ненавидела их всех. О, Генрих, я не верю, что смогу когда-нибудь разлюбить тебя. - Надеюсь, это не произойдет никогда. Он постелил на ковер свой бархатный плащ Марго, увидев это, засмеялась. - Мы опробовали столько всяких постелей. Когда мы ляжем на брачное ложе? - Скоро, Марго, скоро. Но мы должны удвоить нашу бдительность, пока португалец находится здесь. Свечи догорели; влюбленные лежали в темноте. Ночь прошла; Марго пожалела об этом, когда на небе появились первые признаки рассвета. - Это самая замечательная ночь в моей жизни! - вздохнула она. - Я всегда буду помнить ее. - Когда мы поженимся, таких ночей у нас будет много. Мы сможем не бояться, что нас обнаружат. Она засмеялась, требуя новых поцелуев. Они были так поглощены друг другом, что не услышали, как открылась дверь. Они не увидели фигуру человека, посмотревшего на них. Дверь бесшумно закрылась, и вскоре из коридора донесся топот, который нельзя было не услышать. - Замри, - сказал Генрих. - Тихо! Он молча поднялся; дверь распахнулась, прежде чем он успел надеть камзол и пристегнуть шпагу. Там стоял король; он был одет наспех; кровь заливала его глаза, рот Карла подергивался. За ним стояли его приближенные. - Доставьте их в покои моей матери, - закричал король. - Немедленно. Тотчас. Любовников окружили. Чтобы справиться с Гизом, потребовались усилия четырех мужчин. Двое схватили Марго. Юную пару потащили к королеве-матери. Разбуженная Катрин посмотрела на вторгшихся к ней людей; увидев пленников, она быстро сообразила, что произошло. Глупец Карл снова предпринял действия, не посоветовавшись с матерью; этим импульсивным шагом он раскрыл всему двору связь сестры с герцогом де Гизом. В этот самый час Себастиан, король Португалии, находился в Лувре! Катрин не знала, кого она ненавидит сейчас сильнее - своего глупого сына Карла или распутную дочь. Она разозлилась, но не потеряла самообладания. - Господин де Гиз, - сказала Катрин, - ваше присутствие здесь не является необходимым. Поклонившись, Генрих покинул комнату. Ничего другого он сделать не мог. Он бросил предостерегающий взгляд на Марго, умоляя ее сохранять спокойствие и дипломатичность. Катрин посмотрела на присутствующих; ее взгляд ясно говорил о том, что им будет плохо, если они поделятся с кем-то увиденным. - Все могут последовать за господином де Гизом, - сказала она. - Его Величество и я желаем остаться наедине с принцессой. Когда в комнате остались только они трое, Катрин подошла к двери и заперла ее. Она подала Карлу знак, он взял трость и шагнул к сестре. Марго бросилась к матери, которая отшвырнула ее назад к королю. Карл так сильно прикусил губу, что кровь смешалась на ней с пеной. - Мы должны вправить мозги этой дурочке, - сказала Катрин. - Она пошла на свидание с любовником в тот самый вечер, когда состоялось ее знакомство с будущим женихом. Избей ее. Пусть она заплатит за наш позор. Катрин не сдерживала своей ярости. Дорогое платье Марго превратилось в клочья; окровавленная и обессилевшая девушка молила о пощаде. Но она не заслуживала жалости. Марго не раз за свою жизнь подвергалась избиению, но впервые экзекуция была столь жестокой. Наконец девушка, потеряв сознание, упала на пол. Карл пинал ее ногой; вид кровли всегда заводил его; король вошел в раж. Катрин оценила вероятность гибели Марго. Случалось, что непослушного ребенка избивали до смерти, но кончина Марго была крайне нежелательной. Ярость Катрин утихла. В комнате стало светло, начинался новый день. - Достаточно! - крикнула она Карлу. Но остановить его было непросто. Он хотел видеть поток крови. Так было всегда, когда его охватывало безумие. Он хотел обезглавить Генриха де Гиза. - Убить его! Убить его! - кричал король. - Подвергнуть пытке... на глазах у Марго. Пусть она присутствует. Пусть увидит его голого, залитого потом, в камере для пыток; посмотрим, узнает ли она тогда своего любовника. - Тихо! - скомандовала Катрин. Гримаса исказила лицо короля; он бросил безумный взгляд на мать. Его губы дергались, горящие глаза были залиты кровью, на подбородке блестела влага. Он метался вокруг безжизненного тела сестры. Он хотел забить ее до смерти; обретя рассудок, он будет сожалеть о том, что причинил ей вред. - Мой дорогой сын, - Катрин положила руку на дергающееся плечо, - будь осторожен. Ты знаешь этих Гизов. Что, если они отомстят тебе? Представь себя нагим... обливающимся потом. Помни о том, кто этот человек, которого ты хочешь мучить. Помни о Меченом. Помни о кардинале. Будь осторожным, мой сын. - Он должен умереть! Должен умереть! - задыхался Карл. - Он умрет, - успокоила его Катрин. - Но это произойдет по-моему... а не по-твоему. Приляг, мой сын, и отдохни. Предоставь все маме. Она знает, как будет лучше... Она не хочет, чтобы ее дорогого сыночка схватили... и стали мучить. - Они не посмеют. Не посмеют. Я - король. - Ты - король, причем мудрый, потому что ты поступишь так, как я скажу. Отдохни сейчас, мой сын, и положись на меня. Разве я не оказываюсь всегда права? Я прослежу за тем, чтобы господин де Гиз потерял свою самоуверенность и больше не занимался любовью с твоей сестрой. Катрин подвела Карла к дивану и приласкала его; она убрала волосы со лба сына, вытерла платком его рот. Он откинул голову назад, закрыл глаза. Катрин отперла дверь и позвала своих фрейлин. - Принцесса упала в обморок. Принесите воды. Мы должны умыть ее. Она ударилась. Поторопитесь... я приказываю вам. Женщины принесли воду, и Катрин сама омыла избитое тело Марго, одернула ее платье и помогла дочери вернуться в свои покои. Катрин объявила фрейлинам: - Принцесса несколько дней будет отдыхать. Следите за тем, чтобы она не покидала комнат. Я принесу за дочь извинения. Катрин снова легла в свою постель. Она притворилась спящей, когда начался утренний ритуал вставания. На ее лице было обычное невозмутимое выражение. На следующий день Катрин провела много времени с братьями Руджери и парфюмером Рене, изготовлявшим красивые перчатки и продававшим восхитительные драгоценности в своей маленькой лавке, что стояла на набережной напротив Лувра. Убедившись в том, что она находится одна, Катрин отперла свой потайной шкафчик; она оделась, как торговка; никто не узнал бы величественную королеву-мать в дородной женщине с корзиной на руке, в платке, закрывавшем ее голову и половину лица. Она воспользовалась тайным выходом; Катрин догадывалась, что кое-кто знает о нем, поскольку он существовал задолго до ее прибытия во Францию. Но она часто покидала дворец через него, поскольку он обеспечивал определенную секретность. Она, разумеется, не могла выйти в этих одеждах через главную дверь. Шагая к дому Руджери, удобно расположенному возле реки, - его можно было покинуть через заднюю дверь, возле которой покачивалась на воде привязанная лодка, - Катрин не удержалась от соблазна смешаться с базарной толпой, поговорить с людьми, заставить их высказать мнение о королевском доме. - Войны... войны... войны... - промолвила одна женщина. - Почему наша страна: должна быть залитой кровью? - Это необходимо ради Веры, - ответила дородная торговка с платком на голове. - Ради Веры! Ради знати, которая дерется за власть. - О... скоро в Париже состоится грандиозная свадьба, - сказала Катрин. - Говорят, португалец получит жирный кусок. Грубо рассмеявшись, Катрин приблизилась к женщине. - О юной принцессе ходят любопытные слухи. - Вы разве не знаете? Она страстно влюблена в герцога де Гиза - да благословит его Господь! Она уже много лет его любовница... чуть ли не с пеленок. - Говорят, Марго без ума от герцога Генриха... она похожа на своего деда, нашего великого короля Франциска. Вот это был мужчина! Каждая женщина вызывала у него желание затащить ее в постель. Говорят, Марго - его копия. - Так это правда, что она должна скоро выйти замуж? - Это пойдет ей на пользу... а может, и ему? Катрин пошла дальше. Значит, слухи о Марго уже вылетели за стены дворца! Братья Руджери встретили ее с обычным радушием, которое они проявляли во время визитов Катрин. Они сразу провели королеву-мать в секретную комнату. - Мне нужен подарок для джентльмена с высоким положением в обществе и весьма развитым вкусом; эта вещь должна быть изысканной и необычной. Братья смущенно переглянулись - как всегда, когда их просили помочь в устранении важных врагов Катрин. Они охотно участвовали в ликвидации незначительных людей, мешавших королеве-матери, но боялись поставлять яды для умерщвления сильных мира сего. - Если, - сказала Катрин, - вы предпочитаете не знать имя этого человека, я не стану называть его. Но они понимали, о ком идет речь. Любой слух, вылетавший за стены дворца, неминуемо находил дорогу в дом Руджери; едва ли не каждая торговка сплетничала о романе между принцессой Марго и герцогом де Гизом. Братьям Руджери не хотелось содействовать Катрин в устранении человека столь высокого положения. Страх сделает их более изобретательными; именно это и требовалось для успеха. - Я даю вам двадцать четыре часа, чтобы вы что-то придумали. Метод не должен вызвать у людей подозрения. Книга и перчатки тут не подойдут. Найдите что-то новенькое. Но эффект должен быть быстрым. Катрин покинула братьев, которых ее приказ поверг в дрожь. Они знали, что их попросили помочь в устранении главы самой могущественной семьи Франции. Как им уклониться от этого дела. Они не могли выбросить из памяти хитрое, умное лицо кардинала Лоррена, забыть о могуществе рода Гизов. Королева-мать просила их помощи в осуществлении убийства красивого молодого герцога! Покинув братьев, Катрин вышла на улицы. Она не заметила, что одна из женщин, стоявшая в группе людей, с которой королева-мать обменялась несколькими фразами, последовала за ней к лавке Рене, куда Катрин зашла перед возвращением в Лувр. Катрин впервые забыла о том, что дом Гизов и Лорренов располагал не менее эффективной шпионской сетью, чем ее собственная. Она приблизилась к потайной двери, за которой переоделась. Затем Катрин пошла в свои покои, отперла дверь и направилась к дочери. Марго лежала в кровати. К счастью, ее лицо мало пострадало, но девушка из-за ушибов и ссадин не могла двигаться. Она была болезненно бледной, непохожей на обычную оживленную Марго. Увидев мать она сжалась под одеялом. Катрин положила руку ей на лоб. - О, дочь моя, по-моему, тебе уже лучше. Дай мне посмотреть, насколько сильно ты ушиблась, упав в моих покоях. Она отбросила одеяло и задрала ночную рубашку Марго. - Бедное дитя! Жаль, что твоя красота пострадала, ведь ты очень хороша собой. Верно? Катрин повернулась к фрейлинам, которые стояли рядом. Потом она снова перевела взгляд на съежившуюся в постели Марго. - При дворе нет девушки красивее принцессы, - подтвердили женщины. - Я пришлю тебе мою особую мазь для ран. Думаю, они не слишком серьезные. Ты поправишься через неделю или даже раньше. Катрин закрыла дочь одеялом и подоткнула его, как любящая, заботливая мать. Затем она отправилась одеваться к балу, который должен был состояться вечером. Мозг Катрин работал, пока женщины укладывали ее волосы и надевали на свою госпожу бриллианты. Она должна приглядывать за Карлом. Он был несдержан. Он мог сорвать завесу тайны с ее намерений убить герцога де Гиза. К счастью, ее любимый сын Генрих обладал разумом и держался с герцогом де Гизом дружелюбно - в той мере, чтобы притупить опасения последнего и не укрепить его подозрения излишней любовью. Но Катрин не могла ждать подобной мудрости от сумасшедшего Карла. Она отправилась в покои короля и, отпустив свиту сына, стала предостерегать его. - Умоляю тебя - когда ты увидишь вечером Гиза, не соверши какой-нибудь необдуманный поступок. - Хорошо, мама. Но я ненавижу его. Он пытается отнять у меня трон. Я уверен, что в этом королевстве не будет мира, пока Гизы так сильны. - Это верно, но мы должны действовать осторожно. Обещай мне, что ты не станешь кричать на него сегодня при встрече. Ради Святой Девы, не покажи ему, что ты жаждешь его смерти. - Хорошо, мама. Я не так глуп, как ты полагаешь. - Конечно, ты не глуп. Ты - мой умный маленький король. - И все же, - сказал Карл, - я не успокоюсь, пока он не понесет наказание за то, что он сделал с Марго. - Лучше пусть он будет наказан за то, что он может сделать с тобой и твоим братом, дорогой. Но что толку говорить с Карлом! Он был безнадежно психически болен. Когда в роскошном зале объявили о прибытии Генриха де Гиза, Катрин испуганно заметила, что краска залила сердитое лицо короля. Она не успела остановить Карла - он шагнул к двери, преградив путь герцогу. - Зачем вы явились сюда? - спросил король громким, пронзительным голосом, разнесшимся по всему залу; гости и придворные смолкли. - Ваше Величество, - с великолепным самообладанием произнес Гиз, - я прибыл сюда, чтобы послужить вам. - Месье, - сказал Карл, восхищаясь спокойствием своего тона, - я не нуждаюсь в ваших услугах, поэтому вы можете уйти. Генрих де Гиз низко поклонился и тотчас покинул дворец. Он понял, что ему угрожает серьезная опасность. Катрин решила, что пришла пора готовить яд - не только для герцога де Гиза, соблазнителя ее дочери, но и для маленького глупца - короля Франции. В гостинице, служившей парижской штаб-квартирой семьи Гизов, этим же вечером состоялось срочное со вещание. Там присутствовали кардинал Лоррен и его братья - кардинал де Гиз, герцог Клод д'Омаль. Великий Приор Франциск, герцог Рене д'Эльбеф, а также братья и сестра молодого герцога - Карл, Луи и Катрин. Вдовствующая мать Генриха де Гиза не отходила ни на шаг от сына; она смотрела на него с обожанием и страхом. Семья редко собиралась подобным образом в полном составе; родственники срочно прибыли в Париж по вызову кардинала Лоррена, шпионы которого сообщили ему, что королева-мать выбрала герцога Генриха в качестве своей жертвы. - Удар может быть нанесен в любой момент, - заговорил кардинал Лоррен. - Генрих, мой племянник, тебе угрожает опасность. - Я могу защитить себя, - сказал Генрих. - Ты можешь защитить себя на поле битвы, мой мальчик. Там ты выйдешь победителем из любой схватки. Но когда коварная змея обовьет тебя своим телом так тихо, что ты не заметишь этого - что ты сможешь сделать? Вытащить меч и отсечь ей голову? Даже не думай о подобной глупости! Если клыки вонзятся в твою плоть, ты лишь в предсмертной агонии увидишь, как она выпустит тебя из своих объятий и тихонько уползет прочь. - Ты должен немедленно покинуть Париж, - сказала напуганная герцогиня. - Мой дорогой, садись на коня и скачи в Лоррен. Я поеду с тобой. Я не перенесу нашей разлуки. Но д'Омаль и его братья покачали головами. - Бегство - это не выход из положения, - сказал Великий Приор. - Несомненно, у нее есть помощники в Лоррене. - Ну и что? - воскликнула герцогиня. - Вы хотите, чтобы он остался здесь? Кардинал Лоррен расправил складки своей роскошной мантии. - Нет. Решение проблемы есть, и оно единственное. Вероятно, Господь осенил меня, когда я посоветовал племяннику поухаживать за мадам де Клев. Королева-мать, безумный король и его братья напуганы. Они боятся, что Марго выйдет замуж за Генриха наперекор их воле. Поэтому они решили устранить причину их страха. Мы должны показать им, что эти опасения не имеют под собой почвы. Продемонстрируйте им это, и Генрих снова окажется вне опасности, насколько это возможно для кого-либо из нас. Все очень просто Генрих должен немедленно и публично отказаться от своих намерений жениться на принцессе. Он подтвердит свою искренность женитьбой на принцессе де Клев. - Я не сделаю этого! - закричал Генрих. - Я обещал Марго, что женюсь на ней, и не отступлю от моего слова. - Очень благородно! - сказал кардинал Лоррен. - Но хотим ли мы, чтобы Марго вышла замуж за труп. Видите, дорогие родственники, как мудро я поступил, остановив мой выбор на принцессе Клевской. Она достойна стать членом нашей семьи. Брачный союз с Маргаритой Валуа более желателен, но сейчас есть только один способ спасти нашего любимого Генриха. Это - его немедленная женитьба на принцессе Клевской. - Это невозможно, - сказал Генрих. - Я предпочту любую опасность. - Это нелепо! В случае отказа тебя ждет смерть. - Она лучше бесчестья. - Послушай, глупый мальчик. Ты слишком романтичен. Семья принцессы Клевской согласится на этот брак так же охотно, как сама дама. Что касается нашей принцессы Марго, не сомневайся - ты сможешь развлекаться с ней по-прежнему; она простит тебя. - Дядя, вы не понимаете, что вы предлагаете мне. - Я был влюблен, мой мальчик. Я был когда-то молодым и романтичным, как ты. Но любовь надоедает, она подобна восхитительному зрелому фрукту и не может длиться вечно. Но благо великого и благородного дома - самая важная вещь для его членов. Мой мальчик, сейчас ты должен думать не о себе и своих удовольствиях, но о чести семьи. Нам необходимо показать королеве-матери, что она не может уничтожить членов нашего рода. Мы знаем, когда следует отступить; знаем, когда необходимо изменить нашу тактику. Мы не допустим новых убийств. Мы не должны позволить нашим врагам думать, что от нас можно легко избавляться при необходимости. - Я обещал принцессе Марго, что женюсь на ней, - сказал молодой герцог. - Я не вступлю в брак с другой женщиной. Кардинал Лоррен пожал плечами; герцогиня заплакала; братья герцога пытались уговорить его; сестра умоляла Генриха спасти свою жизнь; дяди называли его глупцом. Они спорили с ним всю ночь; к раннему утру насмешки кардинала Лоррена, родственные чувства и особенно горькие слезы матери заставили юного герцога сдаться. Заручившись согласием племянника, кардинал Лоррен немедленно отправился в Лувр и попросил у королевы-матери аудиенцию. - Я пришел, - сказал кардинал, - чтобы получить великодушное разрешение Вашего Величества на брак моего племянника Генриха, герцога де Гиза, с Катрин, принцессой Клевской. Катрин Медичи не позволила выражению ее лица измениться даже незначительно. - Господин кардинал, этот брак кажется мне весьма разумным. Дом Клевов, по-моему, достоин союза с домом Гизов. Я уверена, что король, мой сын, не станет возражать. - Значит, вы согласны? Он может договариваться с дамой? - Пусть он сделает это незамедлительно, господин кардинал. Как можно быстрее. Кардинал низко поклонился. - Свадьба состоится немедленно. Я хочу почтить нашего гостя, короля Португалии, как можно большим числом церемоний. Думаю, брак герцога де Гиза и принцессы Клевской обеспечит нам прекрасный повод для веселья. - Да будет так, - сказал кардинал. Катрин отпустила его. Она была довольна. Руджери и Рене не торопились применять свое искусство против могущественных людей. Они не могли отогнать от себя мысли о пытках, и мысли эти не способствовали успешной работе. Как только Генрих де Гиз станет мужем Катрин Клевской, одна маленькая проблема исчезнет; Катрин Медичи всегда охотно признавала, что следует идти самым легким путем. Бракосочетание должно состояться через несколько дней; ей, Катрин, необходимо лишь проследить за тем, чтобы до свадьбы Марго и Генрих не встречались. Это не составит труда. Избитая Марго еще не поднималась с кровати. Катрин должна предупредить фрейлин девушки о том, что человек, который сообщит ей о готовящемся браке, пожалеет о своем легкомыслии - если только он успеет это сделать! Весьма благополучное разрешение непростой проблемы! Катрин пришла в покои дочери и дала всем понять, что хочет остаться с ней наедине. - Марго, - сказала королева-мать, - сегодня ты снова появишься при дворе. Ты выглядишь, как прежде. Боюсь, у меня есть новость, которая потрясет тебя. Я чувствую, будет лучше, если ты узнаешь ее от меня, а не от кого-то другого. Марго подняла свои большие темные глаза и замерла в ожидании. - Несколько дней тому назад господин де Гиз женился. Марго смотрела на мать немигающим взглядом. - Но... это невозможно. - Вполне возможно, дочь моя. - Но... на ком? - На твоей подруге... Катрин... принцессе Клевской. Марго была ошеломлена. Это невозможно. После всего, что произошло между ними, после всех их взаимных клятв! Она полностью доверяла Генриху; он говорил, что никогда не женится на другой. - Мое дитя, ты в шоке. Я знаю о чувствах, которые ты испытывала к молодому человеку - они были отнюдь не платоническими и завели тебя далеко, заставив забыть о приличиях. Генрих де Гиз, как и ты, знает, что необходимо подчиняться своей семье; поэтому он женился на этой даме. Судя по его поведению, он не сожалеет об этом. Она - красивая молодая женщина, безумно влюбленная в него... Марго лежала не двигаясь. - Теперь, дочь моя, ты не должна выдать своих чувств, иначе весь двор будет смеяться над тобой. Господин де Гиз одурачил тебя. Ты слишком легко отдалась ему. Сейчас ты должна проявить гордость. Когда ты появишься сегодня на людях, помни о том, что ты - французская принцесса. Больше нельзя скрываться, я дала всем знать, что ты поправилась. Посмотрим, есть ли у тебя мужество. Покажи двору, что тебе нет дела до неверного любовника. Когда мать ушла, Марго позвала своих женщин. Это правда, спросила она, что господин де Гиз женился? Тогда почему ей не сообщили об этом? Фрейлины склонили головы. Они не посмели сказать ей. Марго принялась кричать на них, но она не заплакала. Она потребовала, чтобы они одели ее как можно тщательнее; она похудела за последнюю неделю, однако не потеряла свою привлекательность. Горечь, злость, растерянность сделали ее лицо еще более живым и красивым. Она была весела в этот вечер; мать наблюдала за ней с одобрением. Катрин и Марго знали, что все внимательно смотрят на девушку. В трапезной и зале для танцев люди взволнованно ждали неизбежной встречи принцессы и герцога. Марго спокойно приняла его жену; она сделала Катрин де Клев комплимент относительно ее внешности и поздравила с замужеством. Жена Генриха немного побаивалась сверкающих черных глаз Марго, но она была так счастлива после бракосочетания с человеком, которого давно любила, что не замечала ненависти соперницы. Марго невозмутимо кокетничала - сначала с одним знатным кавалером, потом с другим. Она бросала откровенные, завлекающие взгляды, раньше адресовавшиеся только Генриху де Гизу, на всех красивых холостяков. Кавалеры были очарованы бесконечно чувственной Марго; ее сексуальность, культ физической любви, авансы, которые умела девать только она одна, делали принцессу неотразимой соблазнительницей. Марго знала, что Генрих де Гиз смотрит на нее; она радовалась этому, потому что спектакль предназначался для него. Она отчаянно пыталась вытеснить любовь ненавистью, плотское желание - отвращением. Во время танца он приблизился к ней. - Марго, я должен поговорить с тобой. Она повернула голову. - Если бы ты только знала, моя любимая, моя дорогая! Если бы ты согласилась выслушать то, что я должен сказать тебе. Она пожала плечами. - Я не хочу разговаривать с тобой. - Марго, дорогая, удели мне пять минут наедине. - Я не желаю разговаривать с тобой. - Я буду ждать в первой аллее. В нашем старом месте свиданий... Ты помнишь? - Ты будешь ждать напрасно. Но ее голос дрогнул; Генрих услышал всхлип, застрявший в горле девушки. - Через полчаса, - взмолился он. Она боялась заговорить, поэтому отвернулась от него и пожала плечами. - Я буду ждать всю ночь, если понадобится, - сказал он. - Жди хоть до завтра, если тебе угодно. - Марго... Она не могла вынести звучания своего имени, произнесенного его устами, и отошла от Генриха. Она подумала о том, что он, возможно, ждет ее. Он сказал, что будет ждать. Но как она могла верить ему? Он сказал, что женится на ней, что никакое препятствие не помешает их любви. И всего лишь через несколько дней после той чудесной ночи, которую они провели вместе, он женился на принцессе Клевской. Она должна пойти, если он ждет. Я ненавижу его сейчас, сказала она себе; я просто проверю, действительно ли он ждет меня. Она сразу же увидела знакомую высокую фигуру самого красивого мужчины французского двора. Он шагнул вперед с радостным волнением влюбленного. - Марго, моя любимая, ты пришла. Я знал это. Она не протянула ему своих рук; она боялась позволить Генриху коснуться ее. Она знала свои слабости; желание могло пересилить гордость. - Ну, предатель, - сказала Марго, - что тебе нужно? - Обнять тебя. - Позор! Через несколько дней после свадьбы... да? - Марго, это было необходимо. - Знаю. Ты клялся, что женишься на мне, но вступил в брак с Катрин Клевской. Ты мог сделать лучший выбор, Генрих. Он взял ее за плечи, но она тотчас вырвалась. - Неужели ты не видишь, что я ненавижу тебя? Ты не понимаешь, что оскорбил меня... унизил... предал! - Ты любила меня, - сказал он, - так же, как и я - тебя. - О, нет, месье, - с горечью в голосе отозвалась она, - гораздо сильнее. Я не позволила бы увести себя. Я бы предпочла смерть. - Марго, ты страдала бы сильнее, если бы я умер. Ты даже не имела бы удовольствия мучить меня, как сейчас. Твои мать и братья собирались уничтожить меня. Моя семья была убеждена в том, что только женитьба на Катрин спасет меня. Дорогая, это не конец для нас. Ты здесь. Я здесь. Мы планировали другое, но мы по-прежнему можем видеться, снова приносить друг другу радость. - Как ты смеешь? - воскликнула она. - Как ты смеешь? Ты забыл, что я - французская принцесса? - Я забыл обо всем, кроме того, что я люблю тебя и не могу быть счастлив без моей Марго. - Тогда запомни кое-что еще: я ненавижу тебя. Ты мне отвратителен, я презираю тебя. Не пытайся снова заговорить со мной. Не пытайся делать мне гнусные предложения. Я была дурой, но неужели ты думаешь, что я не найду других влюбленных в меня поклонников? Не думай, что ты можешь бросить меня, предать... а потом, когда ты снова захочешь меня, я прибегу назад... как собачка! Она повернулась и побежала к дворцу. В этот вечер она танцевала более оживленно и весело, чем когда-либо. Она смеялась и кокетничала. Ее глаза излучали обещание, она была совершенно обворожительна. Но когда Марго возвратилась в свои покои и женщины раздели ее, она бросилась на кровать и заплакала так горько, что фрейлины испугались. Наконец она притихла, замерла: утром, когда женщины пришли будить принцессу, ее влажное от пота лицо горело, глаза потускнели. У Марго был жар. Катрин и король думали, что роман между Марго и Генрихом де Гизом закончился к их удовлетворению; кардинал Лоррен и его родственники считали, что они, своевременно отступив, выбрались из крайне опасной ситуации; Генрих де Гиз вышел из этой любовной истории с глубокой меланхолией, которую могла развеять только новая близость с Марго. Но принцесса сама слегла; она не боялась смерти. Она металась на кровати с высокой температурой, испытывая полное равнодушие к жизни. Ее сердце было разбито. Катрин Медичи серьезно заболела в Метце. Она знала, что ее считают обреченной. Она улыбалась, видя надежду на лицах людей. Никто не станет оплакивать королеву-мать. Лежа в постели, она едва замечала врачей и фрейлин. Она не знала точно, где она находится. Иногда ей казалось, что она во дворце Сент-Жермен, что этажом ниже ее муж Генрих занимается любовью с Дианой. В другие мгновения ей казалось, что она скачет по лесу возле Фонтенбло или Амбуазе рядом с королем Франциском, ее свекром, и дамами Узкого Круга. Затем к ней полностью возвращалось сознание. Она вспоминала, что ее любимый сын Генрих мужественно сражается с армией гугенотов, что безумие короля Карла прогрессирует и что он должен уступить место бра ту, который становится все более достойным трона. Потом она думала о том, что Марго должна скоро выйти замуж. Брак с Себастианом отпал, поскольку Филипп Испанский пожелал женить его на одной свой родственнице; но Марго необходимо выдать замуж, она слишком порочна и чувственна. Она завела нового любовника, о ней ходили скандальные сплетни; кое-кто говорил, что она по-прежнему влюблена в Генриха де Гиза и только гордость мешает ей возобновить отношения с ним, прерванные его женитьбой на Катрин Клевской. Говорили также, что Марго завела нового любовника, чтобы дразнить им молодого Генриха де Гиза; их тлеющая страсть должна рано или поздно вспыхнуть вновь. Первейшей обязанностью Катрин было найти мужа для Марго; королева-мать видела перед собой только мальчика, отец которого обещал отдать его в мужья Марго, когда они еще были детьми. Генрих Наваррский! Тогда его придется вызвать ко двору. Он так же похотлив, как Марго, они составят хорошую пару. Пусть они поженятся и удовлетворяют друг друга - если они способны обрести удовлетворение. Марго станет королевой Наварры. Этот титул был достаточно хорош для сестры Франциска Первого; он подойдет и для Маргариты Валуа, испорченной маленькой Марго. Если я когда-нибудь встану на ноги, решила Катрин, я немедленно начну переговоры. Когда юный принц Наваррский окажется при дворе, будет нетрудно обратить его в католическую веру, несмотря на наставления матери. Катрин предвкушала очередной конфликт с мадам Жанной: Ее мысли обратились к другому Генриху, любимому сыну королевы-матери. Она знала, что под Ярнаком шло сражение; Колиньи и Конде являлись противниками ее сына. Два человека-Конде и юный Генрих Валуа - были в опасности; она испытывала нежные чувства к ним обоим. Она получала удовольствия от бесед с галантным Конде, веселым повесой, с удовольствием вспоминала те мгновения, когда он неторопливо целовал ей руку. Но глупо думать о таких вещах. Кому нужна любовь, когда существует власть, за которую надо бороться? Катрин могла бы помолиться за победу сына, но она не верила в эффективность молитв. Для нее не существовало Бога; была только Катрин, королева-мать, сила, стоящая за троном. Чудеса - это то, что совершается умными людьми вроде нее. Как жарко в этой комнате! У Катрин потемнело в глазах. Возле кровати двигались расплывчатые фигуры. А, да это король, маленький безумный Карл, и распутная Марго, все еще незамужняя, однако более искушенная в любви, чем многие зрелые матроны. В комнате находились и другие люди, однако Катрин не узнавала их. Что происходит под Ярнаком? Близился рассвет; скоро начнется бой. Катрин была в холодном поту, она испытывала страх. Ей хотелось вызвать Космо или Лоренцо Руджери. Но она уже находилась не в комнате, а под открытым небом, где ветер дул ей в лицо. Внезапно она услышала голос сына Генриха; он читал молитву; затем он обратился к своим подчиненным, и Катрин решила, что она, вероятно, находится на поле битвы под Ярнаком. - Конде... Конде... Конде... - отчетливо доносилось до ее ушей сквозь холодный воздух. - Конде должен быть убит до заката... Губы Катрин зашевелились. Только не Конде... не галантный принц. Она не хотела его как мужчину, но он был таким очаровательным, любезным. Потом она услышала голос самого Конде. Он тоже говорил со своими воинами. Она уловила ноты фанатизма, которые замечала раньше у многих других людей. - Луи де Бурбон идет сражаться за Господа и страну. Она, наверно, произнесла что-то вслух; звук собственного голоса вывел ее из забытья, она снова оказалась в палате. - Мама, - сказал Карл. - Мама, позвать прелата? Прелата? Значит, она при смерти. Что такое смерть? Начало... новой битвы за власть в другом мире. Комната потемнела. Катрин вернулась на поле брани. Отчетливо увидела Конде в лучах утреннего солнца, с откинутой назад головой и улыбкой на устах; затем он внезапно упал, она увидела его лежащим на земле, с кровью на губах и застрявшим в горле предсмертным хрипом. - Смотрите! - крикнула Катрин. - Смотрите, как они бегут! Конде мертв. Он лежит в кустах. Ему уже никогда не встать. Его рана слишком глубока. Конде... о, Конде... его нет на свете. Но Генрих... мой дорогой... Генрих снова одержал победу. Ты выиграл битву. Конде мертв. Колиньи бежал. Ты заслужил все почести, мой любимый, мой дорогой. Король повернулся к Марго и сказал: - Она бредит о сражении. Она думает только об этом с тех пор, как ей стало известно, что моего брата сегодня ждет битва. Марго наблюдала за матерью без жалости и любви. У Марго не осталось этих чувств; она лишь изредка испытывала горечь, мучительное воспоминание, глубокую тоску по человеку, которого она поклялась забыть. - Конец близок? - спросил король. Никто этого не знал, однако лица людей были мрачными. Конец Катрин де Медичи, конец итальянки! Какие перемены это принесет Франции? Но утром Катрин стало лучше; когда через несколько дней известие о битве при Ярнаке долетело до Метца, приближенные Катрин решили, что победа сына взбодрит королеву-мать и поможет ей поправиться. Карл, Марго и другие люди подошли к кровати дремавшей Катрин. - Мама, - тихо сказал король, - сражение выиграно. Генрих снова победил. Конде мертв. Она радостно, безмятежно улыбнулась; быстро приходя в себя после сильного и длительного жара, она становилась прежней Катрин Медичи. - Зачем ты разбудил меня и сообщил это? Разве я не знала все заранее? Разве не говорила тебе... словно это уже произошло? Придворные, сопровождавшие Карла и Марго, переглянулись. Марго побледнела. Карл задрожал. Их мать не была обыкновенной женщиной, заурядной королевой. Она обладала удивительными способностями, отсутствовавшими у других. Неудивительно, что она внушала им страх, как никто другой на земле. После радостной вести о победе под Ярнаком странная печаль воцарилась при дворе. Король, ревновавший к брату больше чем к кому-либо на свете, погрузился в меланхолию. - Теперь, - сказал он юной Мари Туше, - мать будет прославлять его пуще прежнего. Она жаждет увидеть Генриха на троне. О, Мари, мне страшно; она - необычная женщина, все ее желания осуществляются. Она хочет моей смерти; говорят, что если моя мать хочет смерти какого-то человека, его можно считать мертвецом. Но Мари обняла короля и заверила его, что это не так. Он должен сохранять спокойствие и мужество, не думать о смерти, помнить, что он - король. Карл пытался следовать совету Мари, но он ненавидел брата. Он отказал ему в пушке, которую просил Генрих; это было глупым поступком, сулившим неприятности. Карл знал, что военные осложнения ухудшат его положение, и смутная опасность, преследовавшая короля, приблизится к нему. Марго волновалась. Генрих де Гиз сражался с армией католиков; девушка боялась, что его постигнет участь Конде. Теперь, когда Генриха не было при дворе, она могла, причем не рискуя, признаться себе в том, что ее любовь к нему сильна, как прежде. Если Генрих умрет, она не захочет жить. Она часами молилась о том, чтобы он вернулся живым домой, пусть даже к своей жене. Катрин столкнулась с проблемами. Она окончательно поправилась, но ее мучил Альва, испанский посланник. Он упрекал королеву-мать в том, что она пренебрегла его советами и проявила излишнюю мягкость к гугенотам. Его католическое Величество был недоволен Катрин. - Мой господин, - с ироническим отчаянием в голосе говорила она, - что я могла сделать? У меня нет былой власти. Мои сыновья становятся мужчинами, а я - всего лишь слабая женщина. - Мадам, вы управляете вашими сыновьями; вы сами дали Колиньи время собрать армию. - Но что я моту предпринять сейчас? Я такая же ревностная католичка, как вы... и ваш господин... что я могу сделать? - Вы забыли, мадам, беседу, которую вы имели с герцогом Альвой в Байонне? - Ни слова об этом, умоляю вас. Этот замысел будет обречен, если о нем пойдут слухи. - Его следует осуществить, и весьма срочно. Убейте лидеров... всех. Колиньи должен умереть. Королева Наварры должна умереть. Их нельзя оставлять в живых. Мадам, до меня дошло, что вы располагаете средствами для этого. Вас считают мастером по части устранения людей. Однако самые опасные мужчина и женщина вашего королевства - самые опасные для вас и для трона - живы и околачивают армию, чтобы сражаться с вами. - Но, мой господин, Колиньи здесь нет. Он в военном лагере. Королева Наварры не приедет сюда, если я приглашу ее. Я избавилась от двух братьев Колиньи - Одета и Анделота, причем последний умер в Англии. Это было проделано ловко, правда? Он скончался внезапно в этой суровой стране. Об этом знают немногие. У меня были друзья в его свите. - Да, это чистая работа. Но какая польза от уничтожения пескарей, если лосось резвится на воле? - Мы поймаем лосося, мой друг, в свое время. - Его Католическое Величество хочет знать, мадам, когда придет это время. Это случится, когда у вас отнимут королевство? Она приблизила свою голову к испанцу. - Мой сын Генрих едет ко мне. Я дам ему кое-что... приготовленное лично мной. Он пошлет своих шпионов в лагерь адмирала, и вскоре вы перестанете слышать о господине Колиньи. - Надеюсь, это произойдет, мадам. После этой беседы, а также разговора с сыном Генрихом, Катрин принялась ждать известия о смерти адмирала. Она дала Генриху коварный яд, который приводит к смерти через несколько дней после его использования. В операции участвовал капитан гвардии, знакомый с лакеем Колиньи. Щедрая мзда - и дело будет сделано. Катрин ждала очередного видения. Она хотела увидеть смерть Колиньи, как это произошло с Конде. Но она ждала напрасно. Позже она узнала, что план был раскрыт. Колиньи пользовался большой популярностью, многие обожали его; ликвидировать такого человека - задача нелегкая. Катрин начала бояться Колиньи. Она не понимала его. Он дрался всерьез; он привлекал на свою сторону людей. Адмирал обладал качествами, находившимися за пределами разумения Катрин; поэтому она хотела заключить с ним мир. Она подготовила сентжерменский договор; чтобы помириться с человеком, набожность которого была чужда ей, она уступила многим его требованиям. Ей пришлось предоставить свободу вероисповедания всем протестантским городам; протестанты получали равные с католиками гражданские права; четыре города передавались Колиньи в качестве гарантов безопасности - Монтабан и Коньяк на юге, Ла Шарите в центре страны и Ла Рошель для охраны морских границ. Гугеноты радовались этой победе, и Катрин почувствовала себя спокойно, она обрела возможность заняться домашними делами. Переговоры относительно женитьбы Карла сдвинулись с места. Походившая на фарс попытка заключения брака между Элизабет Английской и Карлом была завершена, но Катрин не отказывалась окончательно от идеи союза с Англией. Она сделает другого ее сына претендентом на руку королевы-девственницы; поскольку удовлетворительное соглашение относительно Карла и Элизабет Английской не было заключено, он получит Элизабет Австрийскую. Карл рассматривал портреты своей будущей невесты; ему нравилась ее бледность, кроткое выражение лица. - Думаю, такая женщина не доставит мне повода для волнений, - сказал он. Катрин тоже могла не беспокоиться из-за этого брака. Становилось ясно, что Карл не способен произвести на свет здорового ребенка. Эта женитьба и сопутствующие ей обязанности не продлят жизни истеричного, неуравновешенного Карла; поэтому в туманный ноябрьский день 1570 года Карл Девятый Французский женился на Элизабет Австрийской. В Ла Рошель состоялась другая, весьма романтическая свадьба. Жанна Наваррская, готовясь к церемонии, с дружеской завистью думала о свеем дорогом соратнике Гаспаре Колиньи; она молилась, прося Господа даровать ему счастье, которое он заслуживал. Она была уверена, что это произойдет. Он создан для подобного счастья. Его первый брак был идеальным. Жена боготворила его; Колиньи принадлежал к той категории мужчин, о которых мечтают женщины, подобные Жанне. Он тяжело переживал смерть жены, но его жизнь была насыщенной, полной; Жанна знала, что в ней присутствует более важное, чем жена, семья и личное благополучие; речь шла о чести, долгой, изнуряющей борьбе за дело, в которое он верил вместе с Жанной - за единственную истинную религию французов. По традициям гугенотов, это была скромная свадьба. Как великолепен и благороден был жених в своей зрелости и мужественной красоте, которой мог обладать лишь человек праведный и достойный! Глаза Жанны заполнились слезами, когда она сравнила Колиньи с другим женихом - возможно, более красивым по светским стандартам, облаченным в богатые одежды, придворным законодателем мод Антуаном! Это было давно, но она всегда помнила его. Рядом с ней стоял ее интересный темноволосый сын с живыми черными глазами, прикованными к одной из женщин, находившихся в церкви; его мысли были неподобающими для такого момента. Улыбка искривила полные чувственные губы молодого человека. Жанна попыталась видеть в нем не праздного повесу и сладострастника, а мужественного воина, ее сына, поклявшегося служить делу гугенотов, как его учили мать и великий Гаспар де Колиньи. Невеста была молодой красивой вдовой, серьезной и набожной; она была готова положить к ногам адмирала преданность, которую он получал от первой жены и пробуждал во многих людях. Она приехала из Савоя, эта Жаклин д'Энтремонт; богатая вдова долгие годы была страстной поклонницей Колиньи. Как и многие гугенотки, она видела в нем героя; она призналась Жанне, что с восхищением следила за его ратными подвигами, и ее желание служить ему усиливалось с каждым днем. Услышав о смерти его жены, она решила утешить Колиньи и отправилась в Ла Рошель вопреки воле родных и герцога Савойского. Здесь она лично познакомилась с адмиралом; ее любовь к нему была так сильна, что скоро он уже не мог оставаться равнодушным к ее чувству и ответил на него. - Да благословит Господь их обоих, - молилась Жанна. Она сама старела; ей уже перевалило за сорок. Она была достаточно умна, чтобы не завидовать счастью ее друга. Как приятно было в последующие недели видеть радость двух этих людей и разделять ее. Жанна подружилась с Жаклин так же быстро, как когда-то со своей невесткой, принцессой Элеонорой Конде. Затем пришло письмо из Франции. Оно было написано женщиной, изображавшей из себя несчастную мать, беспокоющуюся о благе страны. Теперь, когда эта измученная земля обрела мир, Катрин нуждалась в таком выдающемся человеке, как Колиньи. Он должен помочь ей и ее сыну в управлении Францией. Адмиралу следует как можно скорее прибыть в Блуа, потому что Катрин жаждет укрепить хрупкое спокойствие. Королева-мать добилась отзыва испанского посланника Альвы на его родину, так что лидер гугенотов избежит неловкой встречи с эмиссаром Филиппа Испанского. Неужели Колиньи не придет на помощь несчастной слабой женщине? Не даст ей совет, в котором она нуждается и который приведет к длительному миру в этой стране? Колиньи испытал радостное возбуждение, прочитав письмо. Приглашение ко двору после десяти лет фактического изгнания! Как много он сделал бы, если бы король и королева-мать прислушались к его мнению! Он начал мечтать о войне против Филиппа Испанского, о расширении французского королевства. Когда он поделился содержанием письма с Жанной и Жаклин, женщины испугались. Жанна вспомнила о давнишнем вызове Антуана ко двору. - Это ловушка! - заявила она. - Неужели вы не чувствуете неискренность королевы-матери? - Мой дорогой муж, прошу тебя, будь осторожен, - сказала Жаклин. - Не угоди в западню. Тебя хотят убить. Помни о заговоре, который был вовремя раскрыт... о намерениях отравить тебя в военном лагере. - Моя дорогая жена, моя дорогая подруга и госпожа, я не могу упустить такой шанс. - Шанс для ваших врагов убить вас? - спросила Жанна. - Шанс защитить дело гугенотов перед правителями страны. Шанс осуществить Реформацию во Франции. Это веление Небес. Я должен поехать ко двору. В конце концов они поняли, что отговаривать его бесполезно; счастье молодой супруги омрачилось недобрыми предчувствиями. У королевы Наваррской опустились руки; похоже никто не понимал так ясно, как она, сколь смертельно опасна королева-мать. За планом отравления Колиньи в лагере явно стояла Катрин. Какие новые беды для Колиньи планируются в этой страшной голове? В сопровождении двухсотпятидесяти воинов Колиньи подъехал к замку Блуа. Он ощущал напряжение в рядах его людей. Они, как Жаклин, Жанна и граждане Ла Рошели, считали безумной его готовность шагнуть в ловушку, которую, вероятно, подстроили враги. Он старался успокоить своих сторонников. Неразумно везде видеть зло; когда оно проявит себя, они уничтожат его, но до этого момента следует проявить доверие. Никто не вышел из замка, чтобы поприветствовать гостей; это настораживало. Колиньи обратился к человеку, появившемуся на дворе, и попросил немедленно проводить его к королеве-матери. Когда адмирала отвели к Катрин, с ней был король Карл. Колиньи преклонил колено у ног короля, но Карл попросил гостя подняться. Он с большой теплотой обнял гостя, посмотрел на его красивое строгое лицо. - Я рад видеть вас здесь, отец мой. - Он обратился к Колиньи так, как делал это во время их прежней дружбы. - Теперь, когда вы с нами, мы не отпустим вас. Намерения короля были, несомненно, честными, он всегда любил адмирала. Катрин пристально наблюдала за мужчинами. Она поздоровалась с адмиралом, полностью спрятав свою ненависть за маской радушия. Ее улыбка казалась такой же искренней, как и улыбка Карла, Колиньи поверил ей. Они отвели адмирала в покои Генриха, брата короля, герцога Анжуйского. Генрих лежал в кровати; ему, как пояснила адмиралу Катрин, слегка нездоровилось, и поэтому он не мог встретить гостя должным образом. Генрих был в халате из малинового шелка, на его шее висело ожерелье из драгоценных камней - таких же, что были в его серьгах. Комната напоминала женскую, в ней стоял аромат мускуса. Возле ложа сидела пара очень красивых молодых людей, фаворитов Генриха; их туалеты были изысканными, женственными, лица - накрашенными, волосы - завитыми. Они поклонились королю и королеве-матери, но на Колиньи посмотрели пренебрежительно, высокомерно. Генрих равнодушно, не пытаясь изобразить искренность, заявил адмиралу, что рад видеть его при дворе. Он просит прощения за то, что не встает с кровати. Он плохо себя чувствует. Колиньи был полон надежд. Но вечером, идя из своих покоев в банкетный зал, он столкнулся в тускло освещенном коридоре с герцогом де Монпансье. Колиньи знал Монпансье как убежденного католика и человека чести. Монпансье не скрывал своей ненависти к делу гугенотов, но так же сильно он ненавидел коварство и подлость. - Месье, - прошептал Монпансье, - вы в своем уме? Ваш приезд сюда - чистое сумасшествие. Разве вы не имеете представления о людях, с которыми нам приходится иметь дело? Вы поступаете легкомысленно, передвигаясь по этим темным коридорам без охраны. - Я нахожусь под защитой короля, - сказал Колиньи. - Он гарантировал мне безопасность. Монпансье приблизил свои губы к уху Колиньи. - Вы не знаете, что король - не хозяин в своем собственном доме? Берегитесь. Идя к банкетному залу, Колиньи подумал о том, что он получил приказ с небес. Дело гугенотов было ему дороже жизни. Король радовался появлению Колиньи при дворе. - Я бы хотел походить на него, - сказал он Мари. - Он не ведает страха. Ему нет дела до того, что его могут подстерегать убийцы. Он без сожаления встретит смерть... если сочтет ее волей Господа. Если бы я был таким, как Колиньи! - Я люблю тебя таким, какой ты есть, мой дорогой! Он засмеялся и приласкал ее. - Гугеноты не могут быть дурными людьми, - сказал король. - Колиньи - один из них, а он - самый благородный человек из всех, кого я знаю. Амбруаз Паре тоже гугенот; он - величайший хирург Франции. Я сказал ему: "Вы лечите католиков так же старательно, как гугенотов, господин Паре? Или, работая скальпелем, вы иногда позволяете себе неверное движение... если ваш пациент католик?" И он ответил мне: "Ваше Величество! Стоя возле больного, я забываю о том, кто мой пациент - католик или гугенот. Я не думаю о вере в такие минуты. Я думаю только о моем профессиональном мастерстве". Это правда, Мари. В таких людях есть милосердие. Я бы хотел походить на них. Неужели я буду вечно испытывать желание походить на кого-то? Я бы хотел сочинять стихи, как Ронсар, быть великим лидером, как мой друг Колиньи, обладать красотой, мужеством и пользоваться успехом у женщин, как Генрих де Гиз. А еще я хотел бы одерживать победы в сражениях и быть любимцем моей матери, как мой брат Генрих. Он нахмурился, вспомнив о брате. Он ненавидел его сильнее, чем кого-либо, потому что знал, что Генрих тоже ненавидит его; Карл подозревал, что Генрих и королева-мать готовят заговор с целью отнятия у него короны и передачи ее брату Карла. Генрих ненавидел Колиньи так же сильно, как Карл любил адмирала. Катрин уговорила Генриха принять гостя, но ее сын притворился больным. Генрих явно представлял опасность для короля и Колиньи. Дружба Карла с адмиралом крепла. Если бы король мог сделать это, он не отпускал бы Колиньи от себя ни на шаг. Колиньи говорил с Карлом о своих планах объединения Франции, он хотел присоединить к ней Нидерланды. - Тогда там воцарится мир, Ваше Величество. Если мы одержим победу в войне с Испанией, мы сможем поднять французский флаг над испанскими территориями в Индии. Мы создадим империю, в которой люди получат свободу вероисповедания. Король слушал Колиньи с одобрением. Он начал помогать гугенотам. При дворе ощущалось присутствие Колиньи и его влияние на короля. Некоторые католики, убивавшие протестантов в Руане, были казнены. Колиньи получал аудиенцию короля по первой просьбе. Парижские католики растерялись; де Гизы, временно отсутствовавшие при дворе, готовили низвержение адмирала. Катрин тоже наблюдала за растущим влиянием Колиньи на короля, но без тревоги. Безумный Карл подчинялся ей; его воспитатели были ее людьми. Она считала, что никто, даже Колиньи, не в силах быстро ликвидировать плод ее многолетней работы. Она хотела оставить Колиньи при дворе. Не желая пока его смерти. Она ненавидела адмирала, относилась к нему с подозрением. Она будет внимательно следить за ним, но сейчас полезнее оставить его в живых. Он и Жанна Наваррская были ее главными врагами; тем не менее время для его убийства еще не пришло. С одной стороны, ей нравилась идея войны с Испанией. Колиньи был великим лидером, человеком, способным возглавить французскую армию в такой войне. Он может стать бесценным, если этот план осуществится. Война с Испанией! Победоносная война! Освобождение от страха перед мрачным грозным тираном-католиком из Мадрида. Он был основным жупелом в жизни Катрин, хоть их и разделяли многие мили. Другой причиной, по которой она не хотела избавиться от Колиньи, было ее желание выдать Марго замуж за Генриха Наваррского. Если она устранит Колиньи, как ей удастся заманить Жанну и ее сына ко двору? Нет! Колиньи будет получать все мыслимые почести, пока не устроит с его помощью бракосочетание ее дочери и сына Жанны Наваррской. Сын Генрих раздражал Катрин своим отношением к Колиньи. Она понимала своего любимца. Ему было тяжело видеть при дворе своего недавнего военного противника, которого теперь чествовали и которому доверял король. Катрин не обладала ни властью над этим избалованным молодым человеком, ни влиянием на него; этим он отличался от других ее детей. Он хмурился и открыто демонстрировал адмиралу свою враждебность. Значит, она должна приглядывать за Генрихом, шпионить за любимцем; она обнаружила, что он поддерживает тайную связь с Гизами, находившимися сейчас в Трое. Они не скрывали своего желания видеть адмирала мертвым; он не только был лидером их врагов, гугенотов, но также они считали его убийцей герцога Франциска де Гиза; это нельзя было ни забыть, ни простить. Катрин обиделась, узнав что ее дорогой Генрих затеял интригу с де Гизами, не поставив в известность мать. Она отправилась к нему; когда они остались одни, она деликатно дала ему понять, что ей известны его тайные планы. Генрих удивился; улыбнувшись, он взял руку матери и поцеловал ее. - Я забыл о том, как ты умна, мама. Катрин порозовела от радости. - Мой дорогой, если я умна, то лишь благодаря моей любви к тебе. Я тщательно блюду твои интересы. Что это за план? - Но ты же знаешь. - Расскажи мне. Я хочу услышать все от тебя. - Состоится праздник, нечто вроде маскарада, турнир-спектакль. Мы построим крепость в Сент-Клоде. Я должен буду защищать ее, а Колиньи поведет своих людей в атаку. Понимаешь, это будет потешное сражение. Так все начнется; затем внезапно спектакль кончится. В условный момент мы откроем стрельбу на поражение. Мы убьем всех присутствующих гугенотов. Что ты скажешь, мама? Она посмотрела на его разрумянившееся лицо, на решительный рот Генриха. Ей все это не нравилось, но она решила промолчать, потому что в противном случае, если Генрих потерпит неудачу, он заподозрит, что она приложила руку к этому, и рассердится на нее. Это будет плохо, она не вынесет ссоры с ним. Поэтому она не станет объяснять Генриху, что ненавидит Колиньи так же сильно, как он, и приняла решение о его ликвидации - в нужное время. Она не станет объяснять ему, что, если адмирала убьют сейчас, королева Жанна не приедет ко двору вместе с сыном, и женитьба Генриха Наваррского на Марго не состоится. Если они решатся объявить войну Испании, этот брак - наилучшая вещь из всех возможных. Католики и гугеноты в едином строю выступят против Испании. Она боялась вызвать недовольство Генриха, поэтому не сказала ему обо всем этом; она поцеловала Генриха, полюбовалась его новыми украшениями, назвала его план хитроумным и попросила сына беречь свою жизнь, которая ей дороже всего на свете. Последние слова Катрин были искренними. Она прошла в покои короля и, отпустив всех приближенных и убедившись, как обычно, в том, что их не подслушивают, рассказала Карлу о плане, разработанном его братом и Гизами. Карл онемел от страха. На его губах выступила пена, глаза испуганно выпучились. - Мой дорогой, - успокаивающим тоном произнесла Катрин, - иногда ты проявлял некоторую ревность к брату. Ты думал, что я люблю его сильнее, чем тебя. Если тебя снова посетит эта нелепая мысль, вспомни следующее: я знаю, как ты любишь адмирала; я знаю, что ты восхищаешься этим человеком; я выдала тебе замысел Генриха, чтобы ты мог пресечь его и спасти твоего друга. Тело Карла начало дрожать, подергиваться. Катрин продолжила: - Теперь ты все знаешь, верно? Ты не будешь думать, что тобой пренебрегают. Я люблю всех моих детей. Я забочусь только об их благе. Но ты не просто мой сын: ты - король. - О, мама! - сказал он. - Мама! Карл заплакал. Она обняла его, и он закричал: - Я прикажу арестовать Генриха за это! Я отправлю его в тюрьму Винсенн. - Нет, нет, мой дорогой. Ты не должен этого делать. Ты должен быть умным. Пусть они построят крепость в Сент-Клоде. Потом ты сможешь распорядиться о том, чтобы ее разрушили, потому что ты решишь запретить потешное сражение. Ты скажешь, что устал от подобных забав и намерен устроить какой-нибудь новый маскарад... задуманный тобой. Понимаешь, это будет мудрее. Так бы поступила я. Пока они заняты приготовлениями, они не строят новых планов. Ты сможешь быть уверенным в том, что адмирал в безопасности. Карл схватил руку Катрин и поцеловал ее. Катрин с облегчением вздохнула. Она решила эту проблему. Королева-мать вернулась в свои покои и написала письмо Элизабет Английской с предложением заключить брак между королевой Англии и младшим сыном Катрин Эркюлем; также она написала Жанне Наваррской и напомнила ей о союзе между ее сыном и дочерью Катрин, которого когда-то давно желал Генрих Второй. Она попросила Жанну явиться ко двору с Генрихом Наваррским. Как противно иметь дело с непослушными детьми! - Что? - закричал самовлюбленный маленький Эркюль, герцог Аленсонский. - Ты хочешь женить меня на английской девственнице! Она годится по возрасту мне в матери. - Она достаточно богата, чтобы стать твоей женой. - Я не желаю слышать о ней. - Будь благоразумным, мой сын. - Мама, я умоляю тебя пересмотреть этот вопрос. - Я уже тщательно рассмотрела его. А ты? Подумай! Корона... английская корона станет твоей. Он был несдержан, высокомерен, обожал всяческие интриги. Она отвезла его в Амбуаз и сделала пленником. Этот своевольный мальчик может погубить какой-то выходкой его предполагаемый брак с английской старой девой. - Сейчас, когда мой маленький лягушонок надежно заперт в Амбуазе, - сказала Катрин королю, - я должна заняться замужеством Марго. Приняв дочь в своих покоях, она сообщила девушке имя ее будущего мужа; глаза Марго засверкали презрительно и испуганно. - Я... выйду за Генриха Наваррского? За этого дикаря! - Моя дорогая дочь, не каждая принцесса получает шанс стать королевой. - Королевой Наварры! - Твоя двоюродная бабушка была умной и красивой женщиной, известной писательницей, и она не стыдилась этого титула. - Тем не менее я презираю его. - Ты свыкнешься с этой мыслью. - Никогда. - Когда ты возобновишь знакомство с твоим старым другом, ты полюбишь его. - Он никогда не был моим другом, никогда не нравился мне. Я не выношу его. Он наглый сластолюбец. - Моя дорогая дочь! В таком случае, я уверена, у вас найдется много общего. Марго заставила себя преодолеть страх и дерзко ответила матери: - Мне помешали выйти замуж за единственного человека, которого я хотела видеть моим супругом, поэтому я заявляю о своем праве выбрать себе мужа самостоятельно. - Ты глупа, - сказала Катрин. - Не думай, что я потерплю твои капризы. - Я - католичка. Как я могу выйти замуж за гугенота? - Возможно, мы сделаем из него католика. - Я думаю, что должна выйти за него именно потому, что он - гугенот; тогда гугеноты смогут сражаться вместе с католиками против Испании. Катрин вздохнула. - Моя дочь, политика страны может меняться ежедневно. То, что верно сегодня, завтра может быть неприемлемым. Откуда я знаю, кем будет Генрих Наваррский - католиком или гугенотом? Могу ли я знать, что потребует от него Франция? - Я ненавижу Генриха Наваррского. - Ты говоришь, как глупая девчонка, - сказала Катрин и отпустила дочь. Королева-мать не сомневалась в том, что в конце концов она сломит упорство девушки. Марго отправилась в свою комнату и легла на кровать; ее глаза были сухими, но душу переполняла грусть. - Я не сделаю этого! Не сделаю! - Повторяла она, обращаясь к самой себе. Но Марго не могла выбросить из памяти холодные глаза матери; она знала, что желания Катрин всегда осуществляются. От Катрин потекли письма в Ла Рошель, бастион Жанны. "Вы должны приехать ко двору, - писала королева-мать. - Я очень хочу видеть вас. Привезите ваших детей - они дороги мне, как мои собственные. Уверяю вас - ни вам, ни им никто не причинит вреда". Жанна думала о тех годах, когда ее любимый сын удерживался вдали от матери. Неужто она позволит ему снова шагнуть в ловушку? Она не могла забыть то, что произошло с Антуаном. Он был ее дорогим любящим мужем; семейная жизнь приносила им радость; затем однажды пришел вызов ко двору; Антуан уехал, и вскоре появились недобрые слухи; он быстро поддался обаянию Прекрасной Распутницы, чего и хотела Катрин. После этого он даже поменял веру. Казалось, будто клыки змеи вонзились в него, но не для того, чтобы убить, а чтобы отравить особым ядом, который Катрин приберегала для слабых людей. Генрих, сын Жанны, был молод и слишком восприимчив к чарам красивых женщин. Катрин, несомненно, собиралась проделать с ним то же самое, что и с его отцом. Жанна села и написала письмо королеве-матери. Мадам, вы сообщили, что хотите видеть нас без всякого злого умысла. Извините меня за то, что, прочитав ваше письмо, я испытала желание засмеяться. Вы пытаетесь устранить страх, который я никогда не испытывала. Я не верю в то, что вы едите младенцев... как говорят о вас люди. Катрин читала и перечитывала это письмо. Они были врагами - она и королева Наварры - со дня их знакомства. Катрин всегда ощущала смутную ненависть этой женщины, выходившую за пределы обычного раздражения, вызванного несходством их характеров. Катрин всегда испытывала тревогу, думая о Жанне. Она хотела видеть ее мертвой; в любом случае Жанна входила в число людей, устранения которых желал герцог Альва. Она была опасна, ее кончина, несомненно, обрадует короля Испании. "Я не верю в то, что вы едите младенцев... как говорят о вас люди". Возможно, когда-нибудь Жанна поймет, что репутация Катрин вполне заслуженна. Еще не время. Жанна Наваррская должна подписать брачное соглашение, поскольку она является опекуном сына. Что ж, эта наживка - брак ее Генриха с принцессой рода Валуа, сестрой короля, дочерью королевы-матери, - способна привести Жанну ко двору. Она может привлечь даже благочестивую королеву Наварры. Но Жанна колебалась. Она ссылалась в письме на религиозные проблемы. "Мадам, - отвечала Катрин, - их-то мы и должны обсудить при встрече. Я уверена, что мы придем к приемлемому соглашению". "Мадам, - писала Жанна, - я слышала, что папский легат находится в Блуа. Вы понимаете, что я не могу посетить двор, пока он там". Это было правдой. Его послал папа; боясь брака между гугенотом Генрихом Наваррским и принцессой-католичкой, он снова предлагал в мужья Марго Себастиана Португальского. Но сейчас Катрин страстно желала войны с Испанией; она была заворожена мечтой о французской империи, хотела, чтобы Колиньи привел Францию к победе. Брак Генриха Наваррского и Марго поможет ей заставить католиков и гугенотов сражаться вместе против испанцев. "Тогда приезжайте в Шенонсо, дорогая кузина, - предложила она Жанне. - Мы встретимся там и поговорим по душам. Захватите с собой вашего дорогого сына. Я жажду обнять его". По ночам Жанну преследовали тревожные сны, в которых постоянно фигурировала королева-мать. Жанне казалось, что сами слова Катрин выдают ее недобрые намерения. Она "жаждет обнять" Генриха. Она имела в виду, что она хочет отнять его у матери, втянуть в порочную жизнь двора, подослать к нему своих сирен... превратить Генриха в марионетку, как она сделала с Антуаном. Но брак с французской принцессой весьма заманчив. Жанна подумала о туманном будущем. Если Господь пожелает, чтобы все сыновья Катрин умерли, не оставив наследников, Генрих Наваррский окажется возле трона, и принцесса Валуа, его жена, повысит шансы супруга стать королем. Наконец Жанна отправилась ко двору - правда, без Генриха. Вместо него она взяла свою дочь Катрин. Перед отъездом она предостерегла Генриха: "Какие бы письма ни прислала королева-мать и какие бы приказы она ни отдавала, не реагируй на них. Не делай ничего, пока не получишь весточки от меня". Генрих поцеловал мать на прощание. Он был рад возможности остаться, потому что он наслаждался чудесной любовной связью с дочерью простого человека; он не хотел покидать ее объятия ради злючки Марго. Марго одевалась перед встречей королевы Наваррской. - Эта пуританка! - говорила она своим женщинам. - Гугенотка! Я презираю их обоих - Жанну и ее сына! Она накрасила лицо; надела платье из алого бархата с большим вырезом, обнажавшим бюст. Она хотела сделать все, чтобы строгая Жанна поскорее отправилась восвояси. Катрин бросила на дочь недовольный взгляд, но уже не было времени отправить ее назад, чтобы она изменила свою внешность. А когда Катрин увидела, что Жанна прибыла без сына, она перестала возмущаться вызывающим видом Марго. Жанна низко поклонилась; женщины обменялись формальными поцелуями. Катрин коснулась подбородка своей маленькой тезки и подняла вверх личико девочки. - Моя дорогая крестная дочь! Я счастлива видеть тебя при дворе, хотя я сильно сожалею об отсутствии твоего брата. Катрин решила не обсуждать вопросы, которые привели Жанну ко двору, до окончания всех церемоний. Королеву-мать забавляло отвращение Жанны к придворным манерам и раскованности женщин, ее восприятие будущей невестки; хитрая Марго изо всех сил старалась произвести на Жанну дурное впечатление с помощью экстравагантных нарядов и вольного обращения с кавалерами. Катрин мысленно смеялась. Она знала, что гугенотка Жанна была в душе тщеславной матерью и, несмотря на всю свою набожность, не могла устоять против столь лестного для сына брака. Жан на согласится вынести многое, чтобы приблизить Генриха на шаг к трону. Следующие недели были мучительными для Жанны, но весьма приятными для Катрин, которой нравилось сердить своего врага. Это не составляло большого труда. Королева Наварры славилась своей прямотой. Она призналась, что ей не по душе распутство двора, маскарады и спектакли, которые устраивались здесь. Катрин сказала Жанне, что все это организовано в ее честь. Из пьес ставились только комедии - Катрин находила трагедии слишком тяжелыми или непристойными. Королева-мать и Марго вдвоем наблюдали с затаенной усмешкой за тем, какое воздействие эти зрелища оказывают на королеву Наварры. Не одну неделю Катрин уговаривала Жанну послать за ее сыном; Жанна твердо отказывалась сделать это. Более того, она не скрывала своего раздражения тем, что Катрин воздерживалась от обсуждения вопроса, который привел Жанну ко двору; она не таила свое недоверие к Катрин. Королева-мать, замечая это, спокойно улыбалась; ее безмятежность настораживала Жанну еще сильнее. - Вашему сыну придется жить при дворе, - сказала наконец Катрин. - Пожалуй, мы не сможем позволить ему отправлять религиозные обряды по обычаям гугенотов. - Но некоторые люди делают это здесь. - Ваш сын станет членом королевского дома... его будущая жена - католичка. И когда принцесса Маргарита приедет в Беарн, она должна будет ходить к мессе. Несколько раз Жанна уже была готова покинуть двор ни с чем; наконец она поняла, что королева-мать желает этого брака, просто вредный характер заставляет ее дразнить королеву Наварры. "Я не знаю, как мне удается терпеть эти мучения, - писала Жанна сыну. - Мне не позволяют оставаться наедине с кем-либо, кроме королевы-матери, а ей нравится изводить меня. Она постоянно насмехается надо мной. Этот двор повергает меня в дрожь. Нигде нет такого распутства. Король в этом не виноват; его любовница живет во дворце в отдельных покоях; он рано покидает общество якобы для того, чтобы поработать над книгой, которую пишет. Но все знают, что он проводит время с любовницей. Другие ведут себя менее скромно". Между Жанной и Марго состоялось одна приватная беседа. Девушка держалась холодно и высокомерно она не выражала желания вступать в этот брак. - Как бы ты отнеслась, - с надеждой спросила Жанна, - к изменению твоей религии? - Я воспитана в католической вере, - ответила принцесса, и не собираюсь отказываться от нее. Даже ради величайшего монарха мира, - с вызовом добавила она. - Я слышала другое, - рассерженно сказала Жанна. - Похоже, меня привела ко двору ложная информация. Жанне постоянно давали ощущать лицемерие двора. Эти люди скрывали свои истинные чувства и мысли. Они были лишены искренности. Они пугали Жанну, потому что она знала, что за их улыбками скрывается враждебность. Колиньи мало чем мог помочь ей. Он был поглощен своей дружбой с королем, планами завоевания Испании и распространения религии гугенотов. Жанна видела, что он излишне доверчив. Катрин наблюдала за событиями, происходившими вне двора, и одновременно играла с Жанной. Де Гизы поднимали головы. В их недовольстве присутствовал личный элемент. Они считали Колиньи убийцей герцога Франциска и хотели, чтобы Марго вышла замуж за герцога Генриха. Они вступили в сговор с Испанией. Проклятая семья! - думала Катрин. Они постоянно присутствовали в ее жизни, рушили ее планы. Франция была истощена гражданской войной; Испания оставалась сильной. К Катрин вернулся страх перед Филиппом, который никогда не покидал ее надолго. Она знала, что рано или поздно его придется умиротворить. О чем он думает в своем мадридском дворце? Его шпионы, конечно, пристально следят за ней. Они сообщили Филиппу, что Колиньи находится при дворе и что королева-мать готовит бракосочетание дочери с наваррским еретиком! Катрин было ясно - она должна показать Филиппу, что, несмотря на все это, она остается его другом. Слушая Жанну, споря с ней, дразня ее, Катрин начала строить планы. Ей придется принести в жертву королю Испании важную фигуру, выполнить первый пункт пакта, заключенного с Альвой в Байонне. Конечно, она всегда испытывала неприязнь к Жанне. Сознавала, что ее существование сулит королеве-матери одни неприятности. Филипп обрадуется устранению этой женщины. Он увидит, что королева-мать - его союзница. Во время разговоров с Жанной мысли Катрин блуждали далеко от брачного соглашения. Она видела его подписанным, Генриха Наваррского - обрученным с Марго и живущим при дворе. За этим последует конец Жанны Наваррской. Руджери? Они слишком трусливы. Лучше всего подойдет Рене. Она должна добиться подписания соглашения, связать принца, сделать брак возможным. После этого она сможет дать ход ее планам, связанным с войной против Испании; бдительность Филиппа будет притуплена ликвидацией женщины, которую он считал своим смертельным врагом. На этом этапе Карл окажется полезен. Он должен распространить свою дружбу с Колиньи на королеву Наварры. Катрин проводила много времени с королем, объясняя ему роль, которую он должен сыграть. Его стали часто видеть с Жанной; он называл ее своей дорогой тетей. Говорил ей о его любви к Колиньи. Он успешно подавил страх Жанны. - Если возникнут проблемы с папой, - сказал Карл, - мы выдадим Марго замуж, заключив светский брак. В конце концов Жанна Наваррская подписала соглашение о женитьбе сына на принцессе Марго; Катрин получила возможность дать ход ее планам. Двор переехал в Париж; Жанна Наваррская также отправилась туда. - Необходимо подготовиться к свадьбе, - сказала Катрин, - и вы сможете насладиться всем, что способен предложить вам Париж. Я отведу вас к моим лучшим портным, перчаточникам и парфюмерам. Жанна подавила недобрые предчувствия и поехала в столицу. Колиньи заверил Жанну, что партию гугенотов ждет новый расцвет, что она может не сомневаться в верности сына их религии. Она должна понимать, что, несмотря на свою любовь к удовольствиям, Генрих сильнее отца. Катрин радовалась возвращению в любимый ею Париж. Она испытывала бодрящее волнение, покидая дворец через потайную дверь с платком на голове, входя в лавку, расположенную на набережной напротив Лувра. Рене тотчас узнал ее. Он обрадовался тому, что она пришла именно к нему. Он давно считал братьев Руджери своими соперниками. Она попросила провести ее в тайную комнату; он сделал это немедленно. - Господин Рене, - сказала Катрин, сняв платок и обретя достоинство королевы, - у меня есть для вас поручение. Вы должны ответить мне, готовы ли вы выполнить его. - Больше всего на свете, мадам, - сказал он, - я хочу служить вашему Величеству. - Не торопитесь соглашаться, мой друг. Речь идет о человеке весьма высокого положения. Она пристально посмотрела на Рене; ни один мускул не дрогнул на его лице. - Он должен быть устранен быстро и искусно. Возможны подозрения, как ловко бы вы ни действовали. Вероятно, состоится вскрытие. Я не хочу, чтобы вы брались за это, не обдумав возможные последствия. Я пришла к вам потому, что считаю вас более смелым, чем ваши коллеги. - Мадам, я буду смелым ради вас. - Как продвигаются ваши эксперименты, месье Рене? - Весьма успешно, мадам. Я располагаю веществом, которое проникает в организм с воздухом через нос или поры. - Это не слишком ново. - Ваше Величество, этот яд через несколько дней после его вдыхания полностью разлагается в теле жертвы; он усугубляет любую болезнь, которой может страдать человек, так что при вскрытии все выглядит так, словно жертва умерла от естественного недуга. - Как интересно, месье Рене. А если объект абсолютно здоров, что тогда? - Он все равно умрет, но установить причину не удастся никому. - Это само по себе способно насторожить. Скажите, вы проверяли эффективность и надежность вещества? - Я похоронил четырех служанок. - Как быстро наступала смерть? - Через несколько дней. За исключением одного случая, мадам. Девушка, страдавшая язвой, скончалась мгновенно. - Значит, вы твердо считаете, что можно положиться на это средство? - Абсолютно, мадам. - Оно кажется похожим на вашу Аква Тафана. - Верно, мадам. Но это вещество не оставляет следов. - Расскажите мне, как вы получили его. Вы знаете, что меня интересуют такие вещи. - Это сложный процесс, мадам. Он чем-то сходен с процессом создания нашего "жабьего яда". - Мышьяк - один из наиболее опасных ядов, не разрушающий органы человека. В случае посмертного вскрытия... - Но это новое вещество не содержит мышьяка. Оно похоже на "жабий яд" только на первых стадиях приготовления. Я даю мышьяк жабам и через некоторое время после их смерти экстрагирую телесные соки. Они содержат мышьяк и трупные яды. Затем я отделяю мышьяк. Это еще не все. Подробности процесса утомят вас, он сложен и долог. Катрин засмеялась. - Храните ваши секреты, господин Рене. Я понимаю вас. Почему результатами ваших экспериментов должны пользоваться другие? - Если вы пройдете в мою лабораторию, Ваше Величество, я покажу вам готовое вещество. Катрин встала и проследовала за Рене по нескольким темным коридорам в подвал. В большой печи горел огонь; дым уходил наружу через трубу, вделанную в стену. На лавках лежали скелеты животных, на стенах были нарисованы кабалистические знаки. Катрин хорошо знала орудия производства, служившие таким людям, как Рене и Руджери. Она с интересом смотрела на бутылочки, содержавшие разноцветные жидкости, и коробочки с таинственными порошками. Рене взял сосуд с ярко-зеленым раствором и показал его Катрин. - Это, мадам, - самый ценный и смертоносный яд из всех, какие существуют на земле. Им можно пропитать какой-нибудь предмет - перчатку, воротник, украшение, изделие вберет в себя жидкость и почти мгновенно высохнет. Яд останется в ткани до тех пор, пока температура предмета не повысится. Тепло человеческого тела вытянет яд из предмета в виде паров, которые проникнут в организм через кожные поры. Катрин кивнула. Услышанное не слишком изумило ее. Соотечественники королевы-матери были самыми искусными отравителями в мире. Они ревностно берегли свои секреты, говорили, что кое-кто из них уносил эти тайны в могилу, не желая делиться ими ни с кем. Катрин была готова поверить в любые свойства нового яда. За годы, проведенные на родине, она узнала, что итальянские алхимики способны изготовлять яды, действие которых могло показаться невероятным людям из других частей света. - Это хорошо, что вы так уверены в своем изобретении, господин Рене, - сказала она, - потому что смерть высокопоставленного лица порождает подозрения. Если состоится вскрытие и яд будет обнаружен, кто-то может вспомнить, что я посещала вашу лавку. - Верно, мадам. Но я верю в мою продукцию. Я испытал вещество. Более того, я готов отдать жизнь, чтобы послужить Вашему Величеству. Катрин улыбнулась. - Я не забуду о вас, господин Рене. Если та дама придет сюда купить перчатки, воротник или украшение, вы сможете, пока она находится здесь, обработать ядом то, что она выберет... и отдать это ей? - Смогу, мадам. - Самое простое - это перчатки. Теперь послушайте. Она прилет за перчатками. Вы покажете ей лучшие образцы; когда она сделает выбор, вы обработаете эту пару. Чтобы она надела их немедленно, вы поможете ей испачкать те, в которых она явится сюда. Вы, несомненно, найдете подходящий способ. Пусть она оставит их вам для чистки. Она должна уйти от вас в новых перчатках. Я не хочу, чтобы они попали в чужие руки. - Все произойдет, как вы желаете, мадам. - Хорошо. Я хотела бы получить немного этого яда... для моей коллекции. - Мадам, это опасно. Вещество еще находится в форме, не предназначенной для хранения. Когда я доработаю его, я передам вам весь мой запас. Катрин еле заметно улыбнулась. Она понимала Рене. Он не хотел терять свою монополию на столь ценное изобретение. Надев платок, она вышла на улицу. Пока что все складывалось удачно. Королева Наваррская заболела. Она лежала в своей комнате. Жанна не могла понять причину внезапной слабости, охватившей ее. Она прекрасно провела день, выбирая туалеты, необходимые для бракосочетания. Она не слишком сильно интересовалась нарядами, но не хотела показаться элегантным парижанам безвкусно одетой женщиной. Она купила круглый плоеный воротник и перчатки. Катрин посоветовала ей, куда следует сходить, она проводила ее в некоторые места. Наконец Жанна попала к перчаточнику и парфюмеру, лавка которого находилась напротив Лувра. Там она приобрела восхитительную пару перчаток того фасона, который был в моде при дворе. Она надела их сразу же, потому что с ее старыми произошел незначительный инцидент, и вернулась во дворец. И тут она испытала странную слабость, ее затошнило. Сильная боль в груди вынудила Жанну лечь на кровать. Она не смогла пойти на банкет; ночью ее охватил жар; ей было трудно шевелить конечностями, к утру они совсем утратили подвижность. Она задыхалась, боль в груди усилилась, стала невыносимой. Ее покои во дворце Конде заполнились встревоженными гугенотами - мужчинами и женщинами. У постели Жанны находились лучшие врачи страны, но они не могли понять странную природу болезни. Катрин прислала своих докторов. "Умоляю вас, - сказала королева-мать - не жалейте усилий, чтобы спасти жизнь королевы Наварры. Будет ужасно, если она умрет сейчас, когда подготовка к бракосочетанию идет полным ходом в столь дружественной обстановке". Жанна попросила привести к ней Колиньи. Ее сознание затуманилось, но она чувствовала, что должна многое сказать ему. Она знала, что Колиньи и делу гугенотов угрожает серьезная опасность. Она помнила, что ее сын подслушал нечто важное в галерее Байонна, но подробности ускользали из ее слабеющей памяти. Она знала, что умирает. - Ваши молитвы не помогут мне. Я покоряюсь священной воле Господа, принимая любую беду как наказание Любящего Отца. Я никогда не боялась смерти. Я сожалею лишь о том, что вынуждена оставить моих детей одних. Они еще юны и не способны защититься от многих опасностей. Жанна попросила их перестать плакать. - Стоит ли делать это? - спросила она. - Вы видели, какими горестными были мои последние годы. Господь сжалился надо мной; теперь он зовет меня к себе, к радостям неземной жизни. Она хотела, чтобы смерть поскорее избавила ее от телесных страданий. Но она думала о детях: о сыне Генрихе, нуждавшемся в руководстве, о дорогой Катрин, которая была так мала. Что станется с ними? Катрин должна вернуться в Беарн. Жанна настаивала на этом. - Пожалуйста, пожалуйста, - кричала она в те мгновения, когда сознание полностью возвращалось к ней, - отправьте мою маленькую дочь домой... подальше от этого развратного двора. Она заговорила о скором браке сына; Катрин, стоявшая у ее кровати, сказала: - Отдохните, моя дорогая наваррская сестра. Не тревожьтесь о ваших детях. Я стану для них матерью. Женитьба вашего Генриха сделает его моим сыном... я - крестная мать вашей дочери. Катрин коснулась губами влажного лба своего врага. Она всегда ненавидела эту женщину. Теперь Жанна умирала. Королева Наваррская всегда боролась против Катрин; теперь несчастная обессилевшая женщина умирала, теряя все свои земные владения и желания. Королева-мать торжествовала. Принцесса Марго смотрела на печальную картину; комната мало походила на покои, где умирала королева. Здесь не было лампад, священников, не совершались католические обряды, соответствующие случаю. Девушка поглядела на лица присутствующих; она перевела взгляд с умирающей королевы на женщину с полным бледным лицом и большими ничего не выражающими глазами; тонкая белая рука Катрин периодически вытирала слезы. Марго вздрогнула. Смерть ужасна, но девушка боялась ее меньше, чем женщины в черном, державшейся с таким спокойствием и величественной скорбью. - Королевы Наварры умерла! - шептали на улицах. - Говорят, она заходила к Рене... перчаточнику королевы-матери. Люди, посещавшие ранее Рене... теряли здоровье, их зубы становились хрупкими, как стекло, быстро крошились... их кожа дряхлела... а затем они умирали. - Королеву Наварры отравили! Большинство парижан исповедовали католицизм и поэтому должны были видеть в королеве Наваррской врага; однако людям не хотелось думать, что ее заманили в их город, чтобы умертвить. - Это дело рук той женщины! - бормотали на рынке, улицах, набережных. - Итальянка взялась за старое. Ведь королева Наваррская была у ее личного перчаточника. Парижане обратили свои полные ужаса глаза в сторону окон Лувра; они шептались; презрительно плевали; особенно часто они произносили имя "Итальянка" - Катрин де Медичи. "Итальянка! Итальянка!" - шептали они. Итальянцы прославились как искусные отравители; слово "итальянец" стало синонимом слова "отравитель". Де Гизы поспешили ко двору. Королева Наварры умерла. Одним врагом стало меньше. Возможно, королева-мать, проявляя расположение к гугенотам, вела свою очередную коварную игру. Марго наблюдала за тем, как Гизы въехали во двор; возглавлявший кавалькаду Генрих за время своего отсутствия похорошел еще сильнее. Она устала сопротивляться. Скоро ее отдадут этому наваррскому дикарю. Она представила, как он ласкает ее своими грубыми руками, и тоска по Генриху де Гизу стала невыносимой. Она встретила его как бы случайно в одном из тускло освещенных коридоров возле ее покоев. Он остановился и посмотрел на девушку. Она попыталась отвернуться, но он быстро шагнул вперед и схватил ее; Марго внезапно вспомнила жар их поцелуев. - Марго, - прошептал он нежным голосом, дрогнувшим от волнения. - Генрих... меня выдают замуж... за Наваррца. - Знаю, моя любимая, моя дорогая. - Я не соглашусь, - всхлипнула она. - Я ненавижу его. Он попытался утешить Марго. - Моя дорогая, я так скучал по тебе! Желал тебя! Зачем мы мучаем друг друга? Она покачала головой. - Глупая гордость... - продолжил он. - Мы боремся с нашими чувствами. Марго, давай брать от жизни то, что можно. Что осталось нам. Их обоих охватили воспоминания. Он принялся ласкать ее тело, полное желания. - У меня никогда не было такой девушки, как ты, Марго. - А у меня есть только ты. - Ты помнишь ту маленькую комнату, где мы были вдвоем? Мы отправимся туда... сегодня ночью. Будем встречаться там ежедневно. - До свадьбы еще несколько месяцев, - сказала Марго. - Кто знает, возможно, она не состоится вообще. Вдруг вспыхнет восстание, ты станешь королем и женишься на мне... как мы планировали. Ты будешь всемогущим монархом, и ничто не сможет помешать нам. Он закрыл ей рот своими губами. У луврских стен имелись уши. - Сегодня ночью? - повторил Генрих. - В полночь. - Я буду ждать... с нетерпением. - Я тоже. - А теперь иди, моя дорогая. Нас не должны видеть. Мы будем умнее, чем прежде. Еще один долгий поцелуй, одно страстное объятие, и Гиз отправился в свои покои. Счастливейшая женщина Франции, которая совсем недавно была так грустна, радостно зашагала к себе. В Лувре возникло напряжение. Катрин внезапно поняла, какой властью над ее сыном Карлом обладал Колиньи. Она забыла о том, что он, столь податливый в ее руках, легко поддастся влиянию других людей. Карл, окруженный придворными, обратился к матери. Его глаза сверкали, рот подергивался. - Смерть королевы Наваррской обросла недобрыми слухами. Говорят, что она стала жертвой преступления. Я приказываю произвести вскрытие и установить причину смерти. Катрин почувствовала, что она холодеет. Глаза сына были злыми. Внезапно испугавшись, она поняла, что он, как и шепчущиеся женщины на улице, считает ее убийцей Жанны Наваррской. Это само по себе не было неожиданным; однако невероятно то, что он, разделяя эти подозрения, потребовал произвести вскрытие. Неужели он хотел обвинить мать, единственного человека, который, как она считала, умел управлять им? Катрин перехитрили, и сделал это великий, добрый Гаспар де Колиньи. Он тихо подкрался со своей религией и праведностью и завладел слабой душой короля. Колиньи хотел вскрытия, и король уступил ему вопреки воле матери. Она посмотрела на несчастное слабое лицо с налившимися кровью глазами и губами, покрытыми пеной. Ее голос прозвучал холодно, бесстрастно. Она полностью доверяла Рене; все будет хорошо, если он обещал это. - Мой сын, если ты хочешь, чтобы вскрытие состоялось, пусть будет по-твоему. На мой взгляд, королева умерла естественной смертью. Она была слаба здоровьем, много страдала; тяжелое путешествие ко двору и усилия, связанные с подготовкой бракосочетания, исчерпали ее силы. - Тем не менее, - закричал король, - я приказываю обследовать тело королевы Наварры. Ему исполнился двадцать один год, он стал мужчиной. Ее ошибка заключалась в том, что она до сих пор считала его мальчиком с неустойчивой психикой. Доктора уединились: среди них находились личные врачи Катрин, короля и Жанны. Результат обследования должны были объявить с минуты на минуту. Если Рене сплоховал, подумала Катрин, он погибнет; останется лишь слух, связанный с именем королевы-матери. Ее уже ненавидели. Какое ей до этого дело? Пусть они ненавидят ее сколько угодно, это не помешает ей править Францией. Жанна мертва. Филипа Испанский улыбнется, если он на это способен, в свою бороду. Элизабет Английская встревожится, услышав новость. Колиньи был подавлен горем. Сын Жанны, Генрих, еще не знал о случившемся, но скоро ему придется приехать ко двору. Он попадет в руки королевы-матери, которая возьмет его под свое крыло, будет опекать и направлять юношу как собственного сына. Ей нечего бояться - только людских подозрений и ненависти. Она уже вкусила их; никто не осмелится причинить вред королеве-матери. Любовники, объятые блаженной усталостью, лежали в темной комнате. Марго всплакнула. - Это от счастья, - сказала она. - Я долго скучала по тебе, желала тебя. Никто не мог занять твоего места. - Как счастливы мы могли быть, ты и я! Никогда не прощу тех, кто разлучил нас, - сердито заявил Генрих. - Моя мать внушает мне страх, Генрих. - Я имел в виду твоего брата. Именно он разлучил нас. Если бы не он, мы бы со временем поженились. Я говорю не о короле, а о твоем брате Генрихе. Он боится меня. Когда-нибудь я прикончу его... или он убьет меня. Я отомщу ему за то, что он сделал с нами, а адмиралу Колиньи - за смерть моего отца. - Не говори о ненависти, когда у нас есть любовь, - сказала Марго. - Мы снова вместе; давай радоваться этому. Забудем об остальном. Не будем думать о твоей мести моему брату и Колиньи, о моем браке с Наваррцем. Поживем в счастье, пока оно возможно. Она снова бросилась в его объятия, и он почувствовал, что она дрожит. Он попытался успокоить Марго, но она сказала: - Генрих, я не могу выбросить из головы мысли о матери. Ты думаешь, что она отравила королеву Наварры? Он не ответил ей; они надолго замолчали. Но через некоторое время они забыли о королеве Наварры, будущем браке Марго и мести. Они снова были вместе после долгой разлуки. По улицам Парижа шагала дородная женщина с платком на голове. Она подошла к группе людей, стоявших на рынке. Она знала, что они говорят о королеве-матери. - Значит, это было воспаление легких, - сказала одна женщина. - Так говорят... - Вы считаете, что врачи могли ошибиться? - сказала Катрин, закрыв лицо платком. - Откуда нам знать, какие дьявольские козни строит итальянка? Катрин засмеялась. - Вы думаете, она способна вызвать воспаление легких у своего врага? Люди тоже рассмеялись. - Она - колдунья. Ведьма. Эти итальянцы слишком хорошо разбираются в ядах, они применяют вещества, которые не оставляют следов. Нам не надо было впускать их в нашу страну. Катрин пошла дальше и вскоре присоединилась к компании спорщиков. Кто-то сказал: - Королеву отравили. Запомните мои слова - все подстроила итальянка. Королева Наварры отправилась к перчаточнику... личному перчаточнику итальянки. Доктора могут говорить все, что угодно. Возможно, они боятся. Раскрыв правду, они могут сами заболеть какой-нибудь загадочной болезнью, неведомой их коллегам. Отвернувшись, Катрин задумчиво пошла дальше. Ситуация напоминала ту, что возникла после смерти дофина Франциска, умершего после того, как виночерпий - итальянец - поднес ему воды. Она чувствовала себя неуютно. За королем надо следить. Колиньи оказывает на него слишком сильное влияние. Ей необходимо всерьез задуматься насчет господина Колиньи. Несомненно, что управлять слабохарактерным королем должен один человек. Она была сильной. Она преодолеет все трудности. Катрин подумала о себе сегодняшней, сравнила себя с женщиной, которой она была после смерти мужа. Ей было чему учиться, и она усвоила многие уроки. Сейчас она находилась в расцвете сил, обладала властью возвышать своих фаворитов и уничтожать людей, стоявших на ее пути. Она быстро училась, как пользоваться этой властью. Королева-мать затянула поплотнее платок и медленно, задумчиво направилась обратно в Лувр.