трел за футляром с эластичными бинтами, под коробочкой с бумажными салфетками. Ничего. Этого нельзя было обнаружить ни за баночками с витаминами, ни за электроточилкой, ни за двумя коробочками карандашей, стоящими рядом. Тино был прав: этого здесь не было. Это было украдено. Чтобы убедиться наверняка, Пумо заглянул под стол, перевернул крышку и посмотрел под ней, а потом перерыл корзину для бумаг. Там была куча скомканных бумажных салфеток, старая копия "Виллидж Войс", кусок оберточной бумаги, письма с просьбой о помощи из разнообразных благотворительных организаций, товарные чеки из бакалеи, несколько нераспечатанных конвертов, объявляющих получившему их, что он уже выиграл главный приз, кусочек ваты и пробка от баночки витаминов. Скрючившись над корзиной, Пумо поднял глаза и увидел Мэгги, стоявшую в дверном пролете. Руки девушки безвольно висели по бокам, на лице было такое выражение, будто Мэгги еще спит. -- Я знаю, я выгляжу сумасшедшим, -- сказал Пумо. -- Но я был прав. -- Так чего же не хватает? -- Сейчас скажу, дай мне только несколько секунд подумать. -- Все так плохо? -- Пока не пойму. -- Тино встал. Он чувствовал усталость во всем теле, но не в голове. Спустившись с платформы, он подошел к Мэгги. -- Ничего плохого, я уверена, -- произнесла девушка. -- Я как раз думал об одном парне. Его звали М.О.Денглер. -- Это тот, который умер в Бангкоке? Пумо протянул свою руку, взял руку Мэгги и развернул ее, как разворачивают поднятый с земли осенний лист. Когда он вот так смотрел на ее руку, она вовсе не выглядела узловатой. Ладошку пересекало множество линий. Пальцы были маленькими и изящными, не толще сигареты. -- Бангкок не лучшее место, где можно было умереть, -- сказала Мэгги. -- Я ненавижу Бангкок. -- Я и не знал, что ты бывала там. -- Пумо перевернул ладонь девушки. Ладошка была почти розовой, тыльная же ее сторона -- того же золотистого цвета, что и все тело Мэгги. Суставы пальцев были несколько больше, чем можно было ожидать, или же наоборот -- запястье было слишком тонким. -- Ты много чего обо мне не знаешь. Оба они понимали, что Пумо сейчас расскажет Мэгги, что же исчезло со стола, и что весь этот разговор лишь помогает ему выиграть время, нужное, чтобы переварить то, что он обнаружил. -- А в Австралии ты была? -- Тысячу раз, -- Мэгги скорчила недовольную гримаску. -- Ты-то небось был там в отпуске и всю неделю болтался по Сиднею в поисках сексуальных приключений. -- Точно, -- не стал спорить Пумо. -- Теперь мы можем погасить свет и вернуться в спальню? Мэгги повела Пумо по узкому коридору обратно в спальню. Пумо подошел к своему краю постели, лег и закутался в одеяло. Он скорее почувствовал, чем увидел, как Мэгги легла рядом, а затем привстала, подперев голову кулачком. -- Расскажи мне о М.О.Денглере, -- попросила она. Пумо немного поколебался, но затем в голове его как будто сама собой родилась первая фраза. За ней последовала вторая, третья, еще и еще, будто не он произносил слова, а они рождались по собственной воле. -- Мы сидели на краю заболоченного поля, -- начал Пумо. -- Было часов шесть вечера. Все были злыми как черти, потому что мы потеряли целый день, проголодались и точно знали, что наш новый лейтенант не имеет ни малейшего понятия о том, что делает. Лейтенанта прислали всего дня два назад, и он все время пытался показать, какой он умный. Это был Биверс. -- Я поняла. -- Так вот, он догадался вывести отряд на целый день в погоню никому не понятно за кем. Прежний лейтенант на его месте, как это всегда бывало раньше, приказывал высадиться в одной из зон, поискать немного, нет ли вокруг кого-нибудь, в кого можно немного пострелять, а затем вернуться в зону высадки и ждать, пока нас заберут. Если начиналась какая-нибудь заварушка, мы обычно вызывали по рации воздушные экипажи, артиллерию или же стреляли сами, в зависимости от обстоятельств. Мы только отвечали, никогда не начиная первыми. Для этого нас туда и посылали -- чтобы заставить вьетконговцев выстрелить в нас, а уж затем в ответ перестрелять их. Вот так все и было. Довольно просто, когда привыкнешь. А этот новый парень -- Обжора Биверс, он вел себя так... Всем стало ясно, что мы попали в нехорошую историю. Потому что, чтобы отвечать на огонь противника, надо знать, кому ты отвечаешь. А этот парень был только что из отряда подготовки офицеров в каком-то там дурацком колледже, и вел он себя так, как будто был героем приключенческого фильма. Он уже видел себя героем. Он возьмет в плен Хо Ши Мина, он уничтожит целую вражескую дивизию, для него уже приготовлена медаль за отвагу, на свидетельстве уже написано его имя. Примерно так это выглядело. -- Когда мы дойдем до М.О.Денглера? -- мягко спросила Мэгги. -- Сейчас, сейчас, -- засмеялся Пумо. -- Так вот, наш новый лейтенант, сам того не замечая, увел нас из предполагаемой зоны действий. Он был до того поглощен мечтами о славе, что ошибся, читая карту. И получилось так, что Пул все время передавал по рации на базу неправильные координаты. Мы сбились даже с главного направления, чего вообще еще не бывало ни с кем. Судя по карте, мы должны были уже подходить к зоне высадки, но ничто вокруг не напоминало знакомые места. Тут Пул говорит ему: "Лейтенант, я смотрел все это время на карту, и мне кажется, что сейчас мы находимся где-то рядом с Долиной Дракона". На это Биверс отвечает, что Майкл ошибается и лучше ему заткнуться, если он не хочет нажить неприятности. "Смотри, а то пошлют во Вьетнам", -- пошутил Андерхилл, и это окончательно взбесило лейтенанта. Вместо того чтобы признать свою ошибку, обратить все это в шутку и подумать вместе со всеми, как выбраться к зоне высадки, он сделал большую ошибку -- стал думать об этом один. А подумать, к сожалению, было о чем. За неделю до этого в Долине Дракона расстреляли целый отряд, и Жестянщик наверняка замышлял какую-нибудь ответную акцию. И раз уж мы оказались на этом месте, решил лейтенант, почему бы нам не спровоцировать вьетконговцев, войдя в Долину. Тогда Пул спросил его, можно ли вычислить их достоверные координаты и сообщить на базу. Но Биверс опять велел ему заткнуться и запретил передавать что-либо по рации. Он все изобразил так, будто Пул трусит, понимаешь? Биверс думал, что мы расстреляем там нескольких вьетконговцев или, может быть, небольшой отряд, что так и так планировалось устроить в Долине, а если повезет, то убитых окажется достаточно, чтобы наш новый лейтенант мог получить поощрение и считать себя героем, обагренным кровью. Что ж, к тому моменту, когда мы вернулись на базу, он действительно был весь в крови, тут уж ничего не скажешь. Итак, Биверс приказал двигаться дальше в Долину Дракона, и абсолютно всем, кроме него, было понятно, что это полное безумие. Один придурок -- Виктор Спитални -- ехидно спросил Биверса, сколько он собирается продержать нас здесь. "Столько, сколько понадобится, -- прикрикнул на него лейтенант. -- Здесь вам не лагерь бойскаутов". Тут Денглер говорит: "А мне нравится этот новый лейтенант", я поворачиваюсь и вижу, что он счастливо улыбается, как мальчишка, которому дали большой кусок пирога. Денглер никогда не видел никого похожего на нашего нового лейтенанта. Они с Андерхиллом рассмеялись. Наконец мы добрались до видневшегося вдалеке заболоченного поля. Начинало темнеть, в воздухе кружили стаи слепней. Шутке, если это была шутка, на этом месте пора было закончиться. Все были вымотаны до предела. По ту сторону поля виднелись деревья, похоже, там начинались джунгли. Посреди поля торчали несколько обломков деревьев и видны были какие-то довольно глубокие ямы, наполненные водой. Едва взглянув на это поле, я сразу почувствовал себя как-то странно. Поле напоминало о смерти, оно выглядело как сама смерть. Это еще мягко сказано. Оно выглядело как Богом проклятый кладбищенский двор, и от него исходил запах кладбища, если ты понимаешь, о чем я говорю. Такой же запах наверняка стоит на живодерне, где убивают никому не нужных собак. Затем на краю одной из ям я заметил что-то похожее на подшлемник, а рядом -- сломанный ствол М-16. "Прежде чем вернуться в лагерь, -- сказал Биверс, -- почему бы не исследовать этот кусок территории. Мы должны посмотреть, что там, на другой стороне. Неплохая идея, правда?" "Лейтенант, -- возразил Пул, -- мне кажется, это поле может быть заминировано". Он увидел то же, что и я, понимаешь? "Вам кажется? -- переспросил Биверс. -- Тогда почему бы вам и не отправиться туда первым, Пул? Раз уж вы решили быть сегодня нашим командиром?" Слава Богу, не только мы с Пулом заметили подшлемник и ствол винтовки. Так что никто не пустил бы на поле Пула, никто также не горел желанием попробовать сам. "Итак, вы считаете, что поле заминировано?" -- спросил Биверс. -- Итак, вы все, парни, уверены, что поле заминировано, -- заорал лейтенант Биверс. -- И вы действительно думаете, что я куплюсь на эту байку? Это просто борьба за власть, а командую здесь все-таки я, нравится вам это или нет. Денглер, ухмыляясь, повернулся к Пумо и прошептал: -- Ну разве тебе не нравится ход его мыслей? Денглер что-то прошептал мне, и тут лейтенант окончательно взорвался. "О'кей! -- заорал он на Денглера. -- Если вы считаете, что это поле заминировано, что ж, докажите мне это! Киньте туда что-нибудь и попадите в мину. А если взрыва не будет, то мы все идем через поле". "Как прикажете", -- отозвался Денглер. -- Все, что угодно лейтенанту, -- сказал Денглер и с усмешкой на губах огляделся вокруг. -- Кинь лучше лейтенанта, -- угрюмо пробурчал Виктор Спитални. Денглер увидел наконец огромный булыжник, торчащий из земли неподалеку от него, ногой подкатил его к себе, нагнулся. Обхватил камень руками и поднял. Он поднял камень размером с собственную голову. Биверс бесился все больше и больше. Он приказал Денглеру швырнуть этот чертов булыжник на поле. Пул подошел к Денглеру, чтобы помочь. Вдвоем они раскачали камень и забросили его ярдов на двадцать. Все, кроме лейтенанта, упали лицом вниз. Ничего. Я ждал, что сейчас нас забросает шрапнелью. Но ничего не случилось. Все поднялись на ноги. Биверс злорадно ухмылялся. "Ну что, барышни, -- произнес он. -- Теперь довольны? Или нужны еще доказательства?" А дальше Биверс сделал совершенно удивительную вещь -- он снял с головы шлем, поцеловал его и сказал: "Следующим номером будет вот это. У моего шлема смелости больше, чем у вас всех вместе". Лейтенант размахнулся, чтобы забросить шлем как можно дальше на поле. Мы все наблюдали, как шлем взмыл ввысь, и к тому моменту, как он начал опускаться, его было уже едва видно. Они смотрели, как исчезает в темноте за роями мух и слепней шлем лейтенанта. К моменту, когда шлем коснулся земли, он был уже практически невидим. Взрыв удивил их всех, кроме разве что тех, кто дошел уже до такого состояния, когда ничем нельзя удивить. И опять все, кроме Биверса, упали лицом вниз. Столб багрового пламени взметнулся ввысь, земля содрогнулась под ногами. То ли из-за каких-то неполадок в механизме, то ли просто от вибрации, но вслед за первой миной тут же взорвалась вторая, и осколок металла пролетел в миллиметре от щеки Биверса, так что он даже почувствовал его тепло. Затем лейтенант либо упал на землю специально, либо просто повалился рядом с Пулом в состоянии, близком к шоку. Он задыхался. В воздухе стоял едкий запах взрывчатки. Последовало несколько секунд полной тишины. Тино Пумо поднял голову, почти уверенный в том, что вот-вот взорвется еще одна мина, и в этот момент услышал, как вновь начали жужжать насекомые. Сначала Тино показалось, что он увидел в конце минного поля шлем лейтенанта Биверса, как ни странно, оставшийся целым и невредимым, хотя и засыпанный листьями. Затем он увидел, что листья под шлемом начинают принимать форму человеческого лба и глаз. Наконец Пумо понял, что это действительно были лоб и глаза. Шлем не был шлемом Биверса -- Шлем был надет на голову мертвого солдата. Взрыв приподнял с земли наполовину зарытое, обезображенное тело. На другом конце поля что-то закричали по-вьетнамски. Заливать смехом, ответил другой голос. -- Мы, кажется, попали в историю, лейтенант, -- прошептал Денглер. Пул достал из клеенчатого футляра свою карту и стал водить по ней пальцем, пытаясь определить, где же они находятся на самом деле. Глядя через поле на голову американского солдата, выплывающую в своем американском шлеме из болотной жижи, Пумо заметил, что земля как-то странно колеблется вокруг этого места, будто какие-то невидимые корни пытались выбраться наружу, разорвав мокрую землю в одних местах, потеснив стебельки травы в других. Что-то потревожило обломки деревьев посреди поля, они сдвинулись назад на несколько дюймов. Наконец Пумо понял, что взвод обстреливают с тыла. -- Раздались один за другим два взрыва, -- продолжал Тино Пумо свой рассказ. -- Затем со всех сторон послышалась трескотня по-вьетнамски -- я думаю, они специально дали нам побродить по лесу вслепую, чтобы точно определить, где мы находимся. Что ж, хотя бы за это можно было сказать спасибо Биверсу, который запретил Майклу Пулу пользоваться рацией. Вьетконговцы, засевшие у нас за спиной, стали стрелять, и наши жизни спасло только то, что они до сих пор точно не знали, где именно мы находимся, и стреляли туда, где мы должны были находиться по их мнению -- на том же самом поле, на котором они покрошили накануне целый взвод. И их выстрелы взорвали, наверное, около восьмидесяти процентов мин, заложенных среди тел мертвых американцев. Все выглядело так, как будто стреляют подземные огневые установки. Серии двойных взрывов следовали одна за другой -- сначала плюхался в болотную жижу снаряд, следом тут же взрывалась мина. Красно-желтое пламя немедленно перекрывалось красно-оранжевым, которые превращались в стену земли и дыма, среди которых можно было различить части трупов -- покореженные тела, ноги, руки. -- Зачем было минировать трупы? -- прошептала Мэгги Ла. -- Потому что они знали, что за трупами кто-то вернется. Солдаты всегда возвращаются за погибшими. Это единственное порядочное действие, совершаемое на войне. Ты забираешь с собой своих мертвых друзей. -- Вот так же твои друзья отправились теперь за Тимом Андерхиллом? -- Вовсе нет. Хотя, может быть. Пожалуй. -- Пумо подставил согнутую руку, Мэгги легла ему на плечо и прижалась к Тино покрепче. -- Двое ребят подорвались, как только мы побежали по минному полю. Биверс приказал нам двигаться вперед, и на этот раз он был прав, потому что огонь постепенно смещался в нашу сторону, и если бы мы не побежали, от нас бы только мокрое место осталось. Первым побежал парнишка по имени Кал Хилл, который совсем недавно прибыл в наш взвод, сразу же за ним -- Татуированный Тиано. Я никогда не знал его настоящего имени, но он был хорошим солдатом. Итак, Тиано сразу же убило. Прямо рядом со мной. Мне чуть не оторвало голову взрывной волной от мины, на которую он наступил, воздух вокруг на секунду сделался темно-красным. Он действительно был очень близко от меня. Так близко, что я подумал, будто это меня убило. Я ничего не видел и не слышал. Кругом был красный туман. Потом я услышал, как взорвалась еще одна мина и раздался истошный вопль Хилла. "Двигай задницей, Пумо, -- заорал Денглер. -- Она пока при тебе, так давай, двигай". Норм Питерс, наш медик, умудрился каким-то образом добраться до Хилла и теперь пытался ему помочь. Только тогда я заметил, что весь мокрый -- в крови Тиано. В нас стали слегка постреливать спереди, мы сняли с плеч винтовки и тоже открыли огонь. Артиллерийские снаряды шлепались у самой кромки джунглей, из которых мы только что выбежали. Я видел, как Пул кричит что-то по рации. Огонь усиливался. Мы все бежали через поле, прячась за всем, за чем только можно было спрятаться. Вместе с другими ребятами я вытянулся за поваленным деревом. Питерс перевязывал Кэла Хилла, пытаясь остановить кровотечение, а со стороны это выглядело так, будто док пытает Хилла, высасывает из него кровь. Кэл душераздирающе орал. Мы были демонами, они были демонами, все были демонами, на земле не осталось больше людей -- только демоны. У Хилла ничего не было посредине -- там, где должен был находиться желудок, кишки, член, виднелось сплошное кровавое месиво. Хилл видел, что с ним случилось, но никак не мог в это поверить. Он просто еще недостаточно пробыл в Наме, чтобы в такое поверить. "Прекратите эти вопли", -- закричал Денглер. Спереди раздалось еще несколько выстрелов из винтовок, затем мы услышали, как кто-то кричит: "Рок-н-роу! Рок-н-роу!" "Элвис", -- сказал Денглер, и все остальные закричали на него. Ребята начали стрелять. Потому что это был снайпер, который сам себя назначил нашим официальным убийцей. Стрелок он был потрясающий, можешь мне поверить. Я приподнялся и выстрелил, хотя и понимал, что вряд ли это что-то даст. Для М-16 использовались пули диаметром 5.56 вместо круглых калибра 7.62, чтобы легче было носить ящики с патронами, весившие в два раза меньше, но эти пульки не летели в цель с дальнего расстояния. В каком-то смысле старые добрые М-14 были лучше -- не только потому, что били дальше, но и потому, что из них действительно можно было прицелиться. Итак, я выстрелил еще несколько раз, хотя был практически уверен, что, даже если бы и видел старину Элвиса, все равно бы в него не попал. Но в этом случае я бы по крайней мере удовлетворил свое любопытство, узнав, как же он выглядит. Итак, мы залегли посреди минного поля между Двух отрядов вьетнамской армии, которые, скорее всего, шли на соединение с остальными в долину А-Шу. Не говоря уже об Элвисе. И Пул не мог никому сообщить, где мы находимся, потому что лейтенант не только завел нас черт знает куда, но еще и не уберег рацию, которая была теперь разбита. Мы были в ловушке. Следующие пятнадцать часов мы провели посреди поля, полного трупов, в обществе лейтенанта, который сходил с ума. Пумо слышно было, как лейтенант Биверс причитал: "О Боже, о Боже, о Боже". Кэлвин Хилл продолжал умирать, крича так, будто Питерс пронзал его язык раскаленными иглами. Остальные раненые тоже кричали. Пумо не видно было, кто они, дай не хотелось этого знать. Какой-то частью своего сознания Пумо больше всего на свете хотел сейчас встать, чтобы его убили и все это, наконец, закончилось. А другая половина была напугана этими мыслями, как и всем происходящим. Пумо сделал интереснейшее открытие: оказывается, у страха есть свои стадии, свои слои, каждый из которых ужаснее предыдущего. Смертельные снаряды ударялись о хлюпающую землю через равномерные промежутки времени, иногда вьетконговцы начинали стрелять из огнеметов. Пумо и все остальные прятались в углублениях, которые они частично нашли, а частично вырыли для себя. Пумо увидел наконец искореженный шлем лейтенанта -- он валялся рядом с коленной чашечкой мертвого солдата, вывороченного из болота взорвавшейся миной. Коленная чашечка и часть голени лежали недалеко от головы и плеч солдата. Мертвец глядел на Пумо. Лицо его было грязным, мертвые глаза широко открыты, и выглядел он глупым и голодным. Каждый раз, когда земля содрогалась и небо разрывал очередной взрыв, голова подпрыгивала и оказывалась на несколько дюймов ближе к Пумо, казалось, что плечи медленно ползут за ней. Пумо крепче вжался в землю. Он был во власти, наверное, одного из последних, самых жутких слоев страха, и кто-то или что-то шептало ему на ухо, что в тот момент, когда голова солдата доберется наконец до того места, где он прячется, и коснется его, он умрет. Затем он увидел, что Тим Андерхилл ползет в сторону лейтенанта, и поинтересовался про себя, зачем ему это нужно. В воздухе носились трассирующие пули, не говоря уже о разрывах мин. Ночь наступила как-то сразу, в одно мгновение. Лейтенант умрет. Андерхилл умрет. Все они умрут. И это был самый большой и самый страшный секрет. Пумо услышал, как Денглер что-то сказал Майклу Пулу и рассмеялся. Рассмеялся? Но смех был невозможен посреди этого жуткого поля, здесь возможен был только преследующий Пумо запах крови Татуированного Тиано. -- Ну что, лейтенант, намазал, дерьмом свои новые панталоны? -- послышался голос Андерхилла. -- Майкл, приготовь к работе рацию, хорошо? -- совершенно спокойно произнес М.0. Денглер. Сильнейший взрыв оглушил Пумо, разорвав на куски небо над его головой. Воздух стал белым, красным, затем опять непроницаемо черным. Визгливые, почти женские крики раздались со стороны, где лежал солдат по имени Тони Ортега, хороший, но жестокий солдат, который на гражданке был лидером шайки рокеров под названием "Наплюем на дьявола" где-то там в Нью-Йорке. Ортега был единственным другом Виктора Спитални. Теперь у Спитални не будет друга. Пумо понимал, что это не имеет никакого значения, потому что Спитални убьют вместе со всеми остальными. Крики Ортеги постепенно затихали, как будто его уносили куда-то вдаль. -- Что делать, что делать? О Боже, о Боже! -- скулил Биверс. -- О Боже, о Боже, о Боже! Я не хочу умирать, не хочу, не хочу, не хочу, я не могу умереть. Питерс отполз от Ортеги, направляясь к другому раненому. Еще один взрыв потряс землю, и мертвец опять подвинулся на несколько дюймов к Тино. Солдат по имени Тедди Уоллис объявил, что он собирается покончить наконец с этим проклятым Элвисом, его друг по имени Том Блевинс сказал, что с удовольствием составит компанию. Пумо видел, как двое солдат поднялись на четвереньки и поползли через поле. Уоллис, не успев проползти и нескольких дюймов, наткнулся на мину, и его разорвало буквально пополам. Его левая нога взлетела в воздух, и казалось, что она несколько секунд бежала над полем, прежде чем упасть. Том Блевинс прополз еще немного, а затем ткнулся носом в землю, срезанный так аккуратно, будто он просто споткнулся о натянутую проволоку. -- Рок-н-роу! -- вновь раздался из-за деревьев торжествующий крик Элвиса. Неожиданно Пумо заметил рядом ухмыляющегося Денглера. -- Тебя не удивляет, как это Бог умудряется делать все одновременно? -- спросил он Пумо. -- Что? -- не понял тот. Жизнь казалась ему сейчас совершенно бессмысленной, весь мир казался бессмысленным, эта война казалась бессмысленной, все было не больше чем ужасной шуткой. Смерть была страшной тайной, скрывавшейся на дне этой шутки, и демоны смотрели на этот мир, кривлялись и насмехались над ним. -- Что мне нравится в этой идее, -- продолжал Денглер, -- так это то, что Вселенная создала сама себя, а значит, продолжает воссоздавать самое себя. Так что разрушение -- часть этого воссоздания, которое продолжается непрерывно, понимаешь? И из всего этого следует самое восхитительное, Пумо, -- разрушение лежит в основе процесса творения, который кажется нам таким красивым. -- Отвали, мать твою! -- выругался Пумо, только сейчас поняв, что в действительности делал Денглер: нес разную чушь, чтобы разбудить мысли Пумо, вернуть ему способность к действию. Денглер не понимал, что демоны создали этот мир и смерть -- самая большая его тайна. Пумо вдруг осознал, что молчит уже довольно долгое время. В глазах его стояли слезы. -- Мэгги, ты не спишь? -- прошептал он. Мэгги дышала легко и тихо, голова ее по-прежнему лежала на плече Тино. -- Это исчадие ада украло мою записную книжку, -- прошептал Пумо. -- Зачем ей, интересно, могла понадобиться моя записная книжка? Чтобы украсть радио с часами и портативные телевизоры у всех, кого я знаю? -- Демоны улетели, -- донесся до них голос Андерхилла. -- И Денглер пытается убедить Пумо в том, что смерть -- мать красоты. -- Неправда, -- прошептал Денглер. -- Ты все понял неправильно. У красоты нет матери. -- Господи Иисусе, -- сказал Пумо, удивляясь про себя, откуда Андерхиллу могло быть известно про демонов. Наверное, он тоже видел их. Еще один взрыв осветил поле, и Тино увидел, что все оставшиеся в живых лежат как окаменелые на расстоянии выстрела от него и лица их повернуты к Андерхиллу, который кажется спокойным, невозмутимым, массивным и устойчивым, как гора. В этом был какой-то секрет, секрет, запрятанный так же глубоко, как один из тех, что хранили демоны, но что это был за секрет? Их мертвые товарищи и мертвые солдаты, которые были заминированы, из предыдущего отряда, погибшего здесь, лежали по всему полю. Нет, думал Пумо, демоны должны быть глубже, потому что здесь -- не преисподняя, это хуже преисподней -- в преисподней ты уже умер, а в этом аду вынужден сидеть и ждать, пока тебя убьют. Норм Питерс ползал туда-сюда, перевязывая раны. Вновь наступила темнота. Когда поле снова осветилось, Пумо увидел, что Денглера уже нет рядом -- он ползал теперь вместе с Питерсом, помогая ему. Денглер улыбался. Увидев, что Пумо смотрит на него, он широко осклабился и указал пальцем на небо. "Помни, помни, -- хотел он сказать. -- Вселенная воссоздает сама себя, прямо здесь и прямо сейчас". Поздно ночью вьетнамцы начали стрелять шестидесятимиллиметровыми снарядами из американских пушек М-2. Несколько раз за этот час перед рассветом Пумо казалось, что он окончательно сошел с ума. Демоны вернулись вновь и с громким смехом носились над полем. Пумо понял наконец, что они смеются над ним и над Денглером, потому что даже если они переживут эту ночь, это все равно не спасет их от того, чтобы умереть бессмысленной смертью, а если все на этом свете происходит одновременно, значит, их смерть принадлежит не будущему, а настоящему, а память -- только шутка, игра в перевертыши. Пумо видел, как Виктор Спитални пытается отрезать уши у Тони Ортеги, бывшего лидера шайки, грозившейся наплевать на самого дьявола, и это зрелище заставляло демонов плясать и визжать от удовольствия. -- Что ты делаешь? -- прошипел Пумо, поднимая комок земли и бросая его в Спитални. -- Это же твой лучший друг! -- Мне нужно что-нибудь, что я мог бы предъявить после всего этого, -- сказал Спитални, однако все же прекратил, убрал нож за пояс и торопливо отполз в сторону, как шакал, успевший насладиться падалью. Когда наконец прибыли вертолеты, части СВА отступили обратно в джунгли, и "кобры", боевые вертолеты, выпустили по кронам деревьев несколько ракет, поджарив, вероятно, несколько обезьян, затем развернулись, направляясь обратно в Кэмп Крэнделл. Еще один вертолет опустился на опушку. Невозможно вспомнить, как почти спокойно может быть в UH1-B, пока не доведется посидеть в нем снова. 3 -- По правде говоря, мы полицейские из Нью-Йорка, -- объявил Гарри Биверс водителю такси, костлявому беззубому китайцу в футболке, который только что спросил его, что им понадобилось на Буги-стрит. -- А, -- сказал водитель. -- Полицейские. -- Мы здесь расследуем одно дело. -- Дело, -- эхом отозвался таксист. -- Очень хорошо. Это для телевидения? -- Мы разыскиваем одного американца, которому нравилась Буги-стрит, -- торопливо пояснил Майкл Пул. Физиономия Биверса покраснела, губы сжались в тонкую линию. -- Мы знаем, что он переехал в Сингапур. И хотим показать на Буги-стрит его фотографию, посмотреть, не знает ли его там кто-нибудь. -- Буги-стрит вас разочарует, -- сказал таксист. -- Я выхожу из машины, -- прервал их Гарри Биверс. -- Не могу больше это выносить. Остановите. Мы выходим. Водитель пожал плечами, послушно включил мигалку и стал пробираться к тротуару через три ряда машин. -- Почему вы считаете, что Буги-стрит нас разочарует? -- спросил Майкл. -- Потому что там больше ничего нет. Мистер Ли, он вычистил Буги-стрит. -- Вычистил? -- Мистер Ли заставил всех "девушек" убраться из Сингапура. Никого больше нет -- только картинки. -- Как это -- только картинки? -- Вы идете вечером по Буги-стрит, -- терпеливо пояснил водитель. -- Проходите мимо баров. Перед ними видите картинки, покупаете их и берете с собой домой. -- Черт побери, -- сказал Биверс. -- Кто-нибудь в одном из этих баров наверняка знает Андерхилла, -- сказал Майкл Пул. -- Он мог и не уехать из Сингапура только потому, что прогнали его любимых "девушек". -- Ты уверен? -- спросил Биверс. -- Ты стал бы покупать головоломку из картинок, зная, что самый важный кусок в ней отсутствует? -- Осмотрите достопримечательности Сингапура, -- посоветовал таксист. -- Вечером Буги-стрит, а сейчас -- Сады Тигрового бальзама. -- Ненавижу сады, -- сказал Биверс. -- Этот сад усажен не цветочками, -- возразил таксист. -- Он состоит из скульптур. Все стили китайской архитектуры. Герои китайского фольклора. Сцены ужасов. -- Сцены ужасов, -- повторил Биверс. -- Питон, заглатывающий козленка. Тигр, приготовившийся к прыжку. Вознесение Духа Белой Змеи. Дикий человек из Борнео. Со Хо Чанг в Логове Паука. Дух Паука в образе красивой женщины. -- Звучит заманчиво, -- вмешался Конор Линклейтер. -- А самая интересная часть -- та, где изображены сцены пыток. Скульптуры, изображающие ад, наказания души после смерти. Очень красиво. Очень поучительно. И очень страшно. -- Как вы считаете? -- спросил Конор. -- Меня больше волнуют наказания, которым подвергаются души людей до смерти, -- сказал Майкл. -- Но давайте посмотрим. Водитель немедленно выехал наперерез трем рядам машин. Таксист высадил трех друзей в конце широкой аллеи, ведущей к воротам, на которых между белыми и зелеными колоннами виднелась надпись: "Хо Пар Вилла". Люди постоянно входили в ворота, другие выходили. Чуть вдалеке виднелись еще одни ворота в форме пагоды. Китайцы и китаянки в рубашках с короткими рукавами и летних платьях, подростки в пестрых одеждах, школьницы в форме, напоминавшей форму мальчиков в английских школах, пожилые пары, держащиеся за руки, мальчики в коротких штанишках -- все эти люди двигались в обе стороны по широкой аллее, ведущей от входа в глубь Садов. По меньшей мере половина гуляющих что-то ела. Жарко палило солнце. Пул отер пот со лба. С каждым часом день становился все жарче, и воротник его рубашки уже успел промокнуть. Друзья прошли через вторые ворота. Рядом с аллегорической фигурой, изображавшей Таиланд, находился макет, состоящий из изображения крестьянки, растянувшейся на некоем подобии поля, выронив корзину и простирая руки в немой мольбе о помощи. К женщине бежал через поле ребенок, пожилой крестьянин в шортах и шляпе в форме пагоды простирал над ней руки, то ли предлагая помощь, то ли изрыгая проклятия. (В буклете, который раздавали тут же бесплатно, пояснялось, что крестьянин предлагает женщине бутылочку тигрового бальзама.) Чуть вдалеке паслись два быка. Пот стекал по лицу Майкла. Он вспомнил грязное поле, простиравшееся за холмами, и Спитални, поднимающего винтовку, чтобы прицелиться в женщину, бегущую к стоящим в кружок сараям, за которыми паслись тощие быки. Ярко-синяя пижама девушки была хорошо заметна на фоне коричневого поля. Москиты. За плечами девушки болтались на коромысле две бадьи, выплескивая немного воды при каждом ее шаге. Пул испытал настоящий шок, поняв, что ведра с водой имеют для нее такое же значение, как и собственная жизнь, -- ей, очевидно, даже не пришло в голову бросить коромысло. Щелкнуло ружье Спитални, ноги женщины дернулось, и несколько секунд казалось, что она как бы летит параллельно земле, не касаясь ее. Затем женщина упала, мгновенно став бесформенной ярко-синей кучей, валяющейся возле упавшего коромысла. Ведра покатились вниз по холму. Спитални выстрелил еще раз. Быки устремились прочь от деревни, они бежали бок о бок, так тесно, что почти касались друг друга. Тело женщины дернулось вперед, как будто его толкала какая-то бесплотная невидимая сила, затем покатилось с холма. Руки ее мелькали то сверху, то снизу, напоминая лапки прибитой мухи. Пул повернулся к Гарри Биверсу, который, закончив осматривать композицию, напоминавшую гипсовый слепок человеческого мозга, красовавшуюся над первыми воротами, смотрел теперь на двух хорошеньких китаяночек, весело смеющихся над чем-то возле ворот, изображавших пагоду. -- Помнишь, как Спитални застрелил женщину около Я-Тук? Ну ту, в синей пижаме. Биверс взглянул на него, вновь перевел глаза на скульптуру крестьянина и его жены. Затем он улыбнулся и закивал: -- Ну конечно. Но это ведь было в другой стране, к тому же та девка давно мертва. -- Нет, -- влез в разговор Конор Линклейтер. -- Это была другая девка, к тому же та страна давно мертва. -- Она наверняка была с вьетконговцами, -- сказал Биверс. Он снова взглянул на китаянок, как будто все они были вьетконговцами, которых необходимо уничтожить. -- Она была там, значит, путалась с вьетконговцами. Девушки прошли мимо Биверса, двигаясь будто на цыпочках. Девушки были стройными, с волосами по плечи и в ярких платьях. Он взглянул на вершину ближайшего холма и увидел группу школьниц в форменных черных блейзерах и плоских шляпах. -- Все это место как будто бы до сих пор в начале пятидесятых годов, -- сказал Биверс. -- Я имею в виду не Сады, а весь Сингапур. Здесь до сих пор тысяча девятьсот пятьдесят четвертый год. Здесь арестовывают за переход через улицу в неположенном месте, за плевок на тротуар. -- Давайте найдем то место, где выставлены пытки, -- предложил Майкл, и Конор громко рассмеялся. На вершине холма, откуда открывался вид на все Сады, стояли указатели, на одном из которых значилось: "Камера пыток", и было указано направление. -- Эй, а эти Сады выглядят не так плохо, -- сказал Биверс. -- Я должен их сфотографировать. Он достал фотоаппарат и посмотрел, сколько пленки осталось в запасе. Затем он направился по бетонным ступенькам к входу на территорию "Камеры пыток". Подмигнув Пулу, Конор последовал за ним. Прохладное, затененное пространство известнякового грота было разделено на две половины широкой дорожкой, идя по которой посетители могли наблюдать через проволочные загородки за выставленными вокруг скульптурными группами. Когда Пул ступил на дорожку, друзья его были уже далеко впереди. Биверс непрестанно щелкал фотоаппаратом, практически не отрывая его от глаз. Большинство китайцев, осматривающих Камеру, ничем не выдавали своих чувств. Только маленькие дети время от времени показывали пальцами на статуи. -- Великолепно, великолепно, -- повторял Биверс. "Каменная скульптура, -- гласила табличка перед первой композицией. -- Площадка номер один". Меж двух половин огромной каменной плиты были как бы зажаты головы, руки, ноги, тела людей, раздавленных до смерти. Демоны с копытами тащили в направлении плиты маленьких детей. На второй площадке, рогатые дьяволы насаживали грешников на Длинные вилы и держали над огнем. Один из демонов вырывал у человека внутренности. Другие бросали детей в огромный бассейн, полный крови. Синий демон вырывал язык у человека, привязанного к столбу. Пул брел по дорожке между экспонатами и слышал, как щелкала, и щелкала, и щелкала фотокамера Гарри Биверса. Ухмыляющиеся дьяволы разрубали пополам женщину, расчленяли на куски мужчину, варили вопящих грешников в котлах с кипящим маслом, поджаривали их на длинных вертелах. Майкл вспомнил, отдавая себе отчет, что за этим воспоминанием где-то глубже кроется совсем другое: как во время интернатуры ему пришлось работать в палате "скорой помощи". Ему приходилось останавливать кровь, промывать раны, выслушивать крики, стоны и проклятия, ухаживать за людьми, чьи лица были изрезаны на куски ножами или бритвами, за людьми, практически убившими себя, принимая наркотики. "...Продайте мне немного этого долбаного морфина, док, -- умолял молоденький пуэрториканец в пропитанной кровью футболке, которому Майкл зашивал огромную рану, сам весь забрызганный кровью наркомана..." ...Везде кровь, кровь на бетонных плитах, кровь на камнях, руки и ноги на полу, вспоротые ножами животы. -- Эй, ребята, не загораживайте, -- донесся до Майкла голос Конора Линклейтера. -- Эй, Мики, эти парни действительно верят в бессмертие? И зачем Биверсу понадобились фотографии всего этого? Майкл услышал вопли Кэла Хилла, так долго умиравшего на том поле в Долине Дракона, и голос Денглера, произносящего слова: "И как это Богу удается делать все одновременно?" Денглер был прав: Бог действительно делает все одновременно. Все те дни, что Пул работал в палате "скорой помощи", он буквально заставлял себя ходить на работу. Заставлял себя встать, принять душ, насильно втискивался в одежду, заводил машину, доезжал до больницы, надевал спецодежду -- и все это в состоянии настолько полной депрессии, что она не была даже заметна окружающим -- видимо, ее воспринимали как обычное состояние Майкла Пула. Целыми днями он ходил ни с кем не разговаривая. Джуди приписывала настроение Майкла тем ужасам, которые приходилось видеть на работе, глядя на людей, буквально умирающих у него на руках, когда от каждого пациента исходила к тому же скрытая угроза. Обливаясь холодным потом, Майкл сделал еще несколько шагов под известняковыми сводами. Следующая группа изображала женщину с клеткой, полной кроликов, на спине и мужчину, держащего клетку с поросятами, перед судьей. Пул вспомнил красивые испуганные глаза кролика Эрни. Майкла обступали все новые и новые фигуры. Лишь годом позже, стажируясь в педиатрическом отделении пресвитерианской больницы "Колумбия" в Нью-Йорке, Майкл понял, в чем было дело. И вот теперь все пришло снова, здесь, в известняковом гроте. "Площадка номер десять. Людей, которым предстоит воплотиться в животных или другие низшие формы жизни, снабжают необходимыми им покрытиями -- мехом, кожицей, перьями, прежде чем они вступят в воды реки под названием Судьба, с тем чтобы бессмертные души содержались в надлежащей оболочке". Пул услышал смех Биверса уже за пределами грота. Он еще раз отер пот и вышел на солнцепек. Гарри Биверс стоял перед ним, улыбаясь во весь рот. Чуть ниже на холме виднелась яма, наполненная гипсовыми скульптурами сине-зеленых крабов, высовывавших оттуда свои омерзительные щупальца. В очередном гроте на другой стороне дорожки огромная женщина с куриной головой вцепилась в руку своего мужа с головой утки, явно желая убить его, хотя Майкл не смог бы объяснить, как он это понял. Он видел тревогу в утиных глазах мужа. Сам брак был смертью. Биверс сделал еще один снимок. -- Потрясающе, -- сказал он, оборачиваясь, чтобы запечатлеть знак на вершине холма, откуда они начали свою экскурсию в "Камеру пыток". -- В Нью-Йорке есть девицы, которые с ума сойдут, если показать им такое, -- сказал Гарри. -- Не верите? Есть девки, которые пойдут с кем угодно, только покажи им эти картинки. Конор, смеясь, отвернулся, чтобы не злить Гарри. -- Думаете, я не знаю, о чем говорю? -- голос его звучал слишком громко. -- Спросите Пумо -- он бывает там же, где и я, и он знает... 4 Покинув Сады Тигрового бальзама, друзья некоторое время брели без цели, не очень понимая, куда направляются. -- Может, вернемся обратно в Сады? -- предложил Конор. -- А то зашли куда-то в никуда. Это действительно было почти что так. Друзья поднимались на вершину одного из холмов по дороге с прекрасным гладким покрытием. Дорога шла между берегом реки с безукоризненно подстриженной травой и рядом бунгало, стоящих на довольно большом расстоянии друг от друга среди зелени садов. С тех пор как друзья вышли за пределы Садов, единственным живым существом, которое они увидели, был шофер в форме и темных очках, сидевший за рулем "Мерседеса 500 сел". -- Мы, должно быть, прошли уже около мили, -- сказал Биверс. Он давно уже вырвал из путеводителя карту города и теперь постоянно вертел ее в руках. -- Можете сами возвращаться в Сады, если хотите. А я уверен, что на вершине этого холма что-то должно быть. Черт побери, никак не могу найти на этой долбаной карте, где же мы находимся. -- Гарри вдруг остановился как вкопанный и уставился на какую-то надпись на коварной карте. -- Тупое дерьмо этот Андерхилл, -- сказал он. -- Почему? -- спросил Конор. -- Буги-стрит -- вовсе не Буги-стрит. Этот безмозглый попугай не знал, о чем говорит. Это Бугис-стрит. Это просто должна быть Бугис-стрит, больше здесь нет ничего даже близко похожего по названию. -- Но я думал, таксист... -- И все равно Бугис-стрит, здесь же ясно написано, -- Гарри сердито посмотрел на друзей. -- Если Андерхилл и сам толком не знал, куда отправляется, как, черт возьми, должны мы его искать? Они побрели дальше по холму и вскоре оказались на перекрестке без единого дорожного знака. Биверс решительно свернул вправо. Конор попытался было протестовать, что центр года и их отель находятся совсем в другой стороне, но Биверс продолжал идти вперед, пока Майкл с Конором не сдались и не последовали за ним. Через полчаса перед ними остановилось такси, водитель которого был очень удивлен, заполучив пассажиров в этом месте. -- Отель "Марко Поло", -- сказал Биверс таксисту. Он тяжело дышал, лицо пошло пятнами, причем уже невозможно было понять, были это красные пятна на белом фоне или же наоборот. На спине пиджака виднелась мокрая от пота полоса, которая шла от плеча к плечу. -- Мне просто необходимо принять душ и немного поспать, -- сказал Гарри. -- Но почему вы шли в противоположном направлении? -- удивлялся водитель. Биверс отказался что-либо комментировать. -- Эй, -- сказал Конор. -- У нас тут вышел маленький спор: как называется улица -- Буги-стрит или Бугис-стрит? -- Это одно и то же, -- ответил водитель. 15 Встреча с Лолой в парке 1 Что касается Конора Линклейтера, то ему весь этот спор по поводу названия улицы казался полной чепухой. Когда таксист, который вез друзей из ресторана, показал им на начало этой улицы, Конору подумалось, что это как раз подходящее место для Тима Андерхилла. Море огней, неоновые вывески баров, толпы людей, пришедших поразвлечься. Но, оказавшись на самой улице и увидев этих людей вблизи, без труда можно было понять, что Тиму Андерхиллу некуда было идти вместе с ними. Седеющие леди с дряблой кожей рука об руку со своими партнерами в мешковатых шортах и рубашках. Где бы вы ни встретили этих людей, у них всегда был характерный для туристов испуганный вид потерявшегося ребенка, как будто все, на что они смотрят, имело не большее отношение к действительности, чем телевизионная реклама туристических агентств. Больше половины людей, которые прогуливались туда-сюда по Бугис-стрит, наверняка прибыли на автобусах с надписью "Жасмин фар Ист Тур", припаркованных у въезда на улицу. Над головами гуляющих развевалось бледно-голубое знамя, которое держала в руках веселая хорошенькая блондинка в накрахмаленном блейзере того же цвета. Конор понимал, что он не может не обращать внимания на своих соотечественников, добравшихся сюда из Саут-Норуолк на увеселительную прогулку, как это делала половина прохожих на Бугис-стрит. Парни с хитрыми физиономиями сновали туда-сюда, заходя время от времени в бары и магазины. Почему-то парочками прогуливались проститутки в париках и облегающих платьях. Все игроки Сингапура, казалось, тоже собирались на этой улице, причем они, видимо, развили в себе способность избирательного зрения и туристов не замечали в упор. Из всего разнообразия звуков Бугис-стрит Конору удалось уловить обрывок песни "Ролинг Стоунз" "Джек-попрыгун", какую-то песенку из ковбойского фильма, причем обе эти мелодии боролись с какой-то душераздирающей какофонией, которая, видимо, должна была быть китайской оперой -- на деле же скрипучие голоса тянули нечто такое, отчего и у дворового пса разболелась бы голова. Звуки эти доносились из баров, над входами в которые висели маленькие стереоколонки, большей частью прямо над головами кланяющихся швейцаров. От всего этого у Конора постепенно разболелась голова. Не помогла, видимо, и порция бренди, выпитая за обедом в ресторане, даже если это действительно было "Экс-оу", которое Гарри Биверс называл жидким золотом. Конор уныло плелся за Биверсом и Пулом с таким чувством, будто все цимбалы на свете находятся сейчас у него в ушах. -- Можно начать и отсюда, -- сказал Майкл Пул, поворачивая к бару под названием "Восточная песня". Заметив их, швейцар немедленно выпрямился и начал размахивать обеими руками, крича: -- Заходите в "Восточную песню". "Восточная песня" -- ваш бар. Лучший бар на Бугис-стрит. Все американцы ходят только сюда. Возле двери маленький человечек в грязном халате, обнажая в улыбке редкие желтые зубы, театрально простирал руки в сторону стоящего рядом стенда с фотографиями. Фотографии были черно-белые, восемь на двенадцать, внизу под каждой было напечатано имя изображенной на них звезды. Дон, Роуз, Хотлипс, Рейвен, Билли Блю... приоткрытые рты, неестественно изогнутые шеи, восточные лица в обрамлении мягких черных волос. -- Четыре доллара, -- повторял человечек. Гарри Биверс схватил Конора за руку и втолкнул его в открытую дверь. Воздух, нагнетаемый кондиционерами, охладил пылающий лоб Конора. Он вырвал руку. Американцы, сидящие парами, как куры на насесте, на табуретках возле стойки, как по команде обернулись и улыбками встретили вошедших. -- Здесь ловить нечего, -- прокомментировал Гарри Биверс. -- Одна из стоянок туристических автобусов. Первый бар, у самого начала улицы, единственное место, где эти птички чувствуют себя в безопасности. -- Давай все равно спросим, -- возразил Майкл Пул. По меньшей мере половину бара оккупировали американские парочки лет шестидесяти-семидесяти. Конору слышно было, как кто-то пытается мучить пианино. Из общего гула голосов ему удалось выделить голос пожилой женщины, называвшей кого-то "сынок" и интересовавшейся, где его табличка с именем, которая должна бы висеть на груди. Конор с трудом понял, что женщина обращается к нему. -- Ты должен заказать себе выпивку, сынок, -- говорила она. -- и ты должен носить табличку. Мы ведь развлекаемся здесь все вместе. Конор взглянул на женщину с морщинистым лицом, покрытым светло-коричневым загаром, на груди которой действительно красовалась табличка с надписью: "Привет! Я -- Этель из увеселительного тура "Жасмин". Из-за спины Этель двое мужчин среднего возраста в очках без оправы, напоминавших Конору врачей, с которыми они летели в Сингапур, внимательно изучали его -- на Коноре была все та же Футболка с надписью "Эйджент Оранж", и он явно не походил на участника увеселительного тура. Конор видел, как Пул и Биверс подходят к бару, за стойкой которого коренастый бармен в бархатной бабочке умудрялся одновременно подавать выпивку, мыть бокалы и разговаривать со всеми желающими. Бармен показался Конору похожим на Джимми Ла. В задней части бара все было совершенно по-другому. Там не было туристов, за столиками сидели группки китайцев, потягивая бренди, перешучиваясь друг с другом и отпуская замечания в адрес девиц, проходящих мимо столиков. В самом дальнем углу бара черноволосый человек в смокинге, не похожий, однако, ни на китайца, ни на кавказца, сидел за крошечным роялем и что-то пел, но Конор так и не смог, сколько ни пытался, расслышать слова. Конор обогнул Этель, продолжавшую лопотать что-то дружелюбное, но абсолютно невразумительное, и подошел к бару как раз в тот момент, когда Майкл доставал из конверта фото Тима Андерхилла. -- Давайте-ка выпьем, как вы считаете? Мне водку со льдом. Не успел Конор глазом моргнуть, как на стойке перед ним появился бокал. Биверс уже успел пригубить из своего, как заметил Конор. -- Я его не знаю, -- сказал бармен. -- Пять долларов. -- Может, вы помните его по более давним временам? -- спросил Биверс. -- Он начал приходить сюда где-то году в шестьдесят девятом -- семидесятом. -- Это было слишком давно. Я был тогда маленьким мальчиком и ходил в школу. К монахам. -- Посмотрите еще раз, -- сказал Биверс. Бармен взял из рук Пула фото и поднес к глазам. -- Похож на монаха. Но я его не знаю. Когда друзья вновь оказались на шумной улице, Гарри Биверс обернулся к Майклу и Конору и пожал плечами: -- Я уже ничего не знаю, должен вам сказать. Это место производит на меня удручающее впечатление. Очень маловероятно, что Андерхилл все еще здесь. Внутренний голос подсказывает мне, что надо отправиться в Тайпей -- это место больше подходит Тиму. Уж за это я вам ручаюсь. Пул рассмеялся в ответ: -- Не так быстро, мы еще только начали. На этой улице еще по меньшей мере двадцать баров. В каком-нибудь из них наверняка кто-то вспомнит Тима. -- Да, кто-нибудь наверняка, -- вмешался Конор. Проглотив порцию водки, он был теперь почти уверен в этом. -- Поглядите-ка, на галерке, оказывается, тоже имеется собственное мнение, -- огрызнулся Биверс. -- Ты неплохо погулял когда-то в Тайпее, вот тебя и тянет туда, это же ясно, как Божий день, -- ответил Конор и быстро пошел вперед, чтобы удержаться и не ударить Биверса. -- Лучший бар! Лучший бар! -- слышались выкрики швейцаров то от одного, то от другого заведения. Конор чувствовал, что рубашка начинает прилипать к телу. -- Итак, следующим номером -- "Свингайм", -- послышался голос Гарри Биверса. Он шел по другую сторону от Майкла Пула, и Конор почувствовал что-то похожее на удовлетворение: Гарри понял наконец, что лучше с ним не связываться. -- Да, попытаем удачи в старом добром "Свингтаймс", -- отозвался Пул. Биверс отвесил шутливый полупоклон, открывая перед друзьями дверь бара и пропуская их вперед. За "Свингтаймом" последовал "Уиндджеммер", за "Уиндджеммером" -- "Гинза", "Плавучий Дракон", "Ведерко с кровью". Последний, по мнению Линклейтера, вполне оправдывал свое название. Именно так называл его отец подобные заведения. Биверс чуть слышно застонал, когда один из пьяниц, сгрудившихся у стойки, последовал за другим в небольшую комнатушку, служившую мужским туалетом, и начал, судя по звукам, доносившимся оттуда, выламывать ему руки. Бармен же с абсолютно невозмутимым выражением лица продолжал разглядывать фотографию Андерхилла. Теперь Конор, пожалуй, понимал, почему Этель из тура "Жасмин" предпочитала держаться у самого начала Буги-стрит. По лицу Гарри Биверса давно уже можно было прочесть, что ему хочется оставить эту затею и вернуться в отель, но Майкл Пул продолжал вести их из бара в бар. Конор восхищался Майклом, который не терял веры в успех мероприятия. В баре "Булфрог" посетители были пьяны настолько, что напоминали статуи. На стенах были движущиеся картинки, изображавшие водопад. В заведении под названием "Кокпит" Конор впервые заметил, что половина проституток, крутившихся вокруг, вовсе не были женщинами. У них были костлявые колени и широкие плечи -- вне всякого сомнения, это были мужчины. Конор начал смеяться -- надо же, мужики с огромными титьками и вполне аппетитными задницами -- и пролил пиво на возмущенного Гарри Биверса. -- Я знаю этого парня, -- сказал бармен. Он еще раз взглянул на физиономию Андерхилла и улыбнулся. -- Видел его? Недавно? -- спросил Конор. Гарри Биверс, отвернувшись, вытирал залитый рукав рубашки. -- Он ходит сюда? -- спросил Майкл. -- Нет, он ходил в другое заведение, где я работал. "Веселись, Чарли". Он любил покупать всем выпивку. -- А ты уверен, что это один и тот же человек? -- Да, конечно, Это Андерхилл. Он околачивался тут пару лет, но это было давно. Просадил тут кучу денег. Еще он ходил в "Плавающего Дракона", но это было до того, как бар сменил владельца. Я работал по ночам и часто виделся с ним. Мы говорили, говорили, говорили. Он пил, пил, пил. Настоящий писатель. Показывал мне книгу. Что-то там о животных... -- "Вижу зверя". -- Зверя, да. Но когда Пул спросил, не знает ли бармен, где Андерхилл может находиться сейчас, тот покачал головой и сказал, что с тех пор прошло слишком много времени и жизнь слишком сильно изменилась. -- Попробуйте спросить в "Маунтджой" на той стороне улицы. Основные завсегдатаи этих мест собираются там. Может, там встретите кого-нибудь, кто помнит Андерхилла еще по старым временам, вроде меня. -- Вам он нравился, правда? -- И очень долго, -- ответил бармен. -- Да, точно, мне очень долго нравился Андерхилл. 2 Конор почувствовал себя нехорошо, как только они вошли в бар, полное название которого было "Лорд энд Леди Маунтджой", хотя он не смог бы объяснить почему. Место было довольно спокойным. Вполне трезвые мужчины в темных костюмах сидели в отдельных кабинках по краям зала или же за квадратными столиками, расставленными на натертом до блеска паркете. Здесь не было дефилирующих между столиками проституток, только мужчины в костюмах и с галстуками и только один довольно странный тип в блестящей блузе с неимоверным количеством шарфиков вокруг шеи и стоящими дыбом налаченными волосами. -- Ради Бога, расслабься, -- попросил Биверс Конора. -- У тебя что, судороги? -- Не знаю его, никогда не видел, -- сказал бармен, едва взглянув на фотографию. -- Бармен на той стороне улицы сообщил нам, что когда-то этот человек часто бывал здесь, -- сказал Биверс, приваливаясь к стойке. -- Мы -- детективы из Нью-Йорка, и для очень многих людей важно, чтобы мы нашли этого парня. -- Какой бармен? -- При упоминании о полиции парень изменился в лице. -- Из "Кокпита", -- ответил Майкл, свирепо глядя на Биверса, который пожал плечами и начал вертеть в руках пепельницу. -- Здесь есть кто-нибудь, кто может помнить его? Кто-нибудь, кто посещал Бугис-стрит в те дни? -- Билли, -- ответил бармен. -- Он околачивается здесь с тех пор, как замостили эту улицу. Конор вздрогнул. Он сразу же догадался, кто из сидящих в баре -- Билли, и не испытывал ни малейшего желания с ним общаться. -- Вон там, сзади, -- пояснил бармен. -- Купите ему выпивку. Обычно он настроен дружелюбно. -- Да, парень выглядит вполне дружелюбным, -- вмешался Биверс. За задним столиком Билли в этот момент выпрямился и начал приглаживать волосы пятерней. Когда друзья подошли к его столику со своей выпивкой и бокалом виски, которое, по словам бармена, предпочитал Билли, тот опустил руки и в упор посмотрел на них. -- О, вы купили мне выпить, как это мило, -- произнес он. Билли не был китайцем, но Конор не мог понять, кем он был. Может, глаза его и были раскосыми, но их вообще невозможно было разглядеть под толстым слоем грима. Кожа Билли была очень бледной, а говорил он с английским акцентом. Все жесты Билли говорили о том, что в теле его поселилась женщина, которая прекрасно себя там чувствует. Он поднес бокал к губам, отпил из него и поставил на стол. -- Я надеюсь, джентльмены ко мне присоединятся. Майкл Пул сел напротив Билли, Биверс занял стоящий рядом стул, а Конору пришлось усесться на скамейке рядом с Билли, который повернулся и несколько раз взмахнул накрашенными ресницами в его сторону. -- Впервые на Бугис-стрит, джентльмены? Это ваш первый вечер Сингапуре? Ищете каких-нибудь экзотических развлечений? Боюсь, что в нашем городе осталось довольно мало стоящего. Но ничего -- каждый может найти здесь то, что хочет, если только знает, где искать. Еще один взмах ресниц в сторону съежившегося Конора. -- Мы кое-кого ищем, -- сказал Майкл Пул. -- Мы... -- начал было Биверс, но тут же осекся, изумленно глядя на Майкла, который наступил под столом ему на ногу. -- Молодой человек за стойкой считает, что нам лучше всего справиться у вас, -- продолжал Пул. -- Тот, кого мы разыскиваем, жил или все еще живет в Сингапуре, и лет десять -- пятнадцать назад он проводил очень много времени на этой улице. -- Так давно, -- Билли опустил голову. -- У этого человека есть имя? -- Тим Андерхилл, -- сказал Пул, кладя на стол перед Билли одну из фотографий. Билли часто заморгал. -- Узнаете? -- Возможно. Пул подвинул через стол сингапурскую десятидолларовую банкноту, Билли взял ее. -- Думаю, я знал этого человека, -- Билли тщательно изучал фото. -- Он ведь был заметной фигурой, правда? -- Мы его старые друзья, -- сказал Майкл. -- Нам кажется, что он нуждается в нашей помощи. Поэтому мы и приехали сюда. Мы оценим по достоинству любую информацию о Тиме. -- О, с тех пор многое переменилось, -- сказал Билли. -- Вся эта улица, впрочем, вам не понять. -- Билли продолжал с ностальгическим выражением лица разглядывать фотографию. -- "Цветочки". Этот парень был просто создан для "цветочков", правда? "Цветочки" и еще раз "цветочки". Он был солдатом на войне. Пул кивнул: -- Мы повстречались с ним во Вьетнаме. -- Красивое место, -- сказал Билли. -- Полная свобода. Ты видел когда-нибудь Сайгон, милашка? -- спросил он Конора, который испуганно вздрогнул, кивнул и сделал огромный глоток водки. -- Там работали наши лучшие "девочки". Теперь почти все уехали. Ветер переменился. Для них стало слишком холодно. Их нельзя осудить за это, правда? Никто ничего не ответил. -- Конечно, нельзя. Они жили для удовольствий и восторгов, жили иллюзиями. Разве можно обвинить их в том, что они не стали носиться по городу в поисках какой-нибудь жалкой работенки? Вот и разбежались. Большинство наших старых друзей отправились в Амстердам. Им всегда были рады в самых лучших клубах -- в "Кит Кэт Клубе". Вы видели когда-нибудь "Кит Кэт Клуб", джентльмены? -- Так что насчет Андерхилла? -- спросил Биверс. -- Весь в зеркалах, три этажа, хрустальные люстры. Мне часто его описывали. В Париже нет ничего, подобного "Кит Кэту". По крайней мере, так мне говорили. Билли снова пригубил виски. -- Слушай, скажи, где мы можем найти Андерхилла. Или ты просто водишь нас за нос? -- прервал воспоминания Билли Конор Линклейтер. В ответ он получил еще одну из сальных улыбочек Билли. -- Некоторые из тех, с кем мы веселились тогда, до сих пор еще в Сингапуре. Вам надо сходить на представление Лолы. Она работает в хороших клубах, не в этих жалких остатках былой роскоши на Бугис-стрит. -- Последовала пауза. -- Она веселая. Вам понравится ее шоу. 3 Четырьмя днями раньше за завтраком Тино отвлек от номера "Таймс" смешок, вырвавшийся у Мэгги, читавшей в это время "Нью-Йорк Пост". Они завтракали в "Ля Гросерии" (Тино испытывал сентиментальную привязанность к этому маленькому ресторанчику, за столиком которого он читал и перечитывал последнюю страницу "Виллидж Войс"). У газетного стенда на Шестой авеню они купили по газете, и Тино как раз просматривал новости, касающиеся ресторанов, когда его отвлекло хихиканье Мэгги. -- Что-нибудь интересное в этой грязной простыне? -- поинтересовался он. -- У них просто потрясающие заголовки, -- сказала Мэгги. -- "Молодого перспективного служащего убивают в аэропорту". Порядок слов не имеет значения. Вполне могло быть: "В аэропорту убивают молодого перспективного служащего". Или: "Убивают молодого перспективного служащего в аэропорту". Все равно приятно прочитать о кончине "молодого перспективного служащего". Тино нашел сообщение об этом убийстве в колонке "Тайме Метрополитен". Клемент В.Ирвин, двадцать девять лет, банкир, занимающийся капвложениями, чей доход позволял ему удерживаться среди шестерки самых преуспевающих банкиров и кого люди его круга считали "суперзвездой", был найден заколотым в мужском туалете рядом с багажным отделением "Пан-Американ". В газете Мэгги была фотография молодого человека с одутловатым лицом и маленькими широко расставленными глазами за стеклами очков. Черты его выдавали непомерные аппетиты и агрессию. Подпись под фотографией гласила: "Удачливый банкир Клемент В. Ирвин. На внутреннем развороте помещены были фотографии городского дома банкира на Шестьдесят третьей Восточной улице и виллы на Маунт-авеню в Хемпстеде, Коннектикут, а также пляжного домика на острове Сен-Мартен. В статье, помещенной в "Пост", высказывались предположения, что Ирвин был убит либо одним из служащих аэропорта, либо пассажиром, летевшим вместе с ним в самолете из Сан-Франциско. 4 На следующее утро после рейда по барам Бугис-стрит Конор Линклейтер проглотил две таблетки аспирина и примерно треть бутылки "Пепто-Бисмол", принял душ, надел джинсы и рубашку с короткими рукавами и присоединился к друзьям, ждавшим его в кофейне. -- Что тебя так задержало? -- поинтересовался Биверс. Они с Майклом уже доедали самый странный из всех завтраков, которые когда-либо доводилось видеть Конору. На столе стояли тосты, яйца и все, что положено, но еще там были мисочки с какой-то липкой белой массой вперемешку с чем-то желтым и зеленым и еще какие-то жирные колобки, которые можно было бы при желании принять за яйца, если бы только они не были зелеными. И Майкл, и Гарри, видимо, не нашли в себе сил отведать больше двух ложек этой мерзости. -- Меня штормит сегодня с утра, -- сказал Конор. -- Пожалуй, я лучше пропущу завтрак. Кстати, что это за бурда? -- И не спрашивай, -- ответил Гарри. -- Просто перебрал или приболел? -- поинтересовался Майкл. -- Думаю, и то, и другое. -- Несварение желудка? -- Я проглотил тонну "Пепто-Бисмола". Подошел швейцар, и Конор заказал кофе. -- Только американский кофе, -- подчеркнул он. Биверс улыбнулся и подвинул к нему через стол сложенную копию "Стрэйтс Таймс": -- Посмотри и скажи, что ты думаешь по этому поводу. Конор проглядел заголовки, сообщавшие о новых видах очистных сооружений, растущем числе предоставления банками займов людям со стороны, а не постоянным клиентам, дорожных пробках, ожидаемых в новогодние праздники, и, наконец, увидел то, что наверняка имел в виду Гарри Биверс: "Убиты двое в пустом бунгало". Американский журналист по имени Роберто Ортиз был найден мертвым в бунгало на Плантейшн-роуд. Рядом с телом Ортиза найден труп неизвестной девушки, которую удалось опознать только как малазийскую проститутку. Патологоанатомы утверждают, что тела, которые были найдены уже в стадии разложения, пролежали в бунгало по меньшей мере дней десять. Бунгало является собственностью профессора Ли Луа Фенга и пустовало примерно год, так как профессор преподает в данное время в университете Джакарты. Тело мистера Ортиза было изуродовано после смерти, наступившей от огнестрельных ранений. Неопознанная женщина также скончалась от стреляных Ран. Мистер Ортиз был журналистом и автором двух книг -- "Разори соседа: Политика Соединенных Штатов в Гондурасе" и "Вьетнам: впечатления от личной поездки". Сообщалось, что у полиции имеются данные, говорящие в пользу связи этого преступления с серией других, совершенных в Сингапуре в течение последнего года. -- Какие такие данные? -- Держу пари, они нашли карты Коко, -- сказал Биверс. -- И начинают постепенно смекать что к чему. Если бы такое случилось в Нью-Йорке, на это бы давно обратили внимание. Там написано, что тело "изуродовано". Готов спорить на что угодно, что у парня были выколоты глаза и отрезаны уши. Это работа Андерхилла, друзья мои. Мы прибыли вовремя. -- Господи Иисусе, -- воскликнул Конор. -- И что же нам делать дальше? Искать это... этого?.. -- Искать, -- подтвердил Майкл Пул. -- Я набрал в киоске бесплатных путеводителей и проспектов, и нам надо попытаться разузнать, где работает эта самая Лола, если она действительно еще работает. Клерки в магазине утверждают, что никогда не слышали ни о ком по имени Лола, так что придется попытаться самим. -- Но сегодня утром мы решили, что необходимо осмотреть места, где были найдены остальные трупы, -- бунгало, где убили Мартинсонов, это вот бунгало, где нашли новые трупы, и отель "Гудвуд Парк". -- Может, нам стоит поговорить с полицией? Выяснить, действительно ли на новых трупах тоже были найдены карты? -- Мне не хотелось бы выдавать Андерхилла полиции, -- сказал Гарри Биверс. -- А вам? Я хочу сказать, что мы, кажется, не для того сюда приехали. -- И мы до сих пор не знаем, Андерхилл это или нет, -- добавил Майкл Пул. -- И не знаем, действительно ли он в Сингапуре. -- Не стоит гадить в собственном дворе. Теперь ты понимаешь меня, Майкл? Пул листал "Стрейт Таймс" страницу за страницей. -- Конечно, Андерхилл здесь, -- сказал Конор Линклейтер. -- По-прежнему повязывает голову своим старым платком. Стал толстым, как свинья. Напивается каждый вечер. Он держит цветочный магазин, и все эти молоденькие мальчики работают на него и балдеют, когда Тим рассказывает им о своих подвигах в Наме. И все по-прежнему без ума от этой старой крысы. -- Давай, сочиняй дальше, -- сказал Биверс. Пул принялся за следующую газету, листая страницы с монотонностью метронома. -- Время от времени Тим запирается у себя в кабинете, или что у него там, и в муках рожает новую главу своей очередной книги. -- Время от времени он запирается в каком-нибудь пустом бунгало и выпускает из кого-то кишки. -- Это что, действительно яйца, позеленевшие от старости? -- спросил Конор, принимаясь изучать меню. -- А это что за зеленая моча? -- Чай. Минут через десять в "Вечернем Сингапуре", одном из путеводителей по ночному городу, который ему дали в киоске, Майкл Пул наткнулся на небольшое объявление, рекламирующее "Сказочную Лолу". Лола обнаружилась в ночном клубе под названием "Пеперминт Сити" в каком-то квартале, находившемся так далеко от центра, что его просто не могло быть на карте Биверса. Все трое уставились на фотографию женоподобного китайца с выщипанными бровями и высоко взбитыми волосами. -- Мне уже дурно, -- сказал Конор, лицо которого постепенно приобретало оттенок позеленевших от старости яиц. Пул пообещал Конору, что тот проведет весь день в своей комнате, куда ему вызовут доктора, обслуживающего отель. 5 Майкл не мог сказать, что он рассчитывает увидеть на местах убийств, так же как не представлял, что может сообщить ему Лола, но предполагал, что, увидев места, где совершались убийства, они смогут лучше представить себе картину преступлений. Им с Биверсом не понадобилось и десяти минут, чтобы добраться до Назим-хилл, где убили Мартинсонов. -- Что ж, он по крайней мере выбрал красивое место, -- сказал Гарри. Окруженная деревьями вилла стояла на некотором возвышении. Красная черепичная крыша, кремовые стены, большие окна -- вилла вполне могла быть одним из тех домиков, которым Майкл Пул любовался накануне из окна отеля. Ничто не говорило о том, что здесь были убиты два человека. Майкл и Гарри прошли под деревьями, чтобы солнце не так слепило глаза, и увидели перед собой комнату, напоминавшую длинную прямоугольную пещеру. Посреди деревянного пола было затертое бесформенное пятно, вокруг которого виднелись точки и разводы, а на самом пятне собралась пыль, скатавшаяся в шарики, напоминавшие небольшие клочки ваты, как будто кто-то сначала разлил здесь краску, а потом довольно небрежно попытался ее смыть. Пул вдруг понял, что между его тенью и тенью Биверса появилась еще одна. Он вздрогнул, чувствуя себя как ребенок, застигнутый в тот момент, когда он собирался что-то стащить. -- Извините, пожалуйста, -- произнес мужчина. -- Я не хотел вас испугать. Это был полный китаец в черных брюках и черной шелковой рубашке. -- Интересуетесь домом? -- А вы его владелец? -- спросил Пул. Он так и не мог понять, откуда взялся этот человек, появившийся бесшумно, как призрак. -- Я не только владелец, я еще и живу по соседству. -- Мужчина махнул рукой в сторону виллы, стоявшей буквально в нескольких шагах чуть выше на холме, которая была почти скрыта ветками деревьев. -- Я увидел, как вы входите, и заторопился сюда, потому что боялся, что здесь могут устроить оргию -- подростки иногда забираются в пустой дом. Молодежь ведь везде одинакова, правда? -- Смех хозяина напоминал лай. -- Но, увидев вас, я понял, что вряд ли вы решили совершить здесь акт вандализма. -- Ну конечно же, нет, -- заверил китайца Гарри Биверс. Взглянув краем глаза на Майкла, он решил, однако, не говорить, что они полицейские из Нью-Йорка. -- Мы -- друзья людей, которых здесь убили, и раз уж мы оказались в Сингапуре, то решили заглянуть сюда и посмотреть, где это произошло. -- Какое несчастье, -- сказал хозяин. -- Ваша утрата -- моя утрата. -- Вы очень добры, -- ответил Пул. -- Я имею в виду коммерческую сторону. С тех пор как это случилось, никто не хочет даже осмотреть этот дом. А если бы даже и захотели, я не смог бы пустить их внутрь, потому что полиция все здесь опечатала, -- он указал на выцветшую под дождем желтую бумажку, очевидно, содержащую запрет на вход в виллу, и на печать на входной двери. -- Мы не смогли даже отмыть кровь. О, простите, я не подумал. Я очень сожалею о том, что произошло с вашими друзьями, и искренне сочувствую вашему горю. -- Было видно, что хозяин смущен. -- В Сент-Луисе сейчас холодно? Как вам нравится климат Сингапура? -- А вы ничего не слышали? -- спросил Биверс. -- Той ночью нет. Но вообще я слышал его много раз. -- Много раз? -- переспросил Майкл. -- Я слышал его уже давно. Подросток. Он особенно не шумел. Просто паренек прокрадывался сюда по ночам, бесшумно, как тень. Мне ни разу не удалось его поймать. -- Но вы видели его? -- Однажды. Со спины. Я вышел из дома и увидел, как он крадется между деревьями. Я окликнул его, но парень не остановился. А вы бы на его месте остановились? Он был маленького роста -- совсем мальчишка. Я вызвал полицию, но они никого не нашли, а стало быть, некого было и выдворять. Я стал запирать дом, но он всегда находил способ пробраться туда. -- Он был китаец? -- Конечно. По крайней мере, мне так показалось. Впрочем, я ведь видел только его спину. -- Вы думаете, что это он совершил убийства? -- Не знаю. Конечно, это не исключено, но точно сказать не могу. Он казался таким безобидным. -- А что вы имели в виду, когда сказали, что слышали его? -- Я слышал, как он поет. -- И что же он пел? -- Какую-то песню на иностранном языке. Это не мог быть ни один из диалектов китайского и не английский или французский. Иногда я думал, что, может быть, это польский. Как же там было? -- китаец рассмеялся. -- "Рип-э-рип-э-рип-элоу", -- пропел он слова почти без мелодии и рассмеялся опять. -- Да так грустно. Два или три раза я слышал, как из дома доносится эта песня, сидя вечером у себя во дворе. Я подкрадывался так тихо, как только мог, но он всегда слышал, как я подхожу, и прятался где-то, пока я не уставал искать. В конце концов я смирился с ним. -- Смирились со взломщиком? -- удивился Биверс. -- Я стал относиться к пареньку как к своего рода забавному зверенышу. Он и жил-то как маленький зверь. Вреда от него никакого не было -- он только пел свою странную грустную песенку. "Рип-э-рип-э-рип-элоу". Китаец вдруг показался Майклу каким-то одиноким. Он попытался представить себе американского домовладельца, выглядящего одиноким в шелковой рубахе и первоклассных мокасинах, но не смог. -- Парень, должно быть, ушел отсюда еще до убийства, -- хозяин посмотрел на часы. -- Вам нужно что-нибудь еще? Китаец помахал вслед Майклу и Гарри, когда они вышли на Назим-хилл, и продолжал махать, когда они направились на Орчад-роуд, чтобы поймать такси. Как только шофер такси указал им на отель "Гудвуд Парк", друзья сразу поняли, где именно было обнаружено тело Клива Маккенна. Отель стоял на склоне холма, обращенном в сторону деловой части города. Выйдя из такси, друзья прошли мимо зарослей кустарника и поглядели вниз с холма. Там были заросли какого-то жесткого темно-зеленого растения, по виду напоминавшего мирт. -- Вот тут он его и прикончил, -- сказал Биверс. -- Они, наверное, встретились в баре. "Выйдем на воздух, здесь душно". И ножом его. "Прощай, Клив". Интересно, узнаем ли мы что-нибудь стоящее у портье? Подойдя к конторке, Биверс спросил: -- Не проживал ли в отеле примерно в то время, когда убили мистера Маккенна, некий мистер Андерхилл? -- В руках Гарри держал сложенную десятидолларовую банкноту. Клерк забарабанил по клавишам компьютера, стоящего перед ним на столе. Он совершенно обескуражил Майкла, сообщив, что за шесть дней до того, как обнаружили тело, в отеле ожидали прибытия некоего мистера Тимоти Андерхилла, но он так и не приехал, хотя номер на его имя был заказан. -- Очко! -- провозгласил Биверс. Клерк потянулся за банкнотой, но Гарри убрал руку. -- У вас есть адрес этого Андерхилла? -- Конечно, -- ответил клерк. -- Нью-Йорк, Гранд-стрит пятьдесят шесть. -- А как он сделал заказ? -- Здесь не помечено. Наверное, по телефону, и номера кредитной карточки тоже нет. -- Не написано, откуда он звонил? Клерк покачал головой. -- Это плохо. -- Биверс спрятал банкноту и кивнул Майклу в направлении выхода. Они снова оказались на палящем солнце. -- Но зачем ему понадобилось называться настоящим именем, если он собирался платить наличными? -- спросил Пул. -- Майкл, Андерхилл всю жизнь был такого высокого о себе мнения, что, видимо, посчитал, что ему все сойдет с рук. И согласись, Майкл, он ведь явно не в себе: убивать людей -- это вряд ли можно назвать логичным поведением. А ты хочешь, чтобы я сказал тебе, почему он назвался настоящим именем. Зато как я сэкономил десять баксов. -- Биверс кивнул швейцару, который тут же засвистел, подзывая такси. -- Ты знаешь, -- сказал Майкл, -- мне кажется, я уже слышал этот адрес -- Нью-Йорк, Гранд-стрит пятьдесят шесть. -- О, Господи, Майкл!!! -- Что такое? -- Ресторан Пумо, болван! "Сайгон" находится на Гранд-стрит Пятьдесят шесть, Нью-Йорк, штат Нью-Йорк, Соединенные Штаты Америки. Плантейшн-роуд начиналась у высокого здания отеля на углу улицы с движением в шесть полос и очень быстро превращалась в комфортабельный элитарный район, сплошь состоящий из длинных одноэтажных домов за запертыми воротами в окружении зеленых лужаек. Когда такси подъехало к дому семьдесят два, Биверс попросил водителя подождать, и друзья вышли из машины. Бунгало, где убили Роберто Ортиза и неизвестную женщину, в ярких солнечных лучах напоминало кусок торта с розовым кремом. По обе стороны росли мальвы с яркими цветами, затенявшие газон. На воротах висела желтая табличка, оповещавшая всех интересующихся, что дом опечатан сингапурской полицией, проводящей расследование по делу об убийстве. Перед воротами были припаркованы две темно-синие полицейские машины, в окнах дома видны были полицейские. -- А ты заметил, какие хорошенькие девушки-детективы в полиции Сингапура? -- спросил Биверс. -- Интересно, они пустят нас внутрь? -- Почему бы тебе не сообщить им, что ты детектив из Нью-Йорка? -- сыронизировал Майкл. -- Потому что я -- член коллегии адвокатов, -- сказал Биверс. Пул обернулся и посмотрел на дом на другой стороне улицы. Китаянка средних лет стояла у окна гостиной, обняв за талию другую женщину, моложе и выше ростом. Обе женщины выглядели обеспокоенными. Интересно, подумалось Майклу, не приходилось ли и им слышать по ночам молодого человека, поющего странную песенку, что-то вроде "рип-э-рип-э-рип-элоу". Вернувшись в отель, Пул и Биверс обнаружили отекшего, с красными глазами Конора Линклейтера, который напоминал Дуайта Фрая из "Дракулы". Служба отеля дала ему адрес доктора, который принимал в соседнем здании. Друзья помогли ему дойти до лифта и выйти на улицу. -- Я пойду с вами вечером, Мики, -- повторял Конор. -- Это все так, временно, пройдет. -- Вечером ты останешься дома, -- твердо сказал Пул. -- И меня тоже вычеркивай, -- сказал Биверс. -- Я слишком вымотан сегодня для похода в еще один бар голубых. Я останусь и буду весь вечер рассказывать Конору, чем мы занимались днем. Они потихоньку двигались по тротуару, Майкл и Гарри шли по обе стороны Конора, который семенил мелкими шажками, не рискуя идти нормально. -- Через пару лет, -- сказал Гарри, -- мы будем сидеть в зале для просмотров и смотреть на все, что сейчас делаем. И половина земного шара узнает, что Конора Линклейтера пробрал понос. Хотел бы я, чтобы Шон Коннори был моложе лет на десять! Какая жалость, что все стоящие актеры уже слишком старые. -- Например, Оливье, -- сказал Майкл. -- Я имею в виду парней вроде Грега Пека, Дика Уидмарка. Пол Ньюман слишком маленького роста, Роберт Редфорд чересчур слащав. Но может, удастся заполучить Джеймса Вудса. С этим я, пожалуй, соглашусь. 6 Таксист кружил по Сингапуру, пока не выехал наконец на шоссе, потом они ехали так долго, что Пул начал интересоваться про себя, не в Малайзии ли находится ночной клуб, который он искал. Впереди не видно было даже огней, дорогу освещали только огромные фонари, висящие вдоль всего шоссе. На дороге почти не было машин, и таксист ехал очень быстро. Пулу казалось, что машина вообще не касается колесами земли. -- Мы еще в Сингапуре? -- спросил Майкл. Водитель молчал. Наконец машина съехала с шоссе на какую-то второстепенную дорогу, ведущую к какому-то огромному зданию универмага, сияющему в темноте, как космическая станция. Универмаг был выше любого из торговых центров, которые Пул видел на Орчад-роуд. И дизайн был куда более причудливым. Рядом с универмагом располагалась огромная и практически пустая стоянка. На стенах висели огромные плакаты с китайскими буквами размером с человеческий рост. Пальмовые листья поблескивали в лучах искусственного света. -- Вы уверены, что "Пеперминт Клуб" находится именно здесь? -- спросил Пул у водителя. Тот сидел за рулем неподвижно, подобно статуе. Когда Пул повторил вопрос, тот пролопотал что-то непонятное по-китайски. -- Сколько? -- спросил Майкл. В ответ таксист произнес ту же фразу. Пул достал банкноту, достоинства которой не мог разглядеть в темноте, получил сдачу -- неожиданно большое количество мелочи и вышел из такси. Машина уехала, и Майкл оказался один на пустой улице. Казалось, что здание сделано из какого-то серого металла. Сквозь огромные окна первого этажа Майклу удалось разглядеть две-три микроскопические фигурки, направляющиеся мимо закрытых магазинов куда-то в другой конец универмага. Стеклянные двери открылись перед Майклом, и в лицо ударил холодный воздух. Двери плавно закрылись. По спине Майкла побежали мурашки. Перед Майклом был длинный коридор, ведущий в огромный зал с куполообразным потолком. У Майкла было такое ощущение, будто он вошел в пустую церковь. В темных окнах пустых магазинов виднелись манекены. Шуршали невидимые эскалаторы. Господь Бог ушел домой, и собор был пуст, как бомбоубежище. Миновав главный купол, Майкл увидел на галереях несколько человек, двигавшихся вдоль закрытых магазинов в состоянии, похожем на транс. Пул бродил по первому этажу универмага, уверенный, что таксист завез его не туда, куда надо. Долгое время он даже не мог найти эскалатор, и ему начинало казаться, что он проведет так всю ночь, бродя в лабиринтах всевозможных "Гуд Форчин Тойз", "Мерлион Феничер", "Современных мод", магазинов "Одежды для разборчивых женщин". Наконец, завернув за угол ресторана под названием "Капитан Стейк", Майкл увидел пожилого китайца в бейсбольной кепке, спускающегося навстречу на эскалаторе. На третьем этаже у Майкла начали побаливать ноги. Он упрямо продолжал поиски, но уже начинал задумываться, удастся ли ему поймать здесь такси обратно в город. Он понимал, что никто в этом лабиринте не станет с ним разговаривать, да никто и не сумеет его понять. Теперь Майклу было ясно, почему Джордж Ромеро снимал свой "Рассвет мертвецов" в универмаге. Вот он Сингапур во всем своем великолепии. Грязь и беспорядок абсолютно исключаются, как и любые проявления жизни. Майклу хотелось бы оказаться сейчас в отеле "Марко Поло", напиться вместе с Биверсом и смотреть по телевизору коммерческие программы и мыльные оперы, которыми славилось сингапурское телевидение. Теперь Пул шея по пятому этажу, казавшемуся еще более темным и безлюдным, чем остальные. Здесь не оставалось ни одного открытого магазина или ресторана. Майкл бродил по этажам загородного универмага в доброй сотне миль от города. Вдруг в конце длинного коридора огромные окна универмага сменились стенами, выложенными маленькими белыми плитками. Через проход в стене Майкл увидел множество мужчин в костюмах и девиц в вечерних платьях, все они курили, освещенные приглушенным голубым светом. Симпатичная женщина-администратор, стоявшая у конторки, улыбнулась Майклу, не переставая разговаривать по телефону. Прямо над входом сияла розовая неоновая вывеска: "Пеперминт Сити". Рядом стояло какое-то странное дерево без листьев, выкрашенное в белый цвет и увешанное множеством белых шариков. Пул вошел через проход, и универмаг исчез. Он оказался посреди диковинной фантазии, напоминавшей более всего какое-нибудь чаепитие на плантации Миссисипи. По другую сторону конторки помощницы администратора отводили гостей к изящным белым литым железным столикам и усаживали их на кремовые литые стулья. Пол был выкрашен черной краской. Множество столиков и кремовых стульев стояло также на галерее и на возвышениях по обе стороны переполненного бара. Посреди зала молодой человек, освещенный и загримированный соответствующим образом, изображал фонтан, выпуская воду изо рта. Женщина из-за конторки отвела Майкла к столику на платформе возле бара. Пул заказал пиво. Парочки молоденьких гомосексуалистов, выглядевших как студенты последнего курса Массачусетского Технологического Института, топтались перед сценой на небольшом пятачке, предназначенном для танцев. Остальные парочки занимали почти все места перед сценой -- юнцы в темных очках, потягивающие сигареты и пытающиеся делать вид, что они не очень понимают, где находятся и что делают. Майкл заметил среди посетителей бара несколько американцев и англичан, с серьезным видом беседующих со своими спутниками-китайцами. Большинство парочек пили шампанское, большинство парней -- пиво. Спустя несколько минут тихая музыка неожиданно прекратилась. Юнцы, танцевавшие перед сценой, заулыбались и зааплодировали, направляясь к своим местам. Оглушительно трезвонил телефон, слышался треск кассового аппарата и чьи-то голоса, затем и они стихли. На сцену выбежали четверо низкорослых филиппинцев, один полукровка и худенький китаец. С противоположного конца сцены выкатили синтезатор и поставили радом с барабанами. Все музыканты, кроме китайца, были одеты одинаково -- в желтые блузы, красные облегающие брюки и жилеты. Они несли свои инструменты -- две гитары, барабан, электронный бас. Ансамбль заиграл сильно исковерканную версию "Билли Джина". У метиса и у одного из филиппинцев, сидящего за клавиатурой, были черные кудрявые волосы и солнцезащитные очки, как у Майкла Джексона. У остальных были прямые волосы и темные очки в стиле Джона Леннона. Было видно, что музыканты играли в одной команде задолго до того, как их нанял Лола. Пул вдруг представил себе, как, приехав в Сингапур лет этак через двадцать, он увидит тех же музыкантов, изрядно пообтрепавшихся и постаревших, но не утративших автоматизма движений и, возможно, все в той же одежде. Этот год был годом Майкла Джексона, и Лола, видимо, тоже решил перенять массу кудрей на голове, солнечные очки, а также белую перчатку на одной руке. На Лоле было надето что-то вроде лосин, лакированные высокие черные сапоги и просторная белая блуза. В ушах были тяжелые серьги, на руках -- огромное количество браслетов. Мальчишки за столиками вокруг сцены хлопали и свистели. Лола пытался изобразить что-то похожее на движения Майкла Джексона, но делал это довольно вяло и уныло. От "Билли Джина" перешли к "Маньяку", затем заиграли "Парк МакАртур". Лола периодически менял костюмы, вызывая новые всплески восторженных рукоплесканий. Пул взял со стола специальную карточку для заказов и написал на ней: "Мне понравилось ваше представление. Не согласитесь ли вы поговорить со мной об одном старом приятеле с Бугис-стрит?" Майкл сделал знак официантке, она подошла, забрала карточку и отнесла ее Лоле. Продолжая петь, Лола взял у официантки записку, игриво повертел ее между пальцами, прежде чем открыть и прочитать. На секунду лицо Лолы сделалось неподвижным, затем он снова начал петь, протягивая руки к сидящим в баре. Примерно через час Лола покинул наконец сцену, кланяясь и посылая воздушные поцелуи. Парни, напоминавшие Майклу студентов, аплодировали стоя. Музыканты тоже низко поклонились -- чересчур низко, возможно, передразнивая Лолу. Огни погасли. Пул ждал, когда ему принесут счет. Несколько китайцев сгрудились у двери в углу сцены, которая периодически приоткрывалась, впуская одних и выпуская других. Когда юнцы вернулись за столики, чтобы смотреть следующий номер, Пул постучался в дверь за сценой. Она немедленно открылась. За дверью в крошечной комнатке на полу и на низкой кушетке сидели музыканты. Здесь стоял запах табака, пота и косметики. Лола отвернулся от зеркала и в упор посмотрел на Майкла из-под полотенца, покрывавшего его голову. В одной руке Лола держал коробочку с черной подводкой для глаз, в другой -- кисточку. Пул вошел в комнату. -- Закрывай за собой дверь, -- сказал один из музыкантов. -- Вы хотели поговорить со мной? -- спросил Лола. -- Мне понравилось выступление, -- сказал Майкл, делая несколько шагов в направлении Лолы. Толстый филиппинец, игравший на барабане, протянул ноги, чтобы помешать Пулу сделать следующий шаг. Лола улыбнулся и снял с головы полотенце. Он оказался гораздо мельче и гораздо старше, чем выглядел со сцены. Под слоем грима его женоподобное лицо прорезали глубокие морщины. Выражение глаз было усталым и настороженным. Курчавые волосы лоснились от пота. Он улыбнулся комплименту Майкла и вновь повернулся к зеркалу. -- Это я посылал записку о Бугис-стрит, -- сказал Майкл. Лола повернул голову и краем глаза оценивающе посмотрел на Майкла. -- У вас найдется минутка? -- спросил Пул. -- Что-то не припомню, чтобы видел вас раньше, -- Лола говорил по-английски почти без акцента. -- Я впервые в Сингапуре. -- И должно быть, у вас что-то экстраважное? Музыканты грубо захохотали. -- Я слышал о вас от человека по имени Билли. -- Майкл понимал, что что-то в этой комнате ускользает от него, существует какой-то секрет, который ему неизвестен. -- А чем вы занимались с Билли? Искали, как бы поразвлечься? Надеюсь, вам это удалось. -- Я искал писателя по имени Тим Андерхилл. Лола весьма и весьма удивил Майкла, неожиданно выронив из рук коробочку с подводкой. -- Знаете, -- сказал он. -- Я думал, что я к этому готов, но я к этому не готов. Думал, что готов к чему? -- Билли сказал, что вы, возможно, знакомы с Андерхиллом и даже знаете, где он сейчас. -- Что ж, здесь его нет, -- Лола сделал несколько шагов вперед. -- Я не хочу говорить об этом. У меня еще одно выступление. Оставьте меня в покое. Музыканты равнодушно наблюдали за этой сценой. -- Мне необходима ваша помощь, -- сказал Майкл. -- Вы кто, коп? Он должен вам деньги? -- Меня зовут Майкл Пул. Я врач. И когда-то был другом Тима Андерхилла. Лола прижал ладони ко лбу. На лице его было написано, что больше всего он сейчас желал бы, чтобы Майкл Пул оказался дурным сном, который вот-вот закончится. Затем он опустил руки и поднял к небу глаза. -- О, Боже, начинается. Лола обернулся к барабанщику: -- Ты знал когда-нибудь Тима Андерхилла? Тот покачал головой. -- Вы не бывали на Бугис-стрит в начале семидесятых? -- Мы тогда были еще в Маниле, -- ответил барабанщик. -- Играли по барам, -- добавил музыкант, игравший на синтезаторе. -- Счастливые это были деньки. Делали что хотели. -- Вы можете сказать мне, где его найти? Лола заметил, что пальцы его измазаны просыпавшейся подводкой. Он достал бумажную салфетку и медленно, не сводя взгляда со своего отражения в зеркале, вытер их. -- Мне нечего скрывать, -- сказал он. -- Совсем наоборот. Он снова посмотрел на Пула. -- А что вы собираетесь делать, когда найдете его. -- Поговорить. -- Думаю, это не все, чего бы вы хотели, -- Лола тяжело вздохнул. -- Я действительно еще не готов к этому. -- Назовите только время и место. -- Только время и только место, назови мне время и место, -- дурачась, запел клавишник. -- Вы знаете Брас Базах Парк? -- спросил Лола. Пул сказал, что сможет найти. -- Возможно, я встречусь там с вами завтра в одиннадцать. -- Лола опять пристально изучал себя в зеркале. -- А если меня не будет, забудьте обо всем. И больше не возвращайтесь, о'кей. Пул кивнул, прощаясь, хотя никто из этих людей не внушал ему симпатии. Барабанщик начал петь: -- А знаете ли вы дорогу на Брас Базах Парк? И под его шутливое пение Майкл Пул покинул комнату. 7 На следующее утро Майкл отправился к месту встречи. Примерно через полчаса ходьбы он увидел небольшую треугольную лужайку, отделявшую Орчад-роуд от Брас Базах Парка. Майкл пошел на встречу один: Конор был по-прежнему слишком слаб, а Гарри Биверс, появившийся за завтраком в кофейне с мешками под глазами и огромной красной ссадиной над правой бровью, заявил, что, по его мнению. Пулу лучше отправиться в парк одному, чтобы не спугнуть парня. Пул понимал, почему Лола выбрал для встречи Брас Базах Парк. Это было, видимо, самое людное место в Сингапуре. Что бы ни произошло в парке, это не укрылось бы не только от его посетителей, но и от обитателей домов, стоящих по обе стороны широких улиц, ведущих к парку, и от проезжающих мимо машин. Брас Базах напоминал островок безопасности посреди переполненного перекрестка. В узкой восточной части парка три довольно широкие извивающиеся дорожки сливались в одну, которая огибала какую-то абстрактную бронзовую скульптуру и деревянный указатель. Пул прошел по Орчад-роуд до светофора, возле которого можно было перейти улицу и попасть в Брас Базах Парк. Было без пяти одиннадцать. Майкл уселся на одну из скамеек, стоящих на дорожке, проходящей ближе всех к Орчад-роуд, и огляделся, пытаясь угадать, где находится сейчас Лола. Вероятно, наблюдает за ним из окна одного из домов, выходящего в парк. Пул понимал, что певец скорее всего заставит его подождать, и жалел, что не захватил с собой книжку. Пул сидел на скамейке под палящими лучами солнца. Какой-то старичок, опираясь на палку, проковылял мимо. Пул посмотрел как он семенит маленькими шажками мимо остальных скамеек, мимо скульптуры и указателя, переходит Орчад-роуд. Прошло двадцать пять минут. А Пул так и сидел на скамейке посреди "островка безопасности". Он вдруг совершенно неожиданно почувствовал себя чудовищно одиноким. Ему подумалось, что если жизнь вдруг сложится так, что он никогда не вернется на Уэстерхолм, то больше всех о нем пожалеет маленькая девочка, для которой он ничего, в сущности, не может сделать -- только покупать ей книжки. Что ж, наверное, так и должно быть. Ему тоже будет очень не хватать Стаси, особенно если она вдруг умрет до его возвращения. Странно, подумалось Майклу, в медицинских колледжах учат стольким вещам, помогающим познать жизнь и смерть, но там не учат тому, как оплакивать умерших. Нигде не учат горю. А горе и грусть давно уже сделались неотъемлемыми чертами доктора Майкла Пула. Горе всегда сопровождало любовь. Пул вспомнил, как стоял у окна отеля в Вашингтоне, наблюдая, как фургон с сумасшедшим водителем таранит маленькую пыльную машину, вспомнил, как шел к Монументу рядом с другими ветеранами, рядом с двойником Денглера и призраком Тима Андерхилла. Еще он вспомнил Томаса Штрека. Перед глазами Майкла вновь стояли свинцовые облака на фоне серого неба и толстые дамы, размахивающие знаменами. Он вспомнил, как имена погибших словно отделялись от черной стены и плыли ему навстречу. Во рту стоял горький вкус утраты. -- Дуайт Т.Понсфут, -- произнес Майкл и сам удивился тому, как абсурдно прозвучало это имя. Все вдруг поплыло у него перед глазами, и Майкл нервно захихикал. Некоторое время он продолжал плакать и смеяться одновременно. Эта странная мешанина чувств переполняла каждую его клеточку. Он плакал и смеялся, переполняемый горем и осознанием бренности всего земного, и чувство это было одновременно горьким и радостным. Когда эмоции постепенно утихли, Майкл достал из кармана платок, вытер глаза и увидел рядом с собой на скамейке тощего мужчину средних лет -- китайский вариант Родди Макдоуэла. Человек наблюдал за ним с каким-то нетерпеливым любопытством. Он был одним из тех, кто выглядит подростком лет до сорока с лишним, а затем сразу превращается в морщинистого старого мальчика. Майкл оглядел коричневые брюки незнакомца, розовую рубашку, воротничок которой был выпущен поверх воротника коричневого спортивного жакета, аккуратно причесанные волосы и только в этот момент понял, что перед ним Лола в своей повседневной одежде и без косметики. -- Я думаю, вы тоже не в себе, -- спокойно произнес Лола. Он улыбнулся, и лицо его прорезало множество морщинок. -- Что неудивительно, если вы действительно друг Тима Андерхилла. -- Я подумал, что только самая ужасная на свете война может уничтожить человека по имени Дуайт Т.Понсфут. Вы согласны? -- произнеся это имя, Майкл вновь почувствовал, как его одолевает все та же странная мешанина чувств, и поскорее закрыл рот, чтобы опять не захихикать. -- Разумеется, -- ответил Лола на его вопрос. Пул с удовлетворением отметил, что его срыв, видимо, не произвел на Лолу особого впечатления. Ему приходилось видеть и кое-что похуже. -- Вы были с Андерхиллом во Вьетнаме? -- спросил Лола. Казалось, это единственное, что его интересовало. -- Он спас множество жизней в местечке под названием Долина Дракона, -- сказал Пул. -- И именно тем, что успокоил всех остальных. Думаю, он был создан солдатом. Его возбуждала битва, он любил ходить в разведку. И к тому же был далеко не глуп. -- Вы не видели его со времен войны? Майкл покачал головой. -- Знаете, что я думаю? -- спросил Лола и тут же сам ответил на собственный вопрос: -- Я думаю, вы ничем не сможете помочь Тиму Андерхиллу. -- Он в упор посмотрел на Пула, потом отвернулся. -- Где вы встретились с Андерхиллом? Лола вновь поглядел на Пула. Рот его двигался при этом, как будто он пытался выловить в зубах и выплюнуть застрявшую там и мешающую ему пищу. -- В "Восточной песне". Сейчас-то там все по-другому -- они принимают туристов, а нескольким завсегдатаям Бугис-стрит платят пару долларов, чтобы они сидели на заднем плане и изображали разгульную жизнь ночного Сингапура. -- Я был там, -- сказал Пул, вспоминая увеселительный тур "Жасмин". -- Я знаю, что вы там были. Я знаю все места, где вы были. Я знаю все, что делали вы и ваши друзья. Очень много народу перезвонило мне. Я даже думаю, что знаю, кто вы. Пул молчал. -- Он рассказывал мне о войне. И рассказывал о вас. Вы ведь Майкл Пул, так? -- Когда Майкл кивнул, Лола продолжал: -- Думаю, вам будет интересно, что именно он про вас говорил. Он говорил, что вам самой судьбой предназначено стать хорошим врачом, жениться на полной суке и жить где-нибудь в пригороде. Пул ухмыльнулся в ответ на улыбку Лолы. -- Еще он считал, что постепенно вы начнете ненавидеть работу, жену и место, где живете. И что ему очень интересно, через какое время эти чувства приведут вас обратно сюда, и что вы будете делать потом. Еще Тим говорил, что восхищается вами. Видимо, вид у Пула был несколько удивленный, потому что Лола сказал: -- Андерхилл говорил, что у вас достаточно силы, чтобы выдержать это второсортное существование достаточно долгое время. Это его и восхищало, потому что сам он так не мог -- ему пришлось вести жизнь десятого, двенадцатого, а то и сотого сорта. После того как писательская деятельность перестала приносить доход, ваш друг, похоже, решил добраться до самого дна. А те, кто начинает искать дно, всегда его находят. Потому что дно-то всегда в одном и том же месте, разве не так? Пулу больше всего хотелось узнать, что же заставило Тима искать дно, но Лола продолжал быстро говорить: -- Я хочу рассказать вам об американцах, которых прибило сюда во время вьетнамской войны. Эти люди никак не могли вписаться в жизнь собственной страны. На Востоке они чувствовали себя больше в своей тарелке. Многие из них любили азиатских женщин. Или восточных юношей, как ваш друг. -- На губах Лолы заиграла горькая улыбка. -- Многим хотелось жить в таком месте, где нет проблем с наркотиками. Большинство из них отправились в Бангкок, некоторые купили бары в Пэтпонге и Чианг-Мэе, другие включились в торговлю наркотиками. -- Он снова взглянул на Пула. -- А что делал Андерхилл? Лицо Лолы снова прорезали морщинки. -- Андерхилл был счастлив своей работой. Он жил в крошечной комнатке в старом китайском квартале, где приходилось ставить печатную машинку на пустой ящик. Еще там был маленький проигрыватель -- Тим тратил деньги на пластинки, книги, Бугис-стрит и наркотики. Но он был больным человеком. У него была страсть к разрушению. Вы сказали, что он был хорошим солдатом. А из чего, по-вашему, состоит хороший солдат? Из желания созидать? -- Но он был творческой личностью. Никто не может утверждать обратное. Ведь он написал здесь свои лучшие книги. -- Первую книгу он написал во Вьетнаме у себя в голове, -- сказал Лола. -- Ему надо было только изложить все на бумаге. Он сидел в своей маленькой комнатке и печатал, ходил на Бугис-стрит, снимал мальчиков, делал то, что делал, брал то, что брал, а на следующее утро опять печатал. Все было просто. Вы думаете, я не знаю, о чем говорю? Я знаю -- я был там. Закончив книгу, Тим устроил грандиознейшую вечеринку в "Плавучем Драконе". Там-то он и встретился с моим приятелем Онг Пином. Он собирался тогда начать новую книгу. Тим говорил мне, что знает все об этом сумасшедшем человеке, видит его насквозь и должен написать о нем. Только ему надо еще что-то понять. Выглядело это все очень таинственно. Во многих отношениях. Тиму нужны были деньги, но он придумал какую-то важную схему, которая обеспечит его жизнь. А до этого ему приходится занимать. Вот он и занимал у всех. Включая меня. Кучу денег. Конечно же, он вернет, как я могу сомневаться. Ведь он -- известный писатель, разве не так? -- Это была идея тяжбы с издательством? Лола внимательно взглянул на Майкла и как-то кривовато улыбнулся. -- Это казалось Тиму замечательной идеей. Он собирался получить сотни тысяч долларов. У Андерхилла были серьезные проблемы -- никак не удавалось написать ничего такого, что нравилось бы хотя