л он. - Это моя мать. Она не в себе, и я пытаюсь проводить с ней как можно больше времени дома." Главное, его терзали мучения, и он отчаяно хотел разделить их с Эмми, как и всю свою жизнь - но отец по секрету сказал ему: "Жизнь или смерть, Адам." Жизнь или смерть... Т: В твоих глазах снова паника. Эти слова - жизнь или смерть - тревожат тебя? А: Я не знаю. Всe время одна и та же тeмная туча или что-то похожее на неe, накрывает меня. Т: Какое-то слово или какая-то мысль пригоняет эту тучу? А: Иногда... Пустота - причина этой тучи. Не всегда, конечно. Я могу терпеть пустоту какое-то время. Но иногда, этот ужас в пустоте. Т: На короткий момент, на мнгновенье? А: Да. Я догадываюсь, что ещe может случиться. Или, вернее случилось кроме всего. И я не знаю... Не знаю... В этом весь ужас. Да... и этот ужас возращается. (пауза 10 секунд) Т: Ты должен расслабиться. Волноваться не нужно. Пожалуй стоит принять пилюли. Успокоиться. Это просто тревожная атака. Учащeнное дыхание - это всего лишь волнение. Попытайся расслабиться. (пауза 5 секунд) А: Что случилось ещe? Что случилось? (пауза 10 секунд) А: Где мой отец? Где мать? Т: Ты должен успокоиться. А: Что с ними? Где они? Т: Пожалуйста, контролируй себя. А: Что случилось? Что со мной теперь? Что будет? Я чувствую... Т: Я думаю, что необходимо медикаментозное вмешательство. Я дам команду, и они придут. Лекарства успокоят тебя. Прогони ужас. А: Что произошло? Что случилось? Т: Нам надо остановиться, это лучшее. Он идут... А: Пожалуйста... Т: Хватит. END TAPE OZK013 ---------------------------------------------- Я наблюдаю. От дома Варней меня отделяет Аупер-Майн-Стрит. Стемнело. Холодает. Шапка натянута на уши. Руки окаченели. Я сжимаю отцовский портфель. На меня снова давит каменная стена, что отделяет здание Армии Спасения от брошенного супермаркета. Аупер-Майн-Стрит немноголюдна даже в час пик. Время от времени, по тротуару кто-нибудь проходит, и я даже могу коснуться его локтя - меня трудно заметить. Я смотрю через улицу и вижу свой байк. Или, точнее, рукоятки его руля. Они торчат из-за перил веранды фасада. Он так близко и, вместе с тем, так далеко. Наверное нетрудно забежать по ступенькам веранды, схватить байк и затем умчаться прочь. Но постоянно кто-нибудь появляется перед этим домом. У Варней, наверное, большая семья. Люди разного возроста всe время входят и выходят, словно это не дом, а какой-нибудь пансион. Я не могу дождаться, когда эти хождения прекратятся. В конце концов головная боль возвращается. Я купил в aптеке небольшую упаковку аспирина и попросил у aптекаря стакан содовой, чтобы успокоить желудок. Я проглотил три таблетки, а остальные выкинул в мусорный контейнер. Я не хотел иметь при себе таблетки аспирина, чтобы не перепутать их c какими-нибудь другими. Я снова вспоминаю о капсулах. И теперь я рад, что не взял их утром. Многое пришлось пережить без них. Но голова чиста, чувства меня не подводят, и всe, в чeм я так остро нуждаюсь - это собраться с силами и вернуть себе байк. Пора действовать, но без лишних движений, без запинок и колебаний. Можно было бы обратиться в полицию. Но это неоправданный риск. Я уже так близко подобрался к Ротербургу. Белтон-Фолс и мотель только в миле или в двух отсюда. Я легко доберусь до Ротербурга утром, и мне не нужны лишние вопросы в полиции. Они будут разбираться, что в столь поздний час делает в Вермонте этот ненормальный - из Массачутеса. Всe, что я хочу - это вернуть себе байк, найти мотель и выспаться, дать отдохнуть своим потeртым ногам и ноющим костям, и только завтра утром в сиянии солнца прибыть в Ротербург-Вермонт. Входная дверь дома Варней хлопает, и я снова на чеку, задерживаю дыхание, подтягиваю тело. Парень примерно моего возроста выходит из дома и на мнгновение останавливается, смотрит вокруг - сперва в один, а затем в другой конец улицы. Он словно чувствует, что за ним наблюдают. Я снова вжимаюсь в каменную стену. Он идет к байку и пробегает руками по рулю, словно ласкает его, затем осматривает его со стороны. Из дома выходит женщина и касается его рукой. Они о чeм-то говорят. Я не могу услышать, о чeм. Женщина кладeт свои руки ему плечи, а он одeргивается. Внезапно, вспоминаю свою мать. Мне хочется кричать. Мне нужно ощутить еe руки на своих плечах. Я вижу, как близко эта женщина стоит к нему. Она начинает говорить, а он не смотрит на неe, поворачивается к ней боком. Я ненавижу его - не столько за кражу байка, сколько за то, что у него есть мать, а он стоит к ней боком! Меня наполняет агрессия, я готов перейти через улицу и избить его. Но я стою здесь, тяжело дышу и жду подходящий момент. Я не хочу думать о матери и мучиться в одиночестве. Женщина заходит в дом, а парень несколько секунд стоит неподвижно, затем берeт байк и катит его к ступенькам, спускается по ним и катит байк через газон. Он огибает угол и направляется куда-то за дом. Пора действовать. Я не могу потерять его из виду и дать ему исчезнуть за домом. Мне не известны размеры и планировка двора. Я кричу: "Эй, Джуниор Варней!" - собрав всю силу в голосе, и тем временем перебегаю через улицу. Проходящая машина легко задевает меня. Я падаю на шоссе и встаю. Джуниор Варней останавливается и ошарашенно оглядывается. Он закрывает собой байк словно щитом. Я приближаюсь к нему, и сердце молотит в груди. В смятении вижу, что он выше и массивней меня. Я огорчeнно вздыхаю. Мне не везeт - никогда. - Это мой байк. - говорю я. - О чeм ты? - спрашивает он, со злобой. Он собирается драться, и я чувствую, что снова кричу: - Этот байк. Он мой. Ты утащил его на Майн Стрит. - Ты сумосшедший. - говорит он. - Я купил его сегодня у подсана. Я заплатил за него пятнадцать баксов. - Врeшь. - Это ты врeшь. Ты нагло врeшь. Вали-ка лучше отсюда или получишь. Я в ужасе, но хватаюсь за руль, отбрасываю портфель и дeргаю байк. Это мой байк, и я приеду на нeм в Ротербург-Вермонт завтра утром, и ничего не сможет остановить меня. Ничего. Я отталкиваю его вместе с байком, мы падаем и нелепо возимся на земле, затем поднимаемся и продолжаем. И только слышно, как мы сопим и хватаем воздух - поочереди. В этот момент на планете только мы вдвоeм. И теперь он толкает меня, я теряю равновесие и падаю. Ударяюсь о землю и качусь. Он пытается бежать, держась за руль. Я подставляю ногу. Он спотыкается и падает на бетонный порeбрик. Слышен хруст костей. Надо уходить, пока он не встал. Он шевелится и медленно встаeт. Я забираю байк - он мой. Оглядываюсь вокруг, наклоняюсь и поднимаю портфель. Ему удаeтся достать нож, но я уже бегу с байком в направлении улицы. Оборачиваюсь, он стоит шатаясь на ногах и держится за челюсть. Но я уже верхом на байке, лечу. Лечу вниз по улице, не в ту сторону, куда мне нужно, без фонаря, во мраке. Но я еду. Подо мной снова мой байк. Педали крутятся легко, и я снова на пути в Ротербург. ------------------------------------ TAPE OZK014 2155 date deleted T-A Т: Ты звал меня? Желаешь говорить? А: Да... Я не знаю. Я понимаю, что уже поздно, но я не могу спать. Я спал раньше. Мне сделали укол. Но я встал. Я не могу больше спать, и больше не хочу уколов. Т: Мне нравится, что ты хочешь говорить со мной. А: Я не знаю, хочу или нет. Т: Снова вопрос доверия? А: Да... кажется, да. Т: В чeм причина недоверия с твоей стороны? А: В том, что я не знаю ничего о вас. Вы говорите, что ваше имя Брайнт, но это всe, что я про вас знаю. Мне неизвестно, доктор вы или нет. Доктор - тот, кто делает мне уколы, даeт пилюли - что-то вроде того. Т: И что же объясняет тебе то, что он доктор, а я нет? Просто, потому что он одет в белое, а я предпочитаю деловой костюм? Потому что он распоряжается лекарствами, а я нет? Потому что он делает тебе уколы, а я, очевидно, бездельничаю? А: Более чем... Т: Чем что? А: Я думал, что в первую очередь вы психиатор, ведущий меня в прошлое, чтобы найти и узнать обо мне всe. Т: Разве не так? (пауза 10 секунд) А: Да. Т: Так в чeм же сомнения, к чему это бесконечное недоверие? А: Потому что вы всегда толкаете меня туда, где уже всe известно. Т: Не одна ли это из моих функций? Сколько раз я должен повторять, что я всего лишь твой гид в этой части. Я не направляю тебя. Факт, что я часто следую туда, куда ты ведeшь. А: Вы словно ищите достоверную информацию. Настораживает то, что вы говорите о ней всегда, и она выглядит для вас важнее чего-либо ещe, что есть во мне. Т: Бедный мальчик. Посмотри, как далеко мы зашли. От того первого маленького ключика, коим был автобус, затем собака, к тому огромному количеству познаний, что мы раскрыли в тебе. А: Я знаю. И я благодарен вам за то, что я так раскрылся, но... Т: Но что? А: Всe это не до конца. Пустоты остались. Факт, что иногда я в пустоте. Иногда я говорю с вами, и не помню откуда я, где моя комнота в этом помещении, или же где мы вообще. И иногда мне это кажется странным, я отвечаю на вопросы, на которые уже много раз отвечал. Т: Нам необходимо много раз возвращаться к одним и тем же вопросам. Иногда ты можешь на них ответить, а иногда - нет. (пауза 15 секунд) А: Я устал. Мой разум устал. Т: Ты хочешь вернуться в комноту? А: Нет. Это странная мысль. Как минимум здесь, я понимаю, что существую. Т: Нам стоит поговорить немного - о том, что не расстраивает тебя. О чeм-нибудь приятном. А: Без поиска информации? Т: Без поиска информации. А: Эмми. Я много думаю о ней. Т: Мысли об Эмми - счастливые мысли? А: По большей части. Все эти "Номера" с ней... иногда они так просветляли меня, и она дарила мне свет. Когда эти мысли были потеряны... Т: Твои мысли должны течь к Эмми. Те "Номера". Хорошие времена. Говоришь, что любишь еe. И ты не хочешь вернуть хотя бы часть того, что ты знал о вашей с ней жизни? А: Нет, но... Но он хотел. Ешe в тот вихрь дней, когда он открывал для себя прошлое своих родителей и их реальную ситуацию, он понял, в глубине души обвиняя и себя тоже, что ход событий затягивает в свой водоворот и его жизнь. Он ощущал дистанцию от других детей в школе, которая не была тем изолированным отшельничеством, как-то беспокоившим его - скорее одиночеством, которое можно было объяснить поразному, как что-то исключительное - даже сладостное. Его мучило то, что он должен был скрывать от Эмми и от других всe, что обрушилось на него в те дни. Он не смел поделиться с нею ничем. Она ничего не должна была знать, а ему хотелось сказать ей однажды: "Наша жизнь - моя и моих родителей, это бесконечный "Номер" - для всех нас." Он был вынужден избегать еe, и это угнетало его. Он боялся своей неспособности сопротивляться той драме, что розыгрывалась в нeм в отношении к ней: "Смотри, Эмми, я не просто стеснительный и неуклюжий Адам Фермер. Я беглец, гонимый жизненными сомнениями. Я - Пол Делмонт." И он избегал еe, не звонил, ссылаясь на то, что он занят, или на то, что мать больна. Вместе с тем его всe глубже поглощала пучина тоски, потому что он не мог дать всему этому выйти на поверхность. "Я сожалею обо всeм." - сказал однажды отец, очевидно, скрывая тоску. И Адам не говорил с ним об Эмми, о его желании быть с ней всегда, о боязни того, что не удержавшись он выложит ей всe, что он узнал в последнее время. Он не рассказывал отцу о своeм залихватском поведении при ней, чтобы выглядеть в еe глазах ещe привлекательней. Т: И ты ничего не говорил Эмми Херц? А: Ничего. Никогда. До того дня... Т: И что это за день? В тот день зазвонил телефон, и мать сказала, что произошло то, чего она так боялась - звонок, что снова должен был перевернуть всю их жизнь. Адам узнал о нeм, когда пришeл домой поздним субботним утром после "Номера", который они с Эмми наконец выкинули на стоянке около церкви. Но из того "Номера" вышел пшик. "Извини, Асс," - сказала Эмми. - "Это не лучший момент в моей жизни." Идея была хороша, но исполнение дало осечку. Что-то было за пределами еe контроля. Они долго не могли начать. В течении получаса перед началом ритуала венчания машины непрерывно заполняли стоянку на огромной площади перед церковью. Венчание начиналось в десять утра. Адам наблюдал за всеми входящими внутрь. Каждый был подобающе одет. Целые семьи: держась за руки - отцы, матери и маленькие дети проходили мимо Адама, пробуждая в нeм сентиментальные чувства. Словно читая его душу, Эмми сказала: "Не уже ли это неприятно, Адам? Ведь это так здорово однажды пожениться и иметь детей, бегающих по всему дому." Она называла его по имени, только в самые трепетные моменты. Он нежно коснулся еe руки, вместе с тем пытаясь глубоко скрыть порывы своей души. Она улыбнулась ему. Ему хотелось сказать: "Я люблю тебя, Эмми." Но он промолчал, а она, наверное, смеялась над ним в душе, острила и называла его "Ассом". Он внезапно погрузился в депрессию. Сколько ещe ему придeтся держать в заперти все свои секреты от Эмми и от всех, отделяясь бездной молчания от всего мира? И сможет ли он быть с кем-либо ещe так же близок, как и с ней? - Так в чeм же "Номер", Эмми? - спросил он, слова вышли словно из тумана смущения и тоски. - О-Кей. - сказала она неохотно. Она всегда удерживала идею каждого предстоящего "Номера" до последнего момента, нагнетая драму. - Я обсасываю предстоящее действо. - снова сказала она. - Смотри, Асс, в нашем распоряжении около сотни машин на этой площади, с того момента, как в церкви начнeтся венчание. И ты убедишься в том, что многие из них не просматриваются. Я не знаю, сколько из них не будут закрыты. - И в чем же наша задача? - спросил Адам. Было прекрасное утро, ветер ласково шевелил травинки, солнце плясало на капотах и стeклах машин, выстроенных на площади. - Просто. Каждый из нас берeт половину машин, что на площади, подкрадывается к одной из них, открывает дверь и залезает внутрь. При этом нужно убедиться, что тебя не видят. Каждый прибывший находится внутри и наблюдает за церемонией. Мы не очень рискуем. А затем необходимо сделать две вещи. Первое, надо включить приeмник и вывернуть регулятор громкости до отказа. Второе, рычажок дворников надо поставить на позицию "On". Затем нужно выйти из машины и приступить к следующей. - Не понимаю. - сказал Адам. - Моторы заглушены, приeмники и дворники работать не могут. - Конечно же, верно. - сказала она важным голосом. - Ничего не должно работать в машине, пока еe владелец не сел в неe и не повернул ключ зажигания - в каждой из ста. И тогда бешено начнут взрываться приeмники, а дворники начнут скрести по стeклам. Ты можешь представить себе все их очумелые физиономии? - Да, - сказал Адам. Он смог себе это представить, но кое-что мешало его воображению. Во-первых, он не настолько сошeл с ума, чтобы лезть в чужие машины. Для него всe это звучало как ножeм по стеклу. Во вторых, он не знал, сколько приeмников и дворников могли быть оставлены включeнными в машинах их хозяевами. Он смотрел на Эмми, на огоньки в еe глазах, и не хотел еe разочаровывать. Но в себе он разочаровался окончательно. Он думал: "Может отделаться от этого "Номера"? Что случится, если я покину эту стоянку где-нибудь сзади?" - Что случилось, Асс? - спросила Эмми встревоженно. В один отчаянный момент, он хотел слиться с ней воедино, но знал, что это невозможно. - Ничего. - сказал он. И Эмми, до чего уж привычная к смене его настроений, не уточняла деталей его замешательства. Немного погодя она сказала: "Надо идти." И они, украдкой и не спеша, как в фильме про индейцев, пробирались через площадь, осматриваясь и залезая в машины. Адам, забравшись в старый "Бьюик" с откидывающимся верхом, рассеяно искал рычажок дворников, когда вместо него там была кнопка. Наверное, он выглядел нелепо, сидя внутри. Он осмотрелся и увидел человека, выбегающего из церкви на стоянку, одетого в старую вельветовую куртку - уж точно не участвовавшего в церемонии венчания. Очевидно, церковный дворник. Адам оцепенел, подумав, что он не может рисковать, если его разоблачат. Голос Эмми застал его где-то рядом: "Беги, Асс, беги! Нас видели!". Адам держался за дверную ручку очередной машины и уже поворачивал еe. К нему приближался топот бегущих ног, и он быстро ускользнул. Человек в куртке заглядывал в машины и осматривал их снаружи. Он выглядел, как пьяный баскетболист с мячeм, и ещe призывал Эмми остановиться и подойти к нему в сею же минуту... Эмми шустро, смазанным пятном пронеслась через стоянку к посадке деревьев. Никто не смог бы еe схватить. Человек в куртке не смотрел на Адама вообще. Он прошeл мимо него. Адам, как ни в чeм не бывало, шeл через стоянку к улице. Он уже спустился вниз по этой улице и вспомнил реплику Эмми: "Act nonchalant, always act as thought belong wherever yоu are." Они встретились, где договорились. После каждого "Номера" они встречались на Беккерс-Дрегстор, на одном и том же месте. Эмми долго смеялась над всей неудачной стратегией прошедшего "Номера". - Извини, Асс. - сказала она. Она пришла раньше его и уже почти давилась мороженым - "Шоколад с ванилью", как всегда. - Как много машин, в которых ты успел побывать? - спросила она. - Я только в пяти, прежде чем этот парень заметил меня. Он закричал: "Держите их!" - просто как в кино. Всe-таки было забавно... И тогда безо всякой причины они стали хохотать с трудом держась за животы, разозлив Хенри Саннета - продовца, ему было около шестидесяти, вряд ли кто-либо младше сорока стал бы торговать мороженым. Адам взял у него два ванильных молочных коктейля, и они с Эмми долго говорили о других "Номерах" в "A&P", и было приятно находиться в этом магазинчике, в солнечный день. Эмми сидела напротив него в маленькой кабинке, краснея от любви. В его душе играло: "Она моя, разве нет? Моя!" Затем они расстались, Адам ушeл домой пообедать, хотя в его желудке всe ещe плескался молочный коктейль, а Эмми пошла навестить отца в редакцию. "Позвони." - крикнула она через плечо, когда уходила. Адам шeл домой пиная по сторонам всякий мусор. Он думал об Эмми, об автомобильных приeмниках и о стеклоочистителях. И всe это ради того, чтобы успеть к кошмару, который начался, пока его не было. Он вошeл. Мать оказалась у двери. Еe лицо было белее тумана, а глаза потрясали мраморной окраской. - Что случилось? - спросил он. - Грей звонил, - сказала мать. - Тревога. Т: О, ты видишь - ты нуждаешься во мне? Беседовать так важно. А: Почему? Т: Открытия, даже когда не ищешь. Ты пришeл сюда ночью, не находя себе места, никому не веря, и вдруг ты начал говорить свободно - об Эмми, и в процессе мы очень многое открываем - тревога... (пауза 5 секунд) А: Возможно, я не хотел бы это открывать. Меня тошнит. Я устал. Т: Я не думаю, что у тебя есть другой выбор в главном. А: О чeм вы? Т: Я думаю, что ты прибыл в ту точку, на которой ты уже не можешь задушить воспоминания, и ты даже хочешь вызвать их, ты желаешь их больше чего-либо. Факт, что имено это привело тебя сюда в эту комноту, ночью. Это значит, что нужно вспоминать. Воспоминания - они должны выйти наружу, они сами проявляются. Они больше не могут гноиться в подсознании. (пауза 8 секунд) Т: И нет смысла в доверии чему-либо ещe, важна сама неизбежность. Познания должны выйти, ты не можешь их больше держать в заперти. А: Знаю, знаю. И он знал. Он знал, что познания ждали своего выхода. Они сидели внутри и ждали, когда он выразит их, выразит их словами, и это уже было реально. Но в то же время, он колебался. Какая-то часть его всe ещe сопротивлялась. Т: Что произошло? А: Мне надо выждать момент. Т: Время ожидания проходит. Он знал это, но он также знал, что Брайнт, или кто ещe он там был, сидел напротив него, выжидая, как предатель, как враг - а он теперь им и был. Адам также знал, что Брайнт мог проявить в нeм то, что ему самому было недоступно. Всe, чем он мог помочь, это тем, что он мог найти знания о нeм без искажений - без искажений чего? Т: Расскажи мне - расскажи мне о той тревоге, что принeс вам Грей. А: Да, я расскажу... Он мог рассказать о том, что мать была расстроена. Еe руки незаметно дрожали, когда она вела его в гостиную. И ещe его поразило спокойствие в еe голосе, свежесть еe слов. Всe правильно - она была расстроена, но она могла всe вокруг держать под контролем. - Всe будет хорошо. - сказала она, еe голос был твeрд, словно она командовала ему быть твeрдым. Адам подумал, что во все времена родители убеждают своих детей в том, что всe замечательно, когда оно, в общем-то, не так. Но ради детей они готовы и на ложь. - Где отец? - спросил Адам. - У себя в офисе, заботится о мелких деталях. В ближайшие дни мы уезжаем, Адам. - Куда мы уезжаем? Почему? Что всe это? - спрашивал он повышая тон, желая разобраться во всeм, что происходит с его матерью. Она взяла его за руку и повела в гостиную. - Однажды, когда-то это уже случилось, Адам. Это было похоже на пожар в школе или на муляж бомбы. В любом случае, Грей звонил около часа тому назад. Он думает, что, возможно, наши данные обнаружены. Он не уверен и может ошибаться, но он требует от нас бдительности. - И что он знает? Она раздражeнно, через рот выпустила воздух. - И это самое смешное, Адам. Вспомни, я говорила тебе, что никогда не знаешь, где твоя игра переходит опасный предел. Конечно, Грей тоже этого не знает. Он сказал, что один из его людей подслушал телефонный разговор, в котором упоминался Монумент... - Подслушивание. - "Это обсурд, - подумал Адам. - что им делать со мной, с Эмми Херц, с "Номером" и школой, а также с моими родителями." - Да. Управление держит под контролем определeнных людей. И Монумент был указан в разговоре. Дата была также указана - завтра. Может быть это ничего и не значит. Возможно, Монумент, упомянутый в подслушанном разговоре, не обязательно наш город и в нашем штате, но прозвучал именно Монумент. Грей думает, что нет шансов быть обнаруженными. Но он считает, что мы на несколько дней должны уехать - прогуляться, попутешествовать. Между тем, его человек будет в городе, наблюдать за домом, проверяя некоторые подозрительные конверты. - Ты говорила, что нечто подобное случалось и раньше? - Да. Дважды. Первый раз было одно из случайных совпадений. Несколько лет тому назад наш город встречал двухсотлетие - он одним из первых был заселeн на этой территории. Был празднечный парад, большое количество участников. Ото всюду прибыли телевизионные группы - из Бостона, из Уорчестера, и даже из Нью-Йорка - для съeмки всего этого события. Одна телевизионная сеть планировала специальную программу о том, как маленький городок празднует своe двухсотлетие. Сюда на неделю или на две прибыли репортeры, операторы и постановщики. Грей думал, что нам было бы логично уехать отсюда на две недели - государство оплачивает наше пребывание в Майне. Две недели на берегу моря, на пляже. Но кое-что делало этот отдых нелeгким - осознание причины нашего отъезда. - Кажется, я помню этот марш. - сказал Адам. - Я помню, что меня что-то разочаровало. Я маршировал в большой колоне Бой-Скаутов, и вдруг мы свернули на Майн-Стрит, а потом вы с Па говорили, что в лучшие времена ходили чеканя шаг, и это звучало, словно хлопки в ладоши. Мать добавила: - Всe вина твоего отца, и я таила это, Адам. - в словах матери снова слышалась печаль. - Что было в другой раз? - Такой же переполох. Свидетель перед Комитетом Конгресса в Вашингтоне сказал, что он имел секретные материалы, составленные журналистом, который давал первые показания. Он сказал, что этот журналист исчез при загадочных обстоятельствах, и при этом на севере появился какой-то новый страховой агент. Всe это было очень неопределeнно, конечно же, но Грей почувствовал, что у нас может и не быть другого шанса. И снова, мы поехали в какое-то путешествие. На этот раз в Калифорнию, в Сан-Франциско. На неделю. И каждый день там были дождь, жара и холод. Тебе было только семь. Так получилось, что те показания ничего не изменили в жизни твоего отца, но для некоторых журналистов такая ситуация обернулась тем, что им пришлось превратиться в агентов ЦРУ. В дверь позвонили. Напряжeнная пауза; его мать внезапно вздрогнула, словно оживший труп в фильме ужасов. Ключ повернулся в двери, и отец вошeл в прихожую. - Хорошо, Адам. - сказал он. - Ты дома. - он посмотрел на мать. - Ты сказала ему? В первый же момент, Адама начало тошнить от морщин на отцовском лице - маленькие бездны, углубляющиеся в кожу. Отец быстро прошeл в гостиную. - Смотри, - сказал он. - Мне кажется, мы можем на выходные куда-нибудь смотаться, например, на север - сейчас самое подходящее время года побывать там. Мы остановимся в чудесном мотеле, и может быть Старый Инн посетит нас во время традиционного Ново-Английского обеда. - он хлопнул в ладоши сцепив их, словно в ожидании дальнего путешествия, которое будет приятным. - Я думаю, что можно. И, Адам, в понедельник, где-нибудь по дороге мы можем позвонить в школу и договориться о твоeм отсутствии в тот день. И у нас будет возможность отдохнуть сегодня, в воскресенье и в понедельник. И, кто знает, может мы задержимся и на вторник. Отцовский голос был жизнерадостным и жаждущим. И почувствовав холодок Адам внезапно осознал, что это правда: отец играл в игру, не веря стенам, действуя, словно не было того телефонного звонка, принятого от мр.Грея. Его лицо стало измождeнным, а глаза осторожными и подозрительными, и блеск энтузиазма в голосе остро контрастировал с тем, как он реально выглядел. - Ладно, надо укладываться. - сказал он, повернувшись к матери. Она улыбнулась, угасая. - Я готова. Мой чемодан всегда уложен. Отец кружился около Адама, водя руками над его плечами. - Всe будет хорошо, Адам. - шептал он. Шептал членораздельно - здесь, в гостиной. "Что значит их разворот друг к другу?" - подумал Адам. - "Что за шанс даeт нам мр.Грей?" В первый же момент, ужас ситуации родителей стал реальным и для него. - Надо идти, - сказал отец. Его руки теребили плечи Адама. Пучина тоски кипела в его глазах. - О-Кей, Па. Мать уже спускалась в подвал за чемоданами. (пауза 20 секунд) Т: Тебе нужно немного передохнуть? А: Нет. Я хочу дойти до полного конца. Моя голова трещит, но я не хочу пилюли. Я хочу закончить, поставить точку... Т: Нам надо продолжить... TAPE CHANGE: END OZK014 ------------------------------------ Мотель находится на окраине Белтон-Фолса, и я жму к этому месту. Уже темно, и я знаю, как опасно находиться на дороге без фонаря и световозвращателей. К тому же, я в комуфляжной куртке. Всe это делает меня невидимым. Но я весь в побоях и не хочу идти пешком. Кости бурлят от боли, я утомлeн, лeгкие горят, руки и ноги зябнут, но я продолжаю крутить педали. Машины пролетают мимо, ослепляя меня, и одна из них сигналит - звук клаксона вопит во мраке, но я еду. Я всего лишь в полумиле или чуть дальше от бензозаправки, чтобы свернуть в этот мотель. И уже вспоминаю его название: "Rest A-While Motel", и это небольшая площадь с отдельными кабинками. Мать говорила: "Разве это не романтика?". И мы останавливались здесь. Большенство кабинок были двухместными, но их можно было сдвинуть в домик, так что мы могли быть вместе всю ночь. Я ложился в таком сдвинутом домике и чувствовал себя в комфорте и безопасности, слушая отцовский храп и дыхание матери - ритмичное, вибрирующее и напоминающее танец бабочки на еe губах. Я вспоминаю и еду. Позади магазины и дома, и длинный торговый склад, что проплыл мимо, словно огромный бесшумный корабль. У меня за спиной ревeт мотоцикл, проносится мимо и почти сносит меня с дороги. И, наконец, я вижу огни заправочной станции напротив мотеля. Мои засохшие губы и я кричим: "Ура!". Мотель близко. Я ехал так далеко, ничего не остановило меня, и теперь уже ничего не остановит. Ночью я буду спать в кабинке, в которой в прошлый год я останавливался с матерью и отцом, и снова буду в тепле и безопасности, думая о них. А завтра я встану, и приеду в Ротербург-Вермонт. Он через реку отсюда. Мотель не освещeн. Вывеска не горит. Она качается на ветру. Кабинки имеют запущенный вид. Мотель закрыт на зиму, словно мороженое в морозильной камере. Я осматриваю кабинку, отведeнную под офис - она также заброшена. Я оставляю байк и захожу в неe. Дверь легко поддаeтся. Она не закрыта на ключ. Я толкаю еe, открываю, и запах спeртого пространства бьeт в ноздри, вонь какого-то старья висит в воздухе. Свет уличных фонарей проецируется окнами на стены и на пол. Два кресла - одно на другом в неприличной позе. Стол завален бумагами, книгами и всяким хламом, словно кто-то злобно всe расшвырял. Меня интересует, который час, и где ещe я смогу остановиться на ночь. Голова пульсирует, и тело жаждет отдыха. Не помешали бы и лекарства, чтобы побыстрее уснуть. Я ставлю оба кресла на пол, сажусь в одно из них, а на другое кладу ноги и какое-то время отдыхаю - прямо в одежде. Поразительно, как много здесь изменилось за один лишь год - кабина выглядит или скорее кажется заброшенной уже много лет. Я думаю о том, как быстро проходит процесс разложения, и содрогаюсь. Вспоминаю о пилюлях и тысячу раз жалею о том, что не взял их с собой. В голову приходят истории про токсикоманов, пристрастившихся к лекарствам. Они крушат витрины магазинов и кого-нибудь убивают не справляясь со своими внутренними проблемами. И я начинаю понимать их. Именно в эту минуту я многое могу отдать за то, чтобы лечь в постель. Пилюли действуют магически и успокаивают. Шорох ломает тишину. Кто-то снаружи, около байка. Я спускаю ноги и выхожу наружу, ноги не слушаются - они затекли. Маленькая собачка - коккер-спаниэль, резвая и подвижная. Она обнюхивает переднее колесо байка. Я не боюсь кокер-спаниэлей и выхожу наружу. "Ну, давай, вали отсюда." - говорю я. Собака какое-то время обнюхивает меня и уходит прочь, виляя обрубком хвоста. Через дорогу от меня работник заправки - подросток с длинными чeрными волосами, лежащими на плечах. Он заправляет машину. Я хочу быть похожим на него: иметь такую же работу, хорошо выполнять еe, копить деньги к концу каждой недели и ухаживать за девочкой, похожей на Эмми. Я завидую ему, хотя с ним и не знаком. Представляю себе его друзей, семью, и меня снова мучает чувство одиночества. "О-Кей," - говорю я себе, - "Не жалей рваного дерьма. Да будет тебе." Поднимается ветер, и я снова мeрзну. Отворачивась от заправочной станции, что через улицу. Ветер метeт дорожку к офису, и я знаю, что мне нужно: немного перекусить, вернуться и спать. Я могу улечься в комноте и подпереть креслом дверную ручку, чтобы никто не вошeл, и спать всю ночь. И тогда завтра я, свежий и отдохнувший, проделаю последние несколько миль до Ротербурга и приеду с победой, в быстром полeте верхом на байке. А теперь я что-нибудь поем, позвоню Эмми Херц и расскажу ей о своeм уже завершившемся путешествии, и тогда вернувшись буду крепко и сладко спать. И ко мне приходит хорошая идея: почему обязательно надо спать в офисной кабинке? Почему бы не обследовать другую? Может быть там остались забытые кровать, матрац и бельe. Я качу байк к ближайшей кабинке и заглядываю в окно. Стекло грязное и запятнанное, в налипших и засохших насекомых. Я заглядываю и вижу кровать, матрацы - голые и кривые. "Что за ад?" - могла бы сказать Эмми, матрацы лучше, чем кресла в офисе. Перехожу через улицу. Работник проверяет масло в моторе, вытягивая длинный щуп. - У вас тут есть телефон? - спрашиваю я. Его длинные волосы взвиваются, когда он поднимает голову и смотрит на меня. - Будки у нас нет. - говорит он. - Только на стене. Он не проявляет какого-либо интереса ко мне или к байку. Я не представляю для него ничего особенного. Прохожу через смазочную площадку и вхожу в офис. Масляная взвесь висит в воздухе. На полу старые покрышки. У стены автомат с печеньем и булочками. Его содержимое подходит для того, чтобы подкрепиться. Что-нибудь шоколадное быстро восстановит мои силы. Телефон висит на стене рядом с дверью, ведущей внутрь гаража. Я выгребаю мелочь - несколько монет, одну из них вставляю в монетоприeмник и жду голоса оператора. Мужской голос отвечает: "Оператор..." Я старательно произношу номер, растягивая его, почти породируя. Мне не нужно ошибочное попадание куда-нибудь не туда. Огни пролетающей мимо машины ослепляют помещение, и мне ясно, что среди ночи на байке я далеко не уеду. Я теряю счeт гудкам в трубке. И вдруг: "Алло, алло..." - тот же грубый и безразличный голос, это не отец Эмми и не кто-либо ещe - я знаю. - Алло, - говорю я. - Мне нужна Эмми. - смех начинает брать меня за горло, потому что я знаю, что всe напрасно. Пауза, а затем всe тот же голос заявляет важным тоном: - Здесь нет того, кого бы звали Эмми. Ты звонил раньше? Я сказал тебе, что Эмми здесь не живeт. В офисе внезапно похолодало. - Смотрите, мистер, Здесь не может быть никакой ошибки. Это Монумент-Массачутес, 537-3331. И я снова старательно произношу номер, со сценическим выражением. - Да. Монумент-Массачутес, 537-3331. - он говорит с сарказмом, породируя мой голос. Трубка дрожит в руке. В офисе холодно, словно кто-то попросту раскрыл дверь и впустил холодный воздух в помещение. - Значит какая-то ошибка. - говорю я. - Возможно разгельдяйство со стороны телефонной компании. Они могли выдать один и тот же номер двум разным абонентам. - Эх. Догадываюсь. - говорит человек. - Смотри, парень, я поднялся из постели с гриппом, и для меня не слишком полезны такие длинные разговоры по телефону... - Мистер, я извиняюсь за беспокойство. Но 537-3331 это верный номер. Номер семьи Херц. И пол года назад я звонил по этому номеру. И ещe я звонил вчера и не дозвонился. Холод пронизывает всe тело, проникая до костей. Я чувствую, как оно буквально оледеневает. Стихия безжалостна. - Смотри, парень, телефонные компании не делают таких ошибок. Это Монумент-Массачутес, и это номер 537-3331 - я получил его три года назад, и я не знаю никакую семью Херц. Я дрожу ещe сильнее. Утром нужно было взять лекарства, а я их выкинул. Мне удаeтся сказать: "Спасибо." Прежде чем положить трубку он говорит: "Попробуй через Управление связи, и не звони больше по этому номеру." Я вижу телефонную книгу, болтающуюся на цепи. Открываю еe. Нахожу номер Управления Связи. Руки трясутся, но я вкладываю другую монету и набираю номер. В жизни мне ещe не было так холодно. Набираю номер: первый; и это код города - 617; и после паузы - 555-1212. "Управление Связи - какой город?"- похоже на голос машины. "Монумент." - говорю я. Я произношу фамилию - Херц - и адрес, жду и полагаю, что руки так прочно держат трубку, что дрожь тела не мешает. "Херц," - говорит женский голос. - "Контора по прокату автомобилей на Майн-Стрит 12 - другого абонента с таким именем или фамилией в Монументе нет. По буквам: Х-Е-Р-Ц." "Спасибо." - говорю я, и руки опускаются. И я вижу, как мои руки кладут тубку на аппарат, и всe это происходит, словно в замедленном кино. Тот человек сказал, что номер 537-3331 он получил три года назад. Три года! Я отворачиваюсь от телефона и начинаю двигаться и нахожу, что ноги переставляются с большим трудом. Работник поворачивает голову, когда я выхожу наружу. Он моет лобовое стекло. В машине женщина. Его лицо кривится, когда он спрыскивает пену. - Эй? - спрашивает служащий, но без интереса. Он жуeт резинку, и его челюсть шевелится вяло. Кто-то замедлил всe. Весь этот мир в замедленном движении. - Как давно закрыт мотель, что через дорогу отсюда? - спрашиваю я, пытаясь быстрее выговаривать слова, но тяжело говорить в замедленном движении. Он смотрит на меня умиляясь - странным образом. Лицо женщины за лобовым стеклом тоже искривляется, когда она поворачивает голову ко мне. Я смотрю через улицу на кабинки, и служащий также направляет туда взгляд. - О, чeрт, два или три года, наверное. Не меньше. Он продолжает скрести по стеклу. Силюсь попасть рукой в его плечо, но я делаю это, как-то, медлено и аккуратно. - Разве последним летом кабинки не были открыты? - спрашиваю я, проговаривая слова старательно, не желая говорить что-либо неверное. Он прекращает мыть стекло и глядит на меня. Мне не нравится этот взгляд. В нeм что-то непонятное, словно я инопланетянин, пришелец с другой планеты, галактики. Женщина тычется лицом в стекло. У неe коричневые волосы и глаза Сиротки Энни, широкие и без ресниц. Она смотрит, словно она в жизни не видела ничего подобного. - Ты в порядке? - спрашивает работник, его глаза также заметно увеличиваются. Его слова не синхронизируются с движением губ, словно звуковое сопровождение задержано. Почему я не взял пилюли этим утром? Сжимая ручку портфеля одной рукой и толкая байк другой, я начинаю пересекать улицу. Спиной ощущаю взгляды работника станции техобслуживания и женщины. Их взгляды впиваются мне в затылок, но я не оборачиваюсь. Ужасный звук наполняет мои уши - похоже на крик смерти. Мои зубы внезапно начинают стучать друг о друга, рот открыт и холодный воздух сушит зубы. Я пытаюсь закрыть рот, но не могу. Челюсти словно застопорены на замок и никогда не закрывались раньше. И тогда я начинаю понимать, что этот звук я слышу в себе. Я воплю и не могу остановиться. Жудкий звук. Машина резко тормозит где-то позади меня, вспышка света и сигнал клаксона. "Эй, смотри куда идeшь." - кричит чей-то голос. Наконец байк, портфель и я на другом конце улицы. Стекло мягко хрустит внизу под ногой, и, кажется, я уже перестал вопить, потому что стало тихо. Я проверяю рот - он остаeтся открытым, но я уже не воплю. Я подхожу к кабинке - к той, в которой мы с родителями останавливались, все вместе, той приятной ночью - втроeм. Аккуратно ставлю байк напротив двери. Я смотрю через улицу на заправочную станцию. Еe работник продолжает наблюдать за мной. Сиротка Энни стоит около своей машины и тоже смотрит. Мой рот остаeтся открытым. Наверное, я всe ещe кричу. Поворачиваюсь. Удар двери кабинки спрашивает их разрешения пройти мне внутрь, приглашает войти... Пустота со всех сторон окутывает меня. ---------------------------------------------- ТAPE CHANGE: START: TAPE OZK015 2218 date deleted T-A А: Сначала всe было похоже на приключение. Мы втроeм выходим к машине... Несмотря на то, что тот день был хмурый и облачный - один из тех безмолвных октябрьских дней, когда бриллианты пeстрых красок внезапно замирали, Адама наполняло приятное возбуждение, когда отец вeл машину на север, от Монумента через Файрфелд, Нью-Хемпшир до Карвера. Они все сидели на переднем седеньи, тесно прижавшись друг к другу, мать была посерeдке между Адамом и его отцом. Было неудобно. "Думаю, будет лучше, если мы сядем вместе." - сказал отец, когда они садились в машину. Адама на мнгновенье пробрала лeгкая дрожь. В чeм была опасность для того, кто сядет отдельно сзади? В какой-то момент начался дождь, но это не повлияло на их дух. Дворники закачались за стеклом, словно маятники метрономов, и Адам сказал: "Помните ту нашу песню: "Отец навеселе." Па, когда я был совсем маленьким?" И отец начал петь своим старческим хриплым голосом, Адам поддержал, а затем и мать. Она трясла головой, заставляя вибрировать протяжные ноты. "Никто в этой машине не поeт в тональности." - сказала она, перед словами: Отец навеселе, Отец навеселе... Позже, когда дождь прекратился, они проезжали через Флеминг, Адам сказал: "Думаю, что мр.Грей прав - нас обнаружили. Неизвестно, кто они на самом деле. Па, как ты думаешь, мы вернeмся в Монумент?" Он подумал об Эмми Херц, и о звонке ей перед отъездом. Возможно он долго еe не увидит. - Это ложная тревога, Адам. - сказал отец. - Также один из шансов. Грей всегда ко всему подходит с худшей стороны. И это делает ему честь в его работе, я так думаю. - Посмотрим, - сказала мать. - Не надо об этом. Надо полагать, у нас прекрасное путешествие. На выходные, подальше от Монумента, и не стоит говорить о чем-то мрачном... Они продолжали ехать. Отец читал фрагменты из повестей Томаса Вольфа, про октябрь, про листья, опускающиеся с укутанных красной горечью крон деревьев, или про жeлтую листву, словно про свет жизни. Адам снова окунулся в печаль. Он думал об отце, как о писателе, и о переменах в его жизни, о том, как было тошно ему бросать всe и становиться совершенно другим, и о том, как каждый из них стал совсем другим человеком - его отец, его мать и он сам. Пол Делмонт, бедный потерянный Пол Делмонт. Они остановились перекусить у "Макдонольдса", потому что Адам испытывал большую слабость к гамбургерам. Затем они продолжили путешествие. Выглянуло солнце. Отец решил, что до наступления полной темноты стоит найти мотель, а затем поесть в хорошем ресторане. Отец не переваривал "Макдонольдс" и был равнодушен к рыбным филе. - Найдeм. - сказала мать. И нашли. То не был настоящий мотель, а всего лишь ряды кабинок, выстроенных в стороне. Вывеска около шоссе гласила: "Rest-A-While Motel". - Почему бы не остановиться здесь? - спросила мать. - Это ещe романтичней, чем в отстроенных зданиях. - Правильно. - сказал отец, съезжая с дороги. Отец вышел оформить места, а Адам с матерью остались в машине. Когда отец вернулся, он сказал: "Есть одна кабинка, вмещающая троих - дают на ночь. Так что спим вместе." Снова лeгкая дрожь пробрала Адама. Но это был их лучший вечер. Они нашли ресторан под названием "Красная Мельница" - около быстрого ручья, крутившего старое водяное колесо. И отец с матерью были в хорошем настроении. Мать ни о чeм не печалилась. Улыбка переодически растягивала уголки еe губ. "Вино, налитое в бокал, сделало еe улыбку большой." - сказал отец, умиляясь. Адам ощутил себя их частью. Он был рад тому, что узнал от отца все его секреты. А в один момент, в доказательство своих чувств к матери он взял еe руки и сжал их между ладонями. Она улыбнулась, и это была та еe давняя улыбка, полная нежности и любви. Он вглянул на отца, но не решился сделать тоже самое, тот выглядел на много старше матери. Но он заметил, как отец с уважением ответил взглядом. Позже они обследовали кабинку, оформили мебель, которая была необходима на ту ночь. Это напомнило Адаму старый фильм, который он как-то видел по телевизору: "Это случилось однажды ночью" - с Кларком Гейбелом и ещe какими-то актeрами. И отец и мать также вспомнили этот фильм, они шутя обсуждали весeлые сцены из него устраиваясь перед сном. Адам уснул намного позже них. Он ещe долго вслушивался во всякие ночные шумы, в ритмичный отцовский храп и в вибрирующее дыхание матери. Следующим утром они планировали отъехать подальше на север, к Берлингтону и Св.Албансу, или ещe дальше - к Канадской границе. Хотя, отец сказал, что им, конечно же, нельзя еe пересекать. Ещe он сказал, что на северной дороге будет Берр - деревня камнетeсов, где когда-то обосновались итальянцы. Они работали в карьерах, в таких же, как и в Блаунте, и, наверное, было бы неплохо там побывать. Они были по дороге в Берр, в то бриллиантовое октябрьское утро, в листьях безумного цвета. Под ними было шоссе, пересекающее штат, но оно не проходило через другие штаты. Их приветствовали крутые подъeмы, спуски и наклонные повороты. Величественные пейзажи сгущались, они были усыпаны в дали фермами и амбарами. - Так давно мы не были вместе. - сказала мать. - Мне кажется, та машина преследует нас. - сказал отец. Он говорил как-то очень спокойно и обосновано, словно коментируя погоду или что-то ещe, подразумевавшееся в его словах, как совсем не относящееся к Адаму. - Я видел их этим утром, через дорогу от кабинки на заправочной станции. - отец говорил тая холод и спокойствие. - Без паники. Я не спеша съеду на обочину, и будем медленно ехать, словно хотим полюбоваться пейзажем - увидим, что произойдeт. Адам почувствовал, как мать оцепенела. - Кто это, как ты думаешь, Па? - Наверное, кто-нибудь такой же, как и мы, любуется лондшафтами, или же человек Грея. Он желает быть в роли сторожевой собаки. Для нас, говорит он, это хорошо. - Будь осторожен, Дейв.- сказала мать. Отец притормозил у обочины, на маленьком закутке, не совсем подходящем для парковки, но достаточно удалeнном от дороги и подходящим для того, чтобы рассмотреть со стороны посeлок и земли фермеров с домиками, издалека выглядевшими маленькими игрушками. Машина, о которой говорил отец, приближалась к ним. Это был "Додж" бронзовой окраски и неопределeнной модели. Он двигался неспеша и неуверенно - не быстро и не медлено. Двое сидели спереди. Они смотрели вперeд по ходу машины. Отец мотнул головой. - Люди Грея. - сказал отец, сморщив лицо. - Я их вообще-то не знаю, от меня они скрыты. - Будем рады им. - сказала мать. Они тронулись. Бронзовый "Додж" исчез из их поля зрения. Пейзаж предстал в более драматичных красках, когда дорога пошла под уклон. В далeкой перспективе горы острыми верхушками впивались в небо, а высокий пик переливался в солнечных лучах. - Ой, Девид! - воскликнула мать. Отец выворачивал баранку руля на горном повороте, и переполненная воздухом перспектива встречала их своей бездной. Кромка шоссе напоминала высокий балкон, с которого сельская местность просматривалась на много миль вперeд. А внизу по пeстрой земле тонкой чeрной змейкой извивалась река. Отец прижал машину к обочине дороги. - Надо упереться ногами. - сказал он. - Мне кажется, мы уже видим Канаду. - воскликнула мать, вскинув голову в направлении простерающейся перед ними панорамы. В этот момент послышался шум мотора, приближающийся быстро, наростающий и воющий. Звук извергаемый из ниоткуда. Адам огляделся вокруг. Никого и ничего, но со стороны ближайшего поворота на них летела машина. Удар последовал спереди. Металл сверкал на солнце. Эта машина с противным скрежетом врезалась в них. Адам вскрикнул, а может это вскрикнула его мать. Он словно собрался бежать, но он не шевельнулся. Он слышал чей-то крик - отрезанный на полдыхании. Он видел... (пауза 10 секунд) А: Ничего. Т: Ты что-то видел. Конечно же. А: Да. Т: Что ты видел? А: Машина, похожая на монстра... Машина... Т: Что ещe? А: Ничего. Только машина. Т: И что эта машина делала? А: Удар мяча... Похоже на удар мяча... Удар в... Т: Во что? В кого? (пауза 10 секунд) Т: Ты должен говорить. (пауза 5 секунд) Т: Не останавливайся. (пауза 6 секунд) Т: Не останавливайся. В них. В отца, в мать, в него. Машина врезалась, изо всех сил. Блеск стали, сияние солнца. Он ощутил себя как-то странно, сумошедше. Он перемещался по воздуху, без чувств, без боли, без ощущения полeта, но он висел, он не летел - он медленно плыл. Всe замедлилось, он медленно падал и переворачивался в пространстве, и видел, как его мать умерла - мнгновенно, без каких-либо сомнений. Почти с любопытством он разглядывал еe окаменевшее, лишeнное чувств тело. В какой-то момент, она стала крутиться также, как и он. Это чем-то напоминало конец оторвавшейся струны - отлетающей моментально и завивающейся в пружину. Она внезапно оказалась на потолке машины. Она скользила по лобовому стеклу медленно и ужасно, и также заскользила назад, словно кто-то пустил плeнку в поекторе в обратную сторону. Она упала на тротуар. Это уже не было похоже на скольжение, она просто упала, нырнула - как-то неуклюже. Еe голова заломалась почти под прямым углом к еe телу. Она уставилась на него своими широко раскрытыми глазами. И это не был пристальный взгляд. Адам знал, что эти глаза были слепы, они смотрели в пустоту. Она была мертва - мертва необратимо. Сомнений не было никаких, словно это он лежал на тротуаре в данный момент. Его собственный странный полeт должен был закончиться, но он не знал: как и когда. Он не знал, где он остановит движение в воздухе, и он продолжал пристально смотреть на неe, лишeнный способности двигаться и говорить. Он ощутил себя окружeнным сыростью и грязью, словно в болоте. Ему так показалось, когда он смотрел на мать, на еe голову, отогнутую под неправельным углом. Она была похожа на тряпичную куклу, выброшенную прочь. Голос: "Он ушeл - его здесь нет." Другой голос: "Я видел, он бежал. Он ранен." Ещe один голос: "Они найдут его - своего не упустят." Отец. Они говорили об отце. Он ушeл. Это крутилось в мыслях. Шаги. Они громко эхом повторялись в асвальте, впитываясь ухом, расплющенным под тяжестью головы Адама. Щека отекла, она была ободрана. Он лежал лицом к матери. Она была мертва. Голова была заломана под неестественным углом. Он не хотел больше смотреть на неe. Он лежал онемевший, в вакууме, исключающем возможность прохождения звука и попадания его в ухо. Он пытался оторвать голову от тротуара, но у него ничего не получалось. Он хотел закрыть глаза, но они не закрывались. Он больше не мог еe видеть. Он. Не. Хотел. Смотреть. На. Мать. Она. Была. Мертва. Он ощутил необходимость движения - встать, оторвать себя от тротуара, отвернуться. Он собрал всю свою волю, все свои силы. Асвальт царапал его щеку словно наждачная бумага, когда он делал попытки пошевелиться. Наконец ему удалось медлено повернуть голову и начать двигать глазами... Т: Что ты видел? Его. Его - идущего к нему, к матери. Он был во весь рост. Адам смотрел на него снизу, с тротуара. Его рот двигался, когда он приближался. Он всe шeл и шeл... Т: Говори, это важно. Он приблизился вплотную, нависая, заслоняя свет. Около головы Адама стояли ноги гиганта, или даже они были подняты на ходули. До ушей Адама доходили слова, исходящие из его рта: "Он никуда не денется." Но его отец ушeл. Ноги сделали пару шагов и остановились около матери, и рот произнeс: "Она ликвидирована." Слушая эти слова и не желая их слышать он видел того, кто стоял около матери. Ноги подошли к нему снова и переступили через него. Т: Кого ты видел? Грея. Его голос рявкнул: "Быстро двигайтесь. Мальчик - проверьте его. Его ещe можно использовать. Быстро..." Руки ощупывали его тело, но это не вызывало боли. И внезапно сладостная и приятная истома начала засасывать и обволакивать всe его тело, унося его куда-то вдаль. И он поддался ей. Лицо налилось тяжестью, горячий компресс лeг на глаза. Они вибрировали, словно выдох его матери прошлой ночью в мотеле. Он проваливался в бездну мягко, легко и нежно... Т: Кто? Кто? (пауза 5 секунд) Т: Не исчезать. (пауза 5 секунд) Т: Не замыкаться. (пауза 5 секунд) Т: Ты очнулся? Очнись! (пауза 5 секунд) Т: Подними руку, если ты очнулся. (пауза 30 секунд) Т: Пора остановить запись: он не приходит в себя. END TAPE OZK015 --------------------------------- Я огибаю поворот, и передо мной расстилается Ротербург. Я, отдохнувший и налегке, кручу педали этим прохладным утром. Ротербург заброшен и пуст, вокруг ни души, словно его однажды вымели, если это можно так себе представить. Гоню без остановки. Руки и ноги работают прекрасно, слаженно, и мне начинает казаться, что человек просто создан природой для езды на велосипеде. Велосипед - это моe второе я. Я для него был рождeн. На моeм пути стоит телефонная будка, но я даже не смотрю на неe и не могу себе объяснить, почему еe наличие так мне неприятно и портит настроение. Но оно уже испорчено. Телефон напоминает мне об одиночестве, зияющем как пропасть, как пучина, как чeрная дыра. Мрак этой дыры тревожит меня. Он готов поглотить меня всего целиком, и я стараюсь об этом не думать. Лекарства всегда помогают уйти от такого рода мыслей как можно дальше. За следующим поворотом я уже вижу госпиталь. Железные ворота сверкают на солнце. Они недавно выкрашены в безобразный оранжевый цвет, но др.Дьюпонт говорит, что это только грунтовка, на которую вскоре ляжет чeрная краска. Я направляюсь к ним, и я рад своему возвращению. Ноги немеют, а пальцы зябнут. Я въезжаю в ворота, и меня ожидает др.Дьюпонт. Он всегда ожидает меня. Он рослый и седоволосый человек, у него строгие чeрные усы и ещe у него мягкий и вежливый голос. - Хорошо, ты здесь. - говорит он, и он рад меня видеть. Я слезаю с байка, расправляюсь, чтобы показать себя во всей своей красе. Я оборачиваюсь и смотрю через ворота. Как-нибудь я укачу отсюда на своeм байке. - Я не принял лекарств, доктор. - говорю я ему. Холодно, и моe тело начинает пробирать дрожь. Он кладeт мне на плечи свои руки. - Всe хорошо. - шепчет он. Я качу байк по узкой дорожке, что ведeт в госпиталь. Др.Дьюпонт идeт рядом. Здание госпиталя возвышается на небольшом холме, что перед нами - белое здание с чeрными ставнями на окнах и с колонами на фасаде. Такие особняки обычно встречаются на юге. - Добро пожаловать, всадник. - зовeт меня кто-то. Оборачиваюсь и вижу мр.Харвестера, пожилого человека. У него низкий и хриплый голос. Он улыбается мне, и я ему в ответ. Он косит газоны и делает ещe какую-то работу, и всегда хочет с кем-нибудь куда-нибудь съездить - читает книги, разглядывает карты и листает туристические журналы. Но он никогда, никуда и ни с кем не ездит. Красные вены на его лице напоминают карту, что обычно у него в руках. Мы с доктором проходим мимо, и я внезапно устаю. Всего уже через верх. - Эй, ну что узнал - спина путешественника? - говорит Пастух. Он сидит на веранде со своими дружками - Дабби и Левисом. Они хитрые и вeрткие парни. Я отворачиваюсь от них. Они всегда придумывают какие-нибудь пакости. Я как-то ехал на байке мимо грядок - др.Дьюпонт разрешает мне это, если я катаюсь не покидая территории госпиталя - Пастух и двое его дружков погнались за мной и столкнули меня с тропинки, и я полетел в канаву. Пастух таращится на меня своими маленькими глазками, когда я прохожу мимо. На его лице самодовольная улыбка. Я не смотрю на него. Эта улыбка мне хорошо знакома. Он постоянно пытается забрать у меня мой портфель. Мы проходим мимо него, и я крепко сжимаю его ручку. Просторный холл как всегда наполнен запахом сирени. Др.Дьюпонт делает всe, чтобы всe здесь напоминало дом. "Это не больница - это дом, который принадлежит больным." - говорит он. Мы входим в холл, и я слышу рычание. Я устал, словно я давно не спал, а когда я слышу рычание собаки, то на меня начинает давить ещe и усталость от страха. "Сейчас, сейчас." - говорит др.Дьюпонт. - "Всe правильно." - кричит он кому-то в другую комноту: "Сильвер, уйди отсюда - говорю я тебе... убери его с дороги." Сильвер - это злая и свирепая немецкая овчарка. Он с садистским удовольствием подбегает к людям и сбивает их с ног. Он гоняется за мной, когда я проезжаю мимо на велосипеде. Мы проходим мимо офиса в конце холла, где сидит Лук. Он работает диспетчером, но иногда Лук помогает в столовой на раздаче еды. Он часто даeт мне добавку, что поднимает мне настроение. Я киваю ему, когда мы проходим мимо, и он тоже кивает мне. Его рот всегда занят зубочистками. Мы с др.Дьюпонтом поднимаемся по ступенькам, и Артур Хайнз свесившись через перила наблюдает за нашим подъeмом по винтовой лестнице. Артур Хайнз - большой и жирный, и он всегда потеет. Он ничего не говорит, а всего лишь наблюдает за нами и выглядит тоскливо. Он всегда чешется. Артур Хайнз всегда стоит на втором этаже, за решeткой, и его глаза всегда за всеми следят. Я стараюсь не встречаться с ним взглядом. Мы уже наверху и движемся в направлении моей комноты. Хоть мне здесь и не нравится, я всe равно ощущаю себя частью всего, что меня здесь окружает. Я знаю, что Джуниор Варней что-нибудь крадeт и, конечно же, всe время пытается стащить мой байк. Я знаю о жутких ночных часах и о комноте, где мне задают вопросы. Но я устал, и я рад, что моя комнота меня ждeт. И вот мы в маленькой и комфортной комноте, с голубыми обоями и с золотыми птицами на них. Др.Дьюпонт подходит к моему столу и достаeт оттуда лекарства. Я проглатываю две пилюли и запиваю их водой. Я сижу в кресле и смотрю в окно. Вид из окна окаймлeн морозной кромкой. - Мой отец. - говорю я глядя в окно. Оно без форточки, в отличии от окон в другой комноте, в которой я сижу и отвечаю на вопросы. Я надеюсь, что я больше никуда отсюда не уйду. - Мой отец умер? - спрашиваю я. - Пожалуйста, - говорит др.Дьюпонт. - Расслабься. Надо дать лекарствам немного поработать, как у нас говорят. - Его голос успокаивает, он напоминает клубничный сироп и не имеет ничего общего с тем голосом, что в другой комноте. Я не хочу о ней думать. Но я продолжаю думать об отце. - Мой отец умер, не так ли? - спрашиваю я. Я знаю, что мать мертва. Мне это известно. Не знаю откуда, но я это знаю. Но про отца не известно ничего. Не удивлюсь, если вдруг окажется, что он где-то есть, что он жив, ждeт и пытается меня найти. Не удивлюсь, если он ранен и ждeт моей помощи. - Все мы умираем. - говорит доктор, его голос вежлив и мягок. - Каждый из нас должен когда-нибудь умереть. - Его голос особенно таков, когда он блаженно разваливается в кресле. - Мой бедный отец. Он умер или нет? Удалось ли ему уйти? На лице доктора печаль. Она всегда проступает у него на лице, когда он говорит о моeм отце, и я снова осознаю, что он мeртв. Доктор забирает портфель из моей руки, и я начинаю петь: Отец навеселе, Отец навеселе. Хей-хо, дзе мери-о, Отец навеселе... Я начинаю чувствовать себя намного лучше, когда я пою. Я пою и смотрю на др.Дьюпонта. Он достаeт из портфеля коробку. Его доброта переливается через край. Лекарства уже действуют, и я чувствую, как они растекаются по моим венам. Всe в них поeт вместе со мной: Ребeнок берeт кота, Ребeнок берeт кота. Хей-хо, дзе мери-о, Ребeнок берeт кота... Мне легко поeтся, потому что я знаю, что не пойду в ту комноту и не буду отвечать ни на какие вопросы. Может быть, когда-нибудь потом, но, по крайней мере, не сейчас. Кот берeт крысу, Кот берeт крысу. Хей-хо, дзе мери-о, Кот берeт крысу... Доктор открывает коробку и достаeт от туда поросeнка Покки - моего старого друга. Доктор - замечательный человек, он нашeл для меня поросeнка Покки. Он выходит из комноты, а потом возвращается. У него в руках старая армейская куртка моего отца и его шапка. Он даeт поросeнка мне в руки. А крыса берeт сыр, А крыса берeт сыр. Хей-хо, дзе мери-о, Крыса берeт сыр... Я качаю поросeнка Покки в руках и одеваю отцовскую куртку и старую его шапку. Я больше не печален, хотя знаю, что он умер, и мать тоже. А я всe пою и пою: Остаeтся только сыр, Остается только сыр. Хей-хо, дзе мери-о, Остаeтся только сыр. - Отдохни пока, - говорит др.Дьюпонт. - Всe будет замечательно, Пол. Я не понимаю, с кем разговаривает доктор, кого-то он называет Полом. Кто он, этот Пол? Я знаю, что я не Пол. У меня есть другое имя, я это знаю, но я не могу о нeм сейчас думать. К тому же я очень занят песней. В моих руках поросeнок Покки. Я улыбаюсь, когда пою, потому что я, конечно же, знаю, кто я, и кем я буду всегда. Я - сыр. -------------------------------------- TAPE OZK016 1655 date deleted T Т: Ежегодный рапорт по Делу, датитрованному 5.01.86г. Особая рекомендация: Субъект А; Личный Номер 2222; Агенство Базисных Процедур. Как вытекает из подборки записей (серия OZK), не было возможно выявить какую-либо информацию от Субъекта А об Управлении 1-R. Стимулирующее лечение (ссылка на Медицинскую Объединeнную Группу) плюс расследование привели лишь к усилению подозрений у Субъекта А. Доклад психиатора (ссылка на Психиатрический Профиль плюс Анализ) подтвердил результаты записей (серия ОZK). Субъект А также среагировал на содержание записанных бесед (ссылка на доклад Управления В-2 и на магнитные записи серий ORT, UDW). Дата предусмотрена для Субъекта А также вытекающим из его реакции на прослушанное. У Субъекта А наступало глубокое депрессивное отречение от реальности, когда беседы затрагивали темы, касающиеся Управления 1-R. (ссылка на Проект Восстановления Свидетелей, на Дело, датированное 5.01.86г., и на Свидетельство No 599-6.) Результаты опроса - негативные (ссылка на результат, вытекающий из магнитных записей серий ORT, UDW.). В целом: Третий по счeту ежегодный опрос Субъекта А по своим результатам идентичен двум прослушанным сессиям с интервалом в двенадцать месяцев каждая. Субъект А не смог раскрыть дату, предусмотренную Управлением 1-R для устранения Свидетеля No 599-6. Всe, что удалось узнать от Субъекта А сопровождает подтверждение устранения свидетеля No 599-6 и находящейся рядом с ним его супруги. Сведенья являются, всего лишь, психологическим остатком в травмированном сознании Субъекта А. Общее заключение: Управление В-2 не уполномочено давать ход рекомендациям и функциям консультативного порядка. Исследование группы консультантов в настоящее время является устаревшим для приоритетного изучения. Заключение No 1: Изменения в кодоксе Агенства Базисных Процедур сводятся к исключению Параграфа No 979, который, как правило, не позволял процедуры устранения Управлению 1-R. Заключение No 2: Прекращение подозрений Личного Номера 2222 и финансирование полного его восстановления на наблюдательной основе: Несмотря на то, что Свидетель No 599-6 был обнаружен противной стороной, не было доказано, что устранение его и его супруги было произведено с согласия Личного Номера 2222 (Вероятность того, что Личный Номер 2222 был в контакте с противной стороной с целью устранения Свидетеля No 599-6 очень мала и не доказуема.). Доказано, что Личный Номер 2222 руководил происходящим после удавшегося акта устранения и снятия наблюдения: (а) преследование и обнаружение Свидетеля No 599-6 с дальнейшим устранением его противной стороной; (b) ликвидация последствий совершeнного акта устранения; (с) ограничение свободы действия и передвижения Субъекта А. Все действия производились без участия местных уголовных и официальных авторитетных лиц. Обязательный трeхгодичный просмотр наблюдений Личного Номера 2222 проводился в соответствии с параграфами устава Агенства Базисных Процедур. Заключение No 3: С момента прекращения связи Субъекта А со свидетелем No 599-6 и Дела, датированного 5.01.86г., рекомендуется: (а) на протяжении проверки Агентством Базисных Процедур (ссылка на параграф No 979) продолжить содержание Субъекта А до одобрения процедуры его устранения; или же (b) обеспечить пожизненную поддержку состояния Субъекта А. END TAPE SERIES OZK016 ------------------------------------- Я еду на велосипеде. И вот я уже на Роут 31 в Монументе, штат Массачутес. Я на пути в Ротербург-Вермонт, и изо всех сил я жму на педали старомодного, изношенного велосипеда - тихоходного и разваливающегося на части. На нeм только устаeшь. Иногда отказывает тормоз, и искривлeнное "восьмeркой" колесо скребeт по вилке руля. Дорожный велосипед - наверное, когда-то такой был в детстве у моего отца. Холодно, ветер кусает меня за локти, заползая змеeй за шиворот, задирая вверх рукава куртки и стараясь еe расстегнуть. Ноги от усталости налились свинцом. А я всe кручу и кручу педали...