-----------------------------------------------------------------------
   Пер. - Н.Дарузес.
   Авт.сб. "Трое бродяг из Тринидада". М., "Детская литература", 1989.
   -----------------------------------------------------------------------



   Он подошел ко мне  в  фойе  оперного  театра,  в  антракте,  любопытная
фигура, какой не увидишь даже на сцене. Его костюм, в котором  не  было  и
двух частей одного цвета, был, по-видимому, куплен и надет за час  или  за
два до спектакля - на это прямо указывал ярлык магазина  готового  платья,
пришитый  к  воротнику  и  довольно  назойливо  сообщавший  нисколько   не
заинтересованной публике номер, размер и ширину одеяния.  Складка  на  его
брюках была так сильно  заглажена,  как  будто  он  родился  плоским  и  с
течением времени разбух, а вдоль спины шла еще одна  складка,  как  у  тех
человечков, которых дети вырезают из сложенной бумаги. Могу прибавить, что
по лицу  его  было  не  заметно,  чтобы  он  это  сознавал,  -  лицо  было
добродушное  и,  если  не  считать  квадратного   подбородка,   совершенно
неинтересное и заурядное.
   - Забыли меня, - сказал он кратко, протягивая  руку,  -  а  ведь  я  из
Солано, в Калифорнии. Мы там встречались весной пятьдесят седьмого года. Я
пас овец, а вы жгли уголь.
   В  этом  напоминании  не  было  и  следа  намеренной  грубости.  Просто
устанавливался факт, так это и следовало понимать.
   -  Я  вас  вот  зачем  окликнул,  -  сказал  он,  когда  мы  обменялись
рукопожатием. - Минуту назад я видел вас вон в  той  ложе,  вы  болтали  с
девушкой, - такая бойкая, недурненькая. Не скажете ли вы, как ее зовут?
   Я назвал известную красавицу из соседнего города, которая  в  последнее
время волновала сердца жителей Нью-Йорка;  в  особенности  был  ею  пленен
блестящий и очаровательный молодой Дэшборд, стоявший рядом со мной.
   Человек из Солано подумал с минуту и сказал:
   - Так и есть! Фамилия та самая! Это она и есть!
   - Вы с ней знакомы? - спросил я в изумлении.
   - Д-да, - ответил он с заминкой. - Я познакомился с ней  месяца  четыре
назад. Она ездила по Калифорнии со своими знакомыми, и  первый  раз  я  ее
увидел в поезде, не доезжая Рено. Она потеряла  багажную  квитанцию,  а  я
нашел ее на полу, отдал ей, и она  меня  поблагодарила.  Вот  я  и  думаю:
пожалуй, неловко будет не зайти к ней, знакомая все-таки. - Он замолчал  и
вопросительно взглянул на нас.
   - Уважаемый, - вмешался блестящий и очаровательный Дэшборд, -  если  вы
сомневаетесь, приличен ли ваш костюм, прошу вас, не  задумывайтесь  ни  на
минуту. Обычай - тиран, это  верно,  он  заставляет  нас  с  вашим  другом
одеваться на особый лад.  Но,  смею  вас  уверить,  оливково-зеленый  цвет
вашего сюртука великолепно  сочетается  с  нежной  желтизной  галстука,  а
жемчужно-серые панталоны гармонируют с ярко-голубым  жилетом  и  прекрасно
оттеняют блеск вашей массивной часовой цепочки нового золота.
   К  моему  удивлению,  человек  из  Солано  не  стал  его  бить.  Он   с
невозмутимой серьезностью взглянул на насмешника и спокойно сказал:
   - Так вы, может, не откажетесь проводить меня к ней?
   Надо сознаться, Дэшборд слегка растерялся. Но тут же овладел собой и  с
ироническим поклоном повел его в ложу. Я пошел за ними.
   Красавица оказалась воспитанной девушкой, дочерью воспитанной матери  и
внучкой воспитанной бабушки и, когда Дэшборд, не щадя соланца,  иронически
представил  его,  сразу  поняла  положение.  К  удивлению  Дэшборда,   она
придвинула стул, усадила соланца рядом с собой и,  повернувшись  спиной  к
Дэшборду, вступила с ним в беседу на виду  у  блестящей  публики,  которая
уставила на нее не меньше сотни лорнетов.
   Здесь, чтобы придать рассказу романтичность, мне хотелось  бы  сказать,
что соланец оживился и показал себя с лучшей стороны -  проявил  блестящее
остроумие или природный ум. Но нет, он оказался как нельзя более скучен  и
глуп.  В  разговоре  он  то  и  дело  возвращался  к  потерянной  багажной
квитанции, и все попытки девушки отвлечь его от этой темы терпели неудачу.
Наконец, к общему удовольствию, он встал и, наклонясь к ней, сказал:
   - Мисс, я рассчитываю еще остаться здесь на время, а так как мы  оба  с
вами здесь чужаки, то, может, вы позволите, если  будет  еще  какое-нибудь
представление вроде этого...
   Мисс Х.  ответила  довольно  поспешно,  что  она  слишком  занята  и  в
Нью-Йорке пробудет очень недолго, а потому боится, что... и т.д., и т.п.
   Две другие дамы в ложе прикрыли рты платками и, не отрываясь,  смотрели
на сцену, а человек из Солано продолжал:
   - В таком случае, мисс, если вы сами соберетесь  куда-нибудь,  закиньте
мне письмецо в Эрлс-отель, вот по  этому  адресу...  -  И  он  вытащил  из
кармана десяток затрепанных писем, снял с одного из них желтый  конверт  и
подал ей с чем-то вроде поклона.
   - Ну еще бы, - шутливо вмешался Дэшборд,  -  завтра  мисс  Х.  едет  на
благотворительный  бал.  Билеты  стоят  пустяк  для  человека   с   вашими
средствами, а цель весьма  достойная.  Конечно,  вы  без  труда  достанете
приглашение.
   Мисс Х. подняла на Дэшборда свои прекрасные глаза.
   - Конечно, - сказала она, обернувшись к человеку из  Солано,  -  мистер
Дэшборд как раз один из распорядителей и, раз у вас  здесь  нет  знакомых,
он, разумеется, пришлет вам почетное приглашение.  Я  давно  знаю  мистера
Дэшборда,  и  мне  известно,  что  он  джентльмен  и  всегда   любезен   с
малознакомыми людьми. - Она снова повернулась к сцепе.
   Житель  Солано  поблагодарил  жителя  Нью-Йорка  и,  пожав  всем  руки,
направился к выходу. Дойдя до двери, он обернулся к мисс Х. и сказал:
   - Ну и ловко же получилось, мисс, что я нашел эту самую квитанцию!
   Но занавес уже поднялся, открывая сцену в  саду  (давали  "Фауста"),  и
мисс X. вся ушла в созерцание. Соланец осторожно  закрыл  за  собой  дверь
ложи и удалился. Я вышел за ним.
   Он молчал, пока мы не дошли до фойе, затем сказал, как будто  продолжая
разговор:
   - Девушка бойкая, что и говорить. Как раз в моем вкусе, и жена  из  нее
выйдет что надо.
   Я подумал, что человек из Солано  может  попасть  в  беду,  и  поспешил
сказать ему, что она окружена поклонниками, может  сделать  свой  выбор  в
самом лучшем обществе и, по всей вероятности, помолвлена с Дэшбордом.
   - Что  и  говорить,  -  сказал  он  спокойно,  без  малейших  признаков
волнения, - странно было бы, если бы у нее не было жениха. А  я,  пожалуй,
отправлюсь в отель. Не люблю, признаться, этого завывания. (Он  говорил  о
каденции знаменитой певицы сеньоры Батти-Батти.) Который час?
   Он вынул часы. Цепочка была такой грубой, такой явной подделкой, что  я
уставился на нее как завороженный.
   - Вы смотрите на мои часы? - сказал он. - На вид красивые, а ход  ни  к
черту не годится. А ведь обошлись в сто двадцать пять долларов золотом.  Я
подцепил их третьего дня  на  Чатам-стрит,  очень  дешево  продавались  на
аукционе.
   - Вас бессовестно надули, - сказал я с возмущением.  -  Часы  вместе  с
цепочкой и двадцати долларов не стоят.
   - А пятнадцать стоят? - спросил он серьезно.
   - Может быть.
   - Тогда, пожалуй, я не  прогадал.  Я,  видите  ли,  сказал  им,  что  я
калифорниец из Солано и бумажных денег у меня с собой нет. У меня было три
пластинки. Помните пластинки?
   Я помнил: "пластинка" - это был денежный знак, имевший  хождение  в  те
далекие дни, - шестиугольный кусочек золота ценой  в  пятьдесят  долларов,
раза в два больше двадцатидолларового золотого.
   - Ну, я и подсунул им пластинки, а они подсунули мне часы.  Знаете  ли,
эти пластинки я сам делал из медных опилок и железного колчедана  и  шутки
ради подсовывал нашим ребятам, когда играли в покер.  Это  нельзя  считать
фальшивой монетой: пластинки ведь не настоящие деньги. Мне  они,  пожалуй,
обошлись долларов в пятнадцать, если считать время и труды. Так  если  эти
самые часы стоят пятнадцать долларов, значит, я не прогадал. Верно?
   Я начинал понимать человека  из  Солано  и  ответил  утвердительно.  Он
спрятал часы в карман и заметил, поигрывая цепочкой:
   - Пожалуй, с такими часами можно сойти за франта и богача.
   Я согласился.
   - А чем вы собираетесь здесь заняться? - спросил я.
   - Что ж, у меня наберется долларов семьсот наличными. Думаю  наведаться
на Уолл-стрит,  понюхать,  чем  пахнет,  может,  подвернется  какое-нибудь
дельце.
   Я хотел было сказать ему несколько слов, предостеречь его, но, вспомнив
про часы, воздержался. Мы пожали друг другу руки и разошлись.
   Через несколько дней я встретил его на Бродвее. Он был  уже  в  другом,
новом костюме, и мне показалось, что с внешней стороны он сделал некоторые
успехи. В его одежде насчитывалось всего пять разных цветов. Но это, как я
убедился впоследствии, оказалось чистой случайностью.
   Я спросил, был ли он на балу. Оказалось, что да.
   - Эта девушка - и бойкая же девушка! - тоже там была,  только  она  как
будто сторонилась меня. Я нарочно для бала купил новый костюм, а эти лакеи
загнали меня в ложу, так мне и не удалось поговорить с ней насчет багажной
квитанции. Зато этот франт, Дэшборд, был очень со мной любезен. Привел  ко
мне в ложу целую компанию молодых людей и девиц и тут же пообещал  сводить
меня на Уолл-стрит и на биржу. А на следующий день  зашел  за  мной.  И  я
вложил долларов пятьсот в эти самые акции, а может, и больше.  Мы,  знаете
ли, поменялись с ним акциями. У меня,  видите  ли,  нашлось  десять  акций
медного рудника "Павлин", где вы были раньше секретарем.
   - Да ведь эти акции ни гроша не стоят. Все это дело лопнуло еще  десять
лет назад.
   - Что ж, может быть, вам лучше знать, но ведь я  тоже  ничего  не  знал
насчет "Общества Газонефть" или "Коммунико-Централь",  я  и  подумал,  что
одно другого стоит. А купленные бумаги я тут же продал и ушел с прибылью в
четыреста долларов. Риск  все-таки  был:  ведь  акции  "Павлина"  могут  и
подняться!
   Я посмотрел ему в лицо: невозмутимо спокойное, совершенно  обыкновенное
лицо. Я стал побаиваться соланца, вернее, того, что  я  так  плохо  в  нем
разбираюсь. Мы обменялись несколькими словами, пожали друг  другу  руки  и
разошлись.
   Прошло несколько месяцев, прежде чем я опять увидел человека из Солано.
Оказалось, что за это время он успел стать маклером  и  завести  маленькую
контору на Брод-стрит, и дела  его  процветали.  Я  вспомнил  пашу  первую
встречу и спросил, удалось ли ему возобновить знакомство с мисс X.
   - Я узнал, что этим летом она  будет  в  Ньюпорте,  и  поехал  туда  на
недельку.
   - И поговорили с ней насчет багажной квитанции?
   - Нет, - сказал он  степенно,  -  она  поручила  мне  купить  кое-какие
бумаги. Видите ли, по-моему, эти щеголи подняли ее на смех из-за  меня,  и
она решила перевести наше знакомство на деловую ногу. Я  вам  говорю,  она
девушка бойкая. Вы слышали, что с ней случилось?
   Я не слыхал.
   - Вот видите ли, она каталась на яхте, и я тоже достал себе приглашение
через одного из этих  модников.  А  все  это  затеял  один  тип,  который,
говорят, собирается на ней жениться. Ну и  вот,  в  один  прекрасный  день
налетел шквал, гик повернулся и столкнул ее за борт. И  поднялось  же  тут
столпотворение - может быть, слышали?
   - Нет!
   Но я понял все чутьем писателя в  минуту  поэтического  озарения!  Этот
бедняга по своей неловкости не умел выразить ей свою любовь  и  вот  нашел
наконец подходящий случай. Он...
   - Такая поднялась суматоха, - продолжал он. - Я подбежал к  поручням  и
увидел, что она ярдов в десяти от меня, эта миленькая, бойкая  девушка,  и
я...
   - И вы бросились за ней? - поспешил я сказать.
   - Нет, - отвечал он невозмутимо. -  Я  подождал,  пока  другой  за  ней
бросится. А сам только смотрел.
   Я в изумлении уставился на него.
   - Нет, - продолжал он совершенно серьезно. - Бросился-то  он,  кому  же
другому и бросаться, это уже его забота. Видите ли, если бы я плюхнулся за
борт яхты, барахтался бы, вертелся и в конце концов пошел бы ко дну,  этот
другой, само собой, бросился бы и спас ее, а ведь он все  равно  собирался
на ней жениться, так чего же ради я стал бы стараться? А вот  если  бы  он
бросился да не спас ее и сам  утонул  бы,  тогда  и  мне  представился  бы
случай, а кстати и он убрался бы с дороги.  Вижу,  вы  меня  не  понимаете
кажется, вы меня и в Калифорнии не понимали.
   - Так он ее спас?
   - Ну еще бы! Да и что могло с ной случиться? Если бы он ее  упустил,  я
бы вмешался. Не было смысла за него стараться, пока он не сплоховал.
   Эта история получила огласку. Над человеком из Солано стали насмехаться
еще откровеннее, его приглашали забавы ради на вечера, и там он встречался
со многими людьми, которых иначе не увидел бы. Стало известно также, что у
него уже не семьсот долларов, а гораздо больше и что  его  дела  идут  все
лучше и лучше. Некоторые калифорнийские бумаги, на моих глазах погребенные
в могиле навеки, каким-то чудом воскресли, и я  помню,  что,  просматривая
биржевую страницу, испугался словно привидения, когда со столбцов утренней
газеты на меня  глянуло  набальзамированное  и  размалеванное  акционерное
общество рудников "Мертвый берег". В конце концов многие стали  относиться
к человеку из Солано с почтением, его даже начали  опасаться.  И  вот  эти
опасения оправдались.
   Он уже давно изъявлял желание вступить в один "аристократический" клуб,
и потехи ради его пригласили в  этот  клуб,  где  развлекали  целым  рядом
веселых мистификаций, завершившихся карточной игрой. На другой  день  рано
утром, проходя мимо клуба, я услышал оживленный  разговор  двух  или  трех
членов:
   - Всех до нитки обобрал.
   - Надо полагать, загреб тысяч сорок.
   - Кто? - спросил я.
   - Человек из Солано.
   Я пошел дальше, но один из пострадавших, известный своей опытностью  на
зеленом поле, нагнал меня и, хлопнув по плечу, спросил:
   - Скажите по совести, чем занимался этот ваш приятель в Калифорнии?
   - Он был пастухом.
   - Кем?
   - Пастухом. Пас овец на медвяных лугах Солано.
   - Ну, доложу я вам, черт бы побрал эти ваши  калифорнийские  пасторали!
[пастораль - описание мирных сцен пастушеской жизни; здесь подразумевается
несоответствие между безмятежным занятием человека из Солано в  прошлом  и
его деловитостью в настоящем]

Популярность: 10, Last-modified: Fri, 09 Aug 2002 06:20:41 GMT