сь узнать новости, другие хотели поделиться ими. Кто-то сказал, что Фрик прошагал не меньше мили, но в лес не входил, а шел вдоль опушки, и это было неспроста. Деревенским жителям ничего другого не оставалось, как только ждать пастуха, чтобы допытаться, как было дело. Судья Кольтц, Мириота и Йонас даже вышли ему навстречу. Вскоре в двух-трех сотнях шагов от деревни они увидели Фрика. Так как пастух явно не спешил, все усмотрели в этом дурной знак. - Ну что, Фрик? Узнал ты что-нибудь? - бросился к нему судья Кольтц. - Я ничего не видел и ничего не знаю, - отвечал тот. - Ничего!.. - прошептала девушка и зарыдала. - На заре я встретил двоих на дороге и сначала подумал, что это Ник Дек и доктор, но ошибся. - А что это были за люди? - спросил Йонас. - Путешественники, они только что пересекли валашскую границу. - Ты говорил с ними? - Да. - Они идут в деревню? - Нет, они решили подняться на вершину Ретьезад. - Туристы? - Похоже на то, господин судья. - А ночью, когда эти люди проходили через перевал, они ничего не заметили на плато возле замка? - Нет, ночью они были еще по ту сторону границы. - Значит, ты ничего не узнал о Нике? - Нет. - О, Господи!.. - вздохнула Мириота. - Через несколько дней вы сами сможете расспросить этих путешественников, - продолжал Фрик, - они собираются остановиться в Версте на пути в Колошвар. "Только бы им ничего не наболтали про мой трактир! - подумал несчастный Йонас. - А то ведь не захотят остановиться! " Вторые сутки наш замечательный трактирщик изнывал от страха, что теперь никто не пожелает ни есть, ни спать под крышей "Короля Матиаша". Итак, короткий разговор между пастухом и его хозяином ничуть не прояснил ситуацию. А так как лесник с доктором не появились к восьми утра, никто не мог поручиться, что они вообще когда-нибудь появятся. Нельзя безнаказанно приближаться к Карпатскому замку! После тревожной бессонной ночи Мириота едва держалась на ногах, и отец поспешил отвести ее домой. Там она снова принялась громко плакать и звать Ника... Она готова была сама идти искать его. Жалко было смотреть на бедную девушку. Однако надо что-то делать, надо спешить на выручку лесничему и доктору. Может, им грозит опасность, может, на них напали неведомые существа, поселившиеся в замке, и не имеет значения, из этого они мира или из преисподней. Главное сейчас выяснить, что случилось с Ником и доктором. И сделать это могут только они, друзья и односельчане, это долг всех и каждого. Самые смелые готовы были немедленно отправиться в путь через леса Плезы и добраться до замка. После долгих пререканий и споров, без которых не обходится ни одно важное дело, выбор пал на трех храбрецов: судью Кольтца, пастуха Фрика и трактирщика Йонаса. Что до учителя Эрмода, у него вдруг разболелась нога, и он улегся на двух стульях - прямо в классе. К девяти часам судья Кольтц и его спутники, вооружившись, отправились к хребту Вулкан и вошли в лес почти там же, где углубился в него Ник Дек. Такой маршрут был выбран неспроста, ведь на обратном пути лесничий с доктором скорее всего воспользуются той же тропой, идущей прямиком через лесной массив Плезы. К тому же на этой тропе легче отыскать следы пропавших. Как только судья с товарищами скрылись из виду, все, кто прежде ратовал за поиски Дека и Патака, теперь, когда спасатели ушли, решили, что эта экспедиция - чистое самоубийство. Нужно ли к исчезнувшим двоим добавлять еще троих? Теперь уж никто не сомневался, что лесничий и доктор пали жертвами собственного безрассудства. Что, если бедной девушке скоро придется оплакивать отца, как она оплакивает жениха, а друзьям пастуха и трактирщика винить себя в их гибели? Было от чего прийти в отчаяние. Даже если допустить, что судья Кольтц со спутниками вернутся, вряд ли это будет до наступления темноты. Каково же было удивление жителей деревни, когда около двух часов пополудни они увидели на дороге группу людей. Мириота, едва услышав эту новость, со всех ног бросилась им навстречу! Их было не трое, а четверо. Четвертым оказался доктор. - А Ник? Где Ник?! Вы не нашли его? Ник лежал на носилках, которые с трудом тащили Йонас и пастух. Мириота бросилась к жениху, наклонилась к нему и обхватила руками. - Он умер? - вскричала она. - Нет, - ответил доктор Патак, - хотя должен был умереть... да и я тоже. Лесничий не приходил в сознание. Неподвижное тело, белое лицо, еле слышное дыхание... Доктор казался не столь бледным. Из-за одышки его лицо сделалось буро-кирпичным. Даже надрывающий душу нежный голос Мириоты не смог вывести юношу из забытья. Лишь позже, когда Дека принесли в деревню и уложили на кровать в доме судьи, он открыл глаза и увидел склонившуюся над ним невесту. Слабая улыбка появилась на его губах. Правда, подняться он не смог: половина тела была парализована. Чтобы успокоить Мириоту, Ник произнес прерывающимся шепотом: - Ничего... пустяки... - Ник, что с тобой? Ник! - Я немного устал, но это скоро пройдет, если ты будешь рядом. Больному предписывался покой, и судья Кольтц тихонько вышел из комнаты, оставив у постели Мириоту - лучшей сиделки нельзя было пожелать. Вскоре Дек уснул. А тем временем трактирщик Ионас рассказывал во всеуслышание о том, что случилось после того, как спасатели покинули деревню. Они отыскали в лесу тропу, по которой ранее ушли в горы лесничий и доктор, и часа два поднимались к замку по отрогам Плезы, пока в полумиле от леса не увидели пропавших. Доктор еле держался на ногах, а Ник потерял столько сил, что свалился иод деревом, словно подкошенный. Доктор не мог вымолвить ни слова. Тогда спасатели наломали веток, соорудили носилки и положили на них Ника. Патак тоже не мог идти без посторонней помощи. С горем пополам они двинулись в обратный путь. Судья и пастух несли носилки, а Йонас попеременно сменял то одного, то другого. Что стряслось с Ником и удалось ли ему проникнуть в замок, трактирщику было неизвестно, как и судье с пастухом, а доктор еще не настолько пришел в себя, чтобы отвечать на вопросы. Хотя рассказать о случившемся лекарю очень хотелось. Сейчас он уже в полной безопасности, в окружении друзей, каждый из которых в свое время являлся его пациентом. Плевать ему на тех, наверху, кто бы они ни были! Если бы даже с него взяли клятву молчать о виденном в замке. Бог с нею, с клятвой! - - Придите в себя, доктор, - тормошил его судья, - и расскажите, как все произошло. Я приказываю вам это от имени жителей Верста. Добрый стаканчик ракии, поднесенный Йонасом, вернул Патаку дар речи, и он начал рассказывать: - Ну вот, значит, отправились мы в путь с Ником... двое безумцев - чистые безумцы... Весь день продирались сквозь проклятущий лес и только вечером подошли к замку. Я и сейчас весь дрожу - это на всю жизнь... Ник решил проникнуть за ограду, чтобы провести ночь в башне, то бишь в спальне Вельзевула!.. Лекарь говорил медленно, замогильным голосом, и слушатели тряслись от страха. - Я не согласился, я просто не мог... Что сталось бы со мной, если бы я пошел на это? Как подумаю, прямо волосы встают дыбом. Волосы доктора и впрямь шевелились от ужаса - он запустил в них руку. - Ник решил заночевать на плато Оргалл... О, что это была за ночь! Попробуйте заснуть, когда духи не оставляют вас в покое ни на одну минуту... И вдруг среди туч показались страшные чудовища, огненные драконы!.. Они устремились к плато, чтобы пожрать нас... Присутствующие невольно обратили глаза к небесам. - ... А через несколько минут начал бить колокол в часовне. Все прислушались. Кое-кому показалось, что колокол звучит и сейчас - так захватил всех рассказ доктора. - Жуткий вой наполнил все вокруг... Это было похоже на рев диких зверей. Потом окна башни сверкнули ярким пламенем, адский огонь залил плато до самого ельника... Николас и я глядели во все глаза... Жуткое зрелище! Мы словно окаменели, наши лица в этом невероятном свете стали страшными. Вид доктора, его подергивающееся лицо и безумные глаза подтверждали, что он явился как бы из другого мира, куда безвозвратно кануло столько несчастных. . Голос рассказчика прерывался. Чтобы продолжить, лекарю потребовалось выпить еще стакан ракии, поднесенный ему Ионасом. - Но что же случилось с беднягой Ником? - спросил судья. Ему не терпелось услышать ответ: ведь именно к лесничему был обращен замогильный голос в зале трактира. - Сейчас, дайте припомнить... - Доктор наморщил лоб. - Наступило утро. Я стал умолять Ника отказаться от мысли проникнуть в замок. Но вы же этого парня знаете. Мне не удалось переупрямить его... Он спустился в ров и потащил меня за собой. Впрочем, я не вполне соображал, что делаю... Ник подошел к стене, где высоко над нашими головами виднелось отверстие, похожее на дверь... Он ухватился за цепь подъемного моста и стал взбираться к этой двери - нужно было подняться на высоту крепостного вала... И тут я понял, что безумца следует остановить, пока не поздно... Подниматься в замок глупо, рискованно... В последний раз я приказал ему вернуться... "Нет!" - крикнул он. Я хотел бежать, что сделали бы и вы на моем месте, но ноги будто приросли к земле - ни двинуться, ни шевельнуться. Тут доктор Патак показал, какие отчаянные движения, будто лиса, попавшая в капкан, он делал, чтобы освободиться, и затем продолжил: - ... Через минуту послышался ужасный вопль... Это кричал Ник! Его пальцы, вцепившиеся в цепь, разжались, и он упал в ров, будто сброшенный невидимой рукой. Без сомнения, доктор ничего не утаивал и не прибавлял, чудеса на плато Оргалл произошли именно так, как он их описал. Дальнейшие события были таковы: лесничий потерял сознание, а Патак не мог прийти ему на помощь - башмаки лекаря приклеились к земле, а ноги сделались точно пудовые. Но вот сила, удерживавшая толстяка, ослабла, и тот - величайший акт самоотверженности! - бросился к своему спутнику. Смочив платок в воде со дна рва, он вытер Нику лицо. Лесничий пришел в себя, но левая рука и вся левая половина тела были парализованы в результате удара, полученного при падении. С помощью доктора юноша кое-как поднялся, оба с трудом, потихоньку двинулись в деревню. Через час боль в руке у Ника стала нестерпимой, и они вынуждены были остановиться. Доктор уже собирался отправиться в Верст за подмогой, но тут подоспели спасатели. Хотя Патак обычно держался очень уверенно, когда речь шла о болезнях, но на этот раз он никак не мог поставить диагноз. - Если происхождение болезни Дека естественное, - сказал он назидательным тоном, - тогда это серьезно. Если же болезнь произошла от неведомых причин, значит, ее наслал черт, и только он может ее изгнать. Эти прогнозы не сулили ничего хорошего. К счастью, они не оправдались. Впрочем, со времен Гиппократа и Галена врачам не раз случалось ошибаться. Да они и теперь ошибаются едва ли не каждый день, даже врачи настоящие, не чета Патаку. Ник был парень крепкий, оставалось надеяться, что он выздоровеет и без помощи темных сил, конечно, если ему достанет ума не следовать предписаниям бывшего карантинного санитара. ГЛАВА VIII Такой поворот событий не мог, естественно, успокоить перепуганных обитателей деревни Верст. Теперь никто уже не сомневался, что таинственный голос недаром предупреждал лесничего. "Голос из мира теней", как сказал бы поэт, отчетливо слышали все гости в "Короле Матиаше". Николас Дек был наказан за дерзость и непослушание. Не является ли это предупреждением всем, кто захочет последовать его примеру? В Карпатский замок ходить нельзя - вот какой вывод напрашивался из bcci о происшедшего. Тот, кто ослушается запрета, поставит на карту свою жизнь. Если бы лесничему удалось взобраться на куртину, домой он уже никогда бы не вернулся. Казалось, что страх окутал деревню Верст, гору Вулкан и долину двух Силей. Многие старожилы надумали покинуть эти места. Несколько цыганских семей уже собрались в дорогу. Человек беспомощен перед лицом злых сил. Нужно бежать подальше от этих мест, пока венгерское правительство не уничтожит неприступное логово сатаны. Хотя разве в человеческих силах разрушить Карпатский замок? Целую неделю никто не отваживался выйти из деревни. Прекратились даже работы в поле. Любой удар мотыги мог вызвать духов, скрывающихся под землей... Плугом же легко потревожить колдунов, вампиров и прочую нечисть... А станешь сеять зерно, вырастет чертово зелье. - Все может быть, - неустанно твердил пастух Фрик. Он тоже больше не пас овец в долине Силя. Деревня оцепенела от ужаса. Все сидели по домам, плотно закрыв двери и окна. Судья не знал, что ему делать - он был не в силах развеять ни страхи односельчан, ни свои собственные. Нужно идти в Колошвар просить совета и помощи, решил Кольтц. Теперь из трубы на башне замка частенько шел дым, хорошо видный на фоне тумана в подзорную трубу. По ночам, особенно в облачную погоду, тучи над плато Оргалл светились красноватым заревом. А временами над замком вздымались высокие огненные столбы... Вой и стенания в крепости, так напугавшие доктора Пагака, порой долетали до самого Верста, к безмерному ужасу его обитателей. Несмотря на дальнее расстояние, юго-западные ветры доносили сюда отзвуки ужасающего грохота, подхваченного горным эхом. В довершение всего обезумевшие от страха крестьяне уверяли, что и почва под их ногами колеблется, будто в Карпатах пробуждается старый вулкан. Может, это был обман чувств, плод воображения не в меру пылких фантазеров, но жить в этих местах становилось невозможно. В результате описанных необъяснимых событий трактир "Король Матиаш" пустовал. Жителям деревни недоставало смелости переступить его порог. Трактирщик Йонас уж было решил сворачивать дело, но тут... Девятого июня, часов в восемь вечера, кто-то дернул за скобу, но дверь не открылась - она была заперта изнутри. Йонас поспешил спуститься вниз, надеясь увидеть на пороге клиента и в то же время боясь, что им окажется привидение, перед которым он не успеет захлопнуть дверь. Прежде чем отодвинуть засов, трактирщик настороженно спросил: - Кто там? - Путешественники. - Живые? - Вполне. - Точно? - Настолько живые, насколько это возможно, хозяин! Однако мы умрем с голоду, если вы немедленно не впустите нас. Только тогда Йонас отважился отпереть дверь и впустить гостей. Они сразу же заказали две комнаты, намереваясь провести в Версте целые сутки. При свете лампы хозяин внимательно оглядел двух прибывших и, убедившись, что перед ним и в самом деле обыкновенные люди, приободрился: появление новых постояльцев должно было восстановить репутацию его заведения. Младший из путешественников лет тридцати двух на вид, высокий, черноглазый красавец, с правильными чертами лица, темно-каштановыми волосами и коротко подстриженной бородкой, с чуть грустным, но гордым выражением лица, происходил, видать, из благородных. У Йонаса, человека бывалого, глаз на это наметан. И в самом деле, когда Йонас спросил, как записать гостя, тот ответил: Граф Франц де Телек, со мной слуга Рожко. - Откуда вы? - - Из Крайовы. Крайова, один из крупных городов Румынии, находится к югу от Карпатского хребта, на границе с Трансильванией. Значит, этот Франц де Телек - румын. Впрочем, трактирщик и сам определил это с первого взгляда. Рожко, отставной солдат лет сорока, высокий, крепкий, с густыми усами и жесткой шевелюрой, еще сохранил военную выправку. За спиной у него был солдатский ранец, в руке - небольшой саквояж, вмещавший весь багаж графа. По одежде слуги - дорожный плащ, шапка, блуза, перетянутая поясом, гетры и тяжелые башмаки на толстой подошве - можно было заключить, что путешествовал он чаще всего пешком. На поясе солдата висел валашский нож в медных ножнах. Оказалось, что это те самые путники, которых десять дней назад встретил Фрик. Поднявшись в горы, они решили отдохнуть в деревне, а потом идти в долину двух Силей. - Есть у вас свободные комнаты? - спросил граф. - Две... три... четыре... сколько будет угодно вашей светлости. - Владелец "Короля Матиаша" не помнил себя от счастья. - Довольно двух, - сказал Рожко. - Только рядом. - Эти подойдут? - Йонас распахнул две двери в глубине зала. - Конечно, - ответил граф. Гости совсем не походили на духов, принявших человеческое обличье. Молодой граф принадлежал к тем почетным постояльцам, принять которых - большая честь для любого трактирщика. - Далеко ли отсюда до Колошвара? - спросил граф. - Миль пятьдесят по дороге к Петрошани и Карлсбургу, - ответил Йонас. - Дорога трудная? - Очень трудная для пеших путников. И если мне будет позволено дать совет господину графу, вам следовало бы передохнуть здесь несколько дней. - Мы можем тут поужинать? - сухо прервал трактирщика граф. - Через полчаса я смогу предложить господину графу еду, достойную его светлости. - На ужин нам вполне довольно хлеба, вина, яиц и немного холодного мяса. И поскорее. - Один момент! Йонас бросился было в сторону кухни, но граф остановил его. - По-видимому, у вас не очень много посетителей? - спросил он. - Сейчас, кроме вас двоих, больше никого, господин граф. - А разве вечерами к вам не заглядывают односельчане - просто выпить и покурить? - Нет, час уже поздний, господин граф, в Версте ложатся с курами. Трактирщику, понятно, не хотелось объяснять, почему зал трактира пустует. - Кажется, в вашей деревне живет человек пятьсот? - Около того, господин граф. - Но мы не встретили на улице ни одной живой души. - Сегодня суббота... перед воскресным днем... - замялся Йонас. На его счастье, Франц де Телек больше ни о чем не спрашивал. Ни за что на свете не открыл бы ему трактирщик всей правды. Если бы путешественники узнали, в чем дело, они могли вообще покинуть подозрительную деревню! "Только бы тот голос снова не зазвучал", - молил Йонас, накрывая посреди зала. Через несколько минут скромный ужин, который заказал граф, уже стоял на столе с чистой скатертью. Франц де Телек сел по одну его сторону, Рожко - напротив, как повелось у них во время путешествий. Они с аппетитом поели и разошлись по своим комнатам. Гости едва обменялись за ужином десятком слов, и Ионас не посмел вступить с ними в беседу. Это ему, понятно, не доставило радости. Судя по всему, Франц де Телек был неразговорчив, из Рожко тоже, видать, лишнего словечка не вытянешь. А Йонасу так хотелось побольше узнать, что его постояльцы за люди! Трактирщик удовольствовался тем, что пожелал гостям доброй ночи, но прежде чем подняться к себе, оглядел зал и прислушался, не доносятся ли снаружи какие-нибудь звуки, не послышится ли какой-нибудь шорох в доме. "Хоть бы тот жуткий голос смолк навсегда! " - подумал он. Ночь прошла спокойно. Утром весть о том, что у Йонаса остановились двое путешественников, облетела деревню, и все заспешили к трактиру. Уставшие с дороги путники еще спали, и вряд ли можно было ожидать, что они проснутся раньше восьми часов. Любопытные жители деревни сгорали от нетерпения, но никто не решался войти в питейное заведение, пока гости не выйдут из своих комнат. Наконец ближе к восьми они появились. За ночь ничего необычного не случилось. Казалось бы, можно и успокоиться... Йонас, широко улыбаясь, пригласил своих ночных гостей и всех остальных посетителей в зал. Путешественник, почтивший своим присутствием гостиницу "Король Матиаш", явно дворянского звания, скорее всего принадлежал к одной из древних румынских фамилий, так что завсегдатаям трактира в столь достойном обществе бояться было нечего. Судья Кольтц счел своим долгом первым переступить порог, чтобы подать пример остальным. Следом за ним пришли магистр Эрмод, еще трое или четверо односельчан и пастух Фрик. Доктор Патак прийти не отважился. - Ноги моей не будет больше в трактире Йонаса, даже если он станет платить по десять флоринов за вход. Здесь необходимо сделать одно важное замечание: судья Кольтц решился прийти в трактир вовсе не из одного только любопытства и не для того, чтобы свести знакомство с графом. Его интересовала куда более важная вещь: путешествующий, очевидно, в состоянии заплатить за себя и за своего спутника. Судья Кольтц взял это на заметку; ведь плата за проход через деревню шла прямиком в его карман. Франц де Телек хоть и удивился, но спорить не стал. Он даже предложил судье Кольтцу и магистру сесть за его стол. Оба сразу согласились - кто же отказывается от столь лестного приглашения! Йонас подал вина лучшие из тех, что нашлись в его погребе. Жители Верста, пришедшие в фактир, тоже заказали выпивку. Можно было надеяться, что отныне те, кто еще совсем недавно обходил трактир стороной, вспомнят туда дорогу. Заплатив судье пошлину, граф де Телек спросил, какой доход имеет от этого налога деревня. - Меньше, чем нам хотелось бы, граф, - ответил судья Кольтц. - А что, разве путешественники редко заглядывают в эту часть Трансильвании? - Очень редко, хотя здешние виды чрезвычайно живописны. - Я тоже так считаю. Места, которые я видел, достойны восхищения. С Ретьезада открывается такая чудесная панорама на долину реки Силь в полукружье юр на фоне Карпатского хребта! - Да, граф, - согласился магистр, - но, чтобы увидеть здесь все, вам необходимо подняться на Паринг. - У меня не осталось на это времени, - пожалел Франц де Телек. - Но ведь нужен всего один день! - Завтра утром я должен возвращаться в Карлсбург. - Как? Господин граф покидает нас! - воскликнул разочарованный Йонас. - Мне пора, отвечал граф. - Да и что делать в вашей деревне? - Наша деревня заслуживает внимания туристов, - возразил судья. - Однако я вижу, что они ее не очень-то жалуют. Может быть, это оттого, что в ваших местах нет ничего примечательного? - В самом деле, ничего примечательною... - автоматически повторил судья, подумав о замке. - ... ничего интересного... - подхватил магистр. - Ну что вы такое говорите! - не удержался пастух Фрик. Видели бы вы. каким взглядом одарили ею судья Кольтц и все остальные! А уж трактирщик тем более!.. К чему посвящать чужака в деревенские тайны? Рассказать о том, что произошло на плато Оргалл, и привлечь внимание графа к Карпатскому замку значило напугать гостя и заставить покинуть деревню раньше времени. Кто же после этого отважится подняться на Вулкан, чтобы попасть в Трансильванию? Пастух, видать, умом недалеко ушел от своих овец. - Молчи, дурак! - зашептал судья Кольтц. Но любопытство графа было уже возбуждено. Обратись к Фрику, он спросил, что означает его восклицание. Пастух не привык отступать, да к тому же подумал: Франц де Телек и сам владелец замка, глядишь, и присоветует что-нибудь. - Да уж кое-что означает, если честно, - ответил упрямец. - Может, в окрестностях Верста есть какие-нибудь достопримечательности? - спросил граф. - Нет, ничего такого нет! - наперебой заговорили посетители трактира, испугавшись, что новая попытка проникнуть в замок принесет новые несчастья. Франц де Телек с удивлением оглядел присутствующих, на лицах которых был написан ужас. - Что это с вами? - спросил он. - А вот что, хозяин, - ответил за всех Рожко. - Тут неподалеку есть Карпатский замок. - Карпатский замок? - Да, пастух успел шепнуть мне о нем. Фрик стоял, опустив голову, не смея взглянуть на судью. Теперь, когда в стене деревенских суеверий пробита брешь, эта история выйдет наружу. Кольтц решил вмешаться и сам рассказал графу о замке. Слушая его, Франц де Телек не смог скрыть ни своего удивления, ни своих сомнений. Как большинство молодых людей, живущих в замках, затерявшихся в глубине валашской провинции, он слабо разбирался в науках, зато отличался здравым умом, не верил ни в какие потусторонние силы и откровенно смеялся над всякими небылицами. Замок, где поселились духи? Какая ерунда! В истории, рассказанной судьей Кольтпем, нет ничего необычного. Дым из трубы? Звон колокола? Эка невидаль! Что же касается световых эффектов и непонятных звуков, это всего-навсего галлюцинации, и не более того. Обитатели Верста были явно задеты. - Но, господин граф, есть еще одна, необъяснимая, вещь. - Что именно? - В замок невозможно проникнуть. - Вот как! - Несколько дней тому назад наш лесничий с доктором сделали такую попытку, и это им дорого обошлось. - И что же случилось? - недоверчиво усмехнулся Франц де Телек. Судья Кольтц подробно рассказал о злоключениях Дека и Патака. - Значит, когда доктор захотел убежать, его ноги будто приросли к земле и он не смог сделать ни шагу? - Вот именно, - подтвердил магистр Эрмод. - Его просто парализовал страх! - заявил граф. - Пусть так, господин граф, - согласился судья. - Но как объяснить, что Ник Дек почувствовал страшный удар, когда коснулся крюка подъемного моста? - По-видимому, это несчастный случай... - Настолько несчастный, что парень до сих пор прикован к постели. - Надеюсь, жизнь его вне опасности? - поспешил осведомиться граф. - К счастью... "Интересно, что он скажет теперь", - подумал судья. - Во всей этой истории нет ничего, подчеркиваю, ничего сверхъестественного. Все объясняется просто. В Карпатском замке явно кто-то поселился. Кто? Это нам неизвестно. Во всяком случае, там скрываются не духи, а люди. Какие-то злоумышленники. - Злоумышленники? - воскликнул судья Кольтц. - Очевидно. Они не желают быть обнаруженными, вот и стараются сойти за духов. - Вы так полагаете, господин граф? - спросил магистр Эрмод. - На вашей земле очень живучи суеверия, и те, кто сейчас находится в замке, зная это, решили таким своеобразным образом оградить себя от непрошеных гостей. Возможно, так оно и было, но жители Верста остались при своем мнении. Граф понял, что не убедил слушателей, да те, похоже, и не хотели, чтобы их убеждали. - Поскольку вы не желаете внять моим доводам, господа, - заключил он, - можете продолжать верить во все, что вам угодно. - Мы верим лишь в то, что видели своими глазами, господин граф, - отвечал судья Кольтц. - Вот именно! - подхватил магистр. - Пусть так. Мне жаль, что у нас с Рожко нет еще суток в запасе, не то мы бы отправились в ваш знаменитый замок и разобрались во всем. - Как?! - воскликнул судья Кольтц. - Я бы пошел туда без малейших колебаний, и сам дьявол не мог бы помешать мне. Услышав эти кощунственные слова, присутствующие задрожали от страха. Как можно столь бесцеремонно обращаться с духами! В отместку они снова нашлют беду на деревню - ведь духи слышат все, что говорится в этом зале. А вдруг таинственный голос прозвучит снова? И судья Кольтц рассказал графу о том, как получил предупреждение лесничий: его назвали по имени и пригрозили страшным наказанием, если он осмелится проникнуть в тайну замка. Франц де Телек в ответ лишь пожал плечами, потом встал и заявил, что никто не мог слышать о том, что говорится в этом зале. Просто у перебравших шнапса разыгралось воображение. Тут многие направились к выходу, не желая оставаться под одной крышей с человеком, который осмеливается говорить подобные вещи. Но Франц де Телек остановил их: - Итак, господа, я вижу, что в вашей деревне воцарился страх. - У нас есть для этого основания, граф, - возразил судья Кольтц. - Раз так, существует верное средство навсегда покончить с чудесами, которые, как вы говорите, происходят в Карпатском замке. Послезавтра я буду в Карлсбурге и, если хотите, доложу обо всем городским властям. Они пришлют жандармов или полицейских, которые войдут в замок и прогонят шутников, решивших подурачить вас, или же арестуют злоумышленников, возможно, задумавших какое-то преступление. Это была отличная мысль, однако она пришлась не по вкусу почтенным гражданам Верста. Они считали, что ни жандармы, ни полиция, ни даже солдаты не справятся с нечистой силой, которая использует для защиты свои особые средства. Кстати, господа, - вспомнил вдруг граф, - вы ведь еще не сказали мне, кому принадлежит замок? Древнему роду, происходящему из здешних мест, семейству баронов фон Гортцев, - ответил судья. - Семейству фон Гортцев? - изумился Франц де Телек - Да. - Барон Рудольф происходит из этой семьи? - Да, граф. - И вы не знаете, что с ним сталось? - Нет. Вот уже много лет барон фон Гортц не появлялся в замке. - Рудольф фон Гортц! - взволнованно повторил Франц де Телек, побледневший как полотно. ГЛАВА IX Род графов де Телеков, один из древнейших в Румынии, значился среди самых именитых родов страны еще до того, как в начале XVI века Румыния обрела независимость. Его представители были среди главных участников важнейших политических событий, вошедших в отечественную историю. Теперь же семья находилась еще в худшем положении, чем упомянутый бук в Карпатском замке, на котором сохранилось всего три ветви: в роде Телеков осталась лишь одна ветвь - Телеки из Крайовы, от которых вел свое происхождение граф Франц де Телек. В детские годы Франц не покидал отцовского замка, где жил с родителями. Телеки пользовались всеобщим уважением и были известны как владельцы большого состояния. Они жили широко и беспечно, как и все крупные землевладельцы этого края, и покидали свое имение не чаще одного раза в год, когда приходилось ездить по делам в город-крепость того же названия, находившийся в нескольких милях от усадьбы. Все это безусловно повлияло на воспитание и образование Франца, единственного сына графа. Наставником и учителем мальчика был старый итальянский аббат, который мог научить его только тому, что знал сам, а знал он не слишком много. Когда Франц вырос и превратился в юношу, его познания в науках, искусстве и литературе были не слишком обширны. Но зато он пристрастился к охоте и мог день-деньской скакать по лесам и полям, преследуя оленя или кабана, серну или горного козла. Вот так и проводил время в суровых мужских забавах молодой граф. Графиня де Телек умерла, когда сыну не исполнилось и пятнадцати лет. А когда ему сравнялся двадцать один год, на охоте погиб отец. Скорбь юноши была беспредельна. Он горько оплакивал отца и мать, которых любил больше всего на свете. В эти годы он не знал иных чувств. Но родители умерли, друзей у молодого человека не оказалось, воспитатель тоже покинул этот мир, и Франц остался один как перст. Еще года три молодой граф жил в замке Крайова, ни с кем не поддерживая отношений. Раза два он ненадолго ездил по делам в Бухарест и всегда торопился поскорее вернуться домой. Однако так не могло продолжаться вечно. В конце концов захотелось последнему из Телеков увидеть мир. Молодому графу было около двадцати трех лет, когда он решил отправиться в путешествие. Состояние позволяло ему сделать это. Настал день, когда юноша покинул замок Крайова и валашскую землю, взяв с собой лишь одного из слуг, отставного румынского солдата, который более десяти лет служил семейству Телеков и неизменно сопровождал графа на охоте. Храбрый Рожко был беспредельно предан своему господину. Молодой граф намеревался совершить вояж по Европе, время от времени останавливаясь в столицах и больших городах. Он справедливо считал, что путешествия пополнят его довольно скудный запас знаний, и начал тщательно готовиться к поездке. Первым делом ему захотелось увидеть Италию. Юноша прекрасно владел итальянским, - уж тут-то его воспитатель-аббат преуспел. Пленительная южная страна с ее богатой историей оказалась столь притягательной, что граф провел там четыре года. Из Венеции он перебрался во Флоренцию, оттуда - в Рим, потом в Неаполь. Он жил во всех этих замечательных центрах искусства попеременно, полагая, что Францию, Германию, Испанию, Россию можно посетить и позднее, в более зрелом возрасте, когда пылкое юношеское воображение успеет насладиться очарованием знаменитых итальянских городов. В последний раз Франц де Телек посетил Неаполь, когда ему было двадцать семь лет. Он собирался побыть там недолгое время, после чего плыть на Сицилию. Завершив путешествие осмотром античной Тринакрии, предполагалось вернуться в Крайову и пожить спокойно год-другой. Неожиданные обстоятельства изменили его планы, и жизнь Франца де Телека потекла по другому руслу. За годы, проведенные в Италии, научные познания молодого человека нисколько не пополнились. Он не обнаружил склонности к регулярным занятиям, зато в душе его проснулось чувство прекрасного, точно он доселе был слеп и внезапно прозрел. Его душа раскрылась навстречу красоте, он восхищался шедеврами живописи, посещая музеи Неаполя, Венеции, Рима и Флоренции. Увлекся и театром, потрясенный драматическим искусством великих мастеров сцены. В последнее посещение Неаполя при несколько необычных обстоятельствах, к которым мы еще вернемся, де Телек испытал незнакомое ему доколе чувство, которое захватило его целиком. В те годы в театре Сан-Карло выступала певица, чей изумительный голос и драматический талант приводили в восхищение истинных ценителей бельканто. Стилла пела только на итальянской сцене и исполняли лишь итальянскую музыку. Театры "Кариньян" в Турине, "Ла Скала" в Милане, "Фениче" в Венеции, "Альфиери" во Флоренции, "Аполло" в Риме и "Сан-Карло" в Неаполе наперебой приглашали ее. Триумфы примадонны не оставляли места для сожалений, что она не появляется на сценах других стран Европы. Стилле исполнилось двадцать пять лет, красота ее была совершенна: золотистые волосы, глубокие черные глаза, в которых таинственными огоньками отражались огни рампы; правильные черты лица и нежный румянец, фигура, точно изваянная Праксигелем {Пракситель (ок. 390 - 330 г. до н. э.), - древнегреческий скульптор, представитель позднейшей классики.} ... И сверх всего - высший артистизм. Это была вторая Малибран {Малибран - сценическое имя знаменитой французской оперной певицы, испанки по происхождению, Марии де ла Фелисидад Гарсия (1808 - 1836), прославившейся исполнением партий в операх Россини.} , о которой Мюссе {Мюссе Альфред де (1810 - 1857) - французский писатель (прозаик и поэт), создатель романтического театра во Франции.} написал: "Твои песни всю скорбь унесли в небеса... " Горячо любимый нашим поколением поэт посвятил ей бессмертные строчки: "... Этот голос, что идет от сердца к сердцу... " Голос Стиллы и вправду покорял своей силой и выразительностью. Эта великая артистка, столь мастерски воспевавшая любовь - прекрасное дитя души, сама никого не любила. Никто из тысяч поклонников не мог тронуть ее сердца, ничей обожающий взгляд не находил ответа в ее глазах. Казалось, она жила только искусством и только ради него. Едва увидев Стиллу, Франц полюбил ее всеми силами души. Не раздумывая ни минуты, он отказался от своих планов, решив остаться в Неаполе до конца сезона. Точно невидимая нить, которую он и не помышлял разорвать, привязала его к девушке. Граф не пропускал ни одного из спектаклей, неизменно приводивших публику в восторг. Много раз, не в силах совладать со своим чувством, он пытался встретиться с ней, но двери Стиллы были неизменно и безжалостно закрыты для него, так же как и для других обожателей. Молодой граф чувствовал себя самым несчастным человеком на свете. Все его мысли были только о Стилле, он жил только для того, чтобы видеть и слышать ее. Он совсем перестал появляться в свете, как того требовали его имя и положение. Здоровье молодого человека, страдающего от сердечных мук, пошатнулось. А скоро у Франца де Телека появился соперник, хотя графу это было, по-видимому, безразлично. Его ничуть не волновал весьма странный субъект, которого мы обязаны здесь представить, ибо характер и приключения последнего имеют прямое касательство к нашей истории. Это был человек лет пятидесяти - пятидесяти пяти. Незнакомец ни с кем не общался, презрев условности, которым придают такое большое значение в обществе. Никто ничего не знал ни о его занятиях, ни о его прошлом. Сегодня чужестранца видели в Риме, завтра он гулял по Флоренции, всюду следуя за Стиллой. Считалось, что им владеет одна-единственная страсть: слушать примадонну, достигшую такой славы, что ее ставили на первое место среди мастеров мирового вокала. И если Франц де Телек жил только мыслями о Стилле с той поры, как впервые увидел ее в неаполитанском театре, другой, эксцентричный, любитель пения вот уже шесть лет жил только ее искусством. Казалось, голос певицы был ему необходим, как воздух. Ни разу не пытался он увидеть артистку вне стен театра, никогда не делал попыток познакомиться с ней или написать ей. Но в каком бы городе ни выступала Стилла, в театре неизменно появлялся высокий мужчина в длинном темном пальто и широкополой шляпе, низко надвинутой на лоб. Таинственный незнакомец скрывался в забранной решеткой ложе, которую специально заказывал для себя. Он сидел там, неподвижный и молчаливый, в течение всего спектакля, но как только заканчивалась финальная ария Стиллы, исчезал. Пение других певцов его не интересовало. Кто же был сей странный господин? Стилла пыталась узнать, но безрезультатно. А через некоторое время ее начало смущать обязательное присутствие в опере человека в темном. При одном его появлении актрису охватывал безотчетный страх. Разумеется, Стилла не могла видеть своего загадочного поклонника, сидящего в глубине ложи с опущенной решеткой, но она чувствовала его присутствие, постоянно ощущала на себе его надменный и суровый взгляд. Порой, в конце спектакля, она даже не слышала оваций ликующей публики. Мы уже говорили, что таинственный зритель не был представлен Стилле и, похоже, не стремился познакомиться с ней лично. Но зато все, что касалось ее, было предметом его внимания. Он приобрел прекрасный портрет певицы, написанный великим художником Микелем Грегорио. Стилла, прекрасная, трепетная и величественная, была изображена в лучшей из своих ролей. Портрет этот, безусловно, очень дорогой, стоил своих денег. Если наш меломан появлялся на спектаклях всегда один и выходил из дому только для того, чтобы идти в театр, не следует думать, будто он жил в полном одиночестве. Компаньон, не менее странный, чем он сам. Этого субъекта звали Орфаником. Сколько ему лет, откуда он родом и где жил прежде - никто не мог бы сказать. Орфаник уверял, а говорил он много и охотно, что является никому не известным ученым, талант которого остался незамеченным, о чем еще пожалеет весь мир. Многие полагали, и не без оснований, что Орфаник из тех изобретателей, которые широко пользуются поддержкой и кошельком богатых дилетантов. Это был мужчина среднего роста, худосочный, с бледной и изможденной физиономией, о каких говорят "личико с кулачок". Имелся у него и отличительный знак: черная повязка на правом глазу. Глаз Орфаник потерял во время какого-то не то физического, не то химического опыта; носил он также и толстые очки с единственным стеклом, скрывавшим левый глаз зеленоватого цвета. Во время своих одиноких прогулок этот чудак постоянно размахивал руками, будто разговаривал с невидимым собеседником, который молча его слушал. Эти два типа - странный меломан и не менее странный изобретатель - были хорошо известны публике, по крайней мере их узнавали в тех итальянских городах, где открывался театральный сезон. Оба возбуждали всеобщее любопытство, и воздыхатель Стиллы в конце концов оказался в центре внимания репортеров. Они досаждали ему нескромными вопросами и наконец выведали его имя и национальность. Он оказался румыном, и, когда Франц де Телек справился о его имени, ему ответили: - Барон Рудольф фон Гортц. Таково было положение дел, когда молодой граф появился в Неаполе. В течение трех месяцев спектакли в театре "Сан-Карло" шли с аншлагом. Успех Стиллы рос с каждым днем. Никогда еще не была она столь восхитительна на сцене, никогда еще почитатели ее таланта не устраивали ей столь бурных оваций. На каждом представлении Франц сидел в партере, а барон фон Гортц, спрятавшись в глубине ложи, наслаждался изумительным пением, упиваясь звуками голоса, без которого не мог дышать. Но вот по Неаполю поползли слухи, которым публика долго не желала верить. В конце концов они все же растревожили почитателей Стиллы. Стали говорить, что это ее последний сезон и что по окончании его певица покинет сцену. В расцвете таланта, красоты, в зените славы покинуть театр? Почему? Какой бы невероятной ни казалась эта новость, люди говорили правду, и, несомненно, барон фон Гортц был косвенной причиной такого решения артистки. Этот таинственный и мрачный зритель, который неизменно появлялся на всех ее представлениях, скрытый решеткой ложи, вызывал у Стиллы постоянное нервное напряжение, с которым она не могла совладать. Выходя на сцену, она каждый раз ощущала сильное волнение, в результате чего у нее расшаталось здоровье. Покинуть Неаполь, бежать в Рим, Венецию, в любой другой город Италии? Это ничего не изменит, Стилла понимала, что так она не избавится от барона фон Гортца. Она не убежит от него, даже если покинет Италию, переедет в Германию, Россию или Францию - он последует за ней всюду и отыщет ее даже на краю света. Единственное средство избавиться от него - навсегда покинуть театр. Когда до Франца дошли слухи об уходе Стиллы со сцены, он решил добиться свидания с ней, понимая, в каком она отчаянном положении. Человек независимый, свободный и очень богатый, Франц решил предложить певице стать графиней де Телек. Стилла давно знала о чувствах графа и понимала, что это человек благородный, с которым любая женщина, даже самого высокого происхождения, найдет счастье. И когда Франц де Телек предложил ей руку и сердце, Стилла приняла его предложение с благодарностью, которую не пыталась скрыть. Она с радостью согласилась стать женой графа де Телека, нисколько не сожалея о театральной карьере. Итак, слухи подтвердились: после окончания сезона в театре "Сан-Карло" Стилла уйдет и никогда больше не появится на сцене. Было официально объявлено о ее предстоящем замужестве, хотя некоторые и сомневались, что оно реально. Известие это произвело фурор не только в артистической среде, но и в высшем итальянском обществе. Сначала никто не хотел верить в эту новость, но потом целые потоки ревности и ненависти обрушились на молодого графа. Ему завидовали, о нем злословили - как это ему удалось добиться успеха у кумира зрителей, у величайшей актрисы? Дело доходило до прямых угроз, но Франца де Телека это ничуть не встревожило. Были и такие, кто сочувствовал Рудольфу фон Гортцу. Что должен испытывать этот человек при мысли, что Стилла, одна только и привязывавшая его к жизни, будет принадлежать другому? Говорили, будто он пытался покончить с собой. Во всяком случае никто больше не видел Орфаника на улицах Неаполя: ученый ни на минуту не оставлял барона Рудольфа и вместе с ним сидел теперь в зарешеченной ложе на каждом представлении, хотя прежде никогда не заглядывал в театр - как и большинство людей науки, он не интересовался музыкой. Дни текли, волнение театральной публики не унималось и достигло апогея в тот вечер, когда Стилла в последний раз пела в театре. Она выступала в роли Анжелики в опере "Орландо", одном из лучших произведений маэстро Арконати, - так певица пожелала проститься со своими поклонниками. В тот вечер в театре "Сан-Карло" на каждое место претендовало по десятку зрителей. Люди толпились у дверей, но большая часть желающих все равно осталась на площади. Ожидались выступления, направленные против графа де Телека, однако это не могло произойти, пока Стилла оставалась на сцене, пока не опустился занавес последнего акта. Барон фон Гортц занял место в своей ложе, Орфаник уселся рядом. Появилась Стилла. Никто никогда не видел ее столь взволнованной. Но мало-помалу актриса овладела с собой и отдалась пению. Как изумительно она пела! Публика пришла в неописуемый восторг, она была прямо-таки в экстазе. Во время спектакля граф стоял, спрятавшись в глубине кулис, с трудом сдерживая волнение, проклиная длинные сцены и паузы, вызванные овациями. Ему не терпелось поскорее увести из театра будущую графиню де Телек, умчать ее подальше отсюда, чтобы она принадлежала только ему, ему одному. И вот наконец последняя, трагическая, сцена гибели героини. Никогда еще восхитительная музыка Арконати не трогала так слушателей, никогда еще не пела так Стилла. Казалось, вся ее душа изливается в этих звуках... Порой чудилось, будто голос певицы вот-вот не выдержит и сорвется - ведь отныне никто больше не услышит его! И в этот момент опустилась решетка ложи барона фон Гортца и взорам публики явилась страшная голова с длинными седыми космами и горящими глазами. Лицо барона поражало своей бледностью. Из глубины кулис Франц наблюдал незабываемую сцену. Стилла приближалась к финальной фразе... Угасающим голосом она пропела: "Iimamorata, mio cuore tremante, Voglio morire!.." Певица смолкла, увидев кошмарный лик барона фон Гортца... Неизъяснимый ужас сковал ее... Она поднесла руку к губам, и по руке полилась кровь... Стилла пошатнулась и упала... Зрители, охваченные ужасом, вскочили с мест... В ложе барона раздался громкий крик... Франц бросился на сцену, поднял Стиллу на руки, стал звать ее по имени... - Мертва!.. - вскричал он. - Она мертва!.. Да, Стилла умерла... Что-то не выдержало и сломалось в ней... Разорвалось сердце, и голос отлетел с последним вздохом... Молодого человека привезли в гостиницу в ужасном состоянии - врачи боялись за его рассудок. Он не мог даже присутствовать на похоронах Стиллы, которые прошли при огромном стечении народа - весь Неаполь пришел проститься со своей любимицей. На кладбище Санто-Кампо-Нуово, где похоронили певицу, на белом мраморе стояло только ее имя: СТИЛЛА Вечером после похорон какой-то господин появился на кладбище. Склонив голову и плотно сжав губы, на которых словно лежала печать смерти, он долго смотрел на могилу. Казалось, будто он прислушивается и ждет, когда голос великой певицы донесется из другого мира... Это был барон Рудольф фон Гортц. Той же ночью барон вместе с Орфаником покинул Неаполь. С тех пор никто ничего о нем не слышал. Однако на следующее утро молодой граф получил угрожающе лаконичное письмо: "Это вы убили ее!.. Горе вам, граф де Телек! РУДОЛЬФ ФОН ГОРТЦ". Такова была эта печальная история. Целый месяц Франц де Телек находился при смерти и никого не узнавал, даже Рожко. В горячке и беспамятстве он все время повторял имя Стиллы, и всем, кто его видел, казалось, что жизнь вот-вот покинет несчастного. Однако граф выжил. Искусство врачей, неусыпные заботы Рожко и молодость спасли его. Рассудок Франца не пострадал. Но при одном воспоминании о трагическом финале спектакля он начинал горестно стенать: "Стилла, моя Стилла!" Как только граф поднялся на ноги, Рожко уговорил его уехать из проклятого города и вернуться в замок. Перед отъездом граф захотел помолиться на могиле любимой и проститься с нею навсегда. Рожко пошел с ним. Франц бросился на землю и начал царапать ее ногтями, будто хотел разрыть могилу, чтобы быть похороненным рядом с возлюбленной... Рожко с трудом оттащил молодого человека от могилы, поглотившей его счастье. Через несколько дней Франц де Телек вернулся в Крайову, в глухие валашские края, и поселился в своем родовом замке. Там он провел в одиночестве пять лет. Однако ни время, ни расстояние не приносили ему облегчения, он ничего не забыл - воспоминания о Стилле, живые и яркие, продолжали жить в его сердце. Это была незаживающая рана, которую способна залечить только смерть. Однако в то время, к которому относится наш рассказ, граф покинул родовое гнездо. На какие только ухищрения не пускался Рожко, чтобы уговорить своего господина покончить с убивавшим его затворничеством! Если уж Франц не может утешиться, так пусть хоть развеется. Они составили план путешествия, решив пройти по трансильванским провинциям, и Рожко втайне мечтал уговорить графа продолжить странствия по Европе, прерванные несчастьем, случившимся в Неаполе. Франц де Телек дал согласие лишь на короткое пешее путешествие. Они прошли по валашским равнинам до главного Карпатского хребта, перевалили через гору Вулкан и поднялись к Ретьезаду; затем пересекли долину Марош и спустились в Верст, где решили передохнуть в здешней гостинице. Вам уже известно, в каком состоянии Франц де Телек застал обитателей Верста, которые посвятили его в необычайные события, происшедшие в замке. Волнение графа, когда он услышал имя барона, не ускользнуло от присутствующих. Рожко готов был послать к дьяволу судью Кольтца, который произнес презренное имя барона и вдобавок наговорил кучу всяких глупостей. И надо же им было прийти именно в эту деревушку! Граф по-прежнему хранил молчание, но его беспокойный взгляд выдавал чрезвычайное волнение. Судья Кольтц и его друзья догадались, что графа де Телека и барона фон Гортца соединяет некая тайна. Однако жители Верста, как ни были они любопытны, воздержались от расспросов. И совершенно напрасно! Спустя короткое время посетители покинули зал "Короля Матиаша", заинтригованные ходом событий, не сулившим деревне ничего хорошего. Исполнит ли граф свое первоначальное намерение теперь, когда ему стало известно имя владельца замка? Что если, прибыв в Карлсбург, он поспешит доложить обо всем властям и потребует их вмешательства? Вот над чем ломали голову судья, магистр, доктор Патак и все остальные. Если этого не сделает граф, судья Кольтц собирался сам вмешаться в это дело. Он даст знать полиции, в замок пришлют жандармов, а уж они-то докопаются до истины и узнают, кто там поселился: духи или разбойники. Не может же деревня постоянно жить в таком напряжении! Однако большинство сельчан осуждало подобные действия. Бороться с духами!.. Да жандармские шашки вмиг сломаются, точно стеклянные, а ружья дадут осечку! Оставшись один в трактире, Франц де Телек погрузился в свои печальные мысли, растревоженный упоминанием имени барона фон Гортца. Битый час просидел он в кресле, потом встал, вышел из трактира и, подойдя к краю террасы, стал всматриваться в даль. Над Плезой, посреди плато Оргалл, возвышался Карпатский замок. Так вот где жил этот странный человек, завсегдатай театра "Сан-Карло", внушавший непреодолимый ужас несчастной Стилле! Замок выглядел необитаемым - барон фон Гортц, как говорят, ни разу не появлялся там с тех пор, как исчез из Неаполя. Никто ничего не знал о его судьбе - возможно, после смерти замечательной певицы он свел счеты с жизнью. Франц перебирал все эти варианты, не зная, на чем остановиться. Случай с лесничим встревожил его, нестерпимо захотелось раскрыть тайну замка, хотя бы для того, чтобы успокоить жителей Верста. Де Телек не сомневался, что за стенами крепости укрываются разбойники, и тем не менее решил сдержать обещание, которое дал сельчанам: направить в замок полицейских из Карлсбурга и разоблачить лжепривидения. Но прежде чем предпринять какие-либо действия, граф пожелал переговорить с лесничим, чтобы узнать у него все подробности их рейда в замок. Вот почему в три часа пополудни он направился к дому судьи. Судья Кольтц всячески старался показать, что весьма польщен этим визитом. Еще бы, такой благородный господин переступил порог его дома! Ведь граф де Телек - потомок старинного румынского рода. Жители Верста, заявил он, возлагают на графа большие надежды, только он один поможет им вернуть спокойствие и благоденствие. Туристы вновь станут посещать эти места (и платить пошлину, разумеется), не опасаясь больше злых духов, поселившихся в Карпатском замке... и так далее, и тому подобное. Франц де Телек поблагодарил судью Кольтца за лестный отзыв и спросил, нельзя ли ему повидаться с Ником. - Не вижу препятствий, граф, - ответил достойный судья. - Парню уже лучше, и я надеюсь, что он не откажется в меру сил посодействовать вам. - Он повернулся к Мириоте, которая как раз вошла в комнату: - Не правда ли, Мириота? - Этого хочет сам Господь, отец! - взволнованно произнесла девушка. Франц был очарован грациозным поклоном, который отдала ему юная красавица. И, понимая, что она все еще опасается за здоровье жениха, спросил: - Насколько я слышал, Ник Дек ранен несерьезно? - Благодарение Богу, господин граф. - Здесь есть хороший врач? Судья неопределенно хмыкнул, ибо не слишком доверял познаниям бывшего карантинного санитара. - У нас есть доктор Патак, - ответила за него Мириота. - Тот, что ходил вместе с Ником в замок? - Да, господин граф. - Мадемуазель Мириота, - с изысканной вежливостью обратился к ней Франц, - я хотел бы повидать вашего жениха - в его собственных интересах. Надо, чтобы он подробно рассказал мне о своих злоключениях. - Ник охотно расскажет вам все, сударь, но я боюсь, как бы он не утомился... Я не задержу его надолго, мадемуазель, и постараюсь не утомлять и не волновать больного. - Я уверена в этом, господин граф. - Когда же ваша свадьба? - Через полмесяца, - вступил в разговор судья. - Я хотел бы присутствовать на бракосочетании, если, конечно, господин Кольтц пригласит меня... - Почту за счастье, граф!.. - Значит, через пятнадцать дней? Решено! Я уверен, что Ник Дек сразу поправится, как только сможет прогуляться по \лице с такой прелестной невестой. - Да поможет нам Бог! - отвечала, заливаясь краской, девушка. Граф обратил внимание на то, что она чем-то сильно встревожена. - Да пребудет с ним милость Господня, - сказала в ответ на его вопрос Мириота - Пытаясь проникнуть в замок против воли злых духов, Ник оскорбил их, и они, сдается мне, теперь мстят... - Не бойтесь ничего, мадемуазель Мириота, мы наведем порядок в замке, обещаю вам это. - И с Ником ничего не случится? - Ничего. Приедут жандармы, и через несколько дней можно будет преспокойно разгуливать по двору замка словно по деревенской площади. Графу не хотелось продолжать этот разговор с людьми, одержимыми всяческими предрассудками, и он попросил Мириоту проводить его в комнату лесничего. Девушка поспешила выполнить его желание. Она привела его к Нику и оставила их наедине. Больному уже рассказали о постояльцах Йонаса. Лесничий сидел в глубоком кресле, но при появлении гостя встал, как бы демонстрируя, что совсем почти оправился от непонятного паралича. - Господин Дек, - заговорил Франц после дружеского рукопожатия, - прежде всего, хочу спросить, верите ли вы в го, что в Карпатском замке поселились духи? - Я вынужден был в это поверить, господин граф, - ответил toi - Вы считаете, это они не дают проникнуть внутрь крепости? - Не сомневаюсь. - Почему? - Я больше ничем не могу объяснить то, что со мной случилось. - Вы не могли бы рассказать обо всем подробно и без утайки? - Конечно, господин граф И лесничий принялся рассказывать. Он подтвердил все факты, которые граф уже объяснил для себя. События той страшной ночи объяснялись совсем просто, в руках людей, - разбойников или кою-то там еще, - находившихся в замке, были механизмы, способные производить звуковые и световые эффекты Что же касается доктора Патака. якобы пригвожденного к земле, скорее всего это почудилось ему со страху. На самом деле милейшему просто отказали ноги. - Ну что вы, господин граф, чтоб ноги отказали этому трусу как раз в тот момент, когда он хотел спастись бегством? Да такого просто не могло быть, вы сами это поймете, как только взглянете на него... - А если он всего-навсего попал ногой в какую-то западню, скрытую в траве? - Все эти ловушки и капканы обычно защелкиваются, и от этого на коже остаются раны, а на ногах доктора никаких ран нет. - Вы правы. Но он мог запутаться в какой-то петле на дне рва... - А как же он тогда выбрался из нее? Франц не нашел, что ответить. - Не знаю, господин граф, - продолжал лесничий, я ведь не понял толком, что произошло со мной самим. Так что не будем говорить о том, что случилось с доктором Патаком. - Правильно, поговорим лучше о ваших злоключениях. - Я отчетливо помню, что меня сильно тряхнуло, а отчего - непонятно. - И не осталось никаких следов? - Никаких, господин граф, хотя удар был необычайной силы... - Вы почувствовали удар, когда прикоснулись к скобе? - Да, господин граф, как только я прикоснулся к ней, тут меня и трахнуло. К счастью, второй рукой я продолжал держаться за цепь, по которой соскользнул на дно рва и в тот же миг потерял сознание. Франц недоверчиво покачал головой. - Поверьте, господин граф, - продолжал лесничий, - все, что я вам рассказал, - чистая правда. Мне это не во сне приснилось, да и те восемь дней, что я провалялся в постели, не в силах пошевелить ни рукой, ни ногой, о чем-то да говорят. - Мне и в голову не приходило усомниться в этом, я верю, что вы пережили серьезное потрясение... - Дьявольское! - Вот тут мы с вами расходимся, Ник Дек, - возразил граф. - Вы считаете, что на вас напали злые духи, я же уверен, что о вмешательстве духов, злых или добрых, не может быть и речи. - Что же тогда случилось со мной, господин граф? Как вы объясните это с точки зрения здравого смысла? - Пока не могу ничего сказать, но будьте уверены, что в конце концов все объяснится просто. - Дай-то Бог! - Скажите, замок всегда принадлежал семье фон Гортцев? - Да, господин граф. Он принадлежит им и поныне, хотя последний представитель этого рода, барон Рудольф, давно уже не бывал в этих местах, и никто понятия не имеет, где он и что с ним. - И как давно он исчез? - Лет двадцать назад. - Вы говорите, двадцать? - Да, господин граф. Через несколько месяцев после того, как барон Рудольф покинул замок, умер последний слуга, и с тех пор там никто не живет. - За это время кто-нибудь поднимался в замок? - Никто. - А что говорят здешние жители? - Все считают, что барон Рудольф умер на чужбине, почти сразу же, как уехал отсюда. - Это не так, Николас. Пять лет назад барон был жив. - В самом деле, господин граф? - Да, он жил в Италии... в Неаполе. - Вы сами видели его?.. - Видел. - А потом? - Больше я о нем ничего не слышал. Лесничий задумался. Неожиданная мысль родилась в его голове, но он не решался ее высказать. Наконец Ник спросил, нахмурив брови: - А не может ли быть так, господин граф, что барон Рудольф фон Гортц вернулся в замок и заперся там в одиночестве? - Трудно сказать... Вряд ли. - Может, у него есть причины прятаться от людей и никого не пускать в замок?.. - Кто знает... - задумчиво произнес Франц де Телек. И тем не менее мысль Дека запала ему в голову. Такое вполне могло быть; этот человек, жизнь которого всегда казалась столь загадочной, вернулся к себе домой и, зная, сколь живучи в этих краях суеверия, решил укрыться в замке, не опасаясь, что кто-нибудь посмеет сунуться к нему. Однако Франц не стал делиться своими соображениями с жителями Верста, в противном случае ему пришлось бы рассказать им свою историю, а это не входило в его планы. Впрочем, местных он все равно не переубедил бы - граф лишний раз убедился в этом, когда Ник Дек произнес: - Если в замке находится барон Рудольф, значит, он и есть черт! Только сам черт мог сотворить со мной такое! Не желая больше возвращаться к этой опасной теме, Франц поспешил переменить разговор. Как мог, он успокоил лесничего, убедив парня в том, что безрассудная попытка проникнуть в замок не повлияет на его последующую жизнь. Вот только ходить туда больше не надо: эго дело не лесничего, а властей и полиции, вот пусть они и занимаются тайнами Карпатскою замка. На прощание граф пожелал Нику здоровья и посоветовал не откладывать свадьбу, на которую он, Франц де Телек, непременно прибудет. Франц вернулся в заведение Ионаса задумчивый и до вечера не выходил из своей комнаты. В шесть часов трактирщик подал ему обед в большом зале. Никто из жителей деревни, даже сам судья Кольтц, не появились в трактире, не желая тревожить графа. В восемь часов Рожко спросил: - - Я вам больше не нужен сегодня, хозяин? - Нет. - Тогда пойду выкурю трубку на террасе. - Иди, Рожко. Откинувшись в кресле, Франц отдался воспоминаниям. Он снова мысленно перенесся в Неаполь, в театр "Сан-Карло", на тот последний спектакль... Перед его глазами возник барон фон Гортц, внезапно вставший в ложе и устремивший свой пламенный, завораживающий взор на певицу. Припомнил Франц и письмо, подписанное бароном, где тот обвинял его в том, что это он, Франц де Телек, якобы убил Стиллу... Эти думы утомили и усыпили его. Но, даже погружаясь в сон, он не утратил ощущения реальности, слышал каждый шорох, каждый скрип половицы. И тут произошло нечто из ряда вон выходящее. Франц был в зале один, абсолютно один, когда он услышал нежный, берущий за сердце голос. Даже не подумав о том, сон это или явь, Франц выпрямился и прислушался... Ему показалось, будто чьи-то уста приблизились к его уху и тихонько пропели музыкальную фразу: "Nel giardino de mille fieri, Andiamo, mio cuorc... " {В сад, где тысячи цветов Пойдем, мой нежный друг (итал.)} Франц узнал исполненный нежности романс, который Стилла пела на концерте накануне последнего спектакля... В полузабытьи, уже не отдавая себе отчета в том, что происходит, молодой человек отдался очарованию мелодии и голоса... Только бы услышать его еще раз... Пение кончилось. Голос будто угас и растворился в тишине... Франц пришел в себя. Затаив дыхание, он старался уловить хотя бы далекое эхо голоса, проникающего прямо в душу. Ни звука... "Это ее голос, - сказал он себе. - Сомнений нет - это голос женщины, которую я так любил! - Но тут же граф стал разубеждать себя: - Нет, я просто спал, это всего лишь сон!" ГЛАВА X На следующий день граф, еще не оправившийся от ночных видений, пробудился с зарей. Он решил пройти из Верста в Колошвар - ему захотелось побывать в промышленных центрах Петрошани и Ливадзель. Затем он задержится на несколько дней в Карлсбурге, после чего проедет по железной дороге через Центральную Венгрию. На этом и закончится его путешествие. Выйдя из гостиницы, Франц направился к краю террасы и стал рассматривать в бинокль отчетливо вырисовывающийся на утреннем небе силуэт замка. Как быть с обещанием, которое он дал жителям Верста? Надо ли заявлять в полицию о том, что случилось в Карпатском замке? Когда граф говорил, что раз и навсегда покончит со страхами селян, он был убежден, что в замке скрывается шайка разбойников или иных подозрительных людей, которые обосновались там и стараются сделать все, чтобы им никто не помешал. Однако по зрелом размышлении он засомневался. В самом деле, вот уже пять лет, как никто ничего не слышал о фон Гортце. Через некоторое время после исчезновения барона из Неаполя разнеслись слухи о его смерти. Соответствовали ли они истине? Вряд ли. Скорее всего барон фон Гортц жив, а если это так, то почему он не мог вернуться в замок предков? Возможно, Орфаник, единственный близкий барону человек, сопровождает ею, и не исключено, что этот чудаковатый физик является автором спектакля, который посеял ужас во всей округе. В этом предположении не было ничего невероятного: ведь если Рудольф фон Гортц и Орфаник захотели укрыться от людей в замке, они, безусловно, постарались сделать его неприступным, что позволило бы им вести абсолютно уединенную жизнь, соответствовавшую их натуре и привычкам. Но как должен поступить в таком случае он, Франц де Телек? Вправе ли он вмешиваться в частную жизнь барона фон Гортца? Граф размышлял об этом, пока на террасе не появился Рожко. Франц поделился с ним своими мыслями. - Очень даже может быть, - рассудил тот, - что в замке действительно поселился барон фон Гортц, который опять начал свои дьявольские козни. А коли это так, вам, хозяин, лучше ни во что не ввязываться. Пусть обитатели Верста и дальше празднуют труса, это их дело. - Ты прав, Рожко, - согласился граф. - Давай позавтракаем и тронемся в путь. - Все уже готово, хозяин. - Но прежде чем спуститься в долину Силя, ты попробуй подняться на Плезу. - Это еще зачем? - Мне хочется подойти поближе к замку. - С какой стати? - Да просто так. Подъем займет всего полдня. Рожко был не в восторге от этой затеи. К чему тратить зря время? Да и не хотелось ему, чтобы граф вновь возвращался к тяжелым воспоминаниям. Зная, однако, что хозяина так просто не переубедить, Рожко подчинился. А Франца словно какая-то неведомая сила влекла к проклятому месту. Видно, тут сыграли роль переживания прошедшей ночи, когда он услышал голос Стиллы, исполнявшей печальную арию Стефано. Было ли это во сне?.. Де Телек вспомнил, что в этом самом зале уже звучал однажды таинственный голос - так по крайней мере утверждали завсегдатаи трактира, - а Ник Дек не посчитался с предупреждением. Граф не на шутку разволновался и принял решение подняться к замку, не пытаясь, однако, проникнуть внутрь. Он не хотел посвящать в свои планы местных жителей, которые наверняка стали бы его отговаривать, и строго-настрого приказал Рожко хранить молчание. Пусть деревенские думают, что они направляются в Карлсбург. Глядя вниз с террасы, граф и Рожко заприметили еще одну дорогу, ведущую к подножию Ретьезада, а затем - к перевалу на горе Вулкан. Значит, по ней можно подняться на склоны Плезы, не проходя через деревню и не попадаясь на глаза судье Кольтцу и остальной компании. В полдень, оплатив явно завышенные счета, предъявленные расторопным Йонасом, Франц в сопровождении слуги двинулся в путь. Судья Кольтц, красавица Мириота, матстр Эрмод, доктор Патак, пастух Фрик и другие пришли попрощаться с графом. С трудом выбрался из своей комнаты и лесничий - видно, дело пошло на поправку, и экс-санитар не преминул приписать эту заслугу себе. - Желаю вам счастья, Ник Дек, вам и вашей невесте. - Благодарим от всего сердца, - застенчиво улыбнулась девушка. - Счастливого вам путешествия! - напутствовал уходивших лесничий. - С Богом! - Господин граф, не забудьте о том, что вы обещали сделать в Карлсбурге, - напомнил Кольтц. - - Не забуду, судья, - ответил Франц. - Но если, часом, я задержусь в дороге, вы и сами знаете, как освободиться от беспокойного соседства и сделать замок безопасным. - Легко сказать... - пробормотал магистр. - Нет ничего проще! Не пройдет и двух суток, как жандармы разберутся с теми, кто там укрывается. - Если только это не злые духи, - опасливо поежился Фрик. - Даже если это они! - возразил Франц. - Если бы вы были тогда с нами в замке, граф, - вставил доктор Патак, - вы бы так не говорили. - Даже если бы я был, подобно вам, парализован у стен замка столь непонятным образом... - Да, я был парализован, вернее, ноги мои приросли к земле, точнее, подошвы... Надеюсь, вы не думаете, что я был в беспамятстве или заснул на ходу? - Ничего такого я не думаю, доктор, и пока не собираюсь объяснять то, что кажется необъяснимым. Но уверяю вас, когда в замок явятся жандармы, их сапоги не пустят корни во рву. Дав таким образом отпор доктору, граф простился с трактирщиком, который был страшно горд тем, что принял под своим кровом благородного Франца де Телека. Затем он попрощался с судьей Кольтцем, Ником Деком, его невестой и остальными жителями деревни, собравшимися на площади, подал знак Рожко, и оба быстрым шагом направились к намеченной дороге. Через час Франц и его спутник оказались на правом берегу реки, откуда начали подъем на Ретьезад. Рожко не противился решению хозяина, это все равно ни к чему бы не привело. Солдат привык подчиняться приказу и был уверен, что в случае необходимости сумеет прийти графу на помощь. Они прошагали два часа и остановились передохнуть. Валашский Силь в этом месте поворачивал вправо и подходил вплотную к дороге. Слева, примерно в полумиле или чуть дальше, над лесами Плезы высилось плато Оргалл. Путникам нужно было уклониться от Силя, так как Франц хотел подойти к замку по гребню хребта. Тропа петляла, что заметно удлиняло путь, и все же Франц и Рожко еще засветло добрались до плато, надеясь до наступления темноты осмотреть замок с внешней стороны, и к вечеру незаметно спуститься на дорогу, ведущую к Версту. Ночь Франц намеревался провести в Ливадзеле, маленьком особняке у слияния двух рек, а поутру отправиться в Карлсбург. Погруженный в свои мысли, Франц за все время не проронил ни звука. Быть может, за этими стенами скрывается сейчас барон фон Гортц? Рожко с трудом сдерживался, чтобы не сказать: "Бесполезно идти дальше, хозяин, давайте поскорее уйдем из этого проклятого места!" Наконец они начали спускаться с гребня хребта, продираясь сквозь чащу, где не было видно ни одной тропы. Ноги то и дело попадали в рытвины: в дождливые месяцы Силь нередко выходил из берегов и вода, разлившись, превращала долину в топь. Дорога стала неровной, пришлось идти медленнее. Примерно через час путники приблизились к перевалу через гору Вулкан и одолели его без большого труда. Правый склон Плезы оказался не столь непроходимым, как противоположный, поросший густым лесом, сквозь который Ник Дек смог продраться лишь с помощью топора. Впрочем, здесь встретились трудности иного рода - обвалы морен, по которым приходилось ступать с величайшей осторожностью: ноги то и дело проваливались в ямы, задевали за камни, осыпавшиеся вниз, или за обломки скал, торчавшие точно альпийские ледяные наросты. Груды огромных камней, сваленных бурей с вершины горы, зримо воплощали первозданный хаос. Пробраться через густой кустарник тоже оказалось нелегко. Это отняло много времени. Подходы к замку были такими трудными, что другой защиты фактически не требовалось. Рожко втайне надеялся, что дорога в конце концов станет вовсе непроходимой и это не позволит им идти дальше. Но вот камни и рытвины остались позади и путники приблизились к высокому краю плато Оргалл. Отсюда замок был виден как на ладони: он высился посреди мрачной безлюдной пустыни, пустыни ужасов... Надо заметить, что Франц и Рожко вышли к замку со стороны северного крепостного вала, тогда как Ник Дек и доктор Патак подошли к нему, видимо, со стороны восточной куртины. Если повернуть налево от Плезы, река Ньяд и дорога к вершине оказались бы по правую руку. Эти два направления составляли тупой угол, вершиной которого являлась центральная башня. С северной стороны не было ни ворот, ни подъемного моста, а крепостной вал круто устремлялся вверх. Проникнуть отсюда в замок было нельзя, впрочем, граф и не собирался это делать. В половине восьмого Франц де Телек и Рожко остановились на границе плато Оргалл. Перед ними дыбилось чудовищное нагромождение камней, тонувшее в тени, которую отбрасывали утесы Плезы. Над зубчатым парапетом фортификационной площадки покачивался на ветру бук, ветви которого изуродовали шквальные юго-западные ветры. По всей видимости, пастух Фрик не ошибался: согласно легенде, старому замку баронов фон Гортцев оставалось стоять едва ли более трех лет. Франц молча глядел на ансамбль строений, над которыми возвышалась центральная башня. Там, внутри, наверное, сводчатые залы, лабиринт длинных гулких коридоров и подземные ходы, без которых не обходится ни одна старинная крепость. Замок этот как нельзя более подходил бы последнему потомку семейства фон Гортцев, пожелай он бежать от мира и похоронить тут себя и свои тайны. Чем больше думал об этом граф, тем больше утверждался в мысли, что Рудольф фон Гортц должен скрываться именно здесь. Однако ничто не говорило о том, что замок обитаем. Дым из трубы не шел, окна были плотно закрыты. Даже птиц не слышно было окрест - старинная крепость тонула в непроглядном мраке. Франц пытливым взором окинул стены замка. Когда-то тут собирались рыцари, шумели пиры, а иногда и скрещивались мечи. Граф стоял молча, не произнося ни слова, ум его был поглощен тяжкими воспоминаниями, а сердце разрывалось от боли. Предоставив графу размышлять, Рожко все время был настороже. И тоже безмолвствовал. Когда же последние солнечные лучи покинули лесной массив Плезы и в долине двух Силей начали сгущаться тени, старый солдат решился: - Хозяин, - окликнул он графа, - близится ночь. Скоро восемь... Франц, казалось, не слышал его. - Пора спускаться, - напомнил Рожко, - если, конечно, мы собираемся ночевать в Ливадзеле. Не то все гостиницы закроются. - Сейчас... сейчас пойдем, - отозвался наконец граф. - Нам еще не меньше часа спускаться к дороге. Скоро совсем стемнеет. - Еще только одну минуту... - говорил граф, а сам все медлил. - Простите мне мою настойчивость, но в темноте трудно пробираться среди скал. Мы и днем-то по этим камням едва прошли... - Да, Рожко, идем. Иди вперед, а я пойду следом... Казалось, что замок притягивает к себе Франца, что его терзают какие-то смутные предчувствия, разрывающие сердце... А может, ноги его приросли к земле, как ноги доктора Патака? Нет, ничто не мешало де Телеку пройти по плато, вдоль укреплений, но ему не хотелось этого. Не хотелось... - Вы идете, хозяин? - не выдержал Рожко. - Да... - отвечал Франц, по-прежнему не двигаясь с места. Плато Оргалл уже погрузилось во тьму. Широкая тень гор, поднимаясь к югу, наползала на замок, смазывая и искажая его силуэт, который становился все более расплывчатым. Скоро и совсем ничего не будет видно, если, конечно, в узких окнах башни не появится свет. - Идемте, хозяин! - звал Рожко. Наконец Франц сделал несколько шагов, и тут на площадке, где рос легендарный бук, появилась какая-то неясная тень... Франц повернул голову, разглядывая силуэт человека, который становился все отчетливее. Это была женщина с распущенными волосами, в длинных белых одеждах; она стояла, вытянув руки вперед. Не в этом ли белом платье выходила Стилла в финальной сиене "Орландо", когда Франц де Телек видел ее в последний раз? Да, это была Стилла. Она застыла в неподвижности, протянув руки навстречу графу, обратив к нему пристальный взгляд. - - Она!.. Она!.. - закричал Франц. Он стремительно бросился к подножию стены, но Рожко удержал его. Видение исчезло. Граф видел Стиллу не более минуты, но ему хватило бы и секунды, чтобы узнать любимую. - Она жива!.. Жива!.. - потрясенно шептал он. ГЛАВА XI Возможно ли это? Стилла, которую Франц де Телек уже не мечтал увидеть вновь, явилась ему на площадке бастиона!.. О галлюцинации не могло быть и речи: Рожко видел женскую фигуру так же отчетливо, как и он сам... Это была Стилла в костюме Анджелики, точно такая же, какой актриса предстала перед публикой на прощальном спектакле в театре "Сан-Карло"! Ужасное открытие потрясло графа. Значит, его любимая, которая должна была стать графиней де Телек, прожила эти пять лет в заточении, здесь, в самом сердце трансильванских гор! Но ведь он собственными глазами видел, как она замертво упала на сцене... Значит, она осталась жива... Пока он оплакивал Стиллу, барон Рудольф сумел проникнуть в дом певицы, похитил ее и увез в Карпатский замок, а могила на кладбище в Санто-Кампо-Нуово в Неаполе осталась пустой! Все это казалось невероятным, чудовищным и противоречило здравому смыслу. Воскрешение Стиллы - это чудо, какого еще никогда не бывало! Франц не знал, что и думать... Но ведь он видел ее, это факт. Значит, Стилла действительно похищена бароном фон Гортцем, и теперь она здесь, в замке!.. Она жива, он только что видел ее наверху, на площадке... Он абсолютно уверен в этом. Граф попытался собраться с мыслями. Все они концентрировались на одном - нужно вырвать Стиллу из рук этого чудовища, освободить из пятилетнего плена. - Рожко, - дрожащим голосом произнес Франц, - послушай и постарайся понять... мне кажется, я сошел с ума!.. - Хозяин! Дорогой хозяин! - Я должен проникнуть к ней любой ценой, нынче же вечером! - Лучше завтра... - Нет, сейчас!.. Она там! Она видела меня так же, как и я ее!.. Она ждет... - Тогда и я пойду с вами!.. - Нет, я пойду один. - А как вы проникнете в замок? Ник Дек не смог... - А я смогу! - Но ведь ворота закрыты. - Для меня откроются... Я буду искать, я отыщу трещину в стене и проберусь внутрь. - И вы не хотите, чтобы я пошел с вами, хозяин? Правда, не хотите? - - Нет, мы сейчас расстанемся, и тем самым ты поможешь мне. - - Мне дожидаться вас здесь? - Нет, Рожко. Ты пойдешь в Верст... или нет, в Верст не стоит. Нельзя, чтобы там узнали. Спустись лучше в деревню Вулкан и переночуй там... Если утром я не догоню тебя, сразу же отравляйся в путь... Впрочем, нет, пережди несколько часов, а потом отправляйся в Карлсбург - и прямиком в полицию. Расскажешь все начальнику... Возвращайся сюда с жандармами, и, если понадобится, пусть возьмут замок приступом и освободят ее!.. О, Боже!.. Стилла жива... Она в руках Рудольфа фон Гортца!.. По тому, как граф бросал эти отрывистые фразы, Рожко мог судить, насколько встревожен его хозяин. - Иди, Рожко! - выкрикнул тот. - Это приказ?.. - Да! Слуге ничего другого не оставалось, как повиноваться. Граф исчез, и Рожко тщетно пытался разглядеть его во мраке ночи. Несколько минут солдат стоял в сомнении, не решаясь покинуть хозяина в такую минуту. В темноте он наверняка не сумеет преодолеть стену замка и вынужден будет спуститься в деревню... Он появится либо утром, либо сегодня ночью, и они вместе направятся в Карлсбург. То, что не под силу ни Францу, ни лесничему, сделают жандармы. Уж они-то справятся с бароном и сумеют вырвать из его когтей несчастную Стиллу... Они обшарят весь Карпатский замок и, если будет нужно, не оставят от него камня на камне, даже если все силы преисподней кинутся его защищать! Рожко начал спускаться с плато Оргалл по направлению к деревне Вулкан. Тем временем, пробираясь вдоль стены, Франц обогнул угловой бастион, возвышавшийся с левой стороны. Тысячи мыслей теснились у него в голове. Он уже не сомневался, что барон фон Гортц находится в замке, раз Стилла здесь... Кто же удерживает ее в замке, если не барон! Она жива! Но как добраться до нее? Как освободить ее, вывести из замка?.. Еще не зная, как, он был уверен, что сделает это... Препятствия, которые не удалось преодолеть Нику Деку, преодолеет Франц де Телек! Ведь его привело в эти руины не простое любопытство, его вела любовь к женщине, которую он горько оплакивал столько лет и вдруг обнаружил, что любимая его жива... Франц решил, что единственное место, где можно проникнуть в замок, - южная куртина: там была дверь, и к ней вел подъемный мост. О том, чтобы перелезть через высокую стену, нечего было и думать. Он прошел по краю плато и обогнул угол бастиона. Днем добраться до двери было бы нетрудно. Однако ночью, пока не взошла луна, это безумие. Одно неверное движение - и он свалится в ров, разобьется о скалы и вызовет камнепад. Франц медленно шел в сторону башни, ведя по стене рукой, чтобы не сбиться с пути. В него словно влились новые силы, казалось, смельчака ведет безошибочный инстинкт. Сразу же за бастионом он увидел южную куртину, к которой вел подъемный мост. На его несчастье, мост поднят!.. Препятствия множились. Из-за огромных валунов, усеявших плато, пробираться вдоль стены было невозможно, пришлось отклониться в сторону. Трудно даже себе представить, каково приходится человеку, пытающемуся отыскать дорогу через Карнак, где повсюду громоздятся каменные столбы, напоминающие дольмены и менгиры {Дольмены и менгиры - доисторические памятники. Дольмен представляет собой надгробие из больших плит, поставленных вертикально и накрытых такими же плитами. Такие надгробия часто встречаются в Бретани. Менгиры - памятники в виде установленных вертикально каменных блоков.} . И никаких указующих знаков, идти приходится наугад в кромешном мраке, когда верхушку центральной башни уже невозможно разглядеть. И все-таки Франц медленно продвигался вперед, перелезая через обломки скал, преграждавшие ему путь. Он цеплялся за камни, обдирая руки о чертополох и кустарник, а над его головой низко летали орланы, издававшие хриплые крики. Отчего же не звонит колокол старой часовни, как зазвонил он при появлении лесничего и доктора? Почему не загорается яркий луч за зубцами башни? Он пошел бы на этот звук и на этот свет, как моряк направляет судно на звук штормовой сирены или на огонь маяка! Но вокруг - ничего, кроме глубокой, густой темноты, где в нескольких шагах уже не видно ни зги. Прошло не меньше часа. По тому, как тропинка уходила куда-то влево, Франц понял, что сбился с пути. Может быть, он спустился ниже потайной двери или прошел выше моста? Он остановился... Куда идти? Неужто придется дожидаться рассвета? Но его, наверное, уже увидели из замка, и теперь Рудольф фон Гортц следит за каждым его шагом. В замок надо проникнуть сейчас, ночью, а он совершенно не ориентируется в темноте... - Стилла!.. Моя Стилла!.. - в отчаянии вскрикнул граф. Неужели он вообразил, будто пленница услышит его и отзовется? Снова и снова выкрикивал он ее имя, повторяемое горным эхом. И вдруг яркий сноп света ударил ему в глаза. Свет шел откуда-то сверху, скорее всего - из центральной башни. От волнения у Франца голова пошла кругом. Он не сомневался, что это Стилла зажгла для него свет. Она, несомненно, увидела его с площадки бастиона и теперь подает ему сигнал, указывая путь. Он двинулся на свет, который становился все ярче по мере приближения к нему. Так как перед этим Франц взял слишком круто влево, ему пришлось пройти несколько шагов вправо, к подножию стены, которое он определил на ощупь. Свет бил ему в лицо - очевидно, он исходил из какого-нибудь окна на башне. Теперь оставалось последнее препятствие, скорее всего непреодолимое. Если дверь окажется запертой, а мост поднятым, придется спуститься к подножию куртины. Но как он взберется оттуда на стену высотой в пятьдесят футов? Франц подошел к опоре моста. Мост был опущен... Только бы дверь оказалась открытой! Не раздумывая ни секунды, Франц пробежал по мосту и толкнул дверь. Она подалась. Франц стремглав бросился под темные своды. Не успел он сделать и нескольких шагов, как мост поднялся со страшным скрежетом и дверь захлопнулась. Граф Франц де Телек оказался пленником Карпатского замка. ГЛАВА XII И жители Трансильвании, и туристы, которые совершали восхождения и спуски по горным тропам хребта Вулкан, знали Карпатский замок лишь по его внешнему виду. На значительном расстоянии, где страх останавливал самых отчаянных смельчаков, полуразрушенный замок представал огромной, бесформенной грудой камней. Однако внутри крепости не видно было почти никаких разрушений. Укрывшиеся за толстыми стенами строения хорошо сохранились, и в них мог свободно разместиться большой гарнизон. Просторные сводчатые залы, глубокие подземелья, множество переходов, длинные коридоры, где сквозь трещины в полу пробивалась трава, огромные подвалы, куда не достигал дневной свет, вырубленные в каменных стенах лестницы, освещенные тусклым светом, проникающим сквозь узкие бойницы... Центральная трехэтажная башня с довольно удобными жилыми помещениями была окружена галереей с зубчатым парапетом, а всевозможные фортификационные сооружения соединялись бесконечным лабиринтом переходов, поднимающихся до площадки бастиона и спускающихся в глубину подземного этажа. Здесь же было несколько цистерн для сбора дождевой воды, избыток которой стекал по трубам в Ньяд. Хорошо сохранились и длинные подземные ходы, ведущие к дороге через перевал. Геометрический план замка отражал столь же сложную систему, как сеть лабиринтов Порсенны, Лемнса и Крита {Порсенна. Лемнос и Крит - острова в Эгейском море.} . Точно Тесея {Тесей мифический герой, сын афинского царя Посейдона и Эфры.} , снедаемого страстью к дочери Миноса {Минос - в греческой мифологии сын Зевса и Европы, могущественный и cправедливый царь Крита и прилегающих островов, жил до Троянской войны.} , необоримое чувство вело графа по бесконечным извилинам крепостных переходов. Однако в руках у него не было нити Ариадны, которая вела греческого героя. Одна-единственная мысль владела юношей: во что бы то ни стало проникнуть в замок! И он сделал это. А ведь ему прежде следовало подумать: почему мост, поднятый днем, опустился, будто специально для того, чтобы его пропустить. Ему бы подумать, почему дверь сама собой захлопнулась за его спиной! Но он ни о чем не думал. Главное, удалось попасть в замок, где Рудольф фон Гортц прячет Стиллу. Франц готов был пожертвовать собственной жизнью, чтобы отыскать возлюбленную. Галерея, куда попал де Телек, широкая, с высокими сводчатыми перекрытиями, уходила во тьму. Идти по растрескавшимся плитам пола было трудно. Граф приблизился вплотную к левой стене и медленно пошел, ведя по ней рукой, ощупывая все ее неровности, образованные наростами солей. В тишине отчетливо звучали его шаги, им вторило гулкое эхо. Теплая струя воздуха, отдающего гнилью, подталкивала его в спину, и он шагал все дальше по длинной галерее. Вот он поравнялся с каменной колонной, отмечавшей поворот налево, и оказался в узком коридоре. Подняв руку над головой, Франц коснулся потолка и снова пошел вперед, слегка нагнувшись, стараясь не потерять направление. Шагов через двести коридор сделал еще один поворот, шагов через пятьдесят повернул снова и потянулся в обратном направлении. Куда ведет этот коридор? К куртине или к подножию башни? Франц ускорил шаги, то и дело спотыкаясь о камни, попадая в расщелины или натыкаясь на крутой поворот. Время от времени встречались проемы в стене, которые вели куда-то в сторону, но кругом было так темно, что ориентироваться в этом лабиринте мог только крот. Не один раз де Телеку пришлось возвращаться, бредя по лабиринту вслепую, боясь, что какая-нибудь плита вот-вот провалится под ногой и он угодит в колодец-ловушку, откуда никогда не выберется. Ступая с предельной осторожностью, держась за стены, граф медленно продвигался вперед. Сейчас ему было не до размышлений. Поскольку Францу не пришлось больше ни подниматься, ни спускаться, он пришел к заключению, что находится в основном здании замка. Оставалось надеяться, что коридор приведет его в конце концов к центральной башне, туда, где начинается лестница. Должен же как-то сообщаться вход в замок с остальными строениями! Когда тут жила семья баронов фон Гортцев, им, вероятно, не приходилось всякий раз преодолевать эти бесконечные коридоры. Вторая дверь, расположенная напротив входа, рядом с первой галереей, открывалась в оружейный зал, в центре которого и поднималась лестница в башню, но Франц этого не знал. Не меньше часа блуждал он по лабиринту, то и дело прислушиваясь и не решаясь крикнуть, позвать Стиллу - эхо могло донестись до башни. И все же Франц не отчаивался; у него еще есть силы, и он одолеет все препятствия. Но вот молодой человек стал уставать, еще не отдавая себе в этом отчета. Он ничего не ел с тех пор, как они с Рожко покинули Верст. Очень хотелось пить. Теперь он ступал менее уверенно, чувствуя, как подкашиваются у него ноги. О г сырого и теплого воздуха стала влажной одежда; сердце забилось учащенно, он задыхался. И вдруг, сделав очередной шаг, Франц не ощутил под ногой пола. Он нагнулся, нащупал ступеньку, потом другую... Лестница уходила вниз, в подземелье. Спускаясь по ней, де Телек насчитал семьдесят семь ступеней и наконец оказался в извилистом темном коридоре, в котором скоро заблудился. Он бродил по нему с полчаса, пока не выбился из сил. И тут впереди, в двухстах или трехстах шагах, показалась светящаяся точка. Откуда идет этот свет? Какого он происхождения? Может быть, это блуждающие огни - где-то в глубине земли воспламенился водород? Или кто-нибудь из обитателей замка прошел с фонарем? А вдруг это она?! Франц вспомнил, что один раз огонь уже указал ему дорогу ко входу, когда он заблудился среди скал. Если тогда Стилла зажгла для него свет в окне башни, может, это снова она указывает ему путь в извилистых переходах? Едва владея собой, Франц стал всматриваться во тьму. Ему показалось, что неяркий свет исходит из подземного склепа в конце коридора. Шатаясь, Франц добрался до узкой двери и, споткнувшись, упал на пороге. Склеп хорошо сохранился - он был правильной круглой формы, высотой примерно в двенадцать футов. Стрельчатый свод опирался на капители восьми мощных колонн, деревянные переплеты лучами вздымались к своду арки, где был подвешен стеклянный шар, источающий желтоватый свет. Прямо против входа, между двух колонн, виднелась другая дверь. Франц с трудом доплелся до нее, но открыть не смог. В этом тесном помещении имелась кое-какая мебель: кровать или, скорее, топчан из выдолбленного ствола дуба, на котором лежала сбившаяся комом постель; скамейка на витых ножках, прикрепленный к стене железным кронштейном стол, на котором стоял кувшин с водой, блюдо с куском холодной дичи и большим ломтем хлеба. В углу плескалась вода, переливаясь через край бассейна и утекая в отверстие у основания чаши. Не означало ли убранство этого помещения, что тут ждали гостя и приготовили все для его встречи? Иначе говоря, тюрьма ожидала узника, и этим узником был Франц, которого заманили сюда хитростью. Однако мысли молодого человека были так сумбурны, что он все еще не распознал ловушки. Измученный, голодный, он жадно проглотил еду, которую нашел на столе, и, запив ее водой из кувшина, повалился на постель в надежде, что короткий отдых восстановит его силы. Франц попытался собраться с мыслями, но они утекали, точно вода из горсти. Что делать? Дождаться рассвета и возобновить поиски? Неужели воля его сломлена и он больше ни на что не способен? "Нет, - сказал он себе, - я не стану ждать! Надо искать путь в башню, я должен попасть туда нынче ночью..." Внезапно тусклый свет, что лился из шара, укрепленного в центре свода, погас, и все погрузилось во тьму. Граф попытался встать, но не смог: его мозг затуманился, течение мысли разом остановилось, точно стрелки часов, у которых кончился завод. Это был странный сон: какая-то тяжесть навалилась на него, и душа словно перестала существовать. Франц не понял, сколько длился сон. Когда он проснулся, часы стояли, и он не смог определить время. Помещение было залито тусклым искусственным светом. Франц вскочил и бросился к первой двери - она оказалась открытой. Вторая дверь была заперта, как и прежде. Он попытался сообразить, где он и что с ним, но это удавалось ему с трудом. Сказывалось утомление, а голова... она была пуста и тяжела. "Сколько времени я спал? Ночь сейчас или день?.." В склепе ничего не изменилось, если не считать зажженного светильника, свежей еды и кувшина, полного воды. Кто-то входил сюда, пока он спал... Значит, тут знали, что граф попался в ловушку? Неужели он приговорен к вечному заточению и никогда больше не увидит людей? Не бывать этому! Он убежит, найдет коридор, который ведет к выходу, и выберется отсюда... Выберется?.. Франц вспомнил, с каким скрежетом закрылась за ним тяжелая входная дверь... Все равно, он постарается добраться до стены и через амбразуру вылезет наружу... Нужно бежать из замка, чего бы это ни стоило! А Стилла?.. Как же она без него?.. Как уйти, оставив ее в лапах Рудольфа фон Гортца?.. Если ему самому не удастся ничего сделать, он призовет на помощь жандармов, которых Рожко должен привести из Карлсбурга в Верст. Они приступом возьмут старую крепость и обыщут замок сверху донизу... Теперь, когда решение было принято, Франц не хотел терять времени. Он встал и направился к коридору, по которому пришел сюда, и в этот момент за второй дверью послышались звуки приближающихся шагов. Франц прижался ухом к двери и затаил дыхание... Шаги приближались. Казалось, кто-то осторожно переступает со ступеньки на ступеньку. Значит, там есть еще одна лестница, которая, очевидно, ведет из склепа во внутренние коридоры. Приготовившись к любой неожиданности, Франц снял с пояса кинжал. Если войдет кто-то из слуг барона, он бросится на него, вырвет ключи и попытается выбраться на верхнюю площадку башни. Если же появится сам барон фон Гортц, - а граф сразу узнает этого человека, которого хорошо запомнил в тот день, когда Стилла упала на сцене Teaтpa "Сан-Карло", - ему не будет пощады! Шаги затихли. Франц, не дыша, ждал, когда отворится дверь. Но она оставалась закрытой, и из-за нее донесся бесконечно нежный голос. Это был голос Стиллы, только очень слабый: граф узнал все его модуляции, его невыразимое очарование... Совершенный инструмент высокого искусства, который, как он думал, умер вместе с его обладательницей. Стилла запела арию, которую Франц слышал в большом зале трактира в Береге: "Nel giardino de'mille fiori, Andiamo, mio cuore..." Голос проникал в самую душу... Франц, вдыхал его, упивался им, как божественным вином, а Стилла, будто приглашая его следовать за собой, все повторяла: "Andiamo, mio cuore... Andiamo..." Однако дверь вге не открывалась!.. Он не мог приблизиться к Стилле, не мог дотронуться до нее, поднять на руки и унести из замка... - Стилла... Стилла моя!.. - вскричал Франц. Он бросился к двери и стал колотить в нее кулаками. Она не поддавалась. Пение начало затихать, голос замирал вдали, шаги удалялись... Опустившись на колени, Франц пытался выломать дверь. Раздирая руки о гвозди, он звал Стиллу, голос которой уже почти не был слышен. Ужасная мысль молнией пронзила его: "Она сошла с ума, потому и не узнала меня, не ответила на мой зов... Пять лет она томилась здесь, во власти этого человека... Бедная Стилла, у нее помутился рассудок... " Франц встал, глаза его блуждали, голова была в огне... "Я тоже схожу с ума... у меня путаются мысли. Я схожу с ума, как и она... " Он метался по склепу, точно дикий зверь в клетке. - Нет, - твердил он себе, - нельзя терять голову! Я должен вырваться из замка... И я вырвусь! Он бросился к первой двери, но теперь и она была заперта. Кто-то бесшумно запер ее, а он не заметил этого... Теперь граф де Телек стал не только пленником замка, он стал пленником этого склепа. ГЛАВА XIII Франц чувствовал себя уничтоженным. Как он и опасался, способность к размышлению, трезвый рассудок, который помог бы ему разобраться во всем, покинули его. Единственное, что владело им, - это воспоминание о Стилле, о ее пении, которое эхо темного склепа больше не доносило сюда. Может, он стал жертвой собственной фантазии? Нет, тысячу раз нет! Он слышал голос Стиллы и видел ее на башне замка. А потом, когда его пронзила мысль о том, что Стилла помешалась, он понял, что теряет ее во второй раз. - Безумна!.. - повторял он. - Она не узнала моего голоса, не ответила на мой зов... Стилла безумна! Это было более чем вероятно. О, если бы он мог вырвать ее из заточения, увезти к себе, в Крайову, посвятить ей всю жизнь, окружить ее заботой, она наверняка выздоровела бы! Франц повторял это снова и снова, будто в бреду, и много часов протекло, прежде чем он пришел в себя. Теперь он попытался рассуждать хладнокровно и разобраться в хаосе мыслей. "Надо бежать отсюда... Но как? Дождаться, когда откроется дверь. Они приносят еду, когда я засыпаю. Я подстерегу их, сделаю вид, что сплю..." И тут у него закралось подозрение: очевидно, они что-то подсыпают ему в воду, какое-то дурманящее зелье... Этот тяжелый сон, похожий на беспамятство, на небытие, - наверняка от этого питья. Больше он не станет пить эту воду... И есть тоже не станет. Кто-нибудь из слуг скоро явится, и тогда... Что тогда? Что он предпримет? Интересно, какое теперь время суток? Рассвет? Закат? День? Ночь? Франц настороженно прислушивался, не раздадутся ли шаги, не подойдет ли кто-нибудь к двери, но все было тихо. Он бродил впотьмах от стены к стене, чувствуя, как горит у него голова и шумит в ушах. Ему стало нечем дышать - воздух проникал сюда только через дверные щели... Внезапно из-за перегородки в углу повеяло свежим воздухом. Наверное, за этой перегородкой есть еще один проход, о котором он не подозревал. Между двух перегородок он обнаружил узкий коридор, откуда струился слабый свет, падающий откуда-то сверху. По этому коридору Франц попал в небольшой внутренний дворик, не более шести-семи шагов в длину, окруженный высокими стенами и походивший скорее на колодец, примыкающий к этой подземной камере. Через этот колодец в склеп проникал скудный свет. Франц понял, что сейчас день. Подняв глаза, он увидел, что солнечные лучи косо падают на край колодца. Солнце уже прошло, по-видимому, половину своего пути, так как конус света сужался. Было что-нибудь около пяти. Выходит, он спал не меньше сорока часов. Разве мог он проспать столько в обычном состоянии? Наверняка ему дали снотворное. Воздух во дворике был сырой, но Франц вдыхал его полной грудью, чувствуя новый прилив сил. Однако надежда вырваться отсюда через узкую каменную трубу оказалась несбыточной: подняться по гладким, без единого выступа, стенам было невозможно. Франц вернулся в склеп. Поскольку убежать можно было лишь через одну из дверей, он решил еще раз проверить, заперты ли они. Первая дверь, через которую он вошел, была очень тяжелая и массивная, должно быть, запиралась снаружи на железный засов. Нечего было и пытаться открыть ее. Вторая дверь, за которой он слышал голос Стиллы, казалась не такой прочной. Некоторые доски на ней прогнили. Может, удастся их выломать? Франц решил пробиваться на волю через эту дверь. Однако времени у него было мало: кто-нибудь мог внезапно появиться здесь, считая, что он крепко спит под действием снадобья. Граф принялся за работу. Дело спорилось, да так, как он даже не смел и мечтать. От сырости дерево стало трухлявым, особенно там, где был врезан замок. Молодой человек работал почти бесшумно. Он орудовал ножом, надеясь вырезать замок, и при этом время от времени останавливался и прислушивался, не идет ли кто-нибудь. Часа через три он закончил работу, и дверь со скрипом отворилась. Франц снова вышел во двор, чтобы