Гарри Тортлдав. Император для легиона --------------------------------------------------------------- Цикл "Хроники Легиона-2" Издательство "Северо-Запад" OCR: HarryFan ---------------------------------------------------------------  * ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. ЗОЛОТАЯ МОНЕТА *  1 Римляне уходили все дальше на восток от места рокового сражения, где Император потерял свою жизнь. Путь их был долгим и мучительным. Стояло жаркое лето, и земля, по которой они шли, была сухой и горячей. Впереди перед ними появлялись и исчезали миражи. Озера предательски обещали воду и так же быстро пропадали в воздухе, как и возникали, и вместо глубоких водоемов перед римлянами снова была только растрескавшаяся грязь и песок. Конные отряды каздов постоянно крутились рядом и шли по их следам, готовые растерзать отставших. Скаурус все еще держал в мешке отрубленную голову Маврикиоса Гавраса - единственное доказательство того, что Император действительно погиб. Думая о хаосе, в который может погрузиться Видессос после смерти Императора, он решил, что лучше всего сумеет таким образом удержать фальшивых претендентов на престол, если им вздумается назвать себя Маврикиосом. Подобное уже случалось, и у трибуна были основания полагать, что и в Видессосе найдутся проходимцы и авантюристы, которые будут любыми путями рваться к власти. - Какая жалость, что меня не было рядом, когда этот паук Авшар принес тебе свой трофей, - сказал Виридовикс Скаурусу. Его латинская речь звучала мягко, окрашенная певучим кельтским акцентом. - Я бы тоже бросил ему хороший подарок. В полном соответствии с жестокими обычаями своего народа, кельт все еще носил на поясе отрубленную голову врага. В другое время Марк возмутился бы подобным варварством, но теперь он слишком устал, чтобы спорить. - Да, неплохо было бы тебе оказаться рядом. - Ублюдку-колдуну это дало бы некоторую пищу для размышлений, - вмешался Гай Филипп. Обычно старший центурион готов был пререкаться с Виридовиксом по любому поводу, но сейчас их объединяла ненависть к князю-колдуну. Марк поскреб заросший густой щетиной подбородок. Как и большинство римлян, он привык аккуратно бриться в этой земле бородачей, но в последнее время у него не было ни одной свободной минуты. Он выдернул из усов волос, и тот блеснул золотом в лучах солнца. Хотя трибун был родом из Медиолана, что находился в Северной Италии, в его жилах, несомненно, текла кровь северян-варваров. В армии Цезаря в Галлии над ним часто подшучивали, утверждая, что внешностью он очень смахивает на кельта. Видессиане нередко принимали его за халога, многие солдаты-наемники из этой страны променяли свою холодную родину на Видессос, где несли службу. Горгидас работал неутомимо, перевязывая раненых, меняя повязки и раздавая мази и те немногие лекарства, которые еще сохранились в его аптечке. Несмотря на то что и сам он был ранен, смуглый худощавый грек старался забыть о своей боли, чтобы облегчить страдания других. Защищенные легкой кавалерией катришей, легионеры шли на восток, к городу Клиат. Они старались идти как можно быстрее, во движение их сильно замедляли раненые. Если бы Марк находился на территориях, подвластных Риму, он продвигался бы к северо-западу, чтобы присоединиться к правому флангу разбитой имперской армии. Это имело стратегический смысл, так как часть армии, возглавляемая Туризином, братом Императора (нет, теперь уже самим Императором!), отступила с поля боя в полном порядке. Но в Видессосе Марк был не просто офицером легиона с обычными для военного трибуна обязанностями, он был наемником. И ему приходилось учитывать, что семьи легионеров проделали путь из столицы в Клиат и остались в этом васпураканском городе, служившем базой для армии Императора в последней, роковой для Маврикиоса военной кампании. Римляне могли не подчиниться приказу, если бы трибун решил отступать, не заходя в Клиат. А в Клиате на его отряде повиснут сотни беженцев, хватаясь за него, как утопающие за обломки корабля. Впрочем, несмотря на стратегическую целесообразность, он и не думал отдавать такого приказа, поскольку Хелвис, носившая под сердцем его дитя, тоже осталась в Клиате. Неизвестность и неопределенность мучили легионеров не меньше, чем налеты каздов. Насколько было известно Скаурусу, завоеватели вполне могли взять штурмом Клиат и перебить или захватить в рабство всех, кто находился в городе. Даже если этого еще не произошло, в город уже, вероятно, прибыли беженцы и сообщили горькую весть о катастрофе, постигшей видессианскую армию. И одной этой новости было довольно, чтобы население города двинулось на восток, а это, возможно, еще опаснее, чем оставаться за стенами Клиата. Марк все время думал о том страшном, что могло случиться с его женой: Хелвис погибла, Хелвис в плену у каздов, Хелвис с трехлетним Мальриком пробирается на восток через враждебные земли... Не говоря уже о том, что она была беременна... Когда до Клиата оставалось не более одного дня пути, к трибуну подъехал конный разведчик. - С востока к нам приближается всадник, - доложил он. Его жесткий катришский акцент был очень необычен, и Марк с трудом понимал его, видессианский язык трибуна и без того был далек от совершенства. - С востока? Одиночный всадник? Катриш развел руками. - Судя по всему, да. Он был очень встревожен и укрылся, как только увидел нас. Я думаю, это васпураканин. - Неудивительно, что он испугался. Издали вы очень похожи на каздов. Захватчики грабили и жгли Васпуракан уже много лет, и местные жители ненавидели даже их внешний облик. Предки катришей произошли от таких же кочевников, что и казды, и несмотря на то что катриши переняли многие обычаи видессиан, выглядели они похожими на своих сородичей. - Доставь его сюда в целости и сохранности, - распорядился Марк. - Любой, кто настолько дерзок, чтобы двигаться на запад, в то время как все бегут на восток, должен иметь для этого важные причины. Возможно, он спешит к нам с вестями из Клиата, - добавил трибун, и внезапно в его душе поднялась горячая волна надежды. Катриш радостно гикнул, махнул рукой и поворотил своего коня. Скаурус не ожидал, что разведчик вернется так скоро: тому, кто одет в козьи шкуры и кожаную куртку кочевника, будет нелегко убедить васпураканина в дружеских намерениях. Трибун не мог скрыть удивления, увидев рядом с возвращающимся катришем еще одного всадника - даже на расстоянии он узнал знакомую фигуру васпураканина. Однако, прежде чем Марк успел что-либо сказать, Сенпат Свиодо радостно закричал и пришпорил лошадь. - Неврат! - воскликнул васпураканин. - Ты что, сошла с ума, что разъезжаешь одна по этим диким местам? Всадник соскочил с коня и обнял Свиодо. Катриш уставился на них в изумлении, челюсть его отвисла. В просторной походной одежде, в кожаной треугольной васпураканской шапке, скрывшей длинные черные волосы, Неврат была удивительно похожа на молодого воина, и выдать ее могло разве что отсутствие бороды. На поясе девушки висела кривая сабля, из-за спины выглядывал лук и колчан со стрелами. Сенпат Свиодо быстро заговорил с женой на своем гортанном языке, и они двинулись навстречу легионерам. Катриш следовал за ними, изумленно качая головой. - Твой разведчик отнюдь не глуп, - по-видессиански сказала Неврат, поравнявшись со Скаурусом. - Сначала я приняла его за казда, хотя он и кричал: "Друзья!" Тогда он крикнул: "Римляне!", и я сразу поняла, что он и вправду не шакал с запада. - Я рад, что ты доверилась ему, - ответил Марк. Трибуну нравилась живая, горячая девушка, и он был не одинок в дружеском чувстве к ней - многие римляне приветствовали ее криками, узнав, кто она такая. Неврат радостно улыбнулась, открыв в улыбке белые зубы, а Сенпат Свиодо прямо-таки лучился от радости, видя свою возлюбленную рядом. Вопрос, который он задал, у многих вертелся на языке, в том числе и у трибуна. - Во имя Фоса, Неврат, почему ты оставила Клиат? Неужели город пал? - Когда я вчера вечером отправилась в путь, он еще держался, - ответила она. Из уст стоявших рядом римлян вырвался крик облегчения, но лица их помрачнели, когда девушка добавила: - В городе все словно с ума посходили, такого я еще не видела. Гай Филипп кивнул, будто услышав подтверждение своих мыслей: - Все были в панике, когда до вас дошла весть о разгроме, не так ли? Ветеран выглядел невозмутимым: побед и поражений он видел больше чем достаточно, и последствия их были ему известны. Римляне окружили Неврат, расспрашивая ее о своих женах и семьях, на что та отвечала: - Когда я уезжала из города, у них все было благополучно. Большинство ваших подруг - разумные женщины и, думаю, они найдут в себе достаточно мужества, чтобы удержаться от бегства. - Неужели из города бегут? - спросил Скаурус и вздрогнул. Неврат поняла причину его страха и быстро успокоила трибуна: - Марк, Хелвис знает, что такое война. Она просила меня сказать тебе, что останется в Клиате до того, как первый казд перевалит через крепостную стену. Марк благодарно кивнул, боясь даже заговорить. Неожиданно он почувствовал, что словно стал выше ростом, когда тяжелый груз неизвестности свалился с его плеч. Теперь он знал, что Хелвис в безопасности, по крайней мере, на настоящий момент. Неврат доставила приветы и другим римлянам. - Где Квинт Глабрио? - спросила она. Младший центурион стоял слева от Неврат. Как всегда спокойный и невозмутимый, он не лез с вопросами, и его мудрено было заметить среди шумных легионеров. Услышав свое имя, он сделал шаг к девушке, и та засмеялась от неожиданности: - О, прошу прощения. Ваша подруга, Дамарис, также просила передать, что будет ждать вас в городе. - Муниций, - продолжала Неврат деловым тоном, - ваша Ирэн сказала, что ей уже лучше и она немного прибавила в весе. - Я очень рад, - ответил бородатый легионер. После недели тяжелого похода щетина на его щеках превратилась в густую бороду. Неврат повернулась к Марку. На мгновение в ее глазах мелькнуло странное выражение. - У Хелвис нет такой же вести для тебя, мой друг. Румянец почти не появляется на ее лице. - Но с ней все хорошо? - спросил он тревожно. - Да, она в полном порядке, особых причин для волнения нет. Неврат так долго говорила легионерам утешительные слова, рассказывая им об оставшихся в Клиате, что в конце концов кто-то из римлян спросил: - Если все так хорошо, то почему же люди бегут из города? - Все _н_е _т_а_к_ хорошо, - просто ответила она. - Помните, те вести, что я вам привезла, исходят от людей, у которых достаточно силы воли и мужества, чтобы понять, что я могу найти вас, что они снова встретятся с вами, если останутся в городе. Многие, однако, вылеплены из другого теста. Они бегут, как зайцы, с того дня, как Ортайяс Сфранцез прискакал с криками, что все потеряно. Проклятия и гневные выкрики встретили упоминание о предателе-военачальнике. Это он командовал левым крылом видессианской армии, и это его трусливое бегство превратило планомерное отступление в катастрофу. Неврат кивнула, полностью разделяя мнение разгневанных римлян. Она не видела Ортайяса со дня битвы, но зато была в Клиате. Девушка презрительно сказала: - Он оставался в городе только для того, чтобы сменить павшую лошадь, и на другой же день, рано утром, снова помчался на восток. Ну и черт с ним, от него и так не было никакой пользы. - Ты абсолютно права, девочка, - подтвердил Гай Филипп. Солдат-профессионал с головы до ног, он всегда смотрел в корень дела и потому спросил: - По дороге сюда не видела ли ты каздов? Что ты думаешь о положении наших войск? - Врагов слишком много. И чем дальше на восток, тем больше, но в их ордах нет никакого порядка. Они преследуют беглецов, как лягушки мух - хватают всех, кто двигается. Единственное, что их сплачивало, была армия Видессоса, но разбив ее, они разом утратили всякую дисциплину и, разбившись на разбойничьи шайки, двигаются дальше, к плодородным равнинам и к Видессосу, рассчитывая перейти Бычий Брод, пока его никто не защищает. Марк подумал о западных провинциях, которые прежде были такими зелеными и плодородными, а сейчас уже; верно, разорены кочевниками. Мирные поля сожжены, города, не имеющие крепостных стен, превращены в руины, пастбища вытоптаны, дымящиеся алтари залиты кровью жертв темного Бога каздов - Скотоса... Пытаясь найти хотя бы одно светлое пятно в этой печальной картине, он повторил вопрос Гая Филиппа: - Что происходит с имперскими войсками? - Большинство из них разбиты, как и Ортайяс. Я видела казда, который один преследовал целый отряд кавалеристов, крича в спину беглецам и издеваясь над их трусостью. Другой казд пытался преследовать меня, но мы потеряли друг друга в каменистых холмах. - Ужас двух страшных часов погони Неврат сжала в одну короткую фразу и закончила: - Остатки отрядов намдалени были в полном порядке, и большинство из них находились на расстоянии конного перехода от каздов. - Охотно этому верю, - согласился Виридовикс. - Они прирожденные воины, закаленные и крепкие, как гвозди. Римляне одобрительно загудели, соглашаясь с ним. Воины с островного княжества Намдален были в глазах Видессоса еретиками, к тому же, слишком гордыми, но сражались они так хорошо, что Империя охотно нанимала их на службу. - Видела ли ты Туризина Гавраса? - спросил Скаурус. Он снова подумал о войсках брата погибшего Императора. - Севастократор? Нет, я не видела его и ничего о нем не слышала. А что, Император и правда погиб? Об этом болтал Ортайяс. - Правда. - Марк не стал вдаваться в детали и не упомянул о страшном доказательстве гибели Маврикиоса. Горгидас обратил внимание на одну деталь, ускользнувшую от внимания трибуна. - Но как Ортайяс узнал о смерти Маврикиоса? Он был так далеко от Императора, что не мог видеть его гибели. Римляне злобно зарычали при одной только мысли об этом. - Вероятно, он так надеялся на это, что принял желаемое за действительное, - предположил Квинт Глабрио. - Люди часто верят в то, во что они хотят верить. Это было очень похоже на Глабрио - объяснить происшедшее слабостями человеческой природы. Марк, делавший в свое время карьеру в родном Медиолане, был более искушен в политике и потому нашел более правильное и не слишком утешительное предположение. Ортайяс Сфранцез принадлежал дому, который сам по себе был частью Империи. Его дядя, Севастос - премьер-министр Видессоса - был главным политическим соперником Маврикиоса, и следовательно... Гай Филипп оборвал размышления Скауруса властно и требовательно: - По-моему, мы слишком долго болтаем. Чем раньше будем в Клиате, тем лучше. Там мы сможем сделать нечто более полезное, чем попусту молоть языками. - Дай хоть немного передохнуть, а? - сказал Виридовикс, вытирая ладонью взмокший от жары лоб. - Ты забываешь, что далеко не все здесь из бронзы выкованы, чтобы обходиться без сна, как тот гигант, о котором говорил грек. Он вопросительно взглянул на Горгидаса, и тот подсказал: - Талос. - Во-во, - согласился кельт весело. Он был возбужден и полон энергии, но старший центурион, да и остальные римляне, превосходили его в выносливости и выдержке. Несмотря на стоны Виридовикса, Марк решил, что прав Гай Филипп, считавший, что двигаются они недостаточно быстро. Многие раненые в отряде шли сами, более тяжелых приходилось нести на носилках. Если Клиат еще держится, римляне должны добраться до него, прежде чем кочевники бросятся его штурмовать. Гарнизон города не велик, и, безусловно, боевой дух его сильно подорван вестями о разгроме. Мысли трибуна приняли новое направление, и он спросил Неврат: - Еще один вопрос, прежде чем мы выступим: что слышно об Авшаре? Скаурус был уверен, что князь-колдун пытался собрать бесшабашных кочевников и направить их на штурм города. Но девушка отрицательно покачала головой. - Абсолютно ничего, как и о Туризине. Любопытно, не правда ли? Неврат знала войну не понаслышке, видела, как казды с боями входили в Васпуракан, и ей не составляло труда следить за ходом мысли трибуна. Когда сумерки начали сгущаться, римляне и их соратники - беглецы из различных видессианских отрядов - находились на расстоянии дневного перехода от Клиата. Постоянно ожидая нападения каздов, они, как обычно, разбили хорошо укрепленный лагерь - римские оборонительные сооружения уже неоднократно выручали отряд из беды. Солдаты сновали взад и вперед, выкапывали рвы, возводили земляные насыпи и палисад. Кожаные палатки на восемь человек каждая выстроились внутри укреплений аккуратными рядами. Легионеры показывали видессианам, как правильно возводить укрепления и ставить палатки, следили за тем, чтобы работы выполнялись без ошибок. Гай Филипп, который хотел быть в этом уверен, носился по лагерю, вникая в каждую мелочь и ругая кочевников на чем свет стоит. Постепенно благодаря усилиям старшего центуриона среди легионеров стал восстанавливаться порядок. Новички, вместо того чтобы болтаться без цели, заполняли бреши в манипулах, занимая место погибших римлян. Скаурус одобрил действия своего офицера: - Первый шаг к тому, чтобы превратить их в легионеров, ты сделал. - Это как раз то, что я задумал, - кивнул Гай Филипп. - Некоторые из них сбегут, но немного времени и терпения, и из оставшихся мы кое-что слепим. Когда у тебя в строю хорошие солдаты, это всегда дает себя знать. Сенпат Свиодо подошел к Марку, насмешливо улыбаясь одними глазами: - Я надеюсь, ты не станешь возражать, если моя жена проведет ночь в моей палатке внутри лагеря? Он низко поклонился, как бы покорно ожидая ответа. Скаурус покраснел. Когда видессианская армия выступала из столицы, он следовал римскому правилу - не допускать женщин в палатки, где жили его солдаты. Из-за этого Сенпат и Неврат всегда разбивали свою палатку за пределами лагеря, предпочитая общество друг друга _б_е_з_о_п_а_с_н_о_с_т_и_. Но сейчас... - Разумеется, - ответил трибун. - После того, как мы достигнем Клиата, рядом с ней будет множество подруг. Он не сказал: "_е_с_л_и _м_ы _д_о_с_т_и_г_н_е_м _К_л_и_а_т_а_...", хотя подумал именно так. - Отлично, - Сенпат внимательно посмотрел на трибуна. - После этого ты сможешь немного отдохнуть, верно? - Я полагаю, что да, - вздохнул Марк, и сожаление в его голосе было таким очевидным, что оба рассмеялись. Что, видимо, наши жены и подруги будут всегда и везде сопровождать нас, подумал трибун. Еще один шаг к тому, чтобы стать офицером наемного отряда. Он посмеялся сам над собой, на этот раз беззвучно. В Империи Видессос он может быть только наемником, и ему уже пора привыкать к этому. Вокруг Клиата каздов было, как мух, полным-полно, и последний день перехода превратился в сплошное сражение. Однако сам Клиат, к большому удивлению Скауруса, не был осажден врагами, и римлянам даже не особенно мешали войти в город. Как справедливо заметила Неврат, кочевники, опьяненные победой, забыли собственных вождей, которые привели их к этому триумфу. Это было большой удачей, поскольку Клиат не смог бы выдержать настоящего штурма. Марк ожидал увидеть на стенах города сотни копейщиков, но встретила их всего лишь горстка людей. В ужасе трибун уставился на ворота, которые даже не были закрыты. - Что же тут странного? - жестко спросил Гай Филипп. - Из города бежит столько людей, что каздов собьют с ног, если они попытаются войти внутрь. Серо-коричневое облако пыли стлалось далеко на восток - печальный флаг армии беглецов. В городе многие поддались панике. Толстые торговцы и маркитанты, которые несмотря на смрад безошибочно чуяли запах денег, предлагали за бесценок свои товары любому, кто желал их купить, - удирать сподручнее налегке. Поодиночке и группами солдаты бродили по кривым улочкам и аллеям города, выкрикивая имена друзей и возлюбленных в надежде, что им ответят. Печальное зрелище представляли женщины, столпившиеся у западных ворот. Одни продолжали на что-то надеяться, ожидая воинов, погибших в сражении. Другие, потеряв всякую надежду увидеть своих мужей, надели свои последние драгоценности и лучшие платья, предлагая себя любому солдату, который вывел бы их из города и доставил в безопасное место. Катриши вошли в Клиат первыми. У большинства из них не было здесь семей, так как они начали службу Видессосу с этой кампанией, оставив жен и подруг на своей лесистой родине. Трибун миновал крепко сложенную каменную арку и окованные железными полосами двери, закрывавшие западные ворота. Он взглянул вверх сквозь бойницы и покачал головой. Где же лучники, сулящие смерть любому подступившему к городу захватчику? Где котлы с кипящим маслом и свинцом? Скорее всего, с горечью подумал он, офицер, отвечающий за охрану стен, сбежал, и никому не пришло в голову занять его место. Вскоре, однако, все мысли Скауруса о городе и обороне испарились и осталась одна только Хелвис, которая крепко прижимала его к себе, плача и смеясь одновременно. - Марк! О Марк! - повторяла она, покрывая нежными поцелуями его щетинистое, огрубевшее в походе лицо. Муки ожидания и неопределенности кончились. Другие женщины, плача от радости, бежали навстречу своим мужьям, чтобы обнять их. Три красивые девушки бросились к Виридовиксу, но внезапно остановились в замешательстве и неприязненно посмотрели друг на друга, сообразив, что бегут к одному и тому же мужчине. - Я лучше встречу вооруженных каздов, чем попаду в такой переплет, - заявил Гай Филипп, но Виридовикс даже глазом не моргнул. С полной невозмутимостью великан-кельт обнимал, целовал и говорил нежные слова всем трем красавицам одновременно. Его неотразимое обаяние, завоевавшее каждую из них в отдельности, теперь распространилось на всех трех, как щедрое солнечное тепло. - Это, черт побери, просто нечестно, - завистливо пробормотал Гай Филипп. Он не пользовался успехом у женщин, и одна из причин этого была в том, что старший центурион относился к ним лишь как к объекту наслаждения и не пытался скрывать это. - Римляне! Римляне! - раздавались со всех сторон радостные крики. Начавшись у западных ворот, клич этот прокатился по городу еще до того, как последний легионер вошел в Клиат. Женщины римлян радостно бросились к солдатам, и было немало счастливых встреч и объятий. Но многие узнали, что мужья их уже никогда не вернутся назад. Одним об этом сказали солдаты, другие догадались сами, не увидев своих близких в строю. Немало было также римлян, которые напрасно вглядывались в лица, выискивая в возбужденной толпе своих подруг. Они мрачнели, хмурились, и тоска их становилась сильнее при виде радости товарищей. - Где Мальрик? - спросил Марк у Хелвис. Ему пришлось кричать, чтобы она могла его услышать. - Он с Ирэн. Вчера я сидела с ее двумя дочками, пока она стояла у ворот. Мне нужно идти к ней и сказать, что ты пришел. Скаурус все еще не мог выпустить жену из своих объятий: - Об этом уже, наверно, весь город знает. Побудь со мной еще минуту. Он вдруг поразился тому, что принимал красоту Хелвис как нечто само собой разумеющееся и перестал замечать ее в то время, пока они били вместе. Увидев ее вновь после разлуки и перенесенных опасностей, Марк словно в первый раз увидел жену. Черты ее не были точеными, как у статуи, чем часто отличались лица видессианских женщин. Хелвис была дочерью Намдалена, со вздернутым носиком и довольно крупными чертами, но глаза ее были глубокого голубого цвета, рот чувственным, а сложению могла позавидовать сама Афродита. Беременность еще не успела изменить ее стройную фигуру, но на лице уже сияла улыбка матери, ожидающей ребенка. Нежно и медленно трибун поцеловал жену и повернулся к Гаю Филиппу: - Всем холостым легионерам оставаться на месте, остальные пусть ищут своих жен, и да помогут Боги их поискам. Дай им... - он поглядел на солнце, - два часа, а затем пошли сотню самых надежных солдат привести всех, кто будет достаточно глуп, чтобы решить остаться в городе. Усмешка на лице центуриона была достаточно сурова, чтобы любой, собравшийся дезертировать, подумал дважды, прежде чем решиться на этот шаг. - Мы можем использовать в патрулях катришей, - предложил Гай Филипп чуть погодя. - Неплохая мысль, - кивнул Марк. - Пакимер! - позвал он, и командир всадников из Катриша подъехал на своей низкорослой выносливой лошадке. Скаурус объяснил ему, какая помощь понадобится, подчеркнув, что это не приказ, а просьба. Катриши были их добровольными соратниками, товарищами римлян по оружию и не состояли под командой Скауруса. Лаон Пакимер задумчиво поскреб подбородок. Как и все его соплеменники, он отрастил усы и густую бороду, хорошо скрывавшую пятна оспин на его лице. После долгого размышления катриш сказал: - Я сделаю это при условии, что все патрули будут объединенными. Если кто-нибудь из твоих солдат начнет буянить и нам придется заехать ему по башке, я хотел бы, чтобы в случае необходимости рядом были и твои люди. Свалку всегда легче предотвратить, чем остановить, когда она уже в разгаре. И снова Марк ощутил симпатию к холодному и деловитому подходу катриша. В широких кожаных штанах и пропитанной потом шапке из лисьего меха, он выглядел как обычный кочевник, но его народ научился ловкости и здравому смыслу с тех пор, как каморские предки затопили степи Пардрайи и освободили эту провинцию, отвоевав ее у Видессоса восемьсот лет назад. Катриши походили на старое хорошее вино в дешевых глиняных кувшинах, качество которого было легко проглядеть на шумном пиру. Трибун приказал букинаторам трубить сигнал "внимание" и, когда легионеры замерли, отдал необходимые распоряжения, добавив под конец: - Некоторые из вас могут подумать, что легко отобьются от отряда. Предположим, вас никто не станет ловить. Надеюсь, нет нужды напоминать вам, что происходит за этими стенами. Подумайте, долго ли дезертиры будут наслаждаться свободой. Наступило долгое многозначительное молчание - солдаты обдумывали слова своего командира, а затем Гай Филипп рявкнул: - Разойдитесь! Пары разбрелись по городу, неженатые солдаты остались дожидаться возвращения товарищей. Некоторые из них, решив, что неплохо бы окончательно или на некоторое время изменить свой холостяцкий статус, пошли к воротам, где все еще стояли женщины. Гай Филипп вопросительно взглянул на трибуна, но Марк только пожал плечами. Пусть легионеры получат хоть немного тепла и ласки, пока это возможно. - Муниций, - сказал он, - ты не возражаешь, если тебе придется пойти со мной и Хелвис? Ирэн присматривает за Мальриком. Легионер улыбнулся. - Разумеется. Когда трое пострелят носятся как угорелые, мое появление будет очень кстати, я могу помочь с детьми. Марк хмыкнул и перевел их разговор Хелвис. Между собой его солдаты в основном говорили по-латыни, она же знала только два-три слова на этом языке. - Ты даже не представляешь, насколько это будет кстати, - сказала Хелвис Муницию. - О, я знаю это очень хорошо, - ответил тот по-видессиански. - На маленькой ферме я был старшим среди восьми братьев и сестер, не считая двоих, которые умерли совсем крохами. Я до сих пор не понимаю, когда моя мать находила время для сна. Несмотря на тяжелые времена, кое-что в Клиате осталось неизменным. Проходя через рыночную площадь, Хелвис, Марк и Муниций распугивали стаи воробьев, ворон и голубей, которые, громко чирикая, копошились у лотков с зерном. Уверенные, что их не тронут, птицы совсем не боялись людей. - Скоро они на горьком опыте убедятся в своей ошибке, - сказал Муниций, обходя голубя, чтобы не наступить на него. - Если город будет осажден, в первые несколько дней жители испекут немало пирогов с начинкой из птичьего мяса. После этого птицы не подпустят к себе людей ближе чем на пятнадцать шагов. Бродяги и нищие все еще толпились на краю рынка, хотя наиболее здоровые и крепкие из них уже исчезли искать пристанища в более безопасном месте. Широким жестом Муниций подал милостыню тощему седобородому мужчине, у которого не было левой ноги. Калека стоял у раскрытой двери таверны. - Ты дал ему золотой? - с удивлением спросил Марк, когда увидел, что солдат достал маленькую монетку вместо большой бронзовой, которые чеканили в Видессосе. - Эти так называемые деньги, выпущенные чертовым Императором-чиновником Стробилосом, ничего не стоят, так много в них меди. Дед Ортайяса - Стробилос - был Императором, пока Маврикиос Гаврас не сбросил его с трона четыре года назад. Монеты, выпущенные при его правлении, были настолько плохими, что побили все рекорды фальшивомонетчиков - "золотые" Стробилоса стоили чуть больше медяка. Муниций бросил калеке монету, и тот подхватил ее на лету. Настоящее это было золото или нет, но такая милостыня была более щедрой, чем ему обычно подавали. Нищий наклонил голову и поблагодарил римлян - в его видессианской речи слышался сильный васпураканский акцент. После этого он спрятал монету за щеку и направился в ближайшую винную лавку. - Надеюсь, старик повеселится на славу, - сказал Муниций. - Похоже, он не слишком-то крепок. Скаурус внимательно посмотрел на легионера. Муниций всегда напоминал ему Гая Филиппа, посвятившего всю свою жизнь армии и приобретшего за годы службы несколько однобокий взгляд на жизнь. Однако у молодого легионера не было многолетнего опыта, который позволял старшему центуриону оценивать вещи трезво, без преувеличений, и эта реплика мало походила на то, что говорил Муниций обычно. - Если ты хочешь увидеть Ирэн так же сильно, как она тебя, - с улыбкой обратилась Хелвис к Муницию, - то ваша встреча и правда будет счастливой. Она все время говорит только о тебе. Темнобородое крестьянское лицо Муниция расплылось в улыбке, скрасившей его жесткое выражение. - Правда? - спросил он с непривычной застенчивостью в голосе, удивленный, как пятнадцатилетний мальчишка. - Последние несколько месяцев я много думал о том, какое это счастье - остаться в живых. И он умчался к Ирэн в маленький дом, где они с Хелвис снимали комнату. Марк понял, откуда у Муниция этот внезапный всплеск добрых чувств к людям. В своем роде Марк даже немного завидовал ему. Хелвис была прекрасной женщиной, пылкой и страстной, чудесным, умным другом, но трибун не ощущал в себе той волны счастья, которая захлестывала Муниция. Конечно, он тоже был счастлив, но совсем по-другому. Ну что ж, сказал он сам себе, тебе уже перевалило за тридцать, а Муницию едва исполнилось двадцать два года. Но только ли в возрасте дело, или я просто более холоден от природы? Он был достаточно честен, чтобы признаться в том, что не знает точного ответа. Ключи от дома висели на шее у Хелвис на тонкой цепочке. Она быстро вставила ключ в скважину, дверь открылась, и им навстречу выбежал Мальрик: - Мама! Мама! - Он обнял мать за талию. - Здравствуй, папа! - добавил он, когда мать подняла его и подбросила в воздух. - Здравствуй, сынок. - Марк взял мальчика из рук Хелвис. - Ты привез мне голову казда, папа? - спросил Мальрик, напоминая о своей просьбе, высказанной в тот день, когда армия выступала из Клиата. - Ты должен спросить об этом у Виридовикса, - ответил трибун. Муниций громко расхохотался: - У тебя растет воин! Голос легионера разнесся по всему дому, и через мгновение в дверях появилась Ирэн, невысокая плотная видессианка, едва доходившая Муницию до плеча. Она бросилась на шею мужа и так крепко обняла его, что он едва устоял на ногах. - Спокойней, спокойней, милая! - Муниций осторожно отстранил ее, заглянул ей в глаза. - Если я сожму тебя так крепко, как мне хочется, ребенок выскочит на свет раньше времени. Он провел огрубевшей ладонью по ее щеке. - С тобой все в порядке? - взволнованно спросила Ирэн. - Ты не ранен? - Нет, это всего лишь царапина. Ты понимаешь, я... Марк сухо кашлянул. - Боюсь, с этим придется подождать. Ирэн, зови своих девочек и упакуй все, что нужно взять в дорогу - чтобы идти налегке. Мы уйдем из города до заката. Муниций жалобно взглянул на трибуна, однако он был слишком хорошим солдатом, чтобы позволить себе возражать. Он ожидал, что запротестует Ирэн, но жена легионера только сказала: - Я готова к этому уже несколько дней. Он, - женщина сжала руку Муниция, - он знает, как путешествовать налегке, и я сделала все возможное, чтобы научиться этому. - И я тоже, - сказала Хелвис, когда Марк повернулся к ней - Я прожила с тобой достаточно, чтобы знать, как ты ненавидишь все, что висит за спиной у твоих солдат. Но почему ты терпеть не можешь вьючных лошадей и телеги с припасами - этого я никогда не пойму. Воины ее родины сражались на конях и чувствовали себя в пути как рыба в воде. Римляне же были традиционными пехотинцами. - Чем менее армия обременена лишним грузом, тем лучше она сражается. На примере каздов это видно очень хорошо. Но теперь нам совсем не помешают лошади и телеги, поскольку с нами будет много женщин и детей. Как ты думаешь, сможет ли Клиат предоставить нам повозки? Ирэн отрицательно покачала головой, а Хелвис пояснила: - Еще вчера это было возможно, но прошлой ночью сюда пришел Аптранд со своим отрядом и забрал почти всех лошадей из тех, что еще оставались. Он направился к югу на рассвете. Скорее всего, подумал Марк, офицер намдалени направился к Фанаскерту, чтобы воссоединиться со своими товарищами, оставшимися в гарнизоне этого города. С его точки зрения, это было логично, солдатам Княжества лучше держаться вместе в такое тяжелое время. Аптранду, вероятно, было безразлично (а может быть, он просто не обратил на это внимания), что его поход в сторону от приближающихся каздов открывает захватчикам дорогу для вторжения в Видессос. Наемники всегда заботились прежде всего о себе, а потом уже о тех, кто их нанял. Но ведь и я тоже, подумал трибун, и я тоже... Погруженный в свои мысли, он пропустил слова Хелвис мимо ушей. - Прости, ты что-то сказала? - Я сказала, что нам, вероятно, тоже надо двигаться в этом направлении. - Что? Нет, конечно же, нет. - Слова сорвались с его губ прежде, чем он вспомнил, что брат Хелвис Сотэрик тоже был в гарнизоне Фанаскерта. Хелвис сжала рот, и ее глаза опасно сузились. - Но почему? Я слышала, Аптранд и его солдаты стояли насмерть даже тогда, когда другие бежали. Обычную неприязнь, которую наемники испытывали к тем, кто их нанимал и кого они должны были защищать, усугубляло то, что видессиане считали намдалени еретиками - впрочем, это обвинение было взаимным. Хелвис между тем продолжала: - Фанаскерт - город сильный, во всяком случае, более мощный, чем Клиат. За его крепкими стенами мы сможем вволю посмеяться над жалкими кочевниками, копошащимися внизу. Трибун с облегчением вздохнул. Он вовсе не собирался идти на Фанаскерт, и Хелвис, сама того не желая, подсказала ему великолепное тактическое оправдание, которое он приведет, отказываясь выбрать Фанаскерт в качестве конечной цели. Марк не хотел ссориться с женой: воля у нее была железная, да и в любом случае у них не было времени для споров. - Крепостные стены - гораздо менее надежная защита от кочевников, чем ты думаешь, - сказал он. - Они выжигают поля, убивают работающих на них крестьян, морят голодом город, находящийся в осаде. Ты же видела все это в Империи и здесь, в Васпуракане. Защитники могут быть стойкими людьми, но казды в осаде не менее опытны, чем в открытом бою. Хелвис прикусила губу, желая возразить, но поняла, что Скаурус уже принял решение. - Хорошо, - сказала она наконец. Улыбка у нее стала холодной. - Я не буду спорить с твоими доводами. Права я или нет, это не имеет, по-видимому, большого значения. Марк был вполне удовлетворен и решил не углубляться в детали. То, что он сказал ей, было правдой, но не всей правдой. После поражения и гибели Маврикиоса в Видессосе должны были произойти большие изменения, и он не собирался застрять в провинциальном городе на краю Империи, предоставив событиям развиваться без его участия. Столь же амбициозный, как любой другой командир наемников, Скаурус был не прочь испытать судьбу и подняться на гребне хаоса. Однако, имея за плечами всего один драгоценный легион, он, в отличие от других, все свои надежды обращал на имперское правительство. Но ни одна из этих мыслей не отразилась сейчас на его лице. Трибун пожал плечами, подумав, что было намного проще оставаться одним из молодых офицеров Цезаря, с четко очерченным кругом обязанностей, с начальником, который бы думал за него. Но стоики учили его делать все, что в его силах, и не желать невозможного - хорошая философия для спокойного человека. - Если вы готовы, - сказал он Хелвис и Ирэн, - пора трогаться в путь. - Будь я проклят, если не стал уже черным, как уголь, - сказал Виридовикс, шагая рядом с легионерами. В действительности он был не черен, а красен, как полусырое мясо. Его бледная, обожженная палящим васпураканским солнцем кожа отказывалась принимать загар. Горгидас накладывал мази, но они исчезали с каждым новым слоем облезающей кожи. Кельт ругался, когда капли едкого пота текли по его багровому лицу. - Хотите загадку? - сказал он. - Почему даже глупая чайка умнее, чем я? - Даже не напрягая ума, я мог бы дать тебе дюжину ответов, - сказал Гай Филипп, не упускавший случая кольнуть своего давнего противника. - Но лучше скажи свою отгадку. Виридовикс яростно взглянул на него и ответил: - Потому что у нее достаточно ума, чтобы не летать в Васпуракан. Измученные зноем римляне невольно усмехнулись. Но Сенпат Свиодо немедленно оскорбился до глубины души - ведь кельт посмеялся над его родиной. - Тебе надо бы знать, что Васпуракан - первое творение Фоса, который создал весь мир, и место рождения нашего предка Васпура - первого человека на земле, - сердито произнес он. Некоторые из видессиан, присоединившихся к римлянам, засвистели в ответ на это заявление. Васпуракане могут называть себя "принцами Фоса", если им так хочется, но те, кто жил за пределами их земли, не принимали этой веры всерьез. Что касается Виридовикса, то он плевать хотел на любую религию. Откинув голову назад и глядя на сидящего на коне Свиодо снизу вверх, он сказал: - Насчет того, что ты приходишься родней первому человеку, ничего не скажу, потому что ничего в таких вещах не смыслю. Но я верю, что эта земля - первое творение Фоса, поскольку одного взгляда на нее достаточно, чтобы понять: бедняге Фосу нужно было на чем-то потренироваться. Легионеры взвыли от восторга, Свиодо онемел, видессиане и катриши громко расхохотались. - Вини самого себя, что в тебя запустили тухлым яйцом, - довольно мягко сказал Гай Филипп юному васпураканину. - Мужчина, с языком достаточно острым, чтобы удерживать возле себя сразу трех красоток, легко победит в споре такого юнца, как ты. - Ты прав, - пробормотал Сенпат, - но кто бы мог подумать, что у этого дылды так хорошо подвешен _е_щ_е _и _я_з_ы_к_? Виридовикс был настолько красен от солнца, что не мог еще более покраснеть от гнева, однако, судя по приглушенному фырканью, стрела васпураканина попала в цель. Римляне и их товарищи пробирались на восток от Клиата, отступая в полном порядке и стараясь не сталкиваться с большими отрядами кочевников. Катриши, как обычно, играли роль разведчиков и гонцов, прикрывали отряд от внезапных конных атак и предупреждали римлян об опасности, которую замечали впереди или на флангах. Окруженные всадниками, легионеры шли, построившись в каре, в центре которых находились женщины, дети и раненые. Хорошая выучка, дисциплина и несомненная боеготовность до поры до времени спасали римлян от беды. Отряд каздов, состоявший из трехсот всадников, следовал за легионом в течение целого дня, подобно стае голодных волков, готовых выхватить из строя ослабевшую добычу. Наконец, убедившись, что застать противника врасплох нет никакой надежды, казды отъехали в сторону в поисках более легкой добычи. Когда сгустились сумерки, Марк уже не протестовал против присутствия в лагере женщин. Хелвис ночевала в его палатке, и он радовался тому, что она рядом. Тем не менее привычки и воспитание сказывались, и он все же испытывал некоторую неловкость, так что, когда Сенпат Свиодо снова стал подшучивать над ним, трибун бросил на весельчака взгляд, после которого тот прикусил язык и надолго замолчал. Хотя Марк и привыкал к необычным для него вещам, он совершенно не собирался веселиться на этот счет. Солнце катилось к горизонту. Кончался четвертый день похода. С юга к отряду подскакал катриш и, отдав Марку салют, доложил: - На холмах происходит что-то странное. Похоже на драку, но не совсем. Как следует я разглядеть не смог. Туда легче добраться пешком, чем на лошади, - холмы очень крутые и много острых камней. Трибун взглянул в направлении вытянутой руки катриша. Далеко впереди виднелось небольшое облако пыли, под которым вспыхивали лезвия мечей и наконечники копий... "Похоже на драку, но не совсем". Сражение действительно не казалось чем-то серьезным. Битва происходила на расстоянии четырех-пяти километров, и все же нелишне было выяснить, кто и с кем сражается. Возможно, там были беглецы-видессиане или васпуракане, столкнувшиеся с авангардом крупного отряда каздов. Скаурус повернулся к Гаю Филиппу. - Выбери восемь опытных солдат, и пусть они разузнают, что там творится. - Вот тебе восемь хороших солдат, - сказал центурион, указав на одну из палаток. - А что касается командира, то я предложил бы... - Я сам поведу их, - прервал его Марк. Лицо Гая Филиппа застыло, и только левая бровь недовольно полезла вверх, выдавая подавленные дисциплиной чувства. Скаурус уже подходил к маленькому отряду разведчиков, когда до него донеслось приглушенное ворчание старшего центуриона: - ...неопытные юнцы всегда думают, что лучше других могут разобраться в ситуации... В данном случае приоритет командира почти не играл роли в неожиданном решении трибуна. Верней всего было то, что после странного донесения катриша Марк поддался любопытству. - Ускорить шаг, - приказал Скаурус восьми легионерам и зашагал на юг. Солдаты были плотнее и ниже ростом высокого худощавого Марка, но не отставали от своего командира. Ускоренный шаг, почти бег, не давал им возможности переговариваться. Три километра промелькнули незаметно. Стояла полная тишина, прерываемая только тяжелым дыханием, топотом сапог, звоном наколенников, панцирей и мечей. Почва постепенно начала подниматься, щебень и нагромождение камней заставили легионеров замедлить шаг. Марк оступился и едва не упал, сзади кто-то выругался, потеряв равновесие, и трибун подумал, что катриш был прав, когда решил отступиться от этих холмов. Здесь и людям-то не пройти, а уж лошадь наверняка переломала бы ноги. Они были уже достаточно близко, чтобы слышать шум схватки, о которой доложил разведчик, хотя нагромождения валунов все еще скрывали от них происходящее. Римляне подошли еще ближе и в полном замешательстве уставились друг на друга. Эти звуки не походили на скрежет металла и крики сражающихся. Где грохот обутых в сапоги ног, звон клинков, стоны раненых? Что это за странные звуки? Марк вытащил свой длинный галльский меч, и тяжесть его успокоила трибуна. Солдаты тоже извлекли из бронзовых ножен свои короткие гладии, перелезли через последние валуны и вышли на ровную площадку. Десятка два каздов, одетых в плащи цвета засохшей крови, рубились с десятью видессианами, собравшимися вокруг невысокого толстого человека в пыльном плаще, который некогда был небесно-голубого цвета. - Нейпос! - крикнул Скаурус, узнав жреца Фоса. События, казалось, развиваются не в пользу видессиан. Враги превосходили их численностью как минимум в два раза. Круг возле жреца стал еще более узким. Ни видессианские солдаты, ни их противники, похоже, не заметили появления римлян. Что ж, если казды были идиотами, Марк не собирался следовать их примеру. - Вперед! - рявкнул Марк, бросаясь на каздов. Командовавший каздами высокий человек в красном плаще еле заметно улыбнулся при виде легионеров. Солдаты его, казалось, и вовсе не обратили внимания на римлян. Мгновением позже воздух наполнился криками изумления и страха - мечи легионеров проходили сквозь тела каздов, как сквозь дым, хотя на вид враги были такими же живыми, как и сами римляне. Несмотря на блеск мечей и перекошенные лица, видессиане, сражавшиеся с каздами, были такими же призрачными, как и их противники. Марк остановился а растерянности: Нейпос был не только жрецом, но и великим волшебником, а колдуны-казды всегда одевались в красные плащи. Легионеры столкнулись с поединком чародеев. Противник Нейпоса был сильнее, если сумел заставить видессианского жреца от атаки перейти к обороне. Меч Скауруса коснулся одного из фантомов. Символы на лезвии загорелись желтым светом, как случалось всегда, когда в ход вступало колдовство. Казд вздрогнул и внезапно пропал, как свеча, задутая в темноте. Затем исчез еще один. И еще. Колдун-казд перестал улыбаться. Одновременно с гибелью фантомов врага призраки Нейпоса атаковали, и теперь уже каздам пришлось отступать. Меч Марка, созданный друидами галлов, выстоял однажды даже против чар Авшара, и магия менее сильного колдуна не могла соперничать с ним. Трибун наносил удары без устали, и все меньше призраков-каздов оставалось на поле боя. Даже когда исчез последний фантом, колдун не выказал страха или слабости. Заклинания его были все еще достаточно сильны, чтобы отразить атаку Нейпоса. Ни один из мечей призрачного видессианского воинства не коснулся его, хотя удары сыпались один за другим. Выкрикнув какое-то проклятие на своем языке, колдун выхватил из-за пояса кинжал и бросился на Скауруса. Несмотря на мужество, проявленное каздом, исход этой схватки был предрешен. Римлянин отразил удар длинного кинжала щитом и выбросил вперед руку с мечом - обычный прием легионеров. Клинок вошел в плоть врага - а не в призрачный дым, как это было несколько минут назад. Кровь вытекала из угла рта колдуна, и чары рассеялись. Призраки Нейпоса исчезли, когда казд упал на землю. Маленький видессианский жрец в полном изнеможении опустился на камни. Пот катился по его выбритой голове, стекал по шее, по лицу и каплями падал в бороду. Минуту-две жрец сидел неподвижно, потом поднялся и крепко сжал руку трибуна. - Хвала Фосу, приносящему свет, он послал тебя мне в трудную минуту. - Голос Нейпоса звучал слабо и надтреснуто, совсем не напоминая тот уверенный твердый голос, который был так знаком Скаурусу. Жрец взглянул на скорчившееся тело колдуна-казда и пробормотал: - Он убил бы меня, если бы ты не пришел вовремя. - Как случилось, что ты ввязался в этот поединок? - спросил Марк. - Мы увидели друг друга в этих скалах. Я заметил у него нож и решил напугать его фантомами. Но он принял вызов и оказался сильным противником. - Нейпос покачал головой. - Он выглядел обычным шаманом, каких у каздов тысячи. А ведь я - волшебник Видессианской Академии. Неужели правда, что темный Скотос - более могущественный Бог, чем мой? Быть может, дело моей жизни обречено? Скаурус удивленно взглянул на жреца. Нейпос обычно был жизнерадостным человеком. Хотя, разумеется, и у жреца иногда случалось мрачное настроение. - Встряхнись. Этот колдун и ему подобные держатся за плащ Авшара. Одна победа - и они уже думают, что им принадлежит весь мир. - Трибун пристально посмотрел на усталого жреца. - К тому же, мой друг, ты сейчас не в лучшей форме. - Это правда, - признался Нейпос, протер потное лицо грязным рукавом и жалко улыбнулся. - Я не очень крепко сижу сегодня в седле, а? - Не очень, - подтвердил Марк. - Думаю, тебе лучше всего присоединиться к нашему отряду. Комфорта обещать не могу, но до дома мы доберемся. Улыбка Нейпоса стала шире. - Очень надеюсь на это, - он вздохнул и повернулся к легионерам. - Боюсь, мне будет не угнаться за твоими высокими солдатами. Римляне довольно заухмылялись - все они были выше (и стройнее) толстого маленького жреца. Нейпос постарался собраться с силами, пошел за солдатами твердым шагом. - Недурно, - сказал один из них Нейпосу, когда они подошли к римскому лагерю. Улыбка легионера стала хитрой. - С нами уже довольно много видессиан. Возможно, ты найдешь себе кольчугу и вещевой мешок, и мы еще сделаем из тебя хорошего легионера. - Не приведи Господь! - завздыхал Нейпос, округляя глаза. - Пеший марш - это не для меня. - Но мы можем положить тебя на землю и катить, как бочонок, - заметил другой римлянин. Жрец бросил на Марка такой возмущенный и умоляющий взгляд, что трибун вынужден был легким покашливанием положить конец шуточкам солдат. Гай Филипп уже собрал манипулу на помощь Скаурусу, но, увидев, что солдаты возвращаются в долину, взмахом руки остановил ее движение. Как только разведчики подошли достаточно близко, он крикнул: - Все в порядке? Марк поднял вверх большой палец - жест как на гладиаторских боях. Старший центурион ответил тем же жестом и вернул на место манипулу. Несмотря на брюзжание Гая Филиппа, Скаурус знал, что тот первым из всего легиона бросится на помощь своему "юному" трибуну. Из колонны римлян вышел человек в хламиде и сандалиях и направился к разведчикам. Горгидас не замечал Марка. В этот момент для него не существовало ни трибуна, ни легионеров. Врач заметил Нейпоса, и этого было достаточно, чтобы он забыл обо всем на свете. - Ты владеешь искусством врачевания ваших магов? - требовательно спросил он, наклоняясь вперед и словно нависая над маленьким жрецом. - Да, немного, но... Горгидас не стал слушать возражений. Они с Нейпосом часто беседовали о вопросах души и веры, но сейчас у грека не было времени для разговоров. Он схватил жреца за плечо и потащил к носилкам с тяжелоранеными, сказав на ходу: - Одни боги знают, сколько я молился, чтобы они послали мне такого знающего целителя, как ты. Я видел, как люди умирали, и был бессилен что-либо сделать, моих познаний недостаточно, чтобы помочь им. Но вы, видессиане, вы знаете столько, что... Он остановился и развел руками - рациональный, логичный человек, вынужденный признавать существование чуда, которое было выше его понимания. Любопытные римляне (и Марк в том числе) окружили странную парочку. Марк уже видел, как врачеватель-жрец спас жизнь Сексту Муницию и еще одному легионеру сразу же после прибытия римлян в Видессос. Однако чудеса не портятся от повторения, подумал он.. Нейпос слабо упирался, пытаясь объяснить, что знания его не столь велики, как кажется Горгидасу, в то время как грек, не слушая возражений, мягко, но настойчиво подталкивал жреца вперед. Оказавшись возле раненых, Нейпос замолчал. В походе уход за ранеными не мог быть хорошим, и многих ожидала в ближайшие дни мучительная смерть. Инфекции и высокая температура. в сочетании с грязной водой и палящим солнцем приближали неизбежный конец. Гнилостный запах от воспаленных ран вызывал тошноту, ароматические мази, накладываемые Горгидасом, приносили временное облегчение, но чудодейственными свойствами не обладали. Солдаты, бледные от жара, дрожали даже в палящий полдень, забываясь в бреду. Перед лицом такого страдания с Нейпосом случилось то, на что и рассчитывал Горгидас. Маленький жрец словно сбросил с себя усталость. Когда он подошел к раненым, он уже казался выше своего роста. - Покажи мне самых тяжелых, - обратился он к Горгидасу, и в голосе его внезапно прозвучали властные нотки. Если Горгидас и заметил эту перемену, то не подал вида. Он был согласен на роль мальчика на побегушках, если это было необходимо, чтобы спасти его пациентов. - Самых тяжелых? Это здесь, - сказал он, проведя по подбородку худой ладонью. Публий Флакк метался в бреду и дрожал в ознобе, его грудь судорожно вздымалась и опускалась, черная, борода резко выделялась на бледно-восковой коже. Сабля казда оставила страшную рану в левом бедре Флакка, и, хотя Горгидас каким-то образом умудрился остановить кровь, рана почти сразу же воспалилась. Несчастный легионер умирал от горячки. Зеленовато-желтый гной сочился из-под повязок, над раненым, отвратительно Жужжа, вились привлеченные запахом гниения большие изумрудные мухи. Они ползали по влажному телу и по лицу легионера, садились на закрытые глаза и потрескавшиеся от жара почерневшие губы. Осмотрев Публия Флакка, жрец помрачнел и сказал Горгидасу: - Я сделаю все, что могу. Сними повязку, мне нужно касаться его. Горгидас размотал повязку, которую сам же вчера наложил. Закаленные в битвах солдаты закашлялись, когда врач обнажил страшную рану. Вонь стала невыносимой, и римляне, будучи не в силах ее терпеть, отступили, но ни врач, ни жрец даже глазом не моргнули. - Теперь я понимаю Филоктета, - пробормотал Горгидас. Нейпос вопросительно поднял брови - врач произнес эти слова по-гречески, но фраза вырвалась у него машинально, и он не стал ее объяснять. Марк понял Горгидаса и оценил правду пьесы Софокла. Независимо от того, насколько высок был человек, достаточно запаха разложения, сочащегося от его ран, чтобы отогнать от него товарищей. Мысль эта мелькнула и исчезла, когда Нейпос склонился над Публием Флакком и коснулся его рани руками. Глаза жреца были закрыты. Он сжал воспалившуюся ногу а такой силой, что костяшки его пальцев побелели. Если бы Флакк не был без сознания, он бы громко застонал. Но раненый не приходил в себя, и жрецу было легче делать свое дело. На краях раны выступил гной и потек по пальцам Нейпоса. Жрец не обратил на это внимания, он был полностью сосредоточен на ранении. Год назад, в Имбросе, Горгидас высказывал предположение об энергии, которая переходила с рук жреца в тело больного. Слова, которые произносил тогда имбросский целитель Апсимар, были непонятны Скаурусу; не понимал он их и сейчас, однако волосы на затылке трибуна встали дыбом. Он чувствовал, как дивная сила проходила через руки Нейпоса, но понять ее природу не мог. Стараясь сосредоточиться как можно более полно, жрец прошептал бесчисленное количество молитв. Видессианский язык, на котором он говорил, был настолько архаичным, что Скаурус узнал всего несколько слов. Даже имя бога звучало на этом языке иначе. Доброе божество Видессоса звалось Фосом, но сейчас его имя прозвучало как "Фаос". Сначала Марк подумал, что ему только показалось, исцеление, даже чудесное, не может произойти так скоро, но вскоре сомнения рассеялись: отвратительный гной исчезал из грязной раны, а ее красные воспаленные края бледнели, опухоль быстро уменьшалась. - Нет, это невероятно, - пробормотал пораженный трибун. Легионеры шептали имена богов, известных им куда дольше, чем Фос. Нейпос не обращал на них внимания. Сейчас все вокруг него могло рухнуть в громовых раскатах, а он так и остался бы стоять, склонившись над недвижным телом Публия Флакка. Раненый легионер застонал и вдруг впервые за все эти дни широко раскрыл глаза. Они глубоко запали, и выглядел он страшно, но очнулся от забытья и понимал происходящее. Горгидас помог солдату подняться и дал ему флягу. Римлянин с жадностью отпил несколько глотков и хрипло прошептал: - Спасибо. Это слово было единственным, что смогло нарушить внимание Нейпоса. Жрец ослабил давление на рану Флакка - так же, как и раненый легионер, он только в эту минуту начал осознавать, что происходит вокруг. Нейпос потрогал пульс раненого и тихо сказал: - Благодарение Фосу за то, что он использовал меня как свое орудие, чтобы спасти этого человека. Вместе с другими римлянами Марк в восхищении смотрел на чудо, сотворенное Нейпосом. Гниющая рана, которая чуть не убила Флакка, внезапно стала чистой и стремительно заживала, лихорадка и бред исчезли. Легионер начал было что-то говорить окружившим его товарищам и даже попытался встать. Только пропитанные гноем повязки и рой мух над ними напоминали о том, что еще совсем недавно человек этот был при смерти. Сияя, Горгидас подошел к Нейпосу и с чувством произнес: - Ты должен обучить меня своему искусству. Забери все, что у меня есть, но научи. Жрец неуверенно выпрямился на подкашивающихся ногах. Его снова охватила усталость, и все же он заставил себя улыбнуться: - Не говори о плате. Я покажу тебе все, что умею. Если у тебя есть талант, ученики Фоса не спросят с тебя ни гроша - только пользуйся своим даром мудро. - Благодарю тебя, - ответил Горгидас, и его благодарность Нейпосу за такой ответ была ничуть не меньшей, чем благодарность Флакка, когда ему предложили воды. Затем врач снова перешел к делу. - Но мне еще нужна твоя помощь. Котилий Руф находится в очень тяжелом состоянии, сам увидишь. Он повел Нейпоса через возбужденную толпу солдат, стоявших вокруг Флакка. Жрец сделал несколько шагов, и вдруг глаза его закатились, и он осел на землю. Горгидас в отчаянии посмотрел на него, затем наклонился, приподнял веко и потрогал пульс Нейпоса. - Он заснул! - возмущенно сказал врач. Марк коснулся его плеча. - Мы уже видели, что такое лечение забирает у целителя столько же сил, сколько он вкладывает их в страждущего. А Нейпос и так уже чуть держался на ногах. Дай бедняге немного отдохнуть. - Ну что ж, пусть отдыхает, - печально вздохнул Горгидас. - Ведь он, в конце концов, только человек, а не скальпель и не настойка меда. Думаю, не стоит убивать моего главного целителя чрезмерной работой. Но лучше, чтобы он поскорее проснулся. И врач уселся рядом с посапывающим Нейпосом. Соли, город, которого отряд римлян достиг через несколько дней, уже посетили казды. Руины незащищенного стенами поселения на берегу реки Рамнос напоминали о трагедии, которая произошла с Соли много лет назад и повторялась с тех пор десятки раз, когда кочевники-казды просачивались в Видессос. Маленькие серые столбики дыма все еще поднимались кое-где в воздух, хотя на первый взгляд казалось, что пригороды выжжены дотла и гореть здесь решительно нечему. Но старая Соли уцелела, так как была защищена крепкими стенами и стояла на вершине почти неприступного холма. Жители частично отстроили старый город заново. Тревожные крики и звуки труб, предупреждающие а приближении вооруженного отряда, донеслись со стен, когда дозорные заметили римлян. Марку было нелегко убедить их в том, что его отряд часть видессианской армии, тем более что казды часто гнали впереди себя пленных видессиан, чтобы замаскироваться под имперских союзников. Когда тяжелые городские ворота наконец открылись, гипастеос Соли вышел вперед, приветствуя римлян. Это был высокий худощавый человек лет сорока с опущенными плечами и утомленным лицом. Трибун не встречался с ним в походе, но знал его имя - Евгениос Капанос. Гипастеос всматривался в лица вновь прибывших с усталым любопытством, словно все еще сомневаясь, не казды ли это, принявшие обличье друзей. - Вы - первый отряд, который пришел сюда в таком количестве и в таком порядке, а их уже много прошло через город, - сказал он и через некоторое время добавил: - Мне уже стало казаться, что у Империи больше не осталось солдат. - Некоторые отряды сумели вырваться из окружения, - отозвался трибун. - Мы... Но Капанос продолжал говорить, не слушая Скауруса: - Да-да, не далее как вчера я видел жалкую кучку воинов, сопровождавших Императора. Они шли к Питиосу, а затем собирались идти морем к столице, я полагаю. Челюсть у Марка отвисла, и он безмолвно уставился на гипастеоса. Все, кто стоял достаточно близко, чтобы слышать этот разговор, полностью разделили его удивление. - Император? - Зеприн Красный был первый, кто повторил это слово, пробившись к губернатору через ряды римлян. - Император? - горячо повторил он еще раз. - Да, я сказал "Император", - согласился Капанос. Было очевидно, что ему стоило большого труда поддерживать беседу. Как всегда стараясь добраться до сути, Гай Филипп требовательно сказал: - Но каким образом Туризин Гаврас добрался сюда так, что мы не узнали об этом? Да и его отряд вряд ли можно назвать "жалким сбродом". У него оставался прочти весь правый фланг, причем в полном порядке. - Туризин Гаврас? - Евгениос Капанос уставился на центуриона а легким раздражением. - Я вовсе не имел в виду Туризина Гавраса. Я говорил об Императоре - Императоре Ортайясе. Насколько мне известно, другого у нас нет. 2 - Ты можешь заставить нас идти днем и ночью, и все же мы не догоним этого идиота Сфранцеза, - сказал Виридовикс Скаурусу через день после того, как они узнали от Капаноса невероятную новость. Усталый, полный отчаяния, трибун остановился. Он так разозлился, узнав, что Ортайяс присвоил себе титул Императора, что безжалостно гнал свою маленькую армию на север, мечтая бросить узурпатора лицом в грязь. Но Виридовикс прав. Если оценивать обстановку здраво, не позволяя розовой пелене гнева туманить рассудок, то совершенно ясно, что у римлян нет никаких шансов захватить Сфранцеза. Отряд узурпатора двигался на конях, с ним не было женщин и раненых, и кроме того, Ортайяс опередил их на целый дневной переход. К тому же чем дальше на север продвигался легион, тем больше каздов встречалось на его пути, и захватчики становились все более агрессивными. Легионерам была ясна бесполезность погони, и только римская дисциплина удерживала их от открытого проявления недовольства, когда они продвигались к Питиосу. Сердца их не лежали к этой цели. Им приказывали идти быстрей после каждой остановки, но с каждым часом они шли все медленнее. Разумеется, они ненавидели Ортайяса Сфранцеза, но ненависть эта не мешала им понимать, что догнать его они не сумеют. Лаон Пакимер чувствовал, что на этом привале многое должно решиться. Он подъехал к Марку и сказал: - По-моему, нам пора остановиться. В голосе его звучало сочувствие. Так же, как и римляне, катриш терпеть не мог Сфранцеза, однако выражение голоса нисколько не меняло смысла произнесенных им слов. Он тоже начал терять терпение и не видел смысла в продолжении заведомо обреченной погони. Марк посмотрел на Пакимера, потом на кельта, наконец, в последней надежде обратил взор на Гая Филиппа, неприязнь которого к самозваному Императору не знала пределов. - Ты хочешь знать, о чем я думаю? - спросил старший центурион, и Марк кивнул. - Хорошо, я отвечу. Нет никакой надежды на то, что мы догоним этого ублюдка. Если ты заглянешь в глубину своей души, то признаешь, что это так и есть. - Вероятно, ты прав, - вздохнул трибун. - Но если ты был уверен в этом и раньше, почему не сказал мне с самого начала? - По очень простой причине. Независимо от того, схватим мы Сфранцеза или нет, Питиос - неплохой город, и туда недурно было бы добраться. Если Ортайяс решил идти к Видессосу морем, то ведь и мы можем сделать то же самое. Тогда нам не придется пробиваться с боями через западные территории. Но если смотреть правде в глаза, то между нами и портом слишком много проклятых каздов, чтобы мы могли добраться до моря без потерь. Они будут здорово трепать нас, вот увидишь. - Боюсь, что и тут ты прав. Если бы мы только знали, где сейчас Туризин! - Я тоже хотел бы это знать. _Е_с_л_и_ только он еще цел. На западе слишком много врагов, чтобы мы могли пойти туда и узнать, что с ним. - Знаю. - Марк сжал кулаки. Сейчас, как никогда прежде, он хотел бы получить весть от брата погибшего Императора, но в теперешней ситуации это было невозможно. - Нам надо уходить на восток, это единственный выход. Они говорили по-латыни, и, поймав ничего не выражающий взгляд Пакимера, трибун быстро перевел ему свое решение. - Разумно, - сказал катриш. Он наклонил голову в знак того, что согласен. - Но "восток" - довольно неопределенное понятие, а вы не слишком хорошо знаете эти места. Знает ли кто-нибудь из вас, куда вы, собственно, идете? Несмотря на мрачное настроение, Марк не удержался от улыбки - катриш сильно преуменьшил их беспомощность. - Казды не могут прогнать с этих земель всех. Я уверен, что мы сумеем найти одного-двух человек, которые покажут нам дорогу уже хотя бы для того, чтобы увести из своей местности большой отряд вооруженных людей, - сказал Гай Филипп. Лаон Пакимер хмыкнул и развел руками в знак того, что сдается. - На это я ничего не могу возразить. Я тоже не захотел бы, чтобы такой сброд разбил лагерь возле моего дома, и постарался бы избежать этого любой ценой. Старший центурион был не слишком доволен тем, что его солдат обозвали "сбродом", но катриш принял предложенный им план, а это было главное. На следующее утро Марка разбудил шум ссоры - это произошло незадолго до восхода солнца. Он устало выругался и сел на постели, чувствуя, что так и не отдохнул толком после вчерашнего перехода. Лежащая рядом с ним Хелвис вздохнула и перевернулась на другой бок, пытаясь снова заснуть. Мальрик, не спавший, когда трибун и Хелвис хотели этого, сейчас безмятежно посапывал носом. Скаурус высунул голову из палатки как раз в тот момент, когда Квинт Глабрио и его подруга Дамарис проходили мимо. Она все еще ругалась: - Самый бесполезный мужчина, какого я только могу себе представить! Что я в тебе нашла - до сих пор не понимаю! Дамарис исчезла из поля зрения трибуна. Он был не прочь узнать, что привлекло _в _н_е_й _с_а_м_о_й_ Квинта Глабрио. Разумеется, она красива: точеное лицо, чудесная фигура, глаза карие, густые вьющиеся волосы. Но худа, как юноша, и чересчур вспыльчива - вечно в глазах пламя бушует. Она очень темпераментна, как и гордая Комитта Рангаве - подруга Туризина, - и одно это уже говорит о многом. Но у Квинта Глабрио не такой быстрый в острый язык, как у Туризина, и он не может поставить ее на место. Все это в целом оставалось для Скауруса загадкой. Глабрио посмотрел в ту сторону, куда ушла Дамарис. Он напоминал человека, который решил проверить, кончилась ли гроза, но, заметив Марка, смутился, неловко пожал плечами и тут же исчез в своей палатке. Досадуя на то, что стал свидетелем чужой неловкости, трибун сделал то же самое. Последняя вспышка гнева Дамарис все-таки разбудила Хелвис. Отбросив с лица спутанные волосы, она села и пробормотала: - Я так рада, что мы не ссоримся, Хемонд... И остановилась в замешательстве. Марк хмыкнул, и рот его расплылся в неуклюжей улыбке. Скауруса не беспокоило, когда Хелвис по ошибке называла его именем своего погибшего мужа, но каждый раз, когда это случалось, он не мог удержаться от дурацкой усмешки. - Думаю, что ты можешь разбудить мальчика, - сказал он. - Весь лагерь уже кипит. Он так старался подавить раздражение, что голос его стал совершенно бесцветным, и слова казались пустыми и холодными. Неудачная попытка скрыть скверное настроение привела к еще худшим результатам, чем если бы он этого не делал. Хелвис выполнила его просьбу, но лицо ее превратилось в маску, которая так же плохо скрывала обиду, как и его холодный тон. Похоже, утро начинается великолепно, просто великолепно, горько подумал трибун. Погрузившись в дела, он тщетно старался забыть едва не разразившуюся ссору. А услышав, как Квинт Глабрио ругает солдат своей манипулы, что было совсем не характерно для такого спокойного офицера, трибун понял, что он не единственный, чьи нервы в этот день взвинчены. Разрешить проблему проводников им удалось именно так, как и предполагал Гай Филипп. Римляне проходили через каменистую местность, то и дело натыкаясь на множество деревень и поселков. Любой незнакомец, появившийся здесь, вызывал подозрения и испуг, армия, пусть даже маленькая и разбитая - настоящую панику. Крестьяне и пастухи жили так изолированно друг от друга, что почти не видели сборщиков налогов (это действительно встречается в Видессосе нечасто), и все, чего они хотели, - это отделаться поскорей от солдат, проходивших через их селение. В каждой усадьбе находился человек, который хотел - нет, рвался! - быть проводником римлян и указать им дорогу... часто, как заметил Марк, к своим соседям-соперникам, жившим чуть дальше на востоке в соседней долине. Впрочем, изредка легионеров встречали с распростертыми объятиями, причем, как это ни странно, обязаны этим они были своим врагам. Жестокие банды каздов, подвижных, как всякие кочевники, проникали даже в эти суровые, недоброжелательные места. Появляясь близ деревни, осажденной каздами, римляне становились неожиданными спасителями, и за избавление от неминуемой гибели или рабства люди щедро оделяли их всем, что у них было. - Хотите верьте, хотите нет, но эта жизнь мне вполне подходит! - заявил Виридовикс после одной из таких маленьких побед. Растянувшись перед весело потрескивающим костром, кельт держал в правой руке кувшин пива, у ног его высилась солидная горка дочиста обглоданных бараньих костей. Отхлебнув из кувшина добрый глоток, он продолжал: - Послушайте, ребята, а ведь мы, пожалуй, могли бы остаться здесь до конца своих дней, а? Кто скажет "нет"? - Я, - быстро ответил Гай Филипп. - Это место - забытая Богами дыра. Даже шлюхи здесь ничего не умеют. - В жизни есть более важные вещи, чем то, что болтается у тебя между ног, - благочестивым тоном ответил кельт под улюлюканье сидящих у костра. Гай Филипп молча поднял вверх три пальца. Виридовикс сильно обгорел на солнце и в алых отблесках пламени трудно было понять, покраснел он или нет, но длинный ус свой кельт подергал в явном смущении. - И все же, разве это вот, - он ткнул сапогом в груду костей, - не заставляет тебя вспоминать о наших походных трапезах с отвращением? Грязная каша, сухой хлеб, копченое мясо, пахнущее дубленой шкурой и стойлом, - от такой дряни и бродягу наизнанку вывернет, а мы жрем это целыми неделями. В разговор вмешался Горгидас. - Мой кельтский друг, иногда ты наивен, как малое дитя. Подумай сам, часто ли эта нищая долина может позволить себе закатывать такие пиры, как сегодня? - Горгидас махнул рукой в темноту, желая напомнить своим слушателям о крохотных каменистых полях, раскиданных по склонам гор, по которым они проходили. - Я рос в краях, очень похожих на эти, - продолжал врач. - Люди, живущие здесь, затянут ремни и будут голодать этой зимой из-за пира, который устроили нам сегодня. Если бы они кормили нас так в течение двух недель, многие из них умерли бы от голода еще до наступления весны, да и многие из нас тоже, если мы останемся. Виридовикс непонимающе уставился на грека. Он привык к плодородной зеленой Галлии с ее прохладным летом, мягкой зимой и долгими теплыми дождями. Его родина утопала в лесах, здесь же лишь редкие кусты и деревья жались к каменистой почве. - Есть и более серьезные причины, по которым мы должны продолжать путь, - сказал Марк, обеспокоенный тем, что идея, высказанная полушутя Виридовиксом, привлекла серьезное внимание. - Как бы мы ни хотели забыть весь остальной мир, боюсь, что он нас не забудет и в покое не оставит. Или казды сровняют Империю с землей, или Видессос в конце концов отбросит их назад. Кто бы ни победил в этой войне, он распространит свое влияние и на эти земли. Неужели вы думаете, что мы устоим против нового владыки? - Сначала он должен будет найти нас, - неожиданно поддержал Виридовикса Сенпат Свиодо. - Если судить по нашим проводникам, даже местные жители не знают, что происходит в трех днях пути от них. Замечание это вызвало одобрительное ворчание вокруг костра. - Если судить по нашим проводникам, местные жители не знают даже того, что нужно сесть на корточки, если приспичило нагадить, - пробормотал Гай Филипп. Это утверждение трудно было опровергнуть, и, обрадованный тем, что можно перевести разговор на другую тему, Скаурус заметил: - Последний наш проводник лучше. Гай Филипп согласно кивнул. Нынешний проводник римлян, Лексос Блемидес, был крепко сложенный человек с солдатскими шрамами. Он держался как бывалый воин и говорил по-видессиански почти без горского акцента. Порой Марку казалось, что где-то он уже видел Блемидеса, но никому из остальных римлян лицо проводника не было знакомо. Трибун подозревал, что Блемидес был одним из беглецов из видессианской армии. Он пришел в отряд несколько дней назад и спросил, не нужен ли проводник. Однако кем бы этот человек ни был, дорогу в здешних нагромождениях камней отыскивать он умел. Описания долин, поселков и даже характеристики деревенских старост, которые он давал, были совершенно точными. Он был настолько более опытным проводником, чем все предыдущие, что Марк решил еще раз посоветоваться с ним. Трибун вскоре нашел его у походного костра, где Блемидес играл в кости с двумя катришами. - Лексос! - позвал Марк и, видя, что видессианин не шевельнулся, снова окликнул его по имени. Проводник наконец обернулся, и Марк поманил его к себе. Блемидес нехотя встал и подошел к трибуну, видно было, что мысли его все еще обращены к игре. - Чем могу быть полезен? - Голос проводника звучал спокойно, в то время как пальцы нервно перебирали кости. - Тебе известно гораздо больше, чем всем остальным нашим проводникам, и меня интересует, откуда ты так хорошо знаешь эти места, - сказал Марк. Выражение лица Блемидеса не изменилось, но в глазах появилась настороженность, и он медленно ответил: - У меня вошло в привычку изучать все, что я вижу. Я не хотел бы, чтобы меня поймали на том, что я сплю. Внезапно Скаурус подался вперед. Он уже почти вспомнил, где встречал этого солдата с холодным, неподвижным лицом, но тут в разговор вклинился Гай Филипп: - Ты делаешь только свое дело и не лезешь в чужие? Что ж, весьма похвальное правило. Можешь возвращаться к своей игре. Блемидес неулыбчиво кивнул и отошел к костру. В этот раз Марку не было суждено вспомнить, где же он видел их проводника раньше. - По-моему, он контрабандист или просто конокрад. Что ж, тем лучше для него. И если ему удастся замести следы отряда в тысячу пятьсот человек - это будет величайшее деяние в его жизни, - предположил старший центурион, которому ответ Блемидеса явно пришелся по душе. - Вероятно, ты прав, - согласился Марк, и они заговорили о другом. В эту ночь погода резко изменилась, словно напоминая о том, что лето не может продолжаться вечно. Вместо горячего и сухого ветра, дующего с западных степей Казда, налетел холодный ветер с Видессианского моря. Утром поднялся густой туман, а низкие облака не рассеивались до полудня. - Ура! - радостно приветствовал серое небо Виридовикс, выходя из палатки. - Сегодня моя бедная обожженная кожа не будет страдать, и греку не придется мазать меня своими противными мазями, как будто я кабан какой-нибудь. Ура-а! - крикнул он снова. - Ага. Ура, - эхом отозвался Гай Филипп и мрачно взглянул на небо. - Еще одна неделя - и польют дожди, а потом выпадет снег. Не знаю, как к этому относишься ты, но лично я не прыгаю от восторга при мысли о том, что нам предстоит идти по колено в холодной грязи. Мы застрянем здесь до весны, никак не меньше. Марк слушал их разговор и злился. Он вынужден торчать в этих богом забытых горах, тогда как Ортайяс Сфранцез, по всей вероятности, спокойно правит себе Видессосом. - Если мы не сможем продвигаться дальше, то, скорее всего, никто другой этого тоже не сумеет, - заметил Квинт Глабрио. Простая правда этих слов приободрила трибуна, который привык думать о противнике как о чем-то неизменном, забывая, что снег, дождь и ветер одинаково обрушиваются на римлян, намдалени, видессиан - и на каздов тоже. По просьбе Марка Блемидес повел отряд на юго-восток, по направлению к Амориону. Трибун хотел дойти до города на реке Итомл до того, как начнутся дожди, которые сделают невозможным продвижение по этой местности. Аморион контролировал значительную часть западного плато и мог бы стать неплохой базой для римлян. Оттуда им удобно будет выступить против Сфранцеза, если Туризин Гаврас доживет до весны и возглавит восстание. Горгидас держал Нейпоса при себе почти как пленника. Жрец исцелял легионеров и делал все, чтобы обучить грека своему искусству. Но пока что усилия жреца были бесплодными, и это приводило Горгидаса в отчаяние. - В глубине души я не верю в свои способности, потому-то у меня ничего и не получается, - простонал он однажды. Скаурус все больше доверял Блемидесу. Толковый проводник всегда знал, где можно провести отряд и какая дорога заведет в тупик. Он не только отлично ориентировался на местности, но и дотошно расспрашивал всех, кто встречался им по дороге: бродячих торговцев, пастухов, крестьян, деревенских старост. Иногда путь, который он предлагал, не был кратчайшим, но зато он всегда оказывался безопасным. Через несколько дней после перемены погоды римляне подошли к месту, где долина разделялась надвое. Русла рек, проложивших эти долины, пересохли, но Марк знал, что вскоре дожди снова превратят их в бурлящие потоки. Припоминая известные ему одному приметы, Блемидес наклонялся над каждой вымоиной, словно прислушиваясь или принюхиваясь к чему-то. Скаурус с любопытством наблюдал за проводником, ожидая его решения. - Надо идти на север, - сказал Блемидес после некоторых колебаний. Заметив сомнения проводника, Гай Филипп вопросительно посмотрел на трибуна. - Пока что он еще не ошибался, - напомнил старшему центуриону Марк. Гай Филипп пожал плечами и послал римлян на тропу, выбранную Блемидесом. Сначала Скаурус подумал, что проводник предал их: долина была заполнена стадами лошадей и коров, причем пастухи весьма смахивали на каздов. Покусывая коров за ноги, собаки помогали своим хозяевам перегонять их в горы. Пастухи уводили стада, едва заметив приближающуюся колонну вооруженных людей. К счастью, тревога римлян оказалась напрасной. Пастухи были видессианами, принявшими солдат Марка за захватчиков. Как только ошибка выяснилась, видессиане бросились к римлянам, обнимая их и пожимая им руки, хотя кое-кто из них и поглядывал на солдат с затаенной опаской: в умении грабить и жечь имперская армия не уступала завоевателям. Но когда Скаурус заплатил за нескольких лошадей и коров звонкой монетой, пастухи стали относиться к римлянам более доверчиво. - Надеюсь, что ты не будешь делать это слишком часто, - заметил Сенпат Свиодо, увидев, как Скаурус расплачивается с пастухами. - Почему бы и нет? - Трибун был в полном замешательстве. - Чем меньше мы возьмем силой, тем лучше будут складываться отношения с местными жителями. - Это правда, но некоторые из них умрут от разрыва сердца. Они не привыкли, чтобы солдаты платили за то, что могут взять даром. Марк засмеялся, но Нейпос отнесся к словам васпураканина без одобрения. Жрец ухитрился удрать от Горгидаса и бродил вокруг лагеря, наблюдая за работой легионеров. - Плохо смеяться над щедрым и великодушным сердцем, - сказал он, обращаясь к Сенпату. - Наш чужеземный друг вновь проявил свою доброту, как сделал это несколько недель назад, дав возможность опозоренному человеку восстановить свою честь. Васпураканин, на самом деле совсем не такой циничный, как это могло показаться, если принимать на веру все, что он говорил, смутился. - Что ты имеешь в виду? - спросил Скаурус, удивленный заключительными словами жреца. Нейпос в замешательстве почесал голову. У него не было возможности бриться, и его макушка стала покрываться волосами. - К чему скромничать? - сказал он. - Разумеется, только человек большой души мог позволить солдату, изгнанному из императорской гвардии, восстановить уважение к самому себе. - О чем ты говоришь? - начал Марк и вдруг остановился на полуслове. Он вспомнил. Вспомнил двух часовых, которых обругал за то, что они заснули на посту перед личными покоями Маврикиоса. Старший из этих двоих был... Блемидес. Припомнил трибун и невероятную наглость, с которой врал Блемидес, когда его допрашивали, как он пытался переложить всю вину на Марка. После такого трудно было предположить, чтобы он питал добрые чувства к римлянам. А это означало... Скаурус позвал часового. - Найди проводника и приведи его ко мне. Ему придется ответить на кое-какие вопросы. Легионер выбросил вперед руку со сжатым кулаком в традиционном римском салюте и отправился выполнять приказ. Нейпос и Сенпат Свиодо уставились на Скауруса. - Значит, на самом деле ты не очень-то доверял Лексосу, да? - спросил жрец. Сделав вид, что не замечает его разочарования, Марк ответил: - Доверял? Нет, не очень. По правде говоря, после всего, что случилось за последние месяцы, я напрочь забыл о существовании этого мерзавца. Но почему ты не сказал мне о нем еще неделю назад? Нейпос с сожалением развел руками. - Я полагал, что ты узнал его и простил. - Великолепно, - пробормотал трибун. Такая забывчивость командира может дорого стоить его солдатам. Тревога Скауруса превратилась в уверенность, когда он увидел, что часовой возвращается один. - Ну?! - рявкнул он, не сумев скрыть свой гнев. - Прости, командир, я нигде не мог его найти, - ответил легионер удивленно - в отличие от Гая Филиппа, трибун обычно не срывал свое плохое настроение на солдатах. - Ну вот, дело сделано, - сказал Марк с отвращением и хлопнул себя кулаком по бедру. Только абсолютный идиот мог привести в отряд такого человека. Теперь, когда Блемидес исчез, стало ясно, что его месть была тщательно продумана заранее. То, что он сразу не узнал Блемидеса, наполнило трибуна отвращением к самому себе. Он терпимо относился к чужим ошибкам - в конце концов, людям свойственно ошибаться, однако собственные промахи наполняли его гневом, еще более жутким, чем тот, что он выплескивал на врагов во время боя. Трибун собрал свою волю в кулак, пытаясь подавить бессмысленную ярость. Прежде всего нужно подумать о том, как избежать гибельных последствий допущенной им ошибки. Во-первых, необходимо выяснить, что происходит вокруг. - Пакимер! - Кажется, я уже начинаю привыкать к такому тону, - сказал катриш, появляясь перед трибуном. - Ну, что случилось на этот раз? Марк с горечью усмехнулся. - Возможно, ничего, - сказал он, не веря этому ни на секунду. - А возможно, очень многое. Он коротко объяснил, что произошло, Пакимер выслушал трибуна без комментариев и только присвистнул. - Думаешь, он предал нас? - Боюсь, что так. Катриш кивнул. - И поэтому ты позвал меня? Пора посылать людей в погоню, не так ли? В его голосе не было суровости. В нем опять звучала легкая насмешка, с которой катриши привыкли смотреть на жизнь. - Хорошо, я пошлю несколько всадников на разведку, пусть узнают, что творится впереди. И еще один отряд - ловить нашего _д_о_р_о_г_о_г_о д_р_у_г_а_ Блемидеса, хотя вряд ли ребятам удастся его настичь. Увидев, как Марк вздрогнул, услышав это имя, он добавил: - Ни один человек не может знать все на свете, этого не дано даже самому Фосу. В противном случае здесь не было бы Скотоса. Мысль эта успокоила трибуна, но задела Нейпоса. Вера катришей была такой же свободной и легкой, как и они сами. Пакимер ушел, прежде чем жрец сумел выразить свой протест словами. Нейпос был хорошим человеком, гораздо более терпимым, чем многие другие жрецы, но были пределы терпимости, которые и он не смог бы перешагнуть. Интересно, подумал Марк, как бы ответил на реплику катриша патриарх Бальзамон? Скорее всего, он просто расхохотался бы от всего сердца. Трибуну не оставалось ничего иного как ждать возвращения разведчиков. Отряд, посланный в погоню за Блемидесом, вернулся первым - поиски беглеца не увенчались успехом, и Марка это нисколько не удивило. Берега высохшего русла были испещрены вымоинами и кавернами, в каждой из которых мог укрыться видессианин. Благодаря разведчикам весть о побеге проводника быстро распространилась по лагерю. Скаурус знал, что это произойдет, но в данном случае слухи играли ему на руку: если солдаты подозревают что-то неладное, враг не застигнет их врасплох. И если то, чего опасался трибун, было правдой, очень важно, чтобы они были готовы быстро ответить ударом на удар. С востока примчались катриши и, соскочив с коней, бросились к Пакимеру, ни слова не сказав окружившим их солдатам. Всадники Пакимера не знают римской дисциплины, но действуют весьма слаженно, в который уже раз отметил про себя трибун. Между тем известия, привезенные разведчиками, были явно неутешительными - покрытое шрамами лицо их командира утратило свое спокойное выражение. - Так плохо? - спросил Марк. - Да, - подтвердил Пакимер мрачно. - Соседняя долина кишит каздами, мои парни считают, что их в два-три раза больше, чем нас, будь они прокляты. - Я так и думал, - с горечью кивнул Марк. - Блемидес отомстил мне. Он, должно быть, все время искал каздов и удрал, как только обнаружил отряд достаточно крупный, чтобы одолеть нас. - Подсчет не точный, ты же понимаешь, - ребята только мельком взглянули сквозь разлом в горной гряде, увидели палатки, костры - и назад, - попытался ободрить трибуна Пакимер. - Костры, - повторил Марк. Костры, на которых сгорят римляне, мелькнуло у него в голове. Но что-то еще, связанное с огнем, всплыло в памяти. Нечто похожее он чувствовал, когда безуспешно пытался вспомнить, где же встречал Лексоса Блемидеса. Трибун стоял, как завороженный, стараясь понять, какое же воспоминание связано у него с кострами, с огнем... Стоит так близко, но не дается пока в руки. Пакимер начал было что-то говорить, но видя, что Скаурус глубоко задумался, оказался достаточно деликатен, чтобы не прерывать ход его мыслей. Неожиданно лицо трибуна просветлело и он радостно воскликнул: - Благодарение богам за то, что я учился греческому языку! Для Пакимера это прозвучало абракадаброй, но он был рад, что Марк снова стал самим собой. Катриш повернулся, чтобы уйти, однако Скаурус остановил его: - Скоро мне снова понадобятся твои люди. Они отличные наездники и пастухи, в отличие от моих легионеров. - Ну и что из того? - не понял Лаон Пакимер. Трибун начал было объяснять свой план, но в этот момент к ним подошел Гай Филипп и загудел: - Клянусь волосатыми яйцами Марса, я хочу знать, что здесь происходит? Весь лагерь бурлит, как котелок на огне, и никто не знает, с какой это радости. Трибун коротко обрисовал ему создавшееся положение. Второй по рангу командир легиона грязно выругался. - Не унывай, все еще может наладиться, - утешил его Скаурус. Он снова был в форме, но время подгоняло. - Возьми две манипулы и иди с людьми Пакимера. Я хочу, чтобы все деревенские коровы через час были внизу, в долине. Катриш и центурион молча уставились на него, уверенные, что трибун совсем свихнулся. Затем Гай Филипп согнулся пополам от хохота. - Какой великолепный план! - выдохнул он, чуть не рыдая. - Уж на этот-то раз мы не получим по зубам! - А, так ты тоже читал Полибия? - спросил Скаурус, пораженный и возмущенный одновременно. Ведь старший центурион утверждал, что читать по-латыни - дело слишком для него изнурительное, по-гречески - и вовсе невозможное, поскольку он не знает греческого языка. - К_о_г_о_? Ах, это один из твоих историков, да? Нет, конечно же я никого не читал. - На секунду лицо центуриона утратило хищное выражение. - Книги - вовсе не единственный способ получать и сохранять знания. Каждому ветерану известна эта выдумка Ганнибала, как известно и то, что он поплатится головой... если попадется на эту удочку. - Вы что, не можете говорить по-человечески? - раздраженно поинтересовался Пакимер, но римляне, наслаждавшиеся своей идеей, не стали объяснять ему что к чему. Зато они поделились своим планом с Виридовиксом Марк подумал, что тот, если захочет, сможет сыграть особую роль в задуманном спектакле. Выслушав командиров, кельт испустил радостный вопль. - Я удавлю любого, кто попытается занять мое место! - объявил он. Пастухи, превозносившие Скауруса до небес днем, начали проклинать его, когда сгустилась темнота. Без всяких объяснений римляне угнали куда-то весь их скот. Разумеется, у пастухов были копья и мечи, чтобы защитить себя от сборщиков податей и прочих хищников, но перед легионерами с их мечами и кольчугами и их конными соратниками они были беззащитны. Недовольно мыча, коровы, подгоняемые катришами, медленно двигались в долину. Некоторые пастушьи собаки бросились к стаду, но их быстро отогнали тупыми концами копий. В лагере Марк обнаружил, что Гай Филипп в очередной раз оказался прав - для того, чтобы кое-что знать, вовсе не обязательно читать умные книги. Когда он приказал легионерам рубить из палисада колья длиной с руку, они понимающе усмехнулись и взялись за работу с радостью ребенка, решившего учинить большую шкоду. Женщины и вступившие в легион видессиане наблюдали за ними с опаской, свойственной людям, которые следят за своими внезапно рехнувшимися друзьями. Трибуну не понадобилось отдавать других приказов, и, как только стадо прибыло в долину, римляне привязали приготовленные колья к рогам коров и быков. - Марк, что за сумасшествие тут творится? - спросила Хелвис. - Однажды твой брат Сотэрик сказал, что мои солдаты имеют в этом мире множество преимуществ: им известны фокусы и ловушки, о которых здесь никто не знает, - уклончиво ответил Скаурус. - Пришло время проверить, был ли он прав. Через минуту он, вероятно, объяснил бы ей, в чем заключается его план, но разведчик-катриш принес плохие новости: - Что бы ты ни затевал, делай это побыстрее. Несколько каздов сунулись было сюда, чтобы узнать, что здесь происходит. Я пустил в них стрелу, но в темноте, наверно, промахнулся. Скаурус в последний раз взглянул на приготовления своих солдат. Не слишком много коров успели они украсить кольями, но около двух тысяч, пожалуй, наберется. - Очень красиво, - иронически сказал Пакимер. - Ты полагаешь, что казды убегут от мчащегося на них леса? - От леса вряд ли. А от лесного пожара? Трибун взял из костра пылающую ветку и направился к стаду. Глаза Пакимера округлились. - Надо напасть на них сейчас же, говорю я тебе! - Остынь, Вахуш. До утра они от нас никуда не денутся. Толстый казд плюнул в костер и предложил кусок дымящегося мяса племяннику. Вахуш сердито посмотрел на дядю и отказался. У него был длинный изогнутый, как у видессианина, нос, узкое лицо и движения хищника, выслеживающего добычу. - Когда настигаешь врага, Припет, раздави его! - сказал он. - Так говорит Авшар, и он говорит правду. - Так и есть, - согласился Припет. - И сделать это будет легко. Если разведка не врет, видессиане носятся по лагерю, как ненормальные. К тому же нас гораздо больше, трое на одного, и это в худшем случае. Он махнул рукой в сторону многочисленных шатров. Стада в этой новой земле станут тучными и богатыми, подумал Припет. Вытащил бурдюк с вином, который добыл в недавнем бою. Это правда, что Авшар выиграл битву, которая дала кочевникам возможность получить новые земли. Но кто с той поры видел Авшара? В любом случае не колдун, лица которого никто не видел, а он, припет, вел в бой целый род. Он и его племянник - сын сестры его жены. В сражении парень показал себя совсем неплохо, не стоит его унижать. - Мы не слезаем с седел несколько недель. Если отдохнем этой ночью, то будем лучше сражаться. Бери хлеб, он уже готов. Припет отодвинул кусок железа, лежавший на кирпичах и служивший кочевникам плитой. - Ты слитком часто советуешься со своим желудком, дядя, - сказал Вахуш уверенно, и уверенность эта вытравила из голоса юноши всякую мягкость, а вместе с тем уничтожила и последнюю надежду на то, что старший выслушает его благосклонно. Припет решительно поднялся на ноги, снисходительное выражение исчезло с его лица. Племянник Вахуш ему или нет, но он зашел слишком далеко. - Если тебе хочется подраться, мальчик, иди в соседнюю долину. Вахуш резко подался вперед. - Я в любое время готов к... - Он заморгал. - Черный лук Авшара! Что это? Низкий гул пошел со стороны долины. Крики боли, ужаса последовали за ним. Припет фыркнул с отвращением. - Прочисти уши, парень. Ты что, никогда не слышал, как мычит корова? Вахуш покраснел. - Да, конечно. Скотос, я так нервничаю в эту ночь. Увидев, что момент для драки прошел, его дядя расслабился. - Не беспокойся. Крестьяне не умеют обращаться со стадами - посмотри, как они умудрились распустить своих коров. Будет неплохо, если несколько всадников пригонят стадо сюда, а заодно прихватят и беглецов, если те попытаются проскочить мимо. - Это сделаю я, - сказал юноша. - Это меня успокоит. Он направился к своей лошади, но вдруг остановился, и ужас исказил его лицо. Припет тоже посмотрел на запад и ощутил на лбу капли холодного пота. Гул креп, ширился, гремела уже вся долина, в которой спокойно спали казды. Стадо? Нет, это не могло быть стадом. Почва дрожала и вибрировала, будто вся земля корчилась в родовых схватках. Море пламени неслось на них, - по краю огненной волны скакал дьявол в темно-красном покрывале и завывал жутким голосом. Отблески огня вспыхивали алым на его поднятом вверх мече. Предводитель клана был отважным воином, закаленным в бесчисленных схватках, но с магией он связываться не хотел. - Бегите! Спасайте ваши души! - в ужасе крикнул Припет. Казды выскакивали из шатров, бросали испуганные взгляды на запад и неслись к своим лошадям. - Демоны! Демоны! - кричали кочевники, колотя пятками по конским бокам. Они боялись даже оглянуться назад. Долина опустела, как перевернутый кувшин. Огненное море пробежало по шатрам, как будто их и не было на пути. Вахуш сбежал бы со своим дядей и остальными каздами, но в течение нескольких минут не мог даже пошевелиться от ужаса. "Ты хотел напасть на них, дурень, - говорил он сам себе, - а среди них есть колдун, способный задуть Авшара, как свечку". Все ближе и ближе подступало ревущее море пламени. Юный кочевник уставился в дрожащую темноту, в страхе ожидая, что сейчас огненная волна поглотит его, как песчинку. И наконец, когда море света было уже близко, неожиданно увидел ухмыляющихся всадников, погоняющих стадо, горящие палки на рогах коров, услышал запах горящего дерева. Гнев вспыхнул в нем, освобождая душу от страха. Он вскочил на свою испуганную лошадь. Одним взмахом сабли он перерубил веревку, которой была привязана лошадь, вонзил шпоры в бока животного и поскакал навстречу безумно несущемуся стаду, высоко подняв сверкнувшую в отблесках пламени саблю. - Назад! Вернитесь назад! Это обман! - кричал он своим спасающимся товарищам, но в суматохе, в шуме, из-за расстояния они его не услышали. Но зато услышал некто иной, оказавшийся совсем рядом. - А, это ты тут шумишь! - произнес чей-то голос со странным акцентом. Слишком поздно казд вспомнил о дьявольских криках, которые неслись впереди стада. Слишком поздно заметил человека, скачущего на низенькой лошадке впереди взбесившихся животных... Длинный прямой клинок опустился на шею кочевника. Его последней мыслью, перед тем как он умер, была мысль о том, что имперские солдаты воюют нечестно. Если бы казды остановили свое паническое бегство и отважились вернуться в долину, чтобы выяснить, что же там произошло, римляне скорее всего не оказали бы им серьезного сопротивления. Обрадованные бегством врага, солдаты шумно праздновали свое чудесное спасение. Легионеры Марка и катриши Пакимера плясали с женщинами, распевали веселые песни, носились вокруг костра, пристукивая сапогами и щелкая пальцами в такт. От радости они вопили, казалось, на весь мир. Пакимер не принимал участил в празднестве, сумрачный бродил он по лагерю, погруженный в свои думы. Когда он нашел веселящегося наравне со всеми Скауруса, катриш выдернул его из кольца танцующих, чем заслужил гневный взгляд Хелвис. Но танцующие уже увлекли ее за собой. Трибун тоже готов был вспылить, но увидев глаза Пакимера, сдержался. - Стадо, - коротко сказал катриш. - Кочевники, которые всю свою жизнь проводят с животными, эти негодяи, убивающие ради развлечения, убежали, как испуганные дети, от безобидного стада коров. Он ударил себя кулаком по голове, отказываясь верить в это. Марк слишком много выпил и не нашел лучшего ответа, как только пожать плечами и глупо улыбнуться. Но Горгидас сидел достаточно близко, чтобы услышать слова Пакимера, и оказался достаточно трезв, чтобы ответить ему. По греческой привычке он разбавлял вино водой, а кроме того, любому вину предпочитал сладкие фрукты. - Мы действительно прогнали коров через лагерь каздов, - сказал он катришу. - Но как ты думаешь, что увидели кочевники? Неужели стадо коров бросилось на них в вихре пламени из темной ночи? Поверил бы ты в такое на этой земле, где магия - такое же обычное явление, как дождь? Если ты ждешь колдовства, то найдешь его в чем угодно, будь оно настоящее или мнимое. Грек криво улыбнулся. - Вера - это все, поверь мне. Изучая медицину, я научился ненавидеть магию и все, что с ней связано. А теперь увидел, что магия действительно может исцелять. Жаль, что она не слишком хорошо работает на меня. - Возможно, _т_ы_ должен работать на нее, - медленно отозвался Пакимер. - Неужели здесь каждый разговаривает как жрец? - зарычал Горгидас, но в глазах у него что-то вспыхнуло. - Нет, не все. - Виридовикс услышал последние слова, но скрытого их смысла не уловил. Кельт действительно не был похож на жреца, особенно когда каждой рукой обнимал по девушке. Марк постоянно путал его подруг. Во-первых, Виридовикс в большинстве случаев называл их просто "милая" или "дорогая", поскольку это позволяло ему не опасаться брякнуть по неосмотрительности имя соперницы. Во-вторых, хотя все три были красивыми женщинами, ни одна из них не обладала достаточно сильным характером, чтобы Скаурус выделил ее из других. Заметив Скауруса, стоящего рядом с греком и Лаоном Пакимером, Виридовикс отпустил девушек и неуклюже обнял Марка. Римлянин отвернулся - от кельта за версту несло винными парами, которые ударили Скаурусу в нос, несмотря на то что он и сам уже был навеселе. Виридовикс отодвинул трибуна от себя и некоторое время пристально разглядывал, словно видел впервые. Затем повернулся к Горгидасу, объявив: - Вы только поглядите на него! Как тихо он стоит - он, который спас нас всех. А я? Я - герой, который, сидя на потной лошадиной спине, запугал этих несчастных олухов до полусмерти. И где же слава? Где восхваления человеку, который дал мне такую прекрасную возможность поразвлечься, спрашиваю я вас? - Ты этого заслужил, - запротестовал Марк. - Что, если бы казды не ударились в бегство, а атаковали тебя? Один из них так и сделал. - Ах, этот бедный дурак? - Виридовикс презрительно фыркнул. -