я все пиратские убежища и стоянки. Тогда мы сможем контролировать их, а при надобности и уничтожить. Во-вторых, этот клипер: через год и один день мне предстоит выдержать морское сражение, только и всего. Я передам им корабль, а потом сразу же пущу его ко дну. Я ведь не давал обещания не топить его -- А почему просто не передать его, набив трюм порохом и запалив медленный фитиль? -- предложил Робб. -- By Квок слишком проницателен для этого. -- А нельзя ли как-нибудь подвесить мины снаружи корпуса ниже ватерлинии? -- Такой трюк, возможно, и удался бы. Мины снаружи они могут проглядеть. Но даже если тебя загнали в угол, и ты должен найти какую-то лазейку, ты не можешь нарушать священную клятву. Никакого обмана, Робб. Мы бы потеряли лицо на сотню лет вперед. By Квока я просто убью. -- Зачем? -- Чтобы научить его держать слово. И защитить нас на следующее поколение. Все замолчали. -- А я полагал, ты собираешься уехать домой через пять месяцев, -- сказал Робб. -- В моих планах ничего не изменилось. Я приведу новый корабль обратно, когда он будет готов. Мы назовем его "Облако Лотоса". -- Струан вытер рот салфеткой. -- С людьми и с кораблем мне все ясно. Но зачем делать из трех мальчиков "дэнди"? Этого я не могу понять. Эти дети беспокоят меня, сам не знаю почему. -- Это будут сыновья By Квока? -- Сыновья или племянники, да, обязательно. Вот только зачем им это? Что они с этим приобретают? -- Все английское. Все наши секреты, -- предположил Кулум. -- Нет, парень. То, что относится ко взрослым, относится и к детям. Даже в большей степени. Мальчиков будет легче превратить в европейцев, привить им наши обычаи, обратить в нашу веру. Почему они готовы потерять трех сыновей? Почему это должны быть "дэнди" -- не капитаны, солдаты, кораблестроители, оружейники или что-нибудь еще столь же полезное? Почему именно "дэнди"? Ответа не было... Когда "Китайское Облако" с запада проскользнул в гавань Гонконга, Струан поднимался на ют, где его ожидали Кулум и Робб. Дождь прекратился, дул резкий пронизывающий ветер. День клонился к вечеру. Струан чувствовал себя хорошо отдохнувшим, на сердце у него было спокойно. Но едва лишь он ступил на палубу, как от его спокойствия не осталось и следа. -- Боже милосердный! Гавань была забита торговыми судами со всей Азии и кораблями королевского флота. На берегу теснились палатки, в которых расположились четыре тысячи солдат экспедиционного корпуса. Однако больше всего Струана поразили сотни китайских сампанов, облепивших берег севернее Глессинг Пойнта. Бессчетное количество джонок и сампанов прибывали и отчаливали каждую минуту. Тысячи крошечных лачуг выросли, как уродливые грибы, на склонах одного из холмов. -- Китайцы нескончаемой волной хлынули сюда с тою самого дня, когда я вернулся из Кантона, -- сказал Кулум. -- Одному Богу известно, сколько их тут. Они прибывают целыми сампанами и джонками и устремляются на берег. Потом растворяются в этой кишащей людской массе. Ночью эти дьяволы разбредаются по острову и краду г все, что можно унести. -- Боже милосердный! -- Поначалу они селились по всему острову. Потом я уговорил Лонгстаффа временно выделить им этот склон холма Они называют его Тай Пинь Шан или что-то в этом роде. -- Почему ты не сказал мне? -- Мы, дядя и я, хотели, чтобы ты сам все увидел. Несколько часов не имели никакого значения. Европейцев, не считая солдат, набирается сотни полторы. Лонгстафф рвет на себе остатки своих волос. Каждое утро мы вылавливаем в гавани по десять-пятнадцать китайских трупов. Убитых или утонувших. -- Нужно самому взглянуть на этот муравейник, чтобы поверить, -- сказал Робб. -- Как они живут! Места было достаточно, но они прибывают целыми толпами с каждым приливом. -- Что ж, -- заметил Струан, -- у нас не будет недостатка в носильщиках, слугах и рабочих руках. -- Он повернулся к Орлову. -- Салютуйте флагману и пошлите сигнал от своего имени: "Разрешение бросить якорь в восьми кабельтовых". Свистать всех наверх. Я жду вас на корме! Орлов кивнул. Пушки "Китайского Облака" прогремели, и с флагмана раздался ответный выстрел. Разрешение было дано. Команда собралась на палубе. Струан подошел к леерному отраждению полуюта. -- Всем оставаться на корабле до полудня завтрашнего дня. И до этого же времени никто не должен подниматься на борт. Ни слова о нашем грузе. Или о том, что я на борту. Любого, кто проболтается, я протащу под килем. Всем матросам -- двойное месячное жалованье, деньги будут выплачены завтра к вечеру, серебром. Офицерам установить вооруженную охрану на юте по вахтам. Разойтись. Матросы прокричали тройное "ура" в честь Тай-Пэна и разошлись. -- На какое время назначена распродажа, Кулум? -- На три часа дня, отец, завтра. В Счастливой Долине. -- Робб, позаботься, чтобы мы заранее располагали правильными номерами участков. -- Да. Мы принесли список. Круглый холм покупаем? -- Разумеется. Робб задумался на мгновение. -- Если Брок окажется так же неподатлив, как ты, нам, возможно, придется рискнуть всем нашим будущим из-за этого несчастного холма. -- Верно. -- Струан подозвал Орлова. -- В две склянки утренней вахты пошли сигнал Броку от имени Робба с просьбой прибыть на борт к четырем склянкам. Разбуди меня, когда пробьет две склянки. До того времени меня не беспокоить. С этого момента ты принимаешь командование. -- Хорошо, -- кивнул Орлов. -- Я пойду вздремну. Робб, тебе и Кулуму тоже нужно выспаться. Завтра нам предстоит долгий день. Да, кстати, Кулум, может быть, ты поразмыслишь над балом. Где, как и что. Через тридцать один день. -- Он спустился вниз. Когда "Китайское Облако" приближался к флагману, Кулум подошел к Орлову: -- Пожалуйста, спустите баркас на воду, как только мы станем на якорь. -- Тай-Пэн приказал всем оставаться на борту. Без его разрешения не будет никакого баркаса. -- Но приказ не распространяется на нас, на мистера Струа-на и меня, -- резко проговорил Кулум. Орлов хмыкнул. -- Ты не знаешь своего отца, Кулум Силач. Он сказал "всем". И именно так все и будет. Кулум направился к люку, но Орлов остановил его, небрежно покачивая боевым цепом: -- Его нельзя беспокоить. Это тоже его приказ. -- Убирайтесь с дороги! -- Когда Тай-Пэн отдает распоряжения, он всегда взвешивает каждое слово. Спроси у своего дяди. До тех пор, пока я капитан "Китайского Облака", ни одна душа не сойдет на берег! Если бы он хотел, чтобы ты туда отправился, он бы так и сказал. -- Мы пробудем на борту до полудня, Кулум, -- подтвердил Робб. Сквозь ярость, обуревавшую его, Кулум спросил себя, будут ли и ему подчиняться столь же беспрекословно, когда он станет Тай-Пэном. Он понимал, что подобное повиновение объяснялось не просто титулом. Его нужно было заслужить. -- Очень хорошо, капитан. -- Он отошел и встал рядом с Роббом у фальшборта. Молча они наблюдали, как остров вырастает перед ними. Вскоре они смогли разглядеть круглый холм. -- Этот холм нас прикончит, -- сказал Робб. -- Теперь у нас есть деньги. Брок не станет вмешиваться. -- Он будет повышать, повышать и повышать цену, зная, что Дирк все равно купит холм, чего бы ему это ни стоило. Брок прекратит торговаться, когда цена вырастет до небес. Дирк привязан к этому холму, так же крепко, как мы привязаны к "Благородному Дому". Теперь эго вопрос лица, растреклятого лица, черт бы его побрал! Их дикая ненависть друг к другу когда-нибудь уничтожит их обоих. -- Отец сказал, что покончит с ним за эти пять месяцев, разве нет? -- Да, парень. Ему придется это сделать. Я не смогу. И ты тоже. Кулум приковался взглядом к холму и к Гонконгу. Хочешь ты этого или нет, сказал он себе, чувствуя, как у него холодеет внутри, но пред тобой сейчас твое королевство. Если ты чувствуешь в себе силу. И смелость, чтобы принять его. Ему вдруг стало страшно. С рассветом капитан Орлов дал распоряжение всей команде драить и чистить и без того сверкающее чистотой судно. В две склянки он послал сигнал Броку и спустился вниз. -- Доброе утро. Две склянки, -- сказал Орлов в закрытую дверь. -- Доброе утро, капитан, -- ответил Струан, открывая ему. -- Входите. -- Он был в зеленом ночном халате из шелковой парчи, надетом на голое тело. Струан спал без одежды в любое время года. -- Распорядитесь прислать мне завтрак. И попросите мистера Робба и Кулума присоединиться ко мне за столом через полчаса. -- Насчет завтрака я уже распорядился. -- Где Вольфганг? -- Наверху. -- А китайский мальчонка? -- Вместе с ним. Бегает за ним, как собака. -- Орлов протянул Струану аккуратно написанный список. -- Эти лодки подходили к кораблю прошлым вечером и сегодня утром, спрашивали вас. Жена вашего брата прислала баркас с просьбой к нему как можно скорее прибыть на борт. Капитан Глессинг справлялся о вашем сыне. Синклер и его сестра тоже его спрашивали. Она также хотела повидать и вас, поэтому вы найдете ее имя в списке. Кроме этого, был сигнал с флагмана: "Вашему сыну незамедлительно прибыть на борт". Капитан Глессинг ругался, как подвальная крыса, когда я отослал его ни с чем. -- Благодарю вас. В дверь постучали. -- Да? -- Доброе утро, сэр-р! -- сказал вошедший матрос. -- Сигнал с "Белой Ведьмы": "С удовольствием". -- Спасибо, сигнальщик. -- Матрос повернулся и исчез за дверью. Струан протянул Орлову банковский чек на тысячу гиней: -- Вместе с нашей благодарностью, капитан. Орлов прочел сумму. Он ошеломленно поморгал и перечел ее снова. -- Это по-княжески. По-княжески. -- Он вернул чек Струану. -- Я всего лишь выполнял свою работу. -- Нет. С таким количеством денег на борту -- нет. Возьмите чек. Вы его заслужили. Орлов поколебался, потом опустил бумагу в карман. Он снял с руки боевой цеп и задумчиво положил его на полку рядом с другими. -- Ваш сын, -- заговорил он после долгой паузы, -- вам нужно будет хорошенько присматривать за ним. Впереди его караулит большая беда. -- А? -- Струан оторвал глаза от списка. -- Да. -- Орлов поскреб свою короткую бороду. -- Что это значит? Опять твое дьявольское ведовство? -- Опять мое второе зрение, да. -- Какая именно беда? -- Из долгого опыта Струан знал, что Орлов никогда ничего не предсказывает просто так. Слишком часто этот странный человек оказывался прав. -- Не знаю. -- Неожиданная улыбка осветила лицо норвежца. -- Он думает, что когда станет Тай-Пэном, то отберет у меня мой корабль. -- Значит, тебе придется заслужить его доверие, заставить его изменить свое решение, иначе ты потеряешь клипер. Орлов ухмыльнулся. -- Да. Так я и сделаю, можешь не сомневаться. -- Улыбка погасла. -- Но он станет Тай-Пэном в дурной день. Кровь будет на его руках. Помолчав немного, Струан спросил: -- Чья? Моя? Орлов пожал плечами: -- Не знаю. Но он доставит тебе много хлопот. В этом я твердо уверен. -- Какой сын не доставляет хлопот отцу? -- Тут ты прав. -- Орлов подумал о своей семье, жившей в Норвике. О двух своих сыновьях, статных двадцатилетних молодцах. Оба они ненавидели и презирали его, хотя он обожал их, как обожал и свою жену Леку, лапландку. Они были счастливы вместе, пока сыновья не стали настраивать ее против него. -- Да, -- сказал он, чувствуя смертельную усталость, -- ты прав. Как обычно. -- Тебе лучше поспать немного, --сказал Струан. -- Ты понадобишься мне в восемь склянок. Орлов ушел. Долгое время Струан неподвижно смотрел в пространство. Какая беда? Чья кровь? Почему "дурной день"? Потом он отвлекся от того, чему не было ответа, ограничившись заботами сегодняшнего дня и, возможно, завтрашнего. -- С каждым днем ты все больше становишься китайцем, -- сказал он вслух. Улыбнувшись, он перечел список еще раз. Горт Брок. Мисс Тиллман. Квэнс. Гордон Чен. Скиннер. Боцман Маккей. Маккей? -- Стюард! -- крикнул он. -- Да, сэр. -- Стюард поставил горячую воду на шкафчик, рядом с бритвенными принадлежностями. -- Передайте мистеру Кьюдахи, что если к кораблю подойдет боцман Маккей, пусть он проводит его на палубу. -- Есть, сэр. -- Стюард исчез. Струан подошел к окнам каюты. Он смотрел на пульсирующее скопище людей, каким было китайское поселение Тай Пинь Шан. Но голова его была занята другим: зачем приезжала Шевон Тиллман? О да, она настоящая королева, достойная того, чтобы разделить с нею ложе. Интересно, она еще девственница? Ну конечно, девственница! По-другому и быть не может. А ты бы взял ее, зная, что она невинна? Без того, чтобы потом жениться на ней? Нет. В этом случае я бы ее не тронул. Мужчине нужна девственница только дважды в жизни. Один раз в молодости, когда он женится, и другой раз в расцвете лет, когда он с большой тщательностью выберет себе юную любовницу. Когда он уже научился терпению и сочувствию и может безболезненно превратить девушку в женщину. Конечно, Шевон девственна; нужно быть дураком, чтобы усомниться в этом. Но искорки, таящиеся в глубине ее глаз, и то, как зазывно она покачивает бедрами при ходьбе, многое сулят ее будущему супругу, а? Да, из нее получилась бы интересная любовница. Так ты хочешь жениться на Шевон? Или просто залучить ее в постель? Если бы ты был китайцем, ты мог бы открыто иметь много жен. И все они мирно уживались бы друг с другом. Струан коротко хохотнул. Хотел бы я видеть Шевон и Мэй-мэй вместе под одной крышей. Интересно, кто бы выиграл эту битву? Потому что только битвой это и могло окончиться -- обе они не женщины, а дикие кошки. -- Здравствуй отец. -- На пороге каюты стоял Кулум. -- Ты хорошо спал, дружок? -- Да спасибо. -- На самом деле Кулума мучали кошмары: ему снился холм, Орлов на холме, предрекающий им вновь скорую бедность. О Боже, не допусти, чтобы мы опять разорились. Помоги мне исполнить то, к чему я призван. -- Кстати, если мы будем хозяевами бала, нам, наверное, понадобится и хозяйка? -- Мэри Синклер? Кулум безуспешно попытался придать себе безучастный вид. -- Да. Струан отметил про себя, что ему нужно подыскать сыну какую-нибудь девушку, и побыстрее. -- Может быть, раз мы хозяева, будет лучше, если мы одинаково радушно примем всех, не отдавая предпочтения кому-то в отдельности. Тут у нас более двух десятков юных леди, твой глаз может остановиться на любой из них. -- Орлов сказал, что был сигнал с флагмана. Меня требуют на борт. Могу я теперь отправиться туда? Я хочу уточнить с Лонгстаффом последние детали земельной распродажи. Я бы хотел хорошо выполнить это его поручение. -- Отправляйся. -- После паузы Струан добавил: -- На твоем месте я не стал бы увольнять Орлова. Кулум вспыхнул: -- А, так, значит, он рассказал тебе? Мне он не нравится. От него у меня мурашки начинают бегать по коже. -- Смотри на него как на лучшего изо всех капитанов, когда-либо ходивших под парусами. Будь терпелив с ним. Он может оказаться ценным союзником. -- Он говорит, что умеет провидеть будущее. -- Это правда. Иногда его предсказания действительно сбываются. И он далеко не один такой. "Кровь на твоих руках" может означать что угодно или вообще ничего. Не тревожься, сынок. -- Хорошо, не буду, отец. Могу я теперь отбыть на флагман? -- Да. Сразу, как только уедет Брок. -- Ты считаешь, что я не умею держать язык за зубами? -- Некоторые люди обладают даром получать нужные им сведения просто заглянув человеку в лицо. Орлов, например. Или Брок. Ты изменился с того момента, как увидел серебро. -- Ничуть я не изменился. Струан взял кисточку для бритья. -- Завтрак подадут минут через двадцать. -- Как я изменился? -- настаивал Кулум. -- Есть огромная разница между молодым человеком, который знает, что он разорен, и молодым человеком, который уверен в обратном. У тебя хвост торчит трубой, парень, и его видно за полмили. -- Струан начал намыливать лицо. -- У тебя когда-нибудь была любовница, Кулум? -- Нет, -- ответил Кулум, смутившись. -- В борделе я был, если ты это имеешь в виду. Почему ты спрашиваешь? -- Большинство людей в этой части света имеет любовниц. -- Китаезских? -- Китайских. Или евразийских. -- А ты? -- И я, конечно. -- Струан взял бритву. -- В Макао есть бордели. Восточные и европейские. Но без опаски можно посещать лишь некоторые, большинство из них заразны. Отсюда этот обычай... ты слышал о "женской болезни", французской хвори или испанской хвори, называй ее, как хочешь? -- Да. Конечно. Слышал. Струан начал бриться. -- Говорят, первыми эту болезнь привезли в Европу Колумб и его матросы, подхватившие ее от американских индейцев. Есть своя ирония в том, что мы зовем ее французской или испанской, французы -- испанской или английской, а испанцы -- французской. Когда виноваты все мы. Я слышал, что она испокон века существует в Индии и Азии. Ты знаешь, что от нее нельзя излечиться? -- Да. -- Тогда ты должен знать, что заразиться ею можно только от женщины? -- Да. -- Тебе известно, что мужчина может предохраняться? -- Да... да, конечно. -- Стыдиться тут нечего. Я жалею, что за последние годы у меня не было возможности поговорить с тобой. Мне бы хотелось самому рассказать тебе о... о жизни. Может быть, ты и так уже все знаешь, а может быть, просто стесняешься. Так что я расскажу тебе в любом случае. Поверь, крайне необходимо надевать чехольчик. Самые лучшие делают из шелка -- их выписывают из Франции. Существует и новый тип, который изготовляют из рыбьего пузыря. Я прослежу, чтобы ты получил достаточное их количество. -- Не думаю, что мне понадобятся... -- Согласен, -- прервал его Струан. -- Но никакого вреда не будет, если ты запасешься ими. На всякий случай. Я не пытаюсь вмешиваться в твою личную жизнь и не предлагаю тебе стать повесой. Я просто хочу быть уверен, что тебе известны некоторые элементарные вещи и что ты сумеешь избежать опасности. Чехольчик предотвратит заражение. И не даст девушке забеременеть, избавив ее, таким образом, от больших неприятностей, а тебя от чувства неловкости перед всем светом. -- Но это против законов божеских, не гак ли? Я имею в виду, пользоваться... ну, это ведь грех, разве нет? Разве это не разрушает самого смысла любви. Ведь главное -- это иметь детей. -- Так считают католики, да. И наиболее религиозные из протестантов. -- Ты ставишь под сомнение Священное Писание? -- искренне ужаснулся Кулум. -- Нет, парень. Лишь некоторые из его -- как бы это сказать? -- толкований. -- Я всегда считал себя приверженцем передовых взглядов, но ты... знаешь, то, что ты говоришь, это самая настоящая ересь. -- Для некоторых, пожалуй. Но Дом Господа нашего очень важен для меня -- он стоит на первом месте, выше меня, гебя, кого угодно, даже "Благородного Дома". -- Струан продолжал бриться. -- Здесь, на Востоке, существует обычай: каждый имеет свою собственную девушку. Которая принадлежит ему одному. Ты содержишь ее, оплачиваешь ее счета, прислужницу, кормишь ее, одеваешь и так далее. Когда она тебе надоедает, ты даешь ей денег и отпускаешь. -- Тебе не кажется, что все это довольно жестоко? -- Да -- если делать это без лица. Обычно та небольшая, в нашем представлении, сумма, которую ты оставляешь ей, более чем достаточна, чтобы у девушки появилось приданое и она нашла себе хорошего мужа. Сам выбор девушки проводится с большой церемонией. Делается это через "маклера" -- поверь, это не просто сводник, -- и в строгом соответствии с древним китайским обычаем. -- Но разве это не то же рабство? Причем самое гнусное из всех? -- Если ты намерен купить себе рабыню -- да. И если ты обращаешься с ней, как с рабыней. Вспомни, как это бывает, когда ты нанимаешь слугу? Ты платишь деньги и покупаешь его на несколько лет. То же самое и здесь. -- Струан провел рукой по подбородку и начал снова намыливать те места, которые показались ему выбритыми недостаточно чисто. -- Мы поедем в Макао. Я договорюсь обо всем, если ты желаешь. -- Спасибо, отец, но... --Кулум хотел склать, что покупать женщину -- шлюху, рабыню, наложницу -- отвратительно и грешно, -- ... я... э... благодарю тебя, но в этом нет необходимости. -- Если передумаешь, скажи мне, парень. Только не стесняйся. Я считаю, чго "иметь аппетиты" вполне нормально, и греха в этом нет Но ради Бога, будь осторожен, когда идешь в бордель. Никогда не ходи туда пьяным. Никогда не ложись с девушкой, не приняв мер предосторожности. Пока ты здесь, никогда не позволяй себе вольностей с женой или дочерью европейца -- особенно португальца -- иначе дело кончится твоей смертью, и очень быстро, что будет только справедливо. Никогда не называй человека сукиным сыном, если ты не готов подкрепить свои слова стальным клинком или пулей. И никогда, никогда не посещай борделей, которые не были рекомендованы тебе человеком, пользующимся твоим доверием. Если тебе не хочется обращаться ко мне или к Роббу, спроси у Аристотеля. Ему можно верить. Растревоженный всем услышанным, Кулум наблюдал, как отец быстрыми, точными движениями заканчивает бритье. Он кажется таким уверенным во всем, подумал юноша. Но он неправ -- во многих вещах. Неправ. В Писании ясно сказано: плотские утехи, похоть посланы нам дьяволом. Любовь же ниспослана нам Господом. Любить женщину, не желая ребенка, -- похоть. И страшный грех. Как бы я хотел иметь жену. И забыть о похоти. Или любовницу. Но это незаконно и противно слову Божию. -- Ты купил свою наложницу? -- спросил он. -- Да. -- Сколько ты заплатил за нее? -- Я бы сказал, что это не твоего ума дело, сынок, -- мягко ответил Струан. -- Прости. Я не хотел быть грубым... любопытным или.. .-- Кулум покраснел. -- Я знаю. Но такие вопросы мужчины друг другу не задают. -- Да. Я просто хотел узнать, сколько стоит женщина? Если ее покупать? -- Это будет зависеть от твоего вкуса. Начиная с какого-нибудь жалкого тэйла и кончая чем угодно. -- Струан не жалел, что затеял этот разговор. Лучше сделать это самому, сказал он себе, чем ждать, когда это сделают другие. -- Кстати, Кулум. Мы так и не обговорили сумму твоею жалованья. Ты начнешь с пятидесяти гиней в месяц. Эти деньги почти целиком пойдут на твои карманные расходы, поскольку ты будешь всем обеспечен. -- Это очень, очень щедро,-- вырвалось у Кулума.-- Благодарю тебя. -- Через пять месяцев эта сумма будет значительно увеличена. Как только мы приобретем землю, сразу же начнем строиться. Пакгаузы, Бо тьшой Дом -- и дом тебе. -- Это было бы чудесно. У меня никогда не было дома -- я имею в виду, у мети никогда не было даже комнаты, которая принадлежала бы только мне. Даже в универсшеге. -- Человек должен иметь собственное жилье, пусть маленькое и тесное, но свое. Место, где он мог бы побыть один. Это очень важно для поддержания ясности ума. -- Пятьдесят гиней в месяц--это так много,-- проюворил Кулум. -- Это не подарок. Ты их отработаешь. С такими деньгами я могу жениться, думал Кулум. Очень легко. Он обойдется без борделей или этих грязных китаянок. Кулум с отвращением вспомнил три своих визита в публичный дом, который пользовался популярностью у студентов университета и был им по карману. Ему пришлось тогда изрядно напиться, чтобы не ударить лицом в грязь перед друзьями и заставить себя войти в вонючую комнату. Шиллинг за то, чтобы повозиться на влажных от пота простынях с коровоподобной ведьмой, вдвое старше его годами. Чтобы избавиться от болей, посланных дьяволом.-- проклятия всех мужчин. И потом обязательные недели кошмарного ожидания, не проявится ли болезнь. Господи, избавь меня впредь от греха, помолился он. -- Ты хорошо себя чувствуешь, Кулум? -- Да, спасибо. Знаешь, я, пожалуй, пойду побреюсь перед завтраком. Извини меня. Я не хотел... ну, я не хотел показаться грубым. -- Я знаю. -- Подошел баркас Брока, сэр-р, -- доложил матрос. -- Проводи его вниз, -- распорядился Сгрузи, не поднимая глаз от перечня участков, который передал ему Робб. Кулум и Робб почувствовали, как с каждой секундой ожидания растет напряженность в каюте. Дверь открылась, и Брок вошел, тяжело ступая. Он широко улыбнулся: -- Ага, так это все-таки ты, Дирк. Я так и подумал, что ты на борту! -- Выпьешь? -- С удовольствием. Доброе утро, Робб. Доброе утро, Кулум. -- Доброе утро, -- ответил Кулум, ненавидя себя за страх, охвативший его при появлении этою человека. -- Эта одежда сидит на тебе прямо лучше не надо. Ты теперь, надо полагать, станешь мореходом? Как твой батюшка? -- Нет. Брок уселся в морское кресло. -- В последний раз, когда я видел твоего батюшку, он шел под таким креном, что жуть брала. Прямо сказать, тонул он. Ужас, да и только. Страшное это было происшествие -- несчастный-то случай. -- Он принял от Струана кружку с ромом. -- Благодарствуйте. К тому времени, как я управился с этим чертовым огнем, невесть откуда взявшимся в той кромешной тьме, прямо как молния из бездны, и приготовился идти к нему на выручку, глядь, Господи, а его уж и нет нигде. Всю ночь мы тогда провели в поисках и большую часть следующего дня. -- Я ценю такую заботливость с твоей стороны, Тайлер, -- сказал ему Струан. -- Прошлой ночью я послал Горта справиться о тебе. Очень, прямо, странно, а, Кулум? -- Что странно, мистер Брок? -- Как что? Да ведь этот дьявол-карлик даже не знал, что твой батюшка у него на корабле. И никому не разрешено было подниматься на борт до полудня, как я слышал. И встали вы под прикрытием пушек флагмана. А ты спрашиваешь, что тут странного. -- Горт коснулся флагштока? -- спросил Струан. -- Ага. Очень он только расстраивался. Все говорил, что это было все равно как вбить еще один гвоздь в твой гроб. Ужасно он не хотел этого делать. Струан протянул ему банковский чек на двадцать тысяч гиней. -- Спасибо, Дирк, -- сказал Брок, не прикасаясь к чеку и даже не глядя на него. -- Только он не мой. Может, тебе лучше самому отдать его Горту. Или прислать ему на борт. Эти деньги ты не мне платишь. -- Как пожелаешь, Тайлер. Он будет на распродаже? -- А как же. Струан взял в руки список участков. -- Лучшие прибрежные участки идут под номерами 7 и 8 к западу от долины, 16 и 17 в центре, 22 и 23 к востоку. Какие ты хочешь для себя? -- Ты предлагаешь мне вот так свободно взять и выбрать, Дирк? -- Тут хватит нам обоим. Ты выберешь какие захочешь. Мы не станем торговаться против тебя. А ты против нас. -- Я подумал о том же. Это будет справедливо. 16 и 17 из прибрежных участков и 6 и 7 из городских. -- Мы возьмем 7 и 8 у берега. И 3 и 4 в городке. -- Идет. Остается круглый холм. Ты все так же собираешься купить его, а? -- Да. Брок приложился к кружке. Он чувствовал беспокойство, снедавшее Кулума. -- Флот завтра уходит, Дирк. Ты слышал об этом? -- Heт. Уходит куда? -- На север. Воевать, -- с сардонической усмешкой ответил Брок. -- Я и забыл, что у нас война, -- сказал Струан с коротким смешком. -- Еще один прорыв к Пекину? Зимой? -- Да. Наши доблестные вожди приказывают кораблям двигаться на север. У твоего лакея вместо мозгов пушечные ядра. Я слышал, адмирал чуть не визжал от возмущения, но Лонгстафф лишь повторял, как заведенный: "На север, клянусь Господом, я приказываю вам идти на север! Мы покажем этому языческому сброду, как нарушать договоры! Они это надолго запомнят!". -- Флот не пойдет на север. -- Теперь, когда ты вернулся, может, и не пойдет. Печальное это дело, когда Тай-Пэном оказывается человек вроде Лонгстаффа. Смех один, а не представитель Короны. И когда люди, вроде тебя, нашептывают ему на ухо. Когда нам всем приходится уповать на тебя, чтобы спасти наш флот. -- Он шумно прочистил горло, потом потянул носом воздух: -- До чего странно пахнет у вас на корабле. -- О? -- Запах денег. Да, деньгами пахнет, точно. -- Брок быстро повернулся к Кулуму: -- Стало быть, ты больше не банкрот, а парень? Кулум промолчал, но кровь бросилась ему в лицо. Брок удовлетворенно крякнул. -- Я почуял это, когда ты встал на якорь, Дирк. Господи, даже еще раньше, когда ты только вошел в гавань. Стало быть, ты не потонул и деньги у тебя есть, чтобы расплатиться, а я в очередной раз проиграл. -- Когда истекает срок моих векселей? -- Сегодня, как тебе хорошо известно. -- Хочешь отсрочить платеж? -- Если бы не лицо этого парнишки, да и всех на борту, я бы спросил себя, уж не блефуешь ли ты. Может, никакого серебра и нет в твоих трюмах. Но меня не провести. Это написано на каждой роже здесь на корабле, исключая твою -- и Робба. Я приму твой банковский чек сегодня, клянусь Богом. Никакого кредита. -- После распродажи мы все уладим. -- До нee. Да, до нее. Лучше тебе быть свободным от всех долгов, прежде чем ты начнешь торговаться на аукционе, -- сказал Брок, сверкая глазом, и его злоба прорвалась наружу -- Ты опять побил меня, да проклянут тебя Господь и дьявол, которому ты служишь, на веки вечные! Но круглый холм будет мой. Он будет мой. -- Он принадлежит "Благородному Дому". А не тому, кто тащится следом. Брок поднялся, сжав кулаки. -- Я еще плюну на твою могилу, клянусь Богом. -- А я буду плевать на твою компанию с моего холма, клянусь Богом. Еще до захода солнца! -- Может статься, во всей Азии не наберется столько сокровищ, чтобы заплатить такую цену, клянусь Богом! Желаю здравствовать всем вам. Брок в ярости ринутся из каюты, и его сапоги застучали по трапу. Кулум вытер потные руки. -- Этот холм стал твоей ловушкой, Дирк. Он прекратит торговаться и разорит нас, -- сказал Робб. -- Да, отец. Я знаю, что он так и сделает. Струан распахнул дверь каюты: -- Стюард! -- Да, сэр-р. -- Мистера Кьюдахи ко мне. Быстро! -- Есть, сэр-р. -- Послушай, Дирк, -- продолжал Робб. -- У тебя есть шанс. Сделай с ним то же, что он собирается сделать с тобой. Прекрати вдруг торговаться. Пусть он сам разгребает эту кучу Тогда конец ему. Ему! Не нам! Струан не произнес ни слова. Раздался стук в дверь, и в каюту торопливо вошел Кьюдахи: -- Слушаю, сэр-р? -- Катер на воду. Скажите боцману, пусть доставит мистера Робба и мистера Кулума на "Грозовое Облако". Там он дождется мистера Кулума и отвезет его на флагман. Потом пусть возвращается сюда. Собрать всех на палубе у кормы! Кьюдахи закрыл за собой дверь. -- Отец, дядя прав. Ради всех святых, неужели ты не видишь, что этот проклятый пират загнал тебя в ловушку? -- Тогда нам остается только посмотреть, не вытащат ли нас святые, которых ты помянул, из этой ловушки. Это вопрос лица! -- Дирк, -- взмолился Робб, -- почему ты не прислушаешься к голосу разума? -- Сара хочет видеть гебя на борту. Пока о серебре ни слова. И, Кулум, дружок, если Лонгстафф спросит обо мне, скажи только, что я на корабле. Больше ничего. -- Дирк, это твой единственный шанс... -- Тебе лучше поторопиться, Робб. Передай мои наилучшие пожелания Саре и детям. -- Он вернулся к вороху бумаг на столе. Робб знал, что спорить дальше бесполезно. Он молча вышел. Кулум последовал за ним с тоской в сердце. Он понимал, ничто на свете не заставит отступить его отца -- или Брока; "Благородный Дом" поставил все свое будущее на никчемный холмик земли, выросший на никчемной скале. Глупо, кричало все его существо. Почему отец так чертовски, так безнадежно глуп? Глава 4 В тот же день после полудня Струан стоял рядом с большой палаткой, которую он распорядился поставить на берегу Счастливой Долины. Он смотрел, как капитан Орлов надзирает за матросами, те перетаскивали бочонки из баркаса на берег и укладывали их ровными рядами внутри палатки. Он был настолько поглощен этим, что не слышал, как сзади к нему подошла Мэри Синклер. Ее лицо обрамлял капор, подвязанный под подбородком. Коричнево-красное суконное платье волочилось по песку, оно было туго перетянуто в галии, придавая фигуре форму песочных часов по моде того времени. Но ткань была низкого качества, а покрой старомодным. Мэри прятала руки в потертую муфту, на плечи она набросила серую шаль, которая очень шла к ее глазам. Она выглядела аккуратной, невзрачной, бедной, замкнутой и полной достоинства. -- Привет, Тай-Пэн, -- сказала она. Струан, вздрогнув, вышел из состояния задумчивости. -- О, привет, Мэри. Ты выглядишь очаровательно. -- Благодарю вас. добрый сэр, -- сказала Мэри с мимолетной улыбкой. Она сделала изящный книксен. -- Это такая высокая похвала для бедной девушки. Пляж и долина быстро заполнялись торговцами, их женами и детьми -- все в праздничном настроении, приодетые к случаю. Они обменивались друг с другом приветствиями и громко переговаривались Группы солдат и матросов -- все офицеры в парадной форме -- расположились в разных местах долины. Баркасы постоянно доставляли на берег новые семьи и офицеров. В прибрежной полосе, сбившись в кучки, ловили рыбу ресколько сампанов, а к западу шумной толпой стоили любопытные китайцы, отделенные от долины кордоном из морских пехотинцев. Столик аукционера поставили на небольшом возвышении в пятидесяти ярдах от палатки Струана, и, взглянув туда, шотландец заметил неподалеку от него Гордона Чена. Молодой человек тут же поклонился ему. Струан понял, что его сын хочет поговорить с ним и поэтому, должно быть, уже долгое время терпеливо ждет, когда предоставится возможность сделать это, не привлекая к себе внимания. -- Здравствуй, Гордон. Я освобожусь через минуту, -- крикнул он. -- Благодарю вас, сэр, -- откликнулся Гордон, кланяясь снова. Струан увидел Робба, прогуливающегося с Сарой. Сара ступала грузно, с напряженным лицом. Рядом с ними резвилась Карен. Струан поискал глазами Кулума, но не нашел его и решил, что тот все еще на флагмане. Потом он вдруг увидел ею, занятого оживленной беседой с Глессингом. Cтpyaну показалось странным, что Кулум не подошел к палатке сразу же, как только прибыл на берег. -- Прошу прощения, Тай-Пэн, мисс Синклер, -- сказал Орлов. -- Все бочонки на берегу. -- Надеюсь, что так, капитан Орлов, -- лукаво улыбнулась Мэри. --Я слышала, вы перетаскивали их с баркаса последние два часа без перерыва. Вы хотите споить все европейское население острова, мистер Струан? Струан коротко хохотнул. -- Нет. Благодарю вас, капитан. Орлов отдал честь Мэри и скрылся в палатке с несколькими матросами. Другие собрались вокруг нее, одна группа села рядом на берегу и принялась играть в кости. -- Ты пришла рано, Мэри. Торги начнутся не раньше, чем через час. -- Капитан Глессинг был настолько любезен, что предложил проводить меня на берег, -- сказала она. -- Давайте пройдемся немного, если вы не возражаете. -- Конечно, -- ответил Струан, уловив тревожную нотку в ее голосе. Они не спеша пошли в глубь острова. Внизу в долине было сыро, вчерашний дождь оставил после себя широкие зеркальные лужи. От небольшого водопада, петляя, сбегал тихий ручеек. К шуму прибоя добавлялось неумолчное жужжание мух, стрекоз, пчел и слепней. Лучи солнца несли с собой обещание весны. Когда они отошли достаточно далеко, Мэри остановилась. -- Во-первых, я хотела сказать вам, как больно мне было услышать о вашей утрате. -- Спасибо, Мэри. -- Я пыталась увидеться с вами до того, как вы отбыли в Кантон. -- Я помню. У тебя доброе сердце. -- Вчера вечером я попробовала попасть на ваш клипер. Мне хотелось знать, как вы себя чувствуете. Это был плохой йосс. -- Да. Но это позади. В прошлом. -- В прошлом. Однако я читаю боль на вашем лице. Другие не видят ее, но я вижу. -- А как дела у тебя? -- спросил он, пораженный, как всегда, тем, что Мэри могла выглядеть такой обыкновенной -- милой, нежной, такой, какой она должна была быть, но не была. Мне следовало бы презирать ее, подумал он, но вопреки всему она мне нравится. -- Жизнь стала интересной. На некоторое время. -- Мэри оглянулась на пляж. Брок, Горт и Нагрек Тум, Элиза Брок и ее дочери сходили на берег из своего баркаса. -- Я рада, что вы опять побили Брока. Так рада. -- А разве я его побил? Мэри прищурилась: -- Сорок лаков серебра? Четыре монеты? -- Откуда тебе извесшо об этом? -- Неужели вы забыли, Тай-Пэн? У меня есть друзья в высоких сферах. -- Она произнесла это самым обычным тоном. Но когда она была рядом с Тай-Пэном, эти "друзья" вызывали у нее презрение. -- У кого хранятся другие половинки монет, кто эти люди? -- Вы хотите, чтобы я узнала? -- Может быть, я думаю, что это тебе уже известно. -- Ах, Тай-Пэн, вам действительно нет равных. -- Ее голос потеплел еще больше. -- Я знаю, где находятся две. Когда выясню про остальные, я вам сообщу. -- А у кого две первых? -- Если бы вам удалось устроить кому-то такой огромный заем, сколько бы половинок вы оставили себе? -- Все до одной. Да, клянусь Богом, все до одной. У Дзин-куа их две? -- Одна. -- Она поиграла шалью и поправила ее на плечах. -- Сейчас в Кантоне находятся четыре тысячи "знаменосцев". И большая армада брандеров. Наш флот должен подвергнуться нападению, если попытается атаковать форты Бог. И еще один флот ждет в пятидесяти милях к северу. Имя By Квок говорит вам о чем-нибудь? Струан притворился, что пытается вспомнить, но на самом деле он был потрясен. До встречи со Скраггером он сам никогда не слышал о By Квоке. О By Фан Чое, его отце -- конечно, но не о сыне. Маусс не был посвящен ни в то, ято происходило на большой джонке, ни в то, что сказал Скраггер, Знали обо всем только Кулум и Робб. От них Мэри никак не могла узнать о By Квоке. Значит, она должна была получить эти сведения от самого By Квока -- или от Дзин-куа. Но каким образом? -- Имя как имя, -- сказал он наконец. -- Почему ты спросила? -- By Квок -- старший сын By Фан Чоя. -- Пиратского предводителя? Белого Лотоса? -- Струан изобразил на лице удивление. -- Я обожаю шокировать вас, -- весело сказала она. -- Так вот, император через Хоппо в Кантоне тайно предложил By Квоку и By Фан Чою должности мандаринов. И еще генерал-губернаторство в провинции Фукьен -- и на Формозе. В обмен за нападение на корабли в гавани Гонконга. Всем их флотом. -- На какой день назначено нападение? -- На этот раз его шок был неподдельным. -- Они еще не приняли предложения. Как говорят китайцы, "переговоры продолжаются". Может ли быть так, что By Квок просил об услугах лишь я отвода глаз, спрашивал себя Струан. Дьявольская интрига внутри еще одной интриги, чтобы усыпить его бдительность и покрепче захлопнуть дверцу западни? Причем здесь тогда монета? Стали бы они рисковать всем своим флотом? Три тысячи джонок с пиратским сбродом на боргу могли бы -покончить с нами -- может быть! -- А ты узнаешь, если они примут... если нападение все-таки состоится? -- Я не уверена, но думаю, что да. Однако это еще не все, Тай-Пэн. Да будет вам известно, что вознаграждение за вашу голову удвоено. Назначено вознаграждение и за Кулума тоже. Десять тысяч долларов. Вообще за каждого англичанина. Джорджа Глессинга, Лонгстаффа, Брока. -- Ее голос упал: -- И за Мэй-мэй, Дункана и Кейт. Если их захватят живыми. -- Что?! -- Я услышала об этом три дня назад. Вас здесь не было, поэтому я с первым же судном поспешила в Макао, но вы уже уехали оттуда. Так что я отправилась прямо к Мэй-мэй. Я сказала ей, что меня послали вы, что вам стало известно, будто ей и детям грозит опасность. Затем я повидала вашего компрадора и передала ему, от вашего имени, чтобы он забрал Мэй-мэй с детьми к себе, добавив, что если с ними случится что-нибудь до вашего возвращения, вы повесите его самого, его детей и детей его детей. -- Что ответил Чен Шень? -- Он просил передать, что вам нечего бояться. Я проводила Мэй-мэй и детей в его дом, потом вернулась на Гонконг. Думаю, на время они в безопасности. -- Он знает про серебро? -- Разумеется. Часть его, очень маленькая часть, принадлежит ему. Разве он мог бы найти более выгодное применение своим деньгам? -- Кто еще давал серебро? -- Я знаю о Чен Шене, Дзин-куа, купцах Ко-хонга -- каждый внес свою долю. Это составило около пятнадцати лаков. Насчет остального я не уверена. Вероятно, маньчжурские мандарины. -- Ти-сен? -- Нет. Он в совершенной немилости. Все его богатство отошло в императорскую казну. Купцы Ко-хонга считают, что оно оценивалось в две тысячи лаков. Золотом. -- Так Чен Шень сказал, что присмотрит за Мэй-мэй и детьми? -- Да. Теперь, когда вы снова богаты, он готов отвечать за них жизнью своей матери. По крайней мере, какое-то время. -- Подожди меня здесь, Мэри. -- Струан повернул к пляжу. Он нашел глазами Маусса, окрикнул его, подзывая рукой, и заторопился ему навстречу. -- Вольфганг, разыщи Орлова и отправляйся на "Китайском Облаке" в Макао. Забери Мэй-мэй и детей и привези их вместе с амой сюда. На всех парусах. Оставь Кьюдахи присматривать за палаткой. -- Привезти их сюда, на остров? -- Да. Вы должны вернуться к завтрашнему дню. Они живут у Чен Шеня. -- Привезти их сюда? Открыто? -- Да, клянусь Богом! Отправляйся немедленно. -- Я не стану этого делать, Тай-Пэн. В открытую -- нет. Вы же этим погубите себя. Вы ведь знаете, что перед вами захлопнутся все двери, вы станете изгоем. -- Мандарины назначили награду за их головы. Торопись! -- Gott im Himmel! -- Маусс нервно подергал себя за бороду. -- Я тайно доставлю их на корабль и возьму с Орлова клятву держать язык за зубами. Gott im Himmel, прости меня, несчастного грешника. Струан вернулся к Мэри. -- Кто сообщил тебе о похищении, Мэри? -- Вы не знаете этого человека. -- Ты подвергаешь себя большой опасности, девочка. Получаешь информацию, а потом сама же начинаешь действовать. -- Я очень осторожна. -- Оставь Макао раз и навсегда. Избавься от той жизни, пока у тебя есть эта. Твой йосс не может длиться вечно. -- Давайте лучше поговорим о вас, Тай-Пэн. Вы не можете выставлять здесь напоказ свою любовницу. -- Она и дети будут в безопасности на борту моего клипера, а это единственное, что имеет значение -- Только не в нашем обществе, клянусь Богом, и вы это знаете. Они уничтожат вас, Тай-Пэн, -- даже вас, -- если вы пойдете против их проклятых правил. Они должны будут сделать это. Она китаянка. -- Чума на них! -- Да. Но это проклятие прозвучит одиноко, а вам нужно думать о своем доме. Пока Мэй-мэй существует только для вас; им она не опасна -- то, чего не видно, не существует. Я не могу давать вам советы -- вы знаете это лучше, чем кто-либо, но я умоляю вас, пусть о ней никто не узнает. -- Я следовал этому правилу раньше, буду следовать ему и впредь -- до тех Пор, пока им ничто не угрожает. Я обязан тебе услугой, Мэри. -- Да. -- В ее глазах вспыхнул странный огонек. -- Я согласна ее принять. -- Назови ее. -- Все, что я попрошу? -- Назови ее. -- Не теперь. Когда она мне будет нужна, я обращусь к вам. Да. Когда-нибудь мне понадобится ваша помощь. -- Потом она добавила небрежно: -- Вам следовало бы быть более осторожным с такими обещаниями, Тай-Пэн. Я женщина, а женский ум очень не похож на мужской. -- Это верно, -- ответил он и улыбнулся. -- У вас такая чудесная улыбка, Тай-Пэн. -- Благодарю вас, добрая леди. -- Он изящно поклонился. -- Это такая высокая похвала для бедного Тай-Пэна. -- Он взял ее под руку, и они направились к пляжу. -- Кто сказал тебе о Мэй-мэй и о детях? -- Мы договорились два года назад, что источники моей информации священны и неприкосновенны. -- Постарайся обойтись без таких длинных слов. -- Я рада, что наконец встретилась с Мэй-мэй. Она так прекрасна. И дети тоже. -- Мэри чувствовала себя согретой прикосновением его руки. -- А есть хоть какая-нибудь вероятность, что твоя информация неверна? -- Нет. Похищение за выкуп -- древний китайский обычай. -- Гнусный обычай. Покушаться на женщин и детей. -- Струан какое-то время шел молча. -- Как долго ты собираешься пробыть здесь? -- Несколько дней. Горацио... Горацио немного теряется, когда остается один. Кстати, Чен Шень, конечно, знает, что я говорю на кантонском. Теперь об этом знает и Мэй-мэй. Я попросила ее сохранить это в секрете. Она ведь никому не расскажет, правда? -- Нет. На этот счет можешь не беспокоиться. Но я ей напомню о твоей просьбе. -- Он заставил себя не думать о Мэй-мэй, детях, By Квоке, брандерах и оставшихся трех половинках монет. -- Один секрет заслуживает другого. "Благородный Дом" дает бал через тридцать дней. Разумеется, вы приглашены. -- Какая замечательная идея! -- Мы назначили приз. Тысяча гиней для леди в самом красивом платье. -- Боже милостивый, Тай-Пэн, да вам глаза выцарапают! -- Судьей будет Аристотель. -- Все равно выцарапают. -- Ее глаза вдруг словно поменяли цвет. -- Вам не следует забывать об одной вещи: вы теперь самый завидный жених во всей Азии. -- Что? Ее смех прозвучал почти насмешливо. -- Лучше вам поторопиться с выбором супруги, пока еще есть время. Немало красоток будут вертеть у вас перед носом кружевными панталончиками, и немало мамаш принарядят своих дочек, чтобы пропихнуть их к вам в постель. -- Как только у тебя язык поворачивается говорить такое? -- Ну что же, смотрите не говорите потом, что вас не предупреждали. Тысяча гиней? Думаю, я бы хотела выиграть такой приз. -- Ее настроение неожиданно изменилось. -- У меня есть деньги, чтобы купить такое платье, как вам хорошо известно, но если я это сцелаю, то... то что станется с той Мэри Синклер, к которой все привыкли? Каждому известно, что мы бедны, как кули. -- Но я не вижу, что мешало бы мне подарить тебе красивое, модное платье. По крайней мере, ничто не запрещает мне предложить его тебе через Горацио. Как ты думаешь? -- Кровь господня, Тай-Пэн, неужели вы бы это сделали? Я верну вам деньги. -- Если ты прекратишь сквернословить, да. Только никаких денег: подарок есть подарок. -- Он задумчиво посмотрел на нее: -- Ты когда-нибудь вспоминаешь о своей бабушке Вильгельмине? -- О ком, о ком? -- О двоюродной тете твоей матери, которая в свое время уехала к мужу. В Голландию. -- Кто это? -- Наследница своего мужа. Как раз такая, которая могла бы оставить тебе много денег. -- У меня нет родственников в Голландии. -- Наверное, мать просто забыла рассказать тебе о ней. Может быть, какой-нибудь адвокат из Амстердама смог бы известить тебя, что ты получила наследство. -- Он закурил сигару. -- Став богатой наследницей, ты смогла бы тратить деньги открыто. Разве нет? -- Но... но... -- У нее перехватило дыхание. -- А как же быть с Горацио? -- Тетя Вильгельмина могла бы оставить ему две тысячи гиней. Основной капитал -- тебе. По-настоящему она любила только отпрысков женского пола. Твоя матушка была ее любимицей. Странно, что никто не говорил о ней ни тебе, ни Горацио. Бедная тетушка Вильгельмина. Она скончалась вчера. Глаза у Мэри сделались огромными от возбуждения. -- Неужели это возможно, Тай-Пэн? Вы бы взялись за это? -- Письмо до Лондона идет три месяца. Месяц на то, чтобы все подготовить в Голландии. Три месяца на ответ. Через семь месяцев ты станешь наследницей. Но до того времени тебе лучше прилежно играть роль церковной мышки. И не забудь очень удивиться, когда все это произойдет. -- Да. Простите, я... все это так... о, не беспокойтесь. Не беспокойтесь. Если я сейчас немножко сойду с ума и разрыдаюсь или закричу... Я боготворю вас, Тай-Пэн. Его улыбка погасла. -- Пожалуйста, прошу, не говори таких вещей! -- Я никогда не говорила этого раньше и. возможно, никогда не повторю этого впредь. Но для меня вы -- Бог -- Она повернулась и пошла в глубь острова одна. Струан несколько мгновений смотрел ей вслед, потом направился к Гордону Чену. С каждым днем мальчик все больше становится похож на китайца, подумал он. В море баркас с Орловом и Мауссом был все еще далеко от "Китайскою Облака". Торопитесь, клянусь Богом! Его перехватил Скиннер. Редактор выглядел озабоченным. -- Добрый день, мистер Струан. -- О, здравствуйте, мистер Скиннер. -- Сегодня великий день для Востока, не правда ли? -- Да. Извините, но мне нужно... -- Я задержу вас буквально на секунду, мистер Струан. Я пытался увидеться с вами вчера вечером. -- Скиннер понизил голос. Он потел больше обычного, и пахло от него так же невыносимо, как и всегда. -- Если память мне не изменяет, сегодня истекает срок векселям "Благородного Дома". -- Не изменяет? В самом деле? -- Они будут оплачены? -- У вас вдруг возникли какие-то сомнения на этот счет мистер Скиннер? -- Ходят слухи. О серебре. -- Я их тоже слышал. -- Надеюсь, они подтвердятся. Я бы расстроился, если бы у "Ориентл Тайме" сменился владелец. -- Я бы тоже. Сегодня вечером у меня будет для вас нечто интересное. А сейчас, надеюсь, вы извините меня? Скиннер увидел, как Струан подошел к Гордону Чену и пожалел, что не может слышать их разговора. Тут он заметил Брока и его семейство, беседующих с Нагреком Тумом. Это действительно великий день, радостно подумал он, грузно зашагав в их сторону. Кому же достанется круглый холм? -- Я был так огорчен, узнав о вашей утрате, сэр, -- говорил между тем Гордон Чен. -- Я пытался увиделся с вами, но не сумет исполнить свой долг. Я вознес молитву. -- Спасибо. -- Мать просила передать вам, что будет соблюдать положенные сто дней траура. -- Пожалуйста, скажи ей, что в этом нет нужды, -- попросил Струан. зная, что Кай-сун все равно сделает по-своему. -- А теперь, как идут твои дела со времени нашей последней встречи? -- Ничего особенного не произошло. Я старался помочь Чен Шеню отыскать кредит для компании, сэр. Но боюсь, наши старания не увенчались успехом. -- Beтep взметнул ею косичку и стал играть ею. -- Найти кредит -- очень трудное дело, -- заметил Струан. -- Да, действительно. Мне очень жаль. -- Гордон Чен подумал о невероятном количестве серебра в трюме "Китайского Облака", и его охватило чувство восхищения своим отцом. Сегодня утром до нею дошли слухи о серебре, и они совпадали с теми, которые еще раньше просочились в Тай Пинь Шан, слухи о том, что Тай-Пэн вывез слитки из Кантона под самым носом у ненавистных маньчжуров. Но Гордон ни словом не обмолвился о возрождении "Благородного Дома", поскольку это было бы невежливо. -- Возможно, пришло время открыть и тебе небольшой кредит. Может быть, мне удастся ею устроить. Скажем, один лак серебром. Гордон Чен часто заморгал, открыв рот. -- Это огромный кредит, сэр. -- Ты возьмешь себе одну четвертую часть прибыли, я возьму три. -- Это было бы очень справедливо, сэр, -- произнес Гордон, приходя в себя и быстро собираясь с мыслями. -- Очень щедро. В такие тяжелые времена, как теперь, просто очень справедливо. Но если бы я должен был получать две трети, а вы одну, это помогло бы мне значительно увеличить вашу прибыль Очень значительно. -- Я и так ожидаю, что прибыль будет значительной. -- Струан отбросил сигару и заговорил серьезно: -- Мы станем партнерами. Прибыль будем делить поровну. Мы заключим с тобой джентльменское соглашение. Для всех оно должно оставаться тайной. Ты будешь вести книги и отчитываться предо мной ежемесячно Согласен? -- Согласен. Поистине, вы слишком щедры ко мне, сэр. Благодарю вас. -- Приезжай сегодня вечером, я передам тебе необходимые бумаги. Я буду на "Китайском Облаке". Гордон Чен был так счастлив, что ему хотелось прыгать и кричать от радости. Он не знал, чем объяснить такую невероятную щедрость отца. Но был уверен, что свой лак он теперь обязательно получит, и эти деньги умножатся во сто, в тысячу крат. Если йосс поможет, добавил он быстро. Тут он вспомнил о Хун Мун Тонге и задумался, не вступит ли верность тонгу в противоречие с преданностью отцу. И ее ни это случится, какое из чувств возобладает. -- Я не могу найти слов, чтобы выразить вам свою благодарность, сэр. Может ли это соглашение вступить в силу теперь же? -- Да. Полагаю, ты захочешь принять участие в аукционе. -- Я уже думал... -- начал было Гордон Чен и вдруг замолчал. К ним с решительным выражением лица приближался Кулум. -- Привет, Кулум, -- сказал Струан. -- Здравствуй, отец. -- Познакомься, это Гордон Чен. Мой сын Кулум, -- представил их друг другу Струан, чувствуя на себе изумленные взгляды притихшей толпы на пляже. Гордон Чен поклонился: -- Для меня большая честь познакомиться с вами, сэр. -- Гордон -- твой сводный брат, Кулум, -- произнес Струан, -- Я знаю. -- Кулум протянул руку. -- Рад нашему знакомству. Оглушенный словами Струана, Гордон слабо пожал протянутую руку. -- Спасибо. Спасибо вам большое. -- Сколько вам лет, Гордон? -- спросил Кулум. -- Двадцать, сэр. -- Сводным братьям полагается называть друг друга по имени, не так ли? -- Если вам так угодно. -- Мы должны ближе узнать друг друга. -- Кулум повернулся к Струану, глубоко пораженному тем, что его сын вот так при всех, открыто признал молодого евразийца своим братом. -- Извини, что помешал вам, отец. Я просто хотел познакомиться с Гордоном, -- сказал он и удалился. Струан почувствовал, как окружавшая их тишина лопнула и замерший было пляж снова ожил. И он с удивлением заметил, что по щекам Гордона катятся слезы. -- Простите... мне... я ждал этого всю свою жизнь, мистер Струан. Благодарю вас. Благодарю вас, -- произнес Гордон едва слышно. -- Большинство людей зовут меня Тай-Пэном, парень. Давай забудем "мистера Струана". -- Да, Тай-Пэн. -- Гордон поклонился и зашагал прочь. Струан направился вслед за Кулумом, но вдруг увидел, как к берегу подошел катер Лонгстаффа. В катере, кроме капитан-суперинтенданта, находились адмирал и группа морских офицеров. А также Горацио. Хорошо, подумал Струан. Теперь Брок. Он помахал рукой Роббу и показал на Брока. Робб кивнул, оставил Сару и догнал Кулума. Вместе они присоединились к Струану. -- Бумаги у тебя с собой, Робб? -- Да. -- Тогда пошли. Пора нам заполучить наши векселя обратно. -- Струан бросил взгляд на Кулума: -- Нервничать нет причин, парень. -- Да, отец. Некоторое время они шли молча, потом Струан заговорил, обращаясь к сыну: -- Я рад, что ты не отказался от знакомства с Гордоном. Спасибо. -- Я... хотел увидеть его сегодня. Вместе с тобой. Знаешь... на людях. -- Зачем? -- Разве это не дает тебе лицо, которое всегда для тебя так важно? -- Кто рассказал тебе о Гордоне? -- До меня дошли слухи, когда я вернулся из Кантона. Люди всегда с готовностью распространяют дурные вести. -- Он вспомнил довольные, ехидные усмешки большинства торговцев и их жен, с которыми он встречался. "Так обидно, парень, что ты приехал в столь несчастливое время. Жаль, право, что вашему торговому дому конец. Без "Благородного Дома" здесь будет уже не то", говорили все они, каждый на свой лад. Но Кулум видел, что эти люди ликовали в душе, упиваясь их унижением. О Гордоне он узнал от тети Сары. Она первая по-настоящему открыла глаза его наивности. Они тогда шли вместе по Куинз Роуд, и по дороге на глаза им попались евразийцы -- Кулум видел их в первый раз -- мальчик и девочка. Он спросил у нее, какой они национальности и из какой страны приехали. -- А, эти, -- ответила тетя Сара. -- Это полукровки: наполовину англичане, наполовину язычники. Многие из торговцев имеют здесь незаконных детей от своих языческих любовниц. Все эго, конечно, держится в секрете, но об этом тут знает каждый. У твоего дяди Робба тоже есть одна. -- Что? -- Я спровадила ее подальше вместе с ее отродьем еще много лет назад. Полагаю, все было бы не так скверно, если бы эта женщина была христианкой и красавицей. Это я еще могла бы понять. Но такое -- нет. -- А у... у отца есть... другие дети? -- Насчет детей не знаю, Кулум. У него есть сын, который работает на его компрадора Чен Шеня. Его зовут Гордон Чен. У твоего отца, должно быть, странное чувство юмора, раз он решил дать ему клановое христианское имя. Я слышала, впрочем, что мальчика крестили, и он христианин. Полагаю, это уже кое-что. Может быть, мне и не следовало говорить тебе всего этого, Кулум. Но кто-то должен это сделать, и, наверное, лучше узнать правду от близкого человека, чем услышать ее в перешептываниях за своей спиной. О, да. В Азии у тебя есть, по крайней мере, один сводный брат. В ту ночь он не мог уснуть. На следующий день он в отчаянии отправился на берег. Несколько морских офицеров, Глессинг среди них, играли в крикет, и Кулума попросили дополнить команду. Когда наступила его очередь стоять у калитки, он перенес всю свою злость на мяч, вкладывая в удары максимум силы, словно хотел убить его и вместе с ним свой стыд. Он играл великолепно, но игра не доставила ему удовольствия. Позже Глессинг отвел его в сторону и спросил, в чем дело. Кулум выпалил все, как есть, дрожа от возмущения. -- Я не одобряю твоего отца, как тебе, без сомнения, известно, -- сказал ему тогда Глессинг. -- Но это не имеет никакого отношения к его личной жизни. У меня и у самого та же проблема, что и у тебя. По крайней мере, мне известно, что у моего отца есть любовница в Майда Вэйл. А также два сына и дочь. Он никогда не говорил мне о них, хотя, полагаю, он знает, что я знаю. Все это чертовски осложняет жизнь, но что может поделать мужчина? Вероятно, дожив до его лет, я поступлю так же, как он. Что ж, подождем, там видно будет. Конечно, я согласен, дьявольски это неловко -- знать, что у тебя есть брат-полукровка. -- Ты с ним знаком? -- Я его видел. Никогда с ним не разговаривал, хотя, если верить слухам, он славный малый. Послушайся моего совета -- не принимай слишком близко к сердцу то, что делает твой отец в своей личной жизни. Он твой единственный отец, другого не будет. -- Ты его не любишь и при этом принимаешь его сторону. Почему? Глессинг пожал плечами. -- Может быть, потому, что я усвоил одну истину: грехи отцов -- это их проблемы, а не их сыновей. Или потому, что мне никогда не стать таким мореходом, как Тай-Пэн, и он управляет лучшим флотом самых красивых кораблей на свете и обращается со своими матросами как должно: хорошие пища, жалованье, жилье. В то время как нас вынуждают обходиться теми крохами, что выделяет нам этот проклятый парламент: денег, черт побери, ни фартинга, а вместо команды висельники да насильно завербованные остолопы. Может быть, еще из-за Глессинг Пойнта -- или потому что он Тай-Пэн. Может быть, потому, что им восхищаются Синклеры. Не знаю. Я открыто заявляю тебе, что если я когда-нибудь получу приказ преследовать его, я пойду на все, что только будет в рамках закона. Но даже так, я от всей души надеюсь, что он сумеет снова перехитрить этого проклятою грубияна Брока. Я бы не перенес, если бы Тай-Пэном стала эта свинья. С того дня Кулум часто виделся с Глессингом. Их отношения переросли в тесную дружбу... -- Сегодня, -- продолжал Кулум, обращаясь к Струану и чувствуя себя крайне неуютно, -- ну, когда я увидел тебя вместе с Гордоном Ченом, я спросил о нем у Джорджа Глессинга. Он был достаточно честен, чтобы рассказать мне все, как есть. Струан остановился. -- Ты хочешь сказать, что с моей стороны было нечестно скрыть это от тебя? -- Нет. Тебе не нужно оправдываться в своих поступках. Передо мной. Отец не должен ни в чем оправдываться перед сыном, не так ли? -- Гордон -- хороший парень, -- встревоженно вставил Робб. -- Почему тебе захотелось узнать, сколько ему лет? -- спросил Струан. -- Мы ведь с ним одного возраста, не правда ли? -- И что из того? -- Это не имеет значения, отец. -- Имеет. Для тебя. Так почему? -- Я бы предпочел... -- Почему? -- Наверное, это вопрос этики. Раз мы одного возраста, получается, что мать Гордона носила своего сына... в одно время с моей. -- Да. Ты верно описал ситуацию. -- Такое слово, как "прелюбодеяние", описало бы ее не менее верно, разве нет? -- Одна из истин в жизни мужчины заключается в том что прелюбодеяние так же неизбежно, как смерть или восход солнца. -- Вовсе нет, если следовать заповедям Божьим, -- возразил Кулум, пряча глаза от отца. -- Пора открывать аукцион -- Лонгсгафф уже прибыл, -- сказал он. -- Ты поэтому так нервничаешь? Встретился с Гордоном и напоминаешь мне о Заповедях? -- Для разговора с Броком я тебе не нужен, отец, ведь правда? Думаю, мне... если ты не будешь возражать, я лучше проверю еще раз, все ли готово. -- Поступай, как знаешь, парень. Я считаю, что сейчас ты должен быть с нами. Это редкий случай. Но поступай, как знаешь. -- Струан зашагал дальше по дороге. Кулум поколебался одно мгновение, потом догнал его. Куинз Роуд шла вдоль берега, она вела из долины прямо на запад. Примерно через милю она проходила мимо палаток морских пехотинцев, охранявших постоянно растущее количество складов королевского флота. За ними на целую милю до самого Глессинг Пойнта тянулись ряды палаток британских солдат. Здесь, у мыса, дорога заканчивалась. А над Глессинг Пойнтом раскинулся Тай Пинь Шан, связанный с берегом нескончаемой вереницей китайцев, согнувшихся под тяжестью своих пожитков. Эта вереница все время двигалась и постоянно пополнялась за счет без конца прибывающих джонок и сампанов. -- Добрый день, ваше превосходительство, -- сказал Струан, приподнимая шляпу, когда они поравнялись с Лонгстаффом и его свитой. -- А, добрый день, Дирк. Привет, Робб -- Лонгстафф не стал задерживаться рядом с ними. -- Разве вы не готовы начинать, Кулум? -- спросил он на ходу. -- Буквально через минуту, ваше превосходительство. _ -- Что ж, поторопитесь. Меня ждут дела на корабле, ну. Затем он добавил, обращаясь к Струану с оскорбительным опозданием, словно вдруг вспомнил о чем-то: -- Рад, что вы вернулись, Дирк. -- Он продолжил свой путь, здороваясь с остальными. -- Тон его превосходительства переменится минуты эдак через три, -- заметил Струан. -- Глупый, презренный, насквозь прогнивший дурак. -- Голос Кулума, задетого за живое, звучал тихо. -- Благодарение Богу, сегодня последний день, когда я служу у него. -- Будь я на твоем месте, я бы воспользовался должностью заместителя секретаря колонии себе на пользу, -- покачал головой Струан. -- Каким образом? -- Мы вернули себе всю нашу власть. Но по-прежнему именно его рука придает бумаге силу закона. А его рукой все так же нужно управлять, нет? -- Я... да, наверное, -- ответил Кулум. Струаны подошли к Брокам, и на пляже стало тихо, возбуждение нарастало. Горт и Нагрек Тум встали рядом с Броком, Лизой и девочками. Скиннер принялся насвистывать что-то немелодичное и подобрался к ним поближе. Кисть Аристотеля Квэнса остановилась на середине мазка. Лишь самые юные из присутствующих не чувствовали охватившего всех волнения и потому не смотрели и не прислушивались. -- Добрый день, леди, джентльмены, -- произнес Струан, приподнимая шляпу. -- Добрый день, мистер Струан, -- мягко ответила Лиза Брок. -- Вы знакомы с Тесс и Лиллибет, не правда ли? -- Разумеется. Добрый день, леди, -- приветствовал их Струан. Девочки сделали книксен. Он отметил про себя, что Тесс очень выросла с того времени, когда он видел ее в последний раз. -- Можем мы уладить наше дело? -- обратился он к Броку. -- Что же, сейчас момент подходящий, как и любой другой. Лиза, ты с девочками давайте-ка идите на корабль. И, Лиллибет, не опускай ручки в море по дороге, а то поймаешь свою смерть. И смотри не свались в воду. А ты, Тесс, голубушка, будь осторожна и приглядывай за сестренкой. Ну, бегите, да слушайтесь маму и делайте все, как она скажет. Девочки торопливо присели и побежали вперед, радуясь, что их наконец отпустили. -- Деги с жизнью на корабле никак не вяжутся, а? -- заметил Брок. -- Никогда не уследишь, куда они деваются. С ума можно сойти -- Да. -- Струан протянул Горту банковский чек. -- Теперь мы в расчете, Горт. -- Благодарю вас, -- ответил Горт. Он внимательно осмотрел чек. -- Может быть, ты хочешь удвоить свой выигрыш? -- Как это? -- Ставлю еще двадцать тысяч, что один из наших кораблей обойдет тебя на пути домой. -- Благодарствуйте. Только говорят, у дурака деньги надолго не задерживаются. Я не дурак -- и не игрок. -- Он опустил глаза на чек. -- Это может мне как раз пригодиться. Вдруг удастся откупить кусочек круглого холма у батюшки. Зеленые глаза Струана потемнели. -- Давайте подойдем к палатке, -- предложил он и, повернувшись, зашагал вперед. Робб и Кулум последовали за ним, Робб радовался про себя, что не он, а его брат является Тай-Пэном "Благородного Дома". Его старые страхи вернулись. Как я смогу один справиться с Броком? Как? Струан остановился у палатки, не заходя внутрь, и кивнул Кьюдахи. -- За дело, ребятки, -- крикнул Кьюдахи небольшой группе матросов. -- Шевелись! К огромному удивлению всех, матросы выдернули колышки и повалили палатку. -- Наши векселя, пожалуйста, Тайлер. Брок неторопливо достал бумаги из кармана: -- Восемьсот двадцать четыре тысячи ровно. Струан передал векселя Роббу, который тщательно сверил их с дубликатами. -- Благодарю, -- сказал Струан. -- Теперь, пожалуйста, распишись здесь. -- А что это? -- Расписка. -- А где чек вашего банка? -- подозрительно прищурившись, спросил Брок. -- Мы решили расплатиться наличными. Моряки оттащили палатку в сторону. Почти закрывая собой пустые бочонки, глазам всех открылись аккуратные ряды серебряных слитков. Сотни и сотни слитков, тускло поблескивающих в предвечернем солнечном свете. Пораженный Брок не мог отвести от них взгляда. Чудовищное молчание повисло над всем Гонконгом. -- "Благородный Дом" решил расплатиться наличными, -- небрежно повторил Струан. Он чиркнул спичкой и поднес ее к свернутым в трубку векселям. Достав три сигары, он предложил одну Роббу, одну Кулуму, и все трое прикурили от горящих документов. -- Здесь все взвешено. Но у нас есть весы, если вы пожелаете проверить. Кровь бросилась Броку в лицо: -- Будь ты проклят, дьявол! Струан уронил сгоревшие векселя на песок и раздавил их каблуком. -- Благодарю вас, мистер Кьюдахи. Доставьте людей на "Грозовое Облако". -- Есть, так точно, сэр. -- Кьюдахи и матросы кинули последний взгляд на серебро и, отирая пот со лба, бросились к своим лодкам. -- Ну, с этим покончено, -- сказал Струан Роббу и Кулуму. -- Теперь мы можем заняться землей. -- Действительно "редкий случай", Дирк, -- заметил Робб. -- Это была великолепная идея. Кулум посмотрел вокруг. Он увидел жадность и зависть и глаза, исподтишка наблюдающие за ними. Благодарю Тебя, о Господи, молча помолился он, за то, что Ты позволил мне быть частью "Благородного Дома". Благодарю Тебя за то, что Ты позволил мне стать Твоим орудием. Брок пришел в себя: -- Горт, давай всех своих ребят на берег и быстро. -- Что? -- Быстро, в господа бога мать, -- яростно повторил Брок низким голосом. -- И чтобы все при оружии. Не пройдет и нескольких минут, как все язычники-пираты, сколько их ни есть в Азии, будут дышать нам в затылок. Горт бросился бегом. Брок вытащил свои пистолеты и передал их Нагреку: -- Если xoть кто-нибудь подойдет ближе чем на пять ярдов, сноси ему голову. -- Он подошел к Лонгстаффу: -- Могу я воспользоваться этими солдатами, ваше превосходительство? Иначе не миновать больших неприятностей. -- А? Солдатами? Солдатами? -- Лонгстафф, моргая, смотрел на слитки. -- Чертнязьми, это что же, все настоящее серебро? Вот это все? Чертнязьми, на восемьсот тысяч фунтов, вы говорили? -- Чуть больше, -- нетерпеливо ответил Брок. -- Так как насчет солдат? Морских пехотинцев, матросов. Любых, лишь бы при оружии. Для охраны, клянусь Богом! -- А, при оружии! Конечно. Адмирал, распорядитесь, пожалуйста. -- Эй, там! -- рявкнул адмирал, взбешенный алчностью, читавшейся на каждом лице, включая лица офицеров королевского флота. Морские пехотинцы, солдаты и матросы со всех ног бросились к нему. -- Образовать круг, пятьдесят шагов от сокровища. Никого не подпускать. Ясно? -- Он посмотрел на Брока, сверкая глазами. -- Я буду отвечать за его сохранность в течение часа. Потом оставлю, где лежит. -- Премного благодарен, адмирал, -- ответил Брок, подавив проклятие. Он взглянул на море. Катер Горта быстро шел к "Белой Ведьме". Часа хватит, прикинул он, проклиная Струана и его серебро. Где, во имя Господа, смогу я пристроить столько денег? Под чью подпись решусь их отдать? Когда вот-вот грянет война, и мы, возможно, опять не сможем торговать, а? Если торговля не прекратится, тогда я легко расплачусь за весь чай этого года. Но до тех пор, пока никто не сможет этого гарантировать... Господи, да векселя любой компании останутся пустыми бумажками. За исключением "Благородного Дома", будь он трижды проклят. Здесь нет ни банка, ни подвала с сейфами, и не будет тебе покоя, пока ты не избавишься от этих слитков до последнего. Твоя жизнь висит на волоске. Раньше нужно было думать, клянусь Богом. Ты должен был предвидеть, что замыслит этот растреклятый мерзавец. Вот уж подловил он тебя так подловил. Брок с трудом оторвался мыслями от серебра и посмотрел на Струана. Он увидел на его лице насмешливую улыбку, и ярость обуяла его. -- День еще не закончился, клянусь Богом! -- Ты прав, Тайлер, -- ответил Струан. -- Осталось уладить еще один маленький спор. -- Да, клянусь Богом. -- Брок начал проталкиваться сквозь немую толпу к помосту. Тревога тут же вернулась к Кулуму, теперь она стала еще мучительнее, чем раньше. -- Послушай, отец, -- торопливо заговорил он. -- Дядя Робб прав. Брок отступится, когда цена дойдет до... -- Во имя Христа, не начинай все с начала, парень. Kpyглый холм принадлежит "Благородному Дому". Кулум беспомощно посмотрел на отца. Потом молча зашагал к столику аукциониста. -- Какого дьявола, что с ним такое? -- спросил Струан у Робба. -- Ума не приложу. Он сегодня целый день места себе не находит, прямо как сука во время течки. В этот момент Струан заметил Сару. Она стояла у края толпы с бледным лицом, похожая на статую. Карен прижалась к ее боку. Струан взял Робба под руку и повел к ним. -- Ты ведь еще ничего не говорил Саре, Робб, не так ли? О том, что остаешься? -- Нет. -- Сейчас самый подходящий момент. Теперь вы снова богаты. Они подошли к Саре, но она их не замечала. -- Пливет, дядя Дилк, -- сказала Карен. -- Можно мне поиглать вашими класивыми килпичиками? -- Они в самом деле настоящие, Дирк? -- проговорила Сара, не отрывая взгляда от серебра. -- Да, Сара, -- ответил ей Робб. -- Одному Богу известно, как тебе это удалось, Дирк, но спасибо тебе. -- Ребенок зашевелился у нее в животе, она поморщилась и достала нюхательные соли. -- Это значит... это значит, что мы спасены, не так ли? -- Да, -- ответил Струан. -- Мамочка, ну можно мне поиглать одним таким? -- пронзительно прокричала ей Карен -- Нет, дорогая. Беги поиграй где-нибудь. -- Сара подошла к Струану и поцеловала его, из глаз ее катились слезы. -- Спасибо тебе. -- Не благодари меня, Сара. Цена такого количества металла очень высока -- Струан коснулся рукой шляпы и оставил их одних. -- Что он имел в виду, Робб? Робб рассказал ей. -- Я все равно уезжаю, -- устало произнесла она. -- Сразу, как только буду в состоянии. Как только родится малыш. -- Да Так будет лучше всего. -- Я молю Бога, чтобы ты не нашел ее. -- О, не надо опять об этом, Сара. Пожалуйста, прошу тебя. Сегодня такой необыкновенный день. Мы снова богаты. Теперь ты сможешь иметь все, что только пожелаешь. -- Может быть, мне ничего другого и не нужно, кроме настоящего мужчины в семье. -- Сара тяжело двинулась к баркасу и, когда Робб повернулся следом, чтобы проводить ее, резко бросила: -- Спасибо, как-нибудь сама управлюсь. Карен, дорогая, пойдем-ка. -- Как тебе будет угодно, -- ответил Робб и направился вдоль берега в противоположную сторону. Некоторое время он не мог разыскать Струана в толпе. Потом, подойдя почти к самому помосту, он наконец увидел его. Дирк весело болтал с Аристотелем Квэнсом. Робб присоединился к ним. -- Приветствую тебя, Робб, дружище, -- экспансивно обратился к нему Квэнс. -- Прими мои поздравления. Это был восхитительный жест. Я как раз говорил об этом Тай-Пэну. Великолепный. Во всем достойный "Благородного Дома". -- Он повернулся к Струану, его уродливое лицо лучилось от радости. -- Кстати, ты должен мне пятьдесят гиней. -- Ничего подобного! -- Портрет Кулума. Он уже готов. Ты, конечно, забыл о нем. -- Мы сошлись на тридцати гинеях, и ты уже получил десять в задаток, клянусь Господом! -- В самом деле? Черт меня возьми совсем! Ты уверен? -- Где сейчас Шевон? -- Она, как я слышал, больна, бедняжка. -- Квэнс взял понюшку табаку. -- Королевские у тебя манеры, мой мальчик, поистине королевские. Могу я получить ссуду? Говорю сразу, деньги нужны для благого дела. -- Чем же она больна? Квэнс огляделся и сказал, понизив голос: -- Сохнет от любви. -- К кому? Квэнс нерешительно помолчал мгновение. -- К тебе, приятель. -- О, катись ты к черту, Аристотель! -- сердито бросил Струан. -- Хочешь верь, хочешь нет. Я-то знаю. Она уже несколько раз о тебе справлялась. -- Во время сеансов? -- Каких сеансов? -- переспросил Квэнс с невинным видом. -- Сам знаешь каких. -- Сохнет от любви, мой мальчик. -- Старичок расхохотался. -- А теперь, когда ты снова богат, держи ухо востро: нале тит, как ураган, снесет тебя с ног -- да прямо на сено! Клянусь бессмертной мошонкой Юпитера, на сене она должна быть восхитительна! Всего пятьдесят гиней, и я оставлю тебя в покое на целый месяц. -- Что это за "благое дело", о котором ты говорил? -- Я говорил о себе, мой мальчик. Мне нужно лекарство. Последнее время я, знаешь ли, стал прихварывать. -- Ага, и я догадываюсь, в чем тут дело. Седина в бороду, а бес в ребро. Для человека твоего возраста это просто отвратительно! -- Ах, как ты, должно быть, счастлив, мой милый. Должен признать, я великолепен. Пятьдесят монет на поддержание обедневшего гения -- это не сумма. -- Получишь свои двадцать гиней, когда картина будет у меня. -- Струан наклонился к нему и со значением прошептал: -- Аристотель, хочешь получить заказ? Скажем, фунтов на сто? Золотом? Квэнс тут же протянул руку ладонью вверх. -- Я твой человек. Вот моя рука. Кого я должен бить? Струан рассмеялся и рассказал ему о бале, о конкурсе и о судействе. -- Черт меня возьми, да никогда в жизни! -- взорвался Квэнс. -- Я что, похож на круглого идиота? Ты хочешь, чтобы меня оскопили? Загнали в гроб в расцвете лет? Хочешь, чтобы на меня устроили охоту все красотки Азии? Превратили в парию? Подвергли остракизму? Ни за что! -- Только человек твоих знаний и достоинств, твоего... -- Никогда, клянусь Богом! И это предлагаешь мне ты, кого я бывало называл своим другом, -- ты за жалкую сотню фунтов готов подвергнуть меня смертельной опасности. Да, клянусь Богом! Именно смертельной опасности! Быть всеми ненавидимым изгоем, погубить свою жизнь, умереть до срока... две сотни даешь? -- По рукам! -- кивнул Струан. Квэнс запустил шляпу в воздух, подпрыгнул, щелкнув каблуками, и любовно стиснул свое брюшко. Потом одернул пурпурный шелковый жилет, поднял шляпу с земли и насадил ее себе на голову, лихо заломив на затылок. -- Ай, Тай-Пэн, ты и вправду князь. Кто, кроме меня, Аристотеля Квэнса, отважился бы на такое? Кто, кроме меня, был бы самой подходящей кандидатурой? Идеальной! О, изумительный Квэнс! Король всех художников! Две сотни. Деньги вперед. -- После конкурса. -- Ты что, не доверяешь мне? -- Нет. Ты можешь удрать. Или тебя одолеют ваперы. -- Да я со смертного одра слезу, чтобы быть судьей в таком конкурсе. Если уж на то пошло, я бы даже вызвался добровольцем. Да, клянусь кровью Рембрандта, я бы сам с радостью заплатил... я бы заплатил сто гиней, чтобы добиться этой привилегии, даже если бы мне пришлось на коленях ползти к Броку и клянчить их у него взаймы. -- Что? Квэнс опять подбросил шляпу в воздух. -- О, счастливый, счастливый день! О, неповторимый Квэнс, бессмертный Квэнс! Ты обеспечил себе место в истории. Бессмертный, непревзойденный Квэнс! -- Я что-то совсем перестал понимать тебя, Аристотель, -- удивленно проговорил Робб. -- Ты действительно хочешь судить этот конкурс? Квэнс подобрал шляпу и стряхнул с нее песок. Его глаза сияли. -- А вы подумали о тех преимуществах, которые дает мне это назначение? А? Господи, да теперь любая красотка в Азии будет -- как бы поудачнее выразиться? --- будет готова склонить судью на свою сторону, а? Причем заранее. -- А ты только того и ждешь, когда тебя начнут склонять, -- вставил Струан. -- Ну, конечно. Но выбор будет честным. Безукоризненным. Я уже знаю, кто победит. -- Кто? -- Еще сто фунтов? Сегодня? -- Куда ты деваешь все эти деньги? Взять Робба, Купера и меня, так мы отвалили тебе целое состояние за эти годы! -- Отвалили! Ха! Отвалили? Да это ваша первая привилегия -- не дать угаснуть бессмертному гению. Слышите, привилегия, клянусь седалищем Люцифера! Кстати, в этих бочонках еще осталось бренди? У меня сильнейшая жажда. -- Они пусты. Тут нет ни капли. -- Как это неприлично! Отвратительно -- Квэнс взял очередную понюшку и тут заметил приближающегося к ним Лонгстаффа. -- Ну что же, я, пожалуй, пойду. Желаю здравствовать, ребятки. -- Он удалился, насвистывая. Проходя мимо Лонгстаффа, он с серьезным лицом приподнял шляпу. -- О, Дирк, -- приветствовал Струана Лонгстафф с широкой улыбкой на лице. -- С чего это Аристотель в таком хорошем настроении? -- Он, как и вы, просто радуется, что мы по-прежнему "Благородный Дом". -- И правильно, ну? -- Лонгстафф был общителен и преисполнен уважения. -- Я и не подозревал, что в Азии может найтись столько серебра. Это было великолепно -- расплатиться вот так. Кстати, не хотите ли отужинать со мной сегодня вечером? Тут есть несколько дел, мне бы хотелось услышать ваше мнение на их счет. -- Боюсь, что сегодня вечером я занят, Уилл. Может быть, завтра? Почему бы вам не приехать к нам на "Отдыхающее Облако"? В полдень. -- Полдень подойдет. Изумительно. Я так рад... -- Кстати, Уилл, раз уж мы встретились... Я думаю, вам стоит отменить приказ, посылающий наш флот на север. Лонгстафф нахмурился: -- Но эти дьяволы нагло отвергли наш договор, ну? -- Маньчжурский император отверг его, да. Но сейчас сезон тайфунов. Разумнее не дробить наши силы. К тому же здесь флот всегда у вас под присмотром. Лонгстафф взял понюшку табаку и обмахнул кружевные манжеты своего великолепного камзола. -- Погода адмирала не смущает. Но раз вы так считаете... -- Он чихнул. -- Если мы не пойдем на север, то что же нам тогда делать? -- Давайте поговорим об этом завтра, если вы не против? -- Очень разумно. Утро вечера мудренее. Это то, что нужно, ну? Я буду рад вновь обрести в вас советника. Ага, похоже, мы готовы начать. Кстати, я нахожу этот ваш другой жест столь же восхитительным. -- Лонгстафф удалился в превосходнейшем настроении. -- О чем это он? -- спросил Робб. -- Не знаю. О серебре, надо полагать. Послушай, Робб, завтра на корабле его примешь ты, -- сказал Струан. -- И сам скажешь ему, что нужно делать. -- А что нужно делать? -- Лицо Робба растянулось в улыбке. -- Захватить форты Бог. Затем подойти к Кантону. Немедленно. Потребовать с города выкуп. Шесть миллионов тэйлов серебром. Потом, когда установится нужный ветер, -- на север. Как в прошлый раз. -- Но он захочет говорить с тобой. -- Теперь им можно вертеть, как угодно. Он видел слитки. -- Он не станет доверять мне так же, как доверяет тебе. -- Через пять месяцев у него не будет другого выхода. Как восприняла новость Сара? -- Как ты и предсказывал. Она уедет в любом случае -- Толпа возбужденно зашевелилась, и Робб посмотрел на помост. Лонгстафф поднимался по ступенькам. -- Ты с ним так любезен, Дирк, даже после того, как он повел себя так оскорбительно. И все же я знаю, что теперь у тебя с ним свои счеты. Верно? -- Он первый губернатор Гонконга. Губернаторов назначают на четыре года. Так что времени впереди много, дойдет очередь и до Лонгстаффа. -- Что мы решим насчет круглого холма? -- Все уже решено. -- Ты собираешься оставить его Броку? -- Нет. -- Джентльмены, -- обратился Лонгстафф к собравшимся торговцам, -- прежде чем мы начнем, я бы хотел публично подтвердить те правила землевладения и распределения участков, которые были рекомендованы мной правительству Ее Величества. -- Он начал зачитывать официальный документ: -- "Вся земля является собственностью Ее Величества. Выделение участков будет производиться на открытом аукционе тем, кто предложит самую высокую сумму годичной арендной платы за землепользование, каковая арендная плата и объявляется предметом торгов на аукционе. Выдаются лицензии на девятьсот девяносто девять лет. В течение года на участке должен быть построен дом минимальной стоимостью одна тысяча долларов. Налог на собственность устанавливается из расчета четыре шиллинга четыре пенса за доллар. В противном случае лицензия на аренду изымается. Половина названной на аукционе суммы подлежит внесению в казну наличными сразу по окончании торгов". -- Он поднял глаза. -- Первоначально мы планировали предложить сегодня к распродаже сто участков, но оказалось невозможным промерить их все. Примерно пятьдесят будут выставлены на аукцион сегодня, а остальные -- как только это станет практически осуществимо. Я также рекомендовал, чтобы участникам аукциона было позволено приобретать землю на условиях фригольда, если на то будет соизволение Ее Величества. Ах да, покупатели "прибрежных" участков могут также приобретать "городские" или "загородные" участки. Размер "прибрежных" участков устанавливается в сто футов шириной и протяженностью от Куинз Роуд до моря. -- Он оглядел собравшихся и доброжелательно улыбнулся. -- Проводя распродажу участков, мы можем считать, что тем самым сегодня закладываем основу нового города. Уже отведена земля под здание суда, административные учреждения, резиденцию губернатора, тюрьму, поле для крикета, рыночную площадь, а также под поселение для туземцев. Я официально назвал наш будущий город Куинз Тауном! Отовсюду раздались приветственные крики. -- Это первая возможность обратиться сразу ко всем нам, предоставившаяся мне за много дней. Скажу не скрывая, нас ждут тяжелые испытания. Но не будем падать духом. Мы должны объединить усилия. Мы должны дружно навалиться на наш общий плуг и тогда, с Божьей помощью, мы покорим язычников ко славе Ее Британского Величества и ко славе колонии Гонконг Прогремело троекратное "гип гип ура" в честь королевы, троекратное "ура" в честь колонии и троекратное "ура" в чесгь Лонгстаффа. Наблюдавшие все это китайские зеваки оживленно переговаривались и громко смеялись. -- А теперь, если мистер Брок соблаговолит отвлечься от груды мелочи, оставленной ему "Благородным Домом", я объявляю аукцион открытым! Брок и Горт только что не дымились от ярости, когда над их головами прокатились волны громкого хохота. Лонгстафф сошел с помоста, и к нему подошел Глессинг. -- Я должен повторить еще раз, ваше превосходительство, -- заговорил Глессинг, -- что из-за нехватки времени не все участки промеряны достаточно аккуратно. -- Пустяки. Пустяки, мой милый. Какое значение могут иметь несколько футов? Земли хватит на всех. Пожалуйста, Кулум, дружище, теперь вам слово. Удачи вам обоим. -- Лонгстафф направился к своему катеру. Проходя мимо Струана, он улыбнулся и приподнял шляпу: -- Значит, завтра в полдень, Дирк. Кулум отер пот, струившийся по его лицу, и взглянул на маленького человечка, стоявшего рядом: -- Мистер Хиббс? Генри Харди Хиббс выпрямился на все свои полные пять с половиной футов и взобрался на помост. -- Добрый день, господа, -- начал он с елейной улыбкой. -- Генри 'Арди 'Иббс, -- представился он, по привычке глотая "х" в начале слов. -- Уроженец Лондона, некогда директор фирмы "'Иббс, 'Иббс и 'Иббс", торговля недвижимостью и проведение аукционов. Официальный аукционер при его превосходительстве достопочтенном Уильяме Лонгстаффе. К вашим услугам. -- Он напоминал неопрятного, отвратительного гнома с лысой головой и льстивыми манерами. -- Лот номер один. Итак, джентльмены, прошу вас. -- Черт побери, где ты только раскопал его, Кулум? -- спросил Струан. -- На одном из торговых судов. -- Кулуму казалось, что за него говорит кто-то другой. Он желал лишь одного: чтобы этот день наконец закончился. -- Хиббс отработал на нем свой проезд из Сингапура. Где его обобрал карманник, оставив без гроша. Струан слушал, как Хиббс умело и с большим успехом подталкивал цену все выше и выше. Шотландец внимательно оглядел толпу и нахмурился. -- В чем дело, Дирк? -- спросил Робб. -- Я искал Гордона. Он не попадался тебе на глаза? -- Последний раз, когда я его видел, он шагал по направлению к Глессинг Пойнту. Что-нибудь случилось? -- Да нет, ничего, -- ответил Струан, находя про себя очень странным, что Гордон не присутствует на аукционе. Я бы подумал, что он захочет сам принять в нем участие, говорил он себе. Лучшего применения его деньгам сейчас не найти. Торговались за участки жестко. Все понимали, что колония -- это дело серьезное, на века. Поэтому цены на землю будут расти, как снежный ком. Особенно если учесть, что колония -- остров, где ровных, пригодных для строительства участков не так уж много. Земля сулила обеспеченность; землю, в отличие от денег, не так легко было потерять. На ней можно нажить состояния. Торги продолжались, и Струан чувствовал, как возбуждение внутри него нарастает. С другой стороны плотной толпы коммерсантов стоял Брок, тоже на взводе. Горт был рядом с ним, его взгляд метался от Струана к матросам, окружавшим серебро. Струан и Брок приобрели те участки о которых договорились. Но цены оказались выше, чем они ожидали, поскольку соперничество на торгах развернулось жаркое. Они торговались друг против друга за несколько мелких участков. Одни из них достались Струану, другие он уступил. Волнение среди торговцев нарастало. Последний из прибрежных участков был предложен и приобретен. Затем на торги выставили городские и пригородные участки, которые тоже разошлись за высокую цену. Наконец, остался только круглый холм. Это был самый крупный участок земли и, несомненно, самый лучший. -- Что ж, джентльмены, вот и все, -- объявил Хиббс охрипшим от постоянного напряжения голосом. -- Все, кто приобрел землю, должны заплатить половину цены сейчас, звонкой монетой. Расписки у заместителя секретаря колонии. Прошу вас! Толпа замолчала в каком-то недоуменном потрясении. -- Торги еще не кончены, -- прорезал тишину голос Струана. -- Верно, клянусь Господом! -- откликнулся Брок. -- Прошу прощения, джентльмены? -- осторожно проговорил Хиббс, почуяв неладное. -- Вы забыли про холм. -- Про какой холм, ваши милости? Струан ткнул вытянутым пальцем: -- Вот про этот холм! -- Он. . э... не внесен в список, сэр. Я тут ни при чем, сэр, -- торопливо добавил Хиббс и приготовился быстро ретироваться. Он бросил косой взгляд на Кулума, стоявшего неподвижно, как статуя. -- Не правда ли, ваша милость? -- Нет, не внесен. -- Кулум заставил себя посмотреть на отца; повисшее над пляжем молчание душило его. -- Почему же, черт побери, его нет в списке? -- Потому что... потому что он уже куплен. -- Волосы на затылке Кулума зашевелились, когда он увидел -- словно во сне, -- как отец подошел к нему, и все тщательно подобранные слова разом улетучились из его головы. Все его объяснения. Про то, как сегодня утром он с отчаяния сказал Лонгстаффу, что отец надумал поставить на холме церковь. Для всего Гонконга. Это был единственный выход, хотелось кричать ему. Неужели ты не понимаешь? Ты погубил бы всех нас. Если бы я предложил тебе такое, ты даже не стал бы меня слушать. Неужели ты не понимаешь? -- Куплен кем? -- Мной. Для Церкви, -- запинаясь проговорил Кулум. -- За один фунт в год. Холм принадлежит Церкви. -- Ты забрал у меня мой холм? -- Слова прозвучали тихо, но колюче, и Кулум почувствовал притаившуюся за ними жестокость. -- Для Церкви. Да, -- выдавил из себя Кулум. -- Ку... купчая была подписана сегодня утром. Я... его превосходительство подписал ее. Навечно. -- Ты знал, что я хочу этот холм? -- Да. -- Кулум не видел ничего, кроме ослепительного света, струившегося из глаз отца. Этот свет пожирал его, как пламя, выжигая самую душу. -- Да. Да. Я решил отдать его Церкви. Да. Холм принадлежит Дому Божию. -- Значит, ты осмелился пойти против меня? Наступила звенящая тишина. Даже Брок был поражен той силой, которая, казалось, изливалась из Струана и, как водоворот, захлестывала их всех. Кулум ждал удара, который, как он знал -- как знали все на пляже, -- сейчас последует. Но кулаки Струана разжались, он круто повернулся и зашагал прочь из долины. Громовой хохот Брока вдребезги разнес тяжелое молчание, и каждый на берегу невольно вздрогнул. -- Заткнитесь, Брок, -- сказал Квэнс. -- Заткнитесь. -- Так я и сделаю, Аристотель, -- ответил Брок. -- Так я и сделаю. Торговцы разделились на перешептывающиеся группки, и Хиббс выкрикнул дрожащим голосом: -- Пожалуйста, все, кто приобрел землю, проходите сюда. Прошу вас, джентльмены. Брок внимательно, почти сочувственно, оглядел Кулума. -- Я бы сказал, что дни твои сочтены, парень. Ты не знаешь этого дьявола так, как его знаю я. Теперь, когда ходишь, оглядывайся почаще. -- Он подошел к Хиббсу, чтобы заплатить за свои участки. Кулум дрожал с головы до ног. Он чувствовал, что люди смотрят на него. Чувствовал их преклонение перед ним. Или это был ужас? -- Ради всего святого, почему ты не спросил у него? -- проговорил Робб, едва оправившись от потрясения. -- А? До того, как сделал это? -- Он ведь не согласился бы, правда? -- Не знаю. Не знаю. Мог и согласиться. Или мог оставить Брока с этим... -- Робба вдруг охватила слабость, и он замолчал. -- И не обращай внимания на то, что говорит Брок. Он просто пытается запугать тебя. Тебе не о чем беспокоиться. Совершенно. -- Я думаю, отец действительно сам дьявол. Робб невольно вздрогнул всем телом. -- Глупости это, парень. Глупости. Ты просто измотан. Мы все измотаны. Это серебро и... ну, волнение момента. Беспокоиться не о чем. Он все поймет, когда... -- Робб не договорил. Повернувшись, он поспешил вслед за братом. Кулум тщетно пытался поймать хоть один предмет в фокус, все плыло у него перед глазами. Ему казалось, что звуки стали громче, чем раньше, но людские голоса доносились до него словно издалека, цвета и контуры слились в одну нескончаемую пеструю полосу. Его глаза заметили вдалеке Мэри Синклер и ее брата. Вдруг он услышал их голоса совсем рядом, они обращались к нему. . -- Извините, -- пробормотал он. -- Я не слышал, что вы сказали. -- Я просто говорил, что это будет прекрасное место для церкви. -- Горацио натянуто улыбнулся. -- Лучше-то не найти. -- Да. -- Ваш отец всегда хотел иметь этот холм. С самого первого дня, когда увидел Гонконг, -- сказала Мэри. -- Да. Однако теперь холм принадлежит Дому Божьему. -- Действительно, -- печально кивнула она. -- Но какой ценой? В следующий миг он почему-то уже не разговаривал с ними, а вместо этого недоуменно смотрел на Хиббса. -- Да? -- Прошу прощения, сэр, но расписки ждут. Расписки тем, кто купил сегодня землю, -- тревожно поглядывая на него, проговорил Хиббс. -- Расписки? -- Да. Расписки за взносы. Вам бы нужно их подписать. Кулум последовал за Хиббсом к помосту -- ему казалось, что он видит себя как бы со стороны. Механически он написал свое имя. Робб торопливо шагал по Куинз Роуд, не обращая внимания на смятенные взгляды, которыми его провожали все, кто попадался ему по дороге. Грудь болела от напряжения. -- Дирк, эй, Дирк, -- выкрикнул он. Струан остановился на мгновение. -- Скажи ему, что я буду ждать его на его холме на рассвете. -- Но, Дирк, Кулум только хотел... -- Скажи ему, чтобы приходил один. -- Но, Дирк, послушай минутку. Не уходи. Подожди. Бедный парень просто... -- Скажи ему, чтобы приходил один. Глава 5 В эту ночь во время полуночной вахты ветер переменился с ост-норд-оста на ост, и скорость его упала на один узел. Влажность увеличилась, температура поднялась на градус, и капитаны всего флота заворочались во сне и на короткое мгновение проснулись, зная, что новый муссон проложил себе курс. Теперь теплый и влажный ветер будет дуть с востока три месяца до самого мая, потом так же неожиданно переменится вновь, забирая к югу и неся с собой все больше влаги и тепла. Затем осенью опять задует ост-норд-ост, сухой и прохладный, и так до весны следующего года, когда он в очередной раз повернет к востоку и ослабнет на один узел. Капитаны снова погрузились в сон, но теперь он стал тревожен. Восточный ветер возвещал начало сезона тайфунов. Брок раздраженно заворочался на своей койке и почесался. -- Что с тобой, Тайлер? -- спросила Лиза, проснувшаяся в тот же миг и с ясной головой, как это бывает с женщинами, когда у них глубоко озабочен супруг или болеет ребенок. Она спала на койке у противоположной стены их пропахшей потом каюты. -- Пустяки, Лиза. Ветер переменился, только и всего. Спи, отдыхай. -- Брок поправил фланелевый ночной колпак и тяжело зевнул. Лиза грузно поднялась с постели и зашлепала босыми ногами через комнату. -- Куда это ты собралась? -- Да вот окно открою, дружок. Спи. Брок повернулся на другой бок и закрыл глаза, но он знал, что сон к нему уже не вернется. Он почувствовал прохладное дуновение ветра в каюте. -- Скоро поднимется туман, -- сказал он. Лиза вернулась на свою койку, и соломенный матрас шумно заскрипел под ней. Она уютно устроилась под одеялами. -- Это все серебро тебя так тревожит, верно? -- Да. -- Не мучайся сейчас понапрасну. У тебя будет время для этого завтра. -- Она зевнула и поскребла ногтями то место, где ее укусил клоп. -- Славно будет вновь зажить на берегу. А много времени уйдет на то, чтобы построить дом? -- Не много, -- ответил он, поворачиваясь на другой бок. -- Этот бал, который дает Струан, -- начала она, подбирая слова с большой осторожностью. -- Прямо пощечина тебе. -- Не смеши меня. Спи давай. -- Брок сразу же насторожился. -- Конечно, если мы появимся там одетые, как подобает, это уже будет пощечина ему, а, Тайлер? Брок издал протяжный стон, но позаботился, чтобы Лиза его не услышала. Весть о предстоящем бале облетела корабли сразу же, как только Струан сообщил об этом Скиннеру. Каждый муж и глава семейства в Азии осудил эту затею Тай-Пэна и проклял его самого, потому что всем сразу стало ясно, что он украл их покой. И вместе с тем кровь у каждого быстрее побежала по жилам. Начали заключаться пари. Шевон Тиллман шла бесспорным фаворитом. -- Так ты предлагаешь заклепать ему пушки кружевными тряпками? -- сказал он. -- Хорошая мысль, Лиза. Кстати, ты выглядишь прямо чудесно в красном шелковом платье, которое я... -- В этих старых лохмотьях? -- встрепенулась Лиза, презрительно шмыгнув носом. -- Ты, должно быть, шутишь! -- Старых, ты говоришь? Господи, да ты и надевала-то его всего три, не то четыре раза. По мне, так ты выглядишь... -- Три года я его ношу. Три. Да и тебе понадобится новый фрак, и бриджи, и нарядный жилет, и еще столько всего. -- Меня вполне устраивает то, что я сейчас ношу. Я думаю... -- Пора мне отправляться по магазинам. Прежде чем купят последнюю в Азии штуку приличного шелка и завалят заказами всех портних. Завтра я отплываю в Макао. На "Серой Ведьме". -- Но, Лиза! Из-за какого-то там дурацкого бала, который Дирк... -- Я отправлюсь в полдень, когда начнется отлив. -- Хорошо, Лиза, -- сдался Брок, уловив в ее голосе тот особый тон, который означал, что сколько бы он ни спорил, она от своего не отступится. Чума на Струана! Но, несмотря на все его раздражение, мысль о призе и об объявленном конкурсе волновала его. Это отличная идея! Отличная! Черт, почему я сам до нее не додумался? Чума на Струана! Лиза поправила подушку, мысли о бале не шли у нее из головы. Она уже решила, что приз достанется Тесс. И вся честь вместе с ним. Чего бы это ни стоило. Но как уговорить Тайлера отпустить Тесс на бал? Он упрется, как баран, стоит только завести об этом речь. -- Пришло время подумать о нашей Тесс, -- сказала она вслух. -- А что с ней такое? -- Пора тебе задуматься о женихе для нее. -- Что?! -- Брок сел на своей койке. -- Ты что, рехнулась? Да Тесс едва из пеленок вышла. Ей всего шестнадцать. -- Вспомни, сколько было мне, когда я выходила за тебя замуж. -- Это совсем другое дело, клянусь Богом! По тем временам ты была достаточно взрослой, да и выглядела старше своих лет. Но времена меняются. Спешить некуда, придет черед и для этих ваших женских разговоров, клянусь Богом! Жених для Тесс? Нет, ты совсем из ума выжила, женщина! И надо же, заговорить о таком среди ночи! Вот что, чтобы я этого больше не слышал, не то придется ремню прогуляться по твоим бокам. -- Он гневно повернулся к ней спиной, ткнул кулаком подушку и закрыл глаза. -- Хорошо, Тайлер, -- ответила Лиза, улыбаясь в темноте. Она не осуждала супруга за те нечастые случаи, когда ей доставалось от него. Он никогда не бил ее со зла или в пьяном гневе. Да и было это уже давно. Двадцать лет прожила она с ним и была довольна своим мужем. -- Лиза, девочка, -- осторожно заговорил Брок, все так же лежа лицом к стене, -- а Тесс знает о... ну, об этих "вещах"? -- Разумеется, нет, -- оскорбленно ответила она. -- Девочку воспитывали как подобает! -- Ну что же, клянусь Богом, приспело время тебе отвести ее в сторонку и все ей объяснить, -- сказал он, разволновавшись, и опять сел на постели. -- И лучше тебе присматривать за ней повнимательнее. Клянусь Крестом Господним, если я увижу, что кто-то крутит носом вокруг нашей Тесс... А почему ты решила, что она уже достаточно взрослая? Девочка что, говорила тебе что-нибудь? Может, она ведет себя как-то по-другому? -- Конечно, на нее заглядываются. Смешно думать иначе. Смешно! -- фыркнула Лиза. -- Все вы, мужчины, одинаковы. Ха! Только от вас и слышишь, что угрозы, да "сделай то, сделай это", да бог весть еще какую ерунду, а ведь девочка просто-напросто подрастает и вступает в гот возраст, когда пора уже подумать о помолвке! И я буду очень вам благодарна, мистер