берущий начало в тринадцатом веке, и означает "отмщение". Нижняя часть представляет крылья хищной птицы. Верхняя часть- рога "der Teufel", дьявола. Хищная птица на крыльях несется к своей добыче, неся на себе страшную месть. Разглядывая изображение, Найл почувствовал неуютный холод в темени, словно кто-то плеснул на голову холодной воды; ощущение чем-то напоминало ожидание опасности. Он напряженно изучал символ, словно мог таким образом выведать его зловещую тайну. - Здесь говорится, насколько широко был распространен этот символ? - Нет, но ответ почти однозначный. Этот символ был известен лишь изучающим герметику. - Тогда как, по-твоему, могли про него проведать убийцы Скорбо? - На это я ответить не могу, - он вернул книгу на полку. - Может, они и вправду изучали магию. Идя за старцем обратно к лифту, Найл испытывал гневливое отчаяние. Казалось нелепым, находясь в окружении такой уймы знания, теряться при ответе на один незамысловатый вопрос. - И зачем изучать магию? - Потому что она гораздо древнее естествознания. - Да, но... но ведь это, наверное, одно и то же, что суеверие? - Так многие считали в девятнадцатом и двадцатом веке. А в двадцать первом антропологи пришли к иному выводу. Они изучали примитивные племена и сделали вывод, что некоторые из них добиваются реального воплощения определенных магических обрядов - вызывают дождь, например. Найл покачал головой. - Ты этому веришь? Старец виновато улыбнулся: - Ни да, ни нет. Я всего лишь машина. А вот Торвйльд Стииг был рационалистом, и верить в это отказывался. Когда вошли в лифт, Найл произнес: - А как она, магия, действует? - Все примитивные народы говорят одно и то же: магия действует с помощью духов. - Но ведь духов не бывает, разве не так? Старец улыбнулся. - Торвальд Стииг, безусловно, считал именно так. На спуске почему-то опять затошнило, жар поднимался волнами как бы из самого желудка. Найл отогнул от стены откидное сиденье и опустился на него. - Тебе нехорошо? - Устал просто, - Найл закрыл глаза и прислонился головой к стене. - Один из убийц Скорбо ударил меня силой воли, как паук. - Хотя по виду он был человек? Найл унял в себе глухое раздражение. - Разумеется. - Понятно, - временами, вот например сейчас, становилось заметно, что старик - машина: он нечувствителен к человеческому удивлению. - Если так, то я могу предложить кое-что полезное. Лифт, скорготнув, остановился. Когда выходили наружу, старец вежливо придержал дверцу для женщины средних лет, в твидовой юбке; проходя, та натянуто улыбнулась. Реагируя на деловую тишину вокруг, Найл невольно понизил голос: - Что именно? Прежде чем заговорить, старец дождался, пока они выйдут из кабины окончательно. - Если ум у тебя находился в контакте с умом убийцы, есть определенная возможность узнать, кто он такой. - Как? - Всякое событие неминуемо влечет следствие - это один из основополагающих научных принципов. Причем это относится одновременно к событиям и в физическом, и в умственном плане. Найл недоуменно повел Головой из стороны в сторону. - Но как можно увидеть умственное последствие... В темени опять кольнуло, на этот раз, правда, от приятного волнения. Нечто сродни чувству, которое возникает всякий раз по приближении к башне; волнение ребенка, заслышавшего слова: "Как-то раз на белом свете...". Найла, очевидно, выдало выражение лица. - Не обнадеживайся сверх меры, - сказал старец. - Искусство самоотражения трудное и опасное. Но рано или поздно тебе придется постигать его. Пойдем. На этот раз он повел в столп. Через несколько секунд они вошли в зал машины мира. Эта комната была еще одним из чудодейственных творений Стигмастера. Как и библиотека, для башни она была чрезмерно велика. Это была широкая, длиной в полкилометра галерея, со стенами, покрытыми богатой парчой, вдоль них тянулся ряд бюстов и статуй. Но открывавшийся из сводчатых окон город не был городом пауков; этот, начать с того, купался в солнце таком неистовом, что над крышами домов стояло марево. На площади под окнами находился рынок, над торговыми рядами - яркие, разноцветные навесы, и теснящийся под ними люд тоже весь был ярко разодет; у многих - мечи. Город окружали зубчатые стены, за которыми расстилались зеленые долы и холмы с террасами я виноградниками. Впрочем, Найл теперь так уже свыкся с этой картиной жизни Флоренции пятнадцатого века, что не очень обращал на нее внимание. Глаза у него были сосредоточены на машине из голубоватого металла, стоящей по центру галереи. Машина состояла из напоминающего кушетку ложа под голубым металлическим пологом, облицованным снизу матовым стеклом. При одном лишь взгляде на машину Найл испытал вожделенную расслабленность. Это была машина мира, изобретенная в середине двадцать первого века Освальдом Чэтером и Мином Такахаси - аппарат, способный вызывать контролируемую сознанием релаксацию, нечто, подобное сну без сновидений. Когда Найл уже собрался укладываться, старец поднял руку. - Постой. Прежде чем приступим, важно, чтобы ты уяснил принципы управляемого самоотражения. Сядь, пожалуйста,- он указал на скамью меж бюстами Аристотеля и Вольтера.- Вступать в такое состояние без подготовки может оказаться крайне опасным. Тебе известно, что первая машина считывания была изобретена в последней декаде двадцать первого века группой исследователей из Альбукеркского университета, возглавляемой Ч.С.К.Сойером. Именно Сойер открыл, что моторная память имеет молекулярную структуру, сходную с ДНК, и что электрический ток может приводить к тому, что та или иная молекулярная цепочка разряжается. Когда человек безуспешно пытается что-либо вспомнить, то значит, он слишком устал и потому не может заставить молекулу памяти разрядиться. Сложилось так, что ассистент Сойера - звали его Карл Майклджон - взялся усиливать центры памяти белой крысы, соединяя их электродами с височными долями собственного мозга. И внезапно обратил внимание на то, что у крысы появилась сильная привязанность к хорошенькой лаборантке Аннет Ларсен. Дело обстояло так, что сам Майклджон был неравнодушен к Аннет, но из стеснительности не решался ей в этом признаться. Так что его, понятно, увлекало наблюдение за излияниями симпатии со стороны зверька. Это увлекло его, по сути, настолько, что он частенько задерживался в лаборатории, снова и снова забавляясь игрой с центрами памяти. Как-то раз, вечером, изрядно уставший, он во время игры задремал. И в этом состоянии ему с необычайной достоверностью явилось, что якобы он сам симпатичен той девушке ничуть не меньше, чем она ему. Придя в себя, он подумал, что все это пригрезилось. Но находясь в полусне, он обнаружил и кое-что еще: что вроде бы у девушки на шее между лопаток имеется родинка. Назавтра он незаметно приблизился к Аннет со спины, когда та сидела склонившись над микроскопами, и приметил как раз ту самую родинку, что привиделась накануне. Это так на него подействовало, что он пригласил девушку поужинать вдвоем. Приглашение было принято, и в тот же вечер они обручились. Между тем Майклджон много раздумывал над этим происшествием. Он спросил свою нареченную, не пускала ли она зверька гулять себе по плечам и шее; та ответила: конечно же, нет, она и из клетки-то редко его вынимала. Тогда как же в памяти у животного могла запечатлеться родинка? И вот Майклджон приходит к важному выводу. Он кстати вспоминает и о том, как ему вдруг показалось, будто Аннет к нему неравнодушна, а потом это подтвердилось. Поэтому не могло ли случиться так, что память крысы запечатлела гораздо больше, нежели просто внешность девушки? Не могло ли статься так, что будучи к ней привязанной, она каким-то образом считывала ее мысли! А Майклджон в полусне считывал в свою очередь ум крысы, чему способствовала глубокая расслабленность? Эти выводы были, конечно же, революционными. Ведь это означало, что память крысы может фиксировать "оттиски" небывалой сложности - информацию, которую она в силу собственной скудости неспособна понять. И вдобавок к тому, сам Майклджон, пока бодрствует, уяснить эту сложную информацию неспособен; для этого надо полностью расслабиться, погрузиться в сон. Майклджону теперь было ясно, что он сделал открытие грандиозной важности, достойное, по всей вероятности, Нобелевской премии. Поэтому свое открытие он решил до поры до времени придержать, и провести ряд дополнительных исследований. И оказалось, допустил ошибку. Однажды утром его застали рыщущим по университетскому коридору в одной рубашке и страшно взвинченным. Пришлось вызвать санитаров из местной психбольницы и надеть на беднягу смирительную рубашку. Наконец после большой дозы успокоительного Майклджон пришел в себя и поведал, что произошло. Используя машину мира, он решил провести эксперимент с центрами памяти дворняги. Глубоко расслабившись, он вступил с ее мозгом в контакт, и это подействовало так, что из него моментально вышибло рассудок. Конец у рассказа счастливый. Майклджон женился на Аннет Ларсен, от помешательства не осталось и следа; получил он и Нобелевскую премию. Продвигаясь шаг за шагом, он изобрел устройство для усиления импульсов памяти, назвав его психоскопом - своего рода телескоп для разглядывания мысли. Среди людей он стал известен как интерна-лайзер. Психоскоп привел его и к еще более интересному открытию: оказывается, человек может изучать свои собственные воспоминания, вдаваясь в мельчайшие детали, о существовании которых раньше и не догадывался. Например, Майклджон обнаружил, что Аннет беременна, хотя ни один из них на это совершенно не рассчитывал. К концу двадцать первого века необычайно популярны стали недорогие - бытовые - модели интерналайзеров: людям нравилось играть со своими собственными мыслями. Но это повлекло такое множество нервных срывов и маниакальных преступлений, что в конечном итоге торговля интерналайзерами была официально запрещена, а нелегальное их использование стало преследоваться законом. - Но как оно может мне что-то рассказать об убийце Скорбо? Я его в живых-то видел с полминуты. - Ваши умы вступили в контакт. Этого достаточно. Но прежде чем приступить к сложным операциям, я бы тебе посоветовал для начала попробовать картины попроще. Трудно было сдержать волнение. Похоже, то, о чем ему сейчас рассказали, открывает непочатый край возможностей. Ничто не мешает неспешно, как в картинной галерее, оглядеть полотна прошедших лет, пережив вновь ярчайшие моменты детства, или волнение от первого прихода в подземный город Диру. Когда Найл подходил к машине мира, сердце его колотилось так, что трудно было дышать. - Где он, интерналайзер? - Он уже встроен в машину мира. Найл устроился на ложе под матовым стеклом, податливая бархатистая поверхность была мягкой как гагачий пух. За стеклом ожил свет, послышалось тихое жужжание. Расслабление пробрало так глубоко, что Найл явственно почувствовал, как уходят из тела скопившиеся за жизнь боль и утомление. Он даже не подозревал, насколько, оказывается, устал, что стычка с убийцей так истощила энергию его мозга. От ног к голове волна за волной приливала неизъяснимая безудержная радость; подкатывалась и откатывалась, как волны на морской берег. Несмотря на усилия удержаться в сознании, одна из таких волн подхватила и унесла его в забвение. Едва открыв глаза, Найл вспомнил о своем местонахождении и поспешно сел. - Как долго я спал? - Около двух часов Найлу стало совестно за свою беззаботность. - Мне пора во дворец. - Зачем? Ведь ты правитель. Ты никому не подотчетен. Да, действительно. Более того, Совет на сегодня уже прошел. Найл опять позволил себе расслабиться, примостив поудобнее подушку под головой. Тут взгляд упал на устройство, лежащее рядом на кушетке: дюжина изогнутых в виде шлема металлических полосок, шнур утоплен в находящееся возле ложа гнездо. - Надень себе на голову и пристрой поудобнее. К каждой из металлических полосок была изнутри прикреплена подкладка из бархатистой материи; проведя по ней пальцем, Найл обнаружил, что она увлажнена. Он стал пристраивать шлем на голову, распределяя полоски по лбу и затылку. Там, где подкладки соприкасались с голой кожей, чувствовалось слабое иглистое покалывание. За экраном из матового стекла опять зажегся свет. Найл теперь был уже расслаблен, поэтому чувствовал лишь обволакивающее, приятное тепло. - Теперь закрой глаза и постарайся освободиться от мыслей. Найл попытался вообразить кромешную темноту, и удивился, насколько удачно все вышло... Впечатление такое, будто он завис посреди бездны. Затем с внезапностью, от которой он оторопел, вдруг прорезался голос матери: "Его нужно растереть и истолочь, а там вываривать по меньшей мере часа два. Иначе это смертельная отрава". Найл от удивления распахнул глаза, дабы убедиться, что он все так же находится в комнате. Даже с открытыми глазами он мог слышать ее голос: "У меня бабка в свое время делала из него настойку вроде вина". Голос деда Джомара: "Верно говорит. Можно еще столочь в муку, а там испечь из нее хлеб". - Что ты слышишь?- осведомился старец. - Мать разговаривает с дедом. Пока Найл отвечал, беседа продолжалась. Неожиданно ему совершенно точно вспомнилось, когда именно это происходило. Найлу было около семи лет, и семья только еще перебралась в пещеру - бывшее логово жука-скакуна - на краю пустыни. До этого они ютились в каменном мешке у подножия большого плато, где было душно, тесно и небезопасно. Новое жилище в сравнении с прежним было прохладным и надежным. Они только еще начали его обживать, и пахло едким дымом сожженных кустов креозота, которые пустили в ход, чтобы выкурить жуков-скакунов. Слушая этот разговор матери с дедом насчет того, как готовятся коренья кассавы, он вместе с тем мог обонять запах кустов креозота. Был и еще один запах, никак не поддающийся уяснению; затем вспомнилось: болтанка из тертого чертова корня, которой деду смазали бедро (жук-скакун напоследок-таки задел). Лежа в этом состоянии, Найл испытывал множество разноплановых эмоций и ощущений. Отчасти он превратился в семилетнего мальчонку, со всеми чувствами и мыслями семилетнего. Но сознавал он и себя теперешнего, лежащего в машине мира, прислушивающегося с немым удивлением к себе семилетнему. Казалось невероятным, что память с такой тщательностью и дотошностью сохранила этот кусочек детства - с каждым отдельным словом, произносимым матерью и дедом, а чуть дальше - вступившим в разговор Хролфом, двоюродным братом и матерью Хролфа Ингельд. И осознание достоверности своего собственного прошлого наполняло неизъяснимым, светлым восторгом от того, что он жив, и вместе с тем уверенностью, что все проблемы людской жизни ничтожно мелки, и люди воспринимают их всерьез лишь потому, что тупы и подслеповаты. Все эти озарения были такими глубокими, что казались саморазумеющимися, будто были известны изначально. Мысли Найла прервал голос старца. - Ты видишь то, где находишься, или только слышишь? - Только слышу. - Очень хорошо. Мне надо, чтобы ты плотно зажмурился, но представил, что открываешь глаза. Вначале указанию следовать было сложно. Попытался представить, что открывает глаза, но ресницы дрогнули и ухватили отблеск матовой панели сверху. Тогда Найл для надежности прикрыл глаза ладонями, чтобы нельзя было открыть, и представил, что лежит у себя в пещере на травяной подстилке, в нескольких шагах от матери. И тут словно из ниоткуда возникла пещера, и стало видно лицо деда, освещенное единственным масляным светильником. Просто невероятно: отец его отца, отживший три с лишним года назад, сидит ни дать ни взять как при жизни, и разговаривает с матерью Найла, Сайрис, сидящей сейчас к сыну спиной. С внезапной глубиной Найла пронзила мысль: время - не мерило достоверности. - Ну как, получилось? - поинтересовался старец. - Да. - Прекрасно. Теперь мне надо, чтобы ты попробовал нечто куда более сложное. Я хочу, чтобы ты полностью изменил картину. - Как?- спросил Найл. Что за нелепость; ведь вот он, в пещере, слушает мать с дедом и ждет, когда вернутся с охоты отец и дядя Торг. - Представь какую-нибудь другую картину, и попробуй разглядеть ее. Найл попытался представить окружающую пещеру местность с выцветшим от жары кустарником и кустами креозота, с высоким древовидным кактусом-юфорбией; безрезультатно. Затем все внезапно подернулось мраком. Секунду спустя донесся голос матери: "Его нужно растереть и истолочь, а там вываривать по меньшей мере часа два. Иначе это смертельная отрава". Дед Джомар: "Верно говорит. Можно еще столочь в муку, а там испечь из нее хлеб..." Голос старца: - Чтотам? - Возвратилось на начало. - Так, ладно. Попробуй-как еще раз. Найл постарался сосредоточиться. При этом голоса пошли почему-то на убыль, а когда ослабил усилие, возвратились вновь. Усилие, как ни странно, сводило все на нет. - Попробуй представить что-нибудь приятное из своего прошлого,- предложил старец, Найл попытался представить ту минуту, когда впервые увидел принцессу Мерлью. Она стояла в тронной зале подземного города возле своего отца, венценосца Каззака, темно-золотистые волосы были перехвачены блестким венчиком. Найлу все еще помнилось, как сладко замерло сердце, когда она ему улыбнулась, показав ровные, белые зубы, не попорченные соком ягод. Можно было ощутить бархатистость ее кожи, когда они приветственно соприкоснулись предплечьями... Затем с ошеломляющей внезапностью она уже держала его в объятиях, жарко шепча: "Я пришла забрать тебя с собой...". Ухо чувствовало тепло ее губ, формы ощущались через красное платье паучьего шелка. Его же голос откликнулся: "Ты же знаешь, я не могу этого сделать". В этот миг Найл понял, что он уже не в подземном городе, а у жуков-бомбардиров, где дожидается аудиенции с Хозяином. На глазах у него Мерлью попробовала дверь, надежно ли заперта, затем возвратилась на кушетку и повлекла его к себе. Все тело томно изнывало от ласки ее губ. Мерлью прижималась к нему; желание разобрало Найла так, что он невольно открыл глаза, засмущавшись присутствия старика. Картина исчезла мгновенно, будто кто щелкнул выключателем. Тут до него дошло, каким именно образом это произошло: он попросту отвлекся, переключив внимание с одного на другое. Исчез и старец. Найл почувствовал облегчение; вместе с тем забавляла собственная глупость. Старец был порождением машины, но тем не менее Найл чисто по наитию общался с ним как с живым человеком. И все теперешние упражнения направлены были на то, чтобы научить его управлять своими рефлексами. Найл приладил металлические полоски заново, прижав контакты ко лбу, затем закрыл глаза и очистил ум от мыслей. И снова удивился последовавшему за этим безмолвию, будто он завис среди бездны. На этот раз Найл медленно обратился к Доне, двоюродной сестре, которую впервые увидел в подземном городе Каззака. Попытался во всех подробностях воссоздать жилье, где она жила вместе со своей матерью Сефной. Вместо этого он очутился возле этой девушки на скамье детской, в городе пауков. Теплым был солнечный свет, и раздавалось легкое сипение фонтана, рассеивающего в воздухе водяную пыль. В трех метрах на лужайке сидел брат Вайг и рассказывал что-то увлекательное сестренкам Руне и Маре. А они с Доной смотрели друг дружке в глаза, осторожно, ласково соприкасаясь пальцами... Глядя на нее (сходство с настоящей просто невероятное), он ловил себя на мысли, что было бы великолепно, имей Мерлью что-то от кротости и добросердечности Доны, а Дона - что-нибудь от бойкости и броскости Мерлью. Поскольку образ Мерлью он наблюдал совсем недавно, ему легко было воссоздать ее присутствие так, будто она все еще у него в объятиях. Образ Мерлью на секунду оттеснил Дону; пришлось его чуть "пригасить", и он опять очутился рядом с Доной. Получалось, что он как бы находится в двух местах одновременно, а в сознание с равной силой пытаются проникнуть оба образа. Причем нельзя сказать, чтобы Дона и Мерлью оттесняли одна другую, оба образа сознавались вполне ярко. В единый миг озарения до Найла дошло, что все это происходит в его сознании, и что продлить или оборвать видение всецело в его воле. Подчиняясь его мгновенному спонтанному желанию, образы Мерлью и Доны слились один с другим, и уже нельзя было различить, кто из них кто. Мерлью обрела кротость Доны, Дона же вкрадчиво засветилась соблазнительностью Мерлью. Такой эффект вызывал растерянность. Найл так привык к неустойчивости воображения, к тому, что ум неспособен удерживать образ дольше нескольких секунд, что в происходящее с трудом верилось. Правда, эта новоявленная Дона-Мерлью не смотрелась так реально, как любая из тех двоих; ясно было, что стоит потянуться и взять ее за руку, как она распадется на две составляющие. Тем не менее можно было смотреть и видеть, как изящная бледность Мерлью сливается со смуглостью Доны, а синие и карие глаза обеих, наложившись, в сочетании дают зеленый оттенок. Смешалась даже одежда, так что новоявленная Дона-Мерлью была теперь облачена в синюю тунику наставницы детской, соблазнительно облегающую формы. Но что удивительнее всего, эта новая незнакомка, хотя и не обладала собственной индивидуальностью, была по-своему неповторима. Трудно было поверить, что она попросту вымысел, творение его собственного ума. - Тебе, вероятно, сподручнее будет использовать это,- послышался голос старца. Открыв глаза, Найл обнаружил, что в комнате никого нет, а на ложе возле лица лежит квадратная черная коробочка сантиметров восьми шириной, на лицевой стороне которой четырьмя рядами расположены пронумерованные кнопки. К этому времени Найл был уже достаточно знаком с электроникой и догадался, что это пульт дистанционного управления. А поскольку указаний больше не следовало, он решился нажать на первую кнопку. Очевидно, это была кнопка включения пульта. Возбуждение и энергия немедленно схлынули и мир вокруг будто обрел твердость, нормализовался. Походило на некое пробуждение. Нажав на кнопку снова, Найл ощутил легкое искажение в чувствах, от которого невольно закатились глаза; но это продлилось недолго, и он опять почувствовал тонкое покалывание, вызывающее столь странное ощущение сбывающегося любопытства. Эффект чем-то напоминал действие медальона, полученного от старца в первое посещение башни. Правда, медальон усиливал сосредоточенность - с ним Найл словно смотрел на мир через увеличительное стекло - в то время как это устройство вызывало томный восторг; впечатление, что из-за тучи появилось солнце. Это чувство исчезло сразу же, стоило нащупать вторую кнопку. На сей раз от искажения наступила тошнота и головокружение; когда прошло, в теле образовался тяжелый, мутный осадок. А еще человек был ошеломлен дремотностью, от которой мир казался иллюзорным; Найлу казалось, что он бодрствует и спит одновременно. Он опять нажал на кнопку, но эффект дремотности от этого лишь усугубился. Все вокруг подернулось рябью, и ощущение возникло такое, будто он, Найл, безнадежно пьян. Но стоило нажать на "стоп", как все мгновенно пришло в норму. Невероятным облегчением было воспринимать мир таким, какой он есть, и Найл, пожалуй, впервые по-настоящему оценил, какая это роскошь,- быть нормальным. Но он уже вошел во вкус, и вскоре снова нажал на "старт". Затем ткнул кнопку с цифрой "три". Ничего не произошло. Отключил, попробовал снова: опять ничего. Понятно, что надо было всего-то кликнуть Стигмастера, и он бы объяснил, как быть. Но хотелось во всем разобраться самому. Найл озадаченно насупился, глядя на устройство у себя в руке. С первой кнопкой ясно, это "старт-стоп", без нее вторая кнопка не сработает. Может, надо вначале нажать вторую, и тогда сработает третья? Найл попробовал: мимолетно коснувшись второй кнопки (он уже усвоил, что чем дольше держишь палец, тем сильнее эффект), поспешил нажать третью. Наступившая следом темнота дала понять, что догадка верна. Спустя секунду он оторопело замер от птичьего пения и шума бегущей воды. Вместе с тем можно было обонять трудноуловимый, но вполне определенный запах влажной травы и листьев. Однако поскольку он так и лежал в темноте, то не было ясности, где именно все это происходит. И тут все вокруг будто пришло в движение, и Найл заслышал сухой шорох колес по насыпной дороге, и шарканье ног возниц. Не поднимая головы, он попытался представить, что открывает глаза. На этот раз сработало моментально, и он очутился между матерью и братом Вайгом в повозке, которую катили четверо гужевых. Они проезжали через лесистый участок. Ветви деревьев смыкались над дорогой, образуя зеленый тоннель. Просвечивающее меж ветвей небо было ярко-синим, и различались отдельные облака, висящие над отдаленными холмами. Когда миновали два крутых склона, Найл потянулся и дотронулся до влажной травы. Они только что прибыли в край пауков, и их везли в город Белой башни. Во время плавания из Северного Хайбада Найл спас жизнь бойцовому пауку, которого смыло за борт, вот почему к ним относились скорее как к гостям, а не как к узникам. А Найл впервые за всю свою жизнь, прожитую в пустыне, смотрел на обильно орошаемую дождем лесистую местность и слушал пение дроздов. То было одно из самых памятных впечатлений в его жизни, и переживая теперь его снова, он блаженствовал от тихой радости и ностальгии. Хотя с той поры не прошлой года, все теперешнее казалось совершенно иным, а былое - ушедшим безвозвратно. Спустя секунду это воспоминание сменилось другим, хотя и косвенно с ним связанным. На этот раз Найл размашисто шагал по залитой лунным светом дороге с небольшим отрядом, одетым под рабов. Фактически все это были молодые люди из города жуков, отправившиеся на дело куда более опасное, чем сами себе представляли: отыскав старую крепость, пробраться в нее и завладеть арсеналом оружия и боеприпасов. Уллик, Милон, Йорг, Мастиг, Криспин, Маркус, Гастур, Ренфред, Космин, Киприан. Всех пьянил дух приключения; лишь старший, Доггинз, сознавал опасность. Через несколько часов троим из них суждено погибнуть, включая Киприана, шагающего сейчас за спиной. Вместе с тем Найл вдыхал холодную сладость ночного воздуха, и впитывал колдовство серебристого тумана; какой-то странный внутренний свет оптимизма подсказывал, что сегодняшняя ночь круто изменит всю его жизнь... Тут Найл наконец почувствовал, что до него начинают доходить некоторые принципы устройства интерналайзера. Вот сейчас одно воспоминание повлекло за собой другое, потому что общим у них является одни основной фактор - не то, что оба связаны с загородной природой, а то, что оба вызывают одно и то же неизъяснимое чувство светлого восторга и свободы. Он нажал четвертую кнопку. Снова темнота, но темнота, в которой можно слышать ровный шум стойкого высокого ветра, и чувствовать острый, соленый запах моря. Даже не пытаясь восстановить картину, он знал, что стоит на гребне высокого кряжа, отделяющего пустыню от прибрежной равнины Северного Хайбада, и впервые вдыхает запах моря. Сердце учащенно билось от светлой, возвышенной радости. Спустя секунду он перевел взгляд на зеленую равнину с ее деревьями и кустарником; дальше уходила за горизонт синева моря. Тут перед взором зарябило и потемнело, и вот Найл уже лежит среди ночного холода возле костра, вдыхая древесный дым и слушая протяжную песню, которую тянут заунывным хором матросы. Он понял, что находится все в том же Северном Хайбаде на пути к пещере, чтобы извлечь из нее тело отца, и что отряд расположился лагерем среди той же зеленой равнины, которую он озирал с высоты горного кряжа. И вот в этом месте произошло нечто странное. Когда он, лежа возле потрескивающего костра, задумчиво слушал пение, его вдруг потянуло в сон. И тут Найл осознал, что его прежнее "я", вероятно, в тот момент уже отключилось, и он заметил этот переход в сумеречный мир меж сном и бодрствованием. И вот теперь выявлялись вызывающие тревожное замешательство зыбкие, нечеткие образы, призрачно скользящие перед внутренним взором подобно стеклянистым облакам, и чужие голоса, произносящие бессвязные, и вместе с тем странно осмысленные фразы: "Его зелень будет еще упрямее, когда отыщет свой хвост...". Затем голоса будто бы превращались в воду, просачивающуюся в трещины бессознательного ума Найла, и сбегали в некое подземное озеро тьмы. На Найла это подействовало так, что подкатила тошнота и голова закружилась, а все вокруг словно утратило прочность. Найл резко утопил на пульте кнопку "стоп" и испытал несказанное облегчение, когда возвратился в обычный мир, словно дневной свет после ночного кошмара. Но любознательность не утихла, и Найл коснулся последней кнопки нижнего ряда под цифрой "20". Результат был столь же неожиданный, сколь и тяжелый. Найла вдруг пронзила безысходная мука и жалость, грянувшая с внезапностью летней грозы или жестокого удара. Он стоял возле входа в пещеру, глядя на безобразно раздувшийся труп отца: черное лицо, застывшие глаза навыкате. Рука с медным браслетом вскинута, словно защищая лицо от клыков разозленного паука. - Тебе, наверное, надо бы выключить аппарат, - послышался голос старца. Тот снова стоял возле ложа. Шок от случившегося отнял у Найла столько энергии, что ему стоило труда нажать на "стоп". - Зачем ты это сделал? - спросил Найл плохо повинующимися губами. - Электрические импульсы интерналайзера вызывают разрядку у центров памяти. Ты выбрал частоту, связанную с болезненными воспоминаниями. - Ну и что в этом хорошего? - Найл понимал, что говорит не совсем разумно, но потрясение переплавлялось в гнев. - Гораздо больше, чем ты думаешь, - голос у старца был так спокоен и уравновешен, что гнев испарился. - Я бы советовал тебе повторить эксперимент. - Зачем? - Найл нисколько не разуверился в Стигмастере, но сама мысль вызывала дрожь. - Потому что можно избавиться от боли. Попробуй. Напрягшись словно в ожидании удара, Найл включил устройство и нажал на кнопку "20". Опять нахлынула волна отчаяния при взгляде на искаженное лицо отца; на этот раз он обнаружил даже следы от укуса с внутренней стороны руки, где паук ввел яд. Вместе с тем он осознал и то, что жалость испытывает тот Найл, что стоит у входа в пещеру, а уж нынешнему Найлу чувство сейчас передается так, из вторых рук. - Еще раз, - голос старца звучал в общем сочувственно. И когда Найл нажал на кнопку и память возвратилась к началу, еще яснее стал сознаваться разрыв между собою теперешним и прежним. Оцепенение, охватившее Наила прежнего, служило защитой от ошеломляющего прилива эмоций; теперь же эмоции отчасти утратили свою силу, и Найл теперешний перестал ощущать их во всей остроте. Остались гнев, жалость и чувство обреченности: отца больше нет, чему быть, того не миновать. - Еще раз. На этот раз даже гнев и жалость утратили силу. - Еще раз. - Теперь в душе уже только жалость. - Еще раз. Жалость остыла в печаль, с оттенком обреченности. - Еще раз. Теперь было видно, что и печаль, и огорчение одинаково бессмысленны. Ничего уже не воротишь. - Еще раз. Найл покачал головой. - Больше ни к чему. Он чувствовал себя на удивление спокойно и умиротворенно; было еще и странное ощущение, будто он за эти секунды значительно прибавил в возрасте. - Как это получилось у машины? - спросил он. - Машина здесь ни при чем. Все это сделал твой собственный ум. Любую отрицательную эмоцию можно стереть, дав ей выход. Найл, к удивлению, поймал себя на том, что зевает. Потрясение уступило место приятной расслабленности. Но в мозгу чувствовалась усталость, какая обычно возникает, если переусердствовать с медальоном. Найл на секунду закрыл глаза, соблазняясь желанием соснуть, но тут вспомнил, зачем сюда пришел, и стряхнул с себя сонливость. - Ты говорил, я могу узнать об убийцах Скорбо. - Ты желаешь попробовать непременно сейчас? - Да, если можно. - Можно, но я бы все-таки не советовал. Тебе нужно получше освоиться с интерналайзером. Я бы предложил по крайней мере другой день. Найл покачал головой. - Нет времени. Один из них, судя по всему, все еще находится в городе, и к утру может уйти. - Ну что ж, твоя воля. Ты отдаешь себе отчет об опасностях? - Опасностях? - переспросил Найл с темным предчувствием. - Из них ты уже столкнулся с худшей. Отрицательные эмоции. - Худшей? - Найл не мог сдержать в голосе нотку облегчения. - Не следует недооценивать отрицательные эмоции, - сказал старец неодобрительно. - Разумеется, если ты не возражаешь... - Я не могу ни возражать, ни одобрять. Найл в очередной раз спохватился, что перед ним не человек, а компьютер. - Тогда объясни, что надо делать. - Прежде всего сосредоточься на этом человеке. Попытайся отчетливо его представить. Лучше, если будешь держать при этом в руке кулон. Затем, когда почувствуешь, что готов, нажми кнопку "2", вводящую в состояние альфа, а затем "9", она усиливает краткосрочную память нескольких прошедших часов. Тогда сможешь начать прием информации. Если это не удастся, попробуй углубить состояние альфа. Найл вынул кулон из кармана и подержал его, вытянув на правой ладони. Но что толку: в конце концов, не будет же он вот так же держать его во время приема. Поэтому цепочку Найл повесил на шею, и кулон лег на грудь. Затем коснулся второй кнопки. Дремотность возвратилась, в целом ощущение было такое, будто запрокидываешься на спину. Он закрыл глаза и вызвал в памяти лицо мертвого: большие глаза, нос-клюв, покатый подбородок. Секунду изображение было ясным, затем подернулось рябью. Он и тогда-то не очень четко его запомнил, а теперь и эта память потускнела, затертая другими образами. Чем усерднее старался Найл восстановить все детали, тем менее отчетливыми они становились. Он открыл глаза и тронул девятую кнопку. Результат получился ошеломляющий. Он опять стоял в захламленном коридоре, вдыхая специфический запах отсыревшей штукатурки и пыли, и смотрел в те странные, темные глаза. Найл напрягся, зная, что сейчас должно произойти. Действительно, ощущение как от жесткого удара в лицо. Тем не менее, поскольку Найл все это наблюдал со стороны, то продолжал пристально вглядываться в лицо ударившего, и увидел, что его сознанием владеют неуверенность и волнение. Найл даже ощутил невольное сочувствие: незнакомец был один-одинешенек во враждебном городе, окруженный недругами. Безопасность его зависела от того, чтобы небыть узнанным, а теперь его опознали. Он перестал быть охотником и стал добычей... Из-за плеча человека было видно, как через дыру в потолке бесшумно спускается паук-клейковик. Человек заслышал, как лапы паука коснулись пола, и стал разворачиваться в его сторону. Но не успел этого сделать, как недвижно застыл под хваткой паучьей воли. Через считанные минуты он был пригвожден к полу передними лапами, и в лицо ему прыснула тонкая струйка клея. В этот же момент перед глазами у Найла прояснилось. Понятно, это как раз когда над ним склонился Симеон и стал помогать подняться. Найл знал, что сейчас произойдет, и от этой мысли стало тошно. Он как раз нажимал уже на "стоп", когда человек вскочил на ноги и нырнул за ножом, что был припрятан за пазухой; миг, и видение исчезло, будто кто щелкнул выключателем. - Ты выяснил то, что тебе нужно? - спросил старец. - Нет. - Тогда в чем дело? - Он собирался совершить самоубийство, а мне не хотелось на это смотреть. - Ясно. От ровного, бесстрастного голоса стало за себя стыдно. - Я попробую еще раз. - Одну минуту. - Палец Найла задержался над кнопкой. - Делая это, ты всякий раз тратишь ментальную энергию. Чем сильнее утомление, тем меньше у тебя шансов что-либо обнаружить, утомленный ум теряет наблюдательность. Что правда, то правда, Найл чувствовал в голове унылую, пустотную тяжесть. - Я попробую всего лишь раз. - Прекрасно. И вот что еще. Чем дольше ты держишь вторую кнопку, тем глубже состояние альфа. Оно усиливает твою чувствительность, но и делает тебя при этом более уязвимым. Я думаю, имеет смысл на всякий случай не снимать пальца с кнопки "стоп". - Спасибо, я так и сделаю. Найл закрыл глаза и отрешился от мыслей, намеренно углубляя расслабление. Затем нажал на "старт" и тронул вторую кнопку. Реальный мир поколебался; дремотная, ласкающая зыбкость напоминала погружение в мягкую, шелковистую воду. Найл сознавал призрачное скольжение меж сном и бодрствованием, где приослабить внимание значит неминуемо провалиться в сон. Где-то на границе сознания грузно прогромыхал здоровенный воз с тесовыми оглоблями, и женский голос внятно произнес: "В мире блох все слоны выродки". Усилием воли Найл выгреб назад в более светлую полосу и утопил девятую кнопку, палец на которой уже лежал. И тут же снова очутился в коридоре, по которому впереди бежал этот, одетый под раба. Когда он схватил бегущего за плечо, тот споткнулся и шарахнулся телом о стену. Как всякое сновидение, картина была чуть контрастной, а действие разворачивалось так четко, будто происходило в замедленном темпе. Незнакомец обернулся, и, заглянув в распахнутые глаза, Найл ощутил весь его страх и отчаяние, такие беспросветные, что стало жаль беднягу. Тут мгновенно ударило, и стало трудно дышать. Но на этот раз Найл "видел" приближение удара: сконцентрированная в луч агрессивная воля, специально нацеленная в центр нервной системы. Затем его ум слился с сущностью убийцы, словно они вдвоем представляли собой одно и то же. Вся подноготная незнакомца на несколько секунд раскрылась, можно было беспрепятственно ее изучать. Увиденное потрясло и оттолкнуло Найла. Ему опять стало тошно, как от гнилостного запаха, и стало ясно, что это все из-за некоей безжалостности и неуемной жестокости, составляющей сущность незнакомца. Взору открылось ошеломляющее хитросплетение, даром что основные черты различались достаточно ясно; все равно что смотреть на Землю из космоса. Требовалось время, чтобы изучить и разобраться во всем этом. А незнакомец уже вскочил на ноги и нырнул к себе за пазуху. Пока Найл давил на "стоп", рука с ножом уже изъявилась наружу. - Ну, что? - Это был специально подготовленный убийца, - сказал Найл. - Скорбо выслеживали особо, или он был убит случайно? - Специально выслеживали. - Откуда взялись убийцы? - Откуда-то... из-под земли. - Из Диры? - Нет, не из Диры. Откуда-то... из другого места. - А откуда, не выяснил? Найл закрыл глаза и попытался сосредоточить память, но не вышло. - Нет. Все произошло так быстро. - Ну, с нашими возможностями это исправимо. Что еще ты выяснил? - Ненависть... Я почувствовал ненависть. Этот человек был кем-то вроде дознавателя или палача. И было еще кое-что, чего я не понял... Это был не совсем человек. - В каком смысле? - Не знаю. Просто как-то почуял. Последовала пауза. Затем Найл произнес: - Просто не верится... что может быть еще один подземный город. Уж тебе наверняка было бы о нем известно? Старец покачал головой. - Боюсь, наша система сбора информации не без погрешностей. - Но чтобы целый город... - А знаешь, есть-таки одна любопытная легенда, берущая начало в двадцатом веке. О космических странниках из отдаленной галактики, остановившихся на Земле, когда у них вышли все запасы. Солнечная радиация была для них смертельна, поэтому они основали поселение под землей и создали развитую цивилизацию, когда человечество еще обитало в пещерах. Но от тягот подземной жизни их численность все убывала. Многие из тех, что уцелели, в некотором смысле подвинулись рассудком и потому превратились в чудовищ. - Чудовищ? - Разум изменил им. Кое-кто начал набрасываться на людей. По некоторым сведениям, эти люди явились прототипами легенд о вампирах, вурдалаках, леших и прочей нечисти из подземного мира. - И что, это правда! Старец звучно усмехнулся. - Торвальд Стииг сказал бы, что это абсолютный нонсенс. Но при этом, пожав плечами, добавил бы, что во всякой легенде есть неуловимая доля правды. - Тогда как мы можем узнать о том подземном городе? - Пока тебе следует надеяться в основном на интерналайзеры. Вы контактировали лишь секунду, тем не менее ты мог бы узнать куда больше, чем сам полагаешь. Найл потянулся к пульту, но приостановился. - Ты говоришь, мне надо подождать до завтра? - Тебе решать. Если ты утомлен, результаты будут неважные. Голову ломило от усталости, но любопытство все-таки пересилило. - Попробую-ка я еще paз. Он лег закрыл глаза и тронул кнопку "старт". Головная боль рассосалась, и появился невероятный соблазн уснуть. Однако Найл сдержал себя и нажал на вторую кнопку. Еще труднее оказалось не поддаться волнам уютной расслабленности, размывающим сознание. Стремясь скорее с этим покончить, Найл коснулся девятой кнопки. Опять захламленный коридор, пахнущий отсыревшей штукатуркой. Только на этот раз ощущение такое явственное, что трудно усомниться в его достоверности. Стены смотрелись монументально, как во сне, и чувствовалась твердость пола под ногами. Подспудная усталость, казалось, лишь обостряла ощущения, придавая им эффект замедленности. Едва начав погоню по коридору, Найл уже мог различать паука-клейковика, следящего за происходящим из своей дыры в потолке; ага, значит, прорисовываются детали, о которых раньше и не подозревал. Как и в реальной жизни, Найл мог переводить внимание на что угодно. Вытянув руку, чтобы схватить за плечо незнакомца, он обнаружил несколько звеньев золотой цепочки, выбившейся из-под рубища. Вот незнакомец споткнулся и повернул голову. Найлу подумалось, что это лицо знакомо ему ничуть не хуже, чем лицо отца или матери. Наизусть был известен заросший подбородок и странно хищные зубы. Последовавший удар походил на пинок, расчетливо нацеленный в солнечное сплетение. Найл с любопытством отметил, что незнакомец использует своего рода отрицательную эмоциональную энергию. Получалось так, что ненависть во взоре, полоснув по Найлу, сама по себе обрела осязаемую плотность и силу, как сжатый кулак. И это потому, понимал он теперь, что удар нацелен в один из его эмоциональных центров. Когда их умы соприкоснулись, Найл опять почувствовал острую неприязнь, желание отвернуться, как от гнилостного запаха. Но на этот раз он не дался порыву, решив понять по возможности больше из того, кто он, этот убийца, и откуда взялся. И опять голова пошла кругом от невиданного хитросплетения, такого, что ум терялся, не в силах разобраться. И вот тут изменилось главное: качество восприятия. До этой секунды Найл сознавал, что знакомится со своего рода записью, с зафиксированным во времени архивом памяти. А теперь вдруг появилось любопытное ощущение, что мозг находится в контакте с живым умом. Что само по себе абсурд, поскольку человек мертв. Вместе с тем ошибиться было невозможно между считыванием и живым контактом была такая же пропасть, как между холодом трупа и теплом живого тела. От внезапно пробившего острого страха все в Найле опасливо замерло. Он вдруг осознал, что оба они, и он и убийца, стоят в тесной каменной палате, в кромешной тьме. Веяло холодом. В нескольких шагах впереди в каменном кресле, чем-то напоминающем трон, с которого венценосец Каззак приветствовал гостей Диры, сидел человек. Несмотря на мрак, сидящий был различим совершенно отчетливо, будто не зрением, а каким-то другим чувством. Он был облачен в длинное черное одеяние наподобие монашьей сутаны с капюшоном, скрывающим лицо. Несмотря на способность проницать темноту, взгляд не мог пробраться внутрь капюшона; смутно виднелись лишь белки глаз, внушающие невольный трепет своей цепкостью. Из-под сутаны выглядывали темные башмаки с затянутыми носками. Единственное, что еще проглядывало, это Руки на подлокотниках кресла. Найлу показалось, что они будто бы покрыты чешуей, как кожа ящерицы или змеи, хотя цвет был обычный, человечий. Пальцы соединяла меж собой полупрозрачная перепонка. В тот миг когда Найл неожиданно очутился перед этим человеком, тот, очевидно, наставлял убийцу Скорбо, который стоял, почтительно склонив голову. И когда Найл с тревожной настороженностью посмотрел на каменное кресло, убийца, похоже, уловил его присутствие; спустя мгновенье его обнаружил и сидящий в кресле. Найлу показалось, что глаза сузились, и когда обратились на него, ему стоило труда не отшатнуться: во взгляде сквозила поистине осязаемая сила. Бесплотное состояние Найла словно усугубляло его чувствительность, и взгляд этих глаз действовал с необычайной силой. Довольно странно, но во взгляде не было ни злобы, ни жажды смерти; лишь вседовлеющая, схожая со слепотой темная одухотворенность. Чувствовалось, что этот не терпит ни пререканий, ни инакомыслия; любой несогласный - враг, подлежащий уничтожению. Сидящий поднял правую руку с подлокотника и уставил на Найла палец, увенчанный не ногтем, а будто когтем, как бы в знак предостережения. Уставил, и в груди у Найла нестерпимо зажгло, будто какая козявка припала и начала въедаться, буравя расположенными вкруговую коготками, вроде тех, что у некоторых клопов и клещей. Найл поперхнулся от боли; тем не менее, когда пальцы потянулись отодрать, там ничего не было. Секунду спустя он очнулся на ложе в Белой башне. В окно струился безмятежный солнечный свет. Облегчение сменилось ужасом, который будто намеревался проесть плоть до самого сердца. Интерналайзер был выключен, комната имела всегдашний, привычный вид. Тем не менее Найл по-прежнему чувствовал на себе взор суженных немигающих глаз, и грудь все так же жгло. Найл полез рукой под тунику и отчаянным движением рванул золотую цепочку с кулоном; пролетев через комнату, та упала на пол. Тут же пропала и боль, и ощущение на себе темных глаз. - В чем дело? Найл мотнул головой. Он опять чувствовал себя разбитым и утомленным. Только на этот раз усталость была не та, что обычно следует за потрясением, а такая, будто он только что подвергся такой нагрузке, что можно и не выдержать. Найл указал на кулон, лежащий возле стены. - Эта штука чуть меня не доконала. Старец подобрал вещицу. - Не может быть. Это просто кусочек металла. Найл был так истощен, что не хватало сил спорить. - Это какой-то проводник,- выговорил он. Старец покачал головой. - Мой анализ показывает, что это сплав меди и цинка, с небольшой примесью золота. Структура совершенно инертная, а, следовательно, проводником быть не может. - Мне наплевать, что там показывает твой анализ, - от усталости и унылого отчаянья голос у Найла звучал сдавленно и прерывисто. Он принудил себя держаться спокойно, и опустился головой обратно на подушку. Машина мира тотчас завибрировала - автоматическая реакция на напряжение лежащего; мгновенно полегчало. - Прошу тебя, отключи эту штуку. - Вибрация прекратилась. - Я не желаю засыпать. Хочу выяснить, в чем дело. - Найл глубоко вздохнул. - Я очутился в темной комнате бок о бок с убийцей Скорбо. На возвышении вроде трона сидел старик в длинной черной мантии. И когда он уловил, что там нахожусь я, полоснул по мне своим взглядом. - Как раз в ту секунду я понял, что ты видишь кошмар, и нажал на кнопку. - Это мне не привиделось! - Найл с трудом сдерживался, чтобы не повысить голос. - Я уверен, что он существовал на самом деле. - Очень хорошо, он существовал на самом деле, - ровный, сдержанный голос вызывал глухую ярость. - А убийца Скорбо? - И он тоже. Он первым меня и обнаружил. - Тогда получается, он не умер? - Почему, умер, - голос у Найла звучал устало, плоско. - Разве такое возможно? Ты же сказал, что он был живой. - Я сказал, что он существовал. Возможно, имел что-то общее с привидением. - Стигмастер не допускает существования привидений, разве что в смысле психологии. Торвальд Стииг полагает, что привидение - примитивное суеверие. - Мне все равно, что там полагает Стииг, - проговорил Найл не открывая глаз. - Я тебе рассказываю все как было. - Машина мира включилась снова. Когда расслабляющие волны пошли через тело, Найл не устоял перед соблазном сгладить в себе усталость и отчаяние. Но что-то в нем было против этого пассивного восприятия физического комфорта. - Выключи эту штуку, - велел он. - Мы должны докопаться до самой сути. - Разумеется. - Вибрация прекратилась. - Но прежде вдумайся в то, что я тебе говорю. Твое описание по всем своим признакам сходится с кошмаром. Ты доказываешь, что это происходило на самом деле. Но забываешь, что психоскоп не имеет силы сон обращать в явь. Это звучало в высшей степени убедительно. Найл вдруг осознал, что старец, видно, и в самом деле прав. - Но почему я после кошмара чувствую себя таким разбитым? - Вот почему я тебя и предупреждал: не стоит пользоваться психоскопом при переутомлении. Усталость создает отрицательные эмоции, а психоскоп их усиливает. - Но не до такой же степени, что потом чувствуешь себя полумертвым? - Обычно нет. Но уж это легко можно проверить. - Каким образом? - Измерив твое жизненное поле, - старец вышел у Найла из поля зрения, и вскоре вернулся с двумя витыми растяжными шнурами, похожими на длинные пружины. На концах обоих виднелись присоски-раструбы. Один конец старец протянул Найлу. - Ну-ка, приладь себе ко внутренней стороне бедра. Найл поднял тунику и прижал раструб к коже; тот мгновенно присосался. - А теперь будь добр, смочи нижнюю губу. Второй раструб старец приложил Найлу к губе; чувствовалось, как тот плотно прихватил кожу. - Для чего это? - Замерять жизненное поле, обусловленное твоим жизненным тонусом,- старец скрылся за машиной. Несколько секунд слышалось жужжание. - Ну, как? - поинтересовался Найл. - Странно, - старец отсоединил присоски. - Показатель "лямбда" у тебя снизился до восьми с половиной. - И что это означает? - Обычный показатель - между десятью с половиной и одиннадцатью. - Получается, все это могло происходить на самом деле? - внутри оборвалось. Как уютно было думать, что этот, с перепончатыми пальцами, был просто наваждением. - Не обязательно. Ты забываешь, что твоя энергетика была пробита ударом того незнакомца, да и психоскоп тоже поглощает довольно много жизненной энергии. - У тебя нет какой-нибудь машины, чтобы ее восстановить? - А то как же, - Найл посмотрел на старца с удивлением, подумав, что тот шутит. - В машину мира встроен аппарат Бенца для нагнетания искусственного жизненного поля. По крайней мере восстановится твой энергетический потенциал. Усталость переплавлялась в головную боль, отягченную тошнотой. - Она может сделать так, чтобы меня не тошнило? - Думаю, да. Матовая панель изнутри ярко осветилась синим, послышалось тонкое жужжание, постепенно перешедшее порог слышимости. Свет резал глаза, и Найл плотно зажмурился. Когда звук утих, ушла и головная боль. Одновременно с тем Найл почувствовал в себе нарождающийся свет непонятного оптимизма. Что нелепее всего, захотелось вдруг смеяться. Дыхание перехватило, будто в лицо только что плеснули ледяной воды. Найл поперхнулся, а затем глубоко втянул воздух; вместе с тем усталость перерождалась в удовольствие, близкое к боли. Ощущение полноты жизни наполнило до краев. От этого забавно защекотало в гортани; Найл звучно, со смаком чихнул. Синий свет тотчас померк, а блаженство уступило место вполне нормальному состоянию; Найл будто проснулся. Он нашарил в кармане носовой платок. В затылке, когда сморкался, заломило. Старец стоял молча, глядя на цифровое табло. Пауза затянулась так долго, что Найл спросил: - Что-нибудь не так? - В твоем жизненном поле почему-то наблюдается брешь. Сердце кольнула тревога. - И что из этого? - Это означает, что мы имеем дело с каким-то неизвестным фактором, который я не могу объяснить. Найл с любопытством наблюдал, как старец, подобрав кулон с разорванной цепочкой, отнес его на ту сторону комнаты и опустил в какой-то цилиндрический предмет - быть может, мусорную корзину - из медной сетки. - Что ты сделал? - Обычная мера предосторожности. Судя по прорыву в биофизической мембране, ты был в контакте с какой-то враждебной сущностью. Если этот кулон - ее проводник, электромагнитное поле его нейтрализует. - Так ты считаешь, это в конечном итоге не было кошмаром? - Я не могу судить. То первое столкновение могло поразить тебя сильнее, чем ты думаешь. Он еще не успел договорить, как Найл ощутил, что вызванная аппаратом Бенца эйфория понемногу исходит, как воздух из продырявленного шара. - Этот ущерб восстановим? - Бесспорно. В должное время он восполнится сам, затянется, как рубец или легкая рана. Но процесс можно ускорить аппаратом Бенца. Вторя его словам, матовое стекло осветилось изнутри синим, и электрическое жужжание, набирая высоту, постепенно вышло за пределы слуха. Свечение, на этот раз не такое интенсивное, напоминало по цвету бледно-голубое зимнее небо. Менее насыщены были, соответственно, и ощущения, но головная боль медленно развеивалась, словно на слабом ветру. И когда жизненная сила капля за каплей начала просачиваться, будто в иссохшую землю, Найл со всей отчетливостью понял, что человек в черной мантии - не наваждение, и что его собственная жизнь теперь находится в опасности. Когда Найл появился из башни, уже стемнело, и температура опустилась ниже нуля. Звезды в холодном черном небе казались кристаллами белого льда Западный горизонт слабо светился, предвещая восход луны. Подтаявший за день снег превратился в наст, корочка звучно хрупала под ногами. Окна на главном проспекте светились, резкий ветер доносил звуки музыки. Найл всегда с тихой радостью наблюдал освещенные окна, особенно на верхних этажах. В дни рабства люди ютились в подвалах, и свет вменялось гасить сразу с наступлением сумерек. Но теперь Найлом владело нелегкое предчувствие, и казалось, будто люди в освещенных комнатах излишне уязвимы. Ясно было одно: время работает на убийц. Примерно год назад было посажено дерево, прибившее Скорбо, и среди его корней обнаружился знак мести. Если надо, они могут провести в ожидании еще год, карауля следующую жертву... Тем не менее, дерево не смогло убить Скорбо, и один из мстителей поплатился жизнью, пытаясь устранить оплошность. Получается, оплошности бывают и у них. В дворцовой парадной за массивной каминной решеткой все так же ярко полыхал огонь. Возле него стоял брат Вайг. Одной рукой он обнимал за талию девицу и что-то с вкрадчивым видом ей нашептывал. Дверь громко хлопнула, и заговорщики поспешно отстранились друг от друга. Девица тотчас стыдливо умчалась на кухню. Найл ее узнал: Нира, самая хорошенькая из кухарок, и почувствовал укол зависти к брату, не за его любовные похождения, а за простоту жизни. - Как денек, брат, трудный? - веселым голосом спросил Вайг. - Длинный, - Найл протянул руки к пляшущим языкам огня. - Устроил бы себе выходной. Ведь ты, понимаешь, правитель. Шутливый тон Найл воспринял без обиды; он понимал, в каком непростом положении находится брат. Сам Вайг всегда относился к младшему брату с нежной привязанностью, при случае и заступался. А тут вдруг нежданно-негаданно стал братом правителя, без особого рода занятий, кроме разве что фланирования по городу да флирта с красотками. Человек менее приветливый на его месте затаил бы зависть или обиду. Вайг же был для этого слишком благодушен. Но вместе с тем ему приходилось показывать и свою независимость. Сверху с баллюстрады склонилась Нефтис. - Подавать на стол, мой господин? - Давай, - Найлу вспомнилось, что с самого утра во рту не было ни крошки, и в желудке заурчало. - Ты ел? - спросил он Вайга. - Ел, но с тобой за компанию приму стаканчик вина. Уже не один месяц минул с той поры, как братья сидели за столом вместе. У Найла невпроворот было дел, Вайг же, похоже, решительно наверстывал упущенное за все те годы, что изнывал без прекрасного пола. Он и теперь, когда поднимался по лестнице следом за Нефтис, изучающе оглядывая стройные ноги под коротенькой туникой. В палате Найла в печи потрескивали дрова, и в воздухе стоял запах дерева. Служанка Джарита уже накрывала на низенький столик. Нефтис указала на продолговатый сверток в мешковине, прислоненный к стене возле двери. - Это тебе принесли. - А кто принес, не знаешь? - Знаю. Надсмотрщик, Дион. Положив сверток на пол, Найл развернул мешковину. Там был топор с полутораметровой рукоятью. Тускло поблескивающее лезвие в пятнах спекшейся крови. На лезвии выгравирован уже знакомый знак, символ мести. - Он сказал, где эту вещь нашли? - Сказал, в саду среди кустов. Вайг, подхватив топор, крутнул им в воздухе. - Центр тяжести выверен отменно. А острый - как бритва. - Осторожно. Этим топором был убит Скорбо. - Я понял,- Вайг попробовал лезвие большим пальцем и отдернул руку.- Острющее, дьявол!- с пальца стекла капля крови. - Беги вымой, скорее!- у Найла перед глазами возник отравленный нож, за две секунды сваливший убийцу Скорбо. Вайг, к ужасу, лизнул палец и сказал как ни в чем не бывало: - Ничего, заживет. От сердца отлегло лишь через несколько минут, когда стало ясно, что Вайгу не становится хуже. Найл поскорее завернул топор обратно в мешковину и подал сверток Нефтис. - На-ка, убери. Вайг, развалившись на груде подушек, налил в два стакана зеленоватого меда; напиток, недавно приготовленный, все еще играл пузырьками. Вытянув одним глотком половину стакана, брат с блаженной улыбкой улегся. - М-да, кто бы там ни пристукнул Скорбо, поступил молодцом. Найл укоризненно покачал головой, бросив предостерегающий взгляд в сторону Джариты, входящей в столовую с блюдом жареных жаворонков Вайг, подняв брови, обольстительно улыбнулся. Со своими черными кудрями и пронзительно синими глазами он излучал такое очарование, что обижаться на него было решительно невозможно. Когда Джарита вышла, он спросил: - Ты ей что, не доверяешь? - Почему, доверяю, только не хочу шокировать Ты забываешь, что большинство людей в этом городе по-прежнему считает пауков своими хозяевами. - Может, и так, - Вайг подцепил жаворонка и сунул его в острый соус.- Но Скорбо они все так же ненавидели. - С чего? Из них большинство его и знать не знало Прежде чем ответить, Вайг прожевал и проглотил пищу, вытерев тыльной стороной ладони соус с бороды. - О его-то делах знали все. Найл был заинтригован таким тоном. - Это о каких же? - Про его зверства ходили целые истории. Он обожал убивать людей. Говорят, даже детей убивать обожал, не просто чтобы съесть, а чтоб позабавиться их криком. И говорят, прекращать, это дело само собой, не думал. Вайг опять принялся за птицу. - Прекращать что? - Убивать и пожирать людей. Найл уставился не веря своим глазам. - Ты серьезно? - А ты не знал? - Вайг покачал головой в недоумении.- Я думал, всем известно. Найл отложил недоеденную птицу. - От кого ты об этом услышал? - Кажется, Сидония рассказала. - Сидония была начальницей одной из служб Смертоносца-Повелителя. Вайг, по разговорам, частенько проводил время в ее компании. - Но что она тебе сказала? - А что Скорбо и кое-кому из его дружков не по нраву пришлась затея отказаться есть человечину. Кроме того, у них остался изрядный запас еще со времен рабства. Они решили, что будет жаль, если все это пропадет зря, и продолжали есть. У Найла отлегло от сердца. - Я думал, ты о том, что они все еще ловят людей. - А они это и делают. Мне Нира говорила, что у нее пару недель как пропал один из братьев. - Нира? Та, с кухни? Так почему она мне ничего не сообщила? Вайг опять занялся птицей. - Наверное, большинство думало, что ты об этом знаешь. Найл был поражен. - Они в самом деле думали, что я допущу, чтобы все это продолжалось? - Ну... Скорее всего, думали, что ты бессилен что-либо предпринять. Найду пришлось сделать усилие, чтобы сдержать в голосе гнев. - Когда Смертоносец-Повелитель согласился покончить с рабством, - сказал он, - он пошел и на то, чтобы больше не убивать людей. Уговор был такой, что люди отныне свободны и уравнены в правах с пауками. А теперь я слышу, что пауки свою часть обязательств никогда не выполняли... - он отхлебнул меда, чтобы успокоиться. - Ты уж не обессудь,- мягко сказал Вайг. - Я тебя не виню (ощущение такое, будто земля ушла из-под ног). Но ты уверен, что Смертоносец-Повелитель об этом знал? - Вовсе нет, я этого не говорил. Наоборот, я уверен, что он не знал. Только то, что сказала Сидония: Скорбо и несколько его дружков воспротивились тому, чтобы не есть человечину. Поэтому они продолжали поедать людей в своей кладовой. А когда запас кончался, я думаю, они его пополняли. Найл взял со стола колокольчик и позвонил. В комнату поспешно вошла Джарита. - Сходи на кухню и попроси прийти сюда Ниру. - Слушаю, мой господин. Они остались одни. Найл с угрюмым видом жевал корку хлеба; аппетит безвозвратно пропал. Вайг же ел с прежним смаком. - Не пойму, почему ты не сказал мне об этом сразу же, как только узнал. Вид у Вайга был сконфуженный. - Меня, честно говоря, пару дней не было во дворце... - Ну сказал бы, как только вернулся! - А тогда, наоборот, не было тебя. Ты осматривал портовые сооружения. Всегда такой занятой, просто не подступись, - он вынул платок и потыкал кровоточащий палец. - Всегда работаешь как на износ, я себя чувствую последним лентяем. - А тебе что мешает? - Кем? - Вайг развел руками. - От меня что на заседаниях, что на совещаниях нет толку. Что мне еще остается, кроме как любиться да обжираться? - Да, действительно, Ваигв последнее время изрядно прибавил в весе. - Я бы тебе вот что сказал, - произнес он с неожиданной серьезностью. - Я часто жалею, что не нахожусь опять в пустыне, где можно вволю охотиться. Найл хмыкнул. - В пустыне-то девочек нет. - Эх, пресытиться можно чем угодно... - он собирался сказать что-то еще, но тут опять вошла Джарита, а следом за ней Нира, хорошего сложения девушка лет примерно двадцати, с кроткими карими глазами и на удивление тонким профилем. Красота девушек в паучьем городе никогда не переставала удивлять Найла, хотя и ясно было, что все это результат взыскательного отбора. Она стояла перед ними, опустив глаза и сложив руки на переднике. Длинные каштановые волосы, сплетенные в косу, были кольцом уложены на затылке - обязательное правило для женщин, работающих на кухне. - Вайг сказал мне, что у тебя исчез один из братьев. Это так? - осведомился Найл. Девушка кивнула, волнение, видимо, мешало ей отвечать. Найл настроился на ее мысли и уяснил, что она ни жива ни мертва от волнения и испуга. Он ошарашенно понял: она считает его чуть ли не полубогом и боится, что за ней он послал, собираясь отчитать и прогнать за заигрывания с Вайгом. - Расскажи мне, что случилось,- попросил Найл ласково. Девушка откашлялась. - Он вышел, когда уже стемнело, и не вернулся. - Ты где живешь? - На улице кожемяк. - Там нет освещения? - она кивнула. - И куда он пошел? - Через улицу, к товарищу. Он там оставил лошадку. - Лошадку? - Деревянную игрушку. Он просто бегал ее забрать. - Ты выходила его искать? - она покачала головой. - Почему? - Мы не выходим после того, как стемнеет... - Почему? - Н-ну, нельзя все же... - Но это было в дни рабства! Теперь-то вы можете ходить куда угодно! Девушка кивнула, так и не поднимая глаз, щеки запунцовели от смущения. Тут до Найла дошло. Семья этой девушки привыкает к свободе с трудом. Сломить укоренившуюся за всю жизнь привычку ох как не просто. Вот почему они не стали сообщать об исчезновении ребенка. Он вышел после того, как стемнело, а это против закона, вот их и наказали. - А были еще какие-нибудь исчезновения? - Было одно. Девушка с соседней улицы... - Кто-то что-нибудь слышал? - Нет. Этого следовало ожидать. Паук бесшумно сваливается из темноты, парализуя добычу силой воли, и через считанные секунды взмывает с ней в воздух; и не видно, и не слышно. - Ладно. Спасибо, Нира. Я посмотрю, можно ли чем-нибудь помочь.- Девушка так и стояла бессловесно, боязливо думая, что же с ней будет.- Все, можешь идти,- пришлось добавить Найлу. Та поспешно поклонилась и выскочила вон из комнаты. Вайг посмотрел ей вслед с восторгом. Точно так же встретил ее появление и Найл, но теперь от чувства не осталось и следа. Заглянув ей в мысли, он распознал ее сущность: обыкновенный подросток, среднего ума. Вайга, не обладающего телепатией, очаровывала ее внешность, и ему не терпелось познать ее и убедиться, соответствует ли внешности ее ум. Найл заранее знал, что брат будет разочарован, а вот заявить об этой догадке напрямую, увы, не было возможности. От этого он сник и призадумался. - И что ты думаешь делать? - спросил Вайг, наливая второй стакан меда. - Я должен буду провести разговор со Смертоносцем-Повелителем. - Тебе по душе такая идея? Мысль о скандальном разбирательстве со Смертоносцем-Повелителем вызывала тихий ужас. - А что? - От этого может стать еще хуже... - Вот почему Скорбо мог убивать людей. Потому что никто не осмеливался об этом заикнуться. Если бы мне сказали раньше, может, брат Ниры был бы еще жив. - Я думаю, ты прав, - заметил Вайг без особой уверенности. В дверь легонько постучали, и вошла Найрис. - С тобой, мой господин, хочет говорить доктор. - Доктор? - переспросил Вайг. - Так здесь величают Симеона. До него в городе не было такого понятия, как доктор. А, Симеон, входи! Как насчет стакана вина? - Спасибо, не откажусь, - и вид, и голос у Симеона был усталый. Найрис сняла с него плащ, а Джарита стянула башмаки, покрытые снегом. Симеон со вздохом облегчения повалился на подушки и принял протянутый Вайгом стакан с медом. Выпил с явным одобрением, глубоко перенеддуя. - Откуда ты пришел? - спросил Найл. - Из квартала рабов, - Симеон потянулся за птицей. - Того, третьего, нашли? - Да, нашли, - кивнул Симеон, жуя. - Где он сейчас? - Помер. - Ну? Зарезался, как предыдущий? - Симеон, все еще жуя, мотнул головой. - Паук убил? - Нет, - Симеон глотнул. - Паук пришпилил его так, что тот пальцем не мог шевельнуть. Я первым делом отнял нож. Паук только после этого его и отпустил. Я задавал ему вопросы, но он не отвечал, притворялся, что не понимает. Тогда я велел пауку слегка его прижать - не хотелось, конечно, но надо же было узнать, откуда он явился. Паук его чуть прижал, тот - кричать. Но так ничего и не сказал. Храбрец был. Найл поморщился, представив себе картину. Под словом "прижать" Симеон имел в виду не просто физическое давление. Взрослый смертоносец одной лишь силой воли способен стиснуть человека как орех в щипцах, так что кости затрещат. Найл сполна ощутил это при первой встрече со Смертоносцем-Повелителем, и от воспоминания невольно содрогнулся. - И что было потом? - Его решили отвести в обиталище Смертоносца-Повелителя, я поехал следом на колеснице. А на полпути через мост за мной послали, чтобы я его осмотрел. Он был мертв. - Может, от испуга помер,- предположил Вайг. - Нет. Походило скорее на сердечный приступ, синие губы и мертвенно бледное лицо. - Где он теперь? - спросил Найл. - В мертвецкой. - Я бы хотел на него посмотреть. Симеон и Вайг оба взглянули на него с удивлением. Симеон, небось, подумал: что еще за болезненное пристрастие к трупам? - Мне надо кое-что выяснить. - Какой-нибудь секрет? - спросил Найл. - Вовсе нет, Найл повернулся к Симеону, взявшемуся за прерванную еду.- У этого человека был на шее кулон? - Был. - Ты его снял? - Нет. Зачем? Он такой же, как этот, - доктор указал себе на грудь. Наил почувствовал вкрадчивый, сквозняку подобный холод. - Ты его носишь? - Да, а что в этом такого? Найл пытался говорить спокойно, обыденным голосом. - Дай посмотреть? Он протянул руку. Симеон был явно озадачен, но тем не менее полез под тунику, снял золотую цепочку с шеи и передал Найлу. Тот, подержав ее секунду на ладони, неожиданно обронил: ему показалось, что она живая, как какое-нибудь небольшое насекомое. Когда он следом поднял ее снова, присутствие жизни истаяло; это был просто кусочек металлического сплава. Направляемый каким-то шестым чувством, Найл опустил кулон в свой стакан меда. Остальные двое смотрели с замешательством. - Ты чего это? Найл смутился, понимая, что объяснение будет звучать абсурдно; подумал даже покривить душой, но решил: не надо. Жестом он указал на стакан. - Вот он, я думаю, его и погубил. Симеон растерянно покачал головой. - Это как же? - Ты думаешь, зачем они все носили эти штуковины не шее? Для красоты? Это было бы глупо. Стоило поймать с ним одного, как остальных двоих опознать было бы уже легче. Нет, это какого-то рода проводник, или передатчик. Оба собеседника неотрывно смотрели на кулон, успевший покрыться пузырьками. - Откуда у тебя такие мысли? - спросил Симеон. - Я брал кулон в Белую башню. - Ах, вон оно что! - понимающе воскликнул Симеон. Найл дал ему остаться при своем мнении, это избавляло от объяснений. - Но зачем ты сунул его в стакан? - недоумевал Вайг. - Потому что вино - живая субстанция. Оно бы как-то отреагировало на вибрацию. - Но ведь от проводника не наступает смерть,- заметил Симеон. - От такого, я думаю, может,- уверенно сказал Найл. Вайга все это никак не убеждало. - Но что заставляет тебя так думать? Секунду Найл думал рассказать им, что произошло с ним в Белой башне, но отказался от такой затеи, слишком долго, да еще и неизвестно, поверят ли. Интерналайзер надо испытать на себе, чтобы понять. Вместо этого он сказал: - Это так, просто догадка. Вот потому мне и хочется увидеть тело. Ты пойдешь со мной? - он повернулся к Симеону. - Разумеется. Только ничего, если вначале все-таки доем? Покойник же не встанет и не сбежит. - Ох, извини, - Найл не учел, что Симеон устал, - можешь не торопиться. Симеон, понимая, что ведет себя несколько бесцеремонно, заметил: - Ты вон и сам к еде едва притронулся. - Ах да, конечно,- Найл заставил себя сжевать кусок хлеба с маслом, но безо всякого аппетита. Пока Вайг с Симеоном опустошали графин меда, Найл делал вид, что слушает их разговор, хотя на самом деле мысли витали вокруг кулона и человека с уставленным перстом. Он поймал себя на том, что хотел бы переговорить с Дравигом - насколько все-таки легче общаться с разумным пауком, чем с человеком. Силуэт в черной мантии был таким четким, что Найл, казалось, различал кустистые брови, заостренные уши, пальцы с перепонками; пришлось тряхнуть головой, чтобы наваждение сгинуло. Взгляд упал на идущие вверх пузырьки в стакане, и одолела курьезная апатия, сродни гипнозу. От грянувшего стука оборвалось сердце; Найл вздрогнул и как будто очнулся. Он сконфузился, поняв, что это всего лишь Нефтис стучит в дверь. - Мой господин, здесь повелитель Дравиг. - Хорошо, проси. Когда в комнату влез Дравиг, Вайг с Симеоном поднялись; у них уже вошло в привычку ощущать неловкость, сидя в присутствии паука. Паучий ритуальный жест Найл принял кивком головы. - Рад тебе. - Я почувствовал, что ты хочешь меня видеть, потому и пришел. Симеон и Вайг опустились обратно на подушки. Зная, что пауки недолюбливают вид занятых едой людей, Найл предложил: - Давай пройдем в другую комнату, - и передал по дороге Нефтис: - Накажи, пожалуйста, Джарите, пусть принесет еще вина гостям. Спальня была залита чистым светом луны, струящимся через окна, на стене отражались красноватые отблески очага. - Симеон рассказал мне о смерти того человека, - сказал Найл. - Ты знаешь, как она наступила? - Нет. Но подозреваю, что его убили. - И я тоже. - Несколько секунд оба молчали; так как их умы были открыты друг другу, в тишине не было натянутости. Тут Найл спросил: - Тебе знаком этот человек? Слова он сопроводил мысленным образом того, в черной мантии; можно сказать, показал фотографию. - Нет. Кто это? - Тот, кто подослал убийц. - Тогда, выходит, твоя жизнь в опасности, - подытожил Дравиг. Вникая во все напрямую, он мог говорить без обиняков; Найл в очередной раз порадовался прямоте связи. - Я знаю, - сказал он. - Ты должен принять особые меры предосторожности. Я распоряжусь насчет стражи, пусть поставят возле твоего дворца. - Благодарю. - Идея не очень-то привлекала, но в ней чувствовался здравый смысл. Во дворец мог пройти кто угодно в любое время суток. До сегодняшнего дня Найл был в полной безопасности. Но виновный в гибели двух убийц может сам стать жертвой убийства. - Я сейчас пойду и распоряжусь, - сказал Дравиг. - Погоди. Надо сказать тебе кое о чем еще. Ты знал, что Скорбо все это время по-прежнему убивал и поедал людей? - Как! - безмерное удивление Дравига дало понять, что он ни о чем не подозревал. - Мой брат говорит, об этом знали многие, включая Сидонию, начальницу стражи Смертоносца-Повелителя. - И она при всем при этом не докладывала? Она будет наказана. - Не надо, ее вины здесь нет. Как и другие, она считала, что Смертоносцу-Повелителю об этом известно. - Какая нелепость! - Дравиг начинал гневаться.- Смертоносец-Повелитель дал тебе слово, а его слово священно! - Я это знаю. Но люди нашего города этого еще не понимают. Им нужно время, чтобы научиться. Дравиг уже догадывался, каков будет следующий вопрос. - Он действовал в одиночку? - Нет. Я думаю, у Скорбо была компания сообщников, из числа близких друзей. Я знаю, кто это может быть. У Скорбо был свой круг друзей, все родом из одного района Астигии, где поклоняются Черному Богу Горы. Мне говорили, что они иноверцы, но я до сегодняшнего дня все никак не верил. Они должны быть наказаны. - А это разумно? - Дравиг выказал непонимание. - Наказание пауков за убийство людей, не вызовет ли оно возмущения? - Суд должен свершиться. Они не только ослушались Смертоносца-Повелителя, но и нарушили волю богини. Это преступление, достойное смерти. Найл умолк; у него не было ни особого желания, ни резона выгораживать плотоядных сообщников Скорбо. Дравиг почувствовал, что беседа подходит к концу. - С твоего позволения, я пойду. - Погоди. Я с тобой. Нефтис по-прежнему караулила у двери. Найл велел ей позвать гужевых. - Готовы в путь? - Симеон поднялся на ноги. Найл повернулся к Дравигу. - Мне бы хотелось, чтобы ты проводил нас к больнице. Паук, если можно так выразиться, неохотно кивнул. - Думаю, будет лучше, если с нами сходит твой брат,- сказал Симеон.- Надо что-то делать с его пальцем. - Что, кровь все еще течет? - Действительно, обмотанный вокруг пальца носовой платок набух кровью. Стоило Вайгу его убрать, как на ранке проступила свежая кровь.- Почему она не запекается? - Мне кажется, - рассудил Симеон, - там на лезвии какое-то вещество, мешающее свертыванию. У меня есть отвар, от которого все это должно пройти. Ночь была холодная и на редкость ясная, луна светила над самой головой. Пока стояли в ожидании гужевых, Найл поискал глазами дом на той стороне площади, где убили Скорбо. Удивительно, на дома там больше не было, виднелась лишь прогалина. Дравиг понял, что высматривает Найл. - Его снесли. Дом, где совершилось убийство, считается у нас нечистым местом. - Рабочие нашли свинцовую пластину? - Мне об этом не сообщали, но я узнаю. Симеон, слыша то, что говорит Найл, спросил: - Ты думаешь, пластина - это передатчик? - Не исключено. Куда ты дел кулон? - Он здесь, - Симеон хлопнул себя по карману. - Осторожнее. Он может быть опасен. Наконец-то прибыли гужевые, закутанные в меха. Найл забрался первым, следом за ним - Вайг и Симеон. - В больницу. Дравиг шагал за колесницей мерной, неспешной поступью; даже когда гужевые пошли рысью, ему не стоило труда держаться с ними вровень. Найл поглядел на сидящего посередине брата; перевел взгляд не его перевязанную руку (Джарита снабдила длинной полосой материи). - Как самочувствие? Вайг осклабился с показной веселостью. - Прекрасное, - он поднял руку, на повязке уже проявилось пятно крови. - Течь не перестает, а так в целом нормально. Тем не менее Найл поглядывал на брата с беспокойством; в гулко скрежещущей по насту колеснице лицо у него казалось неестественно бледным, даже призрачный лунный свет не скрывал этого. Передняя дверь больничного корпуса была закрыта, но Найл стукнул как следует, и она отворилась. Симеон повел их по смутно освещенному коридору, пахнущему хлоркой и лекарствами. Из дверного проема выглянула женщина в одежде рабыни, но, завидев паука, выпучила глаза и проворно скрылась. Дверь послеродовой палаты была открыта, оттуда доносилось тяжелое дыхание роженицы. В конце коридора Симеон повернул налево и остановился перед неприметной деревянной дверью. Раздраженно покачал головой: - Говорил же поставить кого-нибудь караулить, - он толкнул дверь и замер на пороге. - Бог ты мой! Найл стоял у него за спиной и не мог толком видеть, чем вызвана такая реакция. Продолговатая каморка с белеными стенами была освещена единственным подслеповатым фонарем, чадящим в угловой нише; по стенам висели белые туники. В центре комнаты стояли две скамьи, и еще одна возле задней стены. На этой скамье ногами к двери лежал труп. И только приглядевшись, Найл понял, что так поразило Симеона. Труп был без головы. Секунду спустя Симеон стоял на коленях возле еще одного бездыханного тела, лежащего меж скамей. Вайг вытаращился Найлу через плечо. - Кто это? - Джуд, сторож... Дайте мне нож. Даже в ущербном свете фонаря было видно, что лицо у мертвеца распухло и все в крови, а рот оскален в гримасе предсмертной муки. Симеон пошевелил ножом в области шеи. Покачал головой. - Бесполезно. Бечевка впилась так, что не срезать. Только вместе с горлом. Да ему уж и все равно. Дравиг забрался в каморку следом, заполонив громоздким туловищем весь остаток пространства. Он стоял, глядя сверху вниз на бездыханное тело. - Это человек, который умер нынче днем. - Я знаю, - кивнул Найл, глядя на знакомый порез на предплечье, оставленный отравленным ножом. - А еще одного они уволокли. - Ты уверен, что его вообще сюда привозили? - спросил Найл. - Уверен. Прежде чем отправиться к тебе, я проследил, как его сюда занесли. Мысль, что была на уме у Найла, вслух выразил Вайг. - Может, он на деле и не был мертв. - Ну да! Мертвее мертвого, чтоб мне не жить, - сказал Симеон. Найл зажег еще один фонарь от того, что в нише, и повел им над полом. - Посмотрите, кто-то вынес голову через дверь. На дощатом полу виднелись брызги засохшей крови. - Тогда получается, их было по крайней мере трое, - заключил Симеон. - Почему трое? - переспросил Вайг. - Один схватил за волосы отрезанную голову и держал ее от себя на расстоянии, чтобы не забрызгаться. Вот что здесь произошло. Потому должно было быть трое - двое несут тело, один голову. - Но на что им голова? Найл шел по коридору, наклонясь над полом. Пятна крови пересекали коридор наискось и подводили к еще одной двери. Открыв ее, он увидел перед собой небольшой дворик, окруженный высокой стеной. Дворик залит был светом луны, стоящей над самой головой. Возле стены напротив лежала поленница, от которой к двери была протопана дорожка. Пятнышки крови вели по ней через весь двор и дальше наружу через полуоткрытую ржавую калитку. Там снег был мельче и не так утоптан. На нем четко выделялась цепочка следов, меченая багровыми пятнышками. - Шел только один, - указал Найл. Симеон растерянно повел головой из стороны в сторону. - Невероятно... Если только мертвый не может ходить. - Или если он все-таки жив, - добавил Вайг. - Чего, конечно же, не может быть, - сказал Симеон, хотя судя по тону, его уже начало свербить сомнение. За калиткой кровавая дорожка обрывалась. Снег здесь был утоптан и слишком тверд, так что следов было не разобрать. - Он, должно быть, спохватился, что метит след, - догадался Найл. - Ас чего вдруг кровь перестала течь? - недоуменно спросил Вайг. Симеон фыркнул. - Переверни голову вверх тормашками и сунь себе под руку. Освещенная луной улица была пустынна, хотя в некоторых зданиях светились огни. Вайг вдруг резко упал на колени и стал пытливо разглядывать снег. Найл знал брата достаточно хорошо, чтобы понять: проснулся охотничий инстинкт. Посидев так пару минут, Вайг поднялся, качая головой, и указал рукой вдаль улицы: - Я думаю, он двинул вон туда. Только потому, наверное, что не рискнул возвращаться к главному проспекту. - Вызвать стражу? - спросил Дравиг. Поскольку остальные слышать этого не могли, Найл повторил вопрос вслух. Симеон покачал головой. - Если он поймет, что за ним погоня, то укроется в любом из пустых домов, и тогда попробуй его сыщи. Вайг уже шел, крадучись, по улице в стороне от главного проспекта, не отрывая глаз от земли; в напряженно опущенных плечах угадывалась самозабвенная сосредоточенность охотника. Брат полагался на свою интуицию как на некое звериное чутье, безошибочно выводящее на след. Смотреть на брата было просто загляденье: какой азарт, какое упоение; чувствовалась и та самая "углубленность", сужение мира до точки, как бы пробуждающее некую скрытую силу. Остановился Вайг на следующем перекрестке, узкой улочке, скорее переулке. Дома слева отбрасывали в лунном свете резкие черные тени. Здесь снег утоптан не был; единственные следы на виду - следы пробежавшего бойцового паука. Но Вайг все равно остановился, вертя головой из стороны в сторону, а затем припустил вперед как охотничий пес, учуявший запах. Вот он скрылся в тени здания. - Принесите сюда фонарь. Найл принес свой, защищенный стеклянным колпаком, к месту, где стоял Вайг. Вайг принял фонарь и встал ни колени. Через минуту-другую удовлетворенно хмыкнул. - Вот оно. В общем, он вышел на цепочку следов, идущую слева вдоль тротуара. Найл собирался спросить, откуда такая убежденность, но передумал. Вид у Вайга был совершенно уверенный. Он сунул фонарь Найлу и заспешил вперед, пригнувшись к земле. В сотне метров впереди закоулок смыкался с еще одним проспектом, ведущим в западном направлении к площади. Здравый смысл подсказывал, что беглец не поворачивал ни на восток к площади, где его будет видно как на ладони, ни на запад, к проспекту. Для него лучше было перескочить через широкую улицу в переулок, ведущий к реке. Здесь снова шел утоптанный снег, и следы не читались. Когда стали приближаться с тыла к месту, где был убит Скорбо, Найл растерянно прикинул, что беглец мог укрыться в любом из дюжины пустующих зданий. Тем не менее Вайг спешил вперед без колебаний, так что когда приблизились к набережной, он уже почти бежал. Первым беглеца заметил Найл. Тот двигался вдоль дороги в полусотне метров справа от них, в сторону из небольших мостов, соединяющих центр с кварталом рабов. В том, что это именно он, сомнений не было: под мышкой предмет, напоминающий издали кочан капусты. Опасаясь привлечь внимание и выдать свое присутствие, Найл предостерегающе вскинул руку, одновременно давая понять, кого он увидел. Человек шел медленно, странно угловатой, кукольной какой-то поступью, будто хромая на обе ноги. Секунды не прошло, как Найл почувствовал краткий удар силы воли, исторгнутый Дравигом; мощь такая, что Найл невольно поморщился. Он ожидал увидеть, как идущий сейчас хлопнется будто муха под мухобойкой. А тот - не может быть! - продолжал идти все той же угловатой поступью к середине моста. Дравиг, вероятно, тоже не мог себе поверить: впервые за всю его жизнь двуногий проигнорировал мысленную команду. На их глазах человек остановился и взобрался на парапет моста. Дравиг опять метнул разящий удар силы воли, такой, что должен был опрокинуть наглеца навзничь; никакого эффекта. Спустя секунду человек беззвучно прыгнул; ветер отнес звук всплеска на сторону. Дравиг больше не колебался: в несколько шагов он очутился на набережной, перемахнув по пути через невысокую стену. Через полминуты Найл уже подбегал туда, ожидая увидеть, как человек барахтается в воде или в передних лапах паука. Вместо этого он застал Дравига стоящим посередине реки - в этом месте глубиной около двух метров - смятенно озираясь по сторонам. Они поспешили вниз по ступеням, ведущим от набережной к уложенной плитняком дорожке вдоль реки. Отражающая лунный свет водная гладь была спокойной и безмятежной; круги если и шли, то только от Дравига. - Он, должно быть, плывет под водой, - предположил Вайг. Втроем они напряженно уставились на неспешно текущую воду, но через некоторое время стало ясно, что догадка неверна: продержаться под водой столько времени человеку просто не под силу. Дравиг медленно побрел по течению, и люди тронулись следом, идя под черной тенью моста. Выйдя из затенения, Дравиг неожиданно остановился и сунулся под воду. Через секунду он появился, держа в передних лапах человеческое тело. В паре шагов он достиг берега. Судя по тому, как висел человек - неподвижно, вверх ногами - было ясно, что он или мертв, или без сознания. Затем, когда он с глухим стуком упал на плитняк, выяснилось окончательно: мертв. Выпученные окаменевшие глаза смотрели в никуда, рот открыт как у рыбы; правая рука все так же согнута в локте, как бы придерживая голову, которой теперь там не было. Симеон опустился около него на колени и коснулся одного из век. Когда поднял голову, лицо было очень бледное. - Он мертв вот уже несколько часов. - С чего ты взял? - голос Вайга звучал изумленно и недоверчиво, почти гневно. Симеон схватил лежащего за левую руку и попробовал ее согнуть. - Трупное окоченение. Происходит не раньше чем через четыре часа после смерти. - Но все же видели, как он ходит! Мертвые разве ходят? - А у тебя есть какое-то иное объяснение? Найл коснулся щеки: резина и резина, холодная. В лице было что-то отталкивающее: обвислое, с покатым двойным подбородком и толстыми чувственными губами, нос что свиной пятак. Сдерживая отвращение, Найл разорвал рубище, обнажив белую безволосую грудь. Указал на сбившийся к горлу кулон: - Вот что его убило! - Откуда ты знаешь?- спросил Симеон. - Взгляни, - Найл указал на круглое красное пятнышко над сердцем; пару сантиметров в диаметре, оно напоминало ожог. Взявшись за кулон он вытянул цепочку на всю длину; она покрыла красную метку точь в точь. - Вот тебе и весь сердечный приступ, - подытожил он. Рука Симеона легла на собственную грудь. - О боги, а я точно такую же таскаю на себе весь день... - Убивать тебя у него не было причины. Наоборот, это его бы выдало. - "Его" - это кого! - полюбопытствовал Симеон. - Я не знаю имени. Но похоже, какой-то маг. Разве что у мага получилось бы поднять мертвеца... Едва успев это произнести, Найл поспешно смолк; ощущение было такое, что даже произносить подобное вслух небезопасно. Симеон снял кулон с шеи незнакомца и протянул Найлу. - Теперь он по крайней мере не оживет. Едва коснувшись головой подушки, Найл провалился в глубокий сон без сновидений. Тем не менее пробуждение, наступившее через пару часов, напоминало выход из кошмара. Почему-то немедленно возникло стойкое подозрение, что в комнате кто-то есть. Он поднял голову и вслушался; вроде бы никого, только ветер завывает на углу здания. Найл осторожно потянулся к лампе, смирно горящей в нише над кроватью, и прибавил фитиль. В неверном желтом свете стало видно, что комната пуста. Тем не менее когда Найл замер, уединившись внутри себя, опять возникло ощущение, что за ним наблюдают. Найл сел на кровати и вынул лампу из ниши. Затем, бесшумно ступая босыми ногами, прошел в соседнюю комнату. Асам, крадучись на цыпочках, чувствовал, что все эти предосторожности нелепы. Наблюдатель как бы смотрел на него сверху или с какого-то расстояния, с какого его самого углядеть невозможно. Стакан с медом так и стоял на столе. Теперь в нем лежали два медальона, один с Симеона, а другой, раздобытый у реки. Едва увидев, Найл понял, что допустил ошибку, поместив их вместе. Теперь они взаимно усиливали друг друга, создавая живое силовое поле, охватывающее все, что внутри его границ. Он потянулся к стакану, но отдернул руку; это было все равно что тянуться к готовой броситься змее. Кулоны лежали, сплетясь цепочками и, как показалось Найду, коварно выжидали, когда он потянется и притронется к ним. Мелькнула мысль захватить кулоны в Белую башню, где их можно будет обезвредить электрическим полем Стиг-мастера; но подумалось о промозглом ветре, и он решил повременить. И тут в голову пришла еще одна идея. Под полом передней, в подвале, находилось несколько каменных сосудов из некоего черного, похожего на гранит, материала - таких тяжеленных, что никто не пытался передвигать их с места на место. Для чего они использовались, было, по-видимому, общей загадкой. Но как-то раз ребятишки случайно обнаружили, что они обладают особым свойством: к ним настолько плотно пристают булавки, гвозди, всякие железные штуковины, что потом с трудом можно оторвать. Симеон рассказывал, что сосуды высечены из минерала под названием магнетит. С усилием, стоящим ему всей внутренней собранности, Найл потянулся и взял стакан. В голову навязчиво лезло, что оба эти кулона живые, сейчас поползут и переберутся через край. Через несколько секунд руку начало покалывать словно булавкой или иглой. Держа в одной руке стакан, а в другой лампу, Найл вышел в коридор и двинулся вниз по лестнице. В передней было все еще тепло, а за решеткой камина тлели алые угли. А когда приблизился к двери в подвал, рука от "булавок" и "игл" попросту занемела, и стакан пришлось обхватить плотнее, иначе бы выронил. В эту минуту Найл осознал, что силовое поле стакана усиливается откуда-то извне силой еще более мощной, которая смыкается с ними, находясь где-то в стороне - быть может, в городе. Одновременно с тем Найла словно обволакивал призрачно-серый свет, придающий окружающему иллюзорный вид. Огонь лампы был больше не нужен; свет, казалось, озарял спуск подобно белесым сумеркам нарождающегося рассвета. Звук собственных шагов был на удивление глухим. Толкнув дверь в подвал, Найл обнаружил, что сам весь в поту, и зубы стучат. Охватило нестерпимое желание выронить стакан и убежать. Ощущение чужого присутствия, пристального взгляда в спину казалось таким явным, что замирало сердце и боязно было оглянуться. Он сознавал, что наблюдатель пускает сейчас всю силу, чтобы заставить его потерять самообладание. Случись все это год назад, Найл бы не выдержал. Но контакт с пауками так или иначе научил его использовать собственную волю, а также ресурсы потаенной внутренней силы. Найл напрягся, не давая себя одолеть, и панический страх несколько ослаб, словно наблюдатель понял, что самообладание Найла нельзя разрушить изнутри. Он продолжал торопливо спускаться в подвал. Это было обширное выложенное плитами помещение, служившее когда-то винным погребом: несколько месяцев назад здесь полным полно было проржавевших стеллажей и битых бутылок. Теперь здесь хранилась провизия, пахло копченостями и специями. Вдоль задней стены располагались шесть черных каменных сосудов, каждый под два метра высотой, высеченных из камня с прожилками, в бурых потеках ржавчины. Стакан и лампу Найл аккуратно поместил на пол, затем, поднатужась, обеими руками вынул из ближайшего сосуда конической формы затычку, такую тяжелую, что пришлось перевести дух. Ее он свалил на пол, затем, скрежетнув от напряжения зубами, поднял стакан и перевернул его над горловиной. Кулоны упали внутрь, приглушенно звякнув. Призрачный свет тотчас погас, а Найл ощутил любопытный сдвиг внутреннего фокуса. В тот же миг ушло из ладони онемение - не постепенно, как из ноги, которую отсидел, а сразу, словно немота была каким-то наваждением. Напряжение, от которого сводило зубы, рассеялось, уступив место облегчению такому глубокому, что из тела будто схлынула вся сила. Когда поднимался обратно по лестнице, ноги ныли как после долгой ходьбы, и приходилось невольно цепляться за мраморные перила. Пока добрался до спальни, от усталости шатало как пьяного. Рухнув в кровать, Найл успел про себя отметить, что теперь со стороны уж точно никто не наблюдает, и даже ветер воет как-то беззлобно. Едва закрыв глаза, он изнеможенно заснул. Проснулся Найл как-то сразу, а проснувшись, увидел, что возле кровати стоит Джарита. Из окна на пол стелились косые лучи солнца. - Сколько времени? - Два часа как рассвело. - Надо было меня разбудить: разоспался, - Найл откинул одеяло. - Я заглядывала дважды, но вы так сладко спали. И заседания Совета у вас нынче утром нет. - Спасибо, Джарита. Найл надеялся, что служанка уйдет, но та продолжала стоять возле кровати. Ей хотелось, понял он, помочь ему умыться и одеться; одно из тягостных последствий позднего подъема. В подземной пещере, где прошли детство и отрочество, члены их семьи жили по сути впритирку; тем не менее мужчины и женщины как-то выходили из положения и соблюдали приличия. Здесь же, в городе пауков, считалось в порядке вещей, что одеваться и раздеваться хозяевам помогают слуги. Им нравилось умащивать Найлу тело благовонными маслами, и даже забираться с ним в ванну и делать там в теплой воде массаж. Вайг предавался всему этому с нарочитым упоением, окружив себя привлекательными рабынями, Найл тоже был не против, чтобы его ублажали, но вскоре как-то уяснил, что одеваться приятнее самому; ну что может быть бессмысленнее, чем сидеть истуканом, когда на тебя напяливают одежду. Вот почему ему было по душе подниматься с рассветом. Теперь деваться некуда: если отказаться от услуг Джариты, она это воспримет как пренебрежение. Поэтому Найл терпеливо сидел, не мешая Джарите снимать с себя спальную тунику по колено длиной, принести в ушате теплой воды и мочалкой омыть тело. Все это она делала с такой явной гордостью, что Найлу стало совестно за свое нетерпение. Раздался стук, и в дверь заглянула Нефтис. Судя по виду, она была явно удивлена застать там Джариту, а та, наоборот, довольна, что ее застали на коленях у ног господина. - В чем дело?- смущение заставило Найла сказать с излишней резкостью. - Здесь доктор, мой господин. - Скажи ему, что через минуту выйду. Когда Найл вышел, Симеон уже сидел за столом, потягивая чай, настоенный на травах; Найл сделал упреждающий жест, не давая ему встать. - Что тебя принесло в такую рань? - Твой брат. Его порез кровоточил всю ночь, припарка из окопника не помогла. Пришлось наложить шовчик. - Но порез-то был пустяковый. - Что и странно. По-видимому у того топора лезвие было смазано сильным антикоагулянтом. Но и при всем при этом рана где-то через полсуток должна была затянуться. Я могу взглянуть на тот топор? Нефтис, слыша о чем речь, молча вышла и через минуту возвратилась, неся обернутый мешковиной сверток. - Ради всего святого, будь осторожен. Он невероятно острый. - Я вижу, - Симеон изучал лезвие вблизи, но коснуться не пробовал. - Неудивительно, что оно раскроило Скорбо. И как они только добиваются такой остроты? Металл какой превосходный... - У них, видно, высокий уровень культуры... Симеон взглянул на Найла из-под кустистых бровей. - У тебя есть какие-то сведения о том, кто они? - Только догадки. А у тебя? - Я обнаружил одну довольно странную вещь. Кожа у этих мертвецов. Она удивительно бледная. Я такую видел только раз, у одного спятившего старика, двадцать лет прожившего взаперти. - Как будто они жили под землей, - вставил Найл. - Вот именно, - Симеон поглядел, да так остро. - Ну как, ты хоть что-нибудь об этом знаешь? Найл пожал плечами. - Стигмастер рассказал мне легенду о пришельцах со звезд, которые явились на Землю и жили под землей, потому что солнечный свет был для них смертелен. - Он сказал, где они жили? - Нет. Он считал, что все это россказни. Симеон покачал головой. - Я бы поклялся, что эти жили под землей, или что их держали в заточении. Джарита принесла еще один чайник чая; он был настоян на листьях растения под названием делиум, и источал нежный изысканный аромат. Вкус у него был чуть вяжущим, и будто бы бодрил. Разливая напиток по чашкам, она сказала: - Прошу прощения, господин, что вмешиваюсь, но там внизу к вам повелитель Дравиг. - Так чего он дожидается? Проси, пускай входит. - Я ему сказала, что вы завтракаете, и он ответил, что подождет. Симеон заерзал. - Я, пожалуй, пойду. - Ни к чему. Дравиг предпочитает ждать. Терпение пауков неистощимо. Он только смутится, узнав, что отвлек нас от еды. Симеон поглядел с любопытством. - Ты, сдается мне, очень хорошо понимаешь пауков. - Нет, не очень. Я думаю, человеку невозможно понять всех тонкостей паучьего мышления. В некотором смысле они умом значительно превосходят людей. Симеон намазал медом горячую хлебную корочку. - Ты думаешь, Дравиг может знать, откуда взялись эти люди? - Сомневаюсь. Он мне сказал, что не имеет представления, кто они такие. Что ты знаешь о землях к северу от этого города? - спросил Найл. - Немного. Говорят, они крайне опасны. Но, как тебе известно, слугам жуков только неда