зможно, если мы обсудим статью с Виолем Фалюшем, он разрешит публикацию. - Вы безумнее меня. - Мы можем попытаться. - Очень хорошо, - прокаркал Наварх. - У меня нет выбора. Но, предупреждаю, я отрекусь от статьи. - Как хотите. Мы позвоним отсюда или с брандвахты? - С брандвахты. Обиталище Наварха колыхалось на волнах, тихое и безлюдное. - Где девушка? - спросил Джерсен. - Зан Зу, Друзилла, или как ее там? - Задавать такие вопросы, - хмыкнул поэт, - все равно что спрашивать, какого цвета ветер. Он пробежал по трапу, прыгнул на борт и отчаянным, трагическим жестом широко распахнул дверь. Наварх бросился к видеофону, нажал кнопки и пробормотал ключевое слово. Экран ожил - на нем появился одинокий цветок лаванды. Наварх обернулся к Джерсену: - Он на Земле. Когда Фалюш улетает, лепестки цветка голубеют. Послышались такты нежной мелодии, и через секунду-другую зазвучал голос: - О, Наварх, мой старый компаньон. С другом? - Да, срочное дело. Это - мистер Генри Лукас, представляющий журнал "Космополис". - Журнал с традициями! Не встречались ли мы раньше? Что-то в вас есть знакомое... - Я недавно с Саркоя, - сказал Джерсен. - Ваше имя там до сих пор на слуху. - Отвратительная планета - Саркой. Однако не лишена зловещей красоты. Наварх вмешался в беседу: - У меня с мистером Лукасом вышел спор, и я хочу решительно отмежеваться от его дел. - Мой дорогой Наварх, вы тревожите меня. Мистер Лукас наверняка человек воспитанный. - Вы увидите. - Как уже сказал Наварх, я работаю на "Космополис", - продолжал Джерсен. - Фактически я из числа управляющих. Один наш сотрудник подготовил сенсационную статью. Я заподозрил автора в преувеличениях и решил проконсультироваться с Навархом, который усугубил сомнения. Такое ощущение, что автор статьи столкнулся с Навархом, когда тот был в несколько возбужденном состоянии, и на основании случайных высказываний сделал ложные выводы. - Ах да, статья! Она у вас? Джерсен показал макет. - Вот она. Я настаивал на проверке фактов, ведь Наварх утверждает, что автор чересчур свободно интерпретировал полученные сведения. Он полагает, что будет честнее, если вы ознакомитесь со статьей до публикации. - Звучит благородно, Наварх! Ну что ж, позвольте мне исследовать эту тревожащую вас помеху. Поверьте, я не буду слишком суров. Джерсен поднес журнал к передаточному устройству. Виоль Фалюш читал. Время от времени он шипел что-то сквозь зубы, издавал невнятные возгласы. - Переверните страницу, пожалуйста. - Его голос звучал вежливо и мягко. - Спасибо. Я закончил. - Последовало минутное молчание, затем голос снова полился из динамика - изысканно любезный, с чуть заметной ноткой угрозы: - Наварх, вы были чересчур беззаботны, даже для Безумного Поэта. - Ба! - пробормотал Наварх. - Разве я не открестился сразу от этой затеи? - Не совсем. Я отметил манеру изложения, великолепный стиль, характерный лишь для поэта. Вы лукавите. Наварх набрался храбрости и заявил: - Правда служит, так сказать, отражением жизни. Она всегда прекрасна. - Лишь в глазах наблюдающего, - возразил Виоль Фалюш. - Я не нашел никакой красоты в этой омерзительной статье. Мистер Лукас был совершенно прав, что побеспокоился узнать мою реакцию. Статья не должна публиковаться. Однако Наварх, опьяненный собственным безрассудством, начал препираться: - Что за толк в известности, если твои друзья не могут извлечь из нее выгоду? - Эксплуатация известности и ублажение друзей не входят в мои планы, - заметил мягкий голос. - Можете ли вы вообразить мое расстройство, если эта статья выйдет? Она спровоцирует меня на ужасные поступки. Придется требовать удовлетворения у всех замешанных в деле, что будет лишь справедливо. Вы оскорбили мои чувства и должны загладить вину. В вопросах чести я крайне щепетилен и воздаю сторицей за оскорбление. - Правда отражает Вселенную, - продолжал спорить Безумный Поэт. - Скрывая правду, вы разрушаете Вселенную. - Но в статье нет и слова правды. Это частная точка зрения, образ или два, выхваченные из контекста. Как человек, владеющий всей полнотой фактов, я заявляю, что допущено искажение действительности. - Позвольте мне сделать предложение, - вмешался Джерсен. - Почему бы вам не позволить "Космополису" представить реальные факты, так сказать, факты с вашей точки зрения. Нет сомнений, вам есть что поведать обитателям Ойкумены, как бы они ни оценивали ваши деяния. - Не думаю, - протянул Виоль Фалюш. - Это походило бы на саморекламу или, что еще хуже, на довольно безвкусную апологию. Я скромный человек. - Но ведь вы художник? - Разумеется. Правдивого и благородного масштаба. До меня люди искусства выражали плоды своих исканий с помощью абстрактных символов. Зрители или слушатели, как правило, не принимали участия в создании произведений. Я же использую иную символику, изысканно абстрактную, но осязаемую, видимую и слышимую, - символику событий и окружения. Нет зрителей, нет аудитории, нет пассивного созерцания - только участники, которые испытывают разнообразные ощущения во всей их остроте. Никто прежде не замахивался на разрешение подобной задачи. - Здесь Виоль Фалюш издал какой-то странный, затянувшийся смешок. - За исключением, возможно, моего современника, мегаломаньяка Ленса Ларка, придерживающегося, однако, более жесткой концепции. Тем не менее, готов заявить: я, возможно, величайший художник в истории. Мой объект - Жизнь, мой медиум - Опыт, мои инструменты - Удовольствие, Страсть, Ненависть, Боль. Я созидаю окружение, необходимое для слияния всех этих чувств в единое целое. Речь идет, разумеется, о моем творении, обычно именуемом Дворцом Любви. Джерсен энергично кивнул: - Народы Ойкумены горят желанием узнать о нем. Чем публиковать вульгарную стряпню вроде этой, - Джерсен небрежно кивнул на макет "Космополиса", - журнал предпочел бы обнародовать ваши тезисы. Нас интересуют фотографии, карты, образцы запахов, записи звуков, портреты, а больше всего - ваша экспертная оценка. - Звучит заманчиво. - Тогда давайте назначим встречу. Назовите время и место. - Место? Дворец Любви, разумеется. Каждый год я приглашаю группу гостей. Вы будете включены в число приглашенных, и старый безумец Наварх тоже. - Только не я! - запротестовал Наварх. - Мои ноги никогда не теряли контакта с Землей, я не рискну замутить ясность своего зрения. Джерсен также не выказал восторга: - Приглашение, хоть и оценено нами по достоинству, не совсем удобно. Я тоже предпочел бы встретиться с вами сегодня вечером, здесь, на Земле. - Невозможно. На Земле у меня есть враги, на Земле я всего лишь тень. Ни один человек здесь не может указать на меня пальцем и объявить: "Вот он, Виоль Фалюш". Даже мой дорогой друг Наварх, от коего я приобрел столько познаний. Чудесный праздник был, Наварх! Великолепный, достойный Безумного Поэта! Но я разочарован в девушке, отданной вам на воспитание, и я разочарован в вас. Вы не проявили ни такта, ни воображения, на которые я рассчитывал. Я ожидал увидеть новую Игрель Тинси, радостную и капризную, сладкую, как мед, беззаботную, как жаворонок, с живым умом и все же невинную. А что я нашел? Унылую замарашку, абсолютно безответственную и безвкусную. Вообразите: она предпочла мне Яна Келли, пустого, нестоящего человечка, к счастью, уже покойного. Я возмущен. Девушка явно плохо воспитана. Я полагаю, она знает обо мне и о моем интересе к ней? - Да, - вяло сказал Наварх. - Я произносил при ней ваше имя. - Ну, я не удовлетворен и посылаю ее в другое место для обучения менее одаренным, но более дисциплинированным наставником. Думаю, она присоединится к нам во Дворце Любви. А, Наварх, вы хотите что-то сказать? - Да, - подтвердил Наварх скучным голосом. - Я решил принять ваше приглашение. Я посещу Дворец Любви. - С вами, художниками, все ясно, - заявил Джерсен поспешно, - но я-то занятой человек. Возможно, небольшой разговор или два здесь, на Земле... - Я уже покидаю Землю, - заметил Виоль Фалюш своим мягким голосом. - Я болтался здесь, на орбите, в ожидании известия, что мои планы относительно юной шалуньи приведены в исполнение... Так что вы должны посетить Дворец Любви. Цветок вспыхнул зеленью, поблек и окрасился нежной голубизной. Связь прервалась. Наварх долгие две минуты сидел неподвижно в своем кресле - голова опущена, подбородок упирается в грудь. Джерсен уставился невидящим взглядом в окно, свыкаясь с внезапным ощущением утраты и пустоты... Наконец поэт вскочил на ноги и пошел на переднюю палубу. Джерсен последовал за ним. Солнце опускалось в воду, черепичные крыши Дюрре горели бронзовым отсветом, черные конструкции доков застыли под странными углами - все источало почти нереальную меланхолию. - Вы знаете, как добраться до Дворца Любви? - спросил Джерсен. - Нет. Он сам нам скажет. Его память похожа на картотеку - от нее не ускользает ни одна деталь. - Наварх безнадежно махнул рукой, зашел в каюту и вернулся с высокой, тонкой темно-зеленой бутылью и двумя бокалами. Он отбил горлышко и наполнил бокалы. - Пейте, Генри Лукас, или как вас там? Внутри этой бутылки вся мудрость столетий, золотой век Земли. Нигде больше не родит такая лоза, лишь на старой Земле. Безумная старая Земля, безумный старый Наварх - чем старше они, тем ближе к совершенству. Хлебните этого превосходного эликсира. Генри Лукас, и считайте, что вам повезло: его вкушают только безумные поэты, трагические Пьеро, черные ангелы, герои на пороге смерти... - А меня можно причислить к этому ряду? - прошептал Джерсен - больше себе, чем Наварху. Повинуясь привычке, Наварх поднял бокал и стал разглядывать вино на просвет. Угасающие дымно-оранжевые лучи зажгли влагу в стекле. Поэт отхлебнул добрую половину содержимого и уставился на воду. - Я покидаю Землю. Сухой листок, гонимый ветрами. Глядите! Глядите! - В неожиданном возбуждении он указал на печальную закатную дорожку, бегущую поперек устья реки. - Вот наш путь. Нам нужно идти! Джерсен потягивал вино, которое, казалось, впитало в себя солнечный свет. - Как по-вашему, зачем он забрал девушку? Наварх скривил губы: - Ясно зачем. Он будет терзать ее, шипя, как змея. Она - Игрель Тинси, и она вновь отвергла его... Так что Фалюш опять вернет ее в младенчество. - Вы уверены, что она - Игрель Тинси? А не просто очень на нее похожа? - Она - Игрель Тинси. Конечно, разница есть, огромная разница. Игрель была кокетлива и бессознательно жестока. Эта - серьезна, терпима и чужда жестокости... Но она - Игрель Тинси. Они сидели, поглощенные своими мыслями. Сумерки опустились на воду, на дальнем берегу зажглись огоньки. Посыльный в униформе вылез из аэрокара и подошел к трапу. - Послание для поэта Наварка. Наварх перегнулся через перила: - Это я. - Отпечаток большого пальца сюда, пожалуйста. Наварх возвратился с длинным голубым конвертом. Медленно вскрыв его, он вытащил листок с изображением цветка лаванды, вроде заставки на экране видеофона. Послание гласило: "Следуйте за Скопление Сирнеста в секторе Аквариума. В глубине Скопления находится желтое солнце Миель. На пятой планете, Согдиане, на юге континента, по форме напоминающего песочные часы, находится город Атар. В месячный срок явитесь в агентство Рабдана Ульшазиса и скажите: "Я гость Маркграфа". 10 Хашиери. Так это неправда, что Конгрегация первоначально была тайным обществом наемных убийц? Иешно. Такая же правда, как то, что Лига Планового Прогресса задумана как тайное общество безответственных бунтовщиков, предателей, ипохондриков, склонных к самоубийству. X. Это не ответ. И. Вы оперируете сомнительной терминологией, вуалирующей истину. X. А в чем, по-вашему, состоит истина? И. Приблизительно пятнадцать столетий назад стало очевидным, что существующая система законов и защиты общественной безопасности не может уберечь человеческую расу от четырех серьезных опасностей. Первое - повсеместное и неконтролируемое проникновение в общественные системы водоснабжения" наркотиков, стимуляторов, красителей и бактерицидных препаратов. Второе - развитие генетических дисциплин, позволяющее и поощряющее различные организации к изменению основных генетических характеристик человека согласно современным биологической и политической теориям. Третье - психологический контроль над средствами массовой информации. Четвертое - внедрение технологий во имя прогресса и социального благополучия, сводящее на нет такие качества, как предприимчивость, воображение, творческий потенциал. Я уже не говорю об умственном оскудении, безответственности, мазохизме, попытках нервически настроенных субъектов укрыться в психологически безопасных местах - это сопутствующие явления. Если уподобить человечество организму, пораженному раком. Конгрегация исполняет роль профилактической сыворотки. Из телевизионной дискуссии, состоявшейся в Авенте, на Альфаноре, 10 июля 1521 г., между Гоуманом Хашиери, советником Лиги Планового Прогресса, и Слизором Иешно, Братом Конгрегации девяносто восьмой ступени. С покорностью фаталиста Наварх взошел на борт джерсеновского "Фараона". Оглядывая каюту, он трагически провозгласил: - Вот это и случилось! Бедный старый Наварх оторван от источника своей силы! Поглядите на него: просто мешок с костями. О Наварх! Ты связался с жуликами, преступниками и журналистами. Ты достоин того, чтобы тебя выбросили за борт! - Придите в себя, - сказал Джерсен, - все не так уж плохо. Когда "Фараон" оторвался от Земли, Наварх издал приглушенный стон, словно ему под ноготь загнали шип. - Поглядите в иллюминатор, - предложил Джерсен, - поглядите на старую Землю! Такой вы ее никогда не видели. Наварх оглядел бело-голубой шар и неохотно согласился, что вид не лишен очарования. - Теперь оставим Землю, - проговорил Джерсен, - и направимся в сектор Аквариума. Включим двигатели и окажемся в иной части Вселенной. Наварх задумчиво поскреб длинный подбородок. - Странно, - заметил он, - странно, что эта скорлупка может унести нас в такую даль столь быстро. Непостижимо. Так и тянет обратиться к теософии и объяснить все вмешательством бога пространства или бога света. - Теория раскрывает эту тайну, хоть и приводит нас к новым загадкам. Очень возможно, что число загадок бесконечно: за каждой раскрытой следует еще одна. Пространство - это пена из частиц вещества, которые способны конденсироваться. Пена завихряется с различной скоростью, средняя активность этих завихрений - время. Наварх с любопытством прошелся по кораблю. - Все это очень интересно. Будь я поприлежнее в молодости, стал бы великим ученым. Путешествие продолжалось. Наварх оказался довольно утомительным компаньоном. Возбуждение чередовалось у него с подавленностью. То он валялся на койке с босыми ногами, укрывшись с головой, то часами любовался на пролетающие мимо звезды, потом засыпал Джерсена вопросами о принципе действия привода Джарнелла. - Пространственная пена закручивается в спирали, - объяснял Кирт, - ее можно завихрить вокруг корабля, так как она не обладает инерцией. Корабль внутри такого завихрения не подвержен воздействию физических законов Вселенной, и даже небольшая мощность обеспечивает огромную скорость. Свет также завивается в спирали, и у нас создается впечатление быстрого передвижения по Вселенной. - Гм, - задумался Наварх, - а какого размера могут быть эти приводы? - Довольно компактные, я полагаю. - Подумать только! Жаль, что их нельзя надевать на спину и передвигаться таким образом. - И каждый раз выныривать через миллионы миль, чтобы глотнуть воздуха? Наварх сетовал на свое невежество: - Знай я все это раньше, сам бы сконструировал полезную и удобную машину. - Но привод Джарнелла изобретен уже давно. - Не для меня! - возразил Наварх. "Фараон" летел к самым дальним звездам Аквариума. Край Света, невидимый условный барьер между порядком и хаосом, остался за спиной. Впереди сияло Скопление Сирнеста, подобное рою золотистых пчел, - двести звезд, вокруг которых обращались планеты разного вида и размера. Джерсен с некоторым трудом нашел Миель, и вскоре пятая планета, Согдиана, повисла под ними, похожая на Землю, с нормальной атмосферой, как у большей части обитаемых планет. Климат, видимо, был умеренным, полярные шапки не достигали большого размера, в экваториальной зоне располагались пустыни и джунгли. Континент, формой напоминающий песочные часы, сразу бросался в глаза, а телескоп помог установить местонахождение Атара. Джерсен запросил разрешение на посадку, но ответа не получил, из чего сделал вывод, что подобные формальности здесь неведомы. Атар представлял собой горстку белых и розовых домиков на берегу океанского залива. Космопорт работал по стандартам всех населенных миров: как только Джерсен посадил корабль, явились двое служащих, взяли с него пошлину и удалились. Здесь не было представителей Неласкового Корпуса, а значит, этот мир не служил прибежищем пиратов, налетчиков и работорговцев. Общественного транспорта Атар не знал, и путникам пришлось прошагать с полмили до города. Аборигены, темнокожие, с медно-рыжими волосами, в белых штанах и причудливых белых тюрбанах, глазели на пришельцев с нескрываемым любопытством. Они говорили на непонятном языке, но Джерсен, беспрестанно повторяя: "Рабдан Ульшазис? Рабдан Ульшазис?", наконец выяснил, где искать связного. Рабдан Ульшазис, светловолосый, темнокожий человек, одетый, как и остальные туземцы, возглавлял агентство по импорту - экспорту на берегу океана. Предложив гостям по чашке пунша, он осведомился о цели их визита. - Мы гости Маркграфа, - пояснил Джерсен, - нам велели обратиться к вам. - Конечно, конечно, - поклонился Рабдан Ульшазис. - Вы будете доставлены на планету, где Маркграф владеет небольшим поместьем. - Еще один поклон. - Прошу прощения, я отлучусь на секундочку - проинструктирую особу, которая будет сопровождать вас. - Согдианин исчез за портьерами и вернулся в сопровождении человека сурового вида, с близко посаженными глазами, который курил, нервно выпуская клубы ядовитого дыма - табак туземцам заменял порошок из сушеного белого корня какого-то местного растения. - Это Зог, он проводит вас на Росью. Зог мигнул, закашлялся и сплюнул на пол. - Он говорит лишь на языке Атара, - продолжал Рабдан Ульшазис, - поэтому объясняться с ним вы не сможете. Вы готовы? - Мне нужно оборудование с моего корабля, - сказал Джерсен, - а сам корабль - он будет в безопасности? - В полной безопасности. Я позабочусь об этом. Если по возвращении будут претензии, отыщите Рабдана Ульшазиса - заплачу за все. Но зачем вам вещи с корабля? Маркграф предоставит все, даже новую одежду. - Мне нужна моя камера, - объявил Джерсен, - я собирался фотографировать. Туземец замахал рукой: - Маркграф предоставит вам любое оборудование такого рода, самые современные модели. Он желает, чтобы гости не обременяли себя собственностью, хоть ему и все равно, какой у них психический багаж. - Иными словами, - нахмурился Джерсен, - мы не должны брать с собой никакого имущества? - Вовсе нет. Просто Маркграф предоставит все. Его гостеприимство не знает границ. Вы сели на борт корабля, закрыли шлюзы и набрали код? Очень хорошо, с этой минуты вы гости Маркграфа. Если вы в компании Фенди Зога... Он помахал Зогу рукой, тот наклонил голову, и Наварх с Джерсеном последовали за ним на задний двор. Здесь стоял аэрокар незнакомой Джерсену конструкции. Похоже, и Зог имел о ней поверхностное представление: потыкав наугад в кнопки контрольной панели, подергав рычаги и опробовав сенсорные устройства, управляемые голосом, он устал от неопределенности и резко переключил рычаги на ручной режим. Аэрокар подпрыгнул, чуть не задел за верхушки деревьев и помчался вверх, унося Джерсена, Зога, скорчившегося над контрольной панелью, и вопящего от ужаса Наварха. Наконец Зог овладел управлением. Аэрокар пролетел на юг двадцать миль над сельскохозяйственными угодьями, окружающими Атар, и достиг посадочного поля, где стоял корабль модели "Андромеда". Снова в поведении Зога появились некоторые признаки неуверенности. Аэрокар взвыл, подпрыгнул, дернулся и в конце концов застыл. Наварх и Джерсен поспешно вылезли и, повинуясь жесту Зога, поднялись на борт "Андромеды". Дверь за ними закрылась. Хоть обширная панель, как обычно, отделяла салон от рулевой рубки, они видели, что Зог усаживается за контрольный пульт. Наварх протестующе завопил, Зог повернулся к ним, желтые зубы обнажились в гримасе, которая могла быть ободряющей улыбкой, и задвинул панель. Магнитный замок щелкнул. Наварх в отчаяньи откинулся в кресле. - Жизнь особенно дорога, когда ей что-то угрожает. Что за мерзкий трюк сыграл Фогель со старым наставником? Джерсен указал на перегородку, отделяющую их от рубки: - Он хочет сохранить свою тайну. Наварх удрученно покачал головой: - Что толку в знании для ума, скованного страхом?.. Чего мы ждем? Он что, штудирует справочник пилота? "Андромеда" дрогнула и рванулась вверх с пугающей скоростью, едва не бросив Джерсена и Наварха на пол. Кирт только усмехался, слыша протестующее ворчание поэта. Солнце Миель, просвечивающее сквозь перегородку, металось из стороны в сторону, пока не скрылось из виду. Прочь из Скопления летела "Андромеда", и казалось, что Зог несколько раз поменял курс, то ли по небрежности или неопытности, то ли желая окончательно запутать пассажиров. Прошло два часа. За перегородкой засветилось бело-желтое солнце. Рядом с ним плыла планета, чьи очертания было трудно различить. В нетерпеливом возбуждении Наварх подскочил к перегородке и попытался отодвинуть ее. Между пальцами поэта проскочил сноп голубых искр, и он отпрянул. - Это издевательство! - вопил Наварх. Из невидимого передатчика раздался записанный на пленку голос: - Воспитанные гости из уважения к хозяину выполняют правила вежливости. Нет нужды излагать эти правила: тактичные особы догадаются без подсказки, а невнимательным или забывчивым о них напомнят без слов. Наварх поперхнулся от возмущения: - Вот зараза! Какой вред в том, что мы поглядим в иллюминатор? - Очевидно, Маркграф предпочитает не раскрывать местоположение своей штаб-квартиры, - ответил Джерсен. - Чушь! Что помешает нам рыскать по всему Скоплению, пока мы не найдем Дворец Любви? - В Скоплении сотни планет, - напомнил Джерсен. - Существуют и другие трудности. - Он не должен был бояться меня, - фыркнул Наварх. "Андромеда" опустилась на поле, обсаженное сине-зелеными камедными деревьями, явно земного происхождения. Зог немедленно разблокировал иллюминаторы, чем изрядно озадачил Джерсена. Однако, помня о невидимых микрофонах, Кирт не стал делиться соображениями с Навархом. Поле купалось в утреннем сиянии бело-желтого солнца, очень напоминающего Миель цветом и интенсивностью свечения. Воздух был напоен ароматом камедных деревьев и местной растительности - кустов с блестящими черными ветками, красными диковинными листьями и голубыми иглами, увенчанными синими гроздьями подушечек хлопковых нитей, укрывающих помидорно-красные ягоды. Взгляд Джерсена отметил заросли земного бамбука и кусты ежевики. - Забавно, забавно, - бормотал Наварх, оглядываясь, - странно обнаружить себя в этих дальних мирах. - Здесь как на Земле, - заметил Джерсен, - но в других местах может преобладать местная растительность. Тогда будет по-настоящему забавно. - Нет размаха - даже для разумного поэта, - проворчал Наварх, - но я должен отбросить свою личность, свое жалкое маленькое "я". Меня сдернули с Земли, и эти кости, без сомнения, сгниют в чуждой почве. - Он подобрал комочек глины, растер его в пальцах и отбросил. - Похоже на почву и на ощупь почва, но это - звездная пыль. Мы так далеко от Земли... Что?.. И нас тут похоронят без креста и без бутылки?! - вскричал он, увидев, что Зог вернулся на "Андромеду" и задраивает люк. Джерсен схватил поэта за руку и потащил через поле. - У Зога необузданный темперамент. Он может сразу включить привод Джарнелла и увлечь за собой заросли, траву и двух пассажиров, если мы окажемся поблизости. То-то будет забавно! Но Зог воспользовался ионным двигателем. Джерсен и Наварх следили, как корабль тает в синем небе. - Вот мы и в Скоплении Сирнеста, - вздохнул Наварх. - Либо Дворец Любви где-то поблизости, либо это еще одна из зловещих шуток Виоля Фалюша. Джерсен подошел к краю поля. - Шутка или нет, но здесь есть дорога, и она должна нас куда-то привести. Они зашагали по дороге между высокими черными стволами. Алые листья-диски шелестели и шептались под ветром. Дорога огибала глыбу черного камня, в который было высечено грубое подобие ступенек. Забравшись на нее, Джерсен окинул взглядом долину и увидел на расстоянии мили маленький город. - Это и есть Дворец Любви? - удивился Наварх. - Совсем не то, что я ожидал, - слишком чистый, слишком аккуратный. И что это за круглые башни? Башни, которые заметил Наварх, поднимались на равном расстоянии друг от друга по всему городу. Джерсен предположил, что в них помещались конторы или какие-то службы. Едва начав спускаться с холма, путники остановились: на них стремительно неслась лязгающая платформа на воздушной подушке. Суровая, изможденная особа в черно-коричневой униформе, которая совершенно скрадывала черты слабого пола, остановила машину и окинула путников скептическим взором. - Вы гости Маркграфа? Тогда садитесь. Наварха обидел суровый тон: - Вы, видимо, должны были встретить корабль? Это безобразие - нам пришлось идти пешком. Женщина одарила его насмешливой улыбкой. - Залезайте, если не хотите тащиться пешком и дальше. Джерсен и Наварх взобрались на платформу. Поэт кипел от злости, а Джерсен спросил женщину: - Что это за город? - Город Десять. - А как вы зовете планету? - Я зову ее Мир дураков. Остальные могут называть ее, как им заблагорассудится. Ее рот захлопнулся, как капкан. Суровая особа развернула громыхающую машину и погнала ее назад, в город. Джерсен и Наварх вцепились в борта, опасаясь рассыпаться на мелкие кусочки. Поэт пытался отдавать приказания и инструкции, но женщина лишь набавляла ход, пока они не оказались на извилистой, затененной деревьями улочке. Здесь ее манера езды стала чрезвычайно осторожной. Джерсен и Наварх с любопытством разглядывали обитателей города. Их поразило полное отсутствие волос на головах мужчин, включая даже брови. Женщины, напротив, носили вычурные прически, украшенные цветами. Одежду аборигенов отличала экстравагантность покроя и расцветки, а их манеры - нелепая смесь нахальства и осторожности. Люди возбужденно переговаривались тихими голосами, громко посмеиваясь, пугливо озирались и снова продолжали путь. Машина миновала двадцатиэтажную башню, одну из тех, что заметил Наварх. Каждый этаж состоял из шести клинообразных блоков. Наварх обратился к женщине: - Каково назначение этих гордых башен? - Там собирают плату. - Ага, Генри Лукас, вы были правы: это административные здания. Женщина смерила Наварха насмешливым взглядом: - Ода! Однако поэт больше не обращал на нее внимания. Он указал на одно из многочисленных открытых кафе, за столиками которых сидели только мужчины: - У этих жуликов полно свободного времени. Глядите, как они прохлаждаются. Виоль Фалюш более чем мягок к этим типам. Машина, сделав полуоборот, остановилась перед длинным двухэтажным зданием. На веранде сидело множество мужчин и женщин, судя по костюмам - иномирян. - Слезайте, волосатики! - рявкнула женщина-водитель. - Вот гостиница. Я выполнила свою задачу. - Некомпетентна и груба, - провозгласил Наварх, поднимаясь и готовясь спрыгнуть. - Ваша собственная голова, кстати, не станет глядеться хуже, если вы добавите кое-какие детали. Густую бороду, например. Женщина нажала кнопку, и сиденья в машине опустились. Пассажиры были принуждены спрыгнуть на землю. Наварх послал вдогонку женщине оскорбительный жест. Тем временем подошел служитель отеля. - Вы гости Маркграфа? - Именно, - напыжился Наварх, - нас пригласили во Дворец. - На время ожидания вас разместят в гостинице. - Ожидания? И сколько оно продлится? - возмутился Наварх. - Я полагал, что нас доставят непосредственно во Дворец. Служитель поклонился. - Гости Маркграфа собираются здесь, а затем их доставляют всех вместе. Я предполагаю, что еще должны прибыть пять или шесть человек. Могу ли я показать ваши комнаты? Гостей провели в небольшие клетушки, в каждой из которых стояла низкая узкая койка, платяной шкаф. Вентиляционным отверстием в туалете служила решетка на его двери. Сквозь тонкую перегородку Джерсен отчетливо слышал, как спутник напевает в соседнем номере, и улыбнулся сам себе. Очевидно, Виоль Фалюш неспроста помещает гостей в такие спартанские условия. Джерсен вымылся, переоделся в свежее платье земного фасона из светлого шелка и вышел на веранду. Наварх опередил его и уже пытался завести знакомство с гостями. Их было восемь - четверо мужчин и четыре женщины. Кирт занял кресло в сторонке и стал рассматривать группу. Рядом сидел надутый джентльмен в черной бабочке; его кожу покрывал слой краски, модной на побережье Механиков на Лайонессе, одной из планет Скопления Ригеля. Он занимался, как выяснил Джерсен, производством оборудования для ванных комнат и представился как Хиген Грот. Спутница Грота, Дорани, скорее подруга, чем жена, была холодной блондинкой с широко распахнутыми глазами и ультрамодным бронзовым загаром. Две другие женщины - студентки, изучающие социологию в Университете Приморской Провинции около Авенты, по имени Тралла Каллоб и Морнисса Вилл, - казались растерянными, даже встревоженными. Они жались друг к дружке, прочно упирая ступни в пол и стискивая коленки. Тралла Каллоб выглядела вполне привлекательной, хотя не обращала на это внимания и не делала усилий, чтобы понравиться. Морнисса Вилл страдала некоторой несоразмерностью черт лица, а также упорным убеждением, что все мужчины вокруг покушаются на ее невинность. Куда спокойнее держалась Маргарита Ливер, женщина средних лет с Земли, которая выиграла первый приз в телевизионной викторине "Сердечное желание". Она выбрала посещение Дворца Любви. Виоля Фалюша это позабавило, и он согласился принять гостью. Музыкант Торрас да Нозза, элегантный, легкомысленный и болезненно-тщеславный, собирался писать оперу "Дворец Любви". Беззаботное порхание его мысли исключало любую серьезную беседу. Леранд Уибл недавно сконструировал яхту с осмиевым килем и парусами из легчайшей металлизированной пены, не требующими мачт. Киль и паруса располагались на противоположных точках диаметра металлического скользящего обруча, покрытого водоотталкивающим веществом, что уменьшало трение и придавало всей конструкции уникальные гидродинамические свойства. Уибл мечтал заинтересовать Виоля Фалюша своим новым замыслом - проектом плавающего морского дворца кольцевидной формы. На лице Скебу Диффани, угрюмого человека с густой черной шевелюрой и короткой бородкой, застыло недоверие к остальным. Он был уроженцем Квантики, наемным рабочим, что объясняло его неважные манеры. Джерсен приписал присутствие Диффани в группе капризу Виоля Фалюша. Маргарита Ливер прибыла первой, пять долгих местных дней назад. Затем приехали Тралла и Морнисса, за ними - Скебу Диффани, Леранд Уибл и Торрас да Нозза, а последним - Хиген Грот с Дорани. Наварх замучил всех вопросами и тем, что метался по веранде, взбудораженный ожиданием. Никто из присутствующих не знал, где находится Дворец Любви и когда они туда отправятся, но это никого не беспокоило: невзирая на тесноту, отель был довольно комфортабелен, к тому же вокруг лежал город, поразительный, таинственный, живущий по законам, которые одни находили забавными, а остальные - страшноватыми. Гонг пригласил гостей к обеду. Его сервировали на заднем дворе под деревьями с черной, зеленой и алой листвой. Кухня оказалась довольно простой: макароны, жареная рыба, фрукты, холодный бледно-зеленый напиток и печенье. Во время трапезы прибыли новые гости и немедленно явились к столу. Это были друиды с Ваала, седьмой планеты Девы-912, похоже, две семьи. Все они носили черные балахоны с капюшонами и черные сандалии с высокой шнуровкой. Долговязые, мрачного вида мужчины, Дакав и Прютт, держались чопорно, как и женская половина - худая, жилистая Васт со впалыми щеками и высокомерная Лейдиг. Хал, юноша шестнадцати-семнадцати лет, удивительно красивый, с желтоватой чистой кожей и ясными темными глазами, мало говорил и совсем не улыбался, беспокойно поглядывая по сторонам. Его ровесница Биллика, бледная, с испуганными глазами, тоже дичилась. Друиды сели рядышком и торопливо ели, натянув на головы капюшоны и только изредка перебрасываясь парой слов. После обеда, когда гости собрались на веранде, друиды дружелюбно представились и заняли свои места среди остальных. Наварх попробовал вызвать их на откровенность, но скрытность друидов превзошла его любопытство. Между остальными завязался разговор, который, как и следовало ожидать, вращался вокруг города, который называли либо городом Десять, либо Кулихой. Всех заинтриговали башни. Каково их назначение? Находятся ли там офисы, как предположила Дорани, или же это чьи-то резиденции? Наварх передал слова дракона в униформе о том, что башни служат для сбора налогов, но остальные отвергли эту идею. Диффани шокировал собеседников предположением, что башни - публичные дома: - Заметьте, каждое утро туда прибывают девушки и молодые женщины, а гораздо позже - мужчины. Торрас да Нозза возразил: - Это очень интересная гипотеза, но женщины выходят потом оттуда в любое время и ведут обычную жизнь. Хиген Грот обратился к Наварху: - Есть очень простой способ разрешить этот вопрос. Предлагаю делегировать одного из нас для исследования на месте. Лейдиг и Васт фыркнули и еще ниже натянули капюшоны на лица, а юная Биллика нервно облизнула губы. Дакав и Прютт смущенно отводили глаза. Джерсен гадал, почему друиды, известные пуритане, предприняли путешествие во Дворец Любви, где их нравственность, несомненно, будет оскорблена. Еще одна тайна... Несколько минут спустя Джерсен и Наварх отправились бродить по городу, заглядывая в лавки и мастерские, осматривали жилые дома с беззаботным любопытством туристов. Люди глядели на них с безразличием и, возможно, оттенком зависти. Туземцы казались довольными жизнью, незлобивыми, легкими в общении, однако Джерсен ощущал легкий диссонанс, едва уловимый - ничего явного, обнаруживающего страх, тревогу, недовольство... Наварх захотел посидеть в кафе поддеревьями. Джерсен напомнил ему, что у них нет денег. Но такая мелочь не могла смутить Безумного Поэта, возжелавшего выпить стаканчик вина. Кирт пожал плечами и последовал за ним к столу. Наварх подозвал владельца кафе: - Мы гости Маркграфа Виоля Фалюша и не имеем ваших денег. Принесите нам бутылочку вина, а счет можете прислать в гостиницу. Хозяин поклонился: - К вашим услугам. Вино тотчас оказалось на столике - приятный напиток, чересчур мягкий на вкус Наварха. Спутники лениво потягивали его, глазея на прохожих. Прямо напротив возвышалась одна из загадочных башен, в которой теперь, в середине дня, царило затишье. Наварх окликнул хозяина, чтобы заказать еще одну бутылку вина, и, указывая на башню, спросил: - Что там происходит? Туземца вопрос озадачил: - В ней, как и во всех остальных, мы платим налоги. - Но для чего в таком случае столько башен? Одной было бы достаточно. - Что вы, сэр! При таком-то населении? Это вряд ли возможно. Наварх оторопел и не осмелился продолжать расспросы. Вернувшись в отель, компаньоны обнаружили, что с Земли прибыли еще два гостя - Гарри Танзел из Лондона и Джиан Марио, без постоянного места жительства. Оба имели весьма цветущий вид - высокие, жизнерадостные, темноволосые, неопределенного возраста. Танзел превосходил спутника красотой, а Марио брал энергией и жизнерадостностью. Местный день тянулся двадцать девять часов, и, когда стемнело, гости охотно разошлись по номерам, но в полночь пробудились от звука гонга, приглашающего на традиционную трапезу. На следующее утро в гостинице появилась Жюли, высокая грациозная танцовщица с Валгаллы, шестой планеты Тау Близнецов. Ее изысканно-порочные манеры всполошили друидов и вогнали в сладкий испуг юного Хала, который не мог отвести глаз от женщины. Сразу после завтрака Джерсен, Наварх и Леранд Уибл отправились погулять вдоль канала, за гостиницей. Создавалось впечатление, что в городе праздник: люди несли гирлянды, то и дело попадались пьяные, туземцы славили песнями Ародина, очевидно народного героя или правителя. - Даже в праздник, - сказал Наварх, - они идут платить налоги. - Ерунда, - фыркнул Уибл, - когда это люди, собирающиеся платить налоги, пританцовывали? Троица остановилась, наблюдая за людьми, входящими в высокую башню. - По-моему, это все-таки бордель. А что же еще? - И дело ведется так открыто? Поставлено на поток? Мы, должно быть, чего-то не понимаем. - Может, зайдем посмотрим? - Нет уж. Если это действительно бордель, то я могу случайно продемонстрировать нетрадиционный подход, и мы все будем дискредитированы. - Сегодня вы необычайно осторожны, - заметил Джерсен. - Я на неизвестной планете, - вздохнул Наварх, - и мне недостает той силы, которую давало прикосновение к старой Земле. Но я любопытен и намерен разрешить загадку раз и навсегда. Пойдем. Они вошли в кафе, где побывали день назад, и оглядели столики. Солидный туземец средних лет в зеленой широкополой шляпе сидел, лениво наблюдая за прохожими и угощаясь вином из маленького кувшинчика. Наварх приблизился к нему. - Прошу прощения, сэр. Как вы видите, мы здесь чужие. Некоторые ваши обычаи удивили нас, и мы хотели бы выяснить, как на самом деле обстоят дела. Горожанин выпрямился и после минутного колебания указал на свободные стулья. - Я объясню, как смогу, хоть у нас есть свои небольшие тайны. Мы делаем, что можем, и должны жить, как предначертано светилами. Наварх, Джерсен и Уибл уселись. - Прежде всего, - полюбопытствовал Наварх, - какова функция вон той башни, куда входят так много людей? - Ах, это! Да... Это местное агентство по сбору налогов. - Сбору налогов? - переспросил Наварх, с триумфом глядя на Уибла. - И ребята что, ходят туда-сюда, платят там налоги? - Именно. Город находится под покровительством мудрого Ародина. Мы процветаем, потому что налоги не умаляют наших доходов. При этом Леранд Уибл издал скептический смешок: - Как это? - А разве у вас дело обстоит иначе? Деньги, которые отбирают в счет налога, люди потратили бы на развлечения. Принятая у нас система выгодна для всех. Каждая девушка должна отслужить пять лет, оказывая определенное количество услуг за день. Естественно, привлекательные девушки выполняют норму быстрее, чем дурнушки, и это способствует расцвету нации. - Ага, - сказал Уибл, - легализованный бордель! Туземец пожал плечами: - Зовите как хотите. Ресурсы не истощаются, плата расходуется на городские нужды, на сборщиков налогов никто не жалуется, а сами сборщики довольны своей работой. Если же девушка выходит замуж до окончания срока службы, налог возмещается деньгами. Разумеется, у нас есть и другие обязательства перед Ародином: каждый должен отдать ему ребенка в возрасте двух лет. А других налогов мы не платим, разве что в экстренных случаях. - И никто не жалуется, когда отнимают детей? - Обычно нет. Ребенка забирают в ясли сразу после рождения, и личная привязанность не успевает сформироваться. Обычно люди приступают к деторождению в молодом возрасте, чтобы сразу выполнить обязательства. Уибл обменялся взглядом с Навархом и Джерсеном. - А что происходит с детьми? - Они поступают к Ародину. Неподходящих продают Маграбу, подходящие служат во Дворце. Я отдал ребенка десять лет назад и теперь ничего не должен. Наварх больше не мог сдерживаться. Наклонившись вперед, он нацелил в собеседника костлявый палец: - И поэтому накачиваетесь тут вином, уныло мигая на солнце? Усыпляете совесть? - Совесть? - Человек нервно поправил шляпу. - При чем тут совесть? Я исполнил свой долг, отдал ребенка, посещаю городской бордель два раза в неделю. Я свободный человек. - А отданный вами ребенок уже десятилетний раб. Где-то там он или она мучается, пока вы сидите тут, уложив живот на колени! Туземец вскочил, его лицо покраснело от гнева. - Это провокация, серьезное оскорбление. Что ты делаешь здесь, ты, старый селезень? Чего ты приперся в этот город, если не уважаешь наши традиции? - Я не избирал ваш город по собственной прихоти, - объявил Наварх с достоинством. - Я гость Виоля Фалюша и прибыл сюда по его указанию. Человек разразился резким лающим смехом: - Это имя Ародина для иномирян! Вы слетаетесь, как мухи на мед, во Дворец, чтобы наслаждаться, а ведь даже не заплатили! Он стукнул кулаком по столу и покинул кафе. Остальные посетители, которые прислушивались к беседе, демонстративно отвернулись. Троице пришлось убраться восвояси. Перед входом в гостиницу их застиг знакомый лязг платформы. С нее сошел мужчина и повернулся, чтобы помочь спуститься молодой женщине, которая, не обращая внимания на протянутую руку, спрыгнула на землю. Наварх издал крик удивления: новая гостья в модном одеянии альфанорского стиля была подопечной поэта, известной как Зан Зу, или Друзилла. Наварх отвел свою воспитанницу в сторону и забросал вопросами. Что с ней случилось? Где ее держали? Девушка мало что могла рассказать. Ее схватил белоглазый подручный Фалюша, затолкал в аэрокар и доставил на космический корабль под опеку трех суровых женщин. У каждой из них было тяжелое золотое кольцо. После того как действие яда, содержащегося в кольце, показали на собаке, необходимость в угрозах и предупреждениях отпала. Пленницу увезли в Авенту, на Альфанор, поселили в великолепном отеле "Тарквин". Три зоркие, молчаливые гарпии не отходили от нее ни на шаг, их золотые кольца зловеще поблескивали. Девушку водили по концертам, ресторанам, показам мод, кинотеатрам, музеям и галереям. Ее принуждали купить одежду, использовать косметику и приобрести шикарный вид, но натолкнулись на молчаливое сопротивление. Тогда надзирательницы сами купили одежду, косметику и причесали пленницу. Однако та упорно старалась выглядеть как можно менее привлекательной. Наконец строптивицу отвезли в космопорт, откуда корабль унес ее в Скопление Сирнеста, на Согдиану. В агентстве Рабдана Ульшазиса, в Атаре, девушка столкнулась с другом гостем Дворца Любви, Мило Этьеном, который составил ей компанию на остаток путешествия. Три гарпии довезли подопечную до посадочного поля у Кулихи, а затем вернулись с Зогом в Атар. Наварх и Джерсен оглядели Этьена, который сидел на веранде с остальными: немного похож на Танзела и Марио, задумчивое лицо, темные волосы, длинные руки с тонкими пальцами. Управляющий гостиницы вышел на веранду. - Леди и джентльмены, рад сообщить, что ваше ожидание подошло к концу. Гости Маркграфа собрались, и теперь начинается путешествие во Дворец Любви. Следуйте за мной, пожалуйста, я провожу вас. 11 Хашиери. Вы признаете, что Конгрегация организует уничтожение людей, пытающихся улучшить жизненные условия человека? Иешно. Чушь! X. Вы вообще кого-нибудь устраняли? И. Я не собираюсь обсуждать нашу тактику. Таких случаев было очень немного. X. Но они были. И. Мы не могли не пресечь абсолютно недопустимые действия против человеческого организма. X. Что, если ваше определение недопустимых действий спорно и вы просто сопротивляетесь переменам? Не ведет ли подобный консерватизм к застою? И. На оба вопроса - нет. Мы хотим, чтобы органическая эволюция шла естественным путем. Человеческая раса, разумеется, не без изъянов. Когда кто-то пытается избавиться от слабостей, создать "идеального человека", естественно, выявляется избыточная компенсация в иных направлениях. Эти изъяны совместно с реакцией на них создают фактор искривления, фильтр, и конечный продукт будет еще более ущербным, чем исходный. Естественная эволюция - медленное приспособление человека к окружающей среде - постепенно, но безболезненно улучшит расу. Оптимальный человек, оптимальное общество может быть никогда не создано. Но зато никогда не будет кошмара искусственных людей или искусственного "планового прогресса", за который выступает Лига. Не будет, пока существует выработанная человеческой расой высокоактивная система антител - Конгрегация. X. Очень серьезная речь! Она внешне убедительна, но построена на слезливых умопостроениях. Вы хотите, чтобы человечество прошло через "медленное приспособление к окружающей среде". Остальные человеческие создания тоже являются частью окружающей среды. Лига - часть окружающей среды. Мы все продукт естественного развития - мы не искусственно созданы и не ущербны. Зло в Ойкумене не носит сакрального характера, его можно уничтожить. Лига пытается сделать это. Нас очень трудно остановить. Когда нам угрожают, мы защищаемся. Мы не беспомощны. Конгрегация тиранит общество слишком долго. Пришло время новых идей. Из телевизионной дискуссии, состоявшейся в Авенте, на Альфаноре, 10 июля 1521 г., между Гоуманом Хашиери, советником Лиги Планового Прогресса, и Слизором Иешно, Братом Конгрегации девяносто восьмой ступени. За гостиницей ожидал длинный шестиколесный механический омнибус с сиденьями, обтянутыми розовым шелком. Гости - одиннадцать мужчин и десять женщин - быстро расселись, и повозка покатила через канал на юг от города. Кулиха с ее высокими башнями осталась позади. Около часа гости ехали мимо ухоженных фруктовых садов и аккуратных ферм к гряде лесистых холмов и строили догадки о местонахождении Дворца Любви. Хиген Грот осмелился даже расспрашивать водителя, мегеру в черно-коричневой униформе, но та и бровью не повела. Дорога взбиралась по склону холма между высокими деревьями с черными стеклянистыми стволами, увенчанными желто-зелеными зонтиками дисковидных листьев. Издалека доносилось мелодичное щебетание каких-то лесных тварей, огромная белая бабочка вынырнула из тени, промелькнула мимо лишайников и крупнолиственного подлеска. Но вот дорога круто повернула и вырвалась на живописный солнечный простор - впереди простирался бескрайний синий океан. Омнибус выехал на прямую трассу и поспешил туда, где у причала ждала яхта с огромными иллюминаторами, синими палубами и металлической надстройкой. Четыре стюарда в бело-синей униформе провели гостей в здание из белых кораллов. Здесь им предложили переодеться в белые костюмы яхтсменов, веревочные сандалии и белые просторные льняные панамы. Друиды яростно протестовали, ссылаясь на свои обычаи. Они твердо отказались расстаться с капюшонами, которые нелепо смотрелись в сочетании с белыми одеждами. День клонился к закату. Яхта должна была отправиться в путь на следующее утро. Пассажиры собрались в салоне, где им подали коктейли, смешанные по земным рецептам, а затем обед. Двое молодых друидов, Хал и Биллика, норовили откинуть капюшоны, чем вызвали нарекания родителей. После обеда Марио, Танзел и Этьен играли на палубе в теннис с Траллой и Морниссой. Друзилла все время держалась поближе к Наварху, который беседовал с Лейдиг. Джерсен сидел в сторонке, наблюдая, строя предположения, прикидывая, как выполнить долг. Время от времени Друзилла кидала на него быстрые взгляды с другого конца салона. Она, очевидно, боялась будущего. "И правильно", - подумал Джерсен. Он не считал нужным разуверять ее. Танцовщица Жюли, гибкая, как белый угорь, прогуливалась по палубе с да Ноззой. Скебу Диффани из Квантики замер у поручней, погрузившись в размышления и время от времени обливая презрением да Ноззу и Жюли. Биллика, подавив застенчивость, подошла поговорить с Друзиллой, за ней последовал Хал, который, видимо, находил Друзиллу привлекательной. Биллика, чем-то смущенная, пригубила вино. Она так искусно сдвинула капюшон, что показались вьющиеся каштановые волосы - это не ускользнуло от взгляда бдительной Лейдиг, но та не могла отделаться от Наварха. Маргарита Ливер болтала с Хигеном Гротом и его компаньонкой, но Дорани вскоре наскучило их общество, и она отправилась на верхнюю палубу, где, к раздражению Хигена Грота, присоединилась к Леранду Уиблу. Друиды удалились на покой, за ними последовали Хиген Грот и Дорани. Джерсен вышел на палубу взглянуть на небо, где сияли звезды Скопления Сирнеста. На юг и восток простирались воды безымянного океана. Неподалеку Скебу Диффани наклонился над поручнями, глядя в черную воду... Джерсен вернулся в салон. Друзилла ушла в свою каюту, на боковой палубе стюарды сервировали ужин из мяса, сыра, цыплят и фруктов, к которым подали вина и ликеры. Жюли низким голосом беседовала с да Ноззой. Маргарита Ливер теперь сидела одна, растерянно улыбаясь, - разве не исполнилось ее сердечное желание? Наварх, слегка пьяный, бродил в надежде закатить драматическую сцену. Но гости, разомлев, не обращали на него внимания. В конце концов поэт пал духом и отправился в объятия Морфея. Джерсен, в последний раз оглядев все вокруг, последовал его примеру. Джерсен проснулся от покачиваний яхты. Светало, краешек желтого диска показался над синей тусклой водой, еще не освещенной солнцем. Джерсен оделся и вышел в салон, как оказалось первым из всех. Земля лежала в четырех или пяти милях по борту, узкая полоса леса, за которой поднимались холмы - преддверие красных гор. Джерсен отправился в буфет и заказал завтрак. Пока он ел, появились другие гости. Компания поглощала гренки и печенье с горячими напитками, наслаждаясь великолепным видом и легким ходом яхты. После завтрака Джерсен вышел на палубу, где к нему присоединился Наварх, выглядевший пижоном в костюме яхтсмена. День был великолепен: солнце плясало на волнах, над горизонтом плыли облака. - Вот и начинается наше путешествие, - заметил поэт. - Так оно и должно начинаться - тихо, мягко, невинно. Джерсен понимал, что имел в виду собеседник, и ничего не ответил. Наварх угрюмо продолжал: - Что бы ни говорили о Фогеле, он умеет все устроить. Джерсен исследовал золотые пуговицы на своем пиджаке. Похоже, это всего лишь пуговицы. В ответ на изумленный взгляд Наварха он мягко пояснил: - Именно в таких предметах могут находиться "жучки". Поэт рассмеялся: - Вряд ли. Фогель, конечно, может находиться на борту, но он вряд ли будет подслушивать. Он побоится услышать что-нибудь неприятное. Это испортит ему всю поездку. - Так вы думаете, он на яхте? - Фогель на яхте, не беспокойтесь. Разве он пропустит такую возможность? Никогда! Но кто? Джерсен подумал. - Не вы, не я, не друиды. И не Диффани. - А также не Уибл: совсем другой тип, более свежий и жизнерадостный. Вроде бы не да Нозза, хотя... Нельзя исключать, что он один из друидов, хотя вряд ли. - Тогда остаются трое высоких темноволосых мужчин. - Танзел, Марио, Этьен. Он может быть любым из них. Собеседники повернулись, чтобы рассмотреть названную троицу. Танзел стоял у поручней, любуясь на океан. Этьен развалился в шезлонге и беседовал с Билликой, которая краснела от смущения и удовольствия. Марио, проснувшийся позже всех, наконец-то закончил завтрак и теперь появился на палубе. Джерсен пытался примерить к ним то, что знал о Виоле Фалюше. Все как на подбор настороженные, хотя и элегантные, все подходят на роль Второго, убийцы в костюме Арлекина, который смылся с праздника Наварха. - Любой может быть Виолем Фалюшем, - повторил Наварх. - А как насчет Зан Зу, Друзиллы, или как там ее? - Она обречена. - Наварх махнул рукой и отошел. Джерсен пошел искать Друзиллу, поскольку решил позаботиться о ней. Девушка беседовала с Халом, который, забыв сдержанность, сбросил капюшон. "Красивый паренек, - подумал Джерсен, - горячий, с тем внутренним накалом, который привлекает женщин". Действительно, Друзилла поглядывала на собеседника с некоторым интересом. Тут тощая Васт бросила что-то резкое. Хал виновато натянул капюшон и покинул девушку. Джерсен подошел к Друзилле. Она приветствовала его радостным взглядом. - Ты удивилась, встретив нас в гостинице? - спросил Джерсен. Она кивнула. - Я больше не надеялась вас увидеть. - После мгновенного колебания она спросила: - Что со мной будет? Почему я так важна? Джерсен, до сих пор боявшийся "жучков", осторожно проговорил: - Я не знаю, что случится, но, если смогу, постараюсь защитить тебя. Ты напоминаешь девушку, которую Виоль Фалюш когда-то любил и которая насмехалась над ним. Он может быть на борту яхты. Не исключено, что он - один из пассажиров. Так что будь очень осторожна. Друзилла обернулась и обвела испуганным взглядом палубу. - Который из них? - Ты помнишь человека на празднике Наварха? - Да. - Он должен быть похож на него. Девушка вздрогнула. - Я не знаю, как быть осторожной. Хотела бы я оказаться кем-то другим. - Она оглянулась. - Вы не можете забрать меня отсюда? - Не сейчас. Друзилла покусала губу. - Почему именно я? - Я мог бы ответить, если бы знал, с чего все это началось. Зан Зу? Друзилла Уэллс? Игрель Тинси? - Я не то и не это, - ответила она скорбным голосом. - Тогда кто же? - Я не знаю. - У тебя нет имени? - Человек в портовом салуне звал меня Спуки... Это не имя. Я буду Друзиллой Уэллс. - Она внимательно поглядела на него. - Вы в самом деле не журналист, да? - Я - Генри Лукас, маньяк. И не должен говорить тебе слишком много. Ты знаешь почему. С лица Друзиллы сошло оживление. - Если вы так говорите. - Пытайся опознать Виоля Фалюша, - сказал Джерсен. - Он хочет, чтобы ты его полюбила. Если ты не сможешь, он спрячет свой гнев, но ты догадаешься - по взгляду, вздоху, гримасе. Возможно, флиртуя с кем-нибудь еще, он будет следить, замечаешь ли ты это. Друзилла в сомнении поджала губы. - Я не очень-то наблюдательна. - Старайся. Будь осторожна. Не навлекай на себя неприятностей. Вон идет Танзел. - Доброе утро, доброе утро, - расплылся в улыбке Танзел и обратился к Друзилле: - Вы так выглядите, словно потеряли последнего друга. Но это не так, уверяю вас, особенно когда Генри Танзел на борту. Развеселитесь! Мы прибываем во Дворец Любви! Друзилла кивнула. - Я знаю. - Самое подходящее место для хорошенькой девушки. Я лично познакомлю вас со всеми достопримечательностями, если сумею побороть соперников. Джерсен рассмеялся: - Никаких соперников. Я не могу отрывать время от своей работы, как бы мне этого ни хотелось. - Работы? Во Дворце Любви? Вы аскет? - Всего лишь журналист. Все, что я увижу и услышу, затем появится в "Космополисе". - Не упоминайте моего имени, - доверительно попросил Танзел. - Когда-нибудь я остепенюсь... Мне не выжить под грузом позора. - Я буду честным. - Хорошо. Ну, а теперь пошли. - Танзел взял Друзиллу за руку. - Вам необходим моцион. Пятьдесят кругов по палубе! Они ушли. Друзилла кинула через плечо растерянный взгляд на Джерсена, к которому подскочил Наварх. - Вот один из них. Это тот человек? - Не знаю. Он начал круто. Три дня яхта скользила по сверкающему морю. Для Джерсена это были приятные дни, хоть гостеприимство исходило от человека, которого он намеревался убить. Часы текли без напряжения, в мечтательном одиночестве, и каждая черточка характера пассажиров проявлялась заметнее, ярче, чем в обыденной жизни. Скованные и застенчивые обрели уверенность. Хал позволил капюшону сползать все ниже и ниже, пока не сбросил его. Биллика, хоть и не так быстро, сделала то же самое. Жюли в приступе необъяснимой любезности предложила привести в порядок ее прическу. Девушка долго колебалась, а потом с тайным удовольствием уступила. Итак, Жюли стригла и укладывала каштановые локоны, чтобы подчеркнуть бледную, наивную красоту Биллики, к удовольствию всех мужчин на борту. Лейдиг верещала от гнева, Васт надулась, их мужья хмурились, но остальные пассажиры вступились за девочку. Легкость и веселье овладели всеми настолько, что Лейдиг снизошла до беседы с Навархом, а Биллика спокойно улизнула. Вскоре и Лейдиг слегка приспустила капюшон, ободренная примером Дакава. Прютт и Васт, хотя и блюли обычай, стали гораздо терпимее и лишь изредка награждали остальных саркастическими взглядами. Тралла, Морнисса и Дорани расцвели в лучах всеобщего внимания и не пренебрегали любым проявлением галантности. Каждый день яхта останавливалась и дрейфовала в океане. Гости помоложе и побойчее плескались в прозрачной воде, а другие наблюдали за ними через стеклянный иллюминатор. В число этих других входили старшие друиды, Диффани, предпочитавший всему еду и выпивку, Маргарита Ливер, которая обнаружила страх перед глубокой водой, и Хиген Грот, не умевший плавать. Даже Наварх натягивал купальный костюм и прыгал в теплые океанские волны. Вечером второго дня Джерсен увел Друзиллу на нос, удерживаясь, однако, от интимных жестов, которые могли бы раздразнить Виоля Фалюша, если тот наблюдал за ними. Похоже, Друзиллу это не трогало, что неожиданно укололо Кирта и подсказало, насколько он неравнодушен к девушке. Кирт пробовал бороться с влечением. Даже если попытка уничтожить Виоля Фалюша увенчается успехом, что тогда? В жестоком будущем, которое он предначертал себе, не было места для Друзиллы. Однако искушение осталось. Меланхоличная Друзилла, окутывающая себя облаком грусти, сквозь которое внезапно прорывались вспышки радости, манила его... Но обстоятельства сложились так, что Джерсен держался с ней сухо. Девушка словно ничего не замечала. Марио, Этьен, Танзел - никто не обошел ее вниманием. Как и велел Джерсен, она никого не выделяла. Даже сейчас, когда они, стоя на носу, любовались закатом, Марио присоединился к ним. Кирт извинился и вернулся к прогулке. Если Марио - Виоль Фалюш, лучше не раздражать его. Если нет, Виоль Фалюш, наблюдая за парочкой со стороны, убедится, что Друзилла не отдает предпочтения кому-то одному. Утром четвертого дня яхта плыла между зеленых островков. В середине дня она приблизилась к цели и вошла в порт. Путешествие окончилось. Пассажиры с сожалением сошли на землю, многие постоянно оглядывались. Маргарита Ливер плакала. В здании за портом гостям предложили новые одежды. Мужчины облачились в просторные бархатные блузы сочных расцветок: темно-зеленые, кобальтовые, темно-коричневые - и широкие черные бархатные панталоны, застегивающиеся под коленями алыми пряжками. Женщинам достались блузы того же покроя, но менее насыщенных оттенков и полосатые юбки в тон. Все также получили по мягкому бархатному берету, квадратной формы, с забавной кисточкой. После того как гости переоделись, им подали завтрак, а затем усадили в деревянный шестиколесный экипаж с золочеными спицами. Обитые темно-зеленым бархатом сиденья стояли на резных, спирально закрученных ножках из черного дерева. Экипаж поехал вдоль берега, а ближе к середине дня углубился в холмы, травянистые склоны которых пестрели цветами, и океан скрылся из виду. Скоро стали попадаться высокие деревья, похожие на земные, показались клумбы и скверы. На закате экипаж остановился в таком сквере, и гости разглядели высоко в кронах деревьев домики, к которым вели покачивающиеся веревочные лесенки. На земле пылал большой костер и был сервирован ужин. То ли вино оказалось крепче, чем обычно, то ли всех подмывало выпить, но вскоре каждому казалось, что жизнь наполнилась новым смыслом, что Вселенную населяют лишь двадцатилетние юнцы. Прозвучало несколько тостов, в том числе и "за нашего невидимого хозяина". Имя Виоля Фалюша не упоминалось ни разу. Появилась группа музыкантов со скрипками, гитарами и флейтами. Буйные мелодии заставили сердца биться сильнее, кружили головы. Жюли поднялась, ее тело зазмеилось, задвигалось в танце, необузданном, захватывающе-бесстыдном. Джерсен принудил себя оставаться трезвым и наблюдал. От его глаз не укрылось, как Леранд Уибл шептался с Билликой. Минуту спустя девушка ускользнула в тень, вслед за ней исчез Уибл. Друиды, созерцавшие танец, чуть откинув головы и полузакрыв глаза, не заметили этого. Только Хал задумчиво поглядел вслед парочке, затем тихо придвинулся к Друзилле и проговорил что-то ей на ухо. Девушка улыбнулась, кинула быстрый взгляд в сторону Джерсена и покачала головой. Хал нахмурился, но потом придвинулся к ней еще теснее и, осмелев, положил руку на тонкую талию. Прошло полчаса. Казалось, лишь Джерсен заметил, что исчезнувшая парочка вернулась к костру. Глаза Биллики сияли, губы мягко улыбались. Только тут Лейдиг спохватилась и стала озираться в поисках Биллики. Но вот она, рядом. Что-то неуловимое в ней ушло, уступило место новому. Лейдиг почуяла неладное, но не смогла понять, что прочла на лице девушки, и вернулась к созерцанию танца, пригасив подозрения. Джерсен наблюдал за Марио, Этьеном и Танзелом. Они сидели с Траллой и Морниссой, но их взгляды все время скрещивались на Друзилле. Джерсен закусил губу: Виоль Фалюш, если он и в самом деле был среди гостей, не торопился раскрывать себя. Вино, музыка, костер... Джерсен, раскинувшись на траве в ленивой позе, не спускал глаз с гостей. Кто из них следит за всеми? Кто особенно внимателен? Этот человек и есть Виоль Фалюш. Казалось, все наслаждаются отдыхом. Дакав спал. Лейдиг пропала, Скебу Диффани тоже исчез. Джерсен повернулся было к Наварху, чтобы перекинуться парой слов, но передумал. Огонь погас, музыканты ускользнули, как тени, гости поднялись и направились к веревочным лестницам. Ничего подозрительного... Утром, во время завтрака, выяснилось, что экипаж уехал. Посыпались догадки по поводу того, какой транспорт им теперь предоставят, однако слуга указал на тропу: - Мы пойдем по ней. Мне ведено быть вашим проводником. Если вы готовы, лучше начать собираться, поскольку до вечера нужно пройти немало. Хиген Грот опешил: - Вы хотите сказать, что придется идти пешком? - Именно так, лорд Грот. Другой дороги нет. - Ну и дела! - брюзжал Грот. - Я полагал, что аэрокар может запросто доставить нас туда. - Я только слуга, лорд Грот, и не могу давать объяснений. Грот отвернулся, недовольный, но выбора не было, и в конце концов он воспрянул духом и даже затянул старую походную песню времен своей юности, прошедшей в стенах Люблинского колледжа. Попетляв по низким холмам, прогалинам и зарослям, тропа привела их на широкий луг. Облако белых птиц взметнулось из травы, вспугнутое шумом. Ниже поблескивало озеро, где ожидал ленч. Проводник не позволил гостям отдыхать слишком долго. - Пусть неблизкий, и ходу не прибавишь - устанут леди. - Я уже устала, - фыркнула Васт. - Больше не могу сделать ни шагу. - Возвращайтесь, - пожал плечами проводник. - Держитесь тропы, а там слуги помогут вам. А теперь пошли! Уже полдень, и поднимается ветер. В самом деле, прохладный бриз покрыл рябью гладь озера, и небо на западе начало затягиваться перистыми облаками. Васт предпочла двигаться дальше с остальными, и все побрели по берегу озера. Наконец тропа свернула в сторону, начала карабкаться на склон и побежала по парку между высокими деревьями и пышными травами. Ветер дул в спину. Когда солнце начало опускаться за линию гор, гостям были предложены бутерброды и чай. Потом они вновь поднялись и пошли вперед. Ветер гудел в ветвях деревьев. Когда солнце совсем скрылось за горы, путники вошли в густой лес. Тьма сгущалась, по мере того как гасли последние лучи солнца. Шли медленно. Женщины уже еле передвигали ноги, хоть жаловалась лишь одна Васт. Лейдиг хранила суровое молчание, а с лица Маргариты Ливер не сходила улыбка. Хиген Грот не находил сил для жалоб и лишь иногда что-то коротко говорил Дорани. Лес казался бесконечным. Ветер, резко похолодавший, выл в верхушках деревьев. Тьма упала на горы. Гости еле доплелись до поляны, где стояло строение из камня и бревен. В окнах сиял желтый свет, из трубы курился дымок, обещая тепло, ужин и отдых. Так оно и было. В обширной зале, устланной ярким ковром, пылал огонь в камине. Некоторые из гостей рухнули в мягкие кресла, другие предпочли разойтись по своим комнатам и освежиться. Их ожидала новая одежда: мужчин - черная пара, дам - длинные черные балахоны. Непритязательность женского наряда должны были скрасить белые и коричневые цветы в волосах. Когда вся компания привела себя в порядок, подали вино и незамысловатый обед. Гуляш, хлеб с сыром и красное вино заставили всех позабыть о трудностях пути. После обеда гости собрались около камина выпить по рюмочке ликера. Вновь закипел спор о том, где находится Дворец Любви. Наварх, стоявший у камина, принял драматическую позу. - Все очень просто, - провозгласил он с вызовом. - Или нет? Неужели никто ничего не понимает, кроме старого Наварха? - Говори, Наварх, - поддержал Этьен. - Не томи! Изреки откровение! Хватит дразнить нас! - Я и не собирался. Все узнают открывшееся моему мысленному взору, моим чувствам. Мы на середине путешествия. Здесь мы прощаемся с беззаботностью, легкостью и покоем. Ветер дует нам в спину все сильней и сильней, гонит нас сквозь лес. Он изгоняет из нас умеренность! - Поменьше тумана, старина! - подзадорил Танзел. - Мы ни слова не поняли! - Те, кто способен понять меня, скоро поймут, те, кто не способен, не поймут никогда. Но все уже ясно. Он знает, он знает! Лейдиг, выведенная из терпения иносказаниями, спросила: - Кто знает? И о чем знает? - Что есть мы все? Резонирующие нервы! Художник знает тайну их связи... - Говорите за себя, - проворчал Диффани. Наварх прибег к одному из своих экстравагантных жестов. - Он поэт, как я. Разве не я обучал его? Каждый удар сердца, каждое движение ума, каждое биение крови... - Наварх, Наварх! - простонал Уибл. - Достаточно! Или, во всяком случае, смените тему. От ваших слов стынет кровь в жилах, они неуместны в этом странном приюте, обители призраков и вурдалаков! Прютт назидательно произнес: - Такова наша доля. Каждый человек - зерно. Когда наступает время сева, он погружается во тьму, а затем вырастает дерево, воплощение души. Мы дубы и вязы, лавры и черные кипарисы... Беседа шла своим чередом. Молодежь уже облазила древнее строение и теперь играла в прятки в соседней зале, скрываясь за тяжелыми портьерами. Лейдиг, потеряв из виду Биллику, обеспокоилась и отправилась разыскивать ее. Вскоре она привела подавленную девушку и что-то прошептала Васт. Та взвилась как ужаленная. За стеной загремели голоса, и минуту спустя Васт вернулась, таща за собой раздраженного Хала. Немного погодя в салон вошла Друзилла. Ее щеки горели, а взгляд выдавал смущение и удовольствие. Темный балахон удивительно красил ее - девушка никогда не выглядела лучше. Она пересекла комнату и скользнула в кресло рядом с Джерсеном. - Что случилось? - спросил он. - Мы играли. Я спряталась с Халом и следила, как вы велели, кто рассердится больше всех. - И кто же? - Не знаю. Марио говорит, что любит меня. Танзел все время смеется, но он был недоволен. Этьен ничего не сказал и не глядел на меня. - Что ты такое делала, что они все рассердились? Не забывай: раздражать их опасно. Друзилла поджала губы. - Да... Я забыла - я должна быть испуганной. Я и вправду боюсь, когда об этом думаю. Но вы позаботитесь обо мне? - Да, если смогу. - Вы сможете. Я знаю, что вы сможете. - Надеюсь... Ну ладно, что же так задело Марио, Танзела и Этьена? - Ничего особенного. Хал хотел поцеловать меня, и я разрешила. Васт застала нас врасплох и раскричалась. Она меня обзывала. "Блудница вавилонская! Лилит! Нимфоманка!" - Друзилла очень похоже передразнила Васт. - И все слышали? - Да. Все слышали. - И кто больше всех расстроился? Друзилла пожала плечами. - Иногда мне кажется, что один, иногда - другой. Марио из них самый добрый, у Этьена меньше всех чувства юмора. Танзел бывает саркастичен. "Очевидно, - подумал Джерсен, - я многое упустил". - Лучшее, что ты можешь сделать, это не играть ни с кем ни в какие прятки, даже с Халом. Будь любезна со всеми троими, но не выделяй никого. Лицо Друзиллы омрачилось. - Я до смерти боюсь. Когда я была с теми тремя ведьмами, так хотелось убежать. Но этот яд в кольцах... Думаете, они убили бы меня? - Не знаю. Ну, а теперь иди спать. И никому не отворяй дверь. Друзилла встала и, кинув последний, отчаянный взгляд на Джерсена, поднялась на галерею, а затем скрылась в своей комнате. Гости уходили один за другим. В конце концов Джерсен остался в одиночестве глядеть на догорающие угли и ожидать неизвестно чего... Свет на галерее был тусклым, балюстрада заслоняла обзор. Какая-то тень скользнула к одной из комнат, дверь бесшумно открылась и закрылась. Джерсен подождал еще час. Угли в очаге дотлели. Ветер начал швырять капли дождя в темное окно. Дом погрузился во мрак и тишину. Джерсен ушел спать. Утром он выяснил, что комната, которая ночью приняла посетителя, была отведена Тралле Каллоб, студентке-социологу. Джерсен попытался проследить, на кого она смотрит чаще всего, но так и не пришел к определенному выводу. К завтраку все явились в серых замшевых лосинах, черных блузах, коричневых пиджаках и странных черных уборах, по форме напоминающих шлемы. Пища, как и накануне, была непритязательной, но сытной. Во время трапезы путешественники бросали озабоченные взгляды на небо. Вершины гор заволокло туманом, сквозь небольшой просвет проглядывал бледный диск солнца - унылое зрелище. После завтрака подошел проводник, оставивший без ответа все вопросы, которыми его забросали. - Сколько нам предстоит пройти сегодня? - не унимался Хиген Грот. - Я и вправду не знаю, сэр. Но чем скорее мы выйдем, тем скорее прибудем. Покидая поляну, все обернулись, чтобы бросить прощальный взгляд на печальный приют, пока он не скрылся за деревьями. Несколько следующих часов тропа блуждала по лесу. Небо по-прежнему хмурилось. Сероватый свет, проникающий сквозь листву, серебрил мох и опавшие листья. Иногда попадались бледные цветы удивительно изысканных расцветок. Начали появляться скалы, подернутые черными и красными лишайниками. Везде взгляд натыкался на нежные мелкие растения, напоминающие земные грибы, но повыше и со множеством шляпок. Когда их растирали между пальцами, они распространяли горьковатый, но приятный запах. Тропа начала взбираться в горы, лес остался внизу. Путешественники вышли на скальный карниз. К западу громоздились горы. У ручья они остановились, чтобы напиться и передохнуть, проводник раздал им сладкое печенье. Хиген Грот вновь принялся сетовать на трудности пути, на что проводник ответил: - Вы совершенно правы, лорд Грот. Но я лишь слуга, пекущийся, чтобы путешествие прошло увлекательно. - По-вашему, эта Голгофа может быть увлекательной? - проворчал Грот. Маргарита Ливер пристыдила его: - Да ладно, Хиген! Вид отсюда просто замечательный. Погляди на этот пейзаж. И неужели ты не наслаждался романтическим старым приютом? Я - да. - Уверен, что Маркграф на это и надеялся, - подхватил проводник. - А теперь, дамы и господа, нам лучше продолжить путь. Тропа карабкалась по горному склону. Вскоре Лейдиг и Дорани здорово отстали, и проводник вежливо замедлил шаг. Дальше путь пролегал по ущелью, и подъем стал не таким крутым. Во время краткого привала путники перекусили и вновь вышли на тропу. Ветер начал дуть с гор, на востоке собрались темные облака. Пилигримы брели вверх по угрюмому горному кряжу, и воспоминания о Кулихе, залитой солнцем яхте, золоченом экипаже поблекли в памяти. Только Маргарита Ливер не лишилась оптимизма, да Наварх посмеивался, словно какой-то зловещей шутке. Хиген Грот прекратил жаловаться, сберегая дыхание для крутого подъема. В середине дня шквал дождя загнал путников в укрытие под каменным выступом. Небо было темным. Иллюзорный серый свет тускло освещал ландшафт, путешественники в своих черно-коричневых костюмах сливались с поверхностью скалы. Вступив в мрачное ущелье, путники совсем пали духом. Легкомысленное веселье и флирт прошлых дней были позабыты. Опять пошел дождь, но проводник не захотел переждать его, так как надвигались сумерки. Наконец ущелье перегородила массивная каменная стена, верх которой был усажен стальными остриями. Проводник подошел к черной железной плите, поднял молоток и стукнул один раз. После долгого ожидания плита поползла вверх, появился сгорбленный старик в черном. Проводник обратился к путникам: - Здесь я покидаю вас. Тропа перед вами, нужно лишь следовать ей. Вам лучше поторопиться, потому что скоро наступит ночь. По одному путники прошли в ворота, плита с лязгом опустилась за ними. Мгновение они неуверенно топтались, озираясь. Проводник и старец исчезли, не было никого, кто бы указал им путь. Диффани буркнул: - Глядите, вот тропа. Она вновь поднимается. Путники с трудом продолжали путь. Тропа перевалила через каменный кряж, потом пересекла по насыпи реку и вновь закружила на холодном ветру. Когда сгустились сумерки и путники брели по гребню, Диффани, который шел во главе группы, воскликнул: - Там, впереди, огни! Какое-то жилье. Усталые люди пробирались вперед, борясь с ветром и пряча лица от холодных капель дождя. Длинное приземистое строение темнело на фоне неба, в одном или двух окнах тускло мерцал желтый свет. Диффани, найдя дверь, заколотил в нее кулаком. Дверь со скрипом отворилась, и вперед выступила дряхлая женщина. - Кто вы? Почему бродите так поздно? - Мы путешественники, гости Дворца Любви, - проговорил, стуча зубами от холода, Хиген Грот. - Мы на правильном пути? - Да, на правильном. Входите. Вас ожидают? - Ну конечно, нас ожидают. Комнаты приготовлены? - Да, да, - успокоила женщина. - Постели найдутся. Вообще-то, это старый замок. Вы должны были пройти по другой тропе. Вы ужинали, я полагаю? - Нет, - простонал Грот, - мы не ужинали. - Ладно, я найду чего-нибудь перекусить. Какой позор, что наш замок такой холодный. Пилигримы прошли в темный дворик, освещенный двумя масляными лампами. Старуха провела их по одному в комнаты с высокими потолками в разных частях замка. Нетопленые и мрачные комнаты были обставлены по забытой моде прошлых веков. Джерсен обвел взглядом унылый ночлег: убогая кушетка, закопченная лампа красно-синего стекла, железная отделка на стенах тронута ржавчиной. В одной из стен темнела дверь. Другая была обшита резными панелями из мореного дуба, и с нее корчили рожи гротескные маски. Ни камина, ни обогревателя - зуб на зуб не попадал от холода. Старуха, задыхаясь, сказала Джерсену: - Когда ужин будет готов, вас позовут. - Она указала на дверь: - Вон там ванная и даже немного чудной теплой воды. - И поспешила прочь. Джерсен пошел в ванную, отвернул душ - вода была горячей. Он стащил одежду, помылся, затем, чтобы вновь не влезать в мокрые тряпки, растянулся на кушетке и укрылся пледом. Время шло. Где-то далеко гонг ударил девять раз. Может, это и ужин, а может, и нет... Тепло душа расслабило его, и он заснул. Сквозь сон Кирт слышал, как гонг ударил десять раз, затем - одиннадцать. Нет, это не ужин. Джерсен повернулся на бок и погрузился в забытье. Двенадцать ударов гонга. В комнату вошла тоненькая служанка со светлыми шелковистыми волосами, одетая в голубой бархат и голубые кожаные шлепанцы с загнутыми носками. Джерсен сел на постели. Серебристый голос возвестил: - Мы уже приготовили ужин. Все встали, собираются к столу. - Девушка вкатила в комнату передвижной гардероб. - Вот ваша одежда. Нужна ли помощь? Не ожидая ответа, она протянула Джерсену нижнее белье и помогла облачиться в великолепное одеяние из узорчатой парчи в восточном стиле, весьма сложного покроя. Светловолосая особа причесала его и надушила. - Господин, вы великолепны, - прошептала она. - И последнее... Служанка протянула шлем из черного бархата, закрывающий уши, нос и подбородок. Открытыми оставались лишь глаза, щеки и рот. - А теперь вы еще и загадочны, мой господин, - прошелестел ангельский голос. - Я провожу вас: нам предстоит идти длинными коридорами. Она повела гостя вниз по скрипучей лестнице, по темному гулкому коридору. Стены, когда-то блиставшие багрянцем, серебром и золотом, теперь обветшали и выцвели, половицы прогибались под ногой... Служанка остановилась перед тяжелой красной портьерой. Она лукаво взглянула на Джерсена и поднесла палец к губам. В смутном свете, выхватывающем ее голубое одеяние и светлые волосы, девушка казалась порождением мечты - слишком совершенная, чтобы быть реальной. - Господин, - прошептала она, - там идет праздник. Я вынуждена настаивать на соблюдении тайны, поскольку в этой игре вы ни в коем случае не должны открывать свое имя. Она отбросила портьеру, и Джерсен ступил в просторный зал. С потолка, настолько высокого, что он был неразличим, свешивался единственный светильник, отбрасывая островок света на большой стол, на льняную скатерть, серебро и хрусталь. Вокруг стола сидела дюжина людей в масках и самых изысканных костюмах. Джерсен оглядел их, но не решился бы утверждать, что отыскал спутников по путешествию. В комнату входили новые люди - по двое, по трое, все в масках, все удивленные. Джерсен узнал Наварха - поэта выдавали величавые повадки. Но где же Друзилла? Всего собралось человек сорок. Лакеи в голубых, шитых серебром ливреях помогали рассаживаться, наливали вино в кубки, которые подавали с серебряного подноса. Джерсен ел и пил, скованный странным замешательством, почти растерянностью. Неужели все происходящее - реальность? Уж не грезит ли он? Вскоре напряжение пути ушло в область воспоминаний, подобно детским страхам. Джерсен выпил больше вина, чем позволил бы себе при иных обстоятельствах... Светильник внезапно вспыхнул голубым огнем и погас. В глазах Джерсена задрожали оранжевые круги. Пронесся удивленный шепот. Канделябр медленно разгорался. У стола стоял высокий человек в черной одежде и маске. - Добро пожаловать, - произнес он, поднимая кубок с вином. - Я - Виоль Фалюш. Вы прибыли во Дворец Любви. 12 Avis rara, ты впорхнула - И вокруг разлился свет. Сбрось-ка лишнее со стула, Раздели со мной обед. [avis rara (лат.) - редкая птица] На изысканном подносе Лучший в мире patchouli, А вот здесь - засунь свой носик - Видишь? - Мышка в попурри. [patchouli (фр.) - восточно-индийское растение с сильным запахом] [pot-pourri (фр.) - кушанье из разных сортов мяса и зелени] Канапе под майонезом, Осетрина - первый сорт, Горы устриц - сами лезут - Разевай пошире рот... Самовар пыхтит со стоном - Ну-ка, чашечку давай! На обед нам - макароны, Сыр, да хлеб, да крепкий чай. Наварх - Существует множество разновидностей любви, - продолжал Виоль Фалюш приятным низким голосом. - Разнообразие очень велико, но всему нашлось место во Дворце. Не все мои гости обнаружат это, и не все придется им по вкусу. Некоторые почерпнут во Дворце чуть больше впечатлений, чем на модном курорте. Другие будут захвачены тем, что можно назвать неестественной красотой. Она здесь везде - в каждой детали обстановки, в каждом пейзаже. Иные с жаром бросятся в кутежи, и тут я должен пояснить кое-что. Джерсен вглядывался в черную фигуру. Виоль Фалюш стоял прямо и неподвижно. Светильник, который висел прямо перед ним, смазывал контуры. - Обитатели Дворца Любви дружелюбны, веселы и прекрасны. Среди них есть слуги, готовые с удовольствием подчиняться любому желанию моих гостей, любому их капризу, и счастливчики, выросшие во Дворце и свободные в выборе привязанностей, как и я сам. Их можно узнать по одеждам белого цвета. Тем не менее, выбор велик. Джерсен оглядывал сидящих вокруг стола, пытаясь найти Танзела, Марио или Этьена и тем самым исключить их из числа подозреваемых. Однако его усилия не увенчались успехом. Среди сорока человек по меньшей мере дюжина была похожа на них. Он вновь перевел взгляд на Виоля Фалюша. - Где проходят границы дозволенного? Безумец, покусившийся на убийство, естественно, будет ограничен в своих действиях. Еще одно требование - я бы назвал его, скорее, привилегией - соблюдение тайны личности. Только неразумные попытаются проникнуть туда, где их не ждут. Впрочем, мои апартаменты неплохо охраняются, и вы можете не опасаться попасть туда по случайности, это практически исключено. - Виоль Фалюш медленно повернул голову и оглядел комнату. Никто не проронил ни звука: ожидание повисло в воздухе. - Итак, Дворец Любви... В прошлые времена я разыгрывал здесь маленькие драмы, о чем их участники и не подозревали. Я сталкивал и разводил различные характеры. Я создавал трагические контрасты, чтобы усилить впечатление. Но не теперь... Делайте что хотите, ставьте собственные драмы. Однако я рекомендую воздержание. Редкие драгоценные камни всегда стоят дороже. Степень моего собственного аскетизма могла бы поразить вас. Наивысшее наслаждение для меня - творчество. Им я никогда не пресыщаюсь. Некоторые мои гости заметили, что в воздухе разлита тихая меланхолия. Я согласен с этим. Красота тленна, в мелодию жизни всегда вкрадываются трагические ноты. Но забудьте об этом! Зачем грустить, если здесь так много любви и красоты! Берите то, что дают, и гоните сожаления. Так было тысячи лет назад, и так будет. Но берегитесь пресыщения - от него я не в силах защитить вас. Распоряжайтесь слугами, домогайтесь тех, кто носит белое, однако помните, что рано или поздно вы распрощаетесь с его обитателями. Вы больше не увидите меня, хотя мои мысли пребудут с вами. Здесь нет никаких приспособлений для слежки, подслушивания, подглядывания. Проклинайте меня, если вам хочется, молитесь мне, взывайте ко мне - я не услышу. Единственной наградой Виолю Фалюшу будет сам творческий акт и его плоды. Хотите увидеть Дворец Любви во всей красе? Тогда обернитесь! Дальняя стена скользнула прочь, в зал ворвался дневной свет. Взглядам гостей открылся ландшафт удивительной красоты: зеленые поляны, нежные пихты, высокие черные кипарисы, дрожащие ивы, водопады, бассейны, мраморные урны, террасы, павильоны, ротонды - все хрупкое и ажурное, словно парящее в воздухе. Джерсен, как и остальные, был поражен неожиданным зрелищем. Когда он пришел в себя, человек в черном уже исчез. Кирт прокричал Наварху: - Кто это был? Марио? Танзел? Этьен? Наварх покачал головой: - Я не заметил. Искал девушку. Где она? Джерсен огляделся, и сердце его болезненно сжалось: ни одна женщина в комнате не была Друзиллой. - Когда вы ее видели в последний раз? - Когда мы прибыли сюда, когда вошли на задний двор. Все напрасно, все пошло прахом... - Я надеялся, что смогу защитить ее. Я обещал ей это. Она доверилась мне. Поэт досадливо махнул рукой: - Вы не могли бы ничего сделать. Джерсен внимательней всмотрелся в панораму. Слева синело море и лежала цепь дальних островов. Справа вздымались горы - все выше и круче. Внизу раскинулся Дворец: просторные террасы, здания и беседки. Дверь скользнула в сторону, и за ней открылась нисходящая лестница. По одному гости спустились в долину. Дворцовые строения и сады занимали шестиугольный участок, наибольшая сторона которого тянулась на милю. На севере, у подножия гор, стоял Дворец. Вторую сторона шестиугольника ограничивали каменные глыбы, между которыми рос колючий кустарник. С третьей стороны простирался песчаный берег и теплое голубое море. Четвертая и пятая, наименее протяженные, вычленялись природными особенностями ландшафта. Шестая сторона была обозначена тщательно возделанными цветочными клумбами и фруктовыми деревьями, посаженными рядом с каменной стеной. Внутри этой области располагались три деревушки, парки, водопады. Гости бродили где хотели, проводили долгие дни так, как им нравилось. Прохладные рассветы, золотистые полдни, вечера и ночи уплывали один за одним. Слуги, как и обещал Виоль Фалюш, были на все согласны и обладали физической прелестью, уступая только избранникам в белом, по-детски невинным и игривым. Кое-кто из носящих белые одежды пленял сердечностью, кое-кто дразнил недоступностью и капризами, но все поражали непредсказуемостью. Казалось, единственной их страстью было пробуждать любовь, мучить и наполнять желанием. Единственное, что приводило их в отчаянье, это соперничество слуг. Похоже, они ничего не знали о большом мире и Вселенной и не питали даже слабого любопытства, хоть обладали живым умом и переменчивым нравом. Обитатели Дворца думали только о любви и ведущих к ней путях. Как и утверждал Виоль Фалюш, привязаться к ним было бы трагической ошибкой. И баловни в белом об этом знали, но даже не пытались предотвратить трагедию. Наконец-то раскрылась тайна приглашенных друидов. На следующий день после прибытия Дакав, Прютт, Лейдиг и Васт вместе с Халом и Билликой в сопровождении слуг исследовали владения Фалюша и облюбовали прелестную полянку. С одной стороны ее ограничивала стена темных кипарисов, с другой - карликовые деревья и цветущие кустарники, а в центре раскинул ветви огромный кряжистый дуб. Перед ним установили два шатра из светло-коричневой ткани, в которых поселились друиды. На рассвете и днем маленькая община устраивала молитвенные бдения и проповедовала свою религию всем оказавшимся поблизости. Те вежливо внимали призывам к воздержанию, умеренности и ответственности, но тут же возвращались к развлечениям и удовольствиям. Джерсен решил, что приглашение друидов было одной из саркастических шуток Виоля Фалюша. Хозяин Дворца Любви решил поставить новый спектакль. Остальные гости пришли к тому же заключению и, посещая бдения, держали пари, чья доктрина одержит верх. Друиды, работая с огромным рвением, соорудили алтарь из камней и веточек, стоя перед которым кто-нибудь из них выкрикивал: - Должно ли все бренное умирать? Вечность насыщена жизнью, которая выше нашего понимания. Источником всего является триада Маг-Раг-Даг - Воздух, Земля и Вода. Эта святая имманентность в различных комбинациях дает начало Древу Жизни - мудрость, терпение, жизненные силы. Взгляните на малых сих: насекомых, цветы, рыб, людей. Смотрите, как они растут, цветут, увядают, тогда как Древо Жизни вечно в своей мудрости. Вы ублажаете плоть, переполняете желудок, ваш разум блуждает в тумане, а что следует затем? Смерть! Вечное Древо, пустившее корни в Землю, вознесшее ветви в небеса, своими бесчисленными листьями славит вечное бытие. А когда ваша плоть сгниет и станет добычей червей, Древу не будет в вас нужды. Нет, нет, нет! Ваш распад ему чужд! Ему угодна лишь чистота! Добивайтесь ее! Отбросьте ложные убеждения! Добивайтесь Древа! Обитатели Дворца внимали с уважением и сочувствием. Невозможно было понять, насколько глубоко доктрина друидов повлияла на них. Тем временем Дакав и Прютт начали рыть огромную яму под корнями дуба. Хала и Биллику к этому занятию не допустили, да они и не рвались, хотя наблюдали за взрослыми с пугливым интересом. Приближенные Фалюша, в свою очередь, настояли, чтобы друиды приняли участие в их празднествах и познакомились с образом жизни тех, кого обвиняют в развращенности. Друиды неохотно покорились, но держались тесной группой и бросали неодобрительные замечания Халу и Биллике. Гости Фалюша приняли проповеди по-разному. Скебу Диффани посещал все бдения с завидной регулярностью и в конце концов, ко всеобщему удивлению, объявил о намерении принять веру друидов. Он натянул черный балахон с капюшоном и присоединился к общине. Торрас да Нозза говорил о друидах со снисходительным презрением. Леранд Уибл, который раньше проявлял интерес к Биллике, в отвращении устранился. Марио, Этьен и Танзел пропадали где-то и редко встречались со спутниками. Наварх в раздражении рыскал по садам и паркам, бросая по сторонам неодобрительные взгляды. Хотя красота садов его поразила, поэт неодобрительно отзывался о творческих способностях Виоля Фалюша: - Здесь нет новизны, все удовольствия банальны. Где подводные течения, противоборство инстинктов, озарения подсознания? Претенциозная роскошь, фальшивые пасторали, безмозглое ублажение желудка и половых желез. - Может, вы и правы, - кивнул Джерсен. - Удовольствия Дворца бесхитростны. Здесь нет места трагедии. Ну и что с того? - Ничего. В этом нет поэзии. - Зато все гармонично. К чести Виоля Фалюша, он не падок на ужасы, садистские сцены, которые можно наблюдать повсюду, и предоставил слугам определенную степень свободы. Наварх издал недовольное ворчание: - Вы очень наивны. Наиболее экзотические удовольствия он припрятал для себя. Кто знает, что происходит там, за стенами? Он - человек, который ни в чем не знает середины. А что касается свободы... Эти люди - куклы, игрушки, сласти. Нет сомнения, что многие из них детьми были вывезены сюда из Кулихи - те, кого он не продал Маграбу. Молодость пройдет, и что тогда? Что им тогда делать? Джерсен лишь покачал головой. - Не знаю. - А где Игрель Тинси? - продолжал Наварх. - Где девушка? Что он с ней делает? Он получил ее в свою власть. Джерсен сурово кивнул: - Я знаю. - Знаете, - хмыкнул Наварх, - но мне пришлось напомнить вам об этом. Вы не просто наивны - вы доверчивы и глупы. В точности как я сам. Она надеялась на защиту, а вы болтались по паркам и валяли дурака с остальными. Джерсен подавил раздражение и мягко ответил: - Если бы я знал, что предпринять, немедленно сделал бы что-нибудь. Я пытаюсь разузнать побольше. - И что же вы узнали? - Никто не представляет, как выглядит Виоль Фалюш. Он скрывается где-то в горах - не подступишься: на западе не пускают отвесные скалы, на востоке - непроходимые колючие заросли. Все прочие подступы охраняют. Меня тут же обнаружат и, будь я хоть журналист, хоть кто, уничтожат. Без оружия я не могу вступить в схватку. Придется потерпеть. Если я не увижу его здесь, во Дворце Любви, найду где-нибудь еще. - И все ради вашего журнала, а? - Чего же еще? - спросил Джерсен. Они подошли к поляне друидов. Дакав и Прютт, как обычно, трудились под большим дубом и уже углубили яму настолько, что она скрывала с головой взрослого мужчину. Наварх приблизился и выкрикнул в их потные грязные лица: - Что вы делаете здесь, слепые кроты? Неужто вам не по нраву пейзаж вокруг? Понадобилась новая точка обзора? - Все насмешничаете, - холодно ответил Прютт. - Идите своей дорогой, не оскверняйте священную землю. - Так уж и священную? Она смахивает на обычную грязь. Ни Прютт, ни Дакав не снизошли до ответа. Однако поэт не унимался: - Что за действо вы собираетесь тут вершить? Это не похоже на обычную игру. Сознавайтесь! - Убирайся, старый безумец, - огрызнулся Прютт, - дыхание твое зловонно, и оно оскорбляет Древо. Наварх слегка отодвинулся и продолжал наблюдать за друидами. - Не люблю дырок в земле, - признался он Джерсену, - они безобразны. Поглядите на Уибла вон там! Он стоит с таким видом, словно руководит проектом. - Действительно, у входа в шатер, расставив ноги и заложив руки за спину, стоял Уибл и насвистывал. Наварх присоединился к нему: - Работа друидов нравится вам? - Отнюдь нет, - процедил Уибл. - Они роют могилу. - Так я и думал. Для кого? - Этого я не знаю. Может, для вас, может, для меня. - Не думаю, что им удастся закопать меня, - сказал Наварх. - Может, вы более покладисты? - Вряд ли они вообще кого-нибудь закопают, - ухмыльнулся Уибл и опять засвистел сквозь зубы. - В самом деле? Откуда вы знаете? - Приходите на ритуал и увидите сами. - И когда это произойдет? - Завтра вечером - так мне сказали. Обычно во Дворце почти не звучала музыка, и сады были спокойны и тихи, как на заре мира. Но на следующее утро обитатели Дворца, одетые в белое, принесли струнные инструменты и около часа играли сложную музыку, богатую оттенками. Неожиданный дождик загнал их в ближайшую беседку, где они щебетали, как птицы, поглядывая на небо. Джерсен всматривался в их лица. Им неведомы прочные привязанности, глубокие чувства. Знают ли они хоть что-нибудь, помимо искусства кокетства и любви? Не давал покоя и вопрос, заданный Навархом: что случается, когда они стареют? В садах было лишь несколько человек, переживших первый расцвет юности. Солнце вновь вернулось, сад засиял свежестью. Джерсен, ведомый любопытством, направился к святилищу друидов. Внутри шатра он разглядел бледное лицо Биллики. Из-за полога на него уставилась Васт. Долгий день подходил к концу. В воздухе висело гнетущее ожидание. Солнце потонуло в огромном облаке, над ним и дальше к востоку таяли отблески красного, золотого и оранжевого. С приходом темноты все потянулись к святилищу друидов. Возле дуба пылали костры, поддерживаемые Лейдиг и Васт. Из шатра появился Прютт. Он подошел к алтарю и начал моления. Голос его был глубоким и звучным. Прютт часто замолкал, словно ожидая отклика на свои слова. Леранд Уибл подошел к Джерсену: - Я обращаюсь ко всем вам. Что бы ни случилось, не вмешивайтесь. Согласны? - Естественно, да. - Вот уж не думал, что вы согласитесь. Ну тогда... Уибл прошептал несколько слов, Джерсен хмыкнул. Уибл передвинулся к Наварху, который явился на поляну с посохом. После разговора с Уиблом поэт отбросил посох. - О святое Древо! Как оно достигло святости? Благодаря эманации, благодаря конденсации Жизни. О достойные друиды, кто делит жизнь с Первоначалом, те, кто пришел сюда выполнить священный долг! Что мы скажем? Двое пришли сюда, двое, кто готовил себя к славной участи! Вперед, друиды, ступайте к Древу! Из одного шатра выступил Хал, из другого - Биллика. Они обвели поляну мутными глазами, точно опоенные чем-то, и наконец увидели огни. Очень медленно, как зачарованные, эти двое шаг за шагом двигались к дереву, пока не достигли костров, затем молодая пара забралась в яму. - Внемлите! - воззвал Прютт. - Они делят свою жизнь с Древом. Благословенная чета! Теперь они вольются в Душу Мира! Прелестные дети, двое избранников! Навеки останутся они здесь, освещенные солнцем, омываемые дождями, дни и ночи, как опора в нашей вере. Дакав, Прютт и Диффани начали засыпать яму землей. Они работали со рвением. В полчаса яма была заполнена, почва покрыла корни дерева. Друиды шествовали вокруг дуба с факелами. Каждый воззвал к возрождению, и церемония закончилась пением. Обычно друиды завтракали в близлежащей деревне. Когда на следующее утро они отправились туда, за ними шагали Хал и Биллика. Взрослые заняли обычные места, Хал и Биллика - тоже. Васт заметила их первой и указала на парочку дрожащим пальцем. Лейдиг завизжала. Прютт подпрыгнул, обернулся и выбежал из столовой. Дакав сполз со стула, как полупустой мешок. Скебу Диффани глядел на юную чету в остолбенении. Хал и Биллика не обращали внимания на замешательство, причиной которого явились. Лейдиг, причитая и всхлипывая, покинула помещение, за ней последовала Васт. Диффани обратился к Халу: - Как вы выбрались оттуда? - Через тоннель, - ответил Хал. - Уибл вырыл тоннель. Вперед выступил инженер. - Я использовал слуг. Для того они здесь и находятся. Мы вырыли тоннель. Диффани медленно кивнул, снял капюшон, оглядел его и отбросил в угол. Дакав, рыча, поднялся на ноги. Он ударил Хала, опрокинув его на пол, но тут же получил ощутимый пинок от Уибла, который, отступив на шаг, усмехнулся: - Возвращайся к своему дереву, Дакав. Выкопай еще одну яму и заройся в нее сам. Дакав обратился в бегство. Васт и Лейдиг отсиживались в беседке. Прютт убежал на юг, через садовую ограду, и никто его с тех пор не видел. Каким-то образом история с друидами разрушила все очарование. Гости, поглядывая друг на друга, прикидывали, что отдых подходит к концу и вскоре они расстанутся с Дворцом Любви. Джерсен уже в который раз оглядывал горы. Терпение, конечно, хорошая штука, но шанс оказаться так близко к Виолю Фалюшу может больше не представиться. Он перебирал в памяти то немногое, что удалось узнать. Можно предположить, что банкетный зал каким-то образом связан с апартаментами Виоля Фалюша. Джерсен отправился исследовать ворота и основание лестницы. Это ничего не дало. Горы над Дворцом были непроходимы. На востоке, там, где утесы спускались к морю, ощетинился шипами колючий кустарник. На западе путь перекрывала каменная стена. Джерсен решил прощупать южные подступы. Если удастся по периферии сада подобраться к горам, он сможет вскарабкаться на них и оглядеть все сверху... Но не будет ли это пустой тратой сил? Идти вслепую, без плана... Должна быть другая возможность, но какая?! Нет, надо действовать, пока осталось еще шесть часов светлого времени. Придется положиться на удачу. Если его обнаружат, можно объяснить все привычкой журналистов совать нос в чужие дела. А что, если Виоль Фалюш применит какой-нибудь детектор лжи?.. Мурашки пробежали по телу Джерсена, это не понравилос