ал, как открылась дверь дома Родригеса, он вышел, чтобы попрощаться со мной. Я сунул глаз Эйриша в карман. Родриго подошел, обнял меня, взглянул на большой сундук и указал на него концом ноги. - Ты ведь не вернешься? - Нет. - Я опустил голову и прошептал: - Я не могу вернуться. Возможно, ты услышишь обо мне, но никто не должен знать, куда я улетел. Родриго серьезно кивнул и поглядел в землю. - Ты всегда был добрым другом и хорошим соседом. Если меня спросят, я скажу, что ты утром, как всегда, отправился на ярмарку. Но послушай мой совет. В твоем голосе отчаяние. Ты боишься. Вероятно, у тебя есть для этого причины. Но не позволяй, чтобы страх мешал тебе трезво мыслить, дон Анжело. - Ты тоже всегда был мне добрым другом, - прошептал я ему на ухо. - Не могу тебе сказать больше, но тебе нужно взять семью и улететь с планеты. Подальше от Объединенной Пехоты. - Я посмотрел ему в глаза, увидел, что он мне не верит, и понял, что мое смутное предупреждение ничего не даст. Он кивнул, словно успокаивая сумасшедшего, и помог мне затащить ящик в шаттл. Шаттл вел компьютер, в нем нет кабины пилота, поэтому внутри довольно просторно. В полете я держал ящик открытым, чтобы к Тамаре поступал воздух. Глаза ее были открыты, но взгляд оставался несфокусированным, она смотрела в потолок, как зомби. Я шутил с ней, рассказывал анекдоты своего детства, пообещал увезти ее далеко, на планету, где в реках водится рыба, а фруктовые деревья растут, как сорная трава. Я вспотел, все время представляя себе, как на станции таможенники откроют мой сундук и найдут в нем зомби. Представил себе, как буду пробиваться со станции, попытаюсь захватить корабль, и все более возбуждался. Я понимал, что это безумная мысль, и потому стал обдумывать другие возможности. Но единственной возможностью было оставить где-нибудь сундук с Тамарой - может, возле станционной больницы - и надеяться, что он не станет для нее гробом. Но даже если врачи сумеют спасти ей жизнь, кто-то обязательно отберет ее. Ничего не оставалось, как попытаться пронести ее на борт межзвездного корабля, а это казалось совершенно невозможным. Поэтому я отвернулся и постарался не обращать на нее внимание. Начал играть монетами в кармане, смотрел в иллюминатор. Солнце садилось за Колоном, но я видел платиновый блеск банановых плантаций и огни тысяч городов. По Земле двигалась полоса тени; мир подо мной темнел. В голове зазвучал вызов комлинка; я не обращал на него внимания, потом вообще отключился. В шаттле оказался доступ к банковскому компьютеру. Я воспользовался им, чтобы перевести деньги со счета Эйриша на свой. Потом с помощью компьютера шаттла проверил, не запросил ли какой-нибудь звездный корабль фармаколога. Таких запросов не было. Проверил, нет ли таких запросов с других планетных систем - с оплатой пролета. Кто-то с Дельта Павонис отчаянно нуждается в морфогенетическом фармакологе и готов оплатить пролет на планету, которая называется Пекарь. Корабль - греческий, название "Харон" - улетает через пять часов, после того как я доберусь до станции, и мне показалось это большой удачей. Я рассмеялся и запросил данные о Пекаре: небольшая планета, недавно терраформированная, население 174.000 - недостаточно, чтобы содержать морфогенетического фармаколога. Посчитают, что им повезло, если кто-нибудь вообще откликнется. И мне повезло. Я увидел белые пляжи и пальмы, как в Панаме. На заднем плане одна единственная белая гора, как огромный соляной столб, а дальше неровные пурпурные горы. Похоже на место, где я обрету мир. Меня охватила надежда. Я рад был улететь, оставить позади этих смертоносных идеал-социалистов с их планами уничтожения всех государств и выработки нового человечества, забыть звуки бомбардировки джунглей к югу от моего дома, улететь от искусственных разумов с их политическими интригами. От своего мертвого друга. У меня не было планов спасения. Только надежда на спасение. Спасение от смерти. И мне этого казалось достаточно. Я рассказал Тамаре о Пекаре, выдумывал, какой это прекрасный мир, как счастливы мы там будем, пока не охрип, и голос мой звучал, как лягушачье кваканье. Я лег. Мышцы снова свело, перед глазами вспыхивали огоньки. Вскоре я задремал и увидел во сне теплый радостный день. Я только что продал на ярмарке омоложение. И пошел туда, где на берегу Тамара и Флако строили замки из песка. Я долго стоял и улыбался им, не зная, чему улыбаюсь, потом пошел мимо них. - Hola! Анжело, куда ты идешь? - спросил Флако. - В рай, - ответил я. Флако сказал: - Ха! Отличное место! У меня там живет двоюродный брат. Тамара и Флако улыбались мне, а я прошел мимо них. Посмотрел на пляж. Вдалеке только песок, и я понял, что устану задолго до того, как пройду весь берег. Над мной в воздухе неподвижно висели чайки. Я развел руки и подумал, что ветер подхватит меня и я полечу, как птица. На руках у меня выросли перья, и я начал подниматься. Держал руки широко расставленными и медленно поднимался в небо. Флако крикнул Тамаре: - Смотри. Эта большая чайка сейчас капнет на тебя. Я посмотрел вниз. Флако со смехом указывал на меня. Я поманил Тамару за собой и устремился вниз, к ней. Она только что отвернулась. Флако достал из одного кармана брюк красный мячик, а из другого - котенка. Я полетел дальше, а Флако и Тамара начали играть с серо-белым котенком на пустом берегу под никогда не заходящим пурпурным солнцем. 3 Дверь шаттла ударилась о металл шлюза, разбудив меня, и шум двигателей смолк. Металл ракетных двигателей застонал, мгновенно остывая, переходя от почти расплавленного состояния к почти абсолютному нулю. Я ждал. Эйриш мертв уже пять часов - достаточно времени, чтобы смерть его была обнаружена. Любой нашедший его тело заметит отсутствие глаза и поймет, почему я взял его. Я выругал себя, что не догадался так изуродовать Эйриша, чтобы не было заметно отсутствие глаза. Боялся, что когда откроется дверь, меня будет ждать протеже Эйриша или, что еще хуже, служба безопасности, которая отправит меня назад в Панаму. Я не открывал шаттл, ждал, не потребует ли кто, чтобы я ее открыл. Тамара лежала в сундуке, глядя в потолок и мигая. Введенный антимозин действовал, температура упала, началось восстановление функций мозга, но еще слишком рано, чтобы судить о степени улучшения. Я попытался поднять ее, растирал кожу, говорил: - Пожалуйста, Тамара, проснись! Я не могу держать тебя дольше. Ты должна встать и идти сама! - Рот у меня пересох. Я продолжал хлопать ее по лицу и кричать: - Проснись! Киборги идут! Киборги поместят тебя в мозговую сумку! Но угрозы на нее не действовали. Во время перелета она обмочилась; одежда ее была мокрой. Конечно, гораздо безопасней оставить ее. Но безумная радость, которую я ощутил, приняв решение взять ее с собой, удержала меня. К тому же мне казалось это храбрым поступком. Убийство Эйриша было трусостью. Я пытался облегчить совесть, называя его вендеттой, но я убил его по той же причине, по какой человек убивает гремучую змею в пустыне: чтобы обезопасить себя от встречи с ней в будущем. Я надеялся, что храбрый поступок нейтрализует мою трусость, и решил, насколько возможно, сохранить у себя Тамару. Оставить ее только в самом крайнем случае. Я достал ружье и приготовился стрелять в тех, кто может ждать меня в засаде у двери. Нажал рычаг, и дверь со свистом открылась. В шлюзе я увидел только багажную тележку, напоминающую большой вагон. В конце шлюза дверь без окна. Я закрыл сундук и почувствовал облегчение оттого, что пустые глаза Тамары больше не смотрят на меня. Погрузил ее в багажную тележку и решил, что попробую затеряться в толпе на станции. Но за второй дверью оказался огромный зал, тихий, как мавзолей. Я запаниковал. Станция должна быть полна людьми, готовящимися сесть на корабль до Пекаря, но меня ждали только следы пребывания людей - запах пота и отслоившейся кожи. Я подумал, не опоздал ли я на свой корабль. Я вытер пот с шеи и потащил багажную тележку по длинному пустому коридору, следя, чтобы она не застряла и не перевернулась. Колеса тележки скрипели, как огромная мышь. Я понятия не имел, где находится мой корабль. Станция Сол представляет из себя огромную серую скалку, которая медленно поворачивается, создавая искусственную силу тяжести; в цилиндре размещается сама станция, а концы скалки - доки для больших кораблей. "Харон" теперь должен находиться у конца станции, как минога возле акулы. На станции ночной цикл, свет горит неярко. По обе стороны коридора круглые двери, и каждая дверь окружена слабым свечением, так что кажется, будто смотришь на светящиеся розетки внутри огромного угря. Воздух спертый, какой бывает в подземных помещениях. Я шел по коридору, пока он не сменился большим залом с витринами магазинов, словно на торговой улице города. Витрины светились, неоновые знаки указывали на двери. Люди сидели в ресторанах, но большинство магазинов либо закрыты, либо в них работали механические продавцы. В дальнем конце этой улицы виднелась светящаяся надпись. Она сообщала, что "Харон" улетает на Пекарь через три часа. Я оставил багажную тележку в зале отлета, ведущем к моему кораблю, положил багаж на стойку и стал думать, что делать дальше. Пехота не может арестовать меня здесь - станция Сол считается территорией Земли и находится поэтому под международной гражданской юрисдикцией. Военные не могут взять меня непосредственно, но они могут известить власти Панамы, что я совершил убийство. И если разведка киборгов проследит все связанные с Эйришем записи, ей нетрудно будет установить маршрут шаттла. Пехота известит Панаму о моем местонахождении, и гражданские власти Панамы потребуют моей выдачи. Поэтому оставалось лишь надеяться, что разведка киборгов не обнаружит убийство до того, как я покину Солнечную систему, или, если обнаружит, не сможет найти меня до отлета. Мне нужно сесть на корабль в последнюю минуту, чтобы властям Панамы труднее было оформить документы на экстрадикцию, если они узнают, где я. Но в плане есть недостаток. Я не верил, что люди Джафари пойдут на все это осложнения. Если Джафари идеал-социалист, он прикажет убить меня без излишних раздумий. Я знал, что он не потребует моей выдачи. Убить легче. Легче избавиться от меня, не связываясь с законом. Я мог только ждать и надеяться. Кабинки туалета были достаточно велики, чтобы мексиканец мог в них исполнять танец со шляпой, и дверцы закрыты так плотно, что заглянуть внутрь невозможно. Только на самом верху и внизу каждой кабинки есть возможность заглянуть внутрь, да и то для этого нужно приложить большие усилия. Надписи на нескольких языках в сопровождении рисунков показывали, как пользоваться туалетом. Действительно международный туалет, предназначенный для нужд самого скромного путешественника. Здесь можно переждать. Температура у Тамары снизилась, мышцы слегка расслабились. Я занес сундук в туалет. За следующие полчаса в помещение побывало несколько человек; каждый раз я вставал на сидение, чтобы кабинка казалась пустой. Но немного погодя я понял, что это глупо: даже Эйриш не пошел бы в туалет, чтобы убить всякого сидящего в нем; поэтому я оставался стоять со спущенными брюками, чтобы входящие думали, что я пользуюсь туалетом. Тамара по-прежнему была мокрой от мочи; я вымыл ее, сделал из туалетной бумаги пеленку и переодел в свои запасные брюки. Это будничное дело успокоило меня, и я подумал, зачем кому-то понадобилось оплачивать проезд на Пекарь. Цена огромная, и мой благодетель должен многого потребовать в обмен. Компьютер шаттла не дал достаточно информации, чтобы я мог ответить на этот вопрос, и я не стал запрашивать подробности о работе, чтобы не навести на след людей Джафари. Мне пришла в голову мысль, что кому-то на Пекаре нужно омоложение и я должен буду совершить его. Только морфогенетический фармаколог имеет лицензию на проведение омоложения. Откровенно говоря, я считал, что только этим может объясниться чье-то стремление оплатить мой билет. Эти мысли отвлекли меня. Создание сотен компонентов лекарств и векторных вирусов потребует нескольких лет, это очень трудная работа. Но с деньгами Тамары и Эйриша я могу купить уже подготовленное омоложение. Сейчас станция пуста, но обычно в ней множество людей, богатых людей, которые летят в такие места, где готового омоложения нет; поэтому оно должно быть здесь в аптеках наготове. И даже если я ошибаюсь, если омоложение на Пекаре никому не нужно, у меня будет сокровище, нечто уникальное для планеты, и я разбогатею. За час до отлета корабля, когда я представлял себе, каким богатым стану, дверь туалета распахнул человек и сказал: "Подождите меня". Он вошел негромко, и я сразу понял, что что-то не так. Неслышно достал оружие из медицинской сумки. Человек прошел вдоль ряда кабинок, открывая каждую дверцу. Подошел к моей кабинке и слегка нажал на дверь. Когда она не открылась, он вошел в соседнюю кабинку и помочился. Потом вымыл руки. Я слышал, как шуршит его одежда. Я стоял в туалете и пытался справиться с дыханием, пот струился у меня по лицу. С каждой минутой приближается отлет. Люди Эйриша ничего не теряют, дожидаясь отлета. Человек начал насвистывать, потом подошел к моей кабинке и постучал. В щель под дверцей я видел черные военные ботинки и серые брюки. - Гомес, ты здесь? - спросил он по-испански. Во время пребывания в Майами я научился говорить по-английски почти без акцента. - Простите. Я не говорю по-испански, - сказал я. Человек тут же переключился на английский; в отличие от безупречного испанского, его английский отличался легким арабским акцентом. - Не видели ли вы моего друга Гомеса? Пожилой человек, примерно шестидесяти лет, седеющие волосы. Он из Панамы. Он описывал меня. - Нет, не видел. Только что сменился и был в грузовом доке, - сказал я и ошибся в произношении слова "грузовом". Слегка поежился. - Спасибо, - ответил он и начал отходить. Остановился. - Вы мне очень помогли. Я бы хотел поблагодарить вашу администрацию. Как вы себя назвали? Вопрос невежливый, и я подумал, что подлинный гринго послал бы его к дьяволу, но я сообщил ему первое же пришедшее в голову имя. - Джонатан. Джонатан Ленгфорд. - Так звали безумного философа, которого я знавал в Майами. Он поучал, что все болезни человека объясняются недостатком рептилий в его диете. Человек, казалось, колеблется. - Спасибо, Джонатан, - сказал он и вышел из туалета. Я куском туалетной бумаги вытер пот с лица и понял, что совершил большую ошибку: у Эйриша здесь по крайней мере два человека, и я упустил возможность убить их. Им остается только пройти к кораблю и подождать, пока я сам не попаду к ним в руки. Они теперь, вероятно, на пути к кораблю. Я снова уложил Тамару в сундук, подложил медицинскую сумку ей под голову. Поднес багаж к выходу, проверил коридор и пошел прочь от доков, от ожидающих людей Джафари, пошел назад, на рынок, к аптеке. На рынке было несколько человек - достаточно, чтобы я чувствовал себя в безопасности. Я следил за их лицами и ногами. Ни у кого на рынке не было серых брюк. Никто не обращал на меня внимания. В аптеке работал автомат, я сделал заказ и показал все свои монеты, чеки и кредитные карточки. Потратил почти все, но купил омоложение. Остановился у терминала компьютера и запросил информацию о работе на Пекаре. Терминал сообщил, что мой будущий наниматель - корпорация Мотоки, хорошая японская компания; место работы - Кимаи но Джи на планете Пекарь. Я выставил свое удостоверение и запросил работу фармаколога. Компьютер несколько минут изучал всю историю моей жизни и работы, потом ответил: - Вакансия, которую вы запрашиваете, заполнена; ваша квалификация подходит для другой вакансии. Хотите ли получить дополнительную информацию? Я был ошеломлен. Кто еще мог согласиться на работу морфологического фармаколога на планете, где для него вообще нет работы? Но я знал, что теперь выдал свое положение всякому, кто захочет узнать о нем. Мне необходимо улететь на этом корабле. Я набрал команду: - Назовите вторую вакансию. Компьютер ответил рекламным объявлением: - Наемник. Частная армия, второго класса. Корпорации Мотоки необходимы наемники для участия в разрешенной Объединенной Пехотой ограниченной военной операции. Наступательное оружие не разрешается. Кандидаты должны быть людьми (генетические усовершенствования не должны превышать уровень, необходимый для размножения вида), с минимальным киборгизированием (23,1% по шкале Белла, никакого встроенного оружия). Я был слишком удивлен, чтобы рассуждать логично. Набрал вопрос: - Подхожу ли я для этой вакансии? Компьютер ответил, продемонстрировав документ о моей военной подготовке. Когда я был молод, каждый гватемалец мужчина должен был три года провести на военной службе. На службе я получил подготовку по отражению нападению путем вмешательства на расстоянии в защитные системы противника. Но время было мирное, и после учебного лагеря меня перевели на продовольственный склад, где я отпускал фрукты и овощи для салатов. Компьютер продемонстрировал выдержки из отличных характеристик, которые я получил во время обучения. Разумеется, это нелепо. Я учился сорок лет назад и в условиях мира. Во время тренировок на нас было легкое защитное вооружение, пользовались мы безвредными лазерами, на которые навешивали груз, чтобы они походили на тяжелое боевое оружие. Все напоминало игру, в которой проигравшие притворяются мертвыми. Да и вообще все, что может пригодиться в настоящем сражении, я позабыл. Никакая моя подготовка не соответствует вакансии; они как будто знают, что я не могу отказаться. Компьютер оценивал мою подготовку баллами, и на экране появились данные. Компьютер указал, что я нахожусь на пределе допустимого возраста, но из-за медицинской подготовки и хорошего состояния здоровья я получил много дополнительных баллов. Минимальное количество баллов для поступления - 80. Я набрал 82. Меня все еще трясло от убийства Эйриша. Голова болела. Я понимал, что не могу быть наемником, не могу снова убивать, знал, что кто-нибудь поджидает меня на борту, поэтому решил уходить. - Какая удача! - сказал человек, глядя на меня. Я повернулся к нему. Высокий, широкоплечий, с удивительно густыми черными волосами, как у животного. Широкий нос и щеки индейца. Босой, и брюки сшиты из выцветших голубых мешков для муки. На нем кроваво-красный шерстяной свитер с изображением лам. На спине военный рюкзак. В целом похож на деревенщину из Перу. На рынке в Панаме на такого вторично и не посмотришь, но на станции Сол он совершенно неуместен. Он показал на экран и со слабым кастильским акцентом сказал: - Простите, что испугал вас, сеньор, но еще вчера требовалось сто двадцать баллов. Ну разве вам не повезло? Такой пожилой кабальеро, как вы, вчера бы не прошел. У них, должно быть, множество вакансий. И отчаянно нужно их заполнить. Да, отчаянно, подумал я. И у меня положение отчаянное. Купив омоложение и запросив эту информацию, я сам сообщил людям Джафари о своем местонахождении. Мне нужно побыстрее убираться со станции. То, что на ней оказались люди Джафари, даже хорошо. Это значит, что они решили справиться сами, не обращаясь к полиции. И у меня есть шанс убраться с планеты. Поскольку другого выбора не было, я набрал команду: - Предложение принято. - Поторопитесь, - сказал индеец. - Вам нужно пройти медицинское обследование и получить вакцины. И подписать контракт. Я пошел по коридору, ведущему к доку, и широкоплечий индеец пошел рядом со мной, продолжая говорить. Я подумал: "Этого человека мог послать Джафари". И стал незаметно следить за ним. На подбородке у него небольшой синяк и порез над одним глазом. Глаза умные, и это казалось неуместным в таком явно бедном человеке. На шее трехмерная татуировка - странное существо с головами льва и козла, тело львиное, крылья дракона. Я разглядывал татуировку, когда он неожиданно посмотрел на меня. Я отвернулся, чтобы не выглядеть нетактичным. - Простите, сеньор, но вы везучий человек. Я это чувствую, - сказал он, облизывая губы. Он нервничал. - Меня зовут Перфекто, и я такие вещи чувствую - удачу. - Он расчетливо смотрел на меня, словно собирался попросить денег. - Вы мне не верите, но на пси-тестах я набираю очень много баллов. Я чувствую везение. И чувствую его у вас. Каждый рождается с определенным количеством везения, как ведро, полное водой. Некоторые растрачивают его, выливают на землю. Другие живут своим умом и умениями и никогда не пользуются своей удачей. Так ведь и вы жили, верно? Но сегодня вы нашли свою удачу. Разве я не прав? Вспомните, как прошел ваш сегодняшний день, и спросите себя: "Разве мне сегодня не повезло?" Я взглянул на него и рассмеялся. Полубезумным смехом, похожим на плач. - Ну, может быть, нет, - сказал он, - так как нам обоим предстоит умереть на Пекаре. - Он улыбнулся, словно пошутил. Потом стих, и его босые ноги захлопали по черному полу. Залы отлета представляют собой длинные темные туннели, и наши шаги гулко отдавались в них. Я посматривал по сторонам в поисках человека в серых брюках и молчал. На стенах между входами в доки мозаичные картины. На первой изображалось изгнание мавров христианами из Европы: мертвеца со спиной, изрезанной пытками добрых падре, тащили на корабль две женщины. В застывших руках мертвец нежно держал коран, а его дети шли сзади и бросали пугливые взгляды на белую часовню с крестом. Во дворе часовни толпились, как вороны, священники в черном. На второй мозаике показаны были североамериканские индейцы несперс; закутанные в шкуры, они шли по снегу, пытаясь уйти от кавалерии в Канаду. Израненные ноги женщин и детей оставляли кровавый след на снегу. На третьей - евреи в машине бегут из Иерусалима. Дорога забита машинами, все стоят в огромной пробке. Все лица застыли от ужаса и освещены ярким сюрреалистическим светом, и над Куполом-на-Скале распускается грибообразное облако ядерного взрыва. И я подумал, будут ли когда-нибудь здесь изображены люди, как я, десперадос, отчаявшиеся, убегающие с Земли в космических кораблях. От этой мысли меня затошнило. Пот промочил рубашку под мышками, во рту снова пересохло. В любое мгновение человек, назвавший себя Перфекто, может повернуться и наброситься на меня. У него толстые и, очевидно, очень сильные руки. И я продолжал одновременно следить за ним и за залами. - Летят и другие латиноамериканцы? - спросил я. - О, да! Много! В основном чилийцы и эквадорцы, но есть и из других мест. В условиях найма говорилось, что нужны латиноамериканцы. Компании нужны люди, владеющие приемами партизанской войны, а единственное место, где таких людей можно найти, это Южная Америка. Ведь более цивилизованные люди теперь решают свои проблемы нейтронными пушками и атомными бомбами. - Он рассмеялся и посмотрел на меня, не улыбнусь ли я. Я указал на пустые залы. - Похоже, только мы с вами готовы участвовать в этой войне. Перфекто улыбнулся. - О, нет! Все прошли обработку в Независимой Бразилии, чтобы быстрее пройти здесь через таможню. Вы разве не читали рекламу? - Нет, - ответил я. Перфекто странно взглянул на меня. - Мы улетаем, бежим, словно блохи, прыгающие с тонущей собаки. В рекламе говорилось, что мы можем прихватить с собой восемь килограммов личных вещей, включая любимое оружие или защитное оборудование. У вас есть оружие? Я не хотел, чтобы он знал, что я вооружен. - Мы идем правильно? Он ответил: - Еще немного, как вы увидите. - И прошел вперед, показывая мне дорогу. - Я сказал вам о вашей удаче, потому что истратил свою, всю использовал. Понимаете? - Он оглянулся на меня, и его зубы блеснули; они казались странными, слишком ровными, как будто все подпилены до одного размера. Он облизал губы. - Видите ли, когда я сражаюсь, я всегда хочу, чтобы у меня было по крайней мере два товарища: один везучий, а второй искусный. Три человека - это хорошая команда: везучий, искусный и умный - это я, самый умный. Я умею быстро принимать решения. У меня второе зрение, я ловлю намеки и знаю, что делать. - Он снова повернулся и улыбнулся своей странной улыбкой, при этом головы зверя у него на шее тоже поворачивались. Взглядом он словно спрашивал, можем ли мы стать друзьями: из-за индейской крови не решался спросить меня, человека явно европейского происхождения, об этом прямо. "Если это человек Джафари, он будет так говорить, чтобы сбить меня с толку, - подумал я. - Изобразит быструю дружбу, как гаитянин, которому нужно продать корзину". Я ничего не ответил. Мы свернули в боковой проход - зал отлета номер три - и провезли тележку по длинному помещению со множеством пустых скамей - мимо роботов, которые полировали пыльный пол, так что ониксовые плиты начинали блестеть. Я думал, что увижу человека в серых брюках, но его не было. В конце коридора была дверь с надписью: Таможня Объединенной Земли, подготовка к отправке на Пекарь. Я снял свой багаж с тележки и потащил его к двери таможни. По крайней мере один из людей Джафари находится там, и я знал, что таможню мне не пройти. Я подумал о том, чтобы повернуть и уйти, просто оставить здесь сундук с Тамарой. Кто-нибудь найдет его. "Может, мне тогда удастся вывернуться", - подумал я. Но эта мысль показалась мне нелепой. Перфекто взялся за один конец тикового сундука и потащил его к двери. Я не пошел за ним, и он улыбнулся мне, словно прося разрешения помочь. Я схватил второй конец, и мы внесли сундук в помещение. В таможне стояли удобные кресла, в которых могли разместиться сотни людей, но присутствовали только два десятка оборванных мужчин и три женщины, все смуглые латиноамериканцы, у всех вещи в мешках и рюкзаках. Я осмотрел помещение в поисках того, кто здесь неуместен. Все серые лица показались мне одинаковыми. Все наемники выглядели удрученными, оборванными и грязными. У нескольких не хватало конечностей, и у многих черные пластиковые пальцы и серебряные руки. У одного высокого худого киборга серебряное лицо, как у Будды; на лбу у него зеленая звезда, и лучи расходятся по щекам. Индеец с кривыми зубами напевал унылую песню, играя на синей пластиковой гитаре, ему подпевало с полдесятка человек с опущенными головами. У одного из поющих серые брюки и армейские ботинки. Он поднял голову и взглянул на меня горящими черными глазами, но не пропустил ни одной ноты. Продолжая петь, снова опустил голову. Он не может напасть на меня на виду у двадцати свидетелей. Вначале я хотел выйти, но он обязательно пойдет за мной. К тому же теперь я его знаю: если захочу напасть на него в подходящий момент, на моей стороне будет внезапность. Мне нужно только проследить, с кем он связывается, и я буду знать его сообщника. И я решил довериться судьбе. Англичанка за стойкой знаком подозвала меня, потом взглянула на терминал компьютера. Я оставил Тамару у двери и подошел к столу. Англичанка даже не посмотрела на меня и не потрудилась спросить, говорю ли я по-английски. - Вы должны были пройти обработку в Независимой Бразилии или на борту шаттла, - сказала она, кивнув в сторону экрана монитора на стене: на мониторе виднелся посадочный вход в "Харон", через который проходили тысячи латиноамериканцев, выходивших из шаттла. Я удивился, увидев так много людей. Как много все-таки сбежало с Земли. Хотя меня от них отделяла только тонкая стена, я совсем не был уверен, что доберусь до корабля. - У вас всего несколько минут. Нам нужны образцы тканей для генного сканирования. Закатайте рукав и встаньте сюда. - Она вышла из-за стола и подошла к рентгеновскому микроскопу в углу комнаты. - Мой геном есть в документах, - сказал я, закатывая рукав. Руки у меня тряслись. - Никаких незаконных генетических структур у меня нет. - Полное генетическое сканирование занимает несколько часов; я никогда не успею. Она посмотрела на мои дрожащие руки и механически ответила: - Больно не будет. Это стандартная процедура для всех улетающих на Пекарь. Нам необходимо установить природу всех ваших усовершенствований. Она достала пластиковый прибор для забора образцов тканей с десятком различных игл и поднесла к моему запястью, потом отняла и положила в микроскоп. Щелкнула переключателем. Микроскоп испустил несколько скрежещущих звуков и начал читать мой геном, на экранах нескольких мониторов появились схемы моей ДНК. Я с облегчением увидел, что на каждом экране отдельная хромосома; нет перекрестной проверки для точности. Это сберегает много времени. У стены приятно пьяный человек сказал своему компадрес [другу, приятелю (исп.)]: - Не понимаю... С кем... с кем мы будем воевать? - С японцами. - Но я думал, мы будем работать на японцев, - сказал пьяный. - Si. Мы работаем на Мотоки, а они японцы. Но будем воевать с ябадзинами, а они тоже японцы. - Ага. Яба... яба... да что это за название? - Оно означает "варвары". - Но я не хочу воевать с варварами, - сказал искренне обидевшийся пьяный, - мои лучшие друзья варвары. - Никому не говори об этом, иначе потеряем работу, - предупредил третий. Увидев, что микроскоп заработал, женщина за столом попросила мое удостоверение личности; я дал ей его и прошел сканирование сетчатки, потом она сказала: - Когда шаттлы из Независимой Бразилии разгрузятся, мы откроем эту дверь и начнем окончательную обработку. Иммунизационные уколы будут сделаны вам на корабле. А до того времени можете сесть и отдохнуть, мистер Осик. Я сел поближе к выходу, в стороне от всех остальных, и подтащил к себе сундук с Тамарой. Человек в серых брюках продолжал петь. Он ни с кем не разговаривал и никому не делал знаков. Что подумают таможенники, открыв мой сундук? Они найдут в нем только тощую маленькую ведьму с глазами зомби - Флако это понравилось бы, он бы стал называть ее Глаза Зомби - с головой, полной кошмаров. Но я не хотел отказываться от нее. Человек в нескольких сидениях от меня начал рассказывать смешную историю: - У меня был друг в Аргентине. Ночью кто-то разбудил его, постучавшись в дверь. Он решил, что это тайная полиция идеал-социалистов, поэтому спрятался в шкафу. Стук продолжался, наконец дверь сломали, кто-то вошел в комнату и раскрыл шкаф: перед моим другом стояла Смерть вся в черном. Мой друг закричал: "Слава Богу! Я думал, это тайная полиция!" Смерть удивленно открыла рот и сказала: "Их еще нет? Я, должно быть, пришла слишком рано". Шутка вызвала лишь несколько смешков. Но один из засмеявшихся был человек в серых брюках - он сам из тайной полиции. Эта мысль меня не очень утешила. Перфекто прошел через ту же процедуру, что и я, потом подошел и сел рядом со мной. Таможенница вставила мое удостоверение в компьютер и начала набирать команды. Это заставило меня нервничать. На лбу и верхней губе выступили капли пота. Если смерть Эйриша обнаружена, она узнает об этом через несколько минут. В дальнем конце комнаты у стены сидело пятеро. Маленький человек с тонкими усиками и длинными волосами курил тонкую сигару. Он сидел так, что ему виден терминал компьютера, и очень внимательно смотрел на него. Он отличался от остальных, его внимательность была необычной. На нем свежая белая рубашка - не мятая и грязная, как одежда у всех остальных. Неожиданно таможенница выключила компьютер и встала из-за стола. Не глядя на меня, она вышла из комнаты. - Какие у этой гринго лобковые волосы, - пробормотал рослый метис, когда женщина вышла. Все облегченно перевели дыхание и рассмеялись, потому что эта женщина-гринго подавляла нас своим присутствием. - Наверно, наш запах ее наконец выгнал, - пошутил один из индейцев, и все снова рассмеялись. Плотного сложения человек сказал: - Итак, Перфекто, ты все же решил лететь с нами? - Не я решил - за меня решили жители моей деревни, - ответил Перфекто. - А я-то думал, ты уже alcalde [алькальд, мэр (исп.)] своей грязной деревушки, - сказал этот человек. - Нет. Три месяца назад моя жена родила нашего восьмого ребенка. И на прошлой неделе она сказала, что снова беременна. Когда соседи об этом узнали, они рассердились и обвинили меня. Даже собаки на меня рычали. Все рассмеялись, но некоторые понимающе переглянулись, взглядами просили его не говорить больше ничего. - К несчастью, - продолжал Перфекто, - я не занимался любовью со своей женой после рождения ребенка! Среди друзей такое признание вызвало бы бурю смеха. Но здесь только некоторые усмехнулись, а сам Перфекто захохотал громко и с надрывом. Человек в белой рубашке и с тонкими усиками встал и потянулся. Потом подошел к компьютеру таможенницы. Волосы у меня на затылке встали дыбом, я заерзал. Он вставил одну из моих карточек и снова включил компьютер. - Восемь детей! - воскликнула женщина. - Тебе повезло, что тебя не убили! - Перфекто снова засмеялся, почти безумно. Я посмотрел на синяк у него на челюсти и порез над глазом. Наверно, кто-то все же попытался его убить или поранить. Человек у компьютера, по-видимому, с интересом читал мой файл. У меня свело живот; я не мог решить, что мне делать с руками. Он начал нажимать клавиши, вызывая файлы, не имеющие отношения ко мне. Его действия привлекли внимание сидевших с ним рядом. Я подумал, чем он так интересуется; если бы я смог не привлекать внимания, я бы его остановил. "Этого человека послал Джафари", подумал я. Потом я понял, что он может связываться с кем-то через компьютер, извещает людей Джафари, что нашел меня. Я очень испугался, но делал вид, что не обращаю на него внимания. Вытер пот со лба. - Сеньор, вы здоровы? - спросил Перфекто. Я взглянул на него. - Спасибо, все в порядке. - Вы плохо выглядите, - заметил Перфекто. - Я себя не очень хорошо чувствую, - правдиво ответил я. - Малярия? - Что? - У вас малярия, - сказал Перфекто. - У меня она была много раз. Больные малярией бледнеют, потеют и дрожат, как вы сейчас. - Да, у меня малярия. - Я обрадовался, что он не заметил мой страх. - Вызвать вам врача? - Нет, спасибо, я сам врач. - В противоположном углу один из поющих рассмеялся, и я подумал, может, он прочел язык моих телодвижений и понял, что я боюсь. Страх сразу меня выдаст, если я немедленно что-нибудь не предприму. Я принял бы транквилизатор, но моя медицинская сумка служит подушкой Тамаре, и открыть сундук я не могу. Страх сжимал мне грудь, дыхание стало неровным. Я вспомнил коктейль конкистадора, который забрал у Эйриша. Я не знал его состава и инструкции по применению, но по весу мы с Эйришем примерно одинаковы, поэтому я взял капсулу и раздавил зубами. Вкус, немного похожий на чесночный, но сладкий, крепкий, опьяняющий. Как теплое виски. На мгновение обожгло губы и десны, потом коктейль начал действовать, и лицо онемело. Перфекто кивнул, очевидно, довольный, что я позаботился о себе. Посмотрел на компьютер. Человек с узкими усиками улыбался, довольный собой. Голову у меня повело вперед, будто она подвешена к маятнику, совершившему большой взмах, в тот же миг я почувствовал, что перехожу в другой мир, мир с поразительной ясностью мышления. Хотя по краям все предметы стали нечеткими, когда я смотрел на что-нибудь пристально, становились видны мельчайшие подробности. Я мог прочесть во внешности Перфекто всю историю его жизни: вены у него на шее пульсировали, и от этого голова маленького льва на татуировке прыгала взад и вперед, и я неожиданно понял, кого представляет эта татуировка и кто такой сам Перфекто - он химера, один из тех генетически преобразованных людей, которых генерал Торрес создал для войны в Чили. Но так как уши у него не деформированы, как у тех химер, у которых есть звуколокатор, и потому что ему около тридцати лет, он, должно быть, одна из ранних моделей, не гуманоид, а преобразованный человек. Глаза у него широко расставлены, чтобы шире стало поле зрения; густые волосы скрывают очень большой череп и соответственно большой мозг; шея и позвоночник массивные, и костяк способен нести мощную мускулатуру тела. Большинство людей считают табу брак с таким существом, даже рождение от него детей. Химера ниже даже индейца. И когда он родил восьмерых детей, его община действительно должна была рассердиться. Я все это понял мгновенно, пока коктейль скользил у меня по горлу, обжигая глотку и пищевод и вызывая их онемение. Я взглянул на остальных людей в комнате и увидел, что большинство погружено в свои мысли. Глаза пустые, как у рефуджиадос, выгоревшие, безжизненные, лишенные надежды. Они участвовали во множестве войн в Южной Америке и все проиграли. Все бедные; одежда свидетельствует, что они жили в домах с земляным полом. Только у одного непроницаемое серебряное лицо. И еще в комнате человек в серых брюках. Он сидел неподвижно, готовый к действиям, и упрямо не смотрел в мою сторону. Я определил уровень напряжения у остальных в комнате. Трое мужчин и две женщины того же возраста и телосложения, как и Перфекто, все они химеры, и я понял, что они держатся вместе, может быть, собираются жить в новом мире, где они не будут изгоями. На корабле будет много химер; известие о работе наемников далеко распространилось среди них. Я читал это на их лицах так же легко, как резьбу бразильских мастеров на рукоятях их мачете. Только человек с усиками и тонкой сигарой казался здесь неуместен. Отличным. Глаза его блестели, когда он смотрел на свет. Он был настороже. Спокойнее остальных и гораздо опаснее. И он не смотрел на меня. Все казалось мне завораживающим. Даже серые стены и клочок бумаги под креслом. Руки мои перестали дрожать, дыхание выровнялось. Но в груди стучало, словно о ребра колотится кролик. Я представил себе, как коктейль проникает в мой живот и горит там, как уголь. Все смотрели теперь на человека за компьютером. Он завораживал. У него поразительно чистая белая сорочка, и когда он шевелил рукой, оставался белый след в сознании. Завораживали его тонкие усы и узкое лицо. Как морда крысы или лицо хозяина борделя. Он здесь предводитель. Он бордельная крыса, и он трогает клавиатуру компьютера и завораживающе смеется. Голос у него звучал расплывчато. Я словно смотрел замедленную съемку. - Друзья, - сказал он, - у меня интересная новость. - Завораживающе. - Среди нас опасный убийца. Завораживающе. - Нет! - воскликнул кто-то. "О, да!" - неслышно произнес я. - Это правда! - сказал Бордельная Крыса. Завораживающе. - Сегодня в Панаме... - Панама... Панама... Панама... - этот убийца перерезал человеку горло! - Каждое слово как фрукт, как зрелое авокадо. Я видел, как рот его произносит слова, и когда слог возникал и созревал у него на языке, он давал ему возможность проскользнуть сквозь губы и выпасть на пол. Завораживающе. Я знал, что что-то совершенно неправильно: я не могу размышлять логично. Может, это из-за капсулы, которую я принял? Мне не нравилось, что говорит Бордельная Крыса. Коктейль горел у меня в животе как раскаленный уголь, от него исходили волны жара. Я чувствовал, как этот жар проникает во все мои внутренности, и знал, что если буду держать рот закрытым, он охватит и мозг, поглотит меня. Поэтому я открыл рот и сознательно дунул жаром в сторону Бордельной Крысы. Я дул жаром в сторону Бордельной Крысы, и в воздухе поплыл желтый вихрь, как огненное колесо. Но прежде чем это сверкающее желтое кольцо долетело до Бордельной Крысы, его кожа посинела и похолодела, так что кольцо только вернуло ему нормальную температуру. Я выругался про себя, потому что он отразил мое колдовское нападение, поэтому я стал быстро посылать в него огненные кольца и смотрел, как они летят по комнате, а слоги продолжают выскальзывать из его рта и падать на пол, один за другим: "Па - на - ма - толь - ко - что - у - зна - ла - где - у - бий - ца - сей - час - служ - ба - бе - зо - пас - нос - ти - стан - ци - и - и - дет - сю - да - что - бы - схва - тить - э - то - о - пас - но - е - жи - вот - но - е - у - нич - то - жить - е - го". "Итак, они собираются схватить меня, - понял я. - Я умру. Как завораживающе". Огненные кольца охватили Бордельную Крысу, но не обожгли его, потому что он рукой сделал в воздухе мистический символ. Жар охватил его, как матка, и он стоял невредимый, защищенный огненным ореолом. Он отразил мое нападение, но я знал, что мне нужно только продолжать дышать, и огонь во мне будет возрастать, пока не достигнет критической точки, и я не смогу его сдерживать и взорвусь, как атомная бомба, и убью всех. Но еще раньше частью сознания я подумал, что должен попытаться спастись. Я встал и пошел по комнате, улыбаясь сидящим. За мной только пустые коридоры, спрятаться негде. Я посмотрел на дверь, ведущую к шлюзу. За ней корабль. Но дверь закрыта. Я дунул на нее огнем, чтобы посмотреть, не расплавится ли она. Не расплавилась. На лицах окружающих появилось удивление и интерес. Бордельная Крыса рассмеялся, и теперь его слоги не плюхались на пол, а шумели, как вода на камнях: - Но самого хорошего я вам еще не сказал. Жертва этого парня, так жестоко убитый человек, многим из вас известен - Эйриш Мухаммад Хустанифад! Изо рта Бордельной Крысы вырвался поток воды, ударился о стены, заполнил комнату, сбил меня на колени и затопил огонь в желудке, и я остался холодным и обнаженным. Несколько человек удивленно ахнули. Химера Перфекто вскочил, подбежал ко мне и схватил меня за рубашку. - Правда? Это правда? - закричал он, и несколько других подхватили: - Это правда? Руки у него как железо, и я подумал, что он сломает мне шею. Я не мог больше дышать огнем. Мне стало холодно. Кожа моя посинела от холода. Я осмотрелся: никто не собирается мне помочь. Я рассердился, потому что эта химера касается меня без разрешения. Он осмелился притронуться ко мне! Он вторгся на мою территорию! Он больше меня, я знаю, что он сверхчеловечески силен, он может меня убить, но я понял, что холод во мне - тоже сила, волшебная сила, большая, чем огонь, которым я дышал. "Тебе придется побить этого придурка, поставить его на место", подумал я. - Конечно, я убил его, puto! [шлюха, проститутка (исп.)] - крикнул я Перфекто и встал. - И так как ты коснулся меня, я убью и тебя! Я ударил его своей холодной тяжелой ногой в промежность и одновременно ледяным кулаком - в нос. Из его носа медленно брызнули капли крови. Завораживающе. Он выпустил меня и опустился на пол, больше от неожиданности, чем от холода. Я пнул его в лицо, готовый пожертвовать ногой, чтобы она раскололась и осколки льда пронзили ему мозг. Но он медленно поднял руку, схватил меня за ногу, повернул ее, и я услышал, как трещат мои ледяные кости. Я на метр взлетел в воздух, мне показалось, что я стою в нем, и я подумал, что похож на Христа, возносящегося на небо. И тут же ударился о стену. Все в комнате смотрели на меня, у всех рты напоминали букву О от удивления. Завораживающе. Воздух от удара вырвался у меня из легких, я скользнул на кресло, а с него на пол. "Теперь придется убить их всех, и придется это делать со сломанной ногой". Я встал, и закричал в гневе, и бросился на женщину химеру. Я превратился в тонны летящего на нее льда, в неудержимый ледник. Она испуганно смотрела на меня, сжимая ручки кресла, потом откинулась и подняла каменные ноги, ее ботинок ударил меня в лицо, расколол лед. Завораживающе. "Мне следовало есть больше рептилий", подумал я, красная волна прокатилась у меня перед глазами, и мир сократился до холодной далекой черной точки. Красные и белые облака завертелись и превратились в фигуру. Бордельная Крыса курил свою сигару и выдувал дым мне в лицо. Он совершенно неуместен здесь! Он пришел убить меня! Я знал это, как собственное имя. Закричал и попытался ударить его, но руки у меня были связаны за спиной. - Слишком большая доза... Слишком большая доза... Слишком большая доза... Коктейль... - сказал он, передвигая концом языка сигару, так что ее горящий кончик описал дугу. Я увидел в воздухе огненную полосу. - Но он принял только одну, - сказал кто-то. "Да, - подумал я, - но какова дозировка?" Я гневно закричал на Бордельную Крысу. Он шлепнул меня по лицу. - Какой сегодня день? Я попытался ответить, но не мог вспомнить. Мне показалось это очень важным. От попытки думать заболела голова. Я рассмеялся. В мгновение все снова стало очень ясным и определенным. И эта ясность очень забавна. Я продолжал смеяться. - Ты принял слишком большую дозу коктейля! - закричал Бордельная Крыса. - Успокойся! - Я посмотрел ему в лицо. Под глазами у него были вытатуированы две маленькие серебряные слезы. В гетто Колона и Панамы-Сити я уже видел такие знаки. Их делали себе вожаки банд, чтобы показать, сколько соперников они убили: по одной слезе за каждое убийство. Очень забавные татуировки. Я снова рассмеялся и заплакал: какая забавная шутка - эти татуировки! Снаружи, за помещением таможни, какой-то гринго крикнул: - Анжело Осик, выходи, заложив руки за голову! Но я смеялся и не мог остановиться. - Мы пытаемся помочь тебе! - объяснил Крысиная Морда. - Смотри! - Кто-то повернул мне голову, чтобы я видел всю комнату. Одни лежали на полу, направив на дверь плазмовые ружья с длинными ложами. Другие сидели в защитном вооружении зелено-коричневых джунглевых тонов, ожидая схватки. У Перфекто из защиты были только бронированные перчатки. Мужчина, игравший на гитаре, теперь надел очки с лазерным прицелом и направлял на дверь ракетную установку с четырьмя мини-ракетами. Человек в серых брюках, без оружия и защитной одежды, стоял у стены, хмурясь, очевидно, сбитый с толку развитием событий. Он нервно посматривал на меня. Он был так забавен, что я еще сильнее рассмеялся. Все ранцы и рюкзаки валялись на полу. Из каждого вывалилась одежда, оружие, гранаты. - Смотри, - сказал Крыса. - Мы тебе поможем. Перфекто говорит, что ты везунчик и сражаешься, как ягуар - глупый, слабый ягуар, но по крайней мере свирепый. К тому же ты сегодня отомстил за генерала Тапиа, когда убил Эйриша. Ты слышал о Тапиа? Я попытался вспомнить. Голова болела. - Чили, - сказал я наконец, но это единственное слово прозвучало странно, я улыбнулся и больше ничего не смог припомнить. - Да, верно, - сказал Крысиная Морда. - Его убил в Чили cabron [козел (исп.)], которого ты прикончил сегодня! Мы поймали и судили Эйриша, но кто-то отравил его конвоиров, и он сбежал. Помнишь? Я не помнил. Cabron тот, что трахает коз, какое забавное слово! Я повторял его снова и снова: - Cabron, cabron, cabron. Бордельная Крыса продолжал: - Теперь мы тебя свяжем, потому что не можем тебе доверять, пока ты под действием наркотика. Ладно? - Подожди! - сказал я, вспомнив человека в серых брюках. Кто-то сунул мне в рот кляп, руки мне связали за спиной. Нога у меня была сломана, и я не мог встать. Я напрягал мышцы, пытаясь разорвать узы, но все было бесполезно; тогда я посмотрел на человека в серых брюках и рассмеялся. Сзади тот, что связал мне руки, прошептал: - Все будет в порядке. Мы о тебе позаботимся. Он стоял за мной, и я не мог видеть его лица, но он похлопал меня по руке рукоятью своего пятидесятикалиберного джунглевого ружья, чтобы показать, что он вооружен. В коридоре гринго крикнул в громкоговоритель: - Анжело Осик, выходи с руками за головой. Конечно, я был связан и не мог выйти. Мне захотелось сообщить об этом человеку с громкоговорителем, но и этого я не смог сделать, потому что во рту у меня был кляп. И я только смеялся иронии своего положения. Все в помещении напряженно ждали, но никто не пытался ворваться в дверь. Кое-кто начал потягиваться, один молодой человек, соскучившись, зевнул. Другие это увидели и тоже начали зевать, как будто хотели проверить, кто лучше всех изобразит скуку. Наконец в попытке заманить службу безопасности в помещение женщина с плазмовым ружьем закричала: - На помощь! На помощь! У него пистолет! Он говорит, что всех нас убьет! Несколько человек в комнате захихикали. И я был согласен, что ничего более забавного в жизни не слышал. Я рассмеялся, заплакал и испугался, что задохнусь из-за кляпа, потому что невозможно одновременно смеяться и дышать. Молодой человек из зевающей команды улыбнулся и пустил стрелу в потолок. - Назад, вы все! - закричал он, и несколько человек закричали словно от ужаса и боли, а один их молодых людей принялся издавать звериные звуки - как свинья или обезьяна. С потолка падали мелкие кусочки пластика. Это вызвало у меня настоящие спазмы хохота, и я начал задыхаться; каждый раз как мне удавалось перевести дыхание, я снова начинал хохотать. Многие оборачивались ко мне, показывали и смеялись; они все еще пытались удержать смех, когда в помещение ворвались агенты службы безопасности, чтобы освободить "заложников". Их было шестеро, в красивом синем космическом защитном вооружении, со станнерами, и у них не было ни одного шанса. Когда первый из них показался в двери, Перфекто так сильно ударил его, что броня у него на груди раскололась и осколки эмали посыпались на пол. Я вздрогнул от звука, с которым кулак Перфекто ударил о защитный слой, и понял, что это совсем не забавно. Второй агент выстрелил в Перфекто из станнера, Перфекто упал, но на агента мгновенно набросились четверо наемников. Он был рослый, этот агент, двоих он отбросил, и один из наемников ударился о стену и исчез, и я закричал: я понял, что вижу галлюцинации, неотличимые от реальности. На лицах юнцов из зевающей команды появился ужас. Всякий раз как огромный агент ударял кого-то, на него набрасывались двое новых. Молодой человек разорвал ремни его шлема и стащил шлем с головы, чтобы химеры могли бить его в лицо. Кто-то захлопнул за агентами дверь, отрезав им путь к отступлению. На каждого агента приходилось по два наемника в защитном вооружении, и наемники держали агентов и избивали их, потом сорвали с них вооружение, подтащили к стене и засунули под кресла. Они лежали там, обнаженные, и стонали. На несколько мгновений наступила тишина, и эту передышку наемники использовали, чтобы еще шестеро оделись в вооружение агентов. Человек в серых брюках придвинулся ближе. Он пробирался ко мне. Я снова рассмеялся, на этот раз потому что нервничал, и руки мои будто сами по себе напряглись, пытаясь разорвать узы. Перфекто шевелил руками, приходя в себя; кто-то оттащил его от двери. К двери подошел химера и посмотрел на нее, словно мог видеть насквозь. Уши его поднялись, как у собаки, и поворачивались из стороны в сторону. Это меня испугало, потому что раньше я ничего подобного не видел и решил, что это галлюцинация. Но уши химеры оставались напряженными, и я понял, что это реальность. - Кто-то идет! - сказал химера с улыбкой. - Я слышу управление на расстоянии. Возможно, это робот. Гитарист с ракетной установкой подбежал к двери, все задержали дыхание. Человек в серых брюках продолжал приближаться ко мне, теперь он на расстоянии вытянутой руки, и я увидел, что в руке у него нож. Я пытался привлечь внимание своего охранника и ничего не слышал, но все химеры в комнате одновременно закричали: - Давай! Человек с ракетами пинком открыл дверь и выстрелил. За дверью стаял бронированный робот размером с небольшой танк. Одна ракета попала в его энергетическую установку с химическими лазерами. Язык пламени устремился в нашу комнату, и я понял, что теперь знаю, каково смотреть в глотку дракона. Люди закричали. От взрывной волны прогнулись металлические стены, я ударился о стену. Человек с ракетной установкой взлетел в воздух и ударился о стену надо мной, потом скользнул по стене прямо на меня По стенам застучала шрапнель и куски робота, из остатков танка повалил дым. Где-то далеко прозвучал сигнал пожарной тревоги. Из отверстия с потолке повалились тонны мусора. Кто-то брел по комнате, держась за глаза и давясь дымом. На пол с криком упала женщина, руку ее пробил кусок металла размером с лом. У многих были кровавые раны. Кровь забрызгала мне рубашку, и я подумал, что ранен. Попробовал крикнуть, попросить помощи, оглянулся и увидел, что рядом со мной лежит человек в серых брюках. В бедро ему вонзилась труба толщиной в руку, и большой металлический осколок разорвал правую часть лица. Кровь была его. Руки его еще дергались. И я понял, что так и не узнал, кто его сообщник. Сквозь дым я видел, что в ста метрах дальше по коридору собралась толпа работников станции и смотрела на происходящее. Взрывная волна бросила их на пол. Некоторые кричали. Стены коридора обрызгала кровь. Все наемники в защитном вооружении поднялись и с криками побежали по коридору, стреляя в потолок. Они подбежали к упавшим работникам станции и принялись подгонять их, захватив в заложники. Я осмотрел помещение. Еще трое наемников включая человека с серебряным лицом ранены, но в сознании; двое мертвы. Перфекто взрыв не задел, он сидел у стены с вмятинами и потирал голову. Несколько раздетых агентов получили осколочные раны; двое умерли. Перфекто какое-то время разглядывал помещение, потом сказал: - Мне нужно выпить, - пробрался между обломками и телами и вышел в коридор. Голова у меня болела, во рту все онемело. Но я заметил кое-что странное: наемники расхаживали среди заложников очень энергично. Казалось, это совсем не те оборванные люди, которых я видел раньше. Их движения казались балетными, хореографическими - какой-то танец радости. Через несколько минут вернулся Перфекто с кувшином агвайлского пива. Он сел рядом со мной, дал мне выпить и заговорил. Я был слишком ошеломлен, чтобы отвечать, поэтому он говорил один, рассказывая мне, что теперь совершенно очевидно, как мне везет. - Только посмотри, сколько друзей ты нашел в час нужды! Подумай, сколько хорошего можем мы награбить на станции. Хочешь чего-нибудь? Наркотики? Выпивка? Что угодно? Скоро принесли еды и рома. Раненых перевязали и накормили. Несколько наемников заставили выпить рома агентов; наемники собрались вокруг рослого агента, причинившего так много неприятностей. Они хвалили его за силу и храбрость и говорили, что он должен бросить слабаков из своей службы и лететь с нами воевать на Пекарь, и когда он напился, с готовностью согласился, что это хорошая мысль. Все пели, пили и ели, и я почувствовал огромную усталость. Мышцы ныли, голова болела, и я вытянулся на полу и расслабился. Пение, крики, звуки сирен, треск огня - все это становилось все глуше и глуше, и постепенно я уснул. Проснулся я в небольшом сером помещении привязанным к стулу. Ко мне склонился почтенный седовласый человек, за ним стоял Бордельная Крыса, и свет блестел на его татуированных слезах. Седой человек расспрашивал меня, как мне удалось убить Эйриша. Я смотрел в его темные глаза и от всей души хотел ответить, но я не мог соображать и с трудом вспомнил собственное имя. Я хотел спать, но седой человек сказал, что мне нельзя спать, пока я ему все не расскажу, и это мне показалось разумным. И вот как можно подробнее я рассказал, как Эйриш задушил Флако и пытался убить меня, и как я застрелил Эйриша и использовал его глаз, чтобы на шаттле попасть на станцию. Я помнил это все урывками, краткими несвязанными вспышками. Рассказал о Тамаре, и о Джафари, и об ИР. Он заставил меня несколько раз повторить отдельные части рассказа, и каждый раз его просьба казалась мне очень разумной, и я старался ее выполнить. Когда я засыпал, он толкал меня в ребра и будил. Расспрашивал о Джафари, просил назвать ИР по именам. Но я не знал имена искусственных разумов, помогавших социалистам. Его очень заинтересовала Тамара, и он начал расспрашивать меня о ее снах, и когда я рассказал ему, что очнулся после последнего сна не в состоянии рассуждать, он пришел в сильное возбуждение, и глаза его заблестели. - Слышишь! Слышишь! Я всегда утверждал, что есть кто-то с такими способностями! - сказал он. Я хотел спросить, что они имеет в виду под "такими способностями", но по-прежнему не мог рассуждать логично. Он посмотрел на Бордельную Крысу и угрожающе сказал: - Держи это в тайне. Все, что слышал, держи в тайне! Бордельная Крыса кивнул, улыбнулся мне и ответил: - Конечно, генерал. Генерал сказал: - Расскажи еще раз о сне, о том, как на тебя обрушилась тьма. Как ты ее почувствовал? Что ты помнишь после этого? Я снова и снова рассказывал последний сон Тамары и просил разрешить мне уснуть. Голова болела от усилий вспомнить. Тьма исходила от ее рта, холодная немота, и я плакал от ощущения утраты - вот и все, что я мог вспомнить. Ничего конкретного об этой темноте я не помнил, но генерал пытался извлечь из меня еще что-нибудь. Он крикнул: - Она служила в разведке. Говорила она, чем там занималась? Хоть на что-нибудь намекнула? - Нет. - Думай! - сказал он, хватая меня за руку. - Любой намек! Это очень важно! Я покачал головой и понял, что мне казалось, будто я знаю о Тамаре что-то очень важное. Я готов был отдать за нее жизнь, но неожиданно мне пришло в голову, что она совсем чужая мне. - Она жива? - спросил генерал. - Когда ты в последний раз ее видел? И тут я вспомнил, что принес ее с собой. И испугался, что проспал несколько дней и Тамара задохнулась. - Я положил ее в сундук. Она в коме. Коричневый сундук из тикового дерева с вырезанными на крышке слонами. Я его оставил на станции. Кто-то стоявший за мной тут же вышел из комнаты, за ним вышел и Бордельная Крыса. Когда раскрылась дверь, я почувствовал запах жирного дыма. Чуть позже врач и Крыса втащили тиковый сундук и открыли крышку. Тамара дышала, глазами зомби глядя в потолок. Генерал наклонился над сундуком, разглядывая ее, пальцем погладил ее по руке. - Слава Богу! - сказал он. Повернулся к врачу. - Эта социалистическая шлюха должна выжить! Бордельная Крыса достал сигару, зажег ее, затянулся. Он выглядел так, словно завоевал целую страну. Он сказал: - Мне кажется, такой человек, как я, захвативший целую космическую станцию с пригоршней сторонников, нас было двадцать против сотни, такой человек может быть вам очень полезен. Нет? Человек с моими способностями может стать хорошим офицером. Генерал посмотрел на него и угрожающе ответил: - Идиот! Как ты смеешь? Хочешь получить повышение за убийство безоружных штатских? Глаза Крысы сверкнули. Он спокойно выдохнул сигарный дым. - Я не идиот. Я спас ценного человека от смерти от рук социалистов и доставил вам ценную пленницу. Я с незначительным кровопролитием захватил станцию Сол, и я уверен, когда вы подумаете, вы поймете, что поторопились со своим решением. Подумайте об этом. У нас впереди два года на корабле, прежде чем мы долетим до Пекаря, - достаточно времени, чтобы вы продемонстрировали свою благодарность. Мы все полетим на Пекарь с вами: мои люди, сеньор Осик, социалистическая шлюха, верно? Небезопасно оставлять хотя бы одного из нас, учитывая, что нам известно. Генерал нахмурился, он как будто обдумывал последствия. Провел рукой по лицу Тамары. - За это я вас благодарю, Мавро. Мы можем взять вас с собой. Гражданство Пекаря и никакой выдачи. Я хотел кивнуть. Глаза у меня были закрыты, и я не хотел открывать их. Фыркнул и заставил себя проснуться. Генерал повернулся ко мне и сказал: - Спасибо, дон Анжело. Вы сегодня правильно поступили. Хорошо. Теперь можете спать. Вы в безопасности. Вместе со своими друзьями вы летите на Пекарь. И хотя я встревожился, неожиданно вспомнив, что один из людей Джафари на корабле и я не знаю, кто это, я слишком устал, чтобы заговорить, поэтому закрыл глаза и уснул. ЧАСТЬ ВТОРАЯ. "ХАРОН" 4 Я стою в темных джунглях, в глубоком кратере, полном неровных скал. По краю кратера прыгают и кричат тысячи призрачных паучьих обезьян, бросают сверху камни и отбросы. Я нахожусь среди больших камней, и на каждом лежит умирающий, накрытый белой простыней. Прямо передо мной лежит Флако с перерезанным горлом, одна его рука свесилась с края камня, и мне нужно побыстрее сшить его рану, если я хочу спасти его. Справа от него на камне лежит лицом вниз Тамара, у нее высокая температуры, быстро гибнут клетки мозга, и ей необходима инъекция антимозина. За мной тоже с перерезанным горлом на плоском камне лежит Эйриш. Он тянет меня сзади за рубашку, просит о помощи, но я слишком занят уходом за Флако. В угасающем свете я пригибаюсь все ниже и зашиваю Флако горло. Разрез пищевода сразу над кадыком между двумя треугольными хрящами, видно первое хрящевое кольцо трахеи - в этом месте трудно работать быстро, потому что легко повредить голосовые связки. Но мне некогда заботиться о таких мелочах, как голосовые связки. Раньше мне не приходилось проводить серьезные хирургические операции, но сейчас я быстро зашиваю пищевод, надеясь, что делаю это правильно. Обезьяны на краю кратера кричат и завывают, и я не могу думать, не могу решить, те ли места сшиваю. Нижняя часть пищевода неожиданно кажется мне слишком похожей на тонкую кишку. Но я продолжаю шить, удивляясь ущербу, который причинен позвоночнику Флако. Потребуется серьезное лечение, сейчас я такое не могу дать. Кровь смачивает укрывающую его белую простыню. Я осматриваюсь в поисках ровного камня, чтобы разложить окровавленные скобки, и слева от меня появляется девочка, лет десяти. Я протягиваю ей скобки, и они говорит: "Спасибо, дедушка!" и улыбается мне. Я смотрю ей в лицо - тонкое лицо с резко выделяющимися чертами, кожа светлая, как у европейца, и гладкая, как у фарфоровой куклы. Мне девочка кажется знакомой, и я рад ее видеть, но не могу вспомнить ее имени. Я бросаюсь к лежащей на камне Тамаре, наполняю шприц антимозином, мягко поднимаю ей голову и делаю укол в шею. Эйриш тянет меня за рубашку. - А мне ты разве не поможешь? Я умираю! Помоги мне! - кричит он. Я оглядываюсь на него, удивляясь, как хорошо он говорит с перерезанным горлом. Лицо его усеивают капли пота, зрачки сузились от ужаса. Он снова тянет меня за рубашку, но я гневно отбрасываю его руку. - Я занят! - говорю я. - Слишком занят, чтобы помочь мне, старый трахальщик? Слишком занят, чтобы помочь? - Ноги его начинают дергаться, он судорожно бьется. Простыня вздымается, и я знаю, что он умирает. Неожиданно все обезьяны на краю кратера начинают выть. Флако изгибает спину и кричит; швы рвутся и кровь брызжет из пореза. Глаза Тамары начинают стекленеть, и я понимаю, что ей нужна еще одна инъекция. Эйриш поднимает руки и протягивает их, как будто просит о милосердии. Вздрогнув, я просыпаюсь на койке в трубе размером с гроб; над головой единственная тусклая лампа. Белые пластиковые стены пахнут новизной, слышится приглушенная веселая музыка, которая совершенно не соответствует моему настроению. У меня перед глазами по-прежнему Эйриш с перерезанным горлом, и я пытаюсь отогнать это видение, сосредоточиться на чем-нибудь другом. Сломанная лодыжка привязана к койке, поэтому я не могу увидеть свою ногу, но боль, подобная осиным уколам, говорит мне, что врачи вставили иглы, чтобы соединить мои кости - это очень длительное лечение, его обычно применяют к спортсменам. Я знаю, что по крайней мере три часа мне нужно не двигаться, чтобы кости склеились. Я смотрю в сторону ног в поисках часов. Их нет. Я лежу в светящейся трубе, как в китайских больницах, но в такой трубе обычно есть некоторые удобства - часы, соломка для питья, монитор сновидений. Здесь же пусто, только радио играет. "Я должен найти Тамару, - думаю я. - Проверить содержимое гормонов в катетере, позаботиться о ее руке". Прошло три дня, достаточно времени, чтобы на ее ране образовался тонкий слой недифференцированных клеток. Теперь пора омыть эти клетки новым раствором, ввести гормоны, которые помогут регенерации руки. Иначе недифференцированные клетки будут продолжать расти, как раковая опухоль. "Нужно также проверить, не поврежден ли у нее мозг, - думаю я, - посмотреть, как подействовал антимозин". Генерал, с которым я говорил, хотел, чтобы Тамара выжила. Вероятно, кто-то о ней заботится. Но все равно мне казалось, что я должен проверить. Я вспомнил кровь, бьющую из горла Эйриша, красную струйку на черной коже. Старался отогнать это воспоминание, но не мог сосредоточиться. Мне казалось, что в мозгу у меня какой-то холодный сгусток. Я старался определить, где это холодное место, представить себе его, но оно каждый раз отодвигалось. Слишком большая доза морфия может в течение нескольких дней мешать сосредоточить внимание, но мне казалось, что у меня не просто последствия наркотика. Холодное место кажется живым, сознательным, как животное, как большая черная муха, жужжащая у меня в голове, отгоняющая крыльями мысли и вызывающая неприятные образы. Все случившееся за последние три дня казалось мне невероятным, и чем больше я думал, тем больше убеждался, что просто сошел с ума. Вот как я рассуждал. Когда я был молод, дон Хосе Миранда, эксцентричный друг моего отца, учил меня, как служить обществу. Он верил, что общество всегда награждает тех, кто лучше других ему служит, и уничтожает тех, кто отказывается ему служить. Например, владелец небольшой больницы в нашем городке всегда вкладывал в нее много средств. Поэтому у него было медицинское оборудование, какого не было в других больницах, и поэтому к нему больные приезжали издалека. Это сделало его очень богатым и известным. У него было много друзей, прекрасная жена, и никто ему не завидовал, потому что все считали, что он этого заслуживает. Общество наградило его за службу, которую он исполнял. Дон также указывал, что человек, который ведет себя по отношению к обществу, как паразит, никогда не чувствует себя в безопасности. Диктаторы, нечестные бизнесмены - все те, кто паразитирует на обществе, часто гибнут. Если общество не уничтожает их физически, оно разрушает их дух, и они чувствуют себя несчастными. Чтобы подтвердить свои слова, дон Хосе надевал свой белый костюм, брал палку с позолоченной ручкой и вел меня на рынок, показывал плохих людей на улицах и объяснял, почему общество уничтожает их жизнь. - Посмотри на Освальдо, - говорил он, указывая на торговца, - посмотри, как он жалок. Он всегда старается продать свои товары вдвое дороже из истинной стоимости, поэтому когда мода меняется, он вынужден раздавать свои товары. Из-за его скупости никто у него ничего не покупает, и он умрет в бедности. Помни, как общество наказывает жадных, Анжело, и учись на несчастьях этого человека. - Потом говорил, указывая на красивую пару: - Посмотри на Хуана, он оставил свою жену и женился на любовнице. И теперь новая жена не позволяет ему одному выходить на улицу! Цепляется к нему, как веревка к повешенному. Сама того не зная, она стала воплощением совести общества и безжалостно наказывает его за его супружескую неверность. Дон Хосе Миранда говорил, что великая мудрость заключается в том, чтобы подчиняться моральным нормам, когда они кажутся тяжелым бременем; он говорил, что будет подчиняться законам, даже если они кажутся неправильными и неуместными. Я привык думать, что его рассуждения справедливы, и часто гадал, не выбрал ли я медицину на каком-то подсознательном уровне, чтобы лучше служить обществу и получить от него награду. Если это так, то моя мораль есть хитрость, порожденная жадностью. Но я всегда предпочитал верить, что служу обществу бескорыстно и награды, которые оно мне дает, случайны. Действительно, философы утверждают, что величайшим счастьем пользуются те, кто учится жить без богатства и славы. И если это правда, то награды, которые общество дает тем, кто ему служит, всего лишь пылинки по сравнению с тем истинным счастьем, которое происходит от самого служения. Я предпочитаю верить в это, так мне кажется правильнее. Но убийство Эйриша общество мне не простит. Тем более что я его обезоружил, и он был в моей милости. Общество ревниво следит за своим правом на расплату. Я отобрал это право у общества, убив Эйриша, и теперь оно меня за это накажет. Итак, убив Эйриша, я действовал вопреки одному из фундаментальных положений, в которые верю: я нарушил правила общепринятой морали. Хотя Эйриш был социалистом, убийцей, человеком, считавшим что для достижения целей идеал-социализма нужно уничтожить меня и мое общество, хотя он представлял все это, - я не мог оправдать его убийство. И тот факт, что я действовал вразрез со своей верой, казался мне доказательством безумия. Дальше я подумал, что убийство Эйриша произошло импульсивно, а я никогда раньше не действовал импульсивно. Только однажды я серьезно думал об убийстве человека, и было это очень давно. И даже тогда, в молодости, я не был импульсивен. Гонзальво Квинтанилла, армейский генерал с большими наркосвязями в Австралии, пытался захватить власть в Гватемале. Три дня все пространство от Пансоса до Белиза превратилось в царство террора. Но его люди интересовались только грабежом и насилием, у них не было верности, и поэтому режим пал. Я в то время учился в Мехико-Сити. Узнав о том, что грабители Квинтаниллы убили мою мать, я бросился домой. Хотя мать убили два дня назад, я застал отца сидящим в гостиной, он смотрел в стену и плакал как ребенок. Моя сестра Ева пыталась успокоить его, а ее трое детей бегали по дому и играли. Отец не отвечал, когда я обращался к нему, но сестра отвела меня в сторону и показала, где умерла мама. Засохшая кровь видна была на стенах и на двери между кухней и столовой - Ева, как ни старалась, все не смогла убрать, и я ощутил запах крови. - Как это случилось? - спросил я. - Пятеро солдат Квинтаниллы явились грабить дом. Соседи слышали стрельбу. Когда солдаты ушли, соседи зашли в дом и увидели ее мертвой, - сказала Ева. - Но как она умерла? - Никто не видел. Я ходил от дома к дому, расспрашивал, как была убита моя мать. И только одна седая старуха сказала мне: - Она не утратила добродетели. Пыталась бороться с этими насильниками, а дальше дело Бога. Пока ты борешься с насильниками, ты не теряешь добродетели. Даже в сорок лет моя мать была привлекательной женщиной. Я был уверен, что убийцы изнасиловали ее. И опасался - с таким количеством крови, - что они не оставили ее целой. Я вооружился револьвером. Неделями бродил вечерами по улицам, прятался от военной полиции, которая подавляла мятеж, искал в барах и переулках, надеялся найти хоть кого-нибудь в форме солдат Квинтаниллы. Каждый раз при виде тощего подростка я представлял себе, что он был с Квинтаниллой и, может, он виновен в смерти моей матери. Я так и не нашел тех, кого искал, и не смог выплеснуть гнев, всадив в кого-нибудь пулю. Вспоминая этот случай, я сжимал кулаки, гнев обжигал меня. Я вспотел и задрожал от ярости. Это меня испугало: с самой юности я не испытывал таких сильных эмоций. Казалось, это подтверждает мою теорию о безумии. Я подумал об Эйрише. Если бы он жил в Гватемале во время восстания, он бы изнасиловал мою мать и разбросал куски ее по дому. Я говорил себе, что должен радоваться тому, что убил его, но грудь у меня горела от сознания вины. Я чувствовал, как жужжит муха и меня в голове, и подумал, когда же сошел с ума. Мне казалось, что я должен помнить точный момент. Во время смерти Флако? Я был потрясен и опечален, но не помню, чтобы в голове что-то изменилось. Когда на меня напал Эйриш? Или когда я узнал, что Панама выдаст меня? Или когда в первый раз увидел, как Тамара смотрит в потолок взглядом зомби? Столько плохого произошло, что одно из этих происшествий послужило спусковым крючком. Но я никак не мог вспомнить, когда у меня в голове появилась эта муха. И даже сейчас, отправляясь на войну, я ничего о ней не знаю, а убийца между тем ждет только возможности ударить. В сущности я лежу в этой трубе безоружным, беззащитным перед нападением. Труба напоминает гигантский ящик шкафа: всякий может открыть этот ящик и задушить меня. Теперь я в большей опасности, чем когда-либо. Руки у меня задрожали, я хотел сбежать из трубы, но ноги прикованы к полу. Я попытался проползти к дверце, чтобы открыть ее, но труба слишком узка, и я не мог дотянуться до зажима на ноге. Начал отчаянно дергаться. При встрече с Эйришем у меня не было времени обдумать положение и испугаться. Но теперь меня залила волна ужаса. Я, тяжело дыша, пытался освободиться, пот заливал бока. Я вспомнил слова метафизика Пио Бароха: "Для природы характерно, что когда она хочет вас уничтожить, то делает это основательно". Похоже, природа расчетливо привела меня в это место - лишила меня места в обществе, уничтожила мои планы на будущее, убила моих лучших друзей. И когда я обдумывал все плохое, случившееся со мной, словно какой-то голос прошептал мне на ухо: "Помни, что бы ни случилось, худшее еще впереди". И уверенность в этом наполнила меня удивлением и страхом. Я лежал, как мотылек, приколотый к доске. Все мои дерганья и крики ни к чему не приведут. Ногу я могу высвободить, но бежать мне некуда. Нога заболела от напряжения. Я вспомнил собаку, наступившую на капкан Родриго. Она потеряла лапу, чтобы освободиться. Мрачный выбор. Но я знал, что, подобно этой собаке, мне тоже предстоит сделать выбор. Я утратил свой дом в Панаме, потерял доброе имя и лучших друзей - и кое-что гораздо большее. Я утратил контакт с реальностью, понимание того, кем я являюсь. Сумма потерь огромная, но я решил держаться за жизнь. По радио начали передавать песню, и под гром труб я повторял, как молитву: "Худшее еще впереди", вырабатывая в себе новую жесткость. Я сжимал кулаки и распрямлял руки. Чувствовал себя сильным и злым. Я почти надеялся, что убийца, человек Джафари, наконец придет. Потому что если он откроет трубу, я смогу до него добраться. Успокоившись, я заметил две кнопки наверху и за головой. Глупо помещать сюда кнопки. На одной написано: "Вызов помощи". На другой "Открыто". Я нажал кнопку "Открыто", и за мной щелкнул замок. Моя койка выкатилась, и я оказался в пустой операционной. Сел и освободил ногу от зажима. Потом опустился на пол, стараясь не напрягать раненую ногу. Пол слегка дрожал, и я чувствовал, что корабль находится в полете. В помещении пахло новым пластиком и стерильностью. Все безупречно и пусто. Я в любую минуту ожидал, что появятся врач или сестра и скажут, чтобы я возвращался в постель. Свой гроб я оставил открытым, чтобы слышать радио из трубы для выздоравливающих. Нашел рядом со своей трубой блокнот с экраном на кристаллах, нажал кнопку и обнаружил, что меня должны выпустить в 20-15. На часах блокнота время 20-07. Кости ноги склеились. Тамара, когда я принес ее на корабль, была слишком больна, чтобы ее могли поместить в каюту, поэтому я решил проверить другие трубы, надеясь узнать о ее состоянии. Только одна труба оказалась занятой, в табличке, сообщалось, что здесь пациент мужчина. Я раскрыл тридцать остальных труб и обнаружил, что все они пусты. В середине этого занятия музыка прекратилась, и диктор сказал: - Говорит Карлос Каррера. Новости Панамы. Я перестал обыскивать трубы, удивившись, что слышу передачу из Панамы. - Полиция Колона установила личность мужчины, которого откопали на банановой плантации. Это некто "Флако", Алехандро Контенто Ривера, житель Колона и прежний друг преступника Анжело Хименеса Осика. - Сообщается, что Ривера убит ударом в горло, точно так же, как и другая жертва Осика, известный Эйриш Мухаммад Хустанифад. Известно, что Ривера перед смертью обладал значительным количеством твердой валюты, и полиция считает, что Осик убил его из-за денег. Позже в тот же день Осик с помощью этих денег смог подкупить наемников на станции Сол, которые помогли ему уйти от правосудия. - Полиция обнаружила свидетеля этого второго убийства... Женщина с высоким голосом, похожим на щебет длиннохвостого попугая, интервьюировала чилийку, которую я встретил на банановой плантации. Чилийка сказала: - Флако, он разговаривал со мной в палатке, потом вышел на минуту. Я услышала его крик, выбежала и увидела этого дьявола Осика. Он стоял над Флако, держа в руке нож. Я закричала, и Осик убежал. Я испугалась и хотела собрать вещи и уйти, но тут вернулся Осик с лопатой, он пригрозил, что убьет меня. Он достал из кармана Флако много денег, потом похоронил его и сказал, что убьет меня, если я кому-нибудь расскажу. Я очень испугалась и потому никому не говорила. До смерти испугалась. Женщина прочирикала: - Вы уверены, что это был Осик? - Да, уверена. Я хорошо его разглядела, - сказала чилийка. Каррера продолжал: - Помимо Панамы и Западного Исламабада, три других государства требуют возвращения Осика на Землю, обвиняя его в разрушении станции Сол, убийстве семерых и ранении тридцати шести человек. - Полиция, обыскивавшая озеро Гатун в поисках раненой женщины, которая в последние дни жила в доме Осика, перенесла свои поиски на банановые плантации, где был похоронен Ривера. Свидетель видел Осика и эту женщину... Я захлопнул дверь трубы, чтобы не слышать радио. Новости вызвали у меня приступ тошноты. Я никогда не верил масс-медиа, и то, что я только что услышал, подкрепило мое недоверие. Я утешал себя тем, что поступил правильно, бежав из Панамы. С такими сообщения в прессе я был бы рад, если бы дожил до расстрельного взвода. Но постепенно настроение у меня улучшилось. Полиция ищет тело Тамары: что бы ни случилось, никто не заметил ее исчезновения. Джафари и Пехота вполне могут поверить, что Эйриш убил Тамару и избавился от ее тела, а потом был убит, когда вернулся за мной. Я едва мог поверить себе: Тамара в безопасности! Я снова открыл трубу и переключал станции, пока не отыскал хорошую музыку, Лос-Анжелес, "Мое сердце плачет". Мысль о том, что Тамара спаслась от ОМП, наполнила меня таким счастьем, что мне захотелось танцевать. Я открывал очередную трубу, когда в операционную вошла женщина. Я отскочил от трубы. Вошедшая была химерой с волосами цвета шоколада, я такого оттенка никогда не видел. Ее единственной одеждой было серебряное кимоно, расшитое красными драконами. Загорелые ноги оставались обнаженными. Плечи у нее широкие и мускулистые - по-женски, как у гимнастки. В руках она несла белую сорочку и чашку с зеленым супом. Я решил, что это медицинская сестра. Войдя, она остановилась. - Что-нибудь ищете? - спросила, кивая в сторону открытой трубы. - Когда я сюда поступил, со мной была подруга. Я подумал, она может быть здесь. - Вместе с вами сюда не приносили женщину, - ответила она. - Большинство ваших друзей со станции Сол в другом модуле корабля. И до Пекаря вы их не увидите. Никому не разрешается переходить из модуля в модуль. Я посмотрел в глаза химеры, темно-карие, со странными серебряными полосками, как паутинками света, и понял, что никогда раньше ее не видел. В числе наемников на станции Сол ее не было. Она насмешливо сказала: - Наши возлюбленные наниматели сожалеют, что в целях приличия вам все же нужно носить эти девяносто пять граммов одежды. - И бросила рядом со мной на койку пару белого белья и белое кимоно, потом напряженно улыбнулась, словно старалась мне понравиться. - О чем сожалеют наши наниматели? - Я думаю, японцы первоначально планировали нанимать только мужчин, и в этом случае вы летели бы обнаженным. Девяносто пять граммов, помноженные на десять тысяч наемников, это очень большой лишний вес, и им жаль платить за его перевозку. - Она протянула мне чашку с супом, потом раскрыла две трубы, вытащила их койки, села на одну и знаком пригласила меня сесть на вторую. Я почувствовал замешательство. Больничная рубашка слишком коротка, так что обнажаются запретные места, и слишком открыта на спине. Я подобрал одежду и оглядывался в поисках места, где можно было бы переодеться. - Все в порядке, - сказала женщина. - Я и раньше видела сладкую картошку. - И они кивком подбородка указала на мои половые органы. Я решил, что она права, и надел белье. Она отвернулась, глядя в потолок. Когда я поверх белья натянул кимоно, она сказала: - Вы не были на вступительной встрече вчера, поэтому я решила ввести вас в курс дела. Я Абрайра Сифуэнтес, командир боевой группы. Нас в группе пятеро. С некоторыми из них вы уже встречались: мой старший брат Перфекто. С Завалой вы скоро встретитесь. В нашей группе также Мавро. Похоже, вы удивлены. - Я считал, что вы сестра, - ответил я. Мавро, Бордельная Крыса. Я вспомнил маленького человека с вытатуированными слезами. Живот у меня свело при мысли, что я оказался в одном отряде с ним. В своем бреду, навеянном наркотиком, я был уверен, что он послан убить меня, а такие впечатления забываются нелегко. Рослая химера, Перфекто, с другой стороны, казался хорошим человеком. Из чистой вежливости я сказал: - Буду счастлив служить под вашим начальством. Абрайра рассмеялась. - Некоторые приняли бы это как пощечину. - Как это? - В нашем модуле семьсот боевых групп, и ваша единственная, где командиром женщина. Откровенно говоря, я меньше подготовлена для командования, чем Мавро или Перфекто. Вы будете служить объектом многих насмешек. И, возможно, не перенесете такого удара по своему мужскому началу. - Она махнула рукой, отказываясь от этой темы, - типичный жест чилийки. - Но вы ведь не ожидаете неприятностей от кого-нибудь из нас? Она пожала плечами. - Зависит от обстоятельств. Вы ведь не станете причинять неприятности? Я рассмеялся. - Неужели вы серьезно? Кому какое дело до мужского начала? Это так старомодно! Не могу представить себе, чтобы кто-нибудь из нас доставил вам неприятности. - Я не мог не смотреть ей в глаза, на эти серебряные паутинки, они меня гипнотизировали. Абрайра задумалась. - Вы приняли это за шутку, дон Анжело, как и полагается человеку вашего воспитания. Но для мужчин здесь на корабле мужское начало - это не шутка. Многие отобраны из тюрем Перу и Колумбии, где люди, лишившись всего, цепляются за свое достоинство. Вы видели татуировку Мавро. Это символ храбрости, он убил двух парней в гетто Картахены. Вы никогда не были частью его мира, иначе вы знали бы, что мужское начало - не шутка. А Завала еще молод и стремится проявить себя. - И я должна предупредить вас, что у химер тоже есть очень сильное чувство, родственное мужскому началу. - Она пыталась сформулировать определение. - Назовем это... гордостью своим положением. Торрес создал химер в качестве солдат - и только мужчины учились сражаться, хотя с тех пор научились и мы, женщины. Но мужчины до сих пор ревниво охраняют свою роль воинов: нам они позволяют сражаться, но командовать, получать звания - никогда. Никогда раньше женщина химера не командовала мужчинами в сражении. И мы не знаем, как будет реагировать Перфекто. Он может уважать мои умения, но этого недостаточно, чтобы контролировать его. У нас есть еще кое-что общее, надеюсь, эта связь окажется прочнее: мы с ним оба крещеные католики. Он может обращаться со мной достойно из страха перед Богом. Вероятно, я как-то проявил свою недоверчивость. Только бродяги-священники могут решиться противоречить Ватикану и крестить химеру. Абрайра заметила это и сказала: - Такое случается. Поэтому, возможно, как католик, он будет верен мне. Конечно, я хотела бы, чтобы вы с ним поговорили обо мне. Я пожал плечами. - Если хотите. - Я не думал, что мои слова подействуют на него. Она слегка нахмурилась, расстроившись, что я не дал более твердого обещания. Я не знал, как будет обращаться с ней Перфекто, но хорошо представлял себе, как могли обращаться вообще люди. Мне встречались в Панаме мужчины, которые считали мужское начало идеалом, но я относился к ним как к анахронизму. Такой человек действительно может причинить ей неприятности. - Мне кажется, что больше всего вам следует ожидать неприятностей от Мавро. Я точно знаю, что он хочет быть офицером, но генерал сделал его рядовым под командованием единственной женщины-офицера. Ему это не понравится. Она рассмеялась - высоким неприятным смехом, который должен был обезоруживать. - Вы мне нравитесь, - сказала она. - Судя по вашему тону, вы очень озабочены моими делами... Возможно, вы правы. Я ему не очень доверяю. Он сидит на своей койке и смотрит на меня. - Это дурной знак, - предупредил я. Она кивнула. - Правда. И еще, дон Анжело, кое-кто говорил и о вас. Несколько правительств требуют вашей выдачи на Землю. И кое-кто боится, что ОМП захватит корабль, чтобы взять вас. Обсуждали возможность вашей выдачи, и Мавро пригрозил, что убьет всякого, кто заговорит об этом. Он назвал их волами, и теперь они его сторонятся. Но Мавро использует весь этот эпизод, чтобы доказать свое мужское начало. Рано или поздно он начнет драку. Может, убьет кого-нибудь. Всякой, кто оказывается рядом с Мавро, на расстоянии руки, - в опасности. Я обдумал ее слова. Она права. - Так что же нам делать? Абрайра посмотрела на потолок и пожала плечами. - Я подумаю об этом. И в отличие от большинства людей, которые только говорят, что подумают, но никогда не делают этого, она замолчала, уставилась в пустое пространство перед собой и погрузилась в размышления, поэтому я взял чашку с супом и принялся есть. Зеленые водоросли имели вкус брокколи. Нога у меня по-прежнему ныла, поэтому я встал, нашел холодильник, а в нем - тюбик кортизонового крема. Сел на стол в углу и смазал ногу кремом. На столе стоял терминал компьютера. Подчиняясь неожиданному порыву, я включил компьютер и запросил историю болезни Тамары де ла Гарса. Компьютер ответил: - Файл отсутствует. Я запросил данные о Тамил Джафари. Снова ответ: - Файл отсутствует. Я потребовал список наемников, поступивших со станции Сол, и компьютер выдал девятнадцать имен. В списке Тамары не было, разве что она числилась под псевдонимом. Я запросил медицинскую информацию о всех этих девятнадцати. Никто не лечился от повреждения мозга. Очевидно, генерал Гарсон не настолько глуп, чтобы поместить данные о Тамаре в компьютер - под любым именем. Пока я занимался этим, Абрайра смотрела на меня. - Что вы делаете? - спросила она. - Пытаюсь отыскать подругу, о которой я вам говорил. Терминал ведь можно использовать? Она пожала плечами. - Тут некому вас останавливать. Я затребовал список больных, в данный момент находящихся в трубах для выздоровления. В списке оказалось пять человек; ни у одного нет тех повреждений, что должны быть у Тамары. Итак, через терминал мне ничего не узнать. Но тут мне пришла в голову другая мысль: один из тех девятнадцати, что сели на станции Сол, убийца ОМП. Я затребовал их биографии и данные о нынешнем размещении, потом отдал команду распечатать. Принтер выплюнул стопку тонких листочков с почти микроскопическими буквами. Я начал изучать файл особенно уродливой химеры, по имени Мигель Мендоза. - Да, я чуть не забыла, - сказала Абрайра. - Подарок от генерала. - Она порылась в одежде и извлекла небольшой продолговатый пакет, завернутый в золотую фольгу. - Он прислал также выпивку и сигары в том сундуке, что вы с собой принесли. Через несколько недель сможете продать все это за целое состояние. Я спрятал листочки в кимоно, взял пакет и развернул его. - Странно, не правда ли? Он обращается с вами, как с собакой, отдает под мое начало, а потом посылает такие экстравагантные подарки. - Она улыбнулась, обнажив зубы, маленькие и необыкновенно ровные, как у Перфекто. Что-то в ее улыбке напомнило мне ящерицу или черепаху. Я присмотрелся внимательнее и увидел разницу: у нее нет клыков. Напротив, все зубы маленькие, круглые и ровные. - Пожалуйста, не делайте этого. - Чего не делать? - Не смотрите на мои зубы. Или в глаза. Или на волосы. Или на груди. Вы, люди, всегда так поступаете. Я из-за этого нервничаю. - Простите, - сказал я, отводя взгляд. Развернул пакет. Под фольгой оказалась небольшая коробка. Я открыл ее, и оттуда выпали два ножа, те самые ножи, которые я взял у Эйриша. Каждый в алюминиевых ножнах, которые можно крепить к запястью, с арабскими надписями. Я извлек нож и удивился, увидев, что лезвие хрустальное - из искусственного графита, почти алмаза, прочнее и острее любого металла. - Caramba! [Черт возьми! (исп.)] - сказала Абрайра. - Да одни эти ножи стоят целое состояние. Лезвие чуть длиннее моей ладони, рукоять легкая и хорошо уравновешенная. Ножи предназначены для метания. Оба ножа одинаковы. Когда я вытащил нож, из ножен выпала записка. Я прикрепил ножны к запястью под рукавами кимоно. Ножи совершенно не видны. Занимаясь этим, я одновременно читал записку. Вот что в ней было. "Сеньор Осик, я уверен, вы теперь знаете, что в жилых помещениях оружие не разрешается. Но сто лет назад, во время исламского джихада, говорят, правоверные использовали эти лезвия как зубочистки, поэтому они так и записаны в корабельном журнале. Вам могут понадобиться эти зубочистки. ОМП предложила мне огромную сумму, если я выдам вас. Пока я торгуюсь, играя роль жадного человека, но скоро они поймут, что я не выдам вас ни за какую цену. Когда это случится, берегите свою спину. В вашем распоряжении Перфекто, он уже привязан к вам. Я предпочел бы, чтобы он был привязан ко мне, но у человека может быть только один хозяин. Мавро также попросился в вашу боевую группу - это очень талантливый и опасный человек. Вам потребуются такие, как он, друзья." Абрайра прочла записку через мое плечо. - Что он имеет в виду, - спросил я, - вот здесь, где говорит, что Перфекто привязан ко мне? Она смотрела на меня, словно взвешивала. Потом неуверенно заговорила: - Вероятно, вам следует это знать. Я бы сама не заговорила, если бы не упомянул Гарсон. Между прочим, из-за этого я и пришла поговорить с вами. Помните, как выглядел наш отец генерал Торрес? - Старик с седыми волосами, - ответил я, заметив сходство между Торресом и генералом Гарсоном. - Острый нос и крепкий подбородок. - Достаточно близко, - сказала Абрайра. - В старости Торрес стал параноиком, он боялся убийц в собственных рядах. И поэтому когда мы были созданы, некоторые химеры получили дополнительный ген с биочипом. И этот биочип делает их преданными старикам с седыми волосами и резкими чертами лица - людям, похожим на Торреса. А вы, с вашими поседевшими волосами, почти точно повторяете Торреса. Я обдумал последствия этого. - Вы хотите сказать, что Перфекто не сердится на меня за то, что я ударил его? - Вы сломали ему нос, он вам - ногу. Счет равный. - Она сидела на своей койке и смотрела на меня. - Даже после того, как я назвал его puto? Ноги ее свисали с койки, она начала ими размахивать взад и вперед. - Перфекто не может на вас сердиться, это генетически невозможно. Понимаете? Вы совпадаете внешне с человеком, для защиты которого он выращен. В нем каждая клетка это знает. Это меня удивило. Я вспомнил, как Перфекто пытался подружиться со мной с первого же момента, как увидел. - Но разве он не знает, что я не тот человек? Разве не будет негодовать? - Напротив, ему приятно, когда вы рядом. Это все равно что еда или питание. Вы вынуждены есть или дышать, но вы ведь не думаете негодовать из-за этого. Именно потому, что Перфекто привязан к вам, я должна была с вами поговорить. Видите ли, он будет поступать так, чтобы заслужить ваше одобрение. Если он хоть на мгновение поверит, что вы отвергаете мое старшинство, он сразу взбунтуется. Может даже напасть на меня. И обязательно вступит в сговор с Мавро, чтобы подорвать мою власть. Понимаете? Поэтому я и прошу вас поговорить с ним, уговорить его подчиняться мне. - Тон ее стал резким. - Должна предупредить вас, сеньор Осик, что я не потерплю ни малейшего неповиновения с вашей стороны. - Она ненадолго смолкла, чтобы я мог задуматься, что означает ее угроза. - С другой стороны, если вы будете относиться ко мне с неподдельным уважением, Перфекто тоже будет проявлять абсолютную верность. - Ага, мы добрались до сути дела. Итак, вам нужна уверенность в моих намерениях? Должен признать: я всегда стараюсь быть добрым с людьми - у меня к этому длительная привычка. И я очень редко сержусь. Она сказала: - Это я уже видела. Ваши слова успокаивают меня. Но я не понимаю, почему генерал Гарсон позволил вам сесть на корабль. Если Перфекто привязался к вам, то же может случиться и с другими. Ваше присутствие опасно для генерала. - Гарсон передо мной в долгу, - сказал я. Я вспомнил, как возбужден был Гарсон, узнав, что Тамара в его распоряжении. Собственный маленький шпион для допросов - может, даже сейчас он извлекает из нее информацию. Но чтобы сохранить в тайне пребывание Тамары, он вынужден был отказаться выдать меня. Он посол Пекаря, имеет право предоставить гражданство Мавро и мне. У него есть право отказать в выдаче. И то, что он меня не выдал, означает, что Тамара жива и мозг ее не очень пострадал. Иначе у Гарсона не было бы причины не отправлять меня на Землю. Напротив, у него были бы все основания как можно скорее выдать меня, потому что мое присутствие осложняет его взаимоотношения с ОМП; а если ко мне привяжется больше химер, я буду для него угрозой и в другом отношении. И я понял: Гарсон поставил во главе нашей группы Абрайру, чтобы унизить меня, а не Мавро. Он хочет, чтобы я в глазах химер оставался пеоном [поденщик, чернорабочий (исп.)] и они не привязывались бы ко мне. Абрайра смотрела на меня, словно стремилась разгадать мои мысли. - Ваша внешность на меня не подействует: я была создана позже Перфекто, когда общественность была так сильно настроена против Торреса, что он знал, что его скоро убьют. Я не привяжусь к вам. - Дело не в этом, - ответил я. - Биочип - мощное оружие, особенно если он программирует мозг человека. Я просто думал: есть ли еще что-то, что вы просто вынуждены делать? Абрайра улыбнулась. На мгновение светлая паутина в ее глазах словно разошлась, глаза ее сверкнули, хотя голос звучал печально: - Разве вы не знаете? "Homo homini lupus" [Человек человеку волк (лат.)]. Мы убиваем людей. Мы вынуждены убивать таких, как вы, дон Анжело. Она улыбалась словно печальной шутке. Я был уверен, что ей приходилось убивать, и эти воспоминания печалили ее. Существует несколько способов совершения такой генетической манипуляции: нарушение гормонального равновесия может вызвать приступы ужасного гнева, и пациент не контролирует свои поступки. Химеры прекрасные бойцы, но я никогда не слышал, чтобы они теряли контроль над собой. По другую сторону спектра находится социопатия, отсутствие способности испытывать эмоции - сочувствие, угрызения совести. Уже давно, в начале XXII века, Бастиан доказал, что у социопатии может быть биологическая основа - поврежденная последовательность аминокислот в отходах головного мозга может блокировать выделение тимотриптина, и пациент при этом утрачивает способность испытывать угрызения совести. Впрочем, мне показалось невероятным, что Абрайра может быть социопатом. Тон ее голоса свидетельствовал, что она озабочена из-за Мавро, а печальная улыбка, когда она говорила об убийствах, выдавала ее боль. Но насколько сильные угрызения совести, подумал я. Чувство вины, которое я испытал после убийства Эйриша, грозило разорвать меня надвое. Даже сейчас оно мучило меня. А она лишь печально улыбалась. Абрайра казалась мне загадкой, и я решил последить за ней и понять, кто она такая. Она разглядывала мое лицо, по-прежнему стараясь проникнуть в мысли. - До меня доходили слухи, что вы по природе убийцы, - признался я, - но я им никогда не верил. Всегда считал, что это социалистическая пропаганда. Социалисты с ее помощью пытались свалить Торреса. - Пропаганда действует лучше, если основана на фактах, - сказала она. - Но мы никогда не представляли угрозы для Аргентины или даже для своего народа. Только когда аргентинцы переходят нашу границу, им нужно бояться, но они решили исказить правду и запугать наш народ... Раскрылась дверь, и в помещение просунул голову молодой киборг с круглым изнеженным лицом. Ноги у него были металлические, выкрашенные черной краской, левая рука стальная. Напаленовые нити, служившие ему мышцами, свободно свисали с металла. За ним виднелась мощная фигура Перфекто. Нос у Перфекто распух, глаза потемнели, но, как и предсказывала Абрайра, он улыбнулся, увидев меня. Молодой человек сказал: - Сержант, время идти на тренировку. Абрайра повернулась к нему: - Завала, познакомься с доном Анжело Осиком. Парень кивнул. - Рад знакомству с вами, дон Анжело. - Когда эти кастрированные быки заговорили о возвращении вас на Землю, - сказала Абрайра, - Мавро и Завала поклялись, что отрежут язык всякому, кто будет болтать, как старуха. И все испугались. Я понял намек и сказал: - Благодарю вас, сеньор Завала. Вы поступили очень храбро. - Не стоит. - Молодой человек пожал плечами. Но по тому, как он улыбнулся, я понял, что поступил правильно. Абрайра встала, и я приготовился идти за ней. И тут заметил, что я босой. И все остальные тоже. - Обуви нет? - спросил я у Абрайры. - На корабле нет, - ответил Завала. - Наниматели не позволяют. И еще должен предупредить вас: встретив японца, вы должны опустить глаза и поклониться. И никогда не называть их по имени. Никак не называть, даже волами или лобковыми волосами. Только хозяином. Я много раз имело дело с пациентами японцами, но никогда ни о чем подобном не слышал. - Me pelo rubio! [Чтоб я стал блондином! (исп.)] - сказал я. - Вы смеетесь надо мной? - Нет! У них есть специалисты по культуре, которые нам все это объясняют. На Пекаре все японское. Это какой-то эксперимент по социальной инженерии... искусственная культура. Он произнес слова "искусственная культура" так, словно они все объясняли. Очевидно, то, что он слышал, выше его понимания. - Гмммм, - произнес я. - Но можно заставить их вести себя, как лобковые волосы, - сказал Завала. - Я вам покажу эту хитрость! - Он пропустил меня в дверь. В коридоре нас ждали Перфекто и Мавро. Они хлопали меня по спине и восклицали: "Hola, muchacho! [Эй, парень! (исп.)] Как приятно снова вас увидеть!" Они были так счастливы, словно приглашают меня на вечеринку. Мавро оказался на голову ниже меня; почему-то раньше я этого не замечал. Абрайра и Завала пошли впереди, остальные за мной, и я понял, что они незаметно образовали вокруг меня защитное построение. Коридоры узкие, свободно может пройти только один человек, пластиковый пол прогибается, когда на него надавливаешь, поэтому кажется, что все время скользишь вперед или назад между распорками. Мы встретили несколько человек, у всех влажные волосы, словно они только что из душа; всякий раз приходилось поворачиваться боком и протискиваться друг мимо друга. Это очень неприятно, потому что я не забывал: один из них может оказаться убийцей из Объединенной Пехоты, поэтому я постоянно трогал пальцами ножи у себя под рукавами. Мы находились на трехсотом уровне, поэтому, придя к лестнице, начали подниматься. На верху лестницы стоял японец в шелковом кимоно, темно-синем, с белыми лотосами; к его поясу был прикреплен короткий меч. Как значок полицейского, этот меч на корабле служил символом власти. У японца слишком мощное телосложение, как у Перфекто, чтобы быть результатом