, - сказал Стоктон.  - Думаю,  мы  достаточно ее набрали.
Захвати с собой кувшин, Грейс. Я и Пол принесем остальное.
     Они перенесли  кувшин  и остальные вещи вниз в подвал,  в дальнем конце
которого находилось  убежище.  Грейс поставила кувшин и  осмотрелась. Койки,
полки,   нагруженные  консервами,  стопки  книг   и   журналов,  медицинское
оборудование. Неожиданно  все  их существование было сжато до  размеров этой
крошечной комнаты, забитой вещами, полчаса назад не имевших значения.
     Полчаса  назад! Грейс вдруг вспомнила, что  за  тридцать минут на Земле
все  перевернулось  с  ног  на  голову. Все ценности,  убеждения  и критерии
прекратили  свое  существование или  приобрели  значение,  равное жизни  или
смерти.
     Стоктон остановился посередине лестницы.
     -  Я  забыл,  - сказал  он. - В гараже  есть бак с бензином.  Там  пять
баллонов. Пол, беги туда и принеси его. Он нужен нам для генератора.
     - Хорошо, папа.
     Стоктон быстро глянул сквозь  подвал  на открытую дверь  убежища. Грейс
сидела на одной  из коек, глядя в никуда. Он секунду помедлил, заторопился в
кухню, взял два или три остававшихся кувшина и понес в подвал.
     Когда он вошел в убежище, Грейс подняла голову. Она шептала:
     - Билл... Билл, это так невероятно. Мы, должно  быть, спим.  Такого  не
может быть.
     Стоктон опустился перед ней на колени и взял ее руки в свои.
     - Я только что говорил Полу, - сказал он ей.  - Если это ракета, то она
не обязательно упадет возле нас. И, если она не упадет...
     Грейс освободила руки.
     - Но если долетит, - сказала она. - Если она поразит Нью-Йорк, то и нам
достанется.  Отравляющие вещества, радиация  -  все  это  мы  почувствуем на
собственной шкуре.
     -  Мы  будем в убежище, Грейс, -  убеждал доктор.  - Даже  если нам  не
повезет,  мы  выживем. У  нас  достаточно  еды  и питья,  чтобы протянуть по
меньшей  мере  три недели, а,  может,  и  дольше,  если  будем  разумно  ими
пользоваться.
     Грейс тупо смотрела на него.
     - А что потом?  - тихо спросила она. -  Что потом, Билли? Мы  выберемся
отсюда, как суслики, чтобы на цыпочках пробираться через руины наверху.  Нас
будут ждать руины, развалины и трупы наших друзей...
     Она замолчала  и  уставилась в  пол.  Когда она  снова посмотрела ему в
глаза,  на ее лице  было другое  выражение  - страшнее,  чем  паника,  более
сильное, чем страх. Это было выражение смирения и униженной покорности.
     - Почему так необходимо, чтобы мы выжили? -  безучастно спросила она. -
Что в этом хорошего, Билл? Не будет ли быстрее и лучше, если мы просто...
     Слова повисли в воздухе. Потом раздался голос Пола:
     - Я принес бензин. Наверху вам больше ничего не нужно?
     - Неси  бак, Пол,  - отозвался отец и тихо  обратился к Грейс. В первый
раз его голос задрожал: - Вот почему мы обязаны выжить. Это главная причина.
     Они услышали шаги сына.
     - Ему в наследство могут достаться руины, но ему двенадцать лет. Это не
только наше выживание, Грейс. Конечно, мы можем  расстаться с жизнью. Просто
бросить ее на обочину как бак для мусора.  - Его  голос звучал высоко. - Ему
двенадцать  лет.  Слишком  рано,  черт возьми, чтобы говорить о его  смерти,
когда он, собственно, и не жил.
     В дверях появился Пол с баком бензина.
     - Поставь его рядом с генератором, - сказал Стоктон, выходя из комнаты.
- Я поднимусь и принесу еще воды.
     Он поднялся по ступенькам в кухню и взял последний  кувшин с  водой. Он
уже  собирался отнести его в  убежище, когда услышал  стук в кухонную дверь.
Между занавесками он увидел лицо Джерри Харлоу.
     Стоктон   открыл  входную  дверь.   Харлоу  стоял  снаружи  с  какой-то
неестественной, точно нарисованной улыбкой. Голос его был напряженным.
     - Как дела, Билл? - поинтересовался он.
     - Собираю запас воды, думаю, и ты должен сейчас этим заниматься.
     Харлоу был явно не в своей тарелке.
     - Мы  набрали около тридцати баллонов, и вода кончилась, - сказал он, и
его лицо исказилось. - У вас тоже кончилась вода, Билл?
     Стоктон кивнул.
     - Тебе  лучше идти домой, Джерри. Спускайся в свое убеж... - Он облизал
губы и поправился: - в  твой подвал.  Я на  твоем месте заколотил бы окна и,
если есть замазка, укрепил бы углы.
     Харлоу вертел галстук.
     -  У нас нет подвала, Билл, - с  кривой усмешкой сказал он. -  Помнишь?
Преимущество современной архитектуры. У нас самый новый, дом на нашей улице.
Всецело служит человеку, с головы до пят.
     Его голос дрожал.
     - Любое чудо современной техники принято во внимание... кроме одного, о
котором они  забыли..: - Он опустил глаза и смотрел себе на ноги. - ...того,
которое приближается сейчас к нам.
     Он медленно поднял глаза и сглотнул слюну.
     - Билл, - шепотом сказал он, - могу я привести сюда Марту и детей?
     Стоктон окаменел. Его охватила злость.
     - Сюда?
     Харлоу горячо закивал.
     - Мы сидим там, как на ладони. Как на ладони. У нас совсем нет защиты.
     Стоктон задумался на мгновение и отвернулся.
     - Можете воспользоваться нашим подвалом.
     Харлоу схватил его за руки.
     - Вашим подвалом?  -  скептически  спросил  он. -  А как  насчет вашего
убежища?  Черт возьми, Билл, это единственное  место, где  можно  выжить. Мы
должны попасть туда!
     Стоктон  посмотрел  на  него,  и  злость,  которая  была  лишь  смутным
негодованием, вновь поднялась  в нем.  Он с трудом сдерживался и  удивлялся,
как это знакомое  лицо, когда-то  приятное и  мальчишеское, могло  в  минуту
стать для него неприятным.
     - У меня нет  места, Джерри,- - сказал он.- У меня не хватает ни места,
ни еды, ни питья. Убежище рассчитано на троих человек.
     - Мы принесем свою воду, - горячо заверил Харлоу, -  и свою собственную
еду. Мы будем спать вповалку, если это потребуется.
     Его голос дрогнул.
     - Пожалуйста, Билл...
     Он смотрел в бесстрастное лицо Стоктона.
     -  Билл,  мы должны воспользоваться  твоим убежищем! - крикнул он.  - Я
должен сохранить свою семью! Мы не будем ничего у  тебя брать. Ты понимаешь?
Мы принесем все с собой.
     Стоктон посмотрел Харлоу на руки, потом на лицо.
     -  А  как насчет  своего  собственного  воздуха?  Ты  принесешь с собой
воздух? Там комната - три на три.
     Руки Харлоу опустились.
     - Тогда позволь нам провести там первые сорок восемь часов.
     Потом мы уйдем. Честное слово, Билл. В любом случае мы уйдем.
     Стоктон ощутил тяжесть  кувшина. Он знал, что с этим тянуть  не  стоит.
Его голос резал воздух, как скальпель.
     - Когда эта  дверь  закрывается,  Джерри,  ее уже нельзя открывать. Она
закрывается  и  запирается.  Будет  радиация,  и бог знает,  что еще.  -  Он
почувствовал,  как ярость в  нем  растет. -  Мне  очень  жаль,  Джерри.  Бог
свидетель, мне очень жаль. Но я приготовил его для МОЕЙ семьи.
     Он повернулся и пошел к подвалу. Джерри кричал ему вслед.
     - А что  будет с моей?  Что делать нам? Трястись на крыльце, пока мы не
станем пеплом?' Стоктон не оборачивался.
     - Это не мое дело. В данный момент я должен заботиться о своей семье.
     Он начал спускаться. Харлоу побежал за ним и схватил его за руки.
     - Я не хочу смотреть, как моя семья умрет в мучениях. - По  лицу Джерри
катились слезы. - Ты понимаешь, Билл? Я так не могу!
     Он тряс Стоктона и безвольно плакал, повторяя: "Я так не могу".
     Стоктон  попытался  освободиться,  кувшин  выпал  из  его  рук,  но  не
разбился, покатившись  вниз  по  ступенькам квартала. Медленно  спустившись,
доктор поднял его.
     - Прости, -услышал он голос Харлоу. - Пожалуйста, прости меня, Билл.
     Стоктон обернулся, чтобы  взглянуть наверх. "О Господи, -  думал он.  -
Вот стоит мой  друг. Мой друг". В эту  минуту  его  злость возвратилась.  Он
обратился к фигуре, стоящей над ним.
     - Я все время  вам всем говорил. Стройте убежище. Готовьтесь.. Забудьте
игры в карты и пикники ради нескольких часов в неделю и признайте, что самое
худшее возможно. - Он покачал головой. - Но ты не стал слушать меня, Джерри.
Никто из вас  не  хотел  меня слушать.  Построить  убежище значило  признать
время,  в котором мы живем, и ни  один из вас не отважился использовать этот
шанс.
     Он на мгновение закрыл глаза и глубоко вздохнул.
     - Но теперь, Джерри, ты должен посмотреть реальности в лицо.
     Стоктон  в последний  раз  посмотрел  на испуганное  лицо  человека  на
ступенях: - Теперь  ты ждешь помощи, Джерри? Проси ее у Бога, а не у меня. -
Он опять покачал головой.
     Он пошел через подвал по направлению к убежищу.
     Открылась входная дверь,  и через коридор в зал поспешно прошли Ребекка
и Март и Вайс. Женщина держала на  руках ребенка и ни на шаг не отставала от
мужа.
     - Билл, - позвал Марта. - Билл, где ты?
     - Они уже в убежище! - истерически крикнула Ребекка. - Я говорила тебе,
что они будут в убежище! Они заперлись там.
     В кухне появился Джерри Харлоу.
     - Это бесполезно, - сказал он. - Он никого туда не впустит!
     Маленькое смуглое лицо Марти исказилось от страха.
     - Ему придется впустить нас! - Он показал на  Ребекку и дочь. - В нашем
подвале нет даже окон, и нам нечем заделать проемы.
     Он начал проталкиваться мимо Харлоу.
     - Где он? Внизу? Он в убежище?
     Марти прошел через столовую  в  кухню, увидел открытую дверь погреба  и
заговорил:
     - Билл? Билл, это Марти. С нами малышка.
     Спустился, повторил:
     - Билл? Билл?
     Свет в погребе начал  тускнеть, и  Марти прошел догреб  до  самой двери
убежища, теперь закрытой.
     Позади него в темноте раздался голос его жены.
     - Марти? Марти? Где ты? Свет погас. Марти, пожалуйста, вернись за нами.
     Ребенок захныкал, и снова завыла сирена.
     Марти ударил по двери убежища.
     - Билл, пожалуйста, Билл... впусти нас!
     Из-за двери раздался приглушенный голос Стоктона.
     - Марти, если бы я мог, то впустил бы. Понимаешь? Я открыл бы, если это
не подвергало бы опасности жизнь моей семьи. Клянусь тебе, впустил бы.
     Последние слова потонули в звуке сирены и в резком крике ребенка.
     Марти охватила паника, он обеими руками заколотил в дверь.
     -  Билл, - кричал он. -  Ты  обязан  впустить  нас! У  нас нет времени!
Пожалуйста, Билл!
     В  убежище загудел генератор, и две большие лампы, по  100 ватт каждая,
осветили его.
     Билл  Стоктон прислонился к  железной двери и закрыл  глаза.  Он  качал
головой.
     - Я не  могу, Марта.  Не стой там  и  не проси. Я не могу.  - Он плотно
сомкнул губы, его голос дрогнул. - Не могу и не впущу.
     Марти  Вайс  понял,  что  дверь  останется  закрытой.  Он  обернулся  и
посмотрел на фигуру, стоящую на ступеньках. Он почувствовал прилив нежности.
Любви. И потери, в этот момент окончательной и бесповоротной.  Он повернулся
и глянул на закрытую дверь.
     - Мне жаль тебя, Билл, -  тихо,  но  отчетливо сказал он.  - Правда. Ты
выживешь.  Ты переживешь все это. - Он заговорил громче: - Но на твоих руках
будет кровь. Ты слышишь меня, Билл? На твоих руках будет кровь.
     Стоктон смотрел на жену. Та пыталась что-то ему сказать, но  не смогла.
Стоктон  слышал шаги Марти Вайса, уходящего по  подвалу  к  Ступенькам. Руки
доктора дрожали, и ему пришлось сжать их, чтобы унять дрожь.
     - Ничего не поделаешь, - шептал он. - Или мы, или они. Всю мою жизнь...
Bсю мою жизнь я был занят одним  делом.  Прекращал страдания. Облегчал боль.
Лечил.  Но теперь  другие  правила. Правила, время и место. Теперь, Грейс, у
нас одна цель - выжить. Остальное не имеет смысла. И мы не можем  допустить,
чтобы это имело значение.
     Он резко повернулся к двери.
     -  Марта! Джерри! - заорал он. - Все вы! Каждый! Убирайтесь отсюда!  Не
стойте в моем доме!
     Он услышал, что за его спиной плачет его сын.
     -  Черт возьми! Черт возьми! Если на моих руках и есть кровь, вы сами в
этом виноваты!
     Тут   его  охватила  дрожь.  Усталость  мгновенно  поразила   его.   Он
чувствовал, что больше не в силах стоять, и сел на кровать.
     Где-то вдали звучала сирена. Билл Стоктон закрыл глаза и  постарался ни
о чем не думать. Но сирена выла, и он чувствовал сильную боль.
     Перед  домом  Стоктонов  собрались  соседи.  Кто-то принес  портативный
приемник,  и голос диктора тревожно сопровождал шепотом задаваемые вопросы и
всхлипы детей и женщин.
     Харлоу  вышел  от Стоктонов и стоял на крыльце. За ним появились  Марти
Вайс и его жена.
     Марта Харлоу, крепко держа детей за руки, протолкнулась сквозь толпу.
     - Джерри, - донеслось до крыльца, - что произошло?
     Харлоу покачал головой.
     - Ничего особенного. Я думаю, нам лучше  разойтись по домам и укреплять
погреба.
     - Это безумие! - сказал кто-то из мужчин. - На это нет времени. У Билла
самое приспособленное место, где будет толк.
     Какая-то женщина зарыдала.
     - Бомба может упасть в любую минуту! - Ее голос был безумным. - Я знаю,
она упадет в любую минуту!
     -  Говорит радиостанция  "Конелрад", -  говорили  по радио.  -  Говорит
радиостанция "Конелрад". Мы по-прежнему в состоянии Желтой Тревоги! Если  вы
-  государственный служащий  или  работник  отряда  спецназначения,  а также
сотрудник ГО,  вам  необходимо  немедленно  явиться  на  свой пост. Если  вы
государственный служащий или работник. Дальнейшее потонуло в потоке голосов.
     Крупный, дородный мужчина, живший на углу, пошел на крыльцо  Стоктонов.
У него на пути стоял Джерри Харлоу.
     - Не тратьте время, - сказал Харлоу. - Он никого не впустит.
     Мужчина беспомощно повернулся к своей жене, стоящей у самого крыльца.
     - Что мы будем делать? - сказала она панически. - Что же нам делать?
     - Может,  нам  выбрать  чей-нибудь  погреб  и начать  там  работать?  -
предложил Марти Вайс. - Принести туда все наши запасы - еду, воду и прочее.
     - Это несправедливо,  - сказала Марта Харлоу и указала на дом Стоктона.
-  Он  там внизу,  в бомбоубежище.  В  абсолютной безопасности. А наши  дети
должны ждать, когда упадет бомба!
     Ее девятилетняя дочь начала плакать,  и Марта, обняв ее,  опустилась на
колени.
     Крупный мужчина на ступеньках крыльца обернулся и посмотрел на соседей.
     - Я думаю, будет лучше спуститься в погреб и ломать дверь!
     В неожиданной тишине вновь раздался вой сирены, и десять или двенадцать
человек теснее прижались друг к другу.
     Из толпы вышел другой мужчина.
     -  Гендерсон прав, -  сказал он. - Нет  времени  на споры и прочее.  Мы
Должны спуститься и войти в убежище!
     Ему ответил дружный хор голосов. Гендерсон  спустился с крыльца и пошел
через двор к гаражу. Харлоу крикнул ему вслед:
     - Одну минуту! - Он сбежал по ступенькам. - Черт возьми! Подождите! Все
мы там не уместимся!
     Раздался скорбный голос Марти Вайса:
     - Почему бы нам не бросить жребий и не выбрать одну семью?
     - Какая разница? Он никого не впустит, - отозвался Харлоу.
     Гендерсон потерял уверенность в себе.
     - Мы можем спуститься туда и сказать ему,  что против него  вся  улица.
Это нам по силам.
     И  слова  его были  встречены  одобрительными  возгласами. К Гендерсону
протолкался Харлоу.
     - Какого черта нам это даст? Повторяю вам.  Даже если мы высадим дверь,
места на всех не хватит. Мы все пропадем ни за что.
     Миссис Гендерсон сказала:
     - Если это поможет спасти хотя бы одного из наших детей, я буду считать
это важным.
     И снова все согласились.
     - Джерри, - обратился Марти Вайс.  - Ты  знаешь его лучше, чем любой из
нас. Ты его лучший  друг. Почему бы тебе снова не спуститься туда?  Попробуй
его  уговорить. Умоляй его. Скажи ему,  пусть  выберет  одну семью  - бросит
жребий или что-нибудь в этом роде.
     Гендерсон большими шагами приблизился к Марти.
     - Одну семью, ты о своей говоришь, Вайс, не так ли?
     Марти повернулся к нему.
     - Ну а почему бы и нет? Почему, черт возьми, и нет? У  нас трехмесячный
ребенок...
     - Какая разница? - вступилась жена Гендерсона. - Разве его жизнь  имеет
большую ценность, чем жизнь наших детей?
     Марти Вайс обратился к ней.
     - Этого  я не говорил.  Если  вы  собираетесь  спорить о том, кто более
достоин жить...
     - Почему бы тебе не заткнуться,  Вайс? - крикнул  Гендерсон и в  диком,
безумном гневе обратился к остальным: - Вот что выходит, когда здесь селятся
иностранцы. Настырные, загребущие полукровки!
     Лицо Марти побелело.
     - Ты - идиот  с мусором вместо мозгов, ты... Всегда найдется один такой
гнилой,  безмозглый  кретин,   которому   вдруг  захочется   стать   большим
начальником и решать, какое происхождение модно в этом году...
     Сзади к нему обратился мужчина.
     - Так и есть, Вайс. Если мы начнем искать того, кого признать негодным,
то ты и твоя семья будут первыми в списке!
     -  О, Марти! - зарыдала Ребекка, чувствуя, как на  нее накатывает страх
иного рода.
     Вайс оттолкнул ее сдерживающие руки и начал проталкиваться сквозь людей
к тому, кто это сказал. Джерри Харлоу встал между ними.
     Он напряженно произнес: - Продолжайте,  вы, оба! Просто продолжайте,  и
мы обойдемся без бомбы. Мы сможем поубивать друг друга.
     - Марти! -Ребекка в темноте подошла к крыльцу. - Пожалуйста, сходи туда
еще раз. Попроси его.
     Марти ответил ей: - Я уже просил его. Это бесполезно!
     Снова раздался звук  сирены, на этот раз ближе, и далеко  вдали  ночное
небо  пронзил  луч прожектора.  Приемник  вновь  заработал, и  они  еще  раз
услышали объявление Желтой Тревоги.
     - Мамочка! Мамочка!  - дрожащим голоском сказала маленькая девочка. - Я
не хочу умирать! Мама, я не хочу умирать!
     Гендерсон посмотрел на ребенка и пошел к  гаражу. Один за другим за ним
последовали все соседи.
     - Спущусь туда и заставлю его открыть  дверь,  - говорил он по пути.  -
Мне нет дела до того, что вы все думаете. Больше нам ничего не остается.
     - Он прав, - поддержал его другой мужчина. - Давайте так и сделаем!
     Они  уже не шли.  Теперь  они  бежали и  толкались,  объединенные одним
делом.  И  Джерри Харло,  смотревший,  как они  проносятся мимо,  неожиданно
подметил,  что  в  лунном  свете  их  лица  были  похожие -  дикими глазами,
жесткими, мрачно сжатыми ртами, их объединяла аура свирепости.
     Они пробежали через гараж, и Гендерсон пинком раскрыл дверь, ведущую .в
погреб. Они продирались через нее как толпа фанатиков.
     Гендерсон двинул кулаком в дверь убежища.
     -  Билл? Билл Стоктон!  Тут ждет компания  твоих .друзей; которые хотят
остаться в живых. Сейчас  ты  можешь открыть  дверь,  потолковать  с нами  и
решить, сколько человек из нас поместится в убежище, но  если ты  продолжишь
делать то, что делаешь, мы просто ворвемся внутрь!
     Все одобрительно загомонили.
     В  убежище Грейс Стоктон обняла своего сына  и крепко прижала  к  себе.
Стоктон  стоял  близко  к   двери,  впервые  чувствуя  себя  неуверенным   и
испуганным.  Тут  снова  раздались  удары  в  дверь.   Теперь  к  Гендерсону
присоединились остальные соседи.
     - Давай, открывай, Стоктон! - раздалось за дверью.
     Потом послышался знакомый голос Джерри Харлоу.
     - Билл, это я, Джерри. Они говорят дело.
     Стоктон облизнулся.
     - И я здесь говорю дело! Я  уже  говорил тебе, Джерри,  вы тратите свое
время.  Вы  тратите  время,  которое  -можно  потратить  на  что-то  другое,
например, на обсуждение того, как вам лучше выжить.
     Тяжелый кулак  Гендерсона  вновь  ударил  по  двериг  обитой  металлом.
Гендерсон обернулся к своим соседям.
     - Почему бы нам не найти какой-нибудь таран?
     - Верно, - отозвался другой голос. - Мы можем дойти до  Беннет Авеню. У
Фина Клайна в подвале целая куча толстенных досок. Я сам их видел:
     Вмешался женский протестующий голос, какой-то неприятный и безобразный.
     - Он тоже начнет действовать, - сказала oна. - А кто собирается спасать
его? В ту  минуту,  когда мы придем туда, все те  люди узнают, что  на нашей
улице есть убежище.  Нам придется драться  с  целой толпой.  С целой  толпой
посторонних.
     - Конечно, - согласился Гендерсон. - А какое они  имеют право приходить
сюда? Это не ИХ улица. Это не их убежище.
     Джерри Харлоу наблюдал то за одним, то за другим силуэтом и дивился той
больной логике, которая завладела ими всеми.
     - Так значит, это наше убежище,  да?  -  свирепо крикнул  он.  -  А  на
соседней  улице - другое государство! Разделяй  и  властвуй!  Вы  идиоты. Вы
богом проклятые дураки! Вы все больные - все вы!
     - Может быть, ты не хочешь жить, - крикнула Ребекка Вайс, - может быть,
тебе все равно, Джерри!
     - Мне не все  равно, - ответил ей  Харлоу. -  Поверь, мне не все равно.
Мне тоже хочется  встретить завтрашнее утро. Но вы превратились в толпу. А у
толпы нет  мозгов, и вы это подтверждаете. Именно это вы и доказываете - что
у вас нет мозгов.
     Гендерсон сказал резко и громко:
     -  Говорю я  вам, давайте искать  таран. - Этот  крик выражал  всеобщее
настроение. - А Клайну мы велим держать язык за зубами!
     -  Я согласен  с  Джерри,  -  неуверенно и робко  сказал Марти  Вайс. -
Давайте возьмем себя  в  руки.  Давайте  остановимся  и задумаемся  хоть  на
минуту.
     Гендерсон повернулся лицом к хрупкой фигуре Марти.
     -  Никому нет дела до того, что  думаешь ты, - выдавил он. - Ты и  тебе
подобные. Я думал, мы выяснили это наверху. Мне кажется, первое, что следует
сделать, это вышибить тебя отсюда!
     Он двинулся на Марти и с силой двух сотен фунтов напал на него.
     Его кулак  двинул Марти  по скуле. Тот упал навзничь на женщину,  потом
натолкнулся на ребенка и наконец приземлился на спину. Его жена вскрикнула и
заспешила к  нему. В темноте  раздавались голоса,  эхо вторило  испуганным и
злобным  крикам,   которые   перекрывались  истерически  криком   смертельно
напуганного ребенка.
     -  Идемте,-  возвестил  бычий   голос  сквозь  шум.  -  Давайте  найдем
что-нибудь, чтобы сломать эту дверь!
     Они были толпой и двигались как толпа. Страх стал бешенством.
     Паника обернулась решимостью. Они вырвались из погреба на улицу. Каждый
желал не  отстать от  соседа.  Каждый был доволен, что  лидером  был  кто-то
другой.  И пока  они  дико рвались  вниз  по  улице,  голос  диктора  тонкой
угрожающей иглой пронзал их сознание, не оставляя следа.
     -  Нас  вновь  попросили напомнить населению  о необходимости сохранять
спокойствие.  Очистите  улицы. Это крайне  необходимо.  Населению необходимо
очистить улицы. Делается все возможное  в плане безопасности, но продвижение
войск  затруднено.  Спецмашины  Гражданской  Обороны  должны  иметь  свободу
маневра. Поэтому мы еще раз  напоминаем  вам о необходимости очистить улицы.
Очистите улицы!
     Но  толпа продолжала двигаться.  Слова до них  не доходили.  Случай был
экстремальный, но радио сделало его сухой казенщиной.
     И  пяти  минут  не прошло,  как они уже вернулись к дому Стоктона.  Они
вшестером несли длинную доску. Пронося ее через гараж, они разбили смотровое
окно в двери. Потом  они разбили входтз подвал.  И, пройдя  через  него, они
начали  бить по железной двери убежища. Дверь была толстой, но не настолько,
чтобы выдержать доску.
     Вес доски и людей продавил в ней вмятину, а затем пробил ее.
     Сразу  появилась  первая дыра,  за  ней появились  другие,  а несколько
секунд спустя верхняя петля не выдержала и дверь начала гнуться.
     Внутри  Билл Стоктон  пытался с помощью  стула,  генератора и  кроватей
забаррикадировать дверь.  Но сокрушительные удары  повторялись, и  баррикада
рассыпалась.
     В конце концов  дверь  подалась и рухнула в убежище. Финальный удар был
настолько стремительным, что доска и люди, державшие  ее, рухнули в убежище,
при  этом угол  доски  ударил доктора в голову, оставив глубокую царапину на
виске.
     Тут  все замолчали,  и  в этой  неожиданной тишине  раздался  долгий  и
протяжный  вой  сирены.  Звук постепенно сник, и  тогда они  услышали  голос
диктора.
     -  Говорит  радиостанция  "Конелрад". Говорит  радиостанция "Конелрад".
Президент  США только  что заявил, что ранее не опознанные  летающие объекты
опознаны  .как  спутники.  Повторяем.  Вражеские   ракеты  не  приближаются.
Повторяем.  Вражеские ракеты не приближаются.  Объекты  идентифицированы как
спутники.  Это  мирные  спутники,  и  население  вне  опасности.  Повторяем.
Население вне опасности. Желтая Тревога отменяется. Это не вражеская атака.
     Диктор продолжал говорить, но слова до них не доходили. Постепенно  они
обрели для них смысл.  И тогда мужчины посмотрели на своих  жен  и  медленно
обняли их. Дети спрятали лица в юбках матерей.
     Смешались  всхлипы  и  бормотание молитв. В  домах  и  на  улицах снова
включился свет, и все посмотрели друг на друга.
     - Слава Богу, - голос Ребекки Вайс прозвучал молитвой за всех. -  Слава
Богу!
     Они прижалась к Марти, только смутно осознавая, что  его туба разорвана
и из нее сочится кровь.
     - Аминь, - сказал Марти. - Аминь.
     Гендерсон  смотрел на  свои  руки  так,  точно  никогда  раньше  их  не
видел.-Затем он сглотнул слюну и обратился к Марти.
     - Эй, Марти, - мягко сказал он. На его  лице была вымученная  улыбка: -
Марти, я просто чокнулся. Ты ведь понимаешь, не так ли? Я просто  свихнулся.
Я не думал того, что говорил.
     Его голос дрогнул.
     - Мы все были... мы все были так напуганы. Мы были сбиты с толку..
     Он беспомощно взмахнул руками.
     - Ну да это и не удивительно, ведь так? Я  имею в виду... Ну, вы можете
понять, почему мы так погорячились.
     Раздались возгласы одобрения,  и люди закивали, но  они  все еще были в
состоянии шока.
     Джерри Харлоу спустился со ступенек и вышел на середину погреба.
     -  Я  не думаю,  что  Марти затаил  на  тебя  обиду. -  Он повернулся к
Стоктону, в  молчании  стоявшему в дверях  убежища. - Да и  Билл, я надеюсь,
простит  нам  это, - продолжал Харлоу, показывая на  обломки  и мусор вокруг
себя. - Мы заплатим тебе за ущерб, Билл.
     Марти Вайс вытер кровь с губы.
     -  Давайте  устроим всеобщую вечеринку  или что-то в  этом  роде завтра
вечером, - предложил он. - Большой праздник!  Что вы об этом  думаете? Как в
старые добрые времена!
     Люди смотрели на него.
     -  Чтобы все  мы могли  вернуться  в нормальное состояние, -  продолжал
Вайс. - Что скажешь, Билл?
     Все повернулись к доктору Стоктону, в молчании смотревшему на них.
     Харлоу выдавил из себя смех.
     -  Эй,  Билл! Я  же сказал, что мы возместим весь ущерб. Если хочешь, я
дам тебе расписку.
     Стоктон молча переступил  через  разбитую  дверь  и вышел в подвал.  Он
осмотрелся,  словно  искал  кого-то  глазами. Проходя мимо знакомых  лиц, он
почувствовал пульсацию в виске. Они смотрели, как он шел к ступенькам.
     - Билл, - прошептал Харлоу. - Эй, Билл?
     Стоктон повернулся к нему.
     - И это все искупает? - сказал он. - И это все искупает.
     Он взглянул на Марти.
     -  Марти,  -  сказал  он, - ты  хочешь  устроить  всеобщую вечеринку  и
желаешь, чтобы  все стало  по-прежнему. А  вот Фрэнк  Гендерсон, вон там. Он
желает, чтобы мы все  поскорей забыли. Отнесли все за  счет  испуга.  И  ты,
Джерри,  заплатишь  за  ущерб,  да?  Ты  даже  дашь  расписку.  Ты  согласен
компенсировать ущерб.
     Харлоу медленно кивал. Стоктон осмотрел комнату.
     - У кого-нибудь из вас есть хотя бы  слабое представление  о том, каков
реальный ущерб? - Он помедлил. - Послушайте, что я  вам скажу. Ущерб намного
значительней разбитой двери. И более глубок, чем синяки на лице Марти. И вам
не  компенсировать их  всеобщей  вечеринкой, даже если задать сто вечеринок,
хоть триста шестьдесят пять!
     Он увидел, что из убежища вышла его  жена,  потом сын Пол. Они вместе с
остальными  смотрели  на него  тем  же вопросительным,  усталым  и  каким-то
завороженным взглядом. Стоктон облокотился о перила.
     - Те  разрушения, которые я имею в виду, это отброшенные  нами  частицы
нас  самих.  Внешний  лоск  -  внешний  лоск,  который  мы  сорвали  с  себя
собственными руками. Ненависть, о существований которой мы и не подозревали,
вырвалась наружу.  Но, боже мой, как  быстро она вырвалась! И  как быстро мы
стали животными! Все мы!
     Он показал на себя.
     - Я тоже. Может быть, я был хуже всех в этой компании. Не знаю.
     Он помедлил с минуту и огляделся,
     - Не думаю, что все будет по-старому. По крайней мере, не в этой жизни.
И  если, прости меня бог, бомба  упадет,  мы помиримся до того,  как  начнем
страдать. Я  надеюсь,  что,  если бомба должна  убивать, калечить и  рушить,
жертвами будут человеческие  существа,  а не настоящие дикие звери,  готовые
разорвать соседей, если им в награду обещана жизнь.
     Он  покачал головой  и очень  медленно  повернулся,  чтобы  взглянуть в
кухню.
     -  Вот какой  ущерб  я  имел  в  виду,  -  говорил  он,  поднимаясь  по
ступенькам. -  Стоит взглянуть на нас в зеркало  и увидеть,  что у  нас  под
кожей, и неожиданно понять, что там у нас... мы - отвратительная раса.
     Он поднялся по ступенькам, а Грейс, крепко обнимая Пола, последовала за
ним мимо притихших соседей.
     Молчание  длилось долго,  но  постепенно люди по двое и  по  трое стали
выбираться из подвала и, пройдя через гараж, выходили на улицу.
     .Ярко горели  фонари,  взошла луна, полная и высокая. Радиоприемник был
включен,  передавали   легкую  музыку.  Телепередачи  снова  вызывали   смех
охмуренной аудитории.  Заплакал ребенок, но  его укачали  и успокоили. Вовсю
стрекотали цикады. Где-то вдали квакали лягушки.  Дул мягкий ветерок, листья
качались и шуршали, отбрасывая на тротуар пересекающиеся тени.
     Билл Стоктон стоял в  столовой. У его ног валялись остатки праздничного
торта. В  кусках глазури лежало несколько раздавленных свечей. И он подумал,
что  выжить надо ради  человечности... что  человечество  должно  оставаться
цивилизованным.
     Забавно,  думал  он,  проходя  мимо  разбросанной,  опрокинутой мебели,
действительно, очень забавно, как такая простая вещь могла  не  прийти ему в
голову.
     Он взял жену  и сына за руку, и они втроем стали подниматься в спальни.
.
     Ночь кончилась.

        РАЗБОРКА С РЭНКОМ МАК-ГРЮ

     Из салуна вышли два ковбоя,  спустились  по  трем  ступенькам крыльца и
остановились  там,  глядя  вверх  по  главной  улице.  Один  из них  сплюнул
коричневой жидкостью и выТер небритый подбородок.
     - Его до сих пор нет, - объявил он.
     Его товарищ достал карманные часы и открыл крышку.
     - Он будет. Он знает, что его ждет.
     С  этими  словами он захлопнул крышку  и  сунул  часы  обратно в карман
кожаного жилета.
     Первый ковбой покосился на солнце.
     - Сегодня утром его пристрелят, - кратко сказал  он.  - В этом можно не
сомневаться.
     Его приятель  проворчал что-то в знак  одобрения и  посмотрел, как  его
друг отпил коричневой жидкости.
     - Что это у тебя? - спросил он.
     -  Пиво от  Херши,  - ответил  его товарищ. - Но  это  проклятое  пойло
выдохлось и невкусное.
     Послышался  отдаленный  рев.  Сначала  это  были  далекие  раскаты,  но
постепенно шум нарастал и  перешел в пронзительный визг. Из-за угла появился
красный  "ягуар",  его  хромированные  колеса крутились  по  .пыли  и с воем
выразили  протест,  когда  машина  повернулась  более  резко,  выруливая  на
Мэйн-Стрит, и устремилась к  салуну. Когда водитель  еще раз резко  нажал на
тормоза, машина подняла тонны пыли и остановилась  в футе от крыльца салуна.
Она  стояла  там,  точно  привязанный красный зверь. Лошадь, притороченная к
крыльцу, посмотрела на водителя, фыркнула и отвернулась.
     Рэнк  Мак-Грю  осторожно  вылез с  переднего  сиденья, стряхнул пыль  с
бежевых  джинсов и  белой шелковой рубашки, поправил черно-желтый галстук  и
аккуратно  опустил  поля  шляпы.  Он  пинком  закрыл  дверь  машины  и  стал
подниматься по ступенькам салуна.
     - Добрый день, мистер Мак-Грю, - сказал один из ковбоев.
     - Привет, - ответил Рэнк, схватившись за перила крыльца, поскольку одна
его нога подвернулась, и он сразу же потерял равновесие.
     Рэнк носил единственные в своем роде высокие  ботинки. Их  секрет был в
том, что внутри подъем был два дюйма высотой, да и каблук увеличивал рост на
три дюйма. Это придавало Рэнку лишних пять дюймов росту. .
     Дверь  салуна  открылась,  и  появился Сай  Блэттсбург. Это  был лысый,
опрятный  человечек  в мокрой от пота спортивной рубашке. Он с беспокойством
посмотрел на ручные часы, затем обратился к Рэнку:
     - Ты  опоздал на один  час  пятнадцать  минут,  Рэнк.  -  В  его голосе
слышался скрытый  гнев. -  К  этому времени мы должны  были уже отснять  всю
сцену.
     Рэнк пожал подбитыми плечами и через вращающиеся двери прошел мимо него
в весьма  правдоподобный  салун. Ожидающие там съемочная  группа и  статисты
встретили его появление облегченно-настороженно.
     Сай  Блэттсбург,  двадцать  лет   нянчившийся   с  подобными  звездами,
проследовал в салун за своим подопечным.
     - Грим, - сказал он, суетясь вокруг "звезды".
     - В  поле зрения появился  гример.  Заставив  себя блаженно  улыбнуться
"ковбою", он указал на табуретку перед гримировальным столиком.
     - Пожалуйте сюда, мистер Мак-Грю, - любезно сказал он.
     Рэнк опустился на табуретку и оглядел свое отражение.
     -  Постарайтесь  все сделать побыстрее,  - сказал режиссер, причем  его
губы подрагивали. - Мы потеряли много времени, Рэнк.
     Тот резко повернулся, выбив пудреницу из рук гримера.
     - Не  доставай  меня,  Сай, -  мгновенно взбесившись, сказал он.  -  Ты
знаешь, как на меня влияют эмоциональные сцены прямо перед съемкой!
     Режиссер  улыбнулся и  закрыл глаза, потом  похлопал звезду по подбитым
плечам.
     - Рэнк, малыш, не волнуйся. Мы попробуем побыстрей отснять эту сцену. С
чего нам лучше начать, а? О'кей, малыш. Со сцены номер семьдесят один.
     Он щелкнул пальцами, и помощница режиссера подала ему сценарий.
     . - Вот она, вот здесь, - сказал он, открывая нужную страницу.
     Рэнк вяло протянул  руку, и Блэттсбург вручил  ему  сценарий. Он  бегло
просмотрел его и вернул назад.
     - Прочитай мне это, - сказал он.
     Блэттсбург  откашлялся.  Когда  он  взял  сценарий,  его  руки  заметно
дрожали.
     - Помещение салуна, - начал он. - Камера выхватывает лица двух негодяев
у бара. Входит Рэнк Мак-Грю. Подходит к стойке. Смотрит по сторонам.
     Рэнк оттолкнул руку гримера и медленно повернулся к режиссеру лицом.
     - Смотрит по сторонам? Ты что, думаешь, у меня голова на шарнирах?
     Тут он выхватил сценарий у режиссера из рук.
     - Вот что я скажу тебе, Сай, - заявил он. - Когда ковбой заходит в бар,
он идет в дальний угол.  Заказывает выпивку. Смотрит  на рюмку. Потом  прямо
перед собой. Он не глазеет по сторонам.
     С этими словами Рэнк, белый под гримом, повернулся к зеркалу.
     Его губы дрожали.  Огромные  голубые глаза затуманились, подобно глазам
лидера-:второкурсника  из  какого-нибудь  колледжа,  у  которого  только что
помяли мегафон.
     Сай  Блэттсбург снова закрыл глаза.  Ему  слишком  хорошо были  знакомы
выражение этого лица и  тон  голоса. Они не обещали ничего хорошего  ни  для
кадра, ни для всего съемочного дня.
     - Хорошо,  Рэнк, - мягко  сказал он.  - Мы сделаем  по-твоему. Как тебе
хочется. - Сай облизнулся. - Давайте начинать?
     -  Одну  минутку, -  сказал  Рэнк,  наполовину прикрыв глаза,  что, как
выяснилось, было особенной  личной привычкой.  - Минуточку. Мой желудок меня
убьет.  Эти  сцены...  -  Он  говорил, массируя  живот.-  ...эти  несчастные
эмоциональные сцены...
     Он  показал  на  большую закрытую коробку  рядом с ним. На ней  изящным
почерком  была выведена надпись "Рэнк Мак-Грю".  Под именем  были нарисованы
две  звезды.  Реквизитор открыл ее и  начал рыться в ее содержимом. Тут были
пузырьки  с  лекарствами, таблетки,  ингаляторы  и большая  куча открыток  с
автографами,  На них  Рэнк крутил шестизарядный револьвер. Реквизитор извлек
пузырек с  пилюлями  и поставил  на  гримировальный  столик.  Рэнк  отвинтил
крышку, достал две пилюли и проглотил  их. Потом с минуту сидел  неподвижно.
Гример все это время  терпеливо ждал. Рэнк  открыл глаза и кивнул, и  гример
продолжил ритуал. Пятьдесят с лишним человек начали тихо готовить помещение.
Оператор проверил угол камеры, кивнул механику, и все в ожидании повернулись
к Саю.
     Тот проверил угол камеры и крикнул:
     - Вторая бригада свободна! Рэнк остается здесь.
     Дублер Рэнка покинул свое место у вращающихся дверей, и Сай обратился к
Рэнку.
     - Все готово,  Рэнк, малыш, - неуверенно  сказал  он. - Мы снимем тебя,
как ты хочешь.
     Рэнк Мак-Грю  медленно  встал и  стоял, глядя  в зеркало. Гример  делал
последние прикосновения  пуховкой. Костюмер оправил его кожаный жилет. Рэнк,
все  еще глядя на  себя,  взбил волосы,  щелкнул  пальцами и ткнул пальцем в
плечо. Костюмер увеличил подбивку  на дюйм. Снова Рэнк посмотрел в зеркало и
снова щелкнул пальцами.
     - Кобура, - сжато напомнил он.
     Примчался реквизитор и начал укреплять кобуру.
     Рэнк проверил ее, опустив руку и посмотрев на нее.
     - Опусти еще на дюйм, - приказал он.
     Реквизитор  немедленно подчинился, отпуская  пояс на одно деление, в то
время  как  Рэнк  снова смотрел  на себя  в  зеркале,  крутил головой, чтобы
осмотреть  себя  под   разными  ракурсами.  Он  отошел  от  зеркала,   потом
приблизился к нему, держа руки разведенными так, как любой владелец быстрого
пистолета от начала времен.
     Можно  мимоходом  отметить, что  в  истории  был  такой  момент,  когда
действительно существовали  мастера  пострелять. Это  было  пестрое  скопище
жестких  усов,  с  помощью  лошади  и  ружья  пробивавших себе дорогу  через
тогДашний Новый Запад.  После них  осталась уйма  легенд и ловких  проделок.
Смелые и рисковые, они  были  жестокими  и неотесанными бандитами с лужеными
глотками, в  равной степени ловкие и верные там, где дело касалось стрельбы.
Это всего лишь логическая гипотеза, но если бы  на том свете ковбои смотрели
телевизор, и эти избранные увидели, как небрежно ворошат их имена и подвиги,
да  еще  каждую неделю  их  заново  убивают  разъезжающие на  "ягуарах" львы
Голливуда,  ничего  не  смыслящие  в  оружии и  лошадях,  то  они  наверняка
перевернулись бы в своих гробах или, хлеще того, восстали бы из них.
     Сказанное, разумеется, не относилось  к Рэнку  Мак-Грю. Он самодовольно
направился  к двери, только  раз или  два потеряв равновесие,  поскольку его
ботинки сбились влево, почти как девятилетний ребенок, надевший  материнские
туфли на шпильках.
     Мак-Грю  дошел до хлопающих  дверей,  опустил  раздутые  плечи, щелкнул
пальцами  и произнес: "Револьвер". Несомненно,  это был последний  пункт его
подготовки,  и происходил  он  всегда  в одно и то же время. Бутафор  бросил
Рэнку  заранее  приготовленный потертый револьвер,  тот  ловко  поймал  его,
повертел  на указательном пальце правой  руки и перебросил его в левую с той
же ловкостью. Затем он перебросил его через плечо  и подставил  правую  руку
сзади, чтобы поймать его. Потрепанный  шестизарядник  не  был  знаком с этим
планом. Он  легко перелетел  через  Рэнка, через  оператора, через стойку  и
разбил зеркало бара на миллион кусочков.
     Сай Блэттсбург плотно закрыл глаза и вытер пот с лица. С большим трудом
он произнес низким беспечным голосом:
     - Готовьте зал. Мы подождем, когда вставят новое зеркало.
     Он извлек пятидолларовую бумажку и вручил оператору.
     Теперь его  убыток составлял 435 долларов за трехгодичный период съемок
сериала с  Рэнком в главной роли. За сто восемнадцать  отснятых фильмов  это
был сорок четвертый раз, когда Рэнк разбивал зеркало в баре.
     Двадцать минут спустя  все было готово,  и в баре снова висело зеркало.
Блэттсбург стоял возле камеры. .
     - Хорошо, - сказал он. - Приготовиться. Съемка!
     Камера тихо заработала. Послышалось ржанье  лошади,  и в бар вошел Рэнк
Мак-Грю с обычной напудренной элегантностью, неопределенно ухмыляясь.
     У  стойки стояли  два "плохих  парня"  и со  страхом наблюдали, как  он
приближается. Подойдя к стойке, он хлопнул по ней ладонью.
     - Виски, - сказал  он, причем  его голос  звучал на октаву ниже  Джонни
Вайсмюллера[Наиболее известный исполнитель роли Тарзана.  ]. И, если походка
была походкой ребенка на шпильках, то его приказной тон принадлежал зеленому
юнцу в самой середине ломки голоса.
     Бармен  извлек  с  полки бутылку  и пустил ее по  стойке. Рэнк беспечно
вытянул  руку  и  слегка  удивился,  когда  бутылка устремилась  мимо него и
разбилась о стену; где стойка кончалась.
     Сай Блэттсбург вдавил оба больших пальца себе в  глаза и раскачивался с
минуту.
     - Стоп, - наконец сказал он.
     Съемочная группа выражала удивление.
     Рэнк всегда упускал  хотя  бы  одну бутылку, но обычно  это случалось в
конце дня, когда он уставал.
     В его ухмылке появилось раздражение, когда он погрозил пальцем бармену.
     - Ладно, парень, - в его голосе была угроза, - еще один такой гэг, и ты
будешь потрошить цыплят на рынке! .
     Он повернулся к режиссеру.
     -  Он наклеил  туда английскую этикетку, Сай!  -  Он специально крутнул
бутылку.
     Бармен уставился на "плохих ребят".
     - Английская  этикетка?  -  удивленно спросил он.  -  Этому парню нужна
перчатка для кетча.
     Великолепно себя контролируя, Блэттсбург сказал:
     - Хорошо. Давайте попробуем еще раз. По местам, пожалуйста.
     - Кадр семьдесят три, дубль второй, - сказал кто-то.
     Снова бармен  толкнул бутылку. На  этот раз она медленно  проехалась по
стойке и замерла на расстоянии руки.
     Губы Рэнка скривились в одной из самых лучших его усмешек.
     Он дотянулся до бутылки, взял ее, отбил горло о стойку и жадно припал к
острым  краям.  Бросил  бутылку через плечо,  исследовал языком  один зуб  и
довольно-таки  медленно  достал  изо  рта  бутафорское  стекло.  Бросив  его
бармену, он снова ухмыльнулся.
     Опершись о стойку, он играл плечами и осматривал "плохих ребят". Заодно
он сверился со своим отражейием в зеркале и сдвинул шляпу на дюйм вправо.
     - Парни, вы,  наверное,  уже знаете, что я - шериф, - заявил он голосом
Бута Хилла.
     Оба "злодея" были потрясены.
     -  Мы слышали  об  этом,  -  вступил  в  разговор  один  из них,  боясь
посмотреть в глаза шерифа Мак-Грю.
     - Мы слышали об этом, - повторил другой.
     Рэнк, приподняв бровь, смотрел то на одного, то на другого.
     -  И сдается мне, вам известно, что я узнал,  будто Джесси Джеймс будет
здесь, чтобы бросить мне вызов.
     Первый ковбой кивнул, и его голос дрогнул.
     - Я тоже знаю это, - испуганно сказал он.
     - И я, - добавил его компаньон.
     Рэнк помолчал с минуту, то усмехаясь, то глядя серьезно.
     - Зато я знаю  еще кое-что. Например, что вы знаете Джесси Джеймса, а я
собираюсь дождаться его здесь.
     Оба  "головореза"  обменялись испуганными  взглядами,  а  то,  как  они
косились в сторону двери, выдавало в них третьеразрядных бойцов.
     Рэнк снова презрительно улыбнулся.
     - Представляю, как обманул вас, - торжественно сказал он.  - Джесси уже
здесь, не так ли?
     - Шериф... - умолял  хозяин. - Шериф Мак-Грю... пожалуйста, без убийств
в моем заведении!
     Рэнк поднял руку, чтобы все замолчали.
     - Я не  буду его убивать, - мягко сказал  он. - Я собираюсь  его слегка
покалечить. Просто смою с него румянец.
     Первый "плохой парень" сглотнул слюну.
     - Джесси Джеймсу это не понравится, - с дрожью проговорил он.
     На  улице  раздался стук  копыт,  скрип  седла, и  кто-то  поднялся  по
ступенькам.
     Вращающиеся  двери раскрылись  и пропустили  Джеймса -  воплощение Зла.
Черные усы, черные  брюки  и рубашка, черные  перчатки  и черный шарф, а  на
голове - черная шляпа.
     Его  ухмылка  походила  на ухмылку  Рэнка,  но ей  не хватало  апломба,
присущего шерифу.
     Он с  кошачьей грацией прошел  по салуну,  держа  опущенные руки чуть в
стороне от тела.
     - Ты шериф  Мак-Грю, не  так ли?  - сказал  он, широко  расставив ноги,
продолжая держать руки разведенными.
     Рэнк усмехнулся, хихикнул, хрюкнул  и наконец, тяжело вздохнув, сказал:
-Да.
     - Шeриф, ты сделал свой последний вдох. -  С этими словами Джесси начал
доставать револьвер. Фальшивая пуля исторгла фальшивую кровь из его руки, за
которую он  схватился,  а его револьвер отлетел в сторону.  Бутафор выпустил
дым из патронника пистолета с холостым патроном.
     Сай Блэттсбург одобрительно кивнул. Два ковбоя у стойки отреагировали с
неподдельным  ужасом.  Массовка, сидящая  за столами,  вскочила  на  ноги  и
попятилась к стене.
     Рэнк  Мак-Грю  в  это время с усилием вытаскивал  револьвер из  кобуры.
Наконец тот появился на свет  божий,  выскользнул  из  его  руки, пролетел у
Рэнка над  плечом, над оператором, над  стойкой, а потом  разбил зеркало  на
миллион  кусочков.  Сай  Блэттсбург  выглядел  так, словно  ему  только  что
сообщили, будто он обручился с  ящерицей. Он раскрыл рот и испустил звериный
рык, звук сродни рыданию-протесту.
     Когда  он  взял  себя в  руки,  он  четко  произнес: "Стоп!"  Потом  он
повернулся к оператору и хихикнул, а затем сел и завыл.
     И так прoдoлжалось весь день. Они снимали,  как Рэнк  боролся с Джесси,
пока тот  не откинулся назад, двинув  при этом шерифу  по губе. Дублер занял
место Рэнка, чтобы лолучить  удар и приземлиться на переворачивающийся стол.
Было что-то исключительное в том, как Рэнк швырнул Джесси через стойку,  тот
разбил  полку, полную бутылок,  потом должен был влезть  на  стойку и  с нее
прыгнуть на приближающегося Рэнка. Дублер снова вовремя принял удар на себя,
чтобы ощутить-тяжесть летящего на него Джеймса.
     Ближе   к   вечеру  Рэнк   начал   выказывать  признаки   усталости  от
четырехчасового боя. Сквозь пудру на  лице проступил  пот, а  у его  дублера
была порвана рубашка, подбит левый глаз и вывернуты суставы трех пальцев.
     Рэнк похлопал его по плечу, когда он проходил мимо.
     - Неплохо смотришься, - бодро сказал он, словно Бенгал Лансер обратился
к убитому барабанщику.
     - Да, сэр, мистер Мак-Грю, - сказал дублер разбитыми губами.
     Сай Блэттсбург сверил часы и вышел на середину комнаты.
     - О'кей, ребята, -  сказал он. - Сцена убийства.  Рэнк стоит у  стойки,
Джесси  лежит вон там. Рэнк думает, что он без сознания. Джесси поднимает  с
пола револьвер и стреляет тому в спину.
     Актер, игравший Джесси, был озадачен.
     - В спину? - переспросил он.
     - Ну да, - подтвердил Сай.
     -  Я  не хочу спорить с тобой, Сай, - сказал актер, - но Джесси  Джеймс
так не делал. Везде,  где я читал  о нем, говорится, что он сражался честно.
Почему я не могу окликнуть его?
     Верхняя губа Рэнка презрительно скривилась.
     -  Оно еще думает, - сказал  он  с  уничтожающим сарказмом.  - Оно  еще
думает.  "Окликнуть  его". Предупредить  самый  быстрый пистолет  Запада  об
опасности!
     Рэнк шагнул к актеру и начал тыкать его пальцем в грудь.
     - Ты воюешь с Рэнком Мак-Грю, - прорычал он. - А когда против тебя Рэнк
Мак-Грю,  приходится  вести  нечистую игру или  умереть. А  теперь  займемся
съемкой, и кончай спорить!
     Актер посмотрел на Сая, и тот приложил палец к губам.
     Когда актер проходил мимо него, Сай сказал:
     - Джесси так не  поступил бы, но  Рэнк смог бы.  - Последнее он говорил
шепотом.
     И  снова статисты  сели за  столы.  Джеймс  улегся на  помеченном мелом
месте, а Рэнк встал у стойки Спиной к противнику.  Реквизитор поставил перед
ним бутылку,-и Рэнк понюхал ее содержимое. Его верхняя губа скривилась.
     - Я же говорил тебе  - имбирного пива! - завопил он. - А это  проклятая
кока-кола.
     Реквизитор с беспокойством смотрел на режиссера.
     - Но она похожа на виски, мистер Мак-Грю, и...
     Вопль Рэнка прервал его.
     - Сай!  Либо  ты расстреляешь  этого  придурка, либо поставишь  его  на
место. Одно из двух!
     Сай  вышел  вперед.  Он  мягко  сказал реквизитору:  -  Мистер  Мак-Грю
предпочитает имбирное пиво.
     Тот испустил глубокий вздох.
     - Слушаю, сэр, мистер Мак-Грю.
     Джесси Джеймс, лежа на полу, прошептал режиссеру: - Мне плевать, что он
говорит. Джеймс никому не стрелял в спину.
     Сай заскрежетал зубами.
     -  Да, но это  может  сделать Рэнк. Он  кого угодно пристрелит. Поэтому
сделай одолжение, сыграй это так,  как просит Рэнк,  иначе нам  не закончить
этот чертов фильм.
     - Хорошо. Вы -  босс, но я прямо вижу,  как Джеймс  переворачивается  в
гробу. Я не  имею  в виду  - один  раз. Я  говорю  о четырехстах  оборотах в
минуту.
     Блэттсбург кивнул и пожал плечами.
     - Ладно, ребята, - крикнул он. - Давайте  доделаем это. Кадр  девяносто
три, дубль первый.
     Камера загудела, и Блэттсбург крикнул: - Снимаем!
     Рэнк  дотянулся до  бутылки, отбил  горлышко, подержал  ее  и глянул  в
зеркало. Он видел отражения статистов, оператора, режиссера  и, естественно,
свое собственное.  Он приложил  разбитое  горлышко ко рту  и сделал  большой
глоток: Его глаза вылезли из орбит. Он задохся, судорожно  глотнул  воздух и
схватился за горло.
     - Ты, ублюдок! Это же виски! Настоящий виски!
     Он  снова  взглянул  в зеркало.  Теперь он  вздохнул  не  от  того, что
льющаяся в него жидкость обожгла ему горло. В зеркале отражался он сам. Он и
два незнакомца. Два грязного вида ковбоя, стоящие за его спиной.
     Одна  из здешних девиц сидела с посетителями за столом,  но это была не
та длинноногая блондинка, которую он видел там раньше.
     Это была жирная, унылая, неряшливая красотка, которой не стукнуло еще и
пятидесяти пяти.
     Рэнк открывал и закрывал глаза, начал говорить что-то бармену, когда до
него дошло, что и этот  джентльмен изменился. Он больше не был жирным, лысым
и  рыхлым  мужчиной. Это  был худой парень с  куриной грудью,  низенький,  с
волосами на прямой пробор. Он вопросительно посмотрел на Рэнка.
     Тот,  спотыкаясь, пятился от  стойки, глядя наверх. В импровизированном
салуне не было настоящего потолка, были  просто поперечные балки, на которых
сидели осветители. Теперь, балок не было, а был плоский старый потолок.
     Шериф пятился до самых дверей. Он вышел на воздух и пошел по улице, где
навстречу ему, задыхаясь, бежал старик. Рэнк никогда раньше его не видел.
     - Шериф,  -  прохрипел седой восьмидесятилетний  старец.  - Джесси ищет
тебя! Он уже близко!
     -  Идиот! - завизжал в  ответ Рэнк.  - Он уже искал  меня  в  семьдесят
третьем  кадре!  Черт  возьми, мой агент это  узнает.  Директор  студии  еще
пожалеет об этом!
     Рэнк ударил себя в грудь.
     - Только попробуйте заставить меня повторить съемки. Парень,  послушай,
что я хочу сказать!
     Он ткнул старика в грудь, и тут у него перехватило дыхание еще до того,
как он открыл рот. К нему иноходью приближалась лошадь.
     На  ней сидел высокий худой мужчина в черном костюме, широкополая шляпа
затеняла его ястребиное лицо.
     Любой грамотный  школьник с Запада в ту же минуту умер бы от  сердечной
недостаточности, поскольку  это  был Джесси  Джеймс. Не актер,  а  настоящий
Джесси Джеймс.
     Лошадь остановилась в пяти футах от того места, где стоял Рэнк, всадник
спешился, посмотрел в оба конца улицы и тогда медленно приблизился к шерифу.
     Тот к  этому  времени  понял,  что  сидит  на ступеньках, не  способный
двигаться.
     Высокий смуглый ковбой встал над ним и пристально посмотрел на него.
     - Меня зовут Джесси Джеймс, - сказал он  низким  голосом. -  Я говорю -
настоящий Джеймс, а не та свиная туша, которая меня изображает. -
     Тишина,   за  исключением  звука  капель  пота,  стекающих  по  носу  и
подбородку Рэнка и падающих в пыль. Наконец он поднял голову, его глаза были
пусты.
     -  Хватит,  а? -  спросил  он. -  Может,  остановимся?  -  В его голосе
слышались слезы. - Пожалуйста, кто-нибудь, прекратите это!
     Но ничего не произошло. Призрак под черной шляпой не исчезал.
     Гример не подошел к нему вытереть пот с лица. Дублеры, готовые оградить
его от малейшей неприятности, куда-то делись. Шериф Мак-Грю был совсем один.
     - Я ищу в городе шерифа, - сказал Джесси. - Приятель  по имени Мак-Грю.
Рэнк Мак-Грю.
     Рэнк  очень  медленно надвинул шляпу  на  лицо и левой рукой показал  в
нижний конец улицы.
     - Там, - заявил он.
     - Так это не ты, а? - спросил Джесси.
     Рэнк покачал  головой  и продолжал показывать вниз  по улице, но Джесси
вдруг  ударил  его  по руке и, схватив за грудки,  рывком поставил  на ноги.
Держа его одной рукой, он ткнул в блестящий значок, украшавший костюм Рэнка,
и обвиняюще посмотрел в бледное, потное лицо коротышки.
     Рэнк сглотнул слюну и, дико озираясь, начал снимать значок.
     - Где тот парень, который одолжил мне его? - слабо спросил он.
     Джесси остановил его и притянул поближе.
     - Думаю, нам лучше поговорить с тобой, шериф. Не знаю,  долго ли, но мы
поговорим.
     Он медленно отпустил Рэнка и продолжал смотреть на него.
     -  Говорят,  ты крутой, - произнес  он. -  Но выглядишь  ты не очень-то
круто. Знаешь, на кого ты похож?
     - Я плохо себя чувствую, - тоненьким голоском ответил Рэнк.
     Джесси кивнул.
     - Ты похож на слюнтяя.
     Он подождал и отступил назад.
     - Ты не оскорблен? - спросил он.
     Шериф  Мак-Грю ответил ему  слабой  улыбкой  типа  "когда  мне позволят
совершить самоубийство?".
     Джесси пожал плечами.
     - Пошли, - сказал он. - Сначала выпьем, а потом поговорим.
     Последовала многозначительная пауза.
     - А потом раскроем карты.
     Он  подталкивал  Рэнка  на  ступеньках и на крыльце. Очутившись  внутри
салуна, он направил его к стойке.
     - Два виски, - сказал Джесси. - И оставь бутылки.
     Хозяин  пустил первую бутылку, и Джесси  ударил по ней  рукой,  как Рой
Мак-Миллан. Вторую бутылку Рэнк остановил с большим трудом обеими руками. Он
по привычке хотел отбить горлышко о стойку. Пять раз  он ударил бутылкой, но
без видимых результатов.
     Она была сделана из  более твердого материала, чем тот, к которому Рэнк
привык.  На  шестой раз, однако,  ему  удалось  разбить ее,  а на седьмой он
взбесился от  того, что в его  руках остались  лишь пробка и осколок стекла.
Остальные осколки валялись в луже у его ног.
     Рэнк виновато взглянул на Джесси, который  смотрел на него, как  ученый
на жука под микроскопом.
     - Слюнтяй, - сказал он с отвращением.
     Джеймс  приложил  бутылку  к губам и  сделал долгий  глоток.  Потом  он
швырнул бутылку через плечо и отыскал в жилете кисет и сигаретную бумагу. Он
открыл его и умело  высыпал нужное количество табака на бумагу, скрутил ее в
аккуратный цилиндр, облизал с  одного конца, снова скрутил ее. Потом, поймав
тесемку от кисета зубами, он затянул его. Проделав это, он прилепил сигарету
к нижней губе, чиркнул большой деревянной спичкой по ногтю большого пальца и
прикурил.
     Все то же самое он бросил Рэнку: кисет,  бумагу, спичку. Тот  сразу  же
начал  развязывать кисет  зубами, веревка  застряла между  коренными зубами,
отчего Рэнк чихнул, и ценою долгих ухищрений ему удалось высыпать  на бумагу
крошечную горку  табака. Потом он скрутил ее,  спрессовал, примял,  лизнул и
сунул  сигарету в рот. Тут только до него дошло, что весь табак  высыпался с
другого конца. Он  пристыженно и с большим трудом выдернул веревку из зубов,
потом задумался, что ему делать с бумагой, торчащей во рту.
     Джесси решил это за него. Он  вытащил ее у  Рэнка  изо рта и  выбросил,
потом грустно взглянул на него, покачал головой и сказал:
     - Ты ничего не можешь делать нормально, Мак-Грю?
     Он глубоко и  роскошно затянулся,  а потом  выпустил  дым  в левый глаз
Рэнка.  После секундного ожидания  реакции,  а ее  не последовало,  если  не
считать слезинки, скатившейся по щеке Рэнка, он снова покачал головой.
     - Ты не оскорблен? - спросил он.
     Рэнк улыбнулся ему и откашлялся кусочками махорки.
     -  Тебя ничем нельзя  оскорбить? - спросил Джесси  Джеймс. -  Ты  самый
уравновешенный пижон, какого я когда-либо видел.
     Он снова выпустил дым.
     - Однако у меня больше  нет времени для общения. Я полагаю, самое время
для встречи умов.
     Он сделал один шаг в  сторону от стойки,  и люди за столиком немедленно
ринулись по углам.
     "Как  в кино", - подумал  Рэнк. Потом ему пришло в голову, что этого не
могло происходить. В  конце концов он проснется. Но проснуться не удавалось,
и события развивались дальше.
     Джесси Джеймс кивнул в сторону посетителей.
     - Как ты думаешь, шериф, почему они уносят ноги?
     Рэнк сглотнул.
     - Наверное, бар закрывается. - С этими словами он неловко повернулся.
     - Да, пора закрываться!
     Он   снова   сглотнул,   подмигнул,   улыбнулся,   а   потом   какой-то
подпрыгивающей походкой устремился к двери.
     - Было чертовски приятно встретиться с вами, мистер Джесси... Джеймс.
     - Шериф! - сказал Джесси. - Замри!
     Эти  слова, словно лассо,  обвились вокруг ног  Рэнка  и крепко держали
его. Он медленно повернулся к Джесси, тот ногой придвинул к себе стул.
     - Ты ведь не собираешься  уходить, а, шериф? - спросил он усевшись. - Я
говорю, ты ведь не хотел просто выйти на улицу и уйти, не так ли?
     Рэнк улыбался ему, как деревенский идиот.
     - Нет, - ответил он. - Я просто хотел посмотреть, нет ли дождя.
     Он очень артистично повернулся к двери, посмотрел на небо и обратился к
ковбою.
     - Нет, дождя нет, - уверенно заявил он.
     Джесси рассмеялся и отодвинул стул назад.
     - А знаешь,- что я подумал? Я было  подумал, что ты хочешь меня надуть.
Как  тогда,  когда  плохой парень  целился тебе в спину, а  ты  прошел через
вращающиеся двери в салун и выбил у него ружье одной из створок.
     - Это было на открытии сезона в прошлом году, - вставил Рэнк.
     -  А  помнишь  банду  конокрадов,  которая собиралась напасть на  тебя?
Десять или двенадцать человек?
     На Рэнка нахлынули неожиданные воспоминания, и он ответил, улыбнувшись:
-  Их было тринадцать.  За  этот  фильм  меня выдвинули  на соискание премии
"Эмми".
     Джесси кивнул  и мрачно,сказал: - Тогда ты стрелял с бедра и грохнул на
пол люстру. - Он покачал головой. - Была неплохая перестрелка, шериф.
     Рэнк затосковал. - На следующей неделе было  еще круче. Помню конокрада
по имени Мак-Ности. Я выбил  стакан у него из рук, пуля срикошетила и ранила
его сообщника, который был на крыльце. В тот день я получил тринадцать тысяч
писем.
     Джесси снова кивнyл.
     - Готов поручиться за это. Действительно, так оно и было. Просто нельзя
не восхищаться человеком с такими талантами.
     Затем  он  снова засмеялся,  хрипло хохотнул,  а  затем расхохотался  в
полную силу. .
     И снова Рэнк улыбнулся в ответ. Жалкой и вымученной улыбкой.
     - А дело в том, шериф,  - продолжил Джесси Джеймс, - дело в том,  что я
не думаю, чтобы ты хоть раз в  жизни выстрелил из настоящего револьвера. Или
ударил кого-нибудь в драке. А может быть, и сам был избит.
     Он подался вперед.
     - Скажи мне правду, шериф. Ты когда-нибудь ездил верхом?
     Рэнк откашлялся. - По случаю.
     - На настоящей лошади?
     -  Ну,  -замялся  Рэнк,  почесываясь.  -  У  меня  началась аллергия  -
крапивница.
     - Крапивница?.
     Рэнк  с  помощью  серии  экстравагантных жестов изобразил страдания  от
зуда.
     - Чесотка, понимаете? От кошек у меня то же самое.
     Джесси выпрямился.
     - Так ты не ездишь верхом, - сказал  он, -  не стреляешь и не дерешься.
Ты просто разгуливаешь повсюду  с важным видом,  носишь  фальшивый значок  и
делаешь вид, что убиваешь парней вроде меня.
     - О,  я  бы  так не  сказал,  - произнес  Рэнк. -  Был эпизод, когда мы
отпустили одного парня  из банды Джесси. Это был... это был сложный замысел.
- Он подошел к Джесси Джеймсу и придвинул свой стул ближе к нему. - Кажется,
у него была сестра, которая училась в школе.  Она пришла навестить его в тот
день, когда его хотели повесить. Она обратилась ко мне, и я проследил, чтобы
ему дали условный срок.
     Джесси без улыбки смотрел на Рэнка.
     - Мне это известно, - цтветил он. - Но мне известно и то, как ты поймал
его.  Прыгнул  с  восьмисртфутового  утеса  на  спину  его  коня,  когда  он
расслабился.
     Он покачал головой.
     -  А  теперь пошли,  шериф. Ты когда-нибудь  прыгал  с высоты восемьсот
футов? На спину лошади?
     Рэнк побледнел.
     - Я... я боюсь высоты - пролепетал он.
     Джесси кивнул.
     - Ну вот. Понимаешь, шериф, мы все собрались и решили -  мой брат Фрэнк
и я,  наш приятель Кидд, парни Далтоны, Сэм Старр. В общем, нас было много,-
и мы-единогласно решили, шериф, что ты не заботился о нашем добром имени. Мы
провели  наверху маленькие выборы,  поэтому  я  здесь, чтобы удалить блеск с
твоих кальсон.
     Рэнк уставился на него.
     - Как это? - промямлил он.
     - Так ты не понял? Мы  каждую неделю смотрим,  как ты кого-то убиваешь,
кого-то ловишь,  гоняешься  за конокрадами, но всегда  выигрываешь. Ты самый
удачливый парень,  который кегда-либо спускался  в долину.  Поэтому  я и мои
друзья - ну, словом, мы решили, что самое время, чтобы ты проиграл!
     Рэнк с большим трудом сглотнул.
     - Неплохая идея. Я должен обсудить это с режиссером.
     В его голосе послышалась надежда.
     Джесси покачал головой.
     - На  это  нет  времени,  - твердо сказал он. - На мой взгляд, если  ты
собираешься проигрывать, то это должно быть прямо сейчас.
     Он медленно поднялся и отпихнул стул в сторону.
     - Но послушай, шериф, что я хочу сделать. Я собираюсь поступить с тобой
намного честнее, чем ты поступал с  нами.  Ты и  я,  и  никаких,  как  ты их
называешь? Дублеров. .
     Он показал на улицу.
     - Прямо на главной улице, ты и я.
     Рэнк слабо ткнул себя в грудь.
     - Я? - спросил он.
     - Прямо на улице, - продолжал Джесси..- Я пойду по одной стороне улицы,
а ты - по другой.
     Рэнк несколько потерянно отмахнулся.
     - Это уже было в одном фильме. Вы  не смотрели "Перестрелку в исправном
загоне"?
     Джесси Джеймс сплюнул.
     - Паршивец, - сказал он, точно судья, выносящий приговор.
     -  Вам не доводилось его посмотреть? - Рэнк  откашлялся и сложил пальцы
вместе. - Я всегда считал, что, снимая вестерн...
     Джесси поднял его со стула и твердо поставил на ноги.
     - Пошли, шериф, - сказал он, подталкивая его к выходу.
     Рэнк проковылял через дверь  салуна, сопровождаемый  Джесси  и  толпой.
Это,  должно быть, конец  кошмара, думал  он.  Скоро  он  проснется в  своем
"ягуаре".  Прямо  на  том  месте,  где припарковал  его,  возле  крыльца. Но
"ягуара", разумеется, не было.
     Джесси толкнул его и указал на один конец улицы.
     - Зайди за тот угол, -- приказал он, - а я зайду за тот.
     Он ткнул большим пальцем под плечом.
     - Я  дам тебе  сделать первое движение.  По-моему, честней  не  бывает,
шериф, ведь так?
     - О господи, нет, - ответил Рэнк. - Действительно, нет. Вообще ничего.
     Тут он озабоченно посмотрел на ручные часы.
     - Как насчет завтрашнего дня, в это же время?
     На этот  раз Джесси толкнул  его  с  большей силой, и Рэнк свалился  со
своих высоких каблуков, стукнувшись при падении коленками.
     - Сегодня! - приказал Джесси. - Прямо сейчас!
     Рэнк  продолжал сидеть в  пыли. Он  имел веские  причины  считать,  что
больше не  встанет, не одолеет без посторонней  помощи длинное расстояние до
того места, где он в последний раз вдохнет и выдохнет.
     Но,  используя  какие-то  скрытые  ресурсы,  он  поднялся  и  удивился,
осознав, что  идет в конец улицы. В  действительности его  ноги  были словно
мешки  с цементом,  а сердце билось так  громко, что он был уверен,  что его
удары слышал даже  Джеймс.  И  он  был абсолютно уверен, что, очутившись  за
углом, он найдет способ убраться ко всем чертям.
     Минуту спустя его  планы вылетели  в трубу. За углом все было огорожено
колючей проволокой. Там было просто некуда  идти"Рэнк выглянул из-за  угла и
увидел, как Джесси приближается к нему.
     Сейчас он был в нескольких сотнях футов.
     - Дублер! - шептал Рэнк. - О, где же ты, дублер?
     Потом  неожиданно,он  осознал, что  сделал  большой шаг  из-за угла. По
ощущению это было все равно, что встать под холодный душ.
     Но  под  воздействием какого-то  импульса  он пошел  навстречу  Джесси.
Раньше он проделывал это сотни раз, но все было  по-другому, из добро каждый
раз побеждало,  поскольку  у  зла,  с которым  он боролся,  одна  рука  была
связана. Кроме того,  он  заметил,  что не  может идти с важным  видом, хотя
чванство было одним из отличительных признаков Рэнка Мак-Грю. Ни один другой
актер, ни Вайет Ирп, ни Паладин, ни Маршал Диллон[Герои известных ковбойских
телесериалов.  ], не  умели так вышагивать, как Рэнк Мак-Грю  в  его высоких
ботинках.
     Сквозь   пыль,  пот   и   слепящее  солнце  Рэнк  мог  видеть   Джесси,
приближающегося к нему. Теперь их, возможно, разделяли двадцать футов.
     - Иди вперед! - пригласил Джесси..- Подходи!
     Рэнк положительно  был подавлен. Его импульс пропал, и он начал  давать
задний ход.
     - Считаю до трех, - сказал Джесси.
     - Это смешно, - ответил Рэнк, продолжая пятиться. - Так не делается.
     - Один, - язвительно сказал Джесси.
     Руки Рэнка вспотели.
     - Более чем в ста эпизодах  Рэнка не  застрелили и  даже  не ранили,  -
горестно сказал Рэнк.
     - Два... - Голос Джесси напоминал погребальный звон.
     -  Я  даже  отказывался  от  работы  в  этих  сериях,  -  сказал  Рэнк,
наткнувшись на черный катафалк, в который была впряжена лошадь.
     - Я не взялся бы за них, если бы не пришлось платить неустойку.
     - Три!
     Рэнк быстро глянул через плечо на то, что преградило ему путь.
     Увидев катафалк, он покрылся испариной.
     - Неустойка плюс тот факт, что главный герой был назван моим именем.
     - Подойди! - сказал Джесси. - Прямо сейчас!
     -  Боже мой! - всхлипнул  Рэнк Мак-Грю. -  Что вы собираетесь сделать с
юностью Америки?
     Он  прикрыл  глаза  и двумя  руками  стал  искать  револьвер  в кобуре,
серьезно ожидая горячего  свистящего удара  пули в живот.  Он  услышал вздох
толпы, и,  продолжая доставать  револьвер,  вскинул  взгляд  на Джесси.  Тот
целился в него из шестизарядного револьвера.
     Джесси покачал головой.
     - Так  я и думал, -  разочарованно сказал он.  -  Этот парень и  помаду
достать не может.
     Рэнк плакал.
     - Джесси. -  Он умоляюще протянул руку,  и револьвер болтался у него на
пальце. - Джесси, дай мне передышку. Пожалуйста, дай мне передышку, Джесси!
     Он опустился на колени, тихо плача.
     - Джесси... Я слишком молод, чтобы умирать. У меня есть мать, Джесси. У
меня есть очаровательная  маленькая старая мама,  которая находится на  моем
иждивении.
     Он бросил свое оружие в пыль и подтолкнул его к Джесси.
     - Вот... возьми. - На рукоятке настоящая жемчужина. Ее прислал клуб его
поклонников из Бронкса. - Возьми все, Джесси, возьми все.
     Джесси холодно смотрел на него.
     - Ты говоришь,  что тебя выдвинули на  соискание  "Эмми"? Парень,  выше
головы не прыгнешь.
     Рэнк почувствовал прилив  надежды, поскольку ни одна пуля  не  попала в
его тело.
     -  Что скажешь,  Джесси? - упрашивал  он. - Дай мне шанс. Я сделаю все,
что ты скажешь. Все на свете.  Я  серьезно - все. Только скажи, и  я  сделаю
это.
     Револьвер в руках Джесси опустился. Он задумчиво посмотрел на Рэнка.
     - Все? - переспросил он.
     - Только скажи!
     Джесси задумался и почесал подбородок.
     - Шериф, - тихо произнес он. - Возможно, мы заключим сделку.
     Он поковырял языком в зубе.
     - Я просто не уверен, что это именно то, что нужно, но я обдумаю.
     Рэнк затаил дыхание.
     -  Ты хочешь  сказать... ты хочешь  сказать,  что  не собираешься  меня
убивать?
     Джесси Джеймс покачал головой.
     -  Нет, но вот что я  собираюсь  сделать. Я  присмотрю за тем, чтобы ты
играл намного лучше. - Он показал на небо. - Может быть, мы все там - трупы,
но мы все чувствуем.
     И он снова  достал курительные принадлежности. По дороге с  площади  он
ловко  и грациозно  скрутил  сигарету.  Только один  раз  он  остановился  и
взглянул на Рэнка.
     - Я все это обдумаю, - сказал  он и зажег сигарету. - Я все это обдумаю
на досуге.
     С этими словами он исчез на глазах у Рэнка Мак-Грю.
     - Джесси! - крикнул Рэнк. - Джесси...
     - Джесси! - крикнул Рэнк,  и съемочная группа озадаченно  посмотрела на
него.
     Рэнк  стоял у стойки  и смотрел  на свое  отражение  в  зеркале. Он мог
видеть  осветителей  наверху,  а  у  себя  за спиной  -  Сая  Блэттсбурга  и
оператора.
     Сай спешил к нему с тревогой в глазах.
     - Ты в порядке, Рэнк?
     - Да, - слабо отозвался тот. - Да, я в порядке, но куда вы все уходили?
     Он осмотрелся.
     Режиссер  обменялся  взглядами   со   своей   группой.  Голос  свой  он
контролировал как никогда.
     - Куда мы  уходили? Мы были здесь, Рэнк.  Мы все  время были здесь.  Ты
уверен, что с тобой все нормально?
     Рэнк сглотнул.
     - Уверен... уверен, что со мной все прекрасно - просто чудесно.
     Он оглядел декорации.
     - Ладно, - продолжил Рэнк. - Давайте займемся делом. Кадр 113/Джесси на
полу.
     Он озадаченно вздохнул.  Усилием воли он  заставил себя оглянуться в ту
сторону, где лежал жалкий эрзац Джесси.
     - Ты  думаешь, что он  без сознания, - подсказал Сай, -  и он  пытается
выстрелить тебе в спину. Ты падаешь на пол,  переворачиваешься с револьвером
в руке, который ты выхватил из кобуры.
     В этот момент кта-то просигналил в его "ягуаре".
     -  Вас хотят видеть, мистер Мак-Грю, - сказали снаружи. -  Этот человек
уверяет, что он ваш агент.
     Рэнк заволновался: - Мой агент?
     Сай Блэттсбург закрыл глаза и досчитал до пяти.
     - Послушай, Рэнк, - с легкой дрожью в голосе сказал он. - Я не знаю,  в
чем там дело. Поэтому выйди и поговори с агентом. Узнай, что ему нужно, чего
хочешь ты, и что мы можем снимать.
     Рэнк в трансе вышел из салуна и  как  вкопанный остановился  на верхней
ступеньке  крыльца.  Словно  ничего  и не  было, у крыльца  был  припаркован
красный "ягуар". Бычьи рога на  капоте напоминали  о  реальной  жизни  идола
старых и  молодых,  но  возле автомобиля  стоял призрак.  Это был  настоящий
Джесси Джеймс.  На нем были бермуды, итальянская шелковая  рубашка из ткани,
имитирующей   газету,  и  розовато-лиловый  берет.   Он  по-прежнему   курил
самокрутку,  но   использовал  мундштук.  Джесси  сделал  глубокую  затяжку,
стряхнул  пепел  и подмигнул Рэнку, который стоял наполовину  оцепенелый  от
страха, наполовину в подступающей коме.
     - Как поживаешь, шериф? - тепло обратился к нему ковбой. - Ты говорил -
все. Все,  что  я  скажу. Так вот, из  фильма в фильм  я  буду  возле тебя и
прослежу, чтобы ты больше не задевал ничьих чувств.
     Он вытащил изо рта  мундштук  и задумчиво  осмотрел  его,  затем поднял
голову и улыбнулся.
     - Ну,  а  теперь  слушай меня внимательно. В  этой самой  сцене парень,
который  играет меня,  в спину  тебе не стреляет.  Он потерял много крови  и
слабее марихуаны.  Однако  у него хватает  сил подняться и выбросить тебя  в
окно. После этого он смывается. - Он  вставил  мундштук обратно. - Врубился,
шериф?
     Рэнк смотрел на него во все глаза.
     - Выбрасывает меня из окна? Рэнка Мак-Грю?
     Глаза Джесси сузились  в щелочки  еще почище,  чем смотровая щель танка
"Марс III". Его зрачки уподобились боеголовкам атомного орудия.
     -  Ты меня слышал,  шериф,  - сказал он.  -  Вышвыривает тебя  в окно и
смывается.
     Рэнк испустил глубокий вздох, повернулся и вошел в салун.
     До Джесси донеслись  гул голосов и пронзительный вопль Сая Блэттсбурга.
Люди бормотали:
     - Он что, не в своем уме? Что делает Джесси Джеймс?
     Джесси  улыбнулся,  вынул  сигарету  из  мундштука  и  раздавил  окурок
подошвой мокасин из патентованной кожи.
     Внутри раздался другой голос.
     - Кадр сто тринадцать, дубль первый.
     Послышались звуки борьбы, и Рэнк Мак-Грю  вылетел в окно, разбив его на
сотни осколков. Джесси  подошел  к нему  и постоял над ним,  а потом пошел к
"ягуару" и взял с переднего сиденья листки бумаги.
     - Я прочитал  то, что вы снимаете на следующей неделе, шериф. Ты будешь
рнимать те кадры, в которых с помощью подставки от лампы выбиваешь револьвер
из  рук  Фрэнка  Джеймса  с  высоты  четвертого  этажа,  находясь  на  целых
полквартала в стороне от него.
     Рэнк медленно и болезненно поднялся на ноги.
     - Тебе не нравится? - мягко спросил он.
     -  Отвратительно,  -  сказал  Джесси.  - Я  думаю,  Фрэнк  тебя  должен
услышать, он поворачивается, стреляет с бедра и выбивает лампу из твоих рук.
     Джесси открыл дверцу  и жестом  приказал ему сесть на переднее сиденье,
включил  зажигание  и  дал  газу. Машина  развернулась, замерла  и  с  ревом
устремилась вперед.
     Голос Джесси слышался сквозь рев двигателя.
     - Ну,  а через две недели, - сказал  он, - я думаю, пора дать отдохнуть
Сэму  Старру. Он  хороший парень, ужасно добр к  своей матушке.  - Последние
слова потонули в реве двигателя, и машина исчезла в клубах пыли.
     Поскольку ничто в мире не постоянно, кроме  смерти  и налогов, да и они
так или иначе изменяются,  мы имеем основания считать, что гордые всадники в
ковбойском раю обрели душевное равновесие.
     Джесси Джеймс справился со  своей задачей, а Рэнк Мак-Грю, бывший ранее
шарлатаном, стал честным гражданином в полном смысле этого  слова,  согласно
традициям, правде и предшественникам.

        НОЧЬ СМИРЕНИЯ

     Близилось  Рождество.  В  этом  не было  никакого  сомнения.  Атмосфера
праздника  наполнила воздух, как аромат клена - приятный,  сладкий  и  очень
стойкий.  Для завершения рождественских покупок оставался только  один день.
Это обстоятельство  било  по сознанию населения, как  прокламация о введении
военного положения.
     "Еще один день для совершения рождественских покупок!" Этот боевой клич
огромной  распродажи  служил предупреждением, что  сегодня, 24  декабря 1961
года от рождества Христова, у них есть лишь несколько часов для  того, чтобы
открыть кошельки и усталыми  пальцами взяться за  свои, напоминающие собачьи
уши, кредитные карточки.
     "Еще  один день для совершения  рождественских  покупок!" Этот  лозунг,
собранный из  блестящих букв, растянулся через весь торговый зал  универмага
Уимбла. Мистер Уолтер Данди, управляющий  нескольких отделов, бросил  взгляд
на  этот лозунг, совершая обход  по  своему  этажу  и постоянно  внимательно
наблюдая за организованной суматохой вокруг себя.
     Это был лысеющий  маленький человек,  склонный  к полноте,  на вид  ему
можно было дать чуть больше пятидесяти. Его суждения были так же быстры, как
и   движения.   Он  сразу   замечал  магазинного  вора,  неплатежеспособного
покупателя  и  чумазого  малыша,  сломавшего  механическую  игрушку  (кстати
сказать,   его  ненавидели   все   .  дети,  независимо  от   возраста),   -
одним-единственным   всеобъемлющим  взглядом.   Он   сразу   выявлял  плохих
продавцов, для  этого ему было достаточно услышать первые два предложения, с
которыми те обращались к покупателю.
     В  этот  предпраздничный день  мистер  Данди шел  по проходам "Уимбла",
чеканя  приказы и  щелкая  пальцами,  одним словом,  управляя  толпой в  эти
последние  моменты  святочной суеты. Он  одарял  бледными  улыбками спешащих
мамаш  и их  плачущих  малышей и  давал  краткие и точные указания по всем и
любым вопросам относительно того, где хранятся товары,  где  находится какой
отдел;  кроме того,  ему  было  известно точное время доставки всех  товаров
дороже  25  долларов, независимо  от  того,  на  какую  сумму  их  стоимость
превышала  вышеназванную.  Проходя мимо отделения дамских сумочек  в  Отделе
Игрушек, он заметил, что место Сайта Клауса пустует.
     Одна из его редких маленьких бровей образовала дугу над голубым глазом,
это означало,  что его беспокойство возрастает.  На  стуле  висела  записка.
"Сайта Клаус вернется в 6 часов", - прочитал Данди.
     Большие часы  на  западной  стене показывали шесть тридцать пять. Сайта
Клаус  опаздывал  на  тридцать  пять  минут.  Зло,  зарождающееся  в  хорошо
округленном чреве  мистера Данди, слегка пощипало  его печень. Он отрыгнул и
почувствовал,  как  разгорается  в  нем   злость,  словно  маленькое  пламя,
раздуваемое мехами. Этот проклятый Санта  Клаус позорил магазин. Как там его
зовут - Корвин?
     Этот проклятый Корвин был самым независимым Санта Клаусом, которого они
когда-либо  нанимали.  Только вчера  Данди  видел, что  он  прикладывается к
фляжке  и  довольно громко  фыркает  прямо среди  группы  девочек  из отряда
скаутов. Мистер Данди послал ему ледяной взгляд, остановивший пьянку Корвина
на середине.
     Мистер  Данди был знаменит своими ледяными  взглядами.  Будучи  молодым
парнем, более тридцати лет назад, он учился в военном училище и стал старшим
сержантом на  четвертом  курсе.  Он  был  единственным  из  солдат-атеистов,
достигшим такого высокого  звания, и  все  это  -  только благодаря  ледяным
взглядам, которые  он  пронес через всю свою  профессиональную карьеру.  Это
компенсировало  то,  что он был похож на бутылку  кока-колы  и его рост чуть
превышал 160 сантиметров.
     Сейчас  он был  подавлен,  поскольку его  ярость  не  находила  выхода,
поэтому он шарил глазами по магазину,  пока не  заметил,  что мисс  Вилси из
отдела бижутерии прихорашивается перед зеркалом.
     Он подкрался к ней, заморозил ее своим взглядом и проговорил:
     - Вам больше нечем заняться, мисс Вилси? Готовитесь к конкурсу красоты?
Вас ждут покупатели. Извольте заняться ими!
     Он достаточно долго ждал, пока краска схлынет  с лица девушки, когда та
заспешила на свое место за прилавком. Затем он снова посмотрел на стул Санта
Клауса, рядом с  которым никого не было, и, проклял отсутствующего  Корвина,
опоздавшего уже на тридцать восемь минут.
     Генри Корвин  сидел  в  баре,  одетый  в изъеденный молью костюм  Санта
Клауса,  в котором утонуло его хрупкое тело. Потерявшие цвет усы свешивались
с  потертого  банта, как  салфетка,  закрывающая  грудь.  Его  остроконечная
шапочка со снежком на конце свешивалась на глаза. Он взял уже восьмой стакан
дешевой  хлебной водки, сдул снежок в сторону  и мастерски поднес стакан  ко
рту, выпив  одним глотком.  Он взглянул на часы над баром и отметил, что обе
стрелки соединились. Сказать точно, где они  были, он не мог, но чувствовал,
что время движется. Слишком быстро.
     Неожиданно увидев  себя  в зеркале, он решил,  что  недостаточно  пьян,
поскольку карикатурен. Костюм  Санта Клауса, взятый им  напрокат, видел если
не лучшие дни, то, по  крайней мере, вообще очень много дней. Он был сшит из
тонкой фланели,  латанной  и  перелатанной.  Он полинял  и  стал  болезненно
розового цвета, а кайма из белого "меха"  напоминала  коробочки хлопчатника,
пораженные  долгоносиком. Шапочка была  мала  ему на  несколько размеров и в
действительности  являлась   переделанной  погребальной  феской,  с  которой
удалили украшение. Лицо, смотрящее на него, обладало мягкими добрыми глазами
и теплой улыбкой, слегка искривленной. Уголки  рта поднимались,  и  хотелось
улыбаться в ответ.
     Корвина это  лицо оставило безразличным.  Он едва его замечал. В данную
минуту  его  больше  занимал костюм, украшенный  крошечными  пятнами краски,
пятнами от мороженого недельной  давности и  абсолютно новыми дырами, размер
которых  позволял   видеть  подушки,   которые  Корвин   привязал  к  своему
единственному пиджаку.  Он оторвал глаза  от отражения и  показал на  пустой
стакан.
     Бармен подошел к нему и сказал:
     -  Ты  просил  меня  сообщить  тебе,  когда  будет  полседьмого. Сейчас
полседьмого.
     Корвин улыбнулся и кивнул.
     - Так оно-и есть, - согласился он.
     Бармен поковырял в зубе.
     - Что теперь будет? Ты превратишься в северного оленя?
     Корвин снова улыбнулся:
     - Если бы это было так. - Он поднял пустой  стакан. - Еще  один глоток,
а?
     Бармен налил еще один стакан.
     - Это девять выпивок и сэндвич. Четыре доллара восемьдесят центов.
     Корвин достал единственный пятидолларовый банкнот и  положил на стойку.
Он хотел  поднести стакан ко рту. Как только он это сделал,  он заметил  два
личика, глядящих на него через замерзшее стекло входной двери. Большие глаза
смотрели на него с восхищенным вниманием и с дух захватывающим поклонением -
глаза  каждого  ребенка,  который   искренне  верит,   что,  Северный  Полюс
существует, что северный  олень действительно приземляется  на  крыши  и что
чудеса  взаправду  спускаются  по трубам. Даже такие дети  с  грязной, 118-й
улицы, где в холодных и неприглядных комнатах ютятся пуэрториканцы, верят во
все  это,  чтобы потом понять,  что  бедность  одинакова  и на  экзотических
островах, и в каньонах, находящихся от них за тысячу километров.
     Корвину  пришлось  тоже  смотреть на эти мордашки,  и он улыбнулся. Они
походили  на слегка запачканных херувимов  со  старой помятой рождественской
открытки. Они  разволновались от того, что человек в красном костюме смотрел
на них.
     Корвин повернулся к ним  спиной  и  быстрo выпил содержимое стакана. Он
подождал с минуту и снова посмотрел на дверь. Два носика, прижатых к стеклу,
неожиданно  исчезли.  Но, прежде чем  уйти, они помахали Санта  Клаусу, а он
помахал им в ответ.
     Корвин задумчиво посмотрел в пустой стакан.
     - Почему,  по-твоему, не существует настоящего Санта Клауса?  - спросил
он частично у стакана, частично у бармена.
     Тот устало оторвался от протирания рюмок и спросил:
     - Как ты сказал?
     -  Почему  не существует  настоящего  Санта  Клауса для  таких детей? -
повторил Корвин и головой указал на дверь.
     Бармен пожал плечами.
     - Какого черта, Корвин,  я что, по-твоему, философ? - Он долго  смотрел
на   Генри.  -  Ты   знаешь,   в  чем  твоя  проблема?  Ты   позволил  этому
одурманивающему красному костюму засесть в твоей голове!
     С  этими  словами он  взял  пятидолларовую  банкноту, покрутил кассовый
аппарат и положил сдачу перед Корвином.
     Тот посмотрел на монеты и криво улыбнулся.
     - Выпей флип, двойной или обычный.
     - Какого черта, Корвин, тут тебе не Монте-Карло. Давай проваливай!
     Генри неуверенно поднялся, проверяя тяжелые ноги. Затем с удовольствием
отметил,  что они слушаются,  прошел через бар к  выходу и  попал в холодный
снежный вечер.  Он  застегнул  верхнюю пуговицу  своего тонкого  фланелевого
костюма, еще ниже натянул  шапочку. Подставил голову ледяному ветру и  начал
переходить улицу.
     Мимо него с гудением промчался огромный "кадиллак", на нем лежала елка,
чьи  лапы  свисали с  машины.  Краснолицый злой шофер  прокричал ему что-то,
когда "кадиллак" мчался мимо. Корвин только улыбнулся и продолжил свой путь,
чувствуя  влажные  -холодные  хлопья на разгоряченном лице. Он споткнулся  о
противоположный тротуар и потянулся к фонарному столбу в нескольких футах от
него.
     Его  руки  не  поймали  ничего, кроме снежинок,  и  он полетел  вперед,
приземлившись в сугроб рядом с мусорным  баком. С большим трудом ему удалось
сесть. И  тут он  осознал, что перед ним стоят четыре  ножки в лохмотьях. Он
поднял глаза  и  увидел  двух маленьких тощих  пуэрториканцев, смотрящих  на
него. Их лица были темными на фоне снега.
     - Сайта Клаус, -  затаив дыхание,  проговорила маленькая  девочка. -  Я
хочу куколку и игрушечный домик.
     Молчавший маленький мальчик толкнул ее локтем.
     - И ружье,  - торопливо  продолжила  она, -  отряд солдат,  форт  и еще
велосипед.
     Корвин  взглянул в их лица. Даже их возбуждение, их достояние  - -общий
для всех детей предрождественский вид, не могли скрыть их худобу так же, как
обаяние и  доброта не скрывали  того, что  пальтишки были слишком малы им  и
сшиты из ткани недостаточно толстой для такой погоды.
     Потом Генри Корвин начал плакать. Алкоголь раскрыл все шлюзы, и из него
лились  не  слезы, а разочарование, невзгоды и  неудачи двадцати  лет;  боль
ограничений  ежегодного Сайта  Клауса  в  побитом  молью костюме, раздающего
чудеса, которые ему  не  принадлежали,  изображавшего то, что являлось  лишь
притворством.
     Генри  Корвин дотянулся  до  них  и  прижал их к  себе, пряча лицо то в
одном, то в другом пальтишке. Но его щекам катились слезы,  и  их невозможно
было остановить.
     Два маленьких существа смотрели на  него. Им казалось  невероятным, что
этот бог  в красном, владеющий игрушками  и  удивительными  чудесами,  может
сидеть на обочине и плакать в точности, как они.
     - Porque Santa  Claus  esta llorando?[ Почему  Сайта Клаус плачет?  ] -
прошептала девочка брату.
     Он ответил ей по-английски.
     - Я не знаю, почему он плачет. Может быть, мы задели его чувства.
     Они смотрели на него, пока его рыдания не утихли и он не отпустил их. С
трудом  поднявшись на  ноги,  он пошел  прочь  от этих существ;  этот  худой
оборванный человек  с  заплаканным лицом  выглядел  так,  точно  верил,  что
виноват во всем том зле, которое творится вокруг.
     Час  спустя,  когда  мистер  Данди   увидел  Корвина,  входящего  через
служебный вход, он испытал то извращенное удовольствие, которое присуще злым
людям. Он нашел человека, на котором мог  дать выход своей ярости,  ярости к
этому  времени почти  затухшей. Он дождался,  пока  Корвин  не  приблизился,
барабаня  сложенными вместе за спиной пальцами, и затем очень ловко  схватил
за руку проходящего мимо Сайта Клауса.
     - Корвин, - процедил он, - ты  опоздал почти на  два часа! А теперь иди
на  место и погляди, сможешь ли ты удержать многих детей от убеждения в том,
что только там нет Сайта Клауса, и только тот, что в нашем магазине, - олух,
скачущий  по барам!  Ты  будешь  более  на  месте, если  станешь  изображать
красноносого северного оленя Рудольфа!
     Он толкнул Корвина.
     - Давай, займись этим, Сайта Клаус!
     Последние слова прозвучали, как ругательство.
     Генри Корвин понуро  улыбнулся и отправился к своему стулу.  По пути он
остановился   у  электрических  поездов  и  понаблюдал  за  двумя   цветными
мальчиками. Те смотрели на поезда,  словно  это была  коллекция чудес. Генри
подмигнул им, подошел к пульту управления и стал нажимать кнопки.
     Три  поезда  отправились  в  путь  одновременно,  скользя  по  рельсам,
переезжая  мосты, сквозь  туннели, мимо  станций.  Оттуда выходили маленькие
человечки  и взмахивали  фонариками  или  бросали мешки  с почтой;  в общем,
делали    дюжины   удивительных    вещей,    которые    делают    игрушечные
железнодорожники. Но через  несколько мгновений выяснилось,  что склад ума у
Генри Корвина был явно не технический. Два маленьких мальчика с возрастающим
беспокойством  переглянулись,  когда  "Юнион Пэсифик  Флайер"  и  "Сивли  Во
Сэпплай" устремились по рельсам навстречу друг другу.
     Генри Корвин  поспешно нажал  еще на несколько кнопок,  но столкновение
было неизбежным. Два поезда столкнулись лоб в лоб.
     От удара  помялись поезда, погнулись  рельсы и  разлетелись  игрушечные
человечки.
     Вместо того, чтобы оставить все как есть, Корвин нажал еще две кнопки и
этим  довершил разрушения.  Он  перевел рельсы,  отчего  тяжело  нагруженный
товарный поезд  взгромоздился на первые два.  Игрушечные поезда  взлетели на
воздух, мосты  рухнули,  и,  когда шум  утих, Корвин  увидел двух  маленьких
мальчиков, во все глаза смотревших на него.
     Мальчик постарше посмотрел на своего приятеля, затем опять на Корвина.
     - А как у тебя насчет строительных наборов? - спросил он.
     Корвин несколько печально покачал головой:
     - Почти так же.
     Он взъерошил  их головы, затем перелез через бархатный канат, натянутый
вокруг его стула.
     Там скопилось много ожидающих детей и посматривающих на часы мамаш. Они
устремились  вперед,   как   только   слегка  потертый  рождественский   дед
взгромоздился на свой трон.  Он сидел там с  минуту,  закрывая глаза  всякий
раз,  как комната начинала вращаться вокруг него. Рождественские украшения и
цветные  огни  вращались  и  вращались,  точно  он кружился  на карусели. Он
попытался сосредоточиться  на лицах  детей, проходящих мимо него;  попытался
улыбнуться  и махнул им рукой.  Потом снова закрыл глаза и почувствовал, что
его тошнит. Когда он  открыл  глаза, перед  ним был смутный  образ маленькой
горгульи[Горгулья -  выступающая  водосточная  труба  в  виде фантастической
фигуры  в  готической архитектуре. ],  которую подталкивала к нему грудастая
крикливая женщина с плечами Тони Галенто.
     - Иди к нему, Вилли, - говорила она хриплым голосом, заберись к нему на
колени. Он тебя не обидит, правда,  Сайта Клаус? Иди  к нему, Вилли, и скажи
ему, что ты хочешь.
     С  этими  словами  она снова  подтолкнула семилетнего ребенка  к  Сайта
Клаусу. Корвин приподнялся, неуверенно качнулся и протянул руку.
     - Как тебя зовут, мальчик? - спросил Корвин негромко икнул.
     Он наклонился в сторону, попытался схватиться за ручку своего "трона" и
свалился на пол прямо  к  ногам  ребенка.  Он  сидел там, улыбаясь  какой-то
жалкой улыбкой, не способный подняться или сделать что-либо еще.
     Маленькая  горгулья  взглянула на Корвина  и громким  голосом, подобным
мамашиному, крикнула:
     - Эй, мама! Сайта Клаус нализался!
     Торгульина  мамаша немедленно  заорала:  - У  вас  железные  нервы! Вам
должно быть стыдно!
     Корвин сидел там и только кивал.
     - Мадам, - сказал он очень тихо, - мне действительно стыдно.
     - Пойдем,  Вилли, -  она,схватила мальчика за руку.  -  Я думаю, это не
причинит тебе психической травмы.
     Глянув через плечо на Корвина, она прошипела: - Алкаш!
     Люди, слыша ее голос, останавливались и смотрели.
     Мистер Данди  заторопился  по  проходу  к  секции  игрушек.  Он  бросил
всеобъемлющий взгляд, сменил обычный голос на елейный, как любой управляющий
в дурном расположении духа.
     - Что-то случилось, мадам?
     - Случилось, - прорычала  в ответ  женщина. -  Ничего особенного, кроме
того, что  я  в  последний раз что-то покупаю в этом  магазине. Вы нанимаете
Сайта Клаусов в канавах!
     Она  показала  на  Корвина,  пытавшегося  встать  на  ноги. Тот  сделал
неуверенный шаг к бронзовому шесту, одному из  четырех, на  которых держался
бархатный канат.
     - Мадам, - очень мягко сказал он, - пожалуйста. Это Рождество.
     Лицо  женщины перекосилось в свете неоновой  надписи, которая  гласила:
"Мир на Земле всем людям доброй воли!". Она походила на Злую Ведьму с Севера
и в то же время на женский вариант Эбинизера Скруджа.
     - Не травите душу, - кротко ответила она. - Пойдем, Вилли.
     Она натолкнулась на двух покупателей, отпихнула их  с дороги и потащила
ребенка по проходу.
     Данди   повернулся  и  взглянул  на  Корвина,  потом  на  продавцов   и
покупателей, столпившихся в отделе.
     - Все в порядке! - мрачно сказал он. - По местам! Все по местам!
     Он направился к Корвину и  остановился  у бархатного каната. Его тонкие
губы скривились, когда он пальцем поманил к себе Корвина.
     - Слушаю, мистер Данди?
     -  Вот что я хочу  тебе сообщить,  мистер Рождество-маленькая  сучка, -
сказал ему Данди. - Поскольку до  закрытия  - один  час тридцать минут, я  с
большим удовольствием  сообщаю,  что  магазин  больше  не нуждается в  твоих
услугах.  Иными  словами, ты получил то, что заслуживал. А  теперь  убирайся
отсюда!
     Он повернулся к матерям и детям, блаженно улыбаясь.
     - Ну что, дети, - фонтанировал он, - свободные лилипуты! Подходите  все
в отдел сладостей. Идите все за карамельками!
     Он  улыбнулся,  подмигнул,  благожелательно посмотрел  на  расстроенных
детей и раздраженных матерей, уходящих от понурившегося Сайта Клауса.
     Корвин  смотрел  в  пол,  чувствуя  взгляды  детей,  и,   повернувшись,
направился в бытовку.
     - Один совет, - сказал ему Данди. - Будет лучше,  если  ты вернешь этот
потрепанный  красный  костюм туда, где ты его взял, прежде чем  налижешься и
порвешь его окончательно.
     Корвин остановился и посмотрел на искаженное злобой лицо.
     - Большое спасибо, мистер Данди, - тихо сказал он. - Что касается моего
пьянства, оно непростительно, примите мои  искренние извинения. В  последнее
время я заметил, что у меня  мало выбора для  выражения эмоций. Я  могу либо
пить... или же я плачу. А пьянство менее заметно.
     Он помедлил и бросил взгляд на пустое место Сайта Клауса.
     - Но что касается моего неподчинения, - он  покачал головой, - я не был
груб и с той жирной дамой. Я хотел ей осторожно дать понять, что Рождество -
это не беготня по всему магазину и  не расталкивание людей, стоящих на пути,
кроме  того, не  стоит  кричать  "обман!",  когда  нужно раскрыть кошелек. Я
только  пытался  сказать ей, что Рождество -  это нечто  совсем  другое. Оно
богаче  и прекрасней,  правдивей  и...  нужно  делать поправку на  терпение,
любовь, милосердие и сострадание.
     Он глянул на застывшую маску, которая заменяла лицо управляющему.
     - Все это я бы сказал ей, - мягко добавил он, -  если бы  она дала  мне
эту возможность.
     - Да  ты -  философ! -  холодно ответил мистер  Данди. -  Что до твоего
последнего слова, возможно, ты можешь сказать нам, как мы можем пользоваться
твоими  святочными стандартами,  которые ты столь  грациозно и  самозабвенно
обосновал для нас?
     На  лице Корвина  не было  ни  тени улыбки.  Он покачал головой и пожал
узкими плечами.
     - Не знаю, как объяснить это, - тихо сказал он. - Я не могу ответить на
этот  вопрос.,Все, что  я  знаю,  это  то, что  я - побежденный стареющий  и
бесполезный пережиток иного времени. Что я живу в грязном меблированном доме
на улице, полной детей, для которых Рождество - это день, когда не надо идти
в  школу. И ничего больше. Моя улица, мистер Данди, полна потрепанных людей.
Единственное, что  попадает на Рождество  в их дымоходы -  это  еще  большая
бедность.
     Он криво улыбнулся и посмотрел на свой мешковатый красный костюм.
     -  Вот еще  одна  причина,  по  которой  я пью.  Поэтому,  проходя мимо
многоквартирных домов, я думаю, что они - Северный полюс,  а дети - эльфы, а
я - настоящий Сайта Клаус, несущий мешок удивительных подарков для них всех.
     Он показал на линялый ватный "мех" вокруг шеи.
     -  Я хочу,  мистер  Данди, - сказал  он, отвернувшись. - Я  хочу, чтобы
только на  одно  Рождество...  только одно... я  мог  увидеть  их  неимущих,
оборванных, ни на что не надеющихся и ни о чем  не мечтающих... только  один
раз... мне бы хотелось увидеть, как смирение будет царствовать на Земле.
     Кривая усмешка  появилась снова, когда он  посмотрел на  свои костлявые
руки, потом на мистера Данди.
     - Вот почему я пью, мистер Данди, и вот почему я плачу.
     Он  испустил глубокий вздох, странная  кривая усмешка  застыла  на  его
лице.  Повернувшись, он  проталкивался  по  проходу  мимо  перешептывающихся
продавщиц  и  усталых покупателей,  смотревших  на  этот  символ  Рождества,
который был намного более усталым, чем они.
     Генри Корвин шел по авеню мимо 104-й улицы. Он чувствовал холодный снег
у  себя  на  лице и отрешенно  смотрел на праздничные  окна магазинов,  мимо
которых  шел.  Когда он  дошел  до  угла, то направился к салуну,  идя очень
медленно, спрятав руки под мышками.
     Он  свернул за угол  и пошел по  переулку к задней двери бара, и именно
тогда до него донесся этот звук.
     Это  был  странный  звук.  Бубенчики или  что-то в  этом духе. Но очень
странный. Какой-то приглушенный и  неясный. Он  остановился  и  посмотрел на
небо.  Затем улыбнулся самому  себе  и покачал  головой,  уверяя  себя,  что
бубенчики, или что там еще, возникли  в его собственном сознании, в усталом,
одурманенном виски сознании. Но через секунду он снова услышал бубенчики, на
этот раз более продолжительно и громче.
     Корвин  остановился возле грузовой платформы для оптовой  продажи мяса.
Он снова с интересом посмотрел в небо. Кошка, вдруг выпрыгнувшая из-за бочки
и  с воем промчавшаяся  мимо него  по  снегу,  заставила его вздрогнуть. Она
побежала  к другой платформе на  противоположной стороне, перепрыгнула через
мусорный бак и уронила  мешок,  почему-то  лежавший поверх мусора. Потом она
исчезла в темноте.
     Мешок упал  Корвину под ноги,  и  из  него высыпалось  несколько  мятых
консервных банок.  Корвин нагнулся, поправил мешок  и засунул  банки  назад.
Затем он перекинул мешок через плечо и понес их к платформе. На полпути туда
он снова услышал колокольчики. На этот раз четче и намного ближе.
     И снова он остановился и широко открытыми глазами  посмотрел на небо. К
звуку колокольчиков присоединился  еще один. Корвин не  мог  описать его, но
мысленно отметил, что он походил на удары маленьких копыт. Он очень медленно
уронил мешок с плеч, тот упал еще раз, и его содержимое высыпалось на землю.
Корвин посмотрел на него, моргнул, потер глаза и смотрел не отрываясь.
     Из мешка выглядывали кабина грузовика и нога, и рука куклы.
     Было очевидно, что в мешке  полным-полно игрушек. Он упал  на колени  и
стал  рыться в мешке, достав по очереди  грузовик,  куклу, игрушечный домик,
коробку  с надписью "Электропоезд", и остановился, поняв, что в мешке  лежат
только игрушки. Он удивленно вскрикнул  и торопливо побросал игрушки назад в
мешок. Он перебросил его через плечо и медленно  побежал к улице, спотыкаясь
и останавливаясь, чтобы поднять упавшую игрушку. Он почувствовал, как  слова
клокотали в нем и наконец вырвались наружу.
     - Эй! - крикнул он, поворачивая на 111-ую улицу. - Эй, люди! Эй, дети -
Веселого Рождества!
     Миссия  на 104-й  улице  была большим  неприглядным и  скучным  местом,
гнетущим  глаз и умерщвляющим  душу.  Ее  главная комната представляла собой
прямоугольник, почти лишенный мебели. Здесь рядами стояли неудобные скамьи с
прямыми спинками, а в дальнем конце стоял орган и было небольшое возвышение.
Большие лозунги с поучениями типа "Возлюби ближнего  своего", "Вера, Надежда
и Любовь", "Что посеешь, то и пожнешь" покрывали стены.
     Около двух десятков стариков  сидели на скамьях.  Скамейки  были широко
расставлены  по  залу. Некоторые из присутствующих  держали  дешевые  чашки,
наполненные дрянным кофе. Они сжимали их руками и наслаждались теплом, давая
пару подниматься к их заросшим щетиной лицам.
     Они носили печать старости и бедности, отчаянные одинокие старики,  чья
жизнь как-то быстро и неприметно превратилась в фальшивые зубы, дрянной кофе
и эту неприглядную комнату, где  продавали религию и жидкую кашу  в обмен на
последние остатки достоинства.
     Миссию возглавляла  сестра  Флоренс Хорвей. После  двадцати четырех лет
она начала  сливаться со  стенами,  скамьями и жалкой атмосферой.  Это  была
высокая  угрюмая  старая дева, в уголках ее рта пролегали глубокие  складки.
Она с  какой-то отчаянной силой  била по  клавишам, громко,  но  плохо играя
мрачный рождественский хорал, в котором была если не музыка, то дух.
     С  улицы  ворвался старик  и  начал шептать что-то старику, сидящему на
последней скамье. Через мгновение все присутствующие начали  перешептываться
и  показывать  на  дверь. Сестра  Флоренс  заметила  волнение  и  попыталась
заглушить eго, играя  еще громче,  но  к этому  времени  все были  на ногах,
громко  разговаривали  и  жестикулировали.  Наконец  сестра  Флоренс   взяла
нестройный аккорд, поднялась и посмотрела на стариков.
     - В чем дело? - раздраженно спросила она. - Что за шум? Что за суета?
     Старик, первым сообщивший новость, снял шапку и нервно мял ее в руке.
     - Сестра Флоренс, -  робко сказал  он, -  я  ни  капли в рот  не взял с
прошлого четверга, и это - истинная правда! Но  я клянусь вам, что видел это
собственными глазами - по улице  идет Сайта Клаус и раздает всем то, что они
желают!
     Послышались приглушенные восклицания другого старика.
     Тусклые и печальные глаза засверкали. Уставшие старые лица оживились, а
голоса заполнили комнату.
     - Сайта Клаус! .
     - Он идет сюда!
     - И он несет нам все, что мы пожелаем!
     Дверь, ведущая на улицу, распахнулась, и  в миссию  вошел Генри Корвин.
Его лицо  было  красным,  глаза  сияли,  а  на  плече  был мешок, в  котором
виднелись ярко упакованные вещи.
     Корвин  поставил  его  на  пол, взглянул на  стариков, сияя глазами,  и
сделал типичный для Сайта Клауса жест - приложил палец к носу.
     Потом с  улыбкой осмотрел комнату  и булькающим от возбуждения  голосом
сказал;
     -  Джентльмены,  сегодня  - канун  Рождества,  и моя  задача -  сделать
праздник веселым. Что хочется вам?
     С  этими словами  он указал  на  одного  из  стариков. Тощий  маленький
беззубый старичок удивленно показал на себя.
     - Мне? - спросил он хрипло и облизал губы. - Я мечтаю о новой трубке.
     Старичок затаил дыхание.
     Корвин не глядя залез в мешок и извлек округлую пеньковую трубку.
     Послышались возгласы удивления, когда старик взял ее дрожащими руками и
молча уставился на нее.
     Корвин обратился-к другому старику.
     - Как насчет вас?
     Этот старичок несколько раз открывал  и закрывал  рот,  прежде чем смог
проговорить дребезжащим голосом.
     - Может быть, может быть, шерстяной свитер?
     Корвин сделал широкий театральный жест. Он возвестил:
     - Шерстяной свитер у вас будет. .
     Когда его рука уже была в мешке, он поинтересовался:
     - Ваш размер?
     Старик вскинул тощие руки с голубой сеточкой вен.
     - Какая разница?
     Из мешка появился свитер с высоким воротом, и старики столпились вокруг
Корвина. В их слабых голосах слышалась надежда.
     - Может, еще один свитер?
     - Как насчет курительного табака?
     - Пачка сигарет!
     - Новые туфли!
     - А можно смокинг?
     И каждый раз Корвин  находил желаемое,  просто засунув руку в мешок. Он
не видел сестру Флоренс,  злобно  смотревшую  на  него  из толпы. Потом  она
протолкалась к Корвину.
     - А теперь объясните,  в чем  дело, - язвительно спросила она. - Что за
мысль прийти сюда и прервать музыкальную службу в канун Рождества?
     Корвин громко засмеялся и захлопал в ладоши.
     - Моя дорогая сестра Флоренс, не проси у меня объяснений. Я не могу это
объяснить. Я в такой же  тьме, как все остальные, но у меня здесь есть сумка
Сайта  Клауса, которая .каждому  дает то, о чем он мечтает  под Рождество. И
пока сумка отдает, я достаю из нее подарки!
     Его глаза увлажнились, когда он снова полез в мешок.
     - Ты хочешь новое платье, сестра Флоренс?
     Худая костлявая женщина  неодобрительно повернулась на каблуках, но  не
раньше,  чем успела увидеть огромную нарядную коробку, которую Корвин достал
из мешка.
     И снова раздались возгласы стариков,  мягкие,  жалобные, настойчивые, и
следующие пять минут Корвин  только и делал, что доставал вещи из мешка. Это
длилось до тех пор, пока комната не стала походить на магазин в день учета.
     Корвин  не видел, как сестра Флоренс привела полицейского. В дверях она
указала на Корвина, и полицейский протолкался к нему.
     Дойдя до  Сайта  Клауса,  он завис над  ним, как символ  всех законов и
порядков мира. Он опустил руку на плечо Корвина.
     - Это Корвин, не так ли? - спросил он.
     Корвин встал и улыбнулся так широко, что у него заболела челюсть.
     - Генри Корвин, сер