ньги, -- промямлил я. -- Кому нужны твои вонючие деньги? Я сам забочусь о маме. У меня не было сил возражать. Горькие слезы стояли у меня в глазах. Я даже не заметил, как мы доехали до больницы. Брат расплатился с таксистом. В оцепенении я поднялся вслед за братом по больничной лестнице и вошел в палату. Мама открыла глаза и улыбнулась мне своей чудесной нежной улыбкой. -- Сынок, -- еле слышно позвала она и потянулась ко мне. Меня била дрожь. В глазах потемнело. Я прильнул к ее руке. -- Как... ты... живешь... мой сыночек? -- с большим трудом проговорила она. -- Ты нашел работу? Ты... хороший мальчик? -- Ее шепот стал почти беззвучным. -- Ты хорошо... ведешь себя? Сынок? -- Да, мама. У меня работа за городом. Больше говорить она не могла и впала в беспамятство. В полном отчаянии я бросился искать врача. Я влетел в его кабинет и стал бессвязно молить его о помощи. -- Тут уже никто не в силах помочь, -- сказал он и, печально покачав головой, добавил: -- Ей осталось всего несколько часов. Я больше не мог сдерживать себя и разрыдался. Брат взял меня под руку. -- Держи себя в руках, тупая скотина, -- сказал он. Он довел меня до ближайшей забегаловки. Мы сели за стол и выпили. Я остался, пытаясь с помощью виски заглушить терзающие меня адские муки. Брат вернулся в больницу. И вдруг я вспомнил, что должен связаться с парнями из управления. Я вышел на улицу, нашел какую-то аптеку и попросил дать мне т-елефонный справочник. Отыскав в нем номер нью- йоркского отделения, я позвонил и подробно рассказал о предстоящей поездке, о том, где удобней сделать засаду на пути транспорта, и услышал на том конце голос, который не скрывал своего скептицизма: -- А откуда мы знаем, что это не глупый розыгрыш, что ты просто не отнимаешь наше время? Что заставило тебя позвонить? Как твое имя? Я был настолько сбит с толку, что проорал в трубку свое имя и сообщил, что сам буду участвовать в сопровождении транспорта. Я проклинал его минут пять, а затем повесил трубку и вернулся в бар. Пришел брат и тихо сказал: -- Мама все еще без сознания. Я зарыдал, слезы закапали прямо в стоящий передо мной стакан с виски. С отвращением взглянув на меня, брат вышел. Через некоторое время я вернулся в больницу. Я сидел рядом с мамой и не отрываясь смотрел на ее лицо. Ее дыхание вырывалось из груди вместе с тяжелыми хриплыми стонами. И вдруг мама открыла свои чудесные глаза и стала искать мою руку. -- Я умираю, сыночек. Я взял ее за руку. Не желая смириться с надвигающимся на меня ужасом и не зная, как уберечь и защитить мою маму, я заплакал, как маленький ребенок: -- Мама, мамочка... Ее лицо светилось печалью и нежностью. -- Мы встретимся с тобой на том свете, детка, -- успокаивала она меня. -- Но меня не пустят туда, чтобы встретиться с тобой. -- Я безудержно разрыдался. -- Я очень, очень плохой. -- Я попрошу за тебя у Бога, сынок. Ее дыхание постепенно угасло. Я услышал рыдания моего младшего брата, стоявшего рядом: -- Это ты убил маму! Ты разбил ее сердце. Ты, мерзавец! Еле держась на ногах, я выбрался из палаты и вер-ну,лся в бар. Я не помню, как долго там просидел, заливаясь слеза-ми. Я вспомнил о времени только тогда, когда за окном наступили сумерки. У меня осталась масса невыпол-ненных дел. Нужно было еще позаботиться о том, чтобы надежно спрятать чемодан с деньгами и закончить дело с поездкой в Вестчестер. Надеюсь, эти борцы с "сухим" законом отпустят меня на похороны моей матери. Да, они всегда так делают. Я отправился на такси к Толстому Мои. Наша комната была пуста, все уже ушли. Я долго стоял и недоуменно озирался по сторонам. -- Куда подевались сейфы? -- пробормотал я. В комнату вошел Мои и подал мне записку от Макса. В ней говорилось, что он отправил чемоданы в одно из  надежных мест и что, когда они вернутся из Вест-честера, он отдаст мне квитанцию, ключи и все остальное. Он просил меня не беспокоиться и писал, что они благополучно обойдутся без моей помощи. Внезапно я почувствовал необыкновенную легкость. "Боже мой, какая удача, -- подумал я. -- Я остаюсь в стороне от дела. Да, но как же Макс, Простак и Косой? Их поймают, и им придется отсидеть в тюрьме целых восемнадцать месяцев. Если бы не сумасшедшая идея Макса ограбить Федеральный резервный банк, я никогда не. пошел бы на такое предательство". Я позвонил брату. Он уже сделал все распоряжения, касающиеся погребения, и наотрез отказался иметь дело с нашим бюро. Он назвал мне адрес и сообщил время похорон. Завтра утром. Я поднялся в свой номер и лег в постель, прихватив с собой бутылку. Я пил до тех пор, пока не впал в состояние меланхолической грусти. Где-то над головой я услышал пение хора, исполняющего молитву в память о навсегда покинувших этот мир. На фоне хора зазвучал сильный голос великого певца Йозеля Розенблата, который слился в одно целое с печальной мелодией, исполняемой Косым Хими на его гармонике. Мое сердце печально заныло, и я заплакал о своей умершей маме. Мне не спалось. Я вышел на улицу и стал бродить, переходя от забегаловки к забегаловке. Не помню, как я забрел в Китайский город и очутился в заведении Джо. Увидев меня, он спросил: -- В чем дело, Башка, ты заболел? -- Приготовь мне трубку, -- еле слышно попросил я. Я упал на кушетку. Пока Джо готовил мне трубку, меня всего трясло. Он обмакнул шарик в воду, подержал его над открытым пламенем, а затем вставил в трубку. -- Затянись, это подарит тебе покой, -- прошептал Джо. Не помню, посещали ли меня мои обычные фантастические сны. Знаю лишь, что проснулся я в подавленном состоянии. Я лежал, охваченный приступом меланхолии, когда вошел Джо. Его обычно невозмутимое лицо было мертвенно-бледным и выражало скорбь. Слезы бежали по его щекам. В трясущейся руке он сжимал свежую газету. Он присел рядом со мной на кушетку и рыдающим голосом произнес: -- Ужасно, как это все ужасно, Башка. Я сел с удивленным видом. Мне было совершенно непонятно, как могла расстроить такого человека, как Джо, смерть моей мамы. Я похлопал его по спине и сказал: -- Ну что ты, это было неизбежно, она была очень больной женщиной. Он удивленно посмотрел на меня и протянул утреннюю газету. Я посмотрел на фотографии и попытался прочитать статью. Дьяволы начали молотить меня стальными стержнями по голове, втыкать их в сердце и в живот. Комнатное освещение то меркло, то вспыхивало невыносимо ярко. Потолок качнулся над моей головой, пол бросился мне навстречу --я ударил в лицо. Это был конец света. Дважды газета выпадала из моих ослабевших рук и, казалось, сама начинала кружиться по комнате. Я сидел на полу и смотрел на фотографии. Да, все они были здесь, на первой странице, лежащие в лужах крови на этой проклятой вестчестерской дороге. Боже, мой Боже, это были они, они трое, мои братья. --Нет, они были больше чем братья. Макс, Простак и Косой -- мертвые, мертвые, мертвые лежали там. Я любил их, я любил их. Они были больше, чем братья. И я их убил. Боже, я их --убил. Сквозь застилающие глаза слезы я прочитал статью. Две машины, набитые правительственными агентами, попытались перехватить транспорт со спиртным. Сопровождавшая груз охрана оказала сопротивление и открыла огонь. В результате перестрелки были убиты трое бандитов и один правительственный агент. Еще четверо агентов находились в критическом состоянии. Вконец обессилевший, я сидел на полу и оплакивал самого себя. Это была моя вина. Я убил их. В конце концов мне удалось взять себя в руки. Новая мысль пришла мне в голову. Словно одержимый, я выскочил из комнаты и поймал такси. -- На Деланси-стрит!, Меня гнала вперед мысль, что все деньги, лежащие в чемоданах, стали теперь моими. Все они мои, почти миллион долларов наличными. Внизу живота у меня нестерпимо горело, в голове бешено грохотал барабанный бой. В мозгу вертелось: "Я должен забрать их немедленно, раньше, чем кто-либо. Они были моими братьями. Деньги принадлежат мне". От нетерпения я выпрыгнул из такси, не доехав целый квартал, и торопливо помчался по наполненной людьми Деланси-стрит, расшвыривая по сторонам испуганных пешеходов. Словно буйнопомешанный, я вломился в салун Толстого Мои и бросился к задней комнате, отпихивая встревоженно устремившихся ко мне официантов. Комната была пуста! Чемоданы исчезли. Да, теперь я вспомнил. Макс отправил их на хранение. Я дико закричал, зовя Мои. Когда он вошел в комнату, его лицо выражало страх и глубокую скорбь. Я схватил его за горло и, бешено тряся его, заорал ему прямо в лицо: -- Где они? Куда они подевались? Он не понял меня и ответил: -- Они мертвы, они все мертвы. Он начал всхлипывать. Слезы заструились по его лицу. Я прижал его спиной к стене и, поднеся к его горлу нож, бешено заорал: -- Не они, ты, жирный ублюдок, я спрашиваю про чемоданы! Про четыре чемодана. Куда они делись? -- Чемоданы? -- тупо переспросил он. -- Да, ублюдок, чемоданы! -- За ними приходили посыльные! -- испуганно выкрикнул он. -- Макс вчера их отдал каким-то посыльным. Я ведь давал тебе записку от Макса, где он про это писал. Разве ты не помнишь? Да, теперь я вспомнил. Как я мог про это забыть? --'Что за посыльные? -- спросил я. -- Ты знаешь, откуда они? -- Честное слово, не знаю. Башка, но мы их найдем. Успокойся, Башка, возьми себя в руки, -- взмолился он. -- Да, я их найду, --пробормотал я и, выпустив Мои, упал в кресло. Это было большое кресло Макса. Когда я понял, где сижу, я начал смеяться и истерично выкрикивать: -- Кресло Макса, кресло барона! Я смеялся и повторял это снова и снова до тех пор, пока к горлу не подступила тошнота. Я начал биться головой о стол. Мои подошел ко мне и обтер мое лицо мокрым полотенцем. Слезы стекали по его пухлым щекам. -- Успокойся, Башка, успокойся. Ты можешь сойти с ума. Я начал плакать. Я обнял Мои и уронил голову ему на плечо. Мы стояли и рыдали, положив головы на плечи друг друга, оплакивая Макса, Простака и Косого -- наших безвременно ушедших братьев. Я чувствовал себя ужасно одиноким, потерявшимся. Мы плакали и плакали. Не скрывая слез, я вышел в зал, попросил всех посетителей разойтись по домам и закрыл за ними дверь. Мы с Мои взяли по бутылке, сняли ботинки и сели на пол. -- Мои, -- сказал я, -- ты и я, мы будем сидеть и скорбеть по моей матери, по Максу, Простаку, и Косому. Мы всю неделю будем сидеть прямо здесь, на полу, и оплакивать их так, как это принято у праведных евреев. Только теперь я вспомнил, что пропустил похороны своей матери. Я громко взвыл и поклялся не сходить с места и оплакивать своих мертвых на протяжении всей недели. Мы сидели на полу, плача и раскачиваясь взад и вперед, как это принято у евреев. Мы били себя в грудь кулаками и громко выли от горя и отчаяния. Когда две литровые бутылки виски опустели, мы погрузились в пьяное небытие. Должно быть, прошло несколько часов, прежде чем я пришел в себя. оа окнами брезжил новый день. Мои громко храпел, лежа на спине. Все мое тело словно онемело. В голове мягко пульсировала боль. Внезапно гигантские паровые турбины заработали в моей голове и завыли, повторяя пронзительным рефреном: "Деньги, деньги, деньги! Где деньги? Миллион наличными. Где все эти деньги?" Я с трудом поднялся на ноги. Обжигающий, побуждающий к действию жар внизу живота вновь проснулся и стремительно разлился по всему телу. Каждый мой нерв вторил турбинному вою: "Деньги, деньги, деньги! Миллион долларов". Этот рефрен звучал и звучал во мне, и я начал громко орать: -- Деньги, деньги, деньги! Миллион долларов! Я должен найти свои деньги! Мой миллион долларов! Мои четыре чемодана, наполненные деньгами! Словно сумасшедший, я выскочил на улицу. Удивленный молочник и его испуганная лошадь уставились на меня, стоящего в сточной канаве и орущего: "Деньги, деньги, деньги! Где мои четыре чемодана с деньгами?" Внезапно я опомнился и сообразил, что веду себя как сумасшедший. Я понял, что должен взять себя в руки. Никто кроме меня не знает о деньгах в чемоданах. Я должен спокойно и планомерно заняться их донском. Если я буду вести себя как сумасшедший, все бросятся искать мои деньги. "Спокойно, Башка, -- начал я себя уговаривать. -- Спокойно, приятель, возьми себя в руки". И тут же сделал очередную глупость. Я подошел к телеге молочника. Встревоженный возница попятился. Я схватил литровую бутылку молока и вылил половину содержимого в свое горящее горло. Молочник смотрел на меня выпученными глазами. Это взбесило меня, и я запустил в него бутылкой. Но промахнулся на какие-то сантиметры. Молочник издал испуганный вопль и бросился бежать по улице. Лошадь пронзительно заржала и поскакала вслед за ним. Они быстро скрылись из виду. Я почувствовал себя немного лучше и без всякой цели побрел вниз по пустынной Деланси-стрит. Утренний воздух взбодрил меня, в голове немного прояснилась. Я зашел в небольшую кофейню и выпил три чашки горячего черного кофе. Затем поймал такси, доехал до отеля, принял холодный душ, переоделся в свежую одежду и принялся за поиски. Первым делом я опросил всех посыльных и развозчиков грузов на Ист-Сайде. Я снова и снова задавал одни и те же вопросы: -- Грузили ли вы недавно четыре больших чемодана? Знаете ли вы, кто это делал? Я предложил тысячу долларов в награду за любую полезную информацию. Вначале я хотел предложить даже больше, но затем решил, что это может вызвать слишком много разговоров и ненужное любопытство. Я разбил весь район на небольшие участки и систематически обходил все местные хранилища. Это не дало результатов. . Целую неделю я стаптывал ботинки. Затем я нанял такси и день за .днем неутомимо мотался по разным частям огромного города, пытаясь проследить даже самые слабые нити, могущие привести меня к разгадке. Ведя поиски подобным образом, я напрасно растратил драгоценное время. В один из дней меня поразила мысль о том, что я пропустил похороны своей матери и Макса, Простака и Косого. Были ли они уже похоронены? Я попробовал узнать. Я опоздал. Я проклял себя за бессердечие и черствость. Меня чуть не арестовали, когда я попытался предъявить Права на одежду и личные вещи Макса. Я думал, что среди них может находиться какое-нибудь указание на то, куда отправлены чемоданы. Я неутомимо продолжал свои поиски. Я снизу доверху обшарил нашу комнату у Толстого Мои в поисках ключей или квитанций. Толстый Мои предупредил меня, чтобы я не- появлялся у него. Какие-то крутые чужаки расспрашивали его обо мне. Мне было наплевать на это. В полном отчаянии я ухватился за то, что посчитал удачной мыслью. Я обратился в небольшое детективное агентство на Бродвее. Они задали мне слишком много вопросов, просто чертовски много. Их интересовало, что было в чемоданах и тому подобное. Я почувствовал, что не могу доверять им, и попросил, чтобы они забыли наш разговор. Мне ответили, что сделают это с удовольствием. Мне показалось, что они приняли меня за сумасшедшего. И на самом деле, я побывал в стольких местах и задал столько дурацких вопросов, что сам начал чувствовать себя сумасшедшим. Я вдруг понял, что часто захожу в одни и те же хранилища и обслуживающий персонал со страхом встречает мое появление. В одно из крупных хранилищ я пришел со значком нью-йоркского следователя полиции и заявил, что должен осмотреть все камеры хранения. Управляющий отказал мне, сославшись на то, что я обязан предъявить ордер на обыск. В отчаянии, в одну из ночей, я ворвался в это хранилище, оглушил охранника и провел остаток ночи в лихорадочных и безрезультатных поисках. Неделя сменяла неделю. В конце концов я опустил руки. Я пришел к Толстому Мои и проторчал у него весь день. Я непрерывно пил, чтобы заглушить свое отчаяние. Видения прошлого сводили меня с ума. Я вышвырнул всех посетителей и закрылся в салуне. Я бродил по пустому залу. Я вновь начал терять голову. И вновь то ли бредил, то ли думал об одном и том же. Миллион долларов, они где-то лежат. Но где, черт возьми, где? Куда Макс мог отправить чемоданы? В одном только городе сотни и сотни хранилищ. А если он отправил их в одно из загородных? А если он укрыл их в какой- нибудь квартире или в подвале одного из административных зданий^ Боже всемогущий, где они могут находиться? Или это должно стать моим наказанием? Провести остаток жизни в безнадежных поисках чемоданов? Этот ублюдок Макс. Сделать такое для меня! Чтоб его душа горела в аду и чтоб он испытывал такие же муки, какие испытываю я. Я проклинал Макса, вспоминая все известные мне грязные слова и сравнения. Глава 47 Громкий стук в дверь прервал мои мысли. -- Кто там еще, к черту? -- сказал я, обращаясь к Мои. -- Пошли подальше этих уродов. Они действуют мне на нервы. -- Кто-то уже стучался несколько раз, -- проворчал Мои. -- Я. говорил им, что закрыто, но они, похоже, не поняли. -- Сейчас я разберусь с этими ублюдками, -- раздраженно пробормотал я и, шатаясь, направился к двери. Открыв ее, я заорал в темноту улицы: -- Эй, парни, не надо будить спящего зверя, а не то... Это было все, что я успел произнести. Кто-то схватил меня сзади, и я почувствовал себя зажатым в гигантские тиски. Я сразу понял, кто это. Только один человек обладал такой нечеловеческой силой. Я был совершенно беспомощен. Кости моей грудной клетки и рук, казалось, уже начали хрустеть в этих чудовищных лапах. Я напряг все свои силы и с трудом выдавил из себя: -- Бугай, прекрати, ради Бога. Бугай громко рассмеялся: -- Что, Башка, ты .узнал мои крепкие руки? -- Я узнал твой крепкий запах, ты, вонючий ублюдок, -- выдохнул я. Он сдавил меня еще сильнее. Больше я не мог вымолвить ни слова. Все мое тело словно парализовало. Я чувствовал себя так, будто все мои кости были уже переломаны. Кто-то прошелся по моим карманам и извлек из них нож и пистолет. Бугай оторвал меня от земли, словно я ничего не весил, внес в заднюю комнату и бросил на пол. Не вставая с пола, я поднял глаза. В груди у меня. похолодело. Надо мной возвышались Бугай, Меткий Майк и Менди. Я понял, что обречен. Это была козырная команда палачей Общества, которая действовала по всей стране. Они были карательным отрядом, созданным для расправы с людьми из высшего эшелона Общества. Я понял, зачем они пришли. Меня замутило от страха. Это был мой конец, но я поклялся, что ни за что не покажу своей слабости. Я поднялся на ноги, дерзко посмотрел на них и злобно проворчал, глядя на Бугая: -- Когда-нибудь я отрежу твои чертовы лапы. Он двинулся на меня. -- Кончай, Бугай, -- приказал Менди. -- Я разорву эту крысу на куски. -- А за это я отрежу тебе язык, ублюдок недоделанный, -- сказал я и плюнул в его сторону. Моя ярость, похоже, произвела на него впечатление, и он попятился. -- Ладно, Башка, кончай. Мы знаем, что ты крутой, и мы будем обращаться с тобой достойно, если ты не станешь сильно брыкаться, -- сказал Майк. -- Что вам надо? -- спросил я. -- А, обычное дело, -- холодно улыбнулся мне Менди. Мои ноги обмякли, и я. чуть не упал на пол. -- А при чем здесь я? -- Нам очень жаль. Башка, -- ответил Менди. -- Но считается, что именно ты тот парень, который стукнул на Макса и остальных твоих друзей. Сердце сжалось у меня в груди, и я еле слышно произнес: -- Кто так говорит, Менди? -- Ну, люди наверху обсудили все "за" и "против" и посчитали очень странным, что тебя не было вместе с Максом. -- Зачем объясняться с этой крысой? -- проворчал Бугай. -- Слушай, Бугай, если я хочу объясняться с Башкой, то я не должен спрашивать у тебя разрешения, -- злобно пробурчал Менди. -- Ну, давай-давай, трать свое время, а у меня сегодня еще свидание с девкой. -- Да иди ты со своими девками, -- насмешливо проговорил Менди. -- Самой потасканной из них не придет в голову показаться с тобой на публике. Кроме того, мы на работе, и если парень хочет задать несколько вопросов, прежде чем мы возьмем его в оборот, а в особенности такой парень, как Башка, то я готов ответить на его вопросы. -- Ладно-ладно, давай, трать свое время, -- пробормотал Бугай. -- Спасибо, Менди, -- сказал я, пытаясь побороть дрожь в голосе. -- То, что меня не было с Максом, ничего не доказывает. Почему никто не захотел выслушать меня? Я могу доказать, что был в госпитале, в котором умирала моя мать, -- грустно сказал я. Менди пожал плечами: -- Думаю, они решили, что вызывать тебя нет никакого смысла. Они считают доказательства вполне весомыми. -- Да, Башка, они считают, что ты заслужил смерть, -- добавил Меткий Майк. -- Ты ведь знаешь, какие у них связи. Они установили, что именно ты позвонил и сообщил о перевозке груза. И ты назвал свое имя. Ты сообщил им, кто ты такой, Башка! -- В голосе Майка звучало удивление. -- Надо сойти с ума, чтобы сделать подобное. -- Это мог быть кто-нибудь другой, кто воспользовался моим именем, -- вяло возразил я. -- Да, это мог быть кто-нибудь другой, кого ты крепко обидел, -- сказал Менди и пожал плечами. -- Какая, к черту, разница? Я думаю, что начальство решило не рисковать. Они совершенно уверены, что стучал именно Сердце сжалось у меня в груди, и я еле слышно произнес: -- Кто так говорит, Менди? -- Ну, люди наверху обсудили все "за" и "против" и посчитали очень странным, что тебя не было вместе с Максом. -- Зачем объясняться с этой крысой? -- проворчал Бугай. -- Слушай, Бугай, если я хочу объясняться с. Башкой, то я не должен спрашивать у тебя разрешения, -- злобно пробурчал Менди. -- Ну, давай-давай, трать свое время, а у меня сегодня еще свидание с девкой. -- Да иди ты со. своими девками, -- насмешливо проговорил Менди. -- Самой потасканной из них не придет в голову показаться с тобой на публике. Кроме того, мы на работе, и если парень хочет задать несколько вопросов, прежде чем мы возьмем его в оборот, а в особенности такой парень, как Башка, то я готов ответить на его вопросы. -- Ладно-ладно, давай, трать свое время, -- пробормотал Бугай. -- Спасибо, Менди, -- сказал я, пытаясь побороть дрожь в голосе. -- То, что меня не было с Максом, ничего не доказывает. Почему никто не захотел выслушать меня? Я могу доказать, что был в госпитале, в котором умирала моя мать, -- грустно сказал я. Менди пожал плечами: -- Думаю, они решили, что вызывать тебя нет никакого смысла. Они считают доказательства вполне весомыми. -- Да, Башка, они считают, что ты заслужил смерть, -- добавил Меткий Майк. -- Ты ведь знаешь, какие у них связи. Они установили, что именно ты позвонил и сообщил о перевозке груза. И ты назвал свое имя. Ты сообщил им, кто ты такой, Башка! -- В голосе Майка звучало удивление. -- Надо сойти с ума, чтобы сделать подобное. -- Это мог быть кто-нибудь другой, кто воспользовался моим именем, -- вяло возразил я. -- Да, это мог быть кто-нибудь другой, кого ты крепко обидел, -- сказал Менди и пожал плечами. -- Какая, к черту, разница? Я думаю, что начальство решило не рисковать. Они совершенно уверены, что стучал именно ты. Ладно, во всяком случае, мы просто выполняем приказы. Мы получили задание взять тебя в оборот. Ты ведь понимаешь, Башка, приказ есть приказ. Так что пошли. Он двинулся к выходу. У меня еще оставалась надежда. Я мог обратиться к высшей власти. -- Мне надо увидеть Франка, -- решительно произнес я. -- Я хочу рассказать ему свою версию. Менди отрицательно покачал головой. -- Почему? -- встревоженно спросил я. -- Я ведь имею право встретиться с ним. Ведь он всегда выслушивает показания обеих сторон, правда? -- Да, ты имеешь право, но Франка нет в стране. Мое тело стало мягким, как будто враз лишилось всех костей. Не знаю, каким образом мне удалось удержаться на ногах и не упасть. В голове у меня шумело, и откуда-то, словно издалека, до меня донеслись слова Меткого Майка: -- Да, Франк уехал навестить свой родной город. Повез туда подарок. Большие часы для городской площади, на которых написано его имя. -- Да, большие часы, на которых написано его имя, -- эхом повторил Менди. Бугай сжал мою руку своей чудовищной хваткой. Один из палачей стал впереди, другой за спиной у меня, и мы вышли на улицу и приблизились к блестящему черному восьмицилиндровому "паккарду". Мне предстояла поездка, поездка, из которой не было обратного пути. "Нет, это будет маленько не так, -- подумал я. -- Поездки в одну сторону в Обществе запрещены. Теперь так уже не делают. Теперь никому не стреляют в голову прямо в машине, а потом не вышвыривают тело на улицу. Покойники, лежащие в сточных канавах, вызывают слишком большое внимание прессы. Так делали только в прошлом. Нет, со мной все произойдет не так. Интересно, как они возьмут в оборот меня? Боже мой, неужели нет никакого выхода?" Меня начала колотить дрожь. Мое дыхание перехватило, и я чуть не потерял сознание. Я, Башка, чуть не потерял сознание. Я не мог этого себе позволить. С трудом я сумел собраться, взять себя в руки. Но все это было так нереально. Я никак не мог поверить, что это происходит со мной. И вместо того, чтобы я, Башка, брал кого-нибудь в оборот, приходят берут в оборот меня. Неужели все это на самом деле? Или это просто видение, возникшее в моем одурманенном опиумом мозгу? Нет, зловонное дыхание Бугая на моем лице ощущалось слишком реально. Я откинулся на спинку сиденья. Чувствуя дрожь в коленях, я вновь и вновь думал, каким именно образом они будут брать меня в оборот. Может быть, Менди прикажет Бугаю свернуть мне шею или позволит ему просто задушить меня? Впрочем, нет, на Менди это не похоже. У этого парня есть сердце, он не такой равнодушный скот, как Бугай. Пытаясь избавиться от ужаса, вызванного такими мыслями, я растер себе шею. Я узнал место, в котором мы остановились. Вест- стрит. Здесь находился большой склад Общества. Да, именно здесь меня и возьмут в оборот. Ужас пронзил меня с новой силой. Этого просто не может быть. Затем я рассмеялся. Я был смелый, когда проделывал это с другими. А теперь, посмотрите на меня -- просто цыпленок какой-то. Как я поведу себя перед смертью? Буду парализован страхом? Начну умолять их иЛи верещать от ужаса? Нет, только не я. Надо взять себя в руки. Я, Башка, крутой парень из Ист-Сайда. Надо быть злым. Я попытался вызвать в себе эту злость. Надо быть злым, чтобы потом, когда эти ублюдки будут вспоминать обо мне, они говорили бы: "Да, этот Башка был крутым, очень крутым парнем". Да, чтобы они говорили обо мне с уважением. Бугай дернул меня за руку, чуть не вырвав ее из плеча. -- Ну что, -- с глупой ухмылкой спросил он, -- как себя чувствуешь, Башка? Еще не наделал в штаны? -- Ты, придурочный вонючий урод! -- яростно заорал я. -- Если бы у меня было перо, я бы нарезал тебя на мелкие кусочки, на миллион крошечных вонючих кусочков. Я плюнул ему в лицо. Бугай утерся и поднялся на дыбки. Между нами встал Менди и рявкнул на Бугая: -- Ты сам напросился! Я ведь тебе говорил, что Башка -- настоящий парень. -- И уже спокойным тоном добавил: -- И ты должен относиться к нему с уважением. Менди постучал в дверь склада условным стуком. Дверь отворилась, и мы вошли внутрь. Из четырех чело- век, охранявших склад, я узнал только Малютку Дятла. Он стоял с ручным пулеметом и с удивлением глядел на меня. Я приветственно кивнул ему. -- Привет, Башка, -- сказал он. Бугай загоготал: -- Эй, Дятленыш, лучше бы ты сказал: "Пока, Башка". -- Заткнись! -- прикрикнул на Бугая Менди и посмотрел на охранников. -- Давайте, ребята, проваливайте отсюда. Малютка Дятел и трое охранников быстро пошли прочь. -- Ладно, давайте побыстрее, -- сказал Менди  и жестом приказал следовать за ним. Мы начали петлять среди сваленных в кучи грузов. Похоже, Менди направлялся в определенную часть склада. Когда мы обогнули пирамиду из железных бочек, я остановился и чуть не потерял сознание. Да, это было здесь. В четырехугольнике из уложенных на полу досок находилась свежеприготовленная цементная смесь. Рядом стояла пустая железная бочка. Это и был ответ на мучивший меня вопрос', ответ ценой в шестьдесят четыре доллара. Теперь я знал, что со мной сделают. С пулей в башке меня оденут в цементную рубашку и отправят на дно реки. От вида цемента и железной бочки вся моя бравада враз улетучилась. Я ощутил собственную беспомощность. Что делать? Что делать? Мне ничего не приходило в голову. Менди наклонился и с видом знатока попробовал пальцем качество раствора, а потом обратился к Бугаю: -- Добавь еще две лопаты песка. Я зачарованно следил, как Бугай добавил две лопаты песка и начал тщательно перемешивать цементный раствор. Вдруг он остановился и, с улыбкой взглянув на меня, произнес: -- Последним, на кого мы надевали цементную рубашку, был кривоногий Вайнберг. -- Кто тебя спрашивает? -- грубо сказал Менди. -- Давай мешай. Делай это хорошенько. Я не люблю халтурной работы. Мое нервное напряжение было слишком велико. Я чувствовал, что в любое мгновение могу не выдержать и сорваться. Теперь я знал, что люди чувствуют перед смертью. Они умирают сотни и сотни раз, прежде чем наконец умрут по-настоящему. Куда лучше умереть неожиданно, чем знать, когда ты должен умереть. Это отвратительно. Почему они так возятся? Боже мой, Боже, молю тебя, сделай что-нибудь. Менди подал сигнал Меткому Майку. Майк достал револьвер сорок пятого калибра и надел на него глушитель. Менди с сочувствием спросил: -- Как ты предпочитаешь, Башка, в сердце или в голову? -- Куда ни стреляй, пуля все равно окажется в Башке! -- заржал Бугай. -- Заткнись, он заслуживает уважения, -- сказал Менди, свирепо глядя на Бугая. -- Ну, Башка? Во рту у меня пересохло, язык отнялся, и я не мог вымолвить ни слова. -- Ну, Башка? -- терпеливо повторил вслед за Менди Майк. У меня было такое ощущение, что он уже несколько суток стоит и смотрит на меня, сжимая в руке револьвер. Собрав все свои силы, я заставил себя поднять руку и коснулся ею лба. Да, я хотел, чтобы пуля попала в это место. Медленно, ох как медленно, целое столетие поднималась его рука с револьвером. Оружие с надетым на него глушителем выглядело огромным, как пушка. Егб черный зрачок гипнотизировал меня. Его ствол, приставленный к моему лбу, казался холодным как лед и одновременно обжигал меня, как раскаленное железо. Словно сквозь толстый слой ваты, до меня донесся голос Майка: -- Эй, Менди! -- Что, Майк? -- Ты что, не позволишь Башке прочитать последнюю молитву? Разве он не имеет на это права? -- Да, ты прав, Майк, -- сказал Менди и обратился ко мне: -- Прости, Башка, я совсем забыл. Можешь прочесть молитву. Я молча помотал головой. --Тебе совсем нечего сказать? -- вежливо спросил Менди. -- Может быть, ты хочешь передать кому-нибудь прощальное послание? Прощальное послание? Кому? У меня никого нет кроме Евы. Но как ей передать его? Если бы я смог это сделать, то у нее была бы возможность воспользоваться той сотней тысяч, которую я положил в банк. И может быть, она смогла бы найти этот призрачный миллион в чемоданах, который не удалось найти мне. Внезапно мой мозг очнулся от оцепенения и начал напряженно работать. Да, если я сделаю это аккуратно и нигде не переиграю, то, по меньшей мере, смогу получить небольшую отсрочку и, может быть, сумею передать Еве несколько слов через Толстого Мои. Да, но я должен сделать это очень аккуратно. Я должен раздразнить их наживкой и ни в коем случае не переиграть. Их нельзя провести по дешевке. Слабая надежда вернула к жизни мой язык. Я вновь обрел способность говорить. -- Да, -- произнес я, -- я хотел бы передать послание своему брату. -- Ладно, мы это сделаем. Что ты хочешь ему передать? -- Я хочу передать, где находятся мои деньги. При слове "деньги" они переглянулись. -- Ладно, мы ему скажем. И где они? -- спросил Менди. В его глазах загорелись жадные огоньки. -- Вы слышали о приказе Франка, когда он потребовал, чтобы все сняли свои деньги со счетов в банках? -- Да, -- коротко ответил Менди. -- Так вот, Макс, Косой, Простак и я забрали свои деньги и сложили их в чемоданы. -- И ты. наложил лапу на все? -- напряженным голосом спросил Менди. Я стыдливо опустил голову. -- Да, я присвоил все. -- Должно быть, это кругленькая сумма, да. Башка? -- Меткий Майк заглянул мне в глаза с мечтательной' улыбкой. -- Да, мы все были при деньгах, -- уклончиво ответил я. -- Сколько? -- прорычал, Бугай, вцепившись мне в волосы. Он чуть не свернул мне шею. Менди подскочил к нему, схватил за ухо и оттащил от меня. Изображая боль, я отпрянул назад и закричал: -- Я имею миллион долларов, которые надежно припрятаны в укромном месте! Но вам ни черта не достанется. Я вижу, что у вас на уме. Менди в бешенстве посмотрел на Бугая. -- Я предупреждаю тебя в последний раз: не прикасайся к Башке! -- Затем он обратился ко мне: -- Давай все спокойно обсудим. -- Он указал на стоящий в стороне ящик, и мы вдвоем присели на него. -- Я могу сделать тебе предложение. Я с трудом сдержался, чтобы не говорить слишком навязчиво и не разбудить в нем никаких подозрений. --^ Не анаю. -- Я пожал плечами. -- Что за предложение? -- Половина этих денег -- и я тебя отпускаю. Я сыграл в простачка. -- Это стоящее предложение, Менди. А как-быть с этими? -- Я кивнул в сторону двух его компаньонов, настороженно наблюдающих за нами. -- С ними я управлюсь, они выполняют мои приказы, -- ответил Менди и громко крикнул: -- Подойдите сюда! -- Когда они подошли, он сказал: -- Мы с Башкой заключили сделку. Он отдает нам половину денег и исчезает, сматывается из страны. Ну как, годится? Он не ждал их ответа. Он смотрел на меня. Я кивнул. -- Никто ничего не узнает, -- продолжил Менди. -- Я доложу, что мы взяли тебя в оборот и сбросили на дно Гудзона. -- Согласен, -- торопливо произнес я. Они сгрудились в сторонке и принялись что-то шепотом обсуждать. Бугай повернулся и взглянул на меня с насмешливой улыбкой, как будто я не понимал, что даже если бы эти деньги у меня были и я смог бы их им предъявить, они не ограничились бы половиной. Они взяли бы все, а потом утопили бы меня. Эти уроды почти наверняка поубивали бы и друг 'друга во время дележа такой суммы. Ну ладно, значит, они клюнули. Что я должен делать теперь? На кой черт я продлил все это? Все могло бы уже кончиться. Куда я их теперь поведу? Боже милостивый, я должен что-нибудь придумать. Боже мой, Боже, подскажи мне, что делать. Ну ладно, по крайней мере, я выберусь отсюда. Это место всегда вызывало во мне дрожь, Я не хотел умирать здесь. Оно походило на большой мавзолей. Слишком много парней было здесь убито. Если мне суждено умереть, я хотел бы сделать это в другом месте. Я наколол этих ублюдков. В крайнем случае я начну драться с ними. И буду делать это до тех пор, пока они меня не убьют. Может быть, мне удастся прихватить с собой этого урода Бугая. Если бы только я мог достать нож или пистолет. Боже, но где их взять? Может быть, что-нибудь лежит в туалете у Толстого Мои? Да, решено, я отвезу их туда. Может быть, где-нибудь поблизости окажется Веселый Гониф или его друзья, и они смогут помочь мне? Да, это был бы хороший шанс. Боже мой, Боже, сделай что-нибудь. Тогда я до конца своей жизни буду ходить в синагогу, как это делал мой папа. Господи, помоги мне. Они кончили шептаться и с хитрыми улыбками посмотрели на меня. -- Ну что, мы пойдем за добычей? -- спросил Менди. -- Да, давай пойдем, -- сказал я. -- И где это? -- Менди ласково улыбнулся. -- В хранилище, -- ответил я. -- В хранилище? В каком именно? -- Вначале мне надо будет забрать ключи и квитанции на чемоданы. Они в салуне у Толстого Мои. -- Я попытался говорить деловым тоном, лишенным каких-либо эмоций. -- У Толстого Мои? -- улыбнулся Менди. -- Туда вовсе не обязательно идти нам всем. Сердце радостно дрогнуло у меня в груди. Они собирались разделиться. Это было настоящей удачей. -- За ключами пойдем мы с Майком. В груди у меня похолодело. -- Я никогда не скажу вам, где ключи, и вы их сами не найдете, если не возьмете меня с собой. И неважно, что вы будете со мной делать. -- Ладно, -- дружелюбно улыбнулся Менди. -- Тогда пойдем все вместе. Во время поездки я чуть было не воспользовался возможностью выпрыгнуть через дверь. Мы остановились на перекрестке как раз рядом с двумя разговаривающими полицейскими. Но Бугай успел с дружелюбным видом обнять меня за шею. Если бы я сделал хоть одно лишнее движение, он просто задушил бы меня. Оставшуюся часть дороги я напряженно думал. Что делать, когда мы приедем к Толстому Мои? Я вновь потерял какую-либо надежду на успех. Силы покинули меня. Эта отсрочка вновь стала казаться мне совершенно бессмысленной. Я поймал себя на том, что начал думать о бессмысленности всего происходящего. У меня больше не было друзей. Макс, Простак и Косой, все они мертвы. И было бы совсем неплохо присоединиться к ним и моей матери. Боже мой, я совсем забыл о Еве. Ева, вот кто будет ждать меня. Приступ жалости к самому себе был прерван скрипом тормозов, когда автомобиль остановился у тротуара. Как лунатик я прошел в окружении этих уродов по Деланси- стрит и вошел в салун Толстого Мои. Показалось ли мне или Толстый Мои на самом деле подал мне одобряющий знак, когда мы проходили мимо? Никто, никто в целом мире не мог мне помочь. Даже Мои отвернулся в сторону и занялся своими делами. В нашей комнате было холодно и темно. -- Ладно, доставай то, что тебе надо, и пошли отсюда, -- приказал Менди. Медленно, как в гипнозе, я подошел к дверям в туалет. Это было сном, непрекращающимся ночным кошмаром. Дверь туалета казалась недостижимо далекой, хотя я держался за ее ручку. Сзади до меня донеслось ворчание Менди: -- Какого черта тебе надо? Пошел отсюда. Я медленно обернулся, чтобы посмотреть, к кому он обращается. В комнате стоял Толстый Мои с бутылкой и стаканами на подносе. Его лицо сияло дружелюбной улыбкой. -- Хотите выпить, ребята? -- Хорошая мысль, -- ответил Бугай, косясь на бутылку. Все так же улыбаясь, Мои поставил поднос на стол, сказал: "Угощайтесь сами" -- и вышел из комнаты. Бугай наполнил три стакана. Менди, не сводя с меня глаз, взял свой стакан и поднес к губам. Я отвернулся, открыл дверь в туалет и медленно опустился на колени, чтобы обшарить пол под стояками. Я не нашел, там ничего, с чем можно было бы вступить в драку. Там не было даже ни одной бутылки из-под виски. Я не глядел назад. Затягивая время, я стоял на коленях и, задрав кусок линолеума, покрывавшего пол в туалете, делал вид, что старательно занимаюсь поисками. На меня нахлынуло непреодолимое желание заползти поглубже, закрыть за собой дверь и провести в темноте туалета всю оставшуюся жизнь. За моей спиной стояла подозрительная тишина. Я начал молиться, молиться о, чуде. Я молился Богу. Какому Богу? Был ли вообще Бог? Мог ли он услышать молитву жалкого создания, забившегося в глубину туалета? Это было неважно. Я молился, повторяя: "Боже, спаси меня, я исправлюсь. Я буду хорошим человеком". А может быть, стоит попробовать по- другому? "роже, спаси мою поганую жизнь, и я заключу с тобой сделку. Я сделаю все, что ты скажешь. Спаси меня, Господи". А-а, к черту все это. Почему они не вытащат меня отсюда и не убьют? В отчаянии я пробормотал себе под нос: -- На кой черт это надо? Почему они не схватят и не прикончат меня? Глава 48 Внезапно за моей спиной раздался грохот. Я вскочил на ноги и вылетел в комнату. Я вновь вернулся к жизни! Менди неподвижно лежал на полу. Меткий Майк громко храпел, уронив голову на стол. Бугай с остекленевшими глазами нетвердой походкой бродил по комнате и несвязно бормотал: -- Снотворное, все накачано снотворным... Пытаясь приободриться, он вылил оставшийся в бутылке алкоголь себе на голову. Потом увидел меня и двинулся в мою сторону. -- Это ты велел ему подсыпать снотворного. Я тебя удавлю. . Споткнувшись о тело Менди, он упал на пол и застыл, не пытаясь подняться. Я уже собрался броситься наутек, когда увидел револьвер, высовывающийся из кармана Меткого Майка. Я наклонился, вытащил его и, услышав, как сзади кто-то шагнул ко мне, резко развернулся. В то же мгновение Бугай с чудовищной силой сжал мою руку. Она сразу же онемела. Револьвер выпал. Хватка Бугая ослабла, я вырвался и выскочил в зал. Бугай догнал меня, прыгнул мне на спину и, опрокинув на пол, ухватил меня за горло. Посетители с воплями бросились на улицу. К нам подбежал Мои и разбил бутылку из-под виски о голову Бугая. Это оглушило его на несколько секунд. Я, не глядя, пнул его в живот, затем с трудом встал на ноги и, спотыкаясь, вывалился на улицу в огромную толпу, собравшуюся возле дверей. Бугай прыжком догнал меня, и я упал, подмяв под себя какого- то зеваку. Бугай тяжело пыхтел, лежа у меня на спине. Из-под меня раздавались пронзительные вопли зеваки. Кровь из его разбитой головы забрызгала мне лицо. На улице царил жуткий переполох. Казалось, будто тысячи мужчин, женщин и детей в дикой панике метались во все стороны и вопили пронзительными голосами: -- Полиция, полиция, здесь убийство! Руки Бугая добрались до моего горла. Черные точки, яркие мерцающие пятна поплыли у меня перед глазами. Это конец, подумал я и, словно во сне, увидел, как Мои медленно, очень медленно склоняется над Бугаем с другой бутылкой виски и она разлетается на тысячи осколков от удара о его голову. Я тяжело поднялся на ноги и двинулся прочь, пиная и разгоняя криками людей в разные стороны. Я вовремя оглянулся. Бугай вновь оказался у меня за спиной. Кровь тонкими струйками стекала с его головы, и за ним по Деланси-стрит тянулась тонкая кровавая дорожка. Я влетел в хлебный магазин и запер дверь на засов. Казалось, я ворвался в переполненный курятник. Словно перепуганные наседки, пронзительно вопя и вереща, женщины начали метаться по всему магазину. Бугай ввалился прямо через закрытую дверь под звон брызгами разлетевшегося во все стороны дверного стекла. Женщины начали выскакивать на улицу, издавая пронзительные крики. Я метнулся за прилавок и увидел под витриной большой хлебный нож. Он оказался в моей руке как раз в нужное время.. Я взмахнул им, целясь в морду атакующего Бугая. Лезвие угодило в верхнюю часть щеки и распороло ее до самого рта. Щека повисла, закрыв подбородок и обнажив коренные зубы. Истекая кровью, Бугай выскочил на Деланси-стрит и с громкими воплями помчался вдоль по улице. Я гнался за ним по пятам, размахивая большим хлебным ножом, и орал словно сумасшедший: -- Я сделаю из тебя строганину! Люди в панике разбегались в разные стороны. -- Урод! -- бесновался я, яростно размахивая ножом. Догнав его, я одним движением .распорол ему пиджак. Потом махнул ножом еще раз, лезвие оставило тонкую кровавую полосу на его шее. Кто-то с топотом догонял меня. -- Брось нож, Башка!,-- раздался крик. -- Или я буду стрелять! Я остановился и обернулся. Рядом стоял, целясь в меня из револьвера, местный полицейский. Я увидел, что он настроен решительно, и бросил нож, который со стуком упал на мостовую. -- Эй, ты, давай сюда! -- проорал полицейский, обращаясь к Бугаю. Пьяно пошатываясь и придерживая рукой располосованную щеку, тот подошел к нам. Сотни людей окружили нас со всех сторон. -- Я все-таки поймал тебя при покушении на убийство. От этого обвинения ты уже не отвертишься. -- Полицейский посмотрел на истекающего кровью Бугая. -- Ты славно разделал этого парня. А вы все сдайте назад! -- сказал он и махнул рукой окружавшей нас толпе. -- Пусть кто-нибудь вызовет "скорую помощь". Он зашел ко мне за спину, чтобы проверить мои задние карманы. С диким нечленораздельным ревом, который, казалось, рвался из раны на щеке, Бугай бросился на меня. Полицейский вклинился между нами. Чудовищная сила, с которой Бугай совершил этот рывок, выбила револьвер из руки полицейского и зашвырнула нас троих и еще пятерых зевак на дно сточной канавы. Это была какая-то бешеная, пронзительно верещащая куча мала. Не знаю, каким образом Бугай умудрился ухватить хлебный нож, но он был уже совсем рядом и бешено полосовал воздух вокруг меня, тогда как я пытался выбраться из- под полицейского, скользя руками и ногами по грязному дну канавы. Увидев на краю тротуара валяющийся револьвер полицейского, я рванулся к нему, схватил и, нажав на курок, не глядя выстрелил в ту сторону, где бесновался размахивающий ножом Бугай. Пуля попала ему в живот. Он упал лицом вниз на дно канавы. Я выстрелил еще раз. Но у меня тряслись руки, и я промазал. Пуля рикошетом отскочила в зеваку, и тот, вереща, повалился на землю. Бугай застонал. -- А-а, я не могу выносить эту боль! -- завыл он. -- Башка, прикончи меня, пожалуйста, прошу тебя! Я подошел вплотную к умирающему Бугаю, тщательно прицелился и выстрелил ему в голову. ГТотом навел револьвер на подбегающего ко мне полицейского и заорал: -- Я тебя тоже прикончу, урод! Он замер на месте. Махая револьвером, я двинулся на толпу. Люди побежали в разные стороны. Я бросился бежать куда глаза глядят. Следом за мной мчались полицейские и орущая, воющая толпа. Казалось, тысячи людей оглушительно орут у меня за спиной: -- Хватай Башку, хватай убийцу! Казалось, тысячи рук тянутся, чтобы схватить меня и разорвать на куски. Деланси-стрит дрожала от воя жаждущей крови толпы. Какое-то такси остановилось прямо на середине проезжей части. Не выключая мотора, любопытный, водитель вылез из машины. Я оказался рядом прежде, чем он понял, что тут вообще происходит, ткнул револьвером в его грудь и проорал: -- Сваливай, пока я не продырявил тебя! Он как заяц метнулся в сторону. Я нырнул в машину, молниеносно сыграл скоростями -- первая, вторая, третья, -- и под пронзительный визг шин, с жутким креном уходя от столкновения с другим транспортом, помчался по Деланси-стрит. Я проехал мимо Клинтонской полицейской станции. Целая орда полицейских выскочила на середину проезжей части и с криками опустошила мне вдогонку свои револьверы. Я сделал левый поворот и направил машину в верхнюю часть города. Словно безумный сон, мне запомнилась поездка по узкой улице, по которой я мчался, разбрасывая ручные тележки уличных торговцев. Это просто чудо, что мне удалось добраться до широкой Первой авеню. Я бросил такси на одном из углов и укрылся в кинотеатре, где просидел до самого его закрытия. Затем я поймал такси и отправился в заведение китайца Джо. Оказавшись в его владениях, я почувствовал себя в безопасности. -- Джо, мне нужна отдельная комната, -- сказал я. -- Меня все хотят выпороть. Полиция, банда, в общем, все. -- Успокойся, Башка. Я спрячу тебя в комнате, которую никто не сможет найти. Я лег на кушетку. Джо разжег лампу под моей трубкой. С каждой затяжкой чудесным влажным дымом все мои боли и страхи отступали все дальше и дальше. Сладкий покой просачивался в мое тело и растекался по нему вместе с кровью. Затем пришли грезы, цветные удивительные грезы, пронизанные сладковатыми испарениями трубки. Глава 49 Внезапно кто-то схватил меня и начал энергично трясти. В моих ушах зазвучал настойчивый голос: -- Вставай, Башка, просыпайся, они внизу. Вставай! Я ошалело потряс головой и увидел над собой испуганное лицо Джо. -- Ради Бога, очнись, Башка! -- умоляюще произнес он. -- Что за идиотские сны бывают от опиума, -- пробормотал я и сел на кровати. -- Что? --Что? Что случилось? -- Быстро вставай, Башка. Снизу до меня донеслись крики и звук револьверных выстрелов. -- Они здесь, -- торопливо зашептал Джо сдавленным голосом, -- Менди, Меткий Майк и с ними еще двое! Я испуганно вскочил на ноги. -- Быстро за мной!-- страшным голосом прошептал Джо. Через пожарный выход мы с ним выбежали в тесный переулок, нырнули в какую-то дверь и вскоре вышли в другой переулок. Мы оказались в двух кварталах от заведения Джо. Я осторожно осмотрел улицу. Она была пуста. -- Тебе лучше смотаться из города, -- задыхаясь, произнес Джо. -- Спасибо, Джо, -- сказал я и торопливо зашагал по улице, стараясь держаться в тени. . Выйдя на Бродвей, я почувствовал, что меня колотит, и сбавил скорость, чтобы восстановить дыхание. Я попытался взять себя в руки. Что теперь делать? Куда мне идти? Да, мне надо смотаться из города, но как? С полицейскими и людьми из Общества на хвосте нельзя воспользоваться ни поездом, ни автобусом. Первым делом они возьмут под наблюдение все вокзалы. В квартале от меня находилась станция метро. Это меня устраивало. Я сбежал по лестнице и сел в поезд, идущий в верхнюю часть города. Проехав до конечной станции в районе Сто восемьдесят первой улицы и пройдя несколько кварталов по Бродвею, я наткнулся на круглосуточную закусочную, рядом с которой было припарковано несколько грузовиков. Я взял кофе и гамбургеры и стал ждать. Заметив, что один из водителей направился к выходу, я подошел к нему испросил: -- Ты не можешь подбросить меня, приятель?-- Пожалуйста, -- ответил он, -- если ты мне потом поможешь. -- Конечно, -- ответил я. -- Куда ты направляешься? -- Везу в Гастингс ящики со всяким барахлом. Когда мы приедем на место, ты поможешь разгрузить машину? -- Конечно, договорились. Я сел рядом с ним. Когда мы выехали за город, я глубоко вздохнул и попытался отогнать страх, терзающий мой мозг, но тщетно. Вновь и вновь я переживал ужасные события вчерашнего дня. Думая о том, что произошло и что могло произойти, я чувствовал, как меня колотит. Две независимые силы объявят по всей стране о моем розыске. Какая из них сработает более действенно -- полиция или Общество? Могу ли я укрыться от полицейских с их прямыми связями и участками в каждом городе и штате? Пожалуй, это будет не очень трудно. Но как укрыться от револьверов тысяч бандитов, которые, наверное, уже получили приказ уничтожить меня при первой встрече? Да, каждая группировка в каждом городе наверняка уже получила такой приказ. Кому как не мне знать, насколько эффективно работает Общество. Ни в одном крупном городе я не буду чувствовать себя в безопасности. Но недаром меня зовут Башка. Я буду скрываться в захолустных городишках или в безлюдных местах до тех пор, пока страсти не поулягутся. Водитель что-то тихонько напевал себе под нос. Когда большой грузовик вкатил в Гастингс, уже рассветало. -- Что, неплохо отдохнул, приятель? -- спросил водитель с довольной улыбкой. слишком быстро. Я не подозревал, что так проголодался. Я подумал, не съесть ли мне еще банку сардин и оставшийся хлеб, но решил ограничиться шоколадом и молоком. Две плитки шоколада растаяли у меня во рту. У холодного молока оказался неземной вкус волшебного нектара. Я попытался вспомнить, когда в последний раз пил молоко, но не смог -- так давно это было. Я вытянулся на земле, заложив руки под голову. Боль и усталость утекали из моего тела. На смену им приходило радостное ощущение покоя и безопасности. Да, мир прекрасен! А теперь, видите, я снова здесь, спустя столько лет. Я здесь, чтобы рассказать вам обо всем. Но как я спасся, где прятался -- это уже другая история. Думаю, вы поймете, почему я не могу рассказать ее вам сейчас. Несмотря на ноющую боль и усталость, я сдержал свое обещание и помог ему разгрузить грузовик. Затем сказал: -- Спасибо, приятель, -- и двинулся вдоль по улице. Водитель развернул- грузовик и отправился обратно в Нью- Йорк. Я пересчитал свою наличность. В бумажнике было около четырехсот долларов. Этого вполне хватит на текущие расходы. Я не буду трогать ту сотню тысяч, которую оставил в банке. Она находится в надежном месте. Да, я не буду их трогать. Я очень умно поступил, когда оставил их там. Но первым делом мне надо подобрать подходящую одежду, раз уж я собрался играть роль любителя пеших путешествий. Я прошелся по главной улице Гастингса и нашел магазин одежды. Он был еще закрыт. . Около часа я проболтался поблизости, дожидаясь открытия. В магазине я купил высокие, прочные туристские ботинки, рабочие штаны, пиджак, рубашку и дешевую широкополую фетровую шляпу. На смену всего гардероба у меня ушло тридцать два доллара. Я с"улыб-кой подумал, что было время, когда один только галстук обходился мне дороже. Я вышел из города и двинулся вдоль реки. Дойдя до укромного места, окруженного со всех сторон густо растущим кустарником, я разделся, умылся речной водой и переоделся в свою новую одежду. У меня все еще оставался револьвер полицейского с одним патроном. Я вытащил патрон и швырнул его в реку. А револьвер положил на большой камень, затем нашел еще один тяжелый булыжник и молотил по револьверу до тех пор, пока он не развалился на несколько частей, которые я расшвырял в разные стороны далеко в воду. Старую одежду я закопал под корнями прибрежных кустов'. Я весело зашагал дальше, ощущая, как во мне возрождаются чувства надежды и уверенности в собственных силах. Недалеко от Гармона-на-Гудзоне я заскочил в небольшой бакалейный магазин и купил две банки потрошеных и чищеных сардин, булку, литровую бутылку молока и пять плиток шоколада. Поднявшись по берегу реки немного выше Гармона, я вышел на небольшую поросшую травой поляну, окруженную со всех сторон небольшой рощей. Испытывая какое-то новое чувство приятной лени, я устроился на этой поляне, открыл банку сардин и сделал два бутерброда. Они исчезли слишком быстро. Я не подозревал, что так проголодался. Я подумал, не съесть ли мне еще банку сардин и оставшийся хлеб, но решил ограничиться шоколадом и молоком. Две плитки шоколада растаяли у меня во рту. У холодного молока оказался неземной вкус волшебного нектара. Я попытался вспомнить, когда в последний раз пил молоко, но не смог -- так давно это было. Я вытянулся на земле, заложив руки под голову. Боль и усталость утекали из моего тела. На смену им приходило радостное ощущение покоя и безопасности. Да, мир прекрасен! А теперь, видите, я снова здесь, спустя столько лет. Я здесь, чтобы рассказать вам обо всем. Но как я спасся, где прятался -- это уже другая история. Думаю, вы поймете, почему я не могу рассказать ее вам сейчас.