но сдержался. Он понимал, что источники секретной информации католиков неисчислимы, да и в любом случае "девушка" была бы несложным выводом для такою проницательного человека, как епископ. -- Один. Пот выступил два дня назад. Примерно в это же время. -- Значит, следующий будет завтра. Или никак не позже, чем через день. Чтобы дойти до Л о Тиня и вернуться обратно, курьеру потребуется семь дней -- это при условии, что все пройдет хорошо и не возникнет никаких непредвиденных трудностей. -- Я не думаю, что она сможет вынести еще два приступа. -- Я слышал, она молодая и сильная девушка Она должна быть в состоянии прожить еще восемь дней. -- Она уже шесть месяцев носит ребенка. -- Это очень плохо. -- Да. Где находится Ло Тинъ? Дайте мне карту. Возможно, мне удастся сократить время на день. -- В этом путешествии мои возможности превышают ваши тысячекратно, -- ответил епископ. -- Может быть, оно займет только семь дней. Если на то будет воля Божья. Да, подумал Струан. Тысячекратно. Как бы я хотел обладать теми знаниями, которые католики собрали на протяжении столетий, постоянно совершая вылазки в глубь Китая. Интересно, какой именно Ло Тинь? Их там может быть полсотни в радиусе двухсот миль. -- Да, -- проговорил он после долгого молчания, -- если на то будет воля Божья. -- Вы -- необычный человек, сеньор. Я рад, что мне выпала возможность встретиться с вами. Не хотите ли выпить бокал мадеры? -- Какова цена коры? Если она существует, если она будет доставлена вовремя и если она излечит лихорадку? -- Не хотите ли выпить бокал мадеры? -- Благодарю вас. Епископ позвонил в колокольчик, и в ту же секунду в дверях появился ливрейный лакей с графином с бокалами на гравированном серебряном подносе. -- За лучшее понимание многих вещей, сеньор. Они выпили -- и смеряли друг друга взглядом. -- Цена, ваша светлость? -- В настоящий момент существует слишком много "если". Это пока может подождать. Но две другие вещи -- нет. -- Епископ сделал еще один глоток, смакуя вино. -- Поистине, мадера -- несравненный аперитив. -- Он собрался с мыслями. -- Меня очень тревожит сеньорита Синклер. -- Меня тоже, -- сказал Струан. -- Отец Себастьян -- чудодейственный целитель. Но он постоянно дает мне понять, что если сеньорита не получит духовной помощи, она может лишить себя жизни. -- Только не Мэри! Она очень сильная девушка. Она не станет этого делать. Фалариан Гинеппа свел свои тонкие пальцы в пирамиду. Косой луч солнца упал на огромный рубин его перстня, и камень словно расплавился в ослепительном сиянии. -- Если бы ее можно было полностью поручить заботам отца Себастьяна -- и святой Христовой Церкви, -- мы смогли бы обратить ее проклятие в благословение. В ее положении это явилось бы наилучшим выходом. Я всем сердцем верю, что это единственное подлинное решение. Но если это невозможно, то, прежде чем она выйдет от нас, я должен передать ответственность за нее кому-то, кто эту ответственность примет. -- Я приму ее. -- Очень хорошо, хотя я не думаю, что вы поступаете разумно, сеньор. Однако, как бы там ни было, ваша жизнь и душа -- как и ее -- также пребывают в руках Господа. Я молюсь, чтобы вам и ей было даровано понимание и прозрение. Очень хорошо. Пока она находится здесь, я приложу все усилия, чтобы постараться спасти ее душу но как только она достаточно окрепнет телом, чтобы уйти, я тотчас же дам вам знать. Часы собора пробили пять часов. -- Как рана великого князя Сергеева? Струан нахмурил брови: -- Это вторая вещь, которая не может ждать? -- Для вас, британцев, вполне возможно. Фалариан Гинеппа открыл ящик и извлек из него кожаный портфель с тяжелыми сургучными печатями. -- Меня просили конфиденциально передать вам вот это. Похоже, что определенные дипломатические круги крайне встревожены присутствием великого князя в Азии. -- Церковные круги? -- Нет, сеньор. Мне предложено сказать вам, что вы, по своему желанию, можете передать эти документы дальше. Как я понимаю, некоторые печати, которые вы найдете внутри, послужат доказательством их подлинности. -- По его лицу скользнула легкая улыбка: -- Портфель тоже запечатан. Струан узнал печать, которой пользовались чиновники, состоявшие при генерал-губернаторе. -- С какой стати меня вдруг посвящают в дипломатические тайны? Существуют специальные дипломатические каналы. Мистер Монсей живет всего в полумиле отсюда, а его превосходительство находится на Гонконге. И тот и другой прекрасно знакомы с протоколом. -- Я ни во что вас не посвящаю. Я лишь выполняю просьбу, с которой ко мне обратились. Не забывайте, сеньор, сколько бы я лично ни презирал все то, за что вы выступаете, вы пользуетесь влиянием при Сент-Джеймском дворе, а ваши торговые связи охватывают весь мир. Мы живем в изменчивые времена, а Португалия и Британия являются старыми союзниками. Британия всегда была для Португалии добрым другом, а разум подсказывает, что друзья должны помогать друг другу, нет? Может быть, именно этим все и сказано. Струан взял протянутый портфель. -- Я извещу вас сразу же, как только наш курьер вернется из Ло Тиня, -- сказал Фалариан Гинеппа.-- В какое бы время дня или ночи это ни произошло. Вы желаете, чтобы отец Себастьян осмотрел вашу даму? -- Не знаю. -- ответил Струан, поднимаясь. -- Возможно. Я бы хотел подумать над этим, ваша светлость. -- К вашим услугам, сеньор. -- Епископ заколебался на мгновение: -- Ступайте с Богом. -- Бог да пребудет с вами, ваша светлость, -- сказал Струан. -- Хэллоу, Тай-Пэн, -- с трудом выговорил Кулум. В голове у него словно стучал молот, а язык был как высохшая коровья лепешка. -- Привет, парень. Струан положил на стол еще не распечатанный портфель, который жег ему руки всю дорогу до дома. Он подошел к буфету и плеснул в бокал глоток бренди. -- Кушать, масса Кулум? -- радостно спросил Ло Чум. -- Полосенка? Калтофель? Соуса? Хейа? Кулум слабо покачал головой, и Струан отпустил Ло Чума. -- Вот, выпей, -- сказал он, протягивая бокал сыну. -- У меня не получится. -- Кулум отвернулся, борясь с тошнотой. -- Пей. Юноша проглотил коньяк. Он поперхнулся и быстро запил его чаем, стоявшим у кровати. Потом откинулся на подушку, стараясь унять пульсирующую боль в висках. -- Хочешь поговорить? Рассказать мне, что случилось? Лицо Кулума было серым, белки глаз -- грязно-розовыми. -- Я ничего не могу вспомнить. Господи, я чувствую себя ужасно. -- Начни с начала. -- Я играл в вист с Гортом и несколькими нашими друзьями, -- с трудом ворочая языком, заговорил Кулум. -- Помню, я выиграл что-то около ста гиней. Мы довольно много пили. Но я помню, как убрал выигранные деньги в карман. Потом... нет, дальше -- провал. -- Ты помнишь, куда ты поехал? -- Нет. Точно не помню. -- Он сделал еще несколько жадных глотков из чашки с чаем и провел руками по лицу, пытаясь прогнать мучительную головную боль. -- О Боже, мне так плохо! -- Ты помнишь, в какой публичный дом ты отправился? Кулум покачал головой. -- У тебя есть какой-то, куда ты ходишь постоянно? -- Боже милостивый, нет! -- Не нужно так картинно возмущаться, дружок. Ты был в борделе -- это ясно. Тебя обобрали -- это ясно. В бокал тебе подсыпали снотворного -- это тоже ясно. -- Меня опоили? -- Это самый старый трюк на свете. Поэтому я и советовал тебе посещать только те публичные дома, которые были рекомендованы тебе человеком, заслуживающим твоего доверия. Это был первый раз, когда ты посетил бордель в Макао? -- Да, да. Господи милостивый, меня опоили? -- Ну же, парень, шевели мозгами. Думай! Ты помнишь, что это был за дом? -- Нет... ничего. Полная темнота. -- Кто выбрал его для тебя, а? Кулум сел на кровати. -- Мы пили и играли. Я был, ну-у, изрядно пьян. Потом... потом все вдруг заговорили о... о девушках. И об этих домах. Ну, и... -- он посмотрел на Струана, на его лице ясно читались стыд и боль, -- ...я был просто... видишь ли, все это вино, и... я почувствовал, ну, потребность в девушке. Это жгло, как огонь. И тогда я решил, что я должен... должен пойти в бордель. -- В этом нет беды, парень. Кто дал тебе адрес? -- Кажется... Нет, не знаю. Но, по-моему, они все давали мне какие-то адреса. Писали мне адреса... или говорили адреса, я не помню. Я помню, как вышел из Клуба. Там стоял портшез, и я забрался в него. Подожди минутку... вспомнил! Я сказал им доставить меня в "У и Ф"! -- Там тебя никогда бы не обокрали, дружок. И не стали бы подсыпать всякой гадости в вино. Или доставлять тебя домой таким образом. Это было бы немного чересчур -- они дорожат своей репутацией. -- Нет. Я уверен. Именно это я и сказал носильщику. Да, я абсолютно уверен! -- Куда тебя отнесли? В китайский квартал? -- Не знаю. Помню, кажется... нет, не знаю. -- Ты сказал, это жгло тебя, как огонь. Что за огонь? Опиши подробнее, что ты чувствовал. -- Ну, это было так... помню, я был очень разгорячен и, ну... смерть господня, я все время безумно хочу Тесс, а после стольких бокалов и всего остального... я не знал покоя, поэтому... поэтому я пошел в этот дом... -- Кулум умолк. -- О Господи, у меня раскалывается голова. Пожалуйста, оставь меня одного. -- У тебя было с собой чем предохраняться? Кулум покачал головой. -- Этот огонь. Эта потребность. Вспомни, было в них что-то необычное вчера вечером? Кулум опять качнул головой. -- Нет. Все это длится уже много недель, но... хотя пожалуй, это несколько отличалось... впрочем нет, не очень. Он у меня стал твердым, как железный прут, и все в паху горело, как в огне, и мне была просто необходима девушка, и... о, я не знаю. Оставь меня! Пожалуйста... мне очень жаль, но, пожалуйста... Струан подошел к двери. -- Ло Чум! -- Да, масса? -- Ходить дом Чен Шень. Приводить больной номер один корова чилло доктор сюда быстро раз-раз? Ясно? -- Ясна сильно хорошо! -- обиженно ответил Ло Чум. -- Уже оч-чень сильно хорошо доктар внизу есть для голова бум-бум больной и все больной-больной! Молодая масса одинаково как Тай-Пэн, ладна! Струан спустился в холл и через Ло Чума поговорил с доктором. Врач сказал, что немедленно пришлет лекарства и пищу для специальной диеты, и удалился, унося щедрое вознаграждение. Струан вернулся наверх. -- Ты можешь вспомнить что-нибудь еще, парень? -- Нет... ничего. Прости. Я не хотел вот так тревожить тебя своими бедами. -- Послушай меня, парень! Ну же, Кулум, это важно! -- Пожалуйста, отец, не говори так громко, -- взмолился Кулум, приоткрывая глаза со страдальческим видом. -- Что? -- По твоему рассказу похоже, что тебе дали афродизиак. -- Что? -- Да, афродизиак. Существует целая дюжина таких, которые можно подлить или подсыпать в бокал с вином. -- Невозможно. Во всем виновато вино и моя... моя потребность в... это невозможно! -- Есть лишь два объяснения случившемуся. Первое: кули доставили тебя в притон -- и это никак не был местный филиал "У и Ф", -- где они получают большую мзду за богатого клиента, а также долю украденных у него денег. Там девушка или девушки опоили тебя, обобрали и доставили назад. Я надеюсь, ради тебя самого, что так все и было. Другой вариант заключается в том, что один из твоих друзей дал тебе афродизиак в Клубе, договорившись предварительно, чтобы тебя ждал портшез, который доставит тебя в определенный дом. -- Ерунда! Зачем кому-то понадобилось бы устраивать все это? Ради сотни гиней, часов и кольца? Один из моих друзей? Да нет, это бред какой-то. -- Однако предположим, что кто-то смертельно ненавидит тебя, Кулум. Скажем, план заключался в том, чтобы подсунуть тебе больную девушку, такую, которая заразилась женской болезнью! -- Что?! -- Да. И я боюсь, что как раз это-то и случилось. У Кулума на мгновение остановилось сердце, все померкло перед глазами. -- Ты просто хочешь попугать меня. -- Клянусь Господом нашим, сын, у меня и в мыслях нет пугать тебя. Но это одна из возможностей, и очень реальная. Я бы сказал она более вероятна, чем первая, потому что тебя принесли назад. -- Кто бы стал так поступать со мной? -- Это уж тебе самому придется мне сказать, дружок. Но даже если это и произошло, еще не все потеряно. Пока. Я послал за китайскими лекарствами. Ты должен выпить их все, не пропустив ни одного приема. -- Но от женской болезни лекарства нет! -- Верно. Когда болезнь уже установилась. Но китайцы считают, что можно убить яд этой болезни или что там ее вызывает, если немедленно принять меры предосторожности и очистить кровь. Много лет назад, когда я впервые появился здесь, со мной случилось то же самое Аристотель подобрал меня в сточной канаве в китайском квартале и нашел китайского врача, после чего со мной все было в порядке. Вот так я и познакомился с ним -- вот почему он уже столько лет остается моим другом. Я не могу сказать с уверенностью, был ли тот притон заразным -- или девушка, -- но у меня болезнь так и не началась. -- О Боже, помоги мне. -- Да. Мы ничего не будем знать наверняка в течение недели. Если к ее исходу не появится никакой припухлости, боли или выделений, тогда можно считать, что на этот раз ты выкрутился. -- Он увидел ужас в глазах сына, и сердце его открылось ему навстречу. -- Тебя ждет неделя адских мук, дружище, пока ты будешь ждать результата. Я знаю, что это такое -- поэтому держи себя в руках. Я помогу всем, чем смогу. Так же, как мне в свое время помог Аристотель. -- Я убью себя. Я убью себя, если... о Боже, как я мог быть таким глупцом? Тесс! Господи, мне лучше рассказать... -- Об этом не может быть и речи! Ей ты скажешь, что по дороге домой на тебя напали грабители. Мы подадим об этом заявление в полицию. Своим друзьям ты расскажешь то же самое. Что ты, должно быть, слишком много выпил -- после девушки. Что ты не помнишь ничего. Кроме того, что замечательно провел время и проснулся уже у ворот своего дома. И всю эту неделю ты будешь вести себя совершенно обычно. -- Но Тесс! Как я могу... -- Ты поступишь так, как я сказал, парень! Именно так, как я сказал, клянусь Богом. -- Я не могу, отец. Это нево... -- И ни при каких обстоятельствах ты никому не скажешь ни слова о китайских лекарствах. В публичный дом не ходи, пока мы не будем в чем-то уверены, и не касайся Тесс, пока вы не поженитесь. -- Мне так стыдно. -- Это лишнее, парень. Быть молодым так трудно. Но в этом мире каждому человеку приходится быть очень осторожным. Кругом полным-полно бешеных псов. -- Ты утверждаешь, что это дело рук Горта? -- Я ничего не утверждаю. А сам ты как считаешь? -- Нет, конечно, нет. Но ты-то имеешь в виду именно его, не правда ли? -- Не забывай, ты должен вести себя совершенно нормально, или ты потеряешь Тесс. -- Почему? -- Ты полагаешь, Лиза и Брок отдадут за тебя свою дочь, если узнают, что ты настолько незрел и глуп, что пьяным пускаешься в поход по притонам Макао, да еще попадаешь в неизвестные тебе бордели, где тебя накачивают любовными напитками, а потом обирают до нитки? Будь я на месте Брока, я бы сказал, что у тебя не хватает в голове, чтобы быть моим зятем! -- Мне так жаль. -- Давай-ка отдохни, дружок. Я приду попозже. И всю дорогу до дома Мэй-мэй Струан выбирал, каким способом он убьет Горта-- если Кулум заболеет. Самым жестоким способом. Да, холодно думал он, я могу быть очень жестоким. Я не собираюсь просто убивать его -- или делать это быстро. Господь мне свидетель! -- Ты выглядишь ужасно, Кулум, дорогой, -- говорила Тесс. -- Тебе в самом деле следует лечь пораньше. -- Да. Они прогуливались вдоль praia в вечерней тишине. Он поужинал, и голова его несколько прояснилась, но душевная мука, которую он испытывал, была почти невыносима. -- Что случилось? -- спросила она, почувствовав его состояние. -- Ничего, дорогая. Я просто выпил лишнего. И эти разбойники не очень-то со мной церемонились. Клянусь Господом, я целый год теперь не притронусь к вину. -- Пожалуйста, Боже, сделай так, чтобы ничего не случилось. Пусть эта неделя пролетит быстрее, и пусть ничего не случится. -- Давай вернемся, -- предложила она и, решительно взяв его под руку, повернула к дому Броков. -- Вот выспишься ночью хорошенько, сразу почувствуешь себя не в пример лучше.-- Ее переполняли материнские чувства, и она против воли была счастлива, видя его почти полную беспомощность. -- Я рада, что ты отказываешься от спиртного, мой милый. Отец иногда ужасно напивается. И Горт. Честное слово, я столько разов видела его пьяным. -- Столько раз, -- сказал он, поправляя ее. -- Столько раз видела его пьяным. О, я так счастлива, что нас скоро обвенчают. Какие возможные причины могли бы быть у Горта, чтобы пойти на такое, спрашивал себя Кулум. Нет, Тай-Пэн, конечно же, преувеличивает. Да, преувеличивает. Слуга открыл дверь, и Кулум проводил Тесс в гостиную. -- Так скоро вернулись, мои милые? -- удивилась Лиза. -- Я немножко устала, мама. -- Ну что же, я пойду, -- сказал Кулум. -- До завтра. Вы собираетесь на матч по крикету? -- О да, Ма, пожалуйста! -- Может статься, вы согласитесь нас сопровождать, Кулум? -- Благодарю вас. С удовольствием. Я зайду за вами завтра. -- Кулум поцеловал руку Тесс. -- Доброй ночи, миссис Брок. -- До свидания, дружок. Кулум уже повернулся и направился к двери, когда в комнату вошел Горт. -- О, привет, Горт. -- Привет, Кулум. Я ждал тебя. Я как раз собираюсь в Клуб, промочить горло. Пойдем вместе. -- Сегодня нет, спасибо. Я что-то совсем сдал. Слишком поздно ложился последнее время. К тому же завтра крикет. -- Бокал вина тебе не повредит. После такой ночки -- это лучшее средство, чтобы прийти в себя. -- Нет, не сегодня, Горт. В любом случае, спасибо. Увидимся завтра. -- Как хочешь, старина. Ладно, смотри, будь осторожен. -- Горт закрыл за ним входную дверь. -- Горт, что произошло вчера ночью? -- Лиза пристально посмотрела на него. -- Бедняга напился. Я ушел из Клуба раньше него, я же вам говорил, поэтому сам еще ничего толком не знаю. Что он рассказывает, Тесс? -- Просто, что выпил лишнего и что на него напали грабители. -- Она рассмеялась. -- Бедняжка Кулум, думаю, это надолго излечит его от тяги к дьявольскому зелью. -- Тесс, крошка, ты не принесешь мне мои сигары? -- попросил Горт. -- Они в комоде. -- Ну, конечно. -- Тесс выпорхнула из комнаты. -- Я слышал, -- начал Горт, -- я слышал, наш дружок Кулум вроде как ударился в разгул. -- Что? -- Лиза перестала шить и подняла на него глаза. -- Большой беды тут нет, -- продолжал Горт. -- Может, мне вообще не стоило говорить об этом. Ничего в этом страшного, если соблюдать осторожность, клянусь Богом. Ты же знаешь, все мужчины устроены одинаково. -- Но ведь он женится на нашей Тесс! Она не выйдет замуж за распутника. -- Это правильно. Думаю, надо мне поговорить с парнем. Здесь, в Макао, держи ухо востро, это уж точно. Если бы Па был здесь, тогда другое дело. Но я должен защищать семью, а заодно и этого бедолагу от его же слабостей. Ты, вот что, никому об этом не говори! -- Конечно, нет. -- Лиза ненавидела в мужчинах их мужское начало. Почему они не могут обойтись без этого хоть какое-то время? Может быть, мне стоит еще раз все обдумать, прежде чем женить их. -- Тесс не выйдет замуж за распутника. Но Кулум вовсе не такой. Ты уверен в том, что говоришь? -- Да, -- ответил Горт. -- По крайней мере, так утверждают некоторые из ребят. -- Как жаль, что здесь нет твоего отца. -- Да, -- согласно кивнул Горт, потом добавил, словно придя к неожиданному решению: -- Вот что, съезжу-ка я на Гонконг на день или два. Поговорю с Па. Это будет лучше всего. А потом как следует поговорю с Кулумом. Я отправляюсь с отливом. Глава 6 Струан закончил читать последнюю страницу переведенных на английский язык русских документов. Он медленно собрал листы, подровнял их и положил назад в портфель, который потом оставил лежать у себя на коленях. -- И что? -- спросила Мэй-мэй. -- Зачем ты такой фантастически молчаливый, хейа? -- Она полулежала на постели под комариной сеткой, шелковая рубашка золотистого цвета делала ее кожу еще бледнее. -- Ничего, девочка. -- Отложи дела в сторону и поговори со мной. Целый один час ты сидишь как ученый. -- Дай мне подумать пять минут. Потом я поговорю с тобой, хейа? -- Ха, -- сказала она. -- Если бы я не заболезнела, ты бы не вылезал из моей постели все время. -- Ишь ты какая. -- Струан подошел к двери в сад и посмотрел в ночное небо. Звезды сияли ярко: небеса предвещали хорошую погоду. Мэй-мэй спустилась пониже и, лежа, наблюдала за ним. Он выглядит очень усталым, подумала она. Бедный Тай-Пэн, столько забот. Он рассказал ей о Кулуме и о своих страхах за него, но не о Горте. Он также сообщил ей, что кору от лихорадки нашли и через несколько дней она будет у них. И еще он рассказал ей о Мэри, неустанно проклиная при этом А Тат. -- Чертова дура. Она чуть не убила ее. Ей следовало бы знать, что она делает. Если бы Мэри сказала все мне или тебе, мы могли бы отослать ее в такое место, где она тихо и благополучно разрешилась бы от бремени. В Америку, скажем, или еще куда-нибудь. Младенца можно было бы усыновить, и... -- А этот ее Глессинг? -- спросила она. -- Он все равно женился бы на ней? Через девять месяцев? -- Этому браку так и так конец! -- Кто отец? -- спросила Мэй-мэй. -- Мне она не говорит, -- ответил Струан, и Мэй-мэй улыбнулась про себя. -- Бедная Мэри, -- произнес он. -- Теперь ее жизнь кончена. -- Чепуха, Тай-Пэн. Замужество еще очень может состояться -- если этот Глессинг и Горацио ничего не узнают. -- Ты совсем из ума выжила? Конечно же, этому браку не бывать. То, что ты говоришь, невозможно. Это было бы бесчестно, ужасно бесчестно. -- Да. Но то, что никто не знает, важности не имеет, а причина скрывать это хорошая, а не плохая, ладно. -- Да как же, скажи на милость, он этого не узнает? А? Конечно, все обнаружится. Он же непременно поймет, что она не девственница. На это есть свои способы, Тай-Пэн, подумала она. Свои хитрости. Все мужчины такие простодушные в некоторых вещах. Женщины гораздо умнее, особенно в том, что действительно имеет значение. И она решила послать к Мэ-ри кого-нибудь, кто сумел бы объяснить ей все, что ей нужно знать, и, таким образом, прекратил всю эту бессмыслицу с самоубийством. Кого же? Ну, конечно, Старшую Сестру, третью жену Чен Шеня, которая когда-то жила в доме для увеселений и должна знать такие секреты. Я пошлю ее завтра. Она сообразит, что нужно сказать Мэ-ри. Итак, Мэ-ри больше не проблема. Если поможет йосс. А Кулум, Горт и Тесс? Скоро тоже не проблема, потому что произойдет убийство. Моя лихорадка? Эта проблема разрешится согласно моему йоссу. Все на свете разрешается согласно йоссу, так зачем же переживать? Разумнее принять. Мне жаль тебя, Тай-Пэн. Ты столько размышляешь, столько планируешь и вечно пытаешься подчинить йосс своей воле. Или нет, наверное, это все-таки не так, засомневалась она. Ну, конечно, не так. В сущности, он ведь делает только то, что делаешь ты, что делают все китайцы. Он смеется над злой судьбой, йоссом и богами и старается как можно лучше использовать мужчин и женщин, чтобы приблизиться к своей цели. И обмануть йосс. Да, воистину все так и есть. О, Тай-Пэн, ты во многом больше китаец, чем я сама. Она еще глубже забралась под сладко пахнущее покрывало и стала ждать, когда Струан подойдет, чтобы побеседовать с ней. А он тем временем целиком сосредоточился на том, что узнал из бумаг, обнаруженных в портфеле. Документы включали переведенную на английский копию секретного доклада, подготовленного для царя Николая I в июле прошлого, 1840, года, и содержали, что было совершенно невероятно, карты земель, лежащих между Россией и Китаем. Одни эти карты -- первые из всех, какие Струан когда-либо видел -- были бесценны. Прилагался также анализ содержания этих документов, тоже на английском. Доклад был подготовлен князем Тергиным, возглавлявшим тайный совет, который занимался вопросами стратегии в международных отношениях. Он гласил: "По нашему взвешенному мнению, в течение полувека Государь расширит свои владения от Балтики до Тихого океана, от Северных Ледовитых морей до Индийского океана и сможет править всем миром, если на ближайшие три года будет принята следующая стратегия. Ключ к мировому господству -- это Азия плюс Северная Америка. Северная Америка почти в наших руках. Если Британия и Соединенные Штаты на десять лет дадут нам свободу действий в Русской Америке на Аляске -- вся Северная Америка будет принадлежать нам. Наше положение там прочно и не вызывает враждебности ни с чьей стороны. Соединенные Штаты ни в коем случае не рассматривают нашу обширную экспансию в пустынные северные земли как угрозу себе. Закрепление земель от Аляски до нашего самого южного "торгового форта" в Северной Калифорнии, а оттуда в глубь континента к Атлантическому океану может быть осуществлено обычным методом -- немедленной крупномасштабной эмиграцией. Большая часть западных Соединенных Штатов и вся Канада, за исключением самых восточных ее областей, в настоящее время почти свободны от поселенцев. Следовательно, размеры нашей эмиграции в необжитые северные земли удастся сохранить в тайне -- как это и должно быть. Оттуда эмигранты, которыми станут наши племена воинственных и выносливых евразийцев -- узбеков, туркменов, жителей Сибири, киргизов, таджиков и уйгуров,-- большинство из которых предпочтительно должны вести кочевой образ жизни, хлынут на восток и подчинят себе всю землю, почти не встретив сопротивления. В течение следующего десятилетия мы должны поддерживать с Британией и Соединенными Штатами дружеские отношения. К тому времени эмиграция сделает Россию самой могучей силой в Америке, и наши племена -- которые в древности составляли орды Тамерлана и Чингисхана, -- вооруженные современным оружием и находящиеся под командованием русских офицеров, смогут по желанию сбросить англосак-сонцев в море. Но в тысячу раз важнее для нас Азия. Мы могли бы отказаться от обеих Америк, но от Азии -- никогда. Ключ к Азии -- это Китай. А Китай лежит у наших ног. Наша сухопутная граница с Китайской империей протянулась на пять тысяч миль. Мы должны подчинить ее себе или мы никогда не будем в безопасности. Мы ни в коем случае не можем позволить ей стать сильной или подпасть под влияние другой великой державы, иначе мы окажемся запертыми между Востоком и Западом, что может принудить нас вести войну на два фронта. Наша азиатская политика однозначна: Китай должен оставаться слабым, зависимым и стать русской сферой влияния. Только одна держава -- Британия -- стоит между нами и успехом. Если нам удастся, хитростью или силой, помешать ей приобрести остров у китайского побережья, закрепиться на нем, и превратить его в крепость, Азия -- наша. Разумеется, в настоящее время, мы не можем позволить себе пойти на разрыв отношений с Британией, нашим союзником. Франция, Польша, Пруссия и империя Габсбургов ни в коей мере не удовлетворены решением вопроса о Дарданеллах, не более, чем оно удовлетворяет Россию, и мы должны постоянно быть начеку, чтобы противостоять их непрекращающимся попыткам пересмотреть его в свою пользу. Без британской поддержки священная земля в самом сердце нашей страны окажется открытой для вторжения. При условии, что британцы будут придерживаться провозглашенной ими политики в Китае -- то есть, что они желают лишь "установить торговые отношения и открыть на Китайской территории центры торговли, которыми в равной степени смогут пользоваться все европейские страны", -- мы сможем начать продвижение в Синь-цзян, Туркестан и Монголию и установить свой контроль над сухопутными подходами к Китаю. (Мы уже контролируем маршруты вторжения практически до самого Кашмира и Хайбарского перевала в горах Гиндукуша, откуда открывается прямая дорога в Британскую Индию.) Если о наших территориальных захватах станет известно, наша официальная позиция должна сводиться к тому, что "Россия просто усмиряет дикие, враждебно настроенные племена в наших южных пределах". Не позже чем через пять лет мы должны обосноваться в непосредственной близости от центрального Китая, к северо-западу от Пекина. Тогда, используя простое дипломатическое давление, мы сможем навязать своих советников маньчжурскому императору и через него управлять Китайской империей до того момента, когда ее можно будет удобно поделить на вассальные государства. Вражда между маньчжурскими повелителями и их китайскими подданными в значительной степени облегчает нашу задачу, и мы, разумеется, будем продолжать ее поддерживать. Любой ценой мы должны поощрять британцев увязывать свои торговые интересы в Китае с открытием портов на его материковом побережье, где они будут находиться под постоянным китайским давлением, которое мы со временем сможем направлять, используя дипломатические рычаги. И любой ценой мы должны заставить Англию отказаться от укрепления и колонизации какого-либо острова, как они проделали это с Сингапуром, Мальтой, Кипром (или с Гибралтаром, который они превратили в неприступную крепость), поскольку такой остров будет свободен от нашего влияния и сможет служить постоянной базой для их мощного флота и армии. Было бы разумно безотлагательно завязать самые тесные торговые связи с избранными компаниями в этом регионе. Краеугольным камнем нашей внешней политики должно избрать следующее: "Пусть Англия правит морями и торговыми путями и будет первой промышленной державой мира. Но пусть Россия правит сушей". Ибо в тот момент, когда земля станет нашей -- а в том и есть наше святое предназначение, наше Богом данное право, чтобы цивилизовать и облагородить ее, -- все моря станут русскими морями. И самодержец трех России будет править всем миром". Сергеев легко может оказаться ключом к этому плану, подумал Струан. Не тот ли он самый человек, которого послали, чтобы разведать, насколько мы сильны в Китае? Чтобы установить "тесные торговые связи с избранными компаниями"? Не является ли частью его миссии представить донесение, из первых рук, об отношении американцев к русской Аляске? Не тот ли он человек, которого направили, чтобы подготовить Аляску к вторжению диких орд? Вспомни, как он говорил тебе: "Нам принадлежит земля, вам -- море!" Комментарий к докладу был не менее откровенен и глубок: "Основываясь на данном секретном документе и прилагаемых к нему картах, достоверность которых не должна подлежать сомнению, можно прийти к некоторым крайне важным выводам. Во-первых, касательно стратегии в Северной Америке. Необходимо отметить, что, хотя Соединенные Штаты серьезно озабочены спором о границах с Британской Канадой, они, по всей видимости, не стремятся присоединять к себе новые территории на североамериканском континенте. И благодаря дружеским отношениям, которые существуют между Соединенными Штатами и Россией (тщательно поддерживаемым, как можно полагать, русской стороной для осуществления своей цели), общее политическое настроение в Вашингтоне на данный момент таково, что русское присутствие на Аляске и его расширение на юг вдоль западного побережья не угрожает их суверенитету. Короче говоря, Соединенные Штаты Америки не станут обращать доктрину Монро [Доктрина, провозглашенная президентом Монро в обращении к Конгрессу 2 декабря 1823 года, согласно которой США намерены рассматривать как враждебный акт любую попытку европейской державы вмешаться в дела американских государств или расширить свои владения на обоих американских континентах.-- Прим. перев. ] против России и тем самым -- поразительная беспечность -- откроют свою спину иностранной державе, что явно противоречит их интересам. И безусловно противоречит интересам Британской Канады. Если на севере обоснуются пятьсот тысяч евразийцев-кочевников, что легко осуществимо, то положение, в котором окажутся англичане и американцы, следует признать совершенно безнадежным. Далее необходимо отметить, что, хотя нынешний царь пренебрежительно относится к Русской Америке, эта территория может с полным основанием послужить России ключом ко всему континенту. И если в будущем в Соединенных Штатах вспыхнет гражданская война между Севером и Югом из-за отношения к рабовладению, что на данный момент представляется совершенно неизбежным, русские племена окажутся главной силой в этом конфликте. Это обязательно вовлечет Англию и Францию в войну на американском континенте, в которой орды русских кочевников с их примитивной способностью кормиться от земли будут иметь очевидное преимущество, тем большее, что короткий Берингов пролив, отделяющий Россию от Америки, позволит наладить постоянное снабжение их всем необходимым. И поскольку большинство западных и юго-западных земель действительно мало населены, эти поселенцы -- или "воины" -- смогут продвигаться на юг с относительной легкостью. Таким образом, если Британия желает сохранить свое положение крупнейшей мировой державы и нейтрализовать извечное стремление России к мировому господству, она должна прежде всего устранить угрозу Канаде и неокрепшим Соединенным Штатам со стороны русской Аляски. Она должна убедить Соединенные Штаты -- любыми средствами, находящимися в ее распоряжении, -- придерживаться доктрины Монро в отношении России. Или она должна оказать дипломатическое давление и купить эту территорию, в крайнем случае взять ее силой. Ибо если русское присутствие на континенте сохранится, вся Северная Америка в течение полувека окажется под пятой России. Во-вторых, Англия должна удерживать позицию абсолютного господства в Китае. Необходимо проследить всю историю захвата русскими территорий за Уралом, чтобы увидеть, насколько глубоко они уже проникли в земли, которые исторически, пусть и весьма условно, принадлежали Китайскому императору." Серия карт, дат, названий мест, переведенные копии договоров давали полное представление о панораме движения русских на восток. "Последние триста лет (с 1552 года) армии московитов упорно продвигались на восток в поисках "конечного" предела. К 1640 году эти армии достигли Охотска на Охотском море севернее Маньчжурии по Тихоокеанскому побережью. Здесь они сразу же повернули на юг и впервые столкнулись с маньчжуро-китайскими ордами. Нерчинский договор 1689 года, подписанный Россией и Китаем, устанавливал северную границу между ними вдоль реки Аргун и по Становому хребту. Вся восточная Сибирь, принадлежавшая маньчжурам, отходила России. На сегодняшний день эта граница и является "конечным" российским пределом на севере Китая. Примерно в то же время, в 1690 году, русский по фамилии Затерев был послан в Пекин послом. По дороге он разведывал пути для возможного вторжения в невероятно богатые земли центрального Китая. Лучший маршрут, который он обнаружил, следовал естественным коридором реки Селенги, вытекавшей на равнины к северу от Пекина. Ключом к этому маршруту служит владение Туркестаном, Внешней Монголией и китайской провинцией Синьцзян. И, как следует из доклада князя Тергина, их армии уже подчинили себе Евразию к северу от Маньчжурии до Тихого океана, и уже стоят у границ Синьцзяна, Туркестана и Внешней Монголии. Именно с этого направления начнется наступление русских на сам Китай и будет продолжаться долгое время. Если Британия не покажет со всей твердостью, что Китай и Азия являются ее сферами влияния, русские советники окажутся в Пекине еще при жизни этого поколения. Русские армии станут контролировать все удобные подходы к Британской Индии со стороны Туркестана, Афганистана и Кашмира, и вся Британская Индия окажется под угрозой вторжения и может быть проглочена в любой момент. Если Британия намерена и далее оставаться ведущей мировой державой, жизненно необходимо превратить Китай в непреодолимую стену для России. Жизненно необходимо остановить дальнейшее продвижение русских в Синьцзяне. Жизненно необходимо воздвигнуть в центре Китая несокрушимую британскую крепость, потому что сам по себе Китай беспомощен. Если Китаю позволить закоснеть в своих древних обычаях и традициях и не помочь вступить в современную эру, он будет легко покорен Россией, и равновесие сил в Азии нарушится. Заключение. Крайне прискорбно, что Португалия недостаточно сильна, чтобы обуздать захватнические устремления России. Нам останется лишь надеяться, что наш старый союзник Британия, опираясь на свое величие и могущество, сумеет предотвратить то, что кажется сейчас неизбежным. Единственно для этой цели мы нелегально подготовили это досье, не имея на то ни официального, ни чьего-либо неофициального разрешения. Доклад князя Тергина и карты были получены в Санкт-Петербурге и проделали долгий путь до Португалии, где попали в руки наших друзей, не связанных с правительством. Оттуда -- сюда. Мы обратились к его светлости -- он не знаком ни с какой частью этой информации -- с просьбой передать документы в руки Тай-Пэна "Благородного Дома", который, как мы верим, сумеет безошибочно распорядиться ими в дальнейшем и доставить по назначению, с тем чтобы решительные действия были предприняты прежде, чем станет слишком поздно. И в подтверждение нашей искренности мы подписываемся своими именами, уповая на то, что наши карьеры -- возможно, наши жизни -- окажутся в столь же надежных руках". Комментарий был подписан двумя младшими португальскими чиновниками -- экспертами по международной политике, которых Струан немного знал. Он швырнул окурок сигары в сад и стал смотреть, как он догорает в траве Да, сказал он себе, это неизбежно Но не в том случае, если мы сохраним Гонконг. Черт бы побрал лорда Каннингтона. Как же мне воспользоваться этой информацией? Ответ как будто прост. Сразу по возвращении на Гонконг -- слово на ухо Лонгстаффу и другое -- Куперу. Но что я этим выигрываю? Почему бы мне самому не поехать домой? Эти сведения дают шанс, который выпадает человеку раз в жизни. И как быть с Сергеевым? Следует ли мне и теперь обговаривать с ним "подробности"? Заключать с ним сделку? -- Тай-Пэн? -- Да, девочка? -- Ты не закроешь дверь в сад? Становится совсем очень холодно Ночь была теплой. Глава 7 Мэй-мэй сотрясал озноб. Огонь сжигал ее. В бреду она вдруг почувствовала, как чрево ее раздирает дикая боль, и она закричала. Жизнь, которую она готовилась дать, изошла из нее, унеся с собой всю ее силу, опустошив душу, оставив в измученном теле лишь едва теплющуюся, неверную искорку. Потом лихорадка прекратилась, и выступивший пот освободил ее от кошмара. Четыре часа находилась она на пороге смерти. Но йосс судил ей вернуться назад. -- Хеллоу, Тай-Пэн. -- Она чувствовала, как кровь не переставая сочится из нее. -- Плохой йосс потерять младенца, -- прошептала она. -- Не кори себя. Просто поправляйся. Хинная корка теперь может прибыть в любую минуту. Я знаю, что она прибудет. Мэй-мэй собрала остаток сил и пожала плечами с подобием былого высокомерия. -- Чума на этих длиннополых! Как может человек торопиться ногами, если у него длинная юбка, хейа? Но усилие оказалось для нее слишком велико, и она потеряла сознание. За два следующих дня она значительно окрепла. -- Доброе утро, девочка. Как ты себя чувствуешь сегодня? -- Фантастически прекрасно, -- ответила Мэй-мэй. -- Сегодня погожий денек, хейа? Ты повидал Мэ-ри? -- Да. Она выглядит гораздо лучше. Просто огромная перемена. Знаешь, это почти что чудо! -- Почему вдруг такая хорошая перемена, хейа? -- спросила она с невинным видом, зная, что вчера Старшая Сестра ходила навещать Мэри. -- Даже не представляю, -- пожал он плечами. -- Перед самым уходом я встретился с Горацио. Он принес ей цветы. Кстати, она благодарит тебя за какой-то подарок. Что ты ей послала? -- Несколько манго и чай из трав, которые порекомендовал мой врач. А Сам ходила два, три дня назад. -- Мэй-мэй устало замолчала. Даже говорить было для нее огромным напряжением. Сегодня она должна быть очень сильной, твердо напомнила она себе. Сегодня нужно сделать очень много дел, а завтра снова будет лихорадка. Ну ладно, по крайней мере, Мэ-ри для него больше не проблема. Она спасена. Ей гораздо легче сейчас, когда Старшая Сестра подробно объяснила ей все, чему учат каждую молодую девушку в доме удовольствий: что благодаря осторожности и тонкой игре, слезам притворной боли и страха и, наконец, скромным предательским пятнам, нанесенным тайком в нужных местах, девушка может, если понадобится, быть девственницей десять раз для десяти разных мужчин. Вошла А Сам. Она низко поклонилась и произнесла вполголоса несколько слов. Мэй-мэй оживилась. -- О, очень хорошо, А Сам! Ты можешь идти. -- Она повернулась к Струану: -- Тай-Пэн, мне нужны тэйлы серебра, пожалуйста. -- Сколько? -- Много. Я в бедности. Твоя старая Мать очень тебя любит. Зачем ты спрашиваешь такие вещи? -- Если ты поторопишься с выздоровлением, я дам тебе столько тэйлов, сколько тебе понадобится. -- Ты даешь мне очень большое лицо, Тай-Пэн. Громаднейшее лицо. Двадцать тысяч тэйлов за исцеление -- ай-й-йа, я стою для тебя столько же, сколько стоит наложница самого императора. -- Это Гордон тебе сказал? -- Нет. Я сама была подслушивать у дверей. А как же! Ты что думаешь, твоя старая Мать не хочет знать, что говорит доктор и что говоришь ты, хейа? -- Она бросила взгляд в сторону двери. Струан обернулся и увидел очаровательную юную девушку, склонившуюся в грациозном поклоне. Ее волосы были уложены толстыми черными кольцами поверх точеной головки и украшены нефритовыми заколками и цветами. Лицо миндалевидной формы было белым, как самый чистый алебастр. -- Это Йин-си, -- сказала Мэй-мэй. -- Она моя сестра. -- Я и не знал, что у тебя есть сестра, девочка. Она очень милая. -- Да, но, вообще-то, она не настоящая сестра, Тай-Пэн. Китайские дамы часто называют друг друга "сестрами". Это вежливость. Йин-си -- подарок тебе на день рождения. -- Что?! -- Я купила ее на твой день рождения. -- Ты совсем сошла с ума? -- О, Тай-Пэн, ты иногда бываешь такой плохо выносимый, -- сказала Мэй-мэй. и глаза ее наполнились слезами. -- Твой день рождения через четыре месяца. В это время я была бы очень больная с ребенком, поэтому я начала подыскивать "сестру". Было так трудно сделать наилучшейший выбор. Она наилучшейшая, и теперь, потому что я больна, я даю ее теперь, а не жду. Она тебе не нравится? -- О Господи, девочка! Не плачь, Мэй-мэй. Послушай. Не плачь... Конечно, мне нравится твоя сестра. Но, ради всего святого, девушек нельзя покупать как подарок ко дню рождения! -- Почему? -- Ну, просто нельзя и все. -- Она очень красивая... я хочу, чтобы она была моей сестрой. Я собиралась учить ее эти четыре месяца, но теперь... -- Она снова разрыдалась. Йин-си торопливо просеменила от порога, опустилась на колени подле Мэй-мэй, взяла ее за руку, заботливо вытерла ей слезы и помогла сделать несколько глотков чая. Мэй-мэй предупредила ее, что варвары иногда ведут себя странно и выражают свое счастье громким криком и проклятьями, но чтобы она не беспокоилась. -- Посмотри, Тай-Пэн, как она красива! -- заговорила Мэй-мэй. -- Она тебе нравится, в самом деле? -- Не в этом дело, Мэй-мэй. Конечно же, она мне нравится. -- Тогда все решено, тогда, -- Мэй-мэй закрыла глаза и обессиленно откинулась на спину, утонув в подушках. -- Ничего не решено, тогда. Она ввела в бой тяжелую артиллерию и выпустила по нему последний бортовой залп. -- Нет, решено, и я даже не буду больше спорить с тобой, клянусь Богом! Я заплатила огромные деньги, и она самая наилучшейшая, и я не могу отослать ее назад, потому что она навсегда потеряет лицо и ей придется повеситься. -- Не говори ерунды! -- Я обещаю тебе, что она так и сделает, Тай-Пэн. Все знают, что я искала новую сестру для себя и для тебя, и если ты прогонишь ее, она лишится лица насовсем. Фантастически насовсем. Она повесится, это правда! -- Не плачь, девочка. Пожалуйста. -- Но тебе же не нравится мой подарок. -- Она мне нравится, и ты можешь не отсылать ее, -- сказал он быстро -- все, что угодно, лишь бы остановить этот поток слез. -- Пусть остается здесь. Она... она будет твоей сестрой, а когда ты поправишься, мы... мы найдем ей хорошего мужа. А? И не нужно плакать. Ну же, девочка. Ну, перестань. Наконец Мэй-мэй перестала плакать и снова опустилась на подушки. Этот взрыв эмоций отнял у нее слишком много драгоценной энергии. Но он стоил того, ликовала она. Теперь Иин-си останется. Если я умру, он попадет в хорошие руки. Если я буду жить, она станет моей сестрой и второй сестрой в его доме, потому что он, конечно же, захочет ее. Конечно же, он захочет ее, повторила она про себя, когда все поплыло у нее перед глазами. Она такая красивая... Вошла А Сам. -- Масса. Молодой масса снаружи. Видеть мозна? Струан встревожился, видя, как ужасно побледнела Мэй-мэй. -- Звать доктор сильно быстро раз-раз, ясно? -- Ясна, масса. Струан с убитым видом вышел из комнаты. А Сам закрыла за ним дверь, опустилась на колени возле кровати и сказала Йин-си: -- Вторая Мать, я должна поменять одежду госпожи перед тем, как придет врач. -- Да. Я помогу тебе, А Сам. Отец определенно такой странный великан. Если бы Верховная госпожа и ты не предупредили меня, я бы очень испугалась. -- Отец очень добрый. Для варвара. Конечно, Верховная госпожа и я много учили его. -- А Сам, нахмурившись, посмотрела на глубоко спящую Мэй-мэй. -- Она в самом деле выглядит очень плохо. -- Да. Но мой астролог дал хорошие предсказания, поэтому мы должны запастись терпением. -- Привет, Кулум, -- сказал Струан, выходя в красивый сад переднего двора, обнесенного стеной. -- Хэллоу, Тай-Пэн. Я надеюсь, ты не рассердился, что я пришел сюда. -- Кулум поднялся со скамейки; стоявшей в тени ивы, и достал письмо. -- Оно только что пришло, и... ну, вместо того, чтобы посылать Ло Чума, я решил сходить сам и посмотреть, как ты здесь. И узнать, как она себя чувствует. Струан взял конверт. Он был помечен "Лично, Срочно и Секретно" и подписан Морли Скиннером. -- Позавчера она потеряла ребенка, -- сказал он. -- Какой ужас! Хинная корка прибыла? Струан покачал головой. -- Садись, парень. Он вскрыл письмо. Морли Скиннер писал, что если поначалу он намеревался придержать новость об отвержении договора Короной до возвращения Струана -- он полагал опасным публиковать ее в его отсутствие, -- то теперь возникла настоятельная необходимость опубликовать это сообщение немедленно: "Сегодня утром прибыл фрегат из Англии. Мой человек на флагмане рассказал, что адмирал пришел в восторг от полученной им секретной депеши Адмиралтейства и произнес следующее: "Клянусь Богом, давно пора, будь я проклят. Теперь немного везения, и не пройдет и месяца, как мы двинемся на север". Это может означать лишь одно: он тоже в курсе последних новостей, и прибытия Уэйлена следует ожидать в самое ближайшее время. Я не могу выразить, насколько необходимо сейчас ваше присутствие здесь. Кстати, как я слышал, существует весьма любопытное частное дополнение к соглашению Лонгстаффа и Чинь-со о выкупе за Кантон. Последнее: я надеюсь, вы смогли, тем или иным способом, убедиться в ценности хинной корки. С сожалением извещаю вас, что, насколько мне известно, здесь ее найти не удалось. За сим остаюсь, сэр, вашим покорнейшим слугой, Морли Скиннер". Мэй-мэй не хватит еще на один приступ, с болью подумал Струан. Это правда, и ты должен смотреть ей в глаза. Завтра она умрет -- если только не прибудет хинная корка. Да и кто знает, поможет ли она ей вообще? Если она умрет, ты должен спасти Гонконг. Если останется жить, ты должен спасти Гонконг. Но зачем? Почему не оставить этот проклятый остров таким, каким он был раньше? Ты можешь ошибаться: возможно, Гонконг вовсе не так уж необходим для Британии. Что и кому ты доказываешь этим безумным крестовым походом, предпринятым тобой с целью открыть Китай для всех; ввести его в большой мир на твоих условиях и так, как ты считаешь правильным? Предоставь Китай его собственному йоссу и возвращайся домой. С Мэй-мэй, если она будет жить. Пусть Кулум, став Тай-Пэном, найдет свое место в жизни, сам выберет свой путь. Однажды ты умрешь, и тогда "Благородный Дом" сам определит дальнейшее свое предназначение. Таков закон -- закон Божеский, закон природы и закон йосса. Возвращайся домой и пользуйся тем, ради чего ты пролил столько пота и принес столько жертв. Освободи Кулума от его пятилетнего рабства; того, что ты имеешь, хватит и тебе, и ему, и детям его детей. Пусть Кулум сам решит, хочет он остаться или не хочет. Возвращайся домой и забудь обо всем. Ты богат и могуществен, перед тобой откроются дворцы королей, если ты пожелаешь. Да. Ты -- Тай-Пэн. Уйди же как Тай-Пэн, и к дьяволу Китай. Откажись от этой страны, она, как женщина-вампир, высасывает кровь у всех, кто приносит ей свою любовь. -- Опять плохие новости? -- О... извини, Кулум, дружище, я задумался и совсем забыл о тебе. Что ты сказал? -- Опять плохие новости? -- Нет, но важные. -- Струан отметил про себя, что прошедшие семь дней тяжело дались его сыну. Теперь в твоем лице уже нет мальчишества, парень. Ты стал мужчиной. Потом он вспомнил Горта и понял, что не может уехать из Азии не сведя всех счетов -- с Гортом и с Броком. -- Сегодня седьмой день, парень, последний, не так ли? -- Да, -- ответил Кулум. О Господи, подумал он, не дай мне еще раз пережить такую неделю. Дважды он чуть не умер от страха. Один раз он почувствовал боль, когда мочился, и один раз ему показалось, что появилась сыпь и начинается отек. Но Тай-Пэн успокоил и поддержал его. Отец и сын очень сблизились за эти дни. Струан рассказал ему о Мэй-мэй. Долгими бессонными ночами Струан беседовал с сыном, как может иногда беседовать отец, когда горе -- или порой счастье -- отмыкает в душе все двери. Планы на будущее, проблемы прошлого. И как это трудно -- любить кого-то и год за годом жить рядом с этим человеком. Струан поднялся. -- Я хочу, чтобы ты немедленно отправился на Гонконг, -- сказал он Кулуму. -- Ты пойдешь на "Китайском Облаке", с отливом. Я официально извещу капитана Орлова, что он должен выполнять все твои приказания. На время этого путешествия ты будешь хозяином "Китайского Облака". -- Кулуму понравилась мысль о том, что он будет хозяином настоящего клипера. Да. -- Как только придешь на Гонконг, прикажи Орлову доставить на борт Скиннера. Ты вручишь ему лично письмо, которое я дам тебе. Затем ты сделаешь то же самое с письмом для Гордона. Ни при каких обстоятельствах не сходи на берег сам, и не позволяй никому подниматься на борт. Как только Скиннер и Гордон напишут ответы, отошли их назад и немедленно возвращайся сюда. Ты должен вернуться завтра к вечеру. Отплывай с полуденным отливом. -- Очень хорошо. -- Кулум помолчал. -- Я даже не знаю, как мне благодарить тебя за... ну, за все. -- Кто знает, парень? Может быть, ты и на милю не приближался к этой болезни. -- Да. Но все равно... в общем, спасибо. -- Мы встретимся через час в конторе. -- Хорошо. Тогда у меня будет время попрощаться с Тесс. -- Ты когда-нибудь думал о том, чтобы взять вашу с ней судьбу в свои собственные руки? Не ждать эти три месяца? -- Ты хочешь сказать, убежать и тайно обвенчаться? -- Я просто спросил, задумывался ли ты над этим, вот и все. Я не говорю, что ты должен это делать. -- Как бы я хотел, чтобы я мог... чтобы мы могли... Это бы решило... нет, это невозможно, а то бы я попробовал. Нас никто не обвенчает. -- Брок точно будет в ярости И Горт. Я бы не рекомендовал тебе этот путь. Горт уже вернулся? -- спросил он, зная, что еще нет. -- Нет. Его ждут сегодня к вечеру. -- Пошли кого-нибудь известить капитана Орлова, чтобы он встретился с нами в моем кабинете. Через час. -- Он должен будет выполнять абсолютно все мои приказания? -- спросил Кулум после короткой паузы. -- В том, что касается управления кораблем, нет. Но во всех остальных вопросах, да. Почему ты спрашиваешь? -- Нет, Тай-Пэн, ничего -- ответил Кулум.-- Увидимся через час. -- Добрый вечер, Дирк, -- сказала Лиза, входя в столовую резиденции Струанов. -- Извините, что прерываю ужин. -- Ну что вы, Лиза, -- ответил Струан, вставая. -- Пожалуйста, присаживайтесь. Не согласитесь ли присоединиться ко мне? -- Нет, спасибо. Дети здесь? -- А? Как бы они могли здесь оказаться? -- Я уже больше часа жду их к ужину, -- раздраженно сказала Лиза. -- Я думала, они опять воркуют где-нибудь, забыв обо всем на свете. -- Она повернулась к двери. -- Еще раз извините, что прервала ваш ужин. -- Погодите, я не понимаю. Кулум отплыл на "Китайском Облаке" с полуденным отливом. Как вы могли ждать его к себе на ужин? -- Что? -- Он покинул Макао сегодня в полдень, -- терпеливо повторил Струан. -- Но Тесс... я думала, она с ним. Весь день, на матче по крикету. -- Мне пришлось срочно отправить его. Сегодня утром. Последнее, что я слышал от него, это то, что он собирался попрощаться с Тесс. О, это, должно быть, было где-то перед самым полуднем. -- Они ни словом ни обмолвились о том, что он уезжает сегодня, сказали только, что увидятся со мной позже. Да, это было перед полуднем! Тогда где же Тесс? Ее не было дома весь день. -- Не стоит из-за этого так переживать. Она, вероятно, у кого-нибудь из друзей. Вы знаете, как это бывает с молодежью, они не замечают, как бежит время. Лиза встревоженно закусила губу. -- Она никогда раньше не опаздывала. Тем более, так надолго. Она домоседка, не из тех, кто любит ходить по гостям. Если с ней что-нибудь случится, Тайлер... Если она отправилась вместе с Кулумом на том корабле они дорого за это заплатят. -- Зачем бы они стали это делать, миссис Брок? -- спросил Струан. -- Да поможет им Господь, если это так. И вам тоже, если вы помогли им в этом. Когда Лиза ушла, Струан налил себе в бокал бренди и подошел к окну, откуда стал наблюдать за praia и гаванью. Когда он увидел, что "Белая Ведьма" приближается к своей стоянке, он спустился вниз. -- Я иду в клуб, Ло Чум. -- Да, масса. Глава 8 Горт ворвался в фойе Клуба, как разъяренный бык. В руке он сжимал кошку-девятихвостку. Он отшвырнул с дороги пораженных слуг и гостей и вломился в игорный зал. -- Где Струан? -- Кажется, он был в баре, Горт,-- ответил Горацио, по-трясенно глядя на лицо Горта и на плеть, злобно подергивавшуюся в его руке. Горт круто повернулся и стремглав бросился через фойе в бар. Он увидел Струана за столом с группой торговцев. Они все отодвинулись в сторону, когда Горт приблизился к Тай-Пэну. -- Где Тесс, ты, сукин сын? В комнате повисла мертвая тишина. Горацио и все остальные столпились в дверях. -- Не знаю, и если ты назовешь меня так еще раз, я убью тебя. Горт ухватил Струана за грудь и рывком поднял его на ноги. -- Она на "Китайском Облаке"? Струан разжал руки Горта и убрал их от себя. -- Не знаю. Но если и так, какая разница? Что за беда, если молодая парочка... -- Это твоих рук дело! Ты все это подстроил, мерзавец! Ты приказал Орлову поженить их? -- Если они и сбежали, что от этого изменилось? Если они теперь женаты, что в этом такого? Горт взмахнул кошкой, пытаясь достать Струана. Один из стальных коготков, которыми оканчивались ее ремни, оставил тонкую царапину на лице шотландца. -- Наша Тесс обвенчана с больным распутником? -- прокричал он.-- Сукин ты сын! Грязный, вонючий сукин сын! Значит я был прав, подумал Струан. Это все-таки ты! Он бросился на Горта и схватил рукоятку плети, но все, кто был в комнате, навалились на них и растащили в стороны. В сумятице кто-то сшиб канделябр с одного из столов на пол, и Горацио быстро затоптал огонь на тут же вспыхнувшем ворсистом ковре. Струан вырвался из рук державших его торговцев и горящим взглядом уперся в Горта: -- Я сегодня же пришлю к тебе своих секундантов. -- Не нужны мне секунданты, клянусь Богом. Давай сейчас. Выбирай свое проклятое оружие. Ну, давай! А после тебя я разделаюсь с Кулумом. Господь свидетель! -- Зачем провоцировать меня, Горт, а? И зачем угрожать Кулуму? -- Ты сам знаешь, сукин ты сын. У него женская болезнь, клянусь Богом! -- Ты сошел с ума! -- Тебе этого не утаить, клянусь Богом. -- Горт попытался вырваться от державших его четырех человек, но не смог. -- Отпустите меня, черт побери! -- Кулум совершенно здоров. Кто говорит, что у него женская болезнь? -- Все это знают. Он был в китайском квартале. Ты знаешь это, поэтому-то они и сбежали -- прежде чем весь этот ужас выйдет наружу. Струан взял кошку в правую руку. -- Отпустите его, ребята. Все расступились. Горт выхватил нож и приготовился нападать, в ту же секунду нож словно по волшебству появился в левой руке Струана. Горт сделал ложный выпад, но Струан остался недвижим, как скала, и на мгновение позволил Горту прочесть в его глазах всю первобытную жажду убийства, обуревавшую его. И его удовольствие. Горт остановился, как громом пораженный, всем существом почувствовав смертельную опасность. -- Здесь не место для поединка, -- сказал Струан. -- Не я стал причиной дуэли. Но я уже ничего не могу поделать. Горацио, вы не согласитесь быть моим секундантом? -- Да. Да, конечно, -- ответил Горацио, которого мучила совесть с тех самых пор, как он договорился о семенах чая для Лонгстаффа. Так ли должен он отплатить человеку, который всю его жизнь был ему другом и столько раз приходил на помощь? Тай-Пэн сообщил тебе о Мэри и дал тебе лорку, чтобы ты мог попасть в Макао. Он был тебе и ей вместо отца, и вот ты вонзил нож ему в спину. Да... но ты для него -- ничто, пустое место. Ты просто уничтожаешь великое зло. Если тебе удастся сделать это, го ты искупишь свое собственное зло, когда настанет твой час предстать перед Господом. -- Я почту за честь быть вашим вторым секундантом, Тай-Пэн, -- вызвался Мастерсон. -- Тогда, возможно, вам лучше пройти со мной, джентльмены.-- Струан вытер тонкую струйку крови с подбородка, зашвырнул кошку за стойку бара и направился к двери. -- Ты мертвец! -- прокричал Горт ему вслед, вновь обретая уверенность в себе. -- Только не тяни, мразь, поганец, сучий выродок! Струан не останавливался, пока они не вышли из Клуба и не очутились в безопасности на praia. -- Я выбираю боевые цепы. -- Боже милостивый, Тай-Пэн, это... это несколько необычно, -- ошеломленно проговорил Горацио. -- Он очень силен, а вы... ну... вы... последняя неделя отняла у вас больше, чем вам кажется. -- Совершенно согласен, -- кивнул Мастерсон. -- Пуля между глаз куда разумнее. О да, Тай-Пэн. -- Вернитесь и передайте ему мои слова сейчас же. Не спорьте. Мое решение твердо! -- Где... где вы собираетесь... ну, нам ведь, наверное, нужно постараться избежать огласки? Португальцы скорее всего постараются помешать вам. -- Да. Наймите джонку. Вы двое, я, Горт и его секунданты выйдем в море на рассвете. Мне нужны свидетели и дуэль по всем правилам. На палубе джонки места будет больше чем достаточно Я не стану убивать тебя, Горт, в радостном предвкушении говорил себе Струан. О нет, это слишком легко. Но клянусь Господом нашим, с завтрашнего дня ты больше не сможешь сам ходить, не сможешь сам есть, не сможешь видеть и никогда не сможешь спать с женщиной. Я покажу тебе, что такое месть. К вечеру новость о дуэли из уст в уста облетела весь город, и повсюду начали заключаться пари. Многие отдавали предпочтение Горту: он был в самом расцвете сил и, в конце концов, имел полное основание вызвать Тай-Пэна, если верить слухам о том, что Кулум заразился женской болезнью, а Тай-Пэн, зная об этом, отправил его и Тесс в море с капитаном, который по закону мог обвенчать их, едва они отойдут от берега дальше, чем на три мили. Те, кто ставили свои деньги на Тай-Пэна, делали это, больше надеясь на его победу, нежели твердо веря в нее. Все знали о его отчаянных попытках раздобыть хинную корку и о том, что его таинственная наложница умирает. И все видели, какое разрушительное действие это оказало на него. Только Ло Чум, Чен Шень, А Сам и Йин-си заняли столько, сколько смогли, и все до последнего пенни с уверенностью поставили на Тай-Пэна, вознеся богам горячую молитву не оставлять их своим покровительством. Без Тай-Пэна они разорились бы в любом случае. Никто даже не заикнулся о дуэли при Мэй-мэй. Струан рано ушел от нее и вернулся в свою резиденцию. Он собирался хорошенько выспаться. Исход поединка его не тревожил: он был уверен, что сумеет справиться с Гортом. Но ему вовсе не хотелось самому быть изувеченным в этой схватке, и он знал, что для этого ему понадобится вся его сила и вся быстрота. Он спокойно шагал по тихим улицам. Ночь была теплой -- еще одна прекрасная, звездная ночь. Л Чум открыл ему дверь: -- Здластвуй, масса. Он мягким жестом показал рукой в холл. Там стояла Лиза Брок. -- Добрый вечер, -- произнес Струан. -- Это правда, что у Кулума женская болезнь? -- Разумеется, у него нет никакой болезни! Кровь господня, мы даже не знаем, поженились ли они. Может быть, они просто решили прокатиться тайком от всех. -- Но он ходил в притон, да еще Бог знает в какой? В ту ночь, когда его ограбили? -- У Кулума нет женской болезни, Лиза. -- Тогда почему другие говорят, что есть? -- Спросите об этом у Горта. -- Я так и сделала, и он ответил, что ему так сказали. -- Я повторяю еще раз, Лиза. Кулум ничем не болен. Огромные плечи Лизы затряслись от рыданий. -- О, Господи, что мы наделали? -- Она жалела, что не в ее власти предотвратить дуэль. Горт ей нравился, пусть даже он и не был ее сыном. Она чувствовала свою вину и понимала, что и ее руки обагрятся кровью, которая теперь неизбежно прольется -- кровью Горта, или Тай-Пэна, или Кулума, или ее мужа. Если бы она не заставила тогда Тайлера взять Тесс на бал, ничего этого, возможно, и не случилось бы. -- Не волнуйтесь, Лиза, -- мягко сказал Струан. -- Я уверен, с Тесс все в порядке. Даже если они обвенчались, вам нечего бояться. -- Когда возвращается "Китайское Облако"? -- Завтра вечером. -- Вы позволите нашему врачу осмотреть его? -- Это решит сам Кулум. Но я не стану ему запрещать. У него нет женской болезни, Лиза. Если бы была, неужели вы думаете, я допустил бы этот брак? -- Да, я так думаю, -- с болью в голосе сказала Лиза. -- Вы -- дьявол, и только дьявол знает, что у вас на уме, Дирк Струан. Но я клянусь, и Господь мне в том свидетель, если вы лжете, я сама убью вас, коли мои мужчины не смогут этого сделать. Она пошатываясь направилась к двери. Ло Чум выпустил ее и запер за ней дверь на засов. -- Масса, луч-че спать-спать, -- радостно объявил Ло Чум. -- Завтла совсем сколый, хейа? -- Иди к черту. Сухой стук металлической колотушки снаружи входной двери эхом прокатился по уснувшему дому. Струан прислушался к теплой, но не душной темноте спальни и услышал внизу осторожные шаги Ло Чума. Он выскользнул из постели, держа нож наготове и схватил свою шелковую ночную рубашку. Быстро и неслышно выйдя на лестничную площадку он заглянул через перила. Двумя этажами ниже Ло Чум поставил на пол фонарь и отпер дверь. Высокие напольные часы пробили четверть второго. На пороге стоял отец Себастьян: -- Тай-Пэн меня видеть можно'? Ло Чум кивнул и убрал в сторону тесак, который прятал за спиной. Он двинулся вверх по лестнице, но голос Струана остановил его. -- Да? Отец Себастьян, подняв голову, вглядывался в темноту. От неожиданности этого окрика у него зашевелились волосы на затылке. -- Мистер Струан? -- Да? -- Вновь откликнулся Струан, и горло у него перехватило: -- Я прислан его светлостью. Мы получили хинную корку. -- Где она? Монах поднял маленький грязный мешочек. -- Вот. Его светлость сказал, что вы ждете кого-нибудь с этой корой. -- А цена? -- Об этом мне ничего не известно, мистер Струан, -- тихо отозвался отец Себастьян. -- Его светлость приказал мне лечить ею того, к кому вы меня отведете. Это все. -- Я сейчас же спущусь к вам, -- прокричал Струан и метнулся обратно в спальню. Он торопливо оделся, сунул ноги в сапоги и бросился к двери, но вдруг остановился. Подумав секунду, он взял с собой боевой цеп и спустился по лестнице, прыгая через четыре ступеньки. Отец Себастьян увидел боевой цеп и вздрогнул. -- Доброе утро, святой отец, -- произнес Струан. Он скрыл отвращение, которое внушала ему грязная ряса монаха, и заново возненавидел всех врачей на свете. -- Ло Чум, когда масса Синклер здесь, ты приводить, ясно? -- Ясна, масса. -- Пойдемте, отец Себастьян! -- Одну минуту, мистер Струан! Прежде чем идти, я должен объяснить вам одну вещь. Я никогда раньше не пользовался хинной коркой, никто из нас не пользовался ею. -- Ну, это никакого значения не имеет, не так ли? -- Конечно, имеет! -- воскликнул монах. -- Я знаю лишь то, что должен приготовить "чай" из этой коры, сварив ее. Беда в том, что мы не знаем точно, как долго следует держать ее на огне и как крепко заваривать. Или сколько отвара должен выпивать больной за один прием. И как часто он должен его принимать. Единственное руководство по лечению хинной коркой, которое у нас есть, написано по-латыни; оно очень древнее и неопределенное! -- Епископ говорил, что у него когда-то была малярия. Сколько отвара он принимал тогда? -- Его светлость не помнит. Он помнит только, что отвар был очень горьким на вкус и его постоянно тошнило. Если он не ошибается, он пил его в течение четырех дней. Его светлость сказал, что вы должны совершенно ясно представлять себе: мы будем лечить ее целиком на ваш страх и риск. -- Да. Я понимаю это очень Хорошо. Пойдемте же! Струан выбежал на улицу. Отец Себастьян поспешил за ним следом. Они немного прошли вдоль praia, потом повернули наверх и пошли тихой, усаженной деревьями улицей. -- Пожалуйста, мистер Струан, не так быстро, -- запыхавшись, проговорил отец Себастьян. Струан пересек Ргаса de Sao Paulo и, свернув на другую улицу, нетерпеливо устремился дальше. Вдруг инстинкт заставил его остановиться; он резко отпрыгнул в сторону. Мушкетная пуля расплющилась о стену в том месте, где он только что стоял. Он дернул вниз перепуганного монаха. Прогремел еще один выстрел. Пуля царапнула ему плечо, и он проклял себя за то, что не взял пистолеты. -- Бегите, спасайтесь! Струан рывком поднял монаха на ноги и подтолкнул через дорогу в безопасное место у дверей какого-то дома. Кое-где в окнах стали зажигаться огни. -- Сюда! -- прошептал он, бросаясь вперед. Он неожиданно изменил направление, и третья пуля просвистела мимо в каком-то дюйме от его головы. В следующий миг он свернул в спасительный переулок, отец Себастьян тяжело дышал у его плеча. -- Вы не потеряли кору? -- спросил Струан. -- Нет. Ради всего святого, что происходит? -- Грабители! -- Струан взял трясущегося от страха священника за руку и побежал по переулку, а потом -- через открытое пространство перед фортом Сан-Пауло де Монте. В тени его стен он остановился, чтобы перевести дух. -- Где кора? Отец Себастьян дрожащей рукой поднял мешочек. Лунный свет коснулся свежего шрама на подбородке Струана и замерцал в его глазах; шотландец словно стал выше ростом, и в его облике появилось что-то демоническое. -- Кто это был? Кто стрелял в нас? -- спросил отец Себастьян. -- Грабители,-- повторил Струан. Он знал, что на самом деле засаду устроили люди Горта -- или сам Горт. Он задумался на секунду, не был ли отец Себастьян послан к нему с целью заманить его в эту ловушку. Маловероятно -- монаха прислал к нему сам епископ, и он пришел с корой. Ну да ладно, скоро я это узнаю, подумал он. И если святой отец все-таки окажется в этом замешан, я своей рукой перережу несколько папистских глоток. Струан пристально всматривался в темноту. Он вытащил из сапога нож и поправил на руке ремень боевого цепа. Когда отец Себастьян начал дышать не так тяжело, он повел его через холм, мимо церкви Святого Антония, и дальше вниз, к улице, на которую выходила наружная стена дома Мэй-мэй. В этой высокой и толстой стене, сложенной из гранитных глыб, была устроена дверь. Он резко ударил в нее дверным молотком. Через несколько секунд в двери открылось окошечко, и из него выглянуло настороженное лицо Лим Дина. Дверь распахнулась. Они вошли в передний двор, и Лим Дин опять аккуратно запер дверь на засов. -- Теперь мы в безопасности, -- сказал Струан. -- Лим Дин, чай пить сильно быстро раз-раз! -- Он жестом показал отцу Себастьяну на стул и положил на стол свой боевой цеп. -- Сначала отдышитесь. Монах убрал руку с распятия, которое сжимал все это время, и вытер пот со оба. -- Кто-то действительно пытался нас убить? -- Было у меня такое чувство, -- ответил Струан. Он снял сюртук и осмотрел плечо. Пуля лишь обожгла кожу. -- Позвольте мне взглянуть, -- предложил монах. -- Это пустяки. -- Струан надел сюртук. -- Не беспокойтесь, святой отец. Лечите ее, я отвечаю за все. С вами самим все в порядке? -- Да. -- Губы монаха пересохли, во рту горчило. -- Сначала я приготовлю чай из хинной корки. -- Хорошо. Но прежде чем мы приступим, поклянитесь на кресте, что вы никогда и никому не расскажете об этом доме, о том, кто в нем живет, и о том, что здесь происходит. -- Это, право, не обязательно. Нет ничего, что бы... -- Нет, есть! Я хочу, чтобы тайны моей личной жизни оставались только моими! Если вы не дадите мне клятвы, я сам буду лечить ее. Похоже, что про лечение хинной коркой я знаю столько же, сколько и вы. Решайте. У монаха сжалось сердце. Скудность собственных познаний была ему мучительна, его сжигало страстное, всепоглощающее желание исцелять во имя Господне. -- Пусть будет так. Я клянусь на святом распятии, мои уста запечатаны. -- Благодарю вас. -- Струан первым вошел в дом и зашагал по коридору. А Сам появилась на пороге своей комнаты и настороженно поклонилась, плотнее запахивая на себе зеленый халат. Ее спутанные волосы в беспорядке рассыпались по плечам, лицо было еще опухшим со сна. Она пошла следом за ними в кухню, неся фонарь. Кухня оказалась маленькой и тесной. В ней был устроен очаг и стояла жаровня с углями. Второй дверью она выходила на задний двор, заваленный всяким хламом. Комнатка была вся уставлена горшками, кастрюлями, чайниками. Сотни пучков засушенных трав и грибов, а также связки овощей, колбас, коровьих кишок висели на закопченных стенах. Сплетенные из пальмовых листьев мешки с рисом стояли прямо под ногами на грязном полу. Две полусонные кухонные амы, приподнявшись среди вороха тряпья на деревянных койках, тупо уставились на Стру-ана. Но когда он одним движением сбросил груду кастрюль и грязных тарелок со стола, чтобы освободить место, они выпрыгнули из постелей и в страхе бросились вон из дома. -- Чай, масса? -- спросила А Сам, не понимая, что происходит. Струан покачал головой. Он взял влажный от пота полотняный мешочек из рук нервничающего монаха и открыл его. Разломанная на крошечные кусочки кора была коричневого цвета и выглядела вполне обыкновенно. Он понюхал ее; но она ничем не пахла. -- Что теперь? -- Нам понадобится какая-нибудь посуда, чтобы приготовить отвар. -- Отец Себастьян выбрал относительно чистую кастрюлю. -- Сначала, будьте добры, вымойте руки. -- Струан показал на небольшой бочонок с водой и лежащий рядом кусок мыла. -- Что? -- Сначала вымойте руки. Пожалуйста. -- Струан окунул мыло в воду и подал его монаху. -- Вы приступите к делу только после того, как вымоете руки. -- Почему это так необходимо? -- Не знаю. Старинное китайское поверье. Пожалуйста, святой отец, прошу вас, пожалуйста. Пока Струан мыл кастрюлю и ставил ее на стол, А Сам во все глаза смотрела, как отец Себастьян потер руки мылом, сполоснул их и насухо вытер чистым полотенцем. Затем он закрыл глаза, сложил руки перед грудью и молча помолился. -- Теперь нам нужно найти какую-нибудь мерку, -- сказал он, открывая глаза и возвращаясь с небес на землю. Он взял первую попавшуюся чашку помельче и до краев наполнил ее корой. Высыпав кору в кастрюлю, он медленно и методично добавил туда десять таких же частей воды. Потом поставил кастрюлю на жаровню. -- Начнем с пропорции десять к одному, -- сипло произнес он и нервно вытер руки о рясу. -- Теперь я бы хотел осмотреть больную. Струан жестом подозвал А Сам и показал на кастрюлю. -- Нет трогать! -- Нет трогать, масса! -- ответила А Сам, часто кивая головой. Теперь, когда она немного пришла в себя после столь неожиданного пробуждения, в ней проснулся интерес ко всем этим странным вещам, которые происходили у нее перед глазами. -- Нет трогать, масса, ладна! Струан и монах вышли из кухни и направились в спальню Мэй-мэй. А Сам последовала за ними. В комнате тускло горела лампа, выхватывая из темноты отдельные предметы. Йин-си стояла перед зеркалом и расчесывала спутанные волосы. При виде Струана она положила гребень и торопливо поклонилась. Ее низкая кровать, покрытая тонким матрасом, стояла на полу сбоку от огромной, с балдахином кровати Мэй-мэй. Мэй-мэй слабо дрожала, укутанная несколькими одеялами. -- Привет, девочка. Мы принесли хинную корку, -- сказал Струан, подходя ближе к ней. -- Наконец-то. Теперь все будет хорошо! -- Мне так холодно, Тай-Пэн, -- беспомощно прошептала она. -- Мне так холодно. Что у тебя с лицом? -- Ничего, девочка. -- Ты порезался. -- Она задрожала и закрыла глаза, увлекаемая вьюгой, которая кружила ее в ледяной мгле. -- Мне так холодно. Струан повернулся и посмотрел на отца Себастьяна. На худом вытянутом лице монаха застыло изумленное выражение. -- Что случилось? -- Ничего. Ничего. -- Монах поставил на стол крошечные песочные часы и, опустившись на колени подле кровати, взял Мэй-мэй за кисть руки и начал считать пульс. Как может китайская девушка говорить по-английски, недоумевал он. Неужели другая девушка -- его вторая любовница? Я в гареме дьявола? О Боже, защити меня, и дай мне силу исцелять именем Твоим, и сделай меня оружием Твоим в эту ночь. Пульс Мэй-мэй был таким медленным и слабым, что ему стоило огромных трудов не потерять его. С чрезвычайной бережностью он повернул к себе ее лицо и заглянул ей в глаза. -- Не бойся, -- проговорил он. -- Бояться нечего. Ты в руках Господа. Я должен посмотреть твои глаза. Не бойся, ты в Его руках... Оцепеневшая и беззащитная, Мэй-мэй сделала, как он просил. Йин-си и А Сам стояли поодаль и настороженно наблюдали за происходящим. -- Что он делает? Кто он? -- шепотом спросила Йин-си. -- Знахарь этих демонов-варваров, -- прошептала в ответ А Сам. -- Он монах. Один из длиннополых жрецов того голого Бога-человека, которого прибили гвоздями к кресту. -- О! -- Йин-си невольно передернулась. -- Я слышала о них. Как они только могли сделать такую абсолютно ужасную вещь! Они действительно демоны! Почему ты не принесешь Отцу чаю? Это всегда помогает, когда человек волнуется. -- Лим Дин готовит чай, Вторая Мать, -- прошептала А Сам, поклявшись про себя, что ни за что на свете не тронется с места, ибо может в этом случае пропустить что-то особенно важное. -- Как жалко, что я не понимаю их ужасного языка. Монах положил руку Мэй-мэй на покрывало и поднял глаза на Струана: -- Его светлость сказал мне, что малярия вызвала выкидыш. Я должен осмотреть ее. -- Ну так осматривайте. Когда монах отодвинул в сторону одеяла и простыни, Мэй-мэй попыталась остановить его. Иин-си и А Сам встревоженно бросились к ней на помощь. -- Нет! -- резко крикнул им Струан. -- Стоять! -- Он сел на кровать рядом с Мэй-мэй и взял ее руки в свои. -- Все в порядке, девочка моя. Продолжайте, -- сказал он францисканцу. Отец Себастьян обследовал Мэй-мэй и затем аккуратно укутал ее снова. -- Кровотечение почти прекратилось. Это очень хорошо. Он коснулся своими длинными пальцами ее головы у основания черепа, осторожно надавливая. Мэй-мэй почувствовала, как часть боли ушла от этих прикосновений. Но внутри нее вновь намерзала ледяная глыба, и ее зубы застучали. -- Тай-Пэн. Мне так холодно. Можно мне грелку или еще одеяло? Пожалуйста. Мне так холодно. -- Конечно, девочка, сейчас. -- Под спиной у нее уже была бутыль с горячей водой. Она лежала под четырьмя пуховыми одеялами. -- У вас есть часы, мистер Струан? -- спросил отец Себастьян. -- Да. -- Пожалуйста, пойдите на кухню. Как только вода закипит, заметьте время. После того, как она прокипит один час... -- В глазах отца Себастьяна отразилось бесконечное отчаяние. -- Два? Полчаса? Сколько? О Боже, молю тебя, помоги мне в этот трудный час. -- Один час, -- с твердой уверенностью сказал Струан. -- Мы поставим еще такое же количество коры и будем кипятить ее два часа. Если первый отвар не подействует, испробуем второй. Струан взглянул на часы, подойдя к лампе над кухонным столом. Он снял кастрюлю с жаровни и поставил остужаться в ведро с водой. Вторая кастрюля с корой уже закипела. -- Как она? -- спросил он, увидев входящего монаха. А Сам и Йин-си вошли в кухню следом за ним. -- Сильный озноб. Сердце бьется очень слабо. Вы помните, как долго ее знобило в последний раз до наступления горячки? -- Четыре часа, может быть пять. Не знаю. -- Струан налил немного горячей жидкости в крошечную чайную чашечку и попробовал ее. -- Кровь господня, ну и горечь! Это просто ужас какой-то. Монах сделал глоток и тоже сморщился. -- Ну что ж. Давайте начнем. Надеюсь только, что она сумеет удержать это внутри. По чайной чашке через каждый час. -- Он снял одну из чашек с закопченной полки и взял со стола грязную тряпку. -- Зачем вам тряпка? -- спросил Струан. -- Нужно процедить отвар, чтобы в него не попали кусочки коры. Эта тряпица как раз подойдет. Плетение достаточно редкое. -- Я сам это сделаю, -- сказал Струан. Он достал серебряное чайное ситечко, которое приготовил заранее, и еще раз вытер его чистым носовым платком. -- Зачем вы его протираете? -- Китайцы всегда очень внимательно следят за тем, чтобы чайник и чашки были чистыми. Они говорят, что чай от этого делается полезнее. -- Он начал переливать дурно пахнущий хинный отвар в безукоризненно чистый фарфоровый чайник, думая лишь об одном: чтобы крепость жидкости оказалась правильной. -- Почему не попробовать то же самое и в нашем случае, а? Он отнес чайник и чашку в спальню, Первую чашку Мэй-мэй извергла обратно. Вторую тоже. Невзирая на ее отчаянные мольбы, Струан заставил ее выпить третью. На этот раз Мэй-мэй удержала ее в себе -- что угодно, лишь бы не пришлось пить ее снова. Они с надеждой смотрели на нее. Однако ничего не произошло. Только озноб стал сильнее. Через час Струан заставил ее выпить следующую чашку. Ее не вырвало, но озноб продолжал усиливаться. -- Будем давать по две чашки, -- сказал Струан, борясь с охватывающей его паникой. И он заставил ее выпить двойную дозу. Час за часом этот процесс повторялся. Наступил рассвет. Струан посмотрел на часы. Шесть. Никакого улучшения. Мэй-мэй билась в ознобе, как тонкая веточка на осеннем ветру. -- Ради Создателя, -- вырвалось у Струана, -- питье должно сработать! -- Благодарение Создателю, оно работает, мистер Струан, -- сказал отец Себастьян. Он держал Мэй-мэй за кисть. -- Жар и горячка должны были наступить два часа назад. Если они не начнутся, у нее есть шанс. Я едва чувствую ее пульс, это правда, но хинная корка делает свое дело. -- Держись, девочка, -- сказал Струан, сжимая руку Мэй-мэй. -- Еще несколько часов. Держись! Через некоторое время в дверь в стене сада постучали. Струан, пошатываясь, вышел из дома и отодвинул засов на двери. -- Привет, Горацио. Хейа, Ло Чум. -- Она умерла? -- Нет, парень. Думаю, она исцелилась, милостью Божьей. -- Вы раздобыли хинную корку? -- Да. -- Мастерсон ждет около джонки. Сейчас должен появиться Горт. Я попрошу их -- его секундантов -- отложить поединок до завтра. Сегодня вы не в состоянии с кем-либо драться. -- Тебе не нужно ни о чем беспокоиться. Существуют и другие способы прикончить ядовитую змею, кроме как раздавить каблуком ее проклятую голову. Я буду там через час. -- Хорошо, Тай-Пэн. -- Горацио заспешил прочь, Ло Чум вместе с ним. Струан запер дверь и вернулся к Мэй-мэй. Она лежала на кровати совершенно неподвижно. А отец Себастьян держал ее руку у кисти. Его лицо окаменело от тревоги Он наклонился к ней и приложил ухо к груди. Шли секунды. Он поднял голову и испытующе посмотрел на Струана: -- Был момент, когда я подумал... но с ней все хорошо. Ее сердце бьется страшно медленно, но... что ж, она молода. С Божьей помощью лихорадка побеждена, мистер Струан. Перуанская хинная корка излечивает лихорадку Счастливой Долины Поистине неисповедимы пути Господа нашего! Струан ощутил в себе какую-то странную отрешенность -- Лихорадка вернется? -- спросил он. -- Возможно. Раз, другой, третий. Но новые порции хинного отвара остановят ее -- теперь мы можем быть в этом уверены. Эта лихорадка побеждена. Вы понимаете меня? Эта женщина излечилась от малярии -- Она будет жить? Вы говорите, что пульс у нее очень слабый. Она будет жить? -- Милостью Божьей, у нее хороший шанс Очень хороший. Но я не могу утверждать этого наверняка. -- Сейчас мне нужно уйти, -- сказал Струан, поднимаясь -- Вы не побудете здесь до моего возвращения? -- Хорошо. -- Отгец Себастьян поднял было руку, чтобы перекрестить его, но вспомнил о чем-то, и рука опустилась -- Я не могу благословить ваш уход, мистер Струан. Вы уходите, чтобы убить, не так ли? -- Человек рождается, чтобы умереть, святой отец. Я просто в меру своих сил пытаюсь защитить себя и тех, кто мне дорог, и хочу сам выбрать час своей смерти, вот и все. Он взял боевой цеп, закрепил ремень рукоятки на запястье и вышел из дома Шагая по улицам, он чувствовал на себе взгляд чьих-то глаз, но не обращал на это внимания Он жадно впивал в себя это утро, это солнце, безбрежную синеву океана и его запах, чувствуя, как с каждым шагом крепнут его ноги и руки и проясняется голова. Сегодня прекрасный день, чтобы раздавить ядовитую змею, думал он. Только смерть сегодня ждет тебя, а не его У тебя не хватит сил, чтобы одолеть Горта в схватке на цепах. Сегодня -- нет. Глава 9 Рядом с джонкой собралась большая толпа. Торговцы, отряд португальских солдат под командованием молодого офицера, моряки. Джонка была пришвартована к пирсу, начинавшемуся у самой praia. Когда появился Струан, те, кто ставили на него, пришли в смятение. А те, кто поставили на Горта, возликовали. Португальский офицер вежливо остановил Струана. -- Доброе утро, сеньор. -- Доброе утро, капитан Мачадо. -- Генерал-губернатор напоминает вам, что дуэли в Макао запрещены. -- Я знаю это, -- кивнул Струан. -- Может быть, вы поблагодарите его превосходительство от моего имени и передадите ему, что я буду последним из тех, кто нарушит португальские законы. Я понимаю, что мы гости, а гости имеют вполне определенные обязательства по отношению к хозяевам. -- Он поправил ремень цепа на запястье и зашагал к джонке. Толпа расступилась перед ним, и он увидел враждебные лица людей Горта и всех тех, кто желал его смерти. Таких было много. Ло Чум ждал на высоком полуюте рядом с Горацио -- Здластвуй, масса. -- Он протянул ему бритвенные принадлежности. -- Твоя хочит? -- Где Горт, Горацио? -- Его секунданты ищут его. Струан всем сердцем пожелал, чтобы Горт сейчас валялся в каком-нибудь притоне, пьяный в стельку. О Господи, сделай так, чтобы мы дрались завтра! Он начал бриться. Толпа молча наблюдала за ним, и многие суеверно перекрестились, пораженные сверхъестественным спокойствием Тай-Пэна. Побрившись, Струан почувствовал себя несколько лучше. Он посмотрел на небо. Синеву прочертили редкие нити перистых облаков, и море было спокойным словно озеро. Он окликнул Кьюдахи, которого снял на время дуэли с "Китайского Облака". -- Следи, чтобы ко мне никто не приближался. -- Есть, сэр-р. Струан растянулся на крышке люка и мгновенно заснул. -- Боже милостивый, -- ошеломленно пробормотал Роуч. -- Это не человек. -- Да, -- согласился Вивиен, -- он сам Дьявол, это точно. -- Тогда удвоим ставку, раз ты так уверен, а? -- Нет. Разве что Горт придет пьяным. -- Скажем, ему удастся убить Горта, -- что тогда с Тайлером? -- Они будут драться насмерть, я думаю. -- А что сделает Кулум, а? Если Горт окажется сегодня победителем. -- Ничего. Что он может сделать? Кроме как возненавидеть, быть может. Бедняга, мне он скорее нравится. Как бы там ни было, они с Тай-Пэном все равно враги -- так что, возможно, он еще будет благодарен Горту, а? Он ведь сразу станет Тай-Пэном вместо отца, тут и думать нечего. Куда, дьявол его забери, запропастился Горт? Солнце неумолимо поднималось все выше. Из боковой улочки выбежал португальский солдат и начал что-то возбужденно докладывать офицеру. Тот немедленно повел свой отряд скорым шагом вдоль praia. Струан пробудился. Действительность, к которой медленно возвращалось его сознание, была вся наполнена ноющей болью, и каждая клеточка его тела пронзительно кричала о потребности во сне. Он опустил тяжелые, будто налившиеся свинцом ноги на палубу и с трудом поднялся. Горацио как-то странно смотрел на него. Страшно обезображенное тело Горта лежало в грязи в одном из переулков, выходивших на причалы китайского квартала. Вокруг него валялись тела трех китайцев. Еще один китаец с обломком копья, торчавшим у него в паху, стонал, лежа у ног патруля португальских солдат. Торговцы и португальцы толпились вокруг, стараясь протиснуться поближе. Те, которым удавалось увидеть Горта, тут же отворачивались с побледневшими лицами. -- Патруль сообщает, что они услышали крики и шум борьбы, -- рассказывал португальский офицер Струану и тем, кто стоял рядом. -- Когда они подбежали сюда, то увидели сеньора Брока на земле, там, где он лежит сейчас. Три или четыре китайца кололи его копьями. Когда эти кровожадные демоны увидели наших солдат, они исчезли вон там. -- Он показал на безмолвное скопление лачуг, разделенных кривыми улочками и проходами.-- Наши люди попытались их преследовать, но... -- Он пожал плечами. Струан сознавал, что эти наемные убийцы спасли ему жизнь. -- Я назначу награду за поимку тех, кому удалось сбежать, -- объявил он. -- Сто тэйлов за мертвых, пятьсот -- за живых. -- Поберегите ваши "мертвые" деньги, сеньор. Язычники просто притащат вам три трупа -- первые, какие смогут найти. Что же касается награды за живых преступников, -- офицер с отвращением ткнул пальцем в сторону пленника, -- если только этот bastardo degenerado [Мерзкий ублюдок (порт.).] не назовет вам своих сообщников, деньги ваши останутся целы. Хотя с другой стороны, я вот сейчас подумал, что китайские власти имеют -- как бы это сказать? -- больший солдаты положили раненого китайца на сорванную с петель дверь, валявшуюся неподалеку, и унесли его. Офицер щелчком сбил кусочек грязи со своего мундира. -- Глупая и ненужная смерть. Сеньору Броку следовало бы знать, что этот район -- не место для прогулок. Похоже, что ничья честь не была удовлетворена. -- Повезло же вам, Тай-Пэн, -- язвительно усмехнулся один из друзей Горта. -- Прямо повезло. -- Да. Я рад, что мои руки чисты от его крови. Струан повернулся спиной с трупу и медленно зашагал прочь. Он миновал переулок и поднялся на холм к древнему форту. Там, наверху, в окружении моря и неба, он сел на скамью и возблагодарил Бога за благословение, посланное ему ночью, и за благословение, посланное днем. Он не замечал прохожих, солдат в воротах форта, перезвона церковных колоколов. Птиц, окликавших друг друга, ласки легкого ветерка, теплоты целительного солнца. Или течения времени. Позже он попытался решить, что ему делать, но разум отказывался служить ему. -- Возьми себя в руки, -- сказал он вслух. Он спустился вдоль склона холма к резиденции епископа, но его самого не застал. Он отправился в собор и спросил епископа там. Монах предложил ему подождать в монастырском саду. Струан опустился на скамейку в тенистом месте и стал слушать журчание воды в фонтане. Цветы казались ему более яркими, чем когда-либо, их аромат -- более изысканным. Биение его сердца, вернувшаяся к нему сила, даже постоянная боль в щиколотке -- все это было не сном, но реальностью. О Господи, благодарю тебя за жизнь. Епископ пристально смотрел на него, стоя в тени крытой галереи. -- О, здравствуйте, ваша светлость, -- произнес Струан. Он чувствовал в себе удивительную свежесть. -- Я пришел поблагодарить вас. Епископ поджал тонкие губы: -- Что вы видели сейчас, сеньор? -- Не знаю, -- ответил Струан. -- Я просто смотрел на сад. Любовался им. Радовался жизни. Даже не могу сказать точно. -- Мне думается, вы были очень близко к Богу, сеньор. Вы, возможно, так не считаете, но я знаю, что были. Струан покачал головой: -- Нет, ваша светлость. Просто радовался, что сижу в прекрасном саду в такой чудный денек. Только и всего. Но выражение лица Фалариана Гинеппы не изменилось. Его пальцы легли на распятие. -- Я долгое время наблюдал за вами. Я чувствовал, что вы были близко. Вы! Изо всех людей. Конечно, этого не должно быть. -- Он вздохнул. -- Однако откуда нам, бедным грешникам, могут быть ведомы пути Господни? Я завидую вам, сеньор. Вы хотели меня видеть? -- Да, ваша светлость. Эта хинная кора излечила лихорадку. -- Deo gratias [Боже милостивый (лат.).]! Но это поистине чудо! Как удивителен промысел Божий! -- Я собираюсь немедленно зафрахтовать судно и отправить его в Перу с распоряжением взять груз хинной корки. С вашего позволения, я бы хотел послать с кораблем отца Себастьяна, чтобы он разузнал, как собирают кору, где она растет, как перуанцы лечат свою малярию, одним словом -- все. Когда он вернется, знания и груз мы разделим пополам. Я бы также хотел, чтобы он, получив ваше разрешение, без всякого промедления составил и отправил в Англию в "Ланцет" -- и в "Тайме" -- медицинский отчет о вашем успешном лечении малярии хинной коркой. -- Такое официальное медицинское руководство может быть направлено только через официальные каналы Ватикана. Но я прикажу ему подготовить этот труд. Что же касается посылки с кораблем именно его, это я должен буду обдумать. Однако я обязательно пришлю кого-нибудь на ваше судно. Когда оно отправляется? -- Через три дня. -- Очень хорошо. Мы поделим груз и знания поровну. Это очень щедро. -- Мы так и не определили цену за лечение. Она исцелилась. Поэтому прошу вас сейчас назвать действительную цену. -- Ничего, сеньор. -- Я не понимаю. -- Горсть хинной коры, которая спасла жизнь одной девушки, ничего не стоит. -- Но, конечно же, у нее должна быть цена. Я ведь сказал: все, что вы попросите! Я готов заплатить. На Гонконге мною были предложены двадцать тысяч тэйлов. Я пришлю вам чек на предъявителя. -- Нет, сеньор, -- терпеливо ответил прелат. -- Если вы это сделаете, я просто порву его. Мне не нужна за кору никакая плата. -- Я построю католическую церковь на Гонконге, -- сказал Струан. -- Монастырь, если вы пожелаете. Не играйте со мной, ваша светлость. Сделка есть сделка. Назовите вашу цену. -- Вы ничего не должны лично мне, сеньор. Вы ничего не должны Церкви. Но вы очень много должны Господу Богу. -- Он поднял руку и перекрестил его, -- In nomine Patris, et Filii, et Spintus Sancti [Во имя Отца, Сына и Святого духа (лат )], -- тихо произнес он, и удалился. Глава 10 Мэй-мэй почувствовала, что пробуждается от сна; руки Струана поддерживали ее, губ касалась чашка с лекарством. Она словно издалека услышала, как Струан тихо разговаривает с отцом Себастьяном, но не стала напрягаться, чтобы понять английские слова. Она послушно проглотила хинный отвар и скользнула назад в полузабытье. Потом Мэй-мэй услышала, как монах ушел, и это доставило ей удовольствие, потому что постороннее присутствие тяготило ее. Она почувствовала, как Струан вновь приподнял ее, и проглотила вторую чашку, преодолевая тошноту, которую по-прежнему вызывал у нее омерзительный вкус лекарства. Сквозь благостный туман, окутывавший ее сознание, она услышала, как Струан сел в бамбуковое кресло. Вскоре до нее донеслось его тяжелое размеренное дыхание, и она поняла, что он уснул. Это сразу наполнило ее чувством защищенности и покоя. Звуки разговора ам, болтавших о чем-то на кухне, острый язвительный юмор А Сам, тонкий аромат духов Йин-си доставляли ей столько радости, что Мэй-мэй не позволяла сну завладеть ею целиком. Она тихо лежала на кровати, чувствуя, как с каждой минутой силы ее прибывают. И она поняла, что будет жить. Я воскурю благовония богам за мой йосс. Может быть, поставлю свечу длиннополому Богу. В конце концов, это ведь монах принес кору, разве нет? -- как бы отвратительна она ни была на вкус. Может быть, мне следует сделаться длиннополой христианкой. Это дало бы монаху огромное лицо. Правда, мой Тай-Пэн этого бы не одобрил. Но даже и так, почему бы мне не попробовать. Ибо если никакого длиннополого Бога нет, вреда от этого не будет, а если есть, то получится, что я поступила очень мудро. Интересно, похож ли Бог варваров на наших китайских богов. Которые, если разобраться, очень глупы. Впрочем, нет, не так. Они, как люди, со всеми нашими достоинствами и недостатками. Это гораздо разумнее, чем притворяться, как это делают все варвары, будто их Бог совершенен и видит всех, слышит всех, всех судит и наказывает. Я рада, что я не одна из них. Она услышала мягкий шелест одежд Йин-си и вдохнула аромат духов, принесенный ею. Мэй-мэй открыла глаза. -- Вы выглядите лучше, Верховная госпожа, -- прошептала Йин-си, встав на колени рядом с нею. -- Посмотрите, я принесла вам цветы. Маленький букетик был очень красив. Мэй-мэй слабо кивнула, но она чувствовала, что силы быстро возвращаются к ней. Струан крепко спал, развалившись в длинном кресле. Во сне его лицо казалось совсем молодым, глазницы потемнели от усталости, на подбородке алел свежий шрам. -- Отец здесь уже около часа или больше, -- сказала Йин-си. Она была в голубых шелковых штанах и длинной, до колена, двубортной шелковой рубашке цвета морской волны, в волосах -- цветы. Мэй-мэй улыбнулась, повернула голову и увидела, что уже наступил вечер. -- Сколько дней прошло с тех пор, как началась последняя лихорадка, Сестра? -- Она была у вас прошлой ночью. Отец пришел с длиннополым монахом. Они принесли волшебное питье, разве вы не помните? Сегодня рано утром я послала эту жалкую рабыню А Сам возблагодарить богов. Почему вам не позволить мне вымыть вас? Я расчешу и уберу ваши волосы. Вы почувствуете себя гораздо лучше. -- О да, пожалуйста, Сестра, -- сказала Мэй-мэй. -- Я, должно быть, выгляжу ужасно. -- Да, Верховная госпожа, но это лишь потому, что вы едва не умерли. Десять минут, и вы будете так же прекрасны, как всегда -- я обещаю вам! -- Будь тиха, как бабочка, Сестра, -- предупредила ее Мэй-мэй. -- Что бы ты ни делала, не разбуди Отца, и скажи этому черепашьему дерьму на кухне, что если Отец проснется прежде, чем я буду готова, ты лично -- по моему приказу -- раздавишь им пальцы в тисках. Йин-си в восторге выпорхнула из комнаты. В доме настала глубокая тишина. Йин-си и А Сам на цыпочках вернулись в спальню, вымыли Мэй-мэй в ванне с душистой водой, принесли нагретые солнцем штаны из тончайшего шантунгского шелка алого цвета и алую же рубашку и помогли ей одеться. Они вымыли ей ноги и сменили повязки, потом поддержали ее, пока она чистила зубы и ополаскивала рот мочой младенца. В заключение Мэй-мэй пожевала несколько пахучих листочков чая и наконец почувствовала себя чистой и свежей. Они тщательно расчесали ей волосы, заплели их в косу и изящно украсили свежими сладкопахнущими цветами. Потом поменяли простыни и подушки, побрызгали на них духами и положили под подушку пучок ароматических трав И хотя все эти передвижения и переодевания отняли у нее много сил, Мэй-мэй почувствовала себя так, словно заново родилась на свет. -- А теперь немного бульона, Верховная госпожа. А затем -- свежее манго, -- сказала Йин-си. -- А затем, -- с важностью добавила А Сам, и ее серебряные серьги зазвенели, -- у нас есть для вас замечательная новость. -- Что? -- Только после того, как вы поедите, Мать,-- сказала А Сам. Мэй-мэй начала протестовать, но А Сам лишь твердо покачала головой -- Мы должны заботиться о вас, вы еще не выздоровели до конца. Вторая Мать и я знаем, что хорошая новость очень благоприятна для пищеварения. Но сначала вы должны съесть что-нибудь, чтобы было что переваривать. Мэй-мэй выпила немного бульона и съела несколько нарезанных ломтиков манго. Они стали уговаривать ее поесть еще. -- Вы должны восстанавливать свои силы, Верховная госпожа. -- Я доем манго, если вы расскажете мне новость прямо сейчас, -- сказала Мэй-мэй. Йин-си задумалась. Потом кивнула А Сам: -- Говори, А Сам. Только начни с того, что рассказал тебе Ло Чум: как это все началось. -- Не так громко! -- напомнила им Мэй-мэй. -- Не разбудите Отца. -- Ну так вот, -- начала А Сам, -- вечером накануне нашего приезда -- семь ужасных дней назад варварский сын Отца угодил в лапы к самому дьяволу во плоти, тоже варвару. Этот чудовищный варвар раскинул сети заговора, такого грязного и бесчестного, такого демонического -- уничтожить любимого сына нашего Отца, -- что я едва могу найти слова, чтобы рассказывать о нем. И вот прошлой ночью и сегодня, пока волшебное питье варварских демонов побеждало вашу лихорадочную болезнь, наступило время ужасной, судьбой предопределенной развязки. Всю бессонную ночь мы провели на коленях, умоляя богов о защите. Но все напрасно Отец должен был погибнуть, вы должны были погибнуть, мы должны были погибнуть, и, что еще хуже, враг торжествовал победу. -- А Сам замолчала, потом, прилежно изображая сла бость в ногах, проковыляла к столу, взяла крошечную чашечку с вином, которую Йин-си принесла в подарок Мэй-мэй, и сделала глоток, не в силах справиться с волнением. Вернув себе таким образом самообладание, она продолжила свой рассказ, сопровождая его леденящими кровь паузами, невероятными вздохами и энергичной жестикуляцией. -- И там, в