Дэйв Волвертон. Мой путь в рай ----------------------------------------------------------------------- Dave Wolverton. On My Way to Paradise (1989). Пер. - Д.Арсеньев. Spellcheck by HarryFan ----------------------------------------------------------------------- ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. ЗЕМЛЯ 1 Серое пыльное судно на воздушной подушке остановилось перед моим киоском на ярмарке. Раскрылась дверца, и из тени в кабине на ослепительно яркий свет дня вышла очень худая женщина. Странное чувство охватило меня, физический шок, какой бывает, когда видишь старого друга с обезображенным в какой-то трагедии лицом. Я порылся в памяти в поисках ускользающего имени. Голова женщины при ходьбе покачивалась из стороны в сторону. Черный облегающий костюм потемнел под мышками от пота, кровь капала из перевязанной правой руки без кисти. Старая метиска попятилась, перекрестилась и сказала: "Que horror!" [Какой ужас! (исп.)] Мальчик смотрел на худую женщину, разинув рот. "Una bruja!" [Ведьма (исп.)] - крикнул он, и толпа одобрительно загудела: да, этот ходячий скелет, должно быть, ведьма. Она с трудом прошла к моему киоску, пробиваясь сквозь толпу любопытных крестьян, и положила окровавленную руку на прилавок. Я раскрыл рот, надеясь, что язык сам отыщет ускользающее из памяти имя, а она спросила по-английски: - Вы сеньор Анжело Осик? Я кивнул, обрадовавшись, что она меня не знает, успокоенный тем, что хриплый голос мне не знаком. Она, дрожа, держалась за прилавок. - Вы можете поправить... это... тело? - Si [Да (исп.)], да, - сказал я, осторожно притрагиваясь к обрубку. - Рука у вас есть? Может, присоединить ее? - Нет. Рана свежая, но скоро начнется инфекция. - Потребуются месяцы, чтобы вырастить новую руку, и еще месяцы, пока вы сможете ею пользоваться. Я могу предложить протез, это гораздо быстрее... - Делайте руку. Немедленно! И кости тоже. Мне нужны кости. - Она говорила быстро, властным голосом богатых refugiados [беженцы (исп.)] из Соединенных Социалистических Штатов Дель Сур [Del Sur - юг (исп.)]. Я подумал, что она может быть преступницей из Гвианы или американских колоний в Независимой Бразилии. Наклон плеч и щеки свидетельствуют, что у нее от рождения узкие кости, но даже если у нее болезнь костей, все равно это не объясняет малый диаметр ее суставов. - Сколько времени провели при низкой силе тяжести? - спросил я. - Никогда не была при низком тяготении, - солгала она. - Вам нужно лечь в больницу, - сказал я ей, опасаясь иметь дело с преступницей. - Я всего лишь бедный фармаколог. И мои лекарства не так чудотворны, как считают некоторые. - Вылечите меня! - ответила она. - Никаких больниц. И никаких вопросов. - Она достала компьютерный кристалл длиной в ее ладонь и сунула мне в руку. Гладкая тусклая поверхность кристалла буквально невидима, если не считать карман с жидкой компьютерной памятью на одном конце. Прекрасный кристалл, класса фугицу, стоит небольшое состояние, возможно, этого хватит даже на омоложение. У меня никогда не было средств на омоложение, а оно мне очень нужно. - Вам нужно отдохнуть, полежать в больнице, - сказал я. Она наклонилась вперед, и я увидел, что она молода, гораздо моложе, чем я подумал вначале; черные волосы падают на глубоко посаженные черные глаза, а потное лицо побледнело от искреннего ужаса. - Если вы мне откажете, я умру, - сказала она. И в этот момент, когда она проявила свой ужас, я решил, что она прекрасна. Мне очень захотелось помочь ей, утешить. Я сказал себе, что она не может быть преступницей, вышел из киоска, закрыл проржавевшую алюминиевую дверь и проводил женщину в ее машину. Дал шоферу свой адрес в Гатуне и велел ему добираться по авениде Бальбоа. Он медленно провел машину по многолюдной ярмарке, и скоро худая женщина закрыла глаза, свернулась клубком и начала дышать со свистом, как в глубоком сне. Мы проплывали мимо толп метисов, продающих яркие одежды и макао, свежие фрукты, дешевые тайские микрочипы, лежащие в глиняных горшках. Повсюду их жадные глаза и жесты манили моряков с торговых кораблей из Европы, Африки и Азии, которые обшаривали это панамское захолустье в поисках техники и контрабанды. Местные крестьяне сердились на нашего шофера за то, что он забрался в пешеходную зону, и отказывались расступиться, поэтому он включал форсажные двигатели и направлял на толпу струи горячего воздуха и пыли, обжигая обнаженные ноги детей. Ко мне через толстое стекло окна долетали проклятия и крики боли. Я чувствовал себя грязным и грешным из-за того, что нахожусь в машине, и жалел, что согласился позаботиться о худой женщине. Включился, чтобы позвонить в корпорацию Упанишади-Смит и заказать аппаратуру для регенерации конечностей, реабилитационный пакет остеопорозиса - для восстановления костей и саморегулирующуюся канистру с флуотаном. Кончиком языка облизал губы и принялся разглядывать лица в толпе в поисках друга. На краю свободной зоны, где толпа поредела, я увидел Флако, своего доброго друга, который ничего не имел против дел с преступниками, как, впрочем, и я, и попросил шофера остановить лимузин. Флако стоял с несколькими торговцами оружием, которые спорили с четырьмя гверильями о цене поношенного защитного телесного вооружения. Один из гверилий снял шлем, и я по огромным, неправильной формы ушам понял, что это химера - генетически преобразованный супермен, один из тех, кого генерал Торрес создал в Чили, прежде чем социалисты свергли его режим. Я смотрел, как химера роется в вооружении в поисках лучшего шлема; даже со своего места я видел, что лучший шлем в этой груде он уже пропустил, и мне пришлось подавить желание сказать ему об этом. Но я продолжал смотреть, гадая, найдет ли он его, и отмечая про себя ширину его торса и мощь рук. Небольшого роста, он обладал прочным скелетом. На Гаити вырастили десятикилограммовых боевых петухов со шпорами такой длины, что они легко могут выпотрошить койота, и никто даже брови не поднял. Но когда Торрес объявил, что создает химер, которые смогут жить на других планетах, это сообщение вызвало мятеж в Консепсьоне и революцию в Темуко. Я помню фотографию, которую показал мне крестьянин их Талькуахано: на ней он и другой повстанец улыбались, держа за концы крыльев большое коричневое существо, наполовину летучую мышь, наполовину человека. Он рассказал мне, что убил это существо дубиной в одном из поселков инженеров. Организация Объединенных Наций выразила формальный протест против этих работ в Чили. Химера наконец заметил хороший шлем в груде и подобрал его. У химеры оказалась широкая приятная улыбка, и я был рад, что он сражается против колумбийцев. Я помахал Флако. Тот подошел к нашей машине, просунул узкое лицо в окно и поднял бровь, увидев худую женщину. - Hola [выражение удивления: эй! ну! (исп.)], Анжело. Ты назначаешь свидания мертвым женщинам? - спросил он со смехом. - Отличная мысль. Здорово! Очень разумно! Я вышел из судна, обнял Флако и отошел, так, чтобы худая женщина нас не слышала. - Да, - сказал я. - Хорошая добыча для старика. Она не только хороша. Когда я с ней покончу, из нее получится отличное удобрение для моего газона. - Флако рассмеялся. Я протянул ему кристалл. - Сколько он стоит? Флако повертел его в руках. - Программа в нем есть? - Не знаю. - Может, четыреста, пятьсот тысяч, - сказал он. - Проверь, пожалуйста, регистрационный код. Я думаю, он украден. Можешь раздобыть сканер для сетчатки глаза и принести мне домой сегодня вечером? - Да, мой друг, - прошептал Флако. Он оглянулся на женщину в плавающем судне. - Однажды я видел паука с такими же худыми ногами, - сказал он. - И растоптал его. - Он потрепал меня по плечу и рассмеялся. Я вернулся в машину, и мы покинули свободную зону. На пути к окраинам Колона мы миновали ровные ряды банановых плантаций. Я никогда раньше не ездил по этой скоростной дороге в такой машине и потому впервые заметил, как правильно расположены растения - каждое в трех метрах от других. В молодости я служил в армии в Гватемале и там потерял глаза, мне заменили их протезами. Они регистрируют инфракрасное освещение, я вижу блеск, напоминающий сверкание платины на солнце. И в этот день темно-зеленая листва бананов светилась инфракрасным светом. А под ветвями множество гамаков, хибар из джутовых и картонных ящиков, палаток, старых машин - убогие временные жилища беженцев из социалистических государств Южной Америки. Беженцы боялись идти дальше на север через Коста-Рику и потому теснились здесь, ожидая корабля, чтобы отплыть на Тринидад, в Мадагаскар или в какой-то другой воображаемый капиталистический рай. Я смотрел на хибары среди плантаций и думал о том, что странно видеть подобный беспорядок в порядке. Мне вспомнился случай из моего детства: в нашей деревне поймали семью убийц, их звали Батиста Сангриентос, и они продавали органы тел. Когда полиция захватила семью, ее отвели на берег, чтобы расстрелять в присутствии населения и чтобы все знали, какое непростительное преступление они совершили. Трое мальчиков в этой семье были еще детьми, от десяти до двенадцати лет, и говорили, что когда расчленялись жертвы, эти мальчики соревновались, кто раньше доберется до ценного органа. Но все Батисты клялись, что мальчики невиновны. И когда полиция приготовилась стрелять, офицер приказал Батистам встать в ряд, но младшие мальчики цеплялись за своего убийцу-отца и не хотели отходить. Полицейским пришлось побить их дубинками, и потом семью долго выстраивали в ряд. А капитан еще долго ждал, прежде чем отдать приказ расстрельному взводу. Я всегда думал, что капитану просто нравилось смотреть, как они стоят в ряд в ожидании смерти. И когда пули впивались в ребячьи тела, я подумал: "Почему капитан не приказал стрелять, когда они цеплялись за отца? Какая для него разница?" Когда мы добрались до моего дома, я отнес худую женщину в прохладный подвал и положил на одеяло на пол. Проверил пульс и разглядывал повязку на обрубке руки, когда услышал шаги на ковре за собой. Шофер принес две небольших сумки и поставил их на пол. Я расплатился с ним, и на это потребовалась вся моя наличность. Потом проводил его из дома и спросил, не довезет ли он меня до Колона бесплатно: все равно он едет туда. Он отказался, поэтому я пешком прошел одиннадцать километров назад, в Колон, чтобы забрать заказанные лекарства в корпорации Упанишади-Смит. Я наслаждался обратной дорогой. Дом у меня старый, штукатурка со стен обваливается, но остальные дома не в лучшем состоянии, поэтому мой дом в сравнении не проигрывает. Некоторые даже считают меня богатым, потому что дом на берегу озера и потому, что не могут себе представить бедного морфогенетика. Но я как-то проводил омоложения в пентхаузах Майами, где люди не могут одолеть скуку своей пустой жизни, где омоложение часто служит прелюдией самоубийства. А на пороге своего дома я часто дремлю на солнышке после полудня, и мне снятся места, где люди живут простой жизнью, полной страсти. Это место я нашел, когда нашел Панаму. К моему возвращению домой солнце только что село. Становилось прохладней. Под деревом папайя в моем переднем дворе лежал Флако, глядя, как большая коричневая фруктовая летучая мышь пожирает плод папайи, выплевывая на землю семена. - Hola, Анжело, - воскликнул он, увидев меня. - Я принес то, что тебе нужно. Паучьи Лапы в доме. Она проснулась. Я принес ей прекрасные желтые розы. Они ей понравились, как летучей мыши нравятся папайи. Мне кажется, она приклеилась носом к цветам. - Значит, ты видел ее? - спросил я. - Да. Я сказал ей, что я врач и что ты попросил меня присмотреть за приемом лекарств. - Она тебе поверила? - О, да, я очень хороший лжец. - Флако рассмеялся. - И еще: в кристалле есть программа, старая военная программа. - Военная? - Да. Программа реальности для мозговой сумки. Я слышал однажды на медицинском конгрессе речь об этих программах реальности. Военные подключали их к мозгам, которые необходимо сохранить для трансплантации. Программа реальности предохраняет готовый для трансплантации мозг от сенсорного голода, иначе он может стать параноидным или психотиком. Она подключает сознание к сновидению, где мозг человека ест, работает, спит и совершает другие обычные действия, не сознавая, что существует без тела. Но программа реальности может пользоваться только существующими воспоминаниями и разнообразит сценарии, смешивая части этих воспоминаний. Мозговая сумка следит за реакциями мозга и вносит поправки в сценарии, чтобы мозг не был слишком удивлен и шокирован. - Украдена? - спросил я. - Согласно регистрационному коду на кристалле, он принадлежит сеньору Амиру Джафари. Этот Джафари живет на одной из орбит Лагранжа. Не является гражданином никакого государства и потому, по-видимому, предпочитает жить вне закона. Обладание им такой программой незаконно: он поэтому не станет сообщать о ее краже. - Он врач? - спросил я. Флако пожал плечами. - Иначе зачем бы ему интересоваться сохранением мозга? Флако снова пожал плечами, достал кристалл из кармана и сказал: - Если захочешь продать, можем получить пятьсот семьдесят две тысячи стандартных МДЕ. Я подсчитал: если не произойдет осложнений, лечение худой женщины будет стоить примерно двадцать шесть тысяч международных денежных единиц, так что останется достаточно, чтобы купить омоложение. Нужно будет только вложить куда-нибудь эти деньги на один-два года. Однако я решил спросить у худой женщины, есть ли у нее рецепт на кристалл: а вдруг она все же не украла его. И попросил Флако несколько дней подержать кристалл у себя. Когда мы спустились в подвал, худая женщина сидела в углу спиной к стене, подняв колени к подбородку. На коленях у нее лежали три желтые розы, и она спала. Я открыл сумку восстановления конечностей и стал доставать и раскладывать мази, растворы и медицинские инструменты на чистой ткани на полу. Флако прочел инструкцию по применению флуотана и начал учиться прикладывать маску к лицу женщины. Когда он достаточно попрактиковался, я коснулся плеча женщины и разбудил ее. Она проползла в центр пола и легла на спину. Розы упали с ее колен, и Флако протянул их ей. Она вдохнула их аромат и сказала: - Знаешь, когда нюхаешь их долго, запах утрачивается. Их нельзя держать долго. Мы с Флако кивнули. - Кстати, - сказал Флако, - как нам вас называть? Худая женщина не ответила. Флако разговорным тоном продолжал: - Анжело говорит, что мы должны звать вас Паучьи Лапы. Думает, это очень забавно. Но я ему сказал, что женщину нельзя так называть. Вы должны его простить: у него ум крестьянина, они ничего другого не понимают. - Зовите меня Тамарой, - сказала она. - Ага, Тамара. Подходящее имя, очень красивое, - сказал Флако. - Кристалл еще у вас? - спросила Тамара. - Да, - ответил я. - Можно мне его потрогать? Держать, пока вы не кончите? Я кивнул, а Флако вложил ей в левую руку кристалл, надел на ее лицо газовую маску и открыл канистру. Они вдохнула острый запах флуотана, на мгновение попыталась выбраться из-под маски и уснула. Я наложил ей на запястье турникет и снял повязку. Немного прозрачной маслянистой синовиальной жидкости из перерезанных суставов собралось под повязкой вместе с гноем. Рана начала кровоточить, поэтому я раскрыл пакет пластиковых противоинфекционных клипов и перекрыл лучевую артерию. В таких случаях полагается запечатать каждую кость и выращивать ее отдельно. Молекулы в регенеративном растворе снимают генетический код клеток, в которые они проникают, и начинают упорядоченно дублировать их - в сущности, повторяется процесс роста зародыша. Но ткани скелета регенерируют по другим химическим формулам, чем остальные ткани, и ни одна ткань, за исключением кожи, не возродится на конечности, если оба типа формул не используются одновременно. Я взял одноразовый скальпель и принялся отделять плоть от лучевой и локтевой костей. Из-за малого диаметра костей я подумал, что они перерублены сразу за суставом. Но, к моему удивлению, светло-голубой артикулярный хрящ, который, как шапкой, покрывает сустав, оказался не тронут. Только связка, фиброзное покрытие, соединяющее суставы, оказалась разорванной. Очевидно, руку не отрезали, не отстрелили, а просто вырвали. Мой сосед однажды поставил капкан на злую собаку, которая пугала его детей. Собака попала в капкан и вырвала лапу точно так же, как у женщины была вырвана рука. Все кости ниже кистевого сустава отсутствовали, хотя длинный обрывок плоти с ладони еще висел. Это делало мою работу более легкой. Я убрал окровавленный скальпель в его целлофановый пакет, согнул ее руку, так что мышечная ткань отошла от обнаженной кости, и погрузил кость в раствор для регенерации. Вначале Флако следил за работой, но потом ему это наскучило, он поднял левую руку женщины, выпустил и смотрел, как она безвольно падает. - Не делай этого, - сказал я. - Почему? - Кости могут сломаться. Мне кажется, она родилась не на Земле. Слишком хрупка. - У меня был когда-то друг, он ударил приезжего с другой планеты и случайно убил его, - сказал Флако. Он начал рыться в сумочке худой женщины, достал платок, баночку с таблетками, похожими на витамины. И складной химически-лазерный пистолет. - Ха! Как ты думаешь, это ей для охоты на муравьедов? Я удивился при виде пистолета. Флако положил его назад и ненадолго вышел. Я занялся регенерационной жидкостью для плоти и кожи, с помощью зажимов Деринга закрепил порванные сгибающие плечевые мышцы на нужных местах; потом наложил смолистое покрытие на рану и решил, что поработал хорошо. Конечно, регенерация никогда не проходит точно так, как запланировано, и через несколько недель придется открепить сухожилия и соединить несколько новых нервов со старыми. Пока смолистая перевязка не высохла, я раскрыл пакет для реабилитации кости, вставил гормонный катетер на пять сантиметров выше запястья и начал накачивать кальцитонин, коллагены, SGH (гормон роста крови) и минеральные добавки. Когда смолистая повязка высохнет, она плотно обхватит катетер и предотвратит инфекцию. Тем временем Флако принес сканер для сетчатки глаза и возился с ним у розетки. Я думал, он принесет небольшую переносную модель, какими пользуются иногда полицейские, но у него оказалась большая промышленная установка. Углы ее загибались - тут она была оторвана от чьей-то стены, и из гнезд свисали болты, которыми она крепилась к стене; на болтах все еще видны были частички белой краски и штукатурки. Флако перерезал электрический шнур, чтобы унести сканер, и теперь присоединял вилку. - Где ты взял сканер? - спросил я. - Украл у стола контроля в публичной библиотеке. - А почему просто не взял напрокат? - Не знаю. Мне казалось, ты хочешь сохранить все в тайне - никаких записей. - Это не так важно, - сказал я. - Если тебе от этого будет лучше, завтра отнесу его назад. - Хорошо, - согласился я. Флако закончил соединять провода и включил сканер, а я перекрыл флуотан и открыл у Тамары один глаз. Флако нацелил на него сканер, но глаз закатился, и мы не увидели сетчатку, поэтому Флако начал звать ее: "О, Паучьи Лапы! О, Паучьи Лапы! Проснись! У нас отличные мухи для тебя!" и тому подобный вздор. Я слегка похлопал ее по щекам. Вскоре глазное яблоко вернулось на место, и Флако отсканировал его. Она по-прежнему спала, но я все равно снова пустил флуотан, чтобы она не помнила, что ее сканировали. Затем Флако включился и прочел идентификационный номер - АК-483-VО-992-RAF. Я убрал все и сделал худой женщине укол, чтобы она проспала всю ночь. Флако отправился в ванную. Пять минут спустя он вышел и сказал: - Я связался со своим агентом. Мы верно прочли ее номер? Сканер был еще включен, и я заново прочел ему номер. Флако стоял в углу, прислушиваясь к связи в голове. - Согласно записям, - сказал он, - она Тамара Мария де ла Гарса. Родилась 24.2.2267 на Бахусе 4 в системе Кита. Улетела оттуда в возрасте восьми лет, семнадцать лет провела в полете на Землю. Два года назад вступила в Объединенную Морскую Пехоту Земли и в составе миротворческих сил улетела в систему Эпсилон Эридана. - Взгляд Флако оставался несфокусированным, он продолжал прислушиваться к голосу в голове. - Согласно данным военных, она уже два года в полете. Должна достичь Эпсилон Эридана в 2313 году. - Ага, - сказал я. Отключил от ее маски флуотан. По словам Флако, женщина должна быть в световом годе от Земли. Очевидно, она либо сбежала с корабля, либо вообще никогда не улетала - но в таком случае она числилась бы среди неявившихся. Военные явно фальсифицировали ее данные. Я начал думать, зачем это военным, и придумал множество возможных объяснений. Флако продолжал стоять в углу. - К тому же, - сказал он, - мой друг говорит, что два месяца назад владелец кристалла, Амир Джафари, произведен в генералы класса Д в Объединенной Морской Пехоте Земли, он глава разведки киборгов. - Флако улыбнулся, он по-прежнему был подключен. Вначале я решил, что это объясняет интерес Джафари к сохранению мозга. Отряд киборгов стал известен в прошлом из-за похищения мозгов призывников; их мозг помещали в мозговую сумку и подключали к программе реальности; они были убеждены, что ведут повседневную жизнь, пока их не перемещали в механические тела. Но почему тогда компьютерный кристалл значится за Джафари, а не за Объединенной Морской Пехотой? Он не стал бы хранить кристалл просто как вложение: цена таких штук постоянно падает, на рынке все время появляются усовершенствованные модели. Флако щелкнул переключателем за левым ухом; взгляд его неожиданно сфокусировался, связь прервалась. - Мой друг говорит, что больше не может со мной разговаривать. Его засекли. Он отправляется в отпуск. - На нас выйдут? Флако пытался говорить уверенно: - Нет, не думаю. Это я ему звонил. Они до нас не доберутся. - Он сел на пол и вздохнул. Я знал, что он ошибается. Если захотят, проверят все связи сего приятелем и выйдут на нас. Но на это потребуются часы, может быть, дни. - Так что же ты думаешь? - спросил Флако. Я понимал: он хочет, чтобы я догадался, кто подделал документы. И принялся говорить, осторожно подбирая слова и стараясь изменить тему разговора: - Я думаю, эта женщина не Джафари, кристалл она украла. - А знаешь, что я думаю? - спросил Флако. - Я видел, как ты работал. Ты зря тратил деньги, изучая морфогенетическую фармакологию. Ты всего лишь читал инструкции на упаковках. Всякий мог бы это сделать. Обезьяна могла бы. - Да, - согласился я, - Флако мог бы. - Я хорошо справился с флуотаном, верно? Я хороший анестезиолог. - Да, ты хороший анестезиолог, - сказал я ему. - И я устал. - Флако зевнул. - Я тоже. - Можно мне здесь поспать? - Женщину нужно положить на диван, а других постелей у меня нет. - Я буду спать на полу, - сказал он, - пол хороший, очень мягкий, очень практичный. - Хорошо, - согласился я, - к тому же присмотришь, чтобы эта воровка не унесла мои ценности. - Я буду охранять твои ценности своей жизнью, - пообещал Флако. Мы перенесли Тамару на диван, потом Флако лег на пол и закрыл глаза. Хотя было уже поздно, мне предстояло еще многое сделать. Я пошел к себе в комнату, включил свой компьютер и набрал номер информатора 261 - это искусственный разум, который меня обслуживает. Я запросил все научные статьи по морфогенетической фармакологии, опубликованные за последние три дня. ИР начал торговаться, пытаясь пересмотреть ставку за обслуживание. Он запрашивал слишком много; иногда мне кажется, что его устройство для заключения сделок неисправно. Он совсем не понимает эмоциональной привязанности к деньгам. Я договорился об относительно разумной плате и получил доступ к информации. И изучал ее намного заполночь. Утром Тамара вернула мне компьютерный кристалл, а я пополнил запас гормональной жидкости, велел Тамаре есть и пить как можно больше и ушел. "Доктор" Флако пошел со мной. Ее грязную повязку я отнес к Упанишади-Смиту, чтобы сделать анализ крови. У Тамары оказался очень низким уровень лейкоцитов и других антител, и это очень странно. С такой серьезной раной уровень антител должен резко повыситься. Но у людей, выросших в искусственной атмосфере, иммунная система часто реагирует неадекватно, так что я не очень тревожился. Однако в Панаме очень высокая влажность, соответственно возрастает опасность инфекции, и я подумал, что нужно купить иммунизационную сыворотку широкого назначения. Потом я пошел в свой киоск на ярмарке. День тянулся медленно: сделал два липидных и холестериновых укола старикам, заглянул один игрок в американский футбол, он хотел, чтобы я с помощью миелина ускорил его мышечную реакцию. Его просьба невыполнима, и я сказал, что гораздо лучше поставить протетические нервы, потому что серебряная проволока передает импульс гораздо быстрее, чем миелиновый нерв; порекомендовал ему врача, который заменял мне симпатическую и периферийную нервные системы. Было прохладно, и я отправился домой еще до заката. Когда я вернулся домой, на крыше сидел серый котенок с белыми лапами, а Флако и Тамара на переднем дворе бросали котенку красный пластиковый мяч. Котенок прятался по другую сторону крыши, а когда Флако бросал мяч, он катился по красным черепицам, котенок слышал это, выбегал из-за гребня и гонялся за мячом, пока тот не падал с крыши. Котенок тогда начинал шипеть, волосы у него на спине вставали дыбом, словно он не ожидал увидеть Тамару и Флако, и он снова бежал прятаться за гребень. Тамаре эта игра нравилась не меньше, чем котенку. Она смеялась, когда котенок бросался на мяч, была очень возбуждена, часто прижимала руку ко рту. Мне неожиданно захотелось поцеловать ее, и мысль о том, чтобы обнять ее и поцеловать, показалась мне совершенно естественной, и я бы так и сделал. Немного подумав, я решил, что Тамара, когда смеется, не менее красива, чем когда пугается. Лицо у нее очень выразительное, на нем отражаются все эмоции, и это делает ее совершенно непохожей на мрачных беженок с пустыми глазами и торговок, которых я обычно вижу. Флако, должно быть, тоже заметил это: он говорил с ней мягким уважительным тоном. Я некоторое время следил за Тамарой: нет ли признаков судорог, которые иногда вызываются гормональными инъекциями. Она пошатывалась, часто держалась за Флако, но физическая нагрузка пойдет ей на пользу. Я вспомнил купленный мною пакет со средствами для выработки антител, поэтому велел ей посидеть на крыльце и ввел антитела в катетер. - Я думал, вы хотите продать кристалл, - сказал я, закончив. - Нет ли у вас на него удостоверения? Тамара удивленно взглянула на меня, потом так рассмеялась, что на глазах выступили слезы. Флако тоже начал смеяться. Я чувствовал себя очень глупо, но теперь был уверен, что она украла кристалл. Тамара пожала плечами и пошла в дом отдыхать. Я сидел на крыльце рядом с Флако. Он обнял меня рукой. - Ах, Анжело, ты мне нравишься. Обещай, что ты никогда не изменишься. Я вздохнул и подумал, что же мне делать. Нельзя продавать краденое, сколько бы я ни получил от этого. И снова я пожалел, что согласился лечить Тамару, и подумал, не отправить ли все-таки ее в больницу. Пусть полиция арестует ее, если она преступница. - Как она? - спросил я. - Почти все утро проспала, - ответил Флако, - и я постарался, чтобы она хорошо позавтракала. После этого она почти все время провела в твоей спальне, подключилась к твоему монитору для сновидений. Ей он не понравился. Она сказала, что у него не хватает памяти, чтобы мир казался реальным. Она стерла все твои старые миры. Надеюсь, ты не рассердишься. - Нет, я им никогда не пользовался, - правдиво сказал я. - Тебе нужен новый. У меня есть друг, который крадет только у воров. Может достать тебе хороший аппарат, недорого. И не такой, какой можно украсть у падре. - Нет, - сказал я. Флако встал, пошел в дом и принес пива. Когда он вернулся, мы сидели на крыльце и пили пиво, пока не село солнце. Когда стемнело, мы услышали отдаленный взрыв - бомба взорвалась, и обезьяны-ревуны в лесу на южном берегу озера закричали в страхе. - Социалисты? - спросил я. Я решил, что социалисты обстреливают беженцев по нашу сторону границы. Премьер-министр Монтойя всю неделю произносил речи - говорил о том, что "прогрессивные идеалы" никитийского идеалистического социализма никогда не будут достигнуты, пока капиталистические догмы с севера продолжают отравлять его "новое общество"; все это просто означало, что он не хочет, чтобы его люди слушали наши радиостанции и подключались к нашей сети сновидений. Он подтвердил свою клятву либо поглотить, либо уничтожить все остальные латиноамериканские государства, поэтому я всю неделю ждал нового нападения. Флако покачал головой и плюнул на землю. - Партизанская артиллерия. Синхронический барраж, пытаются уничтожить новую колумбийскую нейтронную пушку. У них будет и своя такая. Эти химеры причиняют много неприятностей колумбийцам. - И он начал вставать, словно собирался уйти в дом. - Подожди, - сказал я ему. - Увидишь кое-что необычное. Флако снова сел и принялся ждать. Скоро на улице показалась старая седая паучья обезьяна, она вышла из джунглей на южном берегу озера и направилась на север. Это был самец. Вдали от деревьев он очень нервничал, часто останавливался и поднимал голову, чтобы поглядеть на perros sarnosos - бродячих собак, бегавших по улице. Флако увидел его и рассмеялся. - Ха! Никогда не видел, чтобы паучьи обезьяны так выходили их джунглей. - Стрельба и люди в джунглях испугали его. Я вижу их теперь каждый вечер. Обычно одна-две, иногда целые стаи. И всегда идут на север. - Возможно, этот старый седой самец умнее тебя и меня. Может, это знак, - сказал Фалко и нагнулся, чтобы подобрать камень. Он бросил его и попал обезьяне в грудь. - Уходи, иди в Коста-Рику, там кто-нибудь из тебя сделает хорошее жаркое! Самец отскочил на несколько метров, схватившись за грудь, потом побежал по кругу и в конце концов пробежал мимо моего дома. Мне жаль было обезьяну. - Не нужно было этого делать, - сказал я Флако. Флако гневно смотрел в землю, и я знал, что он думает об угрозе от колумбийцев с юга и от костариканцев с севера. Вскоре эти две страны вторгнутся к нам, попытаются заставить нас прекратить доступ к нашему каналу капиталистам. - Насц... на него, если он не понимает шутку, - сказал Флако. Потом рассмеялся и ушел в дом. Я еще немного посидел на крыльце и думал о том, что уход обезьян - дурной знак, но всю мою жизнь люди видят дурные знаки. Моя собственная родина Гватемала была захвачена никарагуанцами, потом в ней установилась диктатура, произошла революция, а кончилось тем же, с чего началось, - свободной демократией, и все это меньше чем за пятьдесят лет. Я всегда верил, что как бы плохо ни было, положение со временем выровняется. И проблема социалистов не станет исключением. Я пошел в дом, чтобы поесть. Флако и Тамара съели все свежие фрукты, а мне не хотелось есть без них, поэтому мы решили поесть в ближайшем ресторанчике на Ла Арболеда. Я пошел к Тамаре. Она лежала на моей кровати, подключив монитор сновидений в розетку у основания своего черепа. Закрыла лицо и свернулась так, что колени касались подбородка. Руку она держала во рту и кусала ее. Лицо напряжено, словно ей больно. - Она всегда так делает? - спросил я. - Что делает? - Сворачивается в позу зародыша, когда подключается к консоли? - Да, ей это нравится. - Не трогай ее, - сказал я Флако, потом побежал в соседний дом, к Родриго Де Хойосу, чтобы одолжить запасной монитор. Вернувшись, я установил монитор и подключился к аппарату сновидений... На берегу ветра нет, но по краю воды бежит кулик, он уворачивается от волн, все время погружает в песок свой черный клюв. Раковины моллюсков, ракушки, скорлупа раков блестят, как голые кости, на песке. В прохладном воздухе запах гниющих морских животных и водорослей. Пурпурное солнце висит на горизонте и окрашивает песок, небо, птицу, обрывки целлофана в красное и синее. Аметистовый песок режет мои босые ноги, а ниже по берегу рыжеволосая женщина в белом платье кормит чаек; чайки кричат и висят в воздухе, подхватывая куски, которые она им бросает. Я остановился и вдохнул воздух, вслушался в шум волн, всмотрелся в цвета. Я так давно видел мир своими протезными глазами всего в трех красках, что теперь, при всех цветах, почувствовал, словно вернулся домой. Я попытался отыскать недостатки в ее сновидении. Мир этот включал все пять чувств. Я мог ощутить морские брызги кожей и попробовать их на вкус, и чувство это было совершенным. Я видел одинаковую резкость и четкость линий и в камнях, и в пенных волнах на горизонте, и в уносимых ветром птицах. Множество оттенков разнообразили общую пурпурную гамму. Ее сновидение почти профессионального качества. Но, повернувшись, я увидел промах: на берегу в воде лежал огромный дохлый черный бык, он как будто всплыл из ее подсознания. Горизонт, береговая линия, песчаный склон - все это словно нарочно подчеркивало фигуру быка. Он лежал на боку, головой ко мне и ногами в море. Огромное брюхо раздулось, хотя признаков разложения нет. Узловатые ноги торчат, застывшие в трупном окоченении, и все тело время от времени приподнимается на волне. Волны плещутся о его брюхо, приподнимают большие яички и пенис, которые потом опадают, когда волна отходит. Я сосредоточил все внимание на быке и произнес слово "убрать". На мониторе вспыхнула надпись: ИЗМЕНЯТЬ СНОВИДЕНИЕ ВО ВРЕМЯ ПРОСМОТРА НЕЛЬЗЯ. Я пошел к рыжеволосой женщине. Красота ее прирожденная: вряд ли такую элегантную линию подбородка может создать пластический хирург. В чертах ее лица та же трагическая смертельная неподвижность, что и в лицах рефуджиадос, и я удивился, почему Тамара выбрала эту рыжую женщину своим альтер эго. Может, эмоция, которую я видел раньше у нее на лице, не подчиняется ей. - Что тебе нужно? - спросила она, не поворачиваясь ко мне, бросая кусок хлеба чайкам. Я не знал, что ей сказать. - Пора есть, - ответил я, оглядываясь на быка. - Он разговаривает со мной, - сказала она, словно сообщая мне тайну. Она по-прежнему не поворачивалась, и я понял, что она не хочет видеть быка. - Хоть он и сдох, все равно болтает. Болтает со мной, говорит, что хочет, чтобы я поехала у него на спине. Но я знаю, что, если сяду ему на спину, он унесет меня в темные воды, в такое место, где я не хочу быть. Я сказал, словно ребенку: - Может, тебе вернуться к Флако и ко мне. Пообедаем. Тебе понравится. Она застыла, разгневанная моим тоном. - Уходи. Я закончу тут. Оторвала большой кусок хлеба и бросила чайке. Та с криком нырнула и подхватила кусок, прежде чем он ударился о землю. Я взглянул на чайку. У нее изорванные крылья и запавший живот. В томных глазах горит безумный голод. Я пошел прочь и поднялся на песчаный холм, на котором сидела одинокая чайка. По другую сторону холма сновидение кончалось сливающимися дюнами. Я оглянулся на быка в воде и на женщину в белом платье. Она отдала чайкам последний кусок хлеба и подняла руки. Чайка подлетела и клюнула ее в палец. Из раны показалась кровь, и чайки с криками закружились над ней, рвали клювами ее тело. Чайка рядом со мной крикнула, и я взглянул на нее. На заходящем солнце ее белые перья сверкали пурпуром. Темные глаза словно светились в голове. Холодным пророческим взглядом она смотрела на меня. Я отключился, не желая смотреть, как рвут на части женщину. - Что случилось? - спросил Флако, как только я отключился от монитора. - Ничего, - ответил я, не желая еще больше вторгаться с личную жизнь Тамары. Вытащил ее вилку из консоли, прекратив эту пытку, которую она сама себе навязала. Тамара распрямилась и потянулась. - Пора есть? - спросила она. Она смотрела в пол и не поднимала на меня взгляд. - Да. - Флако помог ей встать. Снаружи пошел дождь, поэтому Флако сходил в кладовку за зонтиком. Продолжая смотреть в пол, Тамара сказала: - Держитесь подальше от моих снов. - Простите, - ответил я. - Мне казалось, вам больно. - Голова болела. Вы вторглись в мой сон. У вас нет на это права! - Вы моя пациентка, - ответил я. - Я обязан заботиться о вас. Появился Флако с зонтиком, и мы пошли на Ла Арболеда. В ресторане было только несколько посетителей. Мы заказали рыбный обед, и Флако убедил Тамару попробовать ром "Закат солнца" - напиток, придуманный его дедом. Состоит из смеси рома с лимонным вином, приправленным корицей. Флако попытался убедить и меня выпить, но я отказался. Флако хвастал, что его семье по-прежнему принадлежит компания, делающая лимонное вино, и я заметил, что и компания дедушки и его дурной вкус сохраняются в семье. Тамара негромко рассмеялась и посмотрела на обрубок руки. К нашему столику подошел пьяница, поглядел на нашу выпивку и сказал: - А, ром "Закат солнца". Мой любимый проклятый напиток в этом проклятом мире. На самом деле это единственный хороший напиток! - Тогда садитесь и выпейте "Заката солнца" с внуком человека, который его изобрел, - сказал Флако и заказал еще порцию для пьяницы. Мне это не понравилось: от пьяницы несло кислым потом, и он уселся рядом со мной. Выпив, он тут же уснул, но он совершенно испортил мне обед. Мы ели и разговаривали; Флако много и особенно глупо шутил, вначале Тамара смеялась застенчиво, потом при малейшей возможности начинала бурно хохотать. Один из моих клиентов, беженец из Картахены, заплатил мне в этот день иностранными монетами, поэтому я весь день носил на поясе большой кошелек. Раскрыл его и начал раскладывать монеты по странам и стоимости. Когда Тамара допила первую порцию рома, Флако заказал вторую, потом еще одну, и я понял, что Флако хочет напоить ее допьяна, и Тамара, должно быть, тоже поняла это, потому что от третьей порции отказалась, сказав, что у нее болит голова. Флако продолжал пить и нализался сам. Стал рассказывать долгую историю о том, как хорошо шел у его отца винный бизнес, пока однажды отец не пошел на мессу и не уснул на ней. И во сне статуя девы Марии заплакала. Отец Флако спросил у нее, почему она плачет, и она ответила, что плачет, потому что он продает вино, а должен бы продавать шляпы индейцам с Амазонки. И отец Флако поверил, что заработает на торговле шляпами много денег, потому что ведь это посоветовала сама дева Мария. Он уплыл на Амазонку и там погиб от укуса ядовитой жабы, не успев продать ни одной шляпы. Этот случай так поразил односельчан Флако и ослабил их веру, что они разбили статую девы Марии молотками. - А что у т...тебя за семья? - спросил Флако у Тамары; голова его покачивалась, он клевал носом. Она распрямилась, и лицо ее стало замкнутым. Она выпила немного, но сделала вид, что опьянела. - Семья? Хочешь узнать о моей семье? Я тебе расскажу - мой отец, он был похож на Анжело. Ему нужны были только две вещи: порядок и бессмертие. Я только что закончил раскладывать свои монеты ровными неустойчивыми рядами, словно банановые плантации. Тамара протянула обрубок руки и столкнула все кучки монет. - Это не... - начал я. - Что? Ты хочешь сказать, что тебе не нужно бессмертие? - спросила Тамара. Как и у большинства морфогенетических фармакологов, надежда на постоянное омоложение, пока человек не решит проблему бессмертия, сыграла основную роль в моем выборе профессии. - Мне порядок не нужен, - сказал я. Тамара взглянула на меня, словно я сказал что-то очень странное, и покачала головой. - Все равно вы все ублюдки. Тело ваше может жить, но душа умирает. - Кто ублюдок? - спросил Флако. - Анжело. Он похож на киборга. Хочет жить вечно, но для этого должны умереть другие люди. - Я вдруг почувствовал себя так, словно снова включился в мир ее сновидения. Не смог увидеть никакого смысла в ее странном обвинении меня и киборгов. - Ты полна гуано, - сказал Флако. - Вот дон Анжело Осик. Он хороший человек. Он джентльмен. Тамара посмотрела на нас, голова ее качнулась. Она протянула руку к стакану воды, но промахнулась. Вода разлилась по столу. - Может, он и есть киборг, - сказала она, снова кивая головой. - Мы... ннне... ки...ии...борги, - сказал Флако. - Ввидишь... нет ки...ииборгов в... эттой комнате. - И он протянул ей стакан с ромом. - У тебя в голове есть розетка связи? - спросила Тамара. Флако кивнул. - Значит ты киборг. - Она говорила убежденно. Я вспомнил, как недавно в новостях видел материал о суринамском культе чистого тела - пуристах тела. Новые члены, посвященные в культ, извлекают свои розетки из головы, отключают протезы почек и другие протезы и живут совершенно без помощи механизмов. Я подумал, может, она тоже из этого культа, и вдруг понял, почему она захотела регенерацию, а не протез: мысль о том, что ее тело срастется с машиной, приводила ее в ужас; она оскверняла храм ее духа. - Розз...зетка не дделает тте...бя киббб...оргом, - сказал Флако. - Но это начало. Сначала розетка приспособления в черепе. Потом рука. Потом легкое. По одному за раз. - Ну, а ты сама? - спросил Флако. - Ты сказала, что расскажешь нам о своей семье. - Мои мать и отец киборги, - сказала она с замкнутым выражением лица. - Я с ними никогда не встречалась. Я всего лишь вложение в банк спермы. Если родители когда-нибудь и видели меня, вероятно, они остались недовольны: я не похожа на стиральную машину. - Ха! Тут, ддд...олжно быть, есть кое-что еще, - сказал Флако. - Расс...скажи нам все. - Больше ничего нет, - ответила Тамара. И я подумал, почему она нам лжет. Официант принес Флако новую порцию выпивки, и тот проглотил ее залпом. Тамара попросила принести аспирин. Голова Флако повисла, поэтому я убрал его тарелку, прежде чем он лег на стол. Тамара продолжала сидеть, глядя в свою тарелку. Я решил утащить вонючего пьяницу, который по-прежнему сидел рядом со мной, и заказать десерт. Сложил монеты в кошелек и перетащил пьяницу на его прежнее место у стойки. И в это время в моей голове прозвучал сигнал вызова. Я нажал на переключатель за ухом, и человек с сильным арабским акцентом произнес: - Сеньор Осик? - Да, - ответил я. - Попросите женщину, сидящую за вашим столом, подойти к телефону. Вызывающий, должно быть, находится в зале, если знает, что я сижу с Тамарой, но так как он не знает, что я отошел от стола, значит он вышел. - Она пьяна. Отключилась, - солгал я и торопливо прошел к двери, чтобы проверить, не звонят ли снаружи. Раскрыл дверь и выглянул. Улица темна и пуста, но вдали я видел сверкающие очертания человеческого тела рядом с мини-шаттлом. Вызывающий отключился, и этот человек сел в мини-шаттл. Вспыхнули красные хвостовые огни, и мини-шаттл мгновенно превратился в огненный шар: это включился двигатель. Корабль метнулся в звездное небо и исчез. Я вернулся в ресторан, и Тамара с любопытством взглянула на меня, словно собиралась спросить, почему я убежал. Флако с трудом попытался оторвать голову от стола. Он повернулся к Тамаре и сказал: - Я только что получил сообщение для тебя по комлинку: Эйриш гг...говорит, что у него твоя рука. А нужна ты ему в...вся. Тамара побледнела и выпила порцию рома. 2 По пути домой Тамара и Флако были так пьяны, что оба цеплялись за меня. Тамара продолжала браниться и повторять, что ей нужен пистолет, а Флако говорил: "Что?" Когда мы добрались домой, я уложил Тамару на диван, а Флако на полу в холле перед входом в спальню, и сам лег спать. Через несколько часов меня разбудил Флако. Его тошнило. Тамара что-то бормотала во сне, но я снова уснул. Мне снилась старая реклама "Зеллер Кимех". На ней изображалась группа людей в лунном казино, все киборги, с прекрасными кимехами. Я восхищался этой голограммой. Все киборги смеялись и пили ром "Закат солнца". У некоторых были женские тела, вплоть до металлических грудей с маленькими драгоценными сосками. Одна женщина киборг разговаривала со своим спутником, непрерывно смеясь. Я узнал в ней свою жену, Елену, которую тридцать лет назад сбил грузовик. Мне показалось невероятным, что она умерла. Я просто забыл, что она купила кимех, и мы каким-то образом собрали ее по частям и поместили в кимех, и теперь она на луне, пьет ром "Закат солнца" и смеется. Я хотел подойти к ней и обнять, сказать, как я счастлив, что вижу ее, но тут мое внимание привлек стоявший рядом киборг. У него одна рука была органическая, и он носил ее как признак человеческого в себе. Голова у него из электрически окрашенного красного вольфрама, красивая голова, если смотреть на глаза, но челюсти как у скелета. У него сверкающие голубые циркониевые глаза, и рот оскален в вечной улыбке. И вдруг мне показалось, что в его улыбке что-то зловещее, что он замыслил смерть для остальных в комнате, и только я понял его намерение. И тогда я подумал: "Это не мой сон. Это сон Тамары". И проснулся, потому что кто-то тряс меня. - Анжело! Анжело! - говорил Флако. - Si. Que pasa? [Да. Что случилось? (исп.) - Huy! [Ой! (исп.)] А как ты думаешь? Эта женщина, она ведь сука, когда напивается. - Да, сука, - согласился я. - Мне это нравится. Нравятся женщины с характером. - Флако говорил очень медленно и обдуманно. - Подвинься. Я хочу лечь к тебе в постель. - Я отодвинулся, Флако лег, случайно ударив меня башмаками. - А, хорошая постель. Очень удобная. Как раз для двоих. Тебе следовало раньше меня пригласить. Я тебе говорил раньше, что у тебя красивые груди? У тебя груди больше, чем у некоторых женщин. Слова Флако обеспокоили меня. Но потом я понял, что он шутит. - Да, моя семья знаменита грудями. Видел бы ты мою мать: у нее их было пять. Флако рассмеялся. - Ну, хватит шуток. А то меня снова вырвет, если я буду смеяться твоим глупым шуткам. Анжело, как ты думаешь, Тамара в опасности? - Да. - Я держал ее сегодня за руку, - сказал он. - Рука очень тонкая, как у ребенка. Нам нужно очень о ней заботиться. Как ты думаешь, от кого она бежит? - А от кого бегут все? От своего прошлого. - А, философский вздор. Ты всегда по ночам несешь философский вздор? Тогда нам нужно почаще спать вместе. Но я думал - может, она известная рефуджиада. Может, бежала из политической психиатрички и будет рада выйти замуж за панамца, такого, как красивый Флако, и жить в нейтральной стране? Добро пожаловать к Флако, добро пожаловать на свободу! Как ты думаешь? По-прежнему считаешь, что она воровка? - Да. - А я нет, - сказал Флако. - Поверь мне, о великий философ, я знаю воров. Она слишком жива, чтобы быть вором. Понимаешь? - Нет. - Ах, это очень просто. Видишь ли, человек территориальное существо. Он должен обладать чем-то: домами, землей, телесным пространством. И если обладает этим, он счастлив; и счастлив, когда дает другим возможность чем-то обладать. Но воры нарушают саму природу человека, вторгаясь на чужую территорию. Они никогда не бывают в мире с самими собой. И поэтому умирают изнутри. Такой образованный, философски настроенный человек, как ты, должен это знать. - А ты не социалист? - спросил я. - А что скажешь об антисоциалистах. - Грубый вопрос - я задал его только в шутку. Традиционно в Латинской Америке социалисты применяли социальную инженерию, чтобы уничтожить отжившие идеи, этику и образ мысли. Но чтобы избежать культурной заразы, никитийские идеал-социалисты считали, что им нужно либо поглотить, либо уничтожить все ближайшие капиталистические страны, чтобы создать собственное общество. Само обвинение, в том что Флако социалист, уже плохо, но идеал-социалисты пошли дальше; ходили слухи, что они пытаются создать нетерриториального человека, существо, которое, по их мнению, будет неэгоистично и полно сочувствия, готово отдать все, чем владеет, другим. Слухи также утверждали, что созданные социалистами в Аргентине существа, оказались чудовищными чужаками. Эта новость привела крестьян в ужас, потому что говорили, что когда социалисты закончат работы над нетерриториальным человеком, они выпустят векторный вирус, который заразит всех людей на Земле. И вследствие бактериологической войны все человечество изменится, человек окажется неспособным воспринимать другие идеи, помимо социалистических, и мне кажется, крестьяне боялись смерти меньше, чем такого изменения. Я не знал, верить ли этим слухам. Но Флако говорил о заботах социалистов, и мне показалось забавным обвинить его самого. Он спросил: - А почему ты считаешь, что я социалист? - Ты живешь в Панаме, между молотом Колумбии и наковальней Каста Рики и тем не менее не убегаешь. К тому же ты тощ и труслив, как социалист. - О, я не социалист, - сказал Флако. - Не верю, что социализм нужен современному человеку. Я считаю, что человек должен сам быть своим хозяином. Но эти никитийские социалисты не позволяют человеку становиться собственным хозяином. Им мало того, что они подчинили искусственный разум, нужно еще покорить и людей, уничтожить противников. И всегда они в своих экономических неудачах винят капитализм. Согласно социалистам, если социалист покупает машину, это признак прогресса, но если машину покупает капиталист, это признак упадка. Они отказываются видеть, что отнимают у людей волю к работе, и потому экономика их стран разваливается. Я встречался с одним человеком из Будапешта. Он рассказывал, что его отец работал на фабрике, которую постоянно приходилось закрывать, потому что рабочие хотели только играть в карты. Правительство направило солдат, чтобы заставили рабочих вернуться к работе, но некоторые все же отказывались. Они сидели и играли в карты под приставленными к ним пулеметами. Наконец солдаты их всех расстреляли, а по радио этих людей назвали изменниками. Этот человек говорил мне, что хоть его отца и убили, он все равно оказался победителем в борьбе с социализмом, потому что отказался подчиниться социалистам. И я считаю, что это другой путь к внутренней смерти - жить под властью других, отказать себе в праве быть собственным хозяином. Флако считал себя большим политическим мыслителем, а я провел слишком много времени за изучением медицины и не соприкасался с политикой. Некоторое время я почтительно молчал, словно обдумывая его слова. - Итак, ты не веришь, что эта женщина воровка? - Нет, я считаю, что у нее пересажен мозг. Это заставило меня сесть и задуматься. Интуитивно я почувствовал, что он прав. - Почему ты так говоришь? - Я однажды видел документальный фильм. Когда нанимали людей в отряды киборгов, военные сохраняли тела солдат в стасисе, пока не кончится срок службы, а если солдат хотел служить бессрочно, он мог продать свое тело на запасные части. Но произошел большой скандал. У некоторых солдат срок службы закончился или они хотели продать свое тело, но оно оказывалось уже продано на черном рынке криотехниками. Весь этот разговор о киборгах заставил меня вспомнить эту историю, и я понял, как Тамара может числиться на службе в световом годе отсюда и в то же время находиться здесь. - Ты думаешь, кто-то украл ее тело? - Я думал: захочет ли кто-нибудь красть такое бесполезное тело. Нет, я думаю, Тамара де ла Гарса сама записалась на службу и продала свое тело. И теперь эта женщина носит ее тело. Я вспомнил прекрасную рыжеволосую женщину во сне Тамары, такую непохожую на тощее черноволосое существо, которое спит на диване, и понял, что пересадка мозга может объяснить, почему во сне она видит себя совершенно другой. Вспомнил, как она пыталась взять стакан воды за обедом - это признак, что ее мозг еще не приспособился к новому размеру тела. - Может быть, - сказал я. - Может быть? Как это может быть? Это прекрасный ответ на все наши вопросы. Если моя теория неверна, она должна стать верной! - Нам слишком много заплатили. Она немного платит за лечение, но очень много за молчание. Если она спасается от тех, кто пересадил ее мозг, сами наши вопросы могут быть опасными для нее. - Ты раньше не говорил мне, что она в опасности, - сказал Флако. В гостиной Тамара зашевелилась во сне и застонала. - Я сам раньше так не думал. Я долгое время лежал в постели, размышляя. Если у этой женщины пересаженный мозг и если пересадка произведена недавно, это объясняет, почему у нее не повысился уровень антител, когда ей вырвали руку: все еще действуют подавители антител. Но я не был уверен. Любой действующий в рамках закона хирург использовал бы антимозин С, ингибитор, который только останавливает производство клеток, атакующих трансплантированные органы. Но уровень антител в крови Тамары был крайне низок по всему спектру, что означает, что ей давали один из наиболее распространенных ингибиторов АВ. В инъекции, которую я ей сделал, содержались тимозины, которые стимулируют рост всех клеток Т, включая атакующие клетки. И если уровень тимозинов в ее крови станет достаточно высок, они смогут подавить действие ингибиторов АВ. И если ее пересаженный мозг не установил полный контакт с телом, эти клетки будут с ним обращаться как с посторонним телом, уничтожая его клетка за клеткой. От этих мыслей у меня заболел живот. Я пошел в гостиную взглянуть на Тамару. Она казалась тенью, брошенной на диван, и по платиновому свечению ее тела я видел, что у нее высокая температура. Это один из первых признаков реакции отторжения; к сожалению, это также признак обычной инфекции. Вдобавок, гормоны, которые я ей дал, ускоряют метаболизм, что также приводит к повышению температуры. Она уже жаловалась на головную боль, но пока не пожалуется на судороги, онемение или потерю чувствительности, я не могу быть уверен, что она в опасности. Все осложняется еще тем обстоятельством, что при соответствующих условиях она потеряет сознание и умрет без всякого предупреждения. И все эти если закружились у меня в голове. Я взял влажную тряпку и смочил ей лицо. Она проснулась и посмотрела на меня. - Заряди пистолет... - сказала она. Потом ее взгляд прояснился. - Кристалл у вас? Я достал кристалл из кармана и показал ей. Она протянула руку и погладила его, потом улыбнулась и уснула. Я всю ночь смачивал ей лоб и держал ее за руку. Странно, но мне хотелось поцеловать ее. Вначале я улыбнулся при такой мысли. Но ночь продолжалась, я массировал ей череп и плечи, и меня охватывало глубокое желание. Хотелось укрыть ее в объятиях. Желание стало непреодолимым, и я понял, что от недостатка сна у меня кружится голова. На рассвете в голове у меня прозвучал вызов. Я включился, открыл канал связи, и у меня в сознании появилось изображение: смуглый человек с длинными черными волосами и широкими ноздрями сидит на софе. На нем темно-синий мундир Объединенной Морской Пехоты. - Я Джафари, - сказал он. - Как я понял, у вас есть кое-что принадлежащее мне. - В голосе его была тревожащая атональность, отсутствие интонации. Подчеркивание глубины сцены типично для созданного компьютером изображения. Я сунул руку в карман и нащупал кристалл. - Мне кажется, вы ошиблись, - ответил я. - Мне нужна женщина, - сказал он. Это заявление поразило меня, вывело из равновесия. - Вот что я предлагаю: мне бы стоило двести тысяч стандартов, чтобы послать своих людей за ней, и я бы получил ее. Но для обоих нас было бы легче, если бы вы сами привели ее ко мне и приняли двести тысяч в знак моей признательности. - А что вы с ней сделаете? - спросил я. Джафари, не отвечая, смотрел на меня. Я почувствовал, что задал глупый вопрос. - Она очень больна, - выпалил я. - В течение нескольких дней ей опасно передвигаться. - Я охочусь за ней несколько месяцев, но сейчас это кончится. До захода солнца вы должны привезти ее в аэропорт в Колоне! Поняли? - Да, понял. Он, казалось, смотрит на меня мгновение, словно действительно может увидеть. - Вы не совершите ничего неразумного? Не попытаетесь сбежать? - Нет. - Вы и не сможете. У вас нет выбора. - Понимаю. - Хорошо, - сказал Джафари. - Я буду добр к ней. Так ей будет лучше. Я не бесчеловечен. - Я не убегу, - сказал я. Джафари прервал связь. Я сел на диван, чувствуя себя словно в ящике. Обдумал каждое его слово, каждый жест. Он пригрозил, что пошлет ко мне своих людей, и я подумал, не те ли это люди, что вырвали Тамаре руку. И какие люди могут так поступить? Последние слова Джафари намекали на эмоцию или по крайней мере на подобие эмоции. ОМП не может легально действовать на Земле. Но я знал, что это не остановит Джафари. Как начальник отдела кибернетической разведки, он может подключиться к искусственному разуму армии, и в его распоряжении кристаллический мозг, в котором содержится в миллиарды раз больше информации, чем в органических. Я не смогу снять деньги со счета в банке, позвонить, пересечь границу, миновать полицейский монитор. Я смачивал губкой голову Тамары, пока усталость не одолела меня. Через несколько часов после рассвета из спальни вышел Флако. - Ах, Анжело, - сказал он, - если бы меня разбудил ангел смерти, я обнял бы его от всего сердца. Как я жалею, что мой дедушка не изобрел напиток, которым можно напиться без похмелья. - Небольшая цена за такое счастье, - процитировал я в ответ старую песню. Флако сел на кровать, а я пощупал голову Тамары в поисках шрама, любого признака, что ее мозг пересажен. Признаков не было, но это ничего не значит: хороший пластический хирург никакого шрама не оставит. Я сказал: - Присмотри за Тамарой, - и пошел готовить завтрак. Поджарил немного gallo pinto - это блюдо из бобов с рисом, открыл пакет с пончиками и сварил кофе. Вскоре на кухню пришел Флако. - Она спит, как ангел, - сказал он. - Хорошо. - Я протянул ему тарелку. Он положил на нее еды и сел за стол. Мы ели молча. - Могу прочесть, о чем ты думаешь, - сказал он наконец. - Я был не настолько пьян, чтобы забыть тот звонок в ресторан. Может, перевезти ее в мой дом? - Нет. Если он смог позвонить тебе, то знает, где ты живешь. - Тогда нужно перевезти ее еще куда-нибудь. Мы можем спрятать ее на bananeros, на банановых плантациях. - Это бы подошло, - сказал я. Мы еще немного поели молча. Я не знал, можно ли рассказать Флако о вызове Джафари. Флако хороший друг и хороший человек, но в глубине души он вор. Может быть, он способен ради награды украсть Тамару. - Что тебя тревожит? - спросил Флако. - Боишься спрятать ее на банановых плантациях? Я провел пальцем по изношенной пластиковой поверхности стола. Встала Тамара и пошла в ванную: я слышал, как там льется вода. Она умывалась. - Нет. Вчера я сделал ей инъекцию от антител. Это может быть опасно. Она может от этого умереть. - Какова вероятность? - Не знаю. Не очень высокая. - Тогда я бы и не очень беспокоился об этом и не выглядел бы таким мрачным. Глядя на тебя, можно подумать, что ты петух и твой хозяин умер. - Я немного посмеялся. - Послушай, дела не так уж плохи. Флако все устроит. Когда Тамара зайдет, я проверю, не беженка ли она. - И он потянул себя за веко - знак, что я должен молчать. На кухню вошла Тамара. - Я ухожу, - объявила она. - Знаем, - ответил Флако. - Я иду с тобой. Спрячемся на банановых плантациях среди беженцев. Никто не найдет тебя там. - Вы не знаете, от кого я бегу. Не знаете их возможностей. - Это неважно! - сказал Флако. - Никто не следит за плантациями: слишком быстро появляются и исчезают рефуджиадос. Там живут сотни тысяч людей, и никто никогда не спрашивает их удостоверений личности. Тамара сказала: - Не знаю... - Но ты прекрасно сольешься с беженцами, - сказал Флако. - У тебя такой голодный вид... Тамара какое-то время смотрела на него, как будто хотела понять скрытый смысл его шутки, потом принужденно улыбнулась, сказала: "Ну, хорошо" и начала есть. - Кстати о рефуджиадос. Угадай, кого я вчера видел... - сказал Флако. - Профессора Бернардо Мендеса! - Я слышал это имя, но не мог вспомнить, в связи с чем. Посмотрел на Тамару, мы оба пожали плечами. - Ну, знаешь, Бернардо Мендес! Великий социальный инженер, который проделал такую большую работу в Чили. Тот самый, кто пообещал с помощью генной инженерии в три поколения вывести хорошего человека! Я видел его на улице на ярмарке. Он со своей идеей явился в Колумбию, и колумбийцы сделали ему лоботомию и выбросили за границу, как пример для рефуджиадос. Им не понравилась его разновидность социализма, и они вырезали ему мозг, и теперь он бродит в мокрых штанах и ворует пищу. Тамара перестала есть и побледнела. - Может, это были капиталисты, - сказал я. - Может, это они сделали ему лоботомию. - Нет, - сказал Флако. - Колумбийцы. У меня есть друг, а его друг точно знает. Тамара сказала: - Никто ничего точно не знает. Флако улыбнулся и подмигнул мне. - Тс, тс... так много цинизма, а ведь еще только завтрак! Какой же циничной она будет к обеду? Ну, все равно: стыдно видеть великого человека в таком состоянии: он все время мочится в штаны. Теперь он не умнее игуаны или утки. Тамара сказала: - Не будем говорить об этом, - и мы кончили еду в молчании. Мы взяли еды и одежды и пошли на плантации, все время проверяя, не следят ли за нами. На плантациях мы долго шли, не видя никаких палаток, но потом вдруг оказались среди множества палаток, в небольшом поселке. Ни одна из палаток не принадлежала гверильям, все они дальше к востоку. Флако выбрал место, где близко друг к другу стояли только четыре палатки. Палатки грязные и заплатанные, на двух наверху белые полосы: там проводят ночь куры. Снаружи одной из палаток в алюминиевой ванночке сидел голый ребенок. В ванночке было совсем мало воды. У ребенка не было зубов, во рту он держал тряпку и жевал ее. По тряпке и по нему самому ползали мухи. Флако позвал, и из палатки вышла молодая чилийка. Раскрыла блузу и начала кормить ребенка. Флако спросил, может ли он и Тамара пожить здесь, и женщина сказала ему, что жильцы одной из палаток исчезли неделю назад, так что он может тут жить. Такие исчезновения здесь обычны: многих рефуджиадос находят убитыми, и причины никто не знает. Полиция ничего не делает. Флако и Тамара как будто хорошо устроились, и я пошел на работу на ярмарку. На ярмарке было очень много народу, и если бы я не беспокоился, сможет ли Тамара скрыться от Джафари, день был бы хороший. Огромные толпы: китайские и корейские моряки, индийские торговцы, южноамериканские гверилья - вышли на улицы, и вскоре перед моим киоском была сплошная толпа, все в ярких костюмах, толкутся непрерывно. Воздух заполнили запахи пота, пыли и острой пищи, а люди кричали и торговались. Мне всегда нравились виды ярмарки. Студентом университета я жил со своим дядей в Мехико. В нижнем городе все тротуары односторонние, и если пешеход хочет зайти в магазин на другой стороне улицы, ему нужно миновать этот магазин, дойти до следующего пешеходного перехода, а потом вернуться к магазину, в который он хочет зайти. И меня тошнило от зрелища огромного количества людей, идущих в одном направлении. Они шли в ногу, словно закованные невидимыми кандалами. И я помню, что когда впервые оказался в Панаме, именно беспорядочная толчея на ярмарке привлекла меня. Мне всегда нравилось отсутствие порядка в Панаме, но теперь, обдумывая ночной разговор с Флако, я гадал, не нравится ли мне просто возможность повернуть и идти навстречу толпе. Может быть, это мой способ быть хозяином самого себя. Флако появился в полдень и купил в будочке на улице кувшин воды. Он заглянул ко мне, и мы поговорили. - Заметил ее выражение, когда я рассказал о Бернардо? - Si, она выглядела больной. - Она рефуджиада, точно? - Да, она выглядела совсем больной, - повторил я. Флако рассмеялся и сказал, чтобы я позже пришел и принес фруктов, и я сказал, что приду. Я отдал ему компьютерный кристалл и попросил продать его. Он ответил, что постарается. Флако исчез в толпе, а я смотрел ему вслед, проверяя, нет ли слежки. Но толпа была так густа, что невозможно было следить сразу за всеми. Дела шли хорошо: я продал омоложение, а это происходит не чаще раза в месяц, поэтому оставался в своем киоске дотемна, говоря себе, что могут появиться еще клиенты. Но уже прошел срок, назначенный Джафари, и я боялся. Палатка Флако располагалась в 114 ряду, к югу от канала и примерно в трех километрах к западу от Колона. Я пошел туда в темноте, неся ведро с фруктами и минеральной водой. Все это я купил на ярмарке; банановые растения и теплая земля светились, и я хорошо видел. За мной никто не следил. Придя в лагерь, я увидел огромного чернокожего метрах в пятидесяти от палатки Флако, пригнувшегося, словно он решил помочиться. Я решил пройти мимо него тихо, чтобы не испугать, но, подойдя к нему, я увидел, что он нагнулся к Флако и снимает с его шеи гарроту. Он задушил Флако. Я закричал: "Стой!" и негр оглянулся на меня. Бросился ко мне, но я увернулся, и он убежал. Я проверил пульс Флако: пульса не было. Раскрыл ему грудь, чтобы легче поступал воздух, но он булькнул, и из раны под кадыком хлынула кровь. Я сунул пальцы в рану, чтобы проверить, насколько она глубока, пальцы проникли глубоко и коснулись перерезанного позвоночника. Я отполз в сторону, и меня вырвало. Потом я закричал: - На помощь! Из своей палатки вышла чилийка, вместе с ней Тамара. Чилийка удивилась и пришла в ужас, увидя мертвого Флако, она все время крестилась и стонала. Тамара просто смотрела на Флако, рот ее был широко раскрыт от ужаса. Я рассердился и вскочил, чтобы догнать убийцу Флако. Пробежал метров пятьсот и увидел его, он прятался за бананами. Я побежал прямо к нему. Он прыгнул ко мне и взмахнул ножом, а я постарался выбить ему коленную чашечку. Но сумел только сильно ударить по ноге. Он выронил нож и побежал. Я подобрал его нож и побежал за ним. Он бежал не быстро, все время хватался за колено и хромал, а я чувствовал себя легко и свободно. Контролировал дыхание, бежал ритмично и фантазировал. Легко будет, решил я, ножом разрезать этого человека от промежности до горла. Я уже обездвижил его; и решил, что его надо убить. Очевидно, он меня недооценил, потому что я стар, но я всегда очень следил за своим телом. Я видел себя старым львом, который вдруг обнаружил, что у него еще остался один клык и он может убивать. Я наслаждался этим ощущением и потому не торопился; хотел, чтобы он боялся меня. Хотел, чтобы он ждал смерти, видел, как она приближается. И тут я понял, что подобен капитану, который расстрелял детей на берегу, и бросил нож. Человек передо мной вскоре перестал хромать, побежал вдвое быстрее, и я продолжал бежать за ним. В моей голове прозвучал сигнал вызова комлинка, и я ответил. - Хорошо бежишь, старый трахальщик, - сказал бегущий передо мной человек по-английски через комлинк. Я не ответил. Он выбежал из плантации и пересек дорогу вдоль канала. Перелез через защитную сетку и рельс поезда на магнитной подушке на дальней стороне дороги. - Что ты будешь делать со мной, старик, если поймаешь? - спросил он. - Вырву тебе кишки, - ответил я. Он пробежал туннелем под старым каналом, потом под новым, а я продолжал держаться за ним. Он направлялся в гетто Колона. Мы пробежали мимо нескольких деловых зданий, но постепенно по обе стороны, как стены каньона, поднялись многоквартирные жилые дома. На улицах почти никого не было, все, услышав топот бегущих, скрывались в дверях. Я миновал трех грязных молодых людей, пивших пиво. Один из них рассмеялся и спросил: - Помочь? Я ответил: - Да! - но он не побежал за мной. Я все время ожидал, что встречу одну из полицейских камер, которые постоянно следят за этим районом. Но всякий раз камера оказывалась вырвана, и я в одно и то же время испытывал облегчение и страх: что бы ни произошло, это останется между мной и им. - Пусть драка будет равной. Давай найдем место, где есть немного света, чтобы я мог тебя видеть, - сказал человек. Он пробежал мимо баков с мусоров, где рылся бродячий пес. Пес зарычал и погнался за ним. Человек и собака добежали до хорошо освещенного перекрестка и свернули за угол. Сразу вслед за этим собака завизжала от боли, и я заколебался. Я только начал заворачивать за угол, как впереди что-то ярко сверкнуло. Дом за мной словно вздохнул и запылал. Отраженный свет жег мне глаза. Глаза на мгновение закрылись, чтобы защититься от слишком большого количества инфракрасных лучей. - Достаточно ярко для тебя, старик? - спросил человек. Я побежал в переулок. Собака мертва, ее обожженные лапы еще дергаются. Краска зданий по обеим сторонам улицы горит. Пришлось отступить. - Тебе нужно поблагодарить аллаха, ублюдок: я истратил свою единственную энергетическую гранату, - сказал человек. - Вернусь за тобой позже. - И он прервал связь. Он двигался в сторону моего дома, поэтому я побежал по параллельной улице, надеясь перехватить его. Но он исчез. Я сидел на земле, плакал и думал о Флако с перерезанным горлом, о том, что не сумел отомстить за его смерть. На улице завыли пожарные сирены, и я пошел домой. Воздух вдруг стал густым, ноги у меня подгибались. Я все время вспоминал мертвого Флако и погоню за его убийцей. Я считал, что его нужно убить, и бежал за ним легко, но теперь меня охватила слабость. Оглянувшись, я увидел, что нахожусь на незнакомой улице. Я заблудился. Пошел дальше, пока не нашел знакомое место, оттуда направился домой. Взял лопату и пошел на плантации, чтобы похоронить Флако. Когда я туда добрался, его тело уже остыло. Чилийка собиралась уходить. Увидя меня, она задрожала и крикнула: - Эта женщина, Тамара, она исчезла! Убежала в город! Я кивнул, но чилийка продолжала повторять: - Она исчезла. Исчезла. Собирая свою одежду и посуду, она следила за мной краем глаза. Я выкопал мелкую могилу и положил в нее Флако. Проверил его карманы. Пусто. Я поглядел на чилийку; она застонала и отбежала на несколько шагов, потом снова задрожала и опустилась на землю. - Не убивай меня! - закричала она, маша руками перед грудью. - Не убивай меня! Она очень испугалась, и я понял, что она меня считает убийцей Флако. - Что ты сделала с его вещами? - крикнул я. - Смилуйся! Я мать! Пожалей меня! - кричала она. - Оставь мне немного денег. Чтобы хватило до Пуэрто-Рико! Я сделал шаг вперед и поднял лопату, словно собирался ударить ее. Она заплакала и достала из-за пазухи сверток. Бросила его на землю - бумажник Флако, пачка денег, завернутых в коричневую бумагу, и медальон святого Кристофера. Я заглянул в бумажник. Он был полон денег. Как я и догадался, он взял себе солидную часть вырученного за кристалл. Я швырнул женщине бумажник и отвернулся. Женщина уползла с ребенком и своими вещами. Я закопал Флако и прочел молитву, прося Бога простить Флако его грехи. Потом пошел домой. Тамара лежала в моей постели, подключившись к монитору сновидений и закрыв лицо. Она негромко стонала, свернувшись в позе зародыша. Коленями сжимала лазерное ружье. Платиновый блеск кожи свидетельствовал, что у нее высокая температура. Я неслышно подошел и взял ружье, отключил и бросил в угол. Осмотрел ее руку. Воспаление и припухлость не больше ожидаемого: температура не от инфекции. Взял запасной монитор и подключился к ее сну. На берегу ветер, холодный и неудержимый, ударил меня, словно собирался поднять и унести. На темном чистом небе над морем вставала красная яркая луна. На кроваво-красном песке шуршали тысячи призрачных крабов, щелкали клешнями. Я спустился к самому морю. Волны у берега по-прежнему покачивали тушу быка. На берегу лежал человеческий скелет. Его кости были так очищены, что только несколько крабов ползали внутри грудной клетки. - Я тебя не ждала, - сказал скелет. - А кого ты ждала? - Не тебя. Я взглянул на берег и сказал: - Плохо, что Флако умер. Он был хорошим другом. Скелет застонал. Несколько мгновений надо мной в воздухе стояла призрачная женщина в красных одеждах. Она бросила на ветер три желтые розы и исчезла. Я посмотрел на небо. Звезд не было. Скелет сказал: - Я там не стала задерживаться, убежала и попыталась вернуться сюда. И заблудилась. Как умер Флако? - Задушили и перерезали горло. - Это Эйриш. Эйриш любит убивать так. Всегда оставляет дважды убитых. - Волна подкатилась к моим ногам. Вода густая, теплая и красная. - Я почти добрался до него. Почти убил Эйриша. - Эйриш хорош. Ты не смог бы его убить. - Чуть не убил, - настаивал я. - Ты не можешь его убить. Он создан для этой работы. Генетически выращен. Он только позволил тебе поверить, что ты сможешь, - сказал скелет. Мы оба некоторое время молчали. - Я умираю, Анжело. Я сказала тебе, что если ты от меня откажешься, я умру. Ты отказался от меня? - Да, - ответил я, - и, может, не один раз. Когда мы оперировали тебя, мы сделали снимок сетчатки глаза. И проверили тебя по правительственным архивам. - Они ждали чего-нибудь такого. Достаточно, чтобы убить меня, - сказал скелет. - К тому же я дал тебе стимуляторы типа АВ, прежде чем разобрался, что у тебя пересажен мозг, - признался я. - У тебя ведь пересажен мозг? Она кивнула. - Ты в опасности. - Я мертва, - поправил скелет. Кости его начали утоньшаться и лопаться, как сухие прутики. Я попытался сказать что-нибудь утешительное и не смог. Скелет увидел мое расстройство и рассмеялся: - Оставь меня. Я не боюсь смерти. - Все боятся смерти, - сказал я. Ветер поднимал песок, бросал его на меня. В воде поднялся левиафан, темное бесформенное существо с глазами на горбах, и принялся смотреть на нас. Шелестящее щупальце высоко поднялось в воздух, потом с плеском снова скрылось в воде. Левиафан ушел под воду, и я почувствовал, что его заставила это сделать Тамара. Она контролировала свой сон, но так, как это делают мазохисты и отчаявшиеся. Скелет сказал: - Это потому, что они не практикуются - в умирании. Боятся забвения, распада мышц, медленного вытекания жидкостей из тела. - А ты не боишься? - Нет, - сказал скелет. - Я много раз умирала. - И с этими словами на костях наросла плоть, появилась рыжеволосая женщина. Ее начал есть краб, она не мигнула. - Почему умер Флако? - спросил я. Она на мгновение задержала дыхание, потом медленно выпустила воздух. Я не думал, что она мне скажет. - Вероятно, я тебе обязана, - сказала она наконец. - Мой муж генерал Амир Джафари хочет получить мой мозг, заключить его в мозговую сумку, а тело - в стасис. - Зачем? - Я служила в разведке. И допустила неосторожность. - Она снова смолкла, подбирая слова. - Я была на приеме с другими женами офицеров, и они говорили о недавно убитом политике. Я слишком много выпила и сказала, что они все знают: это мы его убили. И еще говорила такое, чего не должна была говорить. В Объединенной Морской Пехоте за такие ошибки убивают. Муж добился, чтобы меня приговорили к жизни в сумке для мозга. Но жизнь в сумке для мозга - это не жизнь. Я вспомнил пустой, лишенный выражения голос генерала, когда он говорил, что не лишен человеческих чувств, словно убеждая самого себя. В воде мертвый бык встал на ноги и фыркнул, потом волна снова свалила его. - Не понимаю. Зачем ему твое тело в стасисе? Подул холодный ветер, берег стал затягиваться тонкой коркой льда. - Не знаю, - ответила она. - Может, надеется использовать его, когда уйдет со службы. Как только я его заподозрила, я не стала задерживаться и выяснять дальше. Я знала, что единственный способ спастись для меня - отказаться от старого тела, поэтому я купила тело на черном рынке. Я думала, что пока держу в руке кристалл и вижу его, я не в мозговой сумке. Заставила криотехов поместить мозг немецкого пастуха в мое тело и послать его мужу обнаженным, в клетке. А на шею повесила табличку: "Если все, что тебе нужно, это моя верность и трахание, я твоя". - Это воспоминание, казалось, очень ее забавляет. - Твой муж вызвал меня по комлинку. Предложил заплатить, если я отдам тебя. Мне кажется, он заботится о тебе. Трудно сказать. - Не позволяй ему одурачить тебя, - сказала она. - Он один из мертвецов, живых мертвецов. Он отказался от эмоций, когда стал кимехом. - Я не стал бы так опрометчиво судить его. - Поверь мне, у него остались только воспоминания об эмоциях. И эти воспоминания тускнеют. - А Эйриш, он военный? - Неофициально, но он выполняет разные задания для военных. Такие, как с Флако. - Он вырвал тебе руку? Женщина рассмеялась. - Нет. - Берег исчез. Я увидел Тамару в аэропорту, она выходила из черного мини-шаттла "мицубиси", беспокойно глядя в небо на снижающийся корабль. И захлопнула дверцу, зажав руку. Попыталась высвободить ее. Стала вырывать руку, дергать ее. И вырвала с окровавленным концом, без кисти. Я не мог в это поверить. Тамара шаталась. И тут сцена изменилась, и я снова увидел лежащую на берегу Тамару. Призрачные крабы поедали ее. - Тело ничего не стоит. Этот случай испугал меня. Она не может уничтожить в мониторе целый мир, чтобы показать мне единственное воспоминание. Такое погружение в подсознание небезопасно. - Я должен идти, - сказал я. - Нужны новые медикаменты, чтобы предотвратить повреждение мозга. Подождешь меня здесь? Темные существа снова поднялись из моря и уставились на меня. Она пожала плечами. - Да. Наверно. Я отключился и отсоединился от ее монитора. Всходило солнце, и так как две ночи я спал мало и аптека все равно еще не открыта, я решил немного подремать. Лег на постель рядом с Тамарой и закрыл глаза. Проснулся я в три часа дня. Тамара спала рядом со мной. Я коснулся ее лба: очень высокая температура. В каком-то порыве я поцеловал ее в лоб, потом посмотрел, не проснется ли она. Она не проснулась. И я был рад, потому что понял, где видел ее раньше: ее худое тело, истощенное и маленькое, незнакомо мне, но лицо - нос, глаза, изгиб губ - все это как у моей покойной жены Елены. Я мысленно выругал себя. Мне следовало с самого начала увидеть это сходство, ведь Елена двадцать лет преследовала меня во снах. Но когда достигаешь моего возраста, все кажется знакомым. Трижды в жизни я встречал своих двойников; так что только вопрос времени, прежде чем я встречу женщину, похожую на мою жену. Мне казалось, что я подготовлен к такой встрече, я не поддался бы искушению согласиться помогать ей, не строил бы из себя дурака, привязываясь к ней. Я переодел рубашку и пошел в аптеку Васкеса. Купил там долговременные регуляторы роста и антимозин С. Заплатил наличными. На пути домой у меня было время подумать. Никогда раньше я не сталкивался с проблемой, которую не смог бы разрешить, конечно, если на это есть время. Проанализировал свой разговор с Тамарой и решил, что в ее истории не все сходится. Если Джафари планировал заключить Тамару в мозговую сумку, ему не нужно ее тело. Разве что для продажи. Конечно, если он не собирался в будущем снова соединить мозг и тело. Может, хотел это сделать, когда ситуация прояснится? Или просто продержал бы ее несколько лет, а потом потихоньку выпустил? Я почувствовал, что иду по верному следу. То, что Тамара не разгадала планы Джафари, свидетельствует о ее импульсивности или неразумном страхе. Я решил, вернувшись домой, рассказать ей свою теорию, но пока что принялся обдумывать планы ее спасения. Все посещение аптеки Васкеса заняло несколько часов. Когда я вернулся, Тамара сидела на кухне, положив голову на стол, держа в руке стакан с ледяной водой. Лазерное ружье лежало рядом на полу. Она в бреду что-то говорила на иностранном языке. У нее была очень высокая температура. Я сбежал вниз, принес медикаменты, вывалил их на стол. Хотел как можно быстрее ввести лекарство, поэтому наполнил шприц и сделал укол в сонную артерию. Она подняла голову и посмотрела на иглу в своей шее, потом снова закрыла глаза и сказала: - Уведи меня отсюда. Я хочу уйти. - Все в свое время, - ответил я, желая успокоить ее. - Мне холодно. Я думаю, что умираю. - Не умрешь, - сказал я. Холод - это плохо. Иммунная система атакует ее мозг. Я заполнил шприц антимозином и ввел ей в руку. - Ты так добр ко мне, Анжело. Очень добр. Ты на самом деле так считаешь... о порядке... не хочешь порядка? - Да. Очень. - Тогда уходи. Уходи из Панамы. - Глаза ее открылись, она села прямо. - Что это значит? - спросил я. Она долго смотрела на пол. Я снова спросил: - Что ты хотела сказать? - Ты хочешь, чтобы я вторично допустила ошибку? - Она улыбнулась - холодной угрожающей улыбкой. - Я хочу сказать - убирайся. Немедленно! Наступает порядок, неудержимый порядок! Уходи из Панамы, уходи с Земли... Уходи от ИР и ОМП! Я попытался найти смысл в ее словах. Она смотрела на меня, как будто хотела передать свое знание взглядом. Силы ОМП - Объединенной Морской Пехоты - набираются на всех континентах и должны следить за интересами Земли в космосе. Теоретически у них нет политической власти ни на одной планете, хотя они контролируют пространство между планетами и тем самым держат под контролем всю галактику. Предполагается, что они не вмешиваются в политику, поэтому я не понял, почему она связывает ИР - искусственный разум - с ОМП. Но, как и во всякой большой организации, многие части ОМП борются за власть. Я вспомнил предупреждение Флако об империализме. - Кто-то в Морской Пехоте вступил в контакт с искусственным разумом, чтобы овладеть Землей? Тамара кивнула. - Они одну за другой захватывают страны. Некоторые сейчас. Другие через несколько лет. Не знаю, много ли времени у вас осталось. Я вспомнил проблемы соседних государств, вкрадчивое распространение никитийского идеал-социализма. Теперь я знал имя виновного. Все это организовано разведкой ОМП. Но все равно мне казалось это невозможным. Искусственному разуму запрещено законом ввязываться в человеческие войны. ИР всегда оставались политически нейтральными, их наша политика не интересовала. Их мозг занят совершенно другими проблемами. И я не мог понять, что заставило их вмешаться, идти на такой риск. - Но что могли социалисты дать искусственным разумам? Тамара колебалась. - Увеличить объем их памяти. Дать им доступ в космос. Я немного подумал. Свобода, наконец понял я. У меня закружилась голова. Она говорит о свободе. Некоторые ИР готовы продать свободу Земли ради собственной свободы. Прекрасный обмен - ценность на ценность. Если бы я так эмоционально не относился к своей свободе, я бы рассмеялся. - Тебе нужно кому-то рассказать! - закричал я. - Объявить об этом! - Я рассказала тебе, - ответила она. - Этого достаточно. - Расскажи властям. - Анжело, ты не понимаешь. Я была одной из них. Я служила в военной разведке. Я их знаю. И мне никогда от них не уйти. Она отвернула от меня лицо, положила голову на стол. Несколько мгновений тяжело дышала, и мне потребовалось какое-то время, чтобы понять, что она уснула. Я погладил ее волосы и подумал, что она имела в виду - одна из них? Одна из тех, кто убивает Флако по всему миру? Одна из тех, кто превращает свободу в товар? Что я вообще о ней знаю? Она рыжеволосая женщина на морском берегу. Женщина с быстрым властным голосом, как у жены социалистического диктатора. Ей нравится запах роз. Она бежала, потому что боится заключения в машине, и однако она весь мир превратила в тюрьму для других. Разве не справедливо было бы выдать ее? Или задушить? Я с самого начала подозревал, что пожалею о том, что согласился помочь ей. Может, отвезти ее в больницу, сообщить властям, позволить убить ее? Она снова застонала, начала бредить на английском и фарси. Однажды сказала: "Все пошло плохо, очень плохо", но большую часть того, что она говорила, я не понимал. Я думал о том, как они устанавливают контроль. ИР управляют передачей информации - торговые курсы, предсказания погоды, банковские счета - и связью. Они следят за всеми вооружениями. Им нетрудно уничтожить мир просто неверной передачей информации, целые государства обанкротятся, погибнут все товары. Такой большой ущерб наносит просто некомпетентность и неумелость. А какой нанесет саботаж? Я посмотрел на худое лицо Тамары, на ее хрупкое тело и пожалел, что не знаю, каким было ее настоящее тело. Женщина с таким худым телом должна быть робкой. Она сама знает боль и должна испытывать сочувствие к другим. Что я знаю об этой женщине? И как бы в ответ она неожиданно воскликнула по-английски: - Я хочу уйти! И я решился. Кем бы она ни была, что бы она о себе ни думала, теперь она рефуджиада. Я отнес ее в постель, потом решил набраться мужества и переправить ее на плантации. Впрочем, для этого придется ждать ночи. Я пошел на кухню за пивом и услышал звук за задней дверью. Выглянул в окно: на заднем крыльце стояла мисочка с молоком, которую Тамара или Флако поставили для серо-белого котенка. Котенок тоже был на крыльце, он играл темно-коричневым клубком - тарантулом, подобравшим лапы под брюхо. Котенок толкал тарантула, ударял его о заднюю дверь, потом поднял голову, увидел меня и убежал. Я включил радио, чтобы музыка заполнила тишину дома. Через несколько мгновений у меня в голове прозвучал вызов комлинка. Я включился, послышался голос Джафари. По-прежнему без всякой интонации он спросил: - Тамил поблизости? Я испугался. Сердце у меня забилось, я чуть не впал в панику. Линия была так полна разрядов, что я его почти не слышал. Он пропускал сигнал через фильтры, чтобы его нельзя было проследить. - Тамил? Ваша жена? Она без сознания. - Это важно, - сказал Джафари. - После нашего разговора ни с кем не вступайте в связь по комлинку. Разведка может засечь ваш сигнал. Скажите Тамил, что разведка посадила меня на контур. Я больше ничего не могу для нее сделать. Если ее поймают, ее убьют. Скажите, что я любил ее. Скажите, что мне жаль. - И Джафари отключился. Я обошел вокруг дома как в тумане, потом начал собирать пищу и воду. Взял свою медицинскую сумку и выбросил то, что не понадобится. По радио исполняли "Кольца Сатурна в до минор" Ветинни, но передача прекратилась. В доме воцарилась тишина. Внизу скрипнули петли входной двери. Я почувствовал сквозняк. По-моему, я не оставлял дверь открытой. Спустился вниз и взял ружье. По радио начали передавать "Полет валькирий" Вагнера. Я прокрался по лестнице и выстрелил. На лестнице, спиной к стене, стоял Эйриш, раскрыв рот, держа в руках короткий дробовик. Он сказал: "Материн тра..." и выстрелил в тот момент, как моим выстрелом ему разворотило живот. Выстрел его пришелся в стену за моей спиной, потому что я успел проскочить мимо. Я услышал, как Эйриш упал на пол. Тамара открыла дверь спальни и выглянула. Лицо ее было бледно, она с трудом держалась на ногах. Я знаком велел ей вернуться в спальню и посмотрел на лестницу. Эйриш лежал на животе, вытянув правую руку, он тяжело дышал. Пятно света упало на сожженную плоть его живота. Я двинулся к нему, и он одним гибким движением вскочил, держа дробовик. Я подпрыгнул и пнул его в голову, вложив в этот удар весь вес своего тела, зная, что другой возможности у меня не будет. Удар пришелся ему в подбородок, и я скорее почувствовал, чем услышал, как хрустнула его шея. Его ружье выстрелило в потолок, а он сам покатился по лестнице. Я тоже упал и покатился вслед за ним. Он лежал совершенно неподвижно, с раскрытыми глазами. Потом зарычал, но мышцы его оставались расслабленными, хотя дробовик он по-прежнему держал в руке. Я встал, отступил на шаг, нацелил ружье ему в голову, потом подошел и ногой откинул дробовик. Я не знал, что с ним делать. Убивать его я не хотел. Медицинская сумка стояла на столе за мной, я достал маску, наложил ему на лицо, включил подачу флуотана, потом осмотрел его раны. На левой руке сгорели три пальца, и в животе была рана, которая почти выпустила его внутренности. Рана была такой горячей, что в инфракрасном свете выглядела как расплавленная плазма. Поэтому я не видел, поражены ли жизненно важные органы. Меня поразило, как все легко произошло. Во рту у меня было словно полно ваты, сердце билось учащенно. Тамара сказала, что я не смогу убить Эйриша, и я боялся, зная, что в следующий раз так легко не получится. Потом пошел в спальню, чтобы взять Тамару и отвести ее на плантации. Она сидела в постели, подобрав под себя ноги, обхватив руками колени, раскачивалась взад и вперед. На лице маска. Она включилась в монитор, упивалась сновидением - не как профессионал, как наркоман. И продолжала говорить: "Я хочу уйти. Я хочу уйти. Я хочу уйти..." По лицу ее катились капли пота, а само лицо оставалось совершенно бесцветным. Я подошел к консоли и отключил монитор. Она продолжала раскачиваться, не почувствовав того, что я сделал. Я откинул ее маску. Глаза закатились, так что видны только белки. Она продолжала бормотать, стиснув зубы. Ушла глубоко в себя. В кататонии. Я снова опустил маску, включил ее в консоль и подключился сам. На берегу ночь, ревет ветер, несет песчинки, которые колют мне кожу. Я услышал звук, словно кто-то со свистом пропускает воздух сквозь зубы, поднял голову и увидел призрачных чаек с человеческими головами, это они шипели сквозь зубы. Рыжеволосая Тамил раскачивалась на берегу и смотрела, как в море поднимаются темные морские существа. Потом отправила их в небытие. Крикнула что-то в море, но ветер отнес ее слова. Берег почернел от скорпионов, которые ползали по влажному песку и прятались в водорослях. Мертвый бык, теперь раздувшийся, стоял на отмели, тряс своей сгнившей плотью, ревел от боли. Волны набегали на него, и его мошонка и пенис всплывали, потом волна отходила, и они снова повисали, с них капала вода. Я позвал Тамил. Она не ответила. Я крикнул: "Эйриш мертв!", но ветер, рев волн и свист чаек заглушили мои слова, поэтому я двинулся к ней, наклоняясь на жгучем ветру, пробираясь между большими черными скорпионами. Один из них ужалил меня в ногу, и мне показалось, что к ноге прижали раскаленное железо. Я прошел еще несколько шагов, и меня ужалили в другую ногу, поэтому я побежал, не обращая внимания на укусы. Из моря поднимался левиафан, и перед ним накатывались на берег огромные волны. Я добежал до Тамил. Она кричала в пустой воздух: - Я хочу уйти! Я повернул ее лицо к себе. Она посмотрела на меня. И хоть ветер продолжал дуть, мир ее начал успокаиваться. - Эйриш мертв! - крикнул я, надеясь утешить ее. - Твой муж звонил мне. Он сказал, что не может тебе помочь. Нам нужно уходить. Она посмотрела на меня, рассматривала мое лицо. - Боже мой! Ты меня догнал. Напрасно я убегала! Ты меня догнал! - Ты ошибаешься, - сказал я. - Пойдем! Отключись, и сама увидишь! - Что увижу? Мертвого Эйриша на полу? Что я должна увидеть? - В воде замычал бык. Тамил посмотрела мне в глаза и сквозь сжатые губы произнесла: - Я умираю! Я услышал глухой стук за собой и начал поворачиваться. Бык выбрался из водорослей и несся на меня. У меня не было времени убежать. Левый рог попал мне в грудь, я взлетел в воздух. И упал лицом в песок. От боли перед глазами вспыхнули огни, в горле поднялась рвота. Я забыл о том, где нахожусь, и подумал, что в меня выстрелили. К щеке прикоснулось горячее железо, другой укус пришелся в спину. На моей щеке сидел скорпион и судорожно дергался, все глубже и глубже вонзая жало. Я вытащил его вместе с жалом и отбросил от себя. И снова услышал глухой звук. Бык топтал тело Тамил. Он снова и снова поднимал огромные передние ноги и опускал на нее, вдавливал ее разбитое тело в песок, ломал кости. Бык стоял над ней и фыркал, словно принюхивался к крови, потом сунул рог ей в живот и поднял ее на воздух. Несколько раз прошел с ней взад и вперед по берегу, потом поскакал в воду. - Тамара! - закричал я, и она оглянулась на меня, с выражением ненависти на лице. Раскрыла рот и подула на меня тьмой. И когда холод и антисептическая тьма сомкнулись надо мной, я заскулил перед смертью. Я встал и побрел из комнаты в комнату, ища чего-то словно в тумане; не знаю, что я искал, но найти не смог. Смотрел на вещи в комнатах и думал, не их ли ищу. Пошел к двери, и в лицо мне ударило солнце. Прошел в передний двор, разглядывая орхидеи и деревья. Не они ли то, что мне нужно? И обнаружил, что стою перед дверью соседа. Я открыл ее. Родриго Де Хойос сидел в кресле в своей гостиной. Он посмотрел на меня. - Дон Анжело, что случилось? Что случилось? - воскликнул он, вставая и пересекая комнату. Взял меня за руку и ввел в дом, потом заставил сесть в большое мягкое кресло. Я попытался встать, но он заставил меня сидеть. - Вы больны? - спросил он. Я посидел несколько минут, думая, но ничего не мог придумать. Мысли мои все время упирались в глухую стену. Я схватил Родриго за рубашку. - Произошло нечто ужасное! - сказал я и всхлипнул. Потом вспомнил: - Я хочу уйти! - И закричал: - Достаньте мне шаттл! Родриго смотрел на меня, словно решил, что я не в своем уме. Сложил руки, взглянул на них, со свистом пропустил воздух сквозь зубы, посмотрел на часы. Потом, спустя, казалось, очень много времени, подключился к Пан-транспорту и попросил как можно скорее прислать мини-шаттл. Он отвернулся на время, и я встал и направился к выходу. Он попытался снова усадить меня, но я оттолкнул его, и он больше меня не останавливал. Я пошел домой, открыл дверь и обнаружил, что Эйриш по-прежнему лежит у основания лестницы и тяжело дышит сквозь маску. Должно быть, одно из легких у него отказало. В воздухе пахло чесноком и сожженной плотью и волосами. Я удивился, что не помню, как проходил мимо него, когда выходил из дома. На пути в спальню я чуть не споткнулся о его тело. Тамара совершенно неподвижно сидела на кровати, чуть наклонившись вперед. Я протянул руку и коснулся ее шеи, чтобы нащупать пульс. У нее не было пульса. Я включился в монитор сновидений, чтобы проверить, регистрируется ли активность мозга. Впрочем, это ничего не значит: я знал, что пока живы отдельные нервы, люди могут видеть сновидения даже через сорок минут после смерти. Эти мгновенные вспышки называются "снами мертвецов". Но монитор оставался пуст. Я стащил Тамару на пол и применил ВСЛД (восстановление сердечно-легочной деятельности). Начал массировать ей сердце и вдувать воздух в рот, но она не реагировала. Я знал, что скоро прилетит шаттл, поэтому побежал за своей медицинской сумкой и достал раба - это миниатюрный прибор с компьютером, который заменяет рефлексы нервной системы. Иглы прибора я вонзил в мозг Тамары, сразу над поддерживающим позвонком. Включил раба, и Тамара начала хватать ртом воздух; я отладил раба, так что ее сердце забилось ровно, выровнялось и дыхание. Это ничего не значило: раб может заставлять ее тело функционировать, даже если мозг погиб или изъят. Долгое время я проверял монитор: он оставался пуст, никаких признаков активности мозга, нет даже снов мертвецов. Я отключил раба, и Тамара тут же прекратила дышать. Есть вероятность, что она выживет, очень слабая вероятность, но для этого ее нужно немедленно поместить в больницу. Но я не мог этого сделать. Слишком велики шансы, что она претерпела серьезную травму мозга, и даже если новые клетки мозга можно вырастить, в них не будет ее воспоминаний, ее личности. И она всю жизнь будет сталкиваться с людьми, которых не помнит. Я отвел ее маску, чтобы в последний раз взглянуть на лицо. Очень бледное и совершенно неподвижное. Слеза выскользнула из левого глаза и медленно пробиралась по щеке. Я смахнул ее и удивился тому, что у нее по-прежнему высокая температура. Закрыл ей глаза и прошептал слова, которые произносят все рефуджиады над своими мертвыми товарищами: - Свободна наконец! Я не мог видеть ее совершенно неподвижной, поэтому снова включил раба, просто чтобы услышать ее дыхание. Так она словно жива, хотя это всего лишь имитация жизни. Я начал думать, что делать дальше, и прежде всего сложил одежду в небольшую сумку. За мной три мертвых тела, и я не рискну показаться в панамском суде. Я знал, что нужно что-то сделать с Эйришем. Услышал за собой шум, повернулся - никого нет. Я прошел на кухню, взял медицинскую сумку, заполнил бутылочку синтетической кровью, но пролил большую часть крови на стол, потому что у меня тряслись руки. Потом спустился вниз по лестнице, где на полу лежал Эйриш, снял газовую маску у него с лица, взял скальпель и вонзил лезвие ему под правый глаз. Повернул лезвие, пока не вырезал глазное яблоко. Глаз я опустил в кровь, взболтал бутылку и сунул ее в карман. Снова услышал за собой шум, обернулся - никого нет. Стук продолжался, и я понял, что это стучат мои собственные зубы. Я начал тяжело дышать, чаще забилось сердце. Скальпелем я разрезал горло Эйриша от уха до уха. - За Флако, ты, убийца, ублюдок, - сказал я. Смотрел, как хлынула из горла кровь. И когда она перестала течь, я почувствовал, что и во мне что-то умерло. Я считал, что Бог накажет меня. - Насц... на него, если он не понимает шуток! - сказал я. Смеялся и плакал одновременно. Я обыскал карманы Эйриша и нашел банковскую карточку и книгу "Святое учение Твилла Барабури", а также несколько ножей, отвертку и два "коктейля конкистадоров" - капсулы со стимулянтами и эндорфином, их нужно раздавить зубами, и наркотики усваиваются мгновенно. Солдаты принимают эти коктейли в бою, чтобы успокоиться и ускорить свои рефлексы, но кое-какие составляющие в них вызывают привыкание, и их нужно принимать во все увеличивающихся дозах. Эти капсулы практически бесполезны, потому что я не знаю их точного содержимого и поэтому не смогу их перепродать. Но я фармаколог и не могу спокойно выбрасывать медикаменты, поэтому я положил их в карман вместе с другими вещами Эйриша. Потом сложил лазерное ружье, сунул его в сумку и вернулся в спальню, чтобы взять свои монеты. Тамара по-прежнему лежала на кровати, глаза ее открылись - это побочный эффект действия раба, подключенного к ее мозгу. Роясь в шкафу в поисках монет, я почувствовал холодок на спине. Мне показалось, что Тамара смотрит на меня, и у меня затряслись руки. - Если уйду без нее, подумал я, никогда не освобожусь от ее призрака. Мне все равно, мертва она или нет. Я хотел взять ее с собой. Разве она сама не хотела уйти? И даже если мозг ее поврежден, мы можем так спрятаться, что Объединенная Пехота никогда не найдет ее. Я решил взять ее с собой, даже если она начнет разлагаться у меня на руках. И, приняв такое решение, ощутил безумную радость. Почувствовал, что инстинктивно принял верное решение. В кладовке у меня был большой тиковый сундук, украшенный изображениями слонов и тигров; он достаточно велик, чтобы вместить Тамару. Я поднял ее и уложил в сундук, удивляясь тому, как мало она весит; с ее тонкими костями и недоразвитыми мышцами в ней вряд ли больше тридцати пяти килограммов. Вытащил сундук наружу и сел под папайей, дожидаясь шаттла. Мышцы у меня свело, я тяжело дышал, поэтому лег в траву и постарался успокоиться. Темнело, и фруктовые летучие мыши уже собрались надо мной, когда прилетел шаттл. На нем был сканер безопасности. Я подошел к шаттлу, и механический голос произнес: - Назовите цель полета и приготовьтесь к проверке личности. Я достал бутылку с синтетической кровью и извлек из нее глаз Эйриша. Хотя кровь снабжала его кислородом, протеин глаза начал белеть. Я прижал глаз к сканеру и сказал: - Станция Сол, зал отлета номер один. Сканер ответил: - Добро пожаловать, Эйриш Мухаммад Хустанифад. Вложите вашу банковскую карточку, и мы вычтем 147.232 международные денежные единицы с вашего счета. Надеемся, вам понравилось ваше пребывание на Земле. - Спасибо, - спокойно ответил я. - Действительно понравилось. Мне будет не хватать Земли. И я вложил в компьютер банковскую карточку Эйриша. Я слыш