лся и выстрелил дважды, попав животному в брюхо. Оно зашипело, зарычало, начало бегать по кругу, разбрасывая снег и хватая пастью воздух. Потом бросилось по снегу вверх по склону. "Вероятно, вернется с десятком голодных приятелей", - подумал я. Я отключил лазерный прицел. Передо мной в каньоне ничего не двигалось. Перфекто крикнул: "Ябадзин!" в микрофон шлема, голос его был так близко, что я лег. Посмотрел вверх. Никого поблизости. Вероятно, еще несколько сотен метров. - Я достал его! - крикнул Гектор. - Он хитрит! - ответил Перфекто. Кто-то получил удар по голове, затрещал шлем. - Попал! - закричал Гектор. Кто-то несколько раз тяжело выдохнул. - Ладно, можешь перестать его бить, - сказал Гектор. Перфекто ответил: - Будь он проклят! Как Хуанита? - Она мертва. У нее сломана шея. - Будь проклят этот самурай! - сказал Перфекто. Я удивился. Перфекто раньше никогда не бранился, никогда даже непристойностей не произносил. - Что случилось? - спросил я. - Мы вышли на него с обеих сторон, - ответил Перфекто. - И все трое начали стрелять. А он продолжал вертеться кругами, чтобы компьютер потерял цель, прежде чем лазер прожжет его броню, потом ударил Хуаниту по голове... - Один пытался это сделать со мной несколько минут назад, - сказал я. - Как ты с ним справился? - спросил Перфекто. - Цезарь выстрелил ему в спину, когда он не смотрел. - Хитрые эти самураи, - сказал Гектор. - Новым трюкам учат, только когда вынуждены. Мы должны гордиться, если они открывают нам одну из своих тайн. Они нам пригодились бы. - Понимаешь, что это значит? Вначале мы должны стрелять плазмой, чтобы они легли, и только потом приканчивать лазерами, прежде чем они встанут. - Ненавижу эти ограничения в оружии, - сказал Гектор. - Все удовольствие от убийства человека отнимают. - Si - согласился Перфекто. - Но посмотрим и на светлую сторону: осталось убить одного самурая, и мы разбогатеем. Гектор спросил: - Где ты, Анжело? - У разбитой машины, - ответил я. Завала сильно закашлялся, стараясь удалить жидкость из легких. - Оставайся на месте. Мы идем к нашей машине. У тебя будем через несколько минут. - Si - сказал я. - Между прочим, пора прикончить Завалу. Кончить его мучения. - Ладно, - сказал Перфекто. Я не замечал, как согрелся во время схватки, но теперь мне снова стало холодно. В щели моего защитного костюма набился снег, ноги сильно замерзли. Руки окоченели, и я стал методично сгибать их. С тоской поглядел на языки пламени над машиной. Нельзя ли согреться там? Я смотрел на красное сияние и вдруг понял, что что-то не так: огонь и дым казались реальными, но никакого пепла, никакой сажи на меня не падало. Но пепел должен падать. Изредка искусственный разум корабля допускает такие ошибки, не обращая внимания на мелкие детали. Посмотришь на горсть почвы и не найдешь насекомых или червей. Корабельный ИР не может создать полную иллюзию. Он ведь основывается на картах, уравнениях и несовершенной памяти самураев. Мне показалось, что я каким-то образом могу этим воспользоваться. Если я смогу преодолеть иллюзию симулятора, это поможет мне победить самураев. Я подумал о деньгах. Если убьем последнего самурая, выигрыш придется разделить на три части. Все равно получится 30.000 МДЕ - столько я в среднем зарабатывал за год, продавая лекарства в Панаме. Прошло двадцать минут. Мы уже находились в симуляторе лишнее время, в боевом помещении сидит новая группа учеников. Я представил себе, как они толпятся у монитора, ожидая, что мы убьем последнего самурая. Пока что ни одной группе не удавалось добиться такого преимущества, как у нас. Наш проигрыш кажется невероятным. Но я все же не смел надеяться на победу. И в любую секунду ожидал выстрела последнего снайпера. В голове прозвучал вызов комлинка. Я вздрогнул. С того времени как я покинул Панаму, я не получил ни одного вызова, и это имело смысл: все вызовы остаются в мониторе в моем доме в Панаме. Я включился. Треск горящего судна стих. Послышался грубый хриплый голос: - Говорит Хименес Мартинес, адъютант генерала Гарсона. Генерал попросил задать вам еще несколько вопросов. - Si, прекрасно, - ответил я. Отвечать на вопросы мне не хотелось, но я подумал, что узнаю что-нибудь о состоянии Тамары. - Прежде всего, генерал хотел бы знать, нет ли у вас догадок, где может находиться сеньора де ла Гарса? - сказал Мартинес. - Что? - спросил я. Генерал лучше меня знает, где Тамара. - Местонахождение сеньоры де ла Гарса. - Человек, назвавший себя Мартинесом, ждал. Только агент ОМП может задать такой вопрос. И поскольку Мартинес так быстро ответил на мой вопрос, он на самом корабле. Радиоволнам потребовалось бы несколько секунд, чтобы добраться даже до ближайшего корабля. Мой будущий убийца идет на большой риск, добывая таким образом информацию. Я подумал об этом человеке, запертом в другом модуле, ломающем голову, как раздобыть информацию и добраться до меня. Я готов предоставить ему информацию. - Как я уже говорил генералу Гарсону, Эйриш признался, что убил ее, прежде чем я его прикончил, но я не спрашивал его, куда он девал тело. - Понятно... - ответил человек с хриплым голосом. - А как насчет вас самого? Можете вспомнить еще что-нибудь важное, все, что угодно. Что она вам говорила о себе? - Сказала только, что прячется от своего мужа. Сеньора Джафари. Я подумал, что в такой ситуации нетактично задавать личные вопросы, а сама она ничего не говорила. Как я уже сказал Гарсону, если что-нибудь вспомню, с радостью сообщу. - Понятно. Спасибо. Вы помогли гораздо больше, чем сами считаете. Он отсоединился. - Рад, что ты так думаешь, - сказал я в пустоту. Сосредоточился на звуках его голоса, такого хриплого и серьезного, постарался запомнить его. Я теперь узнаю этот голос и, следовательно, узнаю человека. По цвету неба я видел, что Перфекто и Гектор уже добрались до машины. Долина заполнилась светом: они с шумом двигались по каньону, выпуская в ночь струи плазмы. Когда они приблизились, Перфекто сказал в микрофон: - Анжело, заметил последнего самурая? - Нет, - ответил я. - Мы на твоем повороте замедлим скорость. Прыгай и садись за пушку. Стреляй в любое укрытие, где может находиться человек. - Si, - ответил я. Смотрел, как освещается каньон. Когда машина приблизилась, я повесил ружье на спину, вскочил и выбежал на открытое место. Они вылетели из-за угла на скорости в 60 километров, потом затормозили. Я ухватился за поручень, забрался в машину, и мы снова двинулись на полной скорости. Вел машину Гектор. Я сел за пушку и начал разряжать плазму в скалы и деревья. Подъем по каньону отличался от спуска. Плазма хорошо освещала склоны. И снег не летел в лицо, ухудшая видимость. Слышен был только рев двигателя и "вуфт, вуфт" плазмы. Мирная тишина. Тишина напомнила мне об остальных. Они, наверно, уже отключились. "Мавро, вероятно, бродит по помещению и улыбается", подумал я. Мавро по-своему хорош, он очень крепок и вынослив. Он мне говорил, что переработанные водоросли три раза в день для него все равно что роскошный банкет после однообразной еды, которой кормила его подруга только неделю назад. А что касается тяжелых тренировок, то Мавро хвастал, что в детстве, когда он грабил пьяных и наркоманов, ему приходилось труднее. Люди на корабле хорошо на него реагировали. Он мог войти в комнату, полную раздраженных и недовольных, и через минуту - а он все это время хвастал и курил сигару - они начинали смеяться над своим недовольством. Может, именно эта его способность помогла ему уговорить наемников захватить станцию Сол, чтобы помочь старику убийце уйти от полиции? Мы почти добрались до того места, где впервые столкнулись с этой горой, когда увидели ябадзина. Мы неслись прямо на дерево, и Гектор со стоном качнулся вперед. Перфекто закричал: "Прыгай!" и начал поливать плазмой сосну на склоне каньона. Я нырнул в снег и сел, а машина в это время столкнулась с деревом. Сосна, в которую стрелял Перфекто, вспыхнула по всей длине гигантским факелом. Самурай бежал вверх по склону, подальше от открытого места. Я снял ружье и включил прицел. Голубое пятнышко побежало по поверхности следом за ним. Он оглянулся, увидел пятно на снегу, развернулся и выстрелил. Я отскочил. Бедро нагрелось, сюда пришелся его выстрел. Я снова отскочил. Перфекто сказал: - Я его достал! Я остановился. Перфекто сидел на корточках возле машины, держа ружье в руке, и нажимал на курок. Самурай не бежал, он бешено вертелся, так что Перфекто не мог прожечь его защитный костюм. Я выстрелил в ябадзина, чтобы заставить его подпрыгнуть. - Забей его до смерти! - крикнул я. - Неплохая мысль, - сказал Перфекто. Он встал и медленно пошел вверх по склону. Я продолжал стрелять, и самурай бросил ружье, которое мешало его танцу. Время от времени он делал шаг вниз, навстречу Перфекто. Когда Перфекто оказался в десяти метрах от самурая, тот прыгнул на него. Перевернувшись в воздухе, он ударил Перфекто в грудь. Перфекто увернулся и обрушил свой кулак на спину самурая. Защитная перчатка загремела. Самурай скользнул почти к основанию подъема. Он начал вставать, и я снова выстрелил в него, надеясь оглушить, но поторопился, и выстрел пришелся в склон за ним. Перфекто прыгнул к нему вниз. Самурай еще не успел встать и казался ошеломленным и потерявшим равновесие, но когда Перфекто оказался рядом, самурай ударил его в челюсть. Удар подбросил Перфекто в воздух. Перфекто упал на спину. Я выстрелил в самурая, но он снова завертелся, направляясь ко мне. Мои надежды на премию быстро рассеивались. Я побежал к застывшей машине и сел за пушку. Перфекто крикнул: - Я беру его! Я вовремя повернулся, чтобы увидеть, как Перфекто напал на самурая сзади. Мгновение виднелась только путаница защитного вооружения. Перфекто крикнул гневным задыхающимся голосом: - Стреляй в нас! Стреляй! Его шея громко щелкнула, и оба тела начали подниматься. Они понеслись ко мне. Ябадзин нес Перфекто перед собой, используя его тело как щит. По тому, как болтались руки и ноги Перфекто, я видел, что он мертв. И понял гнев Перфекто в этот последний момент, его сознание своей беспомощности. Я послал поток плазмы в ноги ябадзину, потом в руку, сжимавшую горло Перфекто. Защита не выдержала температуры на таком расстоянии, и плазма прожгла руку. Я думал, он остановится, но он продолжал бежать, и я выстрелил в край шлема самурая, высовывавшийся из-за головы Перфекто. Плазма ударила в шлем и вырвала большой раскаленный кусок. Ябадзин прыгнул на поручень машины, и я увидел обгоревшую кость его ноги. Правая его рука безжизненно висела. Раскаленная плазма прожгла ее, оставив только часть до локтя и еще кусок мяса, свисавший с брони. Я смотрел на него и думал о всех своих смертях в симуляторе. И никогда мне не приходилось терпеть такую боль, как сейчас этому самураю. Я закричал и вцепился ему в горло. Здоровой рукой он ударил меня в шею, разбил мою защиту и выбросил меня из машины. Я задохнулся и понял, что у меня разорван пищевод. И пока я медленно задыхался, самурай сидел на поручне машины и смотрел на меня, потом набрал снега и прижал к остаткам своей ноги. Когда я отключился, Перфекто с трудом выбирался из своего костюма. Он ударил шлем о стену, пинком сбросил поножи. Он тяжело дышал, глаза его налились кровью от гнева, и я ни за какие деньги не стал бы подходить к нему. Нервы мои сдавали, но я чувствовал себя счастливчиком. Все мои смерти в симуляторе в этот день оказались легкими. Завала ждал у двери. Кейго терпеливо сидел на своем помосте, окруженный наемниками. Он ждал, когда мы уйдем, чтобы подключить их. Я снял костюм, повесил его на стену и вслед за Перфекто и Завалой вышел из боевого помещения. Перфекто смотрел на пол и стены, отводя взгляд от освещенных панелей потолка. - Ты на меня сердишься? - спросил я. - На тебя? За что? - За то, что мы проиграли схватку. - Нет, - ответил он. Голос его звучал относительно спокойно. - Я сержусь, потому что думаю, что самураи жульничают. Они помещают нас в такие ситуации, в которых мы не можем выиграть. Не дают нам ни одного шанса на успех. Я сражался с этим самураем врукопашную: человек не может быть так силен. - Ты должен помнить, что он полтора года тренировался при ускорении в 1,5 "g", - сказал я. - У него было достаточно времени, чтобы усовершенствовать свое мастерство и стать сильным. - Может быть. Но я все равно думаю, что они жульничают. Симулятор увеличивает их силу и сокращает время реакции. Как будто они должны победить любой ценой. Завала скептически посмотрел на нас, хотел что-то сказать, но промолчал. Я подумал о самураях в симуляторах. Если они работают по восемь часов, могут ежедневно участвовать в двадцати стычках. Никто не может выдержать пытку двадцати смертей в день. Возможно, они жульничают. Но у них есть для этого основания. Мы поднялись по лестнице. Гарсиа и Гектор со своими группами были в нашей комнате. Гарсиа оказался меньше и старше, чем я ожидал, внешне робкий сероглазый человек, он постоянно менял положение рук, словно не знал, куда их девать. Я некогда был знаком с женщиной, у нее была деформирована рука, и она таким образом скрывала свое уродство. Я внимательней посмотрел на руки Гарсии: на ладонях белые шрамы и еще по шраму на запястье. Очевидно, Гарсиа играл роль Иисуса Христа в обряде какой-то секты и был распят. По этим признакам я определил, что он из Венесуэлы: там особенно распространены такие обряды. Рослый химера держал старую гитару и негромко наигрывал. Мелодичные звуки заполняли комнату. Он запел старую боливийскую любовную балладу о женщине с большими грудями. Кое-кто набрался смелости, чтобы слегка улыбнуться. Мавро раскрыл мой ящик, и все уставились на бутылки. Очевидно, все готовились праздновать победу, теперь же приходилось поддерживать видимость бодрости. Мавро сказал: - А вот и человек, которому принадлежит эта выпивка. Можно начинать вечеринку! - Он передавал бутылки с виски "Флора Негро", и все принимали их с благодарностью. Мавро дал бутылку и мне, и я сделал глоток. Слишком скоро после симулятора: горло сжалось, и мне пришлось выплюнуть виски на пол. Посетители разглядывали нашу комнату, словно средневековые крестьяне, впервые попавшие в замок. Обычные казармы на корабле не так просторны. Все одобрительно загудели. - Как легко помешать красть вещи, если есть хорошая комната и такой сундук, - сказал кто-то. Я почувствовал беспокойство из-за того, что эти незнакомые люди завидуют мне. И видел, что Перфекто испытывает то же самое. Он посмотрел на голубые линии на полу, заметил, что их стерли ногами посетители, не обращающие внимания на наши территории, и от этого нервничал. Мы лежали на койках, сидели на полу, пили и курили, со всех сторон обсуждали нашу ускользнувшую победу, хвастали, как хорошо мы справлялись. Мигель и я убили по два самурая. Мавро наградил нас бутылкой сухого вина. К этому времени я выпил полбутылки виски, и оно не совместилось с предыдущей выпивкой, и скоро мне стало казаться, что алкоголь прожег мне в животе дыру. Разговоры превратились в сплошной гул. Голова отяжелела, лицевые мышцы стали жидкими, как расплавленный пластик. Я сидел на койке, свесив голову, и представлял себе, как моя верхняя губа течет по зубам. Скоро она потечет по подбородку. У человека в ногах моей кровати оказались проблемы с газами, он начал пукать. Каждый раз как он пукал, кто-то говорил: "Кажется, лягушка квакнула", и мы все смеялись. Я хотел спать, но мысли мои все время возвращались к Мартинесу, тому самому человеку, который выдал себя за адъютанта Гарсона. Я закатал матрас, столкнув при этом пару спящих гостей, достал биографии и вышел в коридор, чтобы позвонить всем, кто сел на корабль на станции Сол. Выпивка почти ослепила меня, и мне трудно было читать коды комлинка. Когда все отозвались, я сказал: "Лягушка" и отключился. У двоих оказались низкие серьезные голоса, настолько похожие, что я их не различал: Альфонсо Пена и Хуан Карлос Васкес. Я внимательно прочел их биографии. Строчки написаны словно на биллиарде, едва различимом сквозь густой туман. Прочитав что-нибудь, я должен был долго думать, чтобы понять смысл прочитанного. Альфонсо оказался рослым человеком, работавшим в мастерской по ремонту прицельных систем оружия, использующего элементарные частицы. Как можно отремонтировать прицел элементарных частиц? Чем он действительно зарабатывал на жизнь? Этого я не знал. Не знал, и умеет ли он чинить эти самые прицелы. Хуан Карлос оказался водопроводчиком, бежавшим из Аргентины, это был киборг с серебряным лицом со станции Сол. Его работа мне понравилась. Водопроводчик - это понятно. Что-то такое, что легко удерживается в сознании. Достаточно сказать: "Вот этот человек водопроводчик", и все поймут, что ты имеешь в виду. Вообще если бы кто-нибудь прошел по коридору, я бы ему сказал: "Хуан Карлос водопроводчик". Помню, как я пытался прочесть язык его телодвижений на станции Сол. Он казался совершенно спокойным. "Но, может быть, подумал я, этот пес всегда спокоен, когда планирует убийство". Он аргентинец. Это плохо. Именно в Аргентине никитийские идеал-социалисты впервые захватили власть. К тому же он киборг, хотя и не военной модели. Джафари возглавляет разведку киборгов в Объединенной Морской Пехоте. Так что все имеет смысл: Хуан Карлос киборг, аргентинец и убийца. И водопроводчик. Я пошел по коридору, чтобы отыскать его и убить. Но через двадцать метров увидел лестницу, ведущую к шлюзу, и вспомнил, что мне до него не добраться. Я решил рассказать своим компадрес о том, что узнал, но вначале мне захотелось выпить, поэтому я сел и оглянулся в поисках своей бутылки с вином, потом вспомнил, что оставил ее в комнате, и уснул. Чуть позже меня разбудил Сакура. Он наклонился ко мне и тряс за плечи. Ниже по коридору два служебных робота мели пол. - Слушай, ты не болен? Спой для меня гимн корпорации - от всего сердца. Мотоки Ша Ка! Покажи свою благодарность Мотоки! Он громким голосом строчка за строчкой пел гимн. Он застал меня в одиночестве и беспомощным, поэтому пришлось ему подпевать. Гимн был спет. Я сидел и смотрел, как он спускается по лестнице в поисках другой жертвы. В коридоре было тихо, негромко гудели моторы обслуживающих роботов. Я неожиданно замерз, и произошло нечто странное: я ощутил чье-то присутствие в коридоре, присутствие какого-то невидимого существа. Призрак Флако. И хоть я его не видел, я был уверен, что он здесь. Я чувствовал, что он идет по коридору ко мне, потом проходит к лестнице. Тут он остановился и посмотрел на шлюз, как бы показывая, что хочет найти Хуана Карлоса. Я знал, что на меня, за то что я позволил его задушить, он не сердится, но хочет отомстить своим убийцам. Убить друзей Джафари. Волосы у меня на затылке встали дыбом. Что-то подобное я испытывал, когда собирался оставить Тамару, - чувствовал присутствие ее духа, но на этот раз чувство гораздо сильнее. Разумом я понимал, что никакого призрака нет. Психологи доказали, что люди видят призраков в ответ на сильный стресс: смерть любимого человека, трагическое происшествие. И, конечно, в последние несколько дней я испытал такой стресс. Но ощущение присутствия Флако было сильнее логики. Я встал и побежал в нашу комнату. Добежав до нее, я постарался собраться. Глупо, если увидят мой страх. Я вспомнил вечер в маленьком курортном городке Сьерра Мадрес вблизи Мехико. Вечер был прохладный, воздух неподвижен, и я решил пройтись. Выйдя из-за угла своего отеля, я увидел у входа серебристую человеческую фигуру. На мгновение я испугался, решив, что это призрак, но привидение тут же растворилось, и я понял, что это такое: кто-то стоял тут несколько мгновений назад, воздух вокруг тела нагрелся, а когда человек вошел в дверь, теплый воздух остался. И мои протезы-глаза увидели этот воздух в виде туманной фигуры. Странное происшествие, больше оно никогда не повторялось. Но вот этот случай с Флако - это что-то совсем другое. Я не видел Флако, только чувствовал его. Я услышал, как за дверью кто-то говорит: - Ты... ты не мможшь.. слишкм много от него ожидать... - говорит химера, по-моему, Ноэль... - он старик. - Мы всегда проигрываем из-за него. - Голос Мавро. - Да, - сказал один из людей Гектора. - Если бы Анжело удд...дарил этого п...ппследнего самурая... пп...просто толкнул его, плазма могла бы... пробить его. Пробить ему ногу. И что? Мы победили бы! Я распахнул дверь. Те, кто еще был трезв, повернули ко мне головы. 7 Мигель, химера из группы Гарсиа, сидел в комнате спиной ко мне. Мигель заплыл жиром, и него бочкообразная грудь и невероятно толстая шея. Когда я вошел, он резко повернул свою лысую голову, чтобы видеть меня, у него светло-голубые глаза, как у совы, и это меня удивило. С такой толстой шеей он не может быть таким подвижным. Я знал, что люди в комнате говорили обо мне, но не понимал, на кого сердиться, - кроме Мавро. - Вот в чем наша проблема, - продолжал Мигель, возвращаясь к обсуждению. Голос его звучал твердо, хотя глаза блестели. - Мы всегда недооцениваем этих ябадзинов. Когда мы воевали с социалистами, они не были лучше нас. Они никогда не участвовали в настоящей войне. Но эти самураи тренируются в боевом искусстве всю жизнь. Я был сердит на Мавро. Указал на него. - Ты... ты гг...говорил нехх...хорошие вещи обо мне. Я сс...лышал, как ты их гг...говорил. Гарсиа повернулся и сказал: - Мы не говорили о тебе, дон Анжело. Ты вообразил себе это. Мы говорили о ябадзинах. Перфекто считает, что они следят за нашими разговорами в симуляторах - хотя наши искажающие устройства делают это в реальной жизни невозможным. Но я не согласен: даже если они заранее знают наши планы, это не объясняет их поразительного боевого мастерства. Я как раз говорил, что, только упражняясь всю жизнь, можно достичь этого. - Его невинный тон заставлял меня ему поверить. Я посмотрел на него и смутился. Должно быть, я все-таки ошибся, когда решил, что Мавро говорит обо мне недоброжелательно. Пересек комнату и сел на койку Абрайры. Один из людей Гектора спал на койке, но он прижался к стене, и у меня было достаточно места. Завала рассмеялся, и все повернулись к нему. - Ты надо мной смеешься? - спросил я. - Издеваешься надо мной? - Я смеюсь над вами всеми! - ответил Завала. - Какие умники! - насмехался он. - Вы удивляетесь, почему самураи бьют вас. Говорите: "Они бьют нас, потому что жульничают. Бьют, потому что они сильнее! Бьют, потому что учатся стрелять, еще когда сосут грудь матери! И говорите эти глупости, будто они имеют значение. Так всегда с вами, умниками: вы считаете, что если говорите о чем-то, значит понимаете. Вы не видите того в ябадзинах, что очевидно: их духи сильнее наших. Они бьют нас силой своих духов. - Он рассмеялся. Вообще он был очень напряжен и казался самым трезвым в комнате. - Ага. Я таких встречал, - сказал Гарсиа. - Ты не веришь в силу разума. Держу пари, твой отец был деревенским колдуном. - Проиграешь! - сказал Завала. - Мой отец был фермером и ничего не понимал в магии. - Тогда держу другое пари, - сказал Гарсиа. - Держу пари, что если мы изучим вопрос, найдем причину, почему самураи всегда побеждают нас. Завала склонил голову набок, почесал затылок серебряным пальцем своей искусственной руки, словно стараясь вспомнить, о чем идет речь. - Хорошо. На что спорим? На миллион колумбийских песо? Гарсиа удивленно раскрыл рот. Очевидно, он говорил фигурально и не хотел спорить. Немного подумав, он сказал: - У тебя есть миллион песо? Завала кивнул. Миллион песо равен примерно двум тысячам стандартных международных денежных единиц, очень большие деньги для такого крестьянина, как Завала. - Хорошо, - сказал Гарсиа. - Тогда я ставлю миллион песо, что мы узнаем, почему они бьют нас. - Не так быстро. - Завала улыбался, словно делал очень хитрое предложение. Такую же улыбку я видел на лице человека, владельца господня цыпленка. - Ты так уверен, что выиграешь. Ты должен дать мне фору. - Что за фора? - Я ничего от тебя не хочу, сеньор Гарсиа, - сказал Завала. Он указал на меня пальцем. - Но если я выиграю, я хочу, чтобы мне заплатил дон Анжело. Мне нужны антибиотики, чтобы убить гниль. Я не стал бы этого говорить, но дон Анжело отказывается дать мне лекарство. Если бы у меня был амиго и он заболел, я ему дал бы лекарства. Но дон Анжело не дает. И никто не дает. Гарсиа выслушал это обвинение. - Что скажешь, дон Анжело. Сколько стоят твои антибиотики? - Примерно пятьдесят тысяч песо. - Если мы выиграем, я заплачу тебе двести тысяч песо, - предложил Гарсиа. - Договорились? Завала не мог выиграть. Я кивнул. - Мы заключаем пари, Завала, - сказал Гарсиа. - Но я должен спросить: что значит выиграть это пари? Завала вздохнул и обвел взглядом комнату. Подобно индейцам чакой в их изолированных деревушках, он не привык к логическому мышлению. Он не сможет сказать, каковы доказательства выигрыша пари. Заговорил один из людей Гектора, маленького роста, по имени Пио, тот самый, что играл на гитаре. - Как пп...роверить, чей дух лучше? Мы духов не видим. Духов. Я бы хотел их видеть. - Но дон занимался морфогенетикой, он знает генетику, - сказал Гарсиа. - Мы можем попросить его сопоставить генные карты самураев с генными картами химер. Слово Анжело как специалиста убедит тебя, Завала? Я начал возражать. Не хотел вмешиваться в их спор. Завала некоторое время смотрел на меня. - Si. Я поверю слову дона Анжело. Гарсиа продолжал: - Хорошо. И мы, вероятно, можем узнать, в каком возрасте самураи начинают тренироваться, верно? И узнаем, больше ли они тренируются, чем мы. Надо найти библиотеку. Есть ли на корабле библиотека? Мы посмотрели друг на друга и пожали плечами. Мигель, химера Гарсии, тот самый, с толстой шеей, странно смотрел на меня, его голубые глаза напоминали лед. На его лысой голове блестел пот. Я заметил, что у него небольшие усы фу манчи. И общее впечатление пугающее. Отвратительно. - Si. Ниже по лестнице есть библиотека, - сказал Завала. - К тому же медицинские компьютеры располагают хорошими биографиями, - заметил я. - Может, у них мы узнаем, когда самураи начинают тренироваться. - Но как мы решим, кто выиграл пари? - спросил Гарсиа. - Конечно, ты не думаешь, что самураи на самом деле тренируются всю жизнь, но в каком возрасте они должны начать? Химера Мигель по-прежнему смотрел на меня. Зрачки его расширились и стали похожи на мексиканские монеты в пять сентаво. Лицо его расслабилось, нижняя челюсть отвисла. Он, казалось, совершенно не замечает происходящего в комнате. Выглядел он очень больным. Отвратительным. Я подумал, что с ним такое. И решил: слишком много выпил. Завала ненадолго задумался. - Мальчик становится мужчиной, когда у него отрастают лобковые волосы, верно? Не думаю, чтобы самураи начинали тренироваться до этого. Гарсиа ответил: - У одних лобковые волосы вырастают в десять, у других в шестнадцать. Будем щедры, установим срок в пятнадцать лет. Если самураи начинают тренировки раньше этого возраста, ты проиграл. Завала посмотрел в угол комнаты, ничего не видя. Он, казалось, в трансе, ищет источник духовного знания. - Я согласен, - отвлеченно сказал он. Химера Мигель закрыл рот и пополз по полу ко мне. Его зрачки снова сузились, и он выглядел бы нормально, если бы не струйка пены из рта. - Остается еще одна проблема, - сказал Гарсиа. - Мы должны узнать, жульничают ли самураи в симуляторах. Кто-нибудь может прорваться к компьютеру и выяснить это? Все покачали головами. Никто не сможет пробиться сквозь защиту корабельного ИР. Мигель дополз до кровати и сидел на полу рядом со мной. Он похлопал меня по ноге, потом прижался к ней свой лысой головой, как старый пес к хозяину. Я понял, что он привязался ко мне. Я видел начало этого процесса. И ощутил пугающее чувство власти и ответственности. - Тогда, боюсь, нам остается только одно, - сказал Гарсиа. - Напасть на самураев и проверить, насколько они действительно сильны и быстры. - Но у них мечи, - заметил Пио. Гарсиа усмехнулся. - Добровольцы есть? Мавро сидел на своей койке, прислонившись к стене, и как будто спал. Голова его качнулась вперед, и он сказал: - Я обезоружу одного, если кто-нибудь его побьет. - Браво, - сказал Гарсиа. - Есть добровольцы? - Я вспомнил, какие они большие, самураи, большинство по два метра ростом и весят по 140 килограммов. Мысль о нападении на такое чудовище устрашала. Один из четырех все еще не спавших химер сказал: - Я! - Дело подождет, пока мы не протрезвеем, - сказал Гарсиа, и все согласились. - Пойдем сегодня вечером, после боевой тренировки. Те гости, что могли добраться до своих комнат, ушли, но большинство провело день у нас. Спали, пока не выветрилось опьянение. Я один пообедал в столовой на четвертом уровне. Сидел рядом с Фернандо Чином, ксенобиологом из Боготы. Он говорил с остальными о птицах, которых я видел высоко в атмосфере в симуляторе. Чин сказал, что больших птиц называют опару но тако - опаловые воздушные змеи, а маленьких - опару но тори, опаловые птицы. И я понял, почему их так называют: когда вечернее небо полно пыли, хотя на западе оно пурпурное, а на востоке сине-коричневое, когда мерцающие лучи играют на крыльях опару но тако на фоне более темного неба, кажется, что по всему небу до горизонта рассыпаны опалы. Меня больше интересовали воздушные змеи, которые живут высоко в атмосфере, и Чин рассказал, что они вылавливают в воздухе пыль и воду и жгутиками направляют их в ротовое отверстие и в желудок; там все это попадает в сумку, где размножаются бактерии. Именно ими опаловые воздушные змеи и питаются. Разновидности опаловых воздушных змеев легко определяются по цвету, так как они питаются разными бактериями. - Они очень красивы, - сказал я, - на закате. - И полезны, - заметил Чин. - Без них на Пекаре нельзя было бы жить. Их в воздухе так много, что они образуют термальный слой, создающий тепличный эффект. Это согревает планету. И каждые семь лет солнце Пекаря увеличивает яркость, еще больше подогревая планету. Когда это происходит, начинаются сильные бури - на Земле таких никогда не бывает, - и опару но тако не могут летать и падают с неба. И пока солнце греет сильно, они теряют способность к размножению. Если бы не они, колебания температуры были бы так велики, что погода никогда не стала бы стабильной. И за исключением узких береговых полосок Пекарь за несколько десятилетий превратился бы в пустыню. - Интересно. Разве тебе не кажется странным, что японцы назвали планету Пекарь? Английским словом? Чин рассмеялся. - В этом есть ирония. Английский корабль обнаружил Пекарь, пролетая мимо. В это время на планете была буря, солнце как раз увеличило яркость. Сенсоры корабля зарегистрировали планету как лишенную жизни. Решили, что на ней настоящий ад, и назвали Пекарь. Позже японцы вторично открыли планету и поняли, что на ней можно жить. Но сохранили название, потому что в японском языке нет слова для понятия "пекарь". Мне кажется забавным, что нынешние жители планеты отвергают западный образ мысли и идеи, но сохраняют английское название своей планеты. Я улыбнулся. За последние несколько дней все вокруг изображали из себя специалистов по географии, населению и фауне Пекаря, все часто говорили о таких вещах. Я не доверял их сведениям. Но Чин показался мне достаточно образованным. У меня не было настоящих друзей на корабле: Перфекто повиновался мне, словно я его хозяин, и это меня угнетало; Абрайра предпочитала держаться на расстоянии. Несколько раз я пытался завязать разговор о ее прошлом и узнал, что хоть Абрайра жила во многих местах и знала многих людей, она ни о чем не говорила со страстью. Она проживала в этих местах, но никогда не жила в них. И никогда не проявляла никаких эмоций. Такие люди меня пугают, и я решил избегать ее. А больше никакого кандидата в друзья я не видел. Поэтому, встретив Чина и увидев, что он умен и образован, я подумал, что мне нужен такой друг. И я сказал: - Наверно, ты счастлив, что летишь на Пекарь: для ксенобиолога это хорошая возможность. - Да, - согласился Чен. - Это мечта всей моей жизни! Я получил свой докторский диплом за диссертацию о животных Пекаря, объединяющих экзо- и эндоскелет. На Пекаре это обычное явление. Никогда не думал, что смогу оплатить полет на Пекарь. Но потом услышал об этой работе. Я спросил: - А тебя не тревожит, что корпорация Мотоки считает осуществление геноцида условием найма? Он пожал плечами и махнул рукой. - Вовсе нет! Уничтожая ябадзинов, я помогаю восстановить природную экосистему планеты. Какая разница, если умрет несколько человек? Такой образ мыслей вызывал у меня тошноту, и я ушел от него. К вечеру мы набрались сил для боевой тренировки и направились к симулятору. В ушах у меня звенело, голова кружилась. Слишком скоро после выпивки я поел, и вот расплачиваюсь за это. Во время первого сценария толчки машины на скалистой дороге заставили меня вырвать в шлем. За десять минут тренировки нас убили дважды, а в следующие четыре симуляции мы были так слабы и истощены, что всячески избегали ябадзинов. От постоянных приступов боли у меня онемело лицо и желудок сжался узлом. Худшая из всех тренировок. Мы уходили потрясенные. Позже тем же вечером к нам зашли Гектор, Гарсиа и еще шестеро. Мигель обрадовался, увидев меня; он все время хлопал меня по спине и говорил: - Могу я что-нибудь для вас сделать, сэр? Он забывал, что у меня нет никакого звания. Я узнал, что на тренировке им повезло не больше, чем нам: все они были бледны и похожи на трупы. Мы все вместе отправились в лазарет за таблетками от похмелья, а также чтобы решить вопросы пари. Дежурный санитар в лазарете, маленький жилистый человек с длинными волосами и редкой бородкой, стоял у входа и смотрел на него так, словно он ведет в банковский сейф. Мавро постарался разговорить его, предложил ему сигару. Он рассказал о пари с Завалой и о том, что нам очень нужен компьютер - "совсем немного информации". Но санитар оказался одним из тех воинственных типов, которые отрицательно качают головой еще до того, как вы выскажете просьбу. Мигель вопросительно взглянул на меня. Я был в плохом настроении и не желал заниматься мелочами. Кивнул, и Мигель схватил санитара за горло, поднял в воздух, и мы прошли в лазарет. Мигель отнес санитара к ближайшей трубе для выздоровления и начал засовывать в нее. Мы опасались, что санитар по комлинку вызовет охрану, поэтому я подошел к операционному столу, где висела газовая маска, надел ее на санитара и анестезировал его небольшой безвредной дозой окиси азота. Дал маску Гектору и велел ему каждые несколько минут давать газ, чтобы санитар не пришел в себя. Потом мы сели за компьютер и запросили информацию о японцах. Их на борту корабля оказалось двенадцать сотен, и почти все числились самураями. Мы запросили, кто из самураев недавно подключался к симулятору, и компьютер перечислил несколько сотен имен. Мы выбрали наобум двоих - Анчи Акисада и Кунимото Хидео - и затребовали их генетические карты. Я попросил компьютер выделить генетические усовершенствования и откинулся в кресле. Данные об усовершенствованиях появились не сразу: хромосома 4, систрон 1729, сообщает добавочную прочность стенкам кровеносных сосудов; хромосомы 6 и 14 мешают прекращению выделения гормонов роста. Хромосома 19, систрон 27, вовлекает в метаболизм жировые клетки, и потому самураи на пустой желудок действуют эффективнее обычных людей. Всего мы насчитали пятьдесят небольших усовершенствований, все не очень новые, а большинство даже такие старые, что прекратилось действие патента их изобретателя. Я сделал распечатку биографий этих двух самураев и отдал ее для изучения Гарсиа. - Хотите пройти генное сканирование? - сказал я химерам. Мне хотелось посмотреть на их карты. На Земле запрещена генная инженерия у людей, за исключением лечения наследственных заболеваний, и информация о работах на Чили никогда не публиковалась. - Я хочу увидеть свою, - сказала Абрайра. Я вызвал ее карту и удивился: первый найденный мной искусственно созданный ген оказался длиной в 48000 нуклеотидов - в тысячу раз длиннее искусственных нуклеотидов, которые были когда-либо вживлены в человека. Этот ген передавал кодированную инструкцию для производства мышечной ткани, значительно отличающейся от миозина, протеина, обычно используемого в бороздчатых мышцах; новый протеин оказался очень сложен, и у него не было названия. Компьютер просто назвал его по имени пациента, указал, что его создатель - исследовательская группа компании Роблз, а также показал схематическое изображение новой мышечной нити: в отличие от столбообразной формы, типичной для людей, у нее по поверхности проходил спиралевидный бугорок. Как будто вокруг карандаша обернули пружину. Введение нового протеина как основы мышечной ткани человека должно вызвать множество проблем. Какая стимуляция необходима для мышцы, чтобы она начала сокращаться? Какие химические вещества стимулируют сокращение? Как будет мышца расслабляться? Как мышечный метаболизм превращает химическую энергию в физическую? Вопросы казались очень сложными, но, изучая карту, я обнаружил, что ответ прост. Эта мышца разлагает АТР - трифосфат аденозина, как и обычная человеческая мышца. При более внимательном рассмотрении новый ген оказался очень похожим на ген миозина, к которому добавлено несколько тысяч нуклеотидов. Спираль на поверхности мышцы выделяла большое количество нового энзима, который стимулирует разложение АТР; поэтому мышца сокращается быстрее и легче, чем у людей. И к тому же сокращение происходит полнее. Мысль о преобразовании самой мышечной клетки, чтобы сделать мышцу более эффективной, казалась мне пугающей. Как могли в компании Роблз проработать много тысяч вариантов, чтобы найти единственный, дающий нужный эффект? Откуда они могли знать, какой результат получат? Но это лишь первое из усовершенствований Абрайры. Карты показывали сотни других: сеть кровеносных сосудов лучше снабжала мозг, который увеличился на двести граммов. Преобразование зубов, в ходе которого были убраны клыки, давало возможность сильнее укусить, быстрее и тщательнее пережевывать пищу. Более длинные кишки и легкая проницаемость их стенок для питательных веществ давали Абрайре возможность удовлетворяться половиной той пищи, которая требуется нормальному человеку. Хрящ у нее эластичней обычного, таз легче расширяется при родах; и она никогда не сможет сломать себе нос. Я удивился, обнаружив, что устройство ушей у нее лишь слегка отличное. Многие усовершенствования потребовали замены всего лишь одного-двух нуклеотидов в генах, они изменяли размеры и функции органов, и изменения казались незначительными, почти поверхностными; другие же требовали добавления многих сотен тысяч нуклеотидов в целые семейства генов. Но каждое усовершенствование проводилось очень тщательно, и обдумывались все последствия. И если посмотреть на все в целом, становилось очевидным: все изменения направлены на создание совершенного человека. Лучший известный мне генетический инженер по сравнению с этими учеными из "Роблз" - всего лишь лудильщик. Даже если человек проживет еще два миллиона лет, он не станет таким совершенным, как Абрайра. С каждым новым усовершенствованием во мне росло уважение к ней как к организму. Я чувствовал себя так, словно слушаю симфонию, не музыкальную, а такую, которая разыгрывается на человеческих генах, но только я в нашей маленькой группе мог понять ее красоту и совершенство. Я вспомнил шутку о химерах, прочитанную в одном медицинском журнале. Тогда боялись тех изменений, что люди Торреса производили в организмах. В шутке говорилось: "Когда Бог создал человека, он сделал это хорошо. Когда генерал Торрес создал человека, он сделал его еще лучше". Мне показалось ироничным, что в этой шутке больше правды, чем подозревал ее автор. В углу Гарсиа и Завала изучали биографии самураев. Они заржали. Очевидно, оба самурая начали посещать занятия академии Контани в возрасте шестнадцати лет, и это военная академия. Завала утверждал, что он выиграл пари, так как самураи начинали свое обучение в 16 лет. Но Гарсиа заметил, что каждого из них учили еще ребенком - и учителя-люди, и ИР, и многие курсы имеют прямое отношение к военному делу, хотя сами по себе они не военные. Например, гимнастические тренировки и самозащита неоценимы в боевой обстановке. Все приняли участие в споре, и Гарсиа проиграл, потому что ему пришлось признать, что дети по всему миру занимаются гимнастикой и учатся обороняться. Пока они спорили, я нашел кое-что заставившее меня призадуматься: хромосом 4, систрон 2229, давал указание нейроглическим клеткам в коре головного мозга вырабатывать протеин, названный просто "модификатор поведения 26". По структуре этот протеин очень напоминал преграду в передаче нервных импульсов, вызывающую биогенетическую социопатию. Инженерам "Роблз" понадобилось изъять всего две аминокислоты. "Роблз" явно стремился понизить способность Абрайры сочувствовать другим, но сочувствие необходимо для выживания вида. Мать должна заботиться о детях, чтобы они дожили до зрелости. И инженеры "Роблз", очевидно, знали, что совсем устранять эту особенность нельзя. Мне не понравилось, что они стремились ее уменьшить. Я запросил у компьютера сведения о модификаторах поведения и обнаружил их несколько. Семь из них были обозначены номерами патентов. Я понятия не имел, каков их эффект, потому что это за пределами моей области. Но я нашел один патент на семейство генов, разработанный не в "Роблз"; он был создан Бернардо Мендесом, и так как я знал о его работах в области инженерии биологического территориализма, я по ранней дате патента смог предположить природу модификации - биогенетический территориализм химер усиливался, чтобы они более склонны были к соперничеству. Это объясняло, почему Перфекто провел линии на полу, чтобы никто не покушался на его территорию. Я вспомнил слова Абрайры, что химеры для аргентинцев не опасны, пока те остаются в пределах своей страны, и это имело смысл: если химеры считают, что нарушается их территория, они сходят с ума от ярости. И из-за своей социопатии они, не задумываясь, уничтожают нарушителей. В прошлом я не обращал внимания на линии Перфекто. Теперь я решил избегать его территории, чтобы он не надумал сломать мне ноги. Мне пришло в голову, что химеры являются антитезой социалистам: вместо того чтобы уничтожать территориализм человека, Торрес решил усилить его. Может быть, Торрес создал химер специально, чтобы противостоять бактериологической войне, которую, по слухам, собирались начать социалисты. Однако это казалось маловероятным. Торрес начал свою работу за десять лет до того, как социалисты приступили к преобразованию своих народов. По крайней мере я задолго до этого слышал о работах Торреса. И я подумал: кого собирался создать "Роблз"? Совершенного человека или совершенного солдата? Кончив с модификациями поведения, я снова обратился к физическим усовершенствованиям. Список их казался бесконечным. Несколько человек за это время заглядывали в лазарет за лекарствами, и мне приходилось отрываться и обслуживать их. Это заставляло меня беспокоиться. Рано или поздно кто-нибудь спросит, что мы тут делаем. Примерно через два часа я попросил компьютер напечатать все материалы об Абрайре, потом сказал своим компадрес: - Я хотел бы изучить эти генные карты дома. Но эту часть пари мы, пожалуй проиграли. Химеры генетически, несомненно, превосходят самураев. Наши химеры должны быть сильнее, быстрее и умнее самураев. Завала улыбнулся. - Значит, я побил тебя в двух пунктах: самураи обучены не лучше нас и генетически не превосходят нас. - Насчет генетики может оно и так, а вот относительно второго я не уверен, - возразил Гарсиа. - Надо будет завтра утром сходить в библиотеку и разузнать о первых годах их тренировки. Если их курсы самозащиты включают тренировки в симуляторе, как наши, тогда я заберу твои деньги. - Гарсиа потянулся и зевнул: было уже поздно. Все согласились, что Гарсиа прав, и пошли из комнаты. Мигель задержался, стоя рядом со мной, как часто стоял Перфекто. Он явно хотел остаться со мной. Я похлопал его по спине. - Иди с Гарсиа, мой друг, - сказал я. - Хорошо служи ему. - Это был приказ, произнесенный негромко. Мигель посмотрел на меня печальными голубыми глазами и вышел, не сказав ни слова. Я видел, что он чувствует себя отвергнутым. Мавро, Перфекто и Абрайра остались. Я видел, что Перфекто смотрит на меня. Очевидно, он знал, что Мигель привязался ко мне. И расстроился из-за того, что я отослал Мигеля. Когда остальные вышли, Абрайра склонилась ко мне на плечо, ее шоколадные волосы коснулись моей щеки. Она сказала: - У меня вопрос, дон Анжело. Человек ли я? Я задумался. Вначале кажется очевидным, что она не человек. Тот, у кого такое количество усовершенствований, не может оставаться человеком. Как будто внешность служит у нее лишь плащом, под которым скрываются глубочайшие изменения. И, глядя в серебряную паутину ее глаз, я напомнил себе, что не должен считать ее человеком, не делать ошибки, относясь к ней как к товарищу. Это живое существо, столь же отличное от меня, как крыса отличается от собаки. Но если ее вопрос означает: "Могу ли я совокупляться с человеком и производить жизнеспособное потомство?" - а ведь именно это главный критерий того, принадлежит ли она к нашему виду, - вот тут я совершенно не уверен. Большинство усовершенствований, созданных "Роблз", незначительны и имеют исторические прецеденты, то есть они найдены у отдельных индивидуумов; следовательно, это черты бесспорно человеческие. Относительно конструкции молекул ее глаз я не был уверен. И попросил компьютер проверить, каковы будут результаты скрещения Абрайры и Гарсиа. К моему удивлению, результат оказался позитивным: ее потомки унаследуют поразительный процент - 98%! - усовершенствований. - Да, - сказал я ей. - О, - заметила она, - а я думала нет. Я думала нет. - Это звучало очень грустно, и я решил, что она разочарована тем, что осталась человеком, а не стала кем-то гораздо лучше. - Ну, не расстраивайся, - сказал Мавро. - Вспомни о всех великих людях, об Иисусе Христе и Симоне Боливаре. Этой ночью я долго лежал без сна, думая о сражениях, через которые мы прошли; в каждом из них мы потерпели поражение. Я все еще дрожал после вечера, проведенного в симуляторе, и сцены схваток: вспышки плазмы, дугой изгибающейся в небе, мертвое тело, падающее у моих ног, - не давали мне уснуть. Но странное дело: хотя я был потрясен, я совершенно забыл об этом, изучая генные карты. Как будто тело решило отложить боль, пока не настанет время напомнить о ней. Я слушал неровное дыхание остальных и понял, что никто не спит, все испытывают то же, что и я. Постепенно дыхание Завалы и Мавро стало ровным, они негромко захрапели. Каждую ночь на корабле в той или иной форме Тамара вторгалась в мои сны. Будет ли она сниться мне сегодня? Пусть это будет мирным сном. Я очень хотел увидеть ее в мирном сне. Часто думал, где она, как выздоравливает. Гарсон о ней позаботится. Но потом я понял, что мне все равно. Умрет ли она. Будет ли жить. Что это для меня значит? У меня хватает своих забот. Почему я по-прежнему хочу отыскать ее, приласкать, словно она мой ребенок? Я начал погружаться в беспокойный сон, которому мешали какие-то звуки. Проснувшись, я сначала подумал, что это Перфекто заговорил во сне. Но он заговорил очень тихо, невнятно, без выражения, так что со стороны можно было подумать, что говорит он действительно во сне. Он сказал: - Я помню, когда тебе было шесть лет, ты ускользнула из поселка, чтобы поиграть с Нито Диасом и его братом. Они толкнули на тебя груду досок и ушли, оставили тебя кричащей. Они решили, что ты умрешь, и это показалось им забавным. И когда мы тебя нашли, ты была вся в крови. - Они были дети, - ответила Абрайра. Я не слышал, чтобы они так говорили. По ночам слышал только, как храпел Завала и Перфекто изредка звал во сне жену. Интересно, сколько таких ночных разговоров я пропустил. - А когда тебе было двенадцать и ты пошла к мессе, а священник выбросил тебя, он тоже был ребенком? - Это была его церковь. - Церковь Бога, - поправил Перфекто. - Я не стану напоминать тебе обо всем. Но я видел в новостях сообщения о том, как ты убила трех парней метисов. - Трех насильников. Полиции было все равно, что метисы сделали с химерой. - Ты изуродовала их тела. Это не просто месть. Это ненависть. Поиск. Почему ты отрицаешь, что ненавидишь людей? Тебе это ничего не дает. Я не прошу тебя сдержать свою ненависть к ним. Но не нужно ненавидеть себя за то, что ты одна из них. Абрайра издала сдавленный звук, словно всхлипнула. Я удивился: она всегда казалась такой сильной, лишенной эмоций. - Я не человек, - сказала она. - Мне никогда не позволяли быть человеком. И теперь я не буду человеком. - Значит, ты признаешь, что ненавидишь их. - Да. Иногда. - А меня? - спросил Перфекто. - У меня восемь детей от жены, а она человек. Я тоже человек. - Не играй со мной семантикой. Если ты рожден в пробирках поселка, ты химера. Таково единственное определение, по которому чилийцы охотились за нами после революции. Если бы ты отвез своих восьмерых детей в Чили, чилийцы убили бы тебя вместе с ними. - Это правда, - сказал Перфекто. - Но я говорю тебе все это, только чтобы подчеркнуть: разделительная линия между людьми и химерами очень тонка. Ты стоишь на этой линии и говоришь: буду химерой, а не человеком. Но выбор был сделан твоими создателями инженерами, сама ты не можешь его делать. Перфекто замолчал, и я ждал, что Абрайра будет спорить. И обдумывал услышанное: когда я пытался разговаривать с Абрайрой наедине, она рассказывала о местах, где жила, о людях, которых знала, со странным бесстрастием, никогда не говорила о любви или ненависти. Она эмоционально всегда оставалась на расстоянии, словно заключенная в янтарь. Ее невозможно коснуться, ощутить. И как в тот день, когда она делала жесты, обычные для возбужденной чилийки, я узнал, что, когда она проявляет эмоции, это игра, маска. Бессмысленные улыбки над глупыми шутками. Словно она хотела успокоить нас, показать, что в ее мире все в порядке. Меня инстинктивно отталкивало ее поведение, мне оно казалось ложным. Но теперь я понял, почему у нее такие фальшивые эмоции: с ней так жестоко обращались в прошлом, что она не хотела показывать нам, кто она такая на самом деле. И снова я удивился тому, насколько она человек: ведь 98 процентов изменений и усовершенствований будут унаследованы ее потомками. И тут, словно освещенную молнией, я увидел правду. Абрайра говорила, что химеры женщины создавались не для того, чтобы быть солдатами. Когда "Роблз" создавал Абрайру, инженеры не хотели получить ни совершенного человека, ни совершенного солдата. Они создавали совершенного производителя - машину, которая способна распространить созданные ими особенности среди населения. Я долгое время прислушивался, но Абрайра ничего не ответила Перфекто. Возможно, они услышали мое неровное дыхание, поняли, что я не сплю, и перестали разговаривать. Не знаю. Той ночью мне снилось, что я пытаюсь удержать ребенка, который цепляется за скалу высоко над обширным океаном с волнами медного цвета. В море множество мертвых чаек, они плавают на спинах, концы их крыльев поднимаются и опускаются на волнах. Маленькая девочка, которую я вижу так часто, цепляется за камень, глаза ее полны ужаса. Из царапин у нее на руках капает кровь, крупные капли падают в воду, и от них расходятся красные круги. И из каждого круга выскакивает самурай ябадзин, в своем красном вооружении, он начинает стрелять в меня плазмой. Маленькая девочка сказала мне: - Дедушка, держись крепче. Не поднимайся. Я посмотрел ей в глаза. - Кто ты? - крикнул я. - Как тебя зовут? - Ты не знаешь! - укоризненно сказала она. Над моей головой вспыхнула плазма, и я схватил девочку и скорчился, боясь пошевелиться. - Анжело, Мавро, все - проснитесь! - сказал Перфекто, и я посмотрел на него. Он плакал. Густые волосы взъерошены. Свет неяркий, и трехмерная татуировка у него на шее словно блестит. Корабль дрожал от вибрации, вызванной тем, что люди бегали и радовались. Перфекто улыбнулся. - Послушайте хорошую новость! Перфекто подошел к выключателю и добавил света. Абрайра подключилась к монитору и слушала радио. Все ее тело дрожало от рыданий, по щекам катились слезы. Я сел, и Перфекто схватил меня за руку и подтащил ко второму монитору. Мавро только еще поднимался, а Завала вообще не пошевелился. Перфекто вставил вилку в основание моего черепа. - ...все еще закрыты. Тем временем Независимая Бразилия нанесла воздушный удар по четырем тысячам кибернетических танков, стоявших караваном в тридцати километрах к северу от Лимы. - Лима? Я удивился. Фронт Независимой Бразилии в сотнях километров от Лимы. - Танки находились на пути к фронту Социалистических Соединенных Штатов Юга в Панаме под руководством искусственного разума Брейнстормер 911, когда саботажники разбомбили корпус ИР. Брейнстормер 911 - один из четырнадцати искусственных разумов, уничтоженных в Южной и Центральной Америке за последние шесть часов. Убиты также семь ИР в Европе и два в космосе. Пока только два государства заявили протест из-за бомбардировки, нарушающей соглашение 2087 года между разумами о том, что искусственные разумы сохраняют политический нейтралитет и должны быть защищены от жестокостей войны. Впервые за целое столетие ИР стали военными целями. - В Колумбии повстанцы из Панамы утверждают, что они захватили Боготу; следовательно, и Богота и Картахена снова перешли из рук в руки, а генералы социалисты в Колумбии приказали своим солдатам сложить оружие. Но из-за сообщений о массовых убийствах большинство солдат ССШЮ отказались выполнить этот приказ, и в Медельине продолжаются тяжелые бои. - Неподтвержденные сообщения из Порто Алегре в оккупированной социалистами Бразилии указывают, что сегодня утром восстали против офицеров сотни моряков. Как сообщается, убит генерал Рикардо Муэллер, известный как Змея Монтевидео; вместе с ним убито много офицеров. Моряки с этой базы заявляют, что нападут на Буэнос-Айрес... Мавро выдернул мою вилку и подключился сам. Абрайра отдала свою Завале. В помещениях под нами наемники праздновали и веселились, звучали тысячи голосов. Стены приглушали звук. Перфекто хлопнул меня по спине. Он открыл мою последнюю бутылку виски. - Давай отпразднуем! - воскликнул он и поднес бутылку к моим губам. Я сделал глоток и спросил: - Что случилось? Перфекто улыбнулся. - Социалистов гонят из всех украденных ими стран. Они за одну ночь потеряли больше, чем приобрели за последние семь лет. - Но как? - спросил я. Я знал как. Должно быть, Тамара пришла в себя. Когда я подумал об этом, внутри у меня словно что-то щелкнуло. Я испытал всепоглощающее облегчение. Я и не сознавал, что так тревожусь из-за нее. Она сообщила имена тех искусственных разумов, которые помогали социалистам, а Гарсон передал эту информацию своим компадрес на Земле. С уничтожением местных ИР по всему ССШЮ выйдут из строя все дороги, все линии коммуникации и банки. - Очень просто, - сказал Перфекто. - Кто-то взорвал ИР, и вместе с ними взорвалась вся страна. Миллионы рефуджиадос в Независимой Бразилии и Панаме вооружились и хлынули через границы всех социалистических государств. Почти во всех городах ССШЮ военные так заняты защитой от грабителей, что не могут защититься от внешних сил, а солдаты в это время выводят из строя свои защитные системы и переходят на другую сторону. Стало очевидным, что у трех ИР вся память была занята руководством защитных систем социалистов: когда их разбомбили, вся защитная линия, включая кибернетические танки и нейтронные пушки, вышла из строя. Поскольку ИР нарушили все возможные соглашения, помогая военным на одной стороне, многие страны поддерживают наши усилия. Индия пошла даже так далеко, что послала военную помощь рефуджиадос - пятьдесят тысяч кибернетических танков и орбитальную нейтронную пушку. Ах, как бы я хотел вернуться в Чили! Я был ошеломлен. Никто никогда не предоставлял нам военную помощь, за исключением незначительной помощи от Австралии, да и ту пришлось так выпрашивать, что дело не стоило хлопот. - Ты думаешь, это правда? И ССШЮ могут пасть в один день? Абрайра покачала головой. - Нет. Они уже приходят в себя. Создают новые оборонительные линии, отступив в Боливию, Парагвай, Уругвай и Чили. А народы этих стран даже не пошевелились. Люди там так далеко от войны, что даже не знают, что происходит. Потребуются годы, чтобы вернуть все. - Я в этом не уверен, - сказал Перфекто. - Социалисты отрезаны почти от всего своего тяжелого вооружения. И если наши силы его захватят, война продлится от силы три месяца. Отключились Завала и Мавро. Завала кричал и прыгал вверх и вниз, потом вместе с Абрайрой и Перфекто отправился вниз, чтобы отпраздновать с друзьями. Я сказал, что вскоре присоединюсь к ним. Мавро сидел на своей койке и улыбался, а я просто сел на пол. Когда остальные ушли, Мавро сказал: - Итак, Анжело, информация социалистки, которую ты принес на борт, оказалась ценной, верно? - Si, первоклассная информация. - И только подумать: все это произошло потому, что я спас тебя на станции Сол. - Ты верный друг, - сказал я. Но я не был в этом уверен. Вспомнил, как он говорил обо мне за моей спиной, осуждал мои способности к схваткам. Но тогда он был пьян, и я старался не сердиться на него за эти слова. Мавро улыбнулся, откинул голову и посмотрел в потолок. - Через несколько месяцев Гарсон назначит своих офицеров. Тогда он вспомнит, что мы для него сделали. И я не удивлюсь, если мы с тобой оба станем офицерами. Я вспомнил зеленые холмы Панамы, заход солнца над озером за моим маленьким домом в Гатуне, большие корабли, плывущие по озеру в порт Колон и в Панами-сити. Вспомнил, как стаи голубых и зеленых канареек играют в кустах у меня на заднем дворе. Я оставил все это, и теперь мне вдруг пришло в голову, что я оставил это ни из-за чего. Я мог забрать Тамару к повстанцам в лесах к югу от Колона, и она дала бы им информацию. Результаты были бы те же. Социалисты были бы отброшены от наших границ, а я мог бы жить в Панаме всегда - свободно, мне бы ничего не угрожало. Если бы не убил Эйриша. Я должен был оставить Эйриша живым, переправить Тамару к повстанцам, а самому вернуться домой. Но мне никогда не приходило это в голову. И снова мои иррациональные действия заставили меня подумать, что я сошел с ума. А может, я просто глуп? - подумал я. В молодости раз в две или три недели я замечал, как глуп был в это самое время год назад. Но теперь мне пятьдесят девять лет, и я больше не оглядываюсь и не думаю, как глуп был в пятьдесят восемь. Но, может, снова нужно это делать? Больше всего мне хотелось оказаться в Панаме. Но даже если я вернусь после победы над ябадзинами, я проведу в полете сорок пять земных лет. И Панама станет совсем другой. И я понял, что хоть победа в Панаме меня радует, теперь она ко мне не имеет отношения. Я ничего от нее не выиграю. Все это могло случиться на маленькой планете, о которой я никогда не слышал. Мавро сказал: - У этой социалистки, должно быть, была важная информация. Она принадлежала к их высшим эшелонам. Помнишь, как Гарсон спрашивал тебя, чем она занималась в разведке? И он еще сказал, что знал: у социалистов есть кто-то с ее способностями. - Помню, - ответил я. - А какие способности он имел в виду? Я понял по его взгляду, что он знает о ее работе в разведке, но что это за способности? Я подумал об этом. - Понятия не имею. И не думаю, чтобы Гарсон стал обсуждать это с нами. В глубине души я знал, что Тамара пришла в себя. Как она выздоравливает, насколько полно восстановилась ее память? Помнит ли она меня, понимает ли, что я принес ей в жертву? На время я потерял желание искать ее, я был удовлетворен и желал ей добра. Но когда я сознательно попытался разорвать связь с ней, неожиданно почувствовал, как у меня над головой расправила крылья большая темная птица, и я ощутил страх: птица готова ударить. 8 Этим утром мы миновали орбиту Плутона и вышли за пределы Солнечной системы. Японцы держали нас в строю, пока корабль корректировал курс, выпускал огромные ракеты, составлявшие большую часть его массы, расправлял плавники заборных устройств. Японцы очень драматизировали ситуацию, и я подумал, что должно произойти нечто значительное, однако ощутил только легкую дурноту - всего на секунду, затем толчок, когда сила тяжести увеличилась с 1,35 до 1,45 "g". Наши тела еще не приспособились к новой силе тяжести. Конечно, это не сокрушительный вес четырех или пяти g, когда воздух застревает в легких, кровь отливает в ноги, а кости ноют так, словно при первом же движении лопнут. Ощущение такое, словно медленно погружаешься в пол; тяжесть кажется невыносимой, потому что постоянно увеличивается. Мои мышцы окрепли, излишний жир я сбросил. Однако я испытывал усталость. Казался себе изношенным и хрупким. Мы пытались уговорить самураев дать нам день для празднования. Но на самураев не произвели впечатления мелкие победы наших друзей на Земле. Надевая защитное вооружение, я все время ждал, что Абрайра подбодрит нас, но она только сказала: - Надеюсь, вы готовы к новому туру по аду. Мавро одевался без своей обычной мрачной улыбки, а у Завалы глаза блестели, как у сумасшедшего. Всю нашу маленькую группу охватила подавленность. Мы оделись, заняли свои места в машине, и Кейго подключил нас. "Сценарий 66. Дальний патруль". Я увидел зрелище, внушавшее надежду, - этого уже много дней не было. Поскольку мы перешли от средних патрулей к дальним, значит увидим новые места; это означает также, что мы совершенствуемся и получили повышение, несмотря на свои постоянные проигрыши. Сценарий перенес нас в самую страшную пустыню, какую мы видели на Пекаре, плоскую равнину с растрескавшейся поверхностью, твердой, как бетон, и тянувшейся во все стороны, насколько хватал глаз. Никакой растительности. Нет даже камней и скал. Только мерцающая жара пустыни создавала видимость облегчения: на расстоянии нагретые пространства казались озерами. Мы на самой высокой скорости неслись по этой равнине, и судно не гремело. Словно летишь по асфальту. Ябадзинов мы заметили на востоке на расстоянии в десять километров: солнце отражалось от металла их машины. Будет дуэль на открытой местности, проверка самых основ нашего мастерства, малоприятный сценарий. Абрайра направилась прямо на юг, а ябадзины попытались перехватить нас. Напрасно. Они могли выйти на наш курс километра за два до нас, и так оно и произошло. Мы целый час уходили от них, не дали им быстрой победы, все немного повеселели, и Мавро даже начал рассказывать анекдоты. Но тут мы оказались в удивительном каньоне. Как будто весь остальной мир отстал. Раскрашенные в красное, желтое и белое горы виднелись в дымке в семи километрах от нас, а поблизости поднимались обветренные каменные столбы. Словно поджаренная поверхность Пекаря раскололась, оставив только камень. Я видел на Земле Большой Каньон, но по сравнению с этим он просто трещина. Дальний край его нам не был виден - только бледно-фиолетовое небо и облака на расстоянии. Вначале огромный каньон показался непреодолимым, но прямо под нами видно было, что местность опускается не вертикально: есть множество склонов и карнизов в скале, и все они очень древние и выветренные. Если повезет, мы можем спуститься на дно каньона. Абрайра сказала: - Я за то, чтобы попробовать спуститься. - Ябадзины догоняли нас, и я подумал, разумно ли мы поступаем, но Абрайра продолжала: - И так как я водитель, имеет значение только мой голос. - И она направила машину вниз. Следующие пять минут продолжалось едва контролируемое падение, мы скользили под углом в сорок градусов, постоянно набирая инерцию, с одной стороны каменная стена, с другой обрыв. Я бросил ружье, зацепился за перекладину сидения ногами и впился в поручень. Перфекто нервно рассмеялся. - Я вам говорил уже, что боюсь высоты? Мавро ответил: - Не так плохо. Когда ударишься о дно, ничего не почувствуешь. Абрайра разрывалась между необходимостью уходить от ябадзинов и желанием спускаться помедленней. Машина шла быстро, слишком быстро. Мы оказались на американских горках и чуть не упали в обрыв. Перфекто стонал. Он так вцепился в рукояти своей пушки, что случайно выстрелил в скалу над нами, и поток гравия обрушился нам на головы. Машина идет на воздушной подушке, поэтому ей трудно даются крутые повороты. Мы повернули и обнаружили, что дорога заканчивается тупиком. Абрайра дала полный назад, на такой крутом спуске двигатели только взвыли и машина продолжала скользить вперед. Мы с Завалой прыгнули за борт. Перфекто сидел за передней пушкой, и у него не было возможности выпрыгнуть, Абрайра не могла выбраться из сидения водителя. А Мавро как будто не хотел. Они пронеслись по карнизу и свалились. Перфекто кричал: - Ах! Ах! Ах! - словно задыхался. А Мавро только сказал: - Не так плохо. Я крикнул: - Прощайте, друзья! И тут они ударились о камень. Я подошел к краю обрыва и посмотрел вниз. Машина несколько раз перевернулась и остановилась в узкой долине. Еще два поворота, и она свалилась бы со следующего обрыва. Но и первое падение было долгим. Завала рассмеялся. Я вспомнил последние слова Мавро и присоединился к Завале. А тот лег на камень и хохотал, держась за живот. Насмеявшись, он сел и спросил: - Анжело, где твое ружье? - Осталось в машине. Он протянул мне свое. Ствол погнулся, использовать его больше нельзя. - А я упал на свое, - сказал Завала. - Как ты думаешь, долго мы продержимся, если нападем на ябадзинов с голыми руками? - Секунды три, - ответил я. Завала рассмеялся. - Si. Я тоже так думаю. Как ты хочешь умереть: поджариться или упасть? - спросил он, потом пробежал два шага и бросился с обрыва. Когда он ударился, я услышал легкий треск. - Надо подумать, - сказал я, ни к кому не обращаясь. У меня не менее десяти минут, прежде чем ябадзины сюда спустятся, - достаточно времени, чтобы выработать план. Но чем больше я думал, тем больше мне казалось, что никакой план мне не нужен. Если ябадзины будут спускаться быстро, они упадут с того же обрыва. Может быть, мне даже повезет и никто из них не сумеет спрыгнуть. Мне нужно только спрятаться где-нибудь выше в расщелине и подождать, пока они проедут. Я начал подниматься, ища место для укрытия. Но стена гладкая, лишь кое-где над ней нависает камень. Этого недостаточно, чтобы спрятаться. Через пять минут я отыскал место, которое в крайнем случае подойдет. На самом верху американской горки, там, где ябадзины вынуждены будут вцепиться в поручень и держаться изо всех сил. Небольшая вертикальная щель; я обнаружил, что если сниму защитные пластины на груди, смогу в нее втиснуться. Я так и поступил. Думал я о Завале. В нашей группе до сих пор никто не совершал самоубийства. Некоторые из наших маневров в последних тренировках можно было бы назвать безумно рискованными, но не самоубийственными. Но его поступок имеет смысл. Самая болезненная смерть - это смерть в огне, и он выбрал более легкий конец. Однако мне все же казалось неправильным отказываться от борьбы. Я услышал рев, и мимо пронеслась машина ябадзинов. Как я и предвидел, они были так заняты этим смертоносным поворотом, что не заметили меня. Я включил наружный микрофон и вслушивался в звуки двигателя. Он взревел, когда ябадзины попытались затормозить на краю обрыва. К несчастью, им это удалось. Двигатель перешел на низкое гудение, оно становилось все громче: машина возвращается. Я вышел из расселины, решив встретить неизбежное лицом. Оружия у меня не было, поэтому когда машина появилась из-за поворота, я поднял руки, показывая, что сдаюсь. Машина остановилась, ябадзины подозрительно смотрели на меня. Я хорошо знал, что в каждой схватке мы встречаемся все с теми же самыми пятью ябадзинами. Один из стрелков из лазера - приземистый человек, которого Мавро прозвал Поросенком. Захваченные этим примером, второго стрелка мы прозвали Бочонком, потому что у него широкая выпуклая грудь. Артиллерист задней пушки все время склонял голову вправо и потому получил прозвище Ленивая Шея. Эти трое выпрыгнули из машины и направились ко мне. Они не знали, что делать, и остановились. Их красное вооружение совершенно сливалось в песчаником, и они казались частью ландшафта. Ленивая Шея подошел, осмотрел меня и покачал головой. Я слышал, как он смеется и разговаривает с товарищами в свой шлемный микрофон. Тон его голоса мне не понравился: похоже, он делает унизительные замечания по поводу моих сексуальных предпочтений. Бочонок прошел мимо меня и проверил дорогу выше по склону, а Поросенок все время держал меня на прицеле своего ружья. Я вдруг вспомнил, что за все время нашего пребывания в симуляторе никто никогда не сдавался, и меня охватило тревожное чувство. Вернувшись, Бочонок пнул меня в ноги, так что я упал лицом вперед, и все трое принялись пинать меня в ребра. Я свернулся клубком и закрыл руками голову. Ленивая Шея снял шлем и крикнул по-испански: - Что с тобой, baca yacoo? Почему ты не сражаешься? - У меня нет ни одного шанса, - ответил я. - Так создай их, - ответил он. Он расстегнул зажимы моего шлема, пряжки на руках и ногах, пытаясь снять с меня защитное вооружение. Я боролся с ним за каждую часть, но он рассердился, заломил мне руки за спину и давил, пока я не сдался. Потом он все же раздел меня. - Ложись! - приказал он. Я лег спиной на плоский камень. Поросенок снял свое лазерное ружье, поставил регулятор на низкий уровень и отсоединил компьютер прицела. Сделав это, он для проверки выстрелил мне в бедро. Красный рубец появился у меня на коже, затрещал подкожный жир. Я свернулся, чтобы защититься, но Поросенок находил другие цели: спину, подмышки, пальцы ног. Смерть от лазерного залпа казалась легкой по сравнению с этим медленным умиранием. Я лежал в двух метрах от обрыва и попытался подползти к нему, чтобы броситься вниз. Поросенок воспользовался этой возможностью, чтобы прожечь дыры в моих ягодицах и поджарить мне уши, потом Ленивая Шея схватил меня за ноги и оттащил назад. Я закричал, и он сунул ствол мне в рот. Я забился, пытался не дать ему сжечь мне язык. Щеки вспыхнули, зубы словно охватило пламенем. Ленивая Шея стоял между мной и краем обрыва. Пальцы у меня обгорели дочерна, я полз на коленях и локтях. Бочонок и Ленивая Шея пинали меня, подталкивали к краю. Поросенок прижег нервные окончания во всех доступных местах, поэтому, когда я добрался до края, они позволили мне упасть. На мгновение холодный воздух смягчил боль в ранах. Я пришел в себя в углу боевого помещения. Абрайра негромко, но настойчиво шептала: - Давай, Анжело, очнись. Ты можешь это сделать! Голова у меня кружилась, я с трудом держался на ногах. Абрайра помогла мне встать. Завала склонился перед хозяином Кейго, который расхаживал взад и вперед по комнате и бранил его. - Ты трус и пожиратель дерьма! - говорил он. - Ты опозорил своих товарищей! Ты бросился с обрыва и легко отдал свою жизнь, а мог отдать ее в битве! Как понять такое поведение? Ты пожиратель дерьма! Ты обесчестил родившую тебя мать! Кто поймет это? - Кейго ударил Завалу по голове, сбив его с ног, но в ударе его не было зла. Кейго покачал головой, глядя на Завалу. - Кто может это понять? - И поскольку Кейго искренне не мог понять, он снизошел: - Никогда больше так не делай. Никогда! Ты позоришь меня, как своего хозяина. Ты позоришь нанявшую тебя компанию. Ты ведь хочешь стать самураем? Завала кивнул. - Тогда ты должен служить Мотоки и искать почетной смерти в битве! Чего больше желать самураю? Кейго покачал головой, размахивая конским хвостом своей прически. Он указал на меня. - А ты! Ты слышал, как они смеялись над тобой? Что это ты сделал со своими руками? - Он нахмурился и поднял вверх руки. - Сдался, - ответил я. - Я не мог победить в той схватке. И тут Кейго сказал самое важное, что я узнал о Пекаре. Он сказал: - На Пекаре не сдаются. После тренировки я чувствовал себя грязным и потным и направился на четвертый уровень в душ. В душевой было жарко и полно пара, и этот запах чувствовался уже на лестнице. В очереди в душевую было всего человек сорок. Все казались удрученными. Обсуждали последние события в Южной Америке, но в голосах не слышалась радость. Как будто эта новость устарела уже много лет назад. Из душевой вышел маленький жилистый человек со множеством вытатуированных пауков и черепов на руках. Глаза его остекленели от усталости; проходя мимо стоявшего у входа рослого бразильца, он толкнул его. Он хотел только отстранить его с пути, но бразилец размахнулся и ударил. Человек ударился головой о пол, оставив пятно крови. Он с трудом встал и пошел дальше, пошатываясь, и никто ему не помог. Незначительное происшествие, но оно показалось мне странным. Оба нападали, но их ярость казалась механической, бесстрастной. Никакого позирования перед схваткой, когда каждый выкрикивает угрозы. Никто не кричал и не бранился. И свидетели не пытались успокоить напавшего, помочь раненому, как будто им все равно. Стоя под душем, я не переставал думать об этом происшествии. Может быть, я оцепенел от неожиданности, но раньше, когда я бывал свидетелем драк, я тут же бросался на помощь жертвам. Я всегда верил в служение обществу, а вот сейчас позволил уйти раненому и не помог ему. Даже собака сделала бы больше меня. За последние несколько недель каждый из нас испытал столько боли, что боль других потеряла всякое значение. А где же мое сочувствие? Я не мог поверить, что пал так низко. Я всегда хотел служить обществу, но служить обществу можно только служа индивидуумам. Даже если бы я ничего не испытывал к этому человеку, даже если бы я не ощутил сочувствия к нему, все равно я должен был ему помочь. Я вышел из душа и пошел по кровавому следу, оставленному этим человеком. Казалось, он бродит по коридорам без всякой цели. На седьмом уровне я потерял его след. Заглянул в лазарет, и санитар сказал, что никто не обращался за помощью. Сделав все, что мог, я по лестнице поднялся на свой уровень. Когда я поднимался, надо мной открылся шлюз и из модуля В появился человек в белом комбинезоне. Мне казалось, что сообщения между модулями нет. Я так удивился, что выпалил: - Как ты это сделал? - Ti? - спросил он по-гречески и пожал плечами. Он не говорил по-испански, а я по-гречески. Он достал из кармана маленький передатчик, дверь шлюза закрылась, и он спустился на нижние уровни. А я понял, что все же можно добраться до Тамары, а убийца из ОМП может добраться до меня. Днем я в сопровождении Завалы и Гарсиа пошел в библиотеку. По дороге Завала сказал: - Huy, прекрасный способ провести утро! Но "библиотека" оказалась размером со шкаф для метел, в ней стоял небольшой аппарат для просмотра лент и имелось несколько лент о Пекаре. Должно быть, корпорация Мотоки решила, что слишком дорого возить с собой много записей. Все, что нужно знать о войне, мы узнаем в симуляторах. Я вставил ленту под названием "Хрупкое природное равновесие на Пекаре", надеясь узнать что-нибудь о животных, которых видел в симуляторе. Диктор говорил о том, как доблестно корпорация Мотоки терраформирует планету, населяет ее земными организмами. Но все время злые ябадзины мешают преобразованиям, сводят все усилия преданных терраформистов на нет. Пчелы умирают от клещей-паразитов, разведенных ябадзинами, и тем самым в опасности оказываются растения, лишившиеся опыления. Рыбы в океанах Пекаря по-прежнему мало, потому что вода слишком теплая: ябадзины вмешались в преобразование больших центральных пустынь, и это пустыни выпустили в атмосферу огромные количества пыли. Возник тепличный эффект, и океаны нагрелись. О биологии самого Пекаря я так ничего и не узнал. Но зато узнал многое о наивности пропагандистов Пекаря. Информация, представленная в фильмах, явно искажена. Подобно большинству репрессивных режимов, Мотоки так долго закрывала информацию в своих усилиях уничтожить остатки западной цивилизации, что теперь не могла взглянуть на проблему с противоположной стороны. Завала улыбался, как сумасшедший. - Ну, что ж, в этой ленте нет никаких детей, изучающих военное искусство, - сказал он. Я покачал головой, и он добавил: - Что? Я не слышу, что ты говоришь. - Ничего, - сказал я. Второй фильм назывался "Великая катастрофа" и оказался более интересен. В нем рассказывалось о "неспровоцированном" нападении ябадзинов примерно сорок лет назад. Ябадзины пролетели над береговыми городами Мотоки, распространяя вирус, погубивший два миллиона человек. Жители Цуметаи Ока и Кумаи но Джи так ослабли, что не могли даже хоронить умерших. И поэтому бросали трупы в реку. Тела плыли вниз по течению, а потом начинался прилив, тела двигались назад по реке, и их выбрасывало на берега. И много дней тела передвигались вперед и назад. Когда выжившие пришли в себя, они построили кладбище. А на кладбище поставили бетонные столбики, размером с опору ограды, по столбику на каждого погибшего. На каждом столбике написали имя погибшего и его родословную, а к верхушке привязали белые кисточки. Раз в год сорок тысяч жителей Кумаи но Джи приходят на кладбище и стоят в одном конце, чтобы видеть, сколько умерло. Потом зажигают свечи на двух миллионах бумажных корабликов и пускают их по реке, так что она становится рекой огня. И все: от старухи до ребенка - клянутся в неумирающей ненависти к ябадзинам. Но и этот фильм мало чему научил меня. Однако представление о Пекаре как пустынной планете со снесенными до основания зданиями исчезло. На Пекаре вообще нет бетонных зданий. Вместо городов там небольшие поселки, с деревянными домами и внутренними бумажными перегородками. Городки аккуратные и хорошо содержатся, перед каждым домом резной каменный фонарь, вдоль дороги безукоризненные сады. И никаких следов сражений. Я начал подозревать, что эта война была случайной, что вирус мутировал, погубил жителей поселков Мотоки и тем самым вызвал начало войны, но следующая лента - "Растущая Мотоки" - убедила меня в противоположном. В ней рассказывалось, как в течение тридцати лет ябадзины занимались инфантицидом - систематически убивали детей Мотоки. В ранние периоды это делалось в родильных лабораториях. Три года подряд диверсанту ябадзинов удавалось отравить амниатические растворы, подающиеся в пробирки с зародышами. Работники корпорации обнаружили этого убийцу и обезглавили его, но еще до этого представители ОМП полностью запретили на Пекаре искусственное выращивание детей "на все время войны". Мне показался интересным термин "на все время войны". В фильме не описывалось, как Мотоки отплатила за это ябадзинам. Продолжался рассказ о том, как после закрытия лабораторий целью стали сами дети: шестнадцать детей погибли, взорванные крошечными бомбами, похожими на игрушечных бабочек: когда сводишь крылья, бабочка взрывается. По скамьям парков разбросали рисовые шарики, отравленные цианом. От них погибли пять малышей, только еще начинавших ходить. Цветущая хризантема заманила маленькую девочку в яму с острыми кольями. Все нападения хорошо документировались. Они становились все отвратительней. Испуганные родители не выпускали детей из дома, и нападения переместились в дома. Фильм показал мальчика у тела человека в черной одежде; рассказывалось, как убийца - в фильме использовалось сленговое обозначение "фермер" - ночью вошел в дом мальчика. Мальчик всегда спал со старинным семейным мечом и им разрубил живот убийце. Я с удивлением узнал в этом мальчике Кейго, самурая, тренировавшего нас. Фильм перешел к рассказу о старике, учившем детей самообороне. Обучение заключалось в том, что дети не должны смотреть на цветы, не есть пищу, которую им дают незнакомые люди, и не играть большими группами. - Ну и где же боевая подготовка? - спросил Завала. - Похоже, самураи забыли научить своих детей стрелять из ружья. Итак, дети не сражаются рядом с отцами. Они здесь лишь жертвы. Выросшие взаперти, они стеснительны, сторонятся общества, боятся незнакомцев. Но в то же время выживают. Они не тронут лежащей на земле конфеты, не понюхают хризантему, спят они с оружием. Им приходится быть осторожными. Может, излишне осторожными: их пугает все новое. Но ведь это нелепо. Мы видели, как быстро самураи адаптируются ко всему новому, ко всем нашим замыслам. Я шел по улице, ведущей в тупик, я ничего не узнал и понимал это. - Не думаю, чтобы эти фильмы нам помогли, - согласился Гарсиа. - Слишком тщательно по ним прошлась служба пропаганды. Я уверен, эти фильмы Мотоки показывала представителям ОМП на Земле, когда просила разрешения на полномасштабную войну. Мы здесь ничего не узнаем. В последних трех фильмах оказалась примерно такая же информация. На карте изображалась демография Пекаря. Поселок Мотоки отделялся от ябадзинов шестью тысячами километров пустыни и горных каньонов. Мотоки оценивала население ябадзинов в 95.000 человек, примерно на 18.000 больше, чем у Мотоки. Но жителей должно было быть больше, гораздо больше. Очевидно, Мотоки и сама нападала. Я, зная о своей удачливости, решил, что воюю не на правой стороне - кончено, если тут есть правая и неправая стороны. В фильмах не было никакого объяснения, почему самураи постоянно побеждают нас. Я ожидал зрелищ длительной жестокой войны: обожженные тела, киборгизированные граждане, постоянные защитные периметры, боевые машины - все, что может объяснить искусное владение самураями оружием. Но даже когда мы внимательно разглядывали второй план, сумели увидеть только черный кибернетический танк, проходивший по саду. Это не самое мощное оборонительное оружие, разрешенное ОМП. Я вздохнул и выключил монитор. Гарсиа смотрел через мое плечо. Он прислонился к стене. Совершенно неубежденно сказал: - Значит, самураи жульничают в симуляторах. Придется напасть на одного из них, проверить его способности. Я постучал пальцами по контрольной панели монитора. Когда мы были пьяны, эта мысль казалась забавной. Теперь же - только глупой. - Это рискованно. Даже если мы проиграем, самураи решат, что это акт неповиновения. И что они с нами сделают? Заговорил Завала: - Вы придурки! Втянете нас в неприятности. Вы знаете, что самураи не могут жульничать. Почему бы вам не признать просто, что духи самураев сильнее? Мы с Гарсиа переглянулись. Гарсиа мрачно улыбнулся, в глазах его не было признания поражения. Я улыбнулся ему в ответ. Мы нажали правильную кнопку в Завале: он боится самураев. Даже если наш план глуп, стоит его обсудить, чтобы посмотреть, как Завала будет корчиться. - Мы этого не признаем, потому что ты ошибаешься, - сказал Гарсиа, ища, куда бы деть руки. Наконец, просто сунул их за пояс своего кимоно. - Сдавайся ты, Завала! Заплати мне миллион песо, и мы не пойдем драться с самураем. - Гарсиа облизал губы и смотрел на Завалу, наслаждаясь своей игрой. Завала задрожал, как загнанный в угол кролик. - Ну и что, если они нас убьют? - сказал я, чтобы усилить угрозу. Завала поднял ладонью вперед свою кимеханическую руку. - Подождите! Подождите! - сказал он. - Я вас обманывал. Я знаю кое-что, чего вы не знаете. Мне пришла в голову мысль, что Завала украл в библиотеке какие-то фильмы - фильмы, в которых показано, как дети упражняются с машинами на воздушной подушке и с лазерными ружьями. Завала стоял неподвижно. - Ну? - спросил Гарсиа. Завала распрямился. - Я знаю... - сказал он, как будто всю душу вкладывал в слова, - я знаю, что это волшебный мир, что в нем есть духи! - Должно быть, на наших лицах отразилось недоумение. - У меня есть доказательство! - закончил он. - Ну, давай это доказательство! - сказал я. - Я знаю, в это трудно поверить, но когда-то я был как вы - искал ответа на вопросы, у которых нет ответа, пытался постигнуть непостижимую вселенную. - Завала взмахнул рукой, словно одним этим жестом описал всю вселенную. - Это было до того, как социалисты напали на Колумбию. Мне тогда было шестнадцать лет. Я хотел жениться на девушке из Трес Риос и заработать немного денег, чтобы мы могли купить землю. Я отправился в Буэнавентуру и получил работу на корабле, китайском сборщике планктона. - Мы должны были плыть к берегам Антарктиды и там собирать планктон, но корабль по пути втягивал все: бревна, медуз, водоросли, мусор. Моя работа заключалась в том, чтобы разбирать это, мусор бросать на транспортер, который снова выбрасывал его в море, а рыбу отправлять на обработку. - Мы проплыли всего три дня и находились к югу от Чимботы, когда я нашел это... - Завала смолк. - Что? - спросил Гарсиа. - Ты нашел духа? - Ты не поверишь, если я расскажу, - ответил Завала. - Ты нам никогда не лгал, почему мы тебе не поверим? - спросил я. Завала обдумал мои слова. - Мы наткнулись на большое поле красных водорослей. И в клубке водорослей я кое-что нашел. Вначале я решил, что это большая морская свинья, и обрадовался, потому что уже много лет никто не находил больших дельфинов. Длинная, серая, с большим хвостом. Но когда я отбросил водоросли, то увидел голову и грудь женщины! Это была сирена. Кожа у нее светло-голубая, волосы светлые, длинные тонкие руки с перепонками между пальцами. А вот здесь, - он пальцем показал себе под горло, - жабры, белые жабры, в виде веера, как у саламандры. Она была мертва уже несколько дней, и рыбы выели ей глаза. Но несмотря на это, она была... прекрасна. Удивительна. Совершенна. - Завала взглянул на нас и, чтобы убедить, добавил: - Я знаю, что видел! Гарсиа смущенно улыбнулся. - Итак, ты видел сирену. Возможно, - снисходительно сказал он, - но как это доказывает существование духов? Очевидно, он не поверил Завале. Но искренность Завалы убедила меня, что он говорит правду. Завала пришел в сильное возбуждение. Говоря, он размахивал руками. - Разве вы не понимаете? Это доказывает, что на Земле есть колдовство. И если это волшебное существо тысячи лет жило на земле, откуда мы знаем, что не существуют и другие? Магия повсюду! Но наши мозги не в состоянии воспринять ее, и потому мы лжем, чтобы сделать вид, что все понимаем! Вы должны только ощутить внутри себя, тогда вы не усомнитесь в существовании духов. Я спокойно ответил: - Есть вполне логичное объяснение того, что ты видел. - Что? - Он сжал зубы. - Ты видел химеру. Ведь это вблизи чилийских вод. - Нет! - Завала яростно покачал головой. - Это не химера! Никто не мог создать такую красоту! - Я видел, как создана Абрайра. Поверь мне, если дать достаточно времени, человек может сделать все - даже сирену. Ты ведь видел химер, не очень похожих на людей, верно? - спросил я. - Разве не слышал рассказов о маленьких людях, похожих на гигантских летучих мышей? А возле поселка инженеров-генетиков у Токопиллы есть большие аквариумы, они соединяются прямо с морем. Разве там инженеры не могли создать сирену? Завала презрительно рассмеялся. - Мне ничего не следовало вам говорить. Я должен был знать заранее. Великий врач! Как только я тебе что-нибудь рассказываю, ты сразу стараешься объяснить. Вы все, проклятые умники, таковы. Если не верите мне, давайте нападайте на самураев! Но когда они вас убьют, я ограблю ваши тела и получу свои деньги! Вы ничего не понимаете! И он выбежал из комнаты. Я чувствовал себя отвратительно, но не знал, что делать. Гарсиа вздохнул. - Итак, нужно подговорить химер напасть сегодня на самурая. Нужно ли нападать на любого или мы должны выбрать? Я махнул рукой. - Для меня они все одинаковы. - Для меня тоже. Они живут на вашем уровне. Предлагаю устроить засаду в коридоре. Как ты думаешь? - Звучит неплохо. - Значит, решено, - сказал Гарсиа. - Попробуем сегодня вечером. Вечером в комнату вошел Перфекто и небрежно сказал: - В коридоре мертвец. - Сказав это, он прошел по комнате и сел на свою койку. Говорил он таким тоном, каким сообщают: "Опять дождь". Никто даже не посмотрел на него, не спросил, что это за человек и как он умер. Мавро повернулся на своей койке и сказал: - Я устал от этого дерьма. Может быть, он говорил о наших поражениях в симуляторе, или о тяжести возросшего ускорения, или о мертвеце в коридоре. А может, обо всем сразу. Мы вышли из комнаты и прошли по коридору. У лестницы лежало тело. Без моего зрения я бы решил, что этот человек ранен, потому что лицо его не искажено. Но тело его остывало, платиновое сияние смягчилось, стало рассеянным; нет ярких пятен на лице и на шее, где кровеносные сосуды подходят близко к поверхности. У него густые черные волосы, смуглая коричневая кожа и небольшое тело. Он лежал на левом боку, лицо повернуто так, что смотрит в потолок, а правая нога поднята, как у собаки, собравшейся помочиться. Губы искажены в рычании. Кто-то сломал ему шею. И хоть он маленький, но тело его перегородило узкий коридор, так что пройти мимо невозможно. Горячий платиновый воздух из вентиляционного отверстия в полу шевелит волосы человека. Такое впечатление, будто волосы разглаживают полоски света. Мавро посмотрел на маленького человека и сказал: - Ах, Маркос, я вижу, Томас наконец застал тебя со своей женщиной! Не повезло! И он перешагнул через труп. При этом он бранился: с такой силой тяжести небольшое тело становится серьезным препятствием. Я остановился, посмотрел на тело и решил, что у меня не хватит сил, чтобы переместить его. На Земле Маркос весил, вероятно, 65 килограммов. При корабельной силе тяжести он весит больше ста килограммов: это гораздо больше моего веса на Земле. К тому же как мне доставить его по лестнице в лазарет, где смогут избавиться от тела? Я его не знаю. Помочь ему невозможно. Пусть его компадрес позаботятся о теле. Я перешагнул через труп и направился по лестнице на третий уровень. 9 Хозяин Кейго включил нас в наш сценарий. "Сценарий 69. Дальний патруль". Небо потемнело от опару но тако, переплетающиеся стаи желтых, зеленых, коричневых и синих птиц протянулись от горизонта до горизонта. Дул влажный ветер, сильный, уверенный и мощный. Под его порывами машина вздымалась в воздух, и мы покачивались. Вся поверхность усеяна большими пятнами голого белого камня цвета пожелтевших костей, кое-где виднелись красные "цветы пустыни", крошечные растения с толстыми листьями, размером с ладонь ребенка. А у нор, в которые легко проходит кулак мужчины, ждали четвероногие существа, похожие на гигантских муравьев, с блестящим черно-зеленым экзоскелетом. Почуяв нас, муравьи скрылись в своих норах. Мы видели млекопитающее размером с дикого кота, с пушистой серой шерстью и одной длинной, с мою руку, конечностью, заканчивавшейся клешней, как у краба. Эту конечность животное запускало в норы и ловило муравьев. Мы направлялись к небольшому красному холму, но местность начала опускаться, и вскоре мы оказались в углублении, где на тонком слое почвы росли пучки сухой травы и небольшие кусты. Почти вся растительность земная. Мы миновали стадо газелей и антилоп гну; в тени небольшого дерева лежали пять коричнево-рыжих львов. Углубление казалось островом нормальности среди странной флоры и фауны Пекаря. - Слева от нас еще одна боевая группа, - сказал Перфекто, когда мы въехали на участок длинной травы. Он помахал рукой кому-то, кого я не видел. - Здесь Абрайра Сифуэнтес, группа один, - сказала Абрайра. - Пако Гарсиа. Минуту назад мы заметили на холме две машины ябадзинов, они движутся в нашем направлении. Поворачивайте направо и держитесь на одном уровне с нами. Хочу, чтобы мы действовали тандемом. Новая тактика. - Усиление было максимальное, и его голос гулко отдавался у меня в ушах. На таком близком расстоянии отражение звуковых волн в шлеме создавало впечатление рычания собаки. - Si, - сказала Абрайра, поворачивая направо. Мавро и Перфекто привстали, стараясь разглядеть над высокой травой ябадзинов. Мы оказались в неудобном месте. И если будем продолжать двигаться с такой скоростью, рискуем нарваться на засаду. Мы увидели вторую машину, и я взглянул в том направлении. Одеты, как мы, в пыльные тускло-зеленые защитные костюмы, как экзоскелет насекомых. Огромные глаза, казалось, смотрят во все стороны. Я теперь привык к своему оружию. Оно стало частью моего тела. Сражение и даже смерть превратились в безумное развлечение, и скоро я могу сражаться без предчувствий или предварительных расчетов. Я хорошо себя чувствовал. Мы свернули в заросли. Ускакали два рыжих оленя с желтыми пятнами, и я неожиданно испытал странное чувство. Машина Гарсиа подошла ближе, на ней все смотрели на нас. И тут я увидел, что что-то не так: на переднем сидении у пушки должен был сидеть рослый химера Мигель. Вместо него там находился маленький человек. Я начал прицеливаться, и их машина развернулась и нанесла нам удар, как тараном. - Огонь! - закричал кто-то, и этот крик заполнил мой шлем, словно рев зверя. Люди в машине направили на нас свое оружие. Защита Перфекто и Мавро затрещала от залпов на таком близком расстоянии. Я выстрелил в ближайшего солдата с ружьем. Он протянул руку, вырвал мое ружье и прыгнул мимо меня. Абрайра пыталась отвернуть в сторону, и я потерял равновесие и отлетел назад. В меня выстрелили плазмой, она прожгла мою защиту и обожгла грудь. Я упал на спину и, вместо того чтобы коснуться поверхности, отключился. Перфекто и Мавро тоже уже отключились, потому что были убиты мгновенно; они стояли возле голограммы продолжающейся схватки и рассматривали ее. Те, что еще оставались подключенными к симулятору, расслабленно сидели на своих местах, изолированные от реальности. Их защитные костюмы напомнили мне коконы, и мне они показались куколками, застывшими в стасисе в тот день, когда собирались превратиться в бабочек. Нет, не в бабочек, подумал я. В нечто более подходящее для этого сна о смерти. В стрекоз. Кейго сидел на своем помосте, глядя на две идущие рядом машины: двое рослых солдат перепрыгнули в наше судно. Один сорвал с Завалы шлем и начал душить его. Второй стащил Абрайру с сидения водителя. Абрайра кричала и бранилась, и лицо Завалы напоминало спелый фрукт, который начали сдавливать. Две машины медленно приближались к стволу баобаба в своем лишенном управления движении. Из нашего судна все: и крошечные фигурки на изображении, и люди в настоящих сидениях - попадали, как изорванные куклы, а вражеская машина пролетела мимо, потом развернулась и направилась назад. Абрайра проползла несколько шагов, потом попыталась встать, но нога ее торчала под необычным углом. Один из врагов соскочил и схватил ее. Они покатились по земле. Другой "компадрес" сел, потом пополз к Завале и снова стал душить его. Я мог только одного человека обвинить в таком нападении на нас в симуляторе. Перфекто произнес его имя: - Люсио. Теперь я понимаю, почему ты не объявил Поиск, когда мы вышли из спортзала, mamon [сосунок (исп.)]. И я знал, что он прав. Люсио много недель планировал это нападение. Завала отключился от симулятора. Он снял шлем, выпрыгнул из машины и пошел к нам сквозь голограмму, как гигант по пустыне, переступив через изображение двух крошечных машин ябадзинов, приближавшихся из конца комнаты. Ябадзины были в своих красных костюмах. Люсио и его люди добрались до разбитой машины у баобаба и спрыгнули со своих мест. Люсио сказал: - Хорошо! Хорошо! Разденьте эту суку Абрайру и начинайте трахать ее. Хочу, чтобы все участвовали по очереди. А где Мавро? Люсио отделился от группы и начал искать среди тел, пиная их. Четверо его людей окружили Абрайру. Она не могла стоять, но встала на одно колено; попыталась ударить одного из них, и он выругал ее. Кто-то толкнул ее сзади, опрокинул, прижал к земле и начал срывать защитный костюм. Она не кричала и не впадала в истерику. Тяжело дышала, не давая возможность раздеть ее. Перфекто посмотрел на Кейго и спросил: - Где боевое помещение группы Люсио? Кейго вначале ничего не сказал, потом протянул руку, нажал выключатель у себя под ухом и привел в действие свой комлинк. Заговорил по-японски. Люсио отыскал среди обломков мертвое тело Мавро. Сорвал шлем и посмотрел ему в лицо, чтобы убедиться, потом обнажил нижнюю часть тела Мавро и бросил его на землю лицом вниз. Люсио раскрыл свой гульфик. - Мавро, я хотел бы, чтобы ты был включен в симулятор, чтобы я взял тебя сзади. - Он навалился на тело и принялся ритмично тереться о него. Люди Люсио раздели Абрайру, потом большой химера раскрыл свой гульфик и лег на нее. Она не кричала и не плакала. Химера сдвинулся, и я увидел ее лицо. Я видел его сверху, как Бог с облака, и даже с такого расстояния увидел в нем то, что не ожидал увидеть в такой сильной женщине: бледное лицо с умоляющими глазами, с обращенными книзу углами рта, лицо совершенно опустошенное и лишенное надежды. Лицо грешницы в греческом аду, приговоренной к тому, чтобы ее вечно насиловали. Перфекто вскочил на машину и вырвал из основания черепа Абрайры вилку. Она упала на пол и подняла колени к подбородку. Он осторожно попытался снять ее шлем, но она отбросила его руку. Кейго отключил свой комлинк. - Они в боевом помещении семьдесят девять, на девятом уровне. Я побежал к двери, остальные за мной, никто не остановился, чтобы снять костюм. - Подождите! - крикнул Кейго. Я остановился и посмотрел на него. Он опустил голову и взглянул на голограмму, на которой Люсио и его люди издевались над телами моих компадрес. Просвистел сквозь зубы: - Ссаааааххх! - Провел рукой по лбу. - Каждый человек важен для нашей борьбы на Пекаре, - сказал он. - Я не хочу, чтобы вы отбирали их жизни. Мы не должны быть врагами. - Он взмахнул руками. - Вы должны отложить свои раздоры, пока мы не победим общего врага. Тогда наступит время для мести. Мавро смотрел на него, желваки на его лице раздулись от гнева. - Честь требует мести сейчас! - сказал он, выразив и мою мысль, и я снова побежал к выходу. - Не убивайте их! Я вам приказываю! - кричал за нами Кейго. Я не слушал его. Только кто-то один последовал за мной. Я оглянулся и увидел Мавро с мрачным и решительным лицом. Я бежал изо всех сил, стараясь в повышенной силе тяжести опередить его, быть первым. Все было как во сне: тяжелое дыхание, звуки тефлексового вооружения, ударяющего о пол, ощущение силы и гнева. Мы действовали заодно, не договариваясь, бежали к Люсио и его людям по коридорам, и все жались к стенам, пропуская нас. Пробежали мимо открытой двери, из которой долетал сладкий запах сигарного дыма; в комнате громко смеялся мужчин