сных звезд, Мягки кудри с чернотою перьев ворона. Страстью мне она платила за любовь мою, И в восторгах мое сердце изливалося. Но внезапно к нам приходит иностранный вождь, Восхищенный уж издавна ее прелестьми. Ежечасно речь строптиву обращал он к нам. Часто в полы извлекая свой булатный меч, "Где, - гласил он, - где Комгал днесь пресмыкается? Сей могущий, храбрый витязь, - вождь ночных бродяг. Знать, стремится он к Балклуте с своим воинством, Что так гордо поднимает Клесамор чело". - "Знай, о воин! - вопреки я отвечал ему, - Что мой дух своим лишь жаром вспламеняется: Хоть от храбрыя дружины удален теперь, Но без страха и средь тмы врагов беседую. Велеречишь ты, заставши одного меня; Но мой острый при бедре меч сотрясается: Он стремится возблистать теперь в руке моей. Замолчи же о Комгале, мрачный Клуты сын!" - Воскипела буйна гордость - мы сразилися; Но он пал моей десницей. Брани громкий звук Лишь раздался на вершинах тока клутского, Копей тысячи блеснули супротив меня. Я сражался - сопостаты одолели нас. Я пустился на шумящи волны клутские; Над зыбями забелелись паруса мои, И корабль мой рассекал уж море синее. К брегу притекает скорбная Моина; Взор ее прелестный слезы орошали; Ветры раздували косы распущенны. Вопль ее унылый издали я слышал; В горести старался возвратиться к брегу; Но восточны ветры, паруса раздравши, Унесли корабль мой в бездну океана. С той поры злосчастной я не видел боле Ни потока клутска, ни драгой Моины. Во стенах Балклуты жизнь она скончала. Тень ее воздушну я несчастный видел, Как она во мраке тишины полнощной Вдоль шумящей Лоры близ меня неслася. Вид ее печальный был луне подобен, Сквозь несомы бурей облака смотрящей; В ночь, когда нам небо сыплет снег пушистый И земля безмолвна, в мраке почивает". - "Пойте, барды! - рек Фингал. - Пойте, в песнях возносите Блеск Моининых красот; Чрез пространство шумных вод Легку тень ее зовите. Пусть она на сих брегах С сонмами красавиц нежных, Живших средь героев прежних В славных древности веках, Пусть на светлых, безмятежных, Здесь почиет облаках. Пойте, барды! возносите Блеск Моининых красот; Чрез пространство шумных вод Легку тень ее зовите. Я видел сам огромные балклутские башни; Но пусты уж, оставлены их теремы были. Пожрал огонь с оградою высокие кровы. Народа глас не слышался, и стремленье Клуты С стези своей свратилося твердых стен паденьем. Седый волчец сребристую там главу возносит, И мох густый колеблется дыханием ветра, Из окон лишь пустынные выглядывают звери, Сквозь мрачный лист в развалинах разросшегось терна. Уж пусты днесь прекрасные чертоги Моины, Вселилося безмолвие в дому ее предков. - Возвысим песнь уныния, воздохнув, оплачем Страну иноплеменную, опустевшу ныне: Единым лишь мгновением она пала прежде; И нам, уже стареющим, скоро пасть приходит. Почто ж, о сын крылатых дней, почто зиздешь башни? Сегодня ты любуешься с теремов высоких, А завтра, вдруг налетевши, пустынные ветры В разваленных сенях твоих засвистят, завоют Вокруг полуистлевшего щита славных предков. Но бурный ветр пускай ревет; Дней наших славы не убудет: В полях сражений ввек пребудет Десниц победоносных след, А в песнях бардов слава наша. Возвысьте громкой арфы глас; Да вкруг обходит празднеств чаша, И радость да живет средь нас. Когда, о царь златых лучей! И твой свет некогда увянет; Коль некогда тебя не станет, Гордящеесь светило дней! Коль временно твое блистанье, Как жизни преходящей цвет: То славы нашея сиянье Лучи твои переживет". Так пел Фингал в своем восторге; И бардов тысяча вокруг, Склонившись на своих престолах, Внимали голосу его. Он сладок был, как звуки арфы, Весенним ветром приносимы. Любезны были, о Фингал! И пение твое и мысли. Почто я не возмог наследить Приятств и сил твоей души? Но ты в героях беспримерен; Сравниться кто возмог с тобой? Всю ночь пропели мы, и утро В веселии застало нас. Уж гор седых главы взносилися верх туч; Уже приятно открывалось Лазурное лице морей; И се, поднявшись, белы волны Вращаются вокруг скалы сей отдаленной. Из моря медленно подъемлется туман, Приемлет старца вид И вдоль безмолвный долины сей несется. Не движутся огромны члены Призрака страшного сего, Но нека тень его несет поверх холмов; Остановясь над кровом Селмы, Разлился он дождем кровавым. Один Фингал лишь зрел ужасный призрак сей; Тогда ж он предузнал своих героев смерть. Безмолвен, возвратясь он в свой чертог огромный, Снимает со стены тяжелое копье, И уж звучит броня на раменах его. Вокруг его встают все витязи Морвена, Друг на друга они в безмолвии глядят, И на Фингала все свой обращают взор. Они в чертах его зрят яростны угрозы И гибель сопостат в движении копья. Вдруг тысяча щитов покрыли перси их, И тысяча мечей булатных обнаженны, Чертоги осветя, сверкают уж в руках. Раздался в воздухе оружий бранных гром, Недвижны ловчих псы ужасный вой подъемлют. Безмолвно все вожди теснятся вкруг царя: Всяк, взоры устремя на грозный взор Фингала, Наносит на копье нетрепетную длань. "Морвенские сыны! - так царь вещал к дружине, - Не время пиршеством нам прохлаждаться ныне, Се туча брани к нам, как бурный вихрь летит, И с нею алчна смерть над сей страной парит, Я видел некую тень дружнюю; Фингала О битве предварить она сей день предстала. К нам вражья сильна рать несется на судах. Из волн вознесшихся я зрел неложный знак, Морвенским берегам опасностью грозящий. Да препояшет всяк меч, смерть врагам носящий, Десницы копьями, друзья, вооружив И предков шлемами чела приосенив, Да все покроются железными бронями И ополчатся в бой пред нашими холмами. Се буря брани к нам летит; и с сей зарей Глас смерти лютыя услышим над главой". Фингал перед челом неустрашимой рати Течет как некий страшный вихрь, Летящий пред грядой молниеносных туч, Когда они, на мрачном небе Простершися, пловцам предвозвещают бурю. На злачный Коны холм восшедши, стала рать. Морвена дщери зрят ее из низких долов, Подобную густой дубраве. Они предвидели младых героев смерть; Взирали с ужасом на море; Белеющимися волнами Тревожились они, Приемля их за отдаленны Ветрила чуждых кораблей, И токи слезные лились по их ланитам. - Восшедшу солнцу над волнами, Вдали узрели мы суда. Как моря синего туман, Приближились они и бранноносных воев На берег извергают. Меж ими виден был их вождь, Подобно как елень в средине стада серн. Весь щит насечен златом. Бесстрашно шествовал он к Селме; За ним его могуща рать. "Улин! - так рек Фингал, - навстречу чужеземцу Теки и предложи во мирных словесах, Что страшны мы на ратном поле; Что многочисленны врагов здесь наших тени; Что чужды витязи на пиршествах моих Осыпаны честьми и в отдаленных царствах Оружие моих великих кажут предков: Иноплеменники дивясь благословят Морвеновых друзей: зане слух нашей славы Наполнил целый мир, и даже в их чертогах Мы потрясли владык земли". Улин отшел. Фингал, склонившись на копье, Броней покрыт, взирал на грозна супостата, И тако размышлял о нем: "О как ты сановит и красен, О сын лазуревых морей! Твой меч - как огненосный луч; Копье твое - высока сосна, Пренебрегающая бурю; Твой щит - как полная луна; Румяно юное лице, И мягки вьющиеся кудри. Но может быть герой падет; И память с ним его увянет. Млада вдова на волны взглянет, И токи теплых слез прольет. Ей дети скажут: "Лодка мчится; Конечно, к нам несут моря Корабль балклутского царя". Она вздохнет, и сокрушится О юном витязе драгом, Что спит в Морвене вечным сном". Так Селмы царь вещал, когда певец морвенский Улин приближился к могущему Картону. Он перед ним поверг копье, И мирну возглашает песнь: "О чадо моря отдаленна! Прийди на пиршестве воссесть Царя холмистого Морвена Или спеши копье вознесть. В весельи дружелюбна пира Вкушающи с ним чашу мира Приемлют знамениту честь: На славу в их домах хранятся Оружия сих стран царей; Народы дальны им дивятся И чтят Фингаловых друзей. Зане мы с предков славны были; Все облаки, весь воздух сей Теньми противных населили И гордого царя земли В его чертогах потрясли. Взгляни ты на поля зелены, Могилы камни зри на них, Из недр возникшие земных, Травой и мохом покровенны: Все гробы наших то врагов, Чад моря и чужих брегов". "Велеречивый мирный бард! - ему возразил Картон, - Иль мечтаешь ты разглагольствовать с слабым воином? Ты приметил ли на лице моем бледный страха знак? Иль надеешься, вспоминая мне гибель ратников, Смерти ужасом возмутить мою душу робкую? Но в сражениях многочисленных отличился я; И в далекие царства слух о мне простирается. Не грози ты мне; и не здесь ищи робких, слабых душ, Чтоб совет им дать пред царем твоим покоритися. Я падение зрел балклутских стен; так могу ль воссесть В мирном пиршестве сына лютого того воина, Чьей десницею устлан пепелом дом отцов моих? Я младенцем был и не знал, о чем девы плакали; С удовольствием клубы дыма зрел, восстающие Из твердынь моих, и с веселием озираяся, Зрел друзей моих, убегающих по вершинам гор. Но младенчеству протекающу, как увидел я. Мох, густеющий на развалинах наших гордых стен, При всхождении утра слышался мой унылый вздох, И в тени нощной токи слез моих проливалися. Не сражуся ли, я вещал друзьям, с вражьим племенем? Так, о мирный бард! и сражуся с ним; отомщу ему. Пламень мужества днесь в душе моей возгорается". Вокруг Картона рать стеснилась; Все извлекают вдруг сверкающи мечи. Как огнен столп, средь их стоит их сильный вождь, В очах его блестит слеза; На память он привел падение Балклуты; Но вдруг скопившеесь в душе негодованье Воспламенило гнев его. Он яростны кидает взоры На холм, где наша сильна рать Во всеоружии блистала, И наклонившися вперед, Казалось, угрожал Фингалу. "Итти ли мне, - так царь Морвена размышлял, - Итти ли мне против героя? Препнуть ли шаг его, пока еще средь боя Себя он славой не венчал? Но бард веков текущих, Зря гроб его, речет: "Фингал Тму витязей могущих Был должен ополчить, Дабы победой бой решить". Никак, о бард веков грядущих! Ты славы не затмишь моей: Пусть юный витязь сей С моими витязьми сразится. Я буду зреть их бой; когда же судит рок. Что враг победой отличится, Тогда, как быстрый Коны ток, Фингал на битву устремится. - Кто хощет из вождей против Картона стать? - Воскликнул царь Морвена. - Героя копие, как сосна вознесенна, А на брегах несчетна рать". Стремится в бой Катул, могущий сын Лормара, И триста воев соплеменных Последуют его стопам. Но длань его слаба в сражении с Картоном: Он пал; рать в бег обращена. - Коннал возобновляет битву; Но преломил копье и в узы заключен, Картон преследует его бегущих воев. "О Клесамор! - вещает царь, - Где сильныя руки копье? Без гнева можешь ли во узах зреть Коннала, На Лорском берегу с тобой живуща друга? Восстани во броне блестящей, Сподвижник моего отца! Да ощутит балклутский витязь Морвенских мужество сынов". Сотрясая грозно кудри, Клесамор в броне восстал И, щитом своим покрывшись, гордо на врага идет. Юный воин, на скале сей, терном покровенной, став, Созерцает величаву поступь витязя сего. Он любуется весельем грозным старцева лица "Устремить ли мне противу старца, - рек он сам себе, Необыкшее двукратно наносить удар копье Или старость пощадити, мирны предложа слова? Сановит и вид и поступь, стан его еще не дряхл. Естьли то супруг Моины, естьли то родитель мой?.. И той силой, что сберег он под мастистой сединой. Часто слышал я, что шумный брег он Лоры обитал". Так он рек. - И Клесамор уж сильное копье стремит. На щите своем недвижном сей удар сдержал Картон. "Умащенный сединами витязь! - он вещал ему, - Иль ты сына не имеешь, кой бы твердым мог щитом Своего отца покрывши, ратовать против меня? Нежная твоя супруга света дневного не зрит, Иль рыдает над гробницей чад возлюбленных своих? Средь царей ли восседаешь? Много ль славы будет мне, Естьли ты моей рукою в ратном подвиге падешь?" - "Будет слава знаменита, - отвещает Клесамор, - Отличился я в сраженьях, но о имени моем Ввек в бою я не поведал. - Сдайся, сдайся, и тогда Ты узнаешь, что на многих, битвах след прославлен мой". - "Не сдавался никому я, - гордый возразил Картон, - Сам я также на множайших бранях поразил врагов, И впреди еще, я чаю, больша слава ждет меня. Юных лет моих и силы, старец! ты не презирай; Верь, крепка моя десница, твердо и копье мое. Уклонися с поля брани к сонму ты друзей своих И оставь сраженье младшим витязям Морвенских стран". - "Ты презрел меня напрасно, - отвещает Клесамор, Уроня слезу едину, - старость не трясет руки. Я могу еще взносити острый славных предков меч. Мне ль бежать в глазах Фингала, друга столь любезна мне? Нет, о воин! с поля брани в жизни я не утекал. Возноси копье дебело, стой и защищай себя". Оба витязя сразились, как две бури на волнах, Спорящи о царстве моря. Юный воин воспрещал Сильному копью разити старца, ратующа с ним; Все в враге своем Моины зреть супруга он мечтал. Он копье его ломает, острый исторгает меч И, схватя, уже стремится узами отяготить; Но тут предков нож извлекши, зря открытый бок врага, Клесамор внезапно раной смертною разит его. Фингал, зря падша Клесамора, Стремится, возгремев броней. В присутствии его безмолвна стала рать. Все взоры на царя вперились. Звук шествия его подобен шуму был, Предшествующу грозной буре: Смутившийся ловец внимает и спешит В ущелий скалы сокрыться. Картон нетрепетным лицом Фингала ждет. Из ребр его стремится кровь. Он зрит идущего героя, И лестная надежда славы Бодрит великий дух его. Но побледнели уж румяные ланиты; Густые кудри распустились; На голове трепещет шлем; Телесные его изнемогают силы; Но не теряла сил душа. Фингал зрит кровь сего героя, И занесенное останови копье, "Смирися, царь мечей! - вещает он ему. - Я вижу кровь твою. Ты силен был в сраженья, И славы блеск твоей не истребится ввек". - "Не ты ль владыка тот могущий, - В ответ ему вещал Картон, - Тот огнь, перун тот, смерть несущий, Царя земли потрясший трон? - Но кто, но кто в том усумнится? Подобен гор потоку он, Что с ревом в низкий дол катится, И роет твердую скалу; Подобен быстрому орлу, Что дерзко к облакам стремится. - Увы! почто ж не дал мне рок Вознесть копье против Фингала? Как быстрый сей горы поток, Моя бы слава протекала; И в песнях бардов незабвен Я б был средь будущих племен; Ловец бы, зря мою могилу, Сказал: "Сражен Фингалом он". Но, ах! безвестен пал Картон: Над слабым истощил он силу". "Нет, нет, - Фингал герою рек, - Ты славой не умрешь вовек. Деянья витязей поющи Несчетны барды стран моих, Прейдет чрез них в века грядущи Молва о подвигах твоих, Когда близ дуба воспаленна Всю ночь они, сидя в кругу, Вождя петь будут незабвенна. - Ловец, лежащий на лугу, У холма, мохом покровенна, Свистанье слыша ветерка, Прострет свой взор и сдалека Увидит камнями покрыты Места сражений знамениты, Места, где ратовал Картон. Тут к сыну обратится он, Кровавых поле битв укажет; "Смотри, мой сын! - ему он скажет, - Там, аки ток с горы крутой, На брань балклутский шел герой"". - Радость процвела на лице Картона. Томные глаза он к Фингалу взводит; И вручает меч бранноносной длани: Хочет, да висит в царском <он> чертоге; Да хранится ввек на брегах Морвена Память храбрых дел витязя балклутска. Брань перестает; барды мир воспели; Рать стеснилась вся около Картона. На копья вожди в горести склонились, Воле и словам внять его последним: "Я исчез, о царь Морвена! Средь цветущих дней и славы. Чуждыя страны гробница Восприемлет днесь остаток Древня рода Рейтамира, Горесть царствует в Балклуте; Скорби осеняют Ратмо. Воскреси ж мою ты память На брегах шумящей Лоры, Где мои витали предки. Может быть, супруг Моины Там оплачет гроб Картона". Речь сия пронзила сердце Клесамора: Слова не промолвив, он упал на сына. Мрачно и безмолвно войско вкруг стояло. Ночь пришла; багрова вверх луна восшедши, Лишь лучом кровавым поле освещала. Рать не шевелилась, как густа дубрава, Коей верх спокойный дремлет над Гормалом; В ночь, когда умолкнут ветры и долину Темным покрывалом омрачает осень. Три дни по Картоне мы струили слезы; На четвертый вечер Клесамор скончался. Оба почивают, милая Малвина! В злачной сей долине близ скалы кремнистой Бледно привиденье гроб их охраняет. Там, когда луч солнца на скалу ударит, Часто ловчий видит нежную Моину. Там ее мы видим; но она, Малвина! Не подобна нашим девам красотою; И ее одежды сохраняют странность. Все она уныла и уединенна. Сам Фингал слезами гроб почтил Картона. Повелел он бардам праздновать всегодно В первы дни осенни день его кончины. Барды не забыли повеленья царска, И хвалу Картона часто воспевали: "Кто тако грозен восстает Из океана разъяренна; И на утесист брег Морвена, Как буря осени, течет? В его деснице смерть зияет; Сверкает пламень из очей; Как скимн, {1} он берег протекает. Картон то, сильный царь мечей. Враги пред ним падут рядами; Гоня их, быстрыми шагами На ратном поле он летит, По трупам низложенных воев, Как нека грозна тень героев. Но там он на скале лежит, Сей дуб, до облак вознесенный, Стремленьем бури низложенный. Когда восстанешь ты, Картон! Когда сквозь мрак твоей гробницы Проникнет светлый луч денницы И крепкий твой разгонит сон? Из океана разъяренна Кто тако грозен восстает И на утесист брег Морвена Как буря осени течет?" Так пели барды в дни печали; С их сладким пением я глас мой съединял, Душевно сетовал о смерти я Картона: В цвету он юности и сил своих погиб. А ты, о Клесамор! где ныне Над сей витаешь стороной? Снискал ли ты днесь друга в сыне? Забыл он рану, смертный бой? На голубой небес равнине Летает ли теперь с тобой? Но солнечны лучи я ощутил, Малвина! Оставь меня; да опочию. Во сновиденьи, может быть, Предстанут мне сии герои. Уже мне кажется, я слышу некий глас. Картонову гробницу солнце Привыкло освещать; Я теплотой его согреюсь. О ты, катящеесь над нами, Как круглый щит отцов моих! Отколе вечными струями, О Солнце! блеск лучей твоих Чрез праг востока истекает? Где дремлешь ты во тме нощной И утро где воспламеняет Светильник несгорающ твой? Ты шествуешь в твоей прелестной И величавой красоте: Усеявшие свод небесной Сокрылись звезды в высоте. Холодная луна бледнеет И тонет в западных волнах; Ты шествуешь одно: кто смеет С тобою течь на небесах? Дубы вихрь бурный низвергает, И гор слякается {2} хребет; Поднявшись, море упадает; Луна теряет срочный свет; Красот твоих не изменяешь, Светильник дня! лишь ты един; Ликуя, путь свой протекаешь, Небес могущий исполин! Когда полдневный свет мрачится И тучи молния сечет, Когда за громом гром катится И тверду ось земли трясет, Из грозных облак возникаешь Ты, мир даруя небесам; Дыханье ветров запрещаешь; Смеешься буре и громам. Но, ах! вотще для Оссияна Сияют днесь твои красы: Всходя из синя океана, Златые стелешь ли власы По светлым облакам летящим, Коснешься ль западных зыбей, Ложася в понт, лучом дрожащим; Не зрит он красоты твоей. Но, может быть, времен влеченью Как нас тебя подвергнув рок, На небе быстрому теченью Лучей твоих назначил срок; И может статься, в тучах бурных Почивши сном в последний раз, Забудешь путь небес лазурных И утра не услышишь глас. Ликуй же, пламенно светило! Ликуй днесь в красоте твоей. Дни старости текут уныло: Луне они подобны сей, Смотрящей сквозь раздранны тучи, Когда над холмом мгла лежит, И странник, вшедши в лес дремучий, От стужи на пути дрожит. 1790-е гг. В. Л. Пушкин ОТРЫВОК ИЗ ОССИАНА КОЛМА Се ночь!.. и я одна оставлена на холме! Куда укрыться мне от бури, от дождя? На каменных горах шум ветров раздается! Потоки мчатся в дол... Куда укрыться мне? Явись, луна, скорей, и вы, ночные звезды! Явитесь, к милому откройте Колме путь! Пусть я туда пойду, где ловлей утомленный Покоится теперь Сальгар, любезный мой! Но ах! нет помощи. - Здесь на утесах страшных Скитаюсь я одна и горьки слезы лью. Шум быстрыя реки, шум ветров грозных, бурных Мешает слышать глас драгого моего! Сальгар! ты обещал увидеться со мною, Когда наступит ночь: почто же медлишь ты? Се каменна гора, се мрачные пещеры, Где Колме повелел себя ты ожидать! Почто же медлишь ты? - Приди, приди скорее, Друг сердца моего, в объятия мои! От гордого отца и брата удалимся; Они враги тебе, но я... тебя люблю! Умолкни, бурный ветр! умолкни ты на время; Умолкни быстрая, шумящая река! Пусть бедной Колмы здесь стенанье раздается, И милый странник пусть услышит голос мой! Сальгар, зову тебя! - Се мрачные пещеры, Се каменна гора! - Почто же медлишь ты? Луна печальная уж осребряет воды, А ты еще нейдешь к возлюбленной своей! . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . Но кто лежит в кустах? - Что вижу я, злосчастна? Отчаянье и страх объемлют весь мой дух! Не мой ли здесь Сальгар? Не мой ли брат любезный? - Но поздно я пришла, и мертвы уж они! Их острые мечи все кровью обагренны, И трупы хладные не отвечают мне! О брат мой! о Сальгар! почто я вас лишилась? Где слава днесь твоя, гремевший на войне? Где прелести твои, прекраснейший на холме? Безмолвствуют. - Увы! безмолвье вечно их! Вещайте вы теперь с вершины гор ужасных, Вещайте духи их! Приятен мне ваш глас. Где вы покоитесь?.. Где я найду умерших? Но нет - ответа нет! - Он бурей заглушен. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . Се утро я в слезах и горести встречаю! Ах! Рыть могилу здесь уж шествуют друзья! Постойте, милые! не зарывайте гроба, Постойте, и меня умершие зовут! Там с ними в мраке я покоиться желаю; И темна ночь когда на холм сюда сойдет, И на горах когда завоет ветр унылый, В шумящем ветре дух носиться будет мой; Услышит стон его ловец и устрашится! Услышит!.. и слезу чувствительну прольет. Стон мой, о милые! приятен будет, сладок: Он всюду возвестит, как я любила вас! 1795 П. С. Кайсаров К ЛУНЕ ОТРЫВОК ИЗ ОССИАНА Небесна дщерь! коль ты прекрасна! Приятен твой безмолвный зрак, Когда из синя океана Ты, разогнав вечерний мрак, Идешь к звездам нетерпеливым; Багровы ребра облаков Тобой посребрены блистают. Дерзну ли я когда сравнить Кого-нибудь со дщерью нощи? Воззрит - и тьма блестящих звезд, Стыдяся, взоры отвращают. Когда тебя покроет мрак, Луна! куда ты путь склоняешь? Ужели скорбь есть часть твоя? Ужель, подобно Оссиану, Идешь во мрачность тосковать О милой скрывшейся подруге? Иль те упали, что с тобой Порой ночною забавлялись? - Конечно так, прелестный свет! И с неба часто удаляясь, Ты их оплакиваешь смерть. И ты, дорогу голубую Забывши, некогда падешь! Померкши звезды возблистают - Восторжествуют над тобой! 1797 М. М. Вышеславцев МИНВАНА ОТРЫВОК ИЗ ПОЭМЫ ОССИАНОВОЙ Оссиан представляет Минвану на утесе; она видит флот Фингалов, идущий из Ирландии. Минвана в горести, в унынии, в разлуке, С утесистой горы глядит на бездну вод. Героев зрит вдали. Плывут, спешат герои. Блестят оружия. Белеют шлемы их. "Где Рино?" - вопиет и вопрошает дева. Героев мрачен взор. Немая скорбь гласит, Что юноша убит, что Рино нет на свете, Что тень любезного сокрылась в облаках, Что слышен глас его в дыхании зефира На холме, на горе, покрытой муравой. "Увы! Фингалов сын лежит в долине браней. Рука сильнейшая повергла в гроб его. Осталась я одна. Осталась ненадолго. Как страшно воет ветр, вздымает мне власы! Недолго слышать вой, недолго выть мне с ветром. О друг души моей! не вижу я тебя. Нейдешь ко мне, нейдешь, от ловли утомленный - Не вижу прелестей и красоты твоей. Мрак ночи облежит любезного Минваны. Безмолвие живет теперь навеки с ним. Где верные твои хранители и стражи? Где лук твой, юноша? где крепкий твердый щит? Где острый меч, огню небесному подобный? Где копие твое, обмытое в крови? Я зрю оружия твои, герой любезный! Покрыты кровию повержены лежат. Не положили их с тобой во мрачном гробе. Когда заря взойдет и возвестит тебе: "Восстань, герой! восстань! Ловцы уже в долине; Елень бежит вблизи жилища твоего". Денница светлая! кому ты возвещаешь? Любезный Рино спит. Не слышит гласа он. Елени прыгают, играют на могиле. Увы! смерть лютая похитила его. Но я без трепета явлюсь тебе, о Рино! И лягу в тишине на ложе близ тебя. Подруги юные пойдут искать Минвану, Минваны не найдут. - Последуют за мной, И песни нежные в долине раздадутся. Они везде пойдут <вослед> стопам моим. Но не услышу я согласных ваших песней - Подруги милые! простите навсегда! Иду покоиться, усну во гробе друга". 1709 А. П. Бенитцкий КОМАЛА ДРАМАТИЧЕСКАЯ ПЕСНЬ ОССИАНА Действующие лица: Фингал - государь Морвенский. Комала - его любовница. Гидаллан - полководец Фингалов. Дезагрена - | } наперсницы. Meлилькома - | Барды. Воинство Фингалово. Комала, дочь инисторского государя, по любви своей к Фингалу переодевается в мужское платье. - Гидаллан, коего любовь она пред сим отвергла, узнает ее. - В это время извещается Фингал о набеге Каракула. - Он идет против его, оставя Комалу на холме до своего возвращения. - Фингал побеждает неприятеля и с известием о победе посылает к ней Гидаллана: отсюда начинается действие, происходящее на берегах Кроны. ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ Дезагрена, Мелилькома и потом в некотором отдалении Комала Дезагрена Ловитва кончилась! - единый Журчащих слышу шум ручьев; - Гряди ко мне на злак долины, Сестра возлюбленна, с брегов Быстрокатящияся Кроны. Оставь колчан и лук тугой, Да арфы твоея звук стройный Прольется в темноте нощной; Да по холмам уединенным Гул песней наших возгремит. Мелилькома Угрюма нощь покровом темным Полей зеленых кроет вид. Младая серна возлежала На берегу реки крутом: В тьме нощи я ее прияла За некий малый мшистый холм; Но вдруг как вихрь она пустилась И скрылась в гущину лесов, Воздушна легка тень носилась Между ветвей ее рогов, И призраки зловещи главы На край склоняли облаков. Дезагрена Увы! знать пал на поле славы Могущественный царь щитов! Знать Каракул поверг Фингала! - Оставь кремнистый свой утес, Дщерь Сарна, нежная Комала! Сойди! пролей источник слез: Уж тень его окровавленна На наших носится холмах. Мелилькома Воззри, печалию стесненна Комала сетует в слезах. Два серых пса лежат пред нею, Искусные в ловитве серн, И, протянув космату шею, Дыханием колеблют дерн. - Глава ее на длань склонилась, Померк румянец на щеках, Грудь белоснежна обнажилась И ветр играет в волосах. Ее слезящи, томны очи Обращены к долине той, Отколь пред наступленьем ночи К ней обещал прийти герой. - Но, ах! се мрак вкруг нас сгустился, Чернеют горные хребты... Фингал, Фингал! где ты сокрылся? Герой бестрепетный, где ты? Комала Почто, Каррон быстротекущий, Почто стремишь кровавый ток? Иль гром войны, беды несущий, Достичь брегов твоих возмог? Или почил герой Морвена Средь диких дебрей и пещер? - Луна! царица звезд священна! Небес величественна дщерь! Излей сребристый свет рекою Сквозь темны тучи над землей, Да зрю доспехи пред собою Любезного души моей. - Иль пусть свет призраков багровый, Носящихся на облаках, И озаряющий те гробы, Где предков наших тлеет прах, Где вечным сном спят чада персти - Пусть грозна тень сия летит, Предыдет мне на поле смерти И труп героя осветит... Ужель сыны морвенски пали? - Ах, кто Комалу, кто спасет От скорбей лютыя печали, Когда ее Фингала нет! - Так мне не зреть вождя героев? Не зреть владыки сих брегов, Блиставшего средь ратных строев, Как средь дождливых облаков Блистает солнечный луч ранний, Текущий возвещая день? ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ Копала, Дезагрена, Мелилькома и Гидаллан Гидаллан Нощные, мрачные туманы! Сокройте звероловца тень. Восстани, бурный ветр, восстани, И стоп его следы завей, Да мысль о друге, падшем в брани, Изгладится в душе моей. - Полки его, сражаясь, пали - Его изрублен крепкий щит... Увы! пред кем все трепетали, Теперь повержен тот лежит. - Стреми, Каррон, струи кровавы, Пенися у подошвы скал! Бушуйте мрачные дубравы! - Народов вождь во брани пал! Комала Вещай, сын нощи, мглой покрытый! Вещай, ужасный человек! Какой воитель знаменитый На поле битвы кончил век? Подобился ль он белизною Снегам, лежащим на горах? Равнялся ль с радугой цветною, Сияющею в облаках? Вились ли по плечам волнисты Его кудрявые власы, Как утренни туманы мглисты Пред всходом солнечной красы? Как области небес лазурны, Светился ль взор его очес? Таков ли был он в брани бурной, Как быстра молния небес? Гидаллан Ах, где погибшего любезна? Какой ее покоит холм? Где ждет героя дева нежна, Склонясь на пень, покрытый мхом? - Почто не зрю голубоокой На скате злачных берегов? Не зрю груди ее высокой, Покрытой гущиной власов? - Лети, зефир, и свей в молчанье Власы кудрявые с ланит: Пусть кроткое твое дыханье Ее рамена обнажит, Пусть крылия твои воздушны Откроют взору гибкий стан! Комала О вестник, вестник злополучный! И так погиб царь сильных стран? - Ужасна туча тяготеет Над выею кремнистых гор. Се! гром гремит - свод неба рдеет - Трещит, пылая, синий бор... Но что! коль нет уже Фингала, Какие страшны мне беды? Вещай: так алчна смерть пожрала Дробившего врагов щиты? Гидаллан Увы! рассеяны герои, Как облака в вечерний час! Уж ратоборцев в бранны строи Не созовет вождя их глас; Не созовет - его народы В пещерах скрылися лесных! Комала Вселенныя владыка гордый! Погибни на полях твоих. Да распрострет несчастье крылы Над буйною твоей главой, Да встретит мрачный зев могилы Твой первый шаг перед собой! Пусть сердца твоего драгая, Среди весны цветущих лет, Томясь подобно мне, рыдая, В печалях дух свой излиет. Почто, о Гидаллан жестокий, Ты смерть героя возвестил? Отверз несчастной мрак глубокий: Всего меня - всего лишил! Увы! еще я долго б ждала Возврата друга моего; Всечасно бы себе мечтала, Что зрю на камени его. И дуб на поле отдаленной Возмог бы взор мой обольстить; Звук громкия трубы военной Мне ветр бы мог изобразить. - Почто не на брегах Каррона Я слезы горестны лига? Их теплый ток и вопли стона Вложили б жизнь в него мою! Гидаллан Не над шумящею рекою Почиет вождь Морвенских чад: Арвена на холмах герою Возвысить памятник хотят. - О светлый круг луны сребристый, Текущий в дымных облаках! Проникни ребра их волнисты И озари Фингалов прах; Пусть сквозь нощные покрывала Твой луч над оным возблестит: Да узрит нежная Комала Его оружие и щит, Да узрит перси, в кои злоба Врагов вонзила меч стальной! Вдали показывается воинство. Комала (воображает, что видит воинов, несущих тело Фингалово) Постойте, мрачны чада гроба, Постойте! где любезный мой? - Увы! на ловле он оставил Комалу в горести одну И, крояся, стопы направил На кроволитную войну; Вещал, что с солнечным закатом Приидет паки к сим холмам: И се! покрытый кровью, прахом Является моим очам! - Угрюмыя пещеры житель! {*} Почто ты мне не возвестил Морвенского царя погибель? Почто злу горесть утаил? Ты видел юного героя, Ты видел, как он кровь пролил Среди ненавистного боя - И от Комалы то сокрыл?.. {* Друид. Секта их была уже разрушена; оставшиеся скитались по пустыням и предсказывали желающим судьбу их.} Воинство подходит ближе. Мелилькома Чьи крики воздух потрясают И будят отголоски гор? Чьи ратники текут - блистают? - Се долу их мой видит взор! Текут, как шумных вод громады, Сверкая от лучей луны. Комала Кто боле, коль не сопостаты, Пагубоносных битв сыны! - Сквозь тонки облак покрывали, Фингала тень направь свой путь! И устреми стрелу Комалы В злодейску Каракула грудь! Пусть он падет, как робка серна, Поверженна рукой ловцев... Является Фингал, сопутствуем бардами и своим воинством. Но - се Фингал, герой Морвена Грядет во сонме праотцев! - Ужели вопль моих молений Достиг к тебе, нежнейший друг? Ужель ты с горних сшел селений Утешить мой прискорбный дух? ЯВЛЕНИЕ ПОСЛЕДНЕЕ Фингал, барды, Комала, Дезагрена, Мелилькома, Гидаллан и воинство Фингал Возвысьте, барды, гласы стройны: Прославьте при Карроне бой! Опять поля мои спокойны: Кичливый враг низложен мной; Побег их гордый вождь надменный И скрылся со стыдом от глаз. Побег - как призрак нощи темной, Во чреве синих туч гнездясь, Гонимый ветрами в пустыни, Бежит - и сыплет блеск огней На мрачные древес вершины, Виясь по воздуху змией... Чей слышу здесь в часы вечерни Приятный глас? - он нежен, тих, Как кроткий ветерок весенний, В чертогах веющий моих. - Ужель то Сарна дщерь прелестна, Ловительница быстрых серн? Так! се она! - сойди, любезна! Ко мне на мягкий Кроны дерн, Да дух царя Морвена Твой милый голос усладит. Комал (мечтая, что говорит тени Фингаловой) Прийми меня, о тень блаженна, Под твой воздушный, светлый щит! Прийми - укрой в пещере темной Свою Комалу от врагов. Фингал Гряди ко мне в чертог спокойный, Где я почию от трудов; Гряди: се бури разъяренны Прешли, сокрылись за моря; Лучами солнца озаренны Ликуют окрестны поля. Комала (узнает Фингала) Так! это он! он, конча брани, Украшен торжеством грядет! Его я осязаю длани, Венчанны славою побед... Но... ах!.. душа моя томится... Нет силы радости сносить - Позволь мне, друг мой, удалиться И там за камнем опочить. Позволь - да дух мой возмущенный Жестокой ужаса грозой Воспримет паки силы прежни, Нашедши сладостный покой. - О дщери Морния прекрасны! Приближьтесь с арфами ко мне, Да песни ваши сладкогласны Наполнят воздух в тишине. Дезагрена Гряди ко пиршеству Комалы, Победоносный царь щитов! От стрел ее три серны пали: Пылает огнь среди кустов. Фингал И вы, согласий звучных чада! Воспойте при Карроне бой; Воспойте, барды, да отрада Восхитит дух моей драгой. Барды Теки, Каррон, теки с стремленьем, И шумом радостной волны Вещай, враги как с посрамленьем Во бегство все обращены. Их бурны кони величавы Уже не скачут по полям, И гордый их орел двуглавый Простер полет к другим странам. - Отныне утро дня златое И мрачна ночь Фингала чад Зреть будут завсегда в покое Среди утех - среди отрад. Трубы гремящи бранны звуки Заглушит крик ловцов в полях; Щиты огромны наши, луки Висети будут на стенах. И естьли сила наша грянет, Воздвигнувшись когда на брань, То кто противу нас восстанет? Одни сыны Локлинских стран. - Нам будет брань сия забавой; В руках имея смерти страх, Мы поженем врагов со славой И всех развеем, яко прах. - Теки, Каррон, теки с стремленьем, И шумом радостной волны Вещай, враги как с посрамленьем Во бегство все обращены. Мелилькома (приметя, что Комала умирает от восхитительной радости) Спуститесь, легкие туманы, И ты, о скромная луна! Прийми в твои стыдлины длани Комалу нежную: она Почила бледна, бездыханна... Увы! Комалы боле нет. Фингал Так смерть похитила дщерь Сарна, Любови моея предмет?.. Приди, о милая Комала! Да узришь в сумраках нощных Уединенного Фингала, Седяща на брегах крутых; - Тогда с вечернею звездою, В дыханьях тихих ветерков, Приди беседовать со мною! Гидаллан Так не услышу боле слов Любезной девы светлоокой, Привыкшей серн в полях гонять? Почто я вестию жестокой Умыслил дух ее терзать? Почто? - увы! теперь, несчастной, Виновник горести и бед, Не буду боле зреть прекрасной, За ланию бегущей вслед. Фингал Свирепый ратник! чадо брани! Колико лют твой мрачный взор! - Подобно как сии туманы, В рассединах чернея гор, Скрывают в них за темнотою Шипящих, ядовитых змей: Так ты под сей угрюмой мглою Скрываешь душу злых зверей. - Изыди из моей дружины! Ты не воссядешь при пирах; Не будешь быстрых серн пустыни Со мной ловить в моих лесах; Мой враг уже не поразится Твоей могучею рукой, Не будешь славой веселиться - Нет! ты презрен навеки мной! Предшествуй мне к юдоли слезной, Где слышен дев плачевный глас, Да узрю красоты любезной, Да узрю их - в последний раз!.. Се! труп ее на камень мшистый Простерт с поникшею главой; Взвевает ветр власы волнисты - Звенит уныло тетивой. Навек отшла от нас Комала!.. Рыдай со мной, героев сонм! Прекрасная навек увяла - Заснула беспробудным сном! - Воспойте похвалу прекрасной, О барды! в мирной тишине: Да отзывы холмов всечасно Твердят любезно имя мне. Барды Воззрите! се ее священна Тень носится на облаках; Небесным светом озарениа В воздушных плавает огнях. Воззрите! се легчей зефира На сребряных лучах луны Душа ее, чистей ефира, Несется в горние страны. Оттоль ей предки стали зримы, Владетели воздушных стран: Во бранях Сарн непобедимый, Пламеновидный Фидаллан. - Комала! арфы нежны звоны Уже твоей не тронут нас, И холмы, и луга зелены На твой не отзовутся глас. Сопутницы твоих дней красных Искать тебя везде начнут - В пустынях и лесах ужасных, Но ах! вотще их будет труд. Ты только станешь им являться В мечтаньях иногда нощных: Твой глас им будет повторяться И радостью исполнит их. Они, сию воспомнив радость, Век будут о тебе мечтать; И тем веселие и сладость Их скорбны души ощутят. - Воззрите! се ее священна Тень носится на облаках; Небесным светом озаренна В воздушных плавает огнях. Воззрите! се легчей зефира На сребряных лучах луны Душа ее, чистей ефира, Несется в горние страны. 1805 П. С. Политковский СМЕРТЬ ГИДАЛЛАНА ВВОДНАЯ ПОВЕСТЬ ИЗ БОЛЬШОЙ ОССИАНОВОЙ ПОЭМЫ "СРАЖЕНИЕ С КАРОСОМ", СЛУЖАЩАЯ ОКОНЧАНИЕМ ПРЕДЫДУЩЕЙ ЕГО "ДРАМАТИЧЕСКОЙ ПЕСНИ" С стесненной горестной душою Изгнанный вождь геройских сил Потек медлительной стопою Безмолвен, мрачен и уныл. Власы его и шлем пернатый Вздымая, горный ветр шумел, И меч отцов его булатный Небрежно при бедре висел. Слезами очи орошенны Он часто долу потуплял, И часто из груди стесненной Его вздох тяжкий вылетал. Три дни в отчаянье жестоком Три дни герой до Балвы шел; В четвертой на брегу высоком Чертоги праотцев узрел. Там древ густых в тени сокрытый Отец пред взор его предстал: Ламор во бранях знаменитый. - Никто его не окружал; Глава безвласая склонилась На жезл, держимый им в руках; Вода источника струилась, Журча при старцевых стопах. Слепец пред солнцем заходящим Сомкнуты очи потуплял И тихим голосом дрожащим Дела протекши воспевал. - Но вдруг Ламор уединенный Внимает шорох - восстает; Предчувством тайным возбужденный, Приход сыновний познает. "Тебя ль, тебя ль, о сын любезный! Тебя ли ныне слышу я? - Вещал Ламор, родитель нежный. - Иль это только тень твоя? Ужель ты пал сражен средь бою Каррона на брегах крутых? Иль естьли суждено герою Еще остаться средь живых, То где, о сын мой! где отличны Сотрудники твои в войне? Почто мне гласы их не слышны? - Вещай скорей, ответствуй мне! Ты прежде возвращался с брани И ратники мои с тобой; Скажи: ужель теперь попранны На поле славы смертью злой?" - "Нет, нет! - ответствовал смущенный Ламору Гидаллан в слезах. - Твои герои не сраженны, Не рассевал их гордый враг! Они все в радости, в забаве И в торжестве проводят дни: Лишь сыну твоему ко славе Навек пути заграждены; Лишь я, родитель мой почтенный, Один несчастный осужден Дни проводить уединенны У сих поросших мохом стен, Здесь на брегу пустынном Балвы В тоске безвестно умереть, Тогда, когда на поле славы Победой должен я греметь". - "Увы! - что слышу! - оскорбленный Ламор от сердца возопил. - Когда во время ополчений, Скажи, когда, кто приходил Почить на бреге сем беспечно, Забыв и славы звук самой? - Нет! ты не примиришься вечно С тенями предков, ни со мной! - Смотри на этот гроб священный, Смотри, о сын мой, на него! А я очей навек лишенный Зреть боле не могу его. В нем предок твой почиет славный, Непобедимый Гермаллоп. Никто не зрел, чтобы со брани Во бегство обращался он. Внимай - мне тень его вещает: "Гряди, мой сын, гряди, герой! Тебя лавр славы украшает: Гряди беседовать со мной!.." Увы! я с славой разлучился: Меня мой сын ее лишил! Он в бег постыдно обратился И поле брани уступил!" - "Почто, - рек Гидаллан вздыхая. - Владыка Балвы берегов! Почто, о прежнем вспоминая, Ты растравляешь ныне вновь В моем глубоки сердце раны И в душу нову льешь печаль? - Клянусь, клянусь, что поле брани Врагам моим не уступал! Фингал - сей мощный царь Морвена, Мстя смерть возлюбленной своей, Велел оставить мне знамена И грозный сонм его вождей. "Беги! - вещал мне раздраженный. - Изыди из Морвенских стран В свои пределы отдаленны! Беги, презренный Гидаллан! И тамо, на брегу потока Поносный стыд свой сокрывай; В унынии, в тоске глубокой Томися, сохни, увядай, Подобно дубу, всех лишенну Зеленых листиев своих, Порывом ветра наклоненну Реки на берегах крутых!"" - "Ужель мне суждено судьбою Сносить, увы! такой позор? - Вещал покрытый сединою Унылым голосом Ламор. - Быть с сыном здесь в уединеньи, Отрады боле не иметь, В печали, горести, презреньи В пустынном месте умереть? Тогда, как тысящи героев, Как тысящи морвенских чад, Среди кровавых, ратных боев Завидной славою гремят! О тень родителя любезна! Веди, веди меня с собой! Да хладная могила тесна Нас купно скроет под землей. Нет в мире для меня забавы! Мой взор от горести померк! Увы! торжественные славы Лишился Гидаллан навек!" - "Ах, чем могу твой стон плачевный Пресечь, родитель нежный мой! - Вещал тоскою удрученный В ответ ему младой герой. - Куда, куда мне устремиться? Где лавр победы мне найтить, Где блеском славы озариться И слух Ламора усладить? - Нет! мне уж не венчаться бранью: Осталось - звероловом быть; Гоняться по холмам за ланью, И диких еленей разить. Ламор не станет восхищаться, Вняв слабый звероловца глас, Когда я буду возвращаться В вечерний, тихий с ловли час; Не будет поглаждать рукою Ласкающихся псов моих; Не спросит: "Сын мой, что с тобою Случилось на горах крутых, Когда за сернами стремился И диких еленей искал?"" - "Так! - рек Ламор. - Мой рок свершился, Знать, должно, должно, чтоб я пал! Подобно древу иссушенну, Возростшему на теме гор, Дыханьем ветра низложенну, Падет при старости Ламор! Увидят тень мою, блудящу По холмам в тишине нощной, Лиющу слезы и стенящу О жребие твоем, сын мой! - Тогда сокройся ты от взора В непроницаемой туман, Да не постигнет месть Ламора Тебя, злосчастный Гидаллан! - Теперь гряди в мои чертоги; Там на стенах увидишь ты Оружья наших предков многи: Их шлемы, копья и щиты; Возьми и принеси оттоле Меч Гермаллонов, страх врагов, Который отнял он на поле, Лия потоками их кровь". - В чертоги Гидаллан вступает И, снявши со стены булат, Выходит и отцу вручает: С ним Гермаллонов пояс злат. Рука слепца по стали бродит, Ища на оной острия - И вдруг Ламор его находит, И говорит: "Веди меня, Веди меня к могиле мшистой! Я слышу, сильный ветр свистит Под свесом сосны сей сенистой - Там Гермаллон спокойно спит. Вокруг гробницы терн колючий С травою дикою растет; Источник пенистый, гремучий По камням близ ее течет. Теперь уж солнце зной полдневный На беззащитны льет поля: Хочу от жару утомленный Вкусить прохладу тамо я". Се старец с сыном достигает До гроба предка своего - Тут меч в руке отца сверкает, И сын... без чувств падет его. - Сном вечным очи их закрылись: Единый гроб вместил их прах; Чертоги их опустошились, Стоящи Балвы на брегах. Никто сих мест не посещает, Боится странник здесь почить; Безмолвье вечно обитает, Где Гидаллан с Ламором спит. В часы полуденные ясны Окрест гробницы их парят Одни лишь призраки ужасны И в мрачных тенях древ шумят. 1807 Н. И. Гнедич ПОСЛЕДНЯЯ ПЕСНЬ ОССИАНА О источник ты лазоревый, Со скалы крутой спадающий С белой пеною жемчужною! О источник, извивайся ты, Разливайся влагой светлою По долине чистой Лутау. О дубрава кудреватая! Наклонись густой вершиною, Чтобы солнца луч полуденный Не палил долины Лутау. - Есть в долине голубой цветок, Ветр качает на стебле его И, свевая росу утренню, Не дает цветку поблекшему Освежиться чистой влагою. Скоро, скоро голубой цветок Головою нерасцветшею На горячу землю склонится, И пустынный ветр полуночный Прах его развеет по полю. Звероловец, утром видевший Цвет долины украшением, В вечеру придет пленяться им; Он придет - и не найдет его! Так-то некогда придет сюда Оссиана песни слышавший! Так-то некогда приближится Звероловец к моему окну, Чтоб еще услышать голос мой. Но пришлец, стоя в безмолвии Пред жилищем Оссиановым, Не услышит звуков пения, Не дождется при окне моем Голоса ему знакомого; В дверь войдет он растворенную И, очами изумленными Озирая сень безлюдную, На стене полуразрушенной Узрит арфу Оссианову, Где вися, осиротелая, Будет весть беседы тихие Только с ветрами пустынными. О герои, о сподвижники Тех времен, когда рука моя Раздробляла щит трелиственный! Вы сокрылись, вы оставили Одного меня, печального! Ни меча извлечь не в силах я, В битвах молнией сверкавшего; Ни щита я не могу поднять, И на нем напечатленные Язвы битв, единоборств моих, Я считаю осязанием. Ах! мой голос, бывший некогда Гласом грома поднебесного, Ныне тих, как ветер вечера, Шепчущий с листами топола. - Все сокрылось, все оставило Оссиана престарелого, Одинокого, ослепшего! Но недолго я остануся Бесполезным Сельмы бременем; Нет, недолго буду в мире я Без друзей и в одиночестве! Вижу, вижу я то облако, В коем тень моя сокроется; Те туманы вижу тонкие, Из которых мне составится Одеяние прозрачное. О Мальвина, ты ль приближилась? Узнаю тебя по шествию, Как пустынной лани, тихому, По дыханью кротких уст твоих, Как цветов, благоуханному. О Мальвина, дай ты арфу мне; Чувства сердца я хочу излить, Я хочу, да песнь унылая Моему предыдет шествию В сень отцов моих воздушную. Внемля песнь мою последнюю, Тени их взыграют радостью В светлых облачных обителях; Спустятся они от воздуха, Сонмом склонятся на облаки, На края их разноцветные, И прострут ко мне десницы их, Чтоб принять меня к отцам моим! О! подай, Мальвина, арфу мне, Чувства сердца я хочу излить. Ночь холодная спускается На крылах с тенями черными; Волны озера качаются, Хлещет пена в брег утесистый; Мхом покрытый, дуб возвышенный Над источником склоняется; Ветер стонет меж листов его И, срывая, с шумом сыплет их На мою седую голову! Скоро, скоро, как листы его Пожелтели и рассыпались, Так и я увяну, скроюся! Скоро в Сельме и следов моих Не увидят земнородные; Ветр, свистящий в волосах моих, Не разбудит ото сна меня, Не разбудит от глубокого! Но почто сие уныние? Для чего печали облако Осеняет душу бардову? Где герои преждебывшие? Рино, младостью блистающий? Где Оскар мой - честь бестрепетных? И герой Морвена грозного, Где Фингал, меча которого Трепетал ты, царь вселенныя? И Фингал, от взора коего Вы, стран дальних рати сильные Рассыпалися, как призраки! Пал и он, сраженный смертию! Тесный гроб сокрыл великого! И в чертогах праотцев его Позабыт и след могучего! И в чертогах праотцев его Ветр свистит в окно разбитое; Пред широкими вратами их Водворилось запустение; Под высокими их сводами, Арф бряцанием гремевшими, Воцарилося безмолвие! Тишина их возмущается Завываньем зверя дикого, Жителя их стен разрушенных. Так, в чертогах праотеческих Позабыт и след великого! И мои следы забудутся? Нет, пока светила ясные Будут блеском их и жизнию Озарять холмы морвенские, Голос песней Оссиановых Будет жить над прахом тления, И над холмами пустынными, Над развалинами сельмскими, Пред лицом луны задумчивой, Разливался гармонией, Призовет потомка позднего К сладостным воспоминаниям. 1804 Н. Ф. Грамматин КОНЛАТ И КЮТОНА Глас ли был то иль мечтание? Иногда воспоминание О протекшей, красной младости, Как светило заходящее, Озаряет мрак души моей, Звероловцев раздается крик, И я в мыслях копнем ражу. Некий голос мне провещился; Кто ты? кто ты, сын полуночи? Все почило сном вокруг меня, Не почил один дубравный ветр, Или ветром потрясаемый, Прозвучал Фингала ржавый щит, На стене висит чертогов он, И руками часто дряхлыми Осязает Оссиан его. Нет, знакомый сердцу сладостный Голос друга мне послышался; Он давно не посещал меня. Побудило что, Конлат, тебя Принестись ко мне на облаке? Старца други не с тобою ли? Где Оскар, любимый славы сын? Часто близ тебя он ратовал. Тень Конлата Спит глас Коны звучный, сладостный, Спит в чертогах Оссиан своих, А друзья его во гробе спят; Славы луч не озаряет их. Вкруг Итоны океан шумит, А безмолвны камни гробные, Их могилы покрывающи; Не промолвят, не рекут они, Вопрошающу их страннику, Любопытному и дальнему, Кто под ними спит в сырой земле, Чей в забвеньи истлевает прах. Оссиан О! когда б узреть мог я тебя, Восседящего на облаке; Ты подобен ли воздушному Чуть мерцающему пламени Иль туману Лана вредного? Из чего твоя воздушная Соткана одежда легкая? И какое копие твое? Но как тень исчез сын Морния, Ветр унес его от слов моих. Где ты, арфа, друг души моей? Да услышу звуки струн твоих! Воссияй, светильник памяти! Воссияй и остров пагубный Озари лучами яркими, Да увижу я друзей моих! Так я зрю вас, незабвенные! Зрю Итону, исходящую Из лазоревых, глубоких волн, Зрю пещеру Тоны мрачную, Мхом обросшие скалы ее, С них нависши сосны древние; Внемлю шум глухой источника, Зрю Тоскара с копнем в руке, Близ его Феркут, героя друг, И Кютона, горько плачуща; Шум ли волн морских мне слышится Или то они беседуют? Тоскар Бурна ночь была и пасмурна. Ветры, яростно ревущие, Исторгали дубы с корнями. Страшно море волновалося, И утесы белой пеною Волн кипящих окроплялися. Небо рдело молний пламенем, Некий призрак на брегу стоял И, безмолвный, лил источник слез, Ветр одежду развевал на нем, Из седых туманов тканную; Старцем призрак сей казался мне, Полным думы и уныния. Феркут О Тоскар! то был родитель твой; Смерти вестник злополучный он; Так на Кромле пред падением Он явился Маронанновым. О Уллин! о гробы праотцев! Мы вовеки не увидим вас. Не для нас вы зеленеете, Холмы родины любезныя! Не для нас журчите сладостно, Вы родны струи, лазоревы! Не для нас, златое солнце, ты В красоте своей сияешь всей! Глас Селамской арфы сладостен, И приятен звероловца крик, В камнях Кромлы раздающийся; А вокруг нас море бурное Преграждает нам к исходу путь, Волны плещут чрез утесы в нас, Мы трепещем, в страхе утра ждем. Тоскар Где же мужество, Феркут, твое? Или старость седовласая У тебя его похитила? Дух опасность веселила твой, Взор пылал твой брани пламенем; Или пламень сей угас в тебе? Наши деды и отцы, Феркут, Страха, ужаса не ведали! Зри, спокойно море бурное, Стихли ветры, стихли буйные, Волны чуть переливаются, Исчезают ночи сумраки, Скоро влажный запылает дол От лучей денницы утренних. Там, где Мора возвышается, Я с весельем поднял парусы, Остров волн был на пути моем, Я узрел на нем Рюмара дщерь, Звероловицу узрел младу; Против скачущих Итоны серн Напрягала лук тугой она. Луч златый денницы - взор ее, Кромлы снег - полуоткрыта грудь, Пламя вспыхнуло в душе моей, Пленник стал я красоты ее; Но она слезами горькими Отвечает на любовь мою, Ей Конлат один мечтается. Чем могу, Кютона милая, Возвратить тебе спокойствие? Кютона Там, где волны разбиваются Об ардвенский, каменистый брег, Где пасутся серны робкие, Там Конлат к своей возлюбленной С башен Моры устремляет взор. Дщери ловли возвратилися, Очи долу их потуплены. "Где Кютона?" - вопрошает он; Нет ответа на слова его. Мой покой, мое веселие На ардвенском берегу живут. Тоскар Так, они с тобою будут жить, Я Конлату возвращу тебя. Друг Тоскару твой возлюбленный, Три дни был я угощаем им. Вейте, ветры легкокрылые, С берегов Уллина злачного, И к Ардвену каменистому Распрострите паруса мои; Там, Кютона, ты останешься! Но печаль затмит Тоскара взор. Я в пещере мрачной скроюся, Ветр пустынный во полуночи Потрясет древа дубравные; Я проснуся и подумаю, Не Кютоны ли глас слышится? Но мечтанье! волны делят нас; Ты в объятиях Конлатовых. Кютона Что за облак, зрю, несется там, И чьи тени восседят на нем? Вижу сгибы их туманных риз, Тени предков узнаю своих. О Рюмар! Когда увяну я? Я предчувствую, мой близок час, Час, в который скроет гроб меня! Ах! увижусь ли с возлюбленным? Оссиан Так, Кютона, ты увидишься! Он на черном корабле своем Рассекает волны синие. Смерть Тоскара на мече его, Но и сам Конлат из ребр своих Точит кровь струей багровою. Зрю, покрытый смертной бледностью, Удержать он хочет крови ток. Где ты? где ты, дщерь Рюмарова? Умирает твой возлюбленный, Но видение сокрылося, Я не зрю вождей вокруг себя. Чада племени грядущего! Барды! вспомните Конлата смерть, И оплачьте дней конец его; Он увял, как цвет, безвременно. В море мрачность и безмолвие; Пыльный щит героя падшего Обагрен явился кровию. Мать взглянула на кровавый щит И узнала, что героя нет; Камни Моры отзываются На рыданья нежной матери. Ты ль, Кютона, ты ль на камени Бездыханным приседишь вождям? Ночь на холм спустилась темная, Воссияла утра вновь краса; Но героям не воздвигнут гроб. Птицы хищные слетаются, Ты, Кютона, отгоняешь их! Не смыкает сон очей твоих, Ты бледна, как влажно облако. В третий день Фингала ратники Бездыханну обрели ее И воздвигли двум героям гроб. Дщерь Рюмара близ Конлата спит. Ты воспет уже, сын Морния! Не являйся в сновиденьях мне! Сон бежит от старца дряхлого При твоем, Конлат, пришествии. Ах! почто изгладить, други, вас Не могу из слабой памяти, До свидания на облаках? Близок, близок день сей радостный, Скоро, утро, воссияешь ты Над могилой Оссиановой! Скоро я узрю друзей моих! 1806 Ф. Ф. Иванов ПЛАЧ МИНВАНЫ ИЗ ОССИАНА С сердцем, грустию исполненным, И с лицеи, от слез зардевшимся, Ждет Минвана белогрудая Мила друга с поля ратного, С поля ратного, кровавого. Поминутно обращает взор К морю синему, туманному. Там лишь волны с тихим ропотом Плещут в дикий камень берега И уныние родят в душе... Вдалеке знамена взвеяли; Сердце дрогнуло, забилося, Слезы вдруг остановилися, Взор вперился, неподвижен стал, И дыханье притаилося. Приближались тихо ратники; Рино верные товарищи Стройно все текли в безмолвии; Долу очи их потуплены - В них печаль изображалася. У Минваны сердце сжалося, Закипело и вдруг замерло... Ах! неужели то предчувствие Бед, мучений, злополучия?.. Тут герои прослезилися, И один из них, вздохнув, сказал: "О Минвана белогрудая! Не ходи ты в ночь туманную На крутой брег моря синего; Не склоняй ты уха чуткого Ко зыбучим, ко немым волнам: Не промолвят речи сладостной, Страстна сердца не обрадуют! О Минвана! не сиди одна У покрыта камня мхом седым! Ах! не жди ты друга милого; Красны дни твои промчалися... Рино храброго не зреть тебе! Тень его взнеслась на облако; Голос тихий там с зефирами У потока мы уж слышали И на холме во траве густой, Будто громы из багровых туч На младое пали дерево, И сребристый лист посыпался С ветвей, только распустившихся". Так Минвану поразила весть, - Подкосились ноги быстрые, Пот холодный, будто град, с лица Покатился на высоку грудь. "Так не стало сына юного, Сына храброго Фингалова?.. Половина сердца убыло У Минваны злополучныя!.. Да рука, его сразившая, Не обнимет вечно милыя! Пусть рукою той кровавою Очи всех родных закроются!.. Но отрада ль то для бедныя? Ах! теперь я, как пустынный холм, На котором век туман лежит! Ах! одна я на сырой земле! Дни постылы! жизнь несносная!.. Нет, недолго мне здесь мучиться... Ветры буйные, пустынные! Я недолго буду смешивать В дебрях стон мой с вашим посвистом! Побегу на поле ратное, Где лежит мой друг поверженный. Хоть в слезах пути не взвижу я, Сердце к другу доведет меня. Припаду там к телу хладному, И прижмусь к устам запекшимся И слезами смою кровь с лица. Что я вижу? ах! оружия!.. Их несут твои товарищи; Щит, на полы пересеченный, Меч булатный переломленный, Остра сталь копья притуплена, Каленых стрел во колчане нет, Лук упругий твой распущен зрю; Ветр играет тетивой его... На заре уж не воспрянешь ты От глубока сна, мой милый друг!.. Твои легкие псы верные Не услышат сладка голоса, На ловитву их зовущего! Серна будет спать в беспечности На покате холма ближнего! Все тропинки зарастут травой К дому друга опустелому, И на ложе лишь совьет гнездо Птица веща полунощная; Крик ее встревожит путника Средь осенней ночи темныя. О мой Рино, друг возлюбленный! Льзя ль Минване пережить тебя? Нет! - иду, бегу, лечу к тебе, И, повергнувшись на грудь твою, Я вздохну - вздохну в последний раз! О мои подруги юные! Не ходите по следам моим, При согласном сладком пении Не ищите вы несчастныя. Ваших песней не услышу я - Я умру подле любезного". 1807 Д. П. Глебов КРОМА ПОЭМА ИЗ ОССИАНА Мальвина Так! я слышу голос милого, Хоть и редко он является Мне в полуночных мечтаниях! О родители Оскаровы! Отворите двери облачны, Двери терема воздушного, Чтоб Мальвину вам принять к себе! Мне недавно в сновидении Тайный голос возвестил про то, И я стражду в нетерпении. Ветры буйные, осенние! Что оставили вы озеро, Прилетели в сей унылый лес? Пошумели - и исчезла тень. Но Мальвина ясно видела, Как одежда привидения, Ярким солнцем позлащенная, Тихим ветром колебалася. Так! был это голос милого, Хоть и редко он является Мне в полуночных мечтаниях! Ах, Оскар! ты будешь вечно жить У Мальвины в сердце страждущем! Я вздыхаю с светом утренним, Слезы лью с зарей вечернею, Как ты жив был, друг бесценный мой! Я цвела, как древо юное. Нет тебя - и вянет молодость, Как цветок от ветра знойного. Дни весенни возвратилися; Но погода благотворная Не придаст мне силы прежния: Я хожу с главой поникшею И ищу уединения Посреди жилища горести. Видев то подруги нежные, Взявши арфы златострунные, Заиграли с той надеждою, Что рассеют мрак души моей; Но Мальвина все печалилась, Проливала слезы горькие. Оссиан О Мальвина, дочь любезная, Как меня твой голос трогает! Верно ты в своем мечтании, В сне глубоком погруженная, Песнь умерших бардов слушала, И, внимая, повторяла их? О Мальвина! голос сладок твой; Но терзает сердце горестью, А печаль с душой расстроенной Пресекают жизнь невидимо! Так лучи светила дневного Жгут цветок - и засыхает он. Дочь моя! склони свой слух теперь К песням барда поседевшего, Я хочу, хочу воспеть тебе Дни щастливы своей младости. На брегу крутом возвышенном Видны были башни древние Замка мрачного, унылого, Где Кротар, известный мужеством, Мирно проводил дни старости. Вдруг Ротмар с своею ратию Вознамерился взять замок тот. Слух сей был Фингалу горестен, Он Кротару был сотрудником В знаменитых его подвигах, И желая защитить его, Тотчас дал мне приказание К Инисфалу плыть немедленно. Повинуяся родителю, Прибыл я к Кротару с скоростью. Как был трогателен вид его! Я застал его сидящего Посреди оружий прадедов, Быв лишен драгого зрения; Волосы уж поседевшие Рассыпались по плечам его. И в сем жалком положении Он дрожащим слабым голосом Пел протекшие дни младости. Лишь услышал звук оружия, Он встает, собравшись с силами, Простирает руки слабые И приветствует сим образом Сына своего сотрудника: "Ах, почто уже не в силах я Действовать своим оружием, Как я прежде ратоборствовал В взорах твоего родителя? Он гремел - и я прославился! Царь Морвены наградил меня, Дав мне щит Калтара сильного, Им на битве пораженного. Ты увидишь на стене его. Ах, почто лишен я зрения, Не могу я рассмотреть тебя? О друзья! се к нам герой пришел, Уготовьте ему пиршество. Барды! пойте, веселитеся". Пир готов - и арфы звучные Изъявляют радость песнями; Ио та радость может слабо скрыть Грусть, сердцами одолевшую. Так сребристый, бледный луч луны Светит лишь поверхность облака, Не проникнув густоту его. Лишь умолкли песни громкие, Кромы царь возвысил голос свой, Пресекавшийся рыданием: "Сын Фингалов! замечаешь ли Грусть, унынье в моем тереме? Ах, я прежде сам не сетовал, Когда верны мои воины Были живы - побеждали всех; Когда сын еще мой был со мной... Но сокрылося светило то, Пал герой сей на сражении, Защищаючи родителя. Вот как было происшествие: Тромла вождь Ротмар, услышавши, Что Кротар лишился зрения, Что его рука покоится, Нападает из тщеславия На моих отважных воинов. Закипев досадой, мщением, Я беру свое оружие; Но что сделать мог без зрения? Я предался сильной горести И напрасно призывал к себе Дни своей протекшей младости! Тут мой юный сын, увидевши Мои слезы и смущения, Утешает уверением, Что он в силах напрягать свой лук, Что он в силах защищать меня. Быв доволен его рвением, Отпустил я сына милого В бой с Ротмаром побеждающим. Он летит к нему - сражается, И Ротмар ударом гибельным Поражает его на поле!.. И Ротмар убийца злобный сей Продолжает путь свой в замок мой!