Для длинных речей времени не осталось - враг был совсем близко. Солнце едва поднялось над горизонтом, и трибун не мог как следует разглядеть противника. Некоторые всадники были похожи на кочевников - каморов или даже каздов, в то время как другие... Копья на мгновение сверкнули красным... Намдалени, мрачно подумал Марк. Сфранцез нанял самых лучших бойцов. - Дракс! Дракс! Великий барон Дракс! - кричали солдаты Княжества, превратив имя своего командира в боевой клич. - Вперед! - рявкнул Туризин Гаврас, и его всадники пустили коней в галоп. Загудели луки, один из намдалени вывалился из седла: стрела, пущенная с дальнего расстояния, впилась ему в глаз. Легкая кавалерия гарцевала впереди намдалени, растянувшись от римлян до отряда Туризина, но поле было слишком узким, чтобы им удалось ударить и успеть отскочить. Тяжело вооруженные кавалеристы видессиан и васпуракан пробились сквозь ряды кочевников и понеслись на солдат Княжества, атаковавших ядро армии Императора. Великий барон Дракс прибил из Княжества совсем недавно и полагал, что единственные солдаты, с которыми следует считаться, - это халога. Слухи о римлянах не дошли до него, и он принял их за новобранцев-крестьян, которых Туризин наскреб Фос знает где. Прежде всего следует быстро раздавить их, а затем уже приняться за кавалерию Гавраса, решил он. Сущие пустяки. Барон взмахнул щитом, показывая своим людям направление атаки, затем пришпорил лошадь и поскакал к легионерам. Скаурус ждал атаки, ощущая во рту противную сухость. Грохот копыт, яростные крики воинов, похожих на ожившие бронзовые статуи, длинные копья, каждое из которых направлено ему в грудь. Марку показалось, что он чувствует, как его солдаты словно вздрогнули от желания убежать от этой лавины. Сжав меч, он взметнул вверх правую руку. Барон Дракс нахмурился. Почему эти новобранцы-крестьяне не спасают свои цыплячьи души? - Вперед! - крикнул трибун. Отряд копьеносцев рванулся вперед, за ним второй, третий... Кони ржали, вставали на дыбы и падали, пронзенные копьями, подминая под себя всадников. Следующие за ними спотыкались о тела павших и тоже валились на землю. Намдалени, в щиты которых попадали копья римлян, ругались и отбрасывали их в сторону - наконечники копий, сделанные из мягкого металла, застревали вместе с древком в щитах и делали их бесполезными. Легионеры немного подались назад, не сумев полностью остановить напор атакующих. Затрубили трубы, сзывая солдат с флангов закрыть бреши в центре. Конная атака захлебнулась, римляне выдержали первый удар, началась отчаянная рубка. Воину, бросившемуся на Скауруса, было около сорока лет. На правом глазу его красовалась повязка, а мизинец на руке был искривлен. Он направил на Марка свое копье, тот увернулся и в свою очередь сам нанес колющий удар. Меч разнес в щепки деревянный щиток на копье, защищающий руку. Намдалени перехватил сломанное копье поудобнее, используя его как дубинку. Скаурус снова пригнулся, затем вскочил и нанес врагу сильный удар в грудь. Он почувствовал, как острие пронзило кольчугу и вошло в тело. Наемник Сфранцеза дико вскрикнул, застонал, красная пена показалась на его губах, и он рухнул на землю. Рядом с Марком Зеприн Красный поднял свой длинный халогский боевой топор и обрушил его на голову лошади. Удар был так силен, что мозги брызнули в разные стороны и лошадь, остановившись на всем скаку, начала оседать наземь, подобно кораблю, с ходу налетевшему на подводный камень. Подмятый ею намдалени вскрикнул, однако мучиться ему пришлось недолго - второй удар могучего топора успокоил его навеки. Пеший наемник ударил Скауруса мечом, и трибун успел вовремя поднять свой щит - тяжелый большой _с_к_у_т_у_м_. Римский щит был больше и тяжелее, чем тот, которым закрывался островитянин. Марк нанес врагу сильный удар своим щитом. Солдат из Княжества оступился, споткнувшись о ногу убитого, и Марк пронзил его горло мечом. Хотя атака намдалени была остановлена, бились они с умением и мужеством, столь хорошо известными Марку. - Эй, кто-нибудь, киньте мне новый меч! - крикнул Луциллий, известный остряк и сквернослов, отбросив свой разбитый ударом копья гладий. Однако, прежде чем кто-либо успел прийти ему на помощь, лошадь наемника втоптала его в землю. - Во имя богов, почему бы этим ублюдкам не воевать на нашей стороне? Нам так нужны хорошие солдаты! - пропыхтел Гай Филипп. На правой стороне его шлема появилась вмятина, а лицо заливала кровь, текущая из глубокой царапины над бровью. Волна битвы разделила их, прежде чем Скаурус успел ответить. Намдалени выбросил вперед руку с мечом, стараясь поразить упавшего на землю солдата Туризина. Он промахнулся, выругался и занес меч для второго удара. Наемник бил настолько занят своей жертвой, что не заметил Марка, напавшего на него сзади. Выдернув меч из тела намдалени, Марк помог подняться упавшему и уставился на солдата, все еще не веря своим глазам. - Спасибо, - сказала Неврат и поцеловала его в губы. Марк покачнулся, словно от удара. Взмахнув узкой саблей, девушка снова бросилась в битву, оставив его стоять с раскрытым от изумления ртом. - Слева, командир! - крикнул кто-то. Трибун машинально вздернул скутум. Наконечник копья скользнул по краю щита, а намдалени помчался дальше, не нанося повторного удара. Марк встряхнулся - удивление едва не стоило ему жизни. С диким воем Виридовикс прыгнул на лошадь позади врага и стащил его с седла на землю. Он взмахнул мечом и перерубил горло неудачливому наемнику. Кровь брызнула фонтаном, кельт торжествующе вскрикнул, поднял окровавленную голову и бросил в ряды намдалени, которые в ужасе закричали и попятились. Когда началось отступление, барон Дракс был не слишком опечален. Эти пехотинцы Туризина, кем бы они ни были, воевали как настоящие солдаты. С такими воинами он прежде не встречался. Ряды их гнулись, но не ломались, они так умело перебрасывали солдат с места на место, заполняли образовавшиеся бреши так быстро и своевременно, что прорвать их строй было невозможно. Это настоящие профессионалы, подумал Дракс с невольным одобрением. На левом фланге намдалени катриши осыпали усталых солдат барона стрелами и тут же уносились прочь, точь-в-точь как он хотел поступать с людьми Туризина, бросив на них отряд кочевников. Но легкая кавалерия Дракса оказалась зажата между его солдатами и приближающимся противником. Очень скоро они бросятся бежать - стоять и ждать разгрома каморы не будут. С кривой усмешкой барон из Намдалена понял, что если кавалерия Гавраса пробьет ряды кочевников и обрушится на его увязших в атаке солдат, результат будет трагическим. В конце концов, командир наемного отряда должен больше заботиться о себе, чем о тех, кто ему платит. Если он потеряет своих людей, ему нечего будет предложить покупателю. Барон резко повернулся на вздыбленной лошади. - Трубите отступление! - крикнул он. - Всем назад, в лагерь! И сохраняйте порядок, во имя Игрока! Марк слышал приказ, который Дракс отдал своим людям, но не был уверен, что правильно понял его. Между собой намдалени говорили на диалекте, который резко отличался от видессианского языка, употребляемого в Империи. Но скоро трибун понял, что не ошибся, - натиск противника ослабел, солдаты Княжества оставляли поле битвы. Они делали это мастерски. Намдалени хорошо знали свое дело и неплохо прикрывали отступление, не давая легионерам возможности обратить их бегство. Трибун, впрочем, и не собирался преследовать их. Частично он руководствовался теми же соображениями, что и барон Дракс, не желавший терять солдат попусту. Еще более важным обстоятельством было то, что преследовать кавалерию пехотой весьма опасно: если во время погони намдалени решат нанести удар, то смогут отсечь и уничтожить большую часть его немногочисленного отряда. В таком беспорядке римляне были достаточно уязвимы для тяжеловооруженных конных копейщиков. Катриши и кавалерия Гавраса, преследуя отступающих солдат Сфранцеза, сделали все возможное, чтобы обратить их в бегство, однако намдалени и кочевники все еще численно превосходили армию Туризина и отступали в полном порядке. Скаурус взглянул на небо и издал удивленный возглас. Солнце, казалось, всего несколько минут назад светившее прямо им в глаза, ушло уже далеко на запад. Марк только сейчас понял, что устал, голоден, иссушен, как видессианское плато в жаркий летний день. Ему необходимо было отдохнуть. Рана на правой руке, не замеченная им в пылу сражения, дала о себе знать пульсирующей болью. Попавший в нее пот еще больше усиливал боль. Трибун сжал и развел пальцы - все в порядке, сухожилия не повреждены. Легионеры обыскивали трупы убитых врагов, приканчивали раненых лошадей и тех намдалени, которых уже невозможно было спасти. Противники с более слабыми ранениями получали ту же быструю грубоватую помощь, что и сами римляне, - их можно было обменять на пленных или вернуть за выкуп, и потому жизни их ничего не угрожало. Тяжело раненных римлян перенесли на носилках в лагерь, где их уже должны были ждать Горгидас и Нейпос. Толстенького жреца Марк заметил, когда тот давал указания десятку женщин, занятых обработкой ран и повязками. Горгидаса поблизости видно не было, и, удивленный этим, Скаурус поинтересовался, где находится врач. - Разве ты не знаешь? - обернулась к трибуну одна из женщин, помогавших Нейпосу. Марк глупо уставился на нее. Нейпос мягко сказал: - Ты все узнаешь в своей палатке, Скаурус. - Что? Почему он?.. Ох! - Марк бегом бросился к палатке, хотя еще секунду назад еле стоял на подкашивающихся ногах. Он едва не столкнулся с Горгидасом, появившимся из-под брезентового полога. - Привет. Как прошла твоя глупая битва? - приветствовал врач трибуна. - Мы победили, - машинально ответил Марк и, заикаясь, спросил: - Как?.. Хелвис, я... - больше он не смог выдавить из себя ни слова. Сейчас у него были более важные дела, чем война. - Все в порядке, мой друг. У тебя родился сын, - сказал Горгидас. Его суровое лицо разгладилось, а глаза сияли. Врач взял трибуна за руку. - А.. а Хелвис? Как она? - спросил Марк, хотя, судя по улыбке грека, все было в порядке. - Как следовало ожидать и даже лучше. Пожалуй, это были самые легкие роды из тех, что я принимал. Заняли всего полдня. У нее широкие бедра, к тому же это не первый ребенок. Да, с ней все хорошо. - Благодарю тебя, - сказал трибун. Горгидас все еще держал его за локоть. Он по-прежнему улыбался, но глаза его печально смотрели куда-то вдаль. - Я завидую тебе, - медленно произнес он. - Должно быть, это прекрасно - быть отцом. - Так и есть, - ответил Марк, удивленный грустью, прозвучавшей в голосе грека. Он подумал, что Горгидас, должно быть, очень ранимый человек, и был тронут его доверием. - Благодарю тебя, - повторил он снова. Их глаза встретились, и на какое-то мгновение они почувствовали, что понимают друг друга полностью. Это длилось недолго, а потом к Горгидасу вернулась его обычная невозмутимость. - Некогда мне болтать, - сказал он, слегка подтолкнув трибуна к палатке. - У меня много дел. Нужно поставить кучу заплаток на дырявые шкуры дураков, которые предпочитают отнимать жизни, вместо того чтобы творить их. С Хелвис была подруга Муниция, Ирэн, со своей двухмесячной девочкой. Вероятно, в ожидании Горгидаса, она начала открывать боковую часть тента, когда Марк, все еще разгоряченный, в пыльных и грязных доспехах, ввалился в палатку. Здесь было душно, пахло потом и кровью, как на поле битвы, и Марк подумал, что у женщин свои сражения, не менее тяжелые, чем у мужчин. - Что с Муницием? Он не ранен? - спросила Ирэн тревожно. - Нет, цел и невредим. Он толковый боец и получил всего одну царапину. Голос трибуна разбудил дремавшую в постели Хелвис. Марк склонился над ней и нежно поцеловал ее. Ирэн, успокоенная тем, что ее Муниций жив, тихо выскользнула из палатки. Хелвис устало улыбнулась трибуну. Ее мягкие каштановые волосы растрепались и были мокрыми от пота, глубокие тени лежали под глазами. И все те лицо ее сияло торжеством, когда она подняла закутанный в одеяло из шерсти ламы сверток и проглянула его Скаурусу. - Дай, дай мне посмотреть на него, - сказал Марк, осторожно принимая из ее рук легкую ношу. - На него? Ты уже видел Горгидаса? - спросила Хелвис обличающим голосом, но Марк не слушал ее, глядя в лицо своего новорожденного сына. - Он похож на тебя, - мягко сказала Хелвис. - Что? Глупости. Ребенок был красный, в морщинках, с плоским носиком и почти безволосый. В нем едва можно было признать человека, а уж о каком-то сходстве говорить и вовсе не приходилось. Большие серо-голубые глаза остановились на трибуне. Ребенок задвигался. Скаурус, непривычный к таким вещам, чуть не уронил его. Сморщенная ручка вылезла из-под одеяла, и показался крошечный кулачок. Марк осторожно подставил палец, и малыш схватил его с удивительной силой. Трибун поразился идеальной миниатюрности создания. Ручки, ножки, крошечные коготки - все это умещалось на двух его ладонях. - Он полностью завершен, - сказала Хелвис, неправильно истолковав пристальный взгляд трибуна. - Десять пальцев на руках и ногах. Все, как полагается. Они рассмеялись, а ребенок заплакал. - Дай его мне, - сказала Хелвис и прижала сына к груди. Малыш сразу успокоился. - назовем его, как договаривались? - Да, наверное, - вздохнул трибун. Ему не слишком нравилась заключенная несколько месяцев назад договоренность, он предпочел бы чисто римское имя, хорошо звучавшее по-латыни, чтобы продолжить род Скаурусов. Но Хелвис протестовала, считая, что в этом случае будет обойден ее род Договорились на том, что мальчика в честь ее отца назовут Дости, а когда будет необходимо, добавят к нему латинское имя Скауруса. - Дости, сын Амелия Скауруса, - сказал Марк с удовольствием и усмехнулся, взглянув на малыша - А знаешь, имя нашего сына длиннее, чем он сам. - Ты сумасшедший, - сказала Хелвис, но тоже улыбнулась. 5 Летнее солнце стояло высоко в небе. Город Видессос, столица и сердце Империи, носящей его имя, сверкал в ярких лучах. Белый мрамор, темный песчаник, красные кирпичи и, конечно же, мириады золотых шаров на храмах Фоса - все это было так близко, что, казалось, протяни руку и дотронешься до них. Но между армией, стоящей на западном берегу пролива, называемом видессианами Бычий Брод, и таким желанным и близким городом неутомимо сновали патрульные корабли Ортайяса Сфранцеза. Он, правда, потерял дальние береговые пригороды, но его боевые корабли по-прежнему контролировали пролив. Когда армия Сфранцеза отступила, она не оставила Гаврасу ничего, кроме десятка рыбачьих баркасов. Даже Туризин, кипящий от желания схватиться с предателем, не решался пересечь пролив с такой жалкой "флотилией" - ведь его ждали боевые корабли. Вынужденный остановиться, он изливал свое раздражение на армию. Туризин собрал своих офицеров в бывшей резиденции губернатора, совсем недавно удравшего к Ортайясу. В окно, выходящее на восток, открывался великолепный вид на Бычий Брод и Видессос, и Марк подозревал, что Гаврас выбрал эту комнату, чтобы подтолкнуть своих военачальников к решительным действиям. - Туризин, без кораблей мы состаримся здесь, - сказал Баанес Ономагулос. - Мы можем набрать армию в десять раз больше этой, но стоить она будет не больше фальшивого медяка. Нам нужно взять под контроль море. Баанес ударил палкой по столу. Рана изувечила и укоротила его левую ногу, но не укротила дух. Туризин гневно сверкнул глазами, его взбесил покровительственный тон Баанеса. Низкорослый, худой и лысый, Ономагулос был другом Маврикиоса Гавраса с детства и до сих пор не считал, что младший брат Императора занял место, полагающееся ему по праву. - Я не могу создать флот мановением руки, - буркнул Туризин. - Сфранцез хорошо платит своим капитанам, он прекрасно знает, что только это и удерживает его голову на плечах. Марк полагал, что это преувеличение. Отсюда были хорошо видны не только великолепные здания и чудесные сады города, но и его укрепления, самые мощные из всех, которые римлянин когда-либо видел. Даже если они каким-то образом переберутся через Бычий Брод, перспектива брать штурмом эти двойные стены может устрашить любого военачальника. Ну что ж, сначала разрешим одну проблему, потом другую, подумал трибун. - Думаю, Ономагулос прав. Без кораблей мы проиграем. Почему бы не получить их из Княжества? - впервые подал голос Аптранд, сын Дагобера. Его островной акцент был так силен, что мог сойти за диалект халога, родичей намдалени. Солдаты Аптранда, прошедшие путь от Фанаскерта до побережья через западные равнины, были новичками в Видессосе. - Так, новая идея, - сухо сказал Туризин. Предложение это явно пришлось Гаврасу не по душе, но силы Аптранда превышали его собственные на треть и ему приходилось выбирать выражения. Намдалени ответил ему ледяной улыбкой. Зима стояла в его холодных голубых глазах, где, казалось, отражался лед его родины, завоеванной предками Аптранда двести лет назад. Отвечая иронией на иронию, он спросил: - Ты ведь не можешь сомневаться в нашей лояльности, верно? - Разумеется, нет, - ответил Туризин, и фраза эта вызвала у присутствующих приглушенные смешки. Княжество Намдален было колючкой в теле Видессоса с момента своего бурного рождения. Завоеватели-халога недолго оставались грубыми пиратами и многому научились у своих более цивилизованных подданных. Это сделало их потомков грозными воинами. Они сражались за Империю, это правда, но как сами намдалени, так и те, кто платил им, хорошо знали, что островитяне разорвали бы Видессос на части при первой возможности. - Так вы наймете наши корабли? - требовательно спросил у Гавраса Сотэрик, сын Дости. Брат Хелвис сидел по правую руку от Аптранда - молодой намдалени многого достиг с тех пор, как трибун видел его в последний раз. - Вы скорее выиграете войну с нашей помощью, чем проиграете ее без нас, а? Скаурус моргнул: Сотэрик всегда спрашивал так, чтобы можно было ответить только "да". Длинный гордый нос намдалени напоминал о его видессианских предках, но в остальном он очень походил на свою сестру. Туризин посмотрел на Сотэрика, перевел взгляд на трибуна и снова уставился на намдалени. Марк сжал губы - он знал, что Император все еще подозрительно относится к дружеским и кровным связям, существующим между островитянами и римлянами. - Возможны и другие варианты. - Гаврас прямо взглянул на трибуна. - Что скажешь ты? Пока что я не слышал от тебя ни слова. Трибун был рад, что ему удалось ответить спокойно. - Корабли нам необходимы, но, где их достать, я не знаю. Мы, римляне, всегда лучше сражались на суше, чем на море. Высади меня на другом берегу Бычьего Брода, и, клянусь, ты услышишь обо мне. Туризин мрачно улыбнулся: - Охотно верю. В тот день, когда ты не скажешь того, что думаешь, я начну подозревать тебя. Молодец, что молчал. Лучше уж молчать, чем. молоть ерунду, когда сказать нечего. Марк кивнул, соглашаясь с приговором Императора, и неожиданно для самого себя произнес: - Когда-то мы вели войну со страной, которая называлась Карфаген. У нее был сильный флот, в то время как у нас не было никакого. Мы изучили выброшенный на берег карфагенский корабль и построили такой же. Очень скоро Рим стал сражаться с Карфагеном на море. Почему бы и нам не построить флот? Эта мысль не приходила в голову Гаврасу - он рассчитывал только на уже существующие корабли. Марк подумал, что морщины вокруг его рта год назад были менее резкими. Наконец Император спросил: - Сколько времени потребовалось вам на то, чтобы построить свои корабли? - Историки пишут, что первый корабль строили шестьдесят дней. - Слишком долго, слишком долго, - пробормотал Туризин, обращаясь больше к себе самому, чем к своим офицерам. - Я не могу терять и дня. Один Фос знает, что творят у нас за спиной казды. - Не только один Фос знает это, - сказал Сотэрик, но так глухо, что Гаврас не расслышал его слов. Новости, принесенные намдалени из путешествия по Империи, были невеселыми. Они не слишком любили Туризина Гавраса, но предпочитали, чтобы он скорее выиграл гражданскую войну - тогда у них появится надежда вернуть занятые врагом западные провинции. Император наполнил свою кружку вином из красивого серебряного с позолотой кувшина, принадлежавшего бывшему губернатору. Гаврас плюнул на темный пол в знак презрения к Скотосу и его злу, затем поднял глаза и руки вверх и помолился Фосу. Этот ритуал при питье вина Скаурус видел в первый день их прибытия в Империю и сейчас с некоторым удивлением осознал, что молитва ему понятна. Горгидас был прав: постепенно Видессос накладывает на него свой отпечаток. В получасе верховой езды от пригорода, который видессиане называли просто "Напротив", цитрусовые плантации спускались прямо к морю, оставляя у воды лишь тонкую полоску песка. Скаурус привязал свою лошадь у небольшого лимонного дерева и тихонько выругался, уколов в темноте руку о жесткие шипы. Близилась полночь, и луна не светила. Люди, спрыгивавшие с лошадей рядом с римлянином, были едва различимы под странным звездным небом Видессоса. Свет, исходящий от великого города, раскинувшегося на восточном берегу пролива, был бы очень кстати, но его почти полностью закрывал силуэт военной галеры. - Чума на эти стремена, - пробормотал по-латыни Гай Филипп, слезая с коня. - Я знал, что забуду об этих проклятых штуках. - Тихо там, - сказал Туризин Гаврас, подходя к песчаному пляжу. Разглядеть следовавших за ним людей было трудно, в глаза бросались бритая голова и толстая фигура Нейпоса. Хромающего Ономагулоса тоже было нетрудно узнать, но большинство офицеров были высокого роста и в темноте не отличались друг от друга. Гаврас вытащил из-под плаща потайной фонарь и трижды просигналил им. Рядом затрещал сверчок, и это было так похоже на ответный сигнал, что люди вздрогнули и засмеялись быстрым, нервным, почти беззвучным смехом. Но Туризин ждал другого ответа. - Нас здесь слишком много, - беспокойно сказал Ономагулос и спустя несколько секунд добавил: - Твой драгоценный друг давно уже удрал. - Тсс, - сказал Гаврас, сделав движение, почти незаметное в темноте. На корме неподвижной галеры дважды мелькнул огонек. Туризин удовлетворенно хмыкнул и в свою очередь два раза приоткрыл фонарь. В течение нескольких секунд все было тихо, затем Марк услышал плеск воды - похоже, с галеры спустили лодку. Рука трибуна сжала рукоять меча, и он вспомнил слова о "других вариантах", произнесенные Императором неделю назад. Эта операция казалась Скаурусу самоубийственно глупой, если адмирал, находящийся на борту этой галеры (дрангариос флота, таково было его полное звание), выберет предательство и высадится на берег со своими матросами, борьба с Ортайясом окончится очень скоро. Туризин только посмеялся над его опасениями. - Ты не знаешь барона Леймокера, потому и порешь такую чушь. Если он обещал нам безопасность, значит, беспокоиться не о чем. Этот человек никогда не лжет. Лодка вышла из тени, и Скаурус убедился, что Гаврас был прав - в ней сидело всего три человека: двое гребцов и, вероятно, сам адмирал - дрангариос флота. Лодка двигалась быстро и бесшумно, зеленовато-голубое свечение вспыхивало при каждом ударе весел. Наконец киль мягко зашуршал по песку, матросы выскочили на берег и втянули лодку на пляж. Леймокер прыгнул на песок и широкими шагами направился к группе людей, ожидавших его у деревьев. Был ли адмирал удачлив, или зрение не изменяло ему даже ночью, но как бы то ни было, Императора он узнал сразу. - Здравствуй, Туризин, - Леймокер энергично пожал руку Гаврасу. - Эти ночные вылазки - дело темное и совсем мне не по душе. Голос у него был глубоким и хриплым, огрубевшим от многолетних скитаний по морям, во время которых адмиралу приходилось перекрикивать шум ветра и волн. Даже услышав этот голос впервые, Марк понял, почему Туризин Гаврас доверял его обладателю. Представить себе этого человека предателем было просто невозможно. - Да, дело темное, - согласился Гаврас. - Но оно может привести нас к свету. Помоги нам перебраться через Бычий Брод и вышвырнуть из города этого дурака Ортайяса и его паучьего дядю. Во имя Фоса, друг, за полгода ты мог насмотреться, как они управляют государством. Они не умеют даже чистить красные сапоги императора, не говоря уже о том, чтобы носить их. Тарон Леймокер задумчиво вздохнул. - Я присягал Ортайясу Сфранцезу, когда было еще неизвестно, жив ты или умер. Лед Скотоса - последнее прибежище для тех, кто нарушает клятву. - Неужели ты будешь сидеть и ждать, пока Империя развалится из-за твоего дурацкого понятия о чести и благородстве? - возразил Туризин. Иногда Император выражался совсем как Сотэрик, но Скаурус видел, что с Леймокером он взял верный тон. - Почему бы тебе не действовать вместе с ними, а не против них? - ответил Леймокер. - Они дружественно предлагают тебе титул, который ты носил при своем брате, пусть Фос освещает его душу! Они ясно выразили желание скрепить дружбу любой клятвой, какую ты пожелаешь. - Если бы это было возможно, то я сказал бы им, что ценю клятвы Сфранцеза меньше, чем отчеканенные им монеты. Фраза достигла цели - Леймокер засмеялся, прежде чем успел спохватиться. И все же мнения своего он не изменил. - Ты стал недоверчив, - сказал он. - Однако помни, что ты и Сфранцез связаны родством из-за брака Алипии. Одно это удержит их от нарушения клятвы. Вдвойне проклят тот, кто идет против родственников. - Ты честный и благородный человек, Тарон, - с сожалением сказал Туризин. - В тебе нет зла, и ты не можешь видеть его в других. Дрангариос отвесил поклон. - Возможно, но я должен действовать согласно своим понятиям о чести и правде. Когда мы встретимся в следующий раз, я буду сражаться с тобой. - Взять его! - резко сказал Сотэрик. Моряки Леймокера схватились за мечи и замерли в напряжении, но Гаврас отрицательно покачал головой. - Неужели ты хочешь, чтобы я поступал, как Сфранцез, намдалени? Аптранд что-то одобрительно пробурчал. Туризин не обратил на него внимания. - Ну что ж, убирайся, - сказал он и повернулся к Тарону Леймокеру спиной. Марк еще никогда не слышал в его голосе такой горечи. Дрангариос еще раз поклонился и медленно пошел к лодке. На секунду он повернулся, как бы собираясь что-то сказать, но так и не вымолвил ни слова. Он снова сел на корму, моряки толкали лодку, пока не очутились по пояс в воде, затем залезли в нее сами. Весла поднялись и опустились. Лодка развернулась и медленно пошла по направлению к галере. Марк услышал, как заскрипела веревка, принимающая большой вес, - слабый, но отчетливый в ночной тишине звук. Тарон Леймокер отдал своим треснувшим басом команду, весла галеры проснулись, и корабль начал удаляться на юг, словно гигантская гусеница. Через несколько секунд он исчез за одним из островов. Туризин проводил галеру глазами, разочарование читалось в каждой черте его лица. - Честный и преданный, это правда. Но слишком доверчивый. Однажды ему придется заплатить за это, - сказал он, обращаясь к самому себе. - Если сначала _н_а_м _с_а_м_и_м_ не придется за это заплатить! - воскликнул Индакос Скилицез. - Посмотри туда! С севера к песчаному пляжу быстро двигалась длинная лодка. - Предательство! - сказал Гаврас, и в его голосе звучало недоверие к увиденному. Он стоял неподвижно, пока корабль подходил к берегу. - Фос пусть проклянет этого подлого предателя! Наверное, он высадил матросов, как только исчез из виду. Меч Туризина сам собой выскочил из ножен и сверкнул холодным светом в слабом блеске звезд. - Ну что ж, как сказал друг Баанес, нас здесь слишком много. Больше, чем он думал. Мы покажем им, как надо сражаться! Видессос! - крикнул он и бросился к лодке, прежде чем матросы начали прыгать в воду. Скаурус бежал следом за Императором, а рядом с ним, пыхтя, топали остальные, разбрасывая сапогами мокрый песок. Только Нейпос и Ономагулос остались сзади - один не был воином, другой едва мог ходить. Соотношение было примерно четверо на троих, в лодке находилось не меньше двадцати человек, но вместо того, чтобы подавить людей Гавраса своим численным превосходством, они стояли, ошеломленные, и ждали нападения. - А, мерзавцы! - закричал Туризин. - Это, оказывается, не то легкое убийство, которое вам обещали? Он напал на одного из врагов, тот парировал его удар и нанес ответный. Юркий, как змея, Туризин извернулся и снова ударил. Солдат застонал. Глубокая кровавая рана появилась на его левом плеча Последний удар пришелся ему в живот, он свалился на песок и замер. Марк не хотел, чтобы подобный бой когда-нибудь повторился в его жизни. Было почти невозможно отличить врага от друга. Песок пляжа уходил из-под ног, и тяжело дышащие люди с трудом сохраняли равновесие. Кто-то рубанул Скауруса мечом, клинок просвистел возле самого уха трибуна. Он отступил назад, подумав, что неплохо бы иметь кирасу или хотя бы щит, и, отразив удар, сделал встречный выпад. Его противник, решив покончить с трибуном, бросился вперед и напоролся на острие меча Скауруса, которого не заметил в темноте. Он только кашлянул и умер. Никто из сопровождавших Гавраса не имел шлемов и кирас. Не было их и на нападавших - очень немногие из тех, кто плавал на кораблях, рисковали иметь на себе тяжелые доспехи Соратники Туризина были искушенными бойцами, достигшими своих высоких постов после долгих лет бесконечных войн, и мастерство их, умноженное яростью от предательства, сводило на нет численное превосходство противника. Очень скоро убийцы начали искать спасения в бегстве, но это оказалось не просто. Трое попытались пробиться к своей лодке и были зарублены ударами сзади. Сотэрик, утопая длинными ногами в песке, преследовал последнего врага. Поняв, что бегство невозможно, воин увернулся от удара и принял бой. Сталь ударила о сталь. Было слишком темно, чтобы Марк мог хорошо видеть схватку. Намдалени наносил врагу удар за ударом, словно кузнец, стучащий по наковальне молотом, и вскоре противник его рухнул, истекая кровью, на белый песок, вытянулся и замер. Скаурус оглядел поле битвы; враги были повержены, и сейчас уцелевшим в битве предстояла горькая обязанность отыскивать погибших в схватке друзей. Индакос Скилицез лежал зарубленный мечом. Погибли двое васпуракан, которых трибун едва знал, и один намдалени, сопровождавший Аптранда и Сотэрика. Скаурус печально подумал о тех, кто теперь получит мечи убитых и чьи семьи будут горевать о потере мужа и отца... Гаврас, в отличие от трибуна, был в отличном настроении. - Хорошая драка! Здорово мы их! - крикнул он, и эхо гулко ответило ему. - Такая участь всегда постигнет убийц! Они... Эй, ты что это делаешь, а? Во имя Фоса, что ты делаешь? Баанес Ономагулос ковылял от одного раненого к другому и деловито перерезал горло тем, кто еще шевелился. Руки его были в крови и влажно поблескивали в бледном свете звезд. - А ты как думаешь, что я делаю? - ответил Ономагулос. - Матросы этого проклятого Леймокера будут здесь в любую минуту. Неужели я должен был оставить в живых этих ублюдков, чтобы они указали им, куда мы направились? - Нет, - признал Туризин. - Но надо было оставить одного для допроса. - Слишком поздно. - Ономагулос растопырил окровавленные пальцы и позвал: - Нейпос, посвети-ка нам. Держу пари, что скоро у нас будет ответ на все вопросы. Жрец подошел к Ономагулосу. Он дышал глубоко и ровно, и офицеры Гавраса зашептали что-то в удивлении, когда бледно-золотистое сияние стало разливаться от его рук. Марк не был так удивлен, как некоторые другие, - он уже видел подобное чудо в Имбросе, у Апсимара. На лице Баанеса читалось изумление. Искалеченный дворянин наклонился над одним из убитых, распорол ножом пояс, и золотые монеты (их было на удивление много) посыпались на песок. Ономагулос собрал их в ладони и поднес к рукам Нейпоса, от которых все еще исходило лучистое сияние. Офицеры столпились рядом, чтобы взглянуть на них поближе. - "Ортайяс Первый, Автократор Видессиан", - прочитал Ономагулос. - И здесь та же надпись, и здесь. - Он перевернул золотую монету. - То же самое, ничего, кроме этой проклятой надписи - "Ортайяс Первый". - Ага, и они все только что отчеканены. - Голос со странным акцентом принадлежал Аптранду, сыну Дагобера. - Но каким же образом Сфранцез сумел склонить дрангариоса к предательству? Туризин все еще не мог поверить случившемуся. - Варданес, должно быть, заключил союз со Скотосом, если сумел подкупить Тарона Леймокера! Никто не ответил. Шуршание кустов прозвучало в тишине неожиданно громко. Звук, похоже, доносился с юга. Мечи невольно поднялись. Свет, исходящий из рук Нейпоса, исчез, едва тот отвлекся. - Сын навозного мешка все-таки высадил здесь матросов! - заревел Ономагулос. - Не думаю, что это так, - сказал Гай Филипп и продолжал, развивая свою мысль: - Это не человек - лиса или, возможно, хорек. - Похоже, ты прав, - сказал Аптранд. Но даже командир намдалени не рвался проверить, так ли это на самом деле. Все поспешили к лошадям. Сотэрик, Скаурус и Нейпос быстро взвалили тела погибших на коней и через несколько минут уже неслись на север через плантацию плодовых деревьев. Ветки хлестнули трибуна по лицу, прежде чем он сообразил, что они уже добрались до сада. Если матросы Леймокера и были рядом с ними, то отряд Гавраса им не догнать. Когда Туризин и его офицеры выехали из-под лимонных деревьев, Император помчался галопом, от одной простой радости, что остался в живых. Гаврас нетерпеливо махнул рукой своим людям и, когда они наконец нагнали его, объявил с видом человека, принявшего окончательное решение: - Если мы не можем пересечь пролив с помощью Леймокера, мы сделаем это вопреки его желанию. - "Вопреки его желанию", - повторил Горгидас на следующее утро. - Звучная фраза, это уж точно. Римский лагерь загудел от возбуждения, когда известие о ночном приключении достигло армии Императора. Виридовикс, как всегда, когда его оставляли в стороне от потасовки, дулся и завидовал офицерам, пока Скаурус не утешил его обещаниями грядущих битв. Легионеры забросали трибуна и Гая Филиппа вопросами. Большинство из них были удовлетворены кратким описанием схватки, но Горгидас продолжал их расспрашивать так настойчиво, словно был следователем, и вскоре добился того, что Гай Филипп вышел из себя. Более типичный римлянин, чем вдумчивый Скаурус, старший центурион был не очень терпелив во всем, что не имело, по его мнению, практического смысла. - Не мы тебе нужны, - пожаловался он. - Тебе нужны те паршивцы, которых прикончил Ономагулос, а еще - раскаленное железо и щипцы для пыток. Ты нам форменный допрос учинил! Врач не обратил внимания на его раздражение. - Ономагулос... Спасибо, что напомнил. Каким образом он узнал, что найдет в кошельках убитых монеты Ортайяса? - Великие боги, это должно быть ясно даже для тебя. - Гай Филипп воздел руки. - Если дрангариос нанял убийц, он должен был заплатить им деньгами своего господина. - Центурион жутко засмеялся. - Сомнительно, чтобы он стал платить им деньгами Туризина. И не надейся, что тебе удастся улизнуть, не ответив на _м_о_й_ вопрос. Зачем это, скажи на милость, ты нас так въедливо расспрашиваешь? Невозмутимый обычно грек не нашел быстрого ответа. Он поднял бровь и попытался было уничтожить старшего центуриона взглядом, но вмешался Марк. - Можно подумать, что ты пишешь исторический труд. Легкая краска залила лицо Горгидаса, и Скаурус понял, что врач относится к затеянному делу чрезвычайно серьезно. - Прости, - искренне сказал он. - Как долго ты этим занимаешься? - С тех пор, как моего видессианского языка хватило на то, чтобы попросить перо и пергамент. Ты же знаешь, что здесь нет папируса. - На каком языке ты пишешь? - спросил трибун. - Х_е_л_л_е_к_а_с_т_а_, _м_а _д_и_а_!! - по-гречески, клянусь Зевсом! Какой еще язык подходит для серьезного размышления? - Горгидас ответил на своем родном языке, как иногда делал. Гай Филипп уставился на него в изумлении. Он знал по-гречески не больше двух дюжин слов, в основном бранных, но понимал, когда на нем говорили. - По-гречески? Из всех глупостей, которые я слышал, эта побивает все рекорды! Греческий! В Видессосе никто не слышал этого слова, не говоря уже о языке! Ты мог бы быть Гомером или... как его там? Ну, первым историком... Я слышал его имя, но будь я проклят, если помню его. - Он взглянул на Скауруса. - Геродот, - подсказал трибун. - Спасибо, это как раз он и был. Да, так я говорю, Горгидас, ты мог бы быть одним из этих старых ублюдков или даже обоими вместе, но кто об этом узнает в Видессосе? Греческий! - повторил он не то удивленный, не то раздраженный. Врач покраснел еще сильнее. - Да, греческий, а почему бы и нет? - сказал он резко. - Когда-нибудь, когда мой видессианский будет достаточно беглым, я буду писать на нем. Или попрошу одного из ученых перевести то, что я написал. Манто из Египта и Беросос из Вавилона писали на греческом, когда учили эллинов былой славе своих народов. По-моему, неплохо, если в Видессосе будут помнить о нас, когда последнего из нас уже не будет в живых. Он говорил с той настойчивостью, которую проявлял всегда, когда сталкивался с трудным решением. Но Марк видел, что грек не убедил Гая Филиппа. Что случится после его смерти, совсем не заботило старшего центуриона. Он, однако, чувствовал, что не стоит слишком насмехаться над врачом. Грубоватый вояка по-своему любил Горгидаса, поэтому он только пожал плечами и сдался. - Весь этот разговор - пустая трата времени. Мне лучше заняться с солдатами, они становятся слишком толстыми и ленивыми. Он ушел, все еще покачивая головой. - Думаю, видессиане заинтересуются твоей книгой, - сказал Марк Горгидасу. - У них тоже есть историки. Я помню, Алипия Гавра говорила, что читала некоторых, и мне показалось, делала заметки для собственной книги. Иначе для чего она присутствовала на военном совете Маврикиоса? Кстати, она могла бы помочь тебе перевести твою работу на видессианский. В глазах врача мелькнула благодарность, но Горгидас остался скептиком, как обычно. - Алипия могла бы это сделать, не будь она замужем за фальшивым Императором и не находись на противоположной стороне Бычьего Брода. Но стоит ли нам болтать о таких пустяках? - Даже если бы Алипия была на луне, я все равно хотел бы прочитать твою книгу. - Ты ведь умеешь читать по-гречески, не так ли? Я совсем забыл об этом. - Горгидас вздохнул и сказал печально: - Скаурус, я начал писать эту книгу по одной-единственной причине - чтобы не сойти с ума. Боги знают, что я не этот... как там его?.. - Врач горько усмехнулся. - Но написать несколько внятных предложений я в состоянии. - Я хотел бы увидеть то, что ты уже написал, - повторил трибун. Он всегда считал историю с ее спокойным и холодным взглядом на события более полезным оружием в каждодневной жизни и политике, чем высокую пламенную риторику. Геродот и Полибий дали ему больше, чем двадцать демосфенов, продававших свой язык, как женщины тело, и иногда создававших речи и в защиту, и в обвинение для одного и того же дела. - Если уж мы заговорили об Алипии и Бычьем Броде, - прервал Горгидас размышления трибуна, - скажи, говорил ли Туризин что-нибудь о том, как он собирается пересечь пролив? Я спрашиваю не как историк, ты понимаешь. Просто здравый взгляд на вещи позволяет привести несколько возражений. - У меня тоже есть возражения. Нет, не говорил, и я не знаю, что у него на уме, - ответил Скаурус и, все еще думая о классиках древности, продолжал: - Но что бы он ни измыслил, пусть это осуществится. Туризин, как и Одиссей, - настоящий _с_а_ф_р_о_н_. - С_а_ф_р_о_н_? - повторил Горгидас. - Ну что же, будем надеяться, что ты прав. Это греческое слово означало не столько превосходство ума и смелость, сколько умение держаться на безопасном расстоянии от тех, кто в избытке обладал этими качествами. Горгидас не был уверен, что это определение подходит к Гаврасу, но подумал, что оно достаточно точно характеризует самого трибуна. Недовольно щебеча, чернокрылые птички кружили над вооруженными людьми, карабкающимися по веревочным лестницам в старый рыбацкий баркас. - Чума на вас, глупые птицы! - крикнул им Виридовикс, погрозив кулаком. - Я люблю морские путешествия не больше вашего. По всем песчаным пляжам западных пригородов Видессоса солдаты Туризина Гавраса грузились в этот час на такой разномастный флот, какого Марк даже представить себе не мог. Три или четыре зерновоза составляли его костяк, кроме них собрано было множество таких рыбацких суденышек и лодок, что их не сразу заметишь. Тут были лодки контрабандистов с большими парусами и серыми узкими бортами, маленькие баркасы ныряльщиков за губками, простые шлюпки и бескилевые баржи, взятые с рыночных переправ, - о том, как они будут плавать по морю, можно было только гадать. Попадались и суда, назначения которых трибун, знакомый с морским делом не больше других римлян, даже не мог себе представить. Скаурус помог пыхтящему Нейпосу подняться на борт. - Благодарю тебя. - Жрец тяжело опустился у высокой палубной надстройки, и старые доски заскрипели под тяжестью его тела. - Милосердный Фос, как я устал. - Глаза Нейпоса были веселыми, но под ними уже залегли тени, и слова медленно сходили с губ, как будто каждое требовало большого напряжения. - Охотно верю, - ответил Марк. Вместе с еще тремя жрецами-магами Нейпос провел последние две с половиной недели за работой, накладывая чары и заклинания на флотилию, собранную Туризином на западном побережье. Большая часть трудов легла на плечи Нейпоса, поскольку он был членом Видессианской Академии в отделении магии. Местные волшебники хуже, чем он, разбирались в пергаментах, да и таланта у них было поменьше. Это была напряженная, изматывающая работа, забирающая не меньше сил, чем самый тяжелый физический труд. Дело, за которое они взялись, вообще было не из простых. Горгидас легко, как кошка, вскарабкался на борт корабля. Через мгновение за ним последовал Гай Филипп. Он спрыгнул на палубу покачивающегося баркаса с таким грохотом, словно собирался перевернуть его. - Виридовикс! - послышался глухой, низкий голос с соседнего корабля, еще более старого и изношенного, чем тот, где находились римские офицеры и кельт. - А, Багратони! - откликнулся Виридовикс. - Ну как, понравилось тебе море? Львиное лицо накхарара отчетливо позеленело: - Неужели здесь всегда так качает? - Когда поплывем, будет еще хуже, - сказал Виридовикс, глотая воздух широко открытым ртом. - Хватайся за перила и канаты и не пачкай палубу, - предупредил капитан баркаса, худой, среднего роста человек лет сорока с выгоревшими на солнце волосами. Страдания кельта были ему непонятны. - Как может человек заболеть морской болезнью на неподвижном корабле? - Если мой желудок решится плюнуть, он сделает это и без твоего разрешения, - проворчал Виридовикс, но не по-видессиански, а по-латыни. - Ну, а сейчас что мы будем делать? - спросил Марк у Нейпоса, махнув в сторону патрульных галер, широкие паруса которых шевелились на ветру. - Можешь ли ты сделать так, что мы будем невидимы, как казды во время великой битвы? Он обливался холодным потом всякий раз, когда вспоминал об этом, хотя видессианские жрецы-маги быстро уничтожили заклятие и казды снова стали видимыми. - Нет, нет. - Голос жреца был одновременно усталым и нетерпеливым. - Это заклинание годится в тех случаях, когда враг не располагает защитной магией, но если противник - маг, то применить его - все равно что развести на борту корабля костер. Голова капитана дернулась: он не хотел слушать никаких разговоров о кострах на корабле. - Кроме того, заклинание невидимости слишком легко разрушить, - продолжал Нейпос. - Если это случится с нами в море, бойня будет ужасной. Мы прибегнем к более хитроумной уловке, придуманной одним из жрецов Академии в прошлом году. Мы не станем невидимками, напротив, будем на виду у галер во время всего похода. - Ну и где же тут магия? - спросил Гай Филипп. - Если нас обнаружат, то результат будет таким же, как если бы мы решили добраться до города вплавь, только возни больше. - Терпение, прошу вас, - поморщился Нейпос. - Дайте мне договорить. Хотя мы и будем у них на виду, враг нас не увидит. В этом и заключается вся хитрость - их глаза будут смотреть как бы мимо нас. - Я понимаю, - с одобрением сказал старший центурион. - Это вроде охоты на куропаток, когда охотник проходит мимо, не замечая птиц, потому что их оперение сливается с цветом кустов и деревьев. - Что-то вроде этого, - кивнул Нейпос. - Хотя тут все гораздо сложнее, мы ведь не будем просто сливаться с океаном. Нужно обмануть не только зрение, но и слух, так что магия не будет простым камуфляжем. Это дело более хитрое, чем создание обычной невидимости. Такую магию почти невозможно распознать, если только противник заранее не извещен о том, что она существует и что мы ее используем. - Сигнал подан, - сказал капитан. Флагман, на котором находился Туризин Гаврас, старое, но крепкое судно контрабандистов, по величине не уступающее кораблям Ортайяса, подняло небесно-голубой стяг Императора Видессоса. Свежий северо-западный ветер подул с берега, расправил флаг, к на нем засияло золотое солнце Фоса. Матрос отвязал причальные канаты и прыгнул на борт. По команде капитана матросы распустили большой квадратный парус. Он был старый, обвисший, со множеством заплат, но хорошо держал ветер. Покачиваясь на волнах, судно медленно вошло в пролив. Скаурус и его друзья пригнулись за фальшбортом, чтобы не мешать матросам и в то же время видеть все, что происходит впереди. Западная часть пролива была полна кораблей, как грязная собака - блох, но ни на одной из галер не обратили внимания на двигающийся флот Туризина. Во всяком случае, пока магия Нейпоса действовала. - Что ты будешь делать, если твое заклятие потеряет силу на середине пути? - спросил Марк у жреца. - Молиться, потому что в таком случае мы погибнем, - коротко ответил Нейпос, но увидев, что Марк задал вопрос серьезно, добавил: - Я сделал все, что в моих силах. Это сложная магия и разрушить ее нелегко. Как обычно, Виридовикс страдал от качки с того момента, как баркас пустился в плавание. Костяшки его пальцев побелели от напряжения, когда он вцепился в канат и перегнулся за борт. Гай Филипп, который не мучился от морской болезни, обратился к Нейпосу: - Ответь мне, жрец, может ли твоя магия сделать так, чтобы до врагов не долетали звуки рвоты? На твердой земле подобная шутка моментально вызвала бы ссору с кельтом, но сейчас Виридовикс только застонал и сжал канат еще сильнее. Затем он внезапно выпрямился - удивление победило даже морскую болезнь. - Что это такое? - воскликнул кельт, указывая на волны. Все стоящие рядом посмотрели вниз, но не увидели ничего, кроме зелено-голубой воды и белой пены: - А вот еще одна, - сказал Виридовикс. Недалеко от корабля в воздух поднялась серебристая рыбка и пролетела метров двадцать. - Я ничего не понимаю! Хорошее это предзнаменование или плохое? - Летающие рыбы? - сказал Горгидас удивленно. Для греков и римлян - детей теплого Средиземного моря - маленькие крылатые существа были чем-то обыденным, но на родине кельта ничего подобного не видели и не слышали, и он не поверил заявлению своих друзей, что это обычные рыбы. Даже Нейпос не смог убедить его. - Все вы только и думаете, как бы обмануть меня, - сказал Виридовикс жалобно. - Жестоко нападать на человека, когда его и так мутит от этой чертовой качки. - Вот глупый кельт, неужели ты сам не видишь... - начал Гай Филипп и остановился. Летающие рыбы выскакивали из теплой воды десятками, спасаясь от преследования тунцов и альбакоров. Одна из них, более быстрая, но менее удачливая, чем другие, шлепнулась на палубе у самых ног центуриона. Нагнувшись, он ударил бившуюся на досках рыбешку по голове рукояткой кинжала и передал ее кельту. Золотистые глаза рыбы потускнели, плавники-крылья бессильно смялись, а чешуя начала сереть. - Ты убил ее, - сердито сказал Виридовикс и выбросил рыбешку назад в море. - Еще одна глупость, - фыркнул центурион. - Они очень вкусные, если их вывалять в сухарях и поджарить в масле. Но Виридовикс, все еще огорченный, только покачал головой. Он видел, как погибло маленькое чудо, а не какая-то рыба, - и думать о еде для него было невыносимо. - Ты должен быть ему благодарен, - заметил Горгидас. - Думая о летающих рыбах, ты забыл о морской болезни. - А ведь верно, забыл, - удивленно признался кельт. Настроение его сразу поднялось, и на лице появилась улыбка. Как раз в этот момент высокая волна качнула корабль, палуба накренилась, и Виридовикс вновь побледнел от надвигающейся тошноты. Он перегнулся через перила. - Чтоб ты провалился, и зачем только ты напомнил мне об этом? - выдохнул он через несколько минут. Некоторые корабли Туризина были уже совсем рядом с патрулирующими галерами, но пока все шло благополучно. Суда постепенно приближались к месту высадки в южной оконечности столицы, когда одна из галер поравнялась с баркасом, на котором плыли легионеры. Трибун мог отчетливо прочитать написанное золотой краской на борту название: "ГРОЗА КОРСАРОВ". Острый бронзовый нос галеры, отражающейся в воде, опускался и поднимался в волнах, по мере того как корабль проходил мимо. Белые ракушки во множестве налипли на его днище. Особенно много их было на уровне ватерлинии. Орудие для метания тяжелых стрел стояло на баке, заряженное и готовое к бою. Окованный железом наконечник стрелы отсвечивал в лучах солнца. Два ряда длинных весел "ГРОЗЫ КОРСАРОВ" мерно поднимались и опускались. Даже такой несведущий в морском деле человек, как Скаурус, понял, что команда на корабле хорошая - несмотря на встречный ветер, моряки умело вели галеру на север. Сквозь плеск волн и скрип весел доносились обрывки песни, которую они пели, чтобы не сбиваться с ритма: Маленькая птичка с желтеньким крылом Примостилась утром под моим окном... В видессианской армии тоже пели эту песню, знали ее и римляне. Говорили, что она насчитывает пятьдесят два куплета: одни - поэтичные, другие - жестокие, а иные - похабные. Большинство же из них удачно сочетали все три элемента Песня стала затихать, "ГРОЗА КОРСАРОВ" прошла мимо. Младшие офицеры стояли у двойных рядов весел. На вершине мачты в бочке застыл впередсмотрящий, готовый дать знак в случае опасности. Марк улыбнулся. Если магия Нейпоса внезапно исчезнет, беднягу наверняка хватит удар, подумал трибун, наблюдая за тем, как "флотилия" крадется через пролив под самым носом имперских галер. Наиболее быстроходные корабли были уже у берега, и даже самые медлительные уже обходили галеры Ортайяса. Если повезет, то город Видессос будет слишком ошеломлен видом армии Гавраса, внезапно возникшей под его стенами, чтобы оказать серьезное сопротивление. - Отличная работа, - горячо сказал он Нейпосу. - Это здорово облегчит нам борьбу с Ортайясом. Как и все жрецы Фоса, Нейпос давал обет скромности перед тем, как посвятить себя служению богу. Его лицо залилось краской, когда Скаурус так открыто похвалил его. - Спасибо, - застенчиво сказал Нейпос. Однако он был академиком не в меньшей степени, чем жрецом, и поэтому продолжал: - Этот наш поход позволил мне использовать и проверить на практике новое теоретическое открытие. Конечно, вся академическая работа - труд многих и многих. Просто случайность, что именно мне довелось испробовать ее в деле. Это... Лицо жреца посерело, он покачнулся. Казалось, чьи-то невидимые пальцы сжимают его горло. Марк и Горгидас бросились к нему на помощь, испуганные тем, что жрец перетрудился и заработал себе апоплексический удар. Но у Нейпоса не было никакого удара. Слезы текли по лицу жреца, исчезая в бороде, руки отчаянно поднимались и делали странные движения, губы не переставая шептали молитвы. - В чем дело? - рявкнул Гай Филипп. Он ничего не понимал в магии, равно как и в морском деле, но опасность чуял мгновенно. Рука его сжала рукоять меча, но знакомое движение не принесло спокойствия. - Контрзаклинание! - выдохнул Нейпос в перерыве между быстро повторяемыми словами. Он дрожал, как человек, измученный усталостью или болезнью. - Жестокое заклинание было направлено на меня и на мою работу одновременно. И какое сильное! О, Фос милостивый, кто же из академиков знает его? Я никогда еще не чувствовал такой магической силы - она почти повергла меня. Закончив свою тираду, Нейпос продолжал шептать заклинания. Опыт и знания жреца были достаточными, чтобы спасти себя, но удержать заклятия, наложенные на корабли Гавраса, он не смог. Все еще стоящий возле канатов Виридовикс закричал: - Ох, мы, кажется, попались! Кошка гонится за мышкой! В пределах видимости Марка было семь галер, включая "ГРОЗУ КОРСАРОВ". Он с любопытством подумал о том, что должны были чувствовать капитаны и матросы Сфранцеза, увидев море полным вражеских судов. Впрочем, что бы они ни почувствовали, реакция их была вовсе не панической, как минуту назад в шутку предполагал трибун. Не мешкая ни мгновения, они атаковали окружившие их маленькие суденышки, и сердце Скауруса упало, когда он увидел остроносую галеру, ринувшуюся на маленькую речную баржу, которая, к его ужасу, была заполнена легионерами. Но капитан галеры сделал серьезную ошибку: вместо того чтобы пробить острым носом баржу и потопить ее, он подошел к ней бортом и, подняв весла, приказал команде сдаться. В своей гордыне он забыл, что хотя баржа и была плохим кораблей, солдаты на ней могли оказаться хорошими. Веревки десятками полетели на галеру, крючья цеплялись за весла, борта, снасти и мачты. На галеру, дико крича, посыпались легионеры. С десяток матросов, пытавшихся обороняться, были зарублены, несколько видессиан с плеском упали за борт и тут же пошли ко дну - опрометчиво надетые ими кирасы помогли бы им в бою, во не в воде. Увидев, что корабль его захвачен противником, капитан галеры залез на одну из высоких мачт. На нем были позолоченные в знак его высокого положения кольчуга и кираса. Доспехи сверкнули на солнце, когда он, слишком гордый, чтобы пережить свой позор и горечь поражения, бросился в воду. Все это уже не имело никакого значения, так как исход схватки был предрешен. Римляне, не будучи моряками, захватили рулевого, приставили мечи к его горлу. "Убежденный" таким образом в справедливости их требований, тот отдал приказ гребцам. Весла немедленно стали двигаться, паруса шевельнулись. Галера, набрав скорость, понеслась к берегу. Далеко не везде, однако, дело шло так гладко. Наученные ошибкой капитана галеры, люди Ортайяса не повторяли ее больше. Один из рыбачьих баркасов, пронзенный острым носом вражеского корабля, пошел ко дну. Обломки досок, обрывки парусов поплыли по воде, среди обломков барахтались и кричали солдаты Туризина. Колокола подняли в городе тревогу, и это было еще хуже, поскольку на помощь патрульным галерам могли прийти другие корабли. Но на это требовалось время, а у Сфранцеза его почти не оставалось. Корабли Гавраса уже причаливали к берегу, солдаты прыгали с них и по пояс в воде бежали к песчаному пляжу. И каждое нападение на лодки Императора дарило другим кораблям драгоценные минуты, необходимые, чтобы добраться до цели. Даже когда торжествующая галера ударяла острым тараном очередную лодку, морякам требовалось несколько минут, чтобы выдернуть острый нос из борта противника. Поворот галеры был делом нелегким, и капитаны старательно избегали оставлять обломки разбитых ими суденышек на веслах и таранах, поскольку те могли повредить их корабли. Марк хрипло вскрикнул, увидев, что одна из галер почти коснулась тараном их баркаса. Он был так занят наблюдением за морским боем, что не услышал испуганного голоса впередсмотрящего: - Да смилуется над нами Фос! Один из этих гадов у нас на хвосте! - Поверни севернее! - приказал капитан, смерив взглядом расстояние до берега и преследующей их галеры. - Так мы потеряем ветер. - Верно, зато этот путь короче. Нажмите на весла, черт бы вас побрал! Побледневший под загаром рулевой нехотя повиновался. Скаурус прикусил губу - не столько от страха, сколько от злого бессилия. Его судьба решалась здесь, а он ничего не мог поделать. Ему оставалось только покорно ждать. Если этот обветренный морской волк знает, что делает, корабль доберется до берега, если же нет, значит, все кончено. Но в любом случае трибун не мог ни помочь ему, ни помешать, его умение и опыт были здесь бесполезны, а мнение не имело никакой цены. Побережье, казалось, не приближалось, в то время как похожая на акулу галера быстро настигала их. Слишком быстро, подумал он, слишком быстро. Ахилл наверняка схватил бы такую черепаху. Гай Филипп тоже мрачно обдумывал положение. - Они схватят нас за задницу прежде, чем мы успеем высадиться, - сказал он наконец. - Если мы сбросим доспехи, у нас будет хоть надежда добраться вплавь. Бросить доспехи означало признать свое поражение. Но Марк был против этого совсем не по такой романтической причине. На этой проклятой галере находились лучники, и несколько стрел уже просвистели рядом, более быстрые и тонкие, чем любая летающая рыба. Бултыхаться в воде беззащитным, почти голым, в ожидании, пока тебя подстрелят, - он был не в восторге от такого финала. Если галера была на расстоянии полета стрелы, то конец погони уже совсем близко. С каким-то болезненным восхищением Скаурус наблюдал, как императорский флаг плескался на мачте. Под ним колыхался другой - красный, с золотыми полосами - вымпел дрангариоса. Ага, подумал Марк, значит, это сам барон Леймокер. Вот кто собирается их потопить. Трибун подумал, что с удовольствием отказался бы от этой высокой чести, и тут неожиданно заметил рядом с галерой другой корабль, забитый вооруженными солдатами, он был не таким большим... и на нем также развевался императорский флаг. - Ну иди, иди сюда, Леймокер, грязный негодяй, нападающий ночью, бьющий в спину! - заревел Туризин, и его гневный крик зазвенел в ушах Скауруса, как колокол. - Протарань их, а потом схватись лицом к лицу со мной! У тебя не хватит духа сделать это! Ни насмешки, ни оскорбления не поколебали бы видессианского адмирала и не заставили отклониться от курса, однако суровая реальность вынудила его пойти на это. Если бы он потопил рыбачий баркас, Гаврас, вне всякого сомнения, подошел бы к его борту и взял галеру на абордаж - с таким количеством солдат, скопившихся на корабле, исход рукопашного боя мог быть только одним. - Их слишком много! - крикнул Леймокер, и галера накренилась на левый борт, уходя от опасности. Туризин и его солдаты выкрикивали оскорбления в лицо адмиралу: - Трус! Предатель! - Я не предатель, - прозвучал грубый бас адмирала. - Я сказал, что буду биться с тобой, когда мы встретимся снова! - Ты думал, что этой встречи никогда не произойдет! Ты и твои наемные убийцы! Ветер и быстро увеличивающееся расстояние отнесли вдаль ответ адмирала. Туризин яростно погрозил кулаком удаляющейся галере и послал ей вслед град проклятий, которых Леймокер уже не слышал. Марк с благодарностью махнул рукой Императору. - А, так это я тебя спас? - крикнул Гаврас. - Видишь, я доверяю тебе, в конце концов... Или, может быть, я сделал это потому, что не знал, кто на этом баркасе! Трибуну бы очень хотелось, чтобы Туризин не добавлял последней фразы, потому что зерно правды в ней определенно было. - Подходим к берегу, - предупредил один из матросов и схватился за канат. Через минуту дерево заскрипело, и корабль впился в песок. Марк и Гай Филипп, выругавшись, повалились друг на друга, а Виридовикс, все еще стоявший у борта, чуть не вылетел в воду. - Эта соль съест все мои доспехи, - простонал Гай Филипп, прыгая в неглубокую воду. Волна опрокинула Виридовикса на спину, но мгновением позже он вскочил на ноги, похожий на утопленника. Густые усы и длинные рыжие волосы прилипли к лицу, на котором сияла довольная улыбка. - Как же я рад, что снова на твердой земле! - крикнул кельт. Добравшись до сухого песка, он прежде всего тщательно вытер свой меч. Виридовикс относился наплевательски ко многому, но только не к своему оружию. Вся полоса пляжа была заполнена людьми Туризина Гавраса, спешно собиравшимися в большие отряды. Целая манипула римлян строем подошла к трибуну, спустившись с захваченной у видессиан галеры. Во главе отряда шел Квинт Глабрио. - Я уж думал, что ты погиб, когда этот ублюдок обрушился на тебя, - сказал Марк, ответив на салют младшего центуриона. - Если я скажу, что ты отлично справился с делом, то скажу слишком мало. Молодец! - Если бы он не допустил ошибки, все сложилось бы далеко не так удачно, - отмахнулся Глабрио от похвалы, как обычно. Корабль Гавраса подошел к берегу и встал рядом с баркасом Скауруса. - Давайте быстрей! - подгонял Туризин своих высаживавшихся на берег солдат. - Образовать периметр! Если Сфранцез вздумает напасть на нас сейчас, нам останется только пожалеть, что мы не остались на том берегу! Быстрей! - повторил Император. Он взял для охраны манипулу Глабрио. Скаурус отдал ее без колебаний. Тревожно всматриваясь в мощные стены и ворота Видессоса, он думал о том, как встретят Гавраса горожане. Вскоре он получит ответ на этот вопрос. Вместо того, чтобы направить на берег вооруженный отряд, защитники города с шумом захлопнули ворота, чтобы никто не смог войти внутрь. - Бумажные крысы, вшивые чернильные души! - с раздражением сказал Туризин. - Ортайяс и его гадючий дядя, должно быть, думают, что выиграют войну, отсиживаясь за стенами. Они полагают, что мне все это надоест и я уйду, или надеются, что следующее покушение на меня будет более удачным. Среди них нет ни одного стоящего солдата, который сказал бы им, что стены сражения не выигрывают. Чтобы выдержать осаду, нужны знания и мужество. У юного Сфранцеза нет ни того, ни другого, Фос свидетель. Варданесу я отдал бы должное за его наглость, но этого слишком мало, чтобы претендовать на право управлять Видессосом. Скаурус кивнул - он был согласен с такой характеристикой врагов Гавраса, хотя полагал, что Варданес Сфранцез гораздо хитрее и умнее, чем представлял его себе Туризин. Даже когда всем стало совершенно ясно, что нападения из Видессоса не последует, трибун все еще продолжал вглядываться в двойную каменную стену. Сколько же мужества надо, спросил он сам себя, чтобы осаждать такие укрепления? Должно быть, он произнес эти слова вслух, потому что Гай Филипп спокойно отозвался: - Осаждать? По-настоящему нужно бы спросить: как много мужества надо, чтобы прорваться внутрь этих укреплений? 6 Загремели фанфары, затем был отдан приказ к маршу. Зонтики, числом в двенадцать - императорское число, - открылись одновременно, словно распустившиеся внезапно цветы красного, голубого, золотого и зеленого шелка. Длинная колонна - армия Туризина Гавраса - отсалютовала своему повелителю, воздев в воздух оружие. Герольд, великан с широкой грудью и громовым голосом, взревел: - Впере-е-ед! Колонна двинулась торжественно, в полном соответствии с видессианской любовью к различного рода церемониям. Она шла медленно, как на параде, растянувшись на расстояние полета дротика, выпущенного из баллисты, - впечатляющее зрелище, которое должно было дать понять защитникам города, кто их истинный повелитель. - Склонитесь перед Туризином Гаврасом, Его Императорским Величеством, Истинным Автократором видессиан по праву рождения! - напевно прокричал герольд, который шел между Туризином и носителями зонтиков. Любимый конь, серый жеребец Императора, был все еще на другой стороне Бычьего Брода. Сейчас Туризин гарцевал на вороном. Гаврас махнул рукой в сторону города и снял шлем, чтобы солдаты Сфранцеза, стоящие на стенах, увидели его лицо. В честь сегодняшнего события на нем были знаки императорского достоинства: золотой обруч вокруг конического шлема и красные сапоги, ярко выделявшиеся на фоне черных боков коня. В остальном же он не отличался от обычных солдат, к которым сейчас и обращался. Туризин вообще терпеть не мог усыпанных золотыми узорными пластинами и драгоценностями одежд, которые должен был носить, согласно обычаю, Автократор. На стенах скопилось множество воинов, наблюдавших за тем, что происходит внизу. Основная масса их стояла на нижней, внешней стене. Лучше всего, как и следовало ожидать, охранялись ворота. Массивная внутренняя стена высотой в пятьдесят локтей была защищена не так сильно. - Для чего вам служить чернильным душам? - крикнул солдатам герольд. - Они скорее превратят вас в крепостных, чем станут терпеть возле себя настоящих воинов! Это было правдой. Бюрократы-Императоры, властвовавшие в Видессосе последние пятьдесят лет, систематически заменяли местных солдат наемниками, чтобы сломить волю своих соперников, провинциальных магнатов. Процесс этот был уже закончен, войска, защищавшие Ортайяса Сфранцеза и его дядю, в основном состояли именно из наемных солдат. Они насмешливо засвистели и заулюлюкали в ответ на слова герольда. Со стены донеслись крики: - Поэтому им нужны настоящие солдаты, которые воюют за них! - Дракс! Дракс! Великий барон Дракс! - заорали намдалени, стараясь заглушить голос герольда. Один из наемников, солдат с сильными легкими и, видимо, практическим взглядом на вещи, крикнул: - Зачем нам ты, когда у нас есть Сфранцез? Он хорошо платит нам за службу, а ты отправишь нас по домам нищими! Губы Туризина скривились в недоброй улыбке, его недоверие к наемникам было хорошо известно, несмотря на то, что собственная армия Гавраса состояла из них более чем наполовину. Забыв о своем герольде, он рявкнул в ответ: - Зачем вам иметь дело с предателем? Ваш бесстрашный Ортайяс стоил нам Марагхи! Он бежал, как трусливая мышь, с поля боя, а вместе с них удрали и его красивые слова! Забыли? "Стыд и позор тем, кто не выдержит испытания!" Последние слова Туризин прокричал треснувшим тенором, пародируя голос своего врага. Он с насмешкой повторил цитату из речи Сфранцеза, с которой тот обратился к своим солдатам перед ужасной битвой. Большинство воинов Гавраса участвовали в этом сражении, и их гнев выплеснулся в криках: - Отдайте нам этого труса! Послать его на ипподром! На нем можно будет кататься вместо лошади! Вы, должно быть, ребята отчаянной храбрости, если сражаетесь, наслушавшись его дурацких речей! - Давайте его сюда, мы покажем ему побольше того, что он мог вычитать в своей дурацкой книге! - сердито присоединился Гай Филипп. Гнев, охвативший солдат Гавраса, казалось, передался защитникам города. Они были только людьми, как все остальные, и насмешки их собратьев-солдат не могли на них не подействовать Когда ругательства иссякли, на стенах Видессоса воцарилось задумчивое молчание. И тут один из офицеров Сфранцеза, возвышавшийся над своими солдатами, как башня, загрохотал хриплым смехом: - Ты тоже бежал, Гаврас, ты бежал, когда твой брат потерял свою голову! Так чем же ты лучше господина, которому служим мы? Туризин сперва покраснел, потом побелел как мел. Он вонзил шпоры в бока своего коня и поднял его на дыбы. - На штурм! - крикнул он. - Убейте этого грязного выродка! Несколько солдат двинулись к стенам, но большинство даже не шелохнулось - всем было ясно, что неподготовленный штурм городских укреплений может окончиться только поражением и кровавой бойней. Пока Гаврас успокаивал своего коня, Марк поспешил подойти поближе, чтобы успокоить самого Императора. Баанес Ономагулос был уже рядом. Он удерживал коня и мягко, но настойчиво говорил что-то разъяренному Туризину. Баанес и Марк сумели урезонить Императора, но полностью охладить его ярость все же не смогла. - Эта свинья мне дорого заплатит! Клянусь! - Туризин погрозил кулаком офицеру, стоящему на стене, но тот в ответ только презрительно усмехнулся и повернулся к нему задом. Слова этого человека подбодрили его товарищей. В ответ на угрозу Туризина они заулюлюкали и заорали непристойности, сопровождая их грязными жестами. - Ты знаешь этого офицера Сфранцеза? - спросил Скаурус Баанеса Ономагулоса, когда они вернулись к своим солдатами - У мерзавца есть сила воли. - Тем хуже для нас. Они струсили, там, наверху, они тряслись, пока он не открыл рот. - Ономагулос прикрыл глаза от солнца и взглянул на стену. - Шлем закрывает его лицо, но судя по его росту и самоуверенности, я полагаю, что этот человек носит имя Отиса Ршаваса. Говорят, он командует бандой жутких головорезов. Это новичок в Видессосе, и я знаю о нем не слишком много. Марк подумал, что звучит все это странно. Судя по имени, Ршавас видессианин, и как может не знать его Баанес, вояка с тридцатилетним стажем, совершенно непонятно. Ономагулос наверняка знает поименно всех лучших бойцов Империи. Возможно, впрочем, напомнил он самому себе, все это из-за хаоса, царящего в Видессосе в последнее время. Может быть, этот Ршавас был бандитским вожаком и промышлял грабежами, а теперь перешел на службу к Сфранцезу?.. Ортайяс и его дядя, казалось, были готовы выдержать осаду, и Туризину после словесной перепалки у стен, не оставалось ничего иного, как начать ее. Его солдаты приступили к возведению земляной насыпи, закрывая горло полуострова, на котором стоял Видессос. Некоторые воины были, однако, совершенно непригодны для этой работы. Катриши Лаона Пакимера с энтузиазмом копали и выносили землю в течение двух-трех дней, но потом начали скучать. - Не могу винить их в этом, - прямо сказал Пакимер Туризину, когда тот пытался вернуть их к работе. - Мы пришли воевать с каздами, а не участвовать в твоей гражданской войне. Мы всегда можем вернуться домой, если уж на то пошло. Я и сам уже заскучал по жене. Гаврас вспыхнул было, но сдержался. Он не мог позволить себе давить на катришей без риска начать еще одну гражданскую войну - на сей раз в собственном лагере. Кочевники-каморы даже не стали учиться работать лопатой. Не желая терять таких отличных кавалеристов, Туризин отправил катришей вместе с каморами добывать продовольствие и фураж. К своему удивлению, Скаурус обнаружил, что тоже скучает без Хелвис, несмотря на их бурные ссоры. Он начал привыкать к тому, что время от времени они ссорятся, - неизбежный результат привязанности между двумя сильными характерами, ни один из которых не хотел уступить другому и приспособиться к привычкам партнера. Но было у них и много хорошего. Привязанность к детям играла не последнюю роль. Трибун поздно стал отцом, и новое чувство отцовства еще не успело притупиться. В первые дни осады Видессоса у него не было времени, чтобы ощутить одиночество. В отличие от солдат Пакимера, римляне хорошо знали технику осады городов. Лопаты и колья были непременной частью походов, они возводили лагерные укрепления всякий раз, когда становились на ночлег. Ономагулос и Туризин часто проверяли работу солдат. На лице Императора застыло недовольное выражение, когда он объехал вокруг неуклюжей баррикады, медленно возводимой солдатами Баанеса. Ономагулос тоже был мрачен С тех пор как он получил ранение, изувечившее его ногу, угрюмое выражение редко покидало его лицо. Хотя в эту минуту он вряд ли испытывал боль - верховая езда не доставляла ему неудобства, в отличие от пешего шага, когда-то быстрого и уверенного, а теперь неловкого. Увидев широкий ров и утыканную кольями насыпь, почти законченную легионерами, - римляне удерживали самую южную точку километровой осадной линии, - Гаврас повеселел. - О, это уже значительно лучше, - сказал Император, обращаясь больше к Ономагулосу, чем к Марку. - Намного лучше, чем сработали твои парни, Баанес. - Верно, выглядит неплохо, - признал пожилой дворянин. - Ну так и что из того? У чужеземцев есть несколько хороших навыков. Каморы - отличные наездники и опытны в обращении с луком и стрелами. Копья так и горят в руках намдалени. Ну, а эти ребята умеют рыть землю, как кроты. Весьма полезное сейчас умение. Он говорил резко, не обращая внимания на то, что трибун может его услышать. В его манере держаться чувствовалась подсознательная уверенность в своем превосходстве, и, задетый за живое, Марк уже открыл было рот, чтобы дать достойный ответ, но вспомнил вдруг Галлию и слова одного из легатов Цезаря: "Все мы знаем, что кельты сильны и дерутся отчаянно. Если мы займем позицию на холме, нам, несомненно, удастся спровоцировать их на прямую атаку..." Трибун скривил в усмешке рот. Роли поменялись, и теперь к нему самому и его солдатам относятся как к варварам. Похоже, Хелвис была права... Нет, пожалуй, не совсем. - В один прекрасный день Баанес захлебнется в своем высокомерии, - быстро сказал Туризин, заметив кислое выражение на лице трибуна. Скаурус пожал плечами. Извинения Гавраса были, безусловно, искренними, но не порадовали его. В этой земле у каждого несколько масок, подумал он с легкой досадой и, возвращаясь к делу, доложил: - Мы надежно окопались отсюда и до самого моря, - Трибун указал на стены Видессоса, тени от них падали почти до того места, где он стоял. - Но следующим нашим шагом, похоже, будет сооружение песочных замков. Мы можем играть в них на этом берегу еще лет пять. - Это правда, - кивнул Гаврас. - Возможно, нам придется поиграть в песочек, но лишь до того момента, пока у горожан будет из чего сварить себе суп. - Пока они держат в своих руках море, проблем с едой у них не возникнет, - сказал Марк, дав наконец волю своему раздражению. - Они славно посмеются над нами, когда корабли доставят им припасы. Корабли - вот ключ, которым можно открыть город. А у нас его нет. - Ключ... - повторил Туризин, вглядываясь куда-то вдаль. и Скаурус сообразил, что Император не был полностью погружен в разговор. Он смотрел на юго-восток, на остров, терявшийся в молочной дымке вдалеке от Видессоса. С внезапно проснувшимся интересом римлянин вспомнил видессианское название этого острова. Ключ. Но когда он спросил Гавраса, о чем тот думает, Император только пожал плечами: - Мои планы - туман. Туризин улыбнулся, словно высказал одну из своих шуток, понятных только ему одному. Марк видел, что Ономагулос тоже ничего не знает об этих планах, и почему-то это его успокоило. Ночь выдалась туманной, луны и звезд не было видно. На восходе солнца туман начал отползать к морю. Часовые с горящими факелами были едва различимы. Соленый привкус океана ощущался в каждом глотке воздуха. Виридовикс ходил взад и вперед вдоль насыпи, держа факел в одной руке и меч в другой. - Вряд ли солдаты Сфранцеза сделают ошибку, если попытаются изрубить нас на куски в этой молочной каше, - заявил он, встретившись со Скаурусом и Гаем Филиппом. - Будь я на их месте, показал бы тем вон олухам, где раки зимуют. Надолго бы запомнили. - И я тоже, - сказал Гай Филипп. Суждения его о военных действиях редко совпадали с мнением галла, но в данный момент они пришли к согласию. Старший центурион смотрел на окружавшую их серую муть как на личное оскорбление - туман превратил войну из дела профессионалов, зависящее от тактического опыта и знаний, в игру, где любой неумеха может стать, если ему повезет, гением. Марк, однако, заметил то, что и раздраженный донельзя центурион, и горячий кельт упустили - густой туман был не только здесь, но и за стенами города. - Держу пари, командиры Ортайяса тоже ходят взад и вперед вдоль стен своих позиций, ожидая увидеть у себя под носом осадные лестницы и солдат, лезущих на штурм. - Так и есть, а? - Виридовикс моргнул и засмеялся. - Два крестьянина стоят днем и ночью и приглядывают за своим курятником, чтобы его не разграбили. Бессонная, неблагодарная работа - и для них, и для меня. - Возможно, что и так, - согласился Гай Филипп. - У Сфранцезов не хватит ни ума, ни смелости предпринять что-нибудь рискованное. Но как насчет Гавраса? Такая ночь вполне подходит для него - он прирожденный игрок. - Когда туман сгустился, я ожидал какой-нибудь вылазки, но, похоже, я ошибся, - проворчал Скаурус. - Есть в этом что-то дьявольское, - Гай Филипп зевнул. - Однако что бы это ни было, оно подождет меня до утра. Я пошел спать. Он опустил факел, чтобы лучше видеть землю, и направился к своей палатке. Римский лагерь находился рядом с морем, разбитый на длинной узкой полосе земли, служившей тренировочным полем для видессианской армии. Через несколько минут Скаурус последовал за центурионом, но, к своему раздражению, заснуть не мог. Дости, который обычно просыпался по нескольку раз за ночь, был далеко, и для Марка это было облегчением. Но трибуну не хватало Хелвис, тепла ее тела рядом. Это нечестно, подумал он и перевернулся на бок; совсем недавно ему казалось утомительным постоянно делить постель с женщиной, теперь же ему было трудно без нее. На следующее утро на офицерском совете Туризин выглядел весьма довольным, хотя о причинах этого Марк мог только догадываться. Насколько было известно римлянам, со вчерашнего дня абсолютно ничего не изменилось. - Он наверняка нашел себе молоденькую девочку, которая умеет говорить только "да", - предположил Сотэрик после окончания совета. - После ядовитого жала Комитты это недурно. - Об этом я не подумал, - засмеялся Марк. - Может быть, ты и прав. Осада велась по всем правилам. Несколько военных инженеров, сопровождавших армию Маврикиоса Гавраса, помогали теперь его брату. Под их руководством солдаты Туризина валили деревья и ломали дома, чтобы добыть бревна для таранов и осадных лестниц. Легионеры доказали, что в этом деле они такие же опытные мастера, как в постройке лагеря и укреплений. Если бы не дозорные на стенах, можно было бы подумать, что Видессос вовсе не замечает осаждающих. Корабли свободно выходили из пролива и входили в него, доставляя припасы и свежие пополнения солдат. Каждый раз при виде этих кораблей Скаурус скрежетал зубами от злости. - Еще несколько дней - и Сфранцезы поднимут шторм у вас за спиной и прибьют нас, как молотком, - поделился он своими опасениями с Гаем Филиппом. Старший центурион, однако, был настроен более оптимистично: - Пусть только попробуют. К нам придет больше солдат, чем к ним. Зерно истины в его словах имелось. Знать восточных провинций Видессоса не была столь сильна и богата, как роды западных территорий, но и большие и маленькие дворяне одинаково ненавидели чиновников, захвативших власть в столице. Они вставали под знамена Туризина и постепенно у него скапливались изрядные силы. Отряды по сто - двести человек постоянно вливались в его армию, увеличивая ее с каждым днем. - Разумеется, - продолжал Гай Филипп, следуя невысказанной мысли Скауруса, - мы еще должны поглядеть, насколько полезны будут все эти олухи в бою. Когда через пять или шесть лунных ночей туман снова пал на море, он был еще гуще прежнего. Трибун снова подумал, что осажденные попробуют предпринять под его прикрытием ночную вылазку, и удвоил часовых вокруг лагеря. Было около полуночи, когда он услышал сигналы и крики тревоги, доносящиеся с севера. - Букинаторы! - крикнул Марк. Громкие звуки рога прорезали воздух. Ругаясь, солдаты выскакивали из палаток, хватали на ходу оружие, строились в колонны. Из лагеря донесся стук копыт. - Заснули там все наши парни, что ли? Враг, наверное, уже у самых укреплений. Чертовы олухи! - выругался Виридовикс. - Не думаю, что это люди Ортайяса, - сказал Квинт Глабрио неожиданно. Фраза прозвучала так невероятно, что все сразу замолчали. - Я не слышу ни одного удара меча. От часовых тоже никаких сигналов. Правота слов молодого офицера подтвердилась через несколько минут. Всадники из сотни лучших кавалеристов Туризина примчались в римский лагерь. - Прости, что мы вас так всполошили, - обратился их капитан к Скаурусу. - Чуть не задавили ваших людей в этом Фосом проклятом тумане. Трибун поверил ему без труда: даже при свете факелов они увидели всадников только на расстоянии сорока шагов. - Дайте команду "стоять наготове", - приказал Марк букинаторам. Легионеры постояли несколько минут, как бы подозревая ловушку, затем, после того как была отдана команда разойтись, двинулись к своим палаткам, раздраженно качая головами. - Могли бы принять какое-нибудь _о_д_н_о_ решение, черт бы их подрал, - проворчал один солдат. - Хорошего сна теперь не будет, это уж точно, - добавил другой. Третий, следуя привычке ветеранов в любой ситуации находить что-нибудь хорошее, весело сказал: - Очень своевременная побудка, я как раз собирался сбегать по нужде. Лагерь успокоился, и снова стало тихо. Скаурус зевнул. Прилив был высоким, и шум прибоя у берега напоминал отдаленное гудение барабанов. Трибун остановился возле палатки и собирался уже войти в нее, когда в голову ему пришла неожиданная догадка. Почему, услышав шум прибоя, он подумал о барабанах? Скаурус выпрямился: он узнал этот звук. К побережью идут корабли, они уже совсем близко. Мысль о предательстве задавила его вздрогнуть, и он снова крикнул букинаторов. На этот раз солдаты выбежали, сердито рыча, как они делали во время тренировок, которые были им не по душе. Трибун не обращал на это внимания. Тревога пылала ярче факелов во мгле тумана. - Собери мне две манипулы, быстро! - сказал он Гаю Филиппу. - Думаю, Сфранцезы решились высадиться на берег. Остальных отправь защищать укрепления здесь. Гонца к Гаврасу - похоже, нас предали. Где Зеприн Красный? Туризин скорее выслушает его. - Уж позабочусь, чтобы он _д_е_й_с_т_в_и_т_е_л_ь_н_о_ выслушал меня, - пообещал могучий халога, отлично поняв, что имеет в виду Марк. Занимая высокую должность в императорской гвардии при Маврикиосе, он был хорошо известен младшему брату Императора и его солдатам. Набросив поверх кольчуги волчью шкуру, Зеприн исчез в темноте. Старший центурион лающим голосом отдавал приказы. Когда легионеры разошлись по местам, он повернулся к Скаурусу: - Предательство? Ты думаешь, эти вшивые всадники встречают их? - А что же еще? - Ты прав, черт побери. Какой у нас план? Удерживать их, пока не получим подкрепление, и сбросить назад, в море? - Если мы сможем это сделать. Трибун хотел только одного - побольше узнать о тех, с кем ему предстоит сражаться. Равнодушный туман казался ему хуже самой страшной грозы. - Теперь ты не сбежишь и не лишишь меня удовольствия подраться, - пропыхтел Виридовикс, подбегая к Скаурусу. - Ну что ж, идем. Ты бежал в полном вооружении, следовательно, у тебя были на то веские причины. - Так и есть, - мрачно согласился Виридовикс. Но когда Марк взглянул на подозрительно серьезного кельта, тот усмехнулся ему в лицо. Легионеры быстро шли на юг, следуя за видессианской кавалерией, и вскоре Марк почувствовал, как почва под ногами начинает подаваться. Даже в темноте и тумане ему не нужно было спрашивать, что это может означать. Он услышал, как Виридовикс ругается по-галльски, и уловил имя кельтской богини-лошади Эпоны. Трибун оступился, едва не упав на мокрый песок. Видессиане были все еще невидимы в темноте и густом тумане, но он слышал, как их офицер приказывает: - Всем высадиться на берег! - Ты что, сдурел, пресноводная швабра? - ответил ему тонкий голос. - Мои солдаты промочат свои штаны. Мы спустим лодки. - Становись в цепь! - негромко сказал трибун. Слаженно, как на параде, легионеры выстроились в боевой порядок и приготовились к сражению. - Кричите "Гаврас!", когда мы пойдем в атаку, - приказал Скаурус. - Пусть предатели знают, с кем имеют дело. Он боялся, что пришел слишком поздно: весла плеснули совсем близко, лодки уже причаливали. - Вперед! - скомандовал трибун. - Гаврас! - вырвался крик из двухсот солдатских глоток. С мечами и копьями наперевес римляне бросились вперед У кромки воды начался невообразимый хаос. Большинство видессиан уже соскочили с коней и стояли с факелами, освещая путь подходившим лодкам. Скаурус видел, как несколько факелов упало, когда его солдаты прокричали свой боевой клич. Дико заржала лошадь - заметив в тумане движение, римляне метнули копья. Властный женский голос глухо спросил: - Что за встречу вы нам подготовили, командир? - Стойте! - отчаянно крикнул трибун и благословил отличную дисциплину легионеров, которым пришлось внезапно остановиться. - Что случилось? - зарычал Гай Филипп. - Они ругаются друг с другом, а нам-то что за дело? Иногда мне кажется, что имперские солдаты не могут воевать без своих потаскух. Грубый голос старшего центуриона не мог заглушить даже туман, и Марк поблагодарил богов, в существовании которых он вообще-то сомневался, что товарищ его говорит по-латыни. Он ответил: - Сдается мне, что ругается это не кто иной, как Комитта Рангаве. И можешь назвать меня кельтом, если я не прав. Гай Филипп громко лязгнул зубами. - Женщина Туризина? О великий Юпитер! Хотя, подожди! Она ведь осталась на другой стороне Бычьего Брода вместе с остальными юбками и пацаньем. - Прошу прощения, Скаурус, - добавил он поспешно. Скаурус нетерпеливо махнул рукой, отметая ненужные извинения. Эти корабли не могли быть кораблями Сфранцеза - Комитта напоминала дикую тигрицу, но не была предательницей. Однако эти суда не могли принадлежать и Туризину - корабли из его сборной флотилии давно возвратились к своим обычным занятиям. Все эти выводы не оставляли ничего, кроме очевидного факта: какие-то корабли стояли у берега. Перед рядами римлян вспыхнули два факела. Марк пошел им навстречу, и через несколько мгновений различил ковылявшего по мокрому песку капитана видессиан. Это был невысокий человек с красным лицом, седоватой бородой и густыми сросшимися бровями. Рядом с ним действительно шла Комитта Рангаве, бледная, с узким, прекрасным и хищным, как у сокола, лицом. Трибун отвесил им обоим галантный поклон и, к своему ужасу, услышал собственный раздраженный голос, в котором не было и тени любезности: - Может ли кто-нибудь из вас, во имя Скотоса, сказать, что здесь происходит?! Капитан недовольно поднял бровь, плюнул на песок и, посмотрев на небо, развел руками. Я, должно быть, задел его религиозные чувства, подумал Скаурус. Ну что ж, тем хуже для него. Комитта посмотрела на римлянина свысока, но ответом все же удостоила: - Император решил, что наступило время подругам и семьям воссоединиться с его солдатами. Разве тебя не поставили в известность? Мне очень жаль. Она была типичной аристократкой и извинялась так, словно, разговаривая со слугой, признавала свою мелкую оплошность. Трибун подавил в себе горячее желание схватить женщину за точеные плечи и вытрясти из нее все сведения о происходящем. Религиозный капитан поспешно пришел к нему на помощь: - Корабли, стоявшие на острове Ключ, объявили себя сторонниками Гавраса, едва он начал осаду города. Когда поднялся туман, мы отплыли из крепости. Его величество приказал вам укрыться в какой-нибудь бухте и, дождавшись следующей туманной ночи, перевезти семьи солдат и офицеров через Бычий Брод, чтобы их не перехватили корабли Сфранцеза. Все удалось как нельзя лучше. - Ключ, - выдохнул Скаурус. Теперь, когда капитан объяснил ему все в нескольких простых фразах, трибун мысленно выругал себя за свою глупость. Флот острова Ключ был вторым по значимости в Видессосе после столичного, и Марк прекрасно знал это. Увы, он никогда не обращал внимания на море и все связанное с ним, и потому даже прозрачный намек Туризина не открыл ему глаза на планы Императора. - Что, и на этот раз не подеремся? - спросил Виридовикс, не подчинявшийся никакой дисциплине, кроме своей собственной, и потому увязавшийся за Марком. - Похоже, что так, - ответил трибун, все еще удивляясь случившемуся. - Нет, вы только подумайте! - громко возмутился кельт. - Первый раз ваше сиятельство берет меня в стычку - и тут же оказывается, что стычки-то как раз не будет вовсе! Видессианский капитан, такой же профессионал-солдат, как и любой римский ветеран, посмотрел на кельта как на опасного сумасшедшего. В глазах Комитты Рангаве, однако, загорелся определенный интерес, хотя Марк и надеялся, что Виридовикс на заметит этого. Похоже, надежда трибуна сбылась, во всяком случае, пламенная речь кельта была прервана самым неожиданным образом. Вынырнувшие из темноты две девицы бросились ему на шею, громко взвизгивая: - Виридовикс! Милый! Мы так скучали без тебя! Держа в одной руке факел, а в другой щит, кельт как мог пытался приласкать их. К облегчению Скауруса, высокие ноздри Комитты раздулись, как от плохого запаха. Возвратившись к своим солдатам, трибун быстро разъяснил им ситуацию. Римляне издали восторженный рев - их обрадовали и корабли с острова Ключ, и, еще больше, возможность снова увидеть свои семьи. Что-то в этом видессианском обычае держать семьи солдат неподалеку от армии все же есть, неохотно признал Скаурус, хотя это и шло вразрез с римскими правилами. Солдаты были в лучшем настроении и сражались еще упорнее, зная, что судьба близких зависит от их мужества и силы. - Мы пришли сюда по ошибке, - сказал трибун легионерам, - но раз уж мы здесь, то окажем посильную помощь. Освещайте лодки, которые подойдут к берегу. Солдаты бросились выполнять приказ с большим воодушевлением. Некоторые вошли в воду по пояс, чтобы их факелы были ближе к лодкам. Маленькие суденышки врезались в песок, и каждую минуту воздух оглашали радостные крики - семьи снова соединялись после разлуки. Скаурус видел, как несколько пар поспешили подальше в темноту, чтобы побыть наедине, но сделал вид что ничего не заметил. Это было неизбежно. А затем Скаурус услышал знакомое контральто, произносившее: "Марк, Марк!" - и в тот же миг сам позабыл обо всем на свете. Он так крепко сжал Хелвис в объятиях, что она жалобно пискнула и лишь минутой позже смогла выговорить: - Осторожнее с малышом, да и со мной тоже, медведь эдакий! Дости спал у нее на руках. - Прошу прощения, - сказал Марк неискренне. Даже сквозь доспехи прикосновение ее тела возбудило в нем желание. Она, отлично все поняв, засмеялась, склонилась к его плечу и откинула голову для поцелуя. Мальрик коснулся ручонками кольчуги Марка. На протяжении всего путешествия он так и не заснул, все для него было ново и интересно. - Папа, - начал он, - я был на корабле с матросами, а потом на маленькой лодке. Мы плыли с мамой по волнам и.. - Хорошо, - сказал Марк, взъерошив волосы своего приемного сына. Приключения Мальрика могли подождать. Другая рука Скауруса скользнула по груди Хелвис, и она улыбнулась ему призывно и обещающе. Из тумана донеслась волна трубных сигналов, металлический лязг доспехов и громкие крики солдат: - Гаврас! Туризин! Император! - Проклятье! - пробормотал трибун, и все его мечты о теплой постели и любовных утехах испарились. Какого дурака он свалял! Как он мог забыть о предупреждении, переданном Туризину через Зеприна Красного? Халога выполнил поручение даже слишком хорошо, как показалось Марку. С дикими криками и пыхтеньем к песчаному пляжу неслись сотни солдат, готовые встретить несуществующего врага. - Гаврас! - крикнул он во все горло, и легионеры поспешно подхватили этот крик, ощутив неловкость, подобную той, которую час назад испытали видессианские кавалеристы. Невеселое это дело - быть атакованными своими же товарищами. - Ты что, расправляешься здесь с предателями, Скаурус? - Туризина не было видно в тумане, но трибун слышал, что в голосе Императора насмешка смешивалась с тревогой. - Все в порядке, благодарю тебя. Было бы, правда, еще лучше, если бы мы знали, кто приплывет сюда сегодня. "Мои планы - туман", - вспомнил Марк слова Императора. Туман, черт побери, так и есть! И он ни слова не сказал своим офицерам! Надо думать, Туризин испытал несколько неприятных минут, когда Зеприн Красный ворвался в его палатку и доложил об атаке. Ну что ж, по заслугам, подумал Скаурус. Император, вероятно, тоже задумался о том, не обернулась ли ему его выдумка боком. Но, надо отдать ему должное, он прибыл быстро и был готов к схватке. Теперь же, когда его солдаты убедились, что никакой опасности нет, они могли встретить своих жен, которые одна за другой выходили из лодок. Оживленно переговариваясь, прибывшие с Туризином воины поспешили к ним. На берегу стало тесно и шумно, но все, кажется, были только рады этому. Комитта Рангаве взвизгнула, когда Гаврас, не слезая со своего вороного, подхватил ее и посадил впереди себя как военную добычу. - Иногда я сомневаюсь, что он достаточно серьезно относится к этой войне, - неодобрительно хмыкнул Гай Филипп. - Вспомни Цезаря, - сказал Марк. - О, этот лысый бабник? Он и его галльские шлюхи... - произнес старший центурион с ноткой восхищения в голосе, и глаза его стали печальными и добрыми, как при мысли о старой возлюбленной. - Но ты прав, это был настоящий лев и хороший воин. Цезарь. - повторил он задумчиво. - Если Гаврас сделает свое дело хотя бы наполовину так хорошо, как делал его Цезарь, наши имена появятся в большем количестве книг, чем Горгидасу может присниться. Вместе с несколькими медными монетками этого вполне хватит на стаканчик вина. - Насмешник, - фыркнул трибун, хотя в душе готов был признать, что центурион говорит правду. Марк лежал рядом с Хелвис в палатке, и лицо у него было счастливое. Он слушал шум прибоя, но слышал лишь свой учащенный пульс. Хелвис вздохнула тихо, с каким-то животным удовлетворением. - Почему наша жизнь не может всегда быть такой, как сейчас? - спросил трибун, обращаясь больше к какому-то невидимому собеседнику, чем к Хелвис или самому себе. Он не думал, что она слышит его, и нежно коснулся ее лица, размышляя о том, как сгладить шероховатости в их отношениях. Да и возможно ли это? Она все еще оставалась для него загадкой, и как бы близко ни соприкасались их тела, всегда оставалось между ними какое-то расстояние. Это огорчало Скауруса, но помочь беде он не мог. Трибун взглянул на Хелвис - что могло скрываться в ее глазах? Мягкое и гладкое тело ее скользнуло к нему, а голос прозвучал серьезно: - Много хорошего и доброго может идти от любви, но от нее же идет и немало зла. Каждый раз, начиная, мы просим Фоса-Игрока помочь и ставим на добро. В этот раз мы победили. Скаурус изумленно заморгал в темноте палатки: услышать вдумчивый ответ он ожидал сейчас меньше всего. Намдалени призывали своего Игрока, чтобы оправдать все происходящее в мире, где добро и зло существовали на равных. Будучи уверены, что Фос в конце концов победит, они тем не менее готовы были считать свои души ставками в его игре, чтобы победа была окончательной. Сравнение, вынужден был признать Марк, вполне уместное, и все же оно не сделало Хелвис ближе, а лишь подчеркнуло разницу между ними. Она обращалась за объяснениями к богу точно так же, как тянулась за полотенцем, чтобы вытереть руки. Все его тревожные мысли исчезли, когда они обняли друг друга и руки ее нежно заскользили по его спине. Он ощутил ее теплое дыхание, когда она прошептала ему прямо в ухо: - Слишком многие вообще не знают добра, милый. Будь же благодарен за то, что мы изведали его. Хотя бы один раз он не смог возразить ей. Его губы коснулись ее губ. Получив в руки корабли, Туризин Гаврас стал использовать свой новый флот против кораблей города. Он надеялся, что моряки столицы последуют за теми, кто был на острове Ключ и поднимут восстание против Сфранцезов. Несколько капитанов присоединились к Гаврасу, приведя с собой корабли и команды, но Тарон Леймокер, больше своим личным примером, прославленной неподкупностью и благородством, нежели чем-либо иным, удержал костяк флота за Ортайясом и его дядей. Морские сражения оказались более ожесточенными, чем осада, которая пока что не давала никаких результатов. Атаки и контратаки следовали одна за другой - галеры горели и тонули, раздутые трупы выбрасывало на берег, как суровое напоминание о том, что война на море может быть не менее страшна, чем на суше. Командовал флотом Ключа на удивление молодой человек весьма приятной наружности, о чем ему было хорошо известно. Как и большинство знатных людей, с которыми познакомился Скаурус, этот видессианин, Элизайос Бурафос, был отнюдь не прост, и гордость его бывала оскорбительна. - Я думал, мы пришли сюда, чтобы помочь тебе, - заявил он Гаврасу на одном из утренних офицерских советов, - а не воевать за тебя! Марку пришло на ум, что, возможно, Бурафос думает о сегодняшних потерях. - Ну, и что ты хочешь, чтобы я делал? - поинтересовался Туризин. - Потел на штурм стен? На это требуется в пять раз больше людей, чем у меня есть, и тебе это хорошо известно. Но с помощью твоих кораблей я не позволю чернильным душам доставить в Видессос ни горсти олив, ни фляги вина. В городе начнется голод... - Так оно и будет, ядовито усмехнулся Элизайос. - Зато казды разжиреют. Они будут толстеть с каждым днем, пожирая твои западные территории, пока ты сидишь здесь и ждешь черт знает чего. За столом воцарилось молчание. Бурафос открыто сказал то, о чем каждый из присутствующих и сам думал не раз. В гражданской войне Сфранцезы и Гаврас собрали всех солдат, которых смогли найти, оставив провинции на волю судьбы. Быть может, у них еще хватит времени, чтобы собрать все силы в кулак, после того как Император победит, но вот останется ли еще к тому моменту кого собирать?.. - Клянусь Фосом, он прав, - сказал Ономагулос. Как и у других офицеров Туризина, у Баанеса было много земель на западе. - Если я услышу, что эти волки появились у стен Гарсавры, пусть Скотос убьет меня, если я не соберу своих солдат и не уведу их домой, чтобы защитить свой город. Император медленно встал. Его глаза пылали гневом, но он держал себя в руках и каждое произнесенное им слово падало тяжко, как удар молота: - Баанес, если ты уведешь своих солдат к себе домой или к черту на рога, ты действительно будешь убит, но отнюдь не Скотосом. Клянусь, я сделав это своими собственными руками. Ты присягал мне, ты простерся передо мной в знак верности - и не можешь нарушить эту клятву, когда тебе вздумается. Ты понял меня, Баанес? Ономагулос впился в Туризина горящими глазами, тот ответил взором не менее яростным. Маршал обвел собравшихся взглядом в поисках поддержки. - Я понял тебя, Туризин. Что бы ты ни при