- Никто здесь не решается бросить вызов, - сказал он, - Итак, я объявляю... Ему не удалось закончить предложение. Из последнего ряда внезапно раздался хриплый и чуть насмешливый голос: - Секундочку... Один момент! Я уже иду. Появился высокий, сильный, стройный и подвижный человек. Когда он подошел к палисаду окружавшему арену, то перепрыгнул через него одним прыжком и встал рядом с Аджубом, который оказался ниже его на голову. На лице неизвестного, узком и смуглом, красовался орлиный нос и короткие черные усы. На плече у него висело ружье с искусно украшенным прикладом. Человек поправил пояс из грубой ткани, служивший ему патронташем, и сказал главе округа: - Прошу прощения, если я откликнулся чуть поздновато, но я стоял в самом последнем ряду и был уверен, что передо мной найдется еще пара желающих. Глава округа разглядывал чужака с нескрываемым любопытством. - И чего же ты хочешь, чужестранец? - спросил он его. Мужчина с оружием спокойно и наивно ответил, хотя в его глазах вспыхивали ироничные искры: - Ничего другого, кроме того, что ты предложил. Я хочу выставить одного из моих животных против Шаха Бамьяна. Со всех сторон раздались пораженные возгласы и глава округа спросил вновь: - Разве ты не видел, как этот баран победил своего страшного соперника? - Я все прекрасно видел, - ответил чужак. - И ты считаешь, что твой баран способен сравниться с таким животным? Чужак опустил взгляд и скромно ответил: - Пожалуйста, посудите сами. Глава округа не был впечатлен такой напускной застенчивостью и спросил саркастически улыбаясь: - Ну и где же он, твой неизвестный чемпион? Чужак посмотрел ему прямо в глаза и спокойным голосом, но скрывая ироничный блеск своих глаз, ответил: - Я уже приказал одному бача, который сопровождает меня, поторопиться и привести барана ко входу на арену. - Тогда покажи его нам наконец! Незнакомец приложил три пальца к губам и так пронзительно свистнул, что зрители в первых рядах попадали со своих мест от неожиданности. Ребенок открыл ворота и отвязал веревку на которой он вел барана. Два прыжка - и тот встал рядом со своим хозяином. Зрители открыли рты, не веря своим глазам. Баран чужака - не доставал Пятнистому шайтану даже до коленей. Его свалявшаяся, пыльная и грязная шерсть не имела какого-либо определенного цвета. Местами она полностью выпала, и на этих местах проглядывала красноватая, в царапинах, кожа. Но как будто этого было мало, у барана был обломан один рог - правый. Он сломался почти надо лбом, и его обломок был едва виден под шерстью. Пока это комедийное существо прыгало вокруг своего хозяина словно щенок, глаза зрителей сравнивали его с великолепным Шахом Бамьяна. Недоумение превратилось в негодование. Этот чужак пришел в Бамьян чтобы посмеяться над его жителями? Послышалась первая ругань и язвительные насмешки. Аджуб оттащил своего барана в сторону, желая показать, что находиться вблизи этого жалкого калеки, было оскорблением для его чести. - Какой демон, о чужестранец, - негодуя закричал глава округа, - принудил тебя насмехаться над присутствующими здесь порядочными людьми? А в моем лице и над самим Захир-Шахом, твоим властелином? Ты думаешь, я оставлю это безнаказанным? Чужестранец с ружьем приложил правую руку к сердцу и воскликнул: - Насмехаться? Над кем? Над самим собой в худшем случае. Посмотри, я подтверждаю всю серьезность моих слов вот этой ставкой! Он вытащил кожаный мешочек, развязал его и передал главе округа. Тот опустил туда руку и вытащил полную горсть золотых самородков. - Это даже не половина - заметил незнакомец. Глава округа медленно открыл мешок полностью, заглянул внутрь, взвесил на руке и тихо пробормотал : - Настоящее... Он поднял глаза, чье выражение изменилось в мгновение ока, к лицу чужестранца, и произнес благодушно, почти уважительно: - Как твое имя? - Хаджатал. - Твоя провинция? - Высокие горы на востоке, там где мужчины сами делают себе оружие и знают как с ним обращаться. - сказал чужестранец с ружьем. Глава округа передал мешочек Амчад Хану, который посмотрев на его содержимое, согласно кивнул. - Аджуб и Хаджатал - провозгласил глава округа, - вы должны вывести ваших животных на бой. И потом спросил Аджуба: - Ты не хочешь пересмотреть свою ставку? Аджуб передернул плечами и недовольно ответил: - С какой стати? Я хочу чтобы это оскорбление, которое посмели нанести моему животному, хотя бы принесло мне деньги. - Ну хорошо, тогда займи свое место. Хаджатал - встань вон там, - приказал глава округа, - и подождите пока прекратят делать ставки. Очень скоро стало ясно, что впервые за всю историю боев животных, не будет ни одной ставки друг против друга. Все хотели поставить деньги на Пятнистого шайтана. Только сумасшедший, переговаривались люди, может дать этой искалеченной, однорогой скотине, самый маленький из всех шансов. Как он выстоит против Шаха Бамьяна? Салман Хаджи наклонился к Уросу и его голос источал медовую сладость и презрение одновременно: - Ты наверняка не решишься поставить деньги на чужака, не правда ли?...Потому что я, как ты сам понимаешь, опять ставлю на Пятнистого шайтана. Урос смотрел в пустоту перед собой, ничего не видя и ничего не слыша. Ему казалось, что он прокаженный, проклятый человек. Не потому, что он проиграл, нет, - а потому что ему больше нечего было проигрывать. И Мокки вскричал, негодуя: - Чего же ты хочешь еще, святой человек?! Ты и твой ворон, уже забрали у моего господина все, что он имел! Все услышали его слова. Амчад Хан повернулся в его сторону. Широкое, детское лицо саиса от отчаянья было не узнать. - Всадник из степей, - сказал Амчад Хан Уросу, - Поверь мне, что я был бы счастлив одолжить тебе любую сумму, которую ты попросишь. Хозяин, у которого есть такой конь, всегда может найти деньги. Урос не понял ни слова из того, что он сказал, он понимал только, что Амчад Хан обращается к нему теплым, сердечным тоном, и он повернулся к нему. Тут же сильная рука схватила его за локоть и он услышал испуганный шепот: - Урос, о Урос, именем пророка, Аллахом прошу, Всевышним, не ставь на кон Джехола! Предугадал ли Мокки то, о чем его хозяин даже не задумывался? И Урос отбросил его руку, закричав: - Почему нет? Мокки перепрыгнул через голову Амчад Хана и бросился перед чавандозом на колени: - Ты не можешь! Не должен! Ты не сделаешь этого! И хотя он стоял перед Уросом на коленях, его голос больше не был умоляющим, а наоборот, угрожающим и повелительным. И чавандозу стало ясно, о чем именно кричал ему саис, с внезапно жестким лицом: "Джехол не принадлежит тебе одному; Прежде всего он принадлежит Турсену, который вырастил его...И так же мне, который ухаживал за ним и смотрел словно мать за любимым ребенком...И он принадлежит Маймане и нашим степям. А ты осмеливаешься поставить его судьбу на волю случая, чтобы потом смотреть, как его уводит от нас какой-то чужак неизвестно куда?!" Жуткая ухмылка перекосила Уросу лицо, как никогда раньше...Еще не было у него возможности так ясно доказать свою свирепость, мужество, свое презрение к людям и самому себе именно таким, жестоким образом. Одним жестом, одним словом он сам может изменить будущее, отбросив все священные традиции в пыль. Какая игра, какой огромный риск! И он сейчас находится в самом центре всего этого круговорота, и только лишь этим он уже навсегда разрушил преданность Мокки. И Урос выкрикнул в толпу: - Подождите еще одну секунду! Как ставку за этот бой, я предлагаю Джехола, моего жеребца! При этих словах вся толпа на мгновение замолчала. Все, кто видел как приехал сюда Урос, были восхищены его конем. - Но кто должен делать ставку против твоей? Ты знаешь, мы все поставили на одну сторону. - Я не поставил, - ответил Урос, - Я ставлю на барана Хаджатала, чужестранца. Сочувственный шепот, возмущенное бормотание прошло по рядам зрителей: - Как можно?! - Такой благородный конь! - И потерян! - Хозяин из-за болезни совсем повредился в уме! Мокки, все стоящий перед Уросом на коленях, закрыл лицо руками. - Хм, если уж таково твое желание, о всадник...- сказал глава округа, - А чтобы мы могли оценить стоимость твоей ставки, прикажи привести жеребца сюда. Рукояткой плетки Урос ткнул Мокки в плечо и спросил: - Ты слышал, саис? Мокки сгорбившись, медленно побрел к тополям, возле которых он привязал Джехола. Ему не хотелось слушать радостное ржание, которым Джехол приветствовал его, и не хотелось чувствовать тепло его языка, когда конь лизнул его щеку.. Только он отвязал Джехола от дерева, как позади услышал голос Серех: - Саис, большой саис...- прошептала она. Мокки повернулся. Серех с головы до ног была одета в темный балахон, лицо скрывала темная сетка. - Серех, ты ... как ты тут оказалась? - запнулся Мокки. Перебив его и часто дыша, она указала на холм и ответила: - Там...вместе с другими женщинами...нам тоже можно смотреть...но вдалеке от мужчин и только под чадором...я раздобыла себе один. Она раздраженно дернула за ткань: - Я задыхаюсь в этом мешке. Дочери кочевников не носят такого. - Я всегда узнаю тебя по твоим глазам - сказал Мокки. - Но что могут сделать мои глаза, если наша лошадь будет навсегда для нас потерянна? - Значит...ты уже знаешь...- упавшим голосом прошептал Мокки. - Дети бегают туда-сюда и рассказывают нам все подробности - объяснила Серех, - Я не поверила своим ушам. Но когда увидела тебя здесь... Значит это правда? - Это правда... - подтвердил Мокки тихо. Серех схватила его за рукав и дернув - развернула к себе. Ее взгляд пробуравил его до самой глубины души. - И ты позволишь это, и ничего не сделаешь?! Ведь у нас хотят украсть нашу лошадь, наш единственный шанс, наше единственное богатство? - Я убью Уроса - медленно проговорил Мокки - А если у коня скоро будет другой хозяин?! - воскликнула Серех, - Мы не можем медлить ни секунды. Надо бежать, как можно скорее! Поторопись! Ее голос и взгляд опьянили Мокки и никаких мыслей у него больше не осталось...Он поставил ногу в стремя. Но тут Серех потянула его за чапан назад. - Поздно, - с горечью сказала она, - Ты раздумывал слишком долго. В их сторону шел вооруженный полицейский. Серех скрылась за тополями. И Мокки повел Джехола на арену. Восхищенный шепот шел от ряда к ряду... И когда глава округа обратился к зрителям с вопросом: - Теперь вы достаточно посмотрели на коня? Ответ был единогласным и единственным: - Это самый красивый из всех, что только видел человек! Потом он повернулся к Уросу: - Во сколько ты его оцениваешь, всадник? - Пусть его оценит благородный Амчад Хан - ответил Урос, - Никто здесь, не превосходит его в понимании, мудрости и справедливости. Ни секунды не раздумывая Амчад Хан сказал: - Такой конь бесценен. Но тот, кто купит его за сто тысяч афгани, будет рад удачной сделке, потому что это очень дешево.. - Согласен, - сказал Урос. Сто тысяч... Невероятно! Разве такое вообще возможно? И человек в зеленом тюрбане с раздражением воскликнул: - Ах, если бы у меня была вся эта сумма! Этот помешанный из степи - настоящий подарок Аллаха! И он крикнул перегнувшись через Уроса: - Ты тут единственный , Амчад Хан, кто может купить этого коня, и единственный, кто сможет с этого что-то выиграть. Но ты так же единственный , кто должен поручится за все ставки, который признает этот всадник. - Согласен, -сказал Амчад Хан. - Я признаю все ставки разом, - ответил Урос. Глава округа приказал писарю, который сопровождал его, записать все ставки и имена. Салман Хаджи быстро опустошил свой кошелек и торопливо закричал, самым первым: - Пятьдесят две тысячи триста афгани. Писарь заполнил графу и вопросительно посмотрел на Амчад Хана. - Запишешь на мое имя остаток, но после того, как все ставки будут сделаны. Никто не остался в стороне. Каждый был уверен в выигрыше. И каждый освобождал свой кошелек от денег, не зависимо от того, много их у него было или же очень мало. Даже глава округа и сам писарь. Амчад Хан взял в руки бумагу, взглянул на нее мельком и обратился к Уросу: - Сто тысяч афгани закрыто, всадник. - Благодарю тебя, - ответил Урос равнодушно. При чем тут была сумма! Сто тысяч, пятьсот тысяч или пять афгани - какая разница! Его ставка была неизмеримо большей, чем любая сумма: его возвращение в Майману, победа над Мокки, весь этот мир, он сам, его честь, и его душа - все. Один против всех. Даже если он проиграет, в действительности он один был победителем! Хаджатал приблизился к Уросу, и его баран бежал за ним, словно собака: - Ты веришь в победу моего барана, всадник? - спросил он очень серьезно, - Или ты обладаешь невероятным мужеством, или же ты сумасшедший. Но как бы там ни было - я восхищаюсь тобой. И благодарю тебя. - Хорошо охраняйте жеребца! - отдал приказ глава округа, - До конца боя он принадлежит нам всем. Он подал знак и бой начался. Неспокойные от ожидания, нетерпеливо и яростно два барана побежали навстречу друг другу. Вот, сейчас...Но начало боя всех разочаровало. Маленький баран уклонился от столкновения с такой молниеносной скоростью повернувшись в сторону, что Пятнистый шайтан, несмотря на свою осторожность, угодил в ловушку. Тут же он изменил свое направление. На этот раз он не позволил сыграть с ним ту же шутку...Но все же, когда оба лба наконец-то столкнулись, зрители не услышали ни единого звука. И баран Хаджатала был первым, который мгновенно, не покалеченный и быстроногий - опять увернулся. Шепот пошел от ряда к ряду: - Он его опять обманул, этот чертенок! - Да...но как? - Пятнистый шайтан попал ему как раз с той стороны, где у него нет рога. А когда башка гладкая как яйцо, конечно рога соскальзывают! - Но сейчас, сейчас он ему покажет! Сейчас он раздробит как орех этого маленького гада! Пятнистый шайтан стал осторожнее и бдительней. Чтобы не оставить врагу возможности уклониться от столкновения он взял совсем короткий разбег - да для такого легкого противника он был и не нужен. "Давай же, нападай, на этот раз я покажу тебе!" - казалось говорили его горящие яростью глаза. Но никакого нападения не последовало. За два шага до своего врага, маленький баран неожиданно остановился и начал, словно дурной щенок, приплясывать вокруг Пятнистого шайтана. Вправо, влево, вперед, назад. И каждый раз он с силой бил ему головой в бок. Конечно, он не мог ничем повредить такому сильному животному. Но Пятнистый шайтан стал коротко дышать, нервничать и почему-то забеспокоился. В душу толпы закралась неуверенность. - Этот маленький гад играет не по-правилам! - Он просто выматывает его! - Какой же это бой?! - Прекратите немедленно! Так начали кричать люди. Тогда Хаджатал кивнул головой, показывая, что он все понял, и приложив два пальца к губам громко свистнул. Это случилось так быстро, так неожиданно, что сам Урос, сидящий в первом ряду, почти ничего не понял. На мгновение баран Хаджатала остановился и прекратил раздражать Пятнистого шайтана. Он взял разбег, и до того как его противник успел что-то сообразить и собраться силами, он уже оказался рядом с ним. Но вместо того, чтобы нанести ему удар в лоб, он подскочил сбоку и безрогой стороной своего лба, провел, - казалось, совсем мимолетно, - по шее своего врага. Толпа хотела было вновь возмущенно протестовать, то тут все умолкли пораженные. Бело-черная шерсть барана окрасилась в темно-красный цвет - кровь хлестала у него из шеи. Ничего не понимая, удивленно посмотрев на своего врага, Пятнистый шайтан упал на колени. И маленький баран опять подскочил к нему, и с молниеносной скоростью, точностью и силой, несколько раз ударил его лбом в одно и то же место - между глазами. Затем он отскочил назад и с холодным равнодушием досмотрел агонию и смерть своего противника. Первым опомнился от шока Аджуб: - Мошенничество! Это обман и коварство, другого просто быть не может! Он подбежал к барану, который как верная собака терся у ног своего хозяина, и провел рукой по его сломанному рогу. Когда он ее отдернул, на ладони оказался глубокий порез. - Это...Это что же такое?! - закричал Аджуб - Обломок его рога заточен! Заточен, как кинжал убийцы! - Что ты можешь на это ответить, Хаджатал? - спросил глава округа, как только вопли и рев в толпе чуть улеглись. Хаджатал не торопясь подошел к мертвому барану. - Нет, ответь лучше ты мне Аджуб, владелец боевых баранов, - воскликнул он, - почему ты вместо того, чтобы плевать на мое животное, не осмотрел его рога перед боем? Ты не сделал этого, самодовольно посмеиваясь, а раз так, то не стоит тебе теперь вопить и размахивать руками, крича, что тебя обманули! Ведь никто тебя ни к чему не принуждал! Долгое молчание последовало за его словами. Злое, горькое, гневное молчание. Но в то же время, задумчивое. Каждый боролся сам с собой. Честность и алчность бились лбами, но честность победила на этот раз. И все воскликнули: - Ну, раз уж все мы внезапно ослепли, значит на то была воля Аллаха! Только один Салман Хаджи не мог успокоиться от гнева и разочарования. - Почему ты меня не предостерег, чертов ты предсказатель? - кричал он свирепо вращая глазами. Хассад отвечал на это бормотанием, мыслями витая в неизвестных сферах: - Ворон, что колдует...ворон, что колдует...- и ворон соглашался с ним печальным карканьем. - Победило бесстрашие, о степной всадник! - сказал Амчад Хан, - И поверь мне, я рад этому не меньше, чем ты сам. Он передал главе округа лист со ставками. Тот повернулся к Уросу и сказал: - В течении часа я лично передам тебе всю сумму, которую ты выиграл. - И еще от меня, - добавил Амчад Хан, - ты получишь тот остаток, которого не доставало до ста тысяч афгани. Урос не почувствовал никакой радости. Лишь безграничная усталость навалилась на него. - Мой конь...- тихо произнес он. Мокки подвел ему Джехола и помог сесть в седло. - Вот видишь...- сказал Урос саису. Мокки ничего не ответил. Лишь взглянул на Уроса безжалостно. Он не простил ему, он никогда ему не простит. Это оказалось единственным из того, чего Урос хотел достичь своей победой. Когда они въехали в кишлак, Мокки заметил Серех, которая шла почти рядом с ним, все еще в чадоре. - Ты помнишь, - зашептал е? голос под сеткой, - что ты мне сказал, когда отвязывал коня? - Я помню, - ответил ей Мокки так же тихо. - Все помнишь? - Все. - Хорошо, тогда позволь теперь действовать мне, - ответила Серех и скрылась в толпе идущих домой женщин.  * ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ *  ПОСЛЕДНЯЯ КАРТА. ОТРАВЛЕННАЯ ВОДА На топчане, рядом с Уросом, аккуратными стопками лежали пачки денег. Сто тысяч афгани, которые принесли ему Амчад Хан и глава округа. Урос кликнул Мокки и бросив взгляд на купюры сказал: - Возьми сколько сможешь схватить рукой. Считать не надо. Иди на базар и купи все необходимое. Мы уезжаем. - Серех пойдет со мной, - ответил саис - она лучше разбирается в таких вещах. Урос заметил, что Мокки по прежнему угрюм, и держится скрытно и враждебно. Он с удовлетворением отметил, что тон его голоса больше не был неуверенным и лебезящим. Он хотел было обрадоваться этому, но не смог. Он слишком устал и ничего не хотел сейчас,- только покоя, крепкого сна, и одиночества. Мокки посмотрел на него и испугался. "Он совсем плох и без сомнения, умрет в ближайшие дни" - подумал он. Но его страх имел теперь совсем другие причины, чем раньше. Он не боялся что Урос умрет, его пугала возможность, что он умрет своей смертью, без его помощи. Серех опять ушла на кухню и теперь задумчиво стояла в углу помещения. Услышав, что саис зовет ее, он не торопясь подошла к нему, но головы не поднимала. - Мы идем на базар, - сказал ей Мокки, - Ты должна купить все, что нам нужно для дороги. - А платить чем? Мокки разжал кулак в котором сжимал деньги. Серех на секунду застыла, словно не веря глазам, а потом торопливо зашептала: - Как много денег, о Аллах, как много денег! За всю свою жизнь я не видела столько! Даже все наше несчастное племя никогда не имело и половины...Пойдем же, пойдем скорее! Но когда они уже подходили к лавкам она замедлила шаг и сказала саису: - Торговцы не должны понять, что мы торопимся. А то эти воры заломят цены втрое! Саис шел за ней, как послушный ребенок, полный умиления. Он увидел в ней новую, неизвестную ему женщину: как она рассудительна, как решительна! И какое у нее деловое чутье, как она разбирается в людях! Как хорошо она знает, как нужно обходиться с деньгами! Она точно знала, что именно им нужно купить и напрасно хитрые продавцы пытались привлечь ее внимание вышивками, тканями или украшениями. Она избежала всех ловушек. Когда речь заходила о цене, она была непреклонна. Прежде чем купить самую незначительную вещь, она обходила все магазинчики, лавки, сравнивала качество товара, отмечала его форму и цвет, заставляла показать ей все, что было и решившись на покупку, торговалась с такой страстью и твердостью, что самый жадные торговцы, уступали ей в цене. Никто из них не прошел школу нищеты, которую прошла она, и не знали как там ценится даже самая мелкая монета. Серех купила все, что им было нужно, чтобы спать и есть: палатку, теплую одежду, посуду, и многое другое. Когда они осмотрели все покупки составившие не один мешок, Мокки воскликнул: - Как мы это понесем? Джехол не сможет идти если нагрузить его всем этим! - Мы купим хорошего мула.- ответила Серех, и вздохнув добавила - Его я не могу купить сама, это должен сделать ты. Животными торговали на краю города, у дороги Большого Будды. Мокки похлопал по шеям, спинам и ногам мулов, посмотрел их зубы, копыта и заглянул в глаза. Наконец он решил взять одного большого, серого. - Мне нравится вот этот, дедушка, - сказал он продавцу, старому, хитрому хазару, который молча наблюдал за ним, - Он сильный, молодой. Действительно хороший мул. Сколько он стоит? Хазар назвал цену и Мокки заплатил не торгуясь. Затем он подвел животное к Серех и гладя гриву мула, сказал, гордый своей покупкой: - Видишь, я тоже не прогадал. - Ты позволил себя надуть, - ответила Серех, - ты заплатил за него слишком много. Мокки обиделся и впервые разозлился на маленькую кочевницу: - Ну и что? Уросу все равно сколько денег мы потратим! Серех долго смотрела на него нахмурившись, а затем ответила: - Эти деньги принадлежат не Уросу, а нам...Все деньги. Мокки поразился. - Все деньги? Как? Сто тысяч афгани? - Да, все. - сказала Серех. - Но он же их выиграл! - воскликнул Мокки. - А ставка на которую он играл? Ты уже все забыл? - Я помню, но... Серех перебила его: - Ты же хочешь, чтобы он умер, правда? - Да, я этого хочу, - ответил Мокки твердо. Серех пошла вперед. Она понизила голос, но ей не удалось скрыть то пламя, которое бушевало в ней, и Мокки испугал ее жесткий тон: - Ты хочешь, чтобы он умер, и я этого тоже хочу. Прекрасно. Можешь мне поверить, что он уже все равно что мертв. А раз так, то может быть ты мне ответишь, сколько денег нужно трупу? Саис не пытался ей возразить. Конечно, то что она говорила - было разумным. И все же, он не был согласен с ней. Что-то подсказывало ему, что она не права. В ее словах был здравый смысл, но вот справедливости не было. То, что они убьют Уроса, да - это будет справедливо. Он предал степь, свою кровь и свой народ. То, что он заберет себе Джехола, тоже будет справедливо - Урос предал и Джехола. Но взять деньги, - нет! Взять их - извлечь выгоду от его предательства. Значит стать его сообщником. За что же тогда они наказывают Уроса? Но Серех истолковала молчание Мокки, как согласие. - Посуди сам, - сказала она, - не взять деньги, было бы глупо. И Мокки охватил гнев. Как он мог объяснить Серех, все то, о чем он думал? Его взгляд упал на мешки и пакеты перед которыми они стояли и он спросил Серех укоризненно: - Разве этого богатства тебе недостаточно? - Богатства? - воскликнула та презрительно, - да будет тебе известно, что у каждой семьи, кроме семей моего племени, есть все это и еще больше! Мокки внезапно понял, что он теряет Серех. Ее лицо больше не было ему знакомо. Вызывающая самоуверенность и алчность преобразили его. Как смеет она, это женщина в рванье, которая еще вчера была довольна быть низшей из служанок, а теперь осмеливается, эти подарки судьбы, которые она должна считать драгоценностью, отбрасывать, презирать и быть недовольной? А каким властным, повелительным голосом она заговорила! Кто здесь решает, он или она? Мокки вцепился в гриву мула, чтобы не выдать своего гнева. - Ну, конечно, тебе наверняка достаточно этого жалкого мула! - воскликнула Серех. Но саис перебил ее и заговорил дрожа от возмущения: - Заткнись!Уйми свое проклятое высокомерие! Ты не смеешь ничего говорить! Вместо того, чтобы поблагодарить Аллаха за его доброту, ты втаптываешь его дары ногами в грязь!Ты жадная и вороватая, словно сорока. Только теперь я вижу, что ты порочна до самой глубины души! Серех бросилась к Мокки. Три шага отделяло их, но их хватило, чтобы она полностью преобразилась. И Серех, которая сейчас нерешительно взяла его за руку и смотрела на него нежно и умоляюще, была совсем другая Серех, а не та, к которой он только что чувствовал отвращение. - Саис, большой саис, - зашептала она, умоляя, - как ты во мне ошибаешься! Ведь я думаю только о тебе! Я просто не могу больше смотреть, в каких убогих обносках ты ходишь! Взгляни...! Она показала на его руку, на разорванный, изношенный, слишком короткий рукав его чапана. И внезапно Мокки стало невыносимо стыдно... - Разве это справедливо, - возбужденно продолжала Серех, - что за всю свою преданность, за всю работу ты получил в награду это убожество? Ведь именно ты заслуживаешь самый красивый чапан, ты - лучший из всадников! Как гордо вышагивал бы ты в роскошном тюрбане! Она взяла его руки в свои и притянула Мокки к себе. Ее глаза светились от счастья и гордости, словно она уже видела его в новой одежде. - И разве ты действительно хочешь, чтобы я вечно носила эти обноски и ходила босиком? Разве я недостаточно красива, чтобы как и все, носить китайский шелк и индийский кашемир, серебреные и золотые цепочки с красивыми камушками, душиться жасминовыми и розовыми духами? Разве я недостойна ходить по коврам из Исфахана, и по узким самаркандским коврикам? - Аллах свидетель, никто не заслуживает этого больше, чем ты! - прошептал Мокки. - Я буду носить все это, только чтобы угодить тебе, большой саис, - мечтательно продолжала Серех, - А потом, у тебя самого будут саисы и бача, пастухи и погонщики верблюдов, прекрасные лошади, жирные стада и огромные верблюды из Бактрии... И у меня тоже будут, - только чтобы угодить тебе, большой саис, - служанки, прачки,ткачихи и вышивальщицы... Целое племя, большой саис, и ты будешь его господином! А потом мы поедем на летний праздник в Хазараджат, и ты будешь верхом на самом большом верблюде! - Нет, я поеду на Джехоле, - тут же возразил Мокки. - Хорошо, хорошо, - согласно закивала Серех, - тогда мы раскрасим его хной. Он будет очень красивым! И ты подаришь мне ружье... И я буду вести караван позади тебя... Серый мул фыркнул. Мокки погладил его, не глядя, - несчастный мул. Прикрыв глаза Серех наблюдала за ним. Ее взгляд внезапно утратил всю мечтательность. - Саис, большой саис, - зашептала она так тихо, что Мокки пришлось наклониться к ней, чтобы разобрать слова, - я думала, что для всего этого, нам бы пригодились эти деньги. Но конечно, все решаешь только ты один... И тут мысли Мокки помчались одна за другой. Эти притягательные картины, угрызения совести, мечты, доводы Серех, - все перемешалось в его голове. Он увидел труп Уроса, с пачками денег пришнурованными к поясу. Забрать их? Позорное воровство...Оставить их ему? Зачем? Для кого? Оставить их ветру, снегу, воронам, червям ? Или отдать их тому единственному, кто имел на них право, - Турсену, отцу убитого? Нанести такое оскорбление великому Турсену, своему господину? А тут эта маленькая кочевница у его ног, такая потерянная, беспомощная, нищая из нищих, которая с самого рождения не видела ничего, кроме потерь... И сейчас в его власти исполнить все ее мечты... Серех провела кончиком косы по руке саиса и прошептала: - Мы будем торговать только так, как будешь приказывать ты. Мокки облокотился на серого мула. У него заболела голова. - Хорошо, - наконец промолвил он глухо, - ты поведешь караван. Затем не говоря ни слова, он навьючил покупки на животное. Серех стала напевать одну из песен кочевников. - Теперь ты счастлив, большой саис? - спросила она наконец. - Да, - ответил Мокки. Он лгал. Он ненавидел себя за свое решение, хотя оно было вынужденным. Или нет? Сам ли он виноват в этом? Серех виновата? Он ничего больше не понимал. Бача, который разносил чай, заметил, что человек, ставший из-за своего выигрыша героем дня в Бамьяне, упал на курпачи и лежит не двигаясь, мертвенно-бледный. Перепугавшись, он бросился к нему, опустился на колени и приподняв голову больного, поднес пиалу к его губам. - Еще, - прошептал Урос не открывая глаз, и протянул руку к чайнику. - Клянусь Пророком, - запричитал бача, - я сейчас же побегу и приведу сюда нашего лекаря, так быстро, как только смогу! Лекарь оказался полным человеком с дружелюбным ровным голосом. Уже на пороге он почувствовал запах гниения, который распространяла рана. Лекарь быстро взглянул на перебинтованную ногу и грязные бинты, а затем повернувшись к бача, сказал: - Быстро, мой мальчик, принеси сюда горячей воды, несколько чистых полотенец, и крепкие, ровные палки. - Благодарю тебя, знающий человек, - прошептал пересохшими губами Урос, - Скажи, можешь ли ты помочь мне? - Я спрошу твою рану, - ответил тот, - и если она мне ответит, я все сделаю по ее совету. Он наклонил свою круглую голову в вышитой золотом тюбетейке над раной Уроса и долго ее осматривал: - Ах, сын мой, - воскликнул он наконец, - почему ты не обращался лучшим образом с такой верной и необходимой частью тела? Теперь ей нужен долгий покой и постоянная забота. - Это невозможно. Я должен сегодня же ехать дальше. - ответил на это Урос. Маленькие, умные глаза, внимательно посмотрели на него из-за толстых стекол очков. - Так, так...Похоже, ты играешь со своей ногой, словно речь идет о бое баранов! Но я тебя предупреждаю, здесь игра идет не на деньги! - Все равно ставки оправданны, - сказал Урос. - Хорошо, если так, - ответил толстяк лекарь. Он бросил несколько горстей сухих трав в кипяток, который ему принес бача, тщательно вымыл рану и обмотал ее полотенцем на которую до этого, нанес какую-то мазь. Наконец он плотно привязал и палки. Руки у него были легкие и умелые. - Все. Теперь ты можешь быть спокоен до утра, сын мой. Но только если не сдвинуться палки. ну, а потом... сказать по-правде, я советую тебе приготовится к худшему. - Благодарю тебя, мудрый человек, - произнес Урос, - а особенно благодарю тебя за твою честность. Он кивнул в сторону лежащих на топчане денег и добавил: - Пожалуйста, возьми столько, сколько я тебе должен. Я никогда не смогу расплатиться с тобой за твою помощь. Лекарь взял из стопки одну единственную купюру и спросил: - Это гора денег здесь, это тоже игра на проверку человеческой прочности? - Можно сказать и так... Глаза из-под очков посмотрели на него очень внимательно. - Ты странный, чрезвычайно странный человек, - наконец вынес свой вердикт лекарь, - Редкий и очень опасный. Тихими шагами он вышел из комнаты. Когда Мокки вернулся с базара, Урос сидел прямо, прислонившись спиной к стене. Саис вопросительно уставился на пустое место у подушки. - Не беспокойся, деньги в сохранности, -сказал ему Урос. Он распахнул чапан: на его амулете висели два, крепко пришнурованных, небольших пакета. - Завещание и деньги. Он запахнул чапан, затянул пояс. В этот момент Мокки заметил на поясе кинжал. - А его я купил сам, - сказал Урос, словно умел читать мысли, - Но принес ли ты все, что нужно? - Все, - ответил Мокки. - Хорошо, тогда приведи Джехола сюда. Мы уезжаем. Дорога проходила у подножия скалы. Тысячи гротов, - когда-то в древности вытесанные буддистскими монахами, - казались ячейками одной, гигантской, пчелиной соты. Серех шла позади Джехола и серый мул брел рядом с ней. Опустив голову, задумчиво смотрела она себе под ноги. Три дня и три ночи еще есть у них, чтобы убить Уроса...Дольше в пути они не будут...Как же это должно произойти? И главное - когда? "Ни в первый день и не в последний - размышляла она, - А то могут остаться недвусмысленные следы. Пятна на шее или удар ножом в спину, это слишком явно, а в этой долине и возле Майманы еще и слишком опасно. Внизу его знает каждый, а после боя баранов и здесь тоже. Значит не этой ночью и не последней, а завтра. Да, завтра. А что если представить все, как несчастный случай? В его состоянии это смотрелось бы естественно, и никто не посмел бы заподозрить его слуг. Кто в Бамьяне или Маймане сможет обвинить Мокки, преданного, честного слугу и попытаться оспорить завещание? Никто! Да... Три ночи и три дня... И нужно придумать, как?" Внезапно серый мул встал. Серех наткнулась на него и взглянула вперед. Джехол остановился тоже заметив, как к ним приближается большое облако пыли. "Еще один караван пуштунов" - испуганно подумала она, и еще раз вспомнила о той встрече на высокогорной дороге. Тут раздались выстрелы. Люди и животные, которые шли вместе с ними в одну сторону, все в страхе бросились прочь, в кусты и поля. - Иди и посмотри что там, - приказал Урос Мокки. Мокки молча повиновался. Сгорбившись побежал он вперед. Прогремел еще один ружейный залп. От волнения Серех не находила себе места. А если это ссора между двумя враждующими племенами? Война? И они убьют его...ранят? И только он будет в этом виноват, этот человек, гордо сидящий на лошади, на которую у него нет больше никакого права! Наконец она вздохнула с облегчением. Мокки выскочил из рыжего облака невредимым и закричал им: - Ничего страшного...! Это свадьба...жених едет забирать невесту из чалеба, там внизу! Урос оглянулся на долину между дорогой и рекой. Далеко внизу стояло красивое здание...Его высокие, выбеленные стены с бессчетными башнями, возносились над крышами конюшен, хижин, и разных построек которые теснились поближе к господскому дому, и в которых жили слуги, садовники, крестьяне и ремесленники. Крепость, замок и жилой дом одновременно, он выглядел словно белый остров посреди моря зелени. Его прочные стены говорили о богатстве, гордости и порядке. - Вон они, вон они! - закричал Мокки. Под грохот барабанов из облака пыли появился праздничный кортеж. Один всадник ехал впереди него и его конь ступал важным шагом. Около двадцати других верховых следовали за ним. Все молодые, крепкие мужчины. Их густые, черные волосы были так длинны, что спадали на плечи. Просторные туники перехваченные на талии поясом и широкие штаны затянутые шнурами у лодыжек, составляли их одежду. Высокий барабанщик шел позади. Заметно было, что он самый старший из всех. Без усилия управлялся он с огромным барабаном. Он подбрасывал его над головой, перекидывал через плечо, вертел, и умудрялся при этом танцевать, строго следуя за канвой ритма. И люди идущие за ним тоже танцевали, подпрыгивали и кружились под громкие удары барабана. Серех прижалась к Мокки: - Саис, большой саис, - прошептала она, - давай посмотрим на свадебное шествие вместе. Это очень хороший знак для нас, правда? И всматриваясь в клубы желтой пыли, Серех показалось, что видит она уже не просто какого-то всадника на неизвестной лошади, а Мокки на Джехоле, который едет к ней, к невесте, в день их свадьбы... - Дорогу! Дорогу! - хором закричали мужские голоса. Процессия подошла к Уросу уже совсем близко и их крики, сливаясь с громом барабана, превратились в невыносимый шум. За секунду до этого Урос хотел было отъехать в сторону из вежливости, и необходимости соблюсти обычай запрещающий становиться на пути свадебного шествия, но теперь из-за их грубых криков и наглых взглядов он решил, что не сдвинется с места. Кто груб и принуждает - теряет право на вежливость и понимание. - Уйди с дороги! - еще раз закричали танцоры. И хотя им не составляло труда пройти мимо него, но опьяненные дикими звуками музыки, от непокорности этого человека они рассвирепели. - Да ты что, глухой? - закричал один из них и угрожающе двинулся на Джехола. - А может слепой? - заорал второй. И так как Урос не говорил в ответ ни слова, то все они дружно завопили: - В придорожную канаву его! В канаву! - и потянули руки к седлу и уздечке коня. Джехол поднялся на дыбы, а Урос схватился за плетку. Он хотел хлестнуть коня и вырваться вперед, но тут кто-то с такой силой ударил его по сломанной ноге, что от боли он почти потерял сознание. "Если Джехол сейчас сделает скачок вперед, или хоть одно резкое движение, то я... упаду, - пронеслось у него в голове, - ...я не переживу подобного позора..." И зажав плеть между зубами он потянул руку в поясу, чтобы вытащить свой нож. Но этот момент мужчины застыли на месте, словно кто-то заколдовал их, а все потому, что неожиданно наступила тишина - барабан больше не издавал громовых ударов. Барабанщик же, осторожно положив свой инструмент на землю, направился к Уросу. Люди расступились, дав дорогу ему и маленькому барану, который следовал за ним подпрыгивая, словно самая верная из всех собак. - Ну, здравствуй, Хаджатал, - с напускным равнодушием обратился к нему Урос. - Мир и тебе, бесстрашный всадник, - ответил барабанщик, - ты, как я вижу, по-прежнему играешь в игру под названием "один против всех"? - Да, а ты опять помог мне выиграть, и я благодарю тебя за это. Хаджатал, неопределенно передернул плечами и подмигнул. - Если захочешь, то ты сможешь отплатить мне тем же, когда я приду к тебе в степь, на твою родину, и поставлю на тебя во время большого бузкаши немаленькую сумму денег! При этих словах Урос снова почувствовал боль в ноге и нахмурившись буркнул: - Ты что, не видишь...? - А что именно? - воскликнул Хаджатал с коротким смешком, - Ах,твою ногу? Поверь, это ничего не значит! Даже если бы у тебя ее не было вовсе, я все равно поставил бы на тебя. Ты как мой баран. На короткое мгновение в его насмешливых глазах появилась теплая симпатия и Урос, не говоря ни слова, отъехал в сторону уступая дорогу свадебному поезду. - Я благодарю тебя от имени жениха! - наклонив голову проговорил Хаджатал, - Ты не злись на него, предвкушение счастья ударило ему в голову! - Это один из твоих друзей? - О, нет! Я знаю его еще меньше, чем тебя - ответил Хаджатал, -Просто увидел идущих на праздник людей и спросил, почему у них так печально бьют в барабан? И я показал им как у нас, на востоке, на моей родине, бьют в барабаны. Естественно, жених тут же поклялся, что не отпустит меня, пока я не сыграю на его свадьбе, а я подумал и решил - почему бы и нет? Жирная баранина, плов, дикий мед, фрукты из здешних садов, песни и танцы! Хай! Хай! Хай! - его глаза сверкнули от предвкушения веселья и праздника. - Хай, хай! Для друзей! - громко крикнул он, и приложив пальцы к губам так оглушительно свистнул, что Урос готов был поверить, что свист услышали даже в его родной Маймане. Джехол и лошадь жениха рванулись с места , но всадники удержали их. Только большой серый мул оказался без хозяина. Серех стояла возле Мокки и мул, нагруженный мешками и пакетами, бросился вперед, и сбил с ног Хаджатала и нескольких танцоров. Те захохотали и дергая его за уши и хвост потащили назад, на его место, но Хаджатал нахмурившись, крикнул Мокки: - Почему ты не придержал мула, болван? - Не он вел его, - сказал Урос. - А кто же? - Моя служанка. - Вот эта женщина низкого происхождения...? И она еще имеет наглость быть такой нерадивой? - воскликнул Хаджатал теперь скорее удивленно, чем сердито. - К сожалению, это именно так, - холодно подтвердил Урос. Покрыв расстояние между ними одним шагом - Хаджатал встал перед Серех и смерил ее взглядом. - Служила бы ты мне, то я бы тебя тут же нещадно высек! Серех в страхе обернулась к Уросу, словно ища у него защиты, и в этот момент ее лицо приобрело такое детское, абсолютно трогательное выражение, что Урос вздрогнул. И странное чувство слабости посетило его, как это случалось всегда , когда увидев свадебное шествие он думал о невесте, которая ждет своего жениха в одном из чалебов, опустив длинные ресницы и невинно улыбаясь. И вновь, как и раньше, каждой порой своего тела он ощутил желание обладать этой едва расцветшей красотой, взять ее силой... Выпрямившись в седле Урос бросил Хаджаталу свою плеть и хрипло крикнул: - Возьми! Можешь наказать ее сам, вместо меня! Со всего размаху Хаджатал хлестнул Серех по спине жесткими, утяжеленными свинцом, ремнями так, что сила удара бросила ее на землю. - Не надо! Перестань! - кричал Мокки. Это было все, что он мог сделать. Люди окружили их, но Хаджатал еще трижды ударил Серех и плеть разорвала тонкую ткань ее платья. Все это время Урос не шевелился, наблюдая за этой сценой, и лишь его ноздри почти незаметно вздрагивали. Хаджатал передал ему плеть назад и подхватил свой барабан. Серех медленно поднялась с земли, дрожа от гнева и ненависти, но не на Хаджатала смотрела она, а на Уроса. - Хай, хай! - крикнул Хаджатал еще раз, подбросил на прощанье свой барабан в воздух, ударил по нему, и под сопровождение его сильных барабанных ударов и разудалых песен, свадебная процессия скрылась вдали. Как обычно Урос хотел было дождаться наступления ночи, чтобы сделать привал. Но не в этот вечер. Солнце еще не село и когда они переходили через реку, Серех задержалась у нее, чтобы обмыть водой свою исполосованную спину. Саис придержал Джехола, а Урос почувствовал, что и сам он давно ждет отдыха, покоя, тепла одеял и удобного лагеря. "Куда я тороплюсь? - спросил он сам себя, - Разве у меня нет времени?" И место было подходящее: река, поляна травы, кустарник...Все остальное, что им было нужно - нес на себе серый мул. - Ставь палатку, - сказал Урос Мокки, - И смотри, чтобы моя постель была мягкой, удобной и защищенной от сквозняков. Сегодня я хочу спать спокойно. Мокки подбежал к реке и зашептал Серех, схватив ее за рукав: - Ты слышала, что он сказал? - Я все слышала, - кусая от ненависти губы, ответила та. Обрывки материи приклеились к ранам на ее спине, - И я клянусь тебе, сегодня он будет спать спокойно. Ведь никто не спит так крепко, как мертвый, не так ли? Мокки согласно закивал. - Я могу тебе помочь? - спросил он шепотом. - Нет, не надо, - ответила Серех, - Я одна это сделаю. Я одна. И еще тише добавила: - Он не хотел пачкать об меня руки. Доверил это другому, а сам смотрел и наслаждался! О, как он наслаждался! - Как ты это сделаешь? - Ты это узнаешь, когда я буду рыдать над его мертвым телом. Она взяла мула за поводья и повела его к берегу. Проходя мимо Уроса она повернулась к нему: - О, мой господин, обещаю, что еще до наступления ночи твоя постель будет готова и может быть, тогда ты простишь мне мою недавнюю ошибку? Голос кочевницы звучал тепло и ясно, а взгляд не выражал ничего кроме преданности и покорности. "Девка с рабской душой, - с презрением подумал Урос, - Понимает и признает только силу. Похоже, что после плетки она чуть ли не влюбилась в меня." И больше ничего не пришло ему в голову. Он очень устал. Серех начала руководить действиями Мокки, но и сама работала еще быстрее его. С детства наученная ударами и проклятиями, она хорошо знала как быстрее всего разбить палатку и свое обещание сдержала. Еще до захода солнца палатка стояла в середине поляны, постель была разложена, огонь горел и сделан очаг из трех камней. Мокки вытер о штаны руки, перепачканные землей и травой и подошел к Уросу, чтобы снять его с седла. Он с такой злобой глянул на него, что Урос даже усмехнулся : "Надо же, из-за плетки он сердится на меня больше, чем его девка" Пока Мокки нес его на руках Серех бежала рядом и осторожно придерживала его сломанную ногу за прибинтованные палки, чтобы ни малейший толчок не побеспокоил его. "Пытается загладить свою вину, а Мокки покорно делает все, что она ему говорит" В палатке было все то лучшее, что купила в Бамьяне Серех: мягкий матрас, толстые перьевые подушки и такие легкие одеяла, что он почти не почувствовал их веса. Ящик, стоящий возле постели и служивший столом, был покрыт вышитой золотыми нитками скатертью. На нем ярко горела керосиновая лампа. Урос застонал от удовольствия: - О, Аллах, это действительно самая лучшая постель в мире. - бормотал он с закрытыми глазами. При этих словах Серех низко поклонилась и поцеловала его бессильно повисшую руку, в надежде завоевать еще большее доверие. Но это оказалось ошибкой. Он неожиданного прикосновения ее губ Урос почувствовал какое-то неприятие, которое тут же разрушило его чувство счастья и пробудило его обычную подозрительность. Незаметно приоткрыв глаза и взглянув в лицо кочевницы, которая как раз распрямилась, он заметил столь знакомые ему: жадность, решительность и хитрость. "Может быть ты чуть-чуть и изменилась после знакомства с плеткой,- подумал Урос,- но твоя сущность неизменна и способна только испытывать страх, зависть и ненависть" - Я хочу чтобы Джехол стоял возле меня. - сказал он. - Как? До самого утра? - Мокки взглянул на Серех вопросительно. - Ты что, не слышал что сказал наш господин? - возмутилась Серех. И это тоже было ошибкой. "Ах, вот оно что...- понял Урос, - На этот раз дело не в коне...Значит в деньгах. Они хотят чтобы я крепко заснул и поэтому так внезапно побеспокоились о моем удобстве." В этот момент он ухмыльнулся и чуть было не выдал себя. Нет, Серех не должна ничего заметить. Пусть думает, что он ничего не подозревает. - Ты его напоил? - спросил он Мокки, когда тот привел Джехола в палатку. - Да, - ответил Мокки, - А в Бамьяне он получил двойную порцию овса. Сейчас его кормить не нужно. - Привяжи его рядом с моей постелью. И он начал изображать недоверие и придираться к тому, как Мокки привязывает коня. Пару раз он заставил его перевязать узлы другим способом. Саис охотно повиновался. "Давай, давай, - думал он, - беспокойся о коне. А Серех побеспокоится о тебе самом." Наконец Урос остался доволен его работой. Серех принесла поднос с чаем и подобострастно воскликнула: - Самый сладкий, самый горячий и самый крепкий чай для моего господина! Урос следил за каждым ее движением, пока она ставила поднос возле его постели и наливала в пиалу чай. Ничего подозрительного он не заметил, но ведь она могла подмешать снотворный порошок в чай чуть раньше. - Отпей сперва ты, - задушевно сказал ей Урос, - Я не хочу обжечь себе губы. - Это большая честь для твоей служанки. - ответила Серех покорно и мягко. Без колебаний она выпила чай, сполоснула пиалу и наполнила ее вновь. - Подожди еще несколько минут, господин, - сказала она, - Сейчас я приготовлю тебе поесть. Она вышла из палатки и присела у огня возле Мокки. - Аллах, помоги нам. - бормотал саис. - Благословенно его имя, - произнесла Серех и добавила - Теперь, когда конь рядом с ним, этот дурак думает лишь о том, как бы улечься поудобней. Тут она тихонько застонала. До этого времени, ненависть, страх, работа приглушали ее боль. Но в тепле костра ее израненная спина жгла ее одной сплошной раной. Она провела пальцами по следам от плетки, которые уже начали покрываться коркой. - Как же мне больно, - зашептала она жалобно, - очень больно. Мокки протянул к ней руку, чтобы привлечь к себе, но не решился дотронуться до ее спины. - Ты должна чем-нибудь полечить свои раны, - прошептал он, - твои мази...травы... - Да, да, - забормотала Серех, - Но сначала поставь рис на огонь. Она подняла руки, чтобы развязать шнур на котором висели мешочки с травами, но тут же отдернула их - шнур прилип к ранам и засох. Серех оторвала кусок ткани от подола и опустила в кипящую воду с рисом. - Позволь мне, - сказал Мокки и выхватил у нее мокрую ткань. - Честное слово, тебе не будет больно. И его руки развязали узлы шнура так осторожно, что Серех почти ничего не почувствовала. - Какой мешочек надо открыть? Этот или вот этот? - спросил он и помахал связкой, как знаменем. Серех грубо схватила его за руку и зашептала: - Не смей их трогать, ясно? Ты ничего в этом не понимаешь и не знаешь в каком из них смерть, а в каком жизнь! Она забрала их у саиса, в свете огня внимательно рассмотрела знаки вышитые на них, и прошептала несколько непонятных заклинаний. Мокки наблюдал за ней и боялся пошевелиться. - Ты говорила о смерти, - сказал он тихо, - Находится ли смерть Уроса среди одной из этих трав? - Терпение, большой саис, - прошептала Серех бросив быстрый взгляд в сторону палатки, - Ничего не говори об этом сейчас. Словно успокаивая его она стала тихо напевать одну из монотонных песен кочевников. В это же время она открыла один из мешочков, на котором было сделано несколько красных стежков, вытряхнула порошок из растертых растений в чашку, налила туда горячей воды и оторвав еще один кусок ткани от платья, обмакнула его в этот раствор. - Приложи это к моим ранам, - попросила она саиса. Затем она оделась в теплый пуштин с большими карманами. В правый карман она положила все мешочки, кроме одного единственного, обозначенного темно-синей звездой. Его она положила в левый карман. Тепло мехового пуштина расслабило ее, она облегченно вздохнула, опустилась перед котелком с рисом, попробовала варево большой деревянной ложкой и начала добавлять туда специи. В палатке было тихо. Джехол спал, а Урос неподвижно сидел на постели оперевшись на подушки. Снаружи послышалось неясное бормотание. "Уже готово?" - подумал он. И точно, в палатку вошел Мокки, неся большое блюдо плова от которого шел горячий пар. Мокки поставил его у изголовья постели и сделал было шаг назад. - Подожди-ка, - сказал ему Урос. Действительно ли настал тот самый момент, который должен был прийти рано или поздно? - Подожди, - повторил он. Полуприкрыв глаза он наблюдал за саисом. От него он ничего опасного не ждал, разве только открытого нападения. Он был лишь примитивным оружием в руках кочевницы, но в искусных руках и такое оружие может стать убийственным. Урос повернулся в сторону горячего блюда и сказал: - Запах от плова замечательный. Жаль, что у меня нет аппетита. И я совсем не хочу есть в одиночестве. Подойди, садись вот здесь, я приглашаю тебя разделить со мной этот ужин. - Меня? - испугался Мокки. Травы Серех...тот мешочек с синей звездой...нет, он не заметил, чтобы она подмешала порошок в рис...но разве он видел все, что она делала? - Как? Я с тобой..за одним столом...? - забормотал он. - В дороге нет ни господина, ни слуги. В дороге есть лишь путники, - произнес Урос очень дружелюбно. Саис не двигался с места и тогда Урос глухо и твердо повторил: - Я сказал, сядь напротив меня! - отрывисто приказал он, - И начинай есть! Мокки рухнул на подушку возле ящика. Он припоминал, как Серех что-то прошептала ему у входа в палатку.. "Делай все, что он тебе скажет..." Он протянул руку к плову, но опять отдернул ее. Хотя Серех и хитра, но могла ли они предвидеть то, что прикажет ему сделать Урос?... - Однако, сегодня ты заставляешь себя очень упрашивать. - глядя ему в глаза задумчиво прошептал Урос. И саис решился, если он будет колебаться еще хоть секунду, это станет для Уроса доказательством его предательства, и ничего у них сегодня не получится. К тому же кочевницу Мокки боялся сильнее, чем даже яда. Он погрузил пальцы в горячий, жирный рис, подхватил немного, сделал комок и запихал его в рот. В течении последующих нескольких секунд никто из мужчин не произнес ни слова. - Вкусно? - наконец спросил Урос. - Очень, - ответил Мокки с набитым ртом. По спине его катился холодный пот. Но ничего страшного не происходило. Он попробовал плова и был жив. Почувствовав, как же сильно он проголодался Мокки решительно принялся за плов. Все большие пригоршни риса отправлял он в рот, не замечая, как Урос незаметно поворачивает блюдо и когда Мокки наелся и облизывал пальцы, то не было такого места в горе плова, от которого бы он не подхватил хоть комочек риса. - Ну, хватит уже - наконец решил Урос. Он начал есть сам, но с неохотой, только чтобы набраться сил. Хотя, действительно, плов был прекрасен. Жирный, острый, щедро приправленный. Закончив есть, Урос отодвинул от себя блюдо и жестом отослала саиса прочь. Через некоторое время полотна у входа в палатку распахнулись вновь и появилась Серех в сопровождении Мокки. Он нес наполненное ведро воды, а она бурдюк для питья. - Прости нас, господин, что вновь потревожен твой покой, - сказала Серех, - Саис подумал о Джехоле, а я о тебе. Мокки поставил ведро возле спящей лошади; Серех повесила бурдюк над головой Уроса, а затем оба они исчезли ступая совершенно неслышно. "Хотят, чтобы я заснул, - размышлял Урос, - Надеются, что я разомлею от еды и усталости." Он вытащил из-за пояса нож и спрятал его за голенищем сапога. Началось его очередное ночное бодрствование. Костер уже догорал и чтобы он не погас окончательно Мокки подбросил в него большую охапку сухих веток. - Третий раз уже, - шепотом заметил он. Серех резко махнула рукой приказывая ему замолчать. Она сама была на исходе терпения. Они ждали уже несколько часов, когда же из палатки послышится стон, крик или хоть шорох, и все напрасно. И Серех вновь, как несколько раз за эту ночь, легла на землю и поползла к палатке, словно змея. Откинув полог она заглянула внутрь. Урос выглядел крепко спящим. - А если он не проснется? - зашептал саис ей в ухо. - Плов, - ответила Серех, - Он достаточно его съел? Ты же сам сказал мне.. Мокки согласно кивнул. - Тогда он должен проснуться от жажды, - заверила его Серех. Почти в это же время Урос так сильно захотел пить, что решил прекратить этот спектакль, хотя охотнее он бы лежал дальше притворяясь спящим. Он приподнялся, протянул руку, снял бурдюк висевший над головой , опрокинул его над открытым ртом и хотел было уже отхлебнуть холодной воды, как от внезапной догадки у него дрогнула рука и он отбросил бурдюк в сторону. Может ли быть, что смерть притаилась именно в этой козлиной шкуре наполненной водой? Мокки боялся есть плов? ...Притворство, чтобы запутать его...а специи в плове?...Чтобы вызвать у него жажду... И что он должен был пить? Вот эту воду. Мокки и Серех услышали, как он громко зовет их. Когда они вошли в палатку он сидел опираясь на подушки и сверлил глазами их обоих. - Пить! - приказал он. - Но...разве у тебя в бурдюке мало воды, господин? - Я отдал ее Джехолу. Только тогда Серех и Мокки заметили, что конь проснулся и стоит на ногах. - Он так хотел пить, - продолжал Урос, - что выпил всю воду из ведра. И я отдал ему мою. - Что? - закричал Мокки, - И он ее выпил? - Не знаю, - равнодушно ответил Урос, - Может быть... Мокки бросился к Джехолу, ударом ноги перевернул ведро и вода потекла по земле. Урос и Серех не двигаясь смотрели друг на друга. - Это болван такой неуклюжий, - наконец нарушила молчание Серех, - прости его, господин. Она не отвела глаз и Уросу стало ясно, что она поняла все. Да, на этот раз он выиграл, но она не признает себя побежденной. Она будет ждать следующего раза. И Урос улыбнулся ей: игра обещала быть интересной. - Подожди одну секунду, господин, - сказала кочевница. Он вышла и вернулась с полным кувшином воды. Урос не стал принуждать ее отпить из него. Не колеблясь он осушил его одним залпом. На эту ночь он был для Серех бессмертным. ПСЫ АДА И ПРИЗРАКИ Дорога шла в гору и становилась все круче. Обернувшись, Урос вновь посмотрел на скальный массив, за которым скрылась долина Бамьяна. Река, зелень тополей, белые дома и красные скалы - были все еще недалеко, но сейчас их образы казались Уросу лишь отголоском давнего, почти забытого сна. Там, внизу, еще несколько минут будет светить солнце, отражаясь в бегущей воде ручьев, но здесь уже начиналось царство теней и одиночества, неизменного во все времена года. На голых стенах скал не было видно даже чахлой травы. "Да, все это было словно сон или морок, - подумал Урос, - Та поляна...палатка...радость триумфа... Победа? Но какая и над кем? Неужели над этим идиотом, что бежит впереди согнувшись, и не достоинство или гордость руководит им, а какая-то баба? То, что они всеми способами будут пытаться отнять у меня деньги, разве это сложно было понять? А ставки в Бамьяне? С чего я вдруг решил, что высшая сила защитила меня, когда баран Хаджатала выиграл просто благодаря хитрому трюку! Как жалко все это." Что же теперь? Опять все начинать с начала? Зачем? Для чего? Он чувствовал себя опустошенным человеком с выгоревшей дотла душой. Тропа поднималась все выше и ни один солнечный луч не падал на нее. Ледяной ветер вечных снегов дул с пиков гор, а боль вновь дала о себе знать, она поднялась почти до самого колена. Урос вспомнил слова лекаря из Бамьяна: "Действие моей мази не продлится долго. Потом твоя жизнь будет в опасности". Значит смерть была уже здесь, - она медленно и твердо ползла вверх по его телу. Мокки остановился, забрался на выступ скалы, осмотрелся и прокричал: - Мы можем пройти вот тут! Уросу показалось, что он обращается только к Серех так, словно человеческие слова к нему - живому трупу - больше не относились. "Как будто они уже хозяева и надо мной, и над моим конем, и над моими деньгами." Вот ущелье раскрылось перед ним - и его взгляду предстало узкое, кажущееся бесконечным, плато, сжатое с боков скалами. Пыль, похожая на спрессованный пепел, покрывала его. Ни дерева не росло здесь, ни травы. Это была страна холодного солнца и смерти, потому что эта равнина, на высоте почти пяти тысяч метров, - не принадлежала миру людей. Высокие горы заключили в себя этот лунный ландшафт, на котором бесполезно было искать следы жизни. Земля камней, скал, снегов и ледяного солнца. Неожиданно Серех заметила маленькое пылевое облако далеко на севере, у подножья горной гряды закрывающей долину. Оно быстро двигалось им навстречу. Когда они подошли ближе, то со стороны клубов пыли донесся до них какой-то странный звук. Он был похож на глубокий рев бурана. Но странно - в воздухе не чувствовалось ни малейшего колыхания. И не по воздуху распространялся этот рев; казалось он шел снизу, от почвы, да, он звучал словно из середины земли, из глубины гранитных скал. Урос не испугался и ничуть не удивился. Куда мог привести его этот путь? Только к концу всех путей, и когда даже Джехол в недоумении остановился, то всадник на нем отсутствующе ждал, когда же земля разверзнется и безжалостно поглотит их всех. И хотя в это же время он понял, что рев был ни чем иным, как бешеным собачьим лаем, то лишь подумал: "Значит они уже явились сюда... Собаки ада, что были заключены в глубинах земли и которые должны пронестись по земле с наступлением судного дня..." И три крупных зверя появились в ту же минуту. Они были одинаковой величины и мощи, покрытые короткой, коричневой шерстью. Разинув огромные пасти, блестели они острыми клыками, от злобы глаза их были красны, и не было ушей на их квадратных головах. Первый из этих чудовищ прыгнул к Уросу и, щелкая зубами, хотел укусить его за сломанную ногу. Урос выхватил было плеть, но чем она могла помочь против исчадий потустороннего мира? И скорее повинуясь заведенному человеческому порядку, чем надежде, Урос ударил плетью по морде зверя и опустил руку, приготовившись тут же и умереть здесь. Но к его удивлению чудовище ответило на удар жалобным лаем и отскочило назад. Джехол принялся бить его копытами и в страхе пес побежал прочь. "Именем Пророка! Так это настоящая собака!". И когда пес вновь бросился на него, Урос беспощадно начал наносить ему удары по тем местам его квадратной головы, где у него не было ушей. Тут пес завыл от боли вновь. "Вот тебе и демоны ада! Это же волкодавы, которым пастухи отрезают уши для неуязвимости в драках с волками!" Тут подскочили два других пса и в Уросе проснулся старый боевой дух. Он поворачивал Джехола то вправо , то влево, и его плеть снова и снова опускалась на рычащие морды бестий. Мокки схватил горсть камней и хотел было броситься ему на помощь, но Серех властно остановила его, схватив за рукав. - Никаких камней, - приказала она, - Собаки станут еще злее. Это волкодавы кочевников, я знаю их породу...и его я тоже знаю. Подумав мгновение она добавила: - Нет, он не упадет с лошади. О, теперь я хорошо изучила его! Борьба делает его лишь сильнее. - Но они покалечат Джехола! - закричал Мокки. - Нет, этого я не позволю, - возразила Серех, - Смотри внимательно...Но стой здесь и не ходи за мной. Пораженно Мокки смотрел, как Серех пошла прямо в сторону собак. Но в ярости преследуя и нападая на Уроса они совсем не обращали на нее внимания. Серех остановилась возле своры. Тут один из псов, пытаясь увернуться от копыт Джехола, прыгнул назад и сейчас, подняв морду вверх, увидел Серех точно перед собой. Мгновение он, рыча, смотрел на нее, потом отскочил чуть в сторону и присев, приготовился к прыжку. Серех не делала ни одного движения и не попыталась убежать. Мокки, решил плюнуть на запрет кочевницы, и поддался в перед, чтобы броситься ей на помощь, но раздавшийся в это мгновение пронзительный крик удержал его на месте. Саис застыл не веря, что этот крик издала Серех. Злобность пса тут же улетучилась и он послушно уселся у ног маленькой кочевницы. Серех закричала вновь и два других пса оставили Уроса в покое и подбежали к ней, добродушно скаля зубы и вопросительно поглядывая на нее. " Они ждут, что она им прикажет делать. - понял Мокки.- Просто чудеса!" Серех указала рукой в направлении откуда они прибежали, собаки послушно бросились туда и очень скоро их опять поглотила пыль. - Откуда же ты узнала, как нужно разговаривать с ними? - спросил Мокки у Серех, не скрывая своего восхищения. - Это же собаки, которые охраняют палатки, наверное одно из племен кочевников где-то рядом, - ответила та и улыбнулась, - Было бы ужасно, если бы я так быстро забыла их язык. Пришпорив коня мимо них проехал Урос. Проехал так, словно ничего не случилось, если бы и саис, и кочевница были ни чем иным, как пустым местом. Опьянение борьбы прошло, нога - которую он не берег в этой схватке, - невыносимо болела. Закусив губы он поскакал вперед и очень скоро, дремавший до поры, яд его раны распространился в крови, и его стало лихорадить. Вероятно, температура поднялась очень высоко, и хотя он не терял сознания совершенно, но оно словно раздвоилось, и тот Урос, сидящий в седле с полусгнившей ногой, казался ему теперь совершенно чужим, незнакомым человеком, а другой, настоящий, - полетел куда-то в сторону солнечных лучей, скользя над пиками гор, под невероятно синим небом. Лай собак давно стих, и летящего Уроса приковывало к его земному двойнику только мерные удары копыт Джехола по покрытой пылью земле. Саис, следуя за лошадью, смотрел на седока внимательными глазами. Он не высматривал для него путь впереди, нет, напротив - он ждал когда же тот рухнет с седла на землю. "Ну! Падай же, вонючий мешок! - повторял про себя Мокки, - И солнце высушит здесь твой труп, а холод ночи превратит его в камень!" Он взглянул на Серех вопросительно, и та ответила ему одними губами : - Если он упадет, то мы его убьем. - Да, да. - Потом мы найдем тех кочевников, и они будут свидетелями, что произошел несчастный случай и мы невиновны. Хотя двойник Уроса летящий над горными вершинами не понимал смысла слов, звучавших за спиной того, другого, едва сидящего в седле, но тон этих слов - ему не понравился, и смутно он понял, что опасность приближается к нему. Теперь Мокки и Серех бежали за слабеющим всадником молча: если он упадет... потом, удар камнем по затылку,...еще один удар... смерть... всего лишь простое падение с лошади, при котором не мудрено раскроить себе череп... вытащить завещание, забрать деньги... рыдая, прибежать к палаткам кочевников... оплакать своего господина...похоронить... И наконец, полная свобода и уверенность в будущем! Для всего этого не хватало только одного неосторожного шага Джехола. Ах, если бы он споткнулся! Но солнце поднималось все выше и выше, тени умирали под его лучами, но Урос по-прежнему держался в седле. Казалось, что плато будет тянуться бесконечно. Мокки дернул Серех за рукав и зашептал ей в ухо: - Я сброшу его с лошади сам. Кочевница согласно кивнула. Мокки поднял с земли большой камень и побежал вперед. Он догнал Джехола очень быстро, протянул руки к седлу и хотел было схватить Уроса за край одежды, но в это мгновение Джехол повернул свою голову, взглянул на саиса, фыркнул и быстро поскакал вперед - прочь от него. Мокки застыл на месте. В глазах коня он заметил враждебность и отпор, и по отношению к кому? К нему, конюху, который растил его и ухаживал за ним, как за своим братом! "Я должно быть ошибся. - в волнении подумал Мокки, - Этого быть никак не может." Он побежал, догнал коня вновь, но и на этот раз Джехол злобно глянул на него и не дал ему приблизится, поскакав еще быстрее. "Джехол не подпускает меня к себе! Почему?" - недоумевал Мокки. То, что Джехол, его единственный друг в этом мире, которому он отдавал все свое понимание, заботу и доброту, и от которого он получал в ответ лишь благодарность и дружбу, вдруг отталкивает его от себя, - это было для Мокки невыносимым. "Может быть все из-за того, что я держу в руке камень?" Мокки бросил его на землю и показал коню раскрытую ладонь, но настроение Джехола нисколько не изменилось. Он попытался протянуть к нему руку и Джехол отскочил в сторону, достаточно далеко, чтобы саис больше не мог его достать, но и довольно осторожно, чтобы не повредить сидящему в седле всаднику, потерявшему сознание. Затем, не взглянув больше на саиса, конь поскакал дальше легко и быстро, а Мокки так и остался стоять, смотря ему вслед, и не в силах собраться с мыслями. Подбежавшая к нему Серех стала трясти его за плечи: - Чего ты ждешь? Почему ты остановился? - Ничего не получится, - почти беззвучно ответил Мокки, - Конь не подпускает меня к себе. - Ты пробовал позвать его? - Нет. - Так позови! Он всегда слушается твоего голоса! - Больше не слушается. - Как это понимать? Тряхнув своей круглой головой, саис торжественно, и даже как-то гордо, произнес то, что он знал с самого детства: - Конь выученный для бузкаши, будет до последнего защищать своего всадника от всех, кто захочет причинить ему зло! - Откуда Джехол знает, что мы хотим сделать? - зашипела на Мокки Серех. - Знает и все! - отрезал Мокки так сурово, что кочевница тут же замолчала. "Действительно, почему бы и нет? - поразмыслив, решила она, - Я же знаю язык собак, которые охраняют наши палатки, так почему бы и ему не понимать язык лошадей выросших в его родной степи?" Джехол ускакал теперь так далеко, что Урос был в безопасности, даже если бы они решили бросать в него камнями. Иногда, конь замедлял свой бег, но только чтобы оглянуться, словно измеряя расстояние между собой и теми двумя людьми позади - и было ясно, что он собирается сохранять дистанцию и дальше. - Но должен же он когда-нибудь остановиться! - в отчаянии шептала тогда кочевница, а Мокки лишь тяжело вздыхал. Так и тянулись он друг за другом: впереди потерявший сознание всадник, которого хранил лишь инстинкт его коня, далеко за ним - Мокки, печальный от того, что лишился своего единственного друга, а позади него - Серех, погруженная в мечты о богатстве и караванах. Время шло. Солнце опустилось за пики гор, уже поползли черные тени, - но конь, казалось, не чувствовал ни жажды, ни усталости. Начало смеркаться. Джехол скакал все дальше, неся на спине своего недвижимого хозяина, его деньги и завещание. - А вдруг он уже умер? - неожиданно для самой себя прошептала Серех Но вместе с радостью, которую принесла ей эта мысль, пришел так же и детский страх темноты. Очень скоро непроглядная горная тьма покроет все, и начнется время полной власти демонов и духов ночи. Испугавшись Серех схватила Мокки за плечо и зашептала: - Что делают кони степей, если их хозяин умирает прямо в седле? - У нас они останавливаются, опустив голову...а здесь...я не знаю, как лошади ведут себя здесь...ничего не знаю... - Так что же, мы должны будем идти за ним и дальше? В холоде и тьме? - Мы можем разбить палатку. Для этого у нас все есть - сказал Мокки показывая на нагруженного мула. - Глупый! А конь? А деньги? Ты что, решил все бросить? - Нет! Ни за что! - твердо ответил Мокки понимая, что изменить все равно ничего уже нельзя и возврата для него нет. Темнота начала поглощать фигуру всадника и коня, и очень скоро превратила их обоих в единый черный силуэт - более непроглядный, чем сама ночь. Мокки все всматривался в него и неожиданно его охватил непередаваемый ужас. Разве это Урос скачет там? Нет! Это - не могло быть человеком. Это...это...Тут Мокки не выдержал и закрыл глаза, - это Призрачный всадник, без сомнения, это он самый. Почувствовав, что Мокки задрожал, как лист, Серех крепче сжала его руку и зашептала: - Чего ты так испугался? Говори! Мокки пытался найти слова, но безуспешно. Как он ей все объяснит? Все те ночи, когда маленькими детьми они притворяясь спящими, лежали в темном углу юрты и подслушивали рассказы старых пастухов, путешествующих торговцев и странствующих поэтов, которые усевшись вокруг большого самовара рассказывали друг другу страшные истории о кровожадных принцах, черных магах и отвратительных колдунах... Но ужаснее всех были истории о Призрачном всаднике, всаднике - не имеющем лица, который день за днем и ночь за ночью, скачет через горные пики и озера, через пески пустынь и степные равнины. Скачет без всякой цели, до конца времен. Но того, кого он встречает на своем пути, он притягивает к себе заклятым арканом навечно. И этот несчастный вынужден следовать за ним, во всех его странствиях, до тех пор, пока созвездия не обрушатся со своих мест на небесах. Мокки снова взглянул туда, на почти неразличимый в темноте силуэт, и прохрипел, стуча от страха зубами: - Ты.. ты наверное не поймешь...Но он тот самый - Призрачный всадник. - Ты лопочешь глупости, словно баба, - холодно ответила ему Серех, и не слушая больше возражений потянула его вперед. Одной рукой таща за собой Мокки, а другой - мула, Серех побежала и когда Мокки наконец услышал стук копыт по твердой земле, он стал спокойнее. Мул нес на себе не призрачные, а такие настоящие и простые вещи, - палатку, одеяла и еду, да и сам был совсем даже не призрачным, а очень настоящим. И чем быстрее они нагоняли Уроса и Джехола, тем более реальными становились и их силуэты. Просто человек на лошади, - и больше ничего.Еще несколько секунд - и они почти догнали коня. Мокки хотел было бросится к нему и наконец-то спихнуть Уроса на землю, но Серех властно его удержала.. - Нет!- крикнула она, - Нет! Ты спугнешь коня снова...Смотри, мне кажется, он уже сам ищет место, чтобы остановится... И действительно, Джехол повернул вправо, к какому-то холму, напоминающему по форме небольшую пирамиду. На его склонах, прижавшись друг к другу, громоздились ряды маленьких, низких домиков, и холм был усеян ими, словно ступеньками лестницы. - Вон там поселок, поселок! - закричал Мокки с облегчением и радостью, и весь его страх улетучился совершенно. Но почему-то теперь испугалась Серех и глубоко впившись ему в руку ногтями, зашептала, по-временам почти заикаясь: - Всеми духами ночи и духами путей умоляю тебя - замолчи! Все кочевники которые путешествуют между полями Хазараджата и горами на востоке, все они знают про это место. - и глотнув воздуха, добавила - Это их кладбище! - А эти дома?...- начал было Мокки - Гробницы - выдохнула Серех, - если кто-нибудь из пуштунов умирает в пути, его хоронят не где-нибудь, а привозят сюда. - И как давно они поступают так? - спросил Мокки, говоря еще тише чем она. - С самого начала времен, - ответила та и вздрогнула, - Ты слышишь? Ветер пронесся над горными пиками, и послышались стоны и шорохи. Был ли он причиной этих звуков или это жаловались те, кто проведя всю жизнь в дорогах и путешествиях, нашли здесь свой вечный покой? Смерть, люди и их души...Мокки забил озноб. - Серех, - зашептал он, - Не надо нам здесь стоять. Уйдем! На та, пересилив страх ответила: - Все же подождем и посмотрим, что будет делать лошадь. Джехол остановился у подножия холма и тихо заржал. Дергая ушами и вертя головой он всем видом выражал печаль и отчаянье. Прискакав сюда, он надеялся найти людей, отдых, воду и еду, а тут не оказалось ничего из этого. Ни огонька. Ни звука. Даже зверей он тут не заметил, не говоря уже о людях. И сейчас, Джехол, после долгого дня, когда он вынужден был все решать сам, ждал хоть какого-нибудь движения и подсказки от хозяина, которого он нес на своей спине. Он сильно забил копытами...дернулся... Заржал еще громче... И Урос открыл глаза. "Уже ночь...Как странно..." - полуденное солнце было последнее, что он удержал в памяти. Спал ли он все это время? Был без сознания? Ему было все равно. Главное - он чувствовал себя лучше, хотя все еще был очень слаб. Холодный воздух приятно холодил его горячий лоб, и когда осмотревшись он понял каким целям служит и этот холм, и эти дома - то ничуть не испугался. Вчера или сегодня утром он, ни за что на свете, не согласился бы переночевать в подобном месте, но теперь эти каменные могилы говорили ему лишь о том, что их стены неплохая защита от ледяного ночного ветра. Он тронул поводья коня и Джехол пошел вверх по подножью холма. Вблизи гробницы не казались такими одинаковыми, как издали. Куски скальной породы из которых они были сложены отличались по размеру и форме. У некоторых - крыши были из гладких, словно отполированных, небольших камней, у других - из огромных, грубых каменных плит, некоторые крыши образовывали навес, а остальные гробницы были словно ниши. Урос смотрел в темноту, пытаясь определить дорогу на кладбище, когда тишину внезапно нарушил тихий голос, идущий от одной из гробниц: - Это ты, Урос сын Турсена? От неожиданности Джехол чуть споткнулся, позади него какими-то нечеловеческими голосами, разом завопили Мокки и Серех. "Они тоже услышали, что мертвые призывают меня к себе" - только и смог подумать всадник. В другое время он пришпорил бы коня, хлестнул его по бокам плеткой и помчался бы прочь отсюда - в ночь и холод. Но теперь что-то изменилось в нем и боятся он больше не умел. Сжав поводья покрепче он закричал в темноту: - Кто бы ты ни был, ты не ошибся! Турсен мой отец, а мое имя - Урос. - Иди вперед, - ответил ему тот же тихий голос, - и ты легко найдешь меня. Урос придержал коня. Не потому, что сомневался, а потому что голос показался ему каким-то знакомым. Он раздумывал, где же он уже слышал его, но ничего не вспомнив, наконец тронул поводья и направил Джехола вперед. Тот пошел осторожным шагом. Внимательно разглядывая пространство между камнями, Урос иногда бил по ним плеткой - кто знает, может быть какой-нибудь призрак протянет оттуда свою руку и попытается схватить его, и утащить вниз. Тут Джехол поскакал быстрее и Урос понял почему: впереди, перед ними, на земле появилась полоса света, тонкая, словно застывшая молния. "Отблеск пламени, что окружает блуждающие души и заменяет им тень" - отметил про себя Урос. Он ослабил поводья. Джехол поскакал еще быстрее. И вот Урос оказался возле костра, - настоящего, жаркого костра , из горящих сухих веток. Он пылал в небольшой каменной нише, пристроенной у стены одной старой, большой гробницы. У костра сидел - не скелет и не приведение, - а живой человек. Длинный балахон служил ему одеждой, дорожный мешок лежал возле его ног, и в свете пламени Урос узнал его лицо, на котором застыло само время. - Пусть покой этого места пребудет в твоей душе, Урос, - сказал древний старик. Урос склонил голову так низко, как только мог, и ответил: - И в твоей, Предшественник мира. Какое большое счастье и удача встретить тебя здесь. Невероятное совпадение. - Не такое уж совпадение, - ответил Гуарди Гуеджи, - Я тебя ждал. ПЛАКАЛЬЩИЦЫ Каменная крыша гробницы была так широка, что выдаваясь вперед образовывала нечто вроде узкой галереи, ограниченной каменными стенами соседних построек. Из этой скальной ниши наружу вел только узкий выход, и в свете огня, который сиял из него, Мокки и Серех различили силуэты Уроса и его коня, которые были словно сама тьма. - Это не Урос, а лишь его тень - зашептала Серех. - Нет, - возразил Мокки, - Нет! - он не хотел больше попадать в ту же самую ловушку страха и потому храбро закричал в темноту - Урос, Урос, я здесь! - Ну и чего же ты ждешь? - устало ответила тень - Помоги мне спуститься с коня. Серех повисла на рукаве чапана Мокки и запричитала: - Не ходи к нему! Не ходи! Заклинаю тебя, не поддавайся на хитрости этого привидения! - У каких это привидений бывают гниющие раны, так что я чувствую эту вонь даже здесь? В этот момент в просвете появился тонкий силуэт Гуарди Гуеджи и Серех задрожала как лист. - Смотри, смотри! - зашептала она заикаясь, - Дух вышел из своей могилы, чтобы заманить нас! Мокки заколебался. Действительно, кто бы еще это мог быть? - Урос! - закричал он, - Кто там еще с тобой? Кто тот, другой? Но предупреждая ответ Уроса, зазвучал голос Гуарди Гуеджи: - Подойди ближе и не бойся. Привидения и духи не согревают свои тела возле пламени костра. - Это живой человек, - сказал Мокки Серех, - И мне кажется,... Он бросился вперед и в свете пламени узнал покрытое морщинами, пергаментное лицо Предшественника мира. - Я знал! О, Предшественник мира, я знал! - закричал Мокки низко кланяясь, - Это ты, Память всех времен и всех стран... Кто хоть раз услышит твой голос, пусть даже единственный раз, тот никогда не забудет его и не спутает с другим. Ты был в имении Осман бея и я, тогда совсем еще ребенок, вместе с остальными слушал тебя, когда ты рассказывал нам историю Великого Атиллы. Ты сказал нам, что он родился в Афганистане, и точно в городе Акче, а потом он ушел оттуда, чтобы завоевать половину мира. Почти незаметная улыбка скользнула по губам Гуарди Гуеджи. Все же ему было приятно, что этот юноша до сих пор помнит его истории. - Поднеси меня к огню - приказал Урос Мокки, - И привяжи Джехола рядом, палатка мне не нужна - закончил он почти шепотом, пытаясь справится с внезапно усилившимися болями. - Недалеко отсюда, - обратился к Мокки Гуарди Гуеджи, - ты найдешь ручей и связки сухого дерева рядом. Каждый караван, проходящий здесь, оставляет часть своих запасов для следующего. - Я понял, - ответил Мокки, прислоняя Уроса к стене гробницы возле которой сидел Гуарди Гуеджи, - Я напою Джехола и потом приведу его сюда. - И чаю...сделай чаю, - пробормотал Урос, скрипнув зубами, - Поскорее... - Я знал, - тихо произнес Гуарди Гуеджи наклонившись к нему, - что найду тебя именно таким : на исходе твоих сил. - Но как ты мог узнать, что я буду проезжать здесь? - Для того, кто отказывается идти по Большой дороге севера, нет другого пути в Майману, а в этой высокогорной долине, лишь здесь, в царстве мертвых, можно найти укрытие и отдых. Уронив голову на руки Урос замолчал на секунду, а затем тихо спросил: - Где ты узнал о моем поражении, Предшественник мира? - По дороге из Калакчака к конюшням Осман бея - ответил тот. В эту минуту мысли обоих мужчин устремились к Турсену с такой силой, что им показалось, будто он находится рядом с ними, лишь протяни руку. Но никто из них не назвал его имени. Урос молчал из гордости. Гуарди Гуеджи из присущего ему умиротворения. Нарушил тишину Урос: - Как же это возможно, что ты пришел сюда с такой скоростью? - А разве не говорят, - улыбнулся Гуарди Гуеджи, - что у старых коз самые верные ноги, которые всегда находят самые короткие пути? Вернувшийся от ручья Мокки, провел Джехола внутрь и привязал его возле Уроса. Вслед за ним вошла и Серех, неся чайник, две пиалы и мешочек с колотым сахаром. Подав чай обоим, - сначала Гуарди Гуеджи, а потом Уросу, - она вышла, провожаемая взглядом Мокки. Вновь повернувшись к мужчинам, тот произнес, обращаясь к Гуарди Гуеджи - О Память всех времен и всех стран, скажи мне, куда ведет эта ужасная долина и какой путь мы должны избрать дальше? - Это плато окружено со всех сторон высокими горами, эти горы последняя стена Гиндукуша, и тропа, что ведет через них, так узка и крута, что люди называют ее "горная лестница". Она выходит на еще одно горное плато, а потом резко спускается вниз, к озерам Банди Амир. - Именем Пророка! - воскликнул Мокки, - Озера Банди Амир! Это правда? - Да, правда. - ответил Предшественник мира, - И красота этих озер столь несравненна, что нет слов, которые могли бы ее описать. Урос почти не слушал их, он дрожал, как ему казалось, от холода. Мокки заметив это поднялся и принес пару одеял. - Скоро будет готов плов, - сказал он Гуарди Гуеджи отрицательно покачал головой: - Благодарю тебя, саис. Но моему телу, как ты сам видишь, не нужна больше пища. При этих словах Урос вздохнул с облегчением. От одной лишь мысли о еде его охватила сильнейшая тошнота. - Иди, - обратился он к Мокки, - иди, ешь, пей и оставь нас в покое. Мокки выбежал наружу и присоединился к Серех, которая хлопотала неподалеку. Было очень тяжело установить палатку на такой каменистой почве, но ни Серех, ни он сам, ни за что на свете не согласились бы ночевать в подобном месте просто под открытым небом, возле гробниц. Гуарди Гуеджи бросил взгляд на изменившееся лицо чавандоза. - У тебя боли...- прошептал он, - Да. Очень сильные боли... Урос, который любое сочувствие считал личной обидой, не уловил в словах старого рассказчика историй, ни заботы, ни чрезмерного участия. Гуарди Гуеджи просто констатировал факт. - Одеяла слишком тяжелы, - ответил Урос, - но если я их отбрасываю, холод начинает грызть мою рану. - У меня есть нечто, что тебе поможет. Из мешка, что лежал возле его ног, старик достал небольшой брусок из какой-то прессованной, коричневой массы и подержав его пару секунд над огнем, отделил часть и скатал ее в маленький шарик. - Проглоти его, запив чаем. И подожди. Урос повиновался. - Это какое-то волшебное средство? - Можно сказать и так - ответил Гуарди Гуеджи, - Это подарок самой древней и самой мудрой волшебницы мира. - Какой еще волшебницы? - не понял Урос. - Земли. - Значит растение...какая-то трава... - Это мак. - Что?- закричал Урос очень зло и резко рванулся от стены, пытаясь подняться, - Как можешь ты, старый и мудрый, давать мне яд, который делает человека слабым и безмозглым дураком, точно так же как и вино, которое проклято Кораном? - Ничто из того, что дарит нам земля, не может быть проклятием, - возразил Предшественник мира и прежде Урос успел ему что-то ответить, поднял руку заставляя его замолчать, - Успокойся чавандоз, это средство действует лишь тогда, когда человек не возбужден и не делает резких движений. Давай, прислонись вновь к камню, который дал сегодня приют путешественнику и послушай меня. Я расскажу тебе историю вина. И так как Урос не осмелился возразить, Гуарди Гуеджи продолжил: - В древние времена, в Герате правил Шах Хамиран, сильный и мудрый властитель. Послеполуденное время он любил проводить в своем саду, полном цветов, фонтанов и красивых беседок увитых зеленью. И все придворные следовали за ним: сановники, священники, предсказатели, поэты, вельможи и принцы. И вот, однажды, на кустарнике возле павильона он заметил птицу с таким ярким и необычным оперением, что он остановился пораженный, чтобы полюбоваться ей. Но в ту же минуту возле птицы появилась большая змея и уже открыла свою пасть, чтобы ее проглотить. - Неужели тут нет никого, кто спасет жизнь этой птицы? - воскликнул Шах Хамиран. И его самый старший сын натянул свой лук и пронзил змею стрелой, и убил ее. Но сама прекрасная птица тут же улетела и через некоторое время об этом происшествии все забыли. Но ровно год спустя, в тот же день и час, птица появилась вновь и сделав несколько кругов над шахским садом обронила на землю ягоды, которые принесла в своем клюве. - Как ты думаешь, что это значит? - спросил шах у своего предсказателя. - Птица принесла тебе подарок в благодарность за свое спасение. - ответил тот. Тогда шах приказал охранять то место, куда упали ягоды и наблюдать за ним. Через какое-то время там выросло растение, которое никто не знал, не очень большое и высокое, но оно принесло плоды: грозди маленьких, круглых ягод. Никто не осмелился попробовать их. Кто знает, возможно они ядовиты? Грозди начали зреть, созревая падать и тогда шах приказал поставить под растением большую вазу чтобы все ягоды падали в нее. Потом они начали бродить и из ягод получилась какая-то красная жидкость. Было ли это благодарностью птицы? Или же это был яд? И вот решили привести приговоренного к смерти узника, которому шах приказал выпить полный кубок этого неизвестного напитка. Весь двор собрался вокруг него. Несчастный выпил и закрыл глаза. Придворные зашептались: - О, это смертельный напиток... Сейчас он умрет.. Но узник открыл сперва один глаз, затем второй, захохотал и голосом не раба в цепях, а господина, крикнул: - А ну-ка, принесите мне еще один полный кубок! Шах согласно кивнул своему слуге и тот подал узнику золотой кубок, из которого пил только сам шах, наполнив его до краев красным соком. Затем попробовали напиток и другие. И у всех них стало легко и весело на душе... Гуарди Гуеджи прикрыл на минуту глаза, а потом продолжил : - Вот так, с небес, вино попало на землю афганцев, чтобы с его помощью они поняли, что такое радость. Урос помолчал несколько секунд, обдумывая его слова. - Предшественник мира, я знаю, что твои слова всегда несут в себе правду, но в те времена Пророк еще не рассеял тьму светом книги книг, и не запретил все то, чего люди должны были избегать. Гуарди Гуеджи ответил ему так, как он это любил делать, новым вопросом: - Слышал ли ты, отважный чавандоз, о повелителе Бабуре? - О шейхе Бабуре, победителе? - воскликнул Урос, - Афганце, которого в Индии называли Великим Моголом? Древний рассказчик согласно кивнул, а затем произнес: - Как ты полагаешь, был ли этот повелитель последователем истинной веры? - Кто может сомневаться в этом? - ответил Урос, - Разве не он заставил индусов перейти в ислам? - Это верно, - согласился Гуарди Гуеджи, - И думаешь ли ты, что тот, кто именем Аллаха, взял в руки меч Пророка, мог нарушать запреты священной книги? - Конечно, я не могу утверждать такое. - согласился Урос. - Так как же тогда могло быть, - продолжал древний старик медленно , но твердо, - что во время правления шейха Бабура в Афганистане делали так много вина, что не было такого кувшина, в который бы его не наливали хоть раз? - Значит это происходило в нарушение запретов правоверного Бабура или же без его ведома. - Здесь ты ошибаешься, - возразил Гуарди Гуеджи, - Он ездил сам от деревни к деревне в провинциях, где делали самое лучшее вино, и в сопровождении своих министров, поэтов и вельмож, пробовал первым сок юного винограда. Говорят так же, что однажды он заметил на поле прекрасный тюльпан и вылив вино из своего драгоценного кубка, пил вино из этого цветка. - Этого не может быть...- пробормотал Урос. - И знаешь ли ты, - продолжал Гуарди Гуеджи, - что Бабур шейх приказал на холме, с которого виден Кабул, построить большой бассейн? Этот бассейн, который, кстати, до сих пор существует, он приказывал до самых краев наполнять самым лучшим вином, когда принимал важных гостей, и все они - и он сам и его гости,- с удовольствием черпали вино из этого бассейна и пили его. - Предшественник мира, - возмутился Урос, - если бы все это говорил не ты, если бы не из твоих уст слышал я такие слова... - Пусть отсохнет у меня язык, - в свою очередь воскликнул Гуарди Гуеджи, - если хоть одно слово из того, что я говорю, лживо! Урос вновь облокотился о каменную стену гробницы и задумавшись стал наблюдать за игрой пламени костра. - Была ли книга книг во времена великого шейха такой же, как и сейчас? - спросил он наконец. - Слово в слово - ответил Гуарди Гуеджи. - Значит настолько изменилось толкование ее строк? Кто же из них, мудрецы прошлого или нашего времени, искажают истину? - Правы и те и эти, - ответил старик. Урос повернулся к нему и всмотрелся в лицо Предшественника мира. Бесконечное умиротворение было в его чертах. - Получается, что я сам в праве выбирать, какому из толкований следовать? Выбирать так, как подсказывает мое сердце и совесть? - В жизни нет другого способа. Только этот, для любых событий и вещей - наклонившись над огнем сказал Гуарди Гуеджи. Урос улыбнулся. - Именно к этому ты и вел, не так ли? Для этого и была вся твоя история? Старый собиратель историй ничего на это не ответил. Урос откинулся назад, отбросил одеяла в сторону: - Боль оставила меня. Мне кажется, будто я парю в воздухе и все для меня ясно и просто. Гуарди Гуеджи вновь скатал из коричневой массы небольшой шарик и дал его Уросу. Когда он проглотил и этот, то его охватило чувство, будто его кровь превратилась в теплые волны, вещи внезапно изменили свое лицо, из грубой материи одеял получился шелк и бархат, а мысли Уроса стали такими ясными, как никогда прежде. - Как это возможно, что моя жизнь никогда для меня ничего не значила, если я не мог одержать победы над всем и вся? - словно размышляя вслух произнес он, и вспомнил то чувство счастья, что он испытал в заброшенном караван-сарае, среди бедных людей и ободранных животных. - И этот всадник, что все хлещет плеткой своего коня, лишь бы быть первым, - продолжал он, - лишь бы он один был впереди всех...Несчастный дурак... - Есть одна старинная поговорка, - сказал ему Гуарди Гуеджи, - Если счастье на твоей стороне, то к чему тебе торопиться? А если нет, так разве ты его догонишь? Урос рассмеялся вновь и понял, как сильно он устал сам и как вымотан. - Пусть боги охраняют твой сон - услышал он в полудреме голос Гуарди Гуеджи. - Почему "боги"? - пробормотал он засыпая, - Ведь есть только один... - Когда человек отправляется в далекое путешествие, и проходит через многие страны и времена, то потом ему бывает очень трудно в это поверить - прошептал Предшественник мира. Урос заснул. А старый рассказчик подкинул несколько сухих веток в огонь, чтобы пламя взметнулось повыше. На рассвете нового дня залаяли собаки. Урос все спал возле тлеющих углей костра и только Гуарди Гуеджи проснулся разбуженный громким лаем. Он поднялся, подкинул в огонь хворосту и снова прислонился к каменной стене гробницы. Лай приближался. Урос тоже слышал его, путешествуя сквозь картины своих снов и фантазий. И все же это был мирный, спокойный сон. Он был свободен. Ничто не могло его испугать, и когда в его сон ворвались образы огромных, адских собак, которые бросились на него разинув свои квадратные пасти, - то они не возбудили в нем ни беспокойства, ни страха. И стая злых бестий промчалась мимо, не причинив ему ни малейшего вреда. Серех отстранилась от Мокки, потихоньку убрав его руку со своей груди, и поднялась. - Ты куда? - пробормотал Мокки охрипшим после сна голосом. Открыв глаза он понял , что уже утро и солнце светит в прорези палатки. "Солнце высоко в небе, а я еще сплю - пронеслось в голове у саиса, - Как это могло случится?" Тут он вспомнил прошедшую ночь и протянув руку нежно провел по волосам Серех. - Подожди! - резко отстранилась маленькая кочевница, - Слышишь? Она поднялась с постели, на которой так недолго спала и повернулась в сторону доносящегося до них лая. - Собаки? - спросил Мокки, - Те же, вчерашние? - Те, что были вчера, уже далеко отсюда. Мокки почесал свои бритую голову: - Верно...Вчерашние собаки наверное уже привели свое стадо в Бамьян. - А эти собаки? - почему-то заволновалась Серех, - Ты разве не понимаешь, почему они так воют? Мокки прислушался вновь: - Разве что из-за мертвеца? - Да. Пришел караван, чтобы его похоронить здесь - и кочевница заторопилась, - Пойдем же! Глаза Серез засветились, словно от радости. Саис принялся обматывать голову грязным куском материи, который заменял ему чалму и думал при этом : "Вот, таковы все женщины. Ни на что они не глазеют с таким любопытством, как на похороны. Ни роды не возбуждают у них такого интереса, ни даже свадьба." - Ты что же, больше не боишься? - спросил он ее. - Еще чего! - ответила ему Серех искренне удивившись, - Сейчас же день, а там просто мертвый, которого хоронит его племя. Пойдем! Выйдя из палатки они остановились ослепленные светом солнца. Зернистая пыль, голые, покрытые снегом и льдом, скалы - все потонуло в белом, резком сиянии холодных лучей. И Мокки подумал : "Молитва...я забыл помолиться...забыл! Аллах накажет меня за это!" Схватив Серех за плечи он развернул ее в сторону востока и почти бросил ее на землю. - Проси всевышнего, чтобы он простил нам наши грехи - воскликнул он и сам начал произносить слова молитвы. Серех его совсем не слушала.Прижавшись лбом к земле, она не думала ни о чем другом, только о похоронной процессии. Когда оба они поднялись с колен, и в свете утра предстал перед ними тот самый холм с выстроенными на нем гробницами, - он не показался им таким уж устрашающим, как в темноте ночи. Тонкая струйка дыма поднималась к небу между стенами гробниц, примыкавших друг к другу. - Надо бы сходить к ним. Может им что-нибудь нужно? - заколебался Мокки. - Да помолчи же! - оборвала его Серех, - Вот опять...Слышишь? В этот момент раздался такой душераздирающий крик и стенания, что заглушил лай собак. Серех прижала руки к груди и горько заголосила, пытаясь перекричать траурный плач. Сорвавшись с места она бросилась в эту сторону, чтобы смешаться с толпой плакальщиц. Мокки проводил ее взглядом и когда она исчезла за холмом, пошел в сторону дыма от костра и нашел в нише спящего Уроса и Гуарди Гуеджи с закрытыми глазами. Но Джехол уже проснулся. "Он наверняка хочет пить" - подумал Мокки и зашептал: - Сейчас, сейчас, мой принц. Как только они проснутся ты получишь чистую, вкусную воду. Он ожидал, что Джехол поприветствует его легким движением или же ржанием, как он это делал всегда, но ничего такого не произошло. Мокки попытался тихо посвистеть, как раньше, когда Джехол был еще совсем маленьким жеребенком на тонких ногах, - это был язык который принадлежал только им двоим. Никогда он не игнорировал этот призыв саиса. Но в это утро Джехол, казалось, не слышал его, он смотрел в сторону, равнодушный и чужой. "Как вчера, когда я хотел сбросить Уроса с лошади... Этот конь никогда ничего не забывает" Огорченный, он покинул обоих спящих и пошел вслед за Серех, вокруг холма. Чем дальше он удалялся от стен гробниц обращенных к востоку, тем длиннее становились тени отбрасываемые каменными стенами у подножия холма, и Мокки боялся заходить в их темноту. Но через некоторое время он заметил, что ряды гробниц стали редеть: теперь они доходили только до половины высоты этого холма-пирамиды. "Ах, вот в чем дело, - понял саис, - они стараются строить свои гробницы так, чтобы они были повернуты к восходящему солнцу. А тут , на западной стороне, много еще совсем свободного места" Он побежал быстрее и оказался на пустой площадке. Оттуда он и заметил караван. Это были пуштуны, человек пятьдесят или шестьдесят. Все они шли к кладбищу пешком. Мужчины, как обычно, несли ружья, чьи приклады были украшены серебром, но вопреки всем обычаям, не мужчины возглавляли процессию, а женщины. Они оттесняли мужчин в сторону невзирая на их ранг или возраст. Закрыв глаза, женщины кричали, вопили, безостановочно причитали, расцарапывая себе лица, вырывая волосы и ударяя кулаками в грудь. Но в то же время странное выражение какого-то надсадного удовольствия читалось на их лицах... Мокки не нашел Серех среди этих женщин. Но взглянув в самый конец процессии, он заметил трех верблюдов на одном из которых сидела женщина: вся закутанная в черную шаль. Прижимая к своей груди какой-то маленький сверток, она была единственной, кто не шел пешком, единственной, кто не произносил не звука : матерью мертвого ребенка. Мокки все всматривался в ее лицо, в ее плотно сжатые губы и никак не мог понять, откуда же исходят эти вопли и крики, которые перекрывают плач всей толпы? Наконец, с боку от верблюда, он разглядел женскую фигурку. Прижав голову к колену матери она дико вопила. Мокки совсем ее не узнал, лишь когда она прошла мимо него, он понял, что это была Серех. Им вослед бежали два больших пса с отрезанными ушами, и их вой довольно точно совпадал с плачем и причитаниями женщин. Замыкали процессию - стада. Мокки увидел, как все идущие остановились и стали кругом на небольшой площадке, которая видимо служила местом обычного привала для караванов. Плакальщицы все еще кричали и голосили. Мужчины освободили верблюдов от груза и быстро разбили палатку. Верблюд, который нес мать и ее мертвого ребенка, опустился на землю и женщина, по прежнему не издавая ни звука и прижимая к груди сверток, спустилась