два не утопил грека в чужом страдании. Он как будто потерял себя в умирающем Виридовиксе. Но упрямое желание спасти не позволило захлебнуться в боли. Горгид не терял памяти о том, кто он такой на самом деле, какие бы глубокие чувства ни терзали в этот миг его душу. Связь потекла в обоих направлениях. Ощутив в своих венах холодную кровь Виридовикса, грек протянул назад лучик, возвращая больному тепло. Теперь он понимал, что делает. Ускорил биение сердца. Послал комок жара в живот. Направил струю тепла в руки, ноги. Заставил легкие сжиматься и расслабляться - они почти не вдыхали холодный воздух. Почувствовал обмороженные пальцы, щеки, уши, веки, согрел их постепенно и осторожно. Дал свежему потоку крови прилить к коже. Этими весьма приблизительными, неточными словами он позднее попытался объяснять остальным случившееся. Во время кризиса слова ничего не значили. Уровень, на котором происходило исцеление, был в десятки раз выше любых слов. И вот кельт заворочался под руками, как в беспокойном сне, забормотал, явно протестуя. И вдруг глаза - зеленые, как галльские леса, - распахнулись. Только тогда Горгид наконец понял, что он сумел сделать. Его захлестнула неистовая радость и вместе с ней - страшное утомление, плата за исцеление. Виридовикс не предполагал, что когда-нибудь ему доведется проснуться. И уж тем более не надеялся обнаружить в своем измученном теле ощущение бодрости. Когда он потянулся, то - о чудо! - почувствовал, что тело отвечает ему. Тогда он решил, что безболезненно перешел в загробный мир. Виридовикс просто представить себе не мог, что может столь хорошо чувствовать себя на этом свете. А руки, что мягко касались лица, наверняка принадлежали какой-нибудь прекрасной бессмертной женщине, что явилась к нему с приветствием из загробного края... Но когда он открыл глаза, то увидел склоненное мужское лицо. Оно было озарено светом торжества и вместе с тем казалось невероятно усталым. - Ты не похож на красивую девку, - сказал он. - Жалость-то! Горгид засмеялся: - Можно не спрашивать, здоров ли ты. Клянусь собакой<Древние греки часто клялись животными, если хотели избежать упоминания имен богов. - Прим. перев.>, неужели ты не можешь думать ни о чем другом? Неожиданно по лицу Виридовикса пробежала тень, в глазах появилась боль. Горгид испугался: действительно ли кельт исцелен? Но Виридовикс тихо проговорил: - Иногда я действительно думаю только о женщинах. И попытался встать на ноги. Кровь шумела у него в ушах, голова кружилась. - Батбайян! - закричал Виридовикс, вспомнив о друге. - Где он? Услышав свое имя, Батбайян подошел ближе. Хамор все еще кутался в толстый войлок палатки. Казалось, его радовала любая возможность отойти от аршаумов - те глядели на него, как волки на отбившуюся от дома собаку. Скилицез поддерживал Виридовикса, а чиновник обменивался с Горгидом жарким рукопожатием и торжественно поздравлял целителя со сногсшибательным успехом. - Ты цел? - спросил Виридовикс Батбайяна, переходя на хаморский язык. Горгид с трудом понимал их разговор. Вот уже несколько месяцев грек не слышал хаморской речи. - Я цел. У меня был войлок, - ответил кочевник. Он смотрел на Виридовикса во все глаза. - Но ты! Ты жив и задаешь вопросы! Ты оставался в снежном буране без укрытия так долго - ты умер! - Вероятно. - На лице Виридовикса застыло изумление. - Должно быть, вот он каким-то образом исцелил меня. - Обвиняющим тоном галл добавил, обращаясь к врачу: - Вот уж не думал, что ты умеешь! - Я тоже. Теперь грек хотел только одного: укрыться в теплой палатке, хлебнуть большой глоток кумыса и завалиться спать. Но Виридовикс уже тормошил его: - Если ты овладел этой магией здешних друидов, милый мой друг Горгид, то погляди на глаз Батбайяна. Ты не мог бы помочь бедному парню? Грек устало вздохнул. Виридовикс, конечно, прав... - Сделаю, если смогу. Молодой хамор отпрянул от Горгида - он не доверял никому, кто имел дело с аршаумами. - Стой спокойно, - сказал ему Горгид по-видессиански. Батбайян почти не говорил на языке Империи, но понял и повиновался. Увидев искалеченную глазницу, Горгид втянул ноздрями воздух. До этого момента он не обращал на Батбайяна большого внимания. Увидев одноглазого хамора, он предположил, что тот был ранен саблей или стрелой в одной из степных схваток. Но шрам от увечья не похож на обычный. Он был слишком большим, слишком круглым... Похоже, кто-то пустил в ход раскаленные щипцы. Пальцы, осторожно ощупывавшие шрам, только подтвердили первое предположение. - Как ты получил эту рану? - спросил он. Батбайян рассказал все. Он недостаточно хорошо знал видессианский язык, но Виридовикс и Скилицез помогали переводить. Последнее движение рукой, резкое и выразительное, не оставляло сомнений. Скилицеза вырвало. Он набрал в горсть чистого снега, чтобы очистить рот. - Наш старый добрый друг Авшар, - мрачно сказал Виридовикс. Кельт стоял, кряхтя и покачиваясь. - Его счет и без того был велик. Он заплатит за все. - Зеленые глаза Виридовикса заволокло печалью, мысли унеслись далеко-далеко. - За все! - повторил он тихо и коснулся своего меча, словно черпая в этом прикосновении силу. Наконец он вернулся к действительности и еще раз спросил Горгида: - Так можно что-нибудь сделать с его глазом? Грек отрицательно покачал головой. Теперь он знал: если возникнет необходимость, сможет вновь исцелить смертельно раненного человека. Зерно брошено в землю, за первым ростком последуют другие. Но в этом случае целительство бессильно. - Если бы мы встретились сразу после того, как он побывал в руках палачей, - все, что я смог бы сделать, это залечить рану до ее нынешнего состояния. Искусство исцеления не возвращает утраченного навсегда. Виридовикс невесело кивнул. Батбайян нетерпеливо мотнул головой: он носил увечье как напоминание себе о том, что враги еще не заплатили кровавого долга. Гуделин оглушительно чихнул. Грек впервые за это время вспомнил о метели. Непогода не кончилась после того, как он нашел Виридовикса. Галл мог снова замерзнуть. Да и все они могли замерзнуть в такую погоду! Горгид поспешил к своей лошади. Порывшись в мешке, притороченном к седлу, он вытащил теплое одеяло и закутал Виридовикса. Кельт снова ощущал тепло. Снежинки таяли у него на лице. Этого, казалось, было достаточно, чтобы радоваться жизни и считать каждое мгновение бесценным. Галл настолько погрузился в эйфорию, что едва расслышал голос Горгида. Грек спрашивал, может ли он ехать на лошади. Наконец нетерпеливое рычание достигло слуха Виридовикса, и он кивнул, слабо усмехнувшись: - Не беспокойся из-за такой ерунды. Кельт уселся на коня позади Горгида, Батбайяна взял в седло Скилицез. Конь грека неодобрительно фыркнул, ощутив двойную ношу, но Горгид усмирил его. - Эй, да ты сидишь на лошади куда лучше, чем раньше, - заметил Виридовикс. - Знаю. В последнее время у меня появилась куча бесполезных талантов, - отозвался Горгид, хлопнув рукой по гладию, который висел на /.oa% справа. Помолчав немного, задумчиво добавил: - И один настоящий, как мне кажется. Путь назад, к армии аршаумов, был недолгим. Кочевники уверенно продвигались вперед все то время, что Горгид целил кельта. Командир разведчиков обменялся с авангардом несколькими словами, восторженно отзываясь о целительстве Горгида. Врач скривил рот в усмешке. Теперь, когда он совершил нечто, заслуживающее внимания, этот разведчик торопился примазаться к чужой славе. Виридовикс не знал на языке аршаумов ни слова, за исключением нескольких ругательств, которым обучил его Ариг. Глаза кельта расширились, когда он оценил наконец размеры приближающейся армии. - А вы тут, я погляжу, даром времени не теряли! - сказал он Горгиду. Затем раздался громкий крик: - Вридриш! К ним во весь опор мчался Ариг. Большие комья снега вылетали из-под копыт его коня. Аршаум расплылся в счастливой улыбке и хлопнул галла по спине: - Я тут хотел кое из кого душу вытряхнуть! Вы ушли, а мне ничего не сказали! - Это я виноват, - ответил Горгид. Как и Ариг, он говорил по- видессиански, чтобы Виридовикс мог их понимать. - Он еще и виноват! - фыркнул кельт. - Не слушай его, дорогой мой Ариг. Еще чуть-чуть, и я превратился бы в замороженное полено, которое не смогло бы сказать тебе "привет". - Я вижу, у тебя нет лошади. - Ариг заговорил о самом необходимом для кочевника. - Возьми пару из моего табуна. - Очень тебе признателен, - сказал Виридовикс. - Кстати, у тебя не найдется еще одной пары для моего друга Батбайяна? Улыбка покинула плоское лицо Арига, едва его беглый взгляд упал на хамора. Ариг поджал губы. Впервые он напомнил Горгиду Дизабула. - Ты стал неразборчив в друзьях. - Да ну? - отозвался Виридовикс. - Возможно, ты прав. Я выбираю в друзья сыновей каганов. Он пристально посмотрел на аршаума. Темная кожа и толстый слой жира не позволили ему увидеть, покраснел ли Ариг. Спустя мгновение аршаум вернулся со свободной лошадью и приблизился к Батбайяну. Ариг знал немного хаморский язык по наездам в Присту. - Лошадь - тебе нужно? - спросил он Батбайяна. Батбайян сжался, видя, как аршаум подходит к нему. Услышав родной язык, он вздрогнул от неожиданности. Затем кивнул с достоинством, которое сделало бы честь и старику. - Благодарю. - Он снял с пояса кинжал с красивой чеканкой на бронзовых ножнах, изображавшей барса в прыжке, и протянул Аригу. - Дар за дар. Улыбка вернулась на лицо Арига. Он принял нож и хлопнул Батбайяна по плечу. Аршаумы, наблюдавшие за этой сценой, одобрительно загомонили. Немногие из них поняли Арига, когда тот предложил Батбайяну коня, но ответный жест хамора не требовал дополнительных объяснений. - "Косматый" поступает как мужчина! - услышал Горгид слова одного из кочевников. Его приятель ответил: - Почему бы и нет? Он побывал в боях. Его шрам не из красивых. - Скилицез, Горгид, отведите их к моему отцу, - сказал Ариг. - Пусть расскажут нам все! Сын кагана повернул коня и направился к серому конскому бунчуку. Виридовикс поклонился Аргуну, сидя в седле. Каган оказался более хрупким стариком, чем ожидал кельт. Казалось, владыка аршаумов с трудом держится на лошади. Возможно, Аргун болен, подумал кельт. Аргун отдавал приказания негромко, спокойным, почти мягким тоном, но аршаумы повиновались ему беспрекословно. Вождь аршаумов совсем не был похож на Таргитая, однако соплеменники чтили его ничуть не меньше. Каган смотрел на Батбайяна настороженно, а на Виридовикса - с живейшим любопытством. Затем что-то проговорил. - Раньше он не верил Аригу, когда тот рассказывал о тебе, - перевел Горгид. - Но теперь видит: сын сказал правду. Виридовикс хмыкнул и произнес по-латыни: - Я тоже никогда не видел такого количества узкоглазых и плосконосых физиономий. Но мне кажется, незачем сообщать об этом кагану. Если можешь, рассыпься перед ним в любезностях от моего имени. Горгид постарался как умел. Аргун проговорил: - Мне бы хотелось узнать, как вы оба здесь очутились. Фраза, составленная как просьба, прозвучала приказом. Горгид перевел ее на видессианский - для Виридовикса, а Скилицез - на хаморский, для Батбайяна. - Кажется, пора! - Виридовикс приступил к рассказу о том, что случилось с ним после того, как Варатеш выкрал его из лагеря посольства. Имя бандита вызвало гневное рычание у аршаумов. Многие кланы, кочевавшие недалеко от Шаума, сталкивались с этим головорезом. Они не забыли набеги Варатеша в прошлую зиму, и им запала в память его зверская жестокость. Вскоре галл начал говорить слишком быстро. Горгид переводил с трудом. Ариг помогал греку, когда тот запинался. Еще один всадник пробился сквозь толпу, окружавшую Виридовикса и Батбайяна. Виридовикс невольно подумал: вот расфуфыренный щеголь! Он носил меха и кожаную одежду, как будто это были шелк и золотая парча. Даже во время снежной бури он старательно расчесывал хвост своего коня, а в его гриву вплетал красные ленты. - Отец, я... - начал было Дизабул, но Аргун перебил его: - Подожди, мальчик. Эти чужеземцы доставили мне важные новости. Красивое лицо юноши потемнело от гнева, когда он посмотрел на Виридовикса. Особенно потому, что за спиной кельта сиял Ариг. Но когда Дизабул увидел Батбайяна... - Неужто мне цена меньше, чем какому-то косматому?! - зло заговорил он. Аргун жестом велел сыну молчать. - Продолжай, Красная Грива, - сказал каган кельту. x x x - Недурно, недурно!.. - весело засмеялся Аргун, когда Виридовикс поведал о фокусе с коровами, которыми запугивал бандитов Варатеша. Теперь Виридовикс и Батбайян говорили поочередно, описывая события, послужившие началом войны против бандитов и их союзников. Каган задал несколько вопросов о самой битве. Слушая описание катастрофы, изложенное во всех деталях, грек думал: слишком уж все это напоминает разгром при Марагхе. Чары Авшара, какой бы сильной ни была магия колдунов, сражающихся на стороне его врагов, не теряются в горячке боя. Воины Авшара могли сражаться со своими противниками на равных, но магия князя- колдуна в любом случае обеспечивала им победу. Кочевник рассказал и о том, что произошло после победы Варатеша. Аршаумы впервые в жизни поняли, что напрасно гордились выдержкой и суровостью. Они поневоле утратили свою знаменитую невозмутимость, когда Батбайян заговорил о бесконечных раскаленных щипцах. Хамор рассказывал ровным голосом, словно повествуя о каком-то незнакомце. Виридовикс добавил к картине несколько штрихов, описав жестокую игру победителей с надеждами униженных врагов и то, как Таргитай умер на месте, когда ему открылась страшная правда. Горгид слушал с ужасом, но без удивления. Он мгновенно поставил диагноз отцу Батбайяна: апоплексический удар. Как будто это имело сейчас какое-то значение. После всего, что только что прозвучало, история об уничтожении всего клана прозвучала почти как счастливая развязка. Слишком много страданий. Но Виридовикс снова вспомнил о Сейрем, и его едва затянувшиеся душевные раны открылись. Боль потекла, как кровь. - Итак, - заключил Батбайян, - Варатеш, чтоб его с ног до головы .!# $(+( духи, захватил Пардрайю. Авшар с ним. Во всяком случае, так мне казалось, пока я находился в плену. По сравнению с ним, - Батбайян бесстрашно взглянул в лицо Аргуна, - даже вы, аршаумы, для меня - посланцы добрых духов. Мы пришли просить о помощи. Захотите вы помогать нам или нет - решайте. - Хамор оглядел стоявших вокруг воинов и добавил сухо: - Вы и без того шли на восток, и я вам для этого не нужен. Аргун задумчиво теребил бородку. - Это тот самый Авшар из Йезда, о котором ты говорил? - спросил каган Горгида. - Да, - ответил грек. Его товарищи кивнули. Каган сказал: - В любом случае я не собирался оставлять от Йезда слишком много. Твой колдун станет еще одной юртой, которую мы повалим! - Аргун скрестил на груди руки. Он казался сильным, уверенным в себе вождем, которому незнакомо поражение. Аршаумы радостно завопили. Они тоже не сомневались: единственным исходом их битвы с хаморами и прочими недочеловеками может быть только победа! Видессиане, которые знали страшные чары Авшара не понаслышке, были настроены куда менее оптимистично. Однако большого смысла расхолаживать аршаумов они не видели. - Это все равно что объяснять глухому, что такое гармония, - пробормотал Гуделин. - Рано или поздно они убедятся на своей шкуре. - Рано или поздно, - мрачно согласился Горгид. Он не раз уже предостерегал Аргуна о страшной силе, с которой тот может столкнуться. Теперь врач все лучше и лучше понимал Кассандру. Зимний день короток. Метель не унималась. Все это заставило армию остановиться. - Ты не будешь против, если я предложу тебе заночевать в моей палатке? - спросил Горгид Виридовикса. - Видишь ли, мне надо бы убедиться, что ты здоров... Мне просто не верится, что ты еще жив! Знаешь, я хочу тебя осмотреть. Любопытство, как ничто другое, помогло греку преодолеть усталость. - Представь себе, цел и невредим, и все благодаря тебе, - отозвался кельт и легонько толкнул грека под локоть. - А ты, значит, хочешь меня осмотреть? Ну-ну. Если бы подобную шутку отмочил кто-нибудь другой, грек, пожалуй, испугался бы. Но сейчас она почему-то доставила ему удовольствие: - Ты себе льстишь, верзила. - Да что ты говоришь? - усмехнулся галл, помогая устанавливать палатку. - А эта палатка получше, чем та, что была у нас. Нет уж, давай- ка вобьем колышки получше. Горгид довольно ловко обращался с огнивом и трутом. Вскоре он развел небольшой костер из кизяка. После ужина он все-таки взял кельта за запястье. Пульс бился ровно и сильно. Когда огонь согрел воздух, грек попросил друга снять полушубок и тунику и прослушал легкие. И снова - ничего: грек так и не услышал влажного хлюпанья, характерного для воспаления легких. Наконец он ощупал руки и ноги кельта, его уши, нос, желая убедиться в отсутствии признаков обморожения. - Ты отвратительно здоров. - Исключительно по твоей вине. Так что нечего меня пилить, ты, коновал. - Насмешник. Однако, не будь ты таким здоровенным жеребцом, ты бы отбросил копыта задолго до того, как я смог до тебя добраться. И снова гордость и радостное изумление осветили лицо грека. Он наконец-то добился того, что пытался сделать так долго и безрезультатно! Виридовикс поспешно оделся. В палатке было отнюдь не жарко. Хлебнул кумыса. После нескольких месяцев степной жизни он уже едва ощущал кислый привкус. Кумыс, если к нему привыкнуть, оказался довольно приятным напитком. - Ну вот, - сказал Виридовикс, - мы рассказали тебе все, что с нами случилось. Теперь поведай-ка старому бродяге, как вы тут справлялись без меня. Грек послушно начал рассказывать. Они разговаривали почти всю ночь под неумолчное завывание ветра. Слушая, Виридовикс думал о том, что эти -%a*.+l*. месяцев прошли для Горгида не без пользы. В голосе врача то и дело проскальзывала горечь, но появилась теперь и уверенность в себе. Маленький грек будто осознал значимость своих профессиональных познаний. Со дня смерти Квинта Глабрио галл еще не видел его таким... а может быть, кстати, и никогда не видел. - Помнишь наш старый спор? - Горгид вдруг сменил тему разговора. - Тот, что был у нас с тобой два года назад, вскоре после того как мы очутились в Видессе? - Какой? - спросил Виридовикс, ухмыляясь и зевая во весь рот. - У нас их было много, всех не упомнишь... - Возможно. Нет, я имею в виду наш разговор о войне. Ты говорил, что в ней немало радости и удовольствия... Задумчивая улыбка исчезла с лица Виридовикса. - А, вот ты о чем!.. - произнес он тяжело и шумно выдохнул через густые усы. - Боюсь, ты был тогда прав. Война - жестокая и грязная вещь, а слава - пустое слово. Разложившийся труп никогда не узнает, кто победил в битве. Горгид уставился на кельта, онемев, как будто на плечах его собеседника вдруг выросла вторая голова. И эти слова он слышит от неистового рубаки, от варвара, который наслаждался битвой, как вином и любовью? - Ну и дела... Странно, что ты говоришь об этом... - начал было врач и вдруг остановился. Впервые он посмотрел на своего друга так внимательно. До этого его интересовало только физическое здоровье галла. Теперь же он взглянул на него по-настоящему и увидел глубокое душевное страдание, притаившееся в глазах, в резких морщинах в углах рта. - У хаморов ты пережил что-то более страшное, чем поражение в бою! - вырвалось у грека. - Кого ты потерял? - Ты, как всегда, всех видишь насквозь. - Виридовикс вздохнул. - Девушка, сестра Батбайяна. Она умерла. К сожалению, недостаточно быстро. - Он помолчал немного и добавил еле слышно: - И часть моего сердца умерла вместе с ней. Какой же смысл во всем остальном? Я потерял все, когда увидел ее, бедную пташку, убитой. Нет смысла. Нет. Я так легко проливал кровь... Два года назад я был не прав и теперь могу признать это. Прав тогда был ты. Застывшее лицо Квинта Глабрио снова встало перед глазами Горгида. Память об этом не переставала жечь его. Он хорошо понимал Виридовикса. Некоторое время они сидели молча. Любые слова показались бы сейчас ненужными и фальшивыми. Потом грек проговорил: - Ирония. - Какая ирония? - Я вспомнил об этом споре, собираясь признать, что прав был тогда ты. - Не валяй дурака. - Виридовикс был ошеломлен не меньше, чем Горгид. - Ты не хотел даже носить на поясе меча - и вдруг полюбил солдатскую науку? Эй! Скажи еще, что скоро начнешь отрезать у врагов головы и прибивать их к воротам, как это делают кельты! - Ну, до такого пока не дошло. Но... - Горгид хлопнул по гладию, которого Виридовикс не заметил. - Я ношу на поясе меч и начинаю понимать, для чего он мне нужен. Возможно, я даже начинаю догадываться, что такое твоя "слава". Но, ты знаешь, я думаю, ты ошибался, когда говорил, будто громкое одобрение других помогает защищаться, когда враги наседают. - Неугомонный грек снова пустился в дискуссии. Галл отрицательно затряс головой. Изменив мнение, он придерживался его с ревностью новообращенного: - Слава манит дурака, слава манит и честного человека. Что в ней пользы? Горгид был готов спорить до бесконечности. Усталость была забыта ради любимого развлечения. - Верно. Но память о честном гражданине будет жить в веках, в то время как "слава" негодяя замарана позором. Четыреста лет назад Геродот написал об одном негодяе, который жил в Дельфах. Он украл из храма чашу ( вырезал на ней свое имя. Геродот сказал: "Я знаю его имя, но не назову его". И все забыли теперь об этом человеке. - Подходящая месть для тебя! - восхитился галл. - Но вот послушай- ка... Всю ночь они провели в разговорах, ударяя кулаком по колену и крича друг на друга: - Дуболобый галл! - Безмозглый грек! Костер погас. Лампы, заправленные маслом, потухли, оставив спорщиков почти в полной темноте. Наконец первые бледные лучи зимнего восхода просочились в палатку. Горгад потер глаза - усталость все-таки брала свое. - Что ж, ничего не поделаешь, - пробормотал он. - Придется провести весь день в седле. - Он усмехнулся уголком рта. - Сидим здесь с тобой, не зная толком, кто прав, а кто ошибается. А день уже настал, и предстоит выполнять то, что называют долгом. - А что нам еще остается? - Виридовикс поднялся, потянулся, нахлобучил меховую шапку и высунулся наружу. - Идем, дружище. Они уже выступают. Холодная струя воздуха, проникшая в палатку, окончательно пробудила Горгида. Дрожа, он потуже запахнул полушубок и последовал за галлом. Глава пятнадцатая Как-то раз, засидевшись за работой, Марк заглянул в комнату, где хранились старые документы: ему потребовалось сравнить один налоговый документ с прошлогодним за тот же период. В недоумении трибун остановился, потирая лоб: коридоры налогового ведомства были пусты. Только сторож уныло бродил взад-вперед. Скавр окликнул его. Сторож уставился на трибуна как на ненормального. - Прости меня, господин, но у тебя не все дома. Кто же работает в День Зимнего солнцестояния? Все ушли еще несколько часов назад. - День Зимнего солнцестояния? - рассеянно повторил Марк и посчитал дни, загибая пальцы. - А ведь и правда!.. Сторож удивленно разинул рот, обнаружив несколько гнилых зубов. Даже чужеземцы никогда не забывали главный праздник видессианского года - день, который призывал Солнце поворачивать к весне и развеять зимнюю тьму. Покинув теплое, надышанное гнездышко имперской бюрократии, Марк сразу замерз. Холодный ветер щипал кончик носа. Так же было и в прошлом году, когда Виридовикс и Хелвис силой вытащили его из-за письменного стола... При этом воспоминании Марк пнул ногой снежный ком. Широкие аллеи дворцового комплекса были пустынны. Слуги, солдаты, чиновники - все ушли, смешавшись на улицах с праздничной толпой. На площади Паламы, что находилась чуть восточнее дворцов, уже бурлило людское море. Торговцы выкликали свои товары: пиво, горячее подслащенное вино со специями, баранину под острым сырным соусом, устрицы, жареных осьминогов в оливковом масле и панировочных сухарях, благовония, самые разнообразные украшения - от дешевых бронзовых до увесистых золотых, осыпанных драгоценными камнями, амулеты и талисманы, иконы Фоса и его святых. Тут же бродили музыканты, распевая песни и наигрывая на дудочках и струнных инструментах. Марк заметил даже одну или две васпураканских лютни. Все эти люди с надеждой ожидали, что зеваки бросят им пару-другую серебряных монеток. Марк, который и в лучшие времена вряд ли обладал музыкальным слухом, обошел певцов стороной. Хелвис - та наслаждалась музыкой. И Неврат - тоже. Марк не хотел сегодня вспоминать об этом. Неврат. Всякий раз, когда они втроем с ней и Сенпатом шли куда- нибудь развлекаться, молодая женщина держалась с Марком очень дружески. Но в ее поведении появилась малая толика настороженности - прежде этого не было. Хотелось бы Марку когда-нибудь избавиться от назойливых воспоминаний. То и дело в толпе вычурно разодетых видессиан мелькал простой голубой плащ монаха. Скавр готов был держать пари на десять золотых, что Стипий в эту минуту уже честит кого-нибудь или, что еще более вероятно, накачивается вином. Прошло несколько монахов, исполняющих гимн в честь Фоса, - островок достоинства и глубокой, сердечной веры в море легкомысленной и простодушной толпы, жаждущей лишь веселья. Однако находились и такие служители Фоса, которые отказывали себе в любых земных радостях и в своем фанатизме посвящали себя лишь одному "благому" делу: уничтожению всего, что не одобряли. У "святейшего" Земарка нашлись братья по духу и здесь, в столице. Один из таких монахов, мрачный, тощий тип, на котором плащ висел, как на вешалке, выскочил прямо на трибуна. Он гнался за мальчишками в масках. Увидев, что юные "богохульники" ускользнули, фанатик затряс хилыми кулаками и прокричал: - Ваши грязные шутки оскорбляют святой день Фоса! Посвятите себя молитве, отверните души от безобразного глумления! Вы творите мерзость, о безумные глупцы! Лед Скотоса ожидает вас всех! Но мальчишки удрали, не расслышав даже начала этой превосходной речи. Монах огляделся, видимо желая отыскать еще какой-нибудь дьявольский корень, который надлежит выкорчевать. Марк опасался, что теперь фанатик набросится на него, - светлые глаза и отсутствие бороды выдавали в Скавре чужеземца и, следовательно, еретика. Но монаха уже оттеснило иное зрелище: окружив комедианта, люди смотрели, как маленькая собачка пляшет и подпрыгивает на задних лапах под удары барабанчика. Пикантность заключалась в том, что шерсть животного была выкрашена в зеленый цвет - цвет княжества Намдален. Песик был обучен принимать у зрителей деньги передними лапами и передавать их хозяину. - Восхитительно! - гулким басом прогудел один из прохожих, рослый халогай. Северная родина наемника была куда беднее на развлечения, чем столица Империи. Подружка халогая, хорошенькая черноволосая потаскушка, только улыбнулась, глядя на своего друга, и кивнула. Бархатное платье, украшенное красным и фиолетовым шитьем, плотно облегало ее гибкое, стройное тело. Халогай обнимал ее за талию и время от времени поглаживал по груди. На миг он выпустил девушку и наклонился к маленькому артисту. Светлые волосы наемника, заплетенные в косы, почти коснулись булыжной мостовой. - Собачка! Сюда! - позвал он. Песик подпрыгнул и схватил зубами монетку, а потом побежал к хозяину. Тот продолжал стучать в барабанчик. - О! Золото! - воскликнул он и низко поклонился халогаю. - Тысяча благодарностей, господин! Толпа весело приветствовала щедрый взнос. Но когда наемник выпрямился, видессианский монах ткнул ему прямо в лицо длинным костлявым пальцем. - Ты, несчастный, заблудший невежда! - возопил он гневно. - Ты предаешься безобразному кутежу! Сейчас ты должен находиться в храме и возносить благодарности Фосу за его великое милосердие, ибо он послал нам свет солнца еще на один год! А вместо этого ты тискаешь это похотливое создание! - Яростный взгляд монаха обратился на девушку, которая ответила ему таким же прямым и злым взглядом. Девица так и льнула к щедрому кавалеру. При этой неожиданной атаке халогай моргнул. Возможно, его уже предупреждали о том, что священнослужителей задевать небезопасно, поскольку ответ наемника прозвучал довольно мягко: - Если ты не возражаешь, святой отец, то я попросил бы тебя убрать руку от моего лица. Монах, должно быть, решил, что задел совесть солдата, и заговорил менее повелительно - он желал продолжить увещевание: - Хоть ты и чужеземец, но лицо у тебя открытое и честное. Подумай же о том, что я скажу тебе. Неужто преходящее наслаждение плоти стоит того, чтобы рисковать ради него вечными благами души? - Чтоб тебе подавиться, стервятник! - завизжала девица. - Оставь его в покое! - Она покрепче вцепилась в руку наемника. - Молчи, шлюха! - ответствовал монах. Видессианские монахи давали обет безбрачия, но сейчас фанатик не мог оторвать горящего взора от ее зовущего тела. Слова монаха были обращены к мужчине, а глаза - к женщине: - Да, воин, она красива, но влечение к женщине - сладкая приманка Скотоса, ловушка для уловления неосторожных душ. Марк скроил гримасу, хотя увещевание было обращено не к нему. А монах уже завывал: - Погляди же на ее круглый зад, на узкую талию, на это лоно - пристанище всякого греха и грудь, от которой любой мужчина задрожит и забудет о вечных муках ада... Жрец вдруг стал Скавру жалок. Подумать только, этот человек отрекся от наслаждений плоти и теперь вынужден проклинать их... и влекущие глаза, и полные, алые губы, сладкие, как старое вино... Монах дрожал от возбуждения. Халогай откинул назад белокурую голову и расхохотался. Его громовой бас разнесся над площадью. - Можешь не тыкать в меня пальцем, жрец. Кажется, твоя еловая шишка напряглась не хуже моей при виде этой девчонки. Держи! - Он бросил золотой к ногам монаха. Тот уставился на монету выпученными глазами. - Бери же, - повторил наемник, веселясь от души, - и хорошенько поваляй эту красотку. А я найду себе другую подружку. Этот город просто кишит шлюхами. Монах и потаскушка одновременно накинулись на халогая, а потом - друг на друга. Халогай показал им свою широкую спину и неспешно удалился. Толпа орала, изнемогая от восторга. Сегодня - единственный день в году, когда можно от души посмеяться даже над священником. И никому сейчас не было дела, что удачную шутку отмочил халогай-еретик. Скавр улыбнулся тоже. Нет моря печали столь глубокого, чтобы утопить в нем человека. Вспыльчивый пьянчуга Стипий, сегодняшний похотливый фанатик - эти люди лишний раз напомнили Марку о том, что голубой плащ скрывает лишь человека. И эти люди, возможно, не слишком отличаются от него самого. Стоит запомнить. Чаще всего видессианские монахи вызывали у Марка ужас, поскольку их религиозный фанатизм был явно не для римлянина. Марк был просто не подготовлен к подобным вещам и часто понятия не имел, как на них реагировать. Образ Стипия, вечно терзаемого жаждой, навел Марка на хорошую мысль: он подошел к лотку и взял кружку вина. Приятное тепло растеклось по телу. По площади пробежал глашатай, который во все горло расхваливал выступающих в Амфитеатре мимов. Вместе с толпой Марк устремился к Амфитеатру - громадной чаше, расположенной в южной части площади Паламы. Трибун заплатил две медные монетки и прошел в один из крытых коридоров, ведущих к арене. Слуги проводили его на верхний ряд: представление длилось целый день, и скамьи были переполнены. Даже отсюда, издалека, памятники былых триумфов Империи - обелиск, статуи из слоновой кости, трофеи - производили сильное впечатление. Марку хорошо была видна вершина обелиска - это гранитное сооружение было почти одной высоты с громадиной Амфитеатра. У основания обелиска диковинными цветами колыхались двенадцать ярких шелковых зонтиков - неизменных спутников Автократора Видессиан. В Риме место зонтоносцев занимали двенадцать ликторов, которые повсюду сопровождают консула, держа на плече связку прутьев и топорик. Трибун не мог отсюда разглядеть лицо Туризина. Каким-то образом это помогло ему чувствовать себя увереннее. Он выпил еще немного вина - дешевого пойла, от которого сразу заворчало в животе. Заметив его недовольное лицо, сосед, сидевший рядом на длинной каменной скамье, заметил: - Редкий букет. Его, мне думается, сделали позавчера. Это был тщедушный человечек с блестящими глазками воришки. Марк облизал губы: - Скорее всего, ты ошибаешься. Я уверен, что эту прекрасную кровь виноградной лозы разливали на прошлой неделе. Ответ соседа утонул в громе аплодисментов. На арену вышли мимы. Один из актеров показал, что наступил на что-то отвратительное. Это вызвало новый взрыв смеха. В маленьких городках Империи сценки себе на потеху вместо профессиональных актеров разыгрывают сами горожане. Но повсюду во всем Видессе играют одинаково. Пьески всегда очень короткие, очень злободневные и исключительно непристойные. В День Зимнего солнцестояния все равны. Исключений ни для кого не делают. В первом эпизоде действовали трое главных персонажей. Один, судя по богатым одеждам, явно был Императором. Остальные постоянно путались у него под ногами. В конце концов он споткнулся о "женщину" с каштановыми волосами (ее играл актер мужчина) и громадного "халогая", одетого в меха. На голове этого мима красовался золотистый парик. Парочка возилась под большим одеялом. О, какое огромное количество посуды полетело в любовников! Измена обнаружена!.. Однако "Император" вынужден был бежать, закрывая лицо от града тарелок и горшков, которыми актер, изображавший женщину, швырял из-под одеяла. В конце концов "Императору" удалось одолеть разъяренную "женщину". Ему помогали остальные актеры, одетые в позолоченные кирасы императорских гвардейцев. "Халогай" спрятался под одеяло, но удар императорского сапога, который угодил прямо в приподнятый зад, вышвырнул его из укрытия. Так вот почему Комитты Рангаве нет сейчас рядом с Туризином. Ее очередное увлечение оказалось последней каплей, переполнившей чашу терпения Гавра. Возможно, халогай оказался слишком наглым. Марк внезапно понял смысл язвительных шуточек, которыми перебрасывались чиновники. Погруженный в свое плохое настроение, Скавр тогда не придавал им значения. Он повернулся к соседу: - Меня довольно долго не было в городе. Когда это случилось? - Месяца два назад. Когда наш Император вернулся из... как его... с Опсикиона. Об этом даже песенку сложили. - Он просвистел несколько тактов. - О, подожди-ка. Снова началось. Новая сценка показалась трибуну скучноватой, однако зрители ревели от хохота. Это была сатира на какие-то теологические дебаты, происходившие в городе прошлым летом. Постепенно Скавр сообразил, что актер с огромной седой бородой, свисавшей на толстый живот (мим был тощим, но под одежду сунул подушку), изображал Бальзамона, святейшего Патриарха Империи Видесс. Настоящий Бальзамон сидел в центре Амфитеатра, недалеко от Императора. Сегодня он был разодет в шелковые голубые одежды, шитые жемчугом, со всеми подобающими сану регалиями. Но Марк, как и всякий горожанин, знал: при всяком удобном случае Бальзамом переодевается в поношенное, но удобное платье. Туризин сидел неподвижно. Он терпимо относился к вольностям Дня Зимнего солнцестояния, но, как правило, не наслаждался ими. Бальзамон же весело хохотал вместе со всеми. Живот Патриарха заколыхался от смеха, когда актер-"Бальзамон" ударил оппонента по голове фигуркой из "слоновой кости" (непомерно большой), а потом, забыв о поверженном противнике - тот корчился на земле, - принялся заботливо осматривать фигурку, не повреждена ли она. Бальзамон что-то крикнул актеру. Тот приложил ладонь к уху, чтобы расслышать сквозь гул толпы. Бальзамон повторил сказанное. Актер низко поклонился Патриарху, кивнул и еще раз треснул "оппонента" фигуркой по голове. - Вот паршивец! - восхищенно сказал сосед Скавра. Амфитеатр взорвался рукоплесканиями. Бальзамон расцвел. В городе его очень любили - и не без причины. Третью пьеску открыл "кочевник". Он вышел на арену, одетый в меха и кожу. На голове у актера был серебряный обруч, что символизировало его знатность. Он яростно совершал прыжки влево и вправо, злобно размахивая a !+%). Со всех сторон неслись свистки и улюлюканье. Вопли и аплодисменты встретили второго актера, одетого в одежды видессианина. Однако "видессианин" повернулся к "кочевнику" спиной и, погрузившись в глубокую задумчивость, уставился в дальние дали. Мимо пробежало еще несколько "кочевников". Они толкали закрытую брезентом телегу. "Знатный кочевник" зарычал и, оскалив зубы, несколько раз хлопнул плашмя саблей по брезенту. Вдали запели походные трубы. Они сопровождали отряд странных солдат. Впереди ступал высокий воин в доспехах чужеземного вида. Его сопровождали еще четверо, облаченные в менее роскошные варианты того же костюма. Кто же это?.. Щиты у них были выше, чем у видессиан... Лицо Марка запылало. Он понял!.. "Легионеры" шагали слаженно и четко, однако каждые три-четыре шага дружно меняли направление. Через некоторое время их предводитель наткнулся на "кочевника". Это произвело страшное смятение в обоих лагерях. Вождь "йездов" показал на телегу, затем на "Императора" (тот все еще стоял неподвижно) и после комического диалога на пальцах "римский командир" заплатил "йезду" кучу денег. Он вручил кочевникам мешок с монетами и забрал телегу. Поминутно падая в грязь, "легионеры" потащили телегу в сторону неподвижного "Императора". Сердце Марка упало. В двух шагах от "Туризина" "легионеры" беспечно заснули, свернувшись калачиком. Стоило им замереть на земле, как четверо "намдалени" сорвали брезент и выскочили из телеги. Проплясав на спинах спящих, они пробежали по арене и скрылись. Все еще стоя к "легионерам" спиной, актер-"Император" небрежно пожал плечами, как бы спрашивая: чего еще ожидать от этих болванов?.. Вот с кем приходится иметь дело!.. Марк посмотрел на Туризина. Император смеялся. Вот тебе и добрые вести Нейпа, подумал трибун. - Ты куда? - спросил Марка маленький человечек, когда римлянин поднялся со скамьи. - Представление еще не закончилось. - Мне... надо в уборную, - пробормотал Скавр, неуклюже, как краб, пробираясь к выходу. Задержавшись лишь на миг, чтобы осушить еще одну кружку молодого вина, он оставил Амфитеатр. Хохот толпы горел у него в ушах. Они смеялись бы куда громче, если бы знали всю историю... Почти стемнело. Слуги зажигали факелы вокруг Амфитеатра. Огонь трещал под порывами зимнего ветра. Желтоватая луна повисла над дворцами Великого Города. Марк направился было в сторону своего дома, но, не успев еще покинуть площадь Паламы, изменил свое решение. Сегодня потребуется много вина. И все городские таверны нынче будут счастливы удовлетворить это желание. Скавр вышел на Срединную улицу и пошел вниз. Главная магистраль Видесса была полна народа. Марк держал руку на поясе. Воров на улицах куда больше, чем в Амфитеатре. На скамье рядом с трибуном сидел, по крайней мере, только один жулик. Массивное темное гранитное здание, где помещались государственные учреждения, архивы и тюрьма, занимало целый квартал. Трибун почти миновал его, когда услышал, как кто-то зовет его по имени. Он обернулся. Алипия Гавра помахала рукой и сбежала по широким мраморным ступеням ему навстречу. Марк замер посреди улицы. Прохожие сновали мимо, обтекая его с обеих сторон, как остров. - Ваше Высочество... - вымолвил Марк. Его голос прозвучал хрипло и сдавленно. Алипия огляделась по сторонам, чтобы убедиться: никто не расслышал этих неосторожных слов. Но прохожие не обращали на них никакого внимания. - Сегодня ночью будет довольно просто "Алипии", - тихо проговорила она. Племянница Туризина, одетая в длинное темно-зеленое платье с высоким воротником, отороченным заячьим мехом, сегодня ничуть не походила на принцессу. Алипия выглядела куда скромнее, чем большинство женщин, проходивших мимо. На ней не было никаких украшений, а видессианки так и сверкали золотом, серебром и самоцветами. - Как тебе будет угодно, - ответил Марк деревянно. Она нахмурилась. Сейчас, когда она стояла рядом, особенно бросалась в глаза разница в росте: Алипия едва достигала Марку до подбородка. - Сегодня ночь веселья, - сказала Алипия. Из Амфитеатра донесся новый громовой вопль и оглушительные взрывы смеха. - Может, ты хочешь пойти туда? Актеры бывают забавны. Марк горько усмехнулся: - Спасибо за добрый совет. Сегодня я сыт забавами по горло. Марк не хотел ничего объяснять, но она глядела вопросительно, и он вдруг принялся рассказывать ей обо всем, что случилось сегодня. В ее расширенных глазах он читал сочувствие. - Иногда представления бывают довольно жестокими, - согласилась Алипия. В прошлом году Марк не видел ни одной сценки. Внезапно он задумался: чему они были посвящены тогда. - В том, что намдалени бежали, нет твоей вины, - продолжала принцесса. - Так ли? - спросил трибун, обращаясь больше к самому себе. Желая перевести разговор на другую тему, он заметил: - Судя по твоей одежде, ты тоже не слишком подготовилась к празднику. - Пожалуй, - призналась она с легкой улыбкой. - Меня что-то не тянуло сегодня развлекаться. Я отослала слуг пораньше, чтобы они могли провести этот день с друзьями или в кругу семьи, а сама пошла сюда. Хотела порыться в архивах. Я думала, что работы хватит на целый день. Скавр, поднаторевший в работе бюрократического аппарата, знал, что она права: в старых документах можно рыться целый день и все-таки не найти нужного. Видессиане с их дотошностью были великолепны, когда речь заходила о хранении документации. Однако когда записи устаревали, их просто сваливали в кучу. Даже старые архивные крысы не всегда знали, что именно хранится в архивах. - Ты подбирала материал для своей "Истории"? - Да, - ответила она, явно довольная тем, что он вспомнил о ее излюбленном занятии. - Я искала донесение одного полководца, Онсима Коркуаса, о первой стычке с йездами в Васпуракане. Это было тридцать семь лет назад. Каким-то чудом мне удалось наткнуться на него почти сразу. К тому же оно оказалось вполовину короче, чем я предполагала. И вот еще только вечер, а никаких особенных планов у меня нет. - Она пристально поглядела на Марка. - А ты что собираешься делать сегодня вечером? Не возражаешь, если я составлю тебе компанию? - Ваше Высочество... Алипия, - поправился Марк. - Я собираюсь сегодня основательно нализаться. Если такой план не вызывает у тебя возражений, то я с радостью сделаю это вместе с тобой. Если не хочешь - увидимся в другой раз. Он ожидал, что такая прямота отпугнет ее. Но она быстро сказала: - Отличная идея. Куда ты шел? Он поднял брови. - Я еще не успел подумать об этом. Может, нам побродить в поисках хорошей таверны? Они пошли дальше, вниз по Срединной улице. Город кипел и веселился. На всех перекрестках ярко пылали костры. Мужчины и женщины прыгали через огонь, веря, что это принесет им удачу. Некоторые напялили на себя одежду, которая им явно не подходила. Толстый бородатый мужчина в женском платье едва не повалил Алипию на землю - он чрезмерно увлекся своей новой ролью. - Осторожней, ты! - рявкнул трибун. Он был отнюдь не в праздничном настроении. Алипия, хорошо понимавшая состояние Марка, ибо сама пережила нечто подобное, перевела разговор на отвлеченные темы. Она старалась не касаться его душевных ран. Не замечая этой деликатности, трибун тем не менее был рад тому, что беседа приняла отвлеченный характер. - Так что этот Коркуас написал в своем отчете о йездах? - Они ужаснули его своей дикостью и меткой стрельбой из луков. Васпуракане поначалу приняли йездов за расу подземных демонов. У нас в Империи поначалу думали, что йезды посланы Васпуракану в наказание, дабы покарать "принцев" за их ересь. Пока, конечно, йезды не вторглись в Империю. - Да уж. После этого подобное объяснение теряло всякий смысл, - согласился трибун. Он осторожно подбирал слова - разговор коснулся еще одной трудной темы. Марк не знал, фанатична ли в своей вере Алипия. Однако из всего, что он видел до сих пор, можно было заключить: набожность принцессы сродни скорее искренности и человечности Бальзамона, нежели узколобому фанатизму Земарка или Стипия. - Мне они тоже поначалу казались дьяволами, - продолжал Марк, - особенно после Марагхи. И в то же время Явлак и его люди - там, в Гарсавре... Они, конечно, дикари и головорезы, однако вовсе не лишены человеческих чувств. Им куда больше хотелось выгодно продать своих пленников, нежели запытать их до смерти во имя Скотоса. Мысль о Явлаке заставила Скавра в очередной раз поспешно сменить направление разговора. - Скажи мне, - произнес трибун, махнув в сторону площади, по которой они шли, - почему это место называется "площадь Быка"? За все то время, что я живу в Видессе, я так и не выяснил этого. Площадь Быка была раза в три меньше площади Паламы. Пышных строений здесь не имелось. - Боюсь, все слишком просто. Давным-давно, когда Видесс был лишь городишкой, здесь находился скотный рынок. - И это все? - вырвалось у трибуна. - Увы! Да. - Алипия лукаво взглянула на него. - А ты сильно разочарован? Я могла бы сочинить красивую басню, если хочешь, с интригами и колдунами, с похороненным здесь сокровищем... Но это будет всего лишь басня. А правда чаще всего оказывается чересчур простой. - Что ж. О чем просил, то и получил. Спасибо. - Он помедлил немного. - Что, ни одного колдуна? - Ни одного, - повторила она твердо. Они пересекли площадь, которая была полна народу. Публика здесь собралась куда более пестрая, чем в западной, более богатой, части города. Песни раздавались веселее и фривольнее, а смех - громче и откровеннее. В толпе сновало множество уличных разбойников, одетых в узкие штаны и туники с просторными рукавами. Некоторые (видимо, это была "новинка сезона") выбривали себе затылок, как намдалени. За площадью Быка начинался квартал медников и кузнецов. Магазины на Срединной улице были уже закрыты. За прочными деревянными ставнями исчезли котлы, миски, чайники, колокольчики. Стихли звон ударов молота, шуршание резцов в руках терпеливых граверов... Мастеровые ушли веселиться на праздник. - У тебя странноватая манера напиваться вдребезги, Марк, - сказала Алипия. - Или ты собрался дойти пешком до городских стен? Трибун покраснел - частью от смущения, частью же от удовольствия, услышав, как она назвала его по имени. Принцесса достаточно хорошо знала римские обычаи, чтобы понимать: такое обращение принято лишь между близкими друзьями. После того как с ним случилась беда, она еще ни разу не называла его просто "Марк". Он вспомнил старое присловье: "Процветание создает друзей, бедствия проверяют их". Квартал медников был Скавру почти незнаком, если не считать нескольких лавок, выходящих на Срединную улицу, Когда Марк бродил по этой торговой магистрали, он иной раз вдруг оказывался в странном, почти чужом для себя мире. Почти все медники происходили из макуранских семей. Они до сих пор держались своих обычаев, веры и традиций. Вот и сегодня здесь горело куда меньше костров, чем в других частях города. Зато не раз и не два Марк видел четыре параллельных вертикальных черты, нарисованные углем на белой штукатурке или мелом на темной стене. Поймав недоумевающий взгляд трибуна, Алипия пояснила: - Это знак Четырех Пророков Макурана. Некоторые поклоняются им и a%)g a. Хотя большинство макуран не осмеливаются воздавать им почести открыто - они боятся наших монахов. Какая злая ирония, подумал Марк. В Видессе макуране боялись преследований со стороны священнослужителей Фоса. А у себя на родине, в Макуране - нынешнем Йезде, их преследовали и уничтожали поклоняющиеся темному Скотосу... Марк спросил Алипию, стараясь, чтобы его голос прозвучал безразлично: - А как к ним относишься ты? Ответ был скорым: - Я не разделяю их веры, но они честны перед своими богами. - Вполне справедливо, - проговорил Марк. Да, он не ошибся в Алипии. Бальзамон сказал бы то же самое. Большинство соотечественников принцессы и Патриарха, уверенные в своей праведной непогрешимости, нашли бы такую веротерпимость святотатством. Держа Алипию за руку, Марк бродил по лабиринту улиц. От одной таверны трибун отказался, потому что она кишела хулиганами, смеющимися над парочкой; от другой - потому что на ее вывеске красовались четыре черных вертикальных полосы. Встретить фанатиков-макуран трибуну хотелось не больше, чем сцепиться с их видессианскими противниками. Маленькая таверна, которую он в конце концов выбрал, была чистеньким двухэтажным зданием. На ее вывеске не имелось никаких религиозных или политических символов - там был намалеван толстый веселый человек. Стол перед ним ломился от еды и выпивки. Аппетитные запахи, исходившие от таверны, приятно щекотали ноздри какими-то незнакомыми пряностями. Весь первый этаж был густо заставлен столами. Почти все места были заняты. Скавр разочарованно огляделся по сторонами вдруг заметил маленький круглый столик у стены, возле самой кухни. - Отлично! - Марк стал локтями пробиваться к столику. Алипия шла следом. Будь дело летом, кухонное тепло показалось бы невыносимым, но в холодный зимний день оно было более чем кстати. Трое слуг сновали по таверне, то и дело скрываясь на кухне. Посетителей набилось столько, что слуги явно не успевали обслужить всех вовремя. Ожидая, пока к ним подойдут, Марк разглядывал присутствующих. Большей частью это были обыкновенные видессиане, не богатые и не бедные. Несколько человек явно предпочитали макуранский стиль: у мужчин волосы и борода завиты в множество колечек, а кафтаны сзади длиннее, чем спереди; у женщин прическа забрана тонкой серебряной сеточкой, а длинные льняные платья украшены разноцветным геометрическим узором. Разговоры вокруг велись дружелюбные и веселые, словно простая жизнерадостность вывески наложила отпечаток на всех посетителей таверны. В конце концов слуга с полотенцем, перекинутым через левую руку, приблизился к маленькому круглому столику. - Добро пожаловать, добрый господин и добрая госпожа. - Он поклонился Алипии так, словно разгадал в ней принцессу. - Благословение Фоса да пребудет с вами. Что бы вы хотели откушать? - Пока только вино, - сказал Марк. Алипия кивнула. Слуга поспешил на кухню. Марк подумал, что в его жилах, наверное, тоже течет макуранская кровь: он был плотного сложения и более смуглый, чем большинство видессиан. В пользу этого предположения говорили также черные как смоль волосы и темные большие глаза. Вино прибыло сравнительно быстро. Слуга осторожно разлил его по кружкам. - Мое имя Сафав, - добавил слуга. Что ж, трибун не ошибся в своем предположении. - Если захотите еще выпить или чего-нибудь откушать, зовите меня. Как раз в этот момент кто-то так и сделал. Сафав поклонился трибуну и Алипии и поспешил на зов. Следуя видессианскому обычаю, Алипия Гавра подняла ладони и прошептала молитву Фосу, после чего сплюнула на пол в знак отрицания Скотоса. Скавр просто отхлебнул из кружки. Это не оскорбило ее. Алипия c+k!-c+ al - правда, немного печально. - Я так привыкла думать, что ты один из нас. Иной раз меня снова задевает мысль о том, что у тебя другие обычаи, - заметила она. - Я тоже иногда об этом думаю, - отозвался Марк. Легкий налет латыни придавал немного странное звучание его видессианской речи. И, как обычно, вино показалось ему слишком сладким и густым. Густое, как сироп, вино оказалось, впрочем, и очень крепким: оно согревало не хуже огня, пылавшего в печи. Марк глянул на Алипию. Девушка хорошо скрывала свои чувства. Причиной тому были не политика и не придворный этикет. Ее охватили печальные мысли. Марк вспомнил о том, что с первой встречи между ними возникло легкое влечение. Оно росло, притягивая их друг к другу, становилось крепче, теплее... Бережет ли она в памяти эти недолгие мгновения внутренней близости или решила забыть о них? Ее холодноватая, отстраненная манера держаться могла скрывать что угодно. Красива ли она? Безусловно, она немного угловата - ей далеко до пышных форм Хелвис, которая обладала прекрасной фигурой... Марк нахмурился, обрывая свою мысль. При всем сходстве с Туризином Алипия не имела длинного лица, как ее дядя или отец. Ее черты не были острыми, как у многих видессианок. Она не покрывала пудрой свои бледные щеки и не подводила краской зеленые глаза. Но в них светились живой ум и сильная воля. И если она не была красива традиционной, стандартной красотой, то - что куда важнее - она была самой собой. Другой слуга, пожилой человек, выскочил из кухни и неловко толкнул трибуна под локоть. - О, прошу прощения. - Он поднял квадратный бронзовый поднос повыше. Гибкий, как ящерица, он проскользнул мимо столов к людям, одетым как макуране, и поставил перед каждым из них по миске. Черпая из медной супницы, слуга разлил суп по мискам. Затем, взмахнув рукой, театральным жестом снял крышку со сковороды, зачерпнул что-то деревянной ложкой и бросил в миски с супом гость светло-коричневых зерен. Суп зашипел. Послышался треск, как будто в бадью с водой бросили горячие металлические шарики. Скавр подскочил от неожиданности. Алипия тоже вздрогнула. Однако те, кому подали это экзотическое блюдо, поглощали его с недюжинным аппетитом. Да, эту загадку стоит разгадать! - Сафав! Молодой слуга передал посетителю блюдо с жареными креветками и поспешил к трибуну. Марк спросил: - В чем секрет супа вон за тем столом? Там что, горячий деготь? - Где? - переспросил Сафав. Затем его лицо прояснилось. - А, шипящий рисовый супчик? Хотите попробовать? Марк заколебался. Однако Алипия кивнула. Трибун был настроен по отношению к этому макуранскому супу куда более подозрительно, чем позволил себе показать. В Риме рис был почти неизвестен, да и в Видессе тоже. Несмотря на загадочное шипение, трибун не рвался отведать новое блюдо. Он полагал, что наткнется на что-то вроде перловой каши, а перловка не принадлежала к числу тех блюд, которыми он жаждал лакомиться по праздникам. Но когда Сафав поставил перед Скавром и Алипией миски, они увидели золотистый бульон, в котором плавали кусочки грибов, горошек, омары и креветки. - В Макуране это была бы жареная козлятина или молодой барашек, однако креветки тоже неплохи, - заметил Сафав. Скавр, нетерпеливо ожидавший шипения, едва слушал. Тем же театральным жестом, что и пожилой слуга, Сафав приподнял крышку с горячей сковороды и бросил в суповые миски по дымящейся горсти зерен. - Прямо тонущие корабли, - пробормотал трибун. Он дотронулся до риса ложкой, все еще с подозрением глядя на таинственное блюдо. - Как это готовят? - поинтересовалась Алипия. - Сначала надо отварить рис, затем поджарить его в кипящем масле, /.* он не станет золотистым. Важно не пережарить. Рис обязательно должен быть горячим, чтобы шипеть. - Сафав постучал ложкой по горячей сковороде, а затем приложил палец к губам. - Но помните: вы никогда не слышали от меня этой страшной тайны. Иначе мой двоюродный брат будет гоняться за мной с большим ножом, пока не зарежет. Я никому не открыл бы секрета, потому что люди обычно спрашивают для того, чтобы поболтать. Но я вижу, что дама действительно ищет знания, а не пустой болтовни. Кто-то громко позвал Сафава; он застенчиво наклонил голову и направился к посетителю. Трибун осторожно проглотил первую ложку. На вкус суп был просто великолепен. Хрустящий рис напоминал по вкусу лесные орешки. - Что я вообще знаю о еде? - воскликнул Марк, опустошая тарелку. За супом последовали: тунец, отваренный с майораном и лавровым листом, вино, салат с мятой и чесноком, снова вино, жареный спрут под гарниром из горошка, смородиновое вино, жареный барашек с укропом, фигами и луком (еще одно макуранское блюдо) кабачки и бобы, поджаренные в оливковом масле, вино, груши с корицей и еще раз вино. Алипия легко поддерживала разговор. Она пыталась отвлечь Марка от грустных мыслей и делала это настойчиво и в то же время неявно. Однако подобная игра могла продолжаться до определенного момента. Вино постепенно ударяло Марку в голову. Его реплики становились все короче. - Ну так что, удалось тебе сделать то, ради чего ты сюда пришел? - улыбаясь спросила Алипия. Но трибун не был пьян, как она предполагала. Наоборот: вино сделало его мысли ясными и простыми. Покрывала притворства слетели. Слишком хорошо помнил он, как стоял перед ней, лишенный воли, как бесстыдно выворачивал наизнанку самые сокровенные свои тайны... Марк ткнул ножом в кусок баранины. Чувствительная к внезапной смене его настроений, Алипия отставила в сторону кружку. Она выпила куда меньше, чем он. Прямой она умела быть не хуже, чем деликатной. - В чем дело? - Слушай, что ты делаешь здесь, в этой таверне, с опозоренным человеком? - выпалил Марк и тут же остановился, испуганный, глупо раскрыв рот. - Я могу спросить у тебя то же самое, - ответила Алипия, вспылив. Но в ее раздражении не было гнева. - Когда ты спрятался от моего слуги - кстати, он тебя заметил, - я подумала, что ты зол на меня. Что ж, ты имеешь на это право. И вот пожалуйста - ты сидишь здесь со мной и мирно беседуешь. Объясни, если можешь. - Я зол? На тебя? Бог ты мой, да я в неоплатном долгу перед тобой. Ты нашла способ заставить твоего дядю поверить в мою невиновность. Но... - Трибун замолчал. Алипия терпеливо ждала, не вмешиваясь в ход его мыслей. Наконец он вымолвил: - Но как я могу оставаться с тобой, если уничтожаю все, к чему прикасаюсь. Вот тут-то она и метнула на него яростный взгляд. О, эта тихая ученая девушка тоже из рода Гавров! - Вот уж не думала, что ты станешь принижать себя. Кто спас моего пылкого дядю от убийц Ономагула? Кто предостерегал его насчет Дракса, хотя он не стал слушать советов? Кто разбил Дракса на Западе? Если я не совсем дурочка, то это - ты. - И кто упустил вожаков мятежа, потому что был... был... - Марк глотнул вина, прежде чем продолжить. - Был слишком слеп, чтобы понять, что женщина пользуется им, как погонщик мулом? Если я не совсем дурак, то мы опять говорим обо мне. - Да уж, твоя Хелвис была крепким узелком: Развязать его было нелегко. И все же я думала о ней лучше, - рассудительно произнесла Алипия. Ее ноздри дрогнули от гнева, когда она упомянула имя Хелвис. - Поступить так... Превратить твою любовь в оружие и обратить ее против тебя... Хотела бы я никогда не слышать об этом. Что удивительного в том, что ты ненавидел меня. Ведь это я настояла на том, чтобы Туризин допросил тебя под наркотиком правды. - Ненавидеть тебя? - переспросил Скавр. - Я только что говорил, что ни в чем тебя не виню. Ты сделала все, чтобы мне помочь. Ты $%)ab"(b%+l-. помогла мне. При чем тут ненависть? Но... - Он выдержал паузу, собираясь с мыслями. - Но мне так тяжело встречаться с тобой, так тяжело стоять столбом и не знать, что говорить, как поступать... после того, как я обнажил себя перед тобой. Она нежно коснулась его руки своими тонкими пальцами и медленно опустила голову. Разглядывая скатерть и не поднимая глаз, Алипия напомнила: - Марк, но ведь ты тоже видел меня совсем раздетой. Да, он помнил ее в руках Вардана Сфранцеза. Вардан держал кинжал у ее горла, а она стояла неподвижная и спокойная. Марк помнил ее худенькое тело, едва прикрытое прозрачной шелковой тканью. Он крепко сжал ее ладонь: - Это не твоя вина. Во всем виноват Вардан. - А что, Дракс и его дружки бежали по твоему разрешению? - спросила Алипия, взглянув ему прямо в лицо. Она не ждала, что он заговорит. Глаза ее блуждали далеко... Она не забыла своего позора. - Странно, - сказала она задумчиво, - что я должна благодарить Авшара за его злобу: ведь это он избавил меня от моего палача. - Он не слишком думал о последствиях. Вардан не заслужил такой легкой и быстрой смерти. Алипия вздрогнула, но потом попыталась улыбнуться: - Прости, что я заговорила об этом. Но ее рука осталась лежать в его ладони. Он коснулся маленькой мозоли на среднем пальце - примете всех писцов, писателей и историков. Сейчас Марк боялся вымолвить даже слово. Возможно, он видит лишь то, что хочет видеть, как это было с Неврат... Подходя к ним, Сафав тихонько улыбнулся. Марк почти не заметил слуги, когда тот поставил на стол блюдо с грушами, после чего исчез. В памяти Марка мелькнуло мгновение, когда Алипия оказалась в его объятиях. Он вспомнил ее теплые губы. Это длилось всего миг, а потом она испугалась и отшатнулась от него. Неужели все это случилось лишь прошлой весной? - Так много прошло между тем днем и сегодняшним, - прошептала она. Казалось, она читала его мысли. Такое случалось уже не раз. Алипия снова замолчала, а потом медленно вздохнула, словно приняв решение. - Оно и к лучшему, что из этого ничего не получилось, правда? Я не была готова к тому, чтобы... И неловко замолчала. Марк кивнул - он понял. Ее глаза безмолвно поблагодарили его. Потом она заговорила снова: - У тебя были тогда обязательства, которые ты не мог... не должен был... - Не должен? - горько переспросил он. К счастью, она не обратила на это внимания - она спорила не с ним, а с собой. Ее решимости мог бы позавидовать воин. Она словно пробивалась вперед с боями, выбрасывая фразу за фразой, как стрелу за стрелой. - Но сейчас для тебя больше нет препятствий. А я... - Ее голос снова прервался. Наконец она спросила очень тихо: - А ты хотел бы снова увидеть меня обнаженной? - Да, с радостью, - горячо ответил он. И спустя миг добавил осторожно: - Если ты можешь... - Честно говоря, не знаю. - Она смахнула набежавшие слезы. - Но если бы ты не сказал этого сейчас, то вряд ли я бы даже решилась... Ее рука задрожала в его ладони. Марк вопросительно посмотрел на Алипию. Она кивнула - коротко и почти яростно. Сафав возник у их стола за секунду до того, как трибун собрался позвать его. Слуга наклонился и прошептал Скавру на ухо: - Наверху имеется хорошая комната, если она вам нужна. - Проклятие, - сказал римлянин. - Должно быть, у меня не череп, а прозрачный горшок, если все вокруг читают мои мысли, как сквозь стекло. - Он полез в кошель и сунул в руку Сафава несколько монет. Тот уставился на Скавра удивленно. - Мой господин, - сказал он, запинаясь, - это слишком много... - Бери, - отмахнулся Марк. Золотым больше, золотым меньше - сегодня ему это казалось мелочью. Сафав отвесил низкий поклон, согнувшись чуть ли не пополам. - Вторая дверь направо на втором этаже. Там есть маленькая лампа, жаровня с углем у окна, в матрасе свежая солома, одеяла и простыни чистые. Мы подготовили все заранее к сегодняшнему празднику. Марк и Алипия поднялись из-за стола. Она обошла стол и встала рядом с трибуном. Марк обнял ее за плечи, и ему показалось, что он сделал самую естественную вещь на свете. Сафав снова поклонился и тут же вскинул голову - кто-то окликнул его. Слуга комически пожал плечами и удалился. Когда Скавр и Алипия поднимались по лестнице, один макуранин вдруг весело заорал. Он явно ничего не соображал вследствие обильных возлияний, но принцесса вздрогнула. Марк готов был наброситься на пьяницу. Алипия только с вызовом вздернула подбородок и слабо улыбнулась. Скавр поднял вверх большой палец - одобрительный жест, который принцесса хорошо знала. Марк хотел снова обнять ее, но не стал этого делать, решив, что это может ее испугать. Комната оказалась не такой уж маленькой. Марк осветил ее небольшой лампой, стоящей на стуле возле кровати. Плотные ставни закрывали окно от пронизывающего ветра. Марк поспешил разжечь жаровню. Пока он зажигал огонь, Алипия неподвижно стояла посреди комнаты. Когда он шагнул к ней, она снова вздрогнула - с таким страхом, что он замер на месте. - Если ты не хочешь, ничего не произойдет, - обещал он. И с римской практичностью добавил: - Согрей руки, здесь очень холодно. Он отошел в сторону, чтобы она могла подойти к жаровне. Алипия послушно наклонилась над раскаленными углями. Спустя некоторое время она сказала, не поворачивая головы: - Потуши лампу. Скавр подчинился. Мерцающие угли отбрасывали на стены тусклые кровавые отблески. Марк ждал. Алипия приблизилась к нему медленно, с вызовом; казалось, ей стоило больших усилий обуздать непокорное тело. Когда он положил руки ей на плечи, она подняла к нему лицо. Это был странный поцелуй: ее губы жадно коснулись его губ, но тело девушки было так напряжено, что Марк не осмелился заключить ее в объятия. Она отступила на шаг, пристально глядя на него в темноте. - Ты ведь солдат, Скавр. Как тебе удается быть таким нежным и внимательным? Марк вовсе не считал себя нежным и внимательным, но он знал, что она спрашивает серьезно. Пожав плечами, он ответил: - Ты же знаешь, я не собирался навсегда посвятить себя армии. К тому же, - добавил он мягко, - я не воюю с тобой. Когда он прижал ее к себе, она с готовностью прильнула к нему. Марк нежно погладил ее шею, отбросил прядь ее волос, коснулся уха. Она опять вздрогнула - Марк подумал, что это скорее от страха, чем от возбуждения. Отступив на несколько шагов, она глянула на постель. - Иди первым, - сказала она Скавру, поворачиваясь к нему спиной. - Я приду через минуту. Как и обещал Сафав, солома под муслиновым покрывалом была свежей и ароматной, шерстяное одеяло - тонким и чистым. Марк лежал лицом к стене. Кто-то написал на белой штукатурке углем несколько слов, но они были смазаны, и он не смог разобрать их в тусклом отблеске углей. За его спиной Алипия сказала: - И к тому же терпеливый. В ее тоне прозвучало нечто, весьма напоминающее ее обычную иронию. Несколько секунд стояла тишина, прерываемая только раздраженным фырканьем, когда застежки на платье отказывались повиноваться пальцам. Трибун услышал шуршание одежды. Матрас сдвинулся. Алипия опустилась на постель. Когда его губы коснулись ее, она прошептала: - Я так хочу, чтобы ты во мне не разочаровался. Спустя некоторое время он заглянул ей в глаза: в темноте они были неразличимы, как и надпись на стене. - Я - разочаровался? - шепнул он, все еще ослепленный наслаждением. - Ты, должно быть, сошла с ума. К его удивлению, она гневно вывернулась из его рук: - Ты очень добр, милый Марк. Но не нужно притворяться передо мной. Я знаю свою неуклюжесть. - Клянусь богами!.. - От удивления Марк заговорил по-латыни, а затем, опомнившись, перешел на видессианский. - Если это - неуклюжесть, то сомневаюсь, что я останусь жив после того, как ты наберешься опыта. Он положил ее руку себе на грудь. Сердце бешено стучало. Алипия смотрела в темноту. Ее голос звучал ровно, без интонаций: - Он сказал, что я безнадежна. Я никогда не смогу научиться таким вещам. Но он все равно будет обучать меня. Из милости. Она не смогла назвать "его" имени, но Скавр хорошо знал, кого она имеет в виду. Его пальцы сжались в кулаки. Алипия не заметила этого; сейчас для нее не существовало никого. - Поначалу я сопротивлялась ему. О, как я сопротивлялась! Однажды он дал мне понять, что наслаждается моим сопротивлением. После этого он начал дрессировать меня, как собаку или лошадь. Он бывал снисходителен, когда у меня что-то получалось. Но если я допускала ошибку... Голос ее прервался; она содрогнулась. - Все позади, - проговорил трибун и почувствовал пустоту этих слов. Он грязно выругался на всех известных ему языках, но и это не помогло. Спустя минуту Алипия заговорила снова: - Когда он заканчивал, он кривил рот. Как будто съел протухшую рыбу. Он до самого конца презирал меня - свою наложницу. Однажды я набралась смелости и спросила, зачем он возвращается ко мне, если я его не удовлетворяю. Марк беспомощно ждал, пока она молчала, вспоминая тот день. - Единственный раз тогда я видела на его лице улыбку. Он сказал: "Потому что ты в полной моей власти". Теперь и проклятия бы не помогли. Марк крепко обнял Алипию и прижал к себе. - Послушай, - сказал он, - послушай, Алипия... Вардан, чтоб его взял Скотос, смаковал твои страдания. - Самое точное слово, - сказала она, прильнув к нему. - Он был гурманом. Он умел наслаждаться многими вещами. Пытка - не последняя из его радостей. - Тогда почему ты веришь всему, что он говорил о тебе? Это была ложь. Он хотел добавить тебе страданий. Марк нежно провел пальцами по ее шелковистой коже, ласково поцеловал в губы. - Ведь это была ложь, не более. Просто ложь. - Я что... доставила тебе удовольствие? - прошептала она, все еще сомневаясь. - Правда? - Снег холодный. Вода мокрая. Ты доставила мне удовольствие. Она судорожно засмеялась, а потом уткнулась ему в плечо и долго, долго плакала. Марк просто держал ее в объятиях, позволяя ей выплакать горе. Наконец она затихла. Марк взял ее лицо в ладони. Ему хотелось поцеловать ее, больше в знак понимания, чем от страсти. Но она ответила ему поцелуем таким горячим, что он показался знаком полного отчаяния. В голове Марка мелькнула пословица, которую он слышал, кажется, от намдалени: "Соленые слезы делают сладкими губы". Мысль мелькнула и исчезла. Алипия прижалась к нему снова, уже настойчиво и страстно. Их дыхание стало тяжелым, нежность была забыта. Марк целовал Алипию снова и снова, ее ногти впивались ему в спину. На миг она оторвалась от него и всхлипнула: - Какое же это наслаждение - желать любимого! Некоторое время они лежали неподвижно. Наконец Алипия сказала: - Ты меня задавишь. - Прости. Марк приподнялся. Хлюпнула мокрая от пота кожа. Оба рассмеялись. - Кто бы мог подумать, что можно вспотеть в этом леднике? - Да, кто бы мог подумать... - Алипия оборвала фразу и положила руку Марку на плечо. - Что, любимая? - Ничего. Это была настолько очевидная неправда, что она повисла между ними почти осязаемо. Алипия поправилась: - Ничего - в том смысле, что я не знаю, как выразить это словами. Марк в недоумении взъерошил волосы. Алипия скорчила ему гримаску. - Не смеши меня. - Но он увидел, что она стала серьезной. - Все, что я знала о мужчинах и женщинах, было жестоким. Но ты, Марк, ты... заслуживаешь лучшего. Когда ты и... - Она остановилась, махнула рукой: - В любовных историях говорится, что никогда нельзя сравнивать. Любовные истории, подумал Марк, знают, что к чему. Он вдруг сообразил, что почти не думал о Хелвис с той минуты, как сбежал из Амфитеатра. Но больше этой темы избегать нельзя. Алипия пошевелилась у него за спиной. Он понял, что его молчание пугает ее. Скавр медленно проговорил: - Единственное сравнение, которое возможно, заключается в том, что ты здесь, со мной, и хочешь быть со мной, в то время как она сейчас, я думаю, уже в Намдалене. Все остальное просто не имеет значения. Она вздохнула и еле слышно шепнула: "Спасибо". Но, вспомнив о Хелвис, Марк вспомнил и о детях: о ребенке Хемонда, которого он любил как родного, о своем сыне и о том малыше, которого Хелвис носила под сердцем... Они тоже были потеряны для него. - Еще одно, последнее, - сказал он. - Если ты хочешь что-нибудь предпринять против меня - не используй для этого свое тело. Она стиснула его руку так крепко, что ему стало больно. - Никогда. Приподнявшись на локтях, Алипия села. Мерцающий свет жаровни смягчил черты ее лица, смазал сходство с отцом, но не лишил прямоты, унаследованной от Гавров. - Как мы будем жить теперь? - спросила она Марка. - Если после восхода солнца ты забудешь ночное приключение, я пойму... Это будет самое безопасное. Трибун резко тряхнул головой. Эти слова испугали его. Его жизнь перевернулась. Все, на чем он стоял, все, чему верил, было вырвано с корнем. А теперь она предлагает уничтожить последнюю, такую неожиданную радость. Мысль об этом наполнила его душу ужасом. Этот страх был куда сильнее того, что Марк испытывал на полях сражений. Алипия и Скавр знали друг друга почти с первого дня появления римлян в Видессе. Они были странно близки все это время. То, что произошло нынче ночью, нельзя считать обычной забавой, которую лучше забыть. Запинаясь, Марк принялся объяснять ей это, но она отмахнулась, едва лишь поняла, о чем речь, и наклонилась, желая поцеловать его. - Если ты не захочешь быть со мной, я не стану тебя принуждать. Но мне было бы очень тяжело, если бы наши отношения внезапно оборвались. - Неожиданно она обрела свою обычную практичность. - Это будет нелегко. Ты знаешь, я связана этикетом. На шее у меня висят слуги. Возможностей встречаться будет не много. Ты ни в коем случае не должен рисковать из- за меня. Если дядя узнает, он погонится за тобой не с плетью, а с топором палача. - Клянусь богами, не могу винить его за это, - серьезно сказал Скавр. Офицер-наемник, да еще столь подозрительный, как римлянин, - и вдруг возлюбленный принцессы? Туризин не мог позволить себе закрыть на такое глаза. Где-нибудь в другом месте подобное еще могло бы остаться без последствий. Но только не в Видессе. Интриги и заговоры были здесь - f(.- +l-.) страстью наравне с теологией. Марк вспомнил гарсавранского палача с раскаленными прутьями в руке... Может быть, еще придется умолять Туризина о смерти. Но эта мысль мелькнула и исчезла, смытая волной счастья. Он засмеялся и пощекотал плечо Алипии. - Что это, мой изумительный, мой желанный? - спросила она в легком замешательстве от непривычной для нее нежности. - Вспомнил, как ровно год назад, в это же самое время, ругал на все корки Виридовикса за то, что тот загулял с Комиттой Рангаве. И вот я сам, похоже, погрузился в то же безумство. - Виридовикс?.. Ах да, тот великан с медными волосами... Он находился на службе у римлян... Кажется, он называл себя "кельт", да? Уже в который раз Марк поразился ее памяти и вниманию к деталям. Несомненно, эти качества отточила работа над историческим сочинением. Любопытно, что сказал бы Виридовикс по поводу того, что он "находится на службе у римлян". Что-нибудь запоминающееся, никаких сомнений. Алипия внезапно засмеялась - она уловила связь между двумя событиями. - Так вот почему он исчез из Видесса и так неожиданно отправился в степи с Гуделином и этим аршаумом... Как его зовут? Кажется, Ариг. - Она все-таки вспомнила имя. - Да. Виридовикс сцепился с Комиттой, и та побежала к Туризину с воплями, что ее, бедную, изнасиловали. Виридовикс решил не дожидаться, чтобы узнать, поверил ли ей Туризин. Алипия презрительно раздула ноздри. - Комитта начнет склочничать с самим Фосом, когда тот востребует ее душу. Едва ли твой друг был первым, кто задрал ей юбку. И уж точно не последним. Я думаю, мой дядя был только рад, когда она стала слишком неосторожной со своими любовниками и дала ему повод избавиться от нее. - Принцесса тихонько засмеялась. - Без этого у него не хватило бы духу вышвырнуть ее из дворца. Скавр видел Комитту в гневе и вполне мог поверить последним словам Алипии. - Кстати, что случилось после того, как из ее постели вытащили халогая? - спросил Марк, вспомнив сценку, виденную им сегодня в Амфитеатре. - Туризин отправил ее в монастырь за пределы города. Он сопроводил свою "посылку" кругленькой суммой для настоятельницы, чтобы та приняла Комитту. Скандальная репутация скакала впереди бедной шлюхи слишком быстро. Халогай - его звали Вальджос Намазанный Маслом - спешно отплыл на родину. Считалось, что он удаляется в немилости, опозоренный с головы до ног. Однако он увез с собой позолоченный боевой топор и осыпанные драгоценностями ножны с очень дорогим мечом. Всего этого у него не было, когда он прибыл в Видесс. Грубоватое и скорое правосудие. Очень похоже на Туризина. Марк с мрачной уверенностью подумал о том, что сам он так легко не отделается, когда их с Алипией обнаружат. Алипия не была любовницей, осточертевшей своему царственному возлюбленному; пока у Туризина не родился наследник, только Алипия могла продолжить род Гавров. Принцесса думала о том же. - Мы должны сделать все, чтобы нас не раскрыли, - сказала она. Поднявшись с постели, она направилась к своему платью, которое лежало на полу. Грудь Алипии поднялась и затвердела от холода. Тепло жаровни так и не смогло победить ледяного сквозняка, тянувшего из всех щелей. Скавр любовался красотой Алипии, ее быстрыми, уверенными движениями. Когда она оделась, Марк отбросил одеяло и стал одеваться сам. - Подожди, - остановила его Алипия. - Будет лучше, если я уйду одна. - Заметив, что он опять помрачнел, она добавила: - Если меня заметят, я просто скажу, что заснула над бумагами в архиве. Этому поверят. Еще и пожалеют бедняжку. А если я вернусь во дворец вместе с тобой, на это сразу обратят внимание - независимо от того, виновны мы с тобой или нет. Он развел руками, показывая, что сдается. - Ты опять права. Ты всегда права. - Я не уверена, что мне это нравится, - отозвалась она, расчесывая волосы. - В любом случае ты ничего не теряешь. Постель такая теплая... - Даже вполовину не такая теплая, когда в ней нет тебя. - Да ты рожден придворным. - Она улыбнулась, в уголках ее рта появились ямочки. - А что сказал бы Виридовикс, если бы узнал, что ты спишь с дочерью Императора? - Он? Поздравил бы меня, не сомневаюсь. - Молодец. - Алипия обняла трибуна и быстро поцеловала его. - Приятных сновидений и думай обо мне. Они вместе подошли к двери. Уже взявшись за ручку, она взглянула на него: - Это только начало, обещаю. - Знаю. - Он открыл было рот, но тут же захлопнул его и только покачал головой: - Похоже, мне просто нечего больше сказать. Алипия кивнула и выскользнула из комнаты. Марк тихо затворил за ней дверь. Конец третьей летописи ГЛОССАРИЙ латинских и видессианских слов, встречающихся в книге АГДЕР - старинное королевство, расположенное к северо-востоку от Видесса; одна из провинций Империи. АКВИЛА - римский боевой штандарт в виде орла с распростертыми крыльями в венке из дубовых листьев, укрепленный на длинном древке. АМОРИОН - город, расположенный на западе Империи Видесс, оплот религиозной диктатуры жреца-фанатика Земарка, проповедовавшего непримиримую борьбу со всеми еретиками, в первую очередь - с васпураканами. АНАНКЕ - судьба, рок; "жизнь - самый суровый властитель". АНТЕЙ - в древнегреческой мифологии великан, сын бога морей Посейдона и богини земли Геи. Он жил в Ливии, где вызывал на бой чужеземцев. Славился неуязвимостью. Однако он оставался неуязвим только до тех пор, пока прикасался к своей матери-земле. Геракл одолел Антея, оторвав его от земли и задушив в воздухе. АРАНД - большая равнинная река, главная водная магистраль западных плато Империи. АРШАУМЫ - кочевой народ, живущий в степях Шаумкиила, за рекой Шаум. АСТРИС - пограничная река, отделяющая Империю Видесс от Хатриша и земель хаморов. АХИЛЛ - один из главных героев Илиады. Образцом великодушия считалось его поведение по отношению к троянскому царю Приаму, которому Ахилл отдал тело Гектара, дабы отец мог предать убитого достойному погребению. Ахилл не дожил до победы - был убит предательским выстрелом, и, таким образом, благородство не спасло героя. БОГ ИЗ МАШИНЫ. - В греческом театре применялись специальные подъемные машины, необходимые для появления на сцене богов. Как правило, внезапное появление бога помогало разрешить ситуацию в драме, которая к тому моменту запутывалась окончательно и становилась безнадежной. БУККИНАТОР - трубач в римском легионе (буккина, букцина - труба). ВАРВАРЫ - изначально - наименование любого народа, находящегося вне сферы влияния греко-римской культуры. Презрительное обозначение грубого и некультурного человека. ВАСПУР - легендарный прародитель народа васпуракан, "первое и самое знатное порождение Фоса". Поэтому все васпуракане называют себя "принцами". С точки зрения ортодоксальной видессианской веры Фоса это ересь. ВАСПУРАКАН - небольшая горная страна, зажатая между великими державами Видессом и Йездом. Войны привели к утрате ее независимости. ВЕСОВЩИКИ, ересь весовщиков, ересь Равновесия. - Согласно религиозному учению хатришей, борьба Добра (Фоса) и Зла (Скотоса) - e.$(bao в постоянном равновесии и исход ее неизвестен, хотя лучше для человечества считать, что Добро победит. Намдалени, "подбадривая" Добро, ставят на кон свои души. Фаталисты-хатриши не делают даже этого. ВИА ПРИНЦИПАЛИС, via principalis - "главная улица" в римском легионном лагере. Посередине ее отводилось место для палатки командующего (в данном случае - военного трибуна). ГАРСАВРА - провинциальный город на западе Видесса. Расположенная в месте слияния рек Эриза и Аранд, Гарсавра - ключ к этим плодородным землям. ГЕРОДОТ (ок. 480 - 426 г. до н. э.) - "отец истории". Сторонник афинской демократии. Геродот написал историю победоносной для греков войны с персами. По композиции это эпическая поэма в прозе; основная нить (война с персами) осложняется вставными рассказами (описаниями Египта, Скифии). Геродот часто пользуется мифами, легендами, анекдотами, иногда сказками. Это снижало научную ценность его труда, но вносило в повествование живой драматический элемент. ГИППОКРАТ (460 - 370 г. до н.э.) - греческий врач, "отец медицины". Он заложил основы научно обоснованной медицины и отделил его от суеверий и философии. Так называемая "клятва Гиппократа", приносимая при вступлении в звание врача, не может быть непосредственно связана с ним, поскольку появилась значительно позднее. ГЛАДИЙ - короткий римский меч, предназначенный для нанесения колющего удара в ходе сражения плотно сомкнутыми рядами и на очень близком расстоянии от противника. ДРУНГАРИЙ ФЛОТА - адмирал в Видессе. "ИГРОКИ" - в Видессе презрительное прозвище намдалени, связанное с их учением о борьбе между Фосом и Скотосом как об азартной игре, ставками в которой являются души людей. ЙЕЗД - государство, основанное на месте древнего царства Макуран и уничтожившее его культуру. Столица Йезда - Машиз. Между Иездом и Видессом ведутся непрерывные войны, символическое отражение бесконечного противостояния Скотоса и Фоса. Йезды поклоняются олицетворению Зла - Скотосу, широко применяют черную магию, прибегают к кровавым ритуалам и человеческим жертвоприношениям. КАГАН, хаган - "не король или император, а выбранный пожизненно военный вождь, по совместительству выполняющий обряды почитания предков" (Л. Н. Гумилев). КАЛОКИР, Миндий - видессианский военный теоретик, автор "Искусства ведения войны". Трудами Калокира руководствовался горе-полководец Ортайяс Сфранцез. Можно предположить, что своеобразным "аналогом" Калокира в нашем мире служит византийский историк Феофилакт Симокатта (нач. VII в.) В частности, в его "Истории" находим почти дословно знаменитую речь Ортайяса Сфранцеза перед битвой при Марагхе: "Пусть сердца ваши раньше вступят в бой, чем ваши руки. Пожелайте подвергаться опасности один перед другим, и вы спасены. Мужи-философы (я скорее называю вас философами, чем воинами: ведь только солдаты и философы постоянно исследуют одну проблему - смерть), покажите варварам вашу бессмертную отвагу... Для героев-бойцов нет ничего страшного. Меч - защита для них, а раны от стрел воспламеняют у них желание подвергнуться еще большим опасностям..." - и так на четыре страницы убористого текста. Ничего удивительного, что Гай Филипп скептически относится к наследию этого теоретика. КОТТАБ - веселая игра, которой развлекались на попойках. Вино надо было выплеснуть, не разбрызгивая, из одной чаши в другую. При этом играющий произносил имя своего возлюбленного или возлюбленной, которому и дарил "выигравшую" чашу. Фраза "дарю эту каплю моему ненаглядному..." содержит в себе намек на интимные отношения, иногда непристойный. ЛАСКАРЬ - легендарный император Видесса, знаменитый тем, что взял штурмом Машиз - столицу Макурана - и обратил в веру Фоса весь Макуран. Нечто вроде национального героя. ЛОГОФЕТ - чиновник, ведающий финансовыми делами, надзирающий за налогами и чеканкой монет. МАКУРАН - западный сосед Видесса, его старинный соперник. Древняя ab` - со своеобразной культурой. Недаром Патриарх Видесса Бальзамон самозабвенно коллекционирует произведения макуранских резчиков по кости. Основу религиозных верований Макурана составляло поклонение Четырем Пророкам (их знак - четыре вертикальные линии, параллельные друг другу). После того как Макуран был завоеван варварами-йездами, некоторые последователи Четырех Пророков нашли убежище в Видессе. МАНИПУЛА - "рота" в римском легионе (обычно - 120 человек). Манипула распадалась на две центурии, каждую из которых возглавлял центурион. Старшим центурионом легиона был командир первой центурии первой манипулы ("примус пилус" или сокращенно "примипил"). МАРАГХА - город в Васпуракане, возле которого произошло генеральное сражение между видессианской армией и воинством Иезда. Закончилось сокрушительным разгромом Видесса и гибелью императора Маврикия Гавра. Большую роль в этом сыграла магия Авшара. Сражение при Марагхе определило на несколько лет судьбу Видесса. МЕДЕЯ - героиня трагедии Еврипида. Ради Язона Медея совершила множество преступлений, после чего он решил оставить ее и вступить в выгодный для себя брак. Сюжет трагедии составляет месть Медеи. По ходу пьесы зрительские симпатии постепенно смещаются. Если вначале сочувствие вызывает брошенная Медея, то в конце - страшно наказанный ею Язон. Язон пострадал из-за своей мужской гордыни - он не разглядел в возлюбленной сильного, умного, волевого человека. Для Медеи же невыносимо сознавать, какому ничтожеству она отдала все богатства своей незаурядной натуры: "Все, что имела я, слилось в одном, и это был мой муж, и я узнала, что этот муж - последний из людей..." МЕДИОЛАН, Милан - город в северной Италии, основанный, согласно Плинию Старшему, ок. 396 г. галлами. Скавр занимал административную должность в сенате этого города, прежде чем пошел на службу в легион. МИДАС - в греческой мифологии царь Фригаи, получивший от богов подарок: способность превращать в золото все, к чему ни прикоснется. Умер от голода. НАКХАРАР, "принц-воин" - в Васпуракане военачальник. НАМДАЛЕН - островное княжество, расположенное к востоку от Видесса. Многие годы находилось под властью северян-халогаев, с которыми местные жители смешали свою кровь и от которых переняли многие обычаи. Характерная черта религии намдалени - перенесение правил и эмоций азартной игры на извечную борьбу Добра и Зла. Доброго Бога Фоса они именуют "Игроком". ОПТИО - младший офицер в римском легионе. ПЕЛОПОННЕССКАЯ ВОЙНА (431 - 404 гг. до н.э.) - крупнейшая в истории Древней Греции война между союзами полисов: Делосским (во главе с Афинами) и Пелопоннесским (во главе со Спартой). На второй год войны пелопоннесские гоплиты вторглись в Аттику и опустошили ее. Афинские землевладельцы и крестьяне бежали в город, храмы были превращены в жилища. К бедствиям войны присоединился новый бич - чума. В Афинах скопилось множество беженцев, и чума косила людей сотнями. Об этой эпидемии вспоминает Горгид при виде разоренного лагеря в степи. В 404 г. Афины, осажденные с моря и суши, капитулировали. ПРОСКИНЕЗА - обычай простираться на полу всем телом перед владыкой. ПУЛИОН И ВОРЕН - исторические лица. О них упоминает Цезарь в "Записках о Галльской войне"; "В том легионе было два очень храбрых центуриона, которым немного оставалось до повышения в первый ранг: Т. Пулион и Л. Ворен. Между ними был постоянный спор о том, кто из них заслуживает предпочтения, и из года в год они боролись за повышение с величайшим соревнованием..." Далее Цезарь описывает, как в бою они спасли друг другу жизнь, и добавляет: "Так подшутила над ними судьба в их соперничестве: оба врага поддержали и выручили друг друга, и нельзя было решить, кого из них следует признать храбрей другого". СЕРТОРИЙ, Квинт - сторонник Мария в гражданской войне, организатор партизанской войны в Испании после того, как Марий потерпел поражение (83 г. до н.э.) Его целью было превратить Испанию в убежище для марианцев, разбитых в Италии. Он успешно действовал против Метелла, одного из самых знаменитых римлян того времени. "Метелл был бессилен что- +(!. сделать, ибо ему приходилось вести войну с человеком отважным, избегавшим открытого сражения и к тому же чрезвычайно быстро передвигавшимся... - пишет Плутарх. - Тактика, к которой привык сам Метелл, была рассчитана на столкновение регулярных тяжеловооруженных отрядов. Он командовал плотной и малоподвижной фалангой, которая была обучена отражать и опрокидывать врага в рукопашной схватке, но оказалась непригодной для горных переходов и для столкновений с быстрыми, как ветер, воинами; когда без конца приходилось преследовать и убегать, когда надо было, подобно людям Сертория, терпеть голод, жить, не зажигая огней и не разбивая палаток..." Серторий лишал римлян воды, препятствовал подвозу продовольствия. Когда они продвигались вперед, ускользал; но стоило им стать лагерем, как начинал их тревожить. Когда они осаждали какой-либо город, появлялся Серторий и в свою очередь держал их в осаде, создавая нехватку в самом необходимом. Серторий погиб в результате заговора своих соратников, терзаемых завистью к его могуществу (72 г. до н.э.) СКОТОС - персонифицированное Зло, главный антагонист Доброго Бога видессиан - Фоса. Повелитель царства мертвых. Его владения находятся глубоко под землей, в вечном льду. Отсюда выражение "убирайся под лед", т. е. "убирайся к дьяволу". Символы Скотоса - черная пантера (изображавшаяся на знамени Йезда), черный всадник, три параллельные молнии. "Цыплятами Скотоса" суеверные намдалени называли летучих мышей, поскольку те, явно пользуясь покровительством темного бога, умели безошибочно ориентироваться в темноте. СОКРАТ - афинский философ (V в. до н.э.). В частной жизни отличался необыкновенной простотой, одевался бедно и ходил без сандалий. По его этическому учению, человек постоянно находится в зависимости от потребностей своей телесной природы; ограничивая эту потребность, он все более освобождается от зависимости. Во время Пелопоннесской войны Сократ сражался в рядах гоплитов. В битве при Потидее раненый Алкивиад был обязан своим спасением щиту Сократа. Эту услугу Алкивиад имел случай возвратить своему наставнику при поражении при Делии, когда последний с горстью храбрецов прикрывал отступление афинян. Сократ был обвинен в том, что "не чтит наших богов, а изобретает своих собственных, совращает с пути юношество". Философ был осужден на смерть и выпил чашу с ядом, удивляя окружающих своим спокойствием. Один из учеников воскликнул: "За что ты должен умереть невинным!" На что Сократ с улыбкой отвечал: "Ужель ты хотел бы, чтобы я встретил смерть виновным?" СПАФАРИЙ - видессианский чиновник. СТОИЦИЗМ - греческая философская школа, возникшая в 308 г. до н.э. и основанная Зеноном. Основу ее этики составляет представление о том, что для счастья достаточно одной добродетели, а все остальное не важно. Стоицизм учит пренебрегать болью, удовольствием, печалью, страданием. Спокойствие в тяжелых испытаниях, умение принимать людей такими, как они есть, были отличительными чертами стоиков. Слово "стоик" произошло от греч. "стоа" (портик храма в Афинах, где Зенон преподавал основы своей философии). СУКРОН - река в Испании. Здесь в 75 г. до н.э. произошла битва между римским войском Афрания и Помпея и партизанами Квинта Сертория. Перед Серторием, находившимся на правом фланге, стоял Афраний, командовавший левым крылом римских войск. Когда Серторию донесли, что его войска, сражавшиеся против Помпея, отходят под натиском римлян, он, оставив правый фланг, поспешил на помощь разгромленным. Собрав своих людей, он вдохнул в них мужество и снова ударил на Помпея, преследовавшего испанцев. Римляне так стремительно обратились в бегство, что сам Помпей спасся лишь чудом. Афраний между тем опрокинул стоявшие перед ним испанские отряды и погнал их в лагерь. Было уже темно, когда он ворвался туда на плечах врага. Римские солдаты принялись грабить. Тут как раз возвратился Серторий. Он напал на воинов Афрания, которые в бесчинствах растеряли боевой дух, и многих перебил. Поутру Серторий узнал о приближении Метелла (тот шел на соединение с Помпеем), распустил боевой строй и сказал: "Когда бы не эта старуха (Метелл), я отстегал бы того мальчишку (Помпея) и отправил бы его в Рим с позором". Этот эпизод вспоминает Гай Филипп сразу после битвы с намдалени при речке Сангарии. СФРАНЦЕЗЫ - старая династия видессианских императоров. Последний ее представитель Стробил был свергнут военачальником Маврикием Гавром. ТЕВТАТ - бог войны в кельтской мифологии. У римлян ассоциировался с Марсом. ФЕРАМЕН АФИНСКИЙ - полководец и политик времен Пелопоннесской войны. Выступал против многочисленных казней, проводимых правителем Критием. Критий начал бояться, как бы оппозиция не сгруппировалась вокруг Ферамена, и начал "злоумышлять" против него. В конце концов Ферамен был обвинен в двуличии и предательстве и казнен. Ксенофонт пишет: "Когда же Ферамена, осужденного на смерть, заставили выпить кубок цикуты, он выплеснул оставшееся на дне и проговорил при этом, как это делается при игре в коттаб: дарю это моему ненаглядному Критию". ФОС - повелитель Добра и Мудрости у видессиан. Солнце - самое яркое его воплощение. ФУКИДИД (460 - 396 гг. до н. э.) - знаменитый греческий историк. Родился в Аттике и принадлежал к богатому и знатному роду. В 424 г. был выбран стратегом и принимал участие в войне со спартанцами во Фракии. Обвиненный в измене за то, что вовремя не оказал помощи городу Амфиполю, взятому спартанцами, Фукидид двадцать лет провел в изгнании. Написал историю Пелопоннесской войны. Фукидид - сторонник "умеренной" демократии. В концепции исторического процесса находится под влиянием софистов и проводит разрушительные для религии рационалистические идеи, стремится к научной критике источников, выясняет причинно-следственные связи. ФУРИИ - в греческой и римской мифологии три злых духа, уродливые старухи со змеями вместо волос - Алекто, Тисифона и Мегера. Фурии карали смертью негодяев, которых люди не наказали за преступления. ХАЛОГДЛАНД - северная провинция Видесса. Из северян-халогаев, известных своим мужеством, силой и фаталистическими воззрениями, формировалась лейб-гвардия видессианских императоров. ХАМОРЫ - кочевники-варвары из Пардрайских степей. Аршаумы презрительно называют их "косматыми", "волосатыми", имея в виду их густые бороды. ХАТРИШ - восточная провинция Видесса, некогда завоеванная хаморами и впитавшая немало традиций этого кочевого народа. Основу верований хатришей составляет ересь Равновесия. ШАУМ - великая река западных степей, естественная граница между землями хаморов и аршаумов. ЕВРИПИД (480 - 406 гг. до н. э.) - один из величайших драматургов Эллады, автор более 90 трагедий. Он был свидетелем длительной и изнурительной для Афин Пелопоннесской войны. На трагедиях Еврипида лежит отпечаток софистики. Софисты, в частности, утверждали, что вне человека нет истины; у каждого может быть своя правда, и поэтому не существует неоспоримых норм. В трагедиях Еврипида нет абсолютно неправых, абсолютно отрицательных персонажей. ЭНАРИ - у хаморов шаман, ясновидящий. Файл из библиотеки OCR Альдебаран: http://aldebaran.com.ru/? http://aldebaran.com.ru/