ь может, муж ее заслужил такую судьбу... если бы знать всю правду... Но не ребенок, за это нет прощения". Фудзико спокойно дала распахнуться верхнему кимоно, зеленому с узором, но, когда развязывала тонкий шелковый пояс желтого нижнего кимоно и откидывала его в сторону, пыльцы ее задрожали. Кожа у нее была чистая, сквозь складки шелка виднелся край груди - маленькой и плоской. Хана-иси встала на колени, развязала ленты на нижней рубашке и стянула ее с пояса на пол, чтобы хозяйка могла переступить и выйти из нее. - Йе, - приказал он. Она подошла и подняла кайму. Ожоги начинались с задней стороны ног, у икр, - Гомен насаи. Она стояла не двигаясь. Капли пота стекали по ее щекам, нарушая макияж. Он поднял рубашку повыше. Кожа обгорела везде с задней стороны ног, но заживление, видимо, шло отлично: уже образовались рубцы, инфекции, нагноений не видно, только немного чистой крови там, где новая, молодая ткань лопнула, когда Фудзико садилась на колени. Он отодвинул кимоно в сторону и распустил ленту на поясе. Ожоги кончались в верхней части ног, обходили крестец, где ее придавило бревном и тем спасло от ожогов в этом месте, и затем снова начинались на пояснице. Бугры от ожогов, шириной в полруки, шли вокруг талии. Рубцовая ткань уже перешла в постоянные шрамы. Да, неприятное зрелище... Но заживает на удивление. - Очень хороший доктор. Лучший из всех, кого я видел! - Он отпустил кимоно, - Прекрасно, Фудзико-сан! Шрамы, конечно, ну и что? Ничего. Я видел много пострадавших от ожогов, понимаете? Вот и хотел сам посмотреть, чтобы понять, как дела. Очень хороший доктор. Будда помогал вам. - Он положил руки ей на плечи и посмотрел в глаза. - Не беспокойтесь. Сигата га наи, да? Вы поняли? У нее хлынули слезы. - Пожалуйста, извините меня, Анджин-сан, мне так стыдно. Пожалуйста, простите мою глупость, что я была там, попалась, как полоумная эта. Мне следовало быть с вами, защищать вас, а не толкаться со слугами в доме. Мне нечего было делать в доме, не было причин там находиться... Сочувственно ее обнимая, он дал ей выговориться, хотя почти ничего не понял из ее речи. "Мне бы надо найти, чем лечил ее этот доктор, - возбужденно подумал он. - Это самое быстрое и хорошее заживление, какое я встречал. Каждый капитан ее королевского величества должен владеть этим секретом, да что там, - любому европейскому капитану он необходим... Постой... А кто бы отказался заплатить за это несколько золотых гиней? Ты же можешь сделать целое состояние! Нет уж, не таким путем, - только не так. Наживаться на страданиях моряков... Нет! " Фудзико повезло, что обгорели только задние поверхности ног. Лицо все такое же квадратное и плоское, острые зубы - как у хорька, но глаза излучают такую теплоту, что, пожалуй, язык не повернется назвать ее непривлекательной. Он еще раз обнял ее. - Ничего, Фудзико, не надо плакать. Это мой приказ! Блэксорн отправил служанку за свежим чаем и саке, приказал принести побольше подушек и помог Фудзико расположиться на них. Она все стеснялась и то и дело спрашивала: - Как смогу я отблагодарить вас? - Не надо благодарностей. Давайте снова, - Блэксорн на мгновение задумался, но не нашел в памяти японских слов "помогать" или "помнить", тогда он вытащил словарь и поискал их там. - Помогать - о-негаи... Помнить - омой дасу... Хай, мон-досо о негаи! Оми дес ка? - Помогайте мне снова. - Помните? - Он поднял кулаки, изобразил пистолеты и нацелился ими. - Оми-сан, помните? - О, конечно! - воскликнула она, потом, заинтересовавшись, попросила посмотреть книгу. Она никогда не видела раньше латыни, и колонки японских слов против латинских ничего не сказали ей, но она быстро ухватила их смысл: - Это книга всех наших слов... простите. Книга слов, да? - Хай. - Хомбун? - спросила она. Он показал ей, как найти это слово на латыни и по-португальски: хомбун - это долг, потом добавил по-японски: - Я понял, что такое долг. Долг самурая, не так ли? - Хай! - Она захлопала в ладоши, как будто ей показали чудесную игрушку. "Но это чудо, - сказал он себе. - Подарок судьбы. Это поможет мне лучше понять и ее, и Торанагу, и скоро я буду неплохо владеть языком". Она задала ему еще несколько слов, и он нашел их на английском, латинском и португальском; слово, которое она выбирала, каждый раз было понятно и он находил его - словарь ни разу не подвел. Он поискал слово: - Мадсутси дес, нех? Это чудесно, правда? - Да, Анджин-сан, книга чудесная. - Она отпила чаю. - Теперь я смогу разговаривать с вами, по-настоящему. - Понемногу. Только медленно, вы понимаете меня? - Да. Пожалуйста, будьте терпеливы со мной. Прошу вас, извините меня. Громадный колокол на главной башне замка пробил час козла, ему отозвались все замки в Эдо. - Сейчас мне надо уходить. Я иду к господину Торанаге. - Он пристроил книгу за рукав. - Можно я подожду здесь, пожалуйста? -- А где вы остановились? Она показала: - О, там, моя комната - за следующей дверью. Прошу извинить мою нетактичность! - Медленно. Говорите, пожалуйста, медленно. И простыми словами! Она повторила медленно, особенно тщательно - слова извинений. - Благодарю вас. Мы с вами еще увидимся. Она хотела было подняться, но он покачал головой и вышел во двор. День был облачный, в воздухе стояла духота. Охрана уже дожидалась его. Скоро Блэксорн уже был во дворе главной башни, где встретил Марико - еще более прекрасную, воздушную, лицо ее под золотисто-красным зонтиком казалась алебастровым. На ней было темно-коричневое кимоно, окаймленное ярко-зеленым узором. - Охайо, Анджин-сан. Икага дес ка? - Она церемонно раскланялась. Он отвечал в тон ей, что чувствует себя прекрасно, и продолжал говорить по-японски, - они условились раньше, что он будет пытаться это делать, пока у него хватает сил. На португальский он переходил, когда уж совсем уставал от усилия припоминать японские слова и еще когда хотел сказать ей что-нибудь не предназначенное для чужих ушей. - Ты, - произнес он осторожно, когда они поднимались по лестнице башни. - Ты, - откликнулась Марико и немедленно перешла на португальский, с той же серьезностью, что и в прошлую ночь: - Извините, пожалуйста, но давайте не будем сегодня говорить на латыни, Анджин-сан, сегодня латынь не подходит - она не может служить тем целям, для которых мы ею пользуемся, правда? - Когда я смогу поговорить с вами? - Это очень трудно, простите. У меня есть обязанности... - Все нормально, да? - О да, - сказала она, - пожалуйста, извините меня, но что может случиться? Ничего плохого. Они поднялись еще на один пролет не разговаривая. На следующем этаже, как обычно, у них проверили пропуска, охрана шла впереди и сзади. Пошел сильный дождь, влажность в воздухе уменьшилась. - Этот дождь на несколько часов, - заметил Блэксорн. - Правда, но без дождей не будет риса. Скоро дожди прекратятся, через две или три недели, тогда будет жарко и влажно до самой осени. - Она выглянула из окна и показала ему на лохматые облака. Это очень живописное зрелище, Анджин-сан, вам нравится? - Да, - он смотрел на "Эразмус", который был далеко отсюда, у пристани. Но дождь скоро скрыл от него корабль. - После того как мы побеседуем с господином Торанагой, нам придется ждать, пока кончится дождь, - нет ли здесь места, где мы могли бы поговорить? - Это связано с трудностями, - Она уклонилась от прямого ответа, и он нашел это странным. Обычно она была очень решительна и излагала свои вежливые "предположения" как приказы - так они и воспринимались. - Прошу простить меня, Анджин-сан, но у меня сейчас трудное положение и мне нужно много всего сделать. - Она на мгновение остановилась и переложила зонтик в другую руку, придерживая нижнюю кайму кимоно. - Как у вас прошел вечер? Как ваши друзья, ваша команда? - Прекрасно. Все было прекрасно, - сказал он. - Действительно "прекрасно"? - переспросила она. - Прекрасно, но очень странно. - Он оглянулся на нее. - Вы что-то заметили, да? - Нет, Анджин-сан. Но вы не упомянули о них, а вы же много о них думали в последнюю неделю. Я не волшебница, извините. После паузы он решился: - А у вас все хорошо? С Бунтаро-саном ничего не возникло? Он никогда не говорил с ней о Бунтаро и после Ёкосе не упоминал его имени. Они согласились на том, что никогда не будут обсуждать ее семейную жизнь. - Это мое единственное требование, Анджин-сан, - прошептала она в первую ночь. - Что бы ни случилось во время нашего путешествия до Мисимы или, если позволит Мадонна, до Эдо. - для нас не будет иметь никакого значения, да? Мы не будем обсуждать между собой то, что происходит, да? Не будем... Пожалуйста. - Я согласен. Клянусь. - И я тоже. В конце концов, наше путешествие кончается в Эдо, у Первого Моста. - Нет. - Но конец должен быть, дорогой. У Первого Моста наше путешествие кончается. Пожалуйста, или я умру от страха за вас, от мыслей об опасности, в которую я вас втянула... Вчера утром он стоял у входа на Первый Мост и у него внезапно стало тяжело на душе, - не спас даже тот подъем, что он испытал при виде "Эразмуса". - Сейчас мы должны пересечь мост, Анджин-сан, - сказала Марико. - Да, но это всего лишь мост, один из многих. Иди, Марико-сан, иди рядом со мной через этот мост. Рядом со мной, пожалуйста. Давай пройдем вместе, - добавил он по-латыни, - и верь, что ты прошла и что мы рука об руку идем к началу чего-то нового. Она вышла из паланкина и пошла рядом с ним, пока они не перешли по мосту на ту сторону. Там она снова села в паланкин с занавешенными окнами, и они стали подниматься по пологому склону. Блэксорн помнил, как молился Богу, чтобы с неба ударила молния. - Так с ним ничего не возникло? - повторил он все же свой вопрос, когда они подходили к последней площадке. Марико покачала головой. Торанага начал беседу: - Корабль вполне готов, Анджин-сан? Это точно? - Точно, господин. Корабль в прекрасном состоянии. - Сколько еще надо людей... - Торанага взглянул на Марико, - пожалуйста, спросите его, сколько человек команды требуется дополнительно, чтобы корабль нормально плавал. Я хочу быть совершенно уверен: он понял, что именно я хочу знать. - Анджин-сан говорит: для того чтобы выйти в плавание на корабле, необходимо тридцать моряков и двадцать артиллеристов. Сначала его команда состояла из ста семи человек, включая повара и купцов. Чтобы плавать и воевать в этих морях, достаточно двухсот самураев. - И он считает, что тех, кто ему потребуется, он может найти в Нагасаки? - Да, господин. Торанага произнес будто про себя: - Я вовсе не доверяю наемникам... - Прошу меня простить, господин, вы хотите, чтобы я перевела эти ваши слова? - Что? О нет, не обращайте внимания. Торанага встал, все еще делая вид, что чем-то недоволен, и посмотрел в окно на дождь: ливень не позволял рассмотреть город. "Пусть дождь идет еще несколько месяцев, - подумал он. - О Боги, все, какие только есть, - сделайте так, чтобы дожди шли до Нового года! Когда Бунтаро сможет встретиться с моим братом? " - Скажите Анджин-сану, что завтра я передам ему его вассалов. Сегодня ужасная погода - этот дождь будет идти весь день, нигде нет ни клочка сухой земли. - Да, господин, - донесся до него голос Марико. Он иронически улыбнулся. Никогда еще за всю его жизнь ему не мешала погода. "Она, конечно, уверена, как и остальные, кто сомневается, что я постоянно меняюсь к худшему", - думал он, зная, что не может уклониться от выбранного курса, - Завтра или через день - какая разница? Скажите ему, что, когда я буду готов, я пошлю за ним. До этого времени он должен оставаться в замке. Он слышал, как Марико перевела его слова Анджин-сану. - Да, господин Торанага, я понял, - Блэксорн отвечал сам, без Марико, - но вы не против, если я задам вопрос: можно ли быстро выехать в Нагасаки? Думаю, что это важно, прошу меня извинить. - Я решу это позднее, - Голос Торанаги прозвучал резко, - он не старался сохранять обходительность и сделал знак, что аудиенция окончена, - До свидания, Анджин-сан, я скоро решу, что делать с вами. - Он видел, что тот хочет настаивать на своей просьбе, но постарался от него отделаться. "Боже мой, - подумал он о Блэксорне, - наконец-то этот чужеземец научился вежливости! " - Скажите Анджин-сану, что ему нет нужды ждать вас, Марико-сан. До свидания, Анджин-сан. Марико выполнила его просьбу. Торанага, отвернувшись, смотрел на город, на ливень, что обрушился на него, прислушивался к шуму воды. " Дверь за Анджин-саном закрылась. - Так что за ссора? - Торанага обратился к Марико не глядя на нее. - Простите, господин? Его настороженный слух тут же уловил слабое дрожание в ее голосе. - Ссора, разумеется, между Бунтаро и вами, или вы участвовали в другой, которая касается меня? - добавил он с горьким сарказмом, - этот оттенок в голосе казался ему необходимым... да-да, это ускорит дело. - С Анджин-саном, может быть, или с моими врагами - христианами, или с Тсукку-саном? - Нет, господин, пожалуйста, извините меня. Это началось, как всегда, как начинаются обычно ссоры между мужем и женой. Фактически из-за ничего. Потом внезапно, как обычно и бывает, все стало разрастаться и подействовало и на него и на меня - под соответствующее настроение. - И у вас было такое настроение? - Да. Пожалуйста, простите меня. Я немилосердно провоцировала своего мужа. Это полностью моя вина. Сожалею, господин, но в таких случаях люди говорят дикие вещи. - Ну, давайте выкладывайте, что за "дикие вещи"? Марико побледнела, - да, она перед ним теперь как загнанная лань; конечно, она догадывалась: шпионы уже сообщили ему, о чем именно кричали в тишине их дома... Она пересказала ему все, что тогда говорилось, стараясь излагать как можно полнее, потом добавила: - Я считаю, что мой муж пребывал в состоянии дикого гнева, который спровоцировала я. Он предан вам, - я знаю, что предан. Если нужно кого-то наказать, то, конечно, меня, господин. Я вызвала это его сумасшествие. Торанага, прямой как струна, снова сел на подушку, лицо его окаменело. - Что сказала госпожа Дзендзико? - Я не разговаривала с ней, господин. - Но вы собираетесь с ней поговорить или собирались? - Нет, господин. С вашего разрешения, я намеревалась сразу же уехать в Осаку. - Вы поедете когда я скажу, не раньше. Измена - самое отвратительное из всего, что может быть! Она поклонилась, стыдясь его язвительных слов. - Да, господин. Пожалуйста, простите меня, это моя ошибка. Он позвонил в маленький ручной колокольчик - дверь распахнулась, появился Нага. - Слушаю, господин. - Позови сейчас же господина Судару с госпожой Дзендзико. - Да, господин. - Нага повернулся, чтобы уйти. - Подожди! Потом собери мой совет, Ябу и всех... и всех старших генералов. Они должны быть здесь в полночь. Освободи этот этаж от всех часовых. Возвращайся с Судару. - Да, господин. - Побледневший Нага закрыл за собой дверь. Торанага услышал шум на лестнице, подошел к двери и открыл ее-на площадке никого не было. Он захлопнул дверь, взял другой колокольчик и позвонил. Открылась внутренняя дверь в дальнем конце комнаты - едва заметная, так ловко замаскировали ее мастера в деревянной панели стены. На пороге стояла полная женщина средних лет, в накидке с капюшоном одежде буддийской монахини. - Слушаю вас. Великий Господин. - Будь добра, зеленого чаю, Чано-чан, - попросил Торанага. Дверь закрылась, Торанага снова посмотрел на Марико. - Так вы думаете, что он предан мне? - Я это знаю, господин. Пожалуйста, простите меня, это была моя вина, не его. - Она отчаянно пыталась убедить Торанагу. - Я его спровоцировала. - Да, это вы. Отвратительно! Ужасно! Непростительно! - Торанага вынул бумажный платок и вытер бровь. - Но удачно. - Простите, господин? - Если бы вы его не спровоцировали, я, может быть, никогда не узнал бы об измене. Если бы он сказал все это без всякого повода, это было бы одно, а так... вы дали мне еще один вариант. - Господин? Он не ответил. Он думал: "Хотел бы я, чтобы здесь был Хиро-Мацу - хоть один человек, которому я полностью доверял". - А как насчет вашей преданности? - Пожалуйста, господин, я отвечаю искренне: вы знаете, что я вам предана. Торанага не ответил. Взгляд его был безжалостен. Открылась внутренняя дверь, и Чано, монахиня, уверенно, не постучав, вошла в комнату с подносом в руках. - Вот, Великий Господин, я вам приготовила. - Она по-крестьянски встала на колени. Руки у нее были большие, грубые, как у крестьянки, но в ней чувствовались самоуверенность и самодовольство. - Пусть Будда благословит вас с миром. - Она повернулась к Марико, поклонилась ей, как кланяются крестьянки, и снова удобно устроилась на полу. - Не окажете ли вы мне любезность, госпожа, не нальете ли чаю? Вы ведь прекрасно с этим справитесь, ничего не прольете, верно? - Глаза ее светились, она явно была довольна. - С удовольствием, Оку-сан. - Марико, скрыв свое удивление, назвала монахиню по религиозному ее имени. Она никогда не видела раньше мать Наги, хотя знала большинство других женщин, имевших при Торанаге официальное положение, - ей доводилось встречать их на различных торжествах. Но хорошие отношения она поддерживала только с Киритсубо и госпожой Сазуко. - Чано-чан, это госпожа Тода Марико-нох-Бунтаро, - представил Торанага. - Ах, со дес, простите, я подумала, что вы одна из почтенных дам моего великого господина. Прошу простить меня, госпожа Тода, можно мне передать вам благословение Будды? - Благодарю вас. - Марико предложила чашку Торанаге, он взял ее и выпил. - Налейте, Чано-сан, и себе, - предложил он. - Простите, Великий Господин, с вашего разрешения, мне не надо, от такого количества чая у меня уже плавают зубы, а туалет слишком далек для моих старых костей. - Упражнение тебе поможет, - утешал Торанага, радуясь, что послал за ней, когда вернулся в Эдо. - Да, Великий Господин, вы правы - как всегда. - Чано удостоила своим вниманием Марико: - Так вы дочь господина Акечи Дзинсаи? Чашка Марико застыла в воздухе. - Да. Прошу извинить меня... - О, вам нечего извиняться, дитя. - Чано добродушно рассмеялась, ее живот заходил вверх-вниз, - Я не узнала вас, пока не назвали по имени, прошу извинить меня, но в последний раз я видела вас на свадьбе. - Да? - О да, я видела вас во время венчания, но вы не видели меня. Я подсматривала за вами через седзи. Да, за вами и за всеми знатными людьми, диктатором Накамурой, то есть Тайко, и всеми дворянами. О, я была так застенчива, что стеснялась присоединиться к этой компании. Но для меня это было очень хорошее время. Лучшее в моей жизни. Это был второй год, как Великий Господин оказал мне свою милость, я была беременна, хотя все еще оставалась крестьянкой, какой была всегда. - Глаза у нее затуманились, и она добавила: - Вы очень мало изменились с тех пор, - все еще одна из отмеченных Буддой. - Ах, как бы я хотела, чтобы это было так. - Это правда. Вы знали, что избраны Буддой? - Нет, Оку-сан, как бы мне ни хотелось этого. Торанага сказал: - Она христианка. - Ах, христианка, - какое это имеет значение для женщины, христианка или буддистка. Великий Господин? Иногда никакого, хотя женщинам нужны определенные боги. - Чано радостно хихикнула. - Мы, женщины, нуждаемся в боге, Великий Господин, чтобы он помог нам иметь дело с мужчинами. - А мы, мужчины, нуждаемся в терпении как у богов, чтобы иметь дело с женщинами. Чано засмеялась, и это неожиданно как бы согрело комнату и на мгновение ослабило дурные предчувствия Марико. - Да, Великий Господин, - продолжала Чано, - и все из-за Небесного Павильона, который не имеет будущего, - в нем мало тепла и в основном преисподняя. Торанага буркнул: - А что вы на это скажете, Марико-сан? - Госпожа Чано мудра со времен своей молодости, - ответила Марико. - Ах, госпожа, вы говорите приятные вещи старой, глупой женщине. Я так хорошо помню вас. Ваше кимоно было голубого цвета, с изумительным рисунком - серебряными журавлями, красивее я никогда не видела. - Она опять посмотрела на Торанагу, - Ну, Великий Господин, я просто хотела посидеть минутку. Прошу извинить меня. - Еще есть время. Оставайся где сидишь. - Да, Великий Господин. - Чано тяжело встала на ноги. - Мне следовало бы повиноваться, но природа требует своего. Я не люблю огорчать вас. Время идти. Все приготовлено, пища и саке готовы, будут поданы, как только вы пожелаете. Великий Господин. - Благодарю вас. Дверь бесшумно закрылась. Марико подождала, пока у Торанаги опустела чашка, и наполнила ее. - О чем вы думаете? - Я ждала, господин. - Чего, Марико-сан? - Господин, я хатамото. Никогда раньше не просила я у вас милости. Я хочу просить у вас милости как хата... - А я не хочу, чтобы вы просили милости как хатамото, - возразил Торанага. - Тогда просьба на всю жизнь. - Я не муж, чтобы выполнять ее. - Иногда вассал может просить сюзерена... - Да, иногда, но не сейчас! Сейчас придержите язык - о просьбе ли на всю жизнь, о благодеянии, требовании или о чем-нибудь еще. Просьба на всю жизнь - это милость, которую, согласно древнему обычаю, жена могла просить - без потери лица - у мужа, сын у отца, а иногда и муж у жены с условием: если просьба удовлетворялась, это обязывало никогда в этой жизни не просить о другой милости. По обычаю же вопросов при такой просьбе не задавалось и о ней никогда потом не упоминалось. Раздался осторожный стук в дверь. - Откройте, - приказал Торанага. Марико повиновалась. Вошли Судару с женой, госпожой Дзендзико, и Нага. - Нага-сан, займите пост этажом ниже и не пускайте никого без моего приказа. Нага вышел. - Марико-сан, закройте дверь и садитесь сюда, - Торанага указал место недалеко от себя, спереди, лицом к остальным. - Я приказал вам обоим прийти сюда, так как есть срочные семейные дела частного порядка, которые мы должны обсудить. Глаза Судару невольно обратились к Марико, потом снова к отцу. Госпожа Дзендзико не шелохнулась. Торанага резко сказал: - Она здесь, мой сын, по двум причинам: во-первых, я хотел, чтобы она была здесь, и, во-вторых, потому, что я хотел, чтобы она была здесь! - Да, отец. - Судару был пристыжен невежливым поведением отца по отношению к ним ко всем. - Могу я спросить, чем я так оскорбил вас? - А есть какие-то причины, по которым я должен оскорбиться? - Нет, господин, - если только мое стремление обезопасить вас и мое нежелание позволить вам покинуть эту землю вызвали вашу обиду. - А что вы скажете о заговоре? Я слышал, вы осмелились предположить, что можете занять мое место как вождь нашего города! Лицо Судару побелело, да и у госпожи Дзендзико - тоже. - Я никогда не делал ничего подобного - ни в мыслях, ни на словах, ни на деле. И никто из членов моей семьи, и никто другой в моем присутствии. - Это правда, господин, - подтвердила госпожа Дзендзико. Судару, второй из пятерых оставшихся в живых сыновей Торанаги, - гордого вида худощавый мужчина двадцати четырех лет, с узкими холодными глазами и тонкими, никогда не улыбавшимися губами, прекрасный воин, - обожал своих детей и, преданный жене, не имел наложниц. Дзендзико, маленького роста женщина, на три года старше мужа, очень полная после того, как родила ему четверых детей, сохранила еще прямую спину и всю гордость своей сестры Ошибы, беззаветную преданность семье и ту же скрытую ярость, которой был известен ее дед - Города. - Каждый, кто обвиняет моего мужа, - лжец, - заявила она. - Марико-сан, - потребовал Торанага, - расскажите госпоже Города, что ваш муж приказал вам ей передать. - Мой господин, Бунтаро, просил меня, приказал мне убедить вас вот в чем: пришло время господину Судару взять власть; другие в Совете разделяют мнение моего мужа; если господин Торанага не желает отдать власть - следует взять ее силой. - Никогда никто из нас и в мыслях этого не держал, отец, - сказал Судару. - Мы преданы тебе, и я никогда... - Если я передам тебе свою власть, что ты сделаешь? - спросил Торанага. Дзендзико ответила сразу: - Как может господин Судару знать, если никогда не думал о таком кощунстве? Извините, господин, но он не может ответить, так как ему никогда такого и в голову не приходило. Как он мог подумать об этом? А что касается Бунтаро-сана, очевидно, им овладел ками. - Бунтаро заявил, что другие тоже разделяют его мнение. - Кто же это? - ядовито спросил Судару. - Скажите мне - и они тут же погибнут. Кто? Знай я таких, господин, - уже сообщил бы вам. - А вы бы не убили его сначала? - Ваше первое правило - терпение, второе - терпение. Я всегда следовал вашим правилам. Я подождал бы и сообщил вам. Если я обидел вас, прикажите мне совершить сеппуку. Я не заслужил вашего гнева, господин, обрушившегося на меня, и мне трудно снести его, - я не участвую ни в каком заговоре. Госпожа Дзендзико горячо поддержала мужа: - Да, господин, пожалуйста, простите меня, но я полностью согласна с моим мужем. Он ни в чем не виноват, и все наши люди - тоже. Мы честны: что бы ни случилось, что бы вы ни приказали - мы сделаем. - Так! Вы преданные вассалы, да? Послушные? Вы всегда выполняете мои приказы? - Да, господин. - Хорошо. Тогда ступайте и убейте своих детей. Сейчас. Судару отвел глаза от отца, посмотрел на жену, та слегка повела головой и кивнула, соглашаясь. Судару поклонился Торанаге, сжал рукоятку меча и встал. Уходя, он тихонько прикрыл за собой дверь. Стояла мертвая тишина... Дзендзико взглянула на Марико и снова опустила глаза. Колокола пробили половину часа козла. Воздух в комнатах, казалось, стал плотнее. Дождь на короткое время перестал, потом пошел снова, более сильный. Сразу после того, как колокола пробили следующий час, раздался стук в дверь. - Да? Это был Нага. - Прошу простить меня, господин, мой брат... Господин Судару хочет войти еще раз. - Впустите его - потом возвращайтесь на свой пост. Судару вошел, встал на колени и поклонился. Он был мокр, волосы от дождя слиплись, плечи слегка дрожали. - Мои... мои дети... Вы уже забрали их, господин. Дзендзико вздрогнула и чуть не упала вперед, но поборола свою слабость и прошептала мужу побелевшими губами: - Вы... вы не убили их? Судару покачал головой. Торанага свирепо произнес: - Ваши дети в моих апартаментах ниже этажом. Я приказал Чано-сан забрать их, когда вызвал вас сюда. Мне нужно было проверить вас обоях. Жестокие времена требуют жестоких мер. - Он позвонил в колокольчик. - Вы... вы отменяете ваш... приказ, господин? - Дзендзико отчаянно пыталась сохранить холодное достоинство. - Да. Мой приказ отменяется. На этот раз. Это было необходимо, чтобы понять вас. И моего наследника. - Благодарю вас, благодарю вас, господин! - Судару униженно склонил голову. Открылась внутренняя дверь. - Чано-сан, приведите сюда на минутку моих внуков, - распорядился Торанага. Три скромно одетые воспитательницы и кормилица вошли с детьми: девочками, четырех, трех и двух лет, в красных кимоно, с красными лентами в волосах, и младшим сыном, - ему было всего несколько недель, он спал на руках у кормилицы. Воспитательницы стали на колени и поклонились Торанаге, их подопечные с серьезным видом скопировали эти действия и опустили головы на татами - кроме самой маленькой девочки, которой потребовалась помощь заботливой, хотя и твердой руки. Торанага с важным видом ответил им таким же поклоном. Потом, выполнив эту скучную обязанность, дети бросились к нему в объятия - кроме самого маленького, которого взяла на руки мать. В полночь Ябу с высокомерным видом прошествовал по двору перед главной башней замка. На постах всюду стояли самураи из отборных частей личной охраны Торанага. Луна едва светила, стоял туман, звезд почти не было видно. - А, Нага-сан! В чем дело? - Не знаю, господин, но всем приказано идти в зал для собраний. Прошу меня извинить, но вы должны оставить мне все свои мечи. Ябу вспыхнул при таком неслыханном нарушении этикета, но тут же передумал, почувствовав холодную напряженность юноши и нервозность стоящей рядом охраны. - А по чьему это приказу, Нага-сан? - Моего отца, господин. Так что извините. Если не хотите идти на собрание - как вам угодно, но я обязан сказать, что вам приказано явиться без мечей, и, простите, вы должны так и поступить. Прошу меня простить, но я не могу иначе. Ябу заметил, что у караульного домика, сбоку от огромных главных ворот, уже сложено много мечей. Он взвесил, насколько опасно ему отказываться, и, решив, что это неприемлемо, неохотно оставил свои мечи в общей куче. Нага вежливо поклонился, и сбитый с толку Ябу вошел в огромную комнату с окнами-амбразурами, каменным полом и деревянными перекрытиями. Вскоре все собрались - пятьдесят старших генералов и семь дружественно настроенных дайме из мелких северных провинций. Все были встревожены и нервно ерзали на своих местах. - О чем пойдет разговор? - мрачно спросил Ябу, заняв свое место. Генерал пожал плечами: - Возможно, о походе на Осаку. Другой изучающе посмотрел по сторонам: - Или планы изменились, а? Он собирается объявить "Малиновое... ". - Извините, но вы витаете в облаках. Наш господин решил: он едет в Осаку, и все. А вы, Ябу-сама, когда приехали сюда? - Вчера. Больше двух недель торчал со своими самураями в маленькой грязной деревне, Иокогаме, - чуть южнее ее. Порт прекрасный, но клопы! Ужасные москиты и клопы - в Изу таких злых сроду не было. - Вы уже знаете новости? - Вы имеете в виду - плохие? Выезжаем через шесть дней, да? - Да. Ужасно! Позор! - Конечно, но сегодня вечером - еще хуже, - мрачно сказал генерал. - От меня никогда не требовали оставлять мечи, никогда! - Это оскорбление! - не без умысла добавил Ябу. Все посмотрели на него. - Я тоже так думаю, - нарушил общее молчание генерал Кьесио. Серата Кьесио был седой, резкий человек, командующий Седьмой армией. - Я еще ни разу не появлялся на людях без мечей. Я похож на какого-то вонючего торговца! Я думаю... Э-э-э... приказ есть приказ, но некоторые приказы лучше бы не отдавать. - Совершенно верно, - поддакнул кто-то. - Что бы сделал Железный Кулак, если бы он был здесь? - Он распорол бы себе живот, прежде чем оставил свои мечи! Сделал бы это сегодня же вечером на переднем дворе! - предположил Серата Томо, молодой человек, старший сын генерала, помощник командира Четвертой армии. - Хотел бы я, чтобы здесь был Железный Кулак! Он мог бы сразу понять... он первым вскрыл бы себе живот! - Я думал над этим, - Генерал Кьесио хрипло откашлялся. - Кто-то должен отвечать - выполнять свой долг! Кто-то должен сказать, что сюзерен - это значит ответственность и долг! - Простите, но вам лучше придержать язык, - посоветовал Ябу. - Какая польза в языке для самурая, если ему запрещено быть самураем? - Никакой, - подтвердил Исаму, старый советник. - Я согласен - лучше умереть. - Простите, Исаму-сан, но это в любом случае наше ближайшее будущее, - выразил свое мнение Серата Томо. - Мы подсадные голуби для какого-то подлого ястреба! - Пожалуйста, придержите все же языки, - повторил Ябу, пряча свое торжество, и осторожно добавил: - Он наш сюзерен, и, пока господин Судару или Совет открыто не возьмут на себя ответственность, он останется сюзереном и мы обязаны ему повиноваться. Генерал Кьесио посмотрел на него, невольно пытаясь нащупать рукоятку меча: - Что вы слышали, Ябу-сама? - Ничего. - Бунтаро-сан сказал, что... - начал советник. Генерал Кьесио вежливо прервал его: - Простите меня, пожалуйста, Исаму-сан, но что сказал или не сказал генерал Бунтаро - это неважно. Верно то, что говорит Ябу-сама. Сюзерен есть сюзерен. При этом у самурая есть свои права и у вассала есть своя права. Даже у дайме, не так ли? Ябу оглянулся на него, определяя серьезность этого вызова. - Изу - провинция господина Торанаги. Я больше не дайме Изу - только ее управляющий. - Он осмотрел огромное помещение: - Все здесь, да? - Кроме господина Нобору, - уточнил генерал, - он имел в виду старшего сына Торанаги, которого все не любили. - Да, так и есть. Ничего, генерал, китайская болезнь скоро прикончит его и мы навсегда распрощаемся с его грязными шутками, - заметил кто-то. - И этой вонью. - Когда он возвращается обратно? - Кто знает? Мы даже не знаем, почему Торанага-сама отправил его на север. Лучше бы он оставался там. - Если бы вы были с такой болезнью, вы бы так же плохо шутили. - Да, Ябу-сан. Да, я бы тоже. Жаль, что он болеет сифилисом, он хороший генерал - лучше, чем Холодная Рыба, - добавил генерал Кьесио, назвав тайную кличку Судару. - Э-э-э, - присвистнул советник. - Это дьяволы воздуха заставили вас распустить языки. Или саке? - А может, китайская болезнь? - съязвил генерал Кьесио с горьким смехом. - Спаси меня Будда от этого! - поостерегся Ябу. - Если бы только господин Торанага передумал насчет Осаки! - Я бы покончил с собой, если бы его это устроило, - заявил молодой человек. - Не обижайся, сынок, но ты витаешь в облаках. Он никогда не передумает. - Да, отец. Но я совершенно не понимаю его... - Мы все поедем с ним? Тем же составом? - осведомился Ябу немного погодя. Исуми, старый советник, внес полную ясность: - Да. Мы поедем как сопровождающие. И две тысячи человек с полным парадным снаряжением и обмундированием. Чтобы добраться туда, нам потребуется тридцать дней. Выезд через шесть дней. - Времени немного. Не так ли, Ябу-сама? - спросил генерал Кьесио. Ябу не ответил. В этом не было необходимости - генерал и не ждал ответа. Все примолкли и погрузились в размышления. Открылась боковая дверь, вошел Торанага, сопровождаемый Судару. Все принужденно поклонились, Торанага поклонился в ответ и сел лицом к присутствующим. Судару, как предполагаемый наследник, сел немного впереди него, также лицом к остальным. Нага вошел через главную дверь и закрыл ее. Мечи были только у Торанаги. - Мне сообщили, что кое-кто из вас говорит об измене, думает об измене и замышляет измену, - холодно сказал он. Никто не ответил и не двинулся с места. Медленно, неумолимо Торанага переводил взгляд с одного на другого. Все сидели без движения. Потом генерал Кьесио заговорил: - Могу ли я почтительно спросить у вас, господин, что имеется в виду под изменой? - Любые сомнения в приказе, решении, позиции любого сюзерена в любое время являются изменой, - бросил ему Торанага. Спина генерала напряглась: - Тогда я виновен в измене. - Тогда выйдите и совершите сеппуку - сразу же. - Я это сделаю, господин, - гордо отвечал старый солдат, - но сначала я публично напоминаю о своем праве произнести речь перед вашими преданными вассалами, офицерами и... - Вы лишаетесь всех прав! - Очень хорошо. Тогда я, как хатамото, заявляю о своей воле умирающего - за мной двадцать восемь лет безупречной службы! - Говорите, но покороче. - Я скажу, господин. - В голосе генерала Кьесио звучал холод. - Прошу разрешения заявить следующее. Первое: поездка в Осаку на поклон к этому крестьянину Ишидо - измена вашей чести, чести вашего клана, чести ваших преданных вассалов, вашей традиции и вообще Бусидо. Второе: я обвиняю вас в этой измене и утверждаю, что вы в связи с этим лишаетесь права быть нашим сюзереном. Третье: я заявляю, что вы должны немедленно отречься в пользу господина Судару и достойно уйти из этой жизни - или побрить голову и удалиться в монастырь, это как вам будет угодно. - Генерал чопорно поклонился и снова сел на землю. Все ждали почти не дыша, поняв, что невероятное вдруг стало реальностью. Торанага резко бросил: - Так чего вы ждете? Генерал Кьесио внимательно посмотрел на него. - Ничего, господин. Прошу извинить меня. Его сын собрался было встать. - Нет! Я приказываю вам оставаться здесь! - отчеканил генерал. Он последний раз поклонился Торанаге, встал и с большим достоинством покинул зал. Многие нервно задвигались, но всеобщее волнение и шум снова были перекрыты хриплым голосом Торанаги: - Есть кто-нибудь еще, кто считает, что есть измена? Кто осмеливается нарушить Бусидо? Кто решается обвинять сюзерена в измене? - Прошу простить меня, господин. - Исуми, старый советник, произнес это совершенно спокойно. - Но я вынужден сказать, что, если вы собираетесь в Осаку, - это измена вашим предкам. - В тот день, когда я поеду в Осаку, вы покинете эту землю. Седой человек вежливо поклонился: - Да, господин. Торанага безжалостно оглядел всех присутствующих. Кое-кто неловко заерзал под его взглядом и поднял на него глаза. Самурай, который много лет назад утратил желание воевать, обрил голову, пошел в монахи-буддисты и теперь был членом гражданской администрации Торанаги, безмолвствовал, во власти страха, который он отчаянно пытался скрыть. - Чего вы боитесь, Нумата-сан? - Ничего, господин. - Тот опустил глаза. - Хорошо. Тогда пойдите и совершите сеппуку: вы - лжец, и ваш страх отравляет здесь воздух. Нумата всхлипнул и спотыкаясь побрел к дверям. Ужас охватил присутствующих. Торанага смотрел и ждал. Воздух стал плотным, слабое потрескивание факелов в наступившей тишине казалось неестественно резким. Судару повернулся к отцу и поклонился - он знал, что это его долг, что на нем лежит ответственность. - Пожалуйста, господин, можно мне почтительно сделать заявление? - Какое заявление? - Господин, я считаю, что нет... что здесь больше нет изменников и что больше не будет из... - Я не разделяю вашего мнения. - Пожалуйста, простите меня, господин, вы знаете, я повинуюсь вам. Мы все повинуемся вам. Мы стремимся только к лучшему. - Лучшее - это мое решение. Что я решу, то и есть самое лучшее. Судару беспомощно поклонился в знак согласия и умолк. Торанага, казалось, забыл о нем, его речь, как и его взгляд, была непреклонна: - Вы больше не будете моим наследником. Судару побледнел. Торанага ослабил напряжение, повисшее над залом, словами: - Я здесь сюзерен, - Он выждал минуту, затем в полной тишине встал и с надменным видом покинул место собрания, - дверь за ним закрылась. Все беспомощно пытались нащупать рукоятку меча... но никто не покинул своего места. - Сегодня... сегодня утром я слышал от нашего главнокомандующего, - заговорил наконец Судару, - что господин Хиро-Мацу будет здесь через несколько дней. Я хочу... я буду говорить с ним. Молчите, терпите, будьте лояльны к нашему сюзерену. А сейчас давайте пойдем и отдадим последние почести генералу Серата Кьесио... Торанага поднимался по лестнице... Одиночество поглотило его... На самом верху он остановился и на мгновение облокотился о стену, тяжело дыша. Боль охватила его грудь, он пытался растереть ее, чтобы хоть немножко ослабить. - Это только нехватка физических упражнений, - пробормотал он, - только слабость, вот и все. Отдохнув, он тронулся дальше. Он ясно и безжалостно сознавал: опасность велика. Измена и страх заразительны, и то и другое следует выжигать без всякой жалости в тот самый момент, когда они появляются. И все равно ты не можешь быть уверен, что они искоренены. Да, борьба, в которую он ввязался, не детская игра. Слабый - пища для сильного, сильный - добыча для очень сильного. Если бы Судару публично заявил, что берет на себя всю власть, он, Торанага, был бы бессилен что-либо сделать. Пока не ответит Затаки, ему остается только ждать. Он закрыл и запер дверь и подошел к окну: внизу его генералы и советники расходились по домам. Город за стенами крепости лежал почти в полной темноте, луна едва проглядывала сквозь облака и туман, ночь была спокойная, почти без звуков. Ему казалось, что с небес на него опускается его судьба. ГЛАВА ПЯТИДЕСЯТАЯ Блэксорн в одиночестве сидел под утренним солнцем - здесь, в углу сада перед своим домиком, он отдыхал после обеда со словарем в руках. Был прекрасный, безоблачный день - первый за много недель, - и пятый день с тех пор, как он последний раз видел Торанагу. Все это время он провел в стенах замка, не имея возможности увидеть Марико или навестить свой корабль или команду, посмотреть город, поохотиться, проехаться на лошади. Раз в день он плавал в одном из крепостных рвов с другими самураями и проводил время, обучая их плаванию и нырянию. Но ожидание от этого не становилось легче. - Простите, Анджин-сан, но сейчас у всех то же самое, - успокоила его Марико вчера, когда он случайно встретил ее в замке. - Даже господин Хиро-Мацу должен ждать - он приехал и все еще не может увидеться с господином Торанагой. Никто не может его увидеть. - Но это важно, Марико-сан. Я думал, он понимает, что важен каждый день. А ему нельзя послать письмо? - О да, Анджин-сан, это просто. Вы только напишите. Если вы скажете мне, что вы хотите передать, я напишу для вас. Все должны писать ему, если хотят получить аудиенцию, - так он теперь требует. Пожалуйста, потерпите - это все, что остается. - Тогда, пожалуйста, попросите его о встрече. Я буду признателен... - Не беспокойтесь, я сделаю это с удовольствием. - Где вы сейчас? Уже четыре дня, как я вас не видел. - Пожалуйста, извините меня, но я должна столько всего сделать. Это... Это мне трудновато, так много приготовлений... - Что происходит? Весь этот замок вот уже целую неделю словно потревоженный улей - Ох, простите, все прекрасно, Анджин-сан. - Да? Извините, но генерал и главный управляющий совершили сеппуку во дворе перед главной башней. Это нормально? Господин Торанага замкнулся в башне из слоновой кости, заставляя всех ждать его без видимых причин, - это тоже обычно? А что с господином Хиро-Мацу? - Господин Торанага - наш повелитель. Что он ни делает, все правильно. - А вы, Марико-сан? Почему я не вижу вас? - Прошу извинить меня, но господин Торанага приказал мне предоставить вас вашим занятиям. Я сегодня навещу вашу наложницу, Анджин-сан, - я не собираюсь навещать вас. - Почему он возражает против этого? - По одной причине, мне кажется: чтобы вам приходилось говорить только на нашем языке. Это продлится всего несколько дней, не так ли? - Когда вы поедете в Осаку? - Не знаю. Я думала выехать три дня назад, но господин Торанага еще не подписал мой пропуск. Я уже договорилась о носильщиках и лошадях, и ежедневно отдаю мои путевые документы на подпись секретарю, но они всегда возвращаются обратно: "Принесите завтра". - Думаю, что я поеду в Осаку морем. Он не говорил, чтобы я взял вас с собой? - Да-да, говорил, но... ну, вы же знаете, Анджин-сан, с нашим сюзереном никогда не знаешь ничего заранее. Он меняет свои планы. - Он всегда был такой? - И да и нет. С поездки в Ёкосе он охвачен... как бы это сказать... меланхолией, да? Да, меланхолией. И стал совсем другим. Да, он теперь другой. - С тех пор как мы пересекли Первый Мост, вы тоже во власти меланхолии и совсем другая. Я вижу - вы теперь совсем другая. - Первый Мост был конец и начало, Анджин-сан, и наше обещание. Да? - Да. Пожалуйста, извините меня. Она печально поклонилась и ушла, а потом, отойдя на безопасное расстояние, не поворачиваясь прошептала: "Ты... " Это слово задержалось в коридоре вместе с запахом ее духов... За вечерней едой Блэксорн пытался допросить Фудзико. Но она также не знала ничего интересного или не могла, не хотела объяснить ему, что творится в крепости. - Дозо гомен насаи, Анджин-сан. Спать он отправился раздраженным: его не устраивала эта отсрочка, он не мог проводить ночи с Марико. Всегда очень обидно сознавать, что она рядом, что Бунтаро уехал из города... А сейчас это "ты... " говорило и о ее желании, таком же сильном, как и у него. Несколько дней назад он отправился к ее дому под предлогом, что ему нужно помочь с японским. Самурай из охраны выразил сожаление: Марико-сан нет дома. Он поблагодарил и вяло побрел к главным южным воротам - отсюда он мог видеть океан. Но земля была такая плоская, что не удалось разглядеть ни верфей, ни доков, хотя, казалось ему, он различал вдалеке высокие мачты своего судна... Океан притягивал его... Величавая вода, дальний горизонт, таинственная глубина... Так хотелось вновь почувствовать: попутный ветер обвевает голову, глаза щурятся от ветра, а язык ощущает вкус соли, кренится под ногами палуба... Рангоут, такелаж и гардели потрескивают и стонут под давлением парусов, а их треплет крепкий бриз, когда меняет направление... И свобода... Это куда важнее всего остального. Свобода идти куда хочешь при любой погоде и при первом желании... Свобода стоять на юте и быть судьей, как здесь единственный судья - Торанага... Блэксорн взглянул на верхушку замковой башни: солнце отражалось в причудливо изогнутых черепицах крыши. Он не заметил там никакого движения, хотя и знал, что каждое окно ниже самого верхнего этажа тщательно охраняется. Колокола пробили, отмерив очередной час. Сначала он подумал, что это середина часа лошади, а не восемь ударов этого часа - времени высокой луны. Он засунул словарь в рукав, радуясь, что наступило время первой настоящей еды. Сегодня это был рис со слегка поджаренными креветками, рыбный суп и маринованные овощи. - Не хотите ли еще, Анджин-сан? - Спасибо, Фудзико. Да, пожалуйста, рису. И немного рыбы. Хорошо, очень... - Он поискал слово "превосходно" и произнес его несколько ваз, чтобы запомнить: - Да, превосходно, превосходно. Фудзико была обрадована: - Спасибо. Эта рыба - с севера. На севере вода холоднее, понимаете? Она называется курима-эби. Он повторил название и постарался удержать его в памяти. Когда он кончил есть, она налила чаю и вынула из рукава сверток. - Здесь деньги, Анджин-сан. - Она показала ему золотые монеты, - Пятьдесят кобанов. Стоимостью сто пятьдесят коку. Они вам не потребуются? На моряков. Простите, вы меня понимаете? - Да, спасибо. - Пожалуйста. Достаточно? - Да, думаю, что да. Где вы их взяли? - Главный... у Торанаги-сама... - Фудзико пыталась найти способ объяснить проще. - Я пошла к важному человеку у Торанаги-сама. Главному. Как Мура, понимаете? Не самураю - просто кассиру. Расписалась за вас. - Ах, понятно. Спасибо. Мои деньги? Мои коку? - О, да. - Этот дом, еда, слуги... Кто платит? - О, я плачу. Из ваших... из ваших коку за один год. - А этого достаточно? Достаточно коку? - О, да. Да, думаю, что хватит, - сказала она. - А почему беспокойство? Вы выглядите обеспокоенной. - О, прошу меня простить, Анджин-сан. Я не обеспокоена. Не беспокоюсь... - Болит? Ожоги? - Не болит. Смотрите... - Фудзико осторожно встала с толстой подушки, которую приказал принести для нее Блэксорн. Она встала на колени прямо на татами, не выказывая никакого неудобства, потом опять опустилась на пятки и устроилась на подушке поудобнее. - Вот, все хорошо. - Э-э-э, очень хорошо, - порадовался он за нее, - покажите-ка, ну? Она осторожно встала и подняла край юбки, показав ему ноги сзади: рубцовая ткань не лопалась, нагноений не было. - Очень хорошо, скоро будет похоже на кожу новорожденного, правда? - Спасибо, да. Мягкая. Благодарю вас, Анджин-сан. Он обратил внимание, что ее голос слегка изменился, но ничего не сказал. Этой ночью он не отпустил ее... Она была ничего себе - не более того. У него не осталось приятных воспоминаний, радостной усталости... "Так плохо, - подумал он, - но все-таки не совсем плохо... " Прежде чем уйти, она стала на колени и поклонилась, потом положила руки ему на лоб. - Я благодарю вас от всей души. А теперь, пожалуйста, усните, Анджин-сан. - Спасибо, Фудзико-сая. Я посплю позже. - Пожалуйста, усните сейчас. Это мой долг и доставит мне большую радость. Прикосновение ее руки было теплым и сухим и не доставило ему никакого удовольствия. Тем не менее он сделал вид, что заснул. Она ласкала его неумело, хотя и с большим терпением, потом тихонько ушла в свою комнату. Оставшись один и радуясь этому, Блэксорн подпер голову руками и лежал так, глядя в темноту и вспоминая... Вопрос о Фудзико он обсуждал с Марико во время путешествия из Ёкосе в Эдо. - Это ваш долг, - сказала ему Марико, лежа в его объятиях. - Я думаю, это было бы неправильно, да? Если у нее родится ребенок, а я поплыву домой и вернусь обратно через четыре года. Бог знает, что может случиться за это время. - Он помнил, как вздрогнула при этом Марико. - Ох, Анджин-сан, это так долго. - Ну, три года. Но вы поедете со мной. Я возьму вас с собой. - Ты обещаешь, милый? Ничего такого не произойдет, правда? - Ты права. Но с Фудзико может произойти столько неприятностей. Я не думаю, чтобы она хотела от меня ребенка. - Вы этого не знаете. Я не понимаю вас, Анджин-сан. Это ваш долг. Она всегда может не доводить до ребенка, правда? Не забывайте - она ваша наложница. Вы поистине опозоритесь, если не будете спать с ней. В конце концов, Торанага лично приказал ей прийти в ваш дом. - Почему он сделал это? - Я не знаю. Неважно. Он приказал - значит, и для нее и для вас это самое лучшее. Это хорошо, правда? Она выполняет свой долг как может лучше. Прошу меня извинить, вам не кажется, что и вам следует выполнить свой? - Хватит читать лекции. Любите меня и не разговаривайте. - Как мне любить тебя? Ах, как мне сегодня объясняла Кику-сан? - Как это? - Вот так... - Это очень хорошо, даже очень хорошо... - Ох, я забыла, пожалуйста, зажги лампу, Анджин-сан. Я хочу кое-что показать тебе. - Потом, сейчас я... - Ох, пожалуйста, извините меня, это надо сейчас... Я купила для вас... Это книга о сексе... Картинки очень смешные... - Я не хочу сейчас смотреть эту книгу... - Простите меня, Анджин-сан, но, может быть, одна из этих картинок возбудит вас... Как можно научиться сексу без книги по этому делу? - Я уже возбужден... - Но Кику-сан сказала, что это первый и самый лучший способ выбора позы. Их всего сорок семь. Некоторые из них кажутся удивительными и очень трудными, но она сказала, что важно попробовать все... Почему вы смеетесь? - Вы смеетесь - почему бы мне тоже не посмеяться? - Но я смеюсь потому, что вы хихикаете и я чувствую, как трясется ваш желудок, а вы не даете мне встать... Пожалуйста, позвольте мне встать, Анджин-сан! - Ах, но вы не сможете так сесть, Марико, моя любимая. Нет такой женщины в мире, которая могла бы так сесть. - Но Анджин-сан, пожалуйста, вы должны дать мне встать... Я хочу показать вам... - Хорошо. Но если это... - Ох, нет, Анджин-сан, я не хотела... вы не должны... вы не можете просто оставить меня... пожалуйста, пока не надо... ох, пожалуйста, не оставляй меня... ох, как я люблю тебя так... Блэксорн вспомнил, что Марико во время любви возбуждала его больше, чем Кику, а Фудзико не с кем было и сравнивать. А Фелисите?.. "Ах, Фелисите, - подумал он, сосредоточившись на этой мысли, - Я должен был сойти с ума, чтобы любить Марико и Кику... И все-таки, если говорить честно, она не может сравниться даже с Фудзико... Фудзико была чистой... Бедная Фелисите... Я никогда не смогу рассказать ей, но у меня мурашки по спине, когда вспоминаю о нас... как мы совокуплялись, словно пара горностаев, в сене или под грязными одеялами... Теперь я многое знаю лучше... Теперь я могу научить ее... Но захочет ли она учиться? И как мы сможем стать такими чистыми, оставаться чистыми и жить чистыми? Мой дом - это грязь на грязи. но там моя жена и мои дети и я им принадлежу". - Не думай о том доме, Анджин-сан, - прошептала Марико сразу же, как только над ним опустились сумерки воспоминаний, - настоящий дом здесь, другой далеко... Реальность здесь... Ты сойдешь с ума, если будешь искать "ва" в таком невозможном положении. Слушайте, если вы хотите мира, вы должны научиться пить чай из пустой чашки, - Она показала ему как, - Вы думаете, что в чашке реальность, вы думаете, что там чай - бледно-зеленый напиток богов. Если вы предельно сконцентрируетесь... О, учителя дзен могут вам это показать, Анджин-сан. Это самое трудное, но это и так легко. Как бы мне хотелось достаточно искусно показать вам это - тогда все в мире может быть вашим, что бы ни попросить... даже самые недостижимые дары... такие, как совершенное спокойствие. Он пробовал много раз, но никогда не мог потянуть жидкость, если ее там не было. - Ничего, Анджин-сан. Потребуется очень много времени, чтобы мучиться, но когда-нибудь вы сможете. - А вы можете? - Редко. Только в моменты печали или одиночества. Но вкус несуществующего чая, кажется, придает смысл жизни. Это трудно объяснить. У меня получалось раз или два. Иногда вы достигаете ""а" с одной попытки. Сейчас, лежа в темноте замка совсем без сна, он зажег свечу и сосредоточился на маленькой фарфоровой чашке, которую дала ему Марико и которую он теперь все время держал у своей постели. Он пробовал целый час, но так и не смог очистить голову. Неизменно одна за другой начинали появляться все те же мысли: "Я хочу уехать... хочу остаться... Я ненавижу и то и другое... стремлюсь и к тому и к другому. " А как живут эта... Если бы дело касалось меня одного, я бы не уехал... пока бы не уехал... Но здесь замешаны и другие, а они не эта и я дал обещание, я кормчий: "Перед лицом Господа нашего я обещаю вести корабли и с Божьей милостью привести их обратно". Я хочу Марико... Я хочу увидеть земли, которые мне дал Торанага... Мне нужно остаться здесь и насладиться плодами моего везения еще некоторое время... Да, но есть еще долг и он превыше всего... " На рассвете Блэксорн знал, что, хотя он и делает вид, что снова отложил решение, на самом деле он решил. Окончательно. -- Помоги мне Бог - раз и навсегда я все же кормчий! Торанага развернул маленький обрывок бумаги, который прибыл через два часа после рассвета. Послание от его матери было очень простым: "Ваш брат согласен, мой сын. Его письмо с подтверждением будет выслано сегодня с гонцом. Официальный визит господина Судару и его семейства должен начаться в течение десяти дней". Торанага сел, - он как-то сразу вдруг ослаб. Голуби вспархивали со своих насестов, потом снова усаживались. На голубятню проникало ласковое утреннее солнышко, хотя дождевые облака снова пригоняло ветерком... Собрав все свои силы, он заторопился вниз по ступенькам в свои апартаменты. - Нага-сан! - Да, отец? - Пошли за Хиро-Мацу. После него приведи моего секретаря. - Да, отец. Старый генерал пришел сразу же. Суставы его скрипели от такого карабканья по лестнице. Он низко поклонился, как всегда, держа меч в руках. Лицо его казалось свирепее, старше и решительнее, чем когда-либо. - Добро пожаловать, старый дружище! - Спасибо, господин. - Хиро-Мацу поднял на него глаза. - Я опечален, увидев на вашем лице все заботы мира. - И я опечален, увидев и услышав о стольких заговорах против меня. - Да, измена - ужасная вещь. Торанага заметил, как рассматривают его непримиримые глаза старика. - Вы можете говорить свободно, друг мой. - Вы знали, что я здесь? - Старик был мрачен. - Прошу простить, что заставил вас ждать. - Извините, что я беспокою вас. Чему вы радуетесь, господин? Пожалуйста, сообщите мне свое решение о будущем вашего дома. Это окончательное решение - ехать в Осаку, склониться перед этой навозной кучей? - А вы знаете какое-нибудь мое окончательное решение по какому-нибудь вопросу? Хиро-Мацу нахмурился, потом осторожно выпрямил спину, чтобы облегчить боль в плечах. - Я всегда знал, что вы терпеливы и решительны и всегда выигрываете. Вот поэтому я и не могу понять вас сейчас. Непохоже, чтобы вы сдались. - Разве судьба государства не важнее моего будущего? - Нет. - Ишидо и другие регенты все еще официальные правители страны, согласно завещанию Тайко? - Я вассал Ёси Торанаги-нох-Миновара и не признаю никого больше. - Хорошо. Послезавтра-день, выбранный мною для выезда в Осажу. - Да, я слышал это. - Вы будете командовать эскортом, Бунтаро - ваш помощник. Старый генерал вздохнул. - Я тоже знаю это, господин. Но с тех пор, как я вернулся сюда, господин, я поговорил со старшими советниками и генералами. - Да, ну и каково же их мнение? - Что вам не следует оставлять Эдо. Что ваши приказы необходимо временно отменить. - Кому? - Мне. Моими приказами. - Это то, чего они хотят? Или это то, что вы решили? Хиро-Мацу положил меч на пол, поближе к Торанаге, и, оставшись беззащитным, прямо посмотрел на него. - Пожалуйста, извините меня, господин, я хотел спросить вас, что мне следует делать. Мой долг, казалось бы, говорит мне, что мне следует взять на себя командование и не допустить вашего отъезда. Это вынудит Ишидо сразу же двинуться на нас. Мы, конечно же, проиграем, но это, видимо, единственный достойный путь. - Но глупый, правда? Серо-стальные брови генерала нахмурились. - Нет. Мы умрем в бою, с почетом. Мы выиграем "ва". Кванто проиграет войну, но у нас в этой жизни не будет другого хозяина. Сигата га нам. - Я никогда не радовался, бессмысленно губя своих людей. Я никогда не проиграл ни одной битвы и не вижу причины, почему мне надо начинать это теперь. - Потерпеть поражение в бою не позор, господин. Разве сдаться лучше? - Вы все сошлись в этом сговоре? - Господин, прошу меня извинить, я разговаривал только с отдельными людьми и только с военной точки зрения. Нет никакой измены или сговора. - И все-таки вы прислушивались к заговорщикам. - Прошу меня извинить, но, если я соглашусь как ваш главнокомандующий, - тогда это уже не будет изменой, а станет законной государственной политикой. - Принимать решения без вашего сюзерена - измена. - Господин, известно много случаев свержения сюзерена. Это делали вы, Города, Тайко - мы все делали вещи и похуже. Победитель никогда не считается преступником. - Вы решили свергнуть меня? - Я прошу вас помочь мне в этом решении. - Вы единственный человек, которому, я думал, можно доверять! - Клянусь всеми богами, я просто хотел быть вашим самым преданным вассалом. Я только солдат и хотел бы выполнить свой долг перед вами. Я думаю только о вас. Я заслужил ваше доверие. Если это вам поможет - возьмите мою жизнь. Если это склонит вас к бою - я с радостью отдам мою жизнь, жизнь моего рода, сегодня, при всех, или наедине, или как вы пожелаете, - разве не так поступил наш друг генерал Кьесио? Простите, но я не понимаю, почему мне следует позволить вам одним махом отбросить всю жизнь. - Так вы отказываетесь выполнять мои приказы и возглавить эскорт, который послезавтра отправится в Осаку? Облако закрыло солнце, и оба они выглянули в окна. - Скоро опять будет дождь, - предположил Торанага. - Да, в этом году слишком много дождей. Дожди должны скоро прекратиться, или весь урожай погибнет. Они посмотрели друг на друга. - Ну? Железный Кулак спокойно произнес: - Я официально прошу вас, господин, отдать мне приказ сопровождать вас послезавтра в поход на Осаку. - Поскольку это противоречит мнению всех моих советников, я принимаю их и ваш совет и откладываю свой выезд. Хиро-Мацу был совсем не готов к этому. -- Так вы не уезжаете, господин? Торанага засмеялся. Теперь можно сбросить маску, - он снова стал прежним Торанагой: - Я никогда и не собирался ехать в Осаку. Почему я должен быть таким глупым? - Что? - Мое соглашение в Ёкосе не что иное, как уловка, чтобы выиграть время, - дружелюбно объяснил Торанага. - Этот дурак Ишидо клюнул на приманку: он ожидает меня в Осаке через несколько недель. Заглотнул ее и Затаки. И вы, и мои храбрые недоверчивые вассалы - все кинулись на нее. Без всяких серьезных усилий я выиграл время - целый месяц, - поверг Ишидо и его грязных союзников в смятение. Я слышал, они уже передрались между собой за Кванто. Его обещали и Кийяме, и Затаки... - Вы не собирались ехать в Осаку? - Хиро-Мацу покачал головой. По мере того как очевидность этой идеи стала доходить до него, он расплылся в довольной улыбке. - Это все просто хитрый ход? - Конечно. Поймите, все должны были попасться на эту хитрость! Затаки, все, даже вы! Иначе шпионы донесли бы Ишидо, он сразу выступил бы против нас - и никто, ни на земле, ни на небесах, никакие боги не предотвратили бы мою гибель. - Это верно... Ах, господин, простите меня. Я так глуп. Я заслуживаю того, чтобы мне отрубили голову! Так все это вздор, всегдашний вздор... Но... но что же с генералом Кьесио? - Он сказал, что виновен в измене. Мне не нужны генералы-изменники, - мне нужны послушные вассалы. - Но почему такие нападки на господина Судару? Почему вы лишили его всех ваших милостей? - Потому что мне так хотелось, - хрипло выговорил Торанага. - Да. Прошу меня извинить. Это ваше право. Простите, что я так засомневался в вас. - Почему я должен прощать вас за то, что вы были самим собой, старина? Вы мне нужны, чтобы делать то, что выделаете, и говорить то, что вы сказали. Сейчас вы мне нужны более чем когда-либо. Я должен иметь кого-нибудь, кому я могу доверять. Вот поэтому я выбрал вас в доверенные лица. Это должно остаться тайной между нами. - О господин, вы осчастливили меня... - Да, - перебил его Торанага, - это единственное, чего я боюсь. - Простите, господин? - Вы главнокомандующий. Вы один можете нейтрализовать этих глупых, недоумевающих мятежников, пока я жду. Я доверяю вам, и я должен доверять вам. Мой сын не может держать моих генералов в узде, хотя и никогда не выдал бы своей радости, знай он эту тайну. Если бы он знал ее... Но ваше лицо - ворота вашей души, старый дружище. - Тогда возьмите мою жизнь, дайте только мне разобраться с генералами. - Это не поможет. Вы должны держать их вместе все время моего предполагаемого отъезда. Вы должны следить за своим лицом и сном, как никогда. Вы один во всем мире, кто знает! Вы единственный, кому я должен доверять! - Простите мне мою глупость. Я не уловил. Объясните мне, что я должен делать. - Скажите моим генералам правду: что вы убедили меня послушаться вашего совета, - ведь это и их совет? Я официально прикажу отложить мой отъезд на семь дней. Потом я отложу его снова. На этот раз - из-за болезни. Вы один знаете это. - Потом? Потом будет "Малиновое небо"? - Не так, как планировалось сначала. "Малиновое небо" всегда остается на самый крайний случай. - Да. А что с мушкетным полком? Может он прорваться через горы? - Часть пути преодолеет. Но не весь путь до Киото. - Убейте Затаки. - Может быть, и придется. Но Ишидо и его союзники все еще непобедимы. - Торанага рассказал об аргументах Оми, Ябу, Игураши и Бунтаро в день землетрясения. - В тот раз я приказал объявить "Малиновое небо" просто как еще один финт, чтобы ввести в заблуждение Ишидо... а также позаботился передать определенную часть наших разговоров тем, кому они не предназначались. Но войско Ишидо все еще непобедимо. - Как же нам расколоть их? Что с Кийямой и Оноши? - Эти двое непреклонно настроены против меня. И все христиане против меня-кроме моего христианина, и я скоро смогу очень хорошо использовать его и его корабль. Больше всего мне нужно время. У меня есть союзники и тайные друзья по всей империи, и если у меня будет время... Каждый день я выигрываю, а Ишидо слабеет. Таков мой военный план. Каждый день отсрочки очень важен. Послушайте, после дождей Ишидо выступит против Кванто - одновременный удар с двух сторон - Икаю Джикья нацелится на юг, Затаки - на север. Мы задержим Джикыо в Мисиме, потом отбросим к перевалу Хаконе и Одаваре, где у нас будет последняя стоянка. На севере мы будем держать Затаки в горах вдоль дороги Хосокайдо, где-то около Микавы. Игураши и Оми верно сказали: "Мы можем отбить первое наступление, но другого большого наступления не должно бить. Мы воюем и ждем их за южными горами. Мы воюем, тянем время и ждем, а потом, когда созреет урожай для жатвы, - "Малиновое небо". - Эх, скорее бы наступил этот дань! - Послушайте, старый дружище, только вы сможете держать моих генералов в узде. Со временем, когда Кванто будет в безопасности, полностью в безопасности, - мы сможем выдержать первое наступление и тогда союзники Ишидо начнут отходить от него. Когда это случится, будущее Яэмона гарантировано и завещание Тайко останется неизменным. - Вы не возьмете единоличную власть, господин? - Говорю вам в последний раз: закон может быть выше причины, но повод никогда не должен быть выше закона, или все наше общество расползется, как старый татами. Закон может использоваться для отвода причины, причина не должна отвергать закон. Завещание Тайко - это закон. Хиро-Мацу поклонился в знак согласия. - Очень хорошо, господин. Больше я никогда не позволю себе упомянуть об этом. Прошу меня извинить. Сейчас... - он позволил себе улыбнуться, - как мне вести себя сейчас? - Сделать вид, что вам удалось убедить меня отложить отъезд. Просто держите их в вашем железном кулаке. - Сколько времени я должен притворяться? - Этого я не знаю. - Я не доверяю себе, господин. Могу ошибиться, сам того не желая. Думаю, что смогу поддерживать на своем лице радостное выражение несколько дней. С вашего разрешения, мои "боли" станут столь сильными, что я буду вынужден полежать в постели - и без посещений, да? - Хорошо. Сделаете так через четыре дня. Пусть боли начнутся уже сегодня. Это будет нетрудно? - Нет, господин. Простите. Я рад, что битва будет в этом году. В следующем... возможно, я уже не в силах буду вам помочь. - Ерунда. Но она будет в этом году независимо от того, хочу я этого или нет. Через шестнадцать дней я уеду из Эдо в Осаку. К этому времени вы дадите ваше "вынужденное согласие" и возглавите движение. Только вы и я знаем, что будут еще отсрочки и задолго до того, как мы достигнем наших границ, я вернусь в Эдо. - Пожалуйста, простите мои сомнения в вас. Если бы я не должен был помогать вашим планам, я не смог бы жить, с моим стыдом. - Не стоит стыдиться, старина. Если бы вы не были так уверены в этом, Ишидо и Затаки разгадали бы этот трюк. О, кстати, как Бунтаро-сан, когда вы видели его? - Злой, господин. Хорошо, что ему предстоит участвовать в битве. - Он не предлагал сместить меня как вашего сюзерена? - Если бы он сказал это мне, я "сместил" бы его голову! Тут же! - Я вызову вас через три дня. Запрашивайте меня о встрече ежедневно, но я пока буду отказывать. - Да, господин. - Старый генерал униженно поклонился. - Пожалуйста, простите старого дурака. Вы снова дали мне цель в жизни. Благодарю вас. - Он вышел. Торанага вынул из рукава маленький клочок бумаги и с огромным удовлетворением перечитал письмо матери. При возможности прохода на севере - если там предадут Ишидо - положение его значительно улучшалось. Бумага изогнулась и превратилась в пепел. Довольный, он растер пепел в пыль. "Так кого же теперь сделать главнокомандующим? " - спросил он себя. В полдень Марико прошла через передний двор главной башни замка, через ряды безмолвных часовых и вступила внутрь башни. Секретарь Торанаги ждал ее в одной из приемных на первом этаже. - Сожалею, что пришлось послать за вами, госпожа Тода, - вяло сказал он. - Я только рада, Каванаби-сан. Каванаби, пожилой самурай с бритой головой и резкими чертами лица, был когда-то буддийским священником. Уже много лет он вел всю корреспонденцию Торанаги. Обычно веселый и оживленный, сегодня он, как и большинство людей в замке, был сильно не в своей тарелке. Он протянул ей небольшой бумажный свиток: - Здесь ваши проездные документы на поездку в Осаку, все правильно оформлено. Вы должны выехать завтра и прибыть туда как можно скорее. - Благодарю вас. - Голос Марико звучал необычно тихо. - Господин Торанага говорит, что у него могут быть личные письма, которые вы должны передать госпоже Киритсубо и госпоже Кото. А также господину генералу Ишидо и госпоже Ошибе. Их передадут вам завтра на рассвете, если... простите, если они будут готовы, я прослежу, чтобы вам их передали. - Благодарю вас. Из множества свитков, аккуратно разложенных на низком столике, Каванаби выбрал официальный документ. - Мне приказано передать вам это. Это об увеличении владений вашего сына, как обещал господин Торанага. Десять тысяч коку в год. Он датирован последним днем последнего месяца и... ну, вот он. Марико взяла, прочитала и проверила официальные печати - все в порядке. Но это не принесло ей счастья. Оба считали, что это просто бумага. Если ее сыну сохранят жизнь, он станет просто ронином. - Спасибо. Пожалуйста, поблагодарите господина Торанагу за честь, оказанную нам. Мне не разрешат повидаться с ним до отъезда? - О да. Отсюда вас просили пойти на корабль чужеземцев. Вам приказано ждать его там. - Я... я буду переводить? - Господин Торанага не сказал. Думаю, что да, госпожа Тода. - Секретарь покосился на список, который держал в руке, - Капитан Ёсинака получил приказ командовать эскортом по дороге в Осаку, если это вас устроит. - Почту за честь снова быть на его попечении. Спасибо. Могу я узнать, как чувствует себя господин Торанага? - Видимо, достаточно хорошо, но для такого активного человека, как он, запереться на столько дней... Что я могу сказать? - Он беспомощно раскинул руки. - Простите. По крайней мере он виделся с господином Хиро-Мацу и согласился отложить выезд. Он согласился также заняться некоторыми другими делами... цены на рис должны быть сейчас стабилизированы - на случай плохого урожая... Но дел так много... Это непохоже на него, госпожа Тода. Времена плохие, правда? И ужасные прогнозы: предсказатели говорят, что в этом году погибнет урожай. - Я им не верю - пока не придет время уборки урожая. - Мудро, очень мудро. Но немногие из нас доживут до времени уборки урожая. Я еду с ним в Осаку. - Каванаби вздрогнул и нервно подался вперед. - Я слышал, что между Киото и Осакой опять началась эпидемия - оспа. Это еще один знак того, что боги отворачиваются от нас. - Непохоже, чтобы вы верили небесным предзнаменованиям, Каванаби-сан, или полагались на слухи. Вы знаете, что господин Торанага думает об этом. - Знаю, простите. Но, ну... никто не кажется нормальным в эти дни, не так ли? - Может быть, слухи неверны - я молюсь, чтобы это была неправда. - Она отбросила все свои предчувствия. - Есть какие-нибудь новые сведения о времени отъезда? - Как я понял, господин Хиро-Мацу говорит об отсрочке на семь дней. Я так рад, что вернулся наш главнокомандующий и убедил... По мне, лучше, этот выезд был бы отложен навсегда. Лучше сражаться здесь, чем с позором погибнуть там. - Да, - согласилась она, зная, что не было никакого смысла притворяться дальше, что ни у кого в голове не роятся эти предчувствия, - сейчас, когда вернулся господин Хиро-Мацу, наш господин, наверное, поймет, что сдаться - не самый лучший выход. - Госпожа, только для вас. Господин Хиро-Мацу... - Он остановился, поднял глаза и изобразил на лице улыбку - в комнату входил Ябу. - Ах, господин Касиги Ябу. как приятно вас видеть. - Он поклонился, поклонилась и Марико, последовал обмен любезностями, потом Каванаби сказал: - Господин Торанага ждет вас, господин. Прошу вас сразу же идти наверх. - Хорошо. По какому вопросу он хотел меня видеть? - Простите, господин, он сказал мне только, что хочет повидать вас. -- Как он? Каванаби помешкал. - Без изменений, господин. - А его отъезд - назначен новый срок? - Я понял, что это будет через семь дней. - А господин Хиро-Мацу не убедит его еще отодвинуть этот срок? - Это хорошо было бы для нашего господина. - Конечно, - Ябу вышел. - Вы говорили о господине Хиро-Мацу... - Только для вас, госпожа, так как Бунтаро-сан сейчас отсутствует, - прошептал секретарь. - Когда старый Железный Кулак вышел после встречи с господином Торанагой, ему пришлось отдыхать почти час - у него были очень сильные боли, госпожа. - Ох, как ужасно, если о ним что-нибудь случится именно теперь! - Да, без него будет переворот... Эта отсрочка ничего не решает. Это только небольшое перемирие. Настоящая проблема... Я... я боюсь... С тех пор как господин Судару действовал как официальный помощник генерала Кьесио, наш господин каждый раз при упоминании имени господина Судару очень сердится... Это ведь только господин Хиро-Мацу убедил его отложить выезд, и это единственное, что... - Слезы потекли по щекам секретаря, - Что случилось, госпожа? Он теряет над собой контроль? - Нет, я убеждена - все будет хорошо. - Марико произнесла это твердо, но сама не очень верила в то, что говорила. - Благодарю вас за то, что вы мне рассказали. Я постараюсь повидаться с господином Хиро-Мацу до отъезда. - Идите с Богом, госпожа. Она вздрогнула. - Я не знала, что вы были христианином, Каванаби-сан. - Я - нет, госпожа. Просто знаю, что у вас так говорят. Марико вышла во двор, на солнышко, волнуемая разнообразными чувствами. Ее очень расстроила недобрая весть о здоровье Хиро-Мацу, и в то же время она благословляла Бога, что ожидание ее кончилось и завтра она может уехать. А теперь - в паланкин, эскорт ожидает ее. - Ах, госпожа Тода. - Это Дзеко вышла из тени и стала у нее на пути. - Доброе утро, Дзеко-сан, как я рада вас видеть. Надеюсь, у вас все хорошо? - Марико почувствовала внезапный озноб, машинально начав этот обычный любезный разговор. - Боюсь, что совсем не хорошо, извините. Очень жаль, но наш господин, кажется, нас не любит - Кику-сан и меня. Когда мы приехали, нас засадили в грязный номер третьеразрядной гостиницы, - я не поместила бы туда и своих людей восьмого класса. - Ох, простите, я уверена, что это какая-то ошибка. - Ах да, ошибка. Конечно, я надеюсь, что это так, госпожа. Сегодня мне наконец повезло - разрешено прийти в замок, получен ответ на мою просьбу посетить Великого Господина и разрешено снова поклониться Великому Господину, немного попозже. - Дзеко криво улыбнулась ей. - Я слышала, вы тоже приходили к господину секретарю, и подумала: стоит подождать вас, чтобы приветствовать. Надеюсь, вы не возражаете? - Благодарю, я рада вас видеть, Дзеко-сан. Я хотела бы навестить вас и Кику-сан или пригласить вас обеих к себе, но, к сожалению, не представилось возможности. - Да, так печально. Сейчас плохие времена. Плохие для дворян, плохие для крестьян. Бедная Кику-сан совсем заболела от расстройства, что попала в немилость к нашему господину. - Я уверена, что это не так, Дзеко-сан. Господин Торанага сейчас столкнулся с массой срочных проблем. - Верно, верно. Не выпить ли нам сейчас чаю, госпожа Тода? Мне было бы так лестно немного поболтать с вами. - Простите, но мне приказано идти по одному делу, а то и я была бы рада такой возможности. - Ах да, вам же нужно на корабль Анджин-сана! Простите, забыла. А как Анджин-сан? - Думаю, хорошо. - Марико взбесилась от того, что Дзеко посвящена в ее личные дела. - Я видела его только раз и всего несколько минут - с тех пор как мы прибыли сюда. - Интересный мужчина, очень. Жаль, когда не видишься с друзьями, правда? Обе женщины продолжали улыбаться, речи их были вежливы, голоса беззаботны, - обе они сознавали, что за ними наблюдают и их подслушивают ожидающие Марико нетерпеливые самураи. - Я слышала, Анджин-сан посетил своих друзей - свою команду. Как он нашел их? - Он ничего не сообщил мне об этом, Дзеко-сан, - мы ведь виделись всего несколько минут. Простите, но я должна бежать... - Печально, когда не видишься с друзьями. Может быть, я могу рассказать о них. Например, что они живут в деревне с эта. - Что? - Да-да. Кажется, его друзья специально попросили разрешения жить там - предпочли деревню эта цивилизованным местам. Любопытно, да? Они не такие, как Анджин-сан, он совсем другой. По слухам, они говорят, что это больше напоминает им собственный дом. Любопытно, да? Марико вспомнила, каким странным был Анджин-сан, когда она в тот день встретилась с ним на лестнице. "Теперь все понятно, - подумала она. - Эта! Мадонна, вот бедняга! Как он должен был стыдиться". - Простите, Дзеко-сан, что вы сказали? - Просто удивительно, что Анджин-сан так отличается от остальных. - А вы видели их? Остальных? Какие они? - Нет, госпожа, я не бывала там. Что мне с ними делать? Или с эта? Я должна думать о своих клиентах и о моей Кику-сан. И о сыне. - Ах да, ваш сын. Лицо Дзеко опечалилось под зонтиком, но глаза оставались жесткими, коричневыми, как ее кимоно. - Пожалуйста, извините меня, но я думаю, вы не знаете, почему мы потеряли расположение господина Торанаги. - Нет. Я уверена, что вы ошибаетесь. Контракт утвержден? В соответствии с договоренностью? - Да, спасибо. У меня письмо о кредите рисовым торговцам в Мисиме с оплатой по требованию. На меньшую сумму, чем мы договорились. Но деньги меня интересуют меньше всего. Что деньги, когда мы потеряли милость нашего господина - кто бы он ни был. - Я уверена, вы снова обретете его расположение. - Ах, его расположение... Я беспокоюсь о вас тоже, госпожа Тода. - Я всегда к вам хорошо относилась. По-дружески, Дзеко-сан. Мы могли бы поговорить в другое время, а сейчас я действительно должна идти, так что извините, пожалуйста... - Вы так добры, меня это радует. - И когда Марико уже повернулась, чтобы уйти, Дзеко добавила своим самым медовым голоском: -- Ведь у вас будет время? Вы едете завтра в Осаку, не так ли? Марико внезапно почувствовала, как в грудь ей вонзилась холодная игла и ловушка захлопнулась. - Что-нибудь не так, госпожа? - Нет-нет, Дзеко-сан. Вам будет удобно в час собаки сегодня вечером? - Вы слишком добры, госпожа, о да. Вы сейчас собираетесь встретиться с нашем господином, вы бы не походатайствовали за нас? Нам нужна такая малость. - Буду рада. - Марико немного подумала. - О некоторых благодеяниях можно и попросить, но ничего нельзя гарантировать. Дзеко на секунду замерла. - Ах! Вы уже просили его... просили его о милости для нас? - Конечно, почему бы и не попросить? Разве Кику-сан не фаворитка, а вы не преданный вассал? Разве в прошлом вам не были оказаны милости? - Мои желания всегда так скромны. Все, что я ни говорила, мне предоставляется, госпожа. Может быть, и больше. - О пустобрюхих собаках? - О длинных ушах и надежных языках. - Ах да. И о тайнах. - Мне так легко доставить радость. Милости моего господина и моей госпожи - это ведь не такая большая просьба? - Нет, но только если представится случай... Я ничего не могу обещать. - До вечера, госпожа. Они раскланялись, и никто ничто не заметил. Сопровождаемая поклонами, Марико села в паланкин, пряча охватившую ее дрожь, и кортеж тронулся. Дзеко смотрела ему вслед. - Ты, женщина! - грубо окликнул ее проходивший мимо молодой самурай. - Чего ты ждешь? Давай проходи! - Ха! - презрительно откликнулась Дзеко, к удивлению окружающих. - Женщина, да? Щенок! Если бы я пошла по твоим делам, мне пришлось бы здорово их поискать - ведь ты еще даже не такой мужчина, чтобы иметь хотя бы соломенную крышу! Все расхохотались. Тряхнув головой, Дзеко бесстрашно удалилась. - Привет, - сказал Блэксорн. - Доброе утро, Анджин-сан. Вы прямо сияете! - Спасибо. Это потому, что я вижу такую красивую женщину. - Ах, спасибо, - просияла Марико. - Как ваш корабль? - Первый класс. Вы не хотели бы подняться на борт? Я показал бы вам все на корабле. - А это можно? Мне приказано встретиться здесь с господином Торанагой. - Мы все ждем его. - Блэксорн повернулся и заговорил со старшим в порту самураем: - Капитан, я отведу туда госпожу Тода, покажу ей корабль. Как только появится господин Торанага, вы позовете, да? - Как вам будет угодно, Анджин-сан. Блэксорн увел Марико с пристани. Везде стояли самураи; охрана и заграждения на берегу и на палубе были серьезнее, чем обычно. Сначала он провел ее на ют. - Это мое, все мое, - гордо произнес он. - А из вашей команды здесь есть кто-нибудь? - Нет, никого. Сегодня никого, Марико-сан. - Он как мог быстро показал ей все, потом повел вниз. - Это моя каюта. - Верхние окна-фонари смотрели в сторону берега. Он закрыл дверь. Теперь они были совсем одни. - Это ваша каюта? - спросила она. Он кивнул, глядя на нее. Марико кинулась ему в объятия. Блэксорн крепко обнял ее. - О, как мне не хватало тебя. - И мне не хватало тебя... - Мне так много надо сказать тебе... И спросить тебя- начал он. - Мне нечего сказать кроме того, что я люблю тебя всем сердцем, - Она задрожала в его руках, пытаясь забыть тот ужас, что охватил ее при мысли о Дзеко. - Я так боюсь за тебя. - Не бойся, Марико, моя любимая, все будет хорошо... - То же я говорю и себе. Но сегодня нельзя принять карму и волю Бога. - Вы так отдалились в последнее время. - Это Эдо, моя любовь. И за Первым Мостом... - Это из-за Бунтаро-сана. Да? - Да, - просто оказала она. - Это и решение Торанаги сдаться. Это такая бесчестная бессмыслица... Я никогда не думала, что скажу это вслух, но я должна. Извини меня, - Она поплотнее угнездилась под защитой его плеча. - Род Года слишком мощный и важный. В любом случае меня не оставят в живых. - Тогда вы должны уехать со мной. Мы сбежим. Мы будем... - Извините, но бежать некуда. - Даже если Торанага позволит? - Почему бы ему не позволить? Блэксорн быстро пересказал ей, о чем он говорил с Торанагой, кроме того, что просил насчет нее. - Я знаю, что могу вынудить священников убедить Кийяму или Оноши принять его сторону, если он позволит мне захватить Черный Корабль, - возбужденно закончил он. - Я могу это сделать! - Да, это должно сработать, Анджин-сан, Харима сейчас враждебен, так что нет причины, почему бы Торанага-сама не приказал провести этот захват, если мы собираемся воевать, а не сдаваться. - Она радовалась за церковь, но ведь ему придется ждать решения Торанаги. Она еще раз проверила его план и нашла его безупречным. - Если господин Кийяма, или господин Оноши, или оба они присоединятся к нему, чаша весов склонится в нашу сторону? - Да, если еще перейдет Затаки и мы выиграем время. - Она уже объясняла стратегическую важность контроля Затаки северного пути. - Но Затаки настроен враждебно к Торанаге-сама. - Послушайте, я могу прижать священников. Простите, но они мои враги, хотя и ваши священники. Я могу управлять ими как он захочет, и как я тоже. Вы поможете мне помочь ему? Она посмотрела на него. - Но как? - Помогите мне уговорить его дать мне шанс и убедите отложить отъезд в Осажу. Послышался стук конских копыт и голоса людей, въезжающих на пристань. Блэксорн и Марико подошли к окнам: самураи оттаскивали в сторону одно из ограждений - в освободившийся проход въехал на лошади отец Алвито. - Чего он хочет? - недовольно пробормотал Блэксорн. Они увидели, как священник спешился, вынул из рукава свиток и отдал его старшему из самураев. Тот прочитал. Алвито взглянул на корабль. - Чего бы он ни хотел, это официальный визит, - пояснила Марико. - Я не против церкви, Марико-сан. Церковь не может быть дьявольской - только священники. И они не все плохие. Алвито не плохой, хотя и фанатик. Ей-богу, я верю, что иезуиты подчинятся Торанаге, если я захвачу их Черный Корабль и буду угрожать им тем же и на следующий год. Им ведь нужны денежные поступления - португальцы и испанцы должны получать деньги. Торанага более важен. Вы поможете мне? - Да, да, я буду вам помогать, Анджин-сан. Но, прошу меня извинить, я не могу предавать церковь. - Все, что я прошу вас сделать, - это поговорить с Торанагой или помочь мне добиться разговора с ним, если вы думаете, что это лучше. Издалека послышался звук горна. Они снова выглянули из окон. Все смотрели на запад: со стороны замка приближалась голова колонны самураев, окружающих носилки с занавешенными окнами. Открылась дверь каюты. - Анджин-сан, выходите, пожалуйста, - позвал самурай. Блэксорн вышел на палубу и, спустившись на пристань, холодно-вежливо кивнул Алвито, священник ответил с такой же ледяной вежливостью. Но с Марико Алвито был ласков: - Привет вам, Марико-сан. Как приятно вас видеть. - Благодарю вас, отец, - ответила она, низко кланяясь. - Примите мои благословения. - Он перекрестил ее, - Во имя Отца, и Сына, и Святого Духа! - Благодарю вас, отец. Алвито взглянул на Блэксорна. - Ну, кормчий, как ваш корабль? - Уверен, что вы уже знаете. - Да, знаю. - Алвито оглядел "Эразмус", лицо его стало строгим, - Может быть. Бог проклянет этот корабль и всех, кто плавает на нем, если его используют против дела веры и Португалии! - Вот зачем вы приехали сюда? Добавить еще яду? - Нет, кормчий. Меня просили приехать сюда, чтобы встретиться с господином Торанагой. Я нашел ваше присутствие здесь столь же неприятным, сколь и вы - мое. - Ваше присутствие здесь не неприятно, отец. Неприятен только дьявол, которого вы здесь представляете. Алвито вспыхнул, и Марико быстро сказала: - Пожалуйста... Нехорошо ссориться при посторонних. Я прошу вас обоих быть осмотрительнее. - Да, пожалуйста, извините меня, Марико-сан. Я приношу свои извинения. - Отец Алвито отвернулся и уставился на носилки с занавесками, проходящие через ограждение. Ветер развевал личный флаг Торанаги, самураи в коричневой форме шли впереди и сзади, окруженные пестрой беспорядочной группой других самураев. Паланкин остановился, занавески распахнулись, вышел Ябу. Все были поражены, но тем не менее поклонились. Ябу высокомерно ответил на приветствие. - Ах, Анджин-сан! - сказал он. - Как вы? - Хорошо, благодарю вас, господин. А как вы? - Прекрасно, благодарю вас. Господин Торанага болен. Он просил меня прийти вместо него. Вы понимаете меня? - Да, понимаю, - ответил Блэксорн, пытаясь скрыть свое разочарование отсутствием Торанаги. - Так жаль, что господин Торанага болен. Ябу пожал плечами, уважительно поздоровался с Марико, притворяясь, что не замечает Алвито, и некоторое время рассматривал корабль. Он криво улыбнулся и обратился к Блэксорну: - Со дес, Анджин-сан. Ваш корабль стал другим, с тех пор как я в последний раз видел его. Да, корабль другой, все другое, даже наш мир стал другим. - Простите, я не понял, господин. Прошу меня извинить, но вы говорите слишком быстро. Что касается меня... - Блэксорн начал заготовленную фразу, но Ябу хрипло прервал его: - Марико-сан, пожалуйста, переведите нам. Она перевела. Блэксорн кивнул и медленно сказал: - Да. Другим, Ябу-сама. - Совсем другим, - вы больше не чужеземец, но самурай, то же самое и с вашем кораблем. Блэксорн удел улыбку на толстых губах, вызывающую позу - и сразу же вернулся мыслями в Анджиро, обратно на берег... Вот он сам стоит на коленях... Круук в котле... Крики Пьетерсуна зазвенели в ушах, запах погреба ударил в ноздри... Разум его завопил: "Так неужели все это зря - все страдания и ужас, Пьетерсун, Спилберген, Маетсуккер, тюрьма, эта и неволя?! И все это твоя вина! " - У вас все нормально, Анджин-сан? - спросила Марико, заглянув ему в глаза и испугавшись. - Что? Ох, да... Да, у меня все нормально... - Что с ним? - спросил Ябу. Блэксорн потряс головой, усилием воли пытаясь остановить этот поток воспоминаний, стереть с лица его следы, - наверняка выражение ненависти уже выдало его. - Простите, пожалуйста, я сожалею. Я... все нормально. Просто вдруг стало плохо с головой - бессонница. Простите. - Он поглядел в глаза Ябу, проверяя, скрыл ли свой опасный промах. - Жаль, что Торанага-сама болен. Надеюсь, ничего серьезного, Ябу-сама? - Нет, беспокоиться не стоит, Анджин-сан. - "Да беспокойство - это вы! - подумал Ябу. - Ничего, кроме беспокойства, у меня не осталось, с тех пор как вы и ваш грязный корабль прибыли к моим берегам. Изу ушло, мои ружья ушли, вся честь ушла, и теперь под угрозой моя голова из-за этого труса". - Все хорошо. - Тон его был очень любезен. - Торанага-сама просил меня передать вам ваших вассалов, как он обещал. - Глаза Ябу обратились к Алвито. - Так-так, Тсукку-сан! Почему же вы стали врагом Торанага-сама? - Я не враг, Касиги Ябу-сама. - Но ваши христианские дайме - враги, не так ли? - Прошу извинить меня, господин, но мы священники, и только, мы не отвечаем за политические взгляды тех, кто исповедует истинную веру, и не осуществляем контроль за теми дайме, которые... - Истинная вера этой Земли Богов - это Синто, вместе с Тао, Путем Будды! Алвито не ответил. Ябу презрительно отвернулся и выкрикнул приказ. Группа оборванных самураев, не вооруженных, некоторые - со связанными руками, начала строиться в одну шеренгу перед кораблем. Алвито выступил вперед и поклонился. - Простите меня, господин. Я пришел, чтобы повидать господина Торанагу. Так как он не прибыл... - Господин Торанага желает, чтобы вы переводили его беседу с Анджин-саном, - прервал его Ябу с умышленной грубостью, как приказал ему Торанага. - Вы один можете делать это так хорошо - сразу и без запинки. Конечно, вы не откажетесь сделать для меня то, что желает господин Торанага? - Нет, конечно, нет господин. - Так. Марико-сан! Господин Торанага просил вас проследить за тем, чтобы ответы Анджин-сана правильно переводились. Алвито побагровел, но сдержался. - Да, господин. - Марико сразу возненавидела Ябу. Ябу отдал еще один приказ. Два самурая подошли к носилкам и вернулись с корабельным сейфом - они тащили его с трудом. - Тсукку-сан, начинайте переводить. Во-первых, Анджин-сан, господин Торанага просил меня вернуть вашу собственность. Откроите, - приказал он самураям. - Ящик, до краев наполненный золотыми монетами, вернулся в неприкосновенности. - Благодарю вас. - Блэксорн едва верил своим глазам: теперь, имея возможность расплачиваться наличными, он мог нанять самую лучшую команду. - Отмести в корабельный сейф? - Да, конечно. Ябу махнул рукой самураям - поднимайтесь, мол, на борт - и продолжил свою речь (Алвито пришлось ее переводить, и ярость его все возрастала): - Во-вторых, господин Торанага предоставляет вам выбор - свободно отплыть или остаться. Если вы останетесь на нашей земле, то вы - самурай, хатамото и подчиняетесь самурайским законам. На море, за пределами наших берегов, вы вправе вести себя как прежде, до того как прибыли к нам, и подчиняетесь своим, чужеземным законам. Вам пожизненно предоставлено право заплывать в любой порт, находящийся под контролем господина Торанаги, без обращения к портовым властям. И последнее: эти двести человек - ваши вассалы. Господин Торанага официально поручил мне препроводить их к вам - с оружием, как и обещал. - Я могу отплыть, когда захочу? - недоверчиво спросил Блэксорн. - Да, Анджин-сан, вы можете отплыть - господин Торанага дал согласие. Блэксорн посмотрел на Марико, но она избегала его взгляда. - Я могу это сделать прямо завтра? - Да, если пожелаете, - подтвердил Ябу. - Так об этих людях: все они ронины, из северных провинций. Все согласились поклясться в вечной преданности вам и вашему потомству. Хорошие войны. Никто не совершил преступления, в котором был бы уличен. А ронинамм стали потому, что их сюзерены убиты, умерли или низвергнуты. Многие воевали на море против вако, - Ябу глумливо улыбнулся. - Кое-кто и сам мог быть вако, - вы понимаете, что значит "вако"? - Да, господин. - Те, что связаны, могут быть бандитами или вако. Все эти люди пришли одной группой, как банда, и пожелали бесстрашно служить, если им простят прошлые преступления. Они клялись господину Нобору - он собрал их по приказу господина Торанаги, - что никогда не совершали преступлений против господина Торанаги или его самураев. Вы можете принять их каждого в отдельности или всей группой или отказаться от них. Понимаете? - Я могу отказаться от кого-нибудь из них? - А зачем вам это делать? - удивился Ябу. - Господин Нобору очень тщательно их отбирал. - Ох, конечно, простите, - устало откликнулся Блэксорн, понимая, что дайме Ябу просто зло шутит над ним. - Я понял. Но вот что будет с теми, которые связаны, - если я от них откажусь? - Им отрубят головы. Обязательно. Что еще с ними делать? - Ах так... Простите. - Пойдемте, - Ябу крупно зашагал к носилкам. Блэксорн взглянул на Марико: - Я могу отплыть! Вы слышали! - Да. - Это значит... Это похоже на сон. Он сказал... - Анджин-сан! Блэксорн послушно заторопился вслед за Ябу. Теперь паланкин играл роль помоста. Чиновник поставил маленький столик, разложил на нем свитки с записями. Немного дальше, в стороне, самураи охраняли кучу длинных и коротких мечей, копий, щитов, топоров, луков и стрел - всем этим оружием были навьючены лошади, и теперь носильщики его выкладывали. Ябу сделал знак Блэксорну сесть рядом, Алвито - впереди, а Марико усадил с другой стороны от себя. Чиновник выкрикивал имена, каждый выходил вперед, торжественно кланялся, называл свое имя и фамилию, клялся в верности, подписывал документ и вместо печати выдавливал на бумагу каплю крови из пальца - писарь привычно прокалывал его иглой. Каждый в последний раз становился перед Блэксорном на колени и, встав, торопился к оружейнику - получить сначала боевой меч, потом короткий. Все почтительно брали мечи, дотошно осматривали, выражали одобрение, убедившись в их высоком качестве, и со свирепой радостью засовывали за пояс. Теперь еще другое оружие, боевой щит - и можно занять свое место: ронины опять превращались в самураев. В полном вооружении они казались сильнее, стройнее и еще свирепее. Оставались еще тридцать связанных ронинов. Блэксорн настоял на том, чтобы лично разрезать на каждом веревки. Один за другим они клялись ему в верности наравне с остальными: - Честью самурая клянусь, что ваши враги - мои враги, а я - ваш верный слуга. После клятвы каждый получал оружие. Ябу выкликнул: - Урага-нох-Тадамаса! Вперед выступил молодой человек, без оружия, в простом кимоно и бамбуковой шляпе. Алвито почувствовал боль в сердце - брат Джозеф! А он и не заметил его среди самураев. Ябу ухмыльнулся - он-то сразу ухватил реакцию Алвито - и повернулся к Блэксорну. - Анджин-сан, это Урага-нох-Тадамаса. Самурай, теперь ронин. Вы узнаете его? Поняли слово "узнать"? - Да, понял. Узнаю. - Прекрасно. Когда-то он был священником у христиан? - Да, это так. - А теперь нет. Понятно? Теперь ронин. - Понятно, Ябу-сама. Ябу следил за Алвито: священник неотрывно смотрел на отступника - тот в свою очередь с ненавистью уставился на него. - Ах, Тсукку-сан, вы тоже его узнали? - Да, я узнал его, господин. - Вы готовы переводить - или у вас заболел желудок? - Готов. Пожалуйста, продолжайте, господин. Ябу махнул рукой в сторону Ураги. - Господин Торанага отдает вам, Анджин-сан, этого человека, если он вам нужен. Когда-то он был христианским священником - начинающим. А теперь он отказался от фальшивого иностранного Бога и вернулся к истинной вере - Синто... - Он замолчал, так как священник тоже перестал говорить. - Вы точно переводите, Тсукку-сан? Истинной вере - Синто! Священник не отвечал. Он вздохнул и перевел абсолютно точно, добавив: - Это он так говорит, Анджин-сан, мой Бог простит его. Марико пропустила это без комментариев, еще больше возненавидев Ябу и обещая себе отомстить ему в скором времени. Ябу посмотрел на них, потом продолжал: - Так что Урага-сан - бывший христианин. Теперь он готов служить вам. Он может говорить на языках чужеземцев - он был среди тех четырех юношей самураев, которых посылали в ваши края. Он даже встречался с самым главным христианином из всех христиан - как они его называют? - но теперь ненавидит всех, совсем как вы. - Глаза Ябу метались от Алвито, за которым он следил, к Марико - она все так же внимательно вслушивалась в его слова. - Вы же ненавидите христиан, Анджин-сан? - Большинство католиков - мои враги, - не стал отрицать Блэксорн, вполне отдавая себе отчет в том, как остро воспринимает это Марико, хоть и наблюдает за ними внешне бесстрастно, с отсутствующим видом. - Испания и Португалия - враги моей страны, это точно. - Христиане и наши враги тоже. Да, Тсукку-сан? - Нет, господин. И христианство дает вам ключ к бессмертию. - Это так, Урага-сан? - тут же задал вопрос Ябу. Урага покачал головой, голос его был холоден: - Я больше так не думаю, господин. Нет. - Скажите это Анджин-сану. - Сеньор Анджин-сан, - начал Урага - его акцент был чудовищен, но португальские слова правильны и понятны. - Я не думаю, что католицизм - замок... простите, ключ к бессмертию. - Согласен, - откликнулся Блэксорн. - Отлично, - подхватил Ябу. - Так вот, господин Торанага предлагает этого ронина вам, Анджин-сан. Он ренегат, но из хорошей самурайской семьи. Урага клянется, что, если вы примете его, он будет вашим секретарем, переводчиком и всем чем хотите. Вы дадите ему мечи. Что еще, Урага? Скажи сам. - Сеньор, прошу простить меня. Во-первых... - Урага снял шляпу: волосы у него уже отрастали, голова пострижена как у самурая, но косички еще не было, - во-первых, я стыжусь того, что у меня такая прическа и нет косы, как у самурая. Но волосы у меня отрастут и я не стал от этого более плохим самураем. - Он надел шляпу и перевел Ябу то, о чем говорил Блэксорну. Ронины, стоявшие рядом, внимательно слушали то, что он говорил. - Во-вторых, пожалуйста, простите меня, но я не умею обращаться с оружием - с любым оружием, никогда этому не учился. Но научусь, верьте мне, научусь. Клянусь вам в абсолютной преданности и прошу вас принять меня... - По лицу и по спине юноши обильно струился пот. Блэксорн сочувственно произнес: - Сигата га наи, нех укери анатава дес, Урага-сан. Какое это имеет значение? Я принимаю вас, Урага-сан. Урага поклонился, потом объяснил Ябу, о чем они говорили. Никто не смеялся, кроме Ябу, но смех его тут же оборвался: между двумя оставшимися ронинами началась перебранка при выборе мечей. - Эй, вы там, заткнитесь! - прикрикнул Ябу. Ронины обернулись, и один из них проворчал: - Вы не мой хозяин! Откуда у вас такие манеры? Объясните, пожалуйста, или сами заткнитесь! Ябу мгновенно вскочил на ноги и яростно замахнулся мечом на оскорбившего его ронина. Все бросились врассыпную, а ронин ускользнул от удара. У края пристани он выхватил меч, резко повернулся и устремился в атаку, издав ужасный боевой клич. Тут же, с мечами наготове, сбежались все его друзья - на выручку, и Ябу оказался в ловушке. Рон