Джек Керуак. Ангелы одиночества --------------------------------------------------------------- Jack Kerouac "Desolation Angels" © Copyright Jack Kerouac 1960, 1963 © Copyright Миша Шараев (tralala[at]yandex.ru), перевод WWW: http://www.sensi.org/~misha/ ------------------------------------------------------------------------ Часть первая - Пустынное Одиночество Часть вторая - Одиночество в Миру Д ж е к К е р у а к  * ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. ПУСТЫННОЕ ОДИНОЧЕСТВО *  1 О, эти полуденные часы, эти бездельные часы, которые я проводил сидя или лежа на Пике Одиночества, иногда прямо на альпийской траве, сотни миль заснеженных скал вокруг, на севере неясно вырисовывается гора Хозомин, на юге громадный покрытый снегом Джек, завораживающий вид на озеро на западе со снежным горбом Пекарской горы позади и на востоке складки гигантских каменных волн образующих Каскадный Хребет, и однажды осознав внезапно что "Я могу меняться, делать все что хочу, приходить, уходить, взывать о жалости и страдать, радоваться жизни и кричать, - я, но не Пустота", теперь каждый раз думая о пустоте я вглядывался в гору Хозомин (потому что стул, кровать и лужайка были обращены к северу), пока не понял что "Хозомин это и есть Пустота - или кажется пустотой моим глазам" - голые скалы, пики, выпирающие из тысячефутовых бугров каменных мышц выпирающих из тысячефутовых выступов густо поросших лесом плеч, и зеленая ощетинившаяся остроконечными елями змея моего собственного (Голодного) хребта подползающая к ней, к ее чудовищному своду синеватого прокопченного камня, и "облака надежды" лениво висящие за хребтом в Канаде, с их слоистыми комьями и усмешками, подмигиваниями и овечьей белизной их туманных лиц, дуновением их дыхания и потрескивающими вскриками "Хой! Хой, земля!" - парящие глумливости вершины чернокаменной Хозомин и лишь когда приходит пора гроз они скрываются от моего взгляда чтобы потом возвратиться мазок за мазком превращая беспросветную угрюмость в облачную дымку - Хозомин, которая не трещит как хижина скрипящая под напором ветра и похожая если посмотреть на нее вверх ногами (когда я стою на голове во дворе) на болтающийся в безграничном океане пространства пузырь - Хозомин, Хозомин, прекраснейшая из гор, иногда становящаяся полосатой как тигр из-за извилистых линий омытых солнцем ручьев и теней выступающих утесов в Сверкающем Свете Дня, вертикальных борозд и бугров и Бабах! - трещин в ледниках, трах-тарарах, великолепнейшая Благоразумная гора, о которой никто даже и слыхом не слыхивал, и всего-то 8.000 футов высотой, но какой ужас обуял меня когда я впервые увидел эту пустоту в мою первую ночь на Пике Одиночества, проснувшись от двадцатичасовых туманов к залитой звездным светом ночи и подавленный Хозомин с ее двумя острыми вершинами, прямо в моем окне чернеющая - Пустота, каждый раз думая о Пустоте, я видел Хозомин и понимал - Более 70 дней должен я буду смотреть на нее. 2 Да, ведь в июне, добираясь автостопом до Долины Скэджит в северо-западном Вашингтоне к месту моей работы пожарного наблюдателя, я думал, "Заберусь вот на самый Пик Одиночества и когда все люди покинут меня на своих мулах и останусь я совсем один то встречусь лицом к лицу с Богом или с Татхагатой и смогу раз и навсегда понять в чем смысл существования, страдания и всех этих бессмысленных метаний", но вместо этого я остался лицом к лицу с самим собой, без выпивки, без наркотиков, без всякой возможности увильнуть, но лицом к лицу с чертовым Мной - стариной Дулуозом и бывали времена, когда мне казалось, что я умираю, сдохну со скуки или спрыгну с вершины горы, но проходили часы, дни, а у меня все никак не хватало духу для такого прыжка и я должен был ждать чтобы увидеть реальность как она есть - и это произошло однажды в полдень 8-го августа когда я брел по верхнему альпийскому дворику по узенькой дорожке протоптанной мной за те бесчисленные разы, по нескольку за ночь, что я проходил здесь по пыли или грязи со своей масляной лампой подвешенной внутри хижины со смотрящими на все четыре стороны света окнами, заостренной крышей-пагодой и громоотводом, тогда ко мне пришло это понимание, после всех слез, скрежета зубовного, убийства мыши и попытки убийства еще одной, чего я в жизни своей прежней не делал никогда (никогда не убивал животных, даже грызунов), оно пришло ко мне в этих словах: "Пустоте наплевать на все высоты и падения, Господь мой взгляни на Хозомин, разве она о чем-нибудь тревожится? разве ей бывает страшно? Склоняется ли она перед приходом грозы, ворчит ли когда сияет солнце или кричит во сне? Разве она способна улыбаться? Разве не была она порождена безумным коловращением дождя и огня, а теперь стала просто Хозомин и ничем другим? Почему я должен выбирать быть ли мне жестоким или нежным, если Хозомин это не волнует совсем? - Почему я не могу быть подобен Хозомин и О Пошлость О почтенная буржуазная пошлость "принимай жизнь такой как она есть" - как сказал этот алкаш-биограф У.Е. Вудворт "единственный смысл жизни - прожить ее" - Но О Бог мой, как это скучно! Но разве Хозомин скучает? И мне осточертели все эти слова и объяснения. А Хозомин - устает? Аврора Бореалис[1] над Хозомин Пустота еще тише - даже Хозомин когда-нибудь расколется и распадется на куски, ничто не вечно, а есть лишь промельк-в-том-что-суть-все, протекание-сквозь, вот оно что происходит, зачем же задавать вопросы, рвать на себе волосы или рыдать, неясно бубнящий пышнословный Лир севший на своего горестного конька он просто истеричное старое трепло с развевающимися бакенбардами одураченное шутом - быть и не быть, вот настоящий ответ - Есть ли Пустоте дело до жизни и смерти? бывают ли у нее похороны? пироги на день рождения? почему я не могу стать как Пустота, неистощимо плодородным, вне безмятежности, вне самой радости, просто Стариной Джеком (и даже менее того) и начать свою жизнь с этого мгновения (хоть ветра и дуют сквозь мое горло), Пустота - это не трудноуловимый образ внутри хрустального шара, это сам хрустальный шар и все мои горести не более чем глупая сетка для волос как сказано в Ланкаватара Сутре "Смотрите, почтенные, вот изумительная скорбная сетка для волос" - Не раскисай, Джек, пройди сквозь это, ведь все - лишь один сон, одна видимость, одна вспышка, один грустный взгляд, одна прозрачно хрустальная тайна, одно слово - держись, дружище, верни себе утерянную любовь к жизни, спускайся с этой горы и просто будь - будь - твой безграничный разум может безгранично творить, не надо объяснений, жалоб, сомнений, суждений, признаний, изречений, искрящихся словесных бриллиантов, просто плыви, плыви, будь всем, будь тем что есть, а есть только то что всегда есть -- слово Надежда подобно снежному оползню - Вот Великое Знание, вот Пробуждение, вот Пустотность - Так что закрой рот и живи, странствуй, рискуй, будь благословен и ни о чем не сожалей - Сливы, сливы, ешь свои сливы - и ты был всегда, ты будешь всегда, и сколько бы ни стучал ты в гневе ногой по ни в чем не виноватым дверцам шкафа это была лишь Пустота притворяющаяся человеком притворяющимся не знающим Пустоты - Я вернулся в дом другим человеком. Все, что мне оставалось сделать - это прождать 30 длинных дней чтобы спуститься вниз со скалы и увидеть вновь радостную жизнь - помня что она ни радостна ни печальна а просто жизнь, и поэтому - Поэтому длинными полуднями я сижу на моем легком (парусиновом) стуле лицом к Пустоте Хозомин, тишина висит в моей маленькой хижине, очаг мой замер, посуда моя сверкает, дрова мои (старые отсыревшие палки и хворост, чтобы быстро по-индейски разжечь огонек в очаге и на скорую руку приготовить еды) мои дрова лежат грудой в углу, мои консервы ждут когда их вскроют, мои старые треснувшие ботинки хнычут, штаны свисают, посудные полотенца висят на стене, все мое барахло неподвижно застыло повсюду в комнате, глаза мои болят и ветер бьется и стучится в окна и поднятые жалюзи, дневной свет постепенно меркнет и подкрашивает Хозомин в темно-синие цвета (высвечивая ее красноватую полоску) и мне ничего не остается делать кроме как ждать - и дышать (а разреженным горным воздухом дышится нелегко, особенно с приобретенной на Западном побережье одышкой) - ждать, дышать, есть, спать, готовить еду, мыться, шагать, наблюдать, ни одного лесного пожара - и мечтать "Чем я займусь, когда попаду во Фриско? Ну, для начала сниму комнатку в Чайнатауне" - но еще чаще и страстнее я мечтал о том, чем я займусь в День Отъезда, однажды одним благословенным днем раннего сентября, - "Я пойду вниз по тропе, часа два, меня будет ждать Фил в его лодке, доберусь до Росс Флот, заночую там, поболтаю о том о сем на кухне, и с утра пораньше поплыву на пароме в Диабло, прямо с той маленькой пристани (попрощаюсь с Уолтом), автостопом доеду до Мэрблмаунта, заберу заработанные деньги, отдам долги, куплю бутылку вина, в полдень в Скэджите ее выпью и утром следующего дня поеду в Сиэттл" - и так далее, сначала до Фриско, потом Эл-Эй, потом Ногалес, потом Гвадалахара, потом Мексико-Сити - А застывшая Пустота никогда никуда не двинется - Но я сам буду Пустотой, движущейся не совершая движений. 3 Ах, как вспоминаются теперь эти восхитительные дни когда я жил дома, дни, не оцененные мной по-настоящему в те времена -- полуденные часы, мне 15-16 лет, а это значит крекеры Братьев Риц, ореховое масло и молоко на старом круглом кухонном столе, мои шахматные задачки или изобретенные мной бейсбольные игры, когда оранжевое солнце лоуэллского Октября пробивалось наискосок сквозь занавески веранды и кухни светящимися слоями ленивой пыли и окутанная ими моя кошка вылизывала тигриным язычком коготки передней лапы, ляп ляп, все это ушло и покрыто пылью, Господи -- и теперь я бродяга одетый в грязную рвань здесь в Высоких Каскадах и даже кухня моя состоит лишь из этого идиотского измызганного очага с треснувшей проржавевшей трубой - замотанной, да-да, у потолка, старыми тряпками чтобы не было хода ночным крысам - в те далекие дни, когда мне надо было всего лишь подняться наверх чтобы поцеловать мать или отца и сказать им "Я люблю вас, потому что придет день когда я стану старым бродягой и буду сидеть один-одинешенек и мне будет грустно и тоскливо" - О Хозомин, скалы твои сверкают в закатном солнце, парапеты твоей неприступной крепости величественны как Шекспир среди людей и на многие мили вокруг нет никого, кому хоть что-то говорят имена Шекспир, Хозомин или мое собственное имя -- Давным-давно дома ближе к вечеру, и даже совсем недавно в Северной Каролине, когда вспоминая детство я ел ритцевские крекеры и ореховое масло с молоком в четыре и играл в бейсбольные игры за своим столом и голодные школьники в стоптанных ботинках возвращались домой точь в точь как я (и я делал им особые Джековские Банановые Салаты[2] и это было всего-то каких-то шесть месяцев назад!) - Но здесь, в Одиночестве, ветер воет, поет одинокую песню, сотрясая стропила земли, принося ночь - Облачные тени гигантскими летучими мышами парят над горой. Быстро темнеет, тарелки вымыты, еда съедена, я жду Сентября, жду нового нисхождения в Мир. 4 А пока закаты бесятся во тьме безумными оранжевыми шутами, где-то на юге, откуда тянутся любящие руки моих сеньорит, снежно-розовые дома ждут у подножья мира там, в сребролучистых городах - твердая синевато-серая сковородка озера, чьи туманные глубины ждут когда я проплыву над ними на лодке Фила -- Над ним все та же привычная картина -- облачко, примостившееся под бровастой выпуклостью высокомерной горы Джек, тысячи снежных футбольных полей которой сливаются и розовеют, невообразимый ужасающий снеговик застывший оцепенело у края бездны - Золотой Рог вдалеке все еще золотист на фоне серого юго-востока - гигантский горб Старательской вглядывается в озеро - Угрюмые облака наливаются чернотой готовые стать углем для кузницы, в которой куется ночь, безумные горы маршируют на закат как пьяные мессинские кавалеры в лучшие времена Урсулы, и я готов побиться о заклад, что и Хозомин сдвинулась бы с места если б мы смогли уговорить ее, но она остается со мной всю ночь и вскоре, когда звезды прольются дождем по снежным полям, она станет безгранично горделива как никогда, черная и - уау-у! устремится на север, где (точно над ее вершиной каждую ночь) Полярная Звезда вспыхнет пастельно-оранжевым, пастельно-зеленым, ярко-оранжевым, ярко-синим, лазурным пророческим созвездием своего убранства там, наверху, принадлежащим иному, золотому миру -- Ветер, ветер -- И вот мой бедный старательный такой человеческий такой стол, за которым я частенько сиживаю лицом к югу, бумаги, карандаши и кофейная чашка с ветками горной ели и причудливой высокогорной орхидеей, вянущей за день - мои ореховая жевательная резинка, табачный кисет, крошки, кипа жалких журнальчиков, которые мне придется читать, и вид на юг со всеми его снежными великолепностями - Ожидание длится долго. На Голодном Хребте палочки Пытаются вырасти. 5 За день до моего решения прожить жизнь в любви, я был унижен, оскорблен и все из-за этого скорбного сна: "И не забудь купить кусок вырезки для бифштекса!" говорит Ма, давая деньги Дени Бле, она посылает нас в лавку прикупить провизии для плотного ужина, она решила полагаться теперь в основном на Дени Бле, потому что в последние года я стал каким-то эфемерным и совершенно безответственным существом, проклинающим богов сквозь ночной сон и в серых сумерках шатающимся вокруг как дурачок с непокрытой головой - Это происходит в кухне, все обговорено, я не говорю ни слова и мы отправляемся - В передней спальне у самой лестницы умирает Папа, лежит на своем смертном ложе и уже практически мертвый, и вопреки этому Ма хочет хороший бифштекс, хочет обрести в Дени последнюю человеческую надежду, его деятельное сочувствие - Па тонкий и бледный, у его ложа белоснежные простыни и мне кажется, что он уже покойник - В сумерках мы спускаемся вниз и как-то добираемся до лавки мясника в Бруклине на одной из улиц где-то в Флэтбуше - Боб Донелли уже тут и вся его кодла тоже, все без шляп и с хулиганским видом - Теперь в глазах Дени появляется искорка - он уже представляет себе возможность сделать хитрый финт и зажать часть маминых денег, в лавке он покупает мясо, но я вижу как он мухлюет со сдачей засовывает деньги себе в карман и уже прикидывает как ему обмануть ее доверие, ее последнюю веру - Она надеется на него, от меня больше нет толку -- А потом мы где-то блуждаем, домой не идем и забредаем на Речной Флот, глазеем на гонки катеров, а потом почему-то должны проплыть вниз по течению по холодным бурным и опасным водам -- Достаточно "длинные" катера подныривают прямо под плоты, выныривают с другой стороны и оказываются у финиша, но вот у одного гонщика (по имени Дарлинг) катер коротковат и застревает под плотом так что не вытащить-- тут его судьи и зацепили[3]. Я оказываюсь служащим Речного Флота, в передних рядах, отдается команда и мы плывем по реке, к ждущим нас мостам и городкам,. Вода холодна и течение ужасно быстрое но я плыву и рвусь вперед. "Как же меня занесло сюда?" думаю я. "И как же мамин бифштекс? Что Дени Бле сделал с деньгами? Где он сейчас? О у меня нет времени поразмыслить над всем этим!" Внезапно я слышу как с лужайки около стоящей на берегу церкви Святого Людовика Французского дети выкрикивают послание для меня, "Эй, твоя мать в сумасшедшем доме! Твой отец умер!" и я понимаю что произошло но ведь я служу в Армии, я плыву и мне никуда не деться от противоборства с холодной водой, и остается только горевать, горевать, в туманном скудном ужасе этого утра, как же мучительно ненавижу я себя, и все же уже слишком поздно и мне становится лучше, но я по-прежнему чувствую себя эфемерным, нереальным, неспособным сконцентрировать свои мысли на чем-нибудь, даже неспособным по-настоящему горевать, да что там, я чувствую себя слишком по-дурацки чтобы мучиться по-настоящему, короче я не понимаю что и зачем я делаю, просто знаю что это приказано мне Армией, и Дени Бле сыграл со мной дурную шутку в конце концов, может чтобы отомстить, но скорее всего он просто решил стать законченным вором и это был его шанс- ... И хотя шафрановая морозная мудрость блистающих на солнце ледяных шапок этого мира так близка, О какими одержимыми дураками можем мы быть, я добавляю приписку к большому полному любви письму, которое уже много недель пишу матери: Не отчаивайся, Ма, я буду заботиться о тебе всегда, когда тебе это понадобиться - ты только крикни... Я здесь, я плыву по реке тягот, но я умею плавать - Никогда даже на минуту не думай, что ты осталась в одиночестве. За 3.000 миль отсюда она прислуживает больной родне. Одиночество, одиночество, как отплатить тебе? 6 Это сводило меня с ума - О везденесущая самайя но шатун ты можешь следом пытить трескучий шумник, лошаденок, опустошенной распустошенности побеглец, выпустоши себе дорожку - Песня всего изжираемого меня часть рельсования тащи свои рогалики - ты тоже можешь немного зеленеть и летать - бросыпаясь в луннохреновой соли в потоке приход-ночи, свингуя на краю лужайки, катя валун-Будду через изломанную гримасу западно-тихоокеанских туманов - О ничтожная ничтожная ничтожная человеческая надежда, О заплесневелое твое треснутое твое зеркало дрожи па к а ваталака- и еще осталось - Дзиньк.[4] 7 Каждый вечер в восемь часов смотрители со всех горных вершин Национального Парка Маунт-Бэйкер начинают болтать о том - о сем по радио - У меня тоже есть свой приемник - Пакмастер, я включаю его и слушаю. В одиночестве это уже большое событие - "Он спросил, идешь ли ты спать, Чак" "Знаешь, что он делает, этот Чак, выходя на дежурство? - находит себе удобное местечко в тени и заваливается там спать". "Ты сказал Луиза?" " - Нуу, не знаааю" " - Ну, теперь мне всего-то осталось ждать три недели- ". " - прямо на 99-ю - " "Слышь, Тэд?" "А?" "А как ты умудряешься выпекать в печке эти, э-э-э, сдобы?" "Подбрасывай дровишек почаще да пеки". "У них одна дорога и она ээ опоясывает все мироздание - " "Ага надеюсь да - все равно буду ждать". Бззззззззз бзкххх - долгое задумчивое молчание молодых смотрителей. "Чего правда твой кореш собирается сюда за тобой залезть?" "Эй, Дик - эй, Студебекер - " "Просто подкидывай дров, она и не остынет - " "Ты что, собираешься платить ему те же бабки, что до смены?" "Да но три четыре ходки за три часа?" Жизнь моя - безумная бесконечная сказка длящаяся без начала и без конца как Пустота - как Самсара - Тысячи воспоминаний приходят волнами целый день, приводя в смятение мой бессонный разум почти мускульными спазмами ясности и сожаления - Напеваю с нарочитым английским акцентом "Лох Ломонд", пока вскипает мой вечерний кофе в холодных розоватых сумерках, и мне сразу вспоминается Новая Скотия, 1942 год, когда наш потрепанный корабль пришел в порт из Гренландии и все получили по увольнительной на ночь, Закат, сосны, холодный полумрак, потом восходящее солнце, дрожащий радиоголос Дины Шор из воюющей Америки, и как мы надрались, как скользили и падали, как радость била ключом в моем сердце и взрывалась дымя в ночи, ведь я почти дома, в возлюбленной Америке моей - холодный собачий рассвет- И почти одновременно из-за того что переодеваю штаны, вернее поддеваю еще одни на время завывающей ночи, я вспоминаю удивительную эротическую фантазию, пришедшую мне в голову ранее этим днем, читая ковбойскую книжку о разбойнике, похитившем девушку и трахающем ее наедине в поезде (не считая одной старушки) который (эта старуха теперь в моих мечтах спит на сиденье, пока я - старый тертый мексиканский мужик, заталкиваю блондинку стволом ружья в мужское отделение и она не может ничего поделать кроме как (ясно дело) царапаться (она любит благородного убийцу и я старый Эрдуэй Мольер, кровожадный ехидный техасец разрубавший в Эль-Пасо быков напополам и отвлекавшийся только на то, чтоб еще подстрелить и парочку людей вдобавок) - Я запихиваю ее на сиденье, становлюсь на колени и так ее обрабатываю, прямо как на французских открытках, что она закатывает глаза и приоткрывает рот что она не выдерживает и любит этого нежного бродягу до того что по собственному добровольному безумному порыву становится на колени и принимается работать надо мной, и потом когда я уже кончил поднимает голову а старая леди спит и поезд стучит и стучит - "Превосходно, милочка моя", сказал я сам себе на Пике Одиночества, как будто Быку Хаббарду, используя его манеру говорить, будто шутки ради, будто он здесь, и я слышу голос Быка в ответ "Не веди себя так по-бабьи, Джек", как на полном серьезе заявил он мне в 1953 году когда я стал подшучивать над ним в его же женоподобной манере "Тебе это не идет, Джек" и тут же мне хочется оказаться сегодня же в Лондоне с Быком - И новая бурая луна быстро тонет во тьме за Пекарской рекой. Жизнь моя - бесконечная запутанная эпопея с тысячью, с миллионом действующих лиц - и все они появятся, до тех пор пока мы крутимся на восток, пока земля крутится на восток. 8 Для самокруток у меня есть бумага Военно-воздушных Сил, бодрый сержант провел с нами беседу о важности Корпуса Наземного Наблюдения и выдал каждому по журналу для записей, достаточно толстому для того чтобы уместить туда эскадрильи вражеских бомбардировщиков пригрезившиеся параноидальному Конелраду[5] у него в голове - Он был из Нью-Йорка, еврей, говорил быстро и вызвал у меня приступ тоски по дому - "Оперативные данные о передвижении авиации", с разграфленными пронумерованными страницами, я беру свои маленькие алюминиевые ножницы вырезаю квадратик сворачиваю самокрутку и когда над головой пролетает самолет знай себе попыхиваю, хотя он (Сержант) говорил "если увидите летающую тарелку, то так и пишите - летающая тарелка" - На бланке написано "Количество воздушных объектов, один, два, три, четыре, много, неизв." и это напоминает мне мой сон о том, как мы стоим с У. Х. Оденом возле бара у Миссисипи и отпускаем изысканные шуточки о "моче женщины" - "Тип воздушного объекта", и далее следует, "единичный-, би-, мульти-, реактивный, неизв." -- Конечно же мне страшно нравится это "неизв.", здесь на Пике у меня много времени для подобных развлечений - "Высота воздушного объекта" (врубитесь-ка) "Очень низкая, низкая, высокая, очень высокая, неизв." - и потом "ОСОБЫЕ ПРИМЕЧАНИЯ: ПРИМЕРЫ: Враждебный воздушный объект, дирижабль (ух ты!), вертолет, воздушный шар, воздушный объект, ведущий боевые действия или терпящий бедствие, и т.д." (или кит морской) - О незнакомый страждущий гордый самолет, приди ко мне! Печальна моя бумага для самокруток. "Когда же приедут Энди с Фредом!" кричу я, когда же они поднимутся по этой тропе на мулах и лошадях и у меня будет настоящая сигаретная бумага и благословенная почта от миллионов моих действующих лиц - В этом-то и беда Одиночества, что действующие лица исчезают и ты один-одинешенек, но одинока ли Хозомин? 9 Глаза руки моей сливаются в сияние сливаются в звучание. 10 Чтобы убить время, я раскладываю бейсбольный пасьянс, который мы с Лайонелом придумали в том 1942 году, когда он приезжал ко мне в Лоуэлл и на Рождество перемерзли все трубы -- играют питтсбургские Плимутс (моя первая команда, сейчас она едва-едва держится во главе 2-й лиги) и нью-йоркские Шеввис, ставшие в прошлом году чемпионами мира, а сейчас позорно пытающиеся выбраться из самого конца списка - Я тасую колоду, рисую таблицу и раскладываю команды - На сотни миль вокруг, в кромешной ночи, горят лишь мои огни на Пике Одиночества, и все ради этого детского развлечения, но ведь Пустота тоже ребенок -- в общем вот как идет игра: - что происходит: - кто и как ее выигрывает: - Подает, у Шеввис, Джо МакКанн, ветеран с двадцатилетним стажем в лиге, начинавший еще в те времена когда я в тринадцать лет впервые врезал штырем по железному подшипнику среди яблонь, цветущих на заднем дворе у Сары, как грустно - Джо МакКанн, его показатели 1-2 (это четырнадцатая игра сезона для обеих клубов) и заслуженный средний балл 4.86, так что у Шеввис большое преимущество, тем более что при всех классных показателях МакКанна, Гэйвин по моему официальному рейтингу довольно посредственный подающий - поэтому Шеввис явный фаворит, они поднимаются и уже сделали первую игру со счетом 11-5... Шеввис сразу выходят вперед в своей половине первой подачи, когда капитан команды Фрэнк Келли проводит затяжной удар в центр, чтобы выманить Стэна Орсовски к "дому" от второй базы, и тот короткой пробежкой перебирается поближе к Даффи - шу-шу-шу, слышно (в моем воображении), как Шеввис обсуждают текущий момент игры, а потом свистом и хлопками сообщают о продолжении - Бедные зелено-фуфаечные Плимутс выходят на свою половину первой подачи, все как в реальной жизни, настоящий бейсбол, я уже теряю ту грань, где он заканчивается и начинаются воющий ветер и сотни миль Арктических Скал без всяких - Но Томми Тернер на хорошей скорости посылает мяч за пределы поля и Симу Келли туда никак не дотянуться, это уже шестой хоумран Томми, правильно его называют "великолепным" - это его 15-й удачный удар а был он всего в шести играх из-за травмы, настоящий Микки Мэнтл - Немедленно от черной биты старины Пая Тиббса проходит удар за правую перегородку и Плимы выходят вперед 2-1... ух-ты... (болельщики безумствуют на горе, я слышу рев небесных грохоталок в ледниковых расщелинах) - Затем Лью Бэдгарст посылает мяч вправо и тут уж Джо МакКанн ничего не может поделать (со всеми своими легендарными показателями попаданий) (ага, уже смахивает на настоящую игру) Фактически, МакКанна почти выжали за пределы площадки и он теряет надежду добраться до Тода Гэйвина, когда Старый Верный Генри Прэй завершает подачу отбив мяч у самой земли в инфилд к Франку Келли на третьей базе - а там уже целая толпа защитников. И вдруг начинается блестящая дуэль подающих, но счет не меняется, потому что никто из них не может пробиться к цели, только один одиночный удар во второй подаче (взятый подающим Недом Гейвином) и продолжается этот великолепный обмен ударами до самой восьмой, когда Зэгг Паркер из Шеввис ломает лед своим правым одиночным, который не встречает никакой зашиты (он взял отличную скорость) и удар превращается в двойной (бросок был уже сделан, но мяч проскользнул до цели) - и уже кажется, что в игре наметился новый поворот, но нет! - Нед Гэйвин вышибает Клайда Кэстлмана в центр, потом спокойно сминает Стэна Орсовски и сходит с бросовой площадки, невозмутимо жуя свой табак, совершенно бесстрастный - Его команда вела со счетом 2-1 МакКанн проводит одиночный громадному верзиле Лью Бэдгарсту (взявшему его левой рукой - он левша) в своей половине восьмого, и одна база уводится у него из под носа запасным раннером Алленом Уэйном, но это нестрашно, потому что он сумел перехватить Тода Гэйвина - Начинается последняя подача, счет все тот же и та же ситуация на поле. Неду Гэйвину нужно всего лишь продержать Шеввис 3 долгих аута. Болельщики захлебываются и неистовствуют. Он должен устоять против Бирда Даффи (заколотившего за эту игру .346), Франка Келли и запасного подающего Тикса Дэвидсона - Он поднимает биту, кивает, смотрит на круглощекого Даффи и машет ею - Слишком низко, первый мяч. Второй мяч, аутсайд. Затяжной бросок в центр, но заканчивающийся в руках у Томми Тернера. Осталось всего две попытки. "Давай, Недди!", орет капитан Си Локке с третьей базы, Си Локке, бывший величайшим перехватчиком всех времен в свое время и в мое время цветения яблок, когда Па был молод, смеялся летними вечерами на кухне с пивом в руке, Шэмми и пиноклем - Встает Фрэнк Келли, опаснейший, беспощаднейший, настоящий капитан, жадный до денег и призов, надсмотрщик, подстрекатель - Недди завершает: бросок: в зоне. Первый мяч. Бросок. Келли бьет направо, за флажки, Тод Гэйвин кидается вперед, это четкий двойной, ничья на второй базе, толпа вне себя. Свист, свист, свист - Шустряга Силман Пива выходит на поле помочь Келли. Тикс Дэвидсон - здоровенный ветеран, все время чавкающий своей резинкой старый участник давно отгремевших боев, вечерами он пьянствует, ему все по барабану - Он бросается вперед раскручивая большущую колотушку пустой биты. Нед посылает ему тройной резаный. Фрэнк Келли чертыхается со скамейки запасных, Пива, ничья и опять на второй. Остался один! Ловит: Сэм Дэйн, защитник Шеввис, старый ветеран, один в один Тикс Дэвидсон, такой же вечно жующий любитель крепко выпить, единственная разница в том, что Сэм ловит левой - того же роста, тощий, старый, безразличный - Нед делает выверенный бросок наискосок - И тут начинается: ошеломительный хоумран через центральный барьер, Пива бежит к "дому", Сэм, жуя свой табак, лениво бежит по кругу, все с тем же наплевательским видом, у "дома" на него налетает толпа безумцев и Келли - Конец 9-го, Джо МакКанн должен всего лишь сдержать Плимутсов - Прэй ошибается, Гаква делает одиночный, они задерживаются на второй и первой, вперед выходит малыш Недди Гейвин, лупит двойной в "дом", ничья, и потом меткий удар на третей базе, подающий на подающего - виртуозная подача Лео Сейера, похоже, что МакКанн может достойно ответить, но Томми Тернер запросто перехватывает его жертвенный низкий бросок и выигрывает еще один удар, Джейк Гаква тихонечко отправляет одиночный и все Плимутс вываливаются на поле и вносят Неда Гейвина в раздевалку на своих плечах. Посмейте только сказать после этого, что мы с Лайонелом придумали никудышную игру! 11 Утро, великолепный день, и он совершил еще одно убийство, на самом деле это все то же, одно и то же убийство, только на этот раз жертва сидит беспечно на стуле моего отца где-то в районе Сара-авеню а я ничего не знаю, сижу у себя за столом, пишу, и услышав об очередном убийстве продолжаю себе писать спокойно (не исключено что именно о нем, хе-хе) - Дамы отправились прогуляться в парк, но какой ужас, что они скажут вернувшись и почувствовав в этой комнате запах убийства, ах, что скажет Ма, но он разрубил тело на куски и спустил его в унитаз - Темное нахмуренное лицо склонилось над нами в кошмарном сне. С утра я просыпаюсь в семь и моя половая тряпка все еще сохнет оставленная на камне, как женский парик, как горестная Гекуба, и озеро лежащее в миле внизу похоже на туманное зеркало, из которого скоро восстанут в ярости озерные русалки, почти всю эту ночь я провел без сна (слышен слабый гром в барабанных перепонках), потому что мышь, крыса и два оленя колобродили всю ночь вокруг моей хижины, олени казались нереальными, слишком тощими и слишком странными для обычных оленей, новый вид таинственных горных существ - Они тщательно вылизали тарелку с холодной вареной картошкой, которую я выставил для них - Мой спальный мешок пустеет еще на один день - Стоя у плиты, я напеваю: "Эй, кофе, как здорово, когда ты кипишь" - "Эй, эй, девушка, как здорово, когда ты любишь". (я слышал, как в Гренландии девушки Полярного Снега пели это) 12 Уборной мне служит маленький острокрыший деревянный домик на краю великолепной Дзенской пропасти с валунами, каменной черепицей и старыми шишковатыми просветленными деревьями, остатками деревьев, пнями, вывороченными, искореженными, висящими, готовыми упасть, бесчувственными, Та Та Та - из двери, которую я привалил чтоб не закрывалась камнем, видна громадная треугольная скалистая стена горы на восточной стороне Грозового Ущелья, в 8.30 утра туманная дымка томная и чистая - и сонная - Грозовой Ручей грохочет все громче и громче - потом вступает Три Дурня, на помощь ему приходят Шалл и Коричный, а еще Тревожный Ручей вдали, а потом за ним, из иных лесов, иной дикости, иных изломанных скал, дальше на восток до самой Монтаны - В туманные дни вид с сиденья моего туалета напоминает черно-белые китайские Дзенские рисунки тушью по шелкам серых пустот и мне кажется сейчас запросто могут появится парочка хихикающих бродяг Дхармы, или один в лохмотьях стоящий возле козлорогого пня и с метлой в руке, а другой с гусиным пером, сочиняющий стихи о Братьях Линь, Посмеивающихся в Тумане - примерно такие, "Хань-Шань, в чем смысл пустоты?" "Ши-Те, вымыл ли ты утром пол в своей кухне?" "Хань-Шань, в чем смысл пустоты?" "Ши-Те, вымыл ли ты - Ши-Те, вымыл ли ты?" "Хе хе хе хе". "Почему ты смеешься, Ши-Те?" "Потому что мой пол вымыт". "В чем же тогда смысл пустоты?" Ши-Те хватает свою метлу и начинает мести пустоту, однажды я видел как Ирвин Гарден делал это - и они бредут прочь, хохоча, в тумане, и уже не видно больше ничего, кроме нескольких ближайших скал и валунов и над всем этим Пустота изливается в Облако Великой Правды верхних слоев тумана и не черной лентой, а будто нарисованное вздымающееся нечто, показавшись двум маленьких мастерам и затем бесконечно воспарив над их головами - "Хань-Шань, а где же твоя половая тряпка?" "Сохнет на камне". Тысячу лет назад Хань-Шань писал на камнях такие вот стихи, в такие же вот туманные дни, и Ши-Те мел пол монастырской кухни своей метлой и они хохотали вместе, и люди Императора приходили издалека чтобы разыскать их, и они спасались, прячась в расщелинах и пещерах - Внезапно я вижу как Хань-Шань появляется перед моим Окном указывая на Восток, я смотрю туда но вижу только Ручей Трех Дурней в утренней дымке, оборачиваюсь назад, Хань-Шань исчез, я опять оборачиваюсь в указанном направлении, и вижу только Ручей Трех Дурней в утренней дымке. Что еще скажешь? 13 Потом приходили долгие дневные мечтания о том, чем я займусь вырвавшись отсюда, из этой ловушки на вершине горы. Буду ехать не спеша по этой 99-й дороге, почти без еды, разве что вечерком зажарю себе кусочек вырезки где-нибудь на пересохшем дне реки, с хорошим винцом, и утром -- в Сакраменто, Беркли, поднимусь в домик Бена Фэгана и начну с такого хайку: Проехал стопом тысячу миль, принес Тебе вина - и может переночую у него во дворе на травке, а потом хотя бы одну ночку в каком-нибудь чайнатаунском отеле, одна долгая прогулка по Фриско, один хороший обед, нет, два хороших обеда в китайском ресторанчике, встречусь с Коди, встречусь с Мэлом, гляну на Боба Донелли и всех остальных - то-се, парочку подарков для Ма - зачем планировать заранее? Я просто отправлюсь вниз по дороге в поисках неожиданностей и не остановлюсь до самого Мехико-Сити 14 Я меня есть здесь книга, воспоминания бывших коммунистов, которые отказались от своих убеждений поняв звериную сущность тоталитаризма, она называется "Рухнувший идол" (включая один идиотский О невыносимо идиотский отчет Андре Жида старая посмертная нудятина) - это единственное доступное мне чтиво - и мысль об этом мире вгоняет меня в депрессию (О что же это за мир, мир в котором дружбы сменяются самой черной ненавистью, люди борются за то чтобы было за что бороться, и так везде, везде...) мир всех этих ГПУ и шпионов и диктаторов и чисток и полуночных убийств, марихуановых вооруженных революций и вооруженных отрядов в пустыне -- внезапно слушая трепотню других ребят по смотрительскому радио здесь в Америке и услышав футбольные новости и разговорчики типа "Бо Пеллегрини! Вот настоящий боксер!!! Никакие мерилэндцы ему и в подметки не годятся!" - и разные там прибаутки и обрывки фраз, я почувствовал, что "Америка свободна как этот дикий ветер снаружи, все еще свободна, свободна, как в те времена, когда у этой границы еще не было имени Канада и вечерами по пятницам которыми сейчас Канадские Рыбаки наезжают из-за горного озера по старой дороге на своих старых машинах" (я вижу их даже здесь, маленькими огоньками в пятницу вечером и мне в голову сразу приходят их шляпы, одежда, машины и морщины) "пятничными вечерами приходил безымянный Индеец, Скэджит, в горах стояло несколько бревенчатых фортов, снизу проходило несколько дорог, и ветра веяли между ногами и рогами свободных зверей, и они веют до сих пор, на волнах свободного эфира, в молодой безумной радио болтовне, парни из колледжа, бесстрашные свободные парни, до Сибири миллионы миль и Америка все еще та же добрая старая страна - " И унылые мрачные размышления о всех Россиях и планах убийства душ целых народов моментально испарились, стоило мне только услышать "Бог мой, счет уже 26-0 - им уже не выкарабкаться" - "Прямо как "Ол Старз" - "Эй Эд, а тебе--то долго еще тут сидеть осталось?" - "Он поедет без остановок, хочет отправиться прямо домой" - "Мы могли бы взглянуть на Ледниковый Национальный Парк" - "А мы поедем домой через Бэдлендс в Северной Дакоте" - "Хочешь сказать через Черные Холмы?" - "Плевать я хотел на вас сиракузцев" - "Эй, знает кто-нибудь хорошую байку на сон грядущий?" - "Эй, уже восемь тридцать, нам лучше отрубиться - Эйч 33 десять-семь до завтрашнего утра. Спокойной ночи" - "Эу! Эйч 32 десять-семь до завтрашнего утра - Спи сладко, детка" - "Так говоришь на твоем радио можно Гонконг ловить?" - "Ну да, слушай сам, сянь-cянь-cянь" - "Похоже. Спокойной ночи" - И я знал, что в Америке слишком много людей, слишком много, чтобы когда-нибудь скатиться до уровня нации рабов и когда я отправлюсь стопом по этой дороге вниз и дальше на все оставшиеся мне года, то если не брать в расчет пьяные драки затеваемые в барах алкашами, ни один волос с моей головы (хотя стрижка была бы мне кстати!) не упадет по чужой Тоталитарной воле - Так сказал Индейский скальп, и так гласит пророчество: "С этих скал раздастся во всем мире смех и придаст он мужества согбенному в трудах рабу древности." 15 И я верю Будде, который говорил, что все сказанное им не является ни истиной ни ложью, и лучше и вернее не сказал никто и никогда, и для меня это звучит как гром из облака, как удар мощного надмирного гонга - Он говорил "Твой путь был долог, беспределен, и ты пришел к этой дождевой капле называющейся твоей жизнью, и назвал ее своей - и было предназначено чтобы ты взмолился о пробуждении - и даже если в миллионе перевоплощений ты пренебрежешь этим Высшим Предназначением, то речь идет лишь о дождевой капле в море и кого это обеспокоит и что значит время - ? Множество рыб бороздит Сияющий Океан Беспредельности, они проплывают подобно искрам в этом озере, в сознании твоем, но нырни же теперь в прямоугольную белую вспышку такой мысли: тебе было предопределено пробудиться, в этом и есть золотая бесконечность чье познание не принесет тебе земного блага, потому что не в земном суть, оно лишь хрустальный миф - смотри в лицо реальности атомной бомбы, пробуждающей дабы не попался ты в ловушку тепла или холода, комфорта или неприкаянности, будь внимателен, будь мотыльком, мысли о вечности - будь любящим, сельским парнем, важным господином, кем бы то ни было - будь одним из нас, Великих Знатоков Без Знания, Великих Любовников Вне Любви, целым сонмом и бесчисленными ангелами, их телами и страстями, сверхъестественными потоками тепла - мы пылаем, чтобы пробудить тебя - раскинь свои руки и обними мир, сделай это и мы ворвемся в тебя, мы встретим тебя возложением серебряного бремени золотых рук наших на твои млечноосененные брови, властно, дабы навеки заставить тебя застыть в любви - Верь! и да проживешь ты вечность - Верь что ты уже живешь вечность - стань сильнее всех темниц и епитимий мрачного мирка земного страдания, в жизни есть нечто большее чем страдание, вот же он, Свет Повсюду, взгляни - " Такие странные слова слышу я каждую ночь, и еще многие другие, причудливое переплетение словесных нитей льется из всеведающего изобилия - Поверьте мне, из всего этого что-то да выйдет, и у этого чего-то будет лик сладостной пустоты, колышущегося листа - И бычьи цвета пурпурного золота шеи могучих носильщиков в шелковых кафтанах перенесут нас не сдвигая с места, не-пересекая пересеченные пустоты непресеченья к свету улума, где прикрытый золотой глаз Раджамиты откроется и воззрит недвижно - Мышь проносится, шурша в горной ночи маленькими лапками изо льда и алмазов но еще не пришло (герой смертен) мое время знать то что я знаю я знаю, значит, входи же Слова... Звезды - это слова... Кто победил? Кто проиграл? 16 Охейя, и когда Я доберусь до Третьей и до Таунсенда, Я перехвачу Полуночный Призрак- И мы покатимся дальше В Сан-Хосе С быстротою похвальбы Э-гей, Полночный, полуночный призрак, Старина Зиппер катящийся дальше по трассе - Эгей, Полуночный, полуночный призрак Катя- щийся по трассе Приедем мы, огня, В Уотсон-вилль И громыхнем по трассе - Сэлинас-Волли в средине ночи И дальше в Эпалайн Уау-у, Уау-у, Уау-ууууу! Полуночный Призрак Толчок - Клер т'Обиспо - Прицепи тягач взберись на гору и спустись в городишко, Мы проедем насквозь в Серф и в Танжер и дальше вдоль моря - И луна сияет на полуночном море двигаясь дальше по трассе - Гавиоти, Гавиоти, О Гави-оти, Горланя и распивая вино - Камарилла, Камарилла, - Где Чарли Паркер сошел с ума Мы вкатимся в Эл-Эй - О Полночный полночный, полуночный призрак, Святая Тереза Святая Тереза, не беспокойся, Мы поспеем во время, дальше по этой полуночной трассе Вот так я и думал добраться за 12 часов от Сан-Франциско до Эл-Эй, на Полуночном Призраке, я залезу под грузовик, стоящий на платформе, Первоклассный Зипперовский товарняк, чух-чучух, вперед и вперед, спальный мешок и вино - мечта, спетая песней. 17 Устав рассматривать окрестности своего поста, например, разглядывать с утра свой спальный мешок, помня что вечером его придется расстегнуть опять, или свою печку жарко разогретую днем, чтобы приготовить ужин, помня что ночью мышь будет скрестись в ее холодном нутре, я обращаю свои мысли к Фриско и передо мной как в кино проходят картинки того что случится когда я туда доберусь, я вижу самого себя в моей новой (Которую-Я-Собираюсь-Купить-в-Сиэттле) большой черной кожаной куртке ниже пояса (может даже болтающейся на рукавах), в новых серых брезентовых штанах и новой шерстяной спортивной рубахе (желто-оранжево-синей!), свежеподстриженный, иду я с декабрьско-отсутствующим выражением лица по ступеням моего второразрядного чайнатаунского отеля, или может я на квартире Саймона Дарловского на Тернер Тиррейс в районе безумной негритянской застройки на углу Третьей и 22-й, где видны гигантские как вечность бензиновые цистерны и вид на дымный индустриальный Фриско, включая залив, железнодорожные пути и заводы - И я вижу самого себя, с рюкзаком на одном плече, входящим через всегда незапертую дверь в спальню Лазаруса (Лазарус - это 15-1/2 летний мистический брат Саймона, который никогда ничего не говорит кроме "Ты сны видел?")(прошлой ночью?)(хочет он сказать), я вхожу, внутрь, сейчас октябрь, все на учебе, я выхожу и покупаю мороженое, пиво, консервированные персики, мясо, молоко, запихиваю все это в холодильник, и когда вечером они возвращаются домой и во дворе дети начинают вопить в Осенне-Сумеречной Радости, я уже успел просидеть целый день за кухонным столом , попивая вино и почитывая газеты, Саймон со своим костистым орлиным носом и безумно поблескивающими зелеными глазами в очках смотрит на меня и гнусавит сквозь свои вечно покрытые свищами ноздри "Джек! Ты! Когда это ты приехал, хныф!" это он так фыркает (ужасно это мучительное фырканье, я и сейчас его слышу , не знаю уж как он так дышать умудряется) - "Прямо сегодня - смотри, в холодильнике полно жратвы - Не против, если я поживу тут несколько дней?" - "Места полно" - Лазарус стоит позади него, одетый в свой новый костюм и тщательно причесанный, чтобы сразить красоток с подготовительных курсов колледжа наповал, он молча кивает и улыбается, а потом у нас большая пьянка и в конце концов Лазарус говорит "Ты где спал прошлой ночью?" и я говорю "В Беркли, в депо" тогда он говорит "Сны видел?" - И я рассказываю ему длинный сон. И заполночь, когда мы с Саймоном выбираемся прогуляться по Третьей улице, попить винца, поболтать о девушках и перекинуться парой слов с черномазыми шлюхами, стоящими напротив отеля Камео, мы решаем сходить на Норт Бич поискать Коди со всей нашей командой, Лазарус остается один на кухне и жарит себе три бифштекса, ему заполночь приспичило перекусить, он здоровенный, симпатичный и безумный парень, один из множества братьев Дарловских, большинство из них сейчас в психушке, по тем или иным причинам, и Саймон проехал стопом всю трассу до Нью-Йорка чтобы вызволить Лаза и привезти его сюда, чтобы жить вместе, чтобы помочь, двое русских братьев, в городе, в пустыне, протеже Ирвина, писатель-кафкианец Саймон -- и мистик Лазарус, часами пялящийся на рисунки монстров во всяких чудных журнальчиках и шатающийся как зомби по городу, а когда ему исполнилось пятнадцать он заявил, что к концу года будет весить триста фунтов, а также назначил себе крайним сроком чтобы заработать миллион Новый Год -- на эту безумную квартирку часто заходит после работы Коди в своей истрепанной синей спецовке тормозного кондуктора и присаживается прямо на кухонный стол а потом вдруг вскакивает и прыгает в машину с воплем "Нету времени!" и мчится на Норт Бич в поисках остальных, или на работу чтобы успеть к своему поезду, и девушки повсюду на улицах и в наших барах, и весь Фриско как декорация к одному сумасшедшему фильму - и я вижу появление в этой декорации самого себя, я пересекаю экран и оглядываюсь по сторонам пропитанный моим одиночеством - Белые мачты кораблей у подножия улиц. Я вижу себя шатающимся по оптовым рынкам - за бывшим зданием Профсоюза Торгового Флота где я так долго, годами, пытался устроиться на корабль - И вот я иду, жуя жвачку Мистера Кудбара - Я брожу около универмага Гампи и заглядываю в магазин картинных рам, где работает Сайке, одетая как всегда в джинсы и свитер с высоким воротом из которого выглядывает краешек белого воротничка и как хотелось бы мне стащить с нее эти штаны, оставив только свитер и воротничок, и все остальное достается мне и оно слишком для меня желанно -- я стою на улице пялясь на нее -- потом я несколько раз прохожу мимо нашего бара (Местечко) и заглядываю внутрь - 18 Я просыпаюсь, вновь на Пике Одиночества и пихты недвижны этим синим утром - Две бабочки переплетаются на фоне декораций горных миров - Мои часы тиканьем отсчитывают начало неторопливого дня - Пока я спал и всю ночь путешествовал в снах, горы даже с места не двинулись и сомневаюсь чтобы им снились какие-нибудь сны - Я выбираюсь наружу принести ведро снега чтобы растопить его в моем старом оловянном умывальном тазу похожем на таз моего деда в Нэшуа и обнаруживаю что моя лопата унесена снежным оползнем, я смотрю вниз и прикидываю что карабкаться за ней и обратно наверх придется не близко, к тому отсюда мне ее вообще не видать - И тут я ее замечаю, аж у подножия снегов, на глиняном уступе, я спускаюсь вниз очень осторожно, скользя по глине, забавы ради выковыриваю из глины булыжник и пинаю его вниз, он с грохотом катится, врезается в камень, расщепляется напополам и грохочет 1500 футов вниз где я вижу как последний осколок его катится по долгим снежным полям и успокаивается ударившись о валуны с шумом, который слышен мне лишь две секунды спустя - Безмолвие, великолепное ущелье не обнаруживает ни следа звериной жизни, лишь пихты, горный вереск и скалы, снег вокруг меня блестит ослепляя как солнце, я облегчаюсь у лазурно-серого пропитанного скорбью озера, небольшие розовые или почти коричневые облачка дрожат в его зеркальных водах, я поднимаю глаза и там высоко в небе высятся красно-коричневые пики могучей Хозомин - Я подбираю лопату и осторожно поднимаюсь вверх по глине, скользя - наполнив ведро свежим снегом, присыпаю свой запас моркови и капусты в новой глубокой снежной ямке, возвращаюсь назад, навалив снежных комьев в оловянный таз и разбрызгиваю воду повсюду по пыльному полу - Затем я беру старое ведро и как японская старушка спускаюсь вниз по великолепным вересковым лугам и собираю хворост для своего очага. Повсюду в мире настает субботний день. 19 "Если бы я был сейчас в Фриско", размышлял я сидя в кресле во время моих вечерних одиночеств, "То купил бы четвертушку портвейна Христианские Братья или какой-нибудь другой превосходной особой марки, пошел бы к себе в чайнатаунскую комнату и там перелил бы полбутылки во флягу, запихнул бы ее в карман и пошел бродить по маленьким улочкам Чайнатауна наблюдать за детьми, маленькими совершенно счастливыми китайчатами, чьи маленькие ручонки тонут в ладонях родителей, я смотрел бы на мясные лавки и видел как отрешенные дзенские мясники рубят куриные шеи, я вглядывался бы как вода в витрине пузырится на глазурных боках великолепных копченых гусей, я бродил бы повсюду, постоял бы на углу Итальянского Бродвея чтобы ощутить течение здешней жизни, синее небо и белые облака проплывали бы у меня над головой, я вернулся бы назад и зашел бы с флягой в кармане на китайский фильм, сидел бы и пил из нее (а начал бы с этого времени, с 17.00) три часа наблюдал бы причудливые сцены, неслыханные диалоги и развитие сюжета и может кто-нибудь из китайцев увидел бы меня потягивающего из фляги и подумал бы, "Ага, пьяный белый человек в китайском кино" и в 8 вечера я вышел бы в синие сумерки со сверкающими огнями Сан-Франциско и всеми этими волшебными горами вокруг, теперь я долил бы доверху свою флягу в номере отеля и тогда вышел бы уже на настоящую большую прогулку по городу, чтобы нагулять аппетит для полуночного празднества в одном из отсеков изумительного старого ресторана Сан-Хьонг-Ханг - я рванул бы через гору, через Телеграфную, и прямиком вниз к железнодорожным путям, где я знаю одно местечко в узком переулочке, там можно сидеть, пить и созерцать большой черный утес, у него самые настоящие магические вибрации, отсылающие в ночь сонмы посланий священного света, я знаю, я уже пробовал это - и потом, отхлебывая, потягивая и вновь завинчивая флягу, я иду в одиночестве по Эмбаркадеро через Рыбачью Пристань, где ресторанчики на каждом шагу и где тюлени разбивают мне сердце своими кашляющими любовными криками, я иду мимо лотков с креветками и выхожу отсюда, минуя последние корабельные мачты в доках, потом вверх по Ван-Нэсс, потом опять вниз в Тендерлойн[6] - мигающие козырьки над входами и бары с вишневыми коктейлями, всевозможные помятые личности, старые расслабленные блондинки-алкоголички спотыкаясь ковыляют к винным лавкам -- потом иду (вино почти закончилось, а я пьян и счастлив) вниз по большой и шумной Маркет-стрит с ее кабацкой мешаниной моряков, киношек и фонтанчиков с содовой, пересекаю аллею и попадаю в Скид Роу[7] (приканчивая мое вино здесь среди похабных старых подъездов, пахнущих мочой, разрисованных и раздолбанных сотнями тысяч горестных душ, одетых в поношенную одежду из магазинов Доброй Воли) (теми же постаревшими мальчишками, что скитаются на товарняках и бережно хранят листочки бумаги, на которых всегда какая-нибудь молитва или философская премудрость) - Вино закончилось, я начинаю петь и негромко похлопывать в ладоши в такт своим шагам всю дорогу вдоль по Кирни домой в Чайнатаун, уже почти полночь и я сижу в чайнатаунском парке на темной скамейке, дышу воздухом и пью глядя на соблазнительно манящие неоновые огни моего ресторана мерцающие на маленькой улице, время от времени безумные алкаши проходят в темноте в поисках стоящих на земле полувыпитых бутылок, или окурков, и напротив через Кирни видны полицейские в синем, входящие и выходящие из большого коричневого здания тюрьмы - Затем я иду в свой ресторан, делаю заказ из китайского меню, и сразу же они приносят мне копченую рыбу, приправленных карри цыплят, бесподобные пироги с гусятиной, невероятно тонкие и изящные серебряные тарелки (с рукоятками) в которых дымятся настоящие шедевры, можно поднять крышку, увидеть и оценить аромат - с чайником, чашкой, ах, я ем - и ем - до полуночи -- и может потом за чашкой чая сижу и пишу письмо своей любимой Ма, говоря ей - затем, закончив, я иду либо спать либо в наш бар, "Местечко", найти всю нашу команду и надраться вместе с ними... 20 Теплым августовским вечером я спускаюсь вниз по склону горы и нахожу обрывистое место, где можно усесться скрестив ноги среди пихт и старых поваленных стволов, лицом к луне, желтому полумесяцу, утопающему в горах на юго-западе - На небе теплая розоватость, на западе - Время около 8:30 - Ветер от лежащего в полумиле внизу озера душист и напоминает о заколдованных озерах, такими я их себе и представлял - я молюсь и прошу Авалокитешвару Пробуждающего возложить свою алмазную руку на мои брови и даровать мне негаснущее понимание - Он Слушатель и Отвечающий на мою молитву и я знаю что вся эта заморочка самогипноз и бредятина, но в конце концов именно сами пробуждающие (Будды) сказали нам, что они не существуют - И секунд через двадцать в мои разум и сердце приходит понимание: "Когда дитя рождается, оно засыпает и видит сны о своей жизни, а когда человек умирает и его хоронят в могиле, он пробуждается опять к Вечному Блаженству" - "А стало быть все уже сказанное и сделанное становится неважным" - Ага, Авалокитешвара возложил-таки свою алмазную руку... И приходит вопрос -- зачем же, зачем, ведь это только Сила, некая духовная природа, сочащаяся своими бесчисленными возможностями -- И какое же это странное чувство читать о том, как на улицах Вены в феврале 1922 года (за месяц до моего рождения) происходило то-то и то-то, но какая может быть Вена, или хотя бы представление о Вене еще до моего рождения! -- ведь это же просто движение духовной природы и в этом нет ничего общего с какими-то людьми что появляются и уходят, несут ее в себе, питаются ею и питают ее - Поэтому 2500 лет назад жил Гаутама Будда, который додумался до величайшей мысли в истории Человечества, что все эти года есть лишь капля в бадье Духовной Природы, которая есть Универсальный Разум -- И я понимаю в своей горной благости что Сила проявляется и ликует и в невежестве и в просветленной мудрости, иначе не существовало бы невежественного бытия наряду с просветленным небытием, разве должна Сила ограничивать себя тем или иным -- формой страдания или неосязаемыми эфемерностями бесформенности и безболезненности, какая между ними разница? - И я вижу как желтая луна тонет в горах по мере того как Земля поворачивается от нее в сторону. Я наклоняю голову чтобы увидеть все верх ногами, и горы земные становятся всего лишь болтающимися в безграничном небесном море пузырями - О если бы было другое зрение, без помощи глаз, какие атомные уровни увидели бы мы? - но нашему обычному зрению доступны лишь луны, горы, озера, деревья и чувствующие существа - Сила наслаждается всем этим - Она напоминает самой себе что она есмь Сила, и вот поэтому, именно из за того что Сила на самом деле суть экстаз, сон своих собственных проявлений, возникает ее Золотая Бесконечность, полная спокойствия, и наш туманный сон о существовании есть лишь туман в своем - мне не хватает слов - Теплая розоватость на западе становится пастельно-гаснущей сероватостью горной долины, мягкий вечер вздыхает, маленькие зверюшки копошатся в кустах вереска и в норах, и я меняю положение своей сведенной от долгого сидения ноги, луна наливается зрелостью желтеет и в конце концов касается самого высокого утеса и как обычно какой-нибудь пень или коряга своим силуэтом в ее магическом очаровании напоминают легендарного Койотля, Индейского Бога, готового воззвать к Силе - О, какое спокойствие и довольство я чувствую, возвращаясь в свою хижину с пониманием что мир этот лишь сон младенца, что все мы возвращаемся к экстазу золотой бесконечности, к сущности Силы - и Первобытного Восторга, и все мы это знаем - я лежу на спине в темноте, сцепив руки, радостный, северные огни сияют как на голливудской премьере и я опять смотрю на них вверх ногами и вижу, что это просто большие куски льда на земле отражающие далекий солнечный свет с другой стороны и к тому же так видно как земля выгибается в другую сторону - Северные огни, достаточно яркие чтобы ледяными лунами освещать мою комнату. И какое облегчение знать что когда все сказано и сделано ничто уже не имеет значения - Горести? жалость которую я чувствую думая о матери? - но ведь чтобы их почувствовать, их надо лелеять в себе и помнить о них, они не возникают сами по себе и это происходит потому что духовная природа свободна от иллюзий и вообще свободна от всего -- Так вот все эти дымящие трубками философы-деисты, говорящие "О заметь же чудесные творения рук Господних, луну, звезды и т.д., разве согласился бы ты променять их на что-нибудь другое?", они не понимают что говорят все это из-за отголосков первобытной памяти о том как понятия когда, где и что были ничем - "Существует лишь сейчас," понял я, глядя на мир, этот современный цикл творения, созданный Силой в радости и чтобы напомнить своей безличной личности что она есмь Сила - и по сути своей роящееся ласковое таинство которое можно увидеть закрыв глаза и позволив извечной тишине заполнить свои уши - этому блаженству и благословению нужно верить, дорогие мои - Пробуждающие, если захотят, перерождаются детьми - Это мое первое пробуждение -- И нет ни пробуждающих ни пробуждения. Так лежу я в своей хижине, вспоминая фиалки росшие на задворках нашего дома на Феб Авеню когда мне было одиннадцать, июньскими ночами, туманные мечты о них, призрачных, бестелесных, давно исчезнувших, гибнущих опять, и опять, до самой последней погибели. 21 В середине ночи я просыпаюсь и вспоминаю Мэгги Кэссиди и как я мог бы жениться на ней и стать старым Финнеганом для нее -- для Ирландской Девчушки Пларабэлл, мог бы стать хозяином коттеджа, маленького ветхого ирландского розового коттеджа стоящего среди тростника и старых деревьев на берегах Конкорда и работал бы угрюмым тормозным кондуктором в жилетке, рукавицах и бейсбольной кепке, холодными ночами Новой Англии я работал бы ради нее с ее ирландскими бедрами цвета слоновой кости, ее конфетными губами, ее ирландским акцентом, "Господней Зеленой Страной" и двумя дочерьми - И ночью я положил бы ее наискосок на кровать всю мою и прилежную и искал бы лоно ее, этот источник ее, эту изумрудно темную героическую вещь ее, что так мне желанна - вспоминаю ее шелковые бедра в обтягивающих джинсах, ее манеру опираться на бедра руками раздвигая их и подмигивать мне когда мы сидим вместе и смотрим телевизор - в гостиной ее матери в 1954 году когда я одержимый прикатил в октябрьский Лоуэлл - Ах, розовый виноград, речная глина, ее походка, ее глаза - Женщина для старины Дулуоза? Здесь в полночь у печки в одиночестве, невозможно представить что это было на самом деле - Мэгги Приключение - Лапы черных деревьев в залитых лунным светом розоватых сумерках тоже хранят в себе море любви, и я всегда могу покинуть их и отправиться в скитания - но когда я стану стар и сяду у моего последнего очага, и птица будет долдонить на своей пыльной ветке в О Лоуэлле, о чем же буду думать я, ива? - сейчас ветра вьются в спальном мешке холодя обнаженную спину мою и склонившись иду я к похвальным трудам моим по дерну земли моей, но кто споет песню любви для старого пердуна согбенного раздолбанного придурковатого Джека О - ? - и современные поэты не преподнесут мне лавровый венок будто мед к моему молоку, насмешки -- лучше уж насмешки любящих женщин, так кажется мне - я сваливаюсь с мостков, бабах, и река моет мое исподнее - болтовня в очередях в прачечной - прогулки на свежем воздухе по понедельникам - фантазмы всех домохозяйкиных Африк -- Учите меня, дочери - верти мной, безжалостная - но это могло бы стать лучше того чем кажется, нецелованные губы одинокого Дулуоза угрюмящиеся с могильной плиты 22 Ранними воскресными утрами я всегда вспоминаю Мамин дом на Лонг-Айленде, как это было в последние года, когда она читала воскресные газеты, а я вставал, принимал душ, выпивал стакан вина, читал спортивный раздел и потом ел очаровательный маленький завтрак, приготовленный ею для меня, стоит мне лишь попросить и она поджарит бекон так, что он похрустывает а зажаренные ею яйца похожи на маленькие солнышки - Телевизор выключен потому что воскресными утрами не передают ничего интересного - мне так горько думать что ее волосы поседели и ей 62 и будет 70 когда мне исполнится мои совиные 40 - вскорости она уже станет "моей старушкой" - Лежа на кровати я пытаюсь думать о том как буду заботиться о ней - Потом, когда дни удлиняются, воскресенья растягиваются, а горы становятся похожи на скучновато-набожного Саббатини, я часто начинаю думать о прежних лоуэлльских денечках, когда около четырех часов дня возле краснокирпичных мельниц у реки собиралась толпа народу, детишки возвращались из воскресного кино, но О печальная красокирпичность, повсюду в Америке видишь ты ее, в лучах подкрашивающего солнца, на фоне облаков, и люди одетые в свое самое лучшее на фоне этой декорации -- Мы все стоим отбрасывая длинные тени на этой печальной земле и дыхание наше стеснено плотью. И даже в воскресном шебаршении мыши на чердаке моей хижины было что-то по воскресному сакральное, связанное с хождением в церковь, церковностью, молитвенностью -- Что ж, попробуем... В основном по воскресеньям я маюсь от скуки. И все мои воспоминания полны тоски. И солнце слишком уж сияющее и золотое. Я думаю чем заняты сейчас люди Северной Каролины и содрогаюсь в ужасе. В Мехико-Сити они бродят повсюду поедая здоровенные порции печеной свинины в парках и даже воскресенье их суть Уныние - должно быть, Саббат был придуман для того, чтобы приглушить радость. Для обычных крестьян воскресенье это улыбка, но для нас мрачных поэтов, ах - мне кажется что воскресенье это подзорная труба Господа. Сравните церковь вечером в пятницу с кафедрами воскресного утра - В Баварии одетые в шорты мужчины прогуливаются, заложив руки за спину - Мухи спят за кружевными занавесками в Кале и в окнах видны парусные корабли - в воскресенье Селин зевает и умирает Женэ - В Москве все как обычно - Только в Бенаресе по воскресеньям голосят продавцы с лотков и заклинатели змеи открывают свои корзины, наигрывая на флейте - На Пике Одиночества в Высоких Каскадах, по воскресеньям, ах - В частности, я думаю о краснокирпичной стене принадлежащей Шеффилдовской Молочной Компании, возле главных путей Лонг-Айлендской Железной Дороги в Ричмонд-Хилле, подле нее колея в глине накатанная за неделю автомобилями рабочих, одна-две одинокие машины воскресных сверхурочников стоят там и сейчас, облака проплывают отражаясь в коричневых лужах, на свалке валяются деревяшки, консервные банки и тряпье, проезжает местная электричка с бледными пустыми лицами Воскресных Путешественников - в предчувствии призрачного дня, когда индустриальная Америка будет покинута и оставлена ржаветь на один долгий Воскресный День забвения. 23 Зеленая горная гусеница с множеством уродливых маленьких ножек живет в своем вересковом мирке, голова ее как бледная прозрачная капля, толстое тело изгибается пытаясь заползти вверх, вися вниз головой как южноамериканский муравьед бессмысленно болтаясь крутясь и шаря вокруг себя в поисках чего-то, затем стремительно кидается наверх как прыгающий на ветку мальчик вытянув тело среди вересковых ветвей и начинает беситься и бросаться на ни в чем неповинную зелень -- она и сама-то часть этой зелени, двигающийся ее сок -- она изгибается, выпрямляется и сует свою башку куда ни попадя - она среди пятнисто тенистых джунглей серых прошлогодних вересковых игл - иногда застывает как удав боа на фотографии безмолвно устремившись ракетою в небеса, змееголово засыпает, потом поворачивается как паста из тюбика когда я дую на нее, готовая быстро вывернуться, молниеносно скрыться, беспрекословно повиноваться приказу таинственных небес лежать тихо, что бы не грозило с них - Сейчас она очень огорчена тем что я на нее дую, втягивает горестно голову в плечи и я отпускаю ее бродить незаметно, притворяться мертвой раз уж ей так угодно - она идет исчезая зигзагами в джунглях, и теперь когда мои глаза находятся на уровне ее зрения я вижу, что и над ней тоже возвышаются свои громадины - плоды вереска и бесконечность над ними, она так же висит вверх ногами и так же цепляется за свою сферу - мы оба безумны. Я остаюсь сидеть размышляя не станут ли мои путешествия по Побережью в Фриско и Мексику столь же печальными и безумными - но господи-ты-боже-мой, я лучше буду бродить по этому камешку - 24 Некоторые из этих моих дней в горах, несмотря на жару, проникнуты чистой и холодной красотой предвещающей октябрь и мою свободу на мексиканском Индейском Плато, где будет еще чище и холодней - О старые мечты мои о горах мексиканского плато, где небеса полнятся облаками похожими на бороды патриархов и чем сам я не Патриарх стоящий в развевающихся одеждах на зеленом холме чистого золота - Лето в Каскадах может припекать в августе но уже чувствуется что Осень близка, особенно в полдень на восточном склоне моей горы, вне палящего солнца, где горный воздух резок и деревья уже начали вянуть в ожидании конца - Теперь я начинаю думать о Первенстве Мира, о шествии футбола через всю Америку (резкие вскрики голоса откуда-то со Среднего Запада по потрескивающему радио) - я думаю о винных полках в лавках вдоль Калифорнийской железной дороги, думаю о гальке лежащей на земле Запада под просторными Осенне-гудящими небесами, думаю об обширных горизонтах, равнинах и завершающей их пустыне поросшей кактусами и сухими мескитами тянущимися вдаль по красному плоскогорью туда где вечно бродят старые мои бродяжьи грезы и откуда доносятся лишь отклики пустоты, протяжной мечте автостопщика и бродяги Западных пространств, сезонных сборщиков урожая спящих в мешках для хлопка и неприхотливо покоящихся под посверкивающими звездами - Ночью Осень намекает о себе сквозь Лето-в-Каскадах, над хребтом горы встает красная Венера и ты думаешь "Кто же станет госпожой моею?" - Все они, туманное мерцание и звенящие насекомые, будут стерты с школьной доски лета и отброшены на восток напористым западным морским ветром и вот тогда-то я разлохмаченный им в последний раз протопаю вниз по тропе, с рюкзаком и прочими делами, распевая снегам и елям, en route к новым приключениям, к новой тоске по приключениям - и тогда все это останется у меня за плечами (и ты) океан слез, бывший жизнью на этой земле, столь древней, что разглядывая свои фотопанорамы окрестностей Пика Одиночества, старых мулов и крепких чалых лошадок 1935 года (на фотографии) за изгородью загона которого больше нет, я изумляюсь что горы в 1935-м выглядели так же (очертания снежных полей Старого Джека остались точь-в-точь такими же, до мельчайших подробностей) как и в 1956-м, так что древность земли поражает меня и я понимаю что они (горы) такие изначально, они выглядели так и в 584 году до нашей эры - как и все остальное, за исключением брызг волн морских -- Жизнь наша движима стремлением, так и я стану стремиться куда-то и падать вниз с этой горы полнейшего безупречного знания или полнейшего безупречного незнания восхищенно и невежественно разглядывая метущиеся повсюду проблески сияния - Позже поднимается западный ветер, дующий с неулыбчивого запада, невидимый, и шлет мне ясные знаки сквозь все щели и перегородки - Давай же, давай, пусть пихты осыпятся скорее, я хочу увидеть юг изумленный белизной -- 25 Ноумен[8] - это то что видишь закрыв глаза, это нематериальный золотой прах, Золотой Ангел Та - Феномен[9] же видишь глаза открыв, в моем случае это осколки представлений о жизни оставшиеся после тысячи часов, проведенных в горной хижине - Тут, сверху на поленнице, валяется книжонка-вестерн, уф, она ужасна, полна сантиментов и пространных рассуждений, дебильных диалогов, шестнадцать героев с двустволками на одного бедолагу злодея, который мне пожалуй даже симпатичен своей забулдыжностью и тяжелыми ботинками -- это единственная книга которую я выкинул - Над ней в углу подоконника примостилась банка из-под МакМиллановского Рафинированного Масла, в ней я держу керосин для разжигания огня, для чародейского вызывания огня, бесчисленных привычных взрывов в моей печке, заставляющих кофе вскипеть - Моя сковородка висит на гвозде над второй (чугунной) сковородой, слишком большой для готовки, но капли жира стекающие после стряпни с моей сковородки на ее оборотную часть напоминают подтеки спермы, я соскребаю их и смахиваю на дрова, плевать, какая разница - Затем старая плита с ведром для воды, неизменный кофейник с длинной рукояткой, почти никогда неиспользуемый чайник - Затем на маленьком столике великолепнейший засаленный посудный бак, обложенный различными штуковинами для мытья: металлическим скребком, посудными тряпками, тряпками-хваталками, посудным ершиком, страшный кавардак, под всем этим постоянно скапливается лужа темной грязной воды которую я вытираю раз в неделю - Затем полка с постепенно исчезающим запасом консервов и прочей провизией, а также коробка с мылом Тайд, на которой нарисована хорошенькая домохозяйка с упаковкой Тайда в руке и надписью "Созданы друг для друга" - Коробка Бисквика, оставленная здесь предыдущим смотрителем и так и не открытая мной, банка сиропа который я терпеть не могу - и отдаю муравьиной колонии во дворе - старая банка орехового масла оставленная каким-то смотрителем видимо еще когда президентом был Трумэн судя по тому какое оно засохшее и протухшее - банка в которой я держу маринованные луковицы, начавшая вонять как старый лимонад постоявший на жарком полуденном солнце и закисший в вино - маленькая бутылочка мясной подливки Кухонный Букет, приходящаяся очень кстати к жареному мясу, но вот отмывать от нее руки так себе удовольствие - Коробка спагетти Шеф-Боярди, вот ведь изумительное имя, мне сразу представляется как с пришвартовавшейся "Куин Мэри" спускаются навстречу блистающим огням Нью-Йорка французские Шеф-повара чтобы поразить город своими маленькими беретами, или вот еще: какой-нибудь бутафорский усатый Шеф распевает на кухне итальянские арии в телевизионном кулинарном шоу - Стопка пакетиков супа из зеленого гороха, очень вкусного и с беконом, прямо как в "Уолдорф Астории", это Джерри Вагнер научил меня как-то на ночевке, когда мы с ним ходили в горы и разбили лагерь на Потреро Мидоуз, он вывалил скворчащий бекон прямо в кастрюлю супа и суп получился густым и ароматным в дымном ночном воздухе у ручья - Потом пол целлофанового пакета черного гороха и мешочек ржаной муки для оладьев и лепешек - Затем банка чего-то соленого оставшаяся с 1952 года и промерзшая за зиму так что соленье это превратились в какие-то ошметки в рассоле, напоминающие мексиканские зеленые перцы - моя коробка с кукурузными хлопьями, нераспечатанная упаковка искусственных дрожжей Калумэ с нарисованной головой повара - Новая нераспечатанная банка черного перца -- Куски Липтоновского мыла оставленные Стариной Эдом последним из сидевших тут до меня разъебаев-одиночек - Потом моя банка маринованной свеклы, темно-рубиновой и красной с редкими белеющими из под стекла вкраплениями лука - Затем мед в полупустой стекляшке чтобы пить его холодными ночами когда болеешь или чувствуешь себя плохо - Закрытая банка кофе Максвелл-Хаус, последняя оставшаяся - Совершенно ненужная бутылка с винным уксусом, как мне хотелось бы чтобы это было вино, он даже выглядит похоже такого темно-красного цвета - Позади нее стоит новая жестянка с сиропом-патокой, иногда я пью его прямо из банки чувствуя привкус железа во рту - Коробка Рай-Крисп то есть сухого тоскливого концентрата хлеба для сухих тоскливых гор - И целая шеренга консервов многолетней давности, промерзшая обезвоженная спаржа выглядящая столь эфемерной что невозможно представить что это можно есть, будто жуешь воду, такая она бледная - Консервированные вареные картофелины похожи на усохшие головы и бесполезны - (только олени способны есть такое) - две последние банки аргентинской тушенки, всего их было пятнадцать, отличные, приехав на пост тем холодным дождливым днем вместе с Энди и Марти на лошадях я обнаружил долларов на тридцать консервированного мяса и тунца, все отличного качества, такого что при моей бедности мне и в голову не пришло бы купить - Сироп Лесоруба, большая банка, тоже оставленный кем-то подарок, к моим восхитительным оладьям - Шпинат, который, хоть и окаменел как железо за все эти бесчисленные проведенные на полке зимы, но так и не потерял аромата - Моя коробка с картошкой и луком, О свершись чудо! Как хочется мне содового мороженого и филейной поджарки! La Vie Parisienne, я представляю это себе, ресторан в Мехико-Сити, и как я вхожу и сажусь за убранный роскошной скатертью стол, заказываю отличное белое Бордо и филе-миньон, на десерт пирожные, крепкий кофе и сигару, Ах, и прогуливаюсь вниз по бульвару Реформы в интересную тьму французского фильма с испанскими субтитрами и внезапно грохочущей мексиканской кинохроникой Хозомин, скала, она никогда не ест, не делает запасов, не ждет чуда, не мечтает о далеких городах, не ждет Осени, не лжет, разве что быть может умирает - Ба. Каждую ночь я опять и опять спрашиваю Господа "Почему?" но так и не слышу достойного ответа 26 Вспоминая, вспоминая этот сладостный мир с его таким горестным привкусом - время, когда я наигрывал "Старого Отца" Сары Воэн на моем маленьком пианино в Скалистых Горах и цветная прислуга Лола заплакала на кухне так, что я подарил пианино ей и потом воскресными утрами, из старого обшарпанного дома с маленьким крылечком в котором она жила со своим дружком, по лугам и сосновым лесам Северной Каролины разносились строчки из Божественной Сары "Вам, Царство, Власть и Слава, на веки вечныя, аминь" -- вздрагивал колокольчиком ее голос на "а" в "Аминь", точно так как ему подобает, голосу - Горестным? да потому что даже насекомые бьются в смертельной агонии на столе, а вы что думаете, это бессмертное дурачье, что восстает, отходит и перерождается, как и мы, "человееечество" - так крылатые муравьи-самцы гонимые самками уходят умирать, как же невероятно тщетны их усилия когда они карабкаются по оконным стеклам и бессильно опадают вниз добравшись доверху, и пытаются вновь и вновь, пока не умирают от истощения - И тот муравей которого я однажды увидел на полу моей хибары, о как он бился и корчился в грязной пыли в какой-то фатальной безнадежной судороге - ах, так и все мы, все мы, понимаем мы это сейчас или нет - Сладостный? Конечно же сладостный, особенно когда мой обед булькает в кастрюле и рот наполняется слюной, восхитительная кастрюля зеленой репы, морковки, мяса, лапши и приправ, однажды вечером я сварил все это и ел потом, сидя полуголый на утесе, из маленькой чаши, палочками, сидя скрестив ноги, распевая - И потом теплые залитые лунным светом ночи с еле тлеющей краснотой на западе - тоже куда как сладостно, ветер, песни, густая сосновая древесность внизу в ущельях долин - Чашечка кофе и сигарета, ох и не дзена ж себе! а где-то там люди сражаются с ужасающими карабинами в руках, грудные клетки их пересечены крест-накрест патронташами, ремни их оттянуты книзу гранатами, их терзают жажда, усталость, голод, страх, безумие - Должно быть когда Господь задумывал этот мир, он запланировал заранее меня с моей печальной до изнеможения душевной болью, А Т А К Ж Е Быка Хаббарда, катающегося по полу от смеха над дуростью человеческой - Вечерами сидя за столом у себя в сторожке я вижу в черном стекле собственное отражение, груболицего человека в грязной замызганной рубахе, небритого, насупленного, губастого, глазастого, волосатого, носатого, ушастого, рукастого, шеястого, адамовояблокастого, бровастого, отражение за которым 7000000000000000 световых лет пустоты, бесконечной тьмы, испещренной тусклыми световыми намеками, а в глазах моих блеск и я ору буйные песни о луне на дублинских улицах, водке хей-хей, а потом печальные мексиканские, о закате над горами, amor, corazon и tequila - Мой стол завален бумагами, очень красиво если смотреть прищурив глаза, туманно молочный беспорядок, груды бумажных листов, будто в забытом сне с картинками на бумаге, вырисованными как в комиксах, как реалистическая сценка из старого русского фильма, масляная лампа отбрасывает полутени - И вглядываясь в свое лицо в оловянном зеркале я вижу синие глаза, загоревшее на солнце лицо, красные губы, недельной давности небритость и думаю: "Сколько же мужества нужно, чтобы жить перед лицом этой невыносимой безысходности - "идиот-ты-же-умрешь"? Не-ет, все сказанное и сделанное действительно становится неважным" - Так должно быть, так оно есть, Золотая Бесконечность развлекается движущимися картинками - Мучает меня в тюряге, во что тогда мне верить? - Мечом сечет конечности и что ж мне делать тогда, ненавидеть Калингу до и после горестной смерти моей? - Пра есть сознание. "Покойся в Священном Мире" - 27 И вот однажды мне вдруг приходит в голову включить радио послушать общую трепотню и я слышу всеобщие восторги по поводу молнии, Рэйнджер попросил Пата с Кратерной передать чтобы я немедленно с ним связался, что я и делаю, и он говорит "Как у тебя там с молнией?" - Я говорю "Здесь наверху ясная лунная ночь, северный ветер" - "Ага", говорит он чуть нервно и встревожено. "Кажется ты в порядке" - Тогда только я вижу вспышку на юге - Он хочет, чтобы я вызвал полевую группу с Большого Бобрового, я пытаюсь, никто не отвечает - Внезапно ночь и радио взрываются воплями восторга, вспышки на горизонте сверкают подобно предпоследней строфе Алмазной Сутры (Алмазный Резец Обета Мудрости), вереск издает зловещие звуки, ветер в стропилах сторожки полнеет подозрительнейшими дуновениями и кажется будто шесть недель пустынного тоскливого уединения на Пике Одиночества подошли к концу и я опять внизу, и все это из-за дальней молнии, дальних голосов и доносящегося иногда дальнего бурчания грома - Луна продолжает сиять, затягивается тучами гора Джек, но не Пик Одиночества, могу себе представить как старина Джек-Снежные-Поля хмурится в их мраке - гигантское крыло летучей мыши размером миль 30 на 60 медленно наползает, грозя вскоре погасить луну, которая печально в туманной дымке гибнет у себя в колыбели - Я меряю шагами ветреный двор и чувствую себя странно и радостно - молния желто выплясывает над вершинами хребта, два пожара уже начались в Пасайтеновском Лесу как сообщил захлебывающийся и восторженный Пат с Кратерной, он говорит "Я тут отмечаю места, куда молния ударяет, веселые дела" что он вовсе делать не обязан это не его район и не мой тоже более 30 миль отсюда - Прогуливаясь, я думаю о Джерри Вагнере и Бене Фэгане, которые во время своего смотрительского уединения писали стихи (на Старательской и Кратерной) и мне хочется их повидать и еще чтобы не уходило странное чувство будто я уже спустился с горы и вся эта тоскливая хреновина позади - Почему-то, может из-за всей этой суматохи, меня невероятно затащило от открывания и закрывания двери в хижину, она теперь кажется населенной, об этом пишутся стихи, ванная, вечер перед выходными и люди этого мира, нечто, и можно чем-то заняться или кем-то быть - И сегодня уже не просто Четверг Вечером 14 Августа в Одиночестве но Ночь Мира и Вспышек Молнии и в ней вышагиваю я повторяя про себя строчки из Алмазной Сутры (ведь может же внезапно пасть молния и поразить меня прямо в спальном мешке моем страхом Божиим или сердечным приступом и гром грянет тогда прямо в мой громоотвод) - : "Когда последователь учения вынужден сохранять любое, пусть даже ограниченное суждение о реальности ощущения собственной отдельности, реальности ощущения отдельности других людей, реальности ощущения отдельности живых существ, реальности ощущения отдельности всеобщей сущности, тогда он хранит нечто несуществующее" (в моем пересказе) и этой ночью более чем когда-либо мне видна истинность этих слов - Для всех этих феноменов, то есть вещей кажущихся, и всех ноуменов, то есть вещей как они есть, утеря Царства Небесного (и не только) суть - "Сон, фантазм, пузырь на воде, тень, вспышка молнии..." "Я выясню и сообщу тебе -- оба-на, еще одна -- в общем, выясню и сообщу, ух-ты, сообщу обстановку" говорит Пат по радио стоя возле своего пожароискателя и отмечая крестиками места куда как ему кажется ударила молния. Он говорит "оба-на!" каждые 4 секунды, по-моему со своими "оба-на!" он ужасно забавен прямо как придуманный нами с Ирвином "Капитан Оба-на", Капитан Корабля Дураков по сходням которого пробираются тайком на борт всевозможные вампиры, зомби, таинственные странники и клоуны-арлекины и когда корабль en route sur le voyage доплывает до края земли и собирается перевалиться через край вниз, Капитан говорит "Оба-на!" Пузырек, тень - оба-на - Вспышка молнии "Оба-на", говоришь пролив суп на стол -- Конечно мало приятного, но скользящий-сквозь-мир должен радоваться всему происходящему, быть беззаботным пышущим радостью засранцем - (пышущим бедствием) - так что если удар молнии разнесет Джека Дулуоза в его Одиночестве на куски, Старина Татхагата насладится этим как оргазмом, вот и все 28 Пссст, пссст, говорит ветер, несущий грозу и пыль ко мне - Клик, говорит громоотвод, получая разряд электричества от молнии ударившей в пик Скэджит, могучая сила неслышно и бережно проскальзывает по моей защитной мачте, проводам и растворяется в земле одиночества - Никакого грохота, чистая смерть - Пссст, клик, и лежа в своей кровати я ощущаю как содрогнулась земля - Кажется большой пожар бушует в пятнадцати милях к югу восточнее Рубиновой горы и где-то возле ручья Пантеры, здоровенное оранжевое пятно, в 10 часов электричество тянущееся к огню бьет в этот место опять и пожар разгорается до катастрофических размеров, далекое бедствие и я не удерживаюсь от "Ох-о-ох" -- Кто-то там выжигает себе глаза рыданиями? Гроза в горах - металл Маминой любви И в насыщенном электричеством воздухе что-то вдруг напомнило мне Лэйквью Авеню около Лапин-Роуд где я родился одной грозовой летней ночью 1922 года, ночью песка на мокром тротуаре, наэлектризованных и блестящих трамвайных рельсов, промокших лесов на заднем плане, апокалипсическая паратоманоитическая[10] детская коляска гугукает на блюзовой веранде, влажная, под грушевым глобусиком лампочки, и все это слышится мне в песнях Татхагаты, песнях горизонтящихся молний и грома барабахающего из утробных глубин, Храм в ночи - Где-то около полуночи от непрерывного глядения во тьму за окном мне уже везде мерещатся пожары, даже у себя под носом у самого Грозового ручья я вижу три светящиеся ярко-оранжевые огненные вытянутости призрачного пламени, которые вспыхивают и гаснут в моих напряженных и наэлектризованных зрачках - Гроза то затихнет ненадолго то крутанувшись где-то в пространстве обрушивается на мою гору опять и в конце концов я засыпаю - Просыпаюсь в дождевую морось, серость, на небе к югу от меня обнадеживающие серебристые просветы - на 177o 11'' где вчера был большой пожар я вижу теперь странную коричневую заплатку на заснеженной горе отметившую где огонь бушевал шипя под ночным дождем, возле Грозового и Коричного никаких признаков ночных призрачных пожаров - Сочится туман, моросит дождь, такой весь трепещущий и восхитительный день и в полдень я чувствую первозданность Северной зимы принесенной ветром с Хозомин, ощущение Снега в воздухе, железная сероватость и стальная синева скал - "Эгегей, ну и дела!" ору я моя свою посуду после вкусного превосходнейшего завтрака с блинами и черным кофе. Дни проходят- им не остановиться И мне не понять приходит мне в голову когда я обвожу кружочком 15 августа в календаре и смотрю на часы, уже 11.30 и значит полдня уже прошло - Выйдя во двор влажной тряпкой я оттираю от летней пыли свои полуразвалившиеся ботинки, прогуливаюсь и размышляю - Петли двери в прихожую разболтались, из печной трубы вывалился камень, настоящую ванну я смогу принять не раньше чем через месяц и мне на это наплевать - Дождь опять начинается, теперь уж точно зальет любой пожар - Во сне мне приснилось что я поругался с Эвелин, женой Коди, что-то такое насчет их дочки, дело происходит в солнечном домике на барже в солнечном Фриско, и она угощает меня самым злобным из всех ненавидящих взглядов за всю историю человеческой ненависти и бьет электрическим разрядом, от которого меня всего корежит до самых кишок, но я почему-то не должен подавать вида что боюсь ее и продолжаю невозмутимо разглагольствовать сидя в своем кресле - На той самой барже где в одном из моих старых снов мать развлекала адмиралов - Бедная Эвелин, она слышит как я соглашаюсь с Коди что с ее стороны было глупо отдать единственный в доме торшер Епископу и ее сердце колотится над ее тарелками - Бедные сердца человеческие, повсюду-то они колотятся. 29 В этот дождливый день чтобы сдержать обещание данное себе в тот апрельский день когда Джерри приготовил для нас в своем домике в Милл-Волли восхитительнейшее китайское блюдо из риса я делаю на жаркой печи обалденный китайский кисло-сладкий соус состоящий из зеленой репы, кислой капусты, меда, черной патоки, красного винного уксуса, свекольного рассола (очень темного и горького) и пока все это булькает на плите и крышка на кастрюльке с рисом начинает приплясывать, я выхожу во двор и говорю " Китайска обеда всегда осень-осень холесая!" и вдруг вспоминаю отца и "Чин Ли" в Лоуэлле, я вижу краснокирпичную стену за стеклом ресторанной кабинки и дождь, пахучий и краснокирпичный дождь, дождь китайских обедов в Сан-Франциско, через унылые равнины и горы я вспоминаю плащи и обнаженные в улыбке зубы, это необъятное неотвязное видение подернуто скудными обрывками - тумана - тротуаров городов, дыма сигар и звяканья монет за прилавком, и того как китайские повара загребают круглым черпаком из котла рис, подносят к нему маленькую китайскую чашу, переворотом черпака перекидывают в нее круглый комок дымящегося риса и приносят в кабинку со всеми этими сумасшедшими ароматнейшими соусами - "Китайска обеда всегда осень-осень холесая!" - и я вижу поколения дождей, поколения дымящегося риса, поколения краснокирпичных стен со старомодными красно неоновыми рекламами сверкающими на них теплыми огнями кирпичной пыли, ах милый неописуемо зеленый рай светлых попугаев, тявкающих дворняжек, старых Дзенских Безумцев с их приколами и китайских фламинго, которые изображены на восхитительных вазах династии Минь и других менее славных династий - Дымящийся рис, его аромат такой густой и древесный и он чистый как облака, несущиеся над озерной долиной в сегодняшний день "китайской обеды", когда ветер подталкивает их молочно-струящихся над порослью молодых пихт к первозданным мокрым скалам 30 Мне снятся женщины, женщины в трусиках, женщины в комбинациях, одна из них сидит возле меня стыдливо отодвигая мою расслабленную руку от места где ее тело мягко закругляется но хоть я не делаю никаких усилий к этому так или иначе но моя рука остается там, другие женщины и даже тетушки наблюдают за мной - И в определенный момент эта мерзкая высокомерная стерва, которая оказывается моей женой, встает и выходит в туалет, фыркнув и сказав что-то пренебрежительное, я смотрю на ее узкую задницу - я последний дурак, домашний узник, приговоренный вожделеть к ненавидящим меня женщинам, они призывно возлагают свою плоть по всем диванам, комната превращается в котел забитый мясом женских тел - сплошное безумие, я должен освободиться, пережевать их всех, рвануть на товарняке вон отсюда[11] - Я просыпаюсь и радуюсь что надежно защищен дикостью гор - И ради этой грушевидной пухлой плоти с влажной дыркой я готов был просидеть ужасающие тысячелетия в серых комнатах освещенных серым солнцем, окруженный полисменами и алиментщиками, у дверей и в ожидании тюрьмы? Это кровоточащая комедия. - Великие Ступени Мудрости горестного понимания свойственного Величайшей Религии оставляют меня при виде гарема -- Эх, да что там гарем, все мы на небесах - благослови же их всех их мычащие сердца - Некоторые агнцы женского пола, у некоторых ангелов женские крылья и все это приходит к материнству так что простите мне мою язвительность - извините мою похоть. (Хрю хрю хрю) 31 22 августа для меня это очень важный день, именно 22-е число (много лет подряд) было для меня днем важнейшим (по некоторым причинам) днем Первых Скачек моего лоуэлльского детства, прыгают мраморные камушки детки играют в зашибалку - Это произошло в конце лета той прохладной августовской порой, когда звездными ночами деревья особенно густо темнеют за окном, прибрежный песок становится прохладным и в нем поблескивают маленькие раковины моллюсков а через Лунный лик проносится тень Доктора Сакса - Скачки Могиканской Весны были захолустными скачками туманного Западного Массачусетса, с нищенскими призами, потрепанной публикой, изможденными лошадьми и грумами из Восточного Техаса, Вайоминга и старого Арканзаса - Они проходили весной и в них обычно участвовали только никчемные коняги-трехлетки, но вот Большой Августовский Кубок был популярнейшим событием на него стекались сливки общества Бостона и Нью-Йорка и это было Ах теперь когда лето кончилось, у результатов скачек, у имени победителя появляется осенний аромат словно аромат яблок собранных уже в корзины в Долине, аромат сидра и трагической конечности, и последней теплой ночью солнце заходит за старыми конюшнями Могиканской и печальноликая луна сияет сквозь первые железногустые облака Осени и скоро будет уже холодно и все застынет - Детские сны и мечтания, и весь мир этот есть ни что иное как большой сон, сделанный из просыпающейся (почти проснувшейся!) материи - Что может быть прекраснее - Чтобы завершить, увенчать и драматизировать мое 22 августа - в этот самый день в 1944-м был освобожден Париж и в этот жаркий нью-йоркский полдень я был на 10 часов выпущен из тюрьмы чтобы жениться на моей первой жене, где-то в районе Чэмберс-стрит, в сопровождении детектива с пистолетом в кобуре - какая же пропасть лежит между меланхолично-печальным Ти-Пуссе[12] с его прыгающими камешками, с его старательно вычерченными таблицами результатов Могиканских Скачек и пышущей невинностью комнатой, и коренастым моряком со злодейской рожей женящимся под полицейским конвоем в кабинете судьи (потому что районный прокурор думал что невеста беременна) - гигантская пропасть, я тогда так ужасно опустился, в том августе, что мой отец не захотел бы даже разговаривать со мной, не говоря уж о том чтобы попытаться вытащить меня из тюрьмы - И вот августовская луна сияет сквозь лохмотья набежавших облаков уже не прохладно-августовских а холодно-августовских и Осень присматривается к пихтам чьи силуэты видны в послесумеречье на фоне далекого озера, небо снежно-серебряных и ледяных цветов дышащее морозным туманом и скоро все будет кончено - Осень Долины Скэджит, но мне никогда не позабыть еще более безумную Осень Долины Мерримак когда серебряная стонущая луна сочилась брызгами холодного тумана и запахами фруктовых садов и дегтярно-чернильные ночные скаты крыш густо пахли ладаном, дымом горящих дров, дымом сжигаемых листьев, речным дождем, прихватывающим сквозь штаны холодом, запахом открывающихся дверей, двери Лета приоткрываются чтобы впустить ненадолго улыбающуюся яблочно ликующую осень, за ней ковыляет искрящаяся старушка-зима - Таинственная магия первых осенних дней которая вопреки многолетним молитвам местных сестер-монашек живет в лоуэлльских переулочках - индейские духи в дуплах деревьев, в их корнях, в самой земле, в глине, индейцы во всем - Что-то (но не птица) стремглав проносится мимо -- Шлепки весел каноэ, озеро в лунном свете, силуэт волка на гребне горы, цветок, утрата - Штабель дров, сарай, лошадь, ограда, забор, мальчик, земля - Масляная лампа, кухня, ферма, яблоки, груши, дома с привидениями, ели, ветер, полночь, старые одеяла, чердак, пыль - Изгородь, трава, бревно, тропинка, старые увядшие цветы, шелуха от кукурузных початков, луна, разноцветные лохмотья облаков, огни, магазины, дороги, ноги, ботинки, голоса, витрины, двери открывающиеся, двери закрывающиеся, одежда, тепло, конфеты, холод, страх, тайна - 32 Насколько я знаю из всего моего нынешнего опыта, эта так называемая Лесная Служба не более чем прикрытие, с одной стороны замаскированная попытка правительства ввести тоталитарное ограничение доступа людей в леса, когда вам говорят, не смейте ставить здесь палатки, не смейте здесь мочиться, делать то-то и то-то незаконно а вот то-то и то-то вы себе позволить можете, здесь в Даосской Первобытной Глуши, в Золотом Веке и Тысячелетнем Прошлом Рода Человеческого, а с другой стороны форма защиты интересов лесопромышленников в результате чего леса год за годом в "сотрудничестве" с Лесной Службой вырубаются всякими там компаниями типа Бумажных Салфеток Скотта а Лесная Служба тем временем гордо оповещает о том сколько во всем Лесу кубических футов древесины (как будто это означает что у вас лично появится хотя бы кубический дюйм чтобы поставить туда палатку или помочиться) и, как результат, люди всего мира подтирают себе задницы прекрасными деревьями - А что касается молний и пожаров, то что теряет от лесного пожара отдельно взятый американец? и как Природа справлялась с этим на протяжении миллионов лет? - Размышляя об этом я лежу на животе на скамье в лунной ночи и ощущаю бездонный ужас этого мира, во всех его самых паршивых местах вроде перекрестков ричмонд-хиллских улиц за Ямайка-Авеню и к северо-западу от Ричмонд-Хилл-Центра, кажется именно туда я шел одной жаркой летней ночью когда Ма (в 1953-м) была на юге в гостях у Нин, там я прогуливался и вдруг из-за того видимо что был в глубокой депрессии, вроде той что мучила меня однажды зимней ночью когда я так же вот бродил за день до смерти отца где-то в этом районе и позвонил Маделайн Уотсон, чтобы назначить ей свидание и узнать выйдет ли она за меня замуж, внезапный приступ безумия которым подвержен я, "сумасшедший бродяга и ангел" -- я вдруг осознал что нет на всей земле такого места где этот бездонный ужас рассеивался бы (Маделайн была удивлена, перепугана и сказала что у нее уже есть постоянный парень, наверное до сих пор через много лет все еще недоумевает зачем я ей звонил и какая муха меня укусила) (а может тайно любит меня) (у меня только что было видение ее лица на кровати возле меня, эти прекрасно-трагические черты смуглого итальянского лица, такого исчерченного дорожками слез, такого целуемого, округлого, милого, такие всегда нравились мне) -- и подумал что даже живи я в Нью-Йорке, поджидал бы там меня бездонный ужас бледных ноздреватых лиц телевизионных актеров в узких серебристых галстуках на светских приемах и безысходная унылость их риверсдэйл-драйвских квартир со сквозящими плачущими ветрами на Восьмидесятых улицах или холодный восход на Пятой Авеню с ее пустыми пивными банками аккуратно выставленными во дворах возле мусоросжигателей, холодная, безнадежная и очень зловещая розоватость неба над когтистыми деревьями Центрального Парка, нигде ни отдохнуть ни согреться потому что ты не миллионер а даже если бы ты им был то всем на это наплевать - Бездонный ужас сияющей над озером Росс луны, пихты бессильные помочь - Бездонный ужас Мехико-Сити гнездящийся в госпитальных садах и изнуренные работой индейские дети за рыночными лотками чудовищно поздним субботним вечером - Бездонный ужас Лоуэлла с цыганами в пустынных лавках на Миддлсекс Стрит и безнадежность тянущаяся над ними вдоль главной ветки железной дороги "B&M" пересекаемой Принстонским Бульваром где деревья которым все равно растут около безразличной реки - Бездонный ужас Фриско, улицы Норт-Бич туманным утром в понедельник и отрешенные итальянцы, покупающие на углу сигары или просто глазеющие на старых параноидальных негров болезненно подозревающих весь мир в пренебрежении к себе или даже кретины-интеллектуалы которым повсюду мерещатся агенты ФБР и поэтому они подчеркнуто избегают тебя оставляя стоять на отвратительном ветру - белые дома с большими пустыми окнами, лицемерные телефоны - Бездонный ужас Северной Каролины, маленькие улочки среди краснокирпичных домов по которым зимним вечером возвращаешься домой из кино - маленькие городки Юга в январе -- Ооо, в июне - Джун[13] Иванс мертва, прожив жизнь в иронии, все в порядке, все хорошо, говорит ее заброшенная могила подозрительно косясь на меня в лунном свете, все в порядке, все полностью в порядке, все бесповоротно в порядке - Бездонный ужас Чайнатауна на заре когда гуляки дубасят по мусорным бакам а ты проходишь пьяный и тебе стыдно и мерзко - Бездонный ужас повсюду, я прямо-таки вижу Париж, Экзистенциалисты мочатся с набережной[14] - Сострадание - суть печальное понимание - Я освобождаю себя от попыток быть счастливым - Что бы ты ни делал это лишь принижение одного за счет другого, ты ценишь то-то и отрицаешь то-то, вверх-вниз, но если ты подобен пустоте то тебе надо лишь созерцать пространство и хотя в этом пространстве ты видишь упрямых людей в излюбленных ими хвастливых личинах и защитных скорлупках пренебрежительно фыркающих и самодовольных пассажиров одного парома на другой берег ты все так же будешь созерцать это пространство чья форма -- пустота, а пустота - форма - О золотая бесконечность, эти бедолаги лишь часть твоей сущностной игры, прими же их и покори своей истиной что всегда истинна всегда - простите меня недотепы-мои-люди - Я думаю следовательно я умираю - Я думаю следовательно я рождаюсь - Позвольте мне быть пустотой