на почти пустынном пляже, в паре километров от места под названием "Лес Бизе". Они устраиваются на большом покрывале, расстеленном на песке. На мадам Летеррье черный смежный купальник. Они часто целуются. 11.50. Мадам Летеррье и месье Нанти купаются. 12.05. Сидят на покрывале. Мадам Летеррье кладет голову на плечо месье Нанти. Они смотрят на море. 12.20. Они одеваются и на "сафране" уезжают с пляжа. 12.45. Паркуют "сафран" на улице Шартр в Сен-Мало. 13.00. Заходят в магазин мужской одежды. Нанти меряет несколько рубашек в присутствии мадам Летеррье. Они ничего не покупают и выходят из магазина. 13.25. Заходят в кафе "Митен" на улице Гран-Дегре и садятся за столик пообедать (см. фото No 04). 14.50. Выходят, садятся в машину и уезжают из города. 15.10. Машина въезжает в "Мандрагору", мадам Летеррье и месье Нанти поднимаются в его квартиру. Они задергивают шторы окон, выходящих на улицу де ля Пи. 16.15. Мадам Летеррье одна выходит из квартиры на втором этаже. Из гаража, от которого у нее есть ключ, она выводит велосипед и уезжает. 16.35. Мадам Летеррье призязывает велосипед на улице Шартр. Заходит в аптеку и выходит оттуда с бумажным пакетом в руках. Потом она возвращается в магазин мужской одежды и покупает там одну из рубашек, которую мерил месье Нанти. 16.50. Уезжает на велосипеде. 16.55. Останавливается на торговой улице, недалеко от площади Вобан, покупает овощи и мясо. 17.10. Уезжает на велосипеде. 17.25. Приезжает в "Мандрагору", заводит велосипед в гараж и поднимается в квартиру Нанти. 18.30. Мадам Летеррье время от времени появляется в окнах, выходящих на улицу де Пи, особенно в самом левом окне, очевидно, кухне. 19.15. Нанти выходит из квартиры и спускается в общий погреб, возвращается с коробкой вина. 21.10. Нанти закрывает ставни трех комнат и зажигает свет. 22.30. Конец наблюдения. Свет нигде не горит. 23.00. Конец задания. Он перечитал и поправил одно-два слова, чувствуя себя так, словно за спиной стоит Родье. Оперившись, Поль часто вспоминал о нем. Он чувствовал себя виноватым, что не может позвонить ему, спросить, что новенького, рассказать о своей жизни. Ему была ненавистна мысль о том, что человек, который не жалел сил, чтобы обучить его этой сумасшедшей профессии, спасший его от тысяч ловушек (истинную ценность его уроков Поль начал понимать только сейчас), будет считать его неблагодарным. Родье так и не понял, по какой невероятной причине Тьери отказался перенять его агентство и клиентов. Золотой подарок. Он был готов на все, чтобы пройти через все формальности переоформления, договориться с арендаторами, предупредить постоянных клиентов, найти компаньона и много чего другого. -- Ты правда хочешь начать с нуля? -- Да. -- Не понимаю. Но тебе решать. -- Пока, шеф. -- Держи меня в курсе. -- Конечно. Это был их последний разговор. Через восемь дней он стал Полем Вермереном. Его до сих пор преследовали угрызения совести за то, что он разочаровал своего старого учителя. Поль подул на клавиатуру, чтобы избавиться от крошек. Если он будет продолжать в том же духе, он сможет закончить отчет до назначенной на четыре встречи и успеет выпить кофе в кафе напротив. Отчет о наблюдении Цель: наблюдение в воскресенье, 8 мая, за мадам ЛЕТЕРРЬЕ, от жилого квартала "Мандрагора", со стороны улицы де ла Пи, Сен-Сервен. 7.00. Начало задания. 7.30. Установка приборов для наблюдения в районе жилого квартала "Мандрагора", со стороны улицы де ла Пи. Ставни все еще закрыты. 11.30. Мадам Летеррье открывает ставни большой комнаты. С улицы де ла Пи видно, как месье Нанти подходит сзади и обнимает мадам Летеррье. Он запускает руку под ночную рубашку на уровне груди. Целует мадам Летеррье в шею в течение примерно минуты. 15.10. Разносчик пиццы доставляет месье Нанти пиццу. 17.15. Они выходят из квартиры, садятся в "сафран". Мадам Летеррье несет свою дорожную сумку. 17.40. Месье Нанти высаживает мадам Летеррье у ее машины на парковке компании "Иммотан". Она кладет дорожную сумку в свой багажник. Они обнимаются несколько минут и расходятся. Машины разъезжаются. 17.50. Конец наблюдения. 22.00. Конец задания. Счет: Пятница, 6 мая: 7.00 -- 22.00 = 15 часов. Суббота, 7 мая: 7.00-23.00 = 16 часов. Воскресенье, 8 мая: 7.00 -- 22.00 = 15 часов. Общее количество часов (1 час = 300 франков): 46 часов, или 13 800 франков. Расходы (отель, ресторан, машина напрокат, бензин, разное) = 3 225 франков. Четыре фотографии = 1600 франков. Итого = 18 625 франков. НДС 19, 6% = 3 836, 75 франка. Всего = 22 461, 75 франка. В пятницу вечером, как только в квартире Нанти погас свет, Поль позвонил Жаку Летеррье и сказал, что то, что он уже видел, кажется ему достаточным. Но муж настаивал, чтобы Поль час за часом описал ему выходные его супруги и ее любовника с фотографиями в подтверждение. В подобных случаях все мужчины и женщины хотят видеть лицо соперника. По большей части они находят их ужасно уродливыми. Поль Вермерен в последний раз прочел отчет на экране, прежде чем распечатать. Он предвидел реакцию своего клиента на каждую фразу. Летеррье готов многое вытерпеть -- спешку первых минут, любовное гнездышко, откуда они практически не вылезали, полотенце на голове, даже суп, который она готовила и который говорит о чудовищной повседневности. Единственная мелочь, которая ранит его гораздо больше, чем все остальное, -- рубашка. Рубашка, которую мадам Летеррье поехала покупать без ведома своего любовника, чтобы сделать ему сюрприз. Подарок, который делают своему мужчине. Поль до сих пор помнил ее взгляд, когда она вышла из магазина, ее желание сделать ему приятное. По дороге обратно она так счастливо напевала что-то, крутя педали и предвкушая радость подарка. Поль сосредоточился на этом эпизоде и описании его в отчете. Подумав, он решил, что нет никакой необходимости упоминать эту рубашку. Ни при каком раскладе она ничего не изменит в решениях Летеррье. И он вычеркнул поездку на велосипеде, словно ее никогда не существовало. В его силах было стереть этот маленький эпизод из личной жизни совершенно незнакомых людей, вернуть тем, кто его пережил. Потом его взгляд остановился на: 12.05. Сидят на покрывале. Мадам Летеррье кладет голову на плечо месье Нанти. Они смотрят на море. Поль помнил эту картину, которую он не захотел фотографировать. Влюбленные надолго застыли, молча глядя на набегающие волны. Это было не молчание притершейся пары, но минута некоего единения, нечто большее, чем просто влечение, секс, грех... одна эта сцена выражала невыразимое -- умиротворение, разделенное счастье, кроме которого ничего и не надо. Но в отчете Поля этой сцене была отведена одна-единственная строчка, которая не выражала ничего из этого, но тем не менее подчеркивала значительность мгновения. Он распечатан текст как есть и сунул его в конверт. Без десяти четыре, для кофе слишком поздно. Он воспользовался паузой и позвонил Мартинесу, чтобы договориться о встрече. В дверь позвонили. Поль впустил в кабинет молодую женщину лет тридцати, он видел ее впервые. -- Я держу небольшую сеть из трех бутербродных, часто приходится доставлять заказы на дом, и если мои работники возвращаются поздно, когда мы уже закрыты, они бросают чеки от клиентов в почтовый ящик. И недавно два чека моих клиентов были подделаны. На первом автоматически вместо суммы 345 франков появилось 62 345, а второй был подделан вручную. Полиция раскопала, что по обоим чекам деньги получили некие личности, открывшие счет по подложным документам, и почти всю сумму они потребовали наличными. Я хочу знать, были ли эти чеки украдены из моего почтового ящика или я должна подозревать кого-то из своих сотрудников. Это самое ужасное предположение. Поль записал несколько слов, глядя женщине прямо в глаза. Родье предостерегал его против новых лиц. -- Когда ты откроешь свое агентство, не верь ни слову из того, что скажут тебе первые клиенты. Ты будешь так счастлив их видеть! Поэтому не доверяй естественному чувству сопереживания, адюльтеры -- это самые иррациональные и самые щекотливые проблемы. И действительно: одно из самых первых дел Поля -- муж попросил его следить не за женой, а за ее любовником. -- Хочу знать, чем он занимается, с кем встречается. -- Могу я узнать, зачем? -- Я хочу, чтобы вы мне доказали, что он дурак. -- Настоящий дурак, занимающийся дурацкими делами, и со своими дурацкими привычками. Узнав это, Анжела перестанет бегать к этому дураку. Через некоторое время Поль принимал женский вариант этого человека -- женщина лет сорока, замужем пятнадцать лет, она просила его следить за любовницей мужа, -- Хочу знать, есть ли у нее другие любовники, кроме него. -- Зачем? -- Потому что он не выносит шлюх. У клиента гораздо больше причин быть подозрительным, чем у следователя. Доведенный до крайности, он готов выслушать первого встречного, способного узнать правду. Для того, кто страдает, правда бывает только одна. Было что-то захватывающее и одновременно устрашающее в том, как работал Жюльен Грийе. В отличие от Поля, сыщика, рыщущего по городу, Грийе уже двадцать лет расследовал все дела, не выходя из кабинета, работая с регулярностью метронома и никогда не покидая своего кресла. Рано утром факс выплевывал списки фамилий, исходивших от страховых компаний, агентств недвижимости или даже обманутых владельцев, пострадавших от неплательщиков, которые прибегали к услугам Жюльена, чтобы найти новое место жительства прохвостов. Он занимался примерно пятнадцатью делами в день и разрешал три четверти. Основываясь на последнем известном месте жительства, он звонил в организации, которые могли ему помочь, он знал все учреждения и их работу, не только все входы-выходы, формальности, ключевые слова, но и их нравы, психологию этой категории служащих и способы обойти предписания. Он играл на проницаемости разных служб и доставал информацию, которую официальным лицам было нелегко добыть из-за сложных бюрократических процедур. Поль любил слушать, как он выдает себя за налогового полицейского, прося помощи у коллеги или -- и того лучше -- у самого полицейского. Поль питал слабость к изготовителям фальшивок и лжецам, а потому восхищался, слушая, как Жюльен дурачит всю страну. Получив адрес, Жюльен проверял по Минителю2, искал телефон соседа по лестничной клетке и звонил, представившись, например, налоговиком, который не знает, что делать с переплатой месье Икс. В десяти случаях из десяти сосед радостно подтверждал, что месье Икс живет именно здесь. Если фамилия была распространенная, Грийе во избежание ошибок звонил самому месье Иксу. Его способ быть уверенным в качестве выполняемой работы. Сыщику вроде Поля часто нужен был следователь, чтобы узнать адрес, имя, прояснить вопрос с платежеспособностью или наследством. В начале сотрудничества Поль спросил у Жюльена, не скучает ли он по работе на природе. Но тот с детства был уверен, что чем меньше его видят, тем лучше для него. "Когда я веду слежку, на улице все смотрят только на меня". Зато он получал все, что нужно, по телефону, у него был дар. В юности он умел уговаривать девушек прийти на вечеринку, и там уже ни одна из них его не замечала. Больше всего Жюльен любил выдавать себя за сотрудника телефонного узла, старшего капрала, управляющего финансами, кузена из провинции, самого Деда Мороза, не важно кого, главное, чтобы ему верили. Пока он разговаривал по телефону, у него самого создавалось впечатление, что он понемножку становится всеми этими людьми. Уже год Поль Вермерен и Жюльен Грийе составляли команду, и агентство "Благая весть" процветало. И ни один не лез другому в душу. В конце дня Поль выкроил время, чтобы бороться с начинающейся дряблостью и растущим животиком. Он минут за двадцать доехал до своей деревеньки, которую шум и ярость пока обходили стороной. Он уютно устроился в беседке выпить рюмку портвейна в угасающем свете дня и в тишине поразмышлять над событиями сегодняшнего дня и наступающего. Он никогда не забывал о том, что его песочница все тяжелее с каждым днем, и с некоторых пор каждая песчинка была важна. Прихорашиваясь перед зеркалом, он скользнул взглядом по своим уже почти белым шрамам. Черты лица застыли раз и навсегда на месте маски, нарисованной Жюстом. Сегодня вечером ему захотелось надеть галстук -- желание сделать приятное той, что будет ждать его в кафе "Монпарнас" в десять часов вечера. Эве нравились хорошие манеры и галантность, особенно при зарождении романтических отношений. Если их история умрет сегодня же вечером, то ни он, ни она не будут рвать на себе волосы. Эва умела разделывать свежую рыбу, чтобы приготовить суши, и всегда носила черное кружевное белье. Она считала Поля опереточным детективом и полагала, что он ее разыгрывает в те редкие минуты, когда он говорит о своей работе. Он повел ее ужинать в тихое место, где они развлекались тем, что представляли себе детей, которых у них никогда не будет. Она предложила ему пойти к ней, чтобы воспользоваться террасой и заняться любовью под открытым небом. По дороге туда Поль сделал крюк и проехал мимо здания в двенадцатом округе, откуда ему завтра в десять утра придется начинать слежку. Когда Эва спросила его, почему он выбрал такой окольный путь, он ответил, что в ее обществе он совершенно теряет голову. НИКОЛЯ ГРЕДЗИНСКИ -- Из твоих драгоценных гениев кого ты любишь больше всего? -- Дурацкий вопрос, друг мой, похоже, ты так ничего и не понял в гениальности. -- Хорошо, я спрошу по-другому. К кому из них ты испытываешь особенную нежность, необъяснимую слабость? -- Претендуешь на это место? -- Ну ответь. -- Я люблю Паганини, он родился в Генуе, мне кажется, это очень подходит гению. Еще у меня слабость к Фрейду, потому что он убивал себя сигарами с таким остервенением, что это приводило его врачей в замешательство. Микеланджело тоже из моих любимцев, потому что он был настолько безумен, что делал фальшивки. -- Фальшивки?.. -- Однажды, когда ему сильно нужны были деньги, он изваял фальшивую античную статую, закопал в саду, а когда ее "нашли", она стоила кучу денег, в сто раз больше, чем любая статуя Микеланджело! Если бы их оценивали сегодня, самыми дорогими были бы как раз фальшивки Микеланджело. -- А что тебе нравится больше всего из его произведений? -- Я видела только репродукции. -- А что бы ты хотела увидеть живьем? -- Сикстинскую капеллу, "Пьету" и, наверное, "Моисея". -- Все три в Риме? -- Да. Наконец-то он нашел для нее подарок -- путешествие в Рим. В конце концов, ведь она была у истоков "Трикпака", не говоря уже о персональном будильнике. Красота Лорен могла бы вдохновить художника Возрождения или автора плутовского романа, Николя чувствовал, что он недотягивает до своей музы. Самолету она предпочла старомодное очарование купе ночного поезда. Железная дорога казалась ей менее обыденной, и она радовалась в предвкушении ни с чем не сравнимых впечатлений. Так что они отдались на волю галлюцинаций спального вагона, потягивая белое вино, принесенное проводником, который на мгновение забыл свою ностальгию по тем временам, когда по сравнению с щедрыми чаевыми его зарплата казалась грошами. Зарплата Николя казалась еще более убогой по сравнению с деньгами, которые принес ему "Трикпак". Не только остальные марки газировки включились в игру, но и -- чтобы поверить, нужно было увидеть -- марка вина и марка шампанского. Теперь пиво можно спрятать в золоченую банку с выбитым на ней гербом шампанского Paul Garance et Fils. Этот "Трикпак" расходился бойчее всего за последние два года, любимая игрушка снобов всего-то за сорок франков. Все вместе "Трикпаки" имели огромный успех, патенты купили Италия, Германия, Скандинавские страны. Юго, бухгалтер Николя и с некоторых пор его компаньон, уже мечтал об Азии, особенно о Японии, где успех "Трикпака" казался неизбежным. Николя стал богатым, те редкие знакомые, что были в курсе, не уставали повторять ему это, но он отказывайся верить. У него было впечатление, что деньги просто копятся где-то в сейфе. Смешно было продолжать работать на "Группу", но мысль о том, что привычный ход жизни может резко измениться, пугала его, и каждый день он откладывал принятие решения на завтра. Николя чувствовал себя виноватым, что у него столько денег. От чувства вины он излечивался, делая подарки окружающим. Он начал со своей команды -- художественного отдела и примыкающей к нему администрации. Случайно Николя обнаружил общий знаменатель всех этих людей -- футбол. Однажды он объявил им, что "Группа Парена" намеревается приобрести небольшой футбольный клуб, готовый войти в первую лигу, выяснилось, что все сотрудники просто помешаны на футболе. Надо было заниматься всевозможной атрибутикой -- майками, логотипами, транспортом, и дизайнеры набросились на работу. Увидев их энтузиазм, Николя пришло в голову подарить каждому по два билета на финал чемпионата мира. Мюриэль он подарил самый большой, какой смог найти, флакон духов, который "она не могла себе позволить", по ее собственному выражению. Подарки получили и коллеги по этажу, и члены вечернего клуба, и многие другие. Ему приходилось врать о происхождении даров, выдумывая друга, работающего во Французской федерации футбола, другого -- в Guerlain, и многих других более или менее везде, тогда как в реальности он платил из своего кармана. Расточая милости, он особенно позаботился о Жако, водя его в дорогие парижские рестораны, чтобы он хоть немного поправился. Однажды в "Гран Велур" Николя спросил его: -- Тебе действительно необходимо все время оставаться в Париже? -- Да нет, я могу поехать за город, но там меня такая тоска берет. -- А почему не на море? -- В это время года? -- К таитянкам. -- ?.. -- Коай. Знаешь, где это? -- Нет. -- Гавайский архипелаг. Жако вернулся оттуда таким же худым, но он загорел, расслабился, ему казалось, что он украл этот волшебный месяц у несчастья -- уже победа. Если за деньги можно купить немного утешения и бороться против страха, то лучшего капиталовложения и не придумаешь. И кто знает, может, Николя, играя в Деда Мороза, узнает, что за деньги можно купить доверие, молчание, усердие и -- верх парадокса -- искренность. Лорен было неудобно пользоваться его щедростью. Это отличительная черта тех, кто родился в бедной семье и работал всю жизнь. Во время их путешествия Николя понял, что Лорен ежедневно, день за днем, поднималась, чтобы идти на работу. Он попытался представить, что это могла быть за служба. Но не найдя достойного ответа, он чуть не задал ей ненароком вопрос, однако хранящая его тень злого гения сумела вовремя удержать его. В бумажках, оставленных на ночном столике, Другой был категоричен: "Не искушай судьбу, когда дело касается этой девушки!" В купе на двоих в поезде "Палантино", растянувшись на нижней полке, Лорен провела ночь, разглядывая тени, пробегавшие за окном. На заре Николя открыл глаза и увидел, что она сидит с книгой в руке, а рядом на столике стоит поднос с чашкой кофе. -- Где мы? -- Только что проехали Пизу. -- А я могу получить кофе? -- Сейчас попрошу у месье Мезанжа. -- Это еще кто? -- Проводник. -- Вы уже успели подружиться? -- Он не спал, я тоже. Он рассказывал мне, как провел всю жизнь в поезде, довольно увлекательно. Когда мы проехали Турин, я вернулась в купе, посмотрела, что с тобой все в порядке, и села читать. Она открыла дверь, помахала рукой, и через две минуты появился проводник, неся поднос с завтраком, который он протянул Николя, перекинулся парой любезностей с Лорен и вышел из купе. -- Хотел бы я уметь так легко сходиться с людьми. -- Ты, кажется, иронизируешь? -- Да нет же, мне, чтобы нормально общаться с кем-то, надо хорошо его знать. -- Я полагаюсь только на первое впечатление. -- А я никогда! Бывает, я кардинально меняю свое мнение о человеке между первой и второй встречей. -- Первое впечатление надежнее второго, -- настаивала она. -- И по очень простой причине. Оно -- плод гораздо более долгого опыта. Вот еще одна причина из тысячи, почему он хотел каждый день просыпаться рядом с Лорен -- наблюдать, как она пускается в теоретические построения в семь часов утра. Он обожал выслушивать ее витиеватые рассуждения, особенно когда она вот так лежала на животе. -- Каждого человека, которого ты встречаешь впервые, ты оцениваешь по критериям, выработанным за сорок лет. Твой мозг, сознательно или нет, анализирует все знаки, издаваемые незнакомцем, можно назвать это также интуицией, но интуиция -- это довольно сложный механизм. Зато если ты встречаешь его через неделю, твой опыт и твои размышления получили всего лишнюю неделю. Я ясно излагаю? -- Нет. -- Я тебя люблю. -- Я тоже. Как только они ступили на платформу "Рома Термини", Николя начала мучить жажда. Было всего двадцать пять минут одиннадцатого. В такси, чтобы заглушить нетерпение, он пустился в пространные рассуждения об архитектурной смеси мелового и охрового камня, что, по его мнению, позволяло перемещаться из имперского города в живописную деревеньку. Окна их номера выходили на Кампо деи Фьори, а из окна ванной было видно патио, где журчал фонтан. Холодное оранжевое осеннее солнце звало на улицу, но они не смогли противостоять искушению -- задернули шторы, чтобы поваляться на огромной кровати. Уставшие после поезда, они лежали обнявшись. Новый прилив энергии вдохнул в них жажду открытий. Николя распахнул мини-бар, мельком взглянул на часы (слишком быстро, чтобы понять, сколько времени), схватил бутылочку виски, нервно свинтил металлическую крышку и вылил жидкость в стакан. -- Хочешь? -- Подожду до обеда. -- И она скрылась в ванной. Высунувшись из окна со стаканом в руке, он смотрел на Кампо деи Фьори, не видя ее, словно находился где-то в другом месте. Через час они входили в церковь Святого Петра в Веригах, где уже пять веков Лорен ожидал Моисей -- сидя, строго глядя прямо на нее. У нее было странное ощущение, что она опоздала. Николя почувствовал себя лишним. Их тет-а-тет длился целый час. Сгоравший от нетерпения Николя предложил Лорен прийти в себя от эмоций в какой-нибудь траттории. -- Только сначала я бы хотела зайти в один винный погребок на виа Кавур, это тут совсем недалеко. -- Ты же говорила, что совсем не ориентируешься в Риме... -- Зато я ориентируюсь в вине. "Каза виникола" оказалась зажатой между супермаркетом и магазином керамики. Скрестив руки, Николя наблюдал, как она молча изучает полки, читает этикетки, снимает бутылки, только ради удовольствия потрогать их. Услужливый продавец подбежал ответить на ее вопросы, и уже в который раз Лорен продемонстрировала свою способность подружиться с человеком за то время, которого не хватило бы даже на то, чтобы чокнуться. -- Между Semisecco и Amabile есть разница? -- Нет, и то и другое означает полусладкое, скорее для вин... Frizzanti? -- Игристых. Продавец предложил им попробовать кьянти 95-го года, которое Лорен определила как robusto (она легко переделала французское слово на итальянский манер, но не была полностью уверена, что оно существует), и спросила: -- Vitigno Sangiovese? -- Il Bruello di Montalcino, tutto Sangiovese3. -- Брунелло ди Монтальчино -- все из сорта Sangiovese. Николя понимал только одно -- что его стакан пуст. У него не было времени разбираться в ароматах, танинах и прочих тонкостях, сосредоточенных в этом глотке красной жидкости, которая исчезла меньше чем за секунду, пока Лорен и ее новый поклонник высоко вертели стаканами, чтобы рассмотреть вино на свет. Ему не терпелось убраться из этой лавочки, чтобы насладиться целой бутылкой или -- чем черт не шутит -- двумя. А пока ему пришлось слоняться в этом пространстве со стенами из вина, потолком и полом из вина, усеянном мебелью из вина. Лорен задавала тысячу вопросов по поводу бутылки корво бьянко, продавец отвечал подробно и радовался, что француженка так интересуется его магазинчиком. Он поздравил Николя с тем, что тот живет с такой женщиной -- "настоящим ценителем вина". Лорен попросила каталог цен, Николя едва вытолкал ее за дверь после двух бесплодных попыток, и в результате они наконец-то оказались за столиком ресторанчика "Да Винченцо" недалеко от пьяцца дель Пополо. Если верить Маркеши, здесь подавали лучшие melanzane alia parmiggiana в мире. "Лучший в мире" было коньком Маркеши. Он просто упивался "лучшим" в самых разных областях -- он знал лучшую мастерскую по ремонту видео в Париже, лучший тонкинский суп в тринадцатом округе, он слушал только лучший альбом Фрэнка Заппы и сам стряпал лучший в мире лимонный торт. -- Я буду melanzane alia parmiggiana, -- как ни в чем не бывало заявил Николя. -- Это еще что? -- Кусочки баклажанов, сложенные, как в лазанье, и посыпанные пармезаном. -- Обеими руками "за". В углу зала Николя заметил скрипку, лежащую на футляре, и пианино, казавшееся в довольно хорошем состоянии. Всколыхнулись воспоминания о Дебюсси. -- После представления, которое ты мне устроила, я, естественно, доверяю тебе выбор вина. -- Баклажаны и пармезан -- сочетание довольно резкое для неба. -- И она открыла карту вин. -- Бароло пойдет? Когда принесли бутылку, Николя расслабился и торопливо, словно его замучила жажда, выпил два бокала подряд. Теперь он мог улыбаться и спокойно разговаривать. -- Я знал, что ты любишь вино, но и не подозревал, что сплю с энологом. -- Чтобы стать энологом, надо учиться несколько лет, чтобы быть хорошим энологом, нужен еще талант, у меня ничего этого нет. Вино для меня -- друг, настоящий друг, который приносит радость, и очень редко -- разочарования. Друг, которому не нужно ежедневно доказывать свою дружбу, мы можем не видеться неделями, это ничего не меняет. Она торжественно подняла бокал и посмотрела в него, как в магический кристалл. -- Вино подчеркивает вкус того, что мы едим, это праздник. Один-два бокала вина за едой -- и я не прошу ничего больше в жизни. Это наше тело и большая часть нашей души. Наше воображаемое. И внезапно Николя понял то, что было очевидно с самого начала. Нужно было приехать в Рим, чтобы признать, что они с Лорен сделаны из разного теста, живут в разных широтах. Николя везде было не по себе, Лорен же была в ладу со всем миром. Николя боялся завтрашнего дня, Лорен жила настоящим. Она обладала талантом приручать счастье, Николя отталкивал его, едва оно появлялось на горизонте. Лорен никогда не стремилась напиться, Николя жить без этого не мог. Она никогда не пыталась приблизить конец, ему иногда хотелось подойти к нему поближе, чтобы не бояться больше. Таков был истинный смысл сцены в "Каза виникола". -- У нас в семье любят рассказывать одну историю, -- начала она. -- Двоюродный дядя моей мамы унаследовал винный погреб своего дедушки. За гроши ему достались вина, о которых другие грезят ночами, -- лучшие сорта, лучшие года, исключительно шедевры. Проблема в том, что наследник никогда не пробовал ничего лучше бормотухи. Он начинал комплексовать, только взяв в руки одну из этих бутылок. Открыть бутылку для гостей -- для него была целая трагедия. Выбрать, оценить по достоинству, правильно ее выпить, знать название, историю, соблюсти все положенные ритуалы, в общем, сплошные проблемы. И так он мучился до того дня, когда его погреб залило. Вода стояла достаточно долго и смыла все этикетки. И стало невозможно узнать, что в какой из них. На радостях он откупорил какую-то бутылку и попробовал. В этот день он полюбил хорошее вино. Николя едва слушал ее и пытался посмотреть на себя со стороны. Он знал, что его способ отсрочить смятение не может длиться долго, что его бегство в будущее обречено на провал. Однако как только он чувствовал волну алкоголя в крови, он начинал жалеть, что столько лет не пил, что столько времени пропало зря, что он пережил все напасти, не пытаясь сопротивляться. Утешением служило то, что опьянение приносило ему не грусть, как многим, а счастье. Он не пытался понять это маленькое чудо, а принимал его как должное. Поднося бокал к губам, он представил ребенка, которым он мог бы быть, если бы смог смухлевать, как он делал сейчас. Маленький веселый хулиган, каких все любят. Он мог бы проводить время, придумывая военные машины или интересуясь девочками, заинтригованный их неуязвимой хрупкостью. Но таким он не был никогда, он неподвижно лежал, дожидаясь, когда станет взрослым. Он мечтал вырасти, и наконец-то все изменилось, жизнь закрутилась быстрее, он стал героем. Он пережил потрясающие приключения, сделал из своей жизни лучшее в мире кино. И эту мечту он нашел нетронутой через столько лет на дне маленькой рюмки с ледяной водкой. -- Что мне нравится в этом бароло, так это аромат той земли, где вырос этот виноград, чувствуешь? -- Нет. -- Ладно, не парься. -- Я никогда не стану эстетом. Мне кажется, я предпочитаю количество качеству. -- Знаешь, одно другому не мешает. Самая дорогая пьянка в мире была устроена как раз сомелье. Мне рассказывал один приятель, который продает французские вина в Нью-Йорке, он сам при этом присутствовал. Это случилось лет пятнадцать назад в "Уолдорф Астория", которая устроила дегустацию самых редких вин для ассоциации американских энологов. Вина привезли из Франции, все были достойны оказаться в погребе двоюродного дедушки -- петрюс 29-го года, поммар 47-го, легендарные вина, эти американцы могли себе позволить. От самого Парижа эти бутылки сопровождает эскорт главы государства, золотой конвой, прямо до Форт Нокса. Сокровище помещают в погреб, ключи от которого есть только у сомелье из "Уолдорфа". Когда все коробки помечены, что страховщики констатировали доставку без ущерба, когда организаторы уже вздохнули с облегчением, когда перевозчики уже утерли пот со лба, сомелье вдруг резко дергает бронированную дверь и закрывается в погребе на два оборота. Через окошко в двери он сообщает им: "Я знаю, мне грозит тюрьма. Но мне наплевать. Моя карьера погибла, но на это мне тоже наплевать. Ведь я переживу мгновения, о которых ни один любитель вина не осмеливался даже мечтать. Самая чудесная дегустация в мире, лучшие часы, я переживу их один, до полного опьянения. Я подарю себе путешествия во времени, никто этого не делал, и никто не сможет повторить этого. Господа, встретимся через три дня". Вино пробежало по венам Николя, и он наконец согрелся. Он чувствовал свою близость с этим одержимым сомелье. Он на секунду прикрыл глаза и вздохнул, обозначая границу между этим миром и тем. Этот мир он знал всегда, это был мир его детства и всех прошедших лет. Старая добрая реальность, на которую он был обречен вместе с остальными. Этот мир был для него практически всем, Николя был хранителем прошлого и гарантом будущего. Этот мир вызывал желание если уж не жить, то существовать. Этот мир был не тем, который могли бы создать люди, но тем, который они создали. Он останется, люди -- нет. Он был сотворен из компромиссов, крайностей, в нем искали скоротечных радостей и наскоро перевязывали его раны. Когда из него пытались сбежать, он становился тюрьмой. Жить можно было только на границе этого мира. Те, кто имел слабость смотреть в сторону того мира, дорого за это поплатились. А тот мир был совсем другим. Он был убежищем для тех, кто хотел иногда сбегать из этого мира. Таверна, открытая днем и ночью, радушный прием и умеренные цены. Все люди тут наконец-то стали братьями, сделались равны. Любой был тут желанным гостем, дверь распахнута для всех, братия принимала равно счастливых и несчастных, умных и глупых. Здесь можно передохнуть, заново научиться радоваться жизни. Тут селились самые отчаявшиеся, И самые здравомыслящие. Достаточно одного бокала. И особенно вдохновения. -- На десерт я снова закажу баклажаны, -- сообщила Лорен. Нежная, задорная улыбка Лорен завораживала его гораздо больше, чем все сокровища Рима. Николя отложил вилку и смотрел, как она ест, пьет, улыбается, всему удивляется. Он хотел удержать этот краткий миг гармонии, охватить все это единым взглядом. Даже если бы он твердо знал, что через несколько секунд, часов, дней на него обрушатся все скорби мира, в эту самую минуту его сердце пело от радости. Он заказал еще бутылку, надеясь, что, открыв ее, он найдет послание от потерпевшего кораблекрушение, карту острова сокровищ, секрет счастья. -- Начнем с Сикстинской капеллы или с "Пьеты"? -- спросила Лорен. -- Мы сейчас же возвращаемся в отель и займемся любовью. Если хочешь, в этом я могу подражать деятелям Возрождения. -- Глупости какие... -- Ладно, если хочешь, пойдем смотреть "Пьету". Но обещай мне, что, когда мы вернемся в Париж, ты две недели не будешь говорить о Микеланджело. Если бы в эту минуту ему явился сам Мефистофель, чтобы выполнить единственное желание в обмен на душу, Николя попросил бы стать частью коллекции Лорен. Никогда он не станет изобретателем, даже самым ничтожным, он был человеком другого сорта. В идее "Трикпа-ка" проглядывала некоторая фантазия, которой он дал волю, когда был подшофе, но на этом -- излишке абсурда, в котором человечество превзошло само себя -- его творческое начало забуксовало. Что ему оставалось, чтобы произвести впечатление на любимую женщину, блистать только для ее глаз, почувствовать себя единственным и неповторимым? Он просто обречен на то, чтобы найти вдохновение, силу, красоту. Безумная идея пришла ему в голову, он издал смешок, вернувшийся из далекого прошлого. Молчащее пианино в углу навело на мысль о наказанном ученике. "Нет, ты никогда не осмелишься". Он залпом выпил бокал -- уже вторая бутылка -- и посмотрел на свои совершенно неподвижные, напряженные руки. "Это было так давно, Ни коля. Ты только выставишь себя на посмешище". Ему больше не нужна природная застенчивость, она больше не спасает. Попирать ее стало отдельным удовольствием. "Ты не сможешь, такие вещи быстро забываются". Ну и что. Сколько времени прошло? Пятнадцать лет? Двадцать? Подушечки пальцев показывало, Николя сжал кулаки. Лорен подняла глаза, когда он неожиданно встал и направился к пианино. Официанты и посетители ресторана не обратили на него никакого внимания, одна она удивилась. Николя уселся, как настоящий пианист, потер руки, с минуту поводил рукой над клавишами. Лорен смотрела на него, разинув рот, застыв с вилкой в руке, -- ситуация забавляла ее и тревожила. Гул голосов над столиками придал Николя уверенности, он оказался один на один с клавиатурой, в поисках нескольких украденных мгновений своей юности. Склонившись над клавишами, он пытался вспомнить их по ассоциации, как делал когда-то. "Вот эта над замком -- для большого пальца, через три от нее -- мизинец. Что там у нас с правой рукой? Средний палец на черное, слева". Лорен скрестила руки на груди -- она любила сюрпризы. Николя нравился ей еще больше. "Чем я рискую?" Вряд ли в этой небольшой траттории на пьяцца дель Пополо когда-нибудь звучали аккорды Дебюсси. И Николя вновь обрел "Лунный свет" своих двадцати лет. Фальшивые звуки забылись. Жующие замолчали. Вскоре не осталось ничего, кроме музыки. "Пьета" и Сикстинская капелла, больше им ничего было не надо. В конце концов, они приехали в Рим только за этим, если бы они обожрались искусством, это смазало бы все впечатления. Николя не терпелось от красот перейти к выпивке, но он сдерживался, лишь изредка украдкой прикладываясь к фляжке. Если алкоголизм и одержал победу, Николя не хотел прочесть приговор во взгляде Лорен. Он хотел оказаться с ней один на один, избегая публичных мест, даже самых величественных, и бузить, говорить, делать все, что угодно, на нескольких квадратных метрах, при условии, что там есть мини-бар и шторы. Но Лорен не хотела возвращаться в гостиницу и решила насладиться Римом и Николя при свете дня. Он понял, что ему необходимо пить, не только для того, чтобы заблокировать механизмы тревоги, но и чтобы не перегрузить машину счастья. Они выпили аперитив на пьяцца Навона, как истинные туристы, каковыми они и были, потом болтались по улицам в поисках клише. Поздно вечером они вернулись в отель и набросились друг на друга. Непочатая бутылка "Выборовой" в углу должна была усмирить демонов Николя, если они воспрянут. Ему оставалось только любить и не думать больше ни о чем. Невозможно снова стать горемыкой, каким он был всегда, тревожащимся из-за тысяч пустяков. Теперь он мог днем и ночью войти в контакт со своим Хайдом, когда сам был Джекилом, чтобы получать команды. Чувство времени никогда его не подводило. Он научился менять скорость в любое время, вызывать двойника по команде. Другой умел из всего сделать интересное приключение -- из разговора в кафе, поездки в метро, чтения газеты. Он превращал в сказку встречу с незнакомкой в лифте, умел находить слова, чтобы остудить горячие головы и возродить утраченный было энтузиазм. Это была не вырвавшаяся на свободу мрачность Николя, а нечто прямо противоположное -- его доброжелательность ко всем на свете, интерес ко всему, что происходит за пределами его маленького мирка, его слишком долго сдерживаемая нежность. В те редкие мгновения, когда Николя позволял Другому отдалиться, он очень скоро начинал тосковать по его шалостям, по его блестящим и нелепым идеям, по его высокомерию. "Опасайся постоянно тревожащихся людей, однажды, когда они перестанут бояться, они станут владыками мира". Выданные ночью слова вдохновляли его целый день, и письменное подтверждение существования другого себя придавало ему смелости. Он больше не боялся своей тени, его тень была Другим, который защищал его. На рассвете, опьяневший от всего, он взял с ночного столика блокнот и, пока Лорен, завернувшись в покрывало, дышала свежим воздухом на балконе, нацарапал несколько слов: "Остерегайся тех, кто не видит разницы между светом и освещением". ПОЛЬ ВЕРМЕРЕН Он неожиданно выпрямился и надолго застыл с газетой в руке, ни на что не реагируя. Издалека до него доносился голос Жюльена Грийе, но слов он не понимал. Поль прошелся по кабинету, открыл окно, мутным взором уставился на двор школы напротив. Поднес руку ко рту, чтобы подавить тошноту. Ему срочно нужно было выйти на воздух, куда идти, он не знал. -- Меня не будет несколько минут. Можешь подходить к телефону? -- С тобой все в порядке? -- Ты белый как полотно. -- У меня встреча через час, но я туда не пойду. Придумай что хочешь, предложи любой другой день. Я так обычно не делаю... -- Я разберусь. Позвони, если я тебе понадоблюсь. Жюльен проводил его до выхода и осторожно прикрыл за ним дверь. Внизу Поль почувствовал себя совершенно выжатым, сел на нижнюю ступеньку лестницы и снова открыл скомканную газету: "Друзья Тьери Блена, пропавшего год назад, приглашаются во вторник 16 мая в 18 часов по адресу: 170, улица де Тюренн, выпить по стаканчику в память о нем". Тут наверняка ошибка. Преступление безупречно. И совершил его он. Пропавший Блен вычеркнут из списка живых. Он не был ни плохим, ни хорошим, простым смертным, и Поль не сделал ничего, лишь немного поторопил события. И бог знает, считал ли Вермерен, что выпутался из этой аферы через год после злодеяния. Он радовался своей безнаказанности так, словно сценарий преступления и его несравненное воплощение давали ему право ни о чем не беспокоиться. Год -- это даже больше срока давности, он заслуживал того, чтобы его записали в пропавшие без вести, он добился права на существование, права жить своей жизнью, заниматься своим делом, общаться с кем ему вздумается. Он никому не мешал, он скорее даже был полезным членом общества -- исправно платил налоги. Иначе говоря, если общество нуждалось в нем, то Поль Вермерен дорого заплатил за свое место и не собирался отдать его просто так. Нельзя терять голову, надо проанализировать. Слово "пропавший" может означать, что Блена считают мертвым. Немного везения -- может, те, кто разместил объявление, просто хотят устроить поминки по своему дорогому другу. Друзья! Одно это слово, напечатанное в газете черным по белому, казалось ему немыслимым. У Блена не было друзей, никого, кто мог бы "выпить по стаканчику в память о нем". Блен наверняка возненавидел бы человека, способного на подобные выражения. Кто же хотел помянуть Блена? Кто заметил его исчезновение? Кто думал о нем и год спустя? "Дайте ему подохнуть! Вам было наплевать на него, когда он еще был рядом с вами!" Блен имел право покончить со всем этим, Блен имел право требовать, чтобы никто никогда не произносил его имени, Вермерен только помог ему в этом. Эти поминки состоятся завтра, у Поля было время разведать в доме номер 170 по улице де Тюренн, название которой ни о чем ему не говорило. Он вышел из автобуса на площади Республики и зашел в кафе "Гран Тюренн", где представился другом Тьери Блена. -- Дело в том, что я не могу прийти завтра. Вы не подскажете, кто организует встречу? Владелец кафе привык сдавать зал на втором этаже под всевозможные сборища, Поль получил имя человека, который к нему обратился, -- мадам Рейнуар. -- Рейнуар? Первым порывом было набрать номер Жюльена, чтобы он все разузнал. Потратив на розыски целый день, его компаньон мог добраться до этой дамы, исходя из одной только фамилии. Внезапно Поль передумал, положил трубку, поблагодарил владельца кафе и вышел. Идя пешком в сторону агентства, Поль представлял себе, как он появится на поминках среди призраков, вспоминающих призрак Блена. Он перебрал все доводы, почему ему не стоит туда соваться, и тысячу ситуаций, в которых он выдаст себя. Самым очевидным был риск оказаться среди людей, которые единственные могут угадать Блена за маской Вермерена. Достаточно незначительной детали, которую Поль не мог предвидеть. Этот "стаканчик" был отравлен. И только одно... Что в мире может быть притягательнее этой встречи? Двадцатью четырьмя часами позже желание разыграть живой труп взяло верх. Он вошел в "Гран Тюренн" в половине седьмого. Из зала на втором этаже доносился приглушенный гул голосов, Поль, не раздумывая, поднялся по ступенькам. Этим вечером он окажется лицом к лицу с дьяволом. Наконец-то ему предоставится возможность, о которой он так мечтал, -- услышать все догадки по поводу исчезновения Блена, о том, что было после, отчет о поисках. Вдруг какая-нибудь информация поможет ему избежать ошибок в будущем? К тому же он наконец узнает, кто был друзьями Блена. Познакомится. Измерит их горе. Поговорит с ними, главное -- послушает. Меньше чем за час он получит подтверждение, что ему не о чем волноваться. Это было испытание огнем, но единственным способом раз и навсегда избавиться от призрака Блена. В общем, он пришел сюда вбить последний гвоздь в свой собственный гроб. Он зашел в комнатенку, примыкавшую к залу, где фигура в китайском платье из синего атласа снимала фольгу с тарелок с закусками. Она обернулась к Полю и приветствовала его радостной улыбкой: -- Добрый день. -- Заходите, это здесь. Меня зовут Брижит Рейнуар. -- И она протянула ему руку. "Неужели Мадемуазель?" Как же он мог забыть, что ее фамилия Рейнуар? Она знала наизусть номер страховки Блена, номера всех его счетов, маленькие тайны его повседневной жизни и все его настроения. А он не сделал ни малейшего усилия, чтобы запомнить ее фамилию. Он всегда называл ее просто Мадемуазель. Брижит предложила ему снять кожаную куртку, но он, все еще слегка ошалевший и неловкий, отказался. Она была тут, напротив него, такая же, как раньше, улыбающаяся при любых обстоятельствах. Блен умел расшифровывать улыбки Брижит, она умела выразить все одними уголками губ. "Я вас не знаю, но спасибо, что пришли, кем бы вы ни были", -- обращаясь к незнакомцу, говорила ее улыбка в этот вечер. Ее жесткие длинные волосы неестественно черного цвета ниспадали на плечи в синем атласе. -- Пойдемте со мной. Остальные уже собрались. Брижит смотрела людям прямо в глаза, ее рукопожатие всегда было решительным, а поцелуи -- радостными и искренними, словно ей действительно доставляло удовольствие тереться щеками с другим человеком. В том, как она встретила Вермерена, не было ничего особенного, разве что радость знакомства с еще одним "другом". Поль только что выдержал первый экзамен, даже не успев взять в руки этот пресловутый стаканчик. -- Наверное, там собрались самые близкие люди Тьери Блена, не уверен, что я имею право к ним присоединиться. -- Главное -- что вы решили прийти. Могу я узнать, кто вы? Он заранее приготовил ответ и теперь произнес его громко, будто заученную роль. -- Меня зовут Поль Вермерен, я частный детектив. Тьери вышел на меня два года назад, когда хотел разыскать владельца рисунка известного мастера, которые ему оставили на хранение. Запутанная история, но для него тогда все закончилось хорошо. -- Рисунок? -- Рисунок Боннара. -- Он никогда мне об этом не рассказывал. А я ведь знала все, что находилось в мастерской, наперечет, я занималась его счетами. -- Он обратился ко мне, чтобы сохранить все в секрете. Думаю, сейчас я уже могу сказать, что у него была тайная надежда оставить этот рисунок себе. -- В последний год он совершал много всяких глупостей, чтобы раздобыть денег. -- Я случайно увидел объявление вчера вечером. Я был потрясен, особенно словом "пропавший". -- Мы все тогда были потрясены. -- Он умер? Она пожала плечами, подняла руки, вздохнула: "Одному богу известно". -- Это вам пришла в голову идея собрать всех? -- Да. "Мадемуазель... Я и не подумал о вас, когда решил все бросить. Блен вас не заслуживал". -- Пойдемте, я познакомлю вас с теми, кого знаю. -- Я бы хотел сохранить в тайне это дело с рисунком. Представьте меня, пожалуйста, как обычного клиента. -- Хорошо. В большом зале вполголоса разговаривали человек двадцать, все со стаканами в руках. Играя роль хозяйки, Брижит представила Полю "одного из самых старинных друзей Тьери". Дидье -- все тот же вялый блондин в вечной рубашке из переливчатой ткани, на которой никогда не видно пуговиц. -- Поль Вермерен, клиент Тьери. Стоило ей только произнести эту фразу, как Дидье потерял всякий интерес ко вновь прибывшему. Больше всего на свете он любил знакомиться с нужными людьми, а простой клиент Блена представлял мало интереса. -- Дидье Лежандр, друг детства Тьери. Они познакомились перед выпускными экзаменами, какое уж тут детство? Дидье был из тех, кто приукрашивает реальность не для того, чтобы ее опоэтизировать, а чтобы воодушевиться самому. Он охотно рассказывал, как бегает зимой и летом с семи утра в Люксембургском саду -- на самом деле это случилось всего два раза в июле часов в десять утра. Он хвастался, что знает Барселону как свои пять пальцев, и забывал, как Надин, раздраженная его медлительностью, выхватывала у него из рук карту, чтобы найти нужное место. Он говорил "двенадцать", когда речь шла о восьми, он говорил "много" вместо "несколько" и во всех ситуациях округлял реальность в большую сторону. Но, учитывая всех присутствующих, только он мог претендовать на звание друга детства Тьери. -- Вы узнали об этой встрече из объявления? -- спросил Поль. -- Нет, меня предупредила Надин. Поль не разглядел ее среди публики, но не мог вслух удивиться этому в присутствии Дидье. -- Я с ней не знаком. -- Она была подругой Тьери. Одна из последних, кто с ним разговаривал. Они с Бленом давно потеряли друг друга из виду -- скудость их дружбы и настойчивое стремление Дидье разговаривать только о себе стали просто невыносимы. Он был из тех, что захватывают мяч с помощью подленькой, никому не заметной подножки. -- За те несколько раз, что мы с ним виделись, мне показалось, что я имею дело с человеком сдержанным, осмотрительным. Не из тех, что исчезают вот так вдруг. -- Это был измученный человек, он был таким еще в детстве. Когда он исчез, многих это шокировало, но для тех, кто знал его по-настоящему, это не стало неожиданностью. -- Вот как? -- Невозможно объяснить в нескольких словах, но мы с ним пережили первые бессонные ночи, затягиваясь первыми сигаретами, рассказывая о первых девушках, но он уже тогда говорил о том, каким он станет, он был уверен, что будет иметь бешеный успех. Они курили, это верно, но чтоб "рассказывать о первых девушках" -- тогда они существовали лишь в их воображении. Что же касается "бешеного успеха" -- обычные юношеские глупости, одержимость будущим, желание вытянуть выигрышный билет. Трогательная банальность. -- Мы вместе записались в Школу изящных искусств. Я все еще рисую, это моя профессия, но в современном смысле -- я делаю виртуальные картинки. Тьери хотел стать художником, а закончил тем, что открыл багетную мастерскую. "А ведь когда-то ты меня ободрял. Разглагольствовал о благородстве ремесленника, презирающего сумасшествие современного мира". Сейчас Дидье Лежандр создавал афиши из кружочков и квадратиков всех цветов и с эффектом выпуклости, которого может добиться любой ребенок, нажав несколько кнопок. Не стыдясь, он даже просил Тьери сделать рамы для некоторых. Сегодня Блен стал Вермереном, тем, кем он всегда хотел быть, и никто не мог быть преданней своим мечтам. -- Он чувствовал, что у него украли юность, которая обманула его ожидания. Поль должен был признать, что в этом есть крупица правды. -- Знаете, а я ведь вернулся в один из наших любимых уголков вдоль железной дороги на Жювизи, недалеко от вокзала Шуази-ле-Руа. Там, в одном конкретном месте, есть такая яма между рельсами, туда можно встать на четвереньках, скрючившись, и ждать поезда. Вы даже не представляете себе жестокость этого момента, это длилось от десяти до пятнадцати секунд, это было бесконечно, мы орали во все горло, чтобы перекричать шум поезда, а заодно и свой страх. Вот такими мы были с Тьери. Поль знал, что он способен на многое, но так беспардонно воровать воспоминания... Ждать поезда, скрючившись на рельсах, не смог ни один из них, только некий Матиас, который не боялся ничего и даже взорвал петарду в сжатом кулаке. -- Я вернулся туда, думая о нем. Но не решился это повторить. Яма была засыпана через два года, а место огородили решеткой под напряжением. Блен тоже туда возвращался. -- В последние годы мы виделись гораздо реже. В этом не было необходимости. Я знал, что он тут, а он знал, что я здесь, и этого было достаточно. Он бы тут же примчался, если бы мне понадобилась его помощь, хоть в два часа ночи, и наоборот. "Упаси меня бог позвать кого-нибудь вроде тебя на помощь в два часа ночи". Блен стал требовательнее к качеству этой дружбы, которая в общем-то дружбой никогда и не была. Чаша переполнилась однажды вечером, когда в бильярдной на авеню Мэн Дидье провел весь вечер, с удовольствием наблюдая за новичками, которые раз за разом промахивались. Слишком поздно Тьери понял, что посредственность других успокаивает Дидье. Ничто не могло сравниться с этим удовольствием. -- Послушайте, вы знакомы с Анной? Дидье воспользовался предлогом и откланялся, чтобы больше не появиться. Поль оказался в плену у грозной Анны Понсо, еще более элегантной, чем обычно, несмотря на уже явную склонность к полноте. Пепельные волосы, карие глаза и, как всегда, этот тягучий, хорошо поставленный голос. В свое время Надин представила ее Тьери как свою названую сестру, с которой они были созданы друг для друга, тем более что Блен никогда не стремился создать семью. "Ты все-таки пришла, Анна... Мне казалось, что ты не слишком ценила меня. Может быть, я ошибался и принял твою сдержанность за безразличие". У Анны было множество достоинств и единственный недостаток -- увлечение психоанализом. Она была из тех, что годами растягиваются на кушетках психоаналитиков, а потом считают, что умеют читать в душах других людей. -- Он так и не оправился от смерти своего отца. Тьери всегда страдал от страха быть брошенным, желания защиты. Он долго искал образ отца, человека, с которым мог бы его проассоциировать. В Анне его всегда раздражала ее манера говорить о человеке как о ребенке или -- и того хуже -- воспринимать его как пациента, а себя саму -- как энтомолога, увлеченного своими рассуждениями, которые она выдавала как приговор. Когда все ужинали или в выходные за городом, она не могла отрешиться от своих психоаналитических интерпретаций событий дня, от авиакатастрофы до потерявшегося стаканчика горчицы. Она умела представить своих близких как симпатичных существ, преданных своим безжалостным подсознанием. Блен развлекался, подкидывая в разговор якобы ляпсусы, вроде "мыть раму" вместо "рыть маму", провоцируя ее на очередную аналитическую вспышку. Неудержимый речевой поток, следовавший за его невинной выходкой, заслуживал публикации за счет автора. Не Анна ли однажды заявила: "Моя мать католичка, а мой другой отец -- протестант"? -- Впрочем, мать Тьери тоже так и не оправилась после смерти своего мужа. Ничего больше не было как прежде. Интересная гипотеза. Анна никогда не решалась поговорить с Бленом лично. Странно слышать, как кто-то рассказывает тебе о твоей семейной драме, в которую ты сам никогда не верил. Потеря отца была тяжелой, но у него никогда не возникало чувства, что эта смерть подкосила их с матерью. -- Вопрос в том, помогут ли все эти сведения для поисков, -- ответил Поль. -- Это обязательно нужно принимать во внимание. Тьери всегда избегал психоанализа, а это, возможно, помогло бы ему пережить кризис. Анна несколько раз пыталась подтолкнуть его к дивану -- неистощимый прозелитизм стал неотъемлемой частью ее образа. "Видишь ли, Анна, я действовал по-другому. Пока еще рано говорить о том, удалось ли мне это, но, во всяком случае, я попытался". Какое бы у нее было выражение лица, если бы Поль вот так с ходу выложил бы ей все -- что он поменял лицо, имя, профессию, место жительства, женщину, что он организовал свое исчезновение и что он сейчас находится здесь, перед ней, выслушивая ее разглагольствования типа "Тьери всегда избегал психоанализа". Анна никогда не испытывала угрызений совести, вмешиваясь в жизнь других людей, предсказывая их будущее. Образование ее ограничивалось парой книжек, из которых она вывязывала теории, которых ей хватило бы до конца жизни. Искать в каждом предсказуемое -- значит отрицать иррациональное начало, его поэзию, абсурдность, свободу воли. Некоторые сумасбродства ускользают от любой логики, и большая их часть -- как, например, выходка Тьери Блена -- не занесена в большую книгу патологий. Между двумя глотками довольно крепкого пунша Поль разглядывал присутствующих. С каждым взглядом, с каждым поворотом головы, с каждым вновь прибывшим он боялся увидеть округлившиеся от ужаса глаза того, кто распознает Блена за его чертами. Так как все только о нем и говорили, то он скоро начнет им мерещиться повсюду. Ожидая неизбежного, он блестяще сдал и этот экзамен, но его момент истины еще не настал. Анна бросилась в объятия еще одной подруги Надин, кажется, Ми-рейо, или какое-то другое странное имя в этом духе, Блен ее едва знал. А он получил возможность медленно и методично посчитать всех, кто взял на себя труд приехать сюда, чтобы почтить его память. Среди прочих он обратил внимание на молодого багетчика, который работал в его мастерской, в компании мадам Комб и других клиентов "Синей рамы". Поль почти растрогался их приходу. Особенно преуспевающему симпатичному, редкостно вежливому доктору, который так и не заплатил за установку витрины для его конференции по проблемам медицинского обслуживания на рабочем месте. Кроме этой стоявшей особняком маленькой группы, здесь был Роже, который посвятил его когда-то в Лувре в таинства профессии багетчика. Поль задумался о том, как он прослышал об этой встрече, подошел к нему и вежливо, словно невзначай, поздоровался и протянул стакан, чтобы чокнуться. Роже был истинный ремесленник, из тех, кто посвящает жизнь искусству. Он был красноречив, только когда занимался любимым делом, остальное время он слушал, скромно потупившись, как, например, сегодня вечером, стоя перед Полем Вермереном. Кузен Клеман тоже был тут -- последний осколок семьи без особых корней. Блен никогда не пробовал бабушкиного варенья, не дрался с двоюродными братьями на каникулах в деревне. На рождественский обед никогда не собиралось больше четырех человек. Клеман, единственный сын брата его матери, до восемнадцати лет жил во Вьетнаме, потом до тридцати пяти лет в Джибути, а после его возвращения они виделись не больше трех раз. Поль обратил внимание на совершенно немотивированное присутствие Жака и Селин, соседей по улице Конвансьон. Тьери пропал, и одно это слово выделяло знавших его из толпы; запашок серы притягивал. Может, Блен свалился в расселину? Или его похитили и заточили приверженцы какой-нибудь секты или укокошили близкие к ним игроки в покер? Может, Блен просто сбежал и живет где-нибудь в другом месте? Горькая ирония -- он останется в памяти людей только тем, что бесследно исчез. Стать героем газетной хроники -- главная гарантия того, что тебя никогда не забудут. "Смотри-ка, парикмахер... Парикмахер пришел..." Поль и не догадывался, что этот парикмахер -- самый незлопамятный человек на свете. Однажды он проходил мимо "Синей рамы", и Блен ! наорал на него за то, что он бросил пачку сигарет. Блен тогда просто впал в ярость -- люди, способные на такое, безусловно, низшие существа, не раздумывающие ни о бытии, ни о других, они должны были умереть в младенчестве, а жить остаются по случайной ошибке. Парикмахер молча слушал его и даже извинился, чего Блен, брызжа слюной от бешенства, даже не расслышал. Ярость быстро сменилась неловкостью, и он никогда больше не ходил в его салон. А сегодня парикмахер оказался тут со стаканом пунша в руке. Поль не мог противиться желанию перекинуться с ним парой слов. -- Меня зовут Поль Вермерен, я был одним из клиентов Тьери Блена, но живу я в другом квартале. -- Жан-Пьер Маро, мы были коллегами, я имею в виду, у нас обоих был бизнес в этом квартале. Он сгреб пригоршню арахиса и разом заглотил орехи. -- Что за бизнес? -- У меня парикмахерский салон. -- Я не ваш клиент, -- улыбнулся Поль, проведя рукой по своему гладкому черепу. Разговор с Полем не слишком занимал Маро, он пытался расслышать истории, которые рассказывала мадам Комб в нескольких шагах от них. -- Вы его стригли? -- настаивал Поль. -- Довольно давно -- да, но у нас случилась размолвка -- так, полная ерунда, глупость, я бросил бумажку на улице, и с тех пор он ни словом со мной не перемолвился. -- Он наверняка раскаивался, знаете, как бывает. Может, он старался больше не ходить мимо вашей парикмахерской, потому что чувствовал себя неловко. -- Он был прав, наорав на меня. Я потом задумался, почему я иногда бросаю что-то на землю. Может быть, потому что меня совершенно не заботят окружающие или мне наплевать на чистоту улиц? Может, мне казалось, что за мной постоянно ходит мусорщик? Или просто потому, что у нас это не запрещено, прекрасный повод, чтобы позволять себя делать это? Я не отнес себя ни к одной из этих категорий, но страх оказаться в любой из них послужил мне прекрасным уроком. После этой бумажки для меня вдруг словно что-то включилось, будто совесть проснулась. И сегодня, когда я вижу человека, который что-то швыряет на улице, мне его жаль. Теперь я полон уважения к обществу. Благодаря Тьери Блену. Поль Вермерен словно задохнулся от накатившей волны жара, пунш ударил ему в голову. Он бы хотел обменяться парой слов с каждым, послушать, что они говорят о Блене, узнать его получше. Вдруг он узнал голос и обернулся, не веря своим ушам. Голосок из прошлого, незабываемый тембр, который он забыл. Он искал глазами источник. "Та девушка была миниатюрной". Голосок, который так подходил к ее росточку. И ее всегда чуть нахмуренная мордашка -- так она изображала обманчивую наивность. "...Аньес? Ты здесь, Аньес?" Ее волосы слегка поседели, но она осталась верна прическе под Луизу Брукс. Вид чертика из табакерки. С шестнадцати лет она хотела иметь детей и заниматься ими, даже заниматься чужими детьми, она мечтала, чтобы дом был полон детей. Блен тогда еще не знал, как их делать. Аньес -- чуть старше, чем он, но насколько опытнее! -- была его первой наставницей. Ее родители развелись, она жила с матерью, соседкой Бленов. Однажды в выходные Тьери с Аньес на поезде отправились к ее отцу в Рюэль-Мальмэзон. Они хотели изображать киношных любовников -- свечи, ажурные чулки, фальшивое шампанское и настоящий ужас -- в общем, все непременные условия фиаско. Любовью они занялись только через неделю, без преамбул и декораций, в ее детской, в нескольких метрах от гостиной, где мать Аньес смотрела очередной сериал. У их истории не было времени совершить полный оборот вокруг солнца. И мог ли он представить себе, что двадцать лет спустя этот эпизод для нее по-прежнему важен? Ее сопровождал высокий предупредительный молчаливый мужчина. Она всегда мечтала о гиганте, чтобы дать шанс своим детям быть среднего роста. Слегка скованно они разговаривали для приличия между собой -- здесь их никто не знал, и они не знали никого. Вермерен приблизился: -- Здравствуйте, меня зовут Поль Вермерен. Я тут почти никого не знаю. Похоже, вы тоже. -- Меня зовут Аньес, а это мой муж Марко. Я прочла в газете, что Тьери был... ну, в общем... исчез. Я даже не была уверена, что речь идет о том самом Тьери. Это было так давно... Поль хотел бы удержать на мгновение руку Аньес в своей, только чтобы вернуться в прошлое. -- Мы были соседями в Жювизи. А вы? "Твой лифчик застегивался спереди. Ты уже тогда знала, что парни совершенно безрукие. А как ты произносила "уупппс...", когда мои руки лезли в тогда еще запретные дебри". -- Мы так и живем в пригороде. Так лучше для детей. "Я обожал смотреть, как ты сдуваешь челку со лба, а ты ненавидела, что она все время лезет в глаза. Ты позволяла мне смотреть, как ты моешься, я вытирал тебя, тебя всю целиком можно было завернуть в полотенце". -- И больше мы не виделись. "Все обрушилось однажды утром, и у нашей драмы было имя -- микоз. В наших словах было больше повседневности, чем любви. Мы не любили друг друга, мы обожали". -- Мы живем далеко отсюда, потом еще надо няню отвозить. Скажите, я давно хотела спросить, жена Тьери здесь? Аньес хотела знать, на кого похожа подруга ее детского увлечения. Поль испытал то же чувство, когда увидел рядом с ней высокого мужчину. -- Она должна прийти, но пока я ее не видел. -- Ну что ж... В общем, спасибо, месье... Извините, забыла ваше имя? -- Вермерен. Ее муж поставил стаканы, нашел ключи от машины, узнал у Брижит самый короткий путь до южного пригорода. Аньес снова сжала руку Поля, и он почувствовал, как она погладила его по ладони. Она посмотрела ему прямо в глаза, и ему передалось ее смущение. -- Идем, дорогая? "Прощай, малышка". Снова появилась Брижит, держа в руках поднос с бутербродиками. -- Хотите, я познакомлю вас кое с кем? -- как всегда внимательная, спросила она. Она даже не догадывалась, что с каждым из присутствующих его связывает пусть короткая, но история. Натали Коэн, случайная партнерша по теннису. Техника у нее была значительно лучше, чем у Тьери, что в общем компенсировало силу удара. Надин и месье Коэн понаблюдали за ними немного, а потом отправились пить кока-колу, пока Натали гоняла его по корту, как ни одна женщина. Дантист Мишель Боннеме пришел с Эвелин. Блен никогда ему не платил, а отдаривался рамами, никто не знал, на какой стадии их расчеты, их это забавляло и упрощало писанину. Полю захотелось, совсем как Бри-жит, поблагодарить их всех, одного за другим, за то что они пришли. Были ли они мозаикой Блена, его человеческими взаимосвязями? Могли бы они все вместе написать историю их дорогого без вести пропавшего? Разошедшаяся мадам Комб, кажется, готова была написать целую главу. -- Я его обожала, но вы себе не представляете, до чего же он бывал наивен! Иногда это выходило за рамки приличий. Поль подсказал ей напрашивающийся было каламбур, но она не уловила. -- Я вам расскажу одну историю... Ох, сейчас, как подумаю об этом... Вы, может, помните, у меня тогда начался отит -- он с тех пор не кончается, -- но я придумала себе компенсацию. Теперь-то можно в этом признаться! Я тогда всем рассказывала, что наполовину глуха, и почти все мне верили, это позволяло мне слышать только то, что меня устраивало. Ну вот, представьте себе, однажды захожу в его мастерскую, чтобы забрать раму. Вот это была шутка! Он объявляет мне цену -- шестьсот франков, я невозмутимо протягиваю ему двести, громко благодарю и ухожу. Как же я веселилась! Надо было видеть, как он бежал за мной по улице и орал "Шестьсот!" прямо в ухо. Присутствующие смущенно заулыбались, раздались вежливые смешки. Поль помнил эту историю -- накануне он смотрел фильм, где главный герой -- багетчик, которому не платит никто, даже старушенция, притворяющаяся глухой и с широкой улыбкой благодарности дающая ему ровно половину того, что должна. Мадам Комб тоже видела этот фильм и почерпнула оттуда вдохновение. Все происходило именно так, как она только что рассказала, за исключением того, что Блен не бежал за ней по улице, но ограничился тем, что -- как и герой фильма -- дал ей уйти, пробормотав себе под нос: "Ну вы и хитрюга, мадам Комб". Он потерял четыреста франков, но зато целую минуту он ощущал себя героем фильма -- цена не слишком высокая. Если бы Блена похоронили, то мадам Комб озаботилась бы сбором денег на венок. "От всех друзей по кварталу". Одна история потянула за собой другую, довольно быстро Поль почувствовал, что не успевает услышать все. -- Я вот тоже помню, как однажды... -- А вот еще, послушайте... Не в состоянии уловить их все, он потерял, наверное, три четверти -- это было ужасно! -- Вот ведь хитрец... -- Что-то его мучило, это ж было очевидно... "По одному, черт вас дери! Дайте мне воспользоваться такой возможностью, я имею на это полное право!" -- Ну а я лучше помню его мастерскую, чем его самого, -- заявила продавщица из книжной лавки. -- К багетчику не заходят так запросто, как, например, к мяснику. Но я иногда заходила туда просто так, поболтаться, выпить чаю, послушать эту странную тишину, нарушаемую лишь рашпилем, почувствовать запах лака. Летом там было прохладнее. Время там текло совсем по-другому, чем везде. И он сам двигался медленно, пока он работал, я сидела молча, и нас это не смущало. Это было словно безмятежные отступления, а когда я выходила оттуда, то сразу окуналась в сутолоку парижских улиц. -- Ему нравилось подбадривать тех, кто чего-то хочет. Ты всегда хотел съездить в Непал, так давай, вперед! Ты хочешь стать независимым, так что же тебе мешает? Ты хочешь сбросить десять килограммов, это зависит только от тебя! Он считал, что нужно только принять решение. И был прав. Стоило только позвонить ему, и ты готов действовать. Полю хотелось бы всем им верить, но он пытался урезонить себя: эти люди хотят сказать только хорошее о без вести пропавшем, в этом, собственно, и цель встречи. В Блене не было ничего особенного, о любом другом говорили бы примерно то же самое. И тут один голос перекрыл всех: -- В нем странно сочетались чувствительность и некоторое отстранение от происходящего. Человек был болтлив, и в его баритоне эхом отдавалась его харизма. Невысокий, крепко сбитый, пустой взгляд, лицо, состоящее из одних морщин, -- этот неизвестный заинтересовал Поля с самого начала вечера. -- Он был требователен к себе, и это позволяло ему быть требовательным к другим. Поль видел этого человека впервые в жизни. -- Слово "этика", настолько опошленное сегодня, что все уже и забыли, что оно значит, для него имело смысл. И слово "честь" тоже. "Может, кто-нибудь наконец спросит его, что он здесь забыл, черт возьми?" -- Теперь, когда его нет с нами, я могу признаться, что однажды он сказал мне: "Знаешь, Рене, я испытываю тоску по Богу. Жизнь была бы гораздо проще, если бы я был религиозен, я бы задавал меньше вопросов". "И долго он будет так разглагольствовать? Это самозванец! Он никогда в жизни не видел Блена!" -- Однажды, совершенно случайно, я видел, как он предавался размышлениям на Монмартрском кладбище, на могиле Стендаля. "Сумасшедший! Караул! Убивают! Брижит, выставите его за дверь! Наверное, он каждый день так развлекается, это его хобби, профессия, извращение, что-то в этом роде. Он читает объявления о смерти в газетах и приходит исполнять свой номер! Он приходит не для того, чтобы выпить, а просто станцевать на костях!" Вошла Надин, все обернулись и притихли, даже самозванец. Надин была одна, она прекрасно выглядела и была одета с некоторым подобием фантазии, чтобы показать, что уж она-то кто угодно, но не вдова. И снова Поль дорого бы дал, чтобы посмотреть, на кого похож новый спутник ее жизни или спутник ее новой жизни. Как и клиентам агентства "Благая весть", ему было интересно посмотреть на своего заместителя. Надин расцеловалась почти со всеми присутствующими, балансируя между серьезностью и улыбкой. В конце концов, это была ее роль. Он хотел испытания, и вот она здесь, во плоти. Ему придется посмотреть в лицо этой женщине, с которой он прожил пять лет, женщине, которая плакала в его объятиях, которая заботилась о нем, когда он болел. Брижит представила ей тех немногих, кого Надин не знала, среди них был и Поль. -- Надин Ларье. -- Поль Вермерен. Она поздоровалась с ним и подошла к следующему, просто так, по инерции. А он не подозревал, что ее рукопожатие такое искреннее. "...Надин? Скажи мне, что это неправда... Это же я, Надин!" -- Добрый день, Мишель, добрый день, Эвелин. "Да, я... Тот человек, что раздевал тебя в безлюдном лесу среди бела дня, только потому что это меня забавляло. И тебя тоже в конечном счете. Ох... Надин?" -- Эй ты, привет. -- Привет, Надин. "Тот, кто просил тебя надевать боди, которое расстегивалось между ног. Да, это я, да посмотри же на меня наконец!" -- Как дела, Дидье? "Тот, кто закрывал тебе рот рукой, когда ты кричала слишком громко. Это ни о чем тебе не говорит?" -- Ну что же, выпьем? -- спросила она. И снова все заговорили разом. Поль Вермерен наконец нашел то, за чем пришел -- право на существование, на свои собственные воспоминания, не нуждаясь больше в памяти Тьери Блена. Полностью успокоенный, он решил, что пора уходить, но тут Брижит потребовала тишины. -- Я хотела бы поблагодарить вас за то, что вы пришли сегодня почтить память Тьери. Кивки, поднятые стаканы. Она помахала рукой, поясняя, что еще не закончила. -- Если быть откровенной, это не единственная причина, почему я пригласила вас сегодня. Как вы, может быть, знаете, поиски Тьери официально прекращены за отсутствием улик. Я часами разговаривала с полицейскими, которые обязаны сделать все возможное. Но закрытие дела меня не устраивает. Я не могу с этим смириться. Слушатели придерживались противоположной точки зрения. Пунш дал себя знать, задумчивость сменилась всеобщим оживлением, свидетели стали гостями, готовыми продолжать праздник. А Брижит напомнила о трагедии. Ее трагедии. -- Я решила, что если все, кто его знал, соберутся вместе, мы можем объединить наши показания, собрать информацию, которой нет у полиции. Если мы все вместе постараемся вспомнить последние дни перед его исчезновением, может, мы найдем улики, даже самые незначительные, которые позволят продолжить поиски. Надежда еле теплится, но я должна идти до конца. Я всю жизнь буду упрекать себя за то, что не пыталась ничего сделать. Никто не откликнулся на ее слова, и в зале повисло тягостное, беспокойное молчание. Расстроенному Полю хотелось присесть где-нибудь в сторонке. Значит, это она. Брижит. Она общалась с полицией, ждала результатов следствия, надеялась. Совершенно ясно, что это она заявила об исчезновении Блена. Почему она так поступила? Блен был для нее всего лишь клиентом. Он не мог припомнить ни одной двусмысленности, ни одного взгляда, которыми обмениваются, даже не желая того, словно молчаливый уговор между мужчиной и женщиной. Он не помнил, чтобы когда-нибудь обращал внимание на ее ноги, декольте. Не мечтал о ней. Он не помнил, чтобы когда-нибудь -- пусть даже в шутку -- пытался ее соблазнить. Для него Брижит была очаровательна, прелестна, внимательна, лучезарна. Много, но ничего более. Перед уходом все, даже самозванец, нашли что сказать. Анна не признавалась себе, но ей претила мысль о том, что Блен жив. Слишком иррационально, слишком неправдоподобно. Блен не был материалом для газетной хроники, Поль даже обиделся. К счастью, большинство оказались пессимистами, стремящимися похоронить надежды Брижит и подготовить ее к худшему. Она стала женой моряка, которая, несмотря на объявленное кораблекрушение, ждет чуда. Женщина, которая отдала бы что угодно за уверенность. Настолько она была привязана к Блену. Он почти умилился, когда увидел, что Надин подошла ее утешить. -- Он будет жить в нашей памяти. -- Если он умер, мир праху его, -- добавил Дидье. -- Если он жив, давайте уважать его выбор, -- осмелился предложить Мишель. Поль скрестил пальцы, чтобы на этом все и закончилось. Когда последние приглашенные ушли, у Брижит был вид вдовы. Поль подхватил свою кожаную куртку со спинки стула, но Брижит уже бежала к нему: -- Останьтесь на минутку, я провожу остальных. Приказ. Мягкий, нерешительный, но приказ. До последнего рукопожатия, последних благодарностей Поль чувствовал, что его сердце бьется так, что вот-вот выскочит из груди. Он боялся, что маска Вермерена не удержится под взглядом влюбленной женщины. Поль уже почти поверил в этого Блена. Аньес оставила для него местечко в своей памяти, парикмахер чувствовал, что стал лучше благодаря ему, даже самозванец смог выставить его исключительно духовным человеком. И этот полный достоинств мужчина был настолько слеп, что не разглядел чувств Брижит? Они оказались вдвоем в неожиданно пустом и гулком зале. -- Я так и думала, что это сборище ни к чему не приведет, -- сказала она. -- Но я не могла не организовать его. -- Понимаю. -- Вы торопитесь? Выпьем напоследок? Просто так, не помянуть. Он согласился, загипнотизированный взглядом женщины, которая скрывала свою любовь как романтическая героиня. Она достала бутылку виски и щедро наполнила два стакана. Блен наливал именно так, когда она заканчивала заполнять отчеты и прочие налоговые декларации, -- этот ритуал она сохранила. "Мадемуазель... Как я мог догадаться, какие чувства вы испытываете ко мне? Вы должны были дать мне знать. Кто знает, может, сейчас все было бы по-другому?" -- Как он мог со мной так поступить, после всего, что было между нами. Знаете, ведь я была не просто его бухгалтером... -- Вам я могу признаться. У нас была связь. -- !.. -- Никто об этом не знал, даже Надин. Мы свято хранили нашу тайну... Мы были великолепны! -- Еще немного виски? -- Может, вам уже хватит? -- Мы занимались любовью в мастерской, он опрокидывал меня на длинный стол, рядом с верстаком, среди стружек и банок с лаком. Незабываемо! -- Брижит... -- В его объятиях я чувствовала себя как... трудно объяснить... как... "Мадемуазель". Женщиной, которая живет ради одного его взгляда, такой я становилась, как только он появлялся... Я хочу снова стать "Мадемуазель"... -- Найдите мне его. -- Извините? -- Я знаю, что он не умер. Это мое внутреннее убеждение. Я чувствую, что он здесь, недалеко, что это какая-то гнусная шутка. -- Я нанимаю вас официально. В конце концов, это ваша работа. Полиция признала преступление, я вас нанимаю его расследовать. -- Вы не думаете, что остальные правы и лучше его забыть? -- Это выше моих сил. Пока у меня не будет доказательств его смерти, я буду его искать. Когда он увидит все, что я для него сделала, он полюбит меня. -- Если он все еще жив, это может длиться годами! -- Если вы отказываетесь, я найму другого, а если он не справится, то следующего. Такая возможность напугала Поля, он искал последний довод, но не нашел ничего лучше, как: -- Это вам обойдется очень, очень дорого! -- Тем хуже. Согласны или нет? Он прикрыл глаза и долго искал в себе силы, чтобы не расплакаться прямо тут. НИКОЛЯ ГРЕДЗИНСКИ Другой был категоричен: "Оставь ее в покое". Записки, которые он оставлял Николя на рассвете, были похожи на приказы: "Впервые в жизни ты встречаешь кого-то, кто от тебя ничего не требует, только не задавать вопросов, и не стоит пускать на ветер". Аргументы иногда менялись, но смысл оставался тем же. Николя обижался -- пока двойник судорожно выводил эти слова, Лорен была рядом, горячая, красивая, потрясающе присутствующая, только протяни руку погладить. Хорошо было Другому призывать к терпению, он-то не мучился невыносимой неизвестностью, которая преследовала Николя день напролет. Если она скрывала что-то постыдное, он имеет право знать что. Право любящего и страдающего. Зачем продолжать эту редкую по жестокости игру? Другой напирал на слово "доверие", но доверяла ли Лорен Николя? Кажется, бедолага уже успешно сдал все возможные экзамены? Разве он не был достаточно терпелив? Со временем он начал принимать молчание Лорен за подозрительность, и эта подозрительность казалась ему похожей на презрение. Николя больше не скрывался от Мюриэль, когда в десять утра она приносила ему почту. На его письменном столе стояли всевозможные "Трикпаки", но он даже не пытался спрятать свое пиво. Этот гэджет родился от чувства стыда, которое Николя уже преодолел. Он пил пиво, потому что этого требовал его организм, и его чистая совесть не находила в этом ничего плохого. Иногда Другой расщедривался на фразы по интересному вопросу: "Пей, сколько тебе нужно, пей, раз это помогает тебе двигаться вперед. Избегай производных от аниса, ячменя и фруктов. Тебе повезло с первой рюмкой, так что не изменяй водке. Можешь смешивать, но не забывай про вкус. И обязательно пей воду между двумя стаканами алкоголя. Знаю, что это непросто, но постарайся". -- Я оставлю вам газеты, которые пришли, пока вас не было? -- Спасибо, Мюриэль. Он воспользовался ежедневным просмотром прессы, чтобы заглушить сушняк, с каждым днем становившийся все жестче. Николя открыл уже вторую банку "хайнекена" и, чтобы замаскировать ее, выбрал "Трикпак" с другой маркой пива, усмехаясь бессмысленности своего поступка. Среди последних вариантов "Трикпака", предложенных компанией Altux S.A., появилась модель с большими черными буквами на белом фоне: "Алкоголь вредит вашему здоровью". Были и двойные модели "Она" и "Он" -- их можно персонализировать, написав имя или переведя фотографию. Есть еще и исковерканные консервные банки, вроде знаменитого шпината. В продаже можно найти "Трикпаки" "Трихлорэтилен", "Мышьяк", "Стрихнин", "Святая вода". И в довершение слоганы о пьянстве и знаменитые диалоги из легендарных фильмов. Ничто не могло удивить Николя, особенно перед первой банкой пива, той, что он наслаждается всеми фибрами. Остаток дня он выбирал между различными отравами, смотря по обстоятельствам. К вечеру в определенное время пиво настойчиво начинало звать водку, которая, в свою очередь, поздно ночью требовала освежающего действия пива. В этот омут Николя бросался без малейших угрызений совести. На следующий день, подточенный алкоголем, при смерти, он бы сохранил приятнейшее воспоминание о горчинке пива поутру. "Друзья Тьери Блена, пропавшего год назад, приглашаются во вторник 16 мая в 18 часов по адресу: 170, улица де Тюренн, выпить по стаканчику в память о нем". Между двумя статьями, которые он прочел по диагонали, вдруг всплыло: "Тьери Блен". Всплыло из другой жизни. Теннис в спортклубе "Фейан". Борг и Коннорс. Странная заметка. По крайней мере этот бокал Николя пропустил, шестнадцатого мая он был в Риме. Сомнения в правильности имени рассеялись под напором слов "пропавшего год назад". Речь идет о том самом Блене, что придумал это пьяное пари. Они тогда назначили встречу ровно через три года, 23 июня, то есть меньше чем через месяц. Его пиво неожиданно приобрело вкус газировки и совершенно не помогало. Чтобы пережить шок, он почувствовал настоятельную необходимость вытащить из внутреннего левого кармана фляжку. Глоток водки прибыл в пункт назначения. Николя надо было сосредоточиться, не разбудив при этом свой страх. Что означает "пропавшего"? Исчез или умер? Как знать, что у этого сумасшедшего на уме? Может, он упорствовал в своей безумной идее стать кем-то другим? Во имя чего? Какой ценой? Может, Блен умер, желая стать этим "кем-то другим"? Ясно одно: ни один из них не придет на назначенную встречу. Николя навсегда запомнит этого помешанного, который хотел стать кем-то другим и который пристрастил его к водке, не отдавая себе в том отчета. И он поднял свою флягу за Тьери Елена, ни о чем не подозревавшего благодетеля. Николя потерял всякий интерес к сваленным на столе газетам и журналам. Пока еще неосознанно, он выгреб записки, оставленные Другим накануне. На этих клочках бумаги фиксировалось главное, остальное можно забыть. Чудовище становилось все точнее в своих формулировках, ему теперь хватало времени на то, чтобы позаботиться о пунктуации, писать полные фразы, исполненные вдохновения, иногда угрожающие, будто он орал из самых мрачных глубин. "Раньше, когда кто-то заставлял тебя ждать больше двадцати минут, ты боялся, что он умер. Теперь желай этого!" Некоторые пассажи были более туманными, Николя аккуратно складывал их в ящик стола и время от времени перечитывал, надеясь разгадать загадку. "Большой вопрос: "С нами случается только то, чего мы боимся?" или "То, чего мы больше всего опасаемся, никогда с нами не случается?" Иногда он обнаруживал записки, непосредственно связанные с повседневной жизнью. "Посылай на фиг этого Гарнье и его план реструктуризации. Это пойдет на пользу только его отделу и повредит твоему, хотя он и настаивает на обратном". Перечитав эти слова, Николя немедленно набрал внутренний номер Гарнье: -- Ги? -- Привет, Николя. -- Я тут подумал и в конце концов пришел к выводу, что нашим отделам лучше оставаться независимыми друг от друга, во всяком случае пока, спасибо за твой проект. -- ?.. -- До свиданья, Ги. Николя должен был признать, что Другой прав почти по всем пунктам, за исключением одного -- скрытности Лорен. Раз она не может решиться разделить с ним свою тайну, Николя придется в одностороннем порядке расторгнуть соглашение. Он уже слышал замогильные хрипы своего двойника: -- Идиот, ты только все испортишь. Вспомни миф про Орфея! -- Придется рискнуть. -- У нее наверняка есть свои причины. -- Я хочу их знать. -- Тебе мало того, что ты живешь с ней, изо дня в день? Чего еще ты хочешь? Какой ценой? -- Вот именно что не "изо дня в день", а только ночью. Я люблю эту женщину, я ее люблю, я не могу больше не знать, что она делает, когда меня нет рядом, я с ума схожу. Вначале эта игра казалась мне забавной, от нее пахло серой, но теперь я не выношу этот запах, я хочу знать, потому что имею на это право. -- Нет у тебя никакого права. -- Да что ты об этом знаешь?! Она всегда рядом с тобой, ты не страдаешь от ее отсутствия. -- То, что она уже дала тебе, огромно, если ей нужно время, дай ей его. -- Я не буду ждать ни одной ночи. Это решение несколько недель вертелось у него в голове, и события ускорились после их возвращения из Рима. Ему нужно знать. С сегодняшнего дня. Достаточно открыть телефонный справочник на букву Д. "Детективы, Расследования, Слежка, Конфиденциальность..." Все просто. "Ассоциация частных детективов Парижа", "Агентство П.И.Т. Детектив", "Фирма Латура, расследования"... Уж наверняка среди них найдется хоть один, который выяснит, кто такая Лорен. "АПР, слежка", "Предупреждение, Решение, Действие -- личные и коммерческие проблемы"... Она ничего об этом не узнает. "Наблюдение и расследования", "Частное детективное агентство с 1923 года"... И совесть у него будет чиста. "Наблюдение на машине, оборудованной радиоаппаратурой, метро "Шоссе-д'Антен"..." У него есть на это право. "Детективы-консультанты", "Безопасная проверка", "Определение подделок", "Должники", "Исчезновения", "Защита информации", "Детективное агентство SOS"... Кого выбрать? Эти люди готовы на все, достаточно заплатить им денег. Он поискал название, которое бы вдохновило его и в списке, и в объявлениях, взятых в рамку, но все они стоили друг друга, все казались одинаково подозрительными. Он глотнул еще водки для храбрости и перечитал каждое название, каждый адрес. Он и не догадывался, что еще не отошел от шока, вызванного вторичным появлением Блена в его жизни -- это появление предшествовало исчезновению, все произошло слишком быстро. Слово "пропавший" потрясло его по понятным ему одному причинам, А что, если желая остаться неразгаданной, Лорен тоже исчезнет? А что, если она рассказала о себе так мало с единственной целью подготовить свой уход на следующий же день? А что, если ее молчание защищает Николя от угрозы? Этот "пропавший" спровоцировал страх за Лорен. Он опустошил фляжку, даже не заметив. "Частные дела", "Конфиденциальность", "Агентство Благая весть"... Почему бы и не агентство "Благая весть"? Название несуразное и наивное одновременно. Это или другое, в конце концов, какая разница? Водка кончилась, и он, смирившись, одним махом допил теплое пиво. Он был пьян и знал это, именно к этому стремился. -- Алло? Я хотел бы поговорить с детективом. -- Месье Вермерен сейчас на задании, но я могу назначить вам встречу. -- Мне нужен кто-нибудь прямо сейчас. -- Попробуйте тогда в "БИДМ" или агентство Поля Лартига, это большие фирмы, они могут быстро среагировать, но, вероятно, не прямо через час. -- Я что-нибудь придумаю, спасибо. Но вообще-то зачем обращаться к этому отродью? Зачем рассказывать свою жизнь незнакомому человеку? В конце концов, это не так уж сложно. Немного ловкости и везения, и через час он уже будет в курсе. Ему не хватало обжигающего действия водки, и он поспешил выйти из башни, чтобы зайти в любой бар по соседству и наполнить свою фляжку. Он перепробовал множество разных горячительных напитков, но только после водки Другой появлялся даже среди бела дня. -- Алло, Лорен? Тебя совсем не слышно... -- Здесь плохо берет. У меня нет времени на разговоры. Он хотел дать ей возможность наконец все рассказать. Может, именно этого она и ждала? -- Ты где? -- Говорю тебе, мне некогда. В любом случае мы увидимся сегодня вечером, нет? -- Нам нужно увидеться сейчас же. -- Что на тебя нашло? -- Это очень важно. Я бы не просил тебя, если бы это было не так. Это ведь в первый раз? -- Да или нет? -- Да. -- Скажи, где и когда. -- Лорен! -- В бистро "Пти Каро" на улице Монтргей. -- Через сколько? -- В четверть второго. Если бремя ее тайны слишком тяжело, он разделит его с ней. Если оно слишком тяжело для двоих, совесть его будет чиста и он будет знать, какое решение принять. -- Алло, Мюриэль? Меня не будет до конца дня. Отмените, пожалуйста, все, что у меня назначено на вторую половину дня. -- Хорошо. У вас только встреча с генеральным советом Роны, но они будут в Париже до субботы, я подыщу другое время. -- Спасибо, Мюриэль. -- Месье Гредзински? Тут еще кое-что... Пришел один человек, он хочет, чтобы вы непременно его приняли. -- Сейчас? Кто он? -- Он говорит, что не задержит вас долго. -- Кто он, Мюриэль? -- Это месье Бардан. -- Не впускайте его. Николя взял свою фляжку, сунул ее во внутренний карман и вышел из кабинета, направляясь к лифтам. Бардан был уже в приемной -- сидел в кресле, как курьер, ожидающий пакета. Последний человек, которого Николя хотел бы встретить на своем пути. Его ждала Лорен, вся жизнь, возможно, перевернется в ближайший час -- и нужно же было этому придурку явиться именно сейчас! И почему только причастие "пропавший" не предназначено для таких людей? -- Добрый день, Николя. Бардан протянул руку, силясь улыбнуться. Гредзински не сделал над собой такого усилия. -- Вы не вовремя. Я не могу вас принять. Бывший начальник отдела по связям с клиентами был одет с нарочитой небрежностью. Он выглядел уставшим, глаза покраснели, веки опухли, в общем, жалкое зрелище. -- Всего десять минут, прошу вас, Николя. "Спесивые однажды станут рабами. Но почему именно сегодня, черт все подери!" Уход Бардана вызвал у Николя уколы совести, но уколы единичные, несильные, скорее декоративные, чувство неловкости испарялось с первым глотком алкоголя. Этот человек хотел унизить его, когда Николя еще не был теперешним Гредзински, когда он еще боялся, если на него повышали голос, боялся своей тени, жизни, всего. В общем, когда он был легкой добычей. И потому сегодня он имел полное право быть злопамятным. Он пошел к лифту, Бардан не отставал ни на шаг -- гротескная суетливость, как и все его повадки, ни на йоту не изменились с того момента, как он потерял работу. Николя подчеркнуто его игнорировал, но не тут-то было -- в лифте они оказались одни. -- Я знаю, что совершил в отношении вас много ошибок, Николя. Я не должен был тащить вас на то собрание. Я знаю, что вы упрекаете меня за это больше всего, и вы правы. -- Я не метил на ваше место, мне поднесли его на блюдечке. Если оно вам так нужно, берите его, мне оно теперь без надобности, я могу и не работать остаток жизни, у меня в месяц в десять или двадцать раз больше моей зарплаты, которую между тем повысили после вашего ухода. Если я и сидел здесь, то только потому, что до сегодняшнего дня для меня это было развлечением. Но все кончено. Скоро они будут искать нового начальника, вы можете предложить свою кандидатуру. -- Не шутите так. Слишком давно я потерял чувство юмора. "Было ли оно у него когда-нибудь?" -- подумал Николя, когда двери лифта открылись на первом этаже. -- Я пришел извиниться перед вами. Я сам виноват в том, что произошло. -- Я тороплюсь, вы что, не видите? -- Никто не хочет брать меня на работу из-за возраста. Я думал, что смогу найти работу на раз, но... Они вышли на эспланаду. Чем больше Николя убыстрял шаг, тем комичнее они выглядели. -- Броатье на все смотрит вашими глазами, вам достаточно слово сказать, и у меня будет работа, не важно какая, я согласен на понижение. -- Вы уже на понижении. -- Возьмите меня в свой отдел, я тут знаю все как свои пять пальцев, я вам пригожусь. Николя уже почти бежал, он опаздывал, а Лорен не будет ждать. Он любил ее, он должен был сообщить ей об этом немедленно и убедить ее все ему рассказать. Бар-дан не отставал и мог все испортить. Не останавливаясь, Николя произнес: -- Когда грянут трубы Страшного суда и я предстану перед Всевышним, я признаюсь во всех своих грехах: "Я украл игрушку у малыша младше меня, когда мне было шесть. Я растрезвонил всему классу, что Кларисса Вале влюблена в меня, и все над ней смеялись. Я очень сильно пнул кошку, которая разбудила меня своим мяуканьем". И когда Всевышний, чтобы смягчить мою вину, спросит, что же хорошего я сделал для человечества, я отвечу: "Я уволил Бардана". Николя спустился в метро и перед компостером оглянулся через плечо. Никого. Он искал ее в кафе -- неудачное время, все обедают на скорую руку, ищут место, где бы присесть, взвинченные официанты, слишком занятые, чтобы обслужить еще и его. Он пробился к бару и пристроился на уголке, у стойки, уставленной пустыми чашками и стаканами. Почему она не назначила встречу в каком-нибудь знакомом месте -- уютном баре или парке? Как объяснить в этой сутолоке, что настал момент истины? Наконец она появилась, подошла к Николя и украдкой поцеловала его в губы. -- Что случилось? -- Может, пойдем в другое место? Наверняка тут поблизости есть кафе поспокойнее. -- Николя, у меня всего десять минут. Я пришла только потому, что почувствовала, что это срочно, а когда срочно, то со временем не считаются, иначе это уже не срочно. -- Нам надо поговорить о нас с тобой. -- Вот черт! Я специально назначила тебе встречу здесь, потому что ждала чего-нибудь в таком роде. -- Тебе не кажется, что я достаточно ждал? -- ?.. -- Я люблю тебя, господи боже мой! -- Я тоже, и именно поэтому я предлагаю тебе забыть это идиотское свидание и встретиться, как договаривались, в девять в "Линне". Я так и поступлю, но вот ты? Чтобы не обострять ситуацию, Николя был вынужден согласиться. После всего того, что они пережили вместе, она все равно нашла способ поставить его на место, как и в их первую встречу. -- Ну, тогда до вечера. Поцелуй меня, придурок. Он ее ненавидел, он ее любил. Они поцеловались. Другой был прав -- надо быть сумасшедшим, чтобы подвергнуть риску их отношения. Она вышла из бистро, он смотрел, как она удаляется, машет на прощание и сворачивает за угол улицы Монтргей. Надо быть сумасшедшим. Абсолютно сумасшедшим. Почему она выбрала именно это бистро? В конце концов, это совершенно не важно. Почему в четверть второго? Николя подумал, куда подевалась его решительность. Бармен спросил, что налить, Николя заказал двойную порцию водки, выпил ее залпом, из глаз брызнули слезы. Может, это кафе играло важную роль в жизни Лорен? В ее профессиональной жизни? Или в той части ее личной жизни, из которой его исключили? Водка ударила в голову, он вышел на улицу и пошел в том же направлении. Остановился на улице Этьен-Марсель. Увидел вдалеке ее фигурку, спешащую в сторону Ле Аль. Пришлось выбирать. И быстро. Подчиниться приказам Другого, благоразумно вернуться в офис и окунуться в работу, а не в водку, встретиться с Лорен вечером и провести с ней ночь? Или поиграть в импровизированного детектива, не зная, к чему все это приведет? Ему не пришлось долго следить за ней. Лорен вошла в магазин с сине-белым фасадом. Через стекло, между двумя рекламами, предлагающими замороженное филе трески по 65 франков за пакет 550 граммов и ломтики новоорлеанской курицы за 22, 80 франка, Николя различил около кассы женщину, застегивающую белый халат. Лорен, заметив Николя, остановилась как вкопанная. На ее губах проступила улыбка, которую он предпочел бы никогда не видеть. Она жестом попросила коллегу подменить ее за кассой, вышла к нему и остановилась, сложив руки на груди. -- Меня зовут Лорен Ригаль, я живу в однокомнатной квартире в доме номер 146 по улице де Фландр, не замужем, детей нет. Родилась в деревушке недалеко от Куломье, родители -- фермеры. Хотя они и не очень богаты, но мне удалось окончить школу и получить диплом, что не очень-то мне помогло, когда я в девятнадцать лет приехала в Париж. У меня была маленькая квартирка на улице Мадам с газовой плиткой и бежевой кастрюлей, которую приходилось ставить на край кровати, Зато был замечательный вид, это было воплощением моей мечты о богемной жизни. В течение нескольких лет я меняла комнатушки и подработки, пока не нашла работу здесь -- я обновляю товар на полках, работаю кассиром и, как долгожитель тут, могу организовать тут все по-своему, и никто мне и слова не скажет. Как все, я мечтала о великой любви. Официант ресторана наградил меня категорией "девушка на выходные". У него была девушка на ночь, девушка на месяц и жена на всю жизнь. И специально для меня он создал новую графу "выходные". Потом был Фредерик. Мы познакомились в библиотеке, он был звукоинженером в кино, я считала его красавцем, мне казалось, что я тоже ему нравлюсь. На первом же свидании он спросил, чем я занимаюсь. Когда я ответила, что я продавщица в магазине замороженных продуктов, я почувствовала какую-то поспешность, не знаю, было ли это следствием, но мы очень быстро стали любовниками. Я с ума по нему сходила. В таких случаях всегда говоришь себе: "Ну все, это на всю жизнь". Однажды он пригласил меня на какую-то киношную вечеринку. Впервые я так близко видела знаменитостей. В тот вечер я заметила странную особенность: если человек подходил ко мне, меньше чем через минуту -- по секундомеру -- он спрашивал, чем я занимаюсь. Как честная девочка, я отвечала, что работаю в магазине замороженных продуктов, и меньше чем через минуту -- по секундомеру -- он уже находил кого-нибудь другого, чтобы задать тот же вопрос. Но что говорить вместо "кассирша в магазине замороженных продуктов", если ты кассирша в магазине замороженных продуктов? Что говорить-то? Яработаю на большую сеть распределения третьеразрядных продуктов? Я специалист на линии охлаждения? Благодаря тому, что друзья без конца спрашивали его, что он со мной делает, Фредерик стал задаваться тем же вопросом. Мне понадобился примерно год, чтобы прийти в себя после этого. Потом был Эрик. Как все женатые мужчины, он не любил, чтобы нас видели вместе. Мы встречались у меня, и он никогда не оставался позже двух часов ночи. В конце концов он бросил жену и женился на директоре издательства. Я уже не говорю о Фабьене, этот-то знал, чем я занимаюсь, потому что мы познакомились, когда он делал покупки в нашем магазине. При первой же ссоре он не смог удержаться и бросил мне в лицо: "И какая-то продавщица мороженой рыбы будет указывать мне, что делать!" Я не стыжусь того, чем я занимаюсь, но вот уже несколько лет у меня другие жизненные планы. Я хочу воплотить свою мечту -- заняться винами. Я узнавала вино совершенно одна в Париже. Я ходила по барам ради радости открытия. Чтобы лучше ориентироваться в этой области, я читала гиды, журналы. Невозможно в одиночестве сформировать небо, и я начала искать ассоциации владельцев винных погребов, всякие винные встречи, дегустации. В самые шикарные места мне удавалось наняться официанткой, и мне давали попробовать самые легендарные вина. Я слушала профессионалов, записывала. Потом устроилась на курсы, это помогло мне различать запахи, классифицировать их. Увлечение становилось все серьезнее, я отложила немного денег и поехала на первую стажировку по винодельческим замкам. Тут-то все и началось. Мне дали отпуск за свой счет, я получила диплом Национальной федерации независимых винотор