пасть целые глыбы мяса. Рвал  на
клочки и сопел от удовольствия. Притаившись в безопасности за дверью, Клей
наблюдал за ним, пораженный не странным убийством, а посланием, шедшим  из
разума чудовища. Это была не рептилия, а еще один сын человеческий.
   - Ты из Едоков? - спросил Клей мысленно, и ночной  кошмар  ответил,  не
прерывая пиршество:
   - Итак, мы знакомы.
   Мысли Едока плыли, словно айсберги в сером море. Контакт поверг Клея  в
ужас. Он отпрянул к дальней стене и  уговаривал  себя,  что  Едок  слишком
велик, чтобы  войти  в  комнату.  Но  дверь  распахнулась.  Злобная  морда
просунулась в проем, хотя туловище Едока  осталось  в  зале.  В  блестящих
глазах Клей увидел свое отражение.
   - Человек? Древняя форма? - спросил Едок.
   - Да. Ловушка времени...
   - Понятно. Резкое разочарование. Мягкая розовая штучка. Бесполезная.
   Клей ответил:
   - Люди были созданы  слабыми,  чтобы  могли  развиваться  их  умения  и
рефлексы. Если бы у нас с самого начала были твои когти и зубы,  могли  ли
мы когда-нибудь изобрести нож и молоток, долото и топор?
   Едок засмеялся. Он немного просунул морду в комнату. Клей заметил,  что
гладкий пластик стены вокруг дверного проема начал трескаться.  Эта  тварь
сожрет его в три глотка.
   - Я тоже человек,  -  хвастался  Едок.  -  Принявший  форму  животного.
Принявший форму силы.
   - Сила в преодолении физической слабости умом, - сказал Клей. - А не  в
том, чтобы взять звериную силу.
   - Давай испробуем мои зубы против твоего  ума,  -  предложил  Едок.  Он
продирался через дверь - очевидно, ненасытный желудок искал еще мяса.
   - Твои собратья этой эпохи сосуществуют без убийства. Им не нужна пища.
Почему же ты убиваешь? Почему ты должен есть?
   - Это мой выбор.
   - Выбор вернуться к примитивизму?
   - Разве я должен быть как другие?
   - Другие свободнее тебя, - настаивал Клей, - Ты зависишь от нужд плоти.
Ты - не шаг вперед в эволюции. Ты - анахронизм, атавизм.
   Дверной проем трещал.
   - Зачем было вытаскивать людей из дерьма, если они сами опять стремятся
стать чудовищами?
   Ярость давила на стену. По ней бежали трещины.
   Едок сказал:
   - Здесь нет  никакой  цели.  Никаких  ограничений.  -  Щелкнул  зубами.
Просунул в комнату одну руку. - Мы выбрали свою форму в  то  время,  когда
захотели этого. Зачем нам сидеть и петь? Зачем  играть  с  цветами?  Зачем
выполнять Пять Обрядов? У нас своя дорога. Мы - часть природы вещей.
   Монстр протянулся через дверь, вынеся полстены.
   Открылась широкая пасть. Сверкнули страшные зубы. Клей заметил  в  углу
комнаты, противоположном двери,  маленький  люк  еще  во  время  беседы  с
чудовищем, и теперь ринулся к нему. Обнаружив, что он  открыт,  с  великим
облегчением скользнул в него, спасаясь от жуткой пасти.  Отступление  Клея
сопровождалось  ревом  Едока.  Теперь  он  оказался  в  самой   сердцевине
обслуживания, темной, затхлой,  со  спиральными  переходами,  создававшими
запутанный лабиринт. Со временем глаза  привыкли  к  новой  обстановке.  В
галереях обитали  животные  сотен  видов.  Экология  была  непонятна:  чем
питались травоядные? Искать  здесь  логику  -  пустая  трата  времени.  По
коридорам, собирая урожай, двигалась по  крайней  мере  дюжина  Едоков.  У
каждого была своя территория. На чужую никто  не  посягал.  Они  постоянно
охотились  и  никогда  не  находили  подходящего   мяса.   Клей   научился
распознавать их приближение по характерному сопенью задолго до  того,  как
подходил близко, и таким образом, избегал опасностей. Сможет ли  он  найти
обратную  дорогу  к  оставшейся  открытой  двери?  Сможет   ли   вернуться
невредимым в ту часть тоннель-мира, которую обслуживали роботы?
   Бесконечное блуждание по пересекающимся коридорам. Тело снова покрылось
волосами. Впервые  с  того  момента,  как  он  отдал  свой  голод  Хенмер,
появилась пока легкая, но явственная потребность в пище. Он познал  жажду.
Почувствовал неловкость от своей  наготы.  Слишком  много  пыли  попало  в
легкие. Увертываясь от Едоков, он  был  не  в  состоянии  заметить  мелких
зверьков, и его несколько раз цапнули за икры и пятки. Переход следовал за
переходом, но к  знакомой  территории  он  не  приближался.  Его  охватило
отчаяние. Он вечно будет скитаться в подземном мире. А если  даже  удастся
выбраться на поверхность, он окажется в той же пустыне  галлюцинаций,  где
его покинул проводник-сфероид. Встреча с Едоком не вдохновляла. Его давило
сознание того, что такой зверь является его потомком.
   Желая утешиться, он пытался убедить себя, что клевещет  на  Едоков.  Он
придумывал их культуру. Рисовал образ Едоков за  молитвой,  воспламененный
рвением и духовной  нежностью.  Придумал  поэзию  Едоков.  Представлял  их
собравшимися у стены  с  развешанными  картинами  и  слушал  их  мысли  об
эстетике.  Математики,  царапающие  своими  ужасными  когтями  формулы  на
пыльном полу. Душа его наполнилась состраданием. Вы - люди, вы - люди,  вы
- люди, настаивал он, и готов  бы  по-братски  обнять  их.  Чувство  любви
переполняло   его.   Сознание   погрузилось   в   мир   Едока,    тусклый,
фантастический, неопределенный, пересеченный яростными страстями. Мерцая и
дрожа, дрожа и распускаясь,  он  посылает  чудовищам  свидетельство  своей
любви, и они собираются вокруг него, исполненные благодарности за этот дар
милости, мелодично пощелкивая устрашающими зубами, благодаря за то, что  в
плоти ночного кошмара он смог различить человеческую сущность. В  восторге
он беспрепятственно проходит сквозь запутанный тоннель-мир и видит наконец
впереди яркие огни и слышит аккорды.
   Раздался голос:
   - Проходи сюда!
   Запели хоры ангелов. Он  миновал  восьмиугольный  дверной  проем,  и  в
ноздри ударила сладость свежего воздуха. Это  не  сон.  Он  вышел  на  луг
сочной золотистой травы, где ждали его друзья. Хенмер сказал:
   - Ты пришел вовремя, чтобы присоединиться  к  нам  в  обряде  Настройка
Темноты.



        14

   Скиммеры окружили Клея, приветствуя его возвращение. В  его  честь  все
шестеро были в женской форме, они целовали, ласкали его, терлись об  него.
Хенмер, Ти, Брил,  Серифис,  Ангелон,  Нинамин.  Серифис?  Серифис.  Шанса
попросить объяснений ему не дали.  Хохоча,  его  затащили  в  мелкую  лужу
посреди луга и смысли пыль тоннель-мира. Вездесущие руки  сновали  по  его
телу, словно руки девушек из гарема.  Из-за  плещущейся  воды  он  не  мог
хорошенько их разглядеть. Серифис? Вокруг него обвились  ноги.  Он  игриво
рванулся навстречу, но союз распался, прежде чем он  успел  войти.  Кто-то
терся о под мышку. Кто-то вошел в ухо.
   - Хватит! - закричал Клей, но они продолжали свое дело.
   Наконец ему удалось подняться, стесняясь эрекции, и выбраться на берег.
Все шестеро были в мужской форме и смеялись. Неподалеку устроился сфероид.
   - Серифис? - выпалил он. - Ты - Серифис?
   Он обращался к стоявшему поблизости стройному человеку. Серифис кивнул.
В алых глазах появилась новая глубина.
   - Да, это Серифис, - произнес Хенмер. - Ему надоела смерть.
   - Но...
   - Настройка Темноты, - закричала Нинамин.
   Все подхватили ее крик и, окружив Клея, повторяли  эти  слова  снова  и
снова. К ликованию присоединился даже сфероид.
   - Ты шел слишком быстро, - упрекнул его Клей. - И бросил  меня  в  этой
жуткой пустыне.
   Пристыженный  сфероид  несколько  раз  поменял   цвета   и   беспокойно
повернулся в своей клетке. Но всеобщее  веселье  быстро  сделало  ненужным
этот обмен  обвинениями.  Дикий  танец  казался  подготовкой  к  грядущему
обряду, потому что Клей почувствовал, как они вытягивают из земли энергию,
ее  толчки  наполняют  их  тела.  Всех   окутал   ионизированный   покров,
позванивающий  и  посвистывающий.  От  травы  исходило  голубое  свечение.
Изгибающиеся Скиммеры стремительно изменяли пол туда и обратно,  возможно,
не  в   состоянии   удержаться   в   одной   форме   сейчас,   когда   они
сконцентрировались на другом. Немного обескураженный,  он  слонялся  среди
группы. Небо потемнело, солнце закатилось  так  стремительно,  словно  его
толкнули, и сквозь тучи гудящих электронов засверкали звезды. Он подошел к
Серифис. Она была в женской форме и двигалась вперед-назад,  вперед-назад,
не покидая крошечного участка земли величиной в три квадратных фута.  Руки
ее описывали сложные кривые. С кончиков пальцев капали бледные искры.
   - Ты готова была умереть, да? - спросил Клей.
   Не прерывая свой шаг, она произнесла с легким вздохом:
   - Я тебе все расскажу.
   Он попал в такт ее движениям.
   - Куда ты ушла? Что это было? Как нашла обратный путь?
   Подняв руки, она облила его искрами, которые шипели и трещали на коже.
   - Позже. Обещаю хорошие новости о смерти. Но сейчас мы должны настроить
Темноту.
   - А мне можно участвовать в обряде?
   - Ты должен, - сказала она, - должен, должен, должен.
   Из самого сердца мира рванулся поток энергии, он поднялся яркой голубой
колонной, словно майский шест  посреди  луга.  Ослепительные  потоки  силы
торчали из него. Серифис уцепилась за  один  из  них,  Хенмер  за  другой,
Нинамин, Ти, Брил, Ангелон. Сфероид,  что-то  сообразив,  позволил  одному
блестящему лучу проникнуть  в  клетку.  Клей  минуту  колебался,  а  затем
схватил поток.  Он  узнал  это  ощущение:  чувство  растворяющейся  плоти,
которое он испытал, когда давным-давно Хенмер взял его с  собой  парить  с
планеты на планету. Но теперь структура ощущения была ближе и уже и вместе
с тем интенсивнее. Он поднимался, он, Хенмер, Серифис,  Ангелон,  все  они
стали единым пламенем, поднимавшимся  вверх,  расширявшимся  в  небесах  и
почти мгновенно оказавшихся вне пределов земной атмосферы. Клей видел, как
внутри его сонно вращается планета,  окутанная  складками  голубой  дымки.
Зона дневного света сместила ее, в этой капле  гудели  крошечные  частицы.
Другие миры цеплялись и вращались, как  им  и  надлежало.  Ему  захотелось
снова посетить Юпитер и сдаться его тяжелому покрову. Он мечтал  поплавать
в туманах Нептуна. Но вскоре понял, что в этом путешествии нет  остановок.
Планеты пролетали мимо и терялись вдали, словно слабые огоньки в  ночи,  а
потом и вовсе исчезали. Потеряв все  миры,  он  заплакал.  Слезы  свободно
бежали, пробиваясь сквозь  твердость,  вращаясь  еще  быстрее,  приобретая
момент, всасывая энергию из корней галактики, летя в ночи, и одна за одной
загораясь неожиданным сверканием. Скоро  они  затмили  сияние  солнца.  Он
создал ожерелье из звезд.
   - Да, - Хенмер бормотал где-ото близко, - Мы здесь.
   Их группа висела перед морозным ликом Вселенной.
   Как бы он хотел сейчас знать астрономию. Ведь на звездах нет  этикеток.
Как узнать, где он? Что за ужасная красная звезда выросла в огромную,  все
увеличивающуюся  раковину  слабого  газа?  Что  это  за  яростный  голубой
сигнальный  огонь,  разрывающий  пространство  своей   мощью?   Это   куча
смолянистого пепла? Массивный  белый  карлик?  Мерцающий  оранжевый  глаз?
Тройное солнце? Рябая блестящая туча?
   - Как их зовут?
   И кто-то - Хенмер? - ответил:
   - Яйцо, Аист, Губа, Жаба, Кровь, Море и Полоска.
   - Нет. Нет. Старые названия. Сириус, Канопус,  Вега,  Капелла,  Арктур,
Ригель, Альтаир, Бетельгейзе. Спика? Денеб? Альдебаран? Антарес?
   Ему назвали другие имена, возбужденно указывая на вспышки энергии:
   - Кондрон. Тонкий. Первый. Плоский. Каменный. Слепой.
   И эти названия Клей отверг. Он кипел от негодования. Где  он?  Где  эти
звезды? Бета Лиры! Тау Кита! Эпсилон  Орига!  Гамма  Леонис!  Он  висел  в
пространстве, а звезды звенели на  темной  стене  перед  ним.  Он  мог  их
потрогать, ласкать, но не мог их назвать. Вот одна желтая, как его солнце,
звезда, но она  чудовищно  извергала  потоки  света  в  пространстве.  Вот
лишенная  планет  голубая  печка,  посылающая  в  черноту  безумные  волны
энергии. Вот некий красный гигант, нежно собравший под  свое  крыло  сотни
миров. И вот. И вот. И  вот.  Мертвые  звезды.  Карлики.  Двойные  звезды.
Взрывающиеся звезды. Медные звезды. Робкие звезды. Пыльные звезды. Кометы.
Метеоры.  Пылинки.  Луны.   Танцующие   звезды.   Коллапсирующие   звезды.
Сталкивающиеся  звезды.  Где  кончается  Вселенная?  Какого  цвета  Земля,
лежащая за пределами этих стен? На каком языке  там  говорят?  Какие  вина
пьют?
   Космос наполняли нестройные звуки, и  он  плыл,  озадаченный,  покрывая
целые парсеки, перемещаясь меж безымянными звездами.  Каждая  пела  ему  в
своей тональности. Каждая создавала собственную шкалу. Гармонии  не  было.
Порядка не было.  Причины  не  было.  Он  растерян,  беспомощен,  оглушен,
принижен.
   Хенмер по-прежнему был спокоен:
   - Теперь начинается Настройка Темноты.
   И она началась. Наивысшее усиление - трудно, но необходимо. Клей ощущал
близко  присутствие  остальных,  они  обнимали  его,  смешивались  с  ним:
отдельными усилиями добиться этого было невозможно.  Он  одолжил  им  свою
силу. Они начали организовывать звезды. Звон и хлопки, свист и лязг, треск
и  шум  передаваемой  энергии  должны  были   быть   укрощены.   Терпеливо
причесывали они  запутанные  частоты.  Сортировали  и  подбирали  окраски.
Усиливали скрюченную вибрацию и классифицировали кучу пищащего  излучения.
Работа шла медленно и трудно, но в ней был и восторг. Энтропия - враг.  Мы
вели войну на ее территории  и  побеждали.  Вот!  Теперь  блистающие  ряды
приобрели  форму!  Теперь  из  хаоса  получился  порядок!   Не   все   еще
закончилось:  нужна  тончайшая   регулировка,   здесь   манипуляция,   там
транспозиция. Выпирали еще несколько рычащих диссонансов. Что-то  отстало,
не все еще  заняли  свои  места.  Но  слушай!  Слушай!  Возникли  мелодии!
Настройка была  гибкой  и  хитрой,  Космос  запел.  Мы  молоточек,  они  -
ксилофон, и слушай песню! Звон,  дрожь,  сверканье:  Вселенная  безмятежно
двигалась со своей ношей, Космос наполнила гармония.
   Теперь он восторгался звездами.
   Их огонь был холоден. Покровы мягкими. Музыка чистой.
   А мы - сыны человеческие, настройщики тьмы.
   Он смотрел на звезды и приветствовал их. Окликнул Бетельгейзе,  Капеллу
и Альфесса; Мирцан и Мулифен, Везен и Адгара;  Тубан,  Поллукс,  Денебола,
Беллатрикс, Шелиак, Сулафат, Аладфар, Маркаб,  Муфида,  Поррима,  Поларис,
Затиах, Мерак, Дубе, Мизар, Алькаид. Он приветствовал Эль-Риша,  Альнилам,
Асцеллу и Нунки, он черная  радость  из  Аль-Джебга,  Аль-Гейба,  Мебсута,
Мекбуда; он установил перезвон Миры, Мимозы, Мезартим, Менкар. Все  солнца
пели в великолепном унисоне: Садалмалик,  Садалсуд,  Садахбия,  Сак  Сахиб
Альма, Регулус, Алгол, Наос,  Анкаа.  Он  и  сам  присоединился  к  песне.
Слушайте, сказал он, я парю здесь в пространстве, я -  человек,  рожденный
женщиной, который шел вперед, полз и учился стоять,  я,  который  в  матке
имел жабры, я, которому отведены три  дюжины  лет  и  десять,  я,  который
страдал и знал боль и одиночество. Я  стою  перед  звездами.  Я  ловлю  их
мелодии. Я - пришелец из прошлого,  изгнанник,  жертва:  вот  я.  С  моими
товарищами. С сынами человеческими. Так ли я мал? Так ли  я  слаб?  Пойте!
Наполните Вселенную громом! Теперь деревянные духовые,  медные,  струнные,
ударные! Еще и еще, еще и еще!
   Он растянулся в Космосе от края до края. Смеялся. Ревел. Ласкал солнца.
Насвистывал. Рыдал. Выкрикивал свое имя. Ликовал.
   А настроенные звезды перезванивались.
   И когда наступил нужный момент, Хенмер спокойно сказал:
   - Все сделано. Теперь можно возвращаться.



        15

   - Смерть, - напомнил он  Серифис.  -  Рассказать.  Ты  обещала.  Все  о
смерти.
   - Это был мир, - ответила она. - Я была пустой. Словно сон.
   Они плескались всемером в озере темного меда. Оставшийся в  одиночестве
сфероид скучал, сожалея о возвращении из путешествия к звездам. Мед стекал
с  огромных  морщинистых  деревьев,  чьи  ветви   гнулись   под   тяжестью
собственного сока. Он  проникал  через  кожу  внутрь,  приглушая  свечение
Скиммеров. Случайно попробовав  несколько  капель,  Клей  услышал  в  ушах
жужжание. Сейчас все Скиммеры, кроме Хенмер, были в женской форме. Хенмер,
кругами плавал вдоль берегов озера.
   Клей продолжил расспросы:
   - Ты видела там что-нибудь? Что ты осознавала там?
   - Пустоту.
   - Но ты понимала, что существуешь где-то?
   - Я понимала, что не существую.
   - Что ты чувствовала?
   - Я чувствовала бесчувствие.
   - Нельзя ли конкретнее? - выходя из  себя,  попросил  Клей.  -  Я  хочу
знать, на что это похоже.
   - Умри и увидишь, - предложила Серифис.
   - Умри и увидишь, - пробормотала Нинамин.
   - Умри и увидишь, - сказала Ти.
   - Умри и увидишь, - от Ангелон.
   Но от Брил:
   - Увидишь и умри.
   Все рассмеялись. Хенмер сказал:
   - Мы все умрем, и все увидим.
   - А вскоре вернетесь обратно?
   - Думаю, нет, - лениво протянул Хенмер. - Это бы все испортило.
   - Это - сверкающее королевство, - сказала Серифис.  -  Там  соединяются
все вещи, как все цвета соединяются, чтобы создать белый.  Это  место  вне
всех мест. Это было -  само.  С  яркими  стенами.  С  белизной.  С  небом,
спустившимся до горизонта. И все мы были ничто. А вскоре  забыли  себя.  Я
была не Серифис, и они не были теми, кем были раньше, и  мы  блистали.  Мы
блистали. А потом я вернулась.
   - Нет, - Клей в замешательстве плеснул медом. - Не  верю.  Смерть  есть
смерть и после нее ничего нет. Значение слова. Конец существования. Это  -
не место. Ты нигде не была.
   - Была.
   - Значит, ты не смогла умереть, - настаивал он.
   - Серифис умерла, - сказал проплывающий со скрещенными ногами Хенмер.
   - Я умерла, - сказала Серифис,  -  и  ушла.  И  была.  И  вернулась.  И
рассказываю вам об этом. Место, место, место!
   - Иллюзия, - заупрямился Клей. -  Как  и  путешествие  к  звездам.  Как
скольжение к сердцу земли. Как подъем моря.  Ты  придумала  место  смерти,
отправилась туда, и оно тебе понравилось. Но это - не смерть.
   - Это была смерть, - сказала Серифис.
   Ти и Нинамин подошли ближе.
   - От ваших ссор скиснет мед, - заметила Ти.
   - А решение очень простое, - сказала Нинамин. - Когда мы пойдем умирать
туда, где умерла Серифис, пойдем с нами, ты  сам  все  увидишь  и  узнаешь
правду.
   - Я же не Скиммер, - проворчал Клей. - Когда я умру, я буду мертв и  не
вернусь сюда.
   - Ты уверен? - удивилась Брил.
   - Я думаю да.
   - Как ты можешь знать, когда ты никогда там не был? - спросила Ангелон.
   - А Серифис была, - добавила Ти.
   - Мы верим Серифис, - сказала Нинамин.
   Он был в меньшинстве. Они спорили, как дети. Он не мог их убедить.  Эта
болтовня о смерти и  возвращении  из  смерти  сделала  его  напряженным  и
стесненным.
   -  Эта  смерть  была  маленькой,  -  объявила  Серифис.  -  Мы   должны
попробовать и большую. Он прав, и я права: это была смерть, но  не  полная
смерть. Может, этого недостаточно. Чтобы  узнать,  что  такое  смерть,  мы
должны умереть на самом деле. Когда придет время.
   - Хватит.
   - Мы тебе надоели? - спросил Ангелон.
   - Мне надоела смерть, - сказала Серифис. - Та моя маленькая смерть. Это
было красиво, но надоело.
   - Мы тоже красивы, - подвела итог Нинамин. -  Может,  и  мы  становимся
утомительными?
   - Вы мне не надоели, - заверил он их. - Вы давите  на  меня.  Болтая  о
смерти. Об умирании.
   - Ты сам просил, - упрекнула его Серифис.
   - Я не хотел.
   - Может, не будем говорить об этом? - спросил Хенмер.
   Клей растерянно уставился  на  него.  Он  потряс  головой  и  обнаружил
источник своего возбуждения: он решил, что со стороны  бессмертных  играть
со смертью было просто наглостью. Когда его родные всегда  жили  под  этим
жестоким приговором. Для нас смерть  была  не  игрой.  Он  не  думал,  что
Скиммеры предпочли бы умирать. Смерть несовместима с их природой, для  них
умереть значило бы нарушить  эстетику,  нарушить  законы  природы.  И  они
играли этой мыслью, забавлялись  в  своем  бессмертии.  Они  дразнили  его
мимолетностью, предлагая свои драгоценные жизни. А я их люблю, понял он.
   - Ты одинок среди нас? - спросила Нинамин.
   Над ними скользнула лавандовая туча. Начался  внезапный  бурный  дождь,
оставляя на поверхности меда отметины, словно следы  пуль.  Поднимались  и
опадали гейзеры темной жидкости. Во время бури никто не говорил.  Мелькали
зеленые молнии. Загремел гром; и вдруг возник могучий звук, в котором Клей
быстро распознал плач Неправедной. Познакомлюсь  ли  я,  наконец,  с  этой
досадной богиней? Рыдания  прекратились.  Капли  падали  менее  бурно.  На
вязкой поверхности медового озера разлились лужи  сияющей  воды.  Скиммеры
придвинулись поближе к Клею, как бы желая его защитить.
   - Помечтаешь с нами? - спросила Ангелон.
   - О чем?
   - Помечтаем о твоем мире, - она безмятежно улыбнулась, - потому что  ты
одинок.



        16

   Он закрыл глаза. Его взяли за руки и повлекли в лоно озера. Они грезили
без сна и он грезил с ними. Они грезили о его мире, ибо он был одинок.
   Они видели для него Египет. Белые пирамиды и рычащие сфинксы, скорпионы
на горячем красном песке, колонны Луксора и  Карнака.  Фараоны,  Анубис  и
Сет, Осирис,  Гор,  Ра.  Они  представляли  Ласко  и  Альтамир,  мерцающие
светильники из жира мамонта,  художник  левша,  рисующий  охрой  на  стене
пещеры, стада волосатых носорогов, колдунов в их шкурах и  раскраске.  Они
воображали ему золоченые купола Византии. Колумба, попавшего  в  качку  на
море. Статую Свободы с мечом в руке. Они намечтали ему Луну с  отпечатками
ног на поверхности и неподвижными металлическими пауками.  Рощу  деревьев,
Эйфелеву башню, Большой Каньон в Колорадо, коралловый пляж  в  Санта-Крус,
мост  Бей  на  восходе  солнца,  Ривьеру.  Намечтали  пингвинов  и   додо,
мастодонтов и моа, намечтали львов  и  тигров,  кошек  и  собак,  газелей,
пауков, крыс. Они мечтали об автострадах. О  тоннелях.  О  канализационных
трубах.  О  метро.  Бенедиктине  и  Шартрезе,  коньяке,  бурбоне,   виски.
Линкольне.  Вашингтоне.  Наполеоне.  Он  хватал  проплывающие   фрагменты,
обнимал их, отпускал и тянулся к новым. Течение было обильным. Они мечтали
о его друзьях и семье, доме, обуви. Они мечтали о самом  Клее  и  посылали
его проплывать мимо себя. Они вытаскивали из волшебного горшочка множество
интересных вещей. Они дали ему  Крестовые  походы,  кинофильмы,  "Нью-Йорк
Таймс", Понте Веккьо, Девятую симфонию, Церковь святого  Сепулькара,  вкус
табака и мемориал Альберта. Скорость  увеличивалась.  Воспоминания  душили
его. Озеро наполнилось обрывками прошлого. Они были очарованы и восхищены,
то и дело спрашивая, что это? кто это? как это называется?
   - Ты рад увидеть все это снова? - прошептал кто-то. - Ты думал, об этом
забыли?
   Клей застонал. Сон длился слишком долго.
   И наконец, он закончился. Мечты исчезли. Он наугад  схватил  Нинамин  и
прижал ее к себе, пока не прошел спазм ужаса.
   - Ты испугался? Волнуешься? Тебе грустно?



        17

   День, ночь, день, ночь и день, и они вошли в  землю  лесов  и  потоков,
изрезанные и пересеченные, полные диких зверей. Некоторые вещи,  казалось,
были дороги эволюции. Он увидел нечто, похожее на американского лося, хотя
это животное было увенчано цветущим зеленым кустом  вместо  рогов,  увидел
почти медведя, пузатого, с  тяжелой  челюстью,  его  делал  странным  лишь
острый позвоночник; увидел плоские хвосты, ударявшие по воде, и вспомнил о
бобрах, хотя их владельцы имели  длинные  изогнутые  шеи;  он  узнал  гору
блестящих игл дикобраза, блеск зубов и хвост рыси, дрожащие длинные уши  и
кремовый мех кролика. Но было здесь и множество зверей, для которых он  не
смог найти сравнение: куча волосатой плоти, по форме напоминавшая  детскую
коляску с пятью равностоящими стволами по  периметру,  синюю  вертикальную
штуку, пробиравшуюся вперед на  единственной  резиновой  ноге,  нелетающую
птицу с куриными лапами и мордой крокодила, крадущееся существо,  лишенное
конечностей, состоящее из трех змеиных  тел,  соединенных  параллельно,  и
много других. Пока они шли, погода ухудшалась,  что  озадачило  Клея,  ибо
здесь определенно наступала осень, а он уже  стал  привыкать  к  миру  без
времен года и климатических зон. Подул морозный  ветер.  В  сухом  воздухе
шуршали опадающие  листья.  Солнечный  свет  померк;  звуки  стали  резче,
горизонт обложили тяжелые серые тучи.
   - Мы приблизились к еще одному неприятному месту, - объяснил Хенмер.
   - Какому?
   - Оно называется Ледяное.
   Место, называемое Ледяным, возникло перед ними  совершенно  неожиданно.
Толстый занавес из тесно растущих деревьев с  кронами  из  голубых  иголок
отмечал границу  между  землей  лесов  и  лежащей  дальше  ужасной  зоной.
Путешественники протиснулись между деревьями и вошли в вечную  зиму.  Этот
нелепый кусок старой Антарктиды, вделанный в помягчавший  глобус,  казался
пятном проказы на нежной щеке. Царство белизны. Оно оглушало и  ослепляло.
Невыносимый блеск ударил в глаза, и Клей отвернулся, сказав Серифис:
   - Ты уверена, что была не здесь, перепутав это место со Смертью?
   - Смерть была немного белее, - ответила она, - и не такая холодная.
   Холодно. Да. Голый в  полярной  стуже.  Он  замерзнет,  станет  ледяным
столбом   с   открытыми   глазами,   сомкнутыми    губами,    гениталиями,
превратившимися в сосульки.
   - Мы должны идти вперед?
   Всему есть предел. Что его защитит? Лед гладкий и ровный, одеяло земли,
живое ужасным блеском.  Из  него  торчали,  как  клыки,  черные  камни.  В
некоторых местах лед раскалывали трещины, словно спрятавшиеся  каньоны.  И
все же Хенмер ступил на лед, а за ним последовали и остальные. И Клей. Ему
было больно. И холодно. Солнечный свет играл со льдом, отражаясь от него и
мешая краски: здесь темно-синий, там  желто-зеленый,  а  на  этих  гребнях
оттенок красного, супружество крови  и  света.  В  морозной  тишине  между
раздающимися время от времени подземными звуками путешественником  окутала
пелена тумана, и Клей испугался, что отобьется от группы и погибнет в этом
обширном пространстве. Он понимал, что получает от них тепло.  Они  питали
его.
   В дымке появились некие фигуры и пересекли тропу: прямостоящие двуногие
создания, стройные и вытянутые, с  непропорционально  короткими  ногами  и
бочкообразными телами. Их  покрывали  толстые  серые  шкуры,  у  них  была
развитая мускулатура, а массивные шеи образовывали высокий  пьедестал  для
высоких куполов голов. Во рту виднелось множество зубов. Носы  крючковатые
и крепкие. В ярко-желтых глазах сверкала хитрость. Они немного походили на
гигантских выдр, приспособившихся к ходьбе, но еще они походили на  людей,
изменившихся, чтобы соответствовать особым условиям жизни в Ледяном.  Клей
испугался. Оглянувшись вокруг в поисках товарищей и не  обнаружив  их,  он
испугался еще больше. Душу охватила паника.
   - Хенмер? Нинамин? Ти?
   Серые создания лениво прогуливались по тропе, но стало  ясно,  что  они
приближаются. Теперь их была уже целая дюжина, а по мере  того  как  белый
туман рассеивался, их становилось еще  больше.  Клей"  уловил  их  запахи:
кислый запах долго остававшейся под дождем шерсти. Он глупо гол. Он понял,
что это не дикие звери, а больше сыны человеческие в еще одном образе.
   - Брил? Ангелон? Серифис?
   Его локтя коснулось  что-то  теплое:  грудь  Серифис.  Весь  дрожа,  он
повернулся к ней:
   - Ты их видишь? - прошептал он.
   - Конечно.
   - Кто они?
   - Разрушители.
   Просто, с полным пониманием.
   - Люди?
   - По своему.
   - Они меня пугают.
   Серифис рассмеялась:
   - Ты, споривший с Едоками, испугался этих?
   - Едок - ничто, кроме зубов, когтей и бахвальства, - заметил Клей, -  а
эти...
   Сквозь туман пробился знакомый рыдающий звук.
   - Да, - согласилась Серифис. - Слуги Неправедной.
   Подул яростный порывистый ветер. Клей съежился, прикрывая лицо и  лоно.
Туман еще  плотнее  окутал  его.  Неправедная  гоготала.  Солнечный  свет,
скользивший над промерзшей землей, пробрался под пелену тумана  и  искупал
его в  голубом,  сияюще-зеленом  и  фиолетово-черном,  он  ощутил  вспышку
золотого огня и затем свет исчез.
   - Серифис? - позвал он и стал ощупью искать ее. Губы наверное посинели.
Уши. Пальцы. Он представил себе, как треснет его замороженный пенис. Яички
кристаллизировались. Он шаркал  ногами,  лед  простирался  как  зеркало  -
холодное скользкое стекло.
   - Хенмер? Брил?
   Теперь раствориться. Взмыть в пространство, парить среди  звезд  -  где
угодно, где угодно, только не здесь. Что это за область Ледяного? Досадное
пятно.  Рыдания  становились  громче.  Они   разрывали   сердце,   неужели
Неправедная действительно так скорбит? О чем? О ком?
   - Ти? Где ты, Ти? Кто-нибудь, Нинамин?
   Коснуться их разума, обвить усиками и  подтянуть  поближе.  Он  слишком
уязвим. А холод -  реальность.  Его  друзья  поверхностны,  легкомысленны,
забывчивы: они потеряли сфероид, возвращаясь из путешествия к  звездам,  и
ничего об этом не сказали. Может, они вовсе не друзья ему? Где они?  Зачем
притащили его сюда?  Запах  гниющей  шерсти  стал  сильнее,  он  тревожил,
волновал. Клей вспоминал пруды,  долины,  луга,  потоки,  аромат  странных
цветов, сладкий вкус таинственных вод. Он вспомнил, как  входил  в  теплую
влажную щель Нинамин. Он  вспомнил  былые  восторги  и  прошлые  удобства.
Пробираясь вперед, он шел и падал:  все  его  тело,  от  груди  до  бедер,
обжигало прикосновение льда. К ушам прилипали рыдания. Он соскребал с кожи
клей. Мир темнел. Свет  отступал,  всасывался  западом,  терял  краски  от
ледяного поля, тумана  и  неба.  А  в  черноте  появлялись  новые  краски.
Извергалась Аврора, из небесного кармана извергались бледные электрические
потоки. Новую ночь наполнило игривое дрожание. Но в красоте  бури  было  и
тепло. Поднявшись, Клей протянул вперед руки, пытаясь  схватить  Аврору  и
одеться в нее. Складки и  сборки  в  ночи  -  жемчужно-серые,  изумрудные,
лимонные,  вишневые.  Под  ударами  молотов  звенели  миллионы  наковален,
выкрикивали голоса, радостно плакала Неправедная. Он шел вперед. Теперь до
него дошло, что Скиммеры предоставили его судьбе. Страх не покинул его, но
он скомкал его и нес в груди, словно кисту. Он  полюбил  лед.  Он  полюбил
холод. Он любил ночь.  Он  любил  огонь  в  небесах.  Он  любил  тех,  кто
разрушал. Он любил свой страх.
   Теперь Разрушители окружили его кольцом.
   Он хорошо разглядел их в блеске зари. Едва выше него ростом,  они  были
намного тяжелее, потому что под кожей скрывались мощные мускулы и  толстый
слой жира. Серый мех казался шелковистым.  На  лапах  втяжные  когти.  Эти
действенные двигатели смерти, компактные и хорошо очерченные, ни в нем  не
походили  на  гротескных  чудовищ  типа  Едоков,  те  были  настолько   же
ужасающими, настолько  и  комичными,  то  в  этих  чувствовалась  сущность
угрожающей животной силы. Сейчас они меньше напоминали ему выдр, а  больше
волков. Но это все же были люди и в их глазах горел холодный огонь знаний.
Они терпеливо и неподвижно  стояли  перед  ним,  их  длинные  хищные  руки
свисали  ниже  колен.  Чего  они  хотят?  Сожрать  его?  Он  рисовал  себя
распростертым на этой ледяной равнине со  вспоротым  животом  и  торчащими
внутренностями, пока Разрушители спорили о  его  железах,  почках,  аорте,
селезенке. Но такая судьба казалась ему слишком тривиальной. Он устроил им
проверку, повернувшись и как бы пытаясь прорваться сквозь щель в их кругу.
Как он и ожидал, их рефлексы были великолепны:  не  показав  и  вида,  они
сдвинулись, закрыли щель и продолжали молча стоять.
   - Вы умеете говорить? - спросил Клей. - Вы меня понимаете? Знаете,  кто
я?
   Тонкие черные губы изогнулись в улыбке.
   - Человек, - сказал Клей. - Древний вид, ранняя форма.  Меня  притащила
ловушка времени, а сопровождают Скиммеры. Я не приспособлен,  у  меня  нет
ничего, кроме мозга, но от него мало пользы, когда  ты  голый  на  ледяном
поле. Понимаете? Можете говорить?
   Разрушители ничего не сказали.
   Он рванулся вперед уже непритворно, стараясь убежать от них;  возможно,
он найдет еще Хенмер, возможно, вырвется отсюда. На минуту показалось, что
они пропустят его, но как только он выбрался из  их  круга,  один  из  них
спокойно схватил его за руку и втащил обратно. Они бросали его  по  кругу.
Его обнимал один, потом другой, потом третий -  быстрое  объятие  медведя,
вовсе не ласковое, скорее жест насмешки, чем любви... Теперь он  полностью
осознал их физическую силу: он был в их руках былинкой. Голова  кружилась.
Он упал, не замечая больше холода. Лежать на  льду  голым  кажется  вполне
естественным.  Заря  бледнеет.  Триумф  ночи.  Разрушители  засмеялись  и,
неуклюже танцуя, лаяли на пропавшую Луну. Утро никогда не наступит.



        18

   К утру они дошли до дальнего края Ледяного. Окруженный со  всех  сторон
Разрушителями, он укрылся от холода за стеной плотного меха. В  его  шагах
появилась упругость и он чувствовал некоторую приподнятость. Бледный  свет
зари пришел и ушел в ночь. Он отдыхал после утомительных происшествий.
   Им встретилось множество других Разрушителей -  обычно  передвигавшихся
кучками - пока они шли в белизне.  Связанные  поручениями  и  долгом,  эти
Разрушители были так целеустремленны, что не  смотрели  в  сторону  других
существ. Члены одной группы приветствовали челнов  другой  уместным  здесь
рычанием, в котором не было враждебности, но слов Клей не  мог  разобрать.
Да и мысленно ему не удалось связаться с разумом этих хмурых парней,  хотя
он был уверен  в  сильном,  холодном  интеллекте.  Они  лишь  причмокивали
губами. Он, безусловно, привлекал их, но неизвестно,  желали  ли  они  его
общества  или  им  просто  нравился  бледный   безволосый   зверь,   почти
человеческого облика, такой слабый, такой простой. Они гнали  его  вперед,
подтаскивая, когда он пытался притормозить. Пробуждался день.
   При дневном свете он увидел  Разрушителей  за  работой.  Вдоль  границы
между Ледяным и внешним районом трудились десятки Разрушителей.  Некоторые
усердно валили лес и корчевали кусты, они все делали  вручную  и  их  тела
прекрасно отвечали требованиям условий труда. Другие  подбирали  сваленный
лес  и  складывали  в  кучи.  Они  же  периодически   сжигали   эти   кучи
сконцентрированным огнем. Другая команда разрывала когтями торф,  разрушая
сеть корней, отростков и травы, которая снова  могла  вырасти.  Последними
шла четверка Разрушителей, соединив руки  и  закрыв  глаза.  Они  медленно
сходили с Ледяного. Их движение было результатом огромных  усилий,  словно
они толкали металлический барьер, мешавший их  продвижению,  но  с  каждым
шагом  область  льда  немного  расширялась.  Морозная   линия   пересекала
пространство между ледяным полем и вновь разрытой  почвой.  Сначала  мороз
покрывал кучи земли блестящей белой пленкой, но постепенно он  углублялся,
завоевывая новые  пространства.  Мрачные  Разрушители,  продвигавшиеся  на
плодородную территорию тащили  за  собой  кромку  льда.  В  том  месте,  с
которого они начали свои утренние заботы, толщина льда достигла уже  шести
дюймов.
   - Вы что, собираетесь заморозить так всю планету?
   Добродушный смех. Ответа нет. Кромка льда продвинулась еще на  четверть
дюйма. Дальше, треща, падало дерево. Неужели  по  всем  границам  Ледяного
работали  Разрушители,  расширяли  свои  владения?  Сколько   времени   им
понадобится, чтобы покрыть льдом всю землю?
   -  Конечно,  мы  тоже  теряем  территории.  -   Принялся   рассказывать
Разрушитель. - Солнце  отбрасывает  нас  назад.  Наши  враги  растапливают
периметр. Иногда мы только и делаем, что исправляем повреждения  минувшего
дня, и иногда проходят целые недели, не приносящие дополнительных земель.
   - Но зачем это делать?
   Снова смех. Ответа нет. Говорил ли Разрушитель на самом деле? Губы  его
не раздвигались. Челюсти оставались неподвижны.
   Он подошел к самому краю льда в сопровождении нескольких  Разрушителей,
не  дававших  ему  уклониться  в  сторону.  Они  словно   показывали   ему
вибрирующий работающий завод. Разрушители явно  гордились  своей  работой.
Посмотри на нас, мы все в работе! Оставь ленивых  Скиммеров,  медлительных
Дыхателей, вросших корнями в землю Ждущих, бешеных Едоков! Мы не копуши  и
не мечтатели! Видишь, с каким рвением мы истребляем лес! Видишь,  с  какой
страстью мы расширяем границы льда! Мы совершаем поступки. И лед растет. А
лето сжимается.
   - Там было шесть Скиммеров. Я был с ними и  потерял  их  в  тумане.  Вы
знаете, где они могут быть? Скажите, зачем вы держите меня здесь? Я был бы
намного счастливее там, где тепло. Да поговорите же вы со  мной!  Если  вы
меня понимаете, то почему не потрудитесь ответить?
   Ночь, его снова увели в самое сердце Ледяного.
   И снова заря. Снова зеленые, красные и желтые  сполохи,  свист,  треск.
Глубоко под землей рев. "Сжавшись в комок  от  холода,  Клей  наблюдал  за
пиром Разрушителей. Они поймали зверя  с  пятью  хоботами  и  притащили  в
лагерь. Величиной со слона, он был круглый с  длинными  черными  волосами,
блестящими и жесткими,  и  неопределенным  числом  толстых  коротких  ног.
Разрушители окружили его. Каждый поднял левую руку -  выскользнули  когти;
разгорелась заря и ее сполохи мрачно играли на блестящих  желтых  лезвиях.
Внезапно сконцентрированный поток  энергии  нашел  фокус,  устремившись  к
пойманному зверю. Волосы его поднялись, показав  большие  грустные  глаза,
прыщавую лиловую кожу,  отвислые  губы.  Ставшие  жесткими,  пять  хоботов
издали крики боли. Животное  упало  и  лежало  без  движения,  Разрушители
толковали о былых жертвах мира всеобщего насилия и терзали  и  рвали  мясо
зверя с излишней яростью. Один из них с черным юмором принес Клею то,  что
считается  деликатесом:  какой-то  внутренний  орган  размером   с   кулак
радужного зеленого оттенка, словно крылья жука. Клей с сомнением посмотрел
на него. Со времени своего пробуждения он не ел плотной  пищи  и  хотя  он
хотел есть, но заколебался при виде сырого мяса. Кусок не  казался  сырым,
он  чувствовал  его  тепло  в  руках,  не  просто  тепло  тела  животного.
Разрушитель,  предложивший  ему  кусок,  мимикой  изобразил,   мол,   ешь,
засмеялся и от удовольствия похлопал  себя  по  бедрам.  Клей  нахмурился.
Инстинкт подсказывал ему беречься этой щедрости  слуг  Неправедной.  Вдруг
мясо превратит его в Разрушителя? Уменьшит или увеличит? Отравит? Заставит
галлюцинировать? Он покачал головой и хотел было протянуть  кусок  обратно
Разрушителю, но получил такой устрашающий взгляд, что вмиг отдернул руку и
поднес мясо к губам. Откусил и почувствовал во рту плоть.  Вкус  мяса  был
необыкновенный: густой, острый, после него во рту остался привкус гвоздики
и устриц. Клей улыбнулся,  и  Разрушитель  улыбнулся  ему  в  ответ  почти
доброжелательно. Клей откусил еще кусочек.
   Теперь проявился другой эффект. Во рту металлический привкус, лоб  сжал
горячий стальной обруч, из всех пор брызнул огонь.  Он  бросился  пожирать
мясо. Разрушители растянулись на снегу, рыгая. Больше  он  их  не  боялся.
Неуклюжие  твари.  Обезьяны  -  убийцы,  проказа  в  эволюции.  Получавшие
творческую радость, распространяя границы льда.
   - Стройте! - кричал он им. - Лечите! Ремонтируйте! Улучшайте!
   Они посмотрели на него тусклыми, презрительными  глазами.  Хотелось  бы
ему состричь их мех.
   - Толкайте лед обратно! - кричал он. - Сажайте зелень! Несите тепло!
   - Идиот, - пробормотал один Разрушитель.
   - Хиляк.
   - Подстрекатель.
   - Возмутитель спокойствия.
   - Дурак.
   Он плыл,  совершенно  не  сознавая  холода.  Широко  расставив  ноги  и
отклонившись  назад,  он  пил  арго.  Красное,  желтое,  зеленое  и  синее
поочередно протекало сквозь его разум.  Он  смеялся  и  одного  за  другим
перепрыгивал   Разрушителей.   Обжорство   сделало   их   неповоротливыми.
Взобравшись на черный валун, лед  свистел,  сжимался,  таял,  исчезал.  Он
отрезал  от  границы  полоску,  освобождая  влажную  темную  почву.   Пока
отупевшие звери лежали без дела, он собирался уничтожить весь лед, а потом
сбежать. В воспаленном мозгу гудели цвета и структуры.  Голова  плыла,  от
радости  и  возбуждения  он  сделался  лиловым  и  продолжал  топить  лед.
Вскипавшие молекулы стремились к небесам. Сколько льда сможет  он  убрать,
прежде чем Разрушители выйдут из оцепенения? Он уже почти разрушил всю  их
дневную работу.
   - Видите? Доисторический слабак тоже кое-что может.
   - То, что отупляет ваши мозги, возбуждает мой.
   Он   всегда   мечтал   о   возможности   сделать   что-нибудь   ценное,
конструктивное. Теперь в его силах вернуть этой  скованной  морозом  земле
плодородие. Пусть боятся Разрушители, они сами позволили своему могуществу
покинуть себя! Хотя свой пик он  уже  прошел.  Поверхность  мозга  окутала
желтая паутина. Поток энергии,  извергаемой  на  лед,  утратил  живучесть,
падая, он едва светился.
   Еще мяса?
   От ткнулся в гору костей и  объедков.  Куски  шкуры,  жира,  ободранные
хоботы, нити сухожилий - кажется Разрушители дочиста объели  скелет.  Нет.
Вот здесь. Чуть не просмотрев груду ярко-красной плоти, Клей  схватил  ее,
пальцам стало горячо. Съел.
   Мощь вернулась. Он снова изрыгал пламя.
   Уничтожив еще дюжину квадратных ярдов льда, он  почувствовал,  что  его
охватывает инерция. Но он спинным мозгом осознавал, что  должен  выполнить
задачу. Спастись теперь,  пока  его  враги  храпят.  Скользя,  спотыкаясь,
иногда  падая,  он  бежал  при  свете  звезд.  В  какой   стороне   выход?
Разрушителей не видно. Заря тускнела и безлунная темнота набирала силу. Он
боялся, что, ничего не видя, может снова попасть  в  лагерь  Разрушителей.
Ждать до утра? Тогда может быть  слишком  поздно.  Он  снова  окажется  во
власти демонов. Но как же найти выход? Здесь не было  никаких  указателей.
Только лед.
   Он шел и шел. Холод завладел его яичками, они сжались и  постукивали  в
мошонке, как куски мрамора. Последняя энергия волшебного мяса растворилась
в кишках. В коротких вспышках зари шел он наугад,  полный  страха,  мечтая
отдохнуть и согреться. Выкурить сигарету. Выпить чашку какао.  Рот  жаждал
горячих тостов с маслом, и  это  сводило  с  ума.  Сейчас  лето,  Клейтон,
Миссури. Гикори и вязы одеты в зеленую листву.  Нежно  журчит  ручеек,  на
крючке извивается форель. Вечером возвращение в город: бифштекс  и  бурбон
на Пятой улице, немного  джаза,  затем  милое  местечко  у  Линделла,  где
улыбаются девушки в прозрачном белье. Груди трясутся,  розовое  прозрачное
белье да мягкий свет, и ты ищешь выход и находишь себя.
   В грязи.
   В первобытной грязи.  В  этом  самом  месте  он  начинает  топить  лед.
Оттепель тронула землю. Она превратилась в трясину.  Он  плавал  в  слизи.
Теплая желатиновая суспензия скользила по  коже.  Извиваться  в  ней  было
неприятно. Горячая илистая  грязь  разморозила  гениталии.  Темная  смазка
ласкала замерзшие бедра. Он полз по  влагалищу  мира.  Валялся.  Корчился.
Грязевая лужа достигала трех-четырех футов в глубину, местами  грязь  была
совсем  жидкой,   местами   глинистой,   и   ее   прикосновения   казались
сладострастными и утонченными. Лед  остался  позади  -  он  ускользнул  от
неповоротливых Разрушителей. Грязь вымазала ему живот,  грудь,  лицо,  она
полностью поглотила его, и  на  минуту  он  испугался,  что  скользит  над
поверхностью и  потеряется,  но  нащупав  под  ногами  твердое  основание,
ринулся вперед. Выбившись из сил, он тихо лег, потом снова  полез  вперед.
Не надо стесняться возврата в грязь, сказал он себе.  Я  знаю,  кто  я.  Я
знаю, что я. Зачем бессмысленная  борьба,  чтобы  сохранить  внешний  вид?
Только тот, кто вышел из трясины, захочет хоть ненадолго туда вернуться. Я
непоколебимо верю в свою человечность. Если  я  могу  выбирать,  то  волен
любить грязь.
   Ближе к рассвету он освободился из топи. Чмок!  Грязь  сомкнулась.  Его
покрывала слизь. Теперь он не голый. Где же выход? Впереди, тускло подумал
он, лежал какой-то бульвар,  обсаженный  двумя  рядами  высоких  величавых
деревьев. Когда он вышел на дорогу,  наступил  рассвет.  Он  шел  легко  и
расслабленно. Грязь высохла и он смог ее отряхнуть,  оставив  лишь  тонкий
слой пыли. Внезапно полился яркий  дневной  свет.  Здесь  было  тепло.  Он
вернулся в мир-сад и надеялся отыскать чистый холодный  поток,  где  можно
было бы вымыться. А затем поискать Скиммеров - без проводников бродить ему
не хотелось.
   - Ты не один, - объявил рычащий голос.
   Он обнаружил, что его сопровождают два Разрушителя. Немного отстав, они
шли по обе стороны от него. Совершенно бодрые, в полном  соку:  прострация
освежила их и они легко с ней справились. Накажут за то, что топил лед? Он
пошел немного быстрее, хотя и понимал всю бесполезность этого.  Совершенно
прямая дорога стрелой уходила к горизонту, деревья по ее краям  образовали
безупречные линии. День стоял теплый. Небо было  безоблачным.  Разрушители
молчали.
   Он ощущал тяжесть их ужасной гордости.
   Он слышал рыдания Неправедной.
   Перед ним вспыхивали красные пятна, словно на западе всходило солнце.
   Вскоре донесся запах пепелища и привкус жары. В  воздухе  летала  зола.
Волны теплого воздуха исказили прямоту дороги. Стоявшие  прежде  одинаково
ровные и высокие деревья, теперь сгорбились, их безлистые ветви изгибались
и закручивались.
   - Где мы? -  спросил  Клей  одного  из  Разрушителей,  и  зверь-человек
ответил, а может и не ответил, но Клей как-то  понял,  что  они  пришли  в
место, именуемое Огонь.



        19

   Еще один район дискомфорта. Может быть, когда-нибудь здесь  был  лес  с
великолепными деревьями,  соединенными  плотной  сетью  зеленых  лиан.  Но
опустошение унесло все. Земля покрылась толстым ковром  пепла,  в  верхнем
слое которого зола была еще теплой. В  закопченный  воздух  из  конических
горок пепла поднимались спирали  жирного  черного  дыма.  Стволы  деревьев
почернели  и  покрылись  слоем  сажи.  Лианы  висели  узловатыми  петлями,
разорванными в тех местах, куда добрался огонь.
   Жара  была  терпимой,  пылавший  здесь  некогда  большой  пожар   почти
истощился и лишь тлел теперь. Ничего слишком горячего на  ощупь  не  было,
хотя тепло было повсюду.  Создавалась  впечатление,  что  пожар  временами
возобновлялся. Все уже вроде бы сгорело, но над кучами пепла  тлели  угли,
говоря, что впечатление спокойствия обманчиво,  пожар  еще  жив.  Немного.
Хотя конец недалек. Дождитесь его, мальчики.
   Он двинулся по пепелищу. При каждом шаге в воздух взмывали  тучи  золы.
Дымка затянула солнце. Едкий запах вторгался в ноздри.
   - Что здесь произошло?
   Разрушители засмеялись. Один из них, казалось, ответил:
   - Это место - Огонь. Глупо пытаться выделить какое-то событие. Здесь не
отдельный случай, а постоянная характеристика.
   - Оно просто горит все время?
   - Мы помогаем.
   Они  действительно  так  и   делали.   Теперь   Клей   увидел   команды
Разрушителей,  работающие  в  дальней  стороне.  Там  заканчивалась   зона
горения, но они увеличивали ее с той же настойчивостью, с какой  расширяли
границы льда. Задача и здесь выполнялась  в  несколько  приемов.  Передние
группы шли в густые, пышные джунгли и короткими взрывами вражды  прерывали
жизнь растений. Следующие мародеры высасывали из  деревьев  и  кустов  все
соки  и  другие  энергетические  жидкости.   Так   создавался   туман   из
растительных соков, который втягивал  оставшийся  лес.  Когда  рассеивался
туман,  начиналось  настоящее  сожжение.  Опытные  поджигатели  шли  среди
иссушенных останков, в их сером меху мелькали  искры,  деревья  занимались
огнем, царствовал алый цветок. Дующий с места пожара  горячий  ветер  гнал
перед собой мелких животных  разрушенных  джунглей.  Клей  ощутил  восторг
перед эффективностью процесса.
   - Какая у вас конечная цель?
   - Расширить Огонь до планетарных размеров.
   - Но ведь это мешает вашей программе увеличить территорию льда.
   - Да, - с готовностью согласились Разрушители.
   - Как же разрешить конфликт?
   - Огонь растет ко Льду, Лед к Огню. Когда они встретятся, мы рассмотрим
дальнейшие планы.
   - И со временем отдадите большую часть мира одной зоне или другой.
   - Ты блестяще понял ситуацию.
   Подталкивая его вперед, они миновали зону остывшего пепла и вошли в  ту
часть джунглей, где последние несколько дней бушевало пламя. Его уже почти
бесчувственные подошвы все же ощутили тепло под ногами. Остатки грязи, еще
покрывающие кожу, закоптились. Смазанные частицами угля пальцы  скользили.
Он  ощутил  жар,  исходивший  от  вновь  подожженных  участков.  С   земли
вырывались  сочные  языки  пламени.  Лица   его   эскорта   светились   от
удовольствия. Клей  осторожно  наблюдал  за  ними,  выискивая  возможность
сбежать. Но они вели его все дальше в Огонь. Вокруг  не  осталось  ничего,
что бы не  горело.  Он  услышал  песню  воздуха,  стремившегося  заполнить
образовавшийся вакуум. Вокруг громоздились горы обугленных деревьев.  Клей
увидел огромную яму: она могла быть ртом ада. Неужели его  столкнут  туда?
Они  вместе  стояли  на  краю.  Далеко  внизу  двигались  фигуры:  черные,
закопченные. Невозможно было определить, к  какому  виду  они  относились.
Этих существ была, по крайней мере, тысяча, каждый сам по себе следовал по
узкой дорожке сквозь модную бездну. Клей остановился, собрался с  духом  в
надежде, что сможет сбежать прежде, чем двое Разрушителей  схватят  его  и
сбросят вниз. Но те, казалось, совсем позабыли о  нем.  Осторожно,  словно
усталые альпинисты, спускающиеся вниз, они выбрали  место  для  спуска  и,
ступая боком, начали сходить по стене ямы.  Стоя  на  кромке  под  горящим
красным небом, он наблюдал за их спуском.  Вскоре  они  стали  не  крупнее
собаки, их мех покрывали частицы угля. Безмолвно двигаясь,  не  оступаясь,
не теряя равновесия, они вдруг пропали из виду, поглощенные  серым  дымом,
вырвавшимся из стены кратера; когда он снова разыскал их, они были намного
ближе к уровню нижних дорожек, и тела их покрывал толстый  слой  золы.  До
него добрался запах паленого меха. В глубине земли что-то загрохотало. Над
головой сверкало пламя. Где же  Разрушители?  Эти  две  грязных  обезьяны,
пробирающиеся внизу сквозь пепел? Эти обгоревшие белки? Теперь он  уже  не
знал, которые там они. Они заняли место среди других и затерялись в толпе.
Их скрыли клубы тяжелого дыма. Кратер выдыхал ядовитые испарения.
   Он был один.
   Отпрянув от ямы, он, спотыкаясь, побежал по полю остатков трав, кустов,
ветвей. День завершался, скоро единственным  освещением  останется  слабый
отсвет тлеющих углей. Где-то далеко трещали деревья.  Ноги  погружались  в
угли, рассыпавшиеся со скорбным металлическим  звоном.  Вселенная  оделась
черной дымкой. Он словно перенесся на мертвую звезду и брел  по  сожженной
пустыне. Где теперь музыка? Где красота? Где милость?  Где  яркость?  Этот
жалкий мир огня оплавил душу и  отяготил  тело  черными  частицами  пепла.
Глаза колол печальный медный  отблеск  угасавшего  огня.  Он  старался  не
дышать. Ветер изменил направление и  дышал  жаром.  Пепел  лежал  толстым,
мягким черным покрывалом, вздымавшимся потревоженными клубами  при  каждом
шаге и порыве ветра. Мрачность  царила  здесь.  Все  чудесное  многоцветье
великолепных дней, проведенных со  Скиммерами,  казалось  теперь  сказкой,
легендой, моментально исчезнувшей в этом  скорбном  месте.  Пламя  рвется!
Деревья трещат! Он бросается то  туда,  то  сюда,  ведомый  неким  ужасным
барабаном, гремящим сквозь ткань закопченного неба. Тум! Тум! Тум! Тум!
   Стало прохладнее и чище.
   Похоже, огонь угас здесь уже давно. Войдя  в  более  чистые  места,  он
почувствовал облегчение. Оглянувшись назад, он увидел за  плечами  Геенну:
все небо покраснело, и к звездам рванулся  огненный  вихрь.  В  призрачном
свете скелет леса почернел, но деревья  вытянулись,  лианы  раскачивались,
темные фигуры в панике метались  в  пламени.  Клей  отвернулся,  чтобы  не
видеть этой сцены, и шел вперед, пока не услышал шум бегущей  воды.  Какой
разрушительной силой  обладал  ручей?  Это  не  слишком  волновало.  Нужно
избавиться от грязи. Он доверчиво вошел в воду и погрузился в нее по самую
шею. Холодная вода прибежала  из  более  приятного  места.  Он  тер  кожу,
соскребая грязь и пепел. Нырнув  с  головой,  он  очистил  веки  и  промыл
волосы. Освеженный, он выбрался на берег. Вода вроде бы не  изменила  его,
только кожа теперь мерцала, освещая дорогу. Он пошел дальше,  молясь,  что
ему удалось наконец спастись от Разрушителей.



        20

   Он подозревал, что это место называется Тяжелое. Оно  должно  быть  еще
одной зоной дискомфорта. Он попал в него вскоре после восхода. И  посчитал
среди худших в своих попытках.
   Где оно началось, непонятно. Ни внезапного перехода, ни  ощущения,  что
пересекаешь границу.  Эффект  накапливался  медленно,  нарастая  с  каждым
шагом, сначала лишь слегка придавливая его, затем  больше,  затем  намного
больше. И вот он ощутил на себе полное действие места. Здесь росли  низкие
серые кустарники  с  толстыми  ветками  и  широкими  листьями.  Поднимался
холодный туман. Общее настроение было тяжелым: оттенки исчезли. Чудовищная
сила, исходящая из Земли, притягивала каждую часть его  тела.  Сколько  он
выдержит? Яички  так  мощно  оттянуло  книзу,  что  он  подумывал  идти  с
согнутыми  коленями.  Веки  налились   свинцом.   Щеки   провисли.   Кишки
опустились. Глотка превратилась в висящий мешок. Кости гнулись. Сколько он
здесь весит? Восемьсот фунтов? Восемь тысяч?  Восемь  миллионов?  Тяжесть.
Тяжесть. Тяжесть.
   Вес пригвоздил ноги к земле. Каждый раз, когда  ему  удавалось  поднять
ногу и сделать шаг вперед, он чувствовал  вибрацию  планеты.  Артериальная
кровь темная и сонная лежала в сосудах. Чудовищный  стальной  горб  согнул
плечи. Но он все же шел и шел. И у этого места должен был быть конец.
   Но конца все не было. Он остановился и упал на колени, чтобы  перевести
дух. Из глаз брызнули слезы облегчения, словно  часть  груза  улетучилась.
Медленные слезы катились по щекам, как шарики ртути, и  тяжело  падали  на
землю. Нужно идти назад. Он поищет другую дорогу.
   Он попытался  подняться  и  сделал  это  лишь  с  пятой  попытки,  весь
извернувшись: внутренности тянули к земле, спина прогибалась, шея трещала,
вверх, вверх, еще рывок. Встал.  Пошел.  Найти  тропинку,  по  которой  он
пришел, было не трудно: в мягкой песчаной почве остались его следы почти в
дюйм глубиной. С трудом  переставляя  ноги,  он  двинулся  обратно.  Но  с
удалением от центра Тяжелого гравитация не уменьшилась.  Совсем  наоборот:
она продолжала нарастать. Он прикинул, что прошел  уже  примерно  половину
пути назад, но не ощутил снижения силы.  Итак,  изменение  направления  не
принесло ему ничего. Дышать становилось невозможно,  он  бился  за  каждый
вздох. Грудная клетка  не  желала  подниматься,  легкие  растянулись,  как
резиновые ремни. Щеки отвисли до ключиц.  В  горле  застрял  валун.  Сухой
внешний голос произнес: "Интенсивность силы является функцией длительности
вашего в ней пребывания, а не расстояния от центра привлекающего тела".
   - Привлекающего тела? - тускло спросил он. - Что за тело? Чье тело?
   Но прокрутив в голове еще раз эти слова, он  понял.  Законы  физики  не
имеют отношения к здешнему феномену. И еще он понял,  что  если  останется
здесь надолго, то его просто расплющит. Он станет  тончайшей  молекулярной
пленкой, покрывающей землю, как иней в ноябре. Нужно убираться отсюда.
   Идти выпрямившись не было больше возможности. Верх стал слишком  тяжел.
Масса черепа сгибала спину. Нужно ползти. Не поддаваться искушению лечь  и
сдаться ужасной силе.
   Небо давило сверху. На спине лежала серая тень. Колени  пускали  корни.
Он полз. Полз. Полз.
   - Хенмер, помоги! - кричал он.
   Слова словно свинцовые. Покинув рот, они плюхались на землю.
   - Нинамин! Ти! Серифис! Кто-нибудь!
   Он полз.
   В боку появилась призрачная боль. Страшно,  если  внутренности  прорвут
кожу.  Ногти  на  руках  невыносимо  болели.  Кости  в  локтях  и  коленях
разделялись. Он полз. Полз.
   Полз. Пищевод окаменел. Ушные  раковины  каменные.  Губы  каменные.  Он
полз. Руки тонули в земле. Он то и дело освобождал их и полз. Он  был  уже
на пределе. Он упадет. Умрет медленной, мучительной смертью. Серая  мантия
неба крушила его.  Он  зажат  между  землей  и  небом.  Тяжесть.  Тяжесть.
Тяжесть. Он ползет и видит лишь грубую голую  почву  в  восьми  дюймах  от
носа.
   Вода.
   Он дополз до пруда. Гладкая серая жидкость ждала его. Иди ко мне, звала
она. Сбрось  свою  ношу.  На  моем  дне  тяжести  нет.  Но  сможет  ли  он
продвинуться еще на пять футов? Губы  коснулись  воды.  Грудь  скребет  по
земле. Вот уже щека лежит на поверхности пруда: его укачивает.  Извиваясь,
червь гравитации сражается за то, чтобы выжить. Дюйм.  Дюйм.  Дюйм.  Дюйм.
Холодок доходит до груди. Бросок. Рывок. Толчок. Туда. Туда.
   Он поплыл.
   Разве это вода? Она кажется слишком плотной, слишком осязаемой. Тяжелая
вода? Плывя в ней,  он  освободился  от  сокрушающей  силы,  ноги  глубоко
погружены, руки раскинуты. Сердце гулко забилось. Вот я, но где я?  И  как
выбраться отсюда туда? Чем больше он здесь проплавает, тем хуже могут быть
последствия, так как его пребывание в  Тяжелом  продолжается  и  когда  он
вылезет из пруда, его может в одно касание расплющить в лепешку. Должен ли
он вылезать? Может есть другой путь?
   Задержав дыхание, он нырнул.
   Погружение было легким. Вода приняла  его.  Проплыв  сквозь  сероватые,
просвечиваемые солнцем слои, у самого дна пруда  он  обнаружил  задвинутый
камнем проход вполне достаточной ширины. Хотя легкие  уже  разрывались  от
недостатка воздуха, он заставил  себя  открыть  его  и  нервно  просунулся
вперед. Теперь он двигался горизонтально под поверхность  земли.  А  вдруг
тоннель приведет в тупик? И он утонет  в  этом  черном  мешке,  разве  это
лучше, чем смерть от гравитации наверху? Он плыл, плыл и плыл.  И  наконец
увидел наверху яркий свет.
   Рванувшись вверх, он всплыл.



        21

   И очутился на краю рая. Радостно светило солнце, окруженное зеленоватым
нимбом, воздух был сладок и нежен, пели птицы, растения счастливо шуршали.
После Льда, Огня и Тяжести он с трудом поверил в  свою  удачу.  Он  увидел
себя распростершимся на ковре мягкой травы, купающимся в веселом тепле, он
приветствовал восстановление своего изношенного  тела  и  ринулся  вперед.
Послышалось издевательское рыдание. Он почувствовал резкий  толчок  и  его
отбросило назад. Неужели вокруг этого Эдема невидимая стена? Нет. Нет.  Он
может войти. Но медленно. Очень. Медленно. Это тоже зона дискомфорта. Это.
Тоже. Он вошел в Медленное.
   Воздух словно прозрачная патока и  он  -  узник  в  ней.  Бегать  здесь
нельзя, только  торжественный  скользящий  шаг.  Высоко  поднимая  колени,
покачивая  плечами;  волосы  свободно  плавают  -  вначале  это   казалось
удовольствием. Но скоро оно поблекло. Он обнаружил дискомфорт. Мозг гудел,
посылал нетерпеливые команды, а тело  не  отвечало.  Он  хотел  нагнуться,
чтобы сорвать цветок, но его так резко затормозило, словно он налетел лбом
на стекло. Услышав звук, он попытался повернуться и вынужден был сражаться
с захватившей его силой. Каждое движение, словно взрыв,  каждое  приносило
неудовлетворенность. В этом месте не было боли, но не было и свободы.
   Значит, нужно его покинуть  и  успокоиться?  Да,  конечно.  Но  сколько
времени   уйдет   на   это?   Он   старался    приспособиться,    подавляя
раздражительность  и  нетерпение.   Он   скользил.   Скользил.   Скользил.
Поднимался  вверх,  спускался,  нежно-нежно,  стараясь  не  сопротивляться
окружающей медлительности. И несмотря ни на что  раздражался  нервничая  и
хотел вдребезги разбить  жидкий  золотой  воздух.  Забываясь,  он  ускорял
движение и никуда не попадал. Он кипел от негодования и  обливался  потом.
Все вокруг сама красота и милость: деревья нежно  покачиваются,  небо  как
мед, свет приглушен. Но его все держит.
   А еще он понял, что и это место накапливает силу.
   Он двигался даже медленнее. Плотность  воздуха  возросла  до  плотности
воска. Первый прилив восторга прошел, и Клей испугался. Теперь ему  стоило
большого труда поднять ногу, пошевелить рукой, сделать шаг. Хотя он  и  не
ощущал болезненного сжатия, как в Тяжелом,  но  нарастающая  неподвижность
была очень похожа: безболезненно  и  нежно  зона  вела  его  к  остановке.
Поддавшись панике, он попытался ускорить движение, но  это  лишь  умножило
его горести. Чем больше он боролся, тем больше увязал в  паутине.  Неужели
он совсем остановится, станет живой статуей в  этом  Элизиуме?  Шаг.  Шаг.
Шаг. Невозможно вытащить ногу. Повсюду невидимая стена. Она расплющила нос
и размазала губы. Словно клин, врезается он в клей. Может, лучше двигаться
боком, выставив вперед плечо? Целую минуту отнимает поворот  на  девяносто
градусов. Наконец, приняв нужную позу, он  прислонился  к  этой  невидимой
стене, толкнул, нажал.
   Теперь он почти совсем не двигался.
   Совсем  скоро  он  выдохнется,  измочаленный  борьбой.  Легкие  пылали.
Мускулы на ввалившихся щеках опали. Нужно расслабиться: дрейфовать,  плыть
вперед. Да. Легко сказать. Но, по  крайней  мере,  снял  напряжение,  хотя
заметных успехов и не добился. Еще идея:  просто  позволить  себе  упасть.
Полное освобождение от мускульного напряжения.  Затем  собраться  и  снова
упасть, и так скачками убраться  из  этого  места.  Он  попробовал  так  и
сделать и, наклонившись вперед,  стал  падать  на  землю.  Падение  заняло
несколько минут. Теперь: подтащить ноги и встать! Но это не так-то просто.
Может, он  снова  оказался  в  Тяжелом?  Невидимый  груз  давит  на  него.
Медленно, медленно, не форсируя, а просто постоянно двигаясь, он  в  конце
концов встал на ноги. Маневр дал ему, наверное, ярд и занял минуты четыре.
Он немного постоял, собираясь с силами,  стоять,  по  крайней  мере,  было
нормально. Попробовать еще? Упасть и  подняться?  Его  падение  стало  еще
медленнее. Перышко, падающее  сквозь  асфальт.  Вниз.  Вниз.  Приземлился.
Теперь подтянуть ноги.  Прошла  половина  вечности.  Как  он  выглядит  со
стороны? Пьяный червяк? Встал на ноги. Сейчас его движения замедлились раз
в сто. Или в тысячу. Прежде чем он пересечет поле,  пройдет  вечность.  Он
снова падает. Поднимается. Падает. Сгущаются  сумерки,  трава  приобретает
медный отлив. Попытавшись встать, он  понимает,  что  на  этот  раз  битва
слишком тяжела. В голову приходит, что  сопротивление  атмосферы  ближе  к
земле может быть меньше. Нужно  попробовать  ползти,  как  в  Тяжелом.  Он
пополз. Сопротивление здесь не меньше. Нужно пропихивать себя вперед.  Все
движения замедлены: веки опускаются в мраморном  вздохе.  Он  полз.  Полз.
Полз. Вот и ночь. Может, сияние звезд растопит его неподвижность?  Нет.  В
воздухе танцуют серебряные капли.  Будет  ли  конец  этому  пути?  О,  так
медленно, так бесконечно медленно. А скоро он совсем не сможет двигаться.
   - Брил? - зовет он. - Ангелон?
   Голос тоже медленный, слова  дробятся  на  отдельные  части,  падают  и
утраивают звучание.
   - Ти? Хенмер? Хен-мер? Се-ри-фис? Се? Ри? Фис?
   Он забыт и поглощен Медленным.
   Возможности  встать  уже  нет.  Это   заняло   бы   миллион   лет.   Он
сосредоточился на том, чтобы ползти. Правая рука  вперед,  правое  колено,
левая рука, левое колено. Ноги тащатся за коленями. Голова  опущена  между
плеч. Он закончит один шаг ползком.  Рассвет  слепит  глаза.  Правая  рука
вперед. Полдень, над головой огонь. Правое колено. Солнце  садится.  Левая
рука в тусклом свете сумерек. Ночь и левое  колено.  Под  звездами  отдых,
нужно собраться с силами. Правая  рука  вперед.  Рассвет.  Сияние  полдня.
Правое колено. Сколько еще? У него нет паспорта на вечное жительство. Тени
стали длиннее. Левая рука. Рассвет. Левое колено.  Ночь.  Рассвет.  Правая
рука. Сумерки. Правое колено. Темнота. Рассвет. Левая рука. Полдень. Ночь.
Рассвет.  Полдень.  Левое  колено.  Ночь.  Ночь.  Ночь.  Ночь.  Он  бросил
двигаться. В этой  зоне  границу  между  движением  и  не-движением  легко
нарушить с одной стороны, но не с другой. День. Ночь. День.  Ночь.  Может,
еще попробовать? Медленный триумф. Изучающе посмотрев на свои  пальцы,  он
поднял их. Наверное, горы шевелились бы живее, чем они. Но как  бы  то  ни
было, он в состоянии продвинуться на долю дюйма вперед. И  там,  к  своему
удивлению, оказывается на дальней границе Медленного.
   Он добрался до края низкого бьефа. Верхняя  часть  головы  нависла  над
кромкой, позволяя осмотреть лежащее внизу плато. Свалиться туда,  конечно,
рискованно, но что такое риск сломать пару костей по  сравнению  с  риском
навсегда остаться в Медленном?  Выбора  не  осталось.  Он  должен  упасть.
Может, там еще действует хоть немного влияние  Медленного  и  его  падение
будет мягким. Извиваясь, ему удалось продвинуться еще на несколько  дюймов
вперед. Теперь зацепиться подбородком за  кромку.  С  помощью  этой  новой
опоры он стал подтягивать тело. Голова болталась  над  бездной.  Когда  же
центр равновесия будет уже за краем, и собственная  масса  освободится  от
Медленного? Успех  в  продвижении  ничтожен.  Может,  накопившийся  эффект
слишком близок к критической точке: наступит статичность,  и  он  навсегда
зависнет здесь. Но он выиграл еще дюйм,  грудь  миновала  край.  Несколько
дней и ночей вытаскивал он правую руку. Еще. Еще.
   Падение.



        22

   Медленное действительно пыталось удержать его. Он неспешно  соскользнул
с края обрыва и весьма лениво приземлился, еще не до конца  вписавшись  во
временную схему внешнего  мира.  Хотя  во  время  своего  полета  он  смог
сгруппироваться, уберечься от  падения  вниз  головой  и,  перевернувшись,
приземлился  на  бедра.  Итак,  он  приземлился,   легко   плюхнувшись   и
подпрыгнув.
   Быстро поняв, что с ним все в порядке, он вскочил на ноги,  восторгаясь
ощущением свободного движения.
   Он махал руками. Ногами. Подпрыгивал. Тряс головой.
   Здесь не было ни дикого тяготения, ни таинственной замедляющей силы, ни
невыносимого холода, ни яростной жары, ни ощущения неожиданного  старения.
Обнаружив, что все неприятные  ощущения  отсутствуют  в  его  новом  месте
пребывания, он вздохнул с облегчением. С другой стороны он  не  мог  здесь
найти и ничего хорошего.  Кругом  простиралась  широкая,  лишенная  всякой
растительности равнина, состоявшая, казалось, из единой  плиты  блестящего
серого камня, идущего до самого горизонта. Небо было  столь  же  серым,  и
место их встречи невозможно было  определить.  Никаких  растений.  Никаких
признаков животной жизни. Ни холмов. Ни долин. Ни рек.  Насколько  хватало
глаз тянулось ничем не оживленное серое пространство.
   Клей понял, что еще не покинул зону дискомфорта и сообразил, что пришел
теперь в место, называемое Пустота.
   - Привет! - закричал он. - Эй! Кто-нибудь? Здесь! Где?
   Ему не ответило даже эхо.
   Встав на колени, он дотронулся рукой до серого камня. Тот  оказался  ни
теплым, ни холодным.  Приблизив  в  камню  лицо  в  поисках  какого-нибудь
несовершенства, он ничего не нашел. Он мог  быть  и  листом  пластика  без
швов. Поднявшись, он оглянулся назад, пытаясь увидеть  плато,  на  котором
располагалась Медленное, но оно затерялось во всеобщей серости. Солнце  не
появлялось.  Здесь  вообще  ничего  не  было.  Удивительно,  что  в  таком
нематериальном месте  еще  сохранились  молекулы  воздуха:  почему  же  не
всеобщая пустота? Ведь  он,  кажется,  дышит.  По  крайней  мере,  иллюзия
дыхания была.
   Нужно пересечь Пустоту.
   Он никогда не знал такой изоляции. Он мог быть единственным объектом во
Вселенной. Может, он снова  попался  в  ловушку  времени  и  перенесся  на
биллионы лет вперед, в  эпоху  торжества  энтропии,  когда  все  захватила
серость. Куда он идет? Как можно пройти время?
   Могло быть хуже. Его здесь на  раздавит.  Не  обездвижит.  У  него  нет
опасности  замерзнуть,  сгореть  или  постареть.  Можно  ли  справиться  с
одиночеством? Разве изоляция здесь качественно отличается от той,  которую
он испытывал в компании Хенмер и друзей?
   Обдумывая все это, он  продолжал  идти.  Вначале  весьма  бойко.  Пусть
Пустота делает  с  ним  все,  что  ей  заблагорассудится.  Где-то  же  она
закончится. Он будет прорываться вперед, как делал это в Былом и  Ледяном,
Огне, Тяжелом и Медленном и, возможно, перенесет  и  дальнейшие  испытания
или присоединится к старым товарищам, но в любом случае, пока он идет,  он
не будет страдать. Конечно, когда пройдет много времени, он не уверен. Все
направления казались здесь одинаковыми, никаких знаков, по  которым  можно
было бы сориентироваться, не видно; он мог бы двигаться огромными кругами,
надежды на то, что подскажут восходы или звездный свет,  не  было.  Он  не
знал даже, продвигается ли он или это серая масса постоянно  скользит  под
ним назад, а он топчется на месте. Без изменений могли бы пройти столетия.
Этот вид статичности был даже хуже, чем то, что он испытал в  Тяжелом  или
Медленном.  Неизвестными  интервалами  скользило  мимо   время,   и   душу
охватывало смутное отчаяние. С каждой минутой настроение  становилось  все
более мрачным. Теперь он знал, что самое худшее. Ничего раздавит  его  без
боли. Перед глазами неслась жизнь, а он ничего не видел: ни  происшествий,
ни кризисов, ни отношений, ни события, лишь поток дней, недель, месяцев  и
лет, серый,  пустой.  Царство  неопределенности.  Бесконечный  город.  Как
вырваться отсюда? Он шел, шел и шел и даже не  пытался  звать  на  помощь.
Пустота. Удручающая пустота.
   Ничего не изменилось.
   Он попробовал ничем не занимать свой разум.  Он  станет  лишь  шагающей
машиной, идущей шаг за шагом, не думая ни о  чем,  и  возможно  постепенно
дойдет до границы и подразнит это  место,  опустошающее  душу,  похвалится
своей победой. Но не думать не так-то просто.  Сознание  изоляции  молотом
стучит по голове, будя сожаления и вожделения, страхи и надежды.  Он  шел.
Ничего не менялось. Скользит ли земля назад? Соединяется ли небо с землей?
Пустота. Пустота. Последняя смерть сердца, отрицание даже отрицания.
   Он придумывал способы победить  пустоту.  Считал  шаги,  сначала  делал
пятьдесят шагов с правой ноги, затем с левой. Он менял  количество  шагов:
восемьдесят и шестьдесят, семьдесят и пятьдесят, девяносто и сорок, сто  и
тридцать, тридцать и сто. Немного прыгал на правой ноге. Затем  на  левой.
Скользил. Шел жесткими автоматическими шагами. Останавливался  и  отдыхал,
сидя на корточках в серой пустоте. Он мастурбировал. Вывеивая воспоминания
прошлой жизни, представлял лица школьных товарищей, учителей, сослуживцев,
любовниц. Он рисовал здания, улицы и парки. Он лег и  попытался  уснуть  в
надежде, что, проснувшись, окажется в другом месте, но сон не шел. Он  шел
задом наперед. Распевал песни. Декламировал. Плевался. Прыгал в длину.
   Ничего  хорошего  все  же  не  добился.   Пустая   серость   оставалась
неповрежденной, а волны удушающей тоски, словно  смог,  завивались  вокруг
него. Ночная земля, место - не место,  под  мышка  Вселенной,  дом  звуков
тишины.  Все  действовало  угнетающе.  Разум   ослабел   от   бездействия.
Механический человек шел шаг за шагом, к чему-то приближаясь.
   - Я! - кричал он.
   - Ты!
   - Мы!
   Нет даже эха. Даже эха.
   - Иисус Христос наш Спаситель!
   - Когда в процессе человеческой жизни!
   - Черт побери! Черт побери!
   Тишина. Тишина. Тишина.
   Его не накажут. Он будет идти вперед, что бы ни случилось, хотя пустота
простирается отсюда до кромки Вселенной. Он сбежал из Былого  и  Ледяного,
Огня, Тяжелого и Медленного и  из  Пустоты  убежит,  спасется,  даже  если
придется идти миллион лет.
   - Клей!
   - Отец! Сын! Святой Дух!
   - Хенмер! Нинамин! Ти!
   Воздух проглотил его слова. Храбрый рык скользнул сквозь ткань  пустоты
и исчез. Но он все кричал. И топал ногами. Хлопал в ладоши. Тряс кулаками.
И шел. Шел.  Шел.  Настроение  колебалось.  Подчас  бывали  минуты,  когда
переполненный отчаянием, он падал на колени,  безвольно  расслабившись  и,
закрыв глаза, ждал, когда наступит его  последний  час.  Иногда  он  вдруг
понимал, что конец его страданий лежит только впереди,  если  ему  удастся
сохранить смелость и, собравшись, идти вперед: в эти последние дни он  был
представителем человека и должен был оправдать доверие. Он  шел  и  шел  в
поисках хоть какого-нибудь знака. Что там на горизонте? Звезда? Нет.  Нет.
Местами серость словно углубляется? Возможно. Наступает  темнота?  Кажется
так. Если это место вообще может изменяться, то оно должно когда-нибудь  и
закончится. Он будет  настойчив.  Вот  уже  качество  серости  определенно
изменилось. Должно  быть  он,  сам  того  не  сознавая,  пересек  какую-то
границу. Награда вере: он  выбрался  из  Пустоты.  Хотя  радость  спасения
приглушили трудности в созерцании новых окрестностей.  Здесь  было  ужасно
темно. Он шел и шел вперед, не натыкаясь на деревья или камни и не  ощущая
каких-либо  перемен  в  гладкости  земли  под  ногами,   а   темнота   все
усугублялась,  пока  не  стала  абсолютной,  он  уже  начал   сомневаться,
действительно ли покинул Пустоту, или наступила ночь Пустоты, пришедшая на
смену бесконечному дню. Продвигаясь дальше  и  дальше,  он  начал  наконец
осознавать, что произошло. Он  действительно  вышел  из  пустоты,  но  это
упражнение в смелости и решимости, всего  лишь  привело  его  на  соседнюю
территорию, которая называлась Тьма и была нисколько не лучше, а  возможно
и намного хуже. Здесь не было всего того же, что и в Пустоте, но  не  было
еще и света, и он даже скорбел об  утрате  серости.  Теперь  он  испытывал
настоящую  безнадежность.  По  сравнению  с  Тьмой  Пустота   была   садом
наслаждений.
   Продолжать борьбу не осталось сил.
   Он прошел все испытания и выжил, невзирая на  риск.  Но  он  ничего  не
добился, а потерял слишком много. Он не станет сражаться с Тьмой.
   Он сидел, обвив колени руками, и смотрел вперед, но ничего не видел.
   За что я так наказан?
   Если бы ему дали хотя бы один знак, он бы попытался пойти  снова:  хоть
капля дождя, звук  отдаленного  рыдания,  шорох  пролетающей  мимо  птицы,
вспышка  света,  падающая  звезда.  Но  чернота   была   абсолютной.   Она
ошеломляла. Клей раскинул руки, растянулся на земле лицом к отсутствующему
небу, открытые глаза ничего не видели. Больше он  ничего  не  сделает.  Он
будет ждать.
   Ему вспомнился мир содержания, формы и  красок.  Сверкающие  созвездия,
сморщенная серая  кора  деревьев,  золотистый  глаз  лягушки,  настойчивые
вертикали  снежной  бури,  богатая  краснота  песка  пустыни  на  восходе,
темно-розовый сосок на бледно-розовой груди, переливчатая чешуя вспугнутой
в пруду золотой рыбки, толстые громады небоскребов на фоне  летнего  неба,
броская игуана, застывшая в чаще джакаранды, ослепительные сполохи сияния,
острые искры сварочной дуги, умирающий красный цвет  заката,  разлитый  на
небоскребах Манхэттена, белая пена  в  голубом  потоке  воды,  улыбающиеся
камни сада Дзэн, океан, горы, прерии, пена. Никогда больше не видеть всего
этого. До боли в глазах всматриваться в ослепительный  мир.  Где  деревья?
Где лягушки? Где звезды? Где свет?
   Над ним прокатились миллионы лет пустой черноты.
   - Хватит, - пробормотал он. - Хватит.
   И небеса расколол луч света. И зарыдала Неправедная. Птицы  затрепетали
крыльями прямо у его носа. А дождь хлестал  по  животу.  В  ночи  возникли
звезды. Все вокруг наполнилось жизнью. Выросли  деревья,  кусты  и  цветы.
Появились камни и галька, жужжащие насекомые,  вуаль  из  мошкары,  желтые
ящерицы, голубые лишайники, красные  мухоморы.  В  низком  небе  появилась
светящаяся точка. Она расширялась,  приобретала  ртутный  блеск,  яростный
глаз,  излучающее  солнце.  Запели  хоры.  Его  накрыло  голубым   одеялом
безоблачное небо. Со всех сторон нахлынули цвета.
   - Я - Хенмер, - раздался нежный голос. - Я - любовь.
   Клей сел. Его окружали Скиммеры. Все они были в женской форме.  Нинамин
хлопнула его по руке:
   - Я - любовь. Я - Нинамин.
   Ти играла с пальцами его ног, Брил с волосами,  Ангелон  обвила  своими
двенадцатью пальцами четыре его пальца, Серифис терлась губами  о  щеку  и
шептала.
   - Я - любовь.
   - Я - Ангелон, - говорила Ангелон.
   Они тащили его, поднимая на ноги. Он моргал. Все вокруг было  для  него
сейчас слишком ярким.
   - Где я был? - спросил он их.
   - Огонь, - ответила Брил.
   - Тяжелое, - сказала Хенмер.
   - Медленное, - произнесла Нинамин.
   - Пустота, - выдохнула Ангелон.
   - Тьма, - закончила Ти.
   - А где я сейчас?
   - С нами, - сказали все.
   - А где вы были?
   И ему ответили:
   -  Мы  плавали  в  Колодце  Первозданного.  Мы  говорили  о  смерти   с
заступниками. Мы побывали на Марсе и Нептуне. Мы смеялись над Неправедной.
Мы учили красоте козлолюдей. Мы любили Разрушителей и пели Едокам.
   - А, теперь? Теперь?
   - Теперь, - сказала Хенмер, - мы приступили к Заполнению Долин.



        23

   Они бросились бежать от него. Он едва переставлял ноги и  боялся  снова
потерять их сейчас, когда только что обрел, но  они  не  исчезли  из  поля
зрения и скоро привели его на поляну среди высоких треугольных деревьев  с
похожими на веревки, свисающими конечностями. Они  валялись  по  волнистой
голубоватой траве под странными деревьями. Он так долго был один, что едва
мог с ними разговаривать. Наконец, он сказал:
   - Почему вы не пришли за мной раньше?
   - Нам казалось, что ты хорошо проводишь время, - ответила Хенмер.
   - Ты - серьезно? Ну да, конечно. Но... -  Клей  покачал  головой.  -  Я
страдал.
   - Ты учился. Ты рос.
   - Мне было больно. И физически и морально.
   Хенмер коснулась бедер Клея:
   - Ты уверен, что это была боль? - И стал  мужчиной.  -  Пора  исполнить
обряд.
   - Один из Пяти Обрядов?
   - Четвертый. Цикл почти завершен. Ты примешь участие?
   Клей  пожал  плечами.  Эти  Скиммеры,  их  ритуалы,   косвенность,   их
непредсказуемость начали его раздражать. Он испытывал по отношению  к  ним
теплоту, хотя временами подумывал, не лучше ли вернуться в пруд к Квою или
на грязевую банку к Ждущему, может даже в мир-тоннель, прежде чем Скиммеры
выкинут с ним шутку похлеще, чем последняя. Но он  откинул  плохие  мысли.
Они ведут его и они - его друзья. Он их любит. Они любят его.
   И Клей кивнул.
   - Что я должен делать?
   - Ляг на спину, - попросил Хенмер, - закрой глаза. Стань восприимчивым.
   Появилось чувство, что сейчас он снова потеряет их.
   - Подожди, не уходи, Хенмер, разве мы  не  можем  получше  узнать  друг
друга? Пропустите меня к себе. Что вы чувствуете все на самом деле? Что вы
думаете о цели жизни? Почему мы в этом  месте?  Вы  боитесь  когда-нибудь?
Сомневаетесь? Бываете не уверены? Хенмер.
   Посмотрев вверх, он увидел, что Хенмер стал уже полупрозрачный, что  он
на пути к невидимости. Не осталось ничего, кроме усмешки.
   - Хенмер? Не уходи, Хенмер. Не начинайте пока обряд. Поговори со  мной.
Хенмер, если ты меня любишь, поговори со мной!
   - Ложись на спину, -  раздался  голос  Хенмер.  -  Закрой  глаза.  Будь
восприимчив.
   Теперь исчезла даже  усмешка.  Снова  один.  Он  сделал  так,  как  его
просили.
   Через мгновение руки стали  ласкать  его  тело.  Мягкие  нежные  пальцы
прокладывали дорожки чувственности по  груди,  во  впадине  между  шеей  и
плечом, вверх по щекам, вниз  за  ушами.  Нежные  прикосновения  пересекли
живот и достигли расслабленного пениса,  который  быстро  поднялся,  когда
пальцы обвили его твердеющую плоть. Другие руки играли пальцами  его  ног.
Слабенько  пощипывали  мошонку.   От   возбуждения   его   дыхание   стало
прерывистым. Он шевелится, вздыхает, изгибает спину дугой. Как  хитры  эти
руки! Как легки их прикосновения! Утонченные ласки бедер, лона, лица, рук,
ног, икр, предплечий, шеи. Его одновременно касаются сотни рук.
   Сотни?
   У Хенмер, Нинамин, Ангелон, Ти, Брил и Серифис их не больше двенадцати.
Но сейчас этих ласковых рук больше дюжины,  намного  больше.  Не  открывая
глаз,  он  пытается  выделить  каждую  зону  контакта  и  сосчитать  руки.
Невозможно. Они крадутся повсюду. Сотни. Сотни.
   Испугавшись, он  решается  открыть  глаза,  но  видит  лишь  темноту  и
переплетенные волокна. Скиммеров над ним нет совсем. Кто  же  его  трогал?
Понятно.  Руки  принадлежали  треугольным  деревьям,  которые  так   низко
склонились над ним, что свисающие веревочные конечности почти доставали до
земли. Каждая конечность заканчивалась рукой и каждая рука блуждала по его
телу. Наверное, возбуждаться от  прикосновения  деревьев  непристойно?  Он
едва сдержался, чтобы не вырваться из этих объятий, и не сделал  это  лишь
потому, что испугался. А вдруг, если он двинется с места, руки схватят его
за  горло  и  задушат?  Или  дернут  за   конечности?   Разве   он   может
противопоставить  мощи  деревьев  свою  силу?  Наполненный   страхом,   он
покорился. И снова, закрыв глаза, отдался деревьям.
   Невидимые руки все  интенсивнее  скользили  к  его  талии,  потряхивали
яички, терли петушок. Идиот, ругал он  себя.  Извращенец.  Позволить  этим
деревьям наяривать себя. Прочь! Сбросить эти грязные руки! Куда  податься?
Хлопающие крыльями утки!  Лосось!  Его  наполнило  сопротивление.  Он  был
напряжен, зол, собран. У  них  были  нервные  окончания.  Нужно  позволить
проэкзаменовать свою голову. Где чувства? Где стыд? Какая грязь. Покажи им
спину. Руки прочь! Вы что, считаете меня  педиком?  Прочь!  Прочь!  Апогей
полиморфизма. Но он не двигался. Он впустил в свою голову их мысли.
   - Любовь. Любовь. Мы - любовь.
   - Кто это сказал?
   - Все едины. Любовь - это все. Отдайся. Отдайся.
   - Нет.
   Его нет рванулось к солнцу. Мир содрогнулся. Облака покраснели.
   - Да, - говорили деревья. - Да, да, да.
   - Да.
   - Любовь.
   - Любовь.
   - Уступка.
   - Уступка.
   - Все.
   - Все.
   - Тепло.
   - Тепло.
   Он был завоеван и перестал сражаться. Теперь он  попал  в  общий  ритм,
ноги распластались по земле, плечи  ерзали  по  траве,  голова  откинулась
назад, спина выгнулась; ягодицы поднялись в воздух,  бедра  двигались.  Он
снова и снова вонзал свой воспламененный член  в  нежную  скользкую  руку,
которая его сжимала. Стыд исчез. Он стал рабом удовольствия.  Пел  хор,  в
вышине, словно перезвон колоколов, звучали рыдания, и  звук  спускался  на
землю светящимися золотыми слезинками. Он подумал,  что  кончает:  мускулы
всего тела дрожали и дергались, дрожали даже  губы.  Но  ощущение  экстаза
распространилось по всей коже, и он не смог сосредоточиться на центре,  но
прошедший импульс все стер, оставив его удовлетворенным, но не  кончившим.
Возбуждение вновь стало нарастать, потому что рука (или другая  рука?)  не
позволила ему выскользнуть, и он снова и снова  вонзался  в  нее  и  снова
превратился в космический передатчик, распространяющий  чисто  эротические
потоки в нечто более общее, чтобы быть сексуальным,  и  вздохнув,  осел  в
дымке всевозможных восторгов. И снова случилось то же самое,  но  на  этот
раз он проскользнул точку незначительного  экстаза  и  добрался  до  места
чисто сексуального удовольствия, где его член, увеличившись, закрыл небеса
и разразился чистым блистающим огнем. Он  чувствовал,  как  с  нарастанием
страсти губы его раздвинулись: и теперь вошел в свой оргазм с  обнаженными
зубами,  расширенными  ноздрями  и  закатившимися  глазами,   он   посылал
триумфальный салют космосу. Он весь осел  и  руки  дерева  отпустили  его.
Прозвучал большой гонг. Вынырнув из пучины охвативших его  чувств,  мокрый
от пота, испытывая головокружение, он понял, что начался обряд  Наполнения
Долин.
   Скиммеры были высланы с земной сферы. Они делали  неровности  плоскими.
Горы и холмы стали низкими. Так как планета вращалась, они парили над ней,
сталкивая возвышения в ямы, выравнивая  непредвиденные  завалы,  запахивая
расщелины. Все  несовершенное  было  убрано.  Мир  станет  гладким  шаром,
сверкающей белой глыбой мрамора, танцующей на своей орбите.
   Изменения происходили  быстро.  Вот  уже  выровнены  целые  континенты.
Мощные горные цепи сокрушены  и  элегантно  распределены  по  скважинам  и
впадинам. Клей сознавал, что, не покидая места под деревьями, он  на  свой
лад помогал доставлять Скиммерам энергию, с помощью которой  производились
тектонические перемещения. Но сам он ничего  не  делал.  Скиммеров  он  не
видел, но они должны  были  быть  где-то  наверху,  шесть  вихрей  силы  в
пространстве, переделывающие Землю. Перед их  усилиями  ничто  не  устоит.
Они,  настроившие  темноту,  поднявшие  море  и  открывшие  Землю,  теперь
заполнят долины, и мир приблизится к совершенству.
   Вот они приблизились к месту, где лежал Клей.
   С востока нахлынула волна, смывшая его  в  поток  жидкости  и  убравшая
топографические изъяны его Нынешнего местоположения. Он  был  запечатан  в
землю. Он снова был погребен, но совсем по-другому, чем  когда  он  был  с
Ждущим, потому что тогда он только отдыхал  в  земле,  выпуская  корни,  а
теперь он действительно слился с ней, стал частью вращающейся  планеты.  У
него не было никакой формы и  независимого  существования.  Он  -  крупица
песка. Он - ядро кварца. Он - базальт. Он - пузырящаяся магма.
   Покой. Он подумал, что вполне возможно для него снова уснуть.
   - Хелло? - Это Хенмер, он звал издалека. - Клей? Клей? Хелло?
   - Я - любовь, - донесся голос Нинамин совсем с другой стороны.
   - Смерть немного похожа на это, - произнесла Серифис.  -  Мы  попробуем
вместе.
   - Привет, - голос Ти.
   - Привет, - проговорила Брил.
   - Привет? Привет? Привет? - Это Ангелон.
   Они показали ему солнечный" свет, скользящий по  безупречной  жемчужной
поверхности  Земли.  Казалось,  им   хочется   дождаться   его   одобрения
результатов их работы. Он не ответил, пытаясь уснуть.
   - Привет, - сказал Хенмер.
   - Я - любовь. - Это Нинамин.
   - Когда мы умрем? - спросила Серифис.
   Он хранил молчание. Рыдала  Неправедная,  и  в  безупречной  коже  мира
появлялись трещины. И росли горы. И тонули долины. И зевали ущелья. Но все
это ничего не значило.
   - Мы закончили обряд, - произнес Хенмер, - а то, что происходит  после,
нас не касается.



        24

   Остался  только  один  из  Пяти  Обрядов:  Формирование  Неба.  Ему  не
расскажут,  когда  собираются  его  выполнить  или  как  это  будет.  Клей
представил себе нечто апокалиптическое, какой  и  следовало  быть  вершине
трансформаций. Возможно,  мир  действительно  изменится.  Возможно  придет
новый вид человека. Возможно, зазвучат трубы архангелов. Но в ответ на его
вопросы они лишь рассмеялись и попросили быть терпеливым.
   - Предвкушение - есть грех, - серьезно заметил Хенмер.
   - Грех? Что вы знаете о грехе?
   - О, у нас тоже есть грехи, - сказал Хенмер.



        25

   По какой-то дурной геологической случайности Хаос ворвался в мир.  Одна
из птиц Хенмер принесла новости - Скиммеры должны сейчас же увидеть это.
   - Идем, - сказали они. - Кто знает, это может быть очень красиво.
   Они не стали тратить времени на пеший переход. Расстояние было  слишком
велико. Вместо этого они растворились и воспарили, прихватив с собой Клея.
В образе сморщенных серо-зеленых потоков они сгрудились в небе  на  высоте
нескольких  миль,  окутанные   искрящимся   электромагнитным   облаком   в
ионосфере. Посмотрев вниз, Клей представил, что видит путь своих  недавних
скитаний, но не был уверен. С такой высоты все сливалось и перемешивалось,
и даже, когда Нинамин научила его настраивать изображение, у него остались
сомнения. Вон то неопределенное серое пятно внизу может быть Пустотой,  но
Ангелон сказала, что это мертвый луг,  болотистый  и  заброшенный.  Увидев
точку черноты, он решил, что это Пустота, а потом узнал, что они пролетали
над Лучшими из Первых вещей.
   - Что это? - спросил он, и Хенмер засмеялся:
   - Это брат того, что мы сегодня увидим.
   Они пересекли океан.
   - Я вижу Плавающих - крикнула Брил. Хенмер решил, что  нужно  позволить
Клею взглянуть на них, и они спустились на несколько  тысяч  футов.  Прямо
под поверхностью воды лежала дюжина огромных китоподобных зверей,  зеленая
кожа отливала золотом, каждый достигал в длину по крайней мере полмили. На
одном конце - единственный плоский глаз величиной  со  стадион,  венчающий
верхушку плоского черепа, и  пара  обтрепанных  усов  -  на  другом.  Клею
разрешили установить контакт с их разумом и он словно вошел  в  коралловый
сад  тропического  моря:  мелкого,  но  сложного.  Ясные  мысли  Плавающих
сплетались в барочных конфигурациях на огромной территории туши, они  были
покрыты богатой многоцветной коркой анемонов и  трубчатых  червей,  губок,
прилипал, щетинистых червей и хитиновых.  В  этом  хитросплетении  крались
крабы с глазками-бусинками на многочисленных  лапках,  лимули  с  длинными
колючими стенами, мирные морские зайцы, морские звезды. Мерцающая  кровать
чистого  белого  песка  лежала  повсюду.  Хотя,   когда   Клей   осторожно
проталкивался сквозь погруженный разум Плавающих, он понял,  что  это  все
ему чуждо: он не понимал ничего из того, что трогал.
   - А они тоже люди?
   - Нет, просто звери.
   - Как они достигли таких огромных  размеров?  Как  находят  достаточное
количество еды? Как это гравитация не разорвет их?
   - О, их часто разрывает, - ответил Хенмер. - Но для  них  это  неважно.
Они потом соединяются.
   Они спустились еще ниже, пока почти  не  коснулись  огромных  пасущихся
островов мяса. Некоторые  из  Плавающих  повернули  в  сторону  Клея  свои
золотые глаза.
   - Не приземляйся на них, - предостерег Хенмер. - Ты утонешь.
   Клей с близкого  расстояния  исследовал  запутанный  разум  Плавающего,
следуя по его тропинкам поворот за поворотом, пока  не  потерялся  в  лесу
нежно волнующихся любителей моря. Есть ли здесь  акулы?  А  барракуды?  Из
джунглей  дошла  единственная  мысль,  мощная,  интенсивная:   изображения
лежащего на пляже мертвого Плавающего, гниющего, чернеющего,  покрывающему
на  берегу  широкий  полукруг,  привлекающий   мусорщиков   с   нескольких
континентов. Картинка раскололась, и  Клей  снова  оказался  в  непонятных
коридорах кораллового сада.
   - Мы должны идти, - бормотал Хенмер. - Разве они не странны? Разве  они
не красивы? Мы часто навещаем их. Они оригинальны и свежи.
   - Мы любим животных, - подвела итог Нинамин.
   Они устремились вверх,  набирая  скорость  в  стеклянном  море.  Вскоре
показался берег, окаймленный бахромой близко  посаженных  деревьев.  Здесь
было ранее утро. Континент имел грубый вид: изогнутая  земля  и  ребристые
горы,  цветы,  которые  Клей  видел  сверху:  серый,   синий,   черный   и
темно-зеленый. Некоторое время они путешествовали по суше  и  вдруг  резко
спустились  на  вскрытую   равнину.   Перед   ними   вздымалась   одинокая
величественная гора, пустая и гладкая. Немного выше середины ее восточного
склона разверзлась потрясающая рана, откуда падали тонны камней,  создавая
проход в мрачной внутренности горы. И через этот проход прорвался Хаос.
   - Ничего не понимаю, - тихо сказал Клей.
   - Просто смотри. Просто смотри.
   Он смотрел. Казалось, из дыры сбоку  горы  хлынула  река.  Но  льющаяся
жидкость была таинственной и загадочной и несла в себе  множество  неясных
очертаний. Темный поток сопровождал пар. В его белом нимбе  образовывались
и исчезали разные фигуры: Клей видел чудовищ,  пирамиды,  древних  зверей,
машины, овощи, кристаллы, но не долго. Скиммеры вели его ближе к цели. Они
вздыхали и выражали свой  восторг  от  зрелища.  Какого  цвета  поток?  Он
казался глубоко синим с вкраплениями красного, но как только он  пришел  к
этому заключению, то обнаружил отчетливый зеленый оттенок  и  коричневатые
островки чего-то темно-бордового, а затем россыпь цветов, названия которых
он совсем не  знал.  Он  не  мог  определить  очертания,  потому  что  все
струилось. Текло. Поток появлялся горизонтально, подбегал к  краю  раны  и
через несколько сотен ярдов стремительно переливался  через  край,  сбегая
вниз несколькими струями и ударяясь о землю. Там,  где  приземлялся  поток
Хаоса, у подножия горы образовался бассейн. Как заметил Клей, из  бассейна
постоянно  рождалось  что-то:  на  берег  карабкались  животные  и   сразу
бросались бежать, неуклюжие трактора, самодвижущиеся  монолиты.  Здесь  не
было  и  двух  одинаковых  объектов.  Правилом  здесь   была   бесконечная
изобретательность.  Клей  видел  сверкающий   шпиль   зверя   и   толстого
змеевидного  червя  со  светящейся  антенной,  шагающую  черную  бочку   и
танцующую рыбу, тоннель с ногами. Он видел трио гигантских глаз без  тела.
Он видел  две  зеленые  руки,  схлестнувшиеся  в  отчаянном,  убийственном
пожатии. Он видел эскадрон марширующих красных яиц. Он  видел  колеса  без
рук. Он видел ковры поющей слизи.  Плодовитые  гвозди.  Одноногих  пауков.
Черные снежинки безголовых людей. Головы без людей.
   Каждое из этих чудес так стремительно  мчалось  через  равнину,  словно
только убежав отсюда, они получали право выжить. Но каждый  встречал  свою
судьбу, независимо от  того  полз  он,  крался,  прыгал,  катился,  бежал,
скакал,  скользил,  пританцовывал,  топал  или  выпрыгивал   из   парящего
бассейна. Им удавалось покрыть всего около полумили, затем  они  исчезали,
становясь прозрачными и быстро теряя вещественность, и в  несколько  минут
пропадали. Первобытный Хаос призывал свои творения обратно. Снова и  снова
некоторые  особенно  динамичные  чудища   стремились   спастись,   безумно
проносясь через равнину. Бесполезно. Бесполезно.  Реальность  вытекала  из
каждого. Клею было жаль их, несмотря на то что  некоторые  создания  Хаоса
были чудовищны, многие были очаровательны, элегантны, милостивы, деликатны
и прекрасны, и он едва успевал оценить  их  утонченную  красоту,  как  они
исчезали.
   Стоя рядышком, рука в руке, Скиммеры наблюдали чудеса  Хаоса.  Рядом  с
Клеем были Нинамин (женщина) и Хенмер (мужчина). Никто не говорил.  Высоко
над ними рана в горе извергала  кипящую  плодовитость.  Он  вспомнил,  как
увидел однажды фотографии, сделанные океанографами, только что вытащившими
сеть, полную планктона: миллионы крошечных переливчатых тварей  сновали  в
ней, блестящие зверушки многоглазые и многолапые, сердито бьющие хвостами,
горящие всеми цветами радуги в короткий момент жизни на палубе, затем  они
бледнели, оседали, обращались в копошащуюся слизь. Так и здесь,  только  в
большем масштабе. Выдающиеся возможности  Хаоса  восхищали.  Но  для  чего
созданы все эти исчезающие чудеса? Из какого  источника  бьет  этот  парад
великолепия? И что такое незримое лежит в горе, если возникает все это?
   - Сколько это продлится? - наконец задал он вопрос.
   - Вечно, - ответил Хенмер, - пока кто-нибудь не закроет гору.
   - А кто это сделает? - рассмеялась Нинамин.
   - Откуда все это берется?
   - Под миром есть реки. Одна из них вырвалась наружу. На нашем веку  это
случается в пятый раз.
   - Некоторые из источников еще продуктивнее, -  пояснила  Ти.  -  Каналы
меняются.
   - Каналы меняются, - согласился Хенмер.
   - Но если каналы меняются, - голос Клея звучал беспомощно, - почему  вы
сказали, что этот поток будет литься вечно.
   Скиммеры засмеялись. Из бассейна появился слон и исчез. Появились шесть
черепов. Две кровавых твари, по  очертаниям  похожие  на  огромных  собак,
высоко" подпрыгнули и потерялись, еще не  коснувшись  земли.  Бесформенной
массой вылетел рой сверкающих насекомых. В клубах серого  пара  показалось
ухмыляющееся лицо. Этому не было конца. Спустилась  ночь,  и  вся  равнина
засияла. А Хаос продолжал изливаться.



        26

   Внезапно он ощутил в душе всю неловкость  своего  положения.  Незаметно
Скиммеры потеряли к нему интерес. Может, он им надоел, может, их  внимание
достигло предела; как бы то ни было, они уже не так любили его.  Несколько
раз ему казалось, что они его действительно боятся. Или недолюбливают.  Но
ничего конкретного он сказать не мог.
   Стало труднее занять их разговором. Темы таяли и бледнели, исчезали  на
полуслове,  смех  и  похлопывание  слишком  часто   прерывали   формальные
предложения обмена информацией. Он делал еще попытки что-нибудь разузнать,
но намного реже.
   - Вернусь ли я в свое время?
   - Что стало со сфероидом?
   - Как создаются новые Скиммеры?
   - Где дом Неправедной? Кто она или что?
   - Зачем меня сюда притащили?
   - Когда вы делаете Формирование Неба?
   - Сколько лет миру?
   - Где Луна?
   - Зачем мне позволили страдать в зонах дискомфорта?
   - Буду ли я снова спать?
   - Я вас выдумал?
   - Или вы меня выдумали?



        27

   В один из дней они собирались выполнить  обряд  Формирования  Неба,  но
ничего не сказали Клею заранее. Теперь время пришло. Но они не нуждались в
его участии и не собирались большие делиться с ним важными вещами.
   Когда все  происходило,  он  подозревал,  что  должно  произойти  нечто
необычное. Они расположились вдоль побережья южного моря: пляж, состоявший
из  прекрасной  серой   гальки,   был   усыпан   невероятным   количеством
бледно-зеленых тел желеподобной рыбы, выброшенной  приливом.  Клей  всегда
любил море. Скиммеры занялись каким-то таинственным безмолвным  разговором
и  он,  предоставленный  сам  себе,  отправился  бродить   по   побережью,
пробираясь между рыбьими телами и наконец оказался по бедра в теплой воде.
Из порошкообразного дна торчали стебли водорослей, мимо проплывали сияющие
рыбины. Наслаждаясь ощущением волн, ласкающих его голое тело,  он  поплыл.
Нырнув, он безумно удивился, что может так  долго  оставаться  под  водой.
Потом лег на спину, подставив лицо солнечным лучам.
   Здесь могли бы водиться русалки.
   Стоило ему подумать об этом, как он  увидел  приближающуюся  наполовину
женщину,  наполовину  рыбу.  Бледные  плечи  облепили  длинные  золотистые
волосы. Плотная, полная  белая  грудь  с  красными  сосками.  Ярко-зеленая
чешуя. Гибкий сужающийся хвост,  сильный,  лоснящийся,  извивающийся.  Она
близко подплыла к нему и зависла рядом.
   - Да, - задумчиво произнес он, - неизбежный итог дробности человеческой
формы. Природа следует за искусством. Какая ты красивая!
   Она улыбнулась, вытянула губки и поцеловала  его.  Потом  положила  его
ладони на свои груди. Сверху - млекопитающее, снизу - рыба.
   - Люби меня, - ее голос звучал, как шорохи волн в раковине.
   - Но как? Где же гавань?
   Он зашарил руками по ее  чешуе.  Она  рассмеялась.  Даже  у  рыбы  есть
половые органы. Она ничем не помогла ему, и поиски не увенчались  успехом.
Если бы он сжал ее в  объятиях,  то  лишь  оцарапался  бы.  Хоть  какое-то
утешение. Он отпустил ее, но русалка не уплывала.
   - И много вас? - спросил  он.  -  Морской  народ?  Вы  -  древний  вид?
Возникли естественным путем или посредством генетических манипуляций?
   - Я не такая, как другие, которых ты знаешь.
   - Почему?
   - Я - не настоящая.
   Нет, он не верит. Он потянулся было к ее груди, но она исчезла  прежде,
чем он прикоснулся к ней. Нырнув, он вглядывался в мерцающую зеленую воду,
но не смог ее найти.
   Вернувшись на поверхность, он осознал, что начался какой-то беспорядок.
Исчезновение русалки, утрата этой милости, этой невинности  еще  наполняла
его душу чудом, но когда он примирился с окончанием видения, он более ясно
увидел, что происходит вокруг. Далеко в море на горизонте вставали водяные
вихри, вторгающиеся в прозрачный воздух. Они кружились, росли,  сжимались,
то раздвигаясь, то сдвигаясь, извергали струи рыб и водорослей к земле.
   Повернувшись лицом к берегу, он увидел, как изогнулся небесный свод, то
почти касаясь земли,  то  тут  же  отскакивая.  Раздалась  резкая  музыка:
перезвон и рев, скрежет  громадных  сверчков,  уханье  тяжелых  барабанов.
Солнце изменило спектр и  изливало  ясный  зеленоватый  свет,  были  видны
некоторые яркие звезды. С юга доносились короткие взрывы: бум,  бум,  бум,
бум. Земля вздрагивала. Затем музыка затихла, водяные смерчи упали в море,
солнце пожелтело, небо  сделалось  жестким,  а  взрывы  прекратились.  Все
действо длилось не более трех минут, и как он мог заметить, за время  этой
короткой таинственной нестабильности, ничто не изменилось.
   Он поспешил к берегу.
   Шестерка Скиммеров расположилась на поросшей травой дюне метрах  в  ста
от кромки воды.  Они  казались  изможденными  и  вялыми,  словно  восковые
манекены, которых слишком близко придвинули к  огню.  Все  они  застыли  в
некой промежуточной сексуальной форме - некоторые с грудью  и  выступающей
мошонкой, некоторые с илистым мужским телом и псевдовагинальной щелью,  но
никто четко не принадлежал ни к лагерю мужчин, ни к лагерю женщин. Их лица
тоже стали столь похожими, что он не смог бы различить кто из них кто.  Он
понял, что отличал Хенмер от Нинамин,  Ангелон  от  Ти,  Брил  от  Серифис
больше по качеству излучающего  духа,  чем  по  индивидуальности  черт,  а
сейчас они не излучали ничего определенного. Возможно, это вовсе и не  его
Скиммеры, а совсем другая группа. Все еще колеблясь, он приблизился к ним.
Когда на двоих из них упала его тень,  он,  смутившись,  отпрянул,  словно
вторгся на чужую территорию. Долго стоял он рядом с ними.  Их  глаза  были
открыты, но видели ли они его?
   Наконец он испуганно позвал:
   - Хенмер? Серифис? Нина...
   - ...мин, - закончила она, лениво потягиваясь. - Хорошо искупался?
   - Странно. Вы видели... что тут было?
   - А что? - голос Хенмер.
   - Водяные вихри. Барабаны. Солнце. Звезды.
   - А, это. Ничего особенного.
   - Но что же это такое?
   - Побочные эффекты. - Зевнул. Перевернулся,  подставив  солнцу  гладкую
спину. Клей  словно  примерз  к  месту,  руки  глупо  болтались.  Побочные
эффекты?
   - Нинамин? Ти?
   - Ты что несчастен?
   - Озадачен.
   - Да?
   - Водяные вихри. Барабаны. Солнце. Звезды.
   - Такое случается. Мы завершили цикл.
   - Цикл?
   - Пятый обряд. Формирование Неба.
   - Сделали?
   - Сделали и очень хорошо. А теперь отдыхаем. - Снова  голос  Хенмер.  -
Иди сюда, ложись рядом. Отдохни. Отдохни. Цикл завершен.



        28

   Удовлетворительных ответов он не получил. Они  снова  утонули  в  своем
бесчувствии. Он чувствовал себя опустошенным и  преданным.  Они  позволили
ему принять участие в других четырех обрядах, почему же  не  в  этом?  Они
воспользовались  опытом  его  жизни,  а  теперь  он  им  надоел.  Злой   и
пристыженный,  он  зашагал  прочь.  Он   понимал,   что   потерял   что-то
необыкновенно важное. Может быть, свой шанс  подобрать  ключ  к  ящику,  в
котором лежат ответы на все загадки. А им все равно. Им все равно.
   Взбешенный, взобрался он на дюну и быстро пошел в глубь земли.
   Сыпучий песок замедлил его движение. Еще он заметил маленькую  дорожку,
след,  оставленный  ползущими  плоскими  серыми  созданиями,  похожими  на
скорпиона. Они не обращали на него внимания  и  несколько  раз,  пересекая
дорожки, он подходил поближе и давил их. Его это беспокоило: он  не  хотел
наступить на кого-нибудь. Но вскоре песок уступил место грубой красноватой
глине,  покрытой  мясистыми  голубыми  растениями,  и  ползущие  насекомые
исчезли.
   Куда он идет?
   Он не был уверен, является ли его  уход  от  Скиммеров  проходящим  или
постоянным разрывом. Раздражение могло уменьшиться - в конце  концов,  они
дали ему столько необыкновенного.  Возможно,  скоро  ему  захочется  вновь
вернуться  к  ним.  С  другой  стороны,   неж