ый. Сначала он не разобрал слов, но потом ветер донес их до него. - Мой большой саис, мой высокий саис, я пришла только из-за тебя...как только я тебя увидела, там, у палатки...я все поняла... Голос на секунду замолчал, а потом повторил тихим, но таким же чистым и ясным тоном: - Большой саис, мой большой саис, большой саис... И Урос подумал : этот детский голос, чистый и ясный словно ручеек, разве может он принадлежать Серех? Продажной, дешевой, бесстыдной девке... Чем-то другим быть она не могла...Она родилась такой... Но этой ночью - за все деньги мира нельзя было купить этот нежный голос. Он услышал его вновь, но теперь она говорила совсем тихо и слов было не понять. Ему пришел на ум стих, который он выучил еще в школе, и в мыслях стих сопровождал голос Серех: Если в рай после смерти меня поведут без тебя, Я закрою глаза, чтобы светлого рая не видеть. Ведь в раю без тебя мне придется сгорать, как в аду. Нет, Аллах не захочет меня так жестоко обидеть! Каждый раз, когда он проезжал мимо юрты, возле которой стояла юная девушка или, приглашенный на свадьбу, думал о невесте - он вспоминал эти строки, чей нежный ритм пережил столетия. Но не потому, что красота стиха трогала его; напротив - он вызывал у него желание обладать этой только что расцветшей прелестью, этим невинным ребенком с опущенными ресницами, - обладать, изнасиловать, опозорить. И сейчас, хотя он лежал разбитым, парализованным, съедаемый жаром лихорадки, он почувствовал сильнейшее вожделение и страсть; эта нежная женщина, скрывающаяся за занавесью из дыма и огня,- должна принадлежать ему! Она была уже не просто Серех, она стала воплощением чистоты и грез, далеким, недостижимым ритмом стиха. Сейчас он позовет ее... Но неожиданно вся страсть в нем улетучилась. Шум возни, вздохи, животные стоны, заглушили тот детский, соловьиный голос. "Сучка... обычная сучка..." И обессиленный он снова провалился в глубокий сон - а может быть, опять потерял сознание? Тепло солнечных лучей разбудило его. Солнце стояло уже высоко над горой, чья вершина напоминала трезубец. Свой первый взгляд Урос бросил на Джехола, а первое до чего он дотронулся, было завещание. Конь стоял возле него и щипал покрытую росой траву, а лист бумаги по прежнему был под рубашкой. "Никогда я не должен больше спать так беззаботно, пока мы не вернемся назад" - подумал Урос. Он провел рукой по сломанной ноге. Боли все еще не было. Возле пепла от погасшего огня, лежал Мокки словно убитый внезапным ударом. Он был один. Урос подобрал небольшой камень и хорошенько прицелился. Камень попал точно саису по брови и рассек ее. Но Мокки даже не пошевелил головой. Следующий камень попал ему в лоб. Мокки вздрогнул всем телом, открыл глаза, понял что вокруг него белый день, а место рядом с ним - пусто. Он прикрыл лицо своей огромной ладонью. Медленно, словно пьяный, поднялся он на ноги и подошел к Уросу. Когда он отнял руку от лица, Урос увидел его новое преображенное лицо. Нежность, страсть, наивная гордость саиса, счастье которое сияло у него в глазах, и безмятежная улыбка, придавали его лицу почти триумфальную красоту. А Урос подумал : "Он проспал время первой молитвы, а светится от счастья так, словно исполнилась его самая несбыточная мечта" Мокки повернулся назад и пошел к палатке кочевников. - Ты куда? - окликнул его Урос. - Принести чай - ответил Мокки. - Нет, мы уезжаем прямо сейчас. Мы и так задержались здесь. - Но...но...тебе бы надо набраться сил. - Все что мне надо, это две палки для моей ноги.- хмыкнул Урос Мокки пошел и срезал две ровные ветки. Когда он крепко прибинтовал их, то заметил : - Я вижу, ты больше не чувствуешь боли. Это было правдой. Мокки воскликнул: - Это Серех сделала! Серех! Саис прикрыл глаза и повторил счастливо улыбаясь: - Серех... Странный взгляд, что бросил на него Урос, нисколько его не успокоил. "Урос ничего не может знать. Он спал крепко и беспробудно. Это Серех все устроила так...Серех..." И Мокки все повторял ее имя, пока Джехол не оказался полностью взнузданным и оседланным. Конь нетерпеливо перебирал ногами. Тут Мокки показалось, что внезапно время остановило свой бег и он понял, что сейчас они должны будут отсюда уехать. Не зная что делать, он начал осматривать землю, в поисках какой-нибудь работы, которая могла бы его задержать. Напрасно: ни одеял, ни мешков которые еще нужно было бы поднять. И Мокки вспомнил, что все им пришлось выбросить вчера. - Чего ты еще ждешь? - закричал ему Урос. - Послушай, послушай - забормотал Мокки - Мы не можем...вот так, просто...уехать... - Это еще почему? - Потому что...мы...потому что...- повторял Мокки. "О Аллах, - взмолился он - помоги мне придумать хоть что-нибудь, чтобы мы могли еще немного побыть здесь!" Аллах, вероятно, был сегодня милостив, и Мокки нашел причину: - Ты разве не думаешь, что тебе надо бы отблагодарить Серех за ее помощь? - Я заплачу, - ответил Урос - Не беспокойся. Заплачу за все. Не отводя от саиса взгляда он добавил: - Когда мы будем проезжать мимо палатки, я это сделаю. Подведи ко мне лошадь. - Вот, вот она, - заторопился саис. Увидеть Серех вновь, сказать ей несколько слов, а может быть даже дотронуться до нее - какое это было бы счастье! А что будет потом? Его мысли не заходили так далеко. Ульчан низко склонилась перед путешествующими. Мужчины племени последовали ее примеру. Женщины стояли чуть в стороне. Но Серех между ними не было. МОСТ Заросшая травой тропа, пролегала по берегу реки. Она была широкая и ровная, так что даже слепой смог бы шагать по ней уверенным шагом. И словно слепец, хотя и с широко открытыми глазами, шел по ней Мокки. Он не замечал ни красоты утра, ни зелени долины, ни убегающей вдаль реки. Мысли его все еще были в темноте той ночи. Запах Серех, нежность ее кожи, тепло ее дыхания, ее блестящие глаза и звук ее голоса были сейчас для него солнцем, небом, водой и звуком ветра. Внезапно он остановился и опустил голову. А было ли все это на самом деле? Чтобы он, беднейший из бедных, у которого никогда не было женщины, который даже и мечтать не мог, - держал в своих руках это прекрасное, ласковое создание, и ее губы шептали ему самые чудесные слова на свете? Ему, нищему, грубому саису, одетому в короткий чапан с оборванными рукавами? Нет, это был сон. Аллах подарил ему ночь полную счастливых снов и видений. Иначе Серех хотя бы пришла, чтобы сказать ему "прощай". Мокки обернулся и посмотрел назад. Он хотел увидеть то, что было реальностью - палатку кочевников. Ее он все-таки видел не во сне. Но и ее больше не было - она осталась скрытой за поворотом дороги. Единственный знак, что она существовала, был дым от костров, что поднимался в небо. Джехол, который следовал за саисом, остановился : высокая фигура саиса перекрывала ему путь. Урос посмотрел ему в лицо, на котором читалось отчаянье и спросил: - Это была твоя первая женщина? Мокки ответил, и в его голосе зазвучал не стыд и не удивление, а напротив - неописуемая радость: - Слава Аллаху, значит мне не приснилось...Первая, да, первая! - Ты больше ни о чем не думаешь, как об этой продажной девке...- ответил Урос. - Серех ничего у тебя не взяла, хотя вылечила твою ногу - воскликнул саис - А я сам, и ты это прекрасно знаешь, ни разу не получил от тебя даже половины афгани. В движениях Мокки появилась спокойная гордость. Урос грубо ткнул его в спину рукоятью плетки и прикрикнул: - Давай, иди вперед! Мне уже надоело слушать про эту сучку. - Урос, ты ничего не понимаешь, ни в этом мире, ни в этой жизни, - нисколько не обидевшись, мягко ответил Мокки. Он вновь был спокоен и уверен в себе. Сомнения и отчаянье покинули его, и все вокруг: ясное утро, огромные горы, солнце, река и покрытая росой трава долины, показались ему излучающими такое счастье и доброту, что даже на Уроса он совсем перестал сердится. Мокки развернулся и побежал вперед большими прыжками, а когда конь догнал его и они поравнялись, Мокки добродушно улыбнулся Уросу. Высоко подняв голову, он начал напевать вполголоса какую-то песню. "Так...И где же осталось его желание меня убить? - думал Урос - Вчера он уже готов был это сделать..." Песня, что пел Мокки, все звучала позади него. Но Джехол поскакал быстрее, и вскоре в его ушах отдавался лишь шум реки. Внезапно Урос остановился. Здесь река образовала крутую излучину. Ульчан сказала ему : "Там вы должны перейти через мост. Он единственный во всей этой долине" Урос колебался. Две балки, а точнее, два деревянных бревна, шатких и гнилых, были перекинуты через реку и вели к другому, намного ниже расположенному, берегу. Урос оглянулся: саис все еще не догнал его. "Неужели мне постоянно будет нужна эта нянька?" - и Урос направил Джехола на узкий, скользкий мост. Конь вступил на мост с неохотой. Осторожно, очень осторожно он несколько раз дотронулся правым копытом до сучковатого бревна и потом медленно поставил на него ногу. Задние ноги он так же неуверенно поставил на бревна. Джехол все еще не доверял этому мосту. Вздрагивая от возбуждения он остановился. Урос секунду сомневался, не повернуть ли назад, но сделать это было уже невозможно. Мост был слишком узок, Джехол не мог развернуться, ему не хватало места. Можно было только продолжить движение вперед. В конце концов, река была хоть и бурной, но не очень широкой. Ему не пришлось понукать Джехола. Он пошел вперед сам, пытаясь сохранить равновесие. Один осторожный шаг...еще один...половина моста была уже пройдена. Но внезапно Уроса с такой силой бросило в сторону, что только его шестое чувство, его почти акробатическая ловкость, спасли его от падения. Тут он понял, что произошло. Правое заднее копыто коня соскользнуло с мокрого дерева и прочно застряло между бревнами. Джехол оказался в ловушке. На мгновение конь остановился, всхрапывая. С диким ржанием, упираясь ногами о бревна он изо всех сил попытался вытащить застрявшую ногу. Бесполезно. Он пробовал снова и снова. Ему не удавалось сделать ничего. И впервые в жизни Урос насмерть перепугался. Чей-то голос кричал ему: "Джехол поранился! Джехол покалечен, изуродован, потерян ... покалечен - изуродован - потерян..." Жеребец собрал все свои силы и Урос чутьем наездника угадал, что в этот раз конь сможет освободиться. Еще одна секунда - и он вытащил бы ногу. Но конь не смог этого сделать. Он был на пределе, его мышцы устали и он прекратил попытки. "Позор мне, позор! Если бы я мог ему хоть чем то помочь, тогда бы ему это удалось. А я сижу на нем словно мешок!" Джехол вновь начал собираться силами. Но в тот момент, когда конь, после многих бесполезных потуг, со всей силы опять рванул ногу из ловушки, Урос почувствовал такую нестерпимую боль, что рухнул обратно в седло, в котором он слегка приподнялся, чтобы помочь Джехолу. Травы Серех выдохлись. Джехол больше не двигался. "Он хочет мне сказать, что пока он несет на себе мой вес, он ничего не сможет сделать" - понял Урос. Ненависть к самому себе, такому беспомощному, дала ему новые силы. Он обхватил шею Джехола руками, вытащил здоровую ногу из стремени и перекинул ее на левую сторону, повиснув на гриве Джехола так, что сломанная нога сама соскользнула вниз. Но когда его нога дотронулась до бревен моста, боль стала такой сильной, что у него закружилась голова и он зашатался. Урос упал на спину, растянувшись во весь рост под брюхом Джехола. Это и спасло его от падения в реку. Он думал, что лишится чувств, но боль удержала его в сознании. Мокки прибежал вовремя. Он и Урос обменялись коротким взглядом и Мокки понял: сначала Джехол. Саис опустился на колени, обхватил своими огромными руками оба бревна, с силой потянул, и на короткое мгновение ему удалось раздвинуть их так широко, что конь вытащил свою ногу. Мокки взял его за уздечку и осторожно перевел на другой берег. Потом он вернулся назад, взял Уроса на руки и балансируя на шатающемся мосту, перенес его туда же. Он положил его на землю рядом с лошадью. Молча осмотрели они ногу Джехола. Он поранился не сильно, рана чуть кровоточила. Мокки обмыл ее холодной водой и наложил повязку их свежей травы. Затем он вновь привязал палки к ноге Уроса. Тот все смотрел на мост. "Два коротких бревна...и я не смог перейти по ним. Для Мокки это было проще простого. Люди на родине засмеют меня!" Его пальцы запутались в траве. Урос вырвал ее с корнями. "Нет, это не будет, этого не может быть! Именем пророка, нет!" - Помоги мне сесть в седло! - приказал он саису. Мокки повиновался не сразу. Его глаза все смотрели на противоположный берег. То счастье, что он испытывал, начало превращаться в глубокое отчаянье. Узкая полоска бурлящей воды делила его жизнь надвое. Серех на одной, а он на другой стороне. Никогда он ее больше не увидит. - Чего ты ждешь? - крикнул Урос. Мокки посадил его на коня и медленно пошел вперед. Тропа становилась все уже и каменистее. Она вела прямо к высокому, громадному скальному массиву, который закрывал горизонт на западе. "Вы не заблудитесь - сказала им Ульчан - после моста вы попадете на тропу, и она единственная, что есть в этой долине. Потом начнется тропа, что ведет через горы. Она выходит на старую дорогу Бамьяна. Вам понадобится два дня, чтобы доехать до города. Можешь мне поверить, мы сами часто бываем там." Урос помнил ее слова. Через день они будут в Бамьяне - половина пути пройдена. Джехол шел за Мокки медленно и осторожно. Но Урос натянул поводья, словно шаг коня казался ему слишком быстрым. - Половина пути - прошептал он - Уже половина пути и чего я добился? Втянув голову в плечи, впереди шел Мокки. И Урос подумал: "Я почти вывел его из себя... он меня ненавидел ...Хотел получит коня...планировал что-то... но вот появилась эта девка и он ни о чем другом больше не думает...Трусливая псина...Рабская душа...мне нужно начинать все с начала...но как?" Долина изменилась. Высокие травы, сменились на высохшие, редкие былинки, кустарники виднелись все реже. И хотя солнце стояло в зените, путешественники поплотнее запахнули свои чапаны, чтобы спастись от ледяного ветра. Они приближались к горам. В полдень, во время когда прячутся тени, они достигли их. Перед ними был тот единственный путь через скалы. Тут Урос заметил, что на большом камне, что находился впереди них, стоит какой-то человек. Не поверив глазам, он прикрылся от солнца рукой, вгляделся вновь, и узнал ее - это была Серех. - Девка - вполголоса пробормотал Урос, и крикнул саису: - Серех! Мокки , который по прежнему бежал впереди опустив голову, обернулся к нему, затронутый за живое. - Вон там! - показал ему Урос. И саис заметил ее тоже. От счастья, что он видит ее, - ту, которую он казалось бы, потерял навсегда, - он хотел было бросится к ней навстречу. Но Урос схватил его за ворот чапана и зашептал: - Аллах свидетель, если ты сейчас запятнаешь честь всех мужчин, я выбью тебе глаза плеткой! Это она должна поздороваться первой, ясно тебе? И Серех подошла к ним сама. Она не подарила саису ни одного взгляда, а бросилась на колени перед Уросом и схватившись руками за его стремя, запричитала: - О господин, возьми меня в свое путешествие! Ты не найдешь лучшей, молчаливой, верной и смиренной служанки, чем я! Прошу тебя, не оставляй меня с людьми моей палатки! С того времени, как умер мой муж, они обращаются со мной как с рабыней. Я работаю для них с утра до вечера, а они дают мне только остатки еды. Мужчины тащат меня в свои палатки когда захотят, а их жены жестоко избивают меня за это. Позволь мне идти с тобой, о отважный господин! Мне не нужна плата. Только пригоршня риса и одеяло, больше мне ничего не нужно! Первым желанием Уроса было пнуть это лживое создание, которое посмело повиснуть на нем. Его она не сможет обмануть. Мокки опустился перед ним на колени с другой стороны. Но когда он уже приготовился отбросить ее ногой в сторону, она подняла к нему свое лицо. Солнце осветило его черты и под умоляющим выражением, горькими слезами и размазанной черной краской, обрамляющей ее глаза, он разглядел странную силу и твердость, и как ему показалось - жгучую алчность. Он взглянул на Мокки. Тот дрожал словно ребенок в лихорадке, и смотрел на Уроса со страхом и надеждой на счастье. Волчья ухмылка растянула бледные губы Уроса. Серех испугалась и прижалась лбом к его стремени. - Пощади меня, о господин! - закричала она. Эхо ее голоса отразилось от скал и вернулось назад. Урос дотронулся рукояткой плетки до Мокки и коротко бросил : - Ступай вперед! Он пришпорил Джехола - проезжая мимо Серех нарочно расцарапал ей стременем щеку - остановился, и не оглядываясь назад, сказал: - Хорошо. Ты можешь идти вместе с нами. Серех немедленно поднялась с колен и торопливо побежала им вослед. Тропа, что вилась возле пропасти, была узкой, но ровной, и путешествующие быстро миновали ее. В самом конце, горы образовали огромные каменные ворота, а когда они прошли и сквозь них, то вышли на широкую дорогу в стороне от которой нашли чайхану. Далеко внизу лежало бесконечное плато, уходящее за горизонт, на нем расположились долины яркой зелени и крестьянские поля цвета красной глины. Урос направил Джехола к чайхане. Мокки привязал коня за сучковатый столб, что поддерживал крышу, спустил Уроса с седла и уложил его на топчан с краю веранды, так, чтобы стена защищала его от ветра, а крыша от солнечных лучей. Он не знал, чем он еще мог отблагодарить Уроса за то, что тот оставил ему Серех. Окружающая их обстановка, была более чем проста. Ни один самый тонкий ковер, который можно было найти даже в самом бедном доме, не покрывал неровного пола на котором была разложена только гнилая солома. Под крышей, на земле, сидели три старика и курили кальян. Их желтоватая, сморщенная кожа напоминала цветом лимон. На их угловатых лицах, с курносыми носами, блестели узкие, черные глаза. "Хазары - понял Урос - Кажется, где-то здесь и начинается их земля" Мокки склонился над Уросом и сказал: - Какое-то странное место. Я не нашел ни одного из бача. Внутри тоже никого нет. Хазар, который находился ближе всех к самовару, осторожно произнес: - Здесь был один бача, но этот сукин сын сбежал сегодня на рассвете с одним из караванов. Сказал, что хочет посмотреть мир. - Хорошо, - сказал Урос - тогда я хочу поговорить с хозяином. Хазар медленно повернулся к нему: - Это я - ответил он и глубоко вздохнул. - И чего же ты ждешь? Ты ничего не собираешься принести нам? - спросил Урос - И что у тебя есть, может быть вы нам все же расскажете? Старик почесал ногу и ответил : - Этот подлец ничего не приготовил до того, как сбежал. Есть только несколько черствых лепешек. - А для лошади? - За дорогой есть поле, моему ослу тамошняя трава пришлась очень даже по-вкусу. - заметил хозяин. - А чай? - спросил Урос. И до того, как хозяин чайханы смог что-либо ответить, добавил: - Надеюсь, он тоже пришелся по вкусу твоему ослу? Хазар на мгновение запнулся, но затем растянул свой лишенный зубов рот и затрясся от беззвучного смеха. - Вы слышали? Слышали? - возбужденно затормошил он своих друзей, которые тоже расхохотались, а затем так же дружно закашлялись подавившись дымом от кальяна. Отсмеявшись он снова повернулся к гостю: - Ты нравишься мне, всадник. Хоть ты и болен, но склоняешься к шуткам, а не к раздражению. - И мне ты тоже нравишься - ответил Урос - Несмотря на твое ремесло, тебе ближе лень, а не желание заработать деньги. - Я в этом не виноват - ответил хазар и вновь вздохнул - Тот, кто всю жизнь прожил рабом, никогда не будет дружить с работой. Он поднялся на ноги, все вздыхая. - Я приготовлю для тебя хороший, крепкий чай. Но я предупреждаю сразу, - вся посуда грязная. Этот чертов бача не помыл ни одной чашки, прежде чем убежать! Хозяин чайханы нехотя удалился что-то бормоча. "Ему примерно семьдесят лет - подумал Урос - Я был еще совсем мал, когда эмир Хабибулла освободил это племя, которое раньше сам же приговорил к рабству за их неповиновение." Урос покачал головой. "Рабы, а ведь они были потомками тех всадников, которых оставил здесь великий Чингиз, чтобы они правили этой страной." - Мне кажется, что я тебе пока не нужен - произнес Мокки - Можно я отведу коня на поле? Голос саиса был тих, а сам он смущен. "Говорит о коне, а думает о своей девке" - усмехнулся про себя Урос. Жестом он разрешил ему уйти. Мокки заметил Серех, как только вышел из тени крыши. Она сидела там, где стена, отделяющая веранду от поля, слегка закруглялась. Хлопковая материя, которую она набросила себе на голову, почти не отличалась по цвету от глины стен, и сейчас она напоминала кем-то забытый и брошенный мешок. То, что она находится так близко от него, смутило Мокки и он застыл на мгновение. Во время пути они шли раздельно и из-за страха перед Уросом он ни разу не посмотрел в ее сторону, и не оглянулся. Серех сидела молча и не двигалась. Страсть, которая заставила ее уйти от своего племени, жгла ее как никогда прежде. "Какой он красивый и сильный, этот большой саис, что стоит возле прекрасной лошади." И ей показалось, что она видит его впервые. Она глубоко вздохнула. Но опыт подсказывал ей не выдавать своих чувств, а искусство притворства, которое она осваивала всю свою нелегкую жизнь, помогло ей при этом. "Осторожно...подожди... - приказала себе самой Серех, - я уже достаточно рисковала. Теперь нужно потихоньку продвигаться вперед...Очень медленно...одно лишнее слово, и все кончено. Да еще господин следит за мной своими рысьими глазами." Но их обоих, и невинного саиса, и расчетливую кочевницу, обожгло одно и то же чувство. Мокки подошел к Серех ближе. И когда он увидел ее такой потерянной и слабой, сидящей на земле в тонком платье, то показалась она ему еще прекрасней, чем тогда, при свете костра. И к нежности, обожанию, восхищению и благодарности, которую он к ней испытывал, добавилось совершенно новое чувство: видеть ее здесь у своих ног, словно нищенку, ее - свою возлюбленную, вызывало у него такую глубокую боль, наполнило его таким бесконечным сочувствием, что горечь которую он испытывал на какой-то момент заглушила в нем все остальное и привязала его к ней сильнее, чем незамутненное счастье прошедшей ночи. Доля угнетенных и бедствующих никогда особо не трогала Мокки. Везде есть богатые и бедные - таков закон природы. Но то, что Серех без хлеба и воды, должна сидеть на земле и ждать пока они сами насытятся и отдохнут, оскорбило его до глубины души, и стало для него более горьким, чем вся несправедливость этого мира. - Почему ты сидишь здесь? - крикнул он ей. - А разве есть для меня какое-то другое место? - возразила Серех очень осторожно и мягко. Мокки задумался на мгновение. Что он мог ей ответить? Священный, нерушимый закон древних обычаев и воспитания говорил, что Серех права. А как он себе это представлял? Женщина самого низкого происхождения...без мужа...без денег...без чадора... То, что она может показаться здесь, на постоялом дворе - открытом месте - было немыслимо. Если бы на это осмелилась другая женщина, сам Мокки был бы возмущен и поражен таким поступком. Так значит это правильно, что Серех должна сидеть тут изнывая от голода и жажды, словно собака которую выгнали за дверь, в то время как мужчины...? Нет, только не Серех! Но почему именно она нет? И Мокки показалось, что за той которую он любил, стоят все ее бесправные сестры, и внезапно испытал чувство вины, которое никогда не испытывал прежде , хотя половина человеческой расы была их жертвой. Дрожащей рукой он провел по ее волосам и прошептал на ухо: - Я вернусь, Аллах свидетель! Сейчас вернусь... Чай Уросу все еще не принесли. Но казалось, что он терпеливо ждал и не проявлял недовольства. Мокки опустился возле топчана на корточки. - Трава на поле действительно так хороша, как обещал хозяин? - спросил Урос - Лучше не бывает - ответил саис, хотя не бросил на поле ни одного взгляда. - Ну, значит все в порядке. - Нет! - воскликнул Мокки - не все в порядке. Он придвинулся к нему ближе и быстро зашептал: - Серех... я видел ее снаружи...она отправилась в дорогу на рассвете, еще раньше чем мы...у нее нет ничего из еды или питья. Нужно ей помочь . - И что же ты предлагаешь? - спросил Урос тихо, почти не разжимая губ - Я готов сам...- начал было саис - ...принести ей еду и чай, да? - закончил его мысль Урос, мастерски подражая его взволнованному шепоту - Я знаю... Но лучше я убью тебя прямо здесь. Бесчестье саиса падает и на его господина. - Разреши ей прийти сюда...- умолял Мокки Урос смотрел на него полуприкрыв глаза. Его голос зазвучал еще дружелюбнее. - Как? - сказал он - Сюда? Правда? Даже если бы хозяином этой чайханы был я и решил нанести гостям такое оскорбление, то кто же захочет прислуживать подобной девке? Самые нищие бача отшатнутся от нее, как от прокаженной. А тут, так вообще - ни одного из бача нет. Мокки опустил голову на руки. Он обещал Серех, что вернется. Но как? С пустыми руками? Урос наблюдал за Мокки почти с наслаждением. Саис внезапно стал словно мягкий воск в его руках. Ради нее он готов был на все... - Встань, дурак ты, - приказал он Мокки - и приведи ее сюда. - Но...но...ты только что сам сказал...- запнулся Мокки - Я сказал , что служанку никто обслуживать не будет - возразил Урос - Но она может обслуживать нас. Давай, иди и скажи ей это. Чтобы быть еще быстрее, Мокки перепрыгнул через стену. Хозяин появившийся на пороге, спросил Уроса: - Правда ли, что эта женщина твоя служанка, и должна заботится о тебе? - Да, это правда. - ответил Урос. - Именем пророка, - воскликнул хозяин - если все путешественники будут поступать так же, как и ты, то эта чайхана станет наполовину раем! Он задумался на секунду и добавил: - Хорошая служанка стоит всех этих проклятых бача, какие только есть на этом свете. Я хорошо помню, что когда наш народ вновь получил свободу, то многие беи женили своих сыновей на старых, беззубых рабынях, только бы удержать их в своем доме. Старик опять сел в круг своих друзей. Все они молчаливо курили. Изнутри чайханы доносился звон посуды. Затем появилась Серех с большим подносом в руках. - Какое все чистое! - сказал один хазар. - А как хорошо пахнет чай! - воскликнул другой. - Она даже подогрела черствые лепешки! - восхитился третий. При каждом их слове Мокки согласно кивал головой и счастливо улыбался. Серех поставила поднос перед Уросом. Но тот не притронулся к еде. Мокки хотя и хотел есть, но взял лишь один кусок хлеба. "Хочет побольше оставить для своей девки - подумал Урос- Если я не вмешаюсь, то скоро она вообще перестанет держать его за мужчину" Урос протянул Серех пустую пиалу, чтобы она ее наполнила и обратился к Мокки: - Джехол последнее время шел шагом. Это плохо для скаковой лошади. Иди и поскачи на нем немного. - Ты хочешь...чтобы я это сделал прямо тут...при всех? - удивился саис. И хотя он сказал "при всех", но имел ввиду только Серех. - Иди, - приказал ему Урос. Мокки подбежал к Джехолу, который все еще оседланный и взнузданный пасся на поле, схватился рукой за его гриву, и не поставив ноги в стремя, одним движением вскочил в седло. И те, что смотрели на него с веранды- поразились, что прямо на их глазах, в одно мгновение, он стал совсем другим человеком. Ничего не осталось в нем от его неуверенного, боязливого поведения. Он стал всадником, уверенным и ловким. Его длинные обезьяньи руки, широкие ладони и запястья, и сильные ноги - больше не мешали ему. Наоборот. Прямо и уверенно сидел он на Джехоле, высоко подняв голову. Выражение детской наивности на его лице сменилось на твердость, уверенность и опыт. Сейчас он выглядел полностью взрослым. Мокки резко дернул уздечку. Джехол поднялся на дыбы. И хотя саис не упирался ногами в стремена, он не съехал с седла назад ни на один сантиметр. Ноги и колени держали его на спине коня, словно стальной капкан. Все трое хазар, что сидели на веранде уставились на саиса открыв рты. Никогда они не видели ничего подобного. И не удивительно - здесь люди знали только маленьких ишаков, в лучшем случае, мулов. Ловкостью, силой, чувством и опытом, Мокки заставил Джехола стоять на задних ногах бесконечно долго. Но вот, он внезапно отпустил уздечку, ударил ногами по бокам коня и тот рванул с места в галоп. Но поле было слишком узким и коротким для такой скачки. Через несколько секунд, конь должен был бы врезаться в стену чайханы. Старики ахнули и закрыли лица руками. Серех, с широко открытыми от страха глазами, шептала: - Он же убьется, ...убьется... Только один Урос ничего не боялся. Он понял, что планирует саис. И точно, в последний момент, когда он почти коснулся стены, Мокки перекинулся на сторону, прижался к боку лошади, и коленями, грудью и руками повернулся так, что они оказались параллельно стене. И вот, конь уже снова помчался галопом. Урос больше не опирался спиной о стену. Он приподнялся и смотрел на Мокки. На мгновение он почувствовал себя с ним одним целым: так точно он мог предугадывать, понимать и разделять все его движения и его реакцию. И на один единственный миг Мокки стал для Уроса человеком почти сравнимым с ним самим - всадником. Чей-то голос прошептал рядом с ним: - Верхом на своем коне, он выглядит просто как принц! Урос повернулся к Серех и тут же пришел в себя. Какой восхищенный голос, а какой влюбленный взгляд! Он достиг большего, чем даже ожидал. Эта скрытная женщина, внезапно, потеряла все свои покровы. Никогда не забудет она этого представления: Мокки на Джехоле. На своем коне, сказала она. На своем... Урос приказал саису спустится с седла и когда Мокки оказался стоящим на земле, его чапан стал опять, как и прежде, слишком коротким, а голова опущенной. - Мы уезжаем - сказал Урос хозяину чайханы. - До захода солнца вы приедете к хорошему караван-сараю. Там будет все что вам нужно. Урос попросил счет. - О деньгах не может быть и речи, - сказал старый хазар. - Это мы благодарим тебя, ты дал нам намного больше. Урос попытался было настаивать, но тогда старик тихо добавил: - Позволь бедным поделиться их единственным богатством. Путешественники - Мокки впереди, затем Урос верхом на Джехоле, и Серех позади - вновь пошли по старой дороге Бамьяна. А хозяин чайханы опустился на землю возле своих друзей и опять закурил кальян. КАРАВАН Дорога Бамьяна, проложенная еще в древние времена, в действительности была плохой насыпью: узкой и извивающейся лентой, покрытой летом толстым слоем пыли, а в сезон дождей превращающаяся в сплошной грязевой поток. Повозки, машины и все, что имело колеса, не могли проехать по ней и предпочитали новые, широкие пути. Эта была тихая, забытая всеми дорога: только люди живущие здесь, крестьяне, ремесленники, пастухи, торговцы и искатели приключений встречались на ней. Но дважды в год этот путь оживал: весной, когда по нему тянулись караваны кочевых стад, и осенью, когда они возвращались назад. Сейчас, в октябре, каждый день проходил здесь один из них. Было время после полудня. Урос первым заметил неожиданно появившееся вдалеке облако - похожее на оранжевый дым. Оно быстро приближалось к ним. Скоро оно заполнило не только всю дорогу, но и закрыло клонящееся к закату солнце. Когда, время от времени, ветер отрывал от этой завесы небольшой клочок, то можно было рассмотреть огромное стадо, поднимающее эти тучи пыли. Люди и животные без числа, идущие сплошным потоком, словно река, что вышла из берегов. Мокки остановился ожидая Уроса. Серех подошла тоже, остановившись на один шаг позади Джехола. - Это Большие кочевники - сказала она В ее словах был ужас и восхищение. Для Серех , -Малых кочевников,- таких как она сама, и тех, что приближались, разделял целый мир. - Что это за племя? - спросил Урос юную женщину. - Пуштуны границ. Они оттуда, откуда приходит солнце - ответила Серех. - Пуштуны... - повторил Урос. Никогда еще он не встречал их караванов, чей путь пролегал намного южнее его родных степей. Но их имя говорило ему, как и каждому афганцу, об очень многом. Пуштуны восточных регионов, пуштуны неприступных крепостей... непобедимые воины, хозяева огромных стад...В своих тайных мастерских делали они копья и сабли, а так же и огнестрельное оружие. Они завоевали долины до Амударьи, превратили хазар в рабов, а язычников Кафиристана - в правоверных мусульман, и даже самих английских солдат, после столетней войны, сумели прогнать они из своих гор и долин. Пуштуны - королевское племя. Каждой весной, как ведется это у них уже тысячелетиями, невзирая на законы и границы, вооруженные, идут они караванами от Индии до Ирана, через всю страну. - Пуштуны - тихо повторил Мокки со страхом. Все кто был в Маймане для того чтобы приказывать, судить и наказывать - губернаторы, сборщики налогов, чиновники и полицейские - все были пуштуны. Чужаки для них самих, эти победители - присылаемые из Кабула, пытались держать народ степей севера в повиновении. Облако пыли плыло теперь над всей долиной. - Иди - сказал Урос Мокки. Тот сделал пару неуверенных шагов, обернулся и не сводя глаз с Серех, что стояла позади Джехола, сказал: - А может нам лучше пойти полями? - Почему? - спросил Урос - Пуштуны и их стада заняли всю дорогу. Они словно плотный пчелиный рой, а еще - они все вооруженны. - Дорога принадлежит всем и никому - ответил на это Урос - Давай, иди дальше! Но тут облако накрыло их и они ничего больше не видели, но слышали лишь топот бесчисленных ног, бряцанье оружия и ржание, рев и блеяние животных. Серех бросилась к Уросу, обхватила его правую ногу обеими руками и закричала: - Я умоляю тебя, господин, давай хотя бы встанем в стороне от дороги! - Почему? - спросил Урос. - Потому что пуштуны всегда выбирают самый высокогорный путь и всегда середину; они верят, что если этого не сделать, то это принесет им несчастье. - Вот как? Какое совпадение, я верю в это тоже... - ответил Урос. На покрытом пылью лице Серех отразился безотчетный ужас и она воскликнула: - Несчастье мне, низкой кочевнице! Они же просто растопчут меня! - Поступай так, как захочешь. Я тебе разрешаю - сказал Урос. Серех поцеловала его ногу и бросилась к ручью, что протекал в стороне от дороги. Тремя прыжками она достигла его. Мокки хотел броситься вслед за этой маленькой, испуганной фигуркой, но не решался. - Ну, беги за ней, - сказал ему Урос презрительно. Мокки подбежал к Серех и взял ее руки в свои, почувствовав, как сильно они дрожат. - Да посмотри же! - закричала ему Серех - Он едет дальше! Твой господин просто сумасшедший! - Гордый - мягко поправил ее Мокки. - И чем это он гордится?! - возмутилась юная женщина - Он что, богат? - Это не имеет никакого значения - возразил Мокки - Во всех трех провинциях нет лучшего чавандоза чем он, и еще - он сын великого Турсена. Серех никогда ничего не слышала о бузкаши и знаменитых наездниках. Но когда она увидела на лице Мокки такое же благоговейное восхищение, которое она сама высказывала лишь Большим кочевникам, это задело и обидело ее - кто во всем мире мог сравниться с пуштунами? Да никто! - Чавандоз он или не чавандоз, они его сейчас разорвут на кусочки и им будет все равно.. и мне кстати, тоже! - сказала она - Он не имеет права подвергать твоего коня такой опасности! Мокки покраснел как рак: - Но Джехол не принадлежит мне. - Этот конь просто создан для тебя! - воскликнула Серех с почти дикой страстью и прижалась к Мокки, зашептав : - На том поле возле чайханы, ты смотрелся на нем словно принц! Урос, что все еще ехал прямо посередине горной дороги, внезапно приподнялся в седле, приложил ладонь к глазам, всмотрелся в клубы пыли и наконец придержал Джехола. В этот же момент Серех вновь завопила от страха: - Вот они! Они уже здесь! Из облака пыли появилось первое звено каравана. С большим отрывом от остальных и возвышаясь над всеми - шли верблюды. Шаг за шагом величаво выступали они впереди. Используемые как вьючные животные или для езды, нагруженные палатками, коврами, посудой и домашней утварью или несущие на себе паланкины в котором помещалась вся семья - их поступь была одинакова: важная и размеренная. Все они были украшены яркими разноцветными лентами, бантами и перьями, и несли на себе бесчисленные колокольчики, которые звенели при каждом их шаге. Урос не бросил на них ни одного взгляда. Он внимательно следил за внешним острием каравана, за теми животными, что вели его. Это были два верблюда из Бактрии - и от начала времен не было лучших чем они, превосходящих всех остальных своих сородичей в величине, силе, выносливости и ярости. Все их тело было раскрашено хной, а на горбах - дорогие ткани, талисманы, амулеты и пучки разноцветных перьев. Их седла были обтянуты красной кожей и обиты металлом. Чудовище справа несло мужчину. На чудовище слева ехала женщина. Мужчина был еще молод. Его густая, иссиня-черная борода начиналась прямо у висков, от края чалмы. Сожженное солнцем и обветренное лицо, было украшено орлиным носом и темными, мрачными глазами. Грубый, плохо зарубцевавшийся, шрам шел от нижней губы через все лицо. Два кинжала было у него за поясом, а ружье, с длинным дулом и прикладом, украшенным серебром, лежало у него на коленях. Женщине не было еще и двадцати лет. Ее кожа была гладкой, без единой морщинки, взгляд ясным, лоб высоким и чистым, а губы слегка покрашены кармином. Но на ее лице лежала такая печать высокомерия и гордости, что она выглядела старше. Прекрасные шелковые ткани, в которые она была одета, переливались ярко желтым, голубым и фиолетовым. Широкие и толстые цепочки из серебра обвивали ее шею, а на запястьях позвякивали тяжелые , массивные браслеты. Точно такое же великолепное ружье, что и у мужа, лежало у нее на плече. Конечно же, еще издалека, с высоты своих огромных животных, мужчина и женщина заметили одинокого всадника, стоящего точно на середине дороги. Но ничто в их движениях этого не выдавало. Они правили животными в том же темпе, что и раньше. Они даже не обменялись друг с другом взглядами. Урос играл такую же роль. Он сидел в седле неподвижно, словно на все в мире ему было наплевать. Естественно, он не надеялся ввести этих двоих в заблуждение. В таких играх было не важно, кто во что верил или не верил, ибо выигрывал всегда тот, кто дольше мог удержаться в рамках обычаев и сохранить честь и достоинство. И поэтому он ждал, находясь на середине дороги, вперив взгляд в пустоту, неподвижный в своем седле, словно статуя. Внезапно оба животных остановились перед ним. И резкий, грубый голос крикнул ему с высоты: - Мир тебе! Только в этот момент Урос поднял голову и его узкие глаза встретились с глазами человека с широким шрамом. Он ответил: - Мир и тебе, господин такого могущественного племени, а так же всем твоим. Ни одного слова не сказал он женщине; более того, он повернулся к ней спиной, чтобы яснее показать этим, что он полностью игнорирует ее присутствие. Если уж этим "Большим кочевникам" нравится обращаться с женщинами, как с равными,- хорошо- с этим он ничего не может поделать. Но чавандоз, сын и внук чавандоза - не должен забывать законов чести. Вождь пуштунов молчал. Урос тем более. Его опять начало лихорадить, а нога разболелась. Он едва мог сидеть в седле прямо. Внезапно какой-то твердый предмет с силой ударил его в правое плечо. Удивленный, он обернулся назад. Он увидел женщину с оружием, которая возвышалась над ним, сидя в своем шарлахово-красном седле, словно амазонка. Как-будто между делом, она вновь положила свое ружье на обычное место. "Она ударила меня прикладом" - понял Урос. Почти сверхчеловеческим усилием он удержался и не показал своего гнева. Потому что, как бы он смог с ней рассчитаться? Она сидела слишком высоко и плеткой ее было не достать. А закон предписывал отвечать безразличием на оскорбление, если у тебя нет возможности отомстить за него сразу. Женщина с оружием - и ее голос был намного тверже и резче, чем голос ее мужа - крикнула ему: - Ну, и долго ты еще будешь стоять здесь и дышать нашей пылью? Урос развернул Джехола так, что его зад оказался повернутым к хозяйке каравана и ответил не ей, а вождю пуштунов: - Я жду пока мой путь будет свободен. Большой кочевник бросил быстрый взгляд на толпу из животных и людей, которая никем не сдерживаемая начинала напирать на них. Затем он посмотрел на Уроса и сказал: - Почему же ты не ушел с дороги, как только заметил нас? Тут есть еще один путь, внизу. - Мой путь всегда проходит сверху. - ответил Урос. Лицо большого кочевника по-прежнему казалось равнодушным. - Вот значит как...- произнес он и не закончив предложения и не обернувшись назад, поднял на мгновение руку, подавая знак толпе и затем продолжил - Мне даже не придется звать своих воинов. Несколько шагов вперед и вы оба, ты и твой конь, станете ковром для моих верблюдов. - Это правда. Ты можешь это сделать. И именно поэтому ты должен уступить дорогу человеку, который стоит перед тобой один и без оружия.. - На высокогорной дороге? - спросил большой кочевник - А разве я еще не на ней? - ответил Урос. Женщина повернулась к своему мужу. Ее цепочки и браслеты мелодично звякнули. - Ты уже достаточно его слушал, - крикнула она мужу - и если он сумасшедший, так пусть Аллах защитит его. Взгляд большого пуштуна был прикован к Уросу: - У тебя есть одно мгновение - одно единственное, чтобы уйти с дороги. - сказал Уросу вождь племени. Но тут случилось нечто, совсем непредвиденное. Погонщики верблюдов, по двое с каждой стороны, которые следовали за господином и его женой, видели и знали, почему они внезапно остановились и тоже придержали своих животных. Также и те, кто шли за ними - последовали их примеру, хотя они не понимали, что именно случилось впереди. Но из-за такого огромного расстояния, следующая за ними большая часть каравана и огромные стада, не знали вообще, что ведущая часть каравана остановилась. Погонщики верблюдов, наездники, и все , кто шли пешком, двигались дальше. Пастухи и их собаки подгоняли стада вперед и конечно, идущие наткнулись на остановившихся, стали давить на них, и в конце концов, толпа начала напирать сзади на оба колосса из Бактрии. Сначала они стойко держались. Их хозяева все еще не давали им понять, что можно идти вперед, и некоторое время им удавалось сохранять равновесие. Но выдержали они только несколько десятков секунд, как раз столько, сколько длился разговор больших кочевников и Уроса. И тогда оба великана начали понемногу сдаваться...медленно их толкало вперед, на коня и его всадника, которые по-прежнему не двигаясь стояли перед ними. Сдерживая напор толпы и стад, сделавшись нервными от поднявшегося вокруг шума, оглушенные звоном тысяч колокольчиков, оба верблюда были больше не в состоянии понимать команды своих хозяев. В раздражении они подняли рев. На кого-то им нужно было обрушить свой гнев и кто был лучшей мишенью для этого, чем это карликовое животное и его наездник - ничего не значащие создания, которые можно легко растоптать? Никем не сдерживаемые они угрожающе двинулись в сторону Уроса и Джехола. Конь среагировал быстрее, чем Урос успел что-то понять. Джехол ненавидел этих гадких чудовищ. Запах хны, которого он не знал, их колокольчики, перья, их слюнявые морды - все ему было в них противно. И когда они только подготавливались, чтобы напасть, Джехол их опередил. Он заржал так громко и пронзительно, что заглушил рев своих врагов, в тот же момент отступил чуть назад, чтобы освободить себе место, и поднялся на дыбы. Этот диковинный, страшный зверь, который внезапно возник перед ними, да к тому же почти такой же высокий, как они сами, его громкое, злое ржание, молниеносная реакция - все это поразило бактрийских колоссов так, что на секунду они застыли на месте. В тот же миг конь прыгнул прямо на них и, не смотря на свой огромный рост и вес, оба верблюда, испугавшись,- отшатнулись в стороны. Урос который прижался к шее коня, заметил, что в живой стене перед ним открылась небольшая щель и Джехол рванулся в этот просвет. Его нога задела бок одного из верблюдов и от этого внезапного удара по ране, его пронзила жуткая боль, столь невыносимая, что он еле смог удержаться в седле. Но когда он увидел, что дальше дорогу преграждает целая колонна верблюдов, то подумал лишь : "Вот и все...ну, что же! Если они убьют меня, то хотя бы на середине горной дороги!" Когда Джехол заметил перед собой огромную орду, которая казалась гигантской волной нахлынувшей на дорогу, он снова встал на дыбы. Но только на мгновение. Он хрипло дышал - перед ним, лишь один шаг разделял их, кричали верблюды готовые напасть на обидчика. По бокам его зажали бактрийские колоссы: некуда ему было бежать, он был окружен со всех сторон. Повязка сорвалась с ноги Уроса и его черная, гниющая рана, с торчащими обломками костей, стала видна всем. Вождь Больших кочевников заметил ее и сказал: - Человек в таком состоянии не может считаться противником. Иди...! Я оставляю тебе жизнь из-за твоего увечья. - А я из-за твоего коня, - добавила женщина с оружием - Иди! Кочевник обернулся, прокричал приказ и отъехал в сторону. Его жена последовала за ним...Караван двинулся дальше. Но для Уроса открылась узкая тропинка между украшенными перьями верблюдами. Приказ вождя распространялся от ряда к ряду. И Урос поскакал по середине горной дороги дальше. - Подними-ка меня! - попросила Серех. Они потеряли из поля зрения обоих, и коня, и его всадника. Когда караван снова пришел в движение, они не поняли, что же там произошло. Мокки подхватил Серех и без усилий поднял маленькую фигурку вверх. Серех увидела, что по середине дороги, сквозь толпу, в противоположную сторону движения каравана, скачет единственная лошадь и всадник на ней. - Он там! - воскликнула Серех - Он скачет по середине дороги! - Ни на что другое он бы и не согласился... - сказал Мокки. Одним быстрым кошачьим движением Серех соскользнула на землю. Ее глаза превратились от негодования в две узкие щелочки: - А ты тоже гордишься им, да? - закричала она - А если бы он загубил при этом коня? - С Джехолом же ничего не случилось; Урос едет на нем дальше - ответил саис - Пока не случилось - возразила Серех. Они вновь вышли на дорогу, чтобы догнать Уроса. Маленькая кочевница больше не боялась; та пара во главе каравана, что внушала ей такой ужас - уже скрылась в облаке пыли позади них. Мимо шли мужчины и женщины, чья одежда была ей более знакома. Стада тянулись вдаль. Они пробирались сквозь них, уворачиваясь то от копыт, то от рогов и зубов животных, собаки облаяли их, а пастухи хлестнули пару раз плеткой. Наконец поток животных стали редеть. Еще несколько отставших от каравана и плетущихся сзади людей, и они догнали Уроса и Джехола как раз в тот момент, когда он остановился, переводя дух. Теперь дорога перед ними была свободна, а позади них шумел удаляющийся гомон каравана. - О, Серех, - зашептал Мокки - Именем Аллаха и его милосердием, я тебя умоляю, осмотри его ногу. Маленькая кочевница посмотрела на кровоточащую и гноящуюся рану и ответила: - Он задел ногой за бока животных, когда проезжал слишком близко от них. - Ты можешь что-то сделать для него, прямо сейчас? - Могу - ответила Серех. Но прежде чем саис смог обратиться к Уросу, тот сказал: - Я все понял - и пришпорив Джехола, поскакал дальше. На закате дня они пришли к караван-сараю, который стоял чуть в стороне от дороги, пристроившись к краю скалы. Маленькая речка огибала его с трех сторон, и невысокие, но толстые и крепкие стены защищали его от ледяных ветров. Двое слуг, с факелами, поздоровались с путниками у ворот. После обычных слов приветствия, старший из них спросил Уроса: - Ты будешь спать вместе с другими гостями или ты желаешь отдельную комнату для тебя и твоей служанки? - Да, я хочу спать отдельно.- неторопливо ответил Урос - Только я и мой конь. Бача взял Джехола за уздечку и повел их сначала через большой зал, который был, насколько можно было судить, чистым и убранным. Здесь каждый имел место для себя и своих животных. Керосиновая лампа с вычищенным стеклом распространяла достаточно сильный свет. Затем они попали в широкий коридор, который вел в просторное помещение со сводчатым потолком, - такое большое, что в нем могло переночевать много людей, и такое высокое, что лошадь свободно разместилась бы в нем. Возле входа стоял чан с водой и корыто со свежим сеном. Чуть дальше, у стен, лежали тюки соломы служившие постелью. Мокки помог Уросу лечь: в свете лампы его рана выглядела пугающе и бача, почувствовавший запах гниения, отпрянул назад. Серех прошептала Мокки: - Скажи ему, чтобы принес горячей воды и чистых тряпок. Саис повиновался. Даже самым юным из бача, маленькая кочевница не могла ничего приказывать. Серех обмыла рану и открыв один из своих мешочков протянула руку за травяным порошком. Внезапно плетка хлестнула ее по руке. - Никаких мазей, порошков и трав. - процедил Урос сквозь зубы. И повернувшись к бача, сказал: - Бача...черного чаю...очень крепкого...и сладкого...побыстрее... Маленький слуга торопливо убежал. - Мокки завтра, на рассвете, - перевяжет мою ногу. А сейчас, пошли вон отсюда...и ты и она... В коридоре они встретили слугу, прислонившегося к стене. - Послушай, ответь мне - спросил он Мокки шепотом - он не собирается умереть прямо здесь? Это был бы первый случай у нас... - Нет, обещаю тебе - ответил саис - он просто сильно устал, от чая ему станет лучше. - У нас всегда кипят два самовара.- воскликнул бача - Я сейчас же ему все принесу. Они вошли в зал. Только одна лампа еще горела здесь. Люди и животные спокойно спали на чистом, каменном полу, каждый на своем месте. - Судя по всему, - сказала Серех - здешний хозяин очень работящий человек. - О, да! - хихикнул бача, - он не старше тебя. Здесь за всем здесь следит вдова, его мать. Мокки стыдливо и нерешительно стоял позади Серех. Теперь, когда он остался с ней наедине, его охватило жгучее нетерпение. И думая совсем о другом, он тихо спросил ее: - Может пойдем спать? Она ничего не ответила. Мокки заговорил снова и фальшивый тон его голоса, подчеркивал его ложь. - Ты наверное очень устала, да? Пойдем! Юная женщина взяла его за руку и ничего не отвечая, потянула прочь из дома. Во внутреннем дворе караван-сарая горела лампа, помещенная над воротами. Но ее свет был слаб. Серех крепко прижалась к Мокки : - Мой большой саис - зашептала она - мой большой саис, весь день я ждала этого! Внезапно они испугались. Женский голос, громкий и строгий, разбил молчаливую тишину ночи: - А ну-ка, прекратите немедленно! Мокки и Серех оглянулись. В стороне от лампы они увидели узкое, длинное окно - старую бойницу. В коптящем свете факела, обмазанного бараньим жиром, возникла какая-то бесформенная фигура: завернутая в черное и в черной же накидке, которая полностью закрывала ее лицо. Виднелись только глаза. Мокки зашептал: - Серех, это же приведение...приведение... - Не бойся ты - ответила она ему тихо - Это хозяйка караван-сарая. Вдова, которая не спит. Голос под накидкой заговорил: - У меня не занимаются такими грязными делами! Идите отсюда куда-нибудь еще! Мокки потащил Серех к воротам. Но на пороге, маленькая кочевница обернулась, сделала из трех пальцев знак проклятия и злых пожеланий, и пробормотала: - Да поразит тебя чума, старая, злобная баба! Не снимаешь чадора даже по ночам? Ты просто завидуешь, старая ведьма, завидуешь молодым женщинам, которые спят по ночам с мужчиной, а не с подушкой, как ты! От холодного ветра, что дул снаружи, Серех задрожала. Мокки распахнул чапан, притянул ее к себе и закрыл ее им. Они быстро пошли вперед. Дойдя до ручья, Мокки взял Серех на руки и перепрыгнул его один прыжком. Они пробежали через заросли кустарников, колючки царапали их, но они этого не замечали. Наконец кустарник стал редеть и они нашли узкий клочок поросшей травой земли. Серех опустилась на него и потянула Мокки за рукав... Потом они оба почувствовали, что их привязанность друг к другу стала другой. К страсти и желанию, добавились доверие, нежность и дружба. Серех гладила грудь Мокки. Ее пальцы скользнули по его рубашке и дырам в потрепанной ткани, и тогда, впервые в жизни, она озаботилась не собой, а другим. В этой рваной ткани, сосредоточилось для нее вся несправедливость этого мира. "Почему, - спрашивала себя Серех с нежностью, от которой ей было больно - почему все устроено так, что самый лучший из людей носит разорванный чапан, в то время, как другие...?" И неожиданно Серех произнесла спокойным и уверенным тоном: - Конь должен быть твоим. Мокки ответил машинально, словно во сне: - Джехол достанется мне, только если Урос умрет. - Почему? - спросила Серех. - По завещанию - прошептал Мокки. - Что за завещание? - воскликнула юная женщина - Быстро расскажи мне! И Мокки рассказал ей все. Серех присела на корточки и когда он закончил рассказ они оба замерзли так, что поднялись и пошли назад, к караван-сараю. - Умрет он или нет - сказала Серех - мы найдем возможность увести коня. - Без завещания меня покарают - возразил саис. - А как они тебя найдут? - Как?! - воскликнул Мокки - Весь мир знает об этом коне! Но Серех ответила совершенно не впечатлившись его пылом: - Весь мир? Какой мир? - Весь! - сказал Мокки - И Маймана и Мазари Шариф! Серех ласково рассмеялась: - Для тебя весь мир - это твоя степь. Но земля Афганистана бесконечна. Пока можно идти, от одной долины к другой, от горы к горе, от границы к границе - ты можешь путешествовать спокойно и не встретишь никого, кто знал бы тебя или твоего коня. - Нет - прошептал саис - Без завещания я очень боюсь. Серех нежно дотронулась до него. - Мы же можем взять завещание с собой. - И с чего мы будем жить? - тихо спросил Мокки. - Ты будешь выигрывать на конных состязаниях. - Но в бузкаши играют только у нас! - воскликнул Мокки. Серех засмеялась вновь и тихо добавила: - Ты всегда мыслями в своей степи? Есть другие игры на лошадях, а не только бузкаши. Например скачки. А на таком жеребце ты будешь выигрывать их все.... Она на секунду замолчала и восторженно добавила: - Да, все! Вчера, у чайханы, ты был словно принц! - и подумав еще немного, продолжила: - Конечно с такой лошадью мы должны носить подходящую, дорогую одежду. Но это измениться быстро. Ты сильный, а я ловкая. Мы будем работать и копить каждый афгани. А потом... В ее словах появилась страстность. Мечта всей ее жизни, теперь она, возможно, исполниться: - Вот, послушай меня, если ты будешь идти точно на запад, то после многих дней пути придешь в страну, которая называется Хазараджат: она вся в горах и широких долинах. Для машин с колесами туда не ведет ни одна дорога. Но какие там есть поля, огромные зеленые поля, с густой травой...Я никогда их не видела, но я точно знаю, что они там есть... Они остановились у стены караван-сарая. Серех продолжала: - Шесть месяцев в году эта страна недоступна для людей и животных. Снег покрывает все... Но весной все там начинает цвести. Цветы расцветают сплошным ковром по всей земле, покрывая подножия гор, и цветут даже летом, а когда кончается зима, караваны, один за другим, приходят в эти долины. Пуштуны... каждый год Большие кочевники приводят свои стада на поля Хазараджата. Когда они все собираются там, тогда - слушай , большой саис - тогда они устраивают там великий праздник, годовой базар. Самые гордые племена в своих самых лучших одеждах,- пятьдесят, сто тысяч их там, или больше, не знаю, - со всеми их палатками, коврами, драгоценным оружием... Трубачи, тамбурины, танцоры - там есть просто все! И мы с тобой тоже будем там, безбоязненно среди Больших кочевников, как равные в новых , красивых одеждах, и ты тоже - красивый и сильный, на лучшем коне мира, - лучший из всадников! И все, все будут завидовать нам! Шепот Серех, ее волнующий голос и тепло ее тела под его чапаном, одурманило Мокки так сильно, что он думал лишь о том, как он положит этот город из палаток к ногам своей возлюбленной. Он взял ее лицо в свои большие руки и тихо сказал: - Пойдем и заберем Джехола. Серех обняла его и прижалась к его губам долгим поцелуем. Лампа во дворе горела уже совсем слабо. Взглянув на узкое окно они оба успокоились: там больше никого не было. - А если шум разбудит вдову и она увидит, как я увожу Джехола? - спросил Мокки. - Тогда ты ответишь ей - прошептала Серех, - что по приказу своего хозяина, ты ведешь его к реке, чтобы искупать. Тихо прошли они через большой зал и остановились у порога комнаты, где спал Урос. Он лежал у стены и не двигался, а лицо его напоминало лицо мертвеца. - Ты уводи коня - прошептала Серех почти не разжимая губ, - а я вытащу у него завещание, у меня очень легкая рука. Мокки отвязал Джехола, и конь поднялся. Жеребец не беспокоился и лизнул Мокки щеку. Серех склонилась над Уросом, легонько ощупывая его одежду в поисках сложенной пополам бумаги, нашла ее и схватила за край... - Чтобы забрать ее, вам надо бы сначала меня убить, - произнес в этот момент Урос совершенно спокойным голосом. От неожиданности Серех закричала, а Мокки вцепился в гриву Джехола изо всех сил, чтобы устоять на подкосившихся ногах. - Ты там, привяжи Джехола снова - приказал ему Урос - И останься рядом с ним. Завтра утром позаботишься о моей ноге. А девка...пошла вон отсюда! Быстро! Серех убежала прочь, спотыкаясь. А Урос почувствовал себя словно перед началом грандиозного бузкаши: ясно и уверенно. КРАСНАЯ МОЛНИЯ И ПЯТНИСТЫЙ ШАЙТАН Солнце стояло уже в самом зените. Они отправились в путь на рассвете и шли по дороге, которая хотя и поднималась круто вверх, но была широка и удобна, и проходила возле стройных тополей, маленьких полей пшеницы и фасоли, и иногда встречающихся на склонах, густых посадок винограда. Везде протекала вода: маленькие ручьи, речки, арыки проведенные на поля, и даже на покрытой камнями земле здесь росла трава. Дорога заметно оживилась, и иногда они проезжали мимо крошечных кишлаков, состоящих из пары глинобитных домов. Мокки бежал впереди низко опустив голову. Он невыносимо стыдился самого себя и мысленно повторял и повторял такие слова: "Прости меня, о прости меня, сын Турсена. Злой демон помутил мой рассудок, что я решил ограбить тебя и бросить беспомощного. Я убийца, да, убийца! Никогда больше, нет, никогда, Аллах свидетель, - никогда даже в мыслях, - не посмею я сделать что-то плохое человеку, который подарил мне Серех." Он часто оборачивался назад, пытаясь встретиться взглядом с кочевницей. Она шла позади Джехола опустив голову., но держалась еще более упрямо, чем раньше. Заходящее солнце окрасило лежащие перед ними скалы, у подножия которых протекала река, и руины древнего города на их вершине - в пылающий красный цвет. - Аллах, о Аллах! - сказал Урос. - О Всевышний! - воскликнул Мокки. - О Милосердный! - прошептала Серех. Долго стояли они там, восхищенные этим зрелищем. Затем Урос направил коня вперед, на склон, протоптанный бесчисленным количеством ног и копыт, проходящий между скальным массивом и рекой. Дорога шла вверх, параллельно мощному течению реки. Но вот она стала более пологой, и вода потекла спокойней. В этот момент перед ними открылся вид на долину Бамьяна. Путешествующие остановились вновь. Перед ними лежал огромный оазис: и на высоте три тысячи метров, он казался чудом и нереальным видением. Сверкающие речки пересекали его, везде виднелись маленькие рассыпанные кишлаки: деревья, поля, огороды и фруктовые сады покрывали эту зеленую, плодородную долину. Мирные стада, подгоняемые пастухами, тянулись по его дорогам, а так же и караваны ищущие с приближением ночи, места для привала. От скрытых за деревьями домами, поднимался в небо дымок. Они приближались к Бамьяну и прибавили шагу: желание, найти как можно быстрее хороший постоялый двор, где можно было бы наконец основательно отдохнуть, заставлял их торопиться, несмотря на усталость. Но они остановились еще раз: в скале, возле которой пролегал их путь, они заметили огромное углубление: не природа создала его, а рука человека. Оно было квадратным, закругляясь вверху, образовывая свод. Оттуда смотрело на них гигантское существо. Его тело занимало всю эту каменную пещеру, в высоту он был как три сторожевые башни, поставленные друг на друга. Только его голова занимала весь верхний свод. Его овал был мягок, кругл, но само лицо было отбито. Но лоб бросал живые отсветы из полутьмы ниши. Урос, Мокки и Серех знали - ведь уже столетиями бродячие рассказчики, путешественники и хозяева караванов, донесли до всех частей Афганистана, что в Бамьяне есть гигантская статуя, которую называют, так, как зовется один из древних богов - а именно - Будда. Но из-за долгого пути и усталости, всем троим этот гигант показался только устрашающим, огромным исполином и больше ничем. - Нет бога, кроме Аллаха! - храбро закричал исполину Урос. - Воистину так, воистину так! - воскликнули Мокки и Серех одновременно. И все они, - словно три муравья у ног великана - прошли у его ног дальше. Совсем скоро, за стеной тополей, открылся вид на поселок. Дома - низкие кубики из глины и соломы- выстроились в ряд, вдоль дороги: ремесленные мастерские и лавки. Постоялый двор найти было легко, он был намного больше и шире, чем обычная чайхана и предлагал большее удобство. Урос взял комнату для себя одного, а Джехолу досталось место в конюшне. - Я хочу, чтобы за этим конем, присматривали словно за принцем! - сказал Урос хозяину. Затем он тут же заснул, лишь закрыл глаза. Этой ночью он мог спать спокойно... потом такой возможности не представится еще долго... Саис нашел Серех сидевшую возле стены двора, у края веранды. Мокки сел рядом, не дотронувшись до нее. Люди из кишлака проходили мимо них, занятые своими делами. В соседнем доме зазвучал старинный граммофон , проигрывающий монотонную песню с поцарапанной пластинки. - Я была в конюшне, - зашептала Серех, - Большой бача спит возле Джехола... Сегодня ночью можно даже и не пытаться... - И в следующую тоже...Никогда больше, никакой ночью. - сказал Мокки. - Ты так сильно боишься, - прошептала Серех, - потому что вчера у нас ничего не получилось? Мокки отрицательно покачал головой: - Краденная лошадь принесет мне несчастье, - ответил он. Серех тихонько рассмеялась и погладила руку Мокки под рукавом чапана. - Я знаю все заговоры и обряды против неудач и сглаза... - Нет... Нет, ни за что, пророк мой свидетель! - громко закричал Мокки. - Успокойся, большой саис, - примирительно сказала Серех, - ты один решаешь и приказываешь. Кто я тут такая? Лишь низкая кочевница. И Мокки поверил ее тихим словам и ему стало легче. Серех заснула на женской половине, а Мокки лег на солому в конюшне. Сильный бача отделял его от Джехола, и он был рад этому. Из-за скал вышел месяц и осветил гигантскую фигуру Будды. В доме рядом, граммофон все проигрывал ту же самую, поцарапанную, пластинку. Мокки проснулся на рассвете. Он умылся возле одного из тысячи ручейков, что протекали в этой долине. Ледяная вода была такой же холодной и чистой, что и здешний воздух. И когда взошло солнце он опустился на колени для молитвы, со спокойной ясностью в сердце. Милость Аллаха была так же бесконечна, как и красота этого мира. Ему захотелось есть и он заторопился в сторону кухни, за чаем и свежими лепешками. В этот ранний час он ожидал найти там, в лучшем случае, одного из бача возле почти потухшего огня. Но каково было его удивление, когда он застал там всех, кто работал и прислуживал на постоялом дворе, и женщин и мужчин, полностью занятых работой. Одни заполняли огромный самовар из красной меди горячими углями и раздували их, другие месили и раскатывали тесто, следующие расставляли чашки и тарелки на большие подносы, варили целые горы риса, пекли бесчисленное количество пирожков, разрезали громадные арбузы, разливали в глиняные горшки кислое молоко, раскладывали виноград и очищенный миндаль по коробам для фруктов, разбивали яйца в большие миски, разделывали птицу, нанизывали куски мяса и жира на длинные, железные прутья. - Сегодня большой базар, - крикнул Мокки один из бача.- Он проходит тут два раза в неделю. - Ах, вот как...понятно...- ответил Мокки. Шум оглушил его. Между других женщин, занятых работой, он заметил Серех. Ее глаза жадно бегали от горы жареного мяса к горшкам полным кислого молока, от плова и риса, к пирожкам и сладостям - и обратно. Никогда еще не видела она столько вкусных вещей одновременно. Мокки не решился с ней поздороваться. Как только он получил свой чай, то вышел на террасу. Но там он тоже не был первым. Продавцы уже распаковывали свой товар и раскладывали его: старые часы, большие замки и ключи к ним, маленькие глиняные игрушки из Исталифа - раскрашенные красным, коричневым или голубым, - львы, козы, петушки, мужчины верхом на лошадях или верблюдах. Слепой музыкант, настраивающий свой инструмент, тоже был там: сопровождающий его десятилетний мальчик - спал рядом, положив голову на тамбурин. По старой дороге Бамьяна - главной дороге долины- пастухи гнали коз, овец, ослов и мулов; другие вели в деревню верблюдов, нагруженных коврами и тюками тканей. Мимо прошла семья джатов: глава клана вел за собой на цепочке гималайского медведя. На плечах у женщин сидели индийские обезьянки. Мокки с восхищением наблюдал за этими картинами, сменяющими друг друга. Многие люди торопились сюда отовсюду: крестьяне, торговцы, актеры. Лавки и торговые места быстро заполнились и для животных не хватало места на улицах кишлака. Бача выбежал на веранду и закричал: - Саис самой красивой лошади, что стоит в конюшне! Саис всадника со сломанной ногой! Господин зовет тебя! Во дворе он столкнулся с Серех. Глаза маленькой кочевницы сияли от возбуждения. - Ты видел, - зашептала она - какой там базар? Я сбегала туда на несколько секунд. О Аллах, какие там красивые ткани, гребни, пояса и браслеты! Ее лицо исказилось от мучительного желания иметь все эти вещи. И саис, который никогда в своей жизни не думал о деньгах, почувствовал внезапную вину, что он был так беден. Почему он не может положить все эти вещи к ногам женщины, которую любил? И он сказал отвернувшись от Серех: - Мне нужно к Уросу. Он звал меня. Воздух в комнате был спертым от запаха гнили. Сам Урос лежал на курпаче, его сильно лихорадило. - Мы уезжаем - сказал он. - Как? Немедленно? - не поверил Мокки. - Немедленно. - А покупки? Ты же знаешь у нас ничего нет, мы все потеряли в этих проклятых горах. - воскликнул Мокки. - Купим все по дороге, - возразил Урос, - Иди и седлай Джехола. - А тут сегодня как раз открылся базар. - осторожно сказал саис. - Что за базар? - О! - протянул с восторгом Мокки, - Прекрасный базар! Там есть просто все на свете! Джаты, путешествующие музыканты и рассказчики - он огромный-преогромный! Урос нетерпеливо передернул плечами, а затем грубо спросил: - А бои животных там есть? - Да, - ответил Мокки, - конечно! Я как раз видел двух больших баранов. Ужасные звери. Одного называют "Красная молния", а другого "Пятнистый шайтан". - Пятнистый шайтан и Красная молния - повторил Урос. И приказал: - Давай, мы должны прийти точно к началу первого боя. На краю кишлака начиналась крутая дорога ведущая к реке. В стороне от нее, там где земля была ровной, располагалась примитивная арена. Столбы вбитые в землю полукругом, обозначали ее границы. Сама арена поросла низкой, густой травой. В ровном заборе,- который охватывал площадь на заднем плане - находились ворота. Несколько заброшенных домов, ивы, камыши и тополя,- закрывали вид на реку, но с поворота дороги площадь была хорошо видна. У забора были разложены ковры и подушки, предназначавшиеся почетным гостям или другим уважаемым персонам. Как только Урос и Мокки пришли на площадь, то оказались окруженные плотной толпой людей. Но для них, словно сама по себе, открылась тропа сквозь нее: путешественнику все должны оказывать гостеприимство, и заботиться о больном. А господин такой великолепной лошади, и такого сильного саиса, разумеется был человеком самого высокого ранга. Мокки тщательно выбрал место на котором солнце светило бы в спину, помог Уросу спуститься с седла, усадил его на положенные друг на друга подушки, а затем увел Джехола и привязал его неподалеку. Урос вежливо поблагодарил обоих мужчин, которые отодвинулись друг от друга, чтобы освободить для него место. Оба они, без сомнения, были самыми важными гостями из всех, кто присутствовал здесь. Слева от него находился толстый, явно благодушный и дружелюбный человек, с седой, веерообразной бородой. Все что было на нем, - ткань его одежд, кожа сандалий, - говорило о его прекрасном финансовом положении. Человек справа от Уроса был одет в покрытый пятнами чапан, его лицо, испещренное оспинами, имело почти злобное выражение, а его бородка клинышком была не ухожена и в струпьях. Но чавандоз поприветствовал первым именно его. Зеленый тюрбан - знак паломничества в Мекку - возносил его намного выше всех богатых и влиятельных. - О святой человек, - сказал ему Урос - вплоть до моей родной провинции буду я возносить благодарности хадже из Бамьяна, который великодушно уступил свое место приезжему всаднику. - Если только твоя гниющая нога не убьет тебя по дороге, - ответил человек в зеленом тюрбане резким тоном - Посмотри туда! Он поднял палец к небу. Урос запрокинул голову вверх. Огромный ворон летал кругами прямо над ним - самый страшный из все знаков. В тот же момент над ним склонился саис и его лицо закрыло тень от черной птицы. - С Джехолом все в порядке, я вернулся. Урос вздохнул с облегчением. Мокки отклонил от него проклятие этой приметы. - Тебе еще что-нибудь нужно? - спросил саис. - Нет, - ответил ему Урос - Все хорошо. Затем он повернулся к соседу слева и спросил: - Не назовешь ли ты Уросу, сыну Турсена, свое имя, чтобы он мог поприветствовать тебя как полагается? - Меня зовут Амчад Хан - ответил толстяк с дружелюбным достоинством. - Прости мне, - произнес Урос, - что я не сразу поздоровался с тобой. Но это случилось, Аллах свидетель, не из-за невоспитанности или наглости. Лишь присутствие здесь этого святого человека, принудило меня поступить так... При этих словах Амчад Хан тихо рассмеялся. - Не советую тебе обращать внимание на слова Салмана Хаджи, о сын Турсена, - благосклонно ответил он Уросу, - Он говорит все, что приходит ему в голову. - Я не говорю ничего, кроме слов правды! - пролаял Хаджи. - Правды самого Али! Правды самого Али! - произнес другой, странный, низкий и грубый голос, скрипучий, как плохо смазанная дверь. Урос обернулся. Позади паломника, рядом с Мокки, стоял человек одетый в нищенские лохмотья. Он был так же высок, как и Мокки, но тощий, словно скелет. - Али, Али! - выкрикнул странный голос. Урос подумал, что эти слова относятся к святому Халифу-мученику, которого в северных провинциях люди почитали наравне с Магометом. Он помнил, что большая мечеть, с небесно-голубым куполом, стоящая в Мазари-Шарифе была построена в его честь. Неожиданный испуг отбросил его обратно на подушки. Та самая, черная птица почти коснувшись его крыльями, пролетела над ним... Огромный ворон опустился на голову тощего человека и закаркал. Его когти и клюв были ярко-красного цвета. - Не пугайся, - тихо сказал Амчад Хан Уросу, - Хассад, хозяин этого ворона, и он покрасил его клюв лаком; ему кажется, что так красивее. - Так значит, Али...это ворон? - спросил Урос. - Я тут ни при чем, - усмехнулся Амчад Хан, - Хассад убежден, что дух великого халифа живет в этой черной птице. И еще тише, добавил: - Тебе нужно только посмотреть ему в глаза...и на его худобу...понимаешь? - Хм, - ответил Урос, - понимаю одно: он любитель гашиша. - Ни одна строка в книге книг не запрещает правоверному насыщаться растениями, если он этого хочет! - рявкнул Салман Хаджи услышав его последние слова. В этот момент толпа вокруг них пришла в движение, все вставали и приветствовали кого-то. Встал даже Амчад Хан. Только двое остались сидеть на своих местах: Урос - из-за болезни, и Хаджи из-за зеленого тюрбана. Еще совсем молодой человек прошел сквозь толпу. Он был одет в европейский костюм и берет из каракулевой шерсти. Его сопровождал полицейский в униформе. - Надо же! Глава округа оказал нам честь, - сказал Салман Хаджи и лицо его скривилось, - Этот мелкий чиновник заставляет ждать паломника, совершившего хадж в Мекку. Он никогда не торопиться. О, нет, он спокоен всегда... - А к чему торопиться, святой человек? - задал ему вопрос Урос. - Я пришел сюда ради игры, вот к чему! - воскликнул тот нетерпеливо. Скрытая страстность послышалась на этот раз в его словах, а в тусклых, до сего момента, глазах - вспыхнул потаенный огонь. Поняв, что паломник, так же как и он сам, одержим демонами случая и фатума, Урос почувствовал себя более близким этому неприятному человеку, чем даже добродушному Амчад Хану, который спокойно пропускал сквозь пальцы свои дорогие четки из крупного, темно-синего лазурита. Глава округа занял место рядом с Амчад Ханом. Полицейский вытащил свой свисток. И по первому звуку, распахнулись двери двух полуразвалившихся хижин, находящихся у входа на арену, и оттуда вышли два крупных барана. Глава округа повернулся в Амчад Хану: - Два прекрасных и сильных животных, не правда ли? Урос был с ним согласен. Оба барана были одинаковой величины; на серой шерсти одного были нарисованы краской бурые полосы, а на шерсти другого синие пятна, но у обоих имелись широкие лбы и мощные закрученные рога. Салман Хаджи откинул голову назад и сказал Хассаду, гладившему перья ворона: - Они оба избалованны и ленивы. И это тоже было верно. Никто из баранов не хотел выходить на арену. Без всякой злобы смотрели они друг на друга. Первым на арену вышел тот баран, чей хозяин с большей силой тащил его наружу за рога. - О, Гамаль, ты даже более быстр, чем твой баран! - насмешливо закричали люди из толпы. - Эй, Ахмад, смотри, а твой баран-то уже спит! - Бараны...бараны...А вы не ошиблись? Я вот видел овец, так те были поопаснее! Гамаль и Ахмад одетые в одинаковые, просторные, стиранные рубахи и штаны, покраснели до краев своих аккуратно повязанных тюрбанов. Они оба были еще очень юны. И каждый, в ответ на насмешки, принялся расхваливать достоинства своего барана, так громко, как только мог. - Он умен и силен, как десять баранов вместе взятых! В бою непреклонен! Храбр, как никто другой! - Поставьте на моего барана и вы разбогатеете! - Мой баран принесет вам столько афгани выигрыша, сколько шерстинок у него на спине! Все это было, конечно же, чистейшим враньем и бахвальством. Все это знали и пастухи тоже. Но очень скоро толпа сама поверила их восхищенным словам - она желала быть обманутой. И поэтому все закричали: - К бою! К бою! Уже делались первые ставки. И Урос поймал себя на том, что он щупает пачку купюр, которые были у него в поясе. Сколько там могло быть? Он не знал. Он не любил считать. В любом случае, очень много. Осман бей и Турсен расщедрились перед его поездкой в Кабул. В столице у него не было ни времени, ни желания тратить деньги. А потом... - Какого из баранов ты выбираешь? - спросил Урос своего соседа слева. - Никакого, - сказал Амчад Хан с извиняющейся улыбкой. - Они оба принадлежат мне. Я не хочу делать на них деньги. Они лишь служат первым развлечением для всех добрых людей, что собрались здесь. - А может быть ты согласишься, чужестранец, - внезапно раздался насмешливый голос Хаджи, - что деньги глубоко верующего человека так же хороши, как и деньги богатого Хана? Урос взглянул на лицо под зеленым тюрбаном. Черты Хаджи выдавали его алчность и самоуверенность. "Он хочет не только выиграть мои деньги, он желает еще и унизить меня!" - понял он. Кровь бросилась ему в лицо и его охватило одержимое желание играть. И не о выигрыше он думал, но о борьбе с этим человеком, осмелившимся противопоставить себя ему. Он вынул из пояса часть купюр и с пренебрежением швырнул их перед собой. Салман Хаджи вытащил из складки тюрбана длинный, сшитый из шелка, кошелек, аккуратно отсчитал пять сотенных купюр и положил их рядом на ковер, который он делил с Уросом. - Ну, устраивает ли тебя ставка? - спросил он Уроса. Тот подвинул ему свои скомканные деньги, которые Хаджи тут же аккуратно разгладил и пересчитал; несколько лишних купюр он вернул Уросу назад, которые тот, не оглянувшись, передал Мокки со словами: - Это тебе на развлечения. Пастухи между делом закончили свои хвалебные гимны и Гамаль повел свое животное - к правой, а Ахмад - к левой стороне арены. - Кто должен выбирать животное? - спросил Урос. - Конечно же гость, - ответил Салман Хаджи и преувеличенно вежливо поклонился ему. Урос ничего не понимал в боевых баранах, и он бы легко отказался от этой привилегии. Поэтому он выбрал животное Гамаля, только лишь потому, что оно стояло с правой, благословенной, стороны. Глава округа махнул рукой и Ахмад с Гамалем начали пинками выталкивать баранов на арену. Только принуждение могло заставить их двигаться. Медленно начал просыпаться в них боевой дух. "Хорошего боя тут не будет, - думал Урос, - они недостаточно злобные." Но в итоге во взглядах баранах все же появилась примитивная ярость. Они опустили головы и, лоб против лба, бросились друг на друга. Раздался громоподобный удар, который толпа приветствовала возбужденными криками. Но каким бы не был сильным удар, он лишь немного оглушил животных. Секунду они мотали головами, потом взяли новый разбег и снова помчались в атаку. Урос отвернулся. Эта тупая, примитивная дикость не имела ничего общего с храбростью, умом и хитростью. Как два молота будут биться они друг о друга, пока один не прибьет другого. Который из них - не играет никакой роли. Еще один удар...И еще один... "Чем тупее, тем выносливей" - размышлял Урос. Он хотел только одного, чтобы этот скучный бой наконец-то закончился, и не важно, кто победит. Но тут что-то произошло. Удар прошел мимо. И Урос сразу же понял, почему. Один из баранов уклонился от атаки противника. "Может они не так уж глупы, как я думал?" - спросил себя Урос. Бой снова стал ему интересен. Уклонившимся от удара оказался как раз тот самый баран, на которого он поставил. Его противник, ударивший по пустоте, споткнулся и упал на колени. И Урос подумал с нетерпением : "Сейчас мой баран будет достаточно умен и атакует другого в бок, и перевернет его до того, как тот встанет на ноги." Толпа закричала опять и Ахмад пытался тоже что-то кричать, чтобы подбодрить своего барана. Напрасно. Он не шевелился. С любопытством пялился он на первые ряды зрителей и не было в его глазах ни капли от ярости или злобы, - только отупение и слабость. Его противник тем временем поднялся. Еще более злой из-за своего падения, он тут же бросился на врага. И баран Ахмада отупевший, испуганный и ошарашенный, - впал в панику. Адский шум поднялся среди зрителей: проклятия, ругань, угрозы и оскорбления звучали в адрес дезертирующего барана. Урос кусал губы. Самые злобные из них выкрикивал его сосед в зеленом тюрбане. Он орал громче всех, и у Уроса складывалось впечатление, что его ядовитые насмешки относились не столько на счет трусости животного, сколько на его собственный счет. Бледный от ярости Урос повернулся к своему соседу слева: - Прекрасный у тебя выводок. Действительно, он делает тебе честь. Ахмад Хан спокойно продолжал курить свой кальян. Он глубоко затянулся, и не выпуская дым изо рта, мягко сказал: - Я не превращаю моих животных в кровожадных зверей. Я отдаю их людям, чтобы они развлекали зрителей в начале основного боя. И иногда, если то угодно пророку, мне тоже удается развлечься. А, вот как раз, посмотри! Внезапно возмущенные голоса утихли и несмолкающий хохот пошел гулять по рядам зрителей. Люди хватались за животы и били друг друга по плечам от удовольствия, так как на арене трусливый баран помчался по кругу все быстрей и быстрей, делая дикие прыжки из стороны в сторону, а его противник, обезумев от злости, бежал за ним. Пару раз он его почти настигал, но тому все время удавалось спастись. Наконец, после нескольких, скоростных кругов по арене, преследуемый увидел оставшуюся открытой дверь, мимо которой он все это время бегал, словно слепой, и - мгновение - он юркнул в нее и скрылся. Амчад Хан повернулся к Уросу смеясь: - Смелость гонялась за трусостью. Но у трусости, как обычно, оказались самые быстрые ноги. Ты не находишь, что игра все же стоит нескольких афгани? Урос ничего не успел ответить, как скрюченная рука опустилась на его колено. - Думаю, - сказал Салман Хаджи, - что я могу взять мой выигрыш? Урос презрительно бросил ему купюры, которые тот так любовно разглаживал, и усмехнулся : - Разве же это выигрыш? Нищая вдова и то подаст тебе больше! Я прошу тебя о настоящей ставке! Которой нечего было бы стыдиться. И он бросил на ковер все свои деньги, что у него были. - Что это такое...что это значит? - спросил Салман Хаджи голосом из которого исчезли и вся язвительность, и все самодовольство. - Моя следующая ставка, - ответил Урос. Руки Салмана Хаджи, которыми он собрал брошенные купюры, слегка задрожали. - Это много, очень много денег... - произнес он. - Должно ли мне, о святой человек, говорить такому игроку как ты: чем выше ставки, тем интересней игра? Выражение с которым Урос это сказал и его взгляд - были вызывающе оскорбительны. Но Салман Хаджи его почти не слышал. В нем проснулась страстная, жадная, безумная любовь к деньгам. Он снова аккуратно разгладил свернутые купюры, расправил каждый уголок, и начал их пересчитывать, называя цифры вполголоса. - Тринадцать тысяч двести шестьдесят четыре, - промолвил он наконец с тихим стоном. Его глаза не отрываясь глядели на хрустящие купюры. - Ты понимаешь, на что ты идешь? - спросил Салман Хаджи. - Иначе я не предложил бы тебе сыграть, - ответил Урос. - Сейчас моя очередь выбирать животное, на которое я захочу поставить. Ты и это понимаешь? - Правила есть правила - сказал Урос. Салман Хаджи прикрыл лицо рукой, а потом крикнул : - Хассад, Хассад! - Я здесь, - ответил скрипучий голос за его спиной. - Мне нужен знак, - сказал Салман Хаджи. Тощий человек повернулся к своему чернокрылому спутнику, и пробормотал что-то непонятное бескровными губами. Ворон покинул свое место на его левом плече, прошелся по шее Хассада и уселся на правом. - Ну, что там? - спросил Салман Хаджи. - Взгляни сам, достопочтимый, - проскрипел Хассад. Святой человек обернулся: - Правое это - Аллах свидетель,- хороший знак! - воскликнул он. После чего повернулся к Уросу : - Ты сам этого захотел, дерзкий всадник. Никто не услышал этого замечания. Все были заняты своими собственными ставками. Лишь Мокки, который ловил каждое движение, каждое слово своего господина, понял на что Урос пошел и с чем он связался. "Если он снова проиграет, - подумалось саису - у нас не останется ни одного афгани. А нам нужна еда и одежда для самой трудной части пути" Мокки увидел, что человек в зеленом тюрбане достал из кошелька толстую пачку денег и положил ее перед собой. Как же хотелось саису закричать: "Урос, не надо! Поставь только половину, ну три-четверти! Но не больше!" Но он ничего не сказал. У него не было права его унижать. Многоголосый шум поднялся в толпе. На арену выпустили двух новых животных. И этих не надо было заставлять выходить на нее. Напротив: всеми силами хозяева пытались их удержать, с таким нетерпением хотелось каждому выйти на арену первым и разбить лоб своему врагу. Они были здесь не с пастухами, как первая пара, а со своими хозяевами, достойными, сильными, жесткими людьми, которые вырастили их и сейчас привели сюда. Эти бараны не были новичками. Они уже хорошо знали правила арены. У первого была густая белая шерсть, покрытая черными пятнами, у другого коричнево-бежевая, с ярко-рыжими полосами, которые смотрелись как полыхающее пламя. На этот раз зрители приветствовали животных бурей восторга. - Ты принц всех баранов, Пятнистый шайтан! - кричали одни. - В этой схватке победитель будет один! С Красной молнией никто не может сравниться! По этим крикам Урос понял, что оба барана знали многие бои. Возможно, что они победили уже с дюжину врагов, которых покалечили, убили, расплющили. Впервые эти знаменитые победители бились друг против друга. Какое великое, особенное событие! Оба барана, чествуемые толпой, становились все более неудержимыми, все более дикими. В ярости они рыли землю копытами. - Мне кажется, что эти двое, нравятся тебе намного больше, чем мои бараны.- обратился Амчад Хан к Уросу. И Урос ему на это сказал: - Пожалуйста, прости мне мое невежливое замечание, я сожалею от всего сердца. Но мне кажется, что и тебе наконец, тоже стало интересно. - Почему ты так решил? - спросил Амчад Хан. - Ты совсем забыл про свой кальян. Амчад Хан рассмеялся и ответил: - Ты прав, всадник из степей. Люди все таковы. Даже самый миролюбивый с интересом наблюдает за представлением, на котором присутствует сама госпожа смерть в качестве гостьи. Одно из этих животных не уйдет с арены живым. Они слишком буйные. - Да, это так, - сказал Урос, - Но кто бы ни выиграл, Пятнистый шайтан или Красная молния - любой из них стоит моей ставки. ЕДИНОРОГ Зрители все делали ставки на животных и против друг друга, в то время как оба барана недоверчиво топтались на арене, опустив головы к земле. Их хозяева стояли перед ними и время от времени массировали им ноги. Поведение животных изменилось, их тела расслабились. Доверчиво прижимались они к своим хозяевам, сами подавали им одну ногу за другой и прежде чем положить ее в руку хозяина, с любовью легонько царапали ее копытом. Нежно, словно овечки, клали они свои головы с огромными, крутыми рогами, на плечи хозяев. - Ну что, святой человек? - в конце концов сказал Урос, - ты определился с выбором? Тот не шевелился. Положив подбородок с жиденькой бородкой на руки, он наблюдал, сквозь прорези своих слишком черных глаз, за двумя баранами со всем вниманием, на которое только был способен. Ни одно из их движений не укрылось от него. Они были одинаковой величины и веса, у них был одинаковый опыт и равное количество побед; ни по их поведению, ни по их виду нельзя было заключить, какой из них сильнее. Поэтому ясно, что не их видимые качества, такие как сила, быстрота и ловкость, решат исход схватки, но их скрытые возможности - смелость, хитрость, инстинкт бойца. Судьба более чем десяти тысяч афгани зависела от этого выбора! Он не должен ошибиться. Время от времени Хаджи бросал жадный взгляд на денежные купюры, что лежали перед ним, словно ждал от них откровения и просветления. - Я жду, святой человек, - воскликнул Урос, - Другие ставки уже давно сделаны. Салман Хаджи закрыл глаза и крикнул не оборачиваясь: - Хассад! Человек-скелет склонился над зеленым тюрбаном. Салман Хаджи прошептал ему на ухо несколько слов. Хассад вновь обратился к черному ворону на своем плече, издав неясное бормотание. Тут же ворон слетел с его плеча и медленно закружил над ареной. Он сделал круг трижды. Взмахи его крыльев становились все медленнее и медленнее, пока он неподвижно не завис над бараном с рыжими полосами. Его тень почти полностью закрыла мощное тело животного. - Я выбираю Пятнистого шайтана. - заключил Салман Хаджи уверенный в победе. Мокки побледнел. И чтобы его мог слышать только Урос, он опустился за его спиной на колени и умоляюще зашептал: - Забери деньги назад... У тебя еще есть на это право...То, что они сделали, было колдовством!... Рукоятью плетки Урос с такой силой дал ему по горлу, что Мокки поверил, что сейчас же и задохнется. "Дурак, - разозлился Урос, - Он думает я сам не могу распознать злого колдовства? И расстроить его?" Под рубашкой он крепко зажал в руке кожаный амулет, что всегда носил на шее. Как только ворон сделал первый взмах крыльями, он тут же схватил его, и он его не отпустит до самого конца схватки. Глава округа поднял руку и оба хозяина отпустили своих животных проводив их едва заметным шлепком, ласковым и жестким одновременно, после чего сели на землю смотря перед собой непроницаемым взглядом. Очень осторожно стали сходится Красная молния и Пятнистый шайтан слева и справа. Ногами они прочно упирались в землю. Слегка наклонив головы, они не спускали глаз со своего противника, и казалось взглядом они измеряли силу друг друга. Не было слышно ни звука. Зрители словно окаменели, от этого страшного, великолепного, и одновременно необыкновенно напряженного зрелища. Но вот животные остановились на расстоянии в пятнадцать шагов. Лишь один миг - и они уже столкнулись лбами бросившись друг на друга так быстро, так молниеносно, что большинство зрителей поняли о произошедшей атаке только после того, как раздался оглушительный грохот рогов. И тут же бараны разбежались на еще большее расстояние и столкнулись снова. Более быстрым и более подвижным был баран с рыжими полосами. На одну секунду, на один прыжок, но все же он превосходил своего соперника, и этого хватало, чтобы получить преимущество в схватке. И вот, когда в очередной раз две головы с закрученными рогами врезались друг в друга, Пятнистого шайтана отбросило назад. Толпа издала режущий уши крик. Но черно-белый не упал на землю и даже не споткнулся. Он сохранил равновесие и не был оглушен, а остался полностью собранным. И когда Красная молния не переводя духа, кинулся на него вновь, он ловко увернулся в сторону. Его противник потерял его пролетев вдоль его бока. И тут же Пятнистый шайтан попытался неожиданно атаковать его - но тоже напрасно. Тот уже развернулся и твердо уперся в землю копытами, опустив навстречу врагу голову с крутыми рогами. Его лоб и лоб противника, казалось были сделаны из кусков гранита. Их хозяева, которые все это время не двигаясь сидели на земле, выкрикнули какую-то длинную, непонятную команду. В ту же секунду оба барана подбежали к ним. Мужчины начали ощупывать их суставы. Но тут, во время тщательного осмотра, - Красная молния вырвался из рук своего хозяина и пошел в атаку. Взыграл ли в нем его собственный боевой дух? Или он выполнял команду которую дала скрытая в его шерсти рука? Никто не мог что-то утверждать. В страхе откатился от бело-черного барана его хозяин, едва успев оттолкнуть его рукой. Но время было потеряно. Красная молния летел на врага , выставив рога вперед, и казалось, земля дрожит под его копытами, в то время как Пятнистый шайтан лишь успел отступить чуть назад для разбега. Было ясно, что голова к голове у него нет никаких шансов. И тогда, за два скачка перед атакующим, он ловко отпрыгнул влево. Но Красная молния не был так глуп, чтобы попасть дважды в одну и ту же ловушку. В середине своего стремительного бега он развернулся и со всего размаху ударил Пятнистого шайтана в плечо. Зрители заорали. Мокки почти касался щекой лица Уроса и громко кричал от радости: - Хвала пророку, твой сильнее! Ты выиграешь! Урос не слышал слов саиса, но лишь крепче сжимал амулет в своей вспотевшей руке. Удар бросил Пятнистого шайтана на землю. Его противник отбежал на необходимое расстояние, собрал все свои силы и побежал на врага, который бессильно лежал на спине... Сейчас все будет кончено. Но в последний момент Пятнистый шайтан повернулся пару раз вокруг своей оси, с быстротой и ловкостью которая была несравненна. Рога его противника ударились о пустое место на земле, где примятая трава еще хранила отпечаток его тяжелого бока. Пятнистый шайтан вскочил на ноги... оба животных ударились лбами вновь, но теперь никто не имел преимущества. Они взяли одинаковый разбег и одинаковая злоба горела в их глазах. Сила столкновения была ужасной, и все же ни один из них не отступил назад ни на шаг. Не двигаясь стояли они против друг друга. Хозяева отозвали их назад. Все тут же заметили, что Пятнистый шайтан бежит немного медленнее. Его шаг был неровный, он коротко дышал. Одни закричали, что он, должно быть, сломал себе ключицу, другие - что у него сломано колено, в то время как третьи были уверенны, что он полностью оглушен силой последнего удара, ну а все остальные кричали, что ему просто расхотелось драться. Так или иначе, но все сходились на том, что победу унесет с собой Красная молния. Пятнистый шайтан остановился перед своим хозяином. Медленно поднял он свою переднюю ногу и покачал ее из стороны в сторону. Потом он на мгновение вложил ее в руку своего хозяина и нежно вытащил ее назад. Зрители молчали, недоумевая. Когда они вновь начали говорить, то в голосах слышались лишь сомнения и неуверенность : Он искал поощрения? - Он прощался со своим хозяином? - С жизнью? - Он просит, чтобы прервали бой? - так спрашивали они друг друга. Салман Хаджи повернул свое посеревшее от гнева лицо назад и вперив злобный взгляд в Хассада, прошипел сквозь бледные губы: - Когда ворон накрыл своей тенью другого барана, это точно был знак, что он проиграет? Ты уверен, что проклятие лежит на нем, а не на Пятнистом шайтане? А Хассад ответил: - Откуда мне знать, о святой человек, как различать плохие и добрые знаки? Не я же делал паломничество в Мекку! - он опустил глаза на несколько секунд к земле и добавил умоляющим тоном: - Вы же все равно дадите мне денег, чтобы я купил траву грез, правда? Но Хаджи уже отвернулся и не думал о нем. Оба барана снова помчались в атаку друг на друга. Но тут случилось такое, что поразило даже самых опытных зрителей. На половине разбега, Пятнистый шайтан, чей бег был медленнее и тяжелее, вдруг упал на бок и вытянул вперед переднюю ногу. В тот же момент, его противник выбитый из равновесия, тоже замедлил свой бег и подошел к своему врагу осторожно и неуверенно. Белая нога Пятнистого шайтана потянулась к рыжей ноге противника и провела по ней умоляющим жестом. Крик поднявшийся в толпе был невероятным. - Он же просит пощады! - Трус! - Предатель! - Какой позор! - кричали в горе те, кто поставил на Пятнистого шайтана. - Бой до конца! - Бей без пощады! - Только настоящая победа! - Давай, Красная молния, прикончи его! - орали другие. И Урос полностью захваченный зрелищем, поддался вперед. Тут же он почувствовал неожиданную, сильнейшую боль, так что его рука разжалась сама по себе и выпустив амулет, потянулась к ноге... В то же мгновение Красная молния сделал шаг назад и опустил неумолимые рога для атаки. И в это же время Пятнистый шайтан во всей силы ударил противника лбом в нижнюю челюсть. Раздался звук ломающихся костей. Пятнистый шайтан ударил снова. Голова его врага болталась из стороны в сторону, пытаясь избежать ударов и боли. У него больше не было ни зубов , ни морды...сильный зверь жалостливо заблеял, таким надломленным, трогательным голоском, словно был маленькой овечкой. Но он все еще продолжал стоять прямо, хотя и шатался, и еще трижды пришлось ударить Пятнистому шайтану, прежде чем тот упал. Все было кончено. Победивший баран подбежал к своему хозяину и послушно протянул ему свою переднюю ногу. Толпа бушевала и неистовала, все были вне себя! Салман Хаджи схватил пачки денег, что лежали перед ним и подбросил их в воздух, словно кучу сухих листьев. Урос автоматически схватился было за амулет...и опустил руку. Позади него плакал Мокки. А рядом с ним Хассад гладил черные перья птицы, повторяя: - О, Али...Ворон, который околдовывает...О, Али, ворон, который околдовывает! Когда волнение немного улеглось, Амчад Хан шепотом обменялся несколькими словами с главой округа и тот согласно кивнул. - Подойди сюда, Аджуб! - прокричал он. Хозяин победившего барана подошел к обоим мужчинам, сопровождаемый Пятнистым шайтаном, и отвесил им полный достоинства поклон. - Влиятельный и благородный Амчад Хан и я - сказал глава округа, - сошлись во мнении, что обычные похвалы и те деньги, что ты выиграл на ставках - недостаточны, чтобы наградить человека вырастившего такое умное и храброе животное. Поэтому Амчад Хан хочет, чтобы ты выбрал из его стад двух баранов, какие тебе только понравятся. Аджуб приложил руку к сердцу и очень низко поклонился Амчад Хану. - Что же касается меня, - продолжал глава округа, - то я постановил, что с этого дня Пятнистого шайтана, будут называть "Шахом баранов Бамьянской долины"! При этих словах тюрбан Аджуба почти коснулся земли. Долго стоял он не разгибаясь. Но наконец выпрямился и счастливо улыбаясь положил правую руку на рога своего животного. - Да благословит тебя Аллах, о господин, а так же твоих детей, и детей твоих детей. Мои же никогда не забудут такого благодеяния. И толпа закричала: - Да здравствует Шах баранов Бамьянской долины! Глава округа поднял руку. Крики умолкли. - Да здравствует... - сказал он, - так же тот, кто как и положено по законам справедливости, ...- он опять сделал паузу, подождал пока воцарилась полная тишина и продолжил, - ...тот, кто захочет оспорить у него этот титул...Я говорю верно, Аджуб? И хозяин победившего барана, воскликнул: - Твоими устами говорит сама мудрость и справедливость. Мой баран, только и ждет возможности еще раз показать себя, а я сам...Я сам предлагаю как ставку, все те деньги , что он принес мне за все его бои. Аджуб замолчал, самоуверенно посмеиваясь. Глава округа повернулся к зрителям с вопросительным взглядом. Но никто не двигался, ничья рука не поднялась.