молодого друга у старого Тоблера!
Иоганн хихикнул.
-- Сделаю, сделаю, -- пробормотал он и осушил бокал.
-- Дорогой Шульце, -- сказал Хагедорн, -- мы с вами только недавно
познакомились. Но в такой момент, наверное, следует спросить, не может ли
господин Кессельгут что-нибудь предпринять и для вас?
-- Неплохая идея, -- заметил Шульце. Иоганн Кессельгут, смеясь, сказал:
-- Я порекомендую тайному советнику Тоблеру взять на службу и господина
Шульце. Кто вы по профессии?
-- Тоже специалист по рекламе, -- ответил Шульце.
-- Вот было бы здорово, если бы мы работали в одном отделе, --
размечтался Хагедорн. -- Шульце и я отлично понимаем друг друга. Мы обновили
бы в корне всю рекламу концерна. Ведь то, что я видел в прессе последнее
время, кошмар.
-- Неужели? -- спросил Шульце.
-- Примитивное дилетантство, -- заявил молодой человек. -- Отдел
рекламы в таком концерне может работать гораздо интереснее. Мы покажем
Тоблеру, на что способны два профессионала. Между прочим, он симпатичный
человек?
-- Ну да, -- сказал Иоганн Кессельгут. -- Мне он нравится. Конечно, это
дело вкуса.
-- Ладно, посмотрим, -- сказал Хагедорн. -- Выпьем за него! За здоровье
старого Тоблера!
Они чокнулись.
-- Пусть будет здоров, -- сказал Кессельгут и ласково посмотрел
господину Шульце в глаза.
После того, как была выпита бутылка, презентованная Карлом Отважным,
владелец пароходной линии Кессельгут заказал еще одну. Они удивлялись, что,
несмотря на дальнюю дорогу, не чувствовали усталости. И приписали это
высокогорному воздуху. Потом они перекочевали ниже, в пивной погребок, ели
вареную телячью колбасу и пили мюнхенское пиво.
Но оставались там недолго. Эффектная женщина из Польши, которая прибыла
вечером, уединилась с мистером Брайеном в темном углу, и Хагедорн сказал:
-- Боюсь, что мы помешаем международным контактам.
Когда они вернулись в бар, народу там прибавилось. Госпожа фон Маллебре
и барон Келлер сидели у стойки, пили коктейль и грызли кофейные зерна.
Госпожа Каспари-ус и толстый господин Ленц вернулись с эспланады и играли в
кости. Солидная группа краснощеких голландцев галдела за большим круглым
столом. А саксонская супружеская пара насмехалась над акустической
беспардонностью голландского языка.
Потом тапера оттеснил один из голландцев. Тут же встали из-за стола
темпераментные земляки и, несмотря на смокинги и светские вечерние платья,
начали отплясывать истинно народные танцы. Салливан сполз с табурета и,
поскольку фройляйн Марек заупрямилась, принял участие как солист в народном
гулянье, хотя еле держался на ногах.
Это продолжалось минут двадцать. Тапер снова завладел своим законным
табуретом-вертушкой.
-- Потанцуйте же наконец с какой-нибудь из ваших поклонниц! -- сказал
Шульце Хагедорну. -- Бабы глаз с вас не сводят! Сил нет терпеть!
Молодой человек покачал головой.
-- Они же не на меня смотрят, а на престолонаследника Албании.
-- Ну и что, подумаешь! -- возразил Шульце. -- Меня бы это не
остановило. Главное -- произвести эффект.
Хагедорн обратился к Кессельгуту:
-- Здесь, в отеле, меня принимают не то за внука Рокфеллера, не то за
переодетого королевича...
-- Непостижимо! -- сказал Кессельгут, стараясь сделать изумленное лицо.
-- Бывает же такое!
-- Прошу вас, пусть это останется между нами! -- сказал Хагедорн. -- Я
бы охотно разъяснил в дирекции недоразумение, но Шульце отсоветовал.
-- Господин Шульце прав, -- сказал Кессельгут. -- Без шуток -- не до
смеха!
Внезапно капелла заиграла туш. Господин Хелтаи, профессор танцевального
искусства и устроитель карнавалов, вышел на паркет, похлопал в ладоши и
воскликнул:
-- Господа, дамы приглашают кавалеров!
Он повторил объявление по-английски и по-французски. Публика
засмеялась. Многие дамы поднялись с мест. Госпожа Каспариус тоже. Она
направилась прямо к Хагедорну. Госпожа фон Маллебре побледнела и с кривой
улыбкой пригласила барона.
-- Ну, теперь за дело! -- приказал Шульце. Госпожа Каспариус сделала
чересчур усердный книксен и сказала:
-- Вот видите, господин кандидат, от меня не ускользнешь.
-- "Здесь женщины -- гиены сами..." (Ф.Шиллер "Песнь о колоколе") --
продекламировал Шульце, который никогда не терялся. Однако бременская дама и
Хагедорн его уже не слышали. Танец начался.
Шульце прошептал Кессельгуту:
-- Я иду в холл. Незаметно следуйте за мной! И захватите приличную
сигару!
Затем он покинул бар.
Тайный советник Тоблер сидел со своим камердинером Иоганном в холле.
Большинство столиков были свободны. Кессельгут раскрыл портсигар и спросил:
-- Могу я пригласить вас на рюмку коньяку?
-- Не задавайте дурацких вопросов, -- ответил Тоблер. Иоганн заказал.
Господа курили и весело поглядывали друг на друга. Кельнер принес коньяк.
-- Ну вот, мы все-таки познакомились, -- сказал Иоганн удовлетворенно.
-- Да еще в первый же вечер! Как я справился, а?
Тоблер нахмурил лоб.
-- Вы интриган, дорогой мой. Собственно, мне следует вас уволить.
Иоганн польщенно улыбнулся и сказал:
-- Я так перепугался, когда приехал, ужас! Директор отеля и швейцар
пытались прощупать господина Хагедорна со всех сторон! Я хотел побежать вам
навстречу и предупредить.
-- Дочке я оборву уши, -- заявил Тоблер. -- Конечно, позвонила она.
-- У фройляйн Хильдегард такие изящные ушки, -- сказал Иоганн. --
Спорю, что телефонировала Кункель.
-- Если бы я не был в таком хорошем настроении, -- признался Тоблер, --
то разозлился бы крепко. Какая наглость! Нам просто повезло, что здесь все
перепутали!
-- Вам дали хороший номер? -- спросил слуга.
-- Восхитительный, -- ответил Тоблер. -- Солнечный, много свежего
воздуха. Даже слишком много.
Иоганн снял с костюма Тоблера два волоска и ладонью стал заботливо
смахивать ворсинки с рукавов фиолетового пиджака.
-- Перестаньте, -- заворчал тайный советник. -- Вы с ума сошли?
-- Ничуть, -- сказал Иоганн. -- Счастлив, что сижу возле вас. Ну
хорошо, немного я, конечно, захмелел. Ваш костюм выглядит ужасно. Завтра я
приду к вам и наведу порядок. Какой у вас номер, господин тайный советник?
-- Посмейте только! -- строго сказал Тоблер. -- Еще не хватало, чтобы
владельца процветающей пароходной линии увидели, как он вытирает у меня
пыль. У вас есть с собой бумага и карандаш? Пишите деловое письмо.
Поторопитесь! Пока не пришел наш миллионерчик. Как он вам нравится?
-- Чудесный человек, -- сказал Иоганн. -- Втроем мы еще всласть
повеселимся.
-- Оставьте нас, бедных людей, в покое! -- сказал тайный советник. --
Займитесь, если угодно, зимним спортом и общайтесь со знатными людьми!
-- Дирекция отеля уверена, что я знаю кандидата Хагедорна по Берлину и
только не желаю это признать, -- сообщил Иоганн. -- Так что ничего
особенного не усмотрят, если я буду с ним часто встречаться. Напротив, без
меня он никогда бы так быстро не стал миллионером! -- Он оглядел Тоблера
сверху вниз. -- И обувь ваша тоже не чищена! -- вздохнул слуга. Было
заметно, как он от этого страдает. -- Я в отчаянии!
Тайный советник, наслаждаясь сигарой, сказал:
-- Позаботьтесь лучше о вашей пароходной линии!
Как только капелла собиралась сделать передышку, танцевальные пары
начинали бешено хлопать в ладоши. Госпожа Каспариус тихо сказала:
-- Вы действительно хорошо танцуете. -- Ее рука лежала на плече
Хагедорна, он ощутил нежный нажим пальцев. -- Что вы делаете завтра? Вы на
лыжах катаетесь?
-- Нет, -- ответил он. -- В детстве у меня были коньки. Сейчас это для
меня слишком дорого.
-- Давайте поедем на санях? В Санкт-Фейт? Ленч возьмем с собой.
-- Я договорился о встрече с двумя моими знакомыми.
-- Так откажитесь! -- попросила она. -- И вообще -- как вы можете
предпочесть этого похожего на огородное пугало человека моему
очаровательному обществу?
-- Я такое же пугало, -- сказал он сердито. -- Мы с Шульце одна пара!
Многозначительно подмигнув, она засмеялась.
-- Ну конечно, господин кандидат. Все время забываю об этом. И все-таки
вы должны поехать со мной в Санкт-Фейт. На санях. С колокольчиками на дуге.
И под теплыми пледами. Это же замечательно. -- Она прижалась к нему еще
теснее и спросила: -- Я вам совсем не нравлюсь?
-- О нет, -- ответил он. -- Но в вас есть что-то ужасно неожиданное.
Она немного отодвинулась от него и поджала губы.
-- Таковы мужчины. Когда вам откровенно в чем-нибудь признаются, вы
ведете себя как светские дамы из монастырского приюта для престарелых. --
Она посмотрела ему прямо в глаза. --Да не будьте вы таким жеманным, черт
возьми! Мы молоды? Мы нравимся друг другу? А? К чему ломать комедию? Я
права, верно?
Капелла перестала играть.
-- Вы правы, -- сказал он. -- А где же мои знакомые? Он проводил ее к
столику, поклонился ей и толстому
Ленцу и поспешно удалился разыскивать Шульце и Кессельгута.
-- Спрячьте блокнот! -- сказал тайный советник Тоб-лер своему слуге. --
Вон идет наш миллионерчик.
Хагедорн сиял. Усевшись, он глубоко вздохнул и сказал смущенно:
-- Ну и женщина! Ей следовало быть кавалерийским генералом!
-- Для этого она, несомненно, слишком хороша, -- убежденно сказал
Шульце.
Хагедорн задумался.
-- Допустим, -- сказал он. -- Но ведь нельзя же с каждой хорошенькой
женщиной заводить амуры! В конце концов, на свете слишком много хорошеньких
женщин!
-- Могу только согласиться с господином кандидатом, -- сказал
Кессельгут. -- Кельнер! Три водки! -- И когда кельнер вернулся с водкой,
воскликнул: -- Бог троицу любит!
После того как все опрокинули рюмки с бесцветным содержимым, Хагедорн с
любопытством спросил:
-- Что будем делать? Еще нет и полуночи. Шульце погасил сигару и
сказал:
-- Господа, прошу тишины! Позволю себе задать вопрос, который вас
озадачит. А именно: с какой целью мы приехали в Брукбойрен? Пьянствовать,
что ли?
-- Похоже на то, -- хихикнул Кессельгут.
-- Кто против, останется на второй год! -- сказал Шульце. -- Считаю до
трех: раз! два! три!
-- Принято единогласно, -- сказал Хагедорн.
-- Итак, мы прибыли сюда не для того, чтобы напиваться, -- продолжал
Шульце.
Кессельгут поднял руку:
-- Не только для того, господин учитель!
-- А посему я призываю присутствующих, -- объявил Шульце, -- оторваться
от стульев и следовать за мной на природу.
Они с трудом поднялись и, слегка шатаясь, вышли из отеля. От чистого
холодного воздуха у них перехватило дыхание. Изумленные, они стояли в
глубоком снегу. Над ними простирался гигантский темно-синий купол неба,
покрытый золотой и зеленой, серебряной и красноватой алмазной россыпью
звезд.
Под луной плыло одинокое белое облачко.
Несколько минут они молчали. Из отеля доносилась музыка. Кессельгут
прокашлялся и сказал:
-- Завтра будет чудесно.
Мужчины склонны смущаться, когда их захватывают сильные впечатления. По
этой причине Хагедорн вдруг заявил:
-- Так, господа. Сейчас мы сделаем большого снеговика!
А Шульце воскликнул:
-- Только негодяй может отказаться от этого! Вперед марш!
Закипела работа. Строительного материала было предостаточно. Слепили
большой ком и стали катать его по снегу вдоль и поперек, шлепая и уминая,
пока он не превратился в подобие тумбы. Этот цилиндр они продолжали катать,
и вскоре он располнел и удлинился настолько, что ваятели сочли его
достаточно внушительным и установили перед маленькими пихтами, которые росли
напротив входа в отель, по ту сторону дороги, у парка.
Все трое взмокли. Однако они были непреклонны и приступили к созданию
второй части снеговика -- туловищу. Снега на этом участке почти не осталось.
Пришлось перебазироваться в парк. Еловые иглы кололи разгоряченные лица.
Наконец туловище было готово. Пыхтя, они подняли его на снежный
постамент. Это удалось без особых происшествий. Правда, Кессельгут не устоял
на ногах.
-- Боже мой! Дорогой смокинг! -- воскликнул он.
Но больше уже о нем не тревожился. Когда взрослые мужчины что-то
задумали сделать, они этого добиваются. Даже в смокинге.
Настал черед головы. Ее посадили на туловище. После этого они
благоговейно отступили на несколько шагов и полюбовались своим творением.
-- У него, к сожалению, голова яйцом, -- констатировал Шульце.
-- Не беда, -- сказал Хагедорн. -- Назовем его просто Казимиром. С
таким именем можно иметь такую голову.
Возражений не было.
Шульце вынул перочинный ножик и хотел было срезать пуговицы с
фиолетового пиджака, чтобы украсить ими снежный живот Казимира. Но
Кессельгут остановил его, сказав, что этого нельзя делать ни в коем случае.
Хагедорн взял у Шульце ножик, срезал несколько еловых веток и украсил ими
грудь Казимира так, что он стал похож на гусара-гвардейца.
-- А руки у него будут? -- спросил Кессельгут.
-- О нет, -- сказал Хагедорн. -- Казимир -- это торс! Они занялись его
лицом. В качестве носа приладили
спичечный коробок. Рот изобразили двумя короткими сучками. А для глаз
использовали кусочки коры. Кессельгут критически заметил:
-- Казимиру нужен кивер -- прикрыть лысину.
-- Вы ужасный натуралист, -- возмутился Шульце. -- Если бы вы были
ваятелем, то надевали бы парики на скульптуры!
-- Завтра утром раздобуду на кухне ведерко из-под джема, -- пообещал
Хагедорн. -- Напялим его на нашего любимца. Дужка сойдет за подбородный
ремешок.
Предложение было одобрено.
-- Казимир -- красивый, импозантный мужчина, -- с восхищением сказал
Шульце.
-- Еще бы! -- воскликнул Кессельгут. -- У него же трое отцов!
-- Несомненно, он один из наиболее значительных снеговиков, когда-либо
живших на свете, -- сказал Хагедорн. -- Это мое глубокое убеждение.
-- Спокойной ночи, Казимир! -- крикнули они хором и услышали в ответ:
-- Спокойной ночи, господа.
Но это был не снеговик, а жилец отеля на втором этаже, который из-за их
шумной возни не мог заснуть. Он с грохотом захлопнул окно.
Трое отцов Казимира на цыпочках вошли в здание.
Шульце улегся спать в своем драповом пальто. Глядя на слуховое окно, он
довольно улыбнулся.
-- Старый Тоблер мерзнет, но не сдается! -- сказал он и задремал.
Вскоре заснул и Хагедорн. Правда, сначала ему мешала элегантная
обстановка и теплый кирпич. Однако, что касалось сна, у него был на то
природный талант, который проявился и в Брукбойрене.
Только Кессельгут не спал. Он сидел у себя в номере и занимался почтой.
Закончив деловое письмо, которое ему поручил написать тайный советник, он
принялся за частное, чрезвычайно секретное послание. Оно гласило:
Дорогая фройляйн Хильдегард!
Мы живы и здоровы, доехали благополучно. Тем не менее Вам не следовало
у нас за спиной перезваниваться с отелем. Господин тайный советник оборвет
Вам уши. Перепугались мы изрядно! За переодетого миллионера тут приняли
другого лауреата конкурса -- господина кандидата Ха-гедорна. Как раз когда я
прибыл. И вот кошки оказались в номере у Хагедорна. А не у господина тайного
советника.
Мы подружились. Я с Хагедорном. А он с Вашим отцом. И благодаря этому
тайный советник со мной. Я очень рад. Сегодня мы втроем слепили огромного
снеговика. С яйцевидной головой. И с торсом. Зовут его Казимир.
Отель очень знатный. Публика тоже. Вид у господина тайного советника,
конечно, ужасный. От одного галстука становится дурно. Но его не выгнали.
Завтра я схожу в его номер и наведу порядок. Электрический утюг я захватил с
собой, Вы представляете: он хотел срезать для снеговика пуговицы со своего
костюма. С него глаз нельзя спускать. Женщины вовсю ухлестывают за
кандидатом Хагедорном. Они принимают его за престолонаследника. А он
безработный и говорит, что нельзя влюбляться в каждую хорошенькую женщину.
Это заведет слишком далеко.
Завтра я начну учиться ходить на лыжах. Частные уроки. Нечего всем
глазеть, как я буду шлепаться. Швейцар поначалу принял господина тайного
советника за торговца вразнос. Вот как получилось.
Но он только посмеивается. По крайней мере мне разрешено быть с ним
знакомым и разговаривать. Я очень рад. Это я уже писал. Но все равно очень
рад.
Мы были в баре и кое-что выпили. Но от звездного неба опять
протрезвели. И от снеговика. Он стоит у ворот отеля. Туристы завтра
удивятся.
Скоро я Вам опять напишу. Надеюсь, не сломаю себе ничего существенного.
Кататься на лыжах довольно опасно. Кто позаботится о господине тайном
советнике, если я буду лежать в гипсе? Ладно, постараюсь остаться целым.
Надеюсь, что у Вас все в порядке, дорогая фройляйн Хильда. Не беспокойтесь
за Вашего отца. Можете на меня положиться. Да Вы это знаете.
Передайте от меня привет Кункель. Придумать такое -- позвонить в отель
по телефону -- это на нее похоже. Больше мне ей нечего сказать.
С совершенным почтением и лыжным приветом
Ваш старый Иоганн Кессельгут
Глава девятая
ТРОЕ В СНЕГУ
Около семи утра первые лыжники, громко топая, выходят из номеров. В
коридорах стоит такой шум, словно маршируют колонны аквалангистов.
За завтраком не стихает гул разговоров и смех голодных здоровых людей.
Кельнеры балансируют перегруженными подносами. Потом они тащат пакеты с
ленчем для туристов, которые собираются вернуться с лыжных походов лишь к
вечеру.
Сегодня директор Кюне снова отправляется в горы. Проходя в полной
боевой готовности мимо швейцара, он сказал:
-- Господин Польтер, проследите, чтобы этот Шульце не дурил! Это
коварный тип. Мочки ушей у него прижатые. И позаботьтесь о миллионерчике!
-- Как родной отец, -- заявил Польтер серьезно. -- Для Шульце я уж
подыщу занятие. Чтобы не задирал нос.
Карл Отважный поглядел на барометр.
-- Вернусь к обеду -- сказал он и ушел.
-- К обеду, так к обеду, -- пробурчал швейцар и начал сортировать
утреннюю почту.
Кессельгут сидел в ванне, когда постучали в дверь. Он не отозвался.
Лицо было намылено. Вдобавок болела голова. Это от пьянства, сказал он себе
и подставил затылок под холодную струю.
Тут дверь в ванную отворилась, вошел первобытный кудрявый житель гор.
-- Доброго вам утра, -- пожелал он. -- Извините, пожалуйста. Я -- Тони
Гразвандер.
-- Ничего не поделаешь, раз так, -- сказал голый мужчина в ванне. --
Как поживаете?
-- Спасибо. Спрос есть -- значит, хорошо.
-- Рад за вас, -- уверил его Кессельгут подкупающим тоном. -- А в чем
дело? Хотите потереть мне спину?
Антон Гразвандер пожал плечами.
-- Можно, конечно. Собственно, я пришел для занятий по горным лыжам.
-- Ах, вот что! -- воскликнул Кессельгут.
Он высунул ногу из воды, обработал ее щеткой с мылом и спросил:
-- А нельзя ли подождать с лыжами, пока я не высохну?
-- Рlease, Sir. -- сказал Тони, как международный инструктор лыжного
спорта. -- Подожду вас внизу, в холле. Я принес вам пару лыж. Ясеневые,
первый сорт. -- И он вышел.
Нарушен был и утренний сон Хагедорна. Ему приснилось, что кто-то его
тормошит, и он обиженно передвинулся на другую сторону широкой кровати. Но
этот "кто-то" не оставил его в покое. Обойдя вокруг кровати, он откинул
стеганое одеяло, стянул с Хагедорна пижаму, вылил из пузырька холодное
жидкое масло на спину лауреата и начал ее мять и пошлепывать огромными
ручищами.
-- Перестаньте, ну вас! -- пробормотал Хагедорн, пытаясь ухватить край
одеяла. Потом вдруг засмеялся и воскликнул: -- Не надо щекотать! -- Наконец,
слегка очнувшись, он повернул голову, увидел рослого мужчину в рубашке с
засученными рукавами и сердито спросил:
-- Вы дьявол?
-- Нет, -- ответил незнакомец. -- Я -- masseur Штюнцер. Пришел по
заказу.
-- Маsseur -- ваше имя?
-- Скорее профессия. Это -- массажист по-французски, -- ответил тот и
удвоил усилия.
Было бы неразумно раздражать господина массажиста. Я в его власти,
подумал Хагедорн. Он человек импульсивный, и если его обидеть, то
замассирует до полусмерти.
Все кости ныли. И это полезно для здоровья?
Тайного советника Тоблера никто не будил. Он спал, закутавшись в
допотопное теплое пальто, вознесенный под самую крышу над земной суетой.
Вдали от массажистов и лыжных инструкторов. Но когда он проснулся, было еще
темно. Он долго лежал, мирно подремывая. И время от времени удивлялся, что
не становится светлее.
Наконец он слез с кровати и взглянул на карманные часы. Светящийся
циферблат показывал десять часов.
Очевидно, нечто вроде солнечного затмения, подумал он и решительно
залез обратно в постель. В комнате был собачий холод.
Но заснуть не удалось. Пока он лежал, зажмурившись, его осенила идея.
Он опять слез с кровати, зажег спичку и поднес ее к слуховому окну.
Оно было завалено выпавшим за ночь снегом. Так вот какое затмение! --
подумал он и приподнял оконную раму. Большая часть снега скатилась по крыше.
Остаток, килограмма четыре, ухнул на ноги Тоблеру. Он выругался. Но это
прозвучало не очень убедительно.
Над крышей сияло солнце. Его лучи, обогревая, проникали в выстуженную
мансарду. Тайный советник Тоблер снял пальто, взобрался на стул и, высунув
голову в окно, принял солнечную ванну. Ближайшие окрестности и горизонт были
наполнены ледяным блеском горных вершин и розоватым мерцанием скал.
Он слез со стула, умылся, побрился, надел фиолетовый костюм, навернул
на длинные штанины обмотки, сохранившиеся с первой мировой войны, и
спустился в столовую.
Там он встретил Хагедорна. Они сердечно поприветствовали друг друга.
-- Господин Кессельгут уже пасется на лыжном лугу, -- сказал молодой
человек.
Они основательно позавтракали.
Через большие окна был виден парк. Деревья и кусты выглядели так, точно
на ветках цвел снег, как цветы. За деревьями поднимались хребты и вершины
зимних Альп. А надо всем сияло безоблачное синее небо.
-- До того красиво, что можно с ума сойти! -- сказал Хагедорн. -- Что
мы сегодня предпримем?
-- Пойдем гулять, -- сказал Шульце. -- Все равно куда. -- Он широко
раскинул руки. Слишком короткие рукава от испуга съехали к локтям. -- Только
предупреждаю вас: не вздумайте по дороге сообщать мне, как называются
отдельные горы.
Хагедорн рассмеялся.
-- Не беспокойтесь, Шульце! Я того же мнения, что и вы. С красотой
нельзя быть на ты!
-- За исключением женщин, -- решительно возразил Шульце.
-- Как вам угодно! -- согласился молодой человек и, подозвав кельнера,
попросил его достать на кухне пустое ведерко из-под джема. Тот выполнил
странное поручение, и оба лауреата направились к выходу.
У дядюшки Польтера мурашки забегали по спине, когда он увидел обмотки
на ногах Шульце. Ведерко из-под джема тоже его не обрадовало. Было похоже,
будто двое взрослых мужчин отправляются играть в песочек.
Они вышли из отеля.
-- Казимир за ночь стал еще красивее! -- крикнул Хагедорн, подбежал к
снеговику, приподнялся на цыпочки и нахлобучил ему на голову золотистое
ведерко.
Когда лауреат подвигал плечами, лицо его исказила страдальческая
гримаса.
-- Этот Штюнцер меня совершенно доконал! -- простонал он.
-- Какой Штюнцер? -- спросил Шульце,
-- Массажист, -- ответил Хагедорн. -- Все болит, словно меня провернули
через валки. Говорите, полезно для здоровья? Да это же умышленное
членовредительство!
-- Тем не менее полезно, -- подтвердил Шульце.
-- Если послезавтра он снова придет, -- сказал Хагедорн, -- я пошлю его
в ваш чулан. Пусть там побесится!
Открылась дверь отеля, вышел дядюшка Польтер и по снегу затопал к
Хагедорну.
-- Вам письмо, господин кандидат. А в другом конверте несколько
иностранных марок.
-- Спасибо, -- сказал молодой человек. -- О, письмо от моей матери! Да,
как вам нравится Казимир, господин Польтер?
-- Об этом мне не хотелось бы высказываться, -- ответил швейцар.
-- Но позвольте! -- воскликнул молодой человек. -- Специалисты считают
Казимира самым красивым снеговиком на земле!
-- Вот как, -- сказал дядюшка Польтер. -- Я-то думал, что Казимир --
имя господина Шульце. -- Он слегка поклонился и пошел к отелю. У дверей он
обернулся: -- В снеговиках я ничего не понимаю.
Они двинулись по дороге, которая через заснеженную долину привела к
еловому лесу. Здесь начался подъем. Деревья были вековые, гигантские. Порой
с ветки сползала тяжелая снежная кладь и, рассыпавшись белым облачком,
опыляла двух пешеходов, молча гулявших в сказочной тишине. Солнечный свет
покрыл горную тропу полосками, как прядями, которые расчесала добрая фея.
Увидев у тропы скамейку, путники остановились. Хагедорн смахнул снег, и они
уселись. Черная белка торопливо перебежала дорожку.
Через некоторое время они так же молча поднялись и пошли дальше. Лес
кончился. Впереди было открытое пространство. Тропа, казалось, уходила в
небо. В действительности она сворачивала направо и вела к безлесному холму,
на котором двигались две черные точки.
-- Я счастлив! -- сказал Хагедорн. -- Это за пределами дозволенного! --
Он удивленно покачал головой. -- Подумать только: позавчера еще в Берлине.
Годами без работы. А через две недели опять в Берлин...
-- Быть счастливым -- не зазорно, это редко бывает, -- заметил Шульце.
Одна из черных точек вдруг стала удаляться от другой. Расстояние между
ними нарастало. Точка тоже увеличивалась. Это был лыжник. Он приближался с
жуткой скоростью и с трудом держался на ногах.
-- Его лыжи понесли, -- сказал Хагедорн.
Метрах в двадцати от них лыжник совершил какой-то акробатический
прыжок, нырнул головой в снег и исчез.
-- Боевая тревога! -- крикнул Шульце.
И они побежали напрямик, увязая по пояс в снегу и помогая друг другу.
Наконец они увидели пару дрыгающихся ног и пару лыж, ухватились за них
и стали дергать, пока не вытащили какого-то человека, мало отличавшегося от
снеговика Казимира. Он кашлял, фыркал, выплюнул килограммы снега, а затем с
глубокой скорбью сказал:
-- Доброе утро, господа! Это был Иоганн Кессельгут.
Шульце смеялся до слез. Хагедорн стал отряхать снег с потерпевшего.
Кессельгут придирчиво ощупал свои конечности и дал заключение:
-- Кажется, я еще цел.
-- Зачем же вы покатились с такой скоростью? -- спросил Шульце.
-- Это лыжи покатились, а не я, -- сердито ответил Кессельгут.
Наконец примчался и Тони Гразвандер. Сделав элегантный вираж, он
остановился перед ними как вкопанный.
-- Ну что же вы, уважаемый! -- воскликнул он. -- Скоростной спуск
начнем только на пятом занятии!
После обеда трое друзей вышли на террасу, расположились в удобных
шезлонгах и, покуривая сигары, закрыли глаза. Солнце припекало жарче, чем
летом.
-- Через несколько дней мы будем черные, как негры, -- сказал Шульце.
-- Загар творит чудеса. Посмотришь в зеркало -- и ты здоров.
Остальные согласно кивнули.
Через некоторое время Хагедорн сказал;
-- Знаете, когда моя матушка написала письмо, которое пришло сегодня?
Когда я был в мясной лавке и покупал колбасу на дорогу.
-- Зачем такая спешка? -- спросил Кессельгут недоуменно.
-- Чтобы я в первый же день получил от нее письмо!
-- А-а, -- сказал Шульце. -- Прекрасная идея.
Солнце жарило. Сигары потухли. Трое спали. Кес-сельгуту снились лыжи.
Будто Тони Гразвандер стоит на одной церковной башне мюнхенской Фрауэнкирхе,
а он, Кессельгут, на второй. "А теперь небольшой скоростной спуск, -- сказал
Тони. -- По церковной крыше, пожалуйста. Оттуда стильный прыжок на
Бриэннерштрассе. Перед Дворцовым парком, у кафе "Аннаст", сделайте поворот в
упоре и ждите меня".
"Не поеду, -- заявил Кессельгут. -- Мне и во сне такое не приснилось
бы". Но тут он сообразил, что видит это во сне, расхрабрился и повернулся к
Тони спиной: "А теперь скоростной спуск у меня по спине, и там, где она
кончается, сделайте стильный поворот в упоре!" -- И он сонно улыбнулся.
Глава десятая
ВОЛНЕНИЯ ГОСПОДИНА КЕССЕЛЬГУТА
Когда Хагедорн проснулся, Шульце и Кессельгут исчезли. Невдалеке за
маленьким столиком фон Маллебре пила кофе.
-- Я наблюдаю за вами, господин кандидат, -- сказала она. -- У вас
талант спать.
-- Надеюсь! -- гордо ответил он. -- Я храпел?
Она ответила "нет" и пригласила его на чашку кофе. Он подсел к ней.
Сначали они поговорили об отеле, об Альпах и о путешествиях. Потом она
сказала:
-- Я чувствую, что должна извиниться перед вами за то, что я такая
несерьезная женщина. Да, да, несерьезная. К сожалению, это верно. Но я не
всегда была такая. Моя сущность каждый раз определяется мужчиной, с которым
я живу. У многих женщин это так. Мы приноравливаемся. Мой первый муж был
биологом. Тогда я была очень образованной, Второй муж был гонщиком, и те два
года я интересовалась только автомобилями. Думаю, что если влюблюсь в
гимнаста, то смогу крутить на турнике "солнце".
-- Надеюсь, вы никогда не выйдете замуж за огне-глотателя, -- сказал
Хагедорн. -- Кроме того, есть мужчины, которым приспособленчество женщины
действует на нервы.
-- Других мужчин вообще не бывает, -- сказала она. -- Но один-два года
каждый находит это привлекательным. -- Она сделала театральную паузу. --
Боюсь, что моя несерьезность становится хронической. Но без посторонней
помощи я не справлюсь.
-- Если я вас правильно понял, вы считаете меня особенно энергичным и
ценным человеком,
-- Вы правильно меня поняли, -- сказала она и нежно посмотрела на него.
-- Ваше мнение льстит мне, -- сказал он. -- Но ведь я, в конце концов,
не знахарь, сударыня!
-- Это не то слово, -- тихо сказала она. -- Я же не собираюсь с вами
ворожить!
Он поднялся.
-- К сожалению, я должен идти, мои знакомые куда-то пропали. Мы
продолжим беседу как-нибудь в другой раз.
Она протянула ему руку. Ее глаза затуманились.
-- Жаль, что вы уходите, дорогой господин Хагедорн. Я отношусь к вам с
огромным доверием.
Он дал тягу и стал искать Шульце, чтобы поплакаться. Искал Шульце, но
нашел Кессельгута. Тот предположил, что он у себя в номере. Они поднялись на
шестой этаж. Постучали. Никто не ответил. Хагедорн нажал на дверную ручку.
Дверь оказалась незапертой. Они вошли. Комната была пуста.
-- Кто здесь проживает? -- спросил Кессельгут.
-- Шульце, -- ответил молодой человек. -- Разумеется, о проживании не
может быть и речи. Это его ночлег. Он приходит поздно вечером, надевает
пальто, красную вязаную шапку и ложится на кровать.
Кессельгут молчал. Он не мог этого постичь.
-- Ну, пошли! -- сказал Хагедорн.
-- Я вас догоню, -- сказал Кессельгут. -- Меня интересует эта комната.
Когда Хагедорн вышел, Иоганн приступил к уборке. Открытая корзина
стояла на полу. Белье перерыто Пальто лежало на кровати. Галстуки, манжетки
и носки валялись на столе. Вода в графине и умывальнике была несвежая. У
Иоганна навернулись слезы на глаза.
Через двадцать минут был порядок! Слуга вынул из своего элегантного
пиджака портсигар и положил на стол три сигары и коробок спичек.
Затем Иоганн сбегал к себе в номер, перерыл чемоданы и шкафы и вернулся
крадучись по служебной лестнице в чердачную каморку. Он притащил с собой
мохнатое полотенце, пепельницу, одеяло из верблюжьей шерсти, вазу с еловой
веткой, резиновую грелку и три яблока. Расставив и разложив дары, он еще раз
пристально оглядел все, сделал пометки в блокноте и возвратился в свой
аристократический номер. По дороге ему никто не встретился.
Хагедорн обошел все: игорный салон, бар, библиотеку, даже кегельбан. Не
знал, что и делать. Отель словно вымер. Все были еще в горах. Он направился
в холл и спросил швейцара, не знает ли тот, куда делся господин Шульце.
-- Он на катке, господин кандидат, -- ответил дядюшка Польтер. -- Там,
сзади.
Молодой человек вышел из отеля. Солнце садилось. Еще светились только
самые высокие макушки. Каток был устроен на теннисных кортах. Но на коньках
никто не катался. Лед покрывал толстый слой снега. В дальнем конце два
человека сгребали снег. Хагедорн слышал, как они разговаривают и смеются. Он
пошел вдоль высокой проволочной сетки вокруг площадки. Подойдя к рабочим
поближе, он крикнул:
-- Извините, вы не видели высокого господина, который хотел кататься на
коньках?
Один из рабочих крикнул в ответ:
-- Видели, мой дорогой! Высокий пожилой господин сгребает снег!
-- Шульце? -- спросил Хагедорн. -- Это вы? У вас что -- отказали
тормоза?
-- Ни в коем случае! -- весело ответил Шульце. -- Я занимаюсь
производственной гимнастикой! -- На голове у него была красная вязаная
шапка, черные наушники, на руках черные перчатки и две пары напульсников. --
Швейцар нарядил меня на аварийные работы.
Хагедорн ступил на очищенный лед и осторожными шажками подошел к
рабочим. Шульце пожал ему руку.
-- Это же немыслимо, -- растерянно сказал молодой человек. -- Какая
наглость! В отеле много служащих!
Зепп, садовник и сторож лыжного склада, поплевал на ладони и, продолжая
работать лопатой, сказал:
-- Конечно, есть. Это какую-то каверзу подстроили.
-- Я не вижу каверзы, -- сказал Шульце. -- Швейцар заботится о моем
здоровье.
-- Немедленно уйдемте отсюда! -- сказал Хагедорн. -- Этому типу я
начищу морду так, что он...
-- Дорогой мой, -- прервал его Шульце. -- Вторично прошу вас не
вмешиваться в это дело.
-- Еще лопата есть? -- спросил молодой человек.
-- Есть, конечно, -- ответил Зепп. -- Да ведь полкатка уже очищено. С
остальным я и один справлюсь. Ступайте полдничать, господин Шульце!
-- Я очень мешал вам? -- робко спросил пожилой человек.
Зепп рассмеялся.
-- Малость! Учились вы, небось, не снег убирать.
Шульце тоже засмеялся. Он по-товарищески простился с местным жителем,
вложил ему в руку три монеты, прислонил свой рабочий инструмент к ограде и
пошел с Ха-гедорном через парк в сторону отеля.
-- Завтра хочу прокатиться на коньках, -- сказал Шуль-це. -- Но, может,
я уже разучился? Жаль, что здесь нет теплой раздевалки. Это всегда самое
приятное место на катке.
-- Я зол, -- признался Хагедорн. -- Если вы сейчас не устроите им
скандал, то -- самое позднее послезавтра -- вас заставят драить лестницы.
Пожалуйтесь хотя бы директору!
-- Так в этом же участвует и директор. Меня хотят отсюда выжить. Очень
увлекательно. -- Шульце взял молодого человека под руку. -- Не ворчите! Это
моя причуда. Когда-нибудь потом вы меня поймете!
-- Вряд ли, -- ответил Хагедорн.
-- Вы слишком добродушны. Поэтому ничего не добились в жизни.
Хагедорн натянуто улыбнулся.
-- Именно так, -- продолжал Шульце. -- Не каждый может быть
престолонаследником Албании. -- Он засмеялся. -- Лучше расскажите-ка о ваших
любовных похождениях! Что нужно было смуглой красотке, которая пришла на
террасу охранять ваш сон?
-- Это некая госпожа фон Маллебре. А я должен непременно ее спасти. Ибо
она тип женщины, запросы которой внушаются ей тем мужчиной, в кого она в
данное время влюблена. В последний раз она подхватила такое качество,
как несерьезность, и жаждет избавиться наконец от оной. Для лечения ей
срочно требуется образованный, с высоким духовным уровнем человек.
Оказалось, что это -- я.
-- Несчастный, -- сказал Шульце. -- Если бы эта особа не была такой
хорошенькой! Ну, а блондинка из Бремена тоже хочет, чтобы ее спасли?
-- Нет. Госпожа Каспариус за более простой способ. Она утверждает, что
мы оба молоды, ничем не заняты и было бы грешно, если бы друг другу в чем-то
отказали. Она собиралась уже вчера вечером посмотреть сиамских котят.
-- Осторожно, осторожно! -- сказал Шульце. -- Какая вам больше
нравится?
-- Для флиртов я слишком неуклюж. Таким и останусь. Переживания,
которые потом вызывают досаду, меня больше не интересуют. С другой стороны,
если женщина что-то вобьет себе в голову, она чаще всего это осуществляет.
Скажите, Шульце, вы не могли бы немножко за мной присмотреть?
-- Как родная мать, -- патетически заявил тот. -- Злые женщины не
посмеют причинить вам страдания.
-- Покорнейше благодарю.
-- В качестве вознаграждения сейчас же угостите меня в вашей гостиной
коньяком. Снегоочистка вызывает жажду. Кроме того, я должен поздороваться с
кисками. Как они поживают?
-- Они уже спрашивали о вас, -- сказал молодой человек.
В это время так называемый владелец пароходной линии Кессельгут сидел у
себя в номере и сочинял отчаянное письмо. Он писал:
Дорогая фройляйн Хильдегард!
Я опять слишком рано обрадовался. Я уже подумал, что все пока
складывается хорошо. Но когда мы с Хагедор-ном после обеда пошли искать
господина тайного советника, то не нашли его. Разумеется, Хагедорн не имеет
ни малейшего представления, кто такой Шульце на самом деле.
Сначала мы заглянули в комнату господина тайного советника. А это самое
ужасное, что можно вообразить. Комната находится на шестом этаже под самой
крышей, стены косые, и вообще это не комната, а чулан с кроватью. Печки нет.
Окошко прямо над головой. Снег тает, просачивается внутрь и висит
сосульками. Шкафа нет. Белье лежит на столе и в корзине, которую вы знаете.
Если бы вы увидели эту жалкую, студеную каморку, то упали бы в обморок.
А Кункель и подавно.
Само собой разумеется, я сразу же там прибрал. И сигары с яблоками на
стол положил. Рядом поставил вазу с еловыми ветками. Для украшения. Завтра
куплю в городке электрическую печь. Надеюсь, там они есть. И тайком ее
поставлю. Розетка есть. Сегодня меня никто не заметил. Это удача. Тайный
советник не хочет, чтобы я приходил наверх. Ведь я должен вести себя как
богатый человек. И еще потому, чтобы я не увидел, как он живет. Он-то сказал
мне, что комната у него прелестная и в ней хороший свежий воздух. Да,
воздуху там хватает. Только бы он не заболел!
Он даже не сказал мне номер комнаты! У комнаты вообще нет номера. Он не
хотел называть номер, чтобы я не нашел каморку. Но даже если бы и хотел, то
не смог бы его назвать. А он не хотел.
Не знаю, что и делать. Если я попрошу его переселиться или совсем
выехать, он опять начнет меня ругать. Или мне вернуться в Берлин, а что
тогда будет? Вы же его знаете. Хотя и не так давно, как я. Ни один слуга не
стал бы жить в этой каморке, наверняка пожаловался бы в суд по трудовым
конфликтам.
О себе рассказывать особенно нечего. Сегодня утром у меня был первый
лыжный урок. Лыжи очень дорогие. Как раз то, что мне надо. Ведь велено
швыряться деньгами. Лыжного учителя зовут Тони Гразвандер. Тони -- это
Антон. Мы пришли на ровное место, где учат кататься. Он мне показал, что и
как надо делать. Отрывать пятку, толкаться палками и другое. К сожалению,
место это находилось на горе, наверху. И вдруг я поехал вниз, хотя вовсе не
хотел. Наверно, это выглядело очень смешно. Но я перепугался, потому что
ехал очень быстро. Думаю, что не упал только со страху. К счастью, там не
было деревьев. Мчался с горы очень долго. Потом налетел на какой-то большой
корень. Меня подбросило, и я нырнул головой в снег. На метр в глубину, не
меньше.
Вскоре меня вытащили два человека. Не то бы я задохся. Двое были
господин тайный советник и господин кандидат Хагедорн. Это перст судьбы. Вы
не находите? Завтра у меня второе занятие на лыжах. Думаю, ничего не
поможет. Дорогая фройляйн Хильда, сейчас надену смокинг и пойду на ужин.
Пока с сердечным приветом. Конверт не заклеиваю. Может, опять что-нибудь
случилось. Надо надеяться, что нет. Итак, до скорого.
Ужин проходил спокойно. Хагедорну дали говядину с лапшой. Господа за
соседними столиками, поглощавшие изысканные закуски и тушеных куропаток,
поглядывали на супницу Хагедорна так, словно отварная говядина с лапшой --
исключительный деликатес. Шульце тоже наполнили тарелку, так как он сказал,
что всегда любил это блюдо. Потом, сославшись на усталость, он отправился
спать.
Когда Шульце вошел в свою каморку, то был немало удивлен наведенным
порядком. Понюхал сигары и яблоки, погладил еловые ветки. Резиновую грелку
презрительно отодвинул в сторону. Но верблюжье одеяло постелил на кровать.
Он был тронут тайной заботой Иоганна, однако решил, что завтра выбранит
господина Кессельгута. Потом он переоделся ко сну, взял со стола яблоки,
залез в постель, выключил свет и с восторгом откусил от яблока. Было почти
как в детстве.
Хагедорн с Кессельгутом сидели в холле и, покуривая сигары, наблюдали
за элегантной суетой. Карл Отважный подошел к их столику и осведомился,
приятно ли господа провели день. Затем он обошел еще несколько столиков с
тем же вопросом и удалился в бар на танцы. Охотнее всего танцевала с ним
фройляйн Марек.
Хагедорн рассказал о том, что произошло днем на катке. Кессельгут вышел
из себя. Продолжать разговор он больше не мог, извинился и ушел в свой
номер.
Несколько позднее Хагедорна втянул в беседу силез-ский фабрикант
Шпальтехольц. Он хотел выяснить, склонен ли молодой миллионер принять
долевое участие -- несколько сотен тысяч марок -- в возобновлении
производства на прядильной фабрике, остановленной несколько лет назад.
Хагедорн неуклонно подчеркивал, что у него нет денег, ни единого пфеннига.
Но господин Шпальтехольц счел это отговоркой и принялся в радужных красках
расписывать возможные выгоды этого предприятия. В заключение он пригласил
господина "миллионера" в бар. Хагедорн терпеливо последовал за ним. Дабы
избежать совершенно бесполезных разговоров, он танцевал попеременно с
госпожами Маллебре и Каспариус. Господин Шпальтехолыд из Гляйви-ца сидел за
столиком большей частью один и подкупающе улыбался.
Постепенно Хагедорн заметил, что есть смысл танцевать то с одной дамой,
то с другой. Это возбуждало ревность. На первый план выступала соперница. А
мужчина, из-за которого все завертелось, стал второстепенным предметом. Без
долгих церемоний он раскланялся, нанес краткий визит снеговику Казимиру,
приделал ему усы из двух птичьих перьев, найденных в лесу, и пошел в свои
апартаменты. Он тоже устал.
Тем временем Иоганн заканчивал письмо фройляйн Тоблер. Конец выглядел
следующим образом:
Опять кое-что стряслось. Нечто ужасное, милая фройляйн! Пополудни
здешний швейцар, отвратительный малый, послал господина тайного советника на
каток. Сгребать снег лопатой на пару с неким Зеппом. Ну разве это не
чудовищно, что такого образованного человека, как Ваш отец, наряжают
работать в отеле подметальщиком? Правда, господин тайный советник очень
смеялся и запретил господину Хагедорну кому-либо жаловаться на это. Но ведь
господин кандидат мог бы очень многое сделать, поскольку его здесь принимают
за миллионера. Я окончательно запутался, дорогая фройляйн Хильда! Мне не
вмешиваться, да? Ваш отец все равно делает что хочет. Срочно напишите мне,
пожалуйста, как быть! Если Вы сочтете правильным, я крепко поссорюсь с
господином тайным советником и потребую, чтобы он взял другой номер, или
уехал, или назвал свое имя.
Господин кандидат сам сказал: если так пойдет дальше, то Шульце скоро
будет драить лестницу и чистить картошку. Вы представляете? Господин тайный
советник драит лестницу в отеле! Да он же понятия не имеет, как это
делается! С нетерпением жду вестей от Вас.
С сердечным приветом остаюсь Ваш
Иоганн Кессельгут
Глава одиннадцатая
ОДИНОКИЙ КОНЬКОБЕЖЕЦ
На следующее утро все трое завтракали вместе. День выдался еще более
пригожий, чем вчера. Ночью снег не шел. Воздух был ясный, морозный. Солнце
рисовало на снегу темно-синие тени. Старший кельнер объявил, что, как
сообщили минуту назад с Волькенштайна, там идеальная видимость. Туристы в
столовой закопошились, как племя кочевников перед великим переселением
народов.
-- Какие планы на сегодня? -- спросил Шульце.
С нарочитой обстоятельностью он извлек сигару, раскурил ее и зорко
поглядел поверх горящей спички на благородного дарителя.
Иоганн покраснел. Он полез в карман и выложил на стол три билета.
-- Если вы не возражаете, -- сказал он, -- поедем канатной дорогой на
Волькенштайн. Я позволил себе купить билеты на сидячие места. Наплыв
желающих очень большой. Через тридцать минут наша очередь. Один я бы не
поехал. Вы хотите съездить? Но в полдень мне надо вернуться -- второе
занятие на лыжах.
Полчаса спустя они и еще двенадцать человек висели в ромбическом ящике
над лесистыми холмами, расположенными перед Волькенштайном, и под весьма
крутым углом поднимались к небу.
Как только они проезжали возле очередной гигантской опоры, вагончик
раскачивался и у некоторых элегантных спортсменов загорелые лица бледнели.
От взгляда вниз становилось жутко. Пропасти казались все глубже, а горизонт
отодвигался все дальше. Уже пересекли границу лесов. Горные ручьи
низвергались по отвесным скалам куда-то в неизвестность.
На снегу виднелись следы диких животных.
После седьмой опоры все пропасти были наконец преодолены. Земля опять
приблизилась, и ландшафт на более высоком уровне снова обрел умеренные
формы. А залитые солнцем сверкающие белые склоны кишели лыжниками.
-- Похоже на белый муслин в черный горошек, -- сказала какая-то
женщина. Кругом засмеялись. Но подметила она верно.
Вскоре их основательно тряхнуло в последний раз, они достигли конечной
станции -- одна тысяча двести метров над Брукбойреном. Пассажиры, оглушенные
поездкой и разреженным воздухом, вышли из вагончика, взвалили на плечи лыжи
и полезли наверх, к горному отелю "Волькенштайн", чтобы оттуда приступить к
спуску по одной из хваленых сорока пяти трасс.
Куда ни глянь, тянулись лыжные караваны. На самых дальних крутых
склонах крохотные стайки лыжников мчались в долину. Перед верандами отеля
толпились туристы и натирали мазью лыжи; ночью здесь выпал снег.
Только на больших открытых террасах царил покой. Здесь длинными рядами
стояли шезлонги. И на этих шезлонгах жарились смазанные маслом лица и
предплечья.
-- Пятнадцать градусов ниже нуля, -- сообщило какое-то лицо, -- и
несмотря на это, можно получить солнечный удар.
-- Так делайте то, без чего не обойтись, -- посоветовало другое лицо,
красное как рак.
Шульце придержал своих спутников.
-- Господа, -- сказал он, -- сейчас мы купим пузырек орехового масла,
намажем все, что выглядывает из костюма, и завалимся на спину.
Хагедорн побежал в отель за маслом, а Кессельгут и Шульце захватили три
шезлонга. Затем они промаслили все, что могло поджариться, и улеглись.
-- Как в гриле, -- заметил Шульце.
Если чуть приоткрыть глаза, видны необозримые горные цепи; их зубчатые
гребни рядами наслаиваются друг на друга, а там, где они смыкаются с
небосводом, сверкает сквозь опущенные ресницы ледовый фейерверк из глетчеров
и солнца.
Вытерпев час зажаривания, они поднялись. Похвалили взаимно загар,
выпили оранжаду и прогулялись.
Кессельгут попросил одного престарелого обладателя подзорной трубы
показать ему самые известные вершины и не успокоился, пока не увидел горных
коз. Впрочем, он мог и ошибиться.
Неутомимая канатная дорога выгружала все новые и новые партии лыжников.
Узкие проходы с высокими снежными бортами по бокам были оживленнее, чем
улицы больших городов. После того как одной шикарной молодой даме, несшей
лыжи на плече, удалось неосторожным движением сорвать с головы Шульце
вязаную шапку, троица отказалась от прогулки на лоне природы. Дорожное
движение становилось опасным для жизни.
Подойдя к вагончику канатной дороги, они столкнулись с госпожой
Каспариус. Она только что прибыла.
Толстяк Ленц, пыхтя, тащил две пары лыж -- ее и свои.
Бременская блондинка шагнула к Хагедорну, чтобы он оценил ее эффектный
свитер.
-- Вы ведь придете сегодня вечером на бал? -- сказала она и, махнув ему
рукой, подчеркнуто молодцевато затопала в гору.
После обеда за Кессельгутом зашел Тони Гразвандер.
-- Прошу вас, -- торжественно обратился он. -- Заниматься надо
регулярно. Пошли!
Иоганн кивнул, выпил глоток кофе и затянулся сигарой.
-- Днем не следует курить, -- сказал Тони. -- Это неспортивно, прошу
вас.
Кессельгут, послушно отложив сигару, поднялся.
-- Рlеаsе, Sir, -- сказал Тони и быстро пошел к выходу. Кессельгут с
грустью попрощался и рысцой двинулся
за лыжным инструктором.
-- Словно его повели на бойню, -- заметил Хагедорн. -- Но лыжный костюм
чудесный!
-- Еще бы, -- гордо сказал Шульце, -- пошил мой личный портной.
Хагедорн расхохотался, найдя реплику Шульце великолепной.
Тайный советник обрадовался, что его опрометчивое замечание было
воспринято как шутка, и тоже засмеялся, хотя чуть скованно. Засиживаться он
не стал.
-- Всего хорошего! -- пожелал Шульце. -- Папа идет кататься на коньках.
-- Можно я пойду с вами?
-- Лучше не надо! -- возразил Шульце. -- Если вопреки ожиданию
выяснится, что я вообще могу еще кататься, то завтра, перед званой публикой,
исполню несколько танцев на льду. Вас это вполне утешит.
Молодой человек, пожелав ни пуха ни пера, удалился к себе в номер,
чтобы написать матери подробное письмо.
Шульце принес с шестого этажа свои коньки и отправился на каток. Ему
повезло, он был там единственным. С трудом прикрепил ржавые коньки к тяжелым
ботинкам из воловьей кожи. Затем встал на сверкающий лед и рискнул сделать
первые шаги.
Получилось.
Он заложил руки за спину и не очень решительно пробежал первый круг.
Остановился, радостно вздохнул и похвалил себя: черт возьми, есть еще порох!
Приободрившись, он начал выписывать "скобки". Правая скобка получалась
лучше, чем левая. Но так было, когда он еще ходил в школу. И тут уже ничего
не изменишь.
Он стал вспоминать, что он тогда умел делать. Оттолкнувшись левой
ногой, выписал "тройку". Сначала спиной вперед наружу, затем крохотная петля
и поворот спиной назад внутрь.
-- Гром и молния, -- сказал он, проникшись глубоким уважением к самому
себе. -- Что выучено, то выучено.
Далее он рискнул выписать восьмерку, составленную из наружной и
внутренней троек. Тоже получилось! Обе цифры были четко выгравированы на
ледяной поверхности.
-- А теперь пируэт, -- сказал он вслух, сделал мах левой ногой и обеими
руками, крутанулся раз десять, как волчок, вокруг собственной оси, задорно
рассмеялся, но тут какая-то невидимая сила дала ему подножку. Пытаясь
сохранить равновесие, он замахал руками, но тщетно. Шульце рухнул навзничь,
в затылке зазвенело, лед хрустнул, ребра заныли. Он лежал, с изумлением
разглядывая небо.
Несколько минут он не шевелился. Потом снял коньки. Его знобило. Он
встал на ноги и, прихрамывая, двинулся по льду к выходу. У калитки оглянулся
назад, грустно улыбнулся и сказал:
-- Кому слишком везет, тот голову теряет.
К концу дня все трое сидели в читальном зале, штудировали газеты и
обсуждали важные события последнего времени. Их занятия прервал профессор
Гелтаи, учитель танцев в отеле. Он подошел к столу и пригласил господина
Шульце следовать за ним. Шульце последовал.
Через четверть часа Кессельгут спросил:
-- А куда это пропал Шульце?
-- Может, берет уроки современных танцев?
-- Мало вероятно, -- сказал Кессельгут, приняв всерьез замечание
Хагедорна.
Еще через пятнадцать минут они отправились на поиски Шульце. Обнаружили
его без особых трудностей в одном из залов.
Стоя на высокой стремянке, он забил в стену гвоздь и привязал к нему
конец бельевой веревки. Затем он спустился вниз и усердно потащил стремянку
к соседней стене.
-- У вас горячка? -- озабоченно спросил Хагедорн. Шульце поднялся по
стремянке, вынул изо рта гвоздь, а из кармана пиджака молоток.
-- Я здоров, -- ответил он.
-- Ваше поведение свидетельствует об обратном.
-- Я занимаюсь декорациями, -- объяснил Шульце и нечаянно стукнул
молотком себя по большому пальцу. Затем он привязал второй конец веревки.
Теперь она висела поперек зала. -- Это мое любимейшее занятие, -- добавил он
и снова спустился вниз. -- Я помогаю профессору танцевального искусства.
Тут подошел Гелтаи с двумя горничными, которые несли бельевую корзину.
Горничные подавали Шульце старое рваное белье и одежду, а он декоративно
развешивал его на веревке. Профессор, обозрев висящие рубашки, штаны, чулки
и лифчики, прищурил один глаз, покрутил черный ус и воскликнул:
-- Шикарно, милейший, шикарно!
Шульце двигал стремянку по залу, влезал, слезал и неутомимо развешивал
для бал а-маскарада тряпки. Горничные хихикали над допотопным рваньем.
Попался даже огромный корсет из китового уса. Профессор потирал руки.
-- Вы художник, милейший. Когда вы этому научились?
-- Только что, милейший, -- ответил Шульце. Бесцеремонный ответ
озадачил профессора. Перестав крутить свой ус, он распорядился:
-- На другой стороне зала тоже! Я пошел за воздушными шариками и
серпантином.
Шульце балагурил с горничными и вообще вел себя так, словно Хагедорн и
Кессельгут давно ушли. Иоганн, не в силах более выносить это зрелище,
подошел к стремянке и сказал:
-- Пустите меня наверх!
-- Для двоих нет места, -- возразил Шульце.
-- Я полезу один, -- настаивал Кессельгут.
-- Ишь чего захотели, -- ответил Шульце высокомерно. -- Играйте лучше в
бридж! Знатным господам здесь делать нечего!
Кессельгут обратился к Хагедорну.
-- Что посоветуете, господин кандидат?
-- Я ведь это предвидел, -- сказал молодой человек. -- Не сомневайтесь,
завтра его пошлют чистить картошку!
Огорченные, они как по команде вернулись в читальный зал.
Глава двенадцатая
БАЛ В ОТРЕПЬЯХ
После ужина, который подали сегодня на час раньше, все поспешили в свои
номера и переоделись. К десяти вечера холл, бар, залы и коридоры заполнили
апаши, цыганки, нищие, шарманщики, индианки, громилы, камеристки,
браконьеры, негры, школьницы, принцессы, полицейские, людоеды, испанки,
бродяги, длинноногие пажи и трапперы.
Появились, впрочем, и посторонние: носильщики, гадалки и бандиты -- из
других отелей. Они отличались от здешних тем, что должны были платить за
вход. Что они охотно и делали. Бал-маскарад в гранд-отеле продолжался до
рассвета.
Дирекция наняла две деревенские капеллы. Во всех залах звучала
танцевальная музыка. Пришло много местных жителей в чудесных старых
национальных костюмах. Крестьяне должны были в полночь показать баварские
народные танцы и песни, известные на весь мир.
Мелодии и напевы смешались в дикий оглушительный шум, так как в каждом
зале играли разное. Все бросали друг в друга конфетти и серпантин.
Деревенские парни гоняли по залам несколько коз и подсвинка. Поросенок и
развеселившиеся дамы соревновались в визге.
В холле устроили вещевую лотерею. Все лишнее и все, без чего можно было
обойтись, сложили в виде пирамиды.
(Лотерейные билеты и выигрыши учитель танцев уже много лет получал от
одной мюнхенской фирмы. Чистый доход согласно обычаю доставался ему.)
Во время ужина Кессельгут сообщил, что он заказал в Большом зале столик
на троих. Шульце с Хагедорном сидели за этим столиком, окруженные ряженой
публикой, и ждали владельца пароходной линии, Хагедорн был без пиджака. Шею
он повязал большим красным носовым платком, а на голову нахлобучил набекрень
кепку. Он явно изображал парижского апаша. Шульце преобразился еще меньше.
Он облачился (правда, на этот раз в помещении) в свой повседневный
спортивный наряд: фиолетовый костюм, запонки-листочки на манжетах, обмотки,
наушники из черного бархата и огненно-красная вязаная шапка. Постепенно ему
стало жарко.
-- А коньки? -- поинтересовался Хагедорн.
-- Перестаньте! --тихо сказал Шульце. -- Не напоминайте мне про мой
затылок! Я совершенно забыл, что лед очень твердый. Как конькобежец я больше
не выступаю.
-- А вы с такой радостью пошли кататься, -- посочувствовал Хагедорн.
-- Ничего страшного, -- сказал Шульце. -- Временно ошибся в своем
возрасте. -- Он улыбнулся. -- Как вам нравятся мои декорации, юный друг? --
Он удовлетворенно оглядел себя.
Хагедорн восхитился.
-- Правильно, -- сказал Шульце. -- А где же наш любезный Кессельгут?
В эту минуту кто-то, стоявший позади них, наполнил три бокала вином.
-- Мы не заказывали вина, -- испуганно сказал Хагедорн. -- Я бы хотел
светлого пива.
-- Я тоже, -- присоединился Шульце.
Кельнер засмеялся. А когда они обернулись, то увидели не кельнера, а
господина Иоганна Кессельгута. На нем была тоблеровская ливрея, его
привычная, любимая, и он смотрел Шульце в глаза, прося извинения.
-- Грандиозно! -- воскликнул Хагедорн. -- Не хочу вас обидеть, господин
Кессельгут, но вы выглядите как прирожденный господский слуга!
-- Ничуть не обижаете, господин кандидат, -- сказал Кессельгут. -- Если
б я не был Александром, то хотел бы стать Диогеном.
Трое друзей развлекались на широкую ногу. Каждый по-своему. Кессельгут,
например, хотя и был владельцем пароходной линии, стоял, блаженно улыбаясь,
за стулом Шульце и обращался к бедняге-бедняку (которого заставили подметать
каток) по поводу и без повода "сударь". А Шульце то и дело называл
судовладельца по имени: -- Иоганн, дайте огня!.. Иоганн, вы пьете слишком
много!.. Иоганн, закажите три бутерброда с ветчиной!
-- Ребята, у вас получается так, словно вы годами разучивали свои роли!
-- заметил Хагедорн.
-- Ишь какой хитрец, -- сказал Шульце, а Кессельгут польщенно
засмеялся.
Позднее к их столику подошел толстяк Ленц, переодетый не то в
трактирщика, не то в хозяина притона. Под мышкой у него торчала полупустая
бутылка ликера "Золотая вода". Он спросил Шульце, не желает ли тот
записаться на конкурс трех самых удачно ряженных в оборванцев.
-- Вы наверняка получите первую премию, -- сказал он. -- Так
натурально, как вы, никто из нас не выглядит. Ведь мы только лишь переодеты.
Шульце дал себя уговорить и пошел с Ленцем к профессору Гелтаи, который
раздавал порядковые номера на конкурс. Однако учитель танцев покрутил ус и
сказал:
-- Сожалею, дорогой. Вы не соответствуете правилам. Ваш костюм не
маскарадный, он лишь таким выглядит. Вы -- профессионал.
Ленц, родившийся на берегах Рейна, легко раздражался. Но профессор был
тверд.
-- У меня есть инструкции, -- заключил он дискуссию.
-- Нет так нет, любезнейший, -- сказал Шульце и ушел. Когда он вернулся
к столику, Хагедорна там не было.
Иоганн в одиночку общался с алкоголем.
-- Его увела школьница в короткой юбке и с ранцем за спиной, -- доложил
он. -- Это была дама из Бремена.
Они отправились на поиски и негаданно наткнулись на вещевую лотерею.
Тоблер тихо отдал приказ, и Иоганн купил тридцать билетов. Из них семь
выигрышей: картина местного живописца "Альпийский ландшафт" в раме, большой
игрушечный мишка, который мычал "У-у-у!", флакон одеколона, еще один мишка,
рулончик серпантина, коробка с почтовой бумагой и конвертами и еще один
флакон одеколона.
Нагрузившись трофеями, они разрешили сфотографировать себя в соседнем
помещении.
-- "Возвращение охотников домой", -- прокомментировал тайный советник.
Они проталкивались дальше сквозь толпу. От зала к залу. По всем
коридорам. Но Хагедорн как испарился.
-- Мы должны найти его, Иоганн, -- сказал тайный советник. --
Разумеется, его похитила бременская школьница. А ведь он на коленях заклинал
меня присмотреть за ним по-матерински.
В баре блудного сына не было. Воспользовавшись случаем, Иоганн принялся
раздаривать выигрыши. Одеколон шел нарасхват у крестьянских девиц. Какой-то
голландке он вручил, не спросив ее, написанный маслом альпийский пейзаж. Она
поблагодарила по-голландски.
Они возвратились к своему столику. Хагедорна все еще не было. Иоганн
посадил двух мишек на третий стул. Тоблер снял черные наушники.
-- Странно, -- заявил он. -- Без наушников вино кажется вкуснее. Ну
какая, скажите, связь у слуха с вкусовыми нервами?
-- Никакой, -- изрек Иоганн.
Тут они начали экспериментировать. Затыкали уши и пили. Закрывали глаза
и пили.
-- Что-нибудь заметили? -- спросил Тоблер.
-- Так точно, -- ответил Иоганн. -- Все глазеют на нас и Думают, что мы
спятили.
-- А еще что заметили?
-- Можно делать что угодно -- вино замечательное. Ваше здоровье!
В это время госпожа Каспариус, переодетая в школьницу-подростка с
большим бантом в волосах, сидела с парижским апашем Фрицем Хагедорном в
пивном погребке, прокуренном и переполненном. Вместе с ними за столом
расположилось много посетителей. Они тоже были в маскарадных костюмах,
однако страдали от этого.
Тридцатилетняя школьница открыла ранец, достала оттуда пудреницу и
попудрила нахальный носик розовой пуховкой.
Молодой человек наблюдал за ней.
-- Как с домашними заданиями, малышка?
-- Мне срочно нужны дополнительные занятия с репетитором. Прежде всего
по человековедению. Тут я совершенно не разбираюсь.
-- Подожди, пока вырастешь, -- сказал он. -- Этот предмет познается
только на опыте.
-- Вот и нет, -- возразила она. -- Если бы зависело от этого, я была бы
лучшей в классе. Увы, не получается.
-- Жаль. Значит, все твое усердие напрасно. Бедное дитя!
Она кивнула.
-- Кем ты хочешь стать, когда кончишь школу?
-- Кондуктором трамвая, -- ответила она. -- Или цветоводом. Хотя лучше
всего -- прогуловодом.
-- Ага. Тоже интересная профессия! А я хотел стать снеговиком. У них
отпуск полгода с лишним.
-- Это разве не у снегурок?
-- Нет, у снеговиков. Но снеговику необходим аттестат зрелости.
-- Ну и кем же вы стали?
-- Сначала расписывал торты, -- ответил он. -- А сейчас вяжу галстуки.
Доход есть. Собственная машина -- автобус. Из-за многочисленной родни.
Будешь в Берлине, покатаю. На шасси стоят ящики с цветами.
Школьница захлопала в ладоши и воскликнула:
-- Красота! Герань?
-- Разумеется, -- сказал он. -- Другие цветы вообще не подходят к
автобусу.
Соседям по столу их разговор изрядно надоел. Они расплатились и
сбежали.
Школьница, обрадовавшись, сказала:
-- Давайте говорить громче, и через десять минут останемся здесь одни.
Но ее план расстроился. Сначала пришел Ленц, "трактирщик". Его бутылка
"Золотой воды" была пуста. Он заказал бургундского и принялся распевать
рейнские песни. Затем появилась фон Маллебре. С бароном Келлером. Обладая
красивыми стройными ногами, она была одета придворным пажом, Келлер был в
своем фраке. Они поздоровались приветливо, как только смогли.
-- Вы во фраке? -- удивился Хагедорн. Келлер поправил монокль.
-- Я никогда не наряжаюсь. Это мне не по душе, Не вижу в этом ничего
смешного.
-- Но... фрак на балу в отрепье? -- удивилась школьница.
-- Почему бы нет? -- возразил толстяк Ленц. -- Бывает и отребье во
фраках! -- Он расхохотался во весь голос.
Барон поморщился. А Хагедорн сказал, что ему, к сожалению, пора идти.
-- Останьтесь, ну пожалуйста, -- попросил паж. А школьница начала
громко всхлипывать.
-- Я дал слово, -- объяснил молодой человек. -- Мы, апаши, аккуратные
люди. Речь идет о краже со взломом.
-- А что вы хотите украсть? -- спросил Ленц,
-- Большую партию левых перчаток, -- таинственно сказал Хагедорн и,
поднеся палец к губам, быстро удалился.
Оба пожилых господина замахали руками, увидев Хагедорна.
-- Куда вы исчезли со школьницей? -- строго спросил Шульце. -- Вы
следовали доброму совету?
-- Мой дорогой материнский наставник, -- сказал молодой человек. -- Мы
беседовали только о том, кем хочет стать малышка, когда окончит школу.
-- Фу, господин кандидат! -- воскликнул Кессельгут.
-- Ну и кем же она хочет быть? -- спросил Шульце.
-- Точно еще не знает. Может, цветоводом, может, прогуловодом.
Пожилые люди погрузились в раздумье. Потом Кес-сельгут, снова занявший
место позади Шульце, сказал:
-- Что ж, будем здоровы! -- Они выпили, и Кессельгут продолжал: --
Сударь, позвольте сделать предложение?
-- Прошу, Иоганн, -- сказал Шульце.
-- Давайте пойдем на улицу и выпьем за здоровье Казимира.
Предложение было принято единогласно. Кессельгут захватил бутылку и три
бокала, Шульце -- обоих мишек, и все трое гуськом направились через залы к
выходу. Хаге-дорн шагал впереди.
В Зеленом зале они задержали церемонию раздачи призов за самые удачные
костюмы. В Малом зале помешали игре в фанты и танцам под руководством
профессора Гелтаи. Двигаясь зигзагами, они уверенно и с достоинством
прокладывали себе путь.
Швейцар, которого самые удалые посетители украсили конфетти и
серпантином, поклонился Хагедорну и ехидно взглянул на Шульце, когда тот,
подняв вверх мишек, громко сказал им:
-- Посмотрите-ка на злого дядю! Такие бывают в самом деле.
Казимир, гусар-снеговик, выглядел восхитительно. Троица с любовью
обозрела его. Шел снег. Шульце обернулся к приятелям.
-- Прежде чем мы чокнемся за благополучие нашего общего сына, --
торжественно произнес он, -- я хотел бы сделать одно доброе дело. Как
известно, нехорошо, когда мужчина один. И даже когда снеговик -- тоже. -- Он
медленно опустился на колени и посадил мишек на холодный снег, одного
справа, другого слева от Казимира. -- Теперь у него по крайней мере будет
компания в наше отсутствие.
Кессельгут разлил вино в бокалы. Но его в неполной бутылке не хватило,
и Иоганн поспешил в отель за полной.
Шульце и Хагедорн остались вдвоем под ночным небом. Каждый держал в
руке налитый до половины бокал. Оба молчали. Вечер был очень веселым. Но они
вдруг посерьезнели. Их разделял чуть шевелившийся занавес из снежных
хлопьев.
Смущенно кашлянув, Шульце сказал:
-- Со времен войны я ни с одним мужчиной не был на "ты". С женщинами --
да, гм. Бывают ситуации, когда говорить "вы" никак не подходит. Если ты
согласен, мой мальчик, я хочу предложить тебе выпить на брудершафт.
Молодой человек тоже прокашлялся и после паузы ответил:
-- Со времен университета у меня не было друзей. Я никогда бы не
решился просить вас быть моим другом. Ну, спасибо тебе, дружище!
-- Меня зовут Эдуард, -- сказал Шульце.
-- А меня Фриц, -- сказал Хагедорн.
Они чокнулись, выпили и пожали друг другу руки. Кессельгут, выйдя из
дверей с полной бутылкой под мышкой, посмотрел на обоих и догадался о
значении их рукопожатия. Затем с серьезной улыбкой он сделал поворот кругом
и вернулся в шумный отель.
Глава тринадцатая
БОЛЬШОЙ РЮКЗАК
Бандероль от матушки Хагедорн прибыла на следующий день. В ней были
рекламные работы, которые просил сын, и письмо.
Мой дорогой мальчик! -- писала мать. -- Спасибо за открытки. Пишу на
ходу, собралась отвезти бандероль на вокзал, чтобы ты скорее получил ее.
Надеюсь, уголки при пересылке не помнутся (у пакетов и картинок). И скажи
этому господину Кессельгуту, что все твои работы нам желательно получить
обратно. Такие господа из-за своего величия бывают иногда забывчивыми.
Господин Франке сказал, что если с тоблеровской фирмой выгорит, то
"будет обалденно". Ты ведь знаешь, он всегда выражается с фокусами. И еще
сказал, что будет ругать тебя, чтобы повезло. Думаю, что со стороны
квартиранта, в общем-то постороннего человека, это очень любезно. Я тоже
постараюсь припомнить всякие бранные слова для такого случая. Если же с
устройством на работу ничего не получится, мы по крайней мере не будем себя
упрекать. Это -- главное. Но нельзя терять головы. На Бога надейся, а сам не
плошай.
То, что другой призер симпатичный человек, радует меня. Заочно передаю
ему привет. И не давайте себя обманывать знатным людям. Многие из них ведь
не виновны в том, что они богатые. У многих, я думаю, потому есть деньги,
что у Господа Бога доброе сердце. Лучше, чем ничего, подумал он, сотворяя
их. Кстати, есть ли у тебя еще чистое белье? Если нет, отошли мне срочно
грязное. Через три дня получишь выстиранным. В магазине Хепнера видела на
витрине очень красивые верхние сорочки. Попрошу отложить для тебя одну.
Голубую в полосочку. Заберем, когда вернешься домой. Могу, конечно, послать
тебе. Но вдруг не понравится?
Ну вот, сынок. Сейчас еду до Потсдамского вокзала, а оттуда пешком к
Ангальтскому. Подышать снегом полезно. Ты знаешь, я редко выбираюсь из
комнаты на свежий воздух. Твои цветные открытки с видами мне очень нравятся.
Почти как в кино -- помнишь, где ты недавно требовал ложу для иностранцев? Я
рассказала об этом господину Франке. Он смеялся.
Не забывай, когда будешь в лесу, делать восемь-десять глубоких вдохов.
Не больше. Иначе заболит голова. А это ни к чему.
Я чувствую себя отлично. Много пою. На кухне. Когда сажусь завтракать
или обедать, ставлю на стол твою фотографию. А то одной скучно, и нет
аппетита. Я не права? Надеюсь, завтра придет твое письмо. Со всеми
подробностями. Пока что мне не все понятно. Может, я с годами чуть
поглупела. Склероз. Каким образом, например, оказались в твоем номере три
котенка? И почему у тебя две комнаты, да еще ванная? И какой-то кирпич? Мне
это совершенно непонятно, мой мальчик. Господин Франке говорит, что,
возможно, там действительно отель. А не сумасшедший дом. Все-таки он ужасный
человек. Скажи, а у другого призера столько же помещений и тоже котята и
кирпич?
Роман с продолжениями в газете на этот раз очень увлекательный. Куда
лучше, чем предыдущий. Особенно со вчерашнего номера. Мы с господином Франке
совсем расходимся во мнениях о том, что будет дальше. Он ничего не понимает
в романах. Ну это нам известно.
И прошу тебя: не делай глупостей, не лазай на опасные вершины! В
Брукбойрене лавины бывают? Будь очень осторожным. Они начинаются совсем
незаметно, тихо и вдруг обрушиваются огромной массой. И тогда уж не
спасешься.
Береги себя, пожалуйста, будь осмотрительнее! Обещаешь? И с женщинами в
отеле тоже. Чтобы не получилось скандала, как тогда в Швейцарии. У них либо
ничего серьезно -го, либо крепкая хватка. А у тебя голова распухнет, хлопот
не оберешься. Не надо, мой мальчик. Иначе мне не будет покоя.
Ну ладно, а то начинаю письмо и никак не кончу. Все! Ответь на мои
вопросы. Ты часто забываешь это делать. Еду на вокзал.
Будь здоров! Минувшего дня не вернешь. И веди себя повежливее! А то ты
иногда дерзишь, правда. Целую,
любящая тебя мама.
После ленча троица сидела на террасе. Кандидат наук Хагедорн показывал
собрание своих произведений. Шульце внимательно просмотрел их и нашел весьма
удачными. Началась оживленная беседа. Кессельгут курил толстую черную
сигару, подливал друзьям кофе и блаженствовал во всех отношениях. Наконец он
сказал:
-- Значит, сегодня вечером я отошлю пакет тайному советнику Тоблеру.
-- И не забудьте, пожалуйста, спросить, не найдется ли у него места для
господина Шульце, -- сказал Хагедорн. -- Ты ведь не возражаешь, Эдуард?
-- Разумеется, нет, мой мальчик, -- кивнул Шульце. -- Пусть старик
Тоблер постарается и что-нибудь подыщет для нас обоих.
Кессельгут взял папку с работами:
-- Я испробую все возможности, господа.
-- И, пожалуйста, пусть он вернет все работы, -- сказал молодой
человек. -- Моя мать в этом отношении очень строга.
-- Само собой разумеется, -- сказал Шульце, хотя это его, собственно,
не касалось.
Кессельгут погасил окурок сигары в пепельнице, кряхтя поднялся, что-то
пробормотал и с грустным видом Ушел, Оказалось, что в дверях отеля стоял
Тони Гразвандер с Двумя парами лыж на плече. Близился час третьего урока.
Сегодня предстояло разгадать секрет поворота в упоре.
Эдуард и Фриц еще посидели немного, наметив план прогулки. Сначала,
однако, они нанесли краткий визит снеговику. Бедняга таял.
-- Казимир плачет, -- уверял Хагедорн. -- У него нежная душа, Эдуард,
как у тебя.
-- Вовсе нет, -- возразил Шульце. -- Он сел на диету, чтобы похудеть.
-- Будь у нас деньги, -- сказал Хагедорн, -- мы могли бы подарить ему
большой зонт. Воткнуть в снег, раскрыть над ним. Без зонта он погибнет.
-- Что --деньги, --сказал Шульце,--даже если бы они были, самое позднее
в начале марта здесь стоял бы один зонт, без Казимира. Привилегии богатых
тоже не безграничны.
-- Ты говоришь так, словно раньше имел счет в банке, -- сказал
Хагедорн, добродушно улыбаясь. -- Моя матушка утверждает, что богатство
зачастую не что иное, как подарок провидения тем, кому в остальном не
повезло.
-- Это было бы слишком справедливо, -- сказал Шульце.
-- И слишком просто.
Затем, углубившись в важные разговоры, они отправились к замку Кермс,
по дороге посмотрели состязания крестьян в метании диска по льду и двинулись
дальше вверх по течению замерзшего горного ручья; они карабкались по крутым
склонам, скользили вниз, ругались, смеялись, пыхтели, молча проходили через
белые перелески и с каждым шагом все больше удалялись от всего, что
напоминало о последнем дне творения.
И вот он -- край света. Выхода нет никакого. Высокие отвесные скалы
рассеяли все сомнения. Там, за ними, так сказать, явная пустота. Ничто.
С одной из скал низвергался водопад. Нет, он не низвергался. Мороз
схватил его в свои объятия на лету. Он застыл от страха. Вода превратилась в
кристаллы.
-- В путеводителе Бедекера этот водопад сравнивают с хрустальной
люстрой, -- заметил Хагедорн.
Шульце присел на мерзлый корень сосны и сказал:
-- Какое счастье, что природа не умеет читать.
После кофе Хагедорн удалился к себе в номер. Шульце обещал вскоре
прийти. Навестить котят и отведать коньяку. Но когда он вышел из читального
зала и направился к лестнице, его задержал дядюшка Польтер.
-- У вас такой вид, будто вы скучаете, -- сказал швейцар.
-- Не ломайте себе голову из-за меня! -- посоветовал ему Шульце. -- Я
никогда не скучаю.
Он повернулся, чтобы идти, но швейцар похлопал его по плечу.
-- Вот список. Рюкзак получите на кухне.
-- Мне не нужен никакой рюкзак, -- ответил Шульце.
-- Ошибаетесь! -- заявил швейцар, мрачно усмехнувшись. -- У нашей
рассыльной заболел ребенок, корь.
-- Желаю ему выздороветь! Но какое отношение имеет бедное дитя к
рюкзаку, который я должен взять на кухне?
Швейцар промолчал и стал раскладывать письма и газеты по секциям.
Шульце посмотрел на лежавший перед ним список и с удивлением прочитал:
100 открыток "Панорама Волькенштайна" по 15
2 тюбика клея
1 катушка темно-красных шелковых ниток
50 почтовых марок по 25
3 пачки (по 12 шт.) лезвий для безопасной бритвы
2 метра белой резиновой тесемки
5 кусков стирального мыла
1 пачка пирамидона (большие табл.)
1 пузырек чернил для авторучек
1 пара резинок для носков, черные
1 пара колодок для обуви, размер 37
1 пакетик мятного чая
1 металлическая щетка для замшевых туфель
3 коробки ментоловых леденцов
1 поводок для собаки, зеленый, лакированный
Часы (4 шт.) получить из ремонта
1 дюжина защитных очков
1 мал. бутылка березовой воды для волос
1 алюминиевая походная хлебница
Список продолжался, но Шульце пока и этого хватило. Он устало поднял
глаза, засмеялся и сказал:
-- Ах вот оно что!
Швейцар положил на стол несколько купюр.
-- У каждого наименования проставьте цену. Вечером, рассчитаемся.
Шульце спрятал в карман список и деньги.
-- Где брать эти товары?
-- В деревне, -- дал указание швейцар. -- В аптеке, у парикмахера, на
почте, у часовщика, в галантерее, в хозяйственных товарах, в магазине
канцелярских принадлежностей. Поторопитесь!
Шульце достал сигару и, раскуривая ее, сказал:
-- Наверное, здесь я далеко пойду. Но еще неделю назад я и не думал,
что когда-нибудь стану вашей рассыльной. -- Он приветливо кивнул швейцару.
-- Надеюсь, вы не воображаете, что таким путем вам удастся досрочно выжить
меня из отеля.
Дядюшка Польтер смолчал.
-- Позвольте осведомиться, чем вы намерены занять меня завтра? --
спросил Шульце. -- Если не возражаете, я всю жизнь мечтал хоть раз
прочистить дымовую трубу! Вы не можете распорядиться, чтобы завтра у
трубочиста заболели зубы? -- И он удалился сияя.
Дядюшка Польтер больше часа кусал нижнюю губу. Потом у него для этого
не было времени. Кучами возвращались в отель с экскурсий и лыжных походов
постояльцы. Наконец вернулся даже директор Кюне.
-- Что с вами? -- спросил он озабоченно. -- Желтуха?
-- Еще нет, -- ответил швейцар. -- Но, может, будет. Поведение этого
Шульце становится невыносимым. Он наглеет все больше и больше.
-- Забастовал? -- спросил Карл Отважный.
-- Наоборот, -- сказал швейцар. -- Его это забавляет. Директор разинул
рот.
-- Завтра он хочет чистить дымовую трубу! -- доложил швейцар. -- Это
его давнишняя мечта.
-- Убиться можно! -- сказал директор и покинул дядюшку Польтера,
погруженного в мрачные раздумья.
Тайный советник Тоблер, он же господин Шульце, сгибаясь под тяжестью
рюкзака, вернулся в отель через два часа. Впрочем, он никогда еще не вел
столько занимательных бесед, как в это заполненное странными покупками
время. Часовщик, например, всеобъемлюще разъяснил ему политическое положение
в Восточной Азии и просветил насчет растущего экономического влияния Японии
на мировом рынке. Аптекарь защищал гомеопатию и пригласил его как-нибудь
вечерком распить бутылку красного в деревенском трактире. Белокурая
продавщица в парикмахерской приняла его за мужа рассыльной. А торговец
хозяйственными товарами шепотом пообещал ему проценты за крупные покупки в
будущем. Он свалил рюкзак на кухне и отправился к себе на шестой этаж, чтобы
записать расходы по списку. Открыв дверь в мансарду, он обнаружил там гостя.
Незнакомый, хорошо одетый человек лежал под умывальником лицом к стене,
усердно стучал молотком и, казалось, не заметил, что он уже не один в
комнате. В эту минуту он даже начал насвистывать.
-- Что вам угодно? -- спросил Шульце громко и строго. Незваный гость
подскочил, ударившись затылком о край стола, и, пятясь задом, выполз на
белый свет.
Это был Кессельгут! Сидя на корточках, он с виноватым видом смотрел на
хозяина.
-- Да вы рехнулись! -- сказал Шульце. -- А ну-ка встаньте!
Кессельгут поднялся, отряхнул брюки и начал массировать ушибленный
затылок.
-- Что вы делаете под моим умывальником? -- продолжал допрос Шульце.
Тот указал на большую картонную коробку, лежавшую на стуле.
-- Я починил штепсельную розетку, господин тайный советник, -- сказал
он смущенно. -- Она была неисправна.
-- Не надо мне розеток!
-- Ну как же, -- сказал Иоганн и извлек из коробки сверкающий никелем
рефлектор. -- А то вы застудитесь до смерти.
Он поставил прибор на стол, опять полез под умывальник, сунул вилку в
розетку, вылез и встал в ожидании.
Постепенно спираль рефлектора накалилась, розовый цвет перешел в
красный; и вот они ощутили, как ледяная мансарда наполнилась живительным
теплом.
-- Вода в тазу оттаивает, -- сказал Иоганн и радостно взглянул на
своего повелителя.
Тоблер почувствовал этот взгляд, но не ответил на него.
-- Вот ящичек сигар, -- робко сказал Кессельгут. -- Несколько цветочков
я тоже достал.
-- А теперь извольте за дверь! -- молвил тайный советник. -- Вам надо
было стать Дедом Морозом!
Тем временем Хагедорну тоже нанесли визит. В дверь постучали. Лежа на
кушетке, он крикнул: "Войдите!" -- и спросил:
-- Ты что так поздно, Эдуард? Но гость ответил:
-- Меня зовут не Эдуард, а Гортензия.
Короче говоря, это была госпожа Каспариус! Она пришла поиграть с
сиамскими кошками. И сразу же занялась ими, усевшись на ковер. Наконец она
решила, что достаточно проявила себя другом животных, и перешла к истинной
цели своего посещения.
-- Вы уже три дня здесь, -- сказала она с упреком. -- Давайте завтра
устроим прогулку? Возьмем с собой ленч и пойдем к Ламбергской долине. Там
полежим на солнце. Кого первого хватит солнечный удар, тот и загадает
желание.
-- Нет у меня никаких желаний, -- возразил молодой человек. -- Даже
солнечного удара не хочу.
Она расположилась в просторном кресле, подобрав ноги и обняв руками
колени.
-- Можно сделать и так, -- тихо сказала она. -- Уложим чемоданы и
уедем. Гармиш вам нравится?
-- Насколько я знаю, Гармиш чудное место, -- ответил он. -- Но,
вероятно, Эдуард не позволит.
-- Какое нам дело до Эдуарда? -- сердито спросила она.
-- Он исполняет роль матери при мне.
Она покачала головой.
-- Можем уехать вечерним поездом. Собирайтесь. Дорог каждый час. В
загробную жизнь я не очень-то верю.
-- Ах вот почему вы так торопитесь! -- сказал он. В дверь постучали.
-- Войдите! -- крикнул Хагедорн.
В номер вошел Шульце.
-- Извини, Фриц. Я исполнял кое-какие поручения. Ты один?
-- Сейчас будет! -- сказала госпожа Гортензия Каспариус, посмотрев
сквозь Шульце, словно он был воздух, и вышла.
Глава четырнадцатая
ЛЮБОВЬ С ПЕРВОГО ВЗГЛЯДА
На другой день случилось нечто чрезвычайное: Хаге,-дорн влюбился!
Произошло это в автобусе, который вез с вокзала новых гостей гранд-отеля и в
который Хагедорн подсел по дороге, возвращаясь пешком с прогулки. Одной из
пассажирок оказалась молодая, решительная с виду девушка. У нее была особая
прямолинейная манера смотреть на людей. (Это отнюдь не означает, что она
строила глазки.) Рядом с ней сидела толстая испуганная добродушная женщина,
которую девушка называла "тетя Юлечка".
Хагедорн мог бы часами не сводить глаз с племянницы тети Юлечки. Кроме
того, его не покидало чувство, что он уже где-то видел эту девушку. Тетя
Юлечка была довольно занудливой особой. Больше всего ее занимало, кажется,
то, что чемоданы были погружены на крышу автобуса. На каждом повороте она
хваталась за сердце и вскрикивала от страха. Вдобавок она не пропускала ни
одной горы, желая знать ее имя и фамилию. Хагедорн услужливо давал ей
справки и врал при этом с три короба. Некоторые пассажиры, бывавшие здесь
прежде и знавшие местность, подозрительно косились на него, не одобряя
выдуманной им географии.
Тетя Юлечка, однако, была довольна.
-- Большое вам спасибо, сударь. А то чувствуешь себя как ночью в чужом
городе. Каждая улица зовется иначе, а таблички прочитать не можешь. Да и в
Альпах я еще никогда не была.
Девушка взглядом попросила его о снисхождении, и этот взгляд доконал
его. Он глупо ухмылялся, был зол на себя, у него даже мелькнула мысль
выпрыгнуть из автобуса на ходу. Но, конечно, он остался.
У отеля он помог обеим дамам сойти. И поскольку тетя Юлечка строжайшим
образом следила за разгрузкой багажа, он с девушкой неожиданно оказался
наедине.
-- Ой, какой красивый снеговик! -- воскликнула она.
-- Вам нравится? -- спросил он с гордостью. -- Это с Эдуардом слепили.
И еще один знакомый, владелец
большой пароходной линии. Эдуард -- мой друг.
122
ЭРИХ КЕСТНЕР Трое в снегу
-- Ага! -- сказала она.
-- К сожалению, он со вчерашнего дня похудел.
-- Владелец пароходной линии или ваш друг Эдуард?
-- Снеговик, -- пояснил он. -- Солнце очень пригревало.
Они смотрели на снеговика и смущенно молчали.
-- Мы окрестили его Казимиром, -- сказал он через некоторое время. -- У
него голова яйцом. А в таком случае зваться Казимиром лучше всего.
Она понимающе кивнула и показала на мишек, сидевших рядом с Казимиром.
-- Они превратились в белых медведей. Совсем перекрасились. Ну как это
называется?
-- Мимикрия, -- подсказал он.
-- Я такая забывчивая, -- сказала она. -- В научной терминологии.
-- Вы надолго сюда? -- спросил он.
Она покачала головой.
-- Нет, скоро вернусь в Берлин.
-- Я тоже из Берлина, -- сказал он. -- Какое совпадение!
Тайный советник Тоблер решил после обеда вздремнуть у себя в мансарде.
Вообще-то он собирался в Брукбой-рене отказаться от этого обычая из уважения
к красотам природы. Но увы -- годы брали свое. Включив рефлектор Иоганна, он
лег на кровать и заснул. Неожиданно кто-то рывком отворил дверь. Открыв
глаза, Тоблер недовольно уставился на вошедшего. Перед ним был Хагедорн.
Молодой человек присел на кровать и спросил:
-- Откуда у тебя рефлектор, Эдуард?
-- От благотворительного фонда, -- ответил Шульце сонным голосом. --
Если ты пришел, чтобы спросить меня об этом, мы снова перейдем на "вы".
-- Шульце! Дружище! -- воскликнул Хагедорн. --* Я пропал! Я только что
влюбился!
-- Отвяжись от меня с твоими дурацкими бабами, -- приказал Шульце и
повернулся к стене. -- Спокойной ночи, мой мальчик!
-- Она вовсе не дурацкая баба, -- строго сказал Фриц. -- Она красивая.
И умная! И с юмором. И, кажется, я ей тоже нравлюсь.
-- У тебя мания величия! -- пробормотал Шульце. -- Какая из них:
Маллебре или бременская Цирцея?
-- Перестань же наконец упоминать их! -- возмутился Хагедорн. -- Это
совсем другая! Она еще не замужем! Но будет, когда я стану ее мужем! С ней
тетя. Отзывается на имя "Юлечка".
Вот теперь Шульце проснулся.
-- Ты распутник! -- сказал он. -- Погоди с женитьбой по крайней мере до
завтра! Надеюсь, ты не втюрился в дуреху, которая вышла с теткой по имени
Юлечка на ловлю мужчин! Не торопись, мы подберем тебе кого надо.
Хагедорн поднялся.
-- Эдуард, я запрещаю тебе говорить подобным тоном о моей будущей
супруге. Она не дуреха. И не ловит мужчин. Разве я похож на выгодную партию?
-- Упаси Бог! -- сказал Шульце. -- Но она, естественно, уже слышала,
что ты престолонаследник!
-- Эту чушь она еще никак не могла услышать, -- возразил Хагедорн. --
Она только что прибыла из Берлина.
-- А я просто не разрешаю этого делать, -- категорически заявил Шульце.
-- Я представляю здесь интересы твоей матери. Запрещаю -- и все! В один
прекрасный день я подыщу тебе хорошую жену.
-- Дорогой Эдуард, -- сказал Фриц. -- Ты хоть сначала посмотри на нее.
Когда увидишь, у тебя дух захватит!
Хагедорн уселся в холле, наблюдая за лестницей и лифтом. Пока он
нетерпеливо ожидал девушку и мечтал о будущем, его первоначальный восторг
сменился глубоким унынием. Он вдруг вспомнил, что на свадьбу нужны деньги, а
у него их нет. Раньше, когда он зарабатывал, ему попадались девушки, но не
те. А сейчас, когда он полюбил племянницу тети Юлечки, он был без работы и
его считали престолонаследником!
-- У вас такой вид, словно вы собрались в монастырь, -- сказал кто-то
за его спиной.
Он вздрогнул. Это была тетиюлечкина племянница. Хагедорн вскочил на
ноги. Она села и спросила:
-- Что это с вами?
Он долго смотрел на нее, пока она не опустила глаза. Прокашлявшись, он
сказал:
-- Кроме господина Кессельгута и Эдуарда, об этом никто в отеле не
знает. Но вам я скажу. Меня принимают за миллионера или, как утверждает
Эдуард, за престолонаследника Албании. Почему -- не знаю. В действительности
я безработный с высшим образованием.
-- Почему же вы не разъяснили это недоразумение? -- спросила она.
-- Вы правы, -- сказал он. -- Это следовало сделать. Я и хотел! Ах,
какой я осел! Вы очень сердитесь на меня? Но Эдуард посоветовал ничего не
объяснять, пусть все остается как есть. Прежде всего из-за трех сиамских
котят. Он так любит играть с ними.
-- А, собственно говоря, кто такой этот Эдуард? -- спросила она.
-- Мы с ним выиграли призы на конкурсе. За это нас в отеле бесплатно
кормят.
-- О конкурсе я читала в газете, -- сказала она. -- Речь идет о
конкурсе, объявленном концерном Тоблера, да?
Он кивнул.
-- Значит, вы господин Хагештольц?
-- Хагедорн, -- поправил он. -- Зовут меня Фриц. Они помолчали. Потом
она покраснела. А потом сказала:
-- Меня зовут Хильдегард.
-- Очень приятно, -- сказал он. -- Самое красивое имя, которое я
когда-либо слышал!
-- Нет, -- заявила она решительно. -- Фриц мне больше нравится!
-- Я имею в виду женские имена. Она улыбнулась:
-- Значит, мы пришли к согласию.
Он взял ее руку, тут же смущенно отпустил и сказал:
-- Это было бы чудесно.
Наконец из лифта вышел Шульце. Хагедорн уже издали кивнул ему и сказал
племяннице тети Юлечки:
-- Вон идет Эдуард!
Она не обернулась.
Молодой человек пошел навстречу другу и прошептал:
-- Это она.
-- Что ты говоришь! -- насмешливо сказал Шульце. -- А я думал, что твоя
очередная.
Он подошел к столику. Девушка подняла голову, улыбнулась ему и сказала:
-- А это, конечно, ваш друг Эдуард, господин Хагедорн? Именно таким я
его себе представляла.
Хагедорн радостно кивнул.
-- Именно. Это Эдуард. Золотое сердце в грубой оболочке. А это некая
фройляйн Хильдегард.
Шульце стоял как громом пораженный, он решил, что у него галлюцинации.
Девушка предложила ему сесть. В полной растерянности он шагнул и чуть было
не сел мимо стула. Хагедорн засмеялся.
-- Фриц, не дурачься, -- проворчал Шульце. Но Фриц продолжал смеяться.
-- Что с тобой, Эдуард? Ты выглядишь как лунатик, которого вдруг
окликнули.
.-- Неплохое сравнение, -- заметила девушка одобрительно.
Шульце наградил ее уничтожающим взглядом.
Хагедорн с испугом подумал: "Веселенькое дело!" -- и начал без
передышки рассказывать о маскараде и почему Шульце не получил приза за свой
костюм, о первом лыжном занятии Кессельгута, о Берлине, о природе, о том,
что его мать спросила в письме, бывают ли в Брукбойрене лавины, и...
-- Будь добр, мой мальчик, -- попросил Эдуард. -- Принеси мне из моего
номера пузырек с валерьяновыми каплями! Он стоит на умывальнике. Что-то
желудок болит.
Хагедорн вскочил в места, махнул рукой лифтеру и поехал наверх.
-- У вас боли в желудке? -- спросила племянница тети Юлечки.
-- Придержи язык! -- рассвирепел тайный советник. -- Ты что, спятила?
Чего тебе здесь надо?
-- Дорогой отец, я лишь хотела посмотреть, как тебе живется, -- сказала
фройляйн Хильда.
Тайный советник забарабанил пальцами по столу.
-- Твое поведение неслыханно! Сначала ты информируешь, за моей спиной,
дирекцию отеля, а четыре дня спустя являешься сама!
-- Но, папа, -- возразила дочь, -- звонок же не помог. Ведь за
миллионера приняли господина Хагедорна.
-- Откуда ты это знаешь?
-- Он мне только что рассказал.
-- И потому, что он тебе только что об этом рассказал, ты позавчера
выехала из Берлина?
-- Это действительно звучит в высшей степени неправдоподобно, --
сказала она задумчиво.
-- А с каких пор ты обзавелась тетей, которую зовут Юлечка?
-- С сегодняшнего утра, папа. Хочешь с ней познакомиться? Вон она идет.
Тоблер обернулся. В своем, можно сказать, лучшем платье, толстая,
радушная, шествовала вниз по лестнице фрау Кункель. Она искала Хильду и
обнаружила ее. Но, узнав мужчину в фиолетовом рядом со своей племянницей,
она побледнела, тут же сделала поворот кругом и кинулась обратно.
-- Немедленно доставь сюда эту идиотку! -- проворчал тайный советник.
Хильда догнала Кункель на первых ступеньках и привела к столику.
-- Позвольте представить вас друг другу? -- весело спросила девушка. --
Господин Шульце, тетя Юлечка.
Тоблер, учитывая, что швейцар поглядывал на них с любопытством, был
вынужден подняться. Кункель протянула ему руку -- боязливо и в то же время с
радостью. Он формально поклонился, снова сел и спросил:
-- Вы что, все рехнулись?
-- Только я одна, господин тайный советник, -- возразила тетя Юлечка.
-- Слава Богу, вы еще живы! Но выглядите вы плохо. Да это и неудивительно.
-- Тихо! -- приказала Хильда.
Но фрау Кункель уже вышла из берегов.
-- Лазать на стремянки, подметать каток, чистить картошку, спать в
чулане...
-- Картошку я не чистил, -- заметил Тоблер. -- Пока еще.
Кункель уже нельзя было остановить.
-- Драить лестницы, в комнате косые стены и нет печки, я это
предвидела! А если бы вы схватили двустороннее воспаление легких, то мы бы
уже не застали вас в живых! Сердце разрывается. Конечно, вам все равно, что
мы там переживаем в Берлине, и каждую минуту ждем, что гром грянет. Но нам
не все равно, господин тайный советник! Нам -- нет! Такой человек, как вы,
строит из себя шута! -- На глазах у нее выступили настоящие слезы. -- Может,
вам сделать компресс? У вас где-нибудь болит, господин тайный советник? Да я
готова поджечь этот отель! О-о!
Она умолкла и громко высморкалась.
Тоблер с раздражением смотрел на тетю Юлечку.
-- Ах, вот как, -- произнес он свирепо. -- Значит, господин Кессельгут
насплетничал. Ну конечно, со мной можно все выделывать.
Дочь посмотрела на него.
-- Папа, -- сказала она тихо. -- Мы так волновались за тебя. Ты не
можешь на нас обижаться. Дома не было ни минуты покоя. Неужели ты этого не
понимаешь? Кункель, Иоганн и даже я -- мы тебя любим.
У Кункель из каждого глаза выкатилось на пунцовые щечки по одной
слезинке. Она всхлипывала.
Тайному советнику Тоблеру стало неловко.
-- Перестаньте реветь! -- пробурчал он. -- Вы ребячитесь еще больше,
чем я.
-- Великие слова, -- заметила его дочь.
-- Короче говоря, -- сказал Тоблер, -- вы здесь все испортите. Так вот
знайте! Я обрел друга! Мужчина в этом нуждается! И тут появляетесь вы. Он
знакомит меня с моей собственной дочерью! Час назад он заявил мне наверху, в
моем номере, что непременно женится на этой девушке!
-- Какой девушке? -- осведомилась Хильда.
-- На тебе! -- сказал отец. -- Как объяснить моему молодому другу,
почему мы опутали его ложью? Когда он узнает, кто такие на самом деле тетя
Юлечка, ее племянница, владелец пароходной линии Кессельгут и кто его друг
Шульце, он вообще перестанет замечать нас!
-- Кто хочет жениться на фройляйн Хильдегард? -- спросила Кункель. Ее
слезы мгновенно высохли.
-- Фриц, -- выпалила Хильда. -- Ну, тот молодой человек, который в
автобусе называл горы.
-- Ага, -- вспомнила тетя Юлечка. -- Прекрасный человек. Но денег у
него нет.
Глава пятнадцатая
ТРИ ВОПРОСА ЗА ДВЕРЬЮ
,
Когда Хагедорн вернулся с валерьянкой, трое заговорщиков сидели на
прежнем месте, сплоченные беспокойством, что он узнает их тайну.
-- О, тетя Юлечка тоже здесь! -- обрадовался он. -- Чемоданы
распакованы? А как вам нравится мой друг Эдуард?
-- Превосходно! -- ответила она от всей души.
-- Эдуард, вот твои капли, -- сказал Хагедорн.
-- Какие капли? -- спросил Шульце.
-- Валерьяновые, естественно! -- напомнил Фриц. -- Ты же сказал, что у
тебя боли в желудке.
-- Ах, да, -- пробормотал тот и волей-неволей выпил капли. С кофейной
ложечки. По настоянию Фрица.
Хильда веселилась, глядя, какие гримасы корчит отец. Тетя Юлечка, не
сообразив, что речь идет о вымышленных болях, страшно взволновалась и
предложила сделать больному согревающий компресс. Шульце поклялся, что ему
уже намного, намного лучше.
-- Это мы знаем! -- недоверчиво сказала тетя Юлечка. -- Вы всегда так
отговариваетесь.
Тоблер и его дочь замерли.
-- Вы, мужчины, всегда так поступаете! -- находчиво продолжала тетя. --
Никогда не жалуетесь, что нездоровы.
Положение было спасено. Судя по выражению ее лица, фрау Кункель была на
грани маниакального величия. Так ловко она еще никогда не выпутывалась из
затруднений.
Ну а потом с четвертого лыжного урока вернулся Кессельгут. Он хромал
изо всех сил. На учебном спуске он нечаянно врезался в Тони Гразвандера.
Оба, сплетясь в клубок, летели вниз, пока не приземлились в русле горного
ручья. Но особо глубокое впечатление произвели на седовласого начинающего
лыжника неисчислимые вульгарные обороты речи, которыми под конец обложил его
господин Гразвандер. Это не поддается никакому описанию.
Дядюшка Польтер сочувственно осведомился, как же он падал, и
порекомендовал фирму, которая приведет в порядок разорванный костюм.
Кессельгут поискал кого-то глазами.
-- Господин Хагедорн в холле, -- сказал швейцар. Кессельгут захромал
дальше и вскоре увидел столик,
за которым сидели Шульце и Хагедорн. Но когда он через несколько шагов
разглядел сидевших там же обеих женщин, он начал тихо стучать зубами. Потом
испуганно протер глаза. Да этого быть не может! Он еще раз посмотрел туда.
Ему стало дурно. Он готов был провалиться сквозь землю. Но пол был крепкий,
и Кессельгут захромал к столику. Тетя Юлечка злорадно ухмылялась.
-- Что с вами стряслось? -- спросил Шульце.
-- Ничего страшного, -- ответил Кессельгут. -- Было столкновение. И
все. Думаю, что спортом больше не буду заниматься.
Тетя Юлечка гипнотически посмотрела на Хагедорна.
-- Вы не хотите нас познакомить?
Молодой человек представил их друг другу. Был обмен рукопожатиями. Все
очень формально. Кессельгут не решался заговорить. Любое замечание могло
быть истолковано превратно.
-- Вы, конечно, тот господин, которому принадлежит пароходная линия? --
спросила Хильда.
-- Тот самый, -- смущенно ответил Кессельгут.
-- Что ему принадлежит? -- переспросила тетя Юлечка и поднесла к уху
ладонь, точно глуховатая.
-- Пароходная линия, -- отчеканил Шульце. -- Даже очень большая линия!
Не правда ли?
Кессельгут занервничал.
-- Извините, мне надо переодеться. А то схвачу насморк. -- Он трижды
чихнул. -- Позвольте пригласить сегодня всех присутствующих после ужина в
бар?
-- Одобрено, -- сказал Шульце. -- Посмотрим, сколько осилит тетя
Юлечка.
Она распустила перья.
-- Я вас всех перепью. На свадьбе моей сестры в 1905 году я одна выпила
две бутылки смородиновки.
-- Надеюсь, сегодня вы захмелеете несколько быстрее, -- заявил
Кессельгут. -- А то мне дорого обойдется это удовольствие.
Он захромал к лестнице, напоминая своим видом побежденную армию.
Тем временем Фриц пожирал глазами Хильду. Внезапно он рассмеялся.
-- Хотя это не столь важно... но я еще не знаю вашу фамилию.
-- Странно, да? -- сказала она. -- Представьте себе, у меня такая же
фамилия, как у вашего друга Эдуарда!
-- Эдуард, -- спросил он, -- как твоя фамилия? Ах да, извини, у меня
сегодня винтика не хватает. Вы -- Шульце?
-- С каких пор ты снова начал выкать? -- спросил Шульце.
-- Он же имел в виду меня, -- вмешалась Хильда. -- Все верно, господин
кандидат. У меня с вашим другом одинаковая фамилия.
-- Надо же, такое совпадение! -- воскликнул Хагедорн.
-- Шульце -- фамилия очень распространенная, -- заметил Эдуард и
сердито взглянул на Хильду.
-- И все же, все же, -- с чувством сказал Фриц. -- Совпадение это
производит на меня странное впечатление. Словно за ним скрывается судьба.
Может быть, вы состоите в родстве и не знаете об этом?
Тут у тети Юлечки начался приступ удушья, и Хильде пришлось срочно
эвакуировать ее из холла. На лестнице Кункель изнеможенно сказала:
-- Такую дозу выдержит только лошадь. Неужели нельзя было подыскать
другую фамилию?
Хильда энергично покачала головой.
-- Я не могла его обмануть. У меня с его другом, господином Эдуардом,
одинаковая фамилия. Это же правда.
-- Только бы хорошо кончилось, -- вздохнула Кункель.
-- Ну разве не чудесная девушка? -- спросил Фриц.
-- Ага, -- буркнул Эдуард.
-- Ты видел, какие у нее ямочки, когда она смеется?
-- Да.
-- А в зрачках золотые искорки мерцают.
-- Не замечал ни разу, -- сказал Шульце.
-- Как ты думаешь, сколько ей лет?
-- В августе будет двадцать один. Фриц засмеялся.
-- Все шутишь! Да, пожалуй, около того. Тебе не кажется, чт