о каменную стену? Фолдер. Понимаю, сэр. Начальник. Ну, так как же? Фолдер. Я стараюсь, сэр. Начальник. Вам не спится? Фолдер. Сплю очень мало. Самое плохое время - от двух часов ночи до подъема. Начальник. Почему? Фолдер (губы его кривятся в подобие улыбки). Не знаю, сэр. Я всегда был нервным. (Внезапно ею точно прорвало.) Ночью все кажется таким огромным. У меня такое чувство, будто мне в жизни не выйти отсюда. Начальник. Это все - воображение, мой друг. Возьмите себя в руки! Фолдер (со столь же внезапной ноткой отчужденности). Да, придется!.. Начальник. Вы думали о всех остальных, которые сидят здесь? Фолдер. Они привыкли. Начальник. Но все они когда-то прошли через это впервые, как вы сейчас. Фолдер. Да, сэр, я думаю, что со временем и я стану таким, как они. Начальник (несколько оторопев от подобного ответа). Гм, да. Это зависит только от вас. Послушайте, подтянитесь, будьте умницей. Вы еще очень молоды. Человек может устроить свою жизнь, как он сам хочет. Фолдер (задумчиво). Может быть, сэр. Начальник. Возьмите себя в руки. Вы читаете что-нибудь? Фолдер. Слова не доходят до меня. (Опуская голову.) Я знаю, это нехорошо, но я не могу не думать о том, что происходит на воле. Из своего окна я ничего не вижу. Начальник. У вас был посетитель. Он сообщил вам что-нибудь неприятное? Фолдер. Да. Начальник. Вам не следует думать об этом. Фолдер (оглядываясь на свою камеру). Как же я могу не думать, сэр? Внезапно застывает, так как появляются Вудер и доктор. Начальник жестом приказывает ему вернуться в камеру. (Торопливо, вполголоса.) Мой разум в полном порядке, сэр. (Возвращается в камеру.) Начальник (доктору). Пойдите, Клеметс, и осмотрите его. Доктор входит в камеру. Начальник прикрывает за ним дверь и отходит к окну. Вудер (следя за ним). Мне очень жаль, что вам так докучают, сэр. Вообще-то они всем вполне довольны. Начальник (сухо). Вы так думаете? Вудер. Да, сэр. По-моему, все это из-за рождественского праздника. Начальник (про себя). Как странно! Вудер. Прошу прощения, сэр? Начальник. Рождество!.. (Отворачивается к окну.) Вудер смотрит на него с некоторым беспокойством. Вудер (внезапно). Вы думаете, мы недостаточно отметили праздник, сэр? Может быть, вы хотите что-нибудь добавить? Начальник. Нет, не нужно, мистер Вудер. Вудер. Слушаю, сэр. Доктор выходит из камеры Фолдера, и начальник жестом подзывает его. Начальник. Ну как? Доктор. Трудно что-нибудь о нем сказать. Нервный, конечно. Начальник. Есть ли основания подавать о нем рапорт? Скажите откровенно, доктор! Доктор. Ну, разумеется, одиночка ему не так уж полезна, но то же самое я мог бы сказать об очень многих из них. Несомненно, в мастерских они чувствовали бы себя лучше. Начальник. Вы хотите сказать, что и о других следовало бы доложить? Доктор. По крайней мере, о десятке! Что касается этого молодого человека, одиночное заключение действует ему на нервы, но ничего ясно выраженного нет. Возьмите вот этого парня (указывает на камеру О'Клири) - по-своему он страдает ничуть не меньше. Если бы я отступил от чисто внешних данных, я не знал бы, что думать. По совести говоря, сэр, я не знаю, как можно выделить его среди всех других. Он не потерял в весе. Зрение у него нормальное, пульс хороший, говорит здраво. Начальник. Нет ли состояния подавленности? Доктор (качая головой). Если вы хотите, я могу написать на него рапорт, но тогда уж мне придется доложить и о других. Начальник. Понимаю. (Смотрит на камеру Фолдера.) Значит, бедняге придется потерпеть! (Говоря это, он рассеянно смотрит на Вудера.) Вудер. Прошу прощения, сэр? Не отвечая, начальник медлит, уставясь на него, потом поворачивается на каблуках и уходит. Слышен звук, как будто бьют по металлу. Начальник (останавливаясь). Мистер Вудер? Вудер. Опять начали колотить в двери, сэр. Я так и думал, что это еще повторится. (Спешит вперед, обгоняя начальника тюрьмы, который медленно следует за ним.) Занавес СЦЕНА ТРЕТЬЯ Камера Фолдера. Выбеленная комната в тринадцать футов длиной, семь - шириной и девять - высотой, со сводчатым потолком. Пол темный, кирпичный, лоснящийся. В задней стене камеры высоко расположенное окно из непрозрачного стекла, забранное решеткой. В окно вделан вентилятор. В середине противоположной стены узкая дверь. В углу свернутые матрац и постельные принадлежности (два одеяла, две простыни, покрывало). Над ними деревянная полочка, на ней в виде симметричной пирамидки лежат библия и несколько книжек религиозного содержания. Там же черная головная щетка, зубная щетка и кусок мыла. В другом углу поставленная стоймя деревянная койка. Под окном отдушина с темной крышкой, другая - над дверью. Работа Фолдера (рубашка, в которой он делает петли для пуговиц) висит на гвозде над деревянным столиком, на котором лежит открытый роман "Лорна Дун". В углу около двери небольшой квадратный экран из толстого стекла. Он скрывает вделанный в стену газовый рожок. В камере есть еще деревянный табурет, под которым стоит пара башмаков. Под окном поставлены в ряд три блестящие круглые жестянки. При быстро угасающем свете дня виден Фолдер. Без башмаков, в одних носках, он неподвижно стоит, наклонив голову к двери, и прислушивается. Потом бесшумно подходит ближе к двери, стоит, слушает жадно, напряженно, стремясь уловить что-нибудь, хотя бы самый незначительный шум извне. Внезапно вздрогнув, выпрямляется, будто услышал что-то, и стоит, застыв. Затем с тяжелым вздохом направляется к своей работе и глядит на нее, опустив голову. Он делает стежок или два с видом человека, глубоко погруженного в скорбь, и каждый стежок как бы возвращает его к жизни из небытия. Немного погодя, вскакивает и начинает шагать взад вперед по камере, поворачивая голову из стороны в сторону, как зверь в клетке. Опять останавливается у двери, прислушивается и, приложив ладони с растопыренными пальцами к двери, прижимается лбом к железу. Затем медленно идет к окну, ведя пальцем по цветной полоске, которая тянется через всю стену. Остановившись под окном, снимает крышку с одной из жестянок и внимательно всматривается в нее, точно хочет найти себе товарища в своем отражении. Почти совсем стемнело. Вдруг он роняет крышку, и она с грохотом падает на пол - это единственный звук, который нарушил тишину. Фолдер пристально вглядывается в стену, где белеет в темноте висящая на гвозде рубашка; кажется, будто он видит там кого-то или что-то. Вдруг раздается резкий щелкающий звук: это в камере за стеклянным экраном включился свет. Теперь камера ярко освещена. Фолдер ловит ртом воздух. Откуда-то издалека начинает долетать звук, похожий на глухие удары по металлу. Фолдер отшатывается. Видно, что он не в силах выносить этот внезапный гул. А звуки все нарастают, точно к камере катится большая телега. Усиливающийся грохот постепенно как бы гипнотизирует Фолдера. Шаг за шагом он крадется к двери. Барабанный стук, переходя от камеры к камере, раздается все ближе. Руки Фолдера приходят в движение, точно душою он уже присоединился к этому концерту, а шум растет, и кажется, что он уже наполнил всю камеру. Внезапно Фолдер поднимает сжатые кулаки. Тяжело дыша, он кидается на дверь и начинает бить по ней кулаками. Занавес ДЕЙСТВИЕ ЧЕТВЕРТОЕ Два года спустя. Мартовское утро, без нескольких минут одиннадцать. Сцена опять изображает комнату Коксона. Все двери открыты. Суидл, у которого теперь уже пробиваются усики, убирает контору. Раскладывает бумаги на столе Коксона. Затем подходит к умывальнику, поднимает крышку и рассматривает себя в зеркало. Пока он любуется собой, Руфь Ханиуил входит через дверь приемной и останавливается на пороге. За ее внешним спокойствием таятся возбуждение и тревога. Суидл (заметив ее, с шумом роняет крышку умывальника). А! Это вы? Руфь. Да. Суидл. Я здесь пока один. Наши с утра не очень-то торопятся сюда. А похоже, что уже два года мы не имели удовольствия видеть вас. (Неуверенно.) Что вы поделывали все это время? Руфь (с горькой иронией). Жила! Суидл (не без уважения). Если вы хотите видеть его (указывает на кресло Коксона), то он сейчас будет. Он никогда на много не опаздывает. (Деликатно.) Я надеюсь, ваш друг вернулся из загородной поездки. Кажется, его срок истек три месяца назад. Руфь кивает. Я был тогда ужасно огорчен. Если хотите знать мое мнение, хозяин сделал ошибку. Руфь. Да, большую ошибку. Суидл. Надо было дать ему загладить свою вину. И я считаю, что судья должен был отпустить его. Они забыли, что такое человеческая природа. Мы-то знаем! Руфь ласково улыбается ему. Навалятся на вас, точно целый воз кирпичей, раздавят в лепешку, а потом сами возмущаются, ежели вы не в силах встать на ноги. Знаю я их, навидался таких вещей на своем веку. (Качает головой, точно мудрый старик.) Да вот только на днях хозяин... Тут через приемную входит Коксон, разрумянившийся от резкого восточного ветра. Он заметно поседел. Коксон (снимая пальто и перчатки). Как, это вы! (Делает знак Суидлу, чтобы тот ушел, и закрывает дверь.) А я и не узнал вас! Да и верно, уже два года прошло. Хотите поговорить со мной? Могу уделить вам минутку. Садитесь. Детишки здоровы? Руфь. Да. Но я теперь живу не там, где раньше. Коксон (вопросительно глядя на нее). Надеюсь, дома у вас все наладилось? Руфь. После всего, что было, я больше не могла оставаться с Ханиуилом. Коксон. Но я надеюсь, что вы не сделали ничего опрометчивого? Мне было бы жаль, если бы вы поступили опрометчиво. Руфь. Дети остались со мной. Коксон (начиная понимать, что дела обстоят не так хорошо, как он надеялся). Ну, я рад, что повидал вас. Ну, как, вы еще не имели вестей от нашего юного друга с тех пор, как он вышел на свободу? Руфь. Вчера я случайно встретилась с ним. Коксон. Надеюсь, он здоров? Руфь (с внезапным озлоблением). Его нигде не берут на работу. На него страшно смотреть: кожа да кости. Коксон (с подлинным участием). Боже мой, мне грустно это слышать! (Опять настораживаясь.) Разве ему не подыскали место, когда он отбыл свой срок? Руфь. Он прослужил там только три недели. А потом они узнали все подробности - и... Коксон. Право же, не знаю, чем я могу вам помочь. Мне так неприятно отказывать людям в чем-нибудь. Руфь. Я не могу видеть его в таком состоянии. Коксон (внимательно оглядывая ее. Весь ее облик отнюдь не говорит о бедности). Я знаю, что его родственники не очень-то беспокоятся о нем. Может быть, вы могли бы поддержать его, пока он не станет на ноги? Руфь. Теперь - нет. Я могла бы раньше, но не теперь. Коксон. Не понимаю. Руфь (гордо). Я увидела его и... теперь не могу. Коксон (смотрит на нее. Он встревожен). Я человек семейный и не хочу слышать ничего неприятного. Простите, я очень занят. Руфь. Я уже давно поехала бы к своим родным в деревню, но они никак не могли примириться с тем, что я вышла за Ханиуила. Я никогда не была особенно рассудительной, мистер Коксон, но у меня есть своя гордость. Я ведь была совсем девочкой, когда вышла за него, ну, и воображала его замечательным человеком... Он коммивояжер и часто заезжал к нам на ферму. Коксон (с сожалением). А я-то надеялся, что после нашей последней встречи у вас дела пошли лучше. Руфь. Муж обращался со мной еще хуже, чем раньше. Ему не удалось сломить мою волю, но я потеряла здоровье. А потом он стал избивать детей... Этого я не могла вынести. Теперь я не пошла бы к нему, хотя бы он лежал при смерти! Коксон (он мечется по комнате, точно увертываясь от потока лавы). Нельзя так выходить из себя! Нельзя!.. Руфь (с затаенной ненавистью). Человек, который может так себя вести... (Пауза.) Коксон (заинтересованный против воли). Так вот, значит, как у вас все сложилось! Что же вы делали потом? Руфь (пожимая плечами). Пробовала делать то же, что и тогда, когда в первый раз ушла от него: шила юбки... Грошовая работа! Но ничего лучшего я не могла найти, а зарабатывала я не больше десяти шиллингов в неделю, причем сама покупала нитки и трудилась весь день. Я никогда не ложилась раньше двенадцати. Выдержала девять месяцев. (Со злобой.) Но я не гожусь для такой жизни, я не создана для нее! Лучше бы я умерла, чем жить так! Коксон. Дорогая моя! Грешно так говорить! Руфь. К тому же дети голодали - они ведь привыкли питаться лучше. Потом мне все стало безразлично. Я была слишком измучена. (Замолкает.) Коксон (не в силах сдержать любопытство). Ну, а что же потом? Вам что-нибудь подвернулось? Руфь (со смехом). Потом подвернулся мой хозяин. С тех пор он часто подворачивался! Коксон. Боже мой, ах, боже мой! Я никогда не сталкивался с такими вещами! Руфь (угрюмо). Он обращался со мной хорошо. Но с этим покончено. (Внезапно у нее начинают дрожать губы, она закрывает их тыльной стороной руки.) Понимаете, я никогда не думала, что опять увижу его. Просто случайно я встретила его у Хайд-парка. Мы пошли в парк, сели, и он рассказал мне о себе. О мистер Коксон, помогите ему! Коксон (сильно встревоженный). Значит, вы оба потеряли средства к существованию. Какое ужасное положение! Руфь. Если бы только он мог вернуться сюда! Ведь здесь о нем все уже известно! Коксон. Мы не можем допускать ничего, что бросало бы тень на фирму. Руфь. Мне больше не к кому обратиться! Коксон. Я поговорю с хозяевами, но не думаю, чтобы они взяли его при таких обстоятельствах. Едва ли они согласятся. Руфь. Он пришел сюда со мной, он там, на улице. (Указывает в окно.) Коксон (с достоинством). Ему не следовало приходить сюда, пока за ним не послали. (Смягчается, увидев выражение ее лица.) У нас как раз сейчас есть свободное место, но я ничего не могу обещать. Руфь. Для него это было бы спасением. Коксон. Я сделаю, что могу, но я не уверен в успехе. А теперь скажите ему, чтобы он не показывался здесь, пока я не выясню положение вещей. Оставьте ваш адрес. (Повторяет за ней.) Мулингар-стрит, восемьдесят три? (Записывает на промокательной бумаге.) До свидания! Руфь. Благодарю вас. (Направляется к двери, затем оборачивается, точно хочет еще что-то сказать, но передумывает и уходит.) Коксон (вытирая лоб и голову большим белым платком). Ну и дела! (Просматривает бумаги и звонит.) На звонок входит Суидл. А что, этот молодой человек - Ричардс, он должен был прийти сегодня насчет места клерка? Суидл. Да, сэр. Коксон. Ну, ты не говори ему ничего определенного. Я пока не хочу его видеть. Суидл. Что ж мне ему сказать, сэр? Коксон (строго). Выдумай что-нибудь. Пошевели мозгами. Только совсем его не отваживай! Суидл. Может, сказать ему, что у нас заболел кто-нибудь, сэр? Коксон. Нет! Только не лги. Скажи, что меня нет сегодня на службе. Суидл. Ладно, сэр. В общем, поводить его за нос? Коксон. Вот именно. И вот еще что. Ты помнишь Фолдера? Возможно, что он заглянет ко мне. Обойдись с ним так, как хотел бы, чтобы он обошелся с тобой, будь ты на его месте. Суидл. Конечно, сэр. Коксон. Вот-вот! Никогда не бей лежачего. Это ни к чему. Лучше помоги ему подняться. Этим правилом я советую тебе пользоваться в жизни. Это самая правильная политика. Суидл. Вы думаете, сэр, что хозяева опять возьмут его? Коксон. Ничего не могу сказать. (Услышав, что кто-то вошел в приемную.) Кто там? Суидл (подходит к двери и заглядывает в нее). Это Фолдер, сэр. Коксон (рассерженно). Боже мой! Как это нехорошо с его стороны! Скажи ему, чтобы он зашел попозже. Я не хочу... Замолкает, так как Фолдер уже входит. Он худ, бледен, и кажется значительно старше, его глаза приняли еще более беспокойное выражение. Одежда очень потрепана и болтается на нем. Суидл, приветливо кивнув ему, уходит. Рад вас видеть. Вы немножко поторопились прийти. (Стараясь говорить непринужденно.) Вашу руку! А приятельница ваша кует железо, пока горячо. (Вытирает лоб.) Я ее не осуждаю, она очень волнуется. Фолдер робко пожимает руку Коксону и бросает взгляд в сторону кабинета хозяев. Нет, их еще нет! Садитесь! Фолдер садится в кресло у стола Коксона, на который положил шапку. Ну, раз уж вы пришли, я хочу, чтобы вы рассказали мне немного о себе. (Смотрит на него поверх очков.) Как ваше здоровье? Фолдер. Пока еще жив, мистер Коксон. Коксон (рассеянно). Рад слышать. Теперь о деле. Я не хочу совершать ничего, выходящего за рамки обычного. Это не в моих привычках. Я человек простой и хочу, чтобы все шло гладко, как следует. Но я обещал вашей приятельнице поговорить с хозяевами, а я всегда держу слово. Фолдер. Мне бы лишь подняться на ноги, мистер Коксон. За свой проступок я заплатил сторицей, поверьте мне! Этого никто не знает. Говорят, выходя из тюрьмы, я весил даже больше, чем когда попал туда. Но они не могли взвесить, ни что у меня здесь (дотрагивается до головы), ни что здесь (со странным смешком дотрагивается до сердца). До вчерашнего вечера я думал, что тут у меня вообще ничего не осталось. Коксон (сочувственно). Неужто у вас развился порок сердца? Фолдер. О! При осмотре перед выходом меня признали здоровым. Коксон. И вам подыскали место, не так ли? Фолдер. Да. У очень хороших людей, которые все обо мне знали и были очень добры ко мне. Мне казалось, что все пойдет на лад. Но как-то совершенно неожиданно другие клерки пронюхали обо мне... Я не мог этого вынести, мистер Коксон, просто не мог, сэр! Коксон. Успокойтесь, мой друг, успокойтесь! Фолдер. После этого у меня была еще одна небольшая работа, но там я удержался недолго. Коксон. Почему? Фолдер. Я не хочу вас обманывать, мистер Коксон. Понимаете, у меня такое чувство, будто я должен бороться с какой-то силой, обступившей меня со всех сторон. Мне этого не объяснить: я словно опутан сетью. Когда я прорываю ее в одном месте, она сейчас же вырастает в другом. Когда нужно было представить рекомендации, я поступил не совсем правильно. Но что мне было делать? Нужна была рекомендация, и все. И от этого я был в страхе, и я ушел. Должен сказать, что я... я теперь все время боюсь. (Опускает голову и с удрученным видом склоняется над столом.) Коксон. Я вам сочувствую, поверьте мне! А ваши сестры ничего не хотят сделать для вас? Фолдер. У одной чахотка. А другая... Коксон. Д-да. Она говорила мне, что ее муж не совсем доволен вами. Фолдер. Я пошел к ним и застал их за ужином. Сестра, я знаю, хотела поцеловать меня, но муж посмотрел на нее и спросил меня: "Зачем ты пришел?" Ну, я спрятал самолюбие в карман и ответил: "Разве ты не подашь мне руки, Джим? Сестренка подаст, это я знаю". А он мне на это: "Послушай-ка, все это очень хорошо, но давай договоримся раз и навсегда. Я ждал, что ты придешь, и все решил. Я дам тебе двадцать пять фунтов. Забирай их и поезжай в Канаду". "Понимаю, - сказал я, - хороший способ отделаться от меня! Нет, спасибо. Держи при себе свои двадцать пять фунтов!" Вот что остается от дружбы после того, как побываешь там, где я был. Коксон. Я понимаю вас. А у меня вы не возьмете те же двадцать пять фунтов? (Слегка волнуясь, так как Фолдер смотрит на него со странной улыбкой.) Не церемоньтесь. Я от чистого сердца. Фолдер. Мне не разрешено уезжать из Англии. Коксон. А, д-да! Ведь вас условно выпустили до срока. А поглядеть на вас, вы как будто сидели без конца! Фолдер. На этой неделе я три ночи спал в парке. Рассвет там не такая уж поэзия. Но после того, как я встретил ее, сегодня я чувствую себя совсем другим человеком. Я часто думал о том, что мое чувство к ней - это лучшее, что есть во мне. Это что-то священное, и все же оно-то меня и погубило. Странно, не правда ли? Коксон. Мы все очень жалели вас, поверьте мне. Фолдер. Я в этом убедился, мистер Коксон. Меня все очень жалели. (Спокойно, но с горечью.) Но неудобно же иметь дело с преступником! Коксон. Ну, ну, не надо обзывать так самого себя! Это ни к чему. Не теряйте своего достоинства. Фолдер. Это легко, сэр, когда вы ни от кого не зависите. А попробуйте-ка не терять достоинство в моем положении! Говорят, каждый получает по заслугам. Ну, так вот, я, кажется, получил с лихвой. Коксон (косится на него поверх очков). Надеюсь, из вас там не сделали социалиста? Фолдер вдруг замолкает, точно он мысленно углубился в свое прошлое. Потом издает странный смех. Нужно отдать должное суду и тюремному начальству: у них были наилучшие намерения, вы должны с этим согласиться. Уверяю вас, никто не хочет вам зла. Фолдер. Я верю, что это так, мистер Коксон. Никто не хочет вам зла, и тем не менее вас топят. Это чувство... (Озирается вокруг с таким выражением, как будто видит что-то надвигающееся на него.) Жизнь раздавит меня! (Говорит дальше, как о ком-то другом.) Раздавит, я знаю. Коксон (он чрезвычайно встревожен). Ничего тут такого нет. Надо сделать над собой усилие и относиться ко всему спокойно. Вы знаете, я поминал вас в молитвах. А теперь предоставьте все это дело мне. Я пораскину умом и поговорю с хозяевами, когда они будут в хорошем настроении. Он не успевает договорить, как входят хозяева фирмы. (В сильном смущении, но стараясь разрядить напряженную атмосферу.) Я не ожидал вас так рано. А я тут беседовал с этим молодым человеком. Я думаю, вы его помните? Джеймс (бросая на Фолдера суровый, проницательный взгляд). Отлично помню. Как поживаете, Фолдер? Уолтер (несколько смущенно протягивая руку). Я очень рад вас видать, Фолдер. Фолдер (к нему вернулось самообладание, и он пожимает руку Уолтеру). Благодарю вас, сэр. Коксон. Позвольте сказать вам два слова, мистер Джеймс. (Фолдеру, указывая на комнату клерков.) Вы можете пройти на минуту туда. Вам эта комната знакома, а наш младший клерк сегодня не придет: у него прибавление семейства. Фолдер неуверенно направляется в комнату клерков. (Доверительно.) Я обязан рассказать вам все. Он глубоко раскаялся. Но от него все отворачиваются. И сегодня он, конечно, выглядит неважно. Он недоедает. Натощак нелегко сохранять бодрый вид. Джеймс. Неужели он в таком тяжелом положении, Коксон? Коксон. Я хотел попросить вас вот о чем: он получил хороший урок. Мы его знаем, и нам нужен клерк. Правда, один молодой человек просится на это место, но я не даю ему определенного ответа. Джеймс. Каторжник в нашей конторе? Я вас не понимаю, Коксон. Уолтер. "Колесница Правосудия..." Эти слова не выходят у меня из головы. Джеймс. В этом деле мне не в чем себя упрекнуть. Чем он занимался после того, как вышел из тюрьмы? Коксон. Работал в двух-трех местах, но не мог удержаться. Он стал мнительным - это естественно, - воображает, что все презирают его. Джеймс. Плохой признак! Не нравится мне этот молодчик и никогда не нравился, с самого начала. Весь его облик говорит о слабоволии. Уолтер. Мне кажется, мы обязаны поддержать его. Джеймс. Он сам во всем виноват. Уолтер. В наше время теория полной ответственности за свои поступки несколько поколеблена. Джеймс (довольно сухо). Ты все-таки убедишься, мой мальчик, что надежнее придерживаться этой теории. Уолтер. Для себя - да, но только не в отношении других людей!.. Джеймс. Ну, ладно, я не хочу быть жестоким. Коксон. Как хорошо, что вы так говорите! Ему все время мерещится что-то вокруг. (Разводит руками.) Это может кончиться плохо. Джеймс. А что с той женщиной, которая была замешана в этом деле? Когда мы шли сюда, я видел на улице особу, чрезвычайно похожую на нее. Коксон. Вот беда-то! Ну, я ничего не буду скрывать от вас... Да, он встретился с нею. Джеймс. Она живет с мужем? Коксон. Нет. Джеймс. Тогда, я полагаю, она живет с Фолдером? Коксон (делая отчаянные попытки сохранить создавшееся благоприятное настроение). Мне об этом ничего не известно. Это меня не касается. Джеймс. Но нас это касается, если мы хотим принять его на службу, Коксон! Коксон (с колебанием). Пожалуй, придется сказать вам: она уже была здесь сегодня. Джеймс. Так я и думал! (Уолтеру.) Нет, дорогой, ничего не выйдет! Все это слишком грязно! Коксон. Я понимаю, то и другое, взятое вместе, усложняет для вас вопрос. Уолтер (неуверенно). Мне не совсем ясно, какое нам дело до его личной жизни. Джеймс. Нет, нет! Он должен покончить с этим, иначе он не будет у нас работать. Уолтер. Бедняга! Коксон. Позвать его? Джеймс кивает. Думаю, я сумею образумить его. Джеймс (сердито). Предоставьте это мне, Коксон! Уолтер (Джеймсу, тихо, пока Коксон ходит за Фолдером). Все его будущее, может быть, зависит от того, как мы поступим, отец! Фолдер входит. Он взял себя в руки, и лицо его спокойно. Джеймс. Вот что, Фолдер! Мой сын и я хотим дать вам возможность стать на ноги, но я должен сказать вам две вещи. Во-первых, вам не следует приходить сюда с видом жертвы. Если вы в какой-нибудь мере считаете, что с вами поступили несправедливо, бросьте эту мысль. Нельзя играть с правилами нравственности и рассчитывать, что это вам сойдет с рук. Если общество не будет охранять себя, оно останется беззащитным. Чем скорее вы поймете это, тем лучше. Фолдер. Это так, сэр, но разрешите мне сказать кое-что. Джеймс. Да? Фолдер. У меня было очень много времени, чтобы обдумать все это в тюрьме (замолкает). Коксон (желая подбодрить его). Конечно, вы подумали об этом. Фолдер. Разные там были люди. И я хочу вам сказать, сэр, что если бы с нами после нашего первого проступка поступили иначе, если бы кто-нибудь немножко позаботился о нас вместо того, чтобы сажать нас в тюрьму, то и четвертая часть никогда не попала бы туда. Джеймс (качая головой). К сожалению, я в этом сильно сомневаюсь, Фолдер. Фолдер (с невольно проступающей злобой). Но мне, сэр, это точно известно. Джеймс. Не забывайте, друг мой, что вы сами все это затеяли. Фолдер. Я не хотел сделать ничего дурного. Джеймс. Может быть, но тем не менее сделали. Фолдер (со всей, горечью пережитых им страданий). И за это меня вышибли из жизни! (Берет себя в руки.) Я хочу сказать, что теперь я уже совсем не тот, что раньше. Джеймс. Это не очень-то утешительно для нас, Фолдер. Коксон. Он просто не может как следует выразить свои мысли, мистер Джеймс. Фолдер (отбрасывая осторожность под наплывом одолевающих его чувств). Я сказал то, что думаю, мистер Коксон! Джеймс. А теперь вот что, Фолдер, бросьте все эти мысли и подумайте о своем будущем. Фолдер (горячо). Хорошо, сэр, но вы не знаете, что такое тюрьма. Вот здесь она у меня! (Хватается за грудь.) Коксон (Джеймсу, шепотом). Я говорил вам, что он голодает. Уолтер. Мы понимаем вас, друг мой, но все это пройдет. Время милосердно. Фолдер (лицо его дергается). Я надеюсь, сэр. Джеймс (значительно мягче). Так вот, мой милый, все, что вам нужно сделать, это забыть свое прошлое и создать себе прочную репутацию. А это приводит меня ко второму вопросу. Речь идет о той женщине, которая была замешана в вашем деле. Видите ли, вам придется дать нам слово, что с этим покончено. У вас нет никакой надежды удержаться на прямом пути, если вы собираетесь начать новую жизнь, сохраняя такую связь. Фолдер (испуганно переводя взгляд с одного из них на другого). Но, сэр... но, сэр... ведь все это время я думал только о ней. И она тоже - обо мне. И до вчерашнего вечера я не мог найти ее. Во время этой и последующей сцены Коксон все более и более волнуется. Джеймс. Это печально, Фолдер. Но вы сами должны понять, что такая фирма, как наша, не может на все закрывать глаза. Дайте нам это доказательство вашей готовности исправиться, и можете возвращаться на свое прежнее место в контору, но не иначе! Фолдер (внимательно смотрит на Джеймса и затем говорит с внезапной решимостью). Не могу я отказаться от нее! Не могу! О сэр, у нее, кроме меня, никого нет. И она для меня - все. Джеймс. Мне очень жаль, Фолдер, но я должен быть твердым. В конечном счете это послужит на пользу вам обоим. Такая связь ни к чему хорошему не приведет. Ведь она была причиной всех ваших несчастий. Фолдер. Но, сэр, это означало бы, что я зря прошел через все страдания. Меня сломили, нервы мои пришли в ужасное состояние. Все это ради нее. Джеймс. Успокойтесь. Если она хоть сколько-нибудь достойна названия женщины, она сама все поймет. Она не захочет дальше тянуть вас в пропасть. Если бы у вас была какая-нибудь надежда жениться на ней, тогда другое дело. Фолдер. Я же не виноват, сэр, что она не может избавиться от этого человека. Она бы развелась с ним при малейшей возможности. В этом была вся беда с самого начала. (Взглянув на Уолтера.) Вот если бы кто-нибудь помог ей в этом!.. Я уверен, что теперь дело только в деньгах. Коксон (вступает в разговор, в то время как Уолтер колеблется и собирается заговорить). Не думаю, чтобы нам следовало обсуждать сейчас этот вопрос. Это нас далеко заведет. Фолдер (Уолтеру, умоляюще). С тех пор ее муж, наверное, дал ей достаточно поводов требовать развода. И ведь это он довел ее до того, что она вынуждена была уйти. Она может это доказать. Уолтер. Я склонен сделать то, о чем вы просите, Фолдер, если это возможно. Фолдер. О сэр. (Идет к окну и смотрит на улицу.) Коксон (поспешно). Вы не обратили внимания на мои слова, мистер Уолтер, а у меня есть основания. Фолдер (стоя у окна). Она на улице, сэр. Может быть, вы хотите поговорить с ней? Я могу позвать ее отсюда. Уолтер колеблется и переводит взгляд с Джеймса на Коксона. Джеймс (решительно кивая головой). Да, пусть она войдет. Фолдер в окно делает Руфи знаки. Коксон (тихим, взволнованным голосом говорит Джеймсу и Уолтеру). Нет, мистер Джеймс! Пока молодой человек отсутствовал, она вела себя не так, как следовало. Теперь ходатайство о разводе уже невозможно. И нам не к лицу давать советы, как обмануть закон. Фолдер отходит от окна. Три его собеседника смотрят на него с молчаливым сожалением. Фолдер (инстинктивно чувствуя какую-то перемену, переводит взгляд с одного на другого). Между нами не было ничего такого, что могло бы помешать ей требовать развода. То, что я сказал на суде, было правдой. А вчера мы только посидели в парке. Через дверь приемной входит Суидл. Коксон. В чем дело? Суидл. Миссис Ханиуил. Пауза. Джеймс. Проведи ее сюда! Руфь медленно входит и решительно становится рядом с Фолдером напротив трех других действующих лиц. Все молчат. Коксон оборачивается к своему столу, склоняясь над бумагами, словно тяжесть создавшегося положения вынуждает его искать привычную колею. (Сурово). Закрой дверь! Суидл закрывает дверь. Мы просили вас прийти сюда, потому что в интересующем нас деле есть факты, с которыми необходимо считаться. Насколько мне известно, вы только вчера снова встретились с Фолдером? Руфь. Да, только вчера. Джеймс. Он рассказал нам о себе, и мы ему очень сочувствуем. Я обещал принять его обратно на службу, если он начнет новую жизнь. (Внимательно глядит на Руфь.) Тут встает вопрос, который требует мужества, сударыня. Руфь смотрит на Фолдера и начинает сплетать и расплетать пальцы, как бы предчувствуя катастрофу. Фолдер. Мистер Уолтер Хау был так добр, что обещал помочь тебе добиться развода. Руфь, пораженная, быстро взглядывает на Джеймса и Уолтера. Джеймс. Я думаю, что это неосуществимо, Фолдер. Фолдер. Но как же, сэр!.. Джеймс (решительно). Так вот, миссис Ханиуил, вы хотите ему добра? Руфь. Да, сэр, я люблю его! (С тоской смотрит на Фолдера.) Джеймс. Значит, вы не захотите стоять на его пути, не так ли? Руфь (слабым голосом). Я могла бы позаботиться о нем. Джеймс. Лучший способ для вас позаботиться о нем - это расстаться с ним. Фолдер. Ничто не заставит меня отказаться от тебя! Ты можешь получить развод. Ведь между нами ничего не было, правда? Руфь (скорбно качает головой, не глядя на него). Нет. Фолдер. Мы не будем встречаться, сэр, пока она не получит развода. Только помогите нам, и мы обещаем вам это. Джеймс (Руфи). Вы ясно представляете себе дело, не так ли? И понимаете, что я имею в виду? Руфь (почти шепотом). Да. Коксон (про себя). Славная женщина! Джеймс. Положение безвыходное. Руфь. Я должна решать, сэр? Джеймс (заставляя себя взглянуть на нее). Я предоставляю решать вам, сударыня. Его будущее в ваших руках. Руфь (печально). Я хочу сделать так, чтобы ему было хорошо. Джеймс (слегка осипшим голосом). Вот это правильно, это правильно! Фолдер. Я не понимаю. Неужели ты откажешься от меня после всего? Тут что-то... кроется. (Делая движение в сторону Джеймса.) Сэр, я честью клянусь вам, что между нами ничего не было. Джеймс. Я верю вам, Фолдер. Ну, дружок, будьте таким же мужественным, как она. Фолдер. Вы только что соглашались помочь нам! (Пристально смотрит на Руфь, которая стоит не шевелясь. Его лицо искажается, а руки судорожно дрожат, он начинает догадываться о случившемся.) Что это? Неужели ты была... Уолтер. Отец! Джеймс (поспешно). Ну, хватит, хватит! Я предоставляю вам должность, Фолдер. Вы только оба не посвящайте меня в свою личную жизнь, вот и все. Фолдер (будто не слышал этих слов Джеймса). Руфь? Руфь смотрит на него. Фолдер закрывает лицо руками. Молчание. Коксон (внезапно). Кто-то вошел. (Руфи.) Подите сюда! Побудьте одна, вам станет легче! Он указывает ей на комнату клерков, а сам оглядывается в сторону приемной. Фолдер стоит неподвижно. Руфь робко протягивает ему руку. Фолдер отшатывается от этого прикосновения. Руфь отворачивается и, подавленная, идет в комнату клерков. Фолдер делает резкое движение, спешит за ней и, когда она переступает порог, хватает ее за плечи. Коксон закрывает за ними дверь. Джеймс (указывая на приемную). Не впускайте, кто бы это ни был. Суидл (открывает дверь приемной и говорит испуганно). Сыщик, сержант Уистер. Входит сыщик и закрывает за собой дверь. Уистер. Простите, что побеспокоил вас, сэр. У вас служил клерком молодой человек. Это было два с половиной года назад. Я еще арестовал его в этой самой комнате. Джеймс. Так что же с ним? Уистер. Я думал, что, может быть, вы сообщите мне, где он находится. Неловкое молчание. Коксон (приходя на помощь Джеймсу, приветливо). Мы же не ответственны за его действия, вам это известно. Джеймс. Зачем он вам нужен? Уистер. В этом месяце он не приходил на перерегистрацию. Уолтер. Что это значит? Уистер. Он освобожден до срока, который истечет еще через полгода. Уолтер. И до тех пор он обязан являться в полицию? Уистер. Мы должны знать, где он проводит каждую ночь. Осмелюсь сказать, что мы не трогали бы его, сэр, хотя он и не приходил на перерегистрацию. Но мы только что узнали, что вышло дело посерьезнее: он получил работу по подложной рекомендации. Принимая во внимание эти два обстоятельства, нам придется задержать его. Снова пауза. Уолтер и Коксон украдкой следят за Джеймсом, который смотрит в упор на сыщика. Коксон (с нарочитой болтливостью). Мы сейчас очень заняты. Если бы вы были добры зайти в другой раз, может быть, мы могли бы что-нибудь сообщить вам. Джеймс (решительно). Я слуга закона, но не люблю доносов. И доносчиком быть не могу. Если вам нужен этот молодой человек, ищите его сами, без нашей помощи. (В то время как он это говорит, его взгляд падает на лежащую на столе шапку Фолдера, и он меняется в лице.) Уистер (заметив взгляд Джеймса, спокойно). Очень хорошо, сэр. Но я должен предупредить вас, что, нарушив условие досрочного освобождения, он остается каторжником, а укрытие каторжника... Джеймс. Я никого не укрываю. А вам не следует приходить сюда и задавать вопросы, на которые я не обязан отвечать. Уистер (сухо). В таком случае я больше не буду вас беспокоить, джентльмены. Коксон. Очень жаль, что мы ничего не могли сообщить вам, но вы же нас понимаете? До свидания! Уистер поворачивается, чтобы уйти, но направляется не к приемной, а к двери в комнату клерков. Другая дверь, другая дверь!.. Уистер открывает дверь комнаты клерков. Слышны голоса Руфи: "Я умоляю тебя!" и Фолдера: "Не могу!". Короткая пауза. Затем Руфь вскрикивает с испугом: "Кто это?" Уистер входит в комнату клерков. Трое оставшихся в ужасе смотрят на дверь. Уистер (изнутри). Отойдите, пожалуйста! Он быстро входит, ведя Фолдера под руку. Фолдер бросает на трех мужчин безжизненный взгляд. Уолтер. Ради бога, отпустите его на этот раз! Уистер. Я не могу взять на себя ответственность, сэр! Фолдер (с жутким смехом отчаяния). Хорошо! (Оглянувшись на Руфь, высоко поднимает голову и, проходя через приемную, почти тащит Уистера за собой.) Уолтер (с отчаянием). Он погиб! Теперь его будут преследовать до конца его дней! У открытой входной двери виден Суидл, который с изумлением смотрит на лестницу. Слышны звуки шагов по каменным ступеням. Внезапно - глухой стук падения и растерянное восклицание Уистера: "Бог мой!" Джеймс. Что это? Суидл бросается вперед. Дверь за ним захлопывается. Мертвая тишина. Уолтер (быстро идет в комнату клерков). Эта женщина... Она сейчас упадет в обморок. Он и Коксон выводят Руфь, почти потерявшую сознание, из комнаты клерков. Коксон (машинально). Успокойтесь, милая, успокойтесь! Уолтер. Есть у вас коньяк? Коксон. Есть херес. Уолтер. Дайте сюда. Поскорее! (Сажает Руфь в кресло, пододвинутое Джеймсом.) Коксон (приносит вино). Вот он! Хороший, крепкий херес! Они стараются влить ей вино сквозь стиснутые зубы. Слышны шаги. Джеймс, Уолтер и Коксон прислушиваются. Наружная дверь открывается. Видны Уистер и Суидл, которые вносят в приемную что-то тяжелое. Джеймс (бросаясь к ним). Что это? Они кладут свою ношу на пол, так что ее не видно, и все, кроме Руфи, собираются вокруг, говоря приглушенными голосами. Уистер. Он прыгнул в пролет лестницы. Сломал себе шею. Уолтер. Боже милостивый! Уистер. Он, наверное, рехнулся, если думал улизнуть от меня таким образом. И чего ради? Посидел бы всего несколько месяцев! Уолтер (с горечью). Только и всего? Джеймс. Какой отчаянный поступок! (Изменившимся голосом.) Беги за доктором, ну! Суидл бросается из приемной на лестницу. Скорую помощь! Уистер выходит. Лицо Руфи выражает все нарастающий страх и ужас. Она не решается смотреть в сторону, откуда слышны голоса. Не вот она поднимается с кресла и, крадучись, приближается к приемной. Уолтер (внезапно обернувшись). Пропустите! Трое мужчин расступаются, чтобы пропустить Руфь, и один за другим входят в комнату Коксона. Руфь падает на колени возле тела Фолдера. Руфь (шепотом). Что это? Он не дышит? (Склоняется над ним.) Дорогой мой! Любимый! На пороге наружной двери толпятся люди. (Вскакивает на ноги.) Нет, нет! Нет! Он умер! Люди отпрянули назад. Коксон (тихо подходя к ней, говорит хриплым голосом). Успокойтесь, бедняжка, успокойтесь, милая! При звуке его голоса Руфь оборачивается и смотрит на него. Теперь никто больше не тронет его. Никогда! Милосердный Иисус взял его к себе! Руфь стоит, как каменная, глядя на Коксона, который смиренно склонился перед ней и протянул руку, как будто хочет приласкать ее, как ласкают бездомную собаку. Конец 1910 г.