Гарри Тертлдав. Легион Видесса Harry Turtledove, Legion of Videssos, 1987 г. Перевод Александра Вейцкина, 1997 г OCR and spellcheck Владимир Афанасьев ХРОНИКИ ПРОПАВШЕГО ЛЕГИОНА-3 Гарри ТЕРТЛДАВ ЛЕГИОН ВИДЕССА Глава первая - Очень уж жарко сегодня, - пожаловался Марк Амелий Скавр, вытирая ладонью лоб. Ближе к вечеру высокие башни Видесса уронят тени на тренировочное поле римлян, расположенное поблизости от мощной видессианской крепости. Но сейчас стены цитадели раскалились от нестерпимого жара. Военный трибун вложил меч в ножны. - С меня достаточно. - Вы, северяне, не знаете, что такое хорошая погода, - заявил Гай Филипп. Старший центурион обливался потом не хуже своего командира, однако такая жара вовсе не казалась ему невыносимой. Как и большинство римлян, он наслаждался климатом Империи. Но Марк родился и вырос в Медиолане, северном италийском городе, который был основан кельтами. В жилах военного трибуна, несомненно, текла кровь северян. - Ну да, волосы у меня светлые. Знаешь, тут уж я ничего не могу поделать, - сказал Марк устало. Гай Филипп упражнялся в остроумии по поводу его отнюдь не римского облика еще с тех пор, как они впервые встретились в легионе, - это было в Галлии. У старшего центуриона было широкое, почти квадратное лицо с мощным носом и крепким, выступающим вперед подбородком. Седеющие волосы он коротко стриг. Гай Филипп вполне мог бы служить моделью для портрета на римский динарий. И так же, как прочие его соплеменники, включая и Скавра, он продолжал брить бороду - даже спустя два с половиной года жизни в Видессе, стране бородачей. Воистину, римляне - народ упрямый. - Посмотри-ка на солнце, - сказал Марк. Гай Филипп бросил быстрый взгляд на солнечный диск и присвистнул от удивления. - Неужели мы тренировались так долго? Лично я получил от этого большое удовольствие. - Он повернулся к легионерам и крикнул: - Эй, вы! Хватит! Построиться в колонну и марш к казарме! Солдаты - римляне, видессиане, а также васпуракане, присоединившиеся к легиону уже после того, как он прибыл в Империю, - со стонами облегчения положили на землю тяжелые деревянные мечи и увесистые полевые щиты. Гаю Филиппу перевалило уже за пятый десяток, что отнюдь не мешало ему оставаться куда более выносливым, чем многие, кто был моложе его на двадцать и даже на тридцать лет. Скавр завидовал этому. - Они поработали совсем неплохо, - вступился Марк за легионеров. - Могло быть и хуже, - снизошел Гай Филипп. В устах ветерана это была самая высокая похвала. Въедливый и придирчивый профессионал, он никогда не бывал удовлетворен до конца и не стал бы довольствоваться меньшим, чем непогрешимость. С ворчанием Гай Филипп сунул меч в ножны. - Мне не нравится этот проклятый клинок. Не гладий, а хрен знает что. И слишком длинный. Видессианское железо чересчур гибкое. Рукоять неудобно лежит в руке. Надо было отдать эту железку Горгиду, а свой старый меч держать при себе. Глупый грек все равно не заметил бы разницы. - Многие из легионеров с радостью поменялись бы с тобой мечами, - заметил Марк. Эти слова заставили старшего центуриона еще крепче схватиться за рукоять меча, инстинктивно защищая его. На самом деле этот меч был отличным оружием. - Что касается Горгида, то ты скучаешь по нему, как и я. И по Виридовиксу тоже, - добавил Марк. Как он и рассчитывал, старший центурион немедленно взъелся: - Чепуха! И насчет меча, и насчет этих двоих. Хитрый маленький грек и дикий галл? Чтобы я скучал по ним? Солнце, должно быть, окончательно расплавило твои мозги! Но трибун всегда знал, когда старший центурион говорит искренне, а когда притворяется. - Ты страдаешь, когда у тебя нет никого, с кем можно было бы поругаться. - И ты тоже, если только у тебя нет повода придраться к моим мозгам. Марк криво улыбнулся. Гай Филипп был более типичным римлянином, чем Марк, - практичным и прямолинейным, который не доверяет ничему, что не имеет под собой реальных оснований. Но вдвоем они были силой: жесткий тактик, ветеран Гай Филипп и стоик Скавр, искушенный в политике, человек широких взглядов, отличный стратег. Когда-то, еще до того, как зачарованный друидами меч трибуна забросил римлян в Видесс, Марк не собирался делать карьеры на военном поприще. Однако в Риме каждому молодому человеку, особенно даровитому и образованному, если он намеревался идти вверх по служебной лестнице, необходимо прослужить несколько лет в армии. Теперь же Скавр превратился в капитана наемников и со своим отрядом служил раздираемой фракциями Империи. Ему потребовался весь его политический опыт для того, чтобы просто выжить, лавируя между военными и придворными. В Видессе люди начинают плести интриги, думал Марк, еще в те дни, когда сосут грудь матери. - Эй, Флакк! Подтянись! - рявкнул Гай Филипп. Легионер на мгновение замешкался и вопросительно взглянул на командира. Гай Филипп одарил его в ответ гневным взглядом - больше по привычке, чем по-настоящему сердясь. У Серебряных Ворот видессианские часовые отсалютовали Марку, как если бы он был одним из их офицеров: опустив головы и прижав к сердцу сжатые кулаки. Скавр кивнул в ответ. Переведя глаза на громадные, окованные железом с острыми шипами ворота, Скавр вновь ощутил горечь: прошлым летом у этих ворот пало слишком много римлян - незаменимых римлян! - когда они безуспешно пытались пробиться в город. Только мятеж в столице дал Туризину Гавру возможность войти в Видесс и восстановить свою власть, узурпированную Ортайясом Сфранцезом. Впрочем, сам Ортайяс был весьма жалкой фигурой. Но защитникам цитадели едва ли требовались его полководческие таланты: мощные укрепления столицы действительно неприступны. Легионеры вошли в город, и Видесс радостно закипел вокруг колонны. Вступление в город всегда было чем-то вроде хорошего глотка крепкого вина. Каждый новичок в столице старался дышать глубже, втягивая ноздрями ее пьянящий воздух, а сделав второй глоток вслед за первым, восторженно распахивал глаза пошире. Срединную улицу, главную торговую магистраль Видесса, Марк знал довольно хорошо. Римляне прошли по ней в день своего первого вступления в столицу. По ней бежали они навстречу отчаянной схватке в тот день, когда Ортайяс был свергнут с престола. Много раз маршировали по ней, когда шли от казармы к тренировочному полю и возвращались назад, в казармы. Сегодня они двигались медленно: как обычно, Срединная улица была полна народу. Трибун с сожалением вспоминал герольда, который сопровождал их в день первого вступления в Видесс. Тогда его зычный глас расчищал улицу перед солдатами. Однако подобной роскоши легионеры не знали уже давно. Солдаты Скавра плелись за двумя тяжелыми, скрипящими на ходу телегами, которые везли золотисто-желтый песчаник. Каждую телегу тащила дюжина лошадей. Они ползли со скоростью улитки. Разносчики товаров, как стая мух, вились вокруг солдат, наперебой /`%$+ # o им вино и политый фруктовым сиропом лед - любимое зимнее лакомство видессиан. В теплую погоду лед привозили специальные посыльные, и потому он был слишком обременительной роскошью для солдатского кошелька. Торговцы совали солдатам изделия из кожи, замши, дерева, бронзы, меди, нахваливали любовные напитки и средства для усиления мужской силы. - Ты сможешь сделать семь кругов за ночь! - возглашал разносчик патетически. - Вот, господин, не угодно ли попробовать? Он протянул флакон Сексту Муницию, который был недавно произведен в младшие офицеры. Муниций, рослый парень с россыпью темных веснушек на щеках и подбородке, мускулистый и стройный, в офицерском шлеме с плюмажем из конского волоса и до блеска отполированной кольчуге, выглядел весьма внушительно. Молодой офицер взял маленький флакон из тонких рук видессианина, осмотрел со всех сторон как бы в раздумьях и протянул назад продавцу. - Да нет, забери, - молвил он наконец. - Семь кругов за ночь, говоришь? Зачем мне такой любовный напиток, от которого моя сила только уменьшится? Легионеры громко захохотали. Особенно они потешались потому, что Муниций срезал видессианина - имперцы всегда слыли краснобаями и жуликами. Продавец не нашелся, что ответить, и замер с раскрытым ртом. Казалось, на каждом втором перекрестке стоял храм Фоса. В Городе их насчитывалось несколько сотен. Облаченные в голубые плащи жрецы и монахи с обритыми головами - их макушки сверкали ярко, словно золотые шары на шпилях храмов, - составляли немалую часть прохожих. Проходя мимо солдат Марка, они обводили круг - знак Фоса-Солнца - на левой стороне груди, напротив сердца. Многие видессиане и некоторые римляне в колонне отвечали тем же знаком, отвращая от себя злого духа. Легионеры миновали площадь Ставракия, где возвышалась позолоченная статуя великого Императора-завоевателя. Затем путь их лежал по шумному кварталу, населенному кузнецами и медниками, мастерами по бронзе, серебру и золоту. Отсюда Срединная улица резко сворачивала на запад, к императорским дворцам. Римляне прошли через площадь, которую в столице именовали площадью Быка (Марк до сих пор не знал, почему она так странно называется), оставили позади громадное здание из красного гранита, где помещались архивы Видесса (а в подвалах этого же гиганта находилась тюрьма), и оказались на площади Паламы - самой большой из площадей столицы, Если город Видесс был зеркалом Империи, то площадь Паламы, несомненно, заключала в себе весь город Видесс. Знатные горожане, одетые в широкие халаты и плащи, украшенные золотым и серебряным шитьем, смешивались в толпе с городскими бродягами, жуликами и бандитами, которых можно было узнать по туникам с пышными рукавами и ярким штанам. Подвыпившая потаскушка, привалившаяся к стене; наемник-намдалени с выбритым затылком (это делалось для того, чтобы шлем лучше сидел на голове), торгующийся с ювелиром из-за кольца; монах, проводящий время в теологическом споре с процветающим булочником (оба спорщика улыбаются друг другу), - все это людское многоцветье площади Паламы. Скавр бросил беглый взгляд на Веховой Камень - обелиск, высеченный из того же красного гранита, что и здание архива. Обелиск был точкой, от которой отсчитывалось расстояние от столицы до любого уголка Империи. Надпись у основания обелиска повествовала о том, как великий барон Дракс и его намдалени подавили в западных провинциях мятеж Баана Ономагула. Над надписью красовалась голова Ономагула, недавно доставленная в город. Мятежник был почти совершенно лыс, поэтому вместо того, чтобы подвесить голову за волосы, видессиане привязали ее за кожаный шнурок продетый через уши. Очень немногие из прохожих поглядывали на голову казненного. За последнее столетие несколько поколений видессиан стали свидетелями такого большого количества неудачных мятежей, что почти перестали обращать на них внимание. Гай Филипп проследил взгляд Марка. - По заслугам ублюдку, - сказал он. Трибун кивнул. - После того как Маврикий Гавр погиб, Баан возомнил, что Империя по праву принадлежит ему. Он даже на минуту не мог представить себе, что Туризин - нечто большее, чем просто никчемный маленький братец Маврикия. Я полагаю, это самая большая ошибка Баана. Гай Филипп по-солдатски уважал Автократора Видессиан. Надо сказать, что Туризин отвечал ему тем же. После бурлящей площади Паламы тихая, почти безлюдная красота дворцового комплекса действовала почти ошеломляюще. Марк никогда не знал, как реагировать на этот резкий переход от шума к тишине Иногда это успокаивало его, но часто ему казалось, что он как бы уходит в сторону от живой жизни. Сегодня, решил трибун, площадь была все же слишком шумной. Спокойное послеполуденное время, проведенное в казарме в ничегонеделании, подходило к сегодняшнему настроению Марка куда лучше. - Командир, - окликнул Скавра часовой, поколебавшись. - Что тебе, Фостул? - Марк поднял голову, оторвавшись от документов о выплате жалованья солдатам. Он запомнил место, где остановился, и снова взглянул на легионера. - Там лысый... Он хочет поговорить с тобой. - Лысый? - моргнул трибун. - Ты хочешь сказать, жрец? - Кто же еще? - Фостул ухмыльнулся. Он не принадлежал к числу римлян, начавших поклоняться Фосу. - Большой, толстый. Лет, должно быть, пятидесяти, судя по седине в бороде. У него довольно грубое лицо, - добавил часовой. Марк почесал за ухом Он был знаком с несколькими жрецами, но это описание не подходило ни к одному из них. Однако трибун не собирался наносить оскорбление представителю официальной религиозной иерархии Видесса; зачастую Церковь Фоса бывала могущественнее даже Императора. Марк вздохнул и свернул пергамент, завязав свиток шелковым шнуром. - Что ж, пусть войдет Фостул отсалютовал по-римски, выбросив вперед правую руку, сжатую в кулак, затем, как на параде, повернулся и поспешил к посту у входа. Подбитые гвоздями сапоги застучали по полу. - Не слишком-то ты торопился, - услышал Марк ворчание жреца. Тот был явно недоволен Фостулом и изливал раздражение, пока часовой вел его к маленькому столу в углу казармы - Марк использовал этот уголок в качестве рабочего кабинета. Трибун поднялся со стула, здороваясь с гостем. Жрец действительно оказался почти одного роста со Скавром. Благодаря своим северным предкам трибун был выше, чем большинство римлян и видессиан. Когда он протянул руку посетителю, крепкое сухое рукопожатие жреца выдало немалую силу. - Можешь идти, Фостул, - сказал трибун. Отсалютовав, легионер вернулся на пост. Жрец тяжело опустился в кресло, скрипнувшее под его тяжестью. Пот темными пятнами проступал на плаще под мышками, сверкал на бритой голове. - Во имя света Фоса! Стоять на жарком солнце - тяжелый труд, - обвиняюще произнес жрец густым басом. - Не найдется ли у тебя винца для ближнего, изнуренного жаждой? - М-м... Да, конечно, - ответил трибун, несколько удивленный такой прямотой. Большинство видессиан предпочитало выражаться куда более витиевато. Марк принес кувшин вина и две глиняных кружки. Плеснув в одну вина, он передал ее жрецу. Вторую поднял приветственным жестом. - Твое здоровье, уважаемый... - он остановился, не зная имени гостя. - Стипий, - бросил тот коротко и грубо. Как все видессианские священнослужители, он опускал фамилию в знак того, что посвятил себя одному лишь Фосу. Прежде чем отпить, жрец воздел руки и прошептал: - Фос, Владыка Благой и Премудрый, милостью Твоей Заступник наш, пекущийся во благовремении, да разрешится великое искушение жизни нам во благодать. Затем сплюнул на пол в знак отрицания Скотоса - вечного антагониста Фоса. Жрец подождал немного, чтобы дать римлянину возможность /`(a.%$(-(blao к ритуалу, но Скавр, хоть и уважал обычаи Видесса, не всегда подражал им и не придерживался их в тех случаях, когда не разделял веры имперцев. Стипий неприязненно глянул на трибуна. - Безбожник! - прошептал жрец. Марк понял, что имел в виду Фостул, когда говорил, что лицо у "лысого" грубое: узкие бескровные губы едва скрывали крепкие желтые зубы, черты казались рублеными. Стипий проглотил вино, и трибун еле сдержался, скрывая раздражение. Видессианин осушил кружку в одно мгновение, наполнил ее снова, не дожидаясь приглашения, снова выпил до дна и повторил процедуру в третий раз, опорожнив сосуд столь же стремительно, как и в первые два раза. Марк едва пригубил. Стипий начал было наливать себе четвертую, но кружка наполнилась лишь до половины - кувшин опустел. Жрец недовольно фыркнул и отодвинул кувшин в сторону. - Ты пришел сюда за выпивкой или тебе нужно что-нибудь еще? - резко спросил Скавр. И тут же почувствовал укол стыда: разве стоицизм не учит принимать каждого человека таким, каков он есть? Марк попробовал задать вопрос вторично, на этот раз без сарказма: - Чем мы можем быть тебе полезны? - Сомневаюсь, что такое вообще возможно, - ответствовал Стипий, в очередной раз разозлив трибуна. - Мне сказали, что, напротив, я должен помогать вам. Судя по кислому выражению лица, Стипий был отнюдь не в восторге от такого поручения. Жрец оказался пьяницей с солидным стажем. После возлияний речь его не стала менее внятной, и передвигался он прямо и уверенно. О количестве выпитого можно было догадаться лишь по легкой красноте, выступившей на его лбу и носу, хотя жрец успел немало погрузить на борт. Прихлебывая из кружки, Скавр пытался не давать волю раздражению. - Кто же поручил тебе помогать нам? - спросил он, желая сделать словесную дуэль более интересной. Чем скорее эта винная губка в голубом плаще уйдет, тем лучше. Кто же напустил на римлян этого пьяницу - Нейп или патриарх Бальзамон? И чем это их так прогневали несчастные легионеры, что бедным наемникам было ниспослано подобное наказание?.. Стипий удивил Марка ответом. - Метрикий Зигабен сообщил мне, что врачеватель вас покинул. - Да, это так, - признал Марк и мельком подумал о том, что любопытно было бы узнать, что поделывает сейчас Горгид в Пардрайских степях. Зигабен был командиром императорских телохранителей. Марк вполне доверял опыту этого молодого офицера. Если Зигабен рекомендовал Стипия, то, возможно, в этом жреце было что-то полезное. - Так в чем же дело? - Он предложил мне, скромному слуге Фоса, помогать вам. Я обучен искусству заживлять раны. Ни один отряд армии Его Величества нельзя оставлять без такой помощи. Даже отряд, вроде твоего, полный язычников, - заключил Стипий не без отвращения. Последние слова Марк благоразумно пропустил мимо ушей. - Ты жрец-целитель? Прикомандирован к нам? - Скавр едва сдержал крик радости. Некоторые жрецы умели использовать себя как посредников между больными и энергией Фоса. Не раз уже они исцеляли людей, которых бессилен был спасти Горгид. Без их помощи те бы погибли. Грек пытался обучиться методам служителей Фоса, но безуспешно. Эта неудача, как и многое другое, послужила причиной, по которой Горгид оставил легион и отправился в степи. Год назад Нейп потратил немало времени, пытаясь передать Горгиду принципы искусства магического врачевания, - но тщетно. Сам Нейп, хотя и не был специалистом в этом искусстве, спас в свое время многих раненых легионеров. Если в легионе появится свой жрец-целитель, подумал Скавр, он будет $` #.f%--%% рубинов. - Так ты прикомандирован к нам? - переспросил Марк, желая услышать это от Стипия еще раз. - Да. - Жрец был весьма далек от радости. Его талант оказался для римлян куда более приятной вещью, чем для него самого. Жрец оглядел ровные ряды коек в казарме. - Я буду жить здесь, я полагаю? - Как тебе угодно. Выбирай любую, какую захочешь. - Все, чего я сейчас хочу, - это побольше вина. Не желая настраивать жреца против себя или казаться несдержанным и злым, Марк достал еще один кувшин и протянул Стипию. - Хочешь хлебнуть? - спросил Стипий. Когда трибун отрицательно покачал головой, жрец, неприязненно глядя на кружку, осушил кувшин до дна. Все дурные предчувствия с новой силой набросились на Скавра. - А-ах!.. - выдохнул Стипий, отставляя кувшин. В его голосе прозвучало истинное наслаждение. Он поднялся и кое-как побрел к двери. Он влил в себя столько вина и к тому же с такой скоростью, что это могло бы свалить с ног и полубога. - С-скоро в-вернусь! - заплетающимся языком проговорил он. На этот раз выпитое сказалось и на его речи. - Н-нужно забрать из монастыря мои... шм-мотки и принести с-сюда. Передвигаясь осторожно, жрец двинулся к двери шагом человека, привыкшего ходить после изрядных возлияний. Но не успев сделать и пяти шагов, он вдруг опять повернулся к Марку. Несколько секунд жрец изучал трибуна, глядя неподвижно, как сова. Скавр уже собрался спросить, чего тот хочет, когда Стипий р-решительно в-вышел из казармы. Раздосадованный и раздраженный, Скавр вернулся к пергаментам. x x x В этот вечер Хелвис спросила его: - Ну, как тебе понравился этот Стипий? - Понравился? Мне он совсем не понравился, но есть ли у меня выбор, вот в чем вопрос. Какой угодно целитель лучше, чем никакого. Марк подумал о том, насколько откровенным может быть с Хелвис в этом щекотливом вопросе - жена трибуна была очень религиозна. Скавр откинулся на переборку, отделяющую их комнату от комнаты соседа; две римские казармы из четырех были разделены для семейных пар перегородками. Хелвис хмыкнула и нахмурилась, почувствовав его колебания. Но прежде чем она успела задать еще один вопрос, ее пятилетний сынишка Мальрик бросил деревянную тележку, с которой играл, и начал во все горло распевать грубую солдатскую песню: "Маленькая птичка с желтеньким крылом". Хелвис закатила глаза - голубые, как у многих намдалени. - Так, а теперь - хватит, молодой человек. Пора в постель. Мальрик не обратил на мать внимания и продолжал голосить, пока она не схватила его под коленки и не подняла вниз головой. Мальчишка весело засмеялся. Туника упала на пол, соскользнув с плеч. Хелвис уловила взгляд Марка. - Видишь, половина битвы уже выиграна. Трибун улыбнулся, наблюдая за тем, как она стаскивает с сына штанишки. Она была красива. Ему нравилось смотреть на нее. Кожа Хелвис была бледнее, а черты лица - менее острыми, чем у видессианок. Выступающие скулы и пышный рот придавали ее лицу особую красоту. Она была немного полновата, и под льняной блузой выступала ее высокая грудь. Фигура Хелвис привлекала взоры многих мужчин. Марк немного ревновал ее. Ранняя беременность еще не успела округлить ее живот. Хелвис легонько шлепнула Мальрика по попке. - Иди, поцелуй Марка перед сном, сбегай кое-куда - и спать. Марк любил ее голос - мягкое контральто. Мальрик жаловался и вздыхал, пытаясь выяснить, насколько серьезна сейчас мама, но следующий шлепок и грозный взгляд убедили его в том, что она не шутит. - Хорошо, мама, я уже иду, - сказал Мальрик и подбежал к Скавру. - Qпокойной ночи, папа. Ребенок разговаривал с Хелвис на диалекте намдалени, а с Марком - по-латыни. Мальчик выучил этот язык с радостью ребенка, получившего новую игрушку. Впрочем, это было не удивительно: прошло уже почти два года с тех пор, как Марк и Хелвис начали жить вместе. - Спокойной ночи, сынок. Спи хорошо. - Скавр взъерошил светлые волосы мальчика, так похожие на волосы его покойного отца Хемонда. Мальрик обнял его и, юркнув под одеяло, закрыл глаза. Родной сын Марка, Дости, десятимесячный малыш, уже сопел в своей колыбельке. Он что-то забормотал во сне, но успокоился, когда мать закутала его теплым одеялом. Случается, подумал трибун с надеждой, он спит всю ночь напролет, не шелохнувшись. Когда Хелвис убедилась, что Мальрик тоже заснул, она повернулась к Скавру: - Так что же плохого в этом твоем жреце-целителе? Услышав прямой вопрос, Марк отбросил колебания. - Ничего, - сказал он, но прежде чем она успела удивленно поднять брови, добавил: - За исключением того, что он самоуверенный, наглый, жадный и вспыльчивый тип. Сейчас он рухнул, потеряв сознание от избытка вина, и храпит, как бык, к которому подвели корову. Я сомневаюсь в том, что он может исцелить укус блохи, не говоря уж о настоящей ране. Хелвис нервно засмеялась. Вспышка Скавра и позабавила ее, и рассердила. Хелвис была до фанатизма ярой последовательницей религии Фоса. Она чувствовала себя не в своей тарелке, слыша, как жрец подвергается оскорблениям и насмешкам. С другой стороны, урожденная намдалени, она считала видессиан еретиками. Двусмысленность ситуации привела ее в замешательство. Марк занозил себе плечо и, пока вытаскивал ногтем занозу, думал о том, что с тех пор, как они с Хелвис встретились, двусмысленность слишком часто сопутствовала их отношениям. Они были слишком разными, чтобы чувствовать себя совершенно свободно друг с другом. Каждый обладал чересчур сильной волей, чтобы уступать другому без спора и сопротивления. Религия, политика, даже любовь... Иногда казалось, что осталось слишком мало вещей, о которых они не спорят. Но когда у них все шло хорошо, сказал Марк самому себе, внутренне улыбнувшись, оно действительно шло хорошо. Все еще почесывая плечо, он наклонился и поцеловал жену. Она испытующе посмотрела на него: - Для чего это? - Так, без особой причины. Ее лицо осветилось. - Это и есть самая лучшая причина. Хелвис тесно прижалась к Марку. Подбородок жены, как влитой, помещался в ямке у него на плече. Хелвис была высокой для женщины - выше многих мужчин-видессиан. Марк снова поцеловал ее, на этот раз более долгим поцелуем. После этого он даже не понял, кто из них потушил лампу. x x x Марк завтракал перловой кашей, сдобренной кусочками мяса и лука, когда к нему подошел Юний Блез. Младший центурион был чем-то встревожен. Наскоро проглотив кашу, трибун спросил: - Что случилось? Длинное лицо Блеза вытянулось еще больше. Младший офицер, Блез недавно был произведен в звание центуриона и не любил признавать, что в его манипуле возникают проблемы, с которыми он не может справиться самостоятельно. Марк скосил на него глаза и стал ждать. Давить на младшего центуриона было бы сейчас неразумно, поскольку ситуация возникла неприятная. Наконец Блез выпалил: - Это Пулион и Ворен. Трибун кивнул, отнюдь не удивившись: - Опять? Марк нарочно хлебнул большой глоток вина и поморщился: почти все "($%aa( -a*(% вина были, на его вкус, слишком терпкими и сладкими. - У Глабрио с ними то и дело возникали трудности, - сказал трибун. - Из-за чего они переругались на этот раз? - Из-за ерунды. Кто вчера бросил копье дальше. Пулион бросился с кулаками на Ворена, но их разняли прежде, чем они начали тузить друг друга. На лице младшего центуриона появилось облегчение. Квинт Глабрио был одним из лучших офицеров легиона. Если уж Глабрио не сумел держать в повиновении спорщиков, то Блеза вряд ли можно винить в этом. - Драка, говоришь? Это нужно пресечь в зародыше. Скавр доел кашу, насухо вытер свою костяную ложку и сунул ее за пояс. - Так, пора мне сказать пару слов этим драчунам. Не беспокойся ни о чем, Юний. Не впервой. Блез отсалютовал трибуну и поспешил по своим делам, обрадованный тем, что избежал взыскания. Марк смотрел ему вслед, не слишком довольный. Квинт Глабрио пошел бы к солдатам вместе с Марком вместо того, чтобы полностью перекладывать свои проблемы на командира. Очень похоже на уклонение от ответственности - громадный минус, если судить Блеза согласно стоическим идеалам. Что ж, подумал трибун, ничего удивительного, если Блез так долго оставался в звании оптио. Тит Пулион замер по стойке "смирно" - верный признак того, что признает вину за собой. Любопытно, но то же сделал и Луций Ворен. Если не считать их вечных ссор, оба были отличными солдатами. Вероятно, лучшими в манипуле. Обоим лет по тридцать. Пулион был чуть более плотным; Ворен - более ловким и подвижным. Скавр уставился на них гневно, изо всех сил стараясь не уронить своей репутации сурового, но справедливого командира. - У нас уже случались разговоры на эту тему, - сказал он. - Как я погляжу, вычеты из жалованья вас не вразумили. - Командир... - начал Пулион. - Он... - в один голос с ним заговорил Ворен. - Заткнитесь! - оборвал трибун. - Вы оба! Вы останетесь в казарме, и две недели - ни шагу отсюда! Раз вы так часто ссоритесь во время полевых учений, то никуда не пойдете. Может быть, в казарме вы не найдете причин для споров. - Но без практики мы потеряем опыт, - запротестовал Ворен. Пулион горячо кивнул. По крайней мере, в этом оба легионера были единодушны. Они гордились своей репутацией отличных бойцов. - Раньше надо было думать, прежде чем затевать драку, - заметил Марк. - Не беспокойтесь: за эти две недели разнежиться вы не успеете. Будете чистить и убирать комнаты и кухню. Свободны! - резко заключил он. Они повернулись, пристыженные, но тут Скавр добавил: - Да, кстати. Не вздумайте продолжать склоки. Если я еще раз узнаю, что вы затеяли свару, тот, кто окажется виновным, будет прислуживать второму. Ясно? Имейте в виду. Судя по лицам легионеров, эта идея не показалась им сколько-нибудь привлекательной. Довольный своей изобретательностью, трибун ушел. Утро было жарким и обещало к полудню настоящее пекло. - Ну как, справился со своими поссорившимися солдатами? - спросил Сенпат Свиодо. В тоне васпураканина скользнула веселая нотка. - Ты же слышал, - ответил Марк, но тут же сообразил: хоть Сенпат и слышал весь разговор, понять он не мог. Римляне разговаривали друг с другом, как правило, по-латыни - одно из напоминаний об утерянной родине. Товарищи легионеров, уроженцы Империи, понимали латынь с трудом. В отличие от малыша Хелвис, взрослые люди воспринимали чужой язык без радостной легкости, которой обладают дети. Трибун рассказал Сенпату о наказании, которому подверг драчунов. Улыбка озарила красивое лицо юного васпураканина - широкая, добрая. Белые зубы сверкнули на оливковом лице, окаймленном аккуратно подстриженной бородкой. - Странные люди вы, римляне, - проговорил Сенпат. В его видессианской речи чувствовался легкий васпураканский акцент. - Кто еще придумает наказать солдат, лишая их тяжелой работы? Марк фыркнул. Сенпат с превеликим удовольствием подшучивал над легионерами с того самого дня, как встретился с ними - странно подумать, как давно: два года назад. Если и есть на свете лучший конный разведчик, чем Сенпат, так это его жена Неврат. Поэтому пусть Сенпат потешается, сколько ему влезет, решил Марк. - Твоя Неврат поняла бы их, - сказал трибун. - Да, пожалуй, - усмехнулся Сенпат. - С другой стороны, она наслаждается тяжкими трудами, в то время как я лишь терплю мучения. - Он скорчил театральную гримасу, желая выразить отвращение к любого рода работе. - Полагаю, сегодня мне предстоит жариться на раскаленном солнце вместе с твоими солдатами - и все ради того, чтобы поразить мишень на волосок ближе к центру? - А как еще покарать тебя за бесконечные вопросы? - О, мы, перворожденные, должны страдать во имя правды! Согласно вере васпуракан, они вели происхождение от легендарного героя Васпура, первого человека, сотворенного Фосом. Ничего удивительного, если видессиане не разделяли их точки зрения на этот вопрос. Сенпат лихо сдвинул на левый глаз васпураканскую шапку. На большинстве его соплеменников эта треуголка сидела бы как на корове седло, но Сенпат Свиодо носил ее с таким горделивым, бойцовским видом, что она удивительно украшала его. Сенпат тряхнул головой, и яркие цветные ленты, висевшие на шапке сзади, разлетелись в стороны. - Что ж, похоже, выхода нет. Мне лучше сбегать за луком. - Если ты будешь все время жаловаться, у тебя вырастет чешуя<Игра слов: carp - рыба, to carp - жаловаться>. - сказал Марк. Васпураканин не понял игры слов. Он моргнул и покосился на трибуна с подозрением, опасаясь, как бы тот еще как-нибудь не прошелся на его счет. Скавр промолчал, однако улыбнулся: он был рад, что сумел придумать каламбур на чужом языке... и шутка вышла не такой уж неудачной, если разобраться. - Подними ее чуть повыше, Гонгилий, - попросил Туризин Гавр. Гонгилий, младший офицер имперской армии, густо покраснел. Румянец проступил сквозь негустую бородку. - Прошу прощения, Ваше Императорское Величество, - пролепетал он, пораженный тем, что Автократор Видессиан вообще заговорил с ним. Он поднял повыше карту западных провинций Империи, так что все офицеры, собравшиеся в Палате Девятнадцати лож, могли ее увидеть. В палате вот уже несколько столетий как не было никаких лож, но традиции умирали в Видессе медленно. Сидя на простом деревянном стуле перед шатким столом, одна ножка которого была коротковата, Скавр улыбнулся - он заметил испуг на лице молодого офицера. - Помнишь, как Маврикий заставил Ортайяса Сфранцеза простоять здесь несколько часов, держа эту проклятую карту на весу? - шепнул Скавр Гаю Филиппу. - У того уже руки отваливались. Старший центурион тихонько хмыкнул. - Лучше бы они у него вовсе отвалились. - Презрение Гая Филиппа к Ортайясу не знало границ. - Тогда он не потащился бы с нами к Марагхе, Маврикий остался бы жив. Проклятый трус! Предатель! Мы одерживали тогда верх и одолели бы йездов, если бы Сфранцез не унес с поля боя свою дрожащую задницу! Проклятье, если бы он не побежал... В гневе Гай Филипп даже не понизил голоса. Туризин, стоявший у карты, вопросительно взглянул на ветерана - император не понял латыни. На этот раз настал черед Гая Филиппа залиться краской. Впрочем, под густым загаром это было почти не заметно. - Все в порядке, - пробормотал старший центурион. - В таком случае, продолжим. Маврикий Гавр всегда брал деревянную указку, показывая направление на карте. Так было и на совете, что проходил два года назад. Но младший брат Маврикия нетерпеливо вытащил из ножен саблю и ею указал на карту. Высокое положение уже наложило неизгладимый отпечаток на Туризина Cавра. Глубокие складки протянулись от его гордого носа к упрямому рту, хотя Туризин был старше Скавра всего на несколько лет. Под глазами младшего Гавра залегли темные круги - их не было, когда он только взошел на престол. Волосы стали выпадать со скоростью, которой ужаснулся бы и наголо бритый жрец. Но у Гавра была уверенная походка молодого человека. Хватило бы короткого взгляда на твердый рот и горячие глаза Автократора, чтобы увидеть: это волевой, сильный человек. Нет, Туризин совсем неплохо держится под непомерным грузом ответственности. Прежде чем заговорить, он несколько раз легонько постучал саблей по пергаменту. Как всегда, широкий полуостров, где находились западные провинции Империи, напомнил Марку толстый большой палец руки. Пройдя пешком долгий путь по этим краям, Скавр знал: карта Туризина была более точной и подробной, чем любая из тех, что могли составить в Риме. К сожалению, столь же точно и тщательно она показывала земли, захваченные после Марагхи йездами. Большая часть центрального плато была потеряна: кочевники стали оседать там и пробиваться дальше на восток, к плодородным равнинам. Император провел клинком вдоль реки Аранд. Она текла по плоскогорью с возвышенности. - Ублюдки движутся по долине Аранда, подбираясь прямо нам под горло. Намдалени Дракса закроют брешь у Гарсавры и будут держаться, пока мы не подбросим туда подкрепления. После этого настанет наша очередь идти на запад. Мы отберем у врага то, что принадлежит нам по праву. Ты хочешь что-то сказать мне, римлянин? - Да... Вернее, я хочу кое о чем спросить. - Гай Филипп указал на красный кружок, обозначающий Гарсавру. - Хваленый барон Дракс может быть очень хитрым солдатом, но каким образом он собирается удерживать город, у которого нет крепостной стены, даже полуразрушенной? Западные города Империи не имели стен. До того, как йезды начали теснить Видесс, люди столетиями не знали, что такое вражеское вторжение. Несколько сот лет назад укрепления, конечно, существовали. Но постепенно их срыли, а камень использовали для строительства городских зданий. Для Марка земля без крепостей была величайшим из достижений Видесса. Это безмолвно свидетельствовало о безопасности - куда большей, чем мог предложить своим подданным Рим. Даже в Италии города без стен показались бы таким же странным явлением, как белая ворона. Всего пятьдесят лет минуло с тех пор, как кимвры и тевтоны перевалили через Альпы. - Не беспокойся, чужеземец. Они удержат ее, - сказал Аптранд, сын Дагобера, сидевший рядом с Гаем Филиппом. - Дракс - всего лишь жалкая насмешка над именем намдалени, но его люди - другое дело. Они продержатся. Аптранд говорил с сильным намдаленским акцентом, таким густым - хоть ножом режь. Барон Дракс перенял слишком много видессианских обычаев, чтобы заслужить любовь своих соплеменников. Намдалени тоже знают, что такое раздор и усобицы. Скавр, впрочем, не слишком хорошо разбирался в деталях этих разногласий. - Вы, римляне, неплохо возводите укрепления, когда становитесь лагерем, - заметил Сотэрик. - Но и мы знаем кое-какие хитрости. - Брат Хелвис служил в Империи куда дольше, чем Аптранд, и говорил почти без акцента. - Дайте мне отряд наших солдат и десять дней - и мои люди возведут укрепления возле Гарсавры. Стен у города, может, и нет, но намдалени такие пустяки не остановят. Мой шурин, подумал Марк уже в который раз, слишком много говорит. Метрикий Зигабен и несколько других видессианских офицеров оскалились на Сотэрика. Туризин, похоже, тоже был не в восторге при мысли о бургах намдалени. Лучше бы укреплениям островитян не вырастать на его земле, но, к сожалению, сейчас суровая необходимость диктовала именно такое решение. Видессиане нанимали намдалени на службу, однако не доверяли им. Когда-то Намдален был провинцией Империи - пока не пал под натиском пиратов-халогаев около двухсот лет назад. Смешанные браки, возникшие в результате этого завоевания, соединили имперские амбиции с варварской $` g+(".abln северян. Князья Намдалена мечтали править своими землями из имперской столицы - мечта, ставшая для видессиан сущим кошмаром. Зигабен обратился к Аптранду: - Вы - тяжелая конница. Есть ли смысл принижать себя, превращаясь в гарнизонный отряд? Когда наши основные силы достигнут Гарсавры, мы, конечно, оставим отряды в бургах, которые к тому времени возведет Дракс. Но наименее ценные. - Нет, ты только посмотри, какой хитрый, - прошептал Гай Филипп восхищенно. Марк кивнул. Что лучше могло бы заставить намдалени отказаться от опасной для Империи идеи, как не комплимент в адрес их боевых качеств? Когда речь заходила о политике и войне, талант Зигабена проявлялся с силой, необычной даже для видессианина. Именно этот офицер поднял мятеж в столице - мятеж, сбросивший с трона Ортайяса Сфранцеза и его клику. Однако Аптранд, ненавидевший интриги, не собирался вести свой отряд только одной рукой. Холодные голубые глаза скрывали недюжинный ум. Пожав плечами, он обронил: - Время покажет. Такое фаталистическое суждение вполне могло принадлежать его предкам-халогаям. Разговор перешел на обсуждение маршрута и прочих деталей предстоящей кампании. Марк слушал очень внимательно. Подробный разговор о таких вещах никогда еще не был пустой тратой времени. Несколько хаморских вождей, присутствовавших на совете, в отличие от Марка, откровенно скучали. Из кочевников получались отличные разведчики. Их летучие отряды были так же подвижны, как и соединения их дальних родичей из Иезда. Но они не интересовались ничем, кроме самого боя. Подготовка к нему казалась им бесполезной болтовней. Один из хаморов уже не скрываясь похрапывал, когда его сосед- видессианин пнул его под столом по колену. Хамор тут же проснулся, гортанно выругавшись. Однако какими бы грубыми ни были эти люди, они проявляли себя отнюдь не глупцами, когда дело доходило до первоосновы того, что считалось ремеслом наемника. Туризин Гавр заметил, что один из хаморов готов задать какой-то вопрос, и остановил на нем взгляд. - Что у тебя, Сарбараз? - Не получится ли так, что в разгар кампании у тебя кончатся деньги? - осведомился Сарбараз. - Мы сражались за твоего Ортайяса. Он дал обещаний куда больше, чем золота. И золото у него было плохое. Упрек был более чем справедлив. Ортайяс Сфранцез чеканил видессианские золотые настолько плохого качества, что под конец за них уже давали меньше трети их номинальной стоимости. - Не беспокойся, тебе заплатят сполна, - сказал Гавр, сузив глаза. - Тебе должно быть известно, что я чеканю не дрянь, а настоящие деньги. - Да, правда. Ты платишь здесь, в Городе, из этой... Как ты ее называешь? Из казны. Но что потом? Мои ребята не обрадуются, если денег не станет. Кто знает, вдруг свою плату мы возьмем в другом месте? В деревнях или еще где... Сарбараз нагло ухмыльнулся, обнажив кривые зубы. Хаморы ставили крестьян ни во что и смотрели на них только как на объект грабежа. - Клянусь Фосом, я же сказал: тебе заплатят! - рявкнул Туризин, на этот раз рассерженный не на шутку. - Если твои бандиты примутся грабить деревни, мы спустим на мародеров всю армию. Погляжу я, как тебе это понравится! Он глубоко вздохнул несколько раз, пытаясь взять себя в руки. Раньше, пока Туризин не стал еще императором, он взорвался бы от гнева. Марк с одобрением отметил эту перемену. Когда Гавр заговорил снова, в его словах звучала холодная логика. - Для нужд армии золота будет более чем достаточно. Даже в том случае, если кампания затянется на более долгий срок, чем мы планируем, не придется посылать гонцов в столицу за деньгами. Они будут брать их из местной казны, в городе, где чеканят монету... в... - Он раздраженно i%+*-c+ пальцами, потому что не смог сразу вспомнить название. - В Кизике, - пришла к нему на помощь Алипия Гавра. Как обычно, племянница Императора сидела во время совета молча и время от времени делала заметки для своей исторической книги. Большинство офицеров привычно не обращало на нее внимания. Что касается Марка, то Алипия всегда вызывала у него странное смешение чувств: тепла, ожидания, вины... и страха. Скавр не обманывался: его отношение к племяннице Туризина не исчерпывалось простым уважением. Все это не слишком помогало ему в нелегкой, подчас бурной совместной жизни с Хелвис. Если наемнику не позволено сохранить за собой построенный в Империи бург, то какая же кара ждет чужеземца, который посмеет коснуться руки принцессы? - Монетный двор находится не так уж далеко. Кизик расположен к юго- востоку от Гарсавры, - объяснила Алипия Сарбаразу. - Он был основан для того, чтобы удобнее было платить солдатам во время войн с Макураном. Это было... - Ее зеленые глаза затуманились. - Да, это было около шестисот лет назад. Кочевник не пришел в восторг от того, что вынужден слушать женщину, пусть даже из императорской семьи. При последних словах Алипии он уставился на нее с явным недоверием. - Ну ладно, ладно, у вас там монетный двор, и мы получим наши деньги. Не обязательно смеяться, если я чего-то не знаю. Кому какое дело до того, что случилось шесть пятидвадцатилетий назад? Скавр подумал, что подобная система летосчисления заинтересовала бы Горгида. Грек, вероятно, сказал бы, что она уходит корнями в те далекие времена, когда хаморы не умели считать дальше количества пальцев на руках и ногах. С другой стороны, чего-чего, а хаморов Горгид сейчас видит больше чем достаточно. - Чтоб Скотос взял этого грубияна-варвара! - услышал Скавр шепот одного из видессианских офицеров. - Он что, сомневается в словах принцессы? Но Алипия обратилась к Сарбаразу: - Я вовсе не хотела посмеяться над тобой. Это прозвучало так вежливо, словно она извинялась перед именитым имперским князем. Она не обладала вспыльчивостью Туризина, которая проявлялась иногда и в ее покойном отце Маврикии. Черты ее лица не были такими резкими, как у мужчин-Гавров. От них она унаследовала узкий овал лица. Интересно, какой внешностью обладала ее мать? Жена Маврикия скончалась задолго до того, как он стал Автократором. Очень немногие видессиане могли похвастаться зелеными глазами. Должно быть, их подарила Алипии именно мать. - Когда предполагается начать летнюю кампанию? - спросил Туризина кто-то из офицеров. - Я собирался начать ее несколько месяцев назад, - зло ответил император. - Ономагул украл у меня это драгоценное время, чтоб ему гнить в аду Скотоса! Во время мятежа погибло столько хороших людей! Гражданская война обходится стране ровно в два раза дороже обычной. - Более чем справедливо, - пробормотал Гай Филипп, вспоминая свою юность, борьбу за власть между Марием и Суллой, не говоря уж о союзнической войне, в которой римляне выступили против италийцев. Повысив голос, старший центурион заговорил с Гавром: - Несколько недель назад мы были не готовы, это правда. - Даже вы, римляне? - спросил император. В его голосе прозвучало искреннее уважение. Легионеры многому научили видессиан. И особенно - тому, как подготовиться к походу за несколько минут. Туризин задумчиво поскреб бороду. - Всем - восемь дней на подготовку, - сказал он наконец. Несколько офицеров громко застонали. Намдалени по имени Клосарт Кожаные Штаны закричал: - Потребуй тогда уж заодно и луну с неба! Но Аптранд яростным взглядом буквально пригвоздил своего соплеменника к месту. Когда император вопросительно взглянул на хмурого командующего войсками намдалени, тот лишь коротко кивнул. Император .b"%b(+ удовлетворенным кивком: слово Аптранда крепко. Гавр даже не утруждался спрашивать римлян. Скавр и Гай Филипп обменялись многозначительными улыбками. Они могли выступить и через четыре дня и хорошо знали это. Приятно видеть, что и император знает это. Когда совет закончился и офицеры стали расходиться, Марк задержался, надеясь, что ему удастся перекинуться парой слов с Алипией Гаврой. В полном условностей этикета Видессе такая возможность представлялась ему не слишком часто. Но Скавра остановил Метрикий Зигабен, когда они вместе подходили к полированным бронзовым дверям Палаты Девятнадцати лож. - Надеюсь, ты доволен жрецом-целителем, которого я к тебе направил, - произнес видессианский офицер. В любом другом случае Скавр отделался бы вежливыми словами благодарности. В конце концов, Зигабен пытался сделать одолжение ему и его солдатам. Но при виде Алипии, уходящей вместе со своим дядей в сторону личных покоев императорской семьи, Марк так разозлился, что допустил совершенно излишнюю откровенность. - Ты не мог найти жреца, который не пил бы, как пивная бочка? Красивое лицо Зигабена окаменело. - Прости, - вымолвил он. - С твоего позволения... Он слегка наклонил голову и вышел. К Марку подошел Гай Филипп. - Как тебе удалось наступить ему на больную мозоль? - спросил он, наблюдая за деревянной походкой удаляющегося офицера. - Только не говори мне, что сказал ему правду! - Боюсь, именно так, - признал трибун. Вряд ли можно допустить большую ошибку, общаясь с видессианином, подумал он. x x x Суматоха, которая всегда сопровождает начало похода, не помешала легионерам, как обычно, каждое утро проводить на тренировочном поле. Когда в один из таких дней они вернулись в казарму, Марк вдруг обнаружил, что она не прибрана и беспорядка в ней куда больше, чем обычно. Даже во время подготовки к кампании Марк не спускал солдатам безалаберности. Совсем не похоже на римлян бросать работу, даже такую обыденную и скучную, как уборка. Скавр нашел дежурных стоящими плечом к плечу на солнцепеке у стены. Марк уже набрал в грудь побольше воздуха, чтобы как следует обругать лентяев. Однако его опередил Стипий. Жрец с немалыми удобствами расположился в тени одного из апельсиновых деревьев, что росли вокруг жилища легонеров. - Что это вы делаете, несчастные варвары? Не дергайтесь! Немедленно встаньте, как я вас поставил! Я едва начал наброски! Скавр напустился на жреца. - Кто дал тебе право, негодяй, отрывать моих солдат от нарядов? Стипий вышел из тени и прищурился на ярком солнце. В руке он держал несколько листов пергамента и кусок угля. - Что, по-твоему, важнее, - требовательно произнес он, - жалкие заботы о бренной и преходящей жизни или бессмертная слава Фоса, да продлится она вечно? - Бренная и преходящая жизнь - единственное, что я знаю, - возразил трибун. Стипий даже отступил на шаг в ужасе, словно столкнувшись с диким зверем. Он обвел знак Фоса вокруг сердца и быстро пробормотал молитву, отвращая от себя святотатство Марка. Скавр понял, что в своей откровенности зашел слишком далеко. Этого ни в коем случае нельзя делать. В Видессе, где религия пропитывает все сферы жизни, подобный ответ мог вызвать настоящий бунт. Трибун проговорил более мягко: - Насколько мне известно, ни один из этих солдат не придерживается "%`k Фоса. Он бросил быстрый взгляд на Пулиона и Ворена, которые закивали, явно раздираемые на части противоречивыми приказаниями Стипия и Скавра. Марк повернулся к жрецу. - А если они действительно язычники, то какое тебе до них дело? - Правильный вопрос, - нехотя согласился Стипий. Он по-прежнему смотрел на трибуна с неприязнью. - Души этих еретиков, несомненно, попадут под лед Скотоса. Однако их лица могут, тем не менее, послужить Фосу. Они достойны быть запечатленными. Я тут подумал: наружностью они напоминают святых Акакия и Гурия. Оба этих святых тоже не носили бород. - Ты никак пишешь иконы? - спросил жреца Марк, стараясь, чтобы в его голосе не прозвучал скептицизм. Ну да, конечно, подумал он, а через минуту этот толстый пьяница начнет уверять, что может нести яйца. Но Стипий не уловил в вопросе насмешки. - Да, - просто ответил он, протягивая листки римлянину. - Ты, конечно, понимаешь, это всего лишь грубые наброски. И уголь не тот, что нужен. Монастырские дурни жгут для угля ореховое дерево. Мирт дает куда более тонкий уголь, им можно делать более мелкие штрихи. Но трибун почти не слушал жалоб и объяснений. Он пробежал глазами по листам, все более дивясь увиденному. Стипий, несомненно, был одаренным художником. Несколько выразительных беглых штрихов хорошо передавали основные черты солдатских лиц - крепкий нос и острые скулы Пулиона, задумчивый рот Ворена, шрам на подбородке. У Пулиона тоже были шрамы, но рисунок Стипия не запечатлел его боевых отметин. Привыкший к беспощадной реалистичности римского искусства, Марк спросил: - Почему ты изобразил шрамы одного солдата и не нарисовал их на втором портрете? - Святой Гурий был солдатом и удостоился мученического венца, защищая алтарь Фоса от язычников-хаморов. Поэтому я должен был изобразить его именно воином. Что касается Акакия Климакия, то он приобрел вечную славу милосердными делами и щедрыми пожертвованиями, а в войнах участия не принимал. - Но ведь у Пулиона тоже есть шрам, - запротестовал трибун. - Ну и что? Почему я должен забивать себе голову личными делами каких-то варваров? Лишь поскольку их внешность может послужить напоминанием об избранниках Фоса, постольку и они сами, ничтожные, приобретают в Его глазах некоторое значение. Черты их далеки от идеала, но это отнюдь не означает, что из-за такой малости я должен предавать идеал. Мои интересы заключаются в том, чтобы изобразить святых Климакия и Гурия, а не каких-то Пулла и Воренона, или как там их кличут. - И Стипий разразился хриплым смехом, довольный удачным, как ему представлялось, словцом. Да, похоже, у Марка и жреца прямо противоположные взгляды на искусство. Однако сейчас трибун был слишком раздражен высокомерием этой винной бочки в голубом плаще, чтобы еще и вести с ним искусствоведческие дискуссии. - Будь добр, сделай мне большое одолжение: не отрывай моих солдат от поручений, которые дают им командиры. Мои интересы заключаются в том, чтобы эти поручения выполнялись. Стипий злобно раздул ноздри. - Наглый варвар! Мужлан! - Вовсе нет. - Трибун не собирался наживать себе нового врага. - У тебя свои заботы, у меня - свои. И твой Гурий наверняка отлично понимал, что солдат должен выполнять приказы командира. Как и то, что разгильдяйство ведет к большой беде. Жрец-целитель был поражен. - Вот уж такого довода от безбожника я не ожидал. - В его налитых кровью глазах мелькнула хитрая искорка. Марк развел руками. Если аргумент подействовал, то большего и желать нельзя. - Что ж, хорошо, - сказал наконец жрец. - Возможно, я слегка погорячился. - То, чем заняты мои люди в свободное время, - их личное дело. Если они захотят позировать для тебя, я, разумеется, не смею возражать, - с облегчением сказал трибун. Он был рад, что сумел снять напряженность. Стипий поразмыслил немного. - А как насчет тебя? - Что - насчет меня? - Когда я впервые увидел тебя, я сразу понял: вот кто будет отличной моделью для святого Кведульфа Халогайского. - Святого Кве... кого? - удивленно переспросил Марк. Халогаи жили в холодных землях далеко на севере от Видесса. Некоторые из них нанимались в имперскую армию, а многие промышляли пиратством. Насколько было известно Скавру, они поклонялись отнюдь не Фосу, а своим жестоким божествам. - Каким же это образом халогай сделался видессианским святым? - Кведульф приобщился к истинной вере во времена правления Ставракия, да упокоит Фос его великую душу! - Жрец обвел круг у груди. - Кведульф проповедовал слово веры своим соотечественникам в ледяных фиордах, но проклятые язычники не желали слушать. Они привязали его к дереву и пронзили копьями. Святой безропотно и отважно принял мученическую смерть от рук варваров во имя бессмертного Фоса. Ничего удивительного в том, что халогаи не приняли веры Кведульфа, подумал трибун. Ставракий завоевал их провинцию Агдер, и они наверняка видели в проповеднике своего рода троянского коня, который помогает видессианам расширить сферу влияния на севере. Религия в Видессе часто использовалась в политических целях. Скавр не разделял воззрений Стипия, но спорить не стал. Вместо этого он спросил: - Но почему я? Я не очень-то похож на халогая. - Это правда. Ты смахиваешь больше на видессианина. Что ж, тем лучше. Волосы у тебя светлые, как у дикарей с севера. Твоя внешность поможет мне передать живой образ святого Кведульфа. Его портрет будет ясным и понятным даже для неграмотного. Символически этот святой будет представлять признание истинной веры Империи. - А, - сказал Марк, не желая показывать жрецу свое замешательство. Хотел бы он, чтобы сейчас рядом оказался Горгид. Грек растолковал бы все эти хитросплетения. Для упрямого и прямолинейного римлянина портрет был всего лишь портретом. Марк считал, что по картине можно судить только о сходстве изображения с моделью, но никак не об абстрактном и далеком от реальной жизни идеале. Все еще слегка сконфуженный, Скавр неловко кивнул Стипию, когда тот повторил просьбу позировать для рисунка, а потом отчитал Пулиона и Ворена вполовину не так грозно, как те заслуживали. Едва поверив в такое везение, легионеры отдали честь и исчезли прежде, чем Марк очнулся от дум. Если Кведульф проповедовал свою веру как Стипий, размышлял Марк, его собратья имели по крайней мере одну лишнюю причину наградить его мученическим венцом. Несмотря на вмешательство Стипия, подготовка к походу шла довольно успешно. Римляне отлично умели обучать новичков, и те, кто присоединился к легиону с тех пор, как отряд Скавра оказался в Видессе, справлялись с работой почти так же хорошо, как римляне. Влияние солдат Скавра в легионе было очень сильным, и новички старались изо всех сил. Результаты тренировок удовлетворили даже Гая Филиппа, который гонял уроженцев Империи не меньше, чем тех, кто вырос под небом Лация или Апулии. Старшего центуриона постигла другая беда. Справиться с нею было куда труднее, чем с недисциплинированным солдатом. За три дня до того, как видессианская армия собралась выступить из столицы, ветеран подошел к Марку и замер, как на параде. Само по себе это было отвратительной приметой. Гай Филипп терпеть не мог подобных формальностей и прибегал к ним только в тех случаях, когда намеревался сказать нечто, что Скавр заведомо не захочет слушать. Когда трибун увидел у Гая Филиппа под глазом фонарь, напряжение, с *.b.`k, он ждал начала разговора, возросло многократно. Неужели какой-то солдат оказался настолько глуп, что поднял руку на Гая Филиппа? Если это действительно так, то вполне вероятно ожидать рапорта о мертвом легионере. - Ну?! - рявкнул Скавр, видя, что Гай Филипп все еще молчит. - Командир, - произнес Гай Филипп и снова выдержал долгую паузу. Марк решил, что первоначальное предположение было правильным. Но вдруг, словно открылись шлюзы, старшего центуриона прорвало: - Есть ли хоть какая-нибудь возможность не брать с собой этих проклятущих баб? Солдаты воюют куда лучше, если их ничто не связывает. Им не приходится думать о том, какую взбучку они получат ночью, или переживать, что их мелкие паршивцы опять сожрали что-то не то и блюют. - Мне очень жаль, но нельзя, - тут же сказал Скавр. Он знал, что Гай Филипп до сих пор не может примириться с тем, что римляне берут в поход женщин. Это шло вразрез со всеми традициями легионов и претило натуре ветерана. По мнению Гая Филиппа, женщины годились лишь для краткого удовольствия. Все, что заходило за эти рамки, было вне пределов его понимания. Но видессианские обычаи отличались от римских. Отряды наемников, служивших Автократору, постоянно брали в поход жен и подруг. Марк чувствовал, что не в силах отказать легионерам в привилегии, которой пользуется вся армия. - Что-нибудь случилось? - наконец спросил трибун. - Случилось?! - взревел Гай Филипп, едва не взвыв от злости и обиды. - Ничего хорошего не может случиться, пока здесь кишат эти проклятые бабы! Они переворачивают все с ног на голову. А им так нравится! Скавр, ты же видишь, засранка навесила мне фонарь! - Расскажи, что случилось. - Марк понимал, что старшему центуриону необходимо поделиться бедой. Он приготовился выслушать горестную повесть. - Одно чудо, сотворенное Юпитером (тьфу!), а именно - сука по имени Мирра, подружка Публия Флакка, если хочешь знать, умудрилась в пять дней увязать столько барахла, что набралось три тюка, каждый из которых может сломать спину самому крепкому ослу из всех рожденных на свете. Но она, по крайней мере, закончила возготню. И вот ее сопливая дочурка стала ныть и требовать сладкого. И пусть боги высушат мои яйца, если эта сука не разбросала уже собранные вещи по полу, пока не нашла своей соплячке леденец! Я был там и видел все собственными глазами. Ей потребовалось на этот разгром не больше двадцати минут, чтоб ее вороны склевали! Вот тогда я и заработал синяк. От громкого рыка Гая Филиппа на стенах трескалась штукатурка. Мирра, подумал Скавр, должно быть, очень волевая женщина, если выдержала подобную фронтальную атаку. Старший центурион привык к жесткой дисциплине легионов и давно забыл, что бывают более мягкие методы убеждения. Хуже того, он был разъярен: ему бросили вызов, а он не мог даже отомстить дерзкому противнику. - Ну ладно тебе, успокойся. Хватит об этом. - Марк положил руку на плечо старого вояки. - Ты хорошо выполняешь свои обязанности. Неужели ты позволишь тем, кому плевать на долг и порядок, вывести тебя из равновесия? - Конечно, позволю!!! - заорал Гай Филипп. Скавр улыбнулся. Стоицизм опять оказался бессилен помочь. x x x Легионеры были готовы выступить задолго до срока, назначенного Туризином. Однако одного приказа недостаточно, чтобы сдвинуть с места такую большую армию. Некоторые подразделения (в основном хаморские наемники, а также несколько отрядов видессиан) не были готовы. Более того, корабли пока не в состоянии были приступить к транспортировке солдат, несмотря на все усилия друнгария флота Тарона Леймокера. Мятеж Ономагула разорвал флот Видесса на две части, и последствия этого были все еще ощутимы. - Леймокер хочет обратно в тюрьму. - Сенпат Свиодо смеялся, но в hcb*% заключалась доля правды. Друнгарий провел в заключении несколько месяцев, когда Туризин Гавр по ошибке счел его заговорщиком и предателем. Если Леймокер не сумеет окончательно убедить Императора в том, что тот ошибался на его счет, то может вполне снова оказаться в тюремной камере. Суда всех размеров и названий, от больших остроносых транспортов, которые обычно перевозили зерно, до маленьких рыбачьих баркасов теснились в видессианских портах. Казалось, моряков в столице стало больше, чем солдат. Моряки - все до одного видессиане - заполонили харчевни и гостиницы города. Они затевали пьяные драки с наемниками. Иногда - просто ради того, чтобы помахать кулаками, иногда - не на шутку, до крови. При известии о драках Марк поневоле вспоминал Виридовикса. Как он перенес плавание в Присту? Если бы горячий кельт только знал, сколько раз он потерял возможность подраться, сбежав из города, то, наверное, приплыл бы назад. Вспыльчивый галл никогда не упускал возможности ввязаться в историю. Видессианские доки были переполнены кораблями, стоявшими впритык один к другому. Прибытие еще одного - купеческого судна из Кипаса, что в западных провинциях, - не стало большим событием. Однако купец привез нечто гораздо более существенное, нежели груз вина. Он привез новости, которые разнеслись по городу с быстротой степного пожара. В римские казармы их прянес Фостий Апокавк. Когда-то - еще до того, как Скавр взял его к себе в отряд - он мыкался по воровским притонам города. Там у него остались кое-какие знакомые. Апокавк ворвался в казарму возбужденный. Его длинное лицо пылало от гнева. - Проклятье грязным чужеземцам! - выкрикнул он с порога. Легионеры вздрогнули. Их руки невольно потянулись к мечам. Видесс был городом-космополитом и городом-ксенофобом одновременно. Слишком часто подобный крик призывал толпы к бунту. Увидев, что это всего лишь Апокавк, солдаты обругали его. Он испугал их. - Ты что, имеешь в виду нас? - спросил Скавр. - Что? Нет, конечно! - ответил ошарашенный Апокавк и отдал командиру честь. Бывало так, что Фостий старается быть римлянином больше, чем сами римляне, подумал трибун. Легионеры дали Апокавку возможность, которой он никогда не имел бы на своем клочке земли, - возможность обрести свое место в жизни. И в ответ получили полную преданность. Сейчас бывший видессианский крестьянин брил бороду, как римлянин, ругался на хорошей латыни - с акцентом, правда, но вполне бегло. Апокавк - единственный из новых солдат Марка, кто носил на руке клеймо легионера. - Эти проклятые Фосом еретики-намдалени... - начал Фостий. В некоторых случаях он все же оставался истинным видессианином. - Солдаты Аптранда? - Трибун встревожился не на шутку. Римляне беспокойно переглянулись. Однажды им приходилось усмирять мятеж и сдерживать толпу, готовую растерзать на части людей Княжества. Эта история оставила неприятные воспоминания. Апокавк отрицательно покачал головой: - Нет, эти бродяги тут не при чем. Среди них достаточно честных людей, чтобы не творить беспорядков. - Он с отвращением сплюнул себе под ноги. - Я говорю о людях Дракса. - Что ты хочешь этим сказать? - Не тяни же, парень! Говори! - кричали легионеры. Сердце Марка упало. Его охватило предчувствие беды. - Этот ублюдок, пират, - проговорил Апокавк, - его послали за Бычий Брод, чтобы он усмирил мятежников, так теперь он возомнил себя королем. Дракс, грязное, вонючее порождение Скотоса... Он украл у нас западные провинции! Глава вторая Впередсмотрящий прокричал с бочки, укрепленной на вершине мачты "Победителя": - Земля! - Благодарение богам! - хрипло вымолвил Виридовикс. - Я уж думал, они нас забыли. Обычно загорелое лицо галла было сейчас бледным. Рыжие волосы слиплись от пота. Виридовикс ухватился за канаты, ожидая нового приступа тошноты. Долго ждать не пришлось Новый порыв ветра донес с камбуза вонь горячего прогорклого жира и жареной рыбы. Виридовикс перегнулся через борт. Слезы струились по его щекам. - Уже три дня! Три дня! Я стал бы трупом, если бы плавание продлилось неделю! - Несчастный кельт говорил на своем родном языке - языке, которого никто на борту корабля (никто во всем этом мире!) не мог понять. Но вовсе не это обстоятельство послужило причиной веселого любопытства команды. Воды Видесского моря были спокойны, как гладь стекла. Морякам казалось странным, что кто-то мог страдать от качки в такую ясную погоду. Виридовикс пустился на все лады проклинать свой чувствительный желудок, но внезапно оборвал тираду, когда тот взял реванш. С верхней палубы спустился Горгид. Он нес чашку горячего мясного бульона. Грек мог отказаться от медицины ради того, чтобы посвятить себя написанию исторической книги, однако в душе все равно оставался врачом. Мучения Виридовикса вызвали у него сочувствие, тем более что сам он не испытывал никаких неудобств и не мог понять слабости кельта. - На-ка, выпей, - сказал грек. - Уйди ты от меня! - взвыл Виридовикс. - Убери это пойло. Я не голоден. Горгид гневно взглянул на своего товарища. Если что-то и могло взбесить грека, так это упрямый и глупый пациент. - Ты собираешься блевать на пустой желудок? Все равно тебе предстоит маяться, пока мы не станем на якорь. Так тебе, по крайней мере, будет чем рвать. - Ненавижу море! Будь оно проклято, - сказал галл, глотая бульон под безжалостным взглядом Горгида. Спустя короткое время беднягу опять стошнило. - Чума! Чтоб боги покарали того негодяя, который построил первый корабль! Позор мне, что попал сюда из-за женщины! - А чего ты, собственно, ожидал, путаясь с любовницей Императора? Вопрос Горгида был чисто риторическим. Характер Комитты Рангаве обжигал хуже ядовитой кислоты. Когда Виридовикс отказался бросить ради нее остальных своих подруг, Комитта пригрозила нажаловаться Туризину - дескать, Виридовикс ее изнасиловал. Этим и объяснялось стремительное исчезновение кельта из столицы. - Вероятно, ты прав, о мудрый наставник и учитель, но можешь не читать мне нотацию. - Виридовикс смерил грека взглядом зеленых глаз. - Я, по крайней мере, не бегу от самого себя. Врач хмыкнул. Слова Виридовикса были слишком близки к истине. Кельт, конечно, варвар, но дураком его никак не назовешь. А Квинт Глабрио мертв. Горгид смотрел на его остывающее тело. Просто смотрел. Он, врач, был бессилен. И с тех пор медицина, которой он отдал свою жизнь, казалась ему пустой и бесполезной. Какой в ней толк, с горечью спрашивал себя Горгид, если она не помогла ему спасти близкого человека? Историческая наука дала ему новую цель в жизни. По крайней мере, история не сыпала соль на его незаживающие раны. Горгид не был уверен, что сумел бы объяснить все это кельту. Да он и не собирался пускаться в объяснения. Однако фраза Виридовикса подвела черту под его собственными размышлениями о своем поступке. Ариг, сын Аргуна, подошел к ним и таким образом спас Горгида от трудного разговора. Даже кочевник из далеких степей Шаумкиила - и тот с легкостью переносил плавание. - Ну, как он? - спросил Ариг. Видессианская речь аршаума была окрашена цокающим акцентом. - Не слишком, - отозвался грек. - Но если земля уже в пределах "($(,.ab(, значит, скоро мы будем в Присте. Может быть, даже сегодня к полудню. Это сразу вылечит его. Плоское смуглое лицо Арига оставалось, как всегда, невозмутимым, но в его хитрых раскосых глазах появилось веселое выражение. - А лошадь-то тоже раскачивается на бегу, Вридриш, - обратился он к страдальцу-кельту. - Ты, часом, не помрешь от качки во время верховой езды? Нам предстоит до-олго сидеть в седле! - Нет, от верховой езды я не... Ах ты, змея-аршаум, - произнес Виридовикс, вложив в проклятие по адресу друга всю энергию, какая еще оставалась в его измученном теле. - Убирайся ты к воронам, не то я наблюю на твои дорогие сапоги из овечьей кожи. Ухмыляясь, Ариг удалился. - Качка, - пробормотал Виридовикс. - От одной только мысли меня в дрожь бросает. О, Эпона не дозволит, чтоб такое случилось! - Эпона - кельтская богиня-лошадь? - спросил Горгид, которого всегда интересовали обычаи и верования других народов. - Да. Я много раз приносил ей жертвы, хотя в Империи не делал этого. - Кельт выглядел виноватым. - Думаю, мне надо бы почтить ее как следует, когда мы доберемся до Присты. Если только я доживу до этого часа. Приста, далекий пограничный пост Видесса, стояла на краю безбрежного моря травы. Там жило не более десяти тысяч человек. Могучие стены и крепостные башни этого небольшого города были, пожалуй, самыми мощными во всей Империи - за исключением одной лишь столицы. Отсюда имперские интриганы стравливали друг с другом разные племена кочевников, здесь они привлекали их на службу Видессу. Кочевникам же этот город был нужен для торговли. Сало, мед, воск, звериные и овечьи шкуры, мех, рабов отдавали в обмен на пшеницу, соль, вино, шелк, благовония из Видесса. Многие хаморские каганы уже не раз пытались захватить Присту. Стены не всегда оказывались достаточно действенной защитой от их набегов. Прошлое Присты было весьма бурным. В этом городе можно было увидеть большие красивые дома с мраморными и гранитными колоннами, выстроенные в классическом видессианском стиле, - и рядом с ними грубые хижины из плохо отесанных бревен, глинобитные хибары, а на открытых пространствах - разбитые степняками шатры, крытые цветными полотнами. Издалека они напоминали семейства мухоморов, выросших посреди города. Хотя в Присте стоял видессианский гарнизон и имелся имперский губернатор, большая часть населения имела среди предков кочевников, и в жилах горожан текла смешанная кровь хаморов, аршаумов и видессиан. Портовые грузчики - широкоплечие грубые детины с густыми неряшливыми бородами - явно предпочитали видессианские льняные туники и штаны коже и мехам, столь традиционным у кочевников. Однако при этом почти у всех на головах красовались невысокие остроконечные шапки - обычный убор хаморов, которые не снимали их ни летом, ни зимой. Когда Пикридий Гуделин попросил одного из них помочь снести на берег вещи, тот даже не шелохнулся. Гуделин раздраженно поднял бровь. - Похоже, мне страшно повезло и я наскочил на глухого мула, - произнес он, поворачиваясь к другому грузчику, столь же невозмутимому. Голый по пояс, тот безмятежно грелся на солнце. Он тоже словно не заметил Гуделина. - О Фос милосердный, неужто мы попали в страну глухонемых? - вопросил бюрократ, начиная уже сердиться. В Видессе он привык к почтительности. - Пусть меня испепелят духи, если я не заставлю их слушать! - заявил Ариг и шагнул к грузчикам, стоявшим у причала. Они уставились на него со злобой. Между хаморами и аршаумами не водилось особой приязни. Ланкин Скилицез дотронулся до руки Арига. Офицер недолюбливал бюрократов и к тому же не прочь был позабавиться видом униженного чиновника. Но Ариг мог каким-нибудь неосмотрительным поступком вызвать $` *c. Этого Скилицез допустить не хотел. - Позволь, я попробую, - предложил он. Причальные крысы без всякого страха уставились на Скилицеза. Видессианский офицер был крупным человеком, сильным, крепким, с лицом старого солдата, но грузчиков хватит, чтобы расправиться и с ним, и с его друзьями. К тому же он явился в компании с аршаумом... Но они перестали скалиться и удивленно заулыбались, когда видессианин заговорил с ними на их языке. После недолгих переговоров четверо из них встали и взвалили на плечи вещи послов. Только Ариг нес свое имущество сам. Он не собирался доверять хаморам. - Должно быть, очень полезно уметь разговаривать с людьми на их языке, где бы ты ни оказался, - восхищенно обратился Виридовикс к Скилицезу. Едва ступив на берег, галл обрел свою былую жизнерадостность и болтливость. Подобно гиганту Антею, он черпал силу в прикосновении земли, своей матери. Скилицез сдержанно кивнул в ответ. Это, похоже, весьма раздосадовало Виридовикса - тому хотелось потрепать языком. - А ты, мой дорогой Горгид, сочинитель исторических трактатов, - разве ты не хотел бы, чтобы эти ребята перемолвились с тобой словечком на твоем родном языке? Чтобы ты мог сам задавать им вопросы, не прибегая к переводчику? Горгид не обратил внимания на насмешку. Замечание Виридовикса задело больное место в его душе. - Клянусь богами, галл! Ничто другое не доставило бы мне большего удовольствия. Хотел бы я в этом чужом мире поговорить на моем родном языке - хотя бы с одним человеком! Ты - самый близкий из всех, кого я здесь знаю, но даже в разговоре с тобой эллинский так же бесполезен, как кельтский. А тебя разве не раздражает, что ты все время должен говорить по-видессиански или по-латыни? - Да, раздражает, - быстро согласился Виридовикс. - Даже римлянам лучше, чем нам. Они могут общаться друг с другом, их язык не умрет. Я пытался обучать кельтскому моих подруг, но они не считали, что это так уж необходимо. Боюсь, я выбрал этих девчонок только потому, что они красивы и пылки в постели. И вот ты остался совсем один, подумал Горгид. Как бы подтверждая эти мысли, галл внезапно взорвался. Он разразился дикими криками на кельтском языке. Ариг и видессиане широко пораскрывали рты, глядя на него. Местные жители тоже воззрились на Виридовикса - их удивляла его бледная кожа, веснушки, огненно-рыжие волосы. Они даже отступили на несколько шагов, возможно опасаясь, что незнакомец произносит какое-то заклинание. Виридовикс проорал несколько песен, а затем остановился, ругаясь на смеси всех известных ему языков. - Проклятье, я забыл, как там дальше! - простонал он и повесил голову. После столицы с ее широкими прямыми улицами, вымощенными булыжником или деревянной брусчаткой, с ее удобной системой канализации, Приста производила на путешественников своеобразное впечатление. Главная торговая магистраль города оказалась обычной грунтовой дорогой, покрытой толстым слоем засохшей грязи. Она петляла, как тропинка в лесу, и была немногим шире обычной просеки. Помои и отбросы стекали по небольшому каналу, прорытому посреди улицы. Горгид увидел, как один кочевник непринужденно спустил штаны и помочился в канал. Никто не обратил на него внимания. В Элладе, где родился и вырос Горгид, подобные вещи тоже были обычным явлением. Крик "Поберегись!" предупреждал прохожего о том, что очередной котел с отбросами сейчас будет выплеснут на улицу. Но римляне относились к вопросам гигиены куда более серьезно. В больших городах Видесса также соблюдались правила санитарии. "Ну так что из этого? - подумал Горгид. - Даже здесь, в заштатной Присте, наверняка есть жрецы-целители, которые спасают безнадежных больных". Однако затем Горгид подумал о том, что многие из жителей Присты следуют степным обычаям и не поклоняются Фосу. Грек бросил взгляд на храм видессианского Доброго Бога, стоящий -%/.$ +%*c. Серые неоштукатуренные камни, глубокие царапины на стенах - все свидетельствовало о том, что это одно из самых старых зданий в городе. Шар на вершине купола был не позолочен, а покрыт желтой краской, наполовину облезшей. Скилицез заметил это и нахмурился. Что касается Пикридия Гуделина, то если он и чувствовал какое-то недовольство при виде запущенности храма, то, во всяком случае, держал это при себе. Однако чиновник стал более разговорчивым, когда его глазам предстало то, что местные жители именовали "лучшей гостиницей города". - Ну и дыра! - проворчал чиновник. - Я видел коровники куда более чистые, чем эта, с позволения сказать, гостиница. Местные жители, сопровождавшие видессиан, зло оскалились. "Ага, - подумал Горгид, - они все-таки понимают видессианский язык". Но в душе грек был полностью согласен с Гуделином. Общая комната оказалась маленькой, мебели в ней было немного, и совершенно очевидно, что вот уже несколько лет здесь не делали уборки. Стену над каждым факелом покрывал густой слой сажи. В комнате пахло дымом, кислым вином и еще более удушливым потом. Клиентура гостиницы состояла из темных личностей, которые вполне могли оказаться родными братьями паршивцев, околачивающихся на пристани. Хотя большинству было уже за сорок, все были одеты в длинные, кричаще- яркие туники, вроде тех, что носили уличные хулиганы Видесса: у каждого на пальцах и шее висело изрядное количество золотых цепей и колец. Голоса звучали громко и резко. Речь была перегружена воровским жаргоном. Виридовикс прошептал по-латыни: - Я не сяду играть в кости с этими парнями, даже если мне приставят нож к горлу. - Воров видно издалека, - ответил ему Горгид на том же языке, - даже если это богатые воры. Хозяин постоялого двора - коренастый человечек с мрачным выражением лица и жуликоватыми глазками, - казалось, задался целью разрушить расхожее представление о трактирщике как о человеке добродушном и приветливом. Комната, которую он с ворчанием выделил посольству, оказалась такой маленькой, что едва вместила пять соломенных матрасов - их притащил слуга. Гуделин бросил тому мелкую монету. Как только слуга удалился, чиновник рухнул на матрас (самый толстый, отметил Горгид) и оглушительно захохотал. В ответ на удивленные взгляды своих спутников он пояснил: - Я просто подумал: если это лучшее из всего, что может предложить нам Приста, то пусть Фос сохранит нас от худшего. - Наслаждайся хотя бы этим, пока у тебя есть возможность, - посоветовал Скилицез. - Толстяк прав! - заявил Ариг. Гуделин, похоже, не слишком обрадовался поддержке хитрого аршаума - если, конечно, Ариг действительно собирался поддержать его. - Даже самые лучшие города - это тюрьма! - продолжал аршаум. - Только в степи человек дышит свободно. В дверь вежливо постучали. Явился солдат. Густая борода, широкие плечи, скуластое лицо - он напоминал хамора. Но на нем была не хаморская куртка из жесткой кожи, а кольчуга. И говорил он на неплохом видессианском языке. - Вы - господа с "Победителя"? Послы в Аршаум? - Когда они подтвердили это, солдат поклонился: - Его превосходительство губернатор Мефодий Сива приветствует вас и просит пожаловать на небольшой прием в вашу честь перед заходом солнца. Я зайду за вами и провожу вас. Он снова склонил голову, отдал честь и вышел так же быстро, как и вошел. Было слышно, как его сапоги стучат по узкой каменной лестнице. - Этот Мефо... как его? Он колдун, что ли? Откуда он так быстро узнал, что мы здесь? - воскликнул Виридовикс. В этой стране он повидал магии более, чем достаточно, чтобы задать такой вопрос на полном серьезе. - Вовсе нет, - ответил Гуделин, усмехнувшись наивности кельта. - Просто один из лентяев там, в порту, - его соглядатай, и это так же "%`-., как то, что солнце Фоса восходит каждый день на востоке. Более опытный в подобных вопросах, чем галл, Горгид тоже догадался об этом. Он не был огорчен, когда догадка его подтвердилась. Главной функцией губернатора Сивы было внимательно наблюдать за степями и охранять Империю. Если он делал это так же тщательно, как следил за своим городом, то Видесс защищен надежно. x x x Мефодий Сива оказался на удивление молодым человеком. Ему было едва за тридцать. Его внешность немного портил слишком длинный нос. Губернатор держался достаточно оживленно, чтобы не давать гостям соскучиться. Похлопав Арига по плечу, он прогудел: - Ну что, сын Аргуна, мне опять поставить у каждого колодца по часовому? Ариг засмеялся: - В этом нет нужды. Я буду паинькой. - Да уж. Лучше бы тебе не вытворять безобразий. - Убедившись, что кубки всех гостей полны вина. Сива объяснил: - Когда этот негодяй однажды останавливался в нашем городе на пути в Видесс, он бросил в каждый городской колодец по пригоршне лягушек. Ланкин Скилицез так и замер с раскрытым ртом. И вдруг ухватился за бока и разразился громким хохотом. Гуделин, Виридовикс и Горгид ничего не поняли. - Неужели вы не знаете?.. - начал Сива и затем сам ответил на свой вопрос: - Да нет же, конечно, вы не можете этого знать. Откуда? Вы не общаетесь с варварами каждый день. Иногда я забываю о том, что живу на краю Империи, а не на краю Неизвестности... Ну так вот: все хаморы до смерти боятся лягушек. Три дня они не пили воды из колодцев! Ариг снова засмеялся, вспомнив, как удачно пошутил. - Но это еще не все, знаете ли. Им пришлось заплатить видессианину, чтобы тот выловил из воды всех квакушек. Потом они принесли в жертву черного ягненка. Они проделывали это у каждого колодца, дабы отвратить демонов. И ваш жрец Фоса еще пытался остановить это, крякая насчет еретических обрядов! О, это было прекрасно! - заявил Ариг, сияя как медный грош. - Это было ужасно! - возразил Сива. - Один из хаморских кланов тут же снялся и ушел в степь. Они унесли груз шкур стоимостью в пять тысяч золотых. Торговцы стонали несколько месяцев. - Лягушки? - переспросил Горгид, быстро делая заметку на клочке пергамента. Губернатор спросил, почему он записывает. Весьма неохотно Горгид рассказал о своем историческом труде. Сива удивил его вдумчивым кивком и несколькими дельными вопросами. За грубоватыми манерами провинциального губернатора скрывался недюжинный ум. У Мефодия Сивы обнаружились и другие интересы, которых трудно было ожидать от пограничного чиновника. Его резиденция имела толстые двойные стены, решетки на узких окнах, покрытые металлическими полосами двери. Все это позволяло использовать ее в качестве форта. Но она обладала роскошным садом - это был настоящий взрыв красок, пиршество цветов. Мальвы и розы цвели ровными рядами, желтые и сиреневые тюльпаны свидетельствовали, по мнению Горгида, об опытной руке цветовода. Низкие вьющиеся растения и кустарники были привезены сюда из влажных тропических лесов или с горных утесов - в степи таких не найдешь. Совершенно естественным было желание Сивы, отрезанного от столицы, узнать от имперского посольства как можно больше новостей. Он удовлетворенно крякнул, когда услыхал от послов, как были разбиты мятежники - Баан Ономагул и Елисей Бураф. - Да будут прокляты предатели! - сказал он. - Я посылал донесения с каждым кораблем, отплывающим в столицу, и так - два последних месяца. Негодяи, должно быть, все их потопили. Два месяца - слишком большой срок, когда Авшар разгуливает у тебя под боком. - Ты уверен, что это он, этот проклятый колдун? - спросил Bиридовикс. Страшного имени князя-колдуна было достаточно, чтобы отвлечь кельта от заигрываний с одной из служанок. Мефодий Сива не был женат. Он держал в услужении нескольких привлекательных девушек. Смешанная видессианско-хаморская кровь сделала их полноватыми, так что они не вполне отвечали имперским представлениям о красоте. Повышенное внимание Виридовикса к служанкам не вызывало ни малейшего раздражения со стороны радушного хозяина. Едва увидев кельта, Мефодий был буквально заворожен его внешностью: огромным ростом, цветом лица, пламенеющими волосами. Певучий акцент галла показался губернатору также очень странным. На встревоженный вопрос Виридовикса Сива ответил: - Кто же, кроме Авшара, кутается в покрывало так, что и лица не увидишь? Кто появляется и исчезает по мановению руки? У кого еще такой гигантский черный жеребец? Степные лошадки низкорослы и серы. В Пардрайе ничего подобного никогда не было, так что догадаться нетрудно. - Да ты прав. Это он, этот негодяй, - согласился Виридовикс. - Но ни рост, ни жеребец ему не помогут. Мой добрый кельтский меч порубит гада в капусту! Мефодий Сива скептически поднял бровь. Однако Горгид знал: то была не пустая похвальба в устах кельта. Меч Виридовикса - близнец меча Скавра, творение галльских друидов, обладал сильнейшими чарами. Мечи- близнецы оказались необычайно могущественными в земле Видесса, где процветала магия. - С тех пор как я отправил последнее донесение в Видесс, Присты достигла еще одна новость, - добавил Сива. По его голосу было слышно, что эта новость также не из приятных. - Вы, конечно, понимаете - это только неподтвержденные слухи... Но говорят, к проклятому колдуну присоединился Варатеш со своей бандой. И снова Горгид почувствовал, как нечто важное проходит пока что мимо него. Виридовикс и Гуделин также не поняли, о чем говорит губернатор. Но Панкину Скилицезу и это имя, похоже, было хорошо известно. - Изгой, поставленный вне закона, - проговорил офицер утвердительно. Он действительно знал этого Варатеша, и ему не нужно было ни о чем больше спрашивать. - Предупреждаю: это пока что просто слух, пущенный по ветру, - повторил Сива. - Да хранит нас Фос! Пусть это и останется слухом, - отозвался Скилицез и начертил знак Фоса вокруг сердца. Заметив недоумение своих товарищей, он пояснил: - Варатеш - опасный, коварный и умный человек, его всадники - опытные бойцы. Если бы против нас выступил большой клан, это было бы лишь ненамного хуже встречи с Варатешем. Неприкрытая тревога Скилицеза передалась и Горгиду. Грек знал, что Скилицеза не пронять по пустякам. Арига, однако, вести не слишком задели. - А, хаморы!.. - выговорил он презрительно. - Ты еще скажи, чтоб я прятался от птенцов куропатки, прыгающих в траве. - С этим человеком приходится считаться. Он становится сильнее с каждым днем, - сказал Сива. - Возможно, ты не знаешь: этой зимой, когда Великую Реку Шаум сковало льдом, он ходил в набег на запад, в Аршаум. Ариг изумленно разинул рот, а опомнившись, прошипел проклятие на своем языке. Аршаум был искренне убежден в своем полном превосходстве над хаморами. И по праву. Разве его народ не отбросил "волосатых" на восток, за Реку? Минули десятки лет с тех пор, как хаморы - даже бандиты - осмеливались докучать аршаумам. Видя, что аршаум кипит от ярости, Мефодий Сива окликнул служанку: - Филеннар, почему бы тебе на время не перестать строить глазки нашему усатому другу и не принести полный бурдюк? Девушка отправилась выполнять приказание. Виридовикс проводил се жадным взглядом. - Бурдюк? - алчно переспросил Ариг. Он мгновенно забыл о своем гневе. - Кумыс? Клянусь тремя волчьими хвостами моего клана! Прошло уже пять лет с тех пор, как я пробовал его. Ваши безмозглые крестьяне умеют $%+ bl лишь вино да пиво. - Новый напиток? - заинтересовался Пикридий Гуделин. Горгид припомнил, как однажды аршаум громогласно восхвалял напиток степей. Но грек забыл, из чего кочевники его приготовляют. Виридовикс, искренний любитель доброй выпивки, почти сразу перестал огорчаться из-за исчезновения Филеннар. Вскоре девушка вернулась с громадным бурдюком из конской шкуры, на внешней стороне которой еще оставалась шерсть. По знаку Сивы она передала бурдюк Аригу. Тот принял сосуд так нежно, словно это был новорожденный младенец. Он развязал ремешок у верхней части бурдюка, поднял его и припал к горловине. Несколько секунд аршаум жадно и шумно пил. В степях считается признаком хорошего тона открыто наслаждаться угощением. - А-ах! - выдохнул Ариг, вытирая губы рукавом. - А, умирающий грешник! - воскликнул Виридовикс; на городском жаргоне это выражение обозначало пьянчугу. Галл поднял бурдюк, взяв его из рук Арига, но при первом же глотке выражение жадного ожидания на лице Виридовикса сменилось удивленной гримасой. Он плюнул на пол. - Фу! Какое отвратительное пойло! Из чего его делают? - Из кислого кобыльего молока, - ответил Ариг. Виридовикс скроил рожу: - Понятно. На вкус - как внутренности дохлой улитки. Ариг гневно взглянул на Виридовикса. Ланкин Скилицез и Мефодий Сива были привычны к кумысу и с удовольствием пили его, облизывая, по обычаю кочевников, губы. Когда очередь дошла до Гуделина, тот проглотил чуть-чуть - из вежливости. Чиновника не слишком огорчала необходимость передать бурдюк Горгиду. - Тебе лучше привыкнуть к этому, Пикридий, - насмешливо проговорил Скилнцез. - Эта фраза мне очень скоро надоест, - ответил чиновник с кислым видом. Скилицез усмехнулся. Кумыс успел согреть его. Горгид подозрительно понюхал наполовину пустой бурдюк. Грек ожидал услышать кислый сырной душок, но по запаху кумыс больше напоминал легкий чистый эль. Горгид отпил, подумав, что напиток имеет слабый привкус молока. По крепости кумыс не уступал сухому вину. - Это совсем неплохая штука, Внридовикс, - сказал Горгид. - Попробуй еще раз. Если ты ожидал чего-то сладкого, как вино, то неудивительно, что нашел странным его вкус. Но уж конечно, тебе доводилось пробовать и худшее. - Угу. Однако я пробовал и кое-что получше, - возразил галл и потянулся за кувшином вина. - В степи у меня не будет выбора, но сейчас я лучше хлебну вина. Прости уж, Ариг. Передай ему этот напиток из давленых улиток, грек, коли он так любит его. Виридовикс опрокинул кувшин и припал к горлышку, жадно глотая и дергая кадыком. Сива дал посольству небольшой отряд - десять человек. - Этого достаточно, чтобы показать, что вы находитесь под защитой Империи, - объяснил губернатор. - Конечно, я мог бы отправить с вами весь мой гарнизон, но, боюсь, и этого будет недостаточно, случись с вами настоящая беда. К тому же я не хочу оголять крепость. Степные кланы могут объединиться и сжечь Присту. Они считают нас полезными до тех пор, пока мы не покажемся им опасными. Губернатор разрешил посланникам выбрать себе лошадей - верховых и сменных - из конюшен гарнизона. Его щедрость избавила путешественников от мрачной необходимости обращаться к любезным соседям по гостинице, которые оказались лошадиными барышниками. Как и предполагал Виридовикс, они были также шулерами. Горгид наотрез отказался играть с ними, но Ариг и Гуделин не проявили такой осмотрительности. Аршаум проиграл - и немало. Однако Гуделин внакладе не остался. Услышав об этом, Скилицез выразительно улыбнулся: - Чернильные души - бандиты куда большие, чем конокрады. Думаю, лошадиному барышнику никогда не угнаться за имперским бюрократом. - Убирайся под лед, приятель, - ответил Гуделин. Золото звякнуло у него в поясе. Однако в другом случае чиновник оказался достаточно умен, чтобы обратиться за советом к знающему человеку. Как Горгид с Виридовиксом, он попросил Арига помочь с выбором лошадей. Только Скилицез достаточно доверял своему опыту и чутью и сделал свой выбор так умело, что даже кочевник посмотрел на видессианского офицера с неприкрытым восхищением. - Ты взял пару лошадок, от которых и я бы не отказался, - заметил Ариг. - Как ты можешь такое говорить? - возопил Виридовикс. - Я знаю кое- что о лошадях. По крайней мере то, что все кельты. Но такого большого табуна еще не видел. Все равно что куча фасоли в большом горшке. Кельт неплохо описал грубоватых низкорослых степных лошадок. Они были крепки и не слишком красивы, совсем не похожи на чистокровных скакунов, столь ценимых в Империи. Но Ариг сказал: - Кому нужна большая лошадь? Степные лошадки пробегут расстояние в два раза большее, а травы им нужно куда меньше. Высокий конь просто умрет с голоду. Разве я не прав, моя красавица? Он похлопал лошадь по губам и отдернул руку, когда она лязгнула зубами, пытаясь его укусить. Горгид засмеялся вместе со всеми, хотя и немного нервно. В самом лучшем случае грека можно было назвать "слабым наездником". Он очень редко садился на лошадь. Что ж, выбора нет. Однако слова Арига о том, что им предстоит провести в седле несколько месяцев, поневоле заставили его вздрогнуть. x x x Неделю спустя после прибытия "Победителя" в Присту посольство и сопровождающие его солдаты выехали из северных ворот города. Хотя в отряде насчитывалось всего пятнадцать человек, с расстояния он казался куда больше. По обычаю кочевников, за каждым всадником шли пять или шесть лошадей, которые везли припасы и оружие. Кочевники обычно каждый день меняли лошадь, с тем чтобы животные не слишком уставали. В лучах утреннего солнца сверкнули серебром воды залива Майотик. Он был вытянут к востоку на несколько километров, но пологие берега не скрывали его от глаз. За заливом темнел большой мыс, клином вдающийся в море. Впереди, на западе, до самого горизонта простиралась степь - плоская, ровная. Никто никогда не пытался измерить ее безбрежных просторов. Горгид бегло осмотрелся, однако в настоящий момент ему было не до пейзажа. В основном он занимался тем, что пытался не свалиться с лошади. Как и бывает в подобных случаях, проклятое животное отлично чувствовало беспомощность всадника и, казалось, получало удовольствие, спотыкаясь в очередной раз. К счастью, и видессиане, и кочевники использовали удобные седла с высокими луками и это великолепное изобретение - стремена. Без такого подспорья грек бы уже не раз побывал на земле. Однако даже все эти удобства не могли уменьшить усиливающуюся боль в бедрах и коленях. Горгид мог шагать целый день наравне с легионерами, но верховая езда требовала совсем других усилий. Неудобство усугублялось еще и тем, что короткие кожаные стремена, которые были в ходу у кочевников, заставляли сильно сгибать ноги. - Зачем их делают такими короткими? - спросил грек командира отряда, сопровождавшего посольство. Офицер пожал плечами. - В Присте много хаморских вещей, - отозвался он. - Хаморы любят высоко подниматься в седле, чтобы удобнее было стрелять из лука. Командир отряда, взятого в Присте, - высокий худощавый человек, загорелый и сильный, - был видессианином. Его звали Агафий Псой. Трое или четверо его солдат тоже были, судя по внешности, видессианами. Остальные, несомненно, принадлежали к числу местных жителей, и в их &(+ e текла смешанная кровь. Между собой солдаты говорили на странном диалекте, настолько густо насыщенном хаморскими словами и таком необычном по грамматике, что Горгад едва понимал их. - У меня есть стремена подлиннее, - вмешался Ариг. - Нам, аршаумам, не нужны короткие стремена, чтобы видеть, в кого мы стреляем. Это замечание вызвало злые взгляды солдат, но аршаум не обратил на них никакого внимания. Горгид с благодарностью взял у Арига стремена. Это сразу помогло - до определенной, правда, степени. Но невзгоды грека были сущими пустяками по сравнению с тем, что переносил Пикридий Гуделин. Чиновник был влиятельной персоной в бюрократическом мире, однако вряд ли он уделял большое внимание физическим упражнениям. Когда первый день путешествия подошел к концу, он неловко свалился с седла и рухнул на кошму, как старик. Его мягкие руки жестоко пострадали от целого дня езды, и поводья стерли их почти до мяса. Со стоном опускаясь на землю, Гуделин сказал: - Теперь я понимаю, как коварен был Гавр, когда поручил мне дипломатическую миссию. Вероятно, он хотел, чтобы мой истерзанный труп зарыли в степях. Боюсь, этому желанию суждено скоро сбыться - Возможно, он хотел, чтобы ты своими глазами увидел, какую цену платят солдаты за твою безопасность и чего стоят удобства, которыми ты пользуешься в столице, - заметил Ланкин Скилицез. - Какой смысл в цивилизации, если нет удобств? Живя в Видессе, о мой не в меру серьезный друг, ты должен спать у себя дома, в кровати, а не на подстилке посреди улицы. Каждая косточка в теле Гуделина ныла от боли, но это ни в коей мере не помешало ему ладно молоть языком. Скилицез только хмыкнул и ушел вместе с солдатами собирать хворост для вечернего костра. Вокруг огня разлилось приятное тепло. Во всем бескрайнем пространстве степи их костер был единственным. Глаз человека терялся в беспредельности. Горгид чувствовал себя одиноким и беззащитным в этой необъятной пустоте. Ему не хватало рвов и насыпей, которые возводили римляне, разбивая лагерь на ночь, куда бы их ни забросила военная судьба. В этой же неоглядной тьме могла скрываться целая армия, и часовые не заметили бы ровным счетом ничего. Горгид подскочил, когда ночная птица едва не задела его по щеке - ее привлекли насекомые, слетевшиеся на свет костра. На завтрак путешественники ели копченое мясо, жесткий желтый сыр и тонкие пшеничные лепешки, которые испек на плоской походной сковородке один из солдат. Кочевники редко употребляли в пищу хлеб Печки были слишком громоздки для людей, которые постоянно кочевали с места на место. Не так-то просто оказалось разжевать жесткие и почти безвкусные лепешки. Горгид был уверен в том, что очень скоро он видеть их не сможет. Что ж, подумал он, при такой пище да еще после целого дня езды на лошади вряд ли ему придется слишком часто бегать в кусты. Климат также не способствовал уединенным походам на обочину: народы, живущие на севере, в условиях суровой зимы и резких ветров, чаще страдали запорами, чем южане. По крайней мере, так учит Гиппократ. Мысли о медицине вдруг стали раздражать Горгида. Он хотел забыть о ней поскорее, раз и навсегда. Желая облегчить совесть, грек сделал заметку о солдатских способах приготовления пищи в степи. Виридовикс был необыкновенно молчалив. Он ехал на лошади в хвосте отряда и крутил головой, озираясь по сторонам. - Там никого нет, - сказал ему Горгид, подумав, что галл, возможно, тревожится, не преследуют ли их. - О, как ты прав, грек, как ты прав! Совсем никого и ничего! - воскликнул Виридовикс. - Я чувствую себя жуком на тарелке. Небольшое удовольствие, согласись. В лесах Галлии так легко увидеть, где заканчивается мир, если ты только меня понимаешь. Здесь нет ни начала, ни конца. Сплошная бесконечность. Грек наклонил голову в знак понимания. Он чувствовал себя не менее несчастным. Как и галл, он вырос в маленькой стране. В степи тщета и ничтожность жизни представали человеку слишком уж наглядно. Ариг решил, что оба его товарища сошли с ума. - Да я только тогда и чувствую себя живым, когда попадаю в степь, - заявил аршаум, еще раз повторив то, что говорил уже в Присте. - Когда я впервые приехал в Видесс, я боялся даже пройтись по улице. Мне все казалось, что эти дома вот-вот обрушатся мне на голову. До сих пор не понимаю, как это люди могут жить в подобных муравейниках. - Как говорил Пиндар, привычка управляет всем, - сказал Горгид. - Дай время, Ариг. Мы тоже привыкнем к бесконечным просторам твоей степи. - Да уж. Наверное, - проворчал Виридовикс. - Но пусть меня повесят, если я их полюблю. Ариг пожал плечами, выражая полное безразличие. По крайней мере, в одном широкий горизонт имел неоспоримое преимущество: все было видно на большом расстоянии. Испуганные лошадьми, взлетели серые куропатки. Они летели низко, едва не задевая людей, быстро взмахивая маленькими крылышками. Несколько солдат положили стрелы на тетиву и пришпорили лошадей, чтобы догнать улетающих птиц. Двойные луки, сделанные из рогов антилопы, посылали стрелы, которые летели быстрее стремительного ловчего сокола. - Нам не помешали бы силки или сети, - заметил Скилицез, когда три стрелы, одна за другой, просвистели мимо цели. Однако солдаты Псоя с детства держали в руках луки. Далеко не все стрелы были посланы бесполезно. Они подстрелили восемь птиц. Горгид проглотил слюну при мысли о темном, нежном мясе. - Хорошая стрельба! - сказал Виридовикс одному из солдат. Его собеседник, имевший почти чисто хаморскую внешность, держал за ноги двух куропаток. Он дружески ухмыльнулся кельту. Виридовикс продолжал: - Твои стрелы летели так быстро, так прямо. Интересно, какой у тебя лук? Солдат под