о я должен на ней жениться? -- Ну что ж, -- сказал Шульце, -- не возражаю. -- Он сообразил наконец, что отвечает невпопад, и взял себя в руки. -- А может, у нее нет ни гроша, -- добавил он. -- Даже очень вероятно, -- сказал Хагедорн. -- У меня тоже нет! Завтра спрошу ее, пойдет ли она за меня. И тогда мы немедленно обручимся. И как только найду работу, сразу поженимся. Будешь моим свидетелем? -- Само собой разумеется! -- заявил Шульце. Хагедорн размечтался. -- Я будто заново родился. Вот теперь я начну штурмовать берлинские фирмы! Заговорю до полусмерти всех генеральных директоров. Им даже в голову не придет выгнать меня. -- Может, что получится с тоблеровскими заводами. -- Кто знает, -- усомнился Фриц. -- С рекомендациями мне никогда не везло. Нет, мы сделаем иначе. Когда будем в Берлине, нагрянем к старику Тоблеру. Ты хоть слыхал, где он живет? -- Где-то в Груневальде. -- Ну, адрес разузнаем. Просто-напросто заявимся туда, позвоним, отодвинем с дороги служанку, усядемся в его парадной комнате и не уйдем, пока он не примет нас на работу. В худшем случае там заночуем. С собой захватим бутерброды. Ну как, пойдет? -- Идея грандиозная, -- сказал Шульце. -- Заранее предвкушаю, какая физиономия будет у Тоблера. Уж мы вдвоем зададим жару старику, а? -- Пусть не сомневается! -- с восторгом подхватил Хагедорн. -- Господин тайный советник, скажем мы, у вас много миллионов, и каждый год вы прибавляете к ним еще парочку; и поэтому вряд ли двум талантливым специалистам по рекламе стоило приходить именно к вам. Нам следовало бы лучше работать на фирму, у которой дела плохи, дабы она снова встала на ноги. Но, господин тайный советник, любая реклама связана с расходами. Мы, пропагандисты товаров, -- полководцы; однако наши армии, аккуратно связанные пачками, лежат в вашем сейфе. Без войск даже лучший стратег не выиграет битву. А реклама -- война! Война за умы миллионов людей. Речь идет о том, чтобы покорить эти умы, господин тайный советник Тоблер, превратить их в оккупированную территорию! Конкурентов надо побеждать не потом, на рынке, а уже в ходе мыслей тех, кто завтра будет покупать. Мы, специалисты по рекламе, способны при помощи психологии сделать из обычного предмета торговли в рамках свободной конкуренции исключительно монопольный товар! Предоставьте нам свободу действий, сэр! Хагедорн перевел дух. -- Грандиозно! -- сказал Шульце. -- Браво, браво! Если после этого Тоблер не примет нас на службу, значит, он вообще не заслуживает своего счастья. -- Это ты говоришь, -- заявил с пафосом Фриц. -- Но он-то не настолько глуп. Шульце вздрогнул. -- Может, спрошу ее сегодня вечером, -- решительно сказал Фриц. -- Кого? -- Хильду. -- О чем? -- Хочет ли она стать моей женой. -- А если не захочет? -- Вот это мне в голову не приходило, -- сказал Хагедорн. Его сердце сжалось от страха. -- Эдуард, не пугай меня! -- А если ее родители не согласятся? -- Возможно, у нее их больше нет. Это было бы удобнее всего. -- Не будь таким жестоким, Фриц! Ну а если у нее есть жених? Что тогда? Хагедорн побледнел. -- Ты спятил. Да нет у моей Хильды никакого жениха! -- Не понимаю тебя, -- сказал Шульце. -- Почему такая милая, умная, веселая девушка, у которой есть ямочки и в зрачках золотые искорки, почему у нее не может быть жениха? Ты думаешь, что много лет назад она предвидела твое появление? Фриц вскочил на ноги. -- Я тебя убью! Но сначала схожу к ней. Сиди здесь, Эдуард! Если ты окажешься прав, я тебя колесую. А пока раздобудь, пожалуйста, подходящее колесо! Хагедорн помчался вверх по лестнице. Тайный советник Тоблер, улыбаясь, смотрел ему вслед. Через несколько минут -- уже в смокинге -- вернулся в холл Кессельгут. Он еще прихрамывал. -- Вы на меня сердитесь, господин тайный советник? -- озабоченно спросил он. -- Я обещал фройляйн Хильде ежедневно сообщать о нашем самочувствии. Кто же мог знать, что они явятся сюда? Но виновата в этом Кункель, дура набитая. -- Ладно, Иоганн, ладно, -- сказал Тоблер. -- Здесь уж ничего не изменишь. Последнюю новость знаете? -- Что-нибудь связанное с экономическим кризисом? -- Не в самом прямом смысле, Иоганн. Скоро, однако, будет помолвка. -- Вы собираетесь снова жениться, господин тайный советник? -- Нет, старый осел, Обручаться будет господин Хагедорн! -- С кем же, позвольте спросить? -- С фройляйн Хильдой Шульце! Иоганн засиял, как восходящее солнце. -- Вот это правильно, -- сказал он. -- Тогда мы скоро станем дедушкой. После долгих поисков Хагедорн нашел номера тети Юлечки и ее племянницы. -- Фройляйн в номере восемьдесят один, -- сказала горничная и сделала книксен. Он постучал. Послышались шаги. -- Кто там? -- Я срочно должен кое-что спросить у вас, -- сказал он сдавленным голосом. -- Сюда нельзя, -- ответила Хильда. -- Я переодеваюсь. -- Тогда поиграем в три вопроса за дверью, -- предложил он. -- Хорошо, выкладывайте, господин кандидат! -- Она приложила ухо к двери, но услышала только громкое, взволнованное биение собственного сердца. -- Как гласит первый вопрос? -- Точно так же, как второй, -- ответил он. -- А второй? -- Как третий, -- сказал он. -- Ну а третий? Он откашлялся. -- Хильда, у вас есть жених? Она долго молчала. Он закрыл глаза. Потом -- ему казалось, что прошла вечность, -- он услышал три слова: -- Еще нет, Фриц, -- Ур-ра! -- заорал он на весь коридор и бросился бежать. Дверь соседнего номера осторожно приоткрылась. В щель выглянула тетя Юлечка и пробормотала: -- Ох эта молодежь! Ну совсем как в мирное время. Глава шестнадцатая НА ВОЛЬКЕНШТАЙНЕ Фрау Кункель заблуждалась, уверяя, что она никогда не пьянеет. Возможно, со времен свадьбы ее сестры в 1905 году она отвыкла от спиртного. Факт, что на следующее утро после прибытия в Брукбойрен у нее разламывалась голова. Она ничего не помнила, и ее завтрак состоял из пирамидона. -- А что со мной было вчера вечером? -- спросила она. -- Несла всякую чушь? -- Это было бы не так страшно, -- сказала Хильда. -- Но вы начали нести правду! Поэтому мне пришлось беспрерывно танцевать с господином Хагедорном. -- О, бедняжка! -- Я бы не сказала. Но белые туфли ужасно жали. А он не должен был этого заметить по моему виду. Иначе прекратил бы танцы, начал разговоры и узнал бы все наши секреты. -- Когда-нибудь он же их узнает! -- Разумеется. Но не в первый вечер и не от моей подвыпившей тетки, которая мне вовсе не тетка. Кункель, обидевшись, нахмурила лоб. -- А что было потом? -- спросила она сердито. -- Потом Иоганн уложил вас в постель. -- Что? Боже мой! -- воскликнула тетя Юлечка. -- Этого еще не хватало! -- То же самое сказал Иоганн. Но так было надо. Вы стали приглашать на танцы одного мужчину за другим. Сначала -- господина Шпальтехольца, фабриканта из Гляйвица; потом мистера Салливана, английского колониального офицера; потом господина Ленца, коммерсанта из Кельна; наконец, вы сделали книксен даже старшему кельнеру, и вот тут мы решили, что вас пора удалить. Кункель сидела красная как рак. -- Я плохо танцевала? -- тихо спросила она. -- Напротив. Вы лихо кружили партнеров. Они были в восторге от вас. Пожилая толстая дама облегченно вздохнула. -- А господин кандидат объяснился? -- Извольте выражаться точнее, -- сказала Хильда. -- Он задал четвертый вопрос за дверью? -- Ах так! Вчера днем вы подслушивали! Нет, четвертый вопрос он не задал. -- Почему же? -- Наверное, потому, что там не было двери, -- сказала фройляйн Тоблер. -- Кроме того, мы ни на минуту не оставались наедине. -- Не совсем понимаю вас, фройляйн Хильда. -- Да этого и не требуется. -- Он безработный кандидат, это ведь не муж для вас. Подумать только, какие выгодные партии вы могли бы сделать! -- Не смешите! -- сказала Хильда. -- Выгодные партии! Брак -- это не экскурсия и не прогулка при луне! Она поднялась, надела лыжную куртку и пошла к двери. -- Идемте! Пусть будет по-вашему. Сыграем партию с природой! Тетя Юлечка засеменила вслед, Дойдя до лестницы, она повернула обратно, так как забыла сумку. Когда она спустилась в холл, остальные уже стояли на улице и кидали снежки в Казимира. Она подошла к ним и спросила: -- Куда мы отправимся? Шульце показал в сторону гор. А Хагедорн крикнул: -- На Волькенштайн! Кункель вздрогнула. к -- Идите вперед! -- попросила она. -- Я вас догоню. Забыла перчатки. Кессельгут злорадно усмехнулся и сказал: -- Оставайтесь, оставайтесь, Я вам одолжу свои. Увидев нижнюю станцию канатной дороги, Кункель бросилась бежать. Мужчинам пришлось схватить ее. Она дрыгала ногами и вопила, когда ее затаскивали в кабину, словно упрямую козу. Все пассажиры смеялись. -- Ехать туда, наверх? -- кричала она. -- А если оборвется канат? -- На такой случай предусмотрено два запасных каната, -- сказал кондуктор. -- А если оба запасных порвутся? -- Тогда высадимся на полпути, -- сказал Хагедорн. Она продолжала шуметь, пока Хильда не сказала: -- Милая тетя, ты хочешь, чтобы все мы сорвались в пропасть без тебя? Кункель тотчас умолкла, преданно посмотрела на племянницу и господина Шульце и покачала головой. -- Нет, -- сказала она кротко, как агнец, -- зачем мне тогда жить? Кабина поднялась и скользнула из ангара. Первые десять минут тетя Юлечка сидела, крепко зажмурившись. Каждый раз, когда кабина начинала раскачиваться, проезжая мимо опорной мачты, она беззвучно шевелила губами. Примерно половину пути миновали. Она осторожно подняла веки и, моргая, поглядела в окно. Кабина как раз висела над пропастью, обильно оснащенной зубцами скал, ледяными столбами и застывшими водопадами. Все пасса- жиры сосредоточенно смотрели в бездну. Тетя Юлечка постанывала, стуча зубами. -- Ну и трусишка же вы! -- раздраженно сказал Шульце. Она возмутилась. -- Могу бояться сколько хочу! Почему я должна быть храброй? С чего? Храбрость-- дело вкуса. Разве я не права, господа? Если б я была генералом -- извольте! Это другое дело. Но просто так? Когда мы с сестрой были еще детьми... Сестра моя живет в Галле, она замужем, очень удачно даже, за старшим почтовым инспектором, есть дети, двое, они, правда, уже давно кончили школу.., да, что это я хотела сказать?.. Ага, вспомнила... Тогда, в летние каникулы, мы поехали на крестьянскую ферму, она принадлежала дяде нашего отца, очень дальнему, они, собственно, были друзьями юности, а вовсе не родственниками, и мы, девочки, звали его дядей... потом ему пришлось продать ферму, крестьянам очень трудно, да все вы это знаете... может, он уже умер, даже вполне вероятно, ведь мне сейчас.,, ну конечно, умер, до ста двадцати лет никто не доживает, правда, есть исключения, особенно в Турции, я читала... О, что с моей головой! Не надо было столько пить вчера, ведь я не привыкла, да еще звала танцевать незнакомых господ,.. Убейте меня, но я понятия не имела, просто ужас, что может произойти с человеком в таком состоянии... Толчок! Кабина остановилась. Верхняя станция. Пассажиры с хохотом выходили на площадку. -- У старушки высотная болезнь, -- сказал один лыжник. -- Да нет, -- возразил другой. -- У нее вчерашний хмель еще не вышел. Тетя Юлечка и два пожилых господина устроились в шезлонгах. -- Тебе не хочется полюбоваться видом на горы, дорогая тетушка? -- спросила Хильда. Она стояла рядом с Хагедорном у парапета и любовалась панорамой. -- Оставьте меня в покое с вашими горами! -- проворчала тетя, сложила руки на животе и добавила: -- Мне хорошо лежится. -- Кажется, мы мешаем, -- прошептал Хагедорн. У Шульце был острый слух. -- Убирайтесь! -- приказал он. -- Но чтобы через час вернулись, а то получите на орехи! Кругом, марш! -- И, о чем-то вспомнив, добавил: -- Фриц! Не забывай, что я материнский посол при тебе! -- Со вчерашнего дня моя память очень ослабела, -- заявил молодой человек и последовал за Хильдой. Однако его по дороге задержали. Навстречу Фрицу с шезлонга протянулась женская рука. Это была Маллебре. -- Привет, господин ученый! -- произнесла она красивым вибрирующим контральто и смиренно посмотрела ему в глаза. -- Позвольте познакомить вас с моим мужем. Он приехал сегодня. -- Какой приятный сюрприз! -- сказал Хагедорн и поклонился элегантному господину с черными усами и утомленным взглядом. -- Я наслышан о вас, -- сказал господин фон Маллебре. -- Вы -- притча во языцех этого сезона. Мое почтение! Хагедорн быстро распрощался и пошел к Хильде, которая ждала его у деревянной лестницы. -- Еще одна поклонница? -- спросила она. Он пожал плечами. -- Она хотела, чтобы я ее спас, -- сообщил он. -- Страдает хронической приспособляемостью. Так как ее последние любовники были натуры более или менее поверхностные, то она решилась на радикальное лечение, боясь, что ее богатая духовная жизнь захиреет, оставшись без присмотра. Она хотела прильнуть к полноценному человеку. И этим человеком должен был быть я. Но тут появился супруг! Они пересекли дорогу, ведущую к станции. Только что прибыла следующая кабина. Первой из пассажиров вылезла бременская блондинка госпожа Каспариус. Засунув руки в карманы, она энергично зашагала к отелю. Вслед за ней с двумя парами лыж пыхтел Ленц из Кельна. Встретив Хагедорна и Хильду, она зло посмотрела на них и крикнула: -- Господин кандидат! Как поживают ваши киски? Передайте им привет! Делая гигантские шаги, она скрылась в отеле. Хильдегард молча шла рядом с Фрицем. Когда за поворотом дороги они оказались одни, она спросила: -- Эта нахальная особа тоже хотела быть спасенной? Сердце у Хагедорна запрыгало: она уже ревнует, подумал он и сказал: -- Нет, у нее были другие планы. Она заявила, что мы молоды, цветущи и здоровы. Такое обязывает. Платонические предисловия следует свести до минимума. -- А что было с кошками? -- Несколько дней назад ко мне в дверь постучали. Я сказал: "Войдите!", так как думал, что это Эдуард. Но вошла госпожа Каспариус. Она улеглась на роскошный персидский ковер и стала играть с котятами. Потом пришел Эдуард, и она удалилась. Ее зовут Гортензией. -- Вот это да, -- сказала Хильда. -- Мне кажется, господин кандидат, за вами надо присматривать. Иначе вы наделаете глупостей. Он безутешно кивнул. -- Но этого больше не повторится. Я хочу сказать, Эдуард присматривает за мной. -- Эдуард? -- насмешливо спросила она. -- Он недостаточно строг. Кроме того, эта задача не для мужчины! -- Как вы правы! -- воскликнул он. -- Но кто еще возьмет это на себя? -- Попробуйте-ка поместить объявление, -- предложила она. -- Требуется бонна! -- Няня-студентка, -- поправил он добросовестно. -- На полном пансионе. Ласковое обращение гарантировано. -- Вот именно! -- разозлилась она. -- Не моложе шестидесяти лет! С разрешением на ношение оружия! Она сошла с дороги и затопала по снежной целине, ругаясь про себя. Он старался не отставать. Один раз Хильда обернулась. -- Что смеетесь! -- крикнула она гневно. -- Вы распутник! -- И заспешила дальше. -- Сейчас же остановитесь! -- приказал он. В это мгновение она провалилась в снег по пояс. На ее лице отразился испуг. Она задрыгала ногами, но погрузилась еще глубже. Со стороны казалось, будто она тонет. Хагедорн поспешил на помощь. -- Хватайтесь за мою руку! -- с тревогой сказал он. -- Я вас вытащу! Она замотала головой. -- Посмейте только! Я не из тех, кто просит, чтобы их спасали. -- В ее глазах стояли слезы. Но его уже нельзя было остановить. Он нагнулся, схватил ее, вытащил из занесенной снегом ямы, прижал к себе и поцеловал в губы. -- Негодяй! Каналья! Мошенник! Торговец женщинами! -- едва не задохнувшись, выпалила она. И возвратила ему поцелуй. Без вычета. Сначала она молотила кулачками его по плечам. Потом кулачки разжались. Зато закрылись, постепенно, ее глаза. На ее длинных темных ресницах еще виднелись слезинки. -- Ну, как впечатления? -- спросил Шульце, когда они вернулись. -- Это неописуемо, -- ответил Хагедорн. -- Да, да, -- согласился Кессельгут. -- Глетчеры, перевалы, белые просторы -- куда ни глянь! Никакими словами не выразишь. -- Особенно белые просторы! -- подтвердил молодой человек. Хильда строго посмотрела на него. В это время проснулась тетя Юлечка. Ее лицо покраснело от загара. Она зевнула и протерла глаза. Хильда, усевшись, сказала: -- Фриц, иди! Рядом со мной есть место. Тетю словно током подбросило. -- Что случилось? -- Ничего необычайного, -- сказала девушка. -- Но ты же говоришь ему "ты"! -- воскликнула тетя. -- Я ничуть не обижаюсь на вашу племянницу, -- заметил Хагедорн. -- Он мне тоже тыкает! -- сказала Хильда. -- Дело в том, -- объяснил Фриц, -- что мы с Хильдой решили говорить друг другу "ты" ближайшие пятьдесят лет. -- А потом? -- спросила тетя Юлечка. -- Потом мы разведемся, -- сказала племянница. -- Сердечные поздравления! -- радостно воскликнул Кессельгут. Пока тетя жадно ловила воздух, Шульце спросил: -- Милая фройляйн, у вас случайно есть какие-либо родственники? -- С вашего разрешения, -- заявила девушка. -- Случайно располагаю отцом. Хагедорн воспользовался этим и спросил: V -- Он хотя бы симпатичный? -- С ним можно ладить, -- сказала Хильда. -- К счастью, у него очень много недостатков. Это вконец подорвало его отцовский авторитет. -- Ну а если он меня на дух не примет? -- с тревогой спросил молодой человек. -- Может, ему хочется, чтобы ты вышла за директора банка. Или за ветеринарного врача, живущего по соседству. Или за школьного учителя, напротив которого он каждое утро сидит в трамвае. Так уже бывало в жизни. А когда он узнает, что у меня даже нет работы! -- Работу ты найдешь, -- утешила его Хильда. -- Если же он и потом будет возражать, мы перестанем здороваться с ним на улице. А этого он не выносит. -- Или мы сделаем его как можно быстрее десятикратным дедом, -- задумчиво предложил Фриц. -- И сунем весь десяток внучат в его почтовый ящик. Это всегда действует. Тетя Юлечка разинула рот и заткнула уши. -- Вот это правильно! -- сказал Шульце. -- Вы его одолеете, старого черта, не сомневаюсь! Кессельгут предостерегающе поднял руку. -- Вам не следует, господин Шульце, так нелестно отзываться о господине Шульце! Для тети Юлечки это было уже слишком. Она подня- * лась и сказала, что хочет вернуться в Брукбойрен. -- Но канатной дорогой я не поеду! -- Пешком дорога еще опаснее, -- сказал Хагедорн. -- Да и займет она четыре часа. -- Тогда я останусь здесь и дождусь весны, -- категорически заявила тетя. -- Но я уже купил всем обратные билеты, -- сказал Кессельгут. -- Неужели ваш придется выбросить? Тетя Юлечка боролась с собой. Это было захватывающее зрелище. Наконец она сказала: -- Ну тогда, конечно, другое дело. И первой зашагала к станции. Бережливость рождает героев. Глава семнадцатая НАДЕЖДЫ И ПЛАНЫ После обеда, когда пожилые дамы и господа решили немного вздремнуть, Хильда с Фрицем отправились в лес. Они шли, взявшись за руки. Время от времени они переглядывались с улыбкой. Иногда, остановившись, целовались и нежно гладили друг друга по волосам. Иногда играли в салки. Но чаще молчали. Им хотелось обнять каждую встречную ель. Счастье навалилось на их плечи сладостным грузом. Фриц сказал задумчиво: -- Ведь мы, собственно, два довольно умных существа. Я, во всяком случае, принимаю это за истину. Почему тогда мы ведем себя так же нелепо, как другие влюбленные? Держимся за ручки. Бродим и скачем на безлюдной природе. Нам хочется откусить друг другу носы. Разве это не глупо? Прошу вас, фройляйн, высказать свое мнение, не обязательно авторитетное. Хильда скрестила руки на груди, трижды поклонилась и сказала: -- О великий султан, позволь твоей весьма недостойной служанке заметить, что ум в любовном концерте народов еще никогда не играл первую скрипку. -- Встаньте, драгоценная графиня! -- воскликнул он с пафосом, хотя она не стояла на коленях. -- Встаньте! Кто настолько умен, что знает пределы ума, тот заслужил награду. Отныне назначаю вас моей камер-фрейлиной! Она сделала книксен. -- Я так тронута, ваше величество, что сейчас заплачу, и позвольте мне искупаться в моих слезах. -- Быть посему! -- объявил он по-королевски. -- Только не простудитесь! -- Ни в коем случае, мэтр, -- сказала она. -- Температура пролитых слезинок обычно колеблется между двадцатью шестью и двадцатью восемью градусами по Цельсию. -- Так и быть! -- воскликнул он. -- А когда вы приступите к исполнению служебных обязанностей при моем дворе? -- Когда захочешь, -- ответила она и принялась танцевать, несмотря на горные ботинки. -- Это -- умирающий лебедь, -- пояснила она. -- Прошу обратить особое внимание на мою длинную шею. -- Продолжайте, -- сказал он. -- Вечером я за вами приду. Он повернулся и пошел. Она, с притворным страхом, рыдая, кинулась за ним. Он взял ее за руку и сказал: -- Глупышка! -- Но лебедь же умер, -- сказала она прерывистым голосом. -- А оставаться одной в лесу с такой большой мертвой птицей -- ой-ой-ой! Он дал ей шлепка, и они продолжили путь. Через некоторое время он перешел на серьезный тон. -- Сколько я должен зарабатывать, чтобы мы могли пожениться? Ты любишь шикарную жизнь? Сколько стоило кольцо, что у тебя на пальце? -- Две тысячи марок. -- Ничего себе! -- воскликнул он. -- Но это же хорошо, -- сказала она. -- Мы можем его заложить! -- Я тебя сейчас выпорю! Мы будем жить не за счет того, что ты заложишь, а тем,••что я заработаю. Она уперла руки в бока. -- Ага! Тебя только это устроит! Противный эгоист! Все мужчины эгоисты. Я читала об этом в книге "Деньги на хозяйственные расходы и моногамия". Вы коварные мелочные существа, бр-р! -- Она отряхнулась, как мокрый пудель. -- На это кольцо мы прожили бы четыре месяца! В трехкомнатной квартире с освещением отраженным светом! С центральным отоплением и лифтом. А по воскресеньям мы сидели бы у окна и глядели на улицу. Но нет! Хочешь держать меня на поводке и дрессировать как несмышленую девчонку до старости. Я тебе не девчонка! -- А кто же? -- осмелился он усомниться. -- Я выброшу дурацкое кольцо в снег! -- крикнула она и сделала это. Потом они на четвереньках ползали вокруг, роясь в снегу. Наконец он нашел кольцо. -- Ага! -- воскликнула она. -- Теперь оно твое! Он надел кольцо ей на палец и сказал: -- Я одалживаю его тебе до поры до времени. -- Помолчав, он спросил: -- Итак, ты полагаешь, что нам хватит пятьсот марок в месяц? -- Ясно. -- А если буду получать меньше? -- Значит, обойдемся меньшим, -- убежденно сказала она. -- Ты придаешь деньгам слишком важное значение, Фриц. На худой конец, займем у моего отца. Чтоб он знал, для чего на свете живет. -- Ты сумасбродка, -- сказал он. -- Ничего не понимаешь в деньгах. А в мужчинах и того меньше. Да будь твой отец персидским шахом, я ни гроша не возьму у него даром. Она поднялась на цыпочки и прошептала ему на ухо: -- Милый, но мой отец вовсе не персидский шах! -- Вот так-то, -- сказал он. -- Убедилась еще раз, что я всегда прав? -- Ты упрямая башка, -- возразила она. -- В наказание тебе малышка Хильдегард упадет в глубокий обморок. -- Она выпрямилась, плашмя упала в его распростертые объятия и, украдкой поглядев сквозь опущенные ресницы, сложила губы дудочкой. (Не для того, чтобы свистнуть.) Тем временем пожилые господа успешно вздремнули. Иоганн по служебной лестнице поднялся на шестой этаж, принес цветы, ящичек сигар, новые бритвенные лезвия, а также фиолетовые брюки тайного советника Тоблера, которые он отутюжил. -- А я ищу их как дурак, -- сказал Тоблер Иоганну, шагая по натопленной мансарде в подштанниках. -- Уже собрался было идти на файф-о-клок в таком виде! -- Пока вы спали, я унес брюки из вашей комнаты. Вид у них был скандальный, -- сказал Иоганн. -- Главное, что они вам сейчас нравятся, -- сказал Тоблер, одеваясь. Иоганн почистил его пиджак и ботинки. Затем они пошли вниз и по дороге постучали в номер фрау Кункель. Тетя Юлечка, нарядная, выпорхнула в коридор. -- Да вы накрасились! -- заметил Иоганн. -- Самую чуточку, -- сказала она. -- А то не укладываешься ни в какие рамки. Нельзя же нам все время ходить гурьбой, как бродяги! Господин тайный советник, я привезла вам парочку костюмов. Не хотите ли наконец переодеться? Сегодня утром, когда мы были на горе, я слышала ужасные замечания по вашему адресу. -- Замолчите, Кункель! -- приказал Тоблер. -- Мне все равно. -- Какой-то господин в роговых очках сказал: "Если его поставить в огороде, все птицы улетят!" А одна дама... -- Попридержите язык! -- проворчал Иоганн. -- Дама сказала: "Общество туристов должно усыплять подобных и отправлять домой". -- Грубая баба! -- сказал тайный советник. -- Но таковы люди. Потом они выпили кофе в холле. Фрау Кункель ела торт и смотрела на танцующих. Мужчины читали газеты и курили черные сигары. Неожиданно к их столику подошел бой и сказал: -- Господин Шульце, сходите к господину швейцару! Тоблер, погруженный в чтение газеты, сказал: -- Иоганн, узнайте, что ему надо! -- Ужас как охота, -- прошептал Кессельгут. -- Но дело не пойдет. Тайный советник отложил газету в сторону. -- Действительно не пойдет. -- Он посмотрел на боя. -- Передайте ему привет и скажите, что я читаю газету. Если господину швейцару что-то от меня надо, пусть придет сюда. Бой скорчил придурковатую гримасу и удалился. Тайный советник снова взял газету. Кункель и Иоганн с любопытством смотрели в сторону швейцарской. Вскоре явился дядюшка Польтер. -- Я слышал, что вы очень заняты, -- мрачно сказал он. Тоблер равнодушно кивнул, продолжая читать. -- Сколько это может длиться? -- спросил швейцар, багровея. -- Трудно сказать, -- ответил Тоблер. -- Я только начал передовицу. Швейцар уже вспотел. -- Дирекция отеля просит вас о небольшой любезно- -- О, наконец мне можно почистить трубу? -- Надо часа три подежурить на лыжном складе. Пока не вернутся последние лыжники. Зепп сегодня не может. -- У него корь? -- спросил Шульце. -- Заразился от мальчика рассыльной? Швейцар скрипнул зубами. --Дело не в причине. Можно на вас рассчитывать? Шульце покачал головой. Казалось, он сожалеет, что вынужден отказаться. -- Сегодня не хочется. Может быть, в другой раз. Госпожа Каспариус, сидевшая за соседним столиком, вытянула шею. Все вокруг навострили уши. Дядюшка Польтер понизил голос. -- Это ваше последнее слово? -- Да, именно так, --заверил его Шульце. -- Вы знаете, с каким пониманием я отношусь к явной нехватке персонала в вашем отеле. Но сегодня у меня неважное настроение. Кажется, барометр падает. А я метеочувствительный. До свидания! Швейцар подошел на шаг ближе. -- Следуйте за мной! -- скомандовал он и положил руку на плечо Шульце. -- И пошевеливайтесь! Но тут Шульце повернулся и энергично ударил швейцара по пальцам. -- Немедленно уберите руку с моего костюма! -- сказал он угрожающе. -- Предупреждаю вас, что я человек вспыльчивый. Швейцар сжал кулаки. Он дышал со свистом, как чайник, достигший точки кипения. -- Мы еще поговорим, -- сказал он всего лишь. И ушел, За соседними столиками оживленно шептались. Глаза бременской блондинки ядовито сверкали. -- Надо было вмазать ему, -- сказала тетя Юлечка. -- Всякий раз одно и то же, господин тайный советник. Вы слишком добродушны. -- Тихо! -- шепнул Тоблер. -- Дети идут. Когда Хагедорн переодевался к ужину, лифтер принес ему заказное письмо и с поклоном от швейцара несколько иностранных почтовых марок. Фриц расписался в получении. Затем вскрыл конверт. Кто это ему послал заказное письмо в Брукбойрен? Читая, он споткнулся о край ковра и плюхнулся на диван между играющими котятами. Потом повернул конверт. Оттуда выпал листок бумаги. Чек на пятьсот марок! Он запустил руку в волосы. Один котенок, взобравшись на его плечо, терся мордочкой о его ухо и мурлыкал. Фриц поднялся, держась за стол, потому что у него кружилась голова, и медленно подошел к окну. Внизу виднелся заснеженный парк, зеркальный лед катка, лыжный склад с белой крышей и несколько, вероятно, забытых шезлонгов. Ничего из этого Фриц не видел. Котенок, боязливо цепляясь когтями за синий пиджак, выгнул спину. Фриц ходил взад-вперед по комнате. Котенок жалобно замяукал. Фриц снял его с плеча, посадил на курительный столик и продолжал ходить. Затем взял чек и письмо и произнес вслух: -- Все кончено! -- Ничего более подходящего он не придумал. Внезапно он выбежал из номера. В коридоре он встретился с горничной. Она с улыбкой взглянула на него, поздоровалась и сказала: -- Господин кандидат нарочно не повязал галстук? Хагедорн остановился. -- Как вы сказали? Ах так. Нет. Спасибо. Он вернулся в номер и стал насвистывать. Через некоторое время он, оставив дверь открытой, спустился к швейцару и попросил телеграфный бланк. -- Извините, господин кандидат. Вы умышленно не повязали галстук? -- Как так? -- удивился Хагедорн. -- Я же из-за этого специально вернулся в номер! -- Он потрогал воротник сорочки и покачал головой. -- В самом деле! Ладно, сначала отправим телеграмму. Он взял бланк и написал адрес: "Мясная лавка Ку-хенбуха, Шарлоттенбург, Моммзенштрассе, 7". Затем текст: "Позвоню вторник десять часов тчк Вызови мать к телефону тчк Будет приятное сообщение Фриц Хагедорн". Он протянул заполненный бланк швейцару. -- Если моя матушка получит телеграмму, она подумает, что я попал в лавину. Поэтому я адресовал мяснику, по соседству. Он человек добрый. Швейцар вежливо кивнул, хотя ничего не понял. Хагедорн направился в столовую. Все уже сидели за ужином. Он пожелал приятного аппетита и занял свое место. -- Вы намеренно не повязали галстук? -- спросила тетя Юлечка. -- Прошу снисхождения, -- ответил он. -- У меня сегодня заскок. -- С чего это, мой мальчик? -- осведомился Шульце. Хагедорн постучал ложкой по бокалу. -- Знаете, что случилось? Меня приняли на работу! Приступаю с первого числа следующего месяца! Жалованье -- восемьсот марок! С ума сойти! Эдуард, а ты не получил письма? Нет? Значит, еще получишь. Не сомневайся! Мне пишут, что в будущем нам двоим предстоит встречаться на работе! Ты рад, старина? Все-таки жизнь хороша! -- Он посмотрел на владельца пароходной компании Иоганна Кессельгута. -- Благодарю вас за все! Я так счастлив! -- Он потряс руку опрятно одетому старому господину. -- Эдуард, ты тоже его поблагодари! Шульце засмеялся. -- Ах да. Чуть не забыл. Большое вам спасибо! Кессельгут смущенно ерзал на стуле. Тетя Юлечка, ничего не понимая, переводила взгляд с одного на другого. Хагедорн вынул из кармана чек на пятьсот марок и положил рядом с тарелкой Хильды. -- Особая гратификация! Ну и фирма, друзья мои! Еще мизинцем не пошевелил, и уже пятьсот марок! Вот это благородство! Шеф отдела желает мне хорошенько отдохнуть в интересах предприятия. Хорошенько! Что вы на это скажете? -- Замечательно, великолепно, -- сказала Хильда. -- Завтра же что-нибудь пошлешь матери, да? -- Конечно! -- воскликнул он. -- Двести марок! К тому же она утром придет к Кухенбуху. Я все расскажу ей по телефону. -- Кухенбух? -- спросил Эдуард. -- Кто это? -- Это мясник, мы его постоянные покупатели. Я только что послал ему телеграмму. Пусть он осторожно подготовит мать. А то она до смерти испугается, -- От всего сердца поздравляю тебя с устройством на работу, -- сказала Хильда. -- Я тебя тоже, -- весело сказал он. -- Теперь ты наконец получишь мужа. -- Кто это? -- спросила тетя Юлечка. -- А-а, знаю. Ну что ж. Имейте только в виду, господин кандидат, я не очень-то за. -- Ничего не поделаешь, -- сказал он. -- К сожалению, я не могу принимать во внимание Хильдиных теток. Это завело бы слишком далеко... Хильда, дорогая, а согласится ли твой отец? Восемьсот марок -- это же уйма денег! Фрау Кункель пренебрежительно усмехнулась, -- Послушай, -- сказала Хильда. -- Мы даже сможем экономить, служанки нам не надо. Хватит приходящей работницы, три раз'а в неделю. -- Но когда появится мальчик, возьмем служанку, -- сказал озабоченно Хагедорн. -- Какой мальчик? -- спросила тетя. -- Наш! -- гордо ответила Хильда. -- Мы назовем его Эдуардом, -- заметил будущий отец. -- Из уважения к моему другу. -- А если будет девочка? -- забеспокоился Шульце. -- В этом случае я предложил бы имя Эдуардина, -- заявил Кессельгут. -- Вы находчивый человек, -- сказал Шульце с признательностью. -- Будет наверняка мальчик, -- заверил Хагедорн. -- У меня тоже такое предчувствие, -- сказала Хильду и покраснела до ушей. Тетя Юлечка, поспешив сменить тему, спросила: -- А какая фирма вас приняла на работу? -- Вы будете удивлены, тетушка. Фирма "Тоблер"! Тетя Юлечка в самом деле удивилась. Удивилась настолько, что у нее в горле застряла куриная косточка. Глаза вылезли на лоб, и она зашлась в кашле. Ей вливали в рот воду, поднимали вверх руки. Она вырвалась, бросила страдальческий взгляд на Шульце и удалилась. -- И часто это с ней бывает? -- спросил Фриц, когда она ушла. "С тех пор, как она моя тетя", -- хотела сказать Хильда, но, заметив устремленные на нее взгляды отца и Иоганна, сказала: ..,.,,, -- Наверное, это она от радости. В тот же вечер, часом позднее, произошел разговор, не оставшийся без последствий. Госпожа Каспариус пришла к дядюшке Польтеру, который за своей стойкой просматривал английскую газету. -- Мне надо с вами поговорить, -- сказала она. Он медленно поднялся. У него болели ноги. -- Мы знаем друг друга уже лет пять, не так ли? -- Так точно, сударыня. Когда вы приехали к нам впервые, в отеле как раз жили университетские лыжники. Это прозвучало несколько двусмысленно. Она улыбнулась, вынула из парчовой сумочки пачку банкнот и дала ему. -- Здесь пятьсот марок, -- упомянула она вскользь. -- Они у меня лишние. Он взял деньги. -- Сударыня, располагайте мной! Из золотого портсигара она достала сигарету. Он щелкнул зажигалкой. Она закурила и пристально посмотрела на него. -- Скажите, никто из туристов не жаловался на господина Шульце? -- Жалуются, -- сказал он. -- То и дело спрашивают, почему это человек в такой потрепанной одежде живет именно в нашем отеле. К тому же он ведет себя в высшей степени нагло. Сегодня днем у меня был с ним неприятный разговор, который не поддается никакому описанию. -- Описание излишне, -- сказала она. -- я сидела за соседним столиком. Это было скандалезно! Подобное нахальство вы не должны допускать. Это подрывает хорошую репутацию вашего отеля. Швейцар пожал плечами. -- А что я могу поделать, сударыня? Гость есть гость. -- Послушайте! Я заинтересована в том, чтобы господин Шульце немедленно исчез. Причина к делу не относится. Швейцар и бровью не повел. -- Вы интеллигентный человек, -- продолжала она. -- Повлияйте на директора отеля! Преувеличьте жалобы, поступающие на Шульце. И добавьте, что я никогда больше не приеду сюда, если ничего не будет предпринято. Господин Ленц, кстати, со мной полностью согласен... -- А что надо практически сделать? -- Завтра господин Кюне должен сказать Шульце, чтобы он в интересах постояльцев из отеля уехал. Человек этот явно очень нуждается. Предложите ему денежную компенсацию! Сколько -- мне безразлично. Дайте ему триста марок. Для него это состояние. -- Понимаю, -- вымолвил швейцар. -- Тем лучше, -- высокомерно сказала она. -- То, что оставите от пятисот марок, принадлежит, разумеется, вам. Он с благодарностью поклонился. -- Сделаю все, что в моих силах, сударыня. -- И еще, -- сказала она. -- Если завтра днем этот господин Шульце не исчезнет, я уеду вечерним поездом в Санкт-Мориц. Это тоже передайте, пожалуйста, вашему директору! Она небрежно кивнула и пошла в бар. Ее вечернее платье шуршало, будто непрерывно повторяло шепотом свою цену. Глава восемнадцатая РАЗБИТЫЕ ИЛЛЮЗИИ На следующее утро, вскоре после восьми часов, в квартиру фрау Хагедорн на Моммзенштрассе позвонили. Старая дама открыла дверь. У порога стоял ученик мясника Кухенбуха. Он был почти двухметрового роста, и звали его Карлуша. -- Здравствуйте, вам большой привет от мастера, -- сказал он. -- И в десять часов вам будет звонить господин Хагедорн. Из Альп. Но пугаться вам незачем. -- Незачем пугаться? -- спросила старая дама. -- Ага. Он прислал нам вчера вечером телеграмму и просил, чтобы мы подготовили вас к радостному событию. -- Это на него похоже, -- сказала мать. -- Радостное событие? Хм! Сейчас иду. Минутку, возьму только для вас пятачок. За беготню. Она вынесла монетку и дала ее Карлуше. Тот поблагодарил и, топая, сбежал по лестнице. Ровно в девять фрау Хагедорн явилась в лавку Кухенбуха. -- Карлуша, как всегда, опять напутал, -- сказала жена мясника. -- Вы пришли на час раньше. -- Знаю, -- ответила матушка Хагедорн. -- Но дома я бы волновалась. Вдруг он позвонит раньше. Я не буду вам мешать. Фрау Кухенбух добродушно засмеялась, О "мешать" и речи быть не может. Она вручила старой даме телеграмму и предложила сесть. -- Что он воображает! -- рассердилась фрау Хагедорн, прочитав текст. -- Ведет себя так, будто я кисейная барышня. Уж так сразу я никогда не пугаюсь. -- Что же ему хочется? -- спросила жена мясника. -- Вот сейчас я ужасно волнуюсь, -- призналась старая дама. Но тут вошли покупатели, и она умолкла. Каждую минуту она трижды взглядывала на стенные часы, висевшие над сервелатом и салями. В лавке было холодно, и кафельные плитки покрылись влагой. На дворе стояла слякотная погода. К десяти часам с минутами, когда зазвонил телефон, фрау Хагедорн вконец расклеилась. Дрожа, она вошла за прилавок, протиснулась мимо колоды для рубки мяса, судорожно прижала к уху трубку и сказала жене мясника: -- Надеюсь, что расслышу его. Ведь он так далеко! Она замолчала и стала напряженно вслушиваться. Внезапно ее лицо осветилось, словно банкетный зал, в котором только что царил мрак. -- Да? -- крикнула она звонким голосом. -- У телефона Хагедорн! Фриц, это ты? Ты что, ногу сломал? Нет? Слава Богу. Может, руку? Тоже нет? Тогда я рада, мой мальчик. Ты точно здоров? Что? Что ты говоришь? Я должна спокойно выслушать? Фриц, веди себя как подобает. Так с матерью не разговаривают. Даже по телефону. Ну, что там? Довольно долго она молчала, напряженно слушая, и вдруг подпрыгнула от радости. -- Ну и ну! Ты не шутишь? Восемьсот марок в месяц? Здесь в Берлине? Вот это хорошо. Представь, что тебе пришлось бы ехать в Кенигсберг или Кельн, а я сидела бы на Моммзенштрассе и считала мух. Что я должна? Говори громче, Фриц! В лавке народ. А-а, должна за что-нибудь держаться!! С удовольствием, мой мальчик. А чего ради? Что ты сказал?.. Обручился? Ой, не может быть! Хильдегард Шуль-це? Не знаю такую. Зачем же сразу обручаться? Надо сначала хорошо узнать друг друга. Не возражай. Я лучше знаю. Я обручилась, когда тебя еще на свете не было. Что значит, ты "надеешься"? Ах так! Она засмеялась. -- Ну хорошо, я присмотрюсь к барышне. Если мне не понравится, не дам согласия. Поживем -- увидим. Увидим, я сказала. Пригласи ее к нам поужинать! Она не балованная? Нет? Ну, твое счастье! Что ты послал? Двести марок? Но мне ничего не надо. Ну ладно. Куплю тебе две сорочки и что-нибудь еще нужное. Фриц, нам не пора кончать разговор? А то набежит. Вот что еще хотела спросить: белья тебе хватает? Погода у вас хорошая? Тоже тает? Вот это жаль. Передай от меня привет девушке. Не забудь! И твоему другу. Постой, ведь его фамилия тоже Шульце? А она не его дочь? Ни в каком родстве? Так, так. Старая дама опять долго слушала. Потом сказала: -- Хорошо, мой мальчик, до скорого свидания! Будь здоров! Не попади там под трамвай. Да, знаю, что в вашей дыре их вообще нет! -- Она рассмеялась. -- Я чувствуя себя отлично. Спасибо за звонок. Очень мило с твоей стороны. Ты не узнавал еще, как удобнее ехать из дома на работу? Нет? А как называется фирма? "Тоблер"? Та самая, которая присудила тебе приз? Расскажу господину Франке, он порадуется за тебя. Конечно, передам ему привет. Давай кончать разговор. А то вдвойне заплатишь. До свидания, мой мальчик. Да. Конечно. Да, да! До свидания! -- Хорошие известия получили, -- улыбнулась фрау Кухенбух. -- Восемьсот марок в месяц, -- сказала старая дама. -- А до этого ни пфеннига несколько лет. -- Восемьсот марок и невесту! Фрау Хагедорн кивнула. -- Многовато за один раз, а? Но в конце концов, дети для того и существуют, чтобы потом стать родителями. -- А мы бабушками. -- Очень будем надеяться, -- сказала старая дама и оглядела мясной прилавок. -- Взвесьте мне, пожалуйста, четверть фунта грудинки. Несколько костей отдельно. И восьмушку вареной ветчины. Такой день надо отпраздновать. С утра Фриц сходил в банк и обменял чек на наличные. Потом заказал на почтамте телефонный разговор с Берлином и, пока ожидал соединения, послал матери денежный перевод на двести марок. После разговора он, пребывая в хорошем настроении, шатался по старинному городку и делал покупки. Когда годами дрожишь над каждым пфеннигом и сдерживаешься, стиснув зубы, тогда это увлекательное занятие. Но почему-то, когда счастье сверкнуло как молния, хочется реветь. Ладно, хватит об этом! Господину Кессельгуту, своему покровителю, Хагедорн купил ящичек дорогих гаванских сигар. Эдуарду он купил в антикварной лавке старинную оловянную пивную кружку. Для Хильды он приобрел редкие серьги с подвесками в форме виноградной кисти. Они были из нефрита, матового золота и полудрагоценных камней. Наконец, в цветочном магазине он заказал для тети Юлечки шикарный букет и попросил продавщицу доставить подарки в отель. Себе он не подарил ничего. Полтора часа провел Хагедорн в городке. Когда он вернулся, Казимир, несравненный снеговик, дышал на ладан. Жестяное ведро, шлем Казимира, торчало на его плечах. Глаза, нос, рот и усы сползли любимому гусару на геройскую грудь. Однако он еще стоял прямо. Он умирал стоя, как и подобает солдату. -- Прощай, дорогой Казимир! -- сказал Хагедорн. -- Снявши голову, по усам-волосам не плачут. -- Он вошел в отель. За это время здесь кое-что произошло. Мирное утро не предвещало беды. Тайный советник Тоблер, его дочь, Кункель и Иоганн завтракали на веранде. Ели бутерброды и говорили об оттепели. -- Если бы у нас была машина, -- сказала Хильда, -- мы могли бы уехать в Мюнхен. -- Не забывай, что я бедный человек, -- напомнил ей отец. -- Поиграем часик в кегли. Это успокаивает нервы. Кстати, а где мой зять? -- В банке и на почте, -- сообщила Хильда. -- Как вам спалось, Кункель? -- Скверно, -- ответила тетя Юлечка. -- Снились какие-то ужасы. Вы не должны были так поступать со мной. -- Когда, как? -- спросил Иоганн. -- Когда господин Хагедорн сказал, что фирма Тоб-лера наняла его и господина Шульце вдобавок... Куриная косточка была такая острая, в номере я выпила прованского масла, это было ужасно. -- В следующий раз, если опять будет что-нибудь неожиданное, -- сказал Иоганн, -- закажем вам овсяную кашу. -- Бесполезно, -- сказал тайный советник. -- Она тогда проглотит ложку. -- К ложке мы заранее приделаем цепочку, -- сказала Хильда. Фрау Кункель опять обиделась. Но долго обижаться ей не дали. В столовую на веранде торжественно вступили швейцар с директором Кюне и направились к их столику. -- Оба похожи на секундантов, которые несут вызов на дуэль, -- заметил тайный советник. Иоганн успел лишь пробормотать: "Тучи сгущаются!" -- как директор поклонился и сказал: -- Господин Шульце, можно вас на минутку? Поговорить. -- На минутку? -- отозвался Шульце. -- Извольте. -- Мы ждем вас в канцелярии, рядом, -- объяснил швейцар. -- Долго же вам придется ждать! -- сказал Шульце. Хильда посмотрела на наручные часики. -- Минута кончается. Карл Отважный и дядюшка Польтер переглянулись. Затем директор признался, что речь пойдет о деликатном вопросе. -- Грандиозно! -- обрадовалась тетя Юлечка. -- Всегда о таком мечтала. Хильдегард, зажми уши! -- Как вам угодно, -- сказал директор. -- Мне хотелось избавить господина Шульце от присутствия свидетелей. Короче говоря, ассоциация владельцев отелей, представителем которой я здесь являюсь, просит вас покинуть наш отель. Некоторые наши гости шокированы. Со вчерашнего дня жалоб прибавилось. Один из них -- кто, я, понятно, не могу назвать, -- предоставил значительную сумму. Сколько там было? -- Двести марок, -- благосклонно напомнил дядюшка Польтер. -- Эти двести марок, -- сказал директор, -- будут вам вручены, как только вы удалитесь отсюда. Полагаю, что деньги для вас не лишнее. -- А почему, собственно, меня выгоняют? -- спросил Шульце. Его лицо чуть побледнело. Происходящее он принял близко к сердцу. -- Никто вас не выгоняет, -- сказал директор. -- Об этом не может быть и речи. Мы призываем, мы просим вас, если угодно. Для нас важно удовлетворить желание других гостей. -- Выходит, я позорное пятно? -- спросил Шульце. -- Диссонанс, -- возразил швейцар. Тайный советник Тоблер, один из богатейших людей в Европе, взволнованно сказал: -- Значит, бедность все-таки позор. Но дядюшка Польтер разбил его иллюзии. -- Вы неверно понимаете, -- заявил он. -- Вот если бы миллионер въехал с тремя сундуками в богадельню и разгуливал бы там во фраке, то богатство было бы позором! Все зависит от точки зрения. -- Всему свое время и место, -- изрек Карл Отважный. -- А вы не на своем месте, -- добавил дядюшка Польтер. Тетя Юлечка встала, подошла вплотную к швейцару, замахнулась правой рукой и сказала: -- Убирайтесь отсюда, а то вмажу! -- Оставьте швейцара в покое! -- приказал Шульце. Он поднялся. --Хорошо. Я уеду. Господин Кессельгут, будьте любезны, закажите такси. Через двадцать минут уезжаю. -- Я, разумеется, с вами, -- сказал Кессельгут. -- Швейцар, мой счет. Да пошевеливайтесь! -- И он быстро удалился. -- Сударь! -- крикнул ему вслед директор. -- Почему вы хотите нас покинуть? Тетя Юлечка злорадно рассмеялась. -- Ничего глупее в жизни не видела. Может, со временем поумнеете. Приготовьте счет моей племяннице и мне! Да пошевеливайтесь! -- Она прошуршала платьем и вышла с веранды, споткнувшись на пороге. -- Убиться можно! -- пробормотал директор. -- Где двести марок? -- спросил Шульце. -- Сию минуту! -- буркнул швейцар, вынул бумажник и положил на стол две купюры. Шульце взял деньги, подозвал кельнера, стоявшего у двери, и дал ему двести марок. -- Половину отдайте Зеппу, с которым я подметал каток, -- сказал он. -- Не забудете? У кельнера отнялся язык. Он лишь кивал головой. -- Вот и хорошо, -- сказал Шульце. Он холодно посмотрел на директора и швейцара. -- Уходите! Оба, как школьники, послушно удалились. Отец с дочерью остались вдвоем. -- А что будет с Фрицем? -- спросила Хильда. Тайный советник Тоблер смотрел вслед удаляющимся фигурам. -- Завтра я покупаю отель, -- сказал он. -- Послезавтра оба с треском вылетят отсюда. -- А что будет с Фрицем? -- плаксиво повторила Хильда. -- Уладим в Берлине, -- сказал отец. -- Поверь мне, это лучшее решение. Неужели в такой немыслимой ситуации мы будем объяснять ему, кто мы на самом деле? Через двадцать минут к отелю подъехал большой лимузин. Машина принадлежала Леопольду Лехнеру, владельцу транспортной конторы в Брукбойрене, и за рулем сидел он лично. Слуги вынесли с бокового входа несколько чемоданов, погрузили их на багажник и крепко привязали. Директор и швейцар стояли у подъезда, не зная, что делать. -- Убиться можно, -- сказал Карл Отважный. -- Человек бросает на ветер двести марок. Не использует свой билет для бесплатного проезда и едет в Мюнхен на такси. Трое постояльцев, с которыми он знаком всего пару дней, присоединяются к нему. Боюсь, мы заварили хорошенькую кашу, -- И все из-за этой нимфоманки Каспариус! -- признался дядюшка Польтер. -- Она захотела выжить Шульце, чтобы тот не мешал ей охмурять миллионерчика. -- Почему же вы не сказали мне об этом раньше? -- возмутился Карл Отважный. Помня о трех сотнях марок, доставшихся ему при этой сделке, швейцар проглотил упрек. Но вот появились тетя Юлечка с племянницей, нагруженные шляпными коробками, зонтиками и сумками. Директор поспешил им на помощь, но тетя Юлечка осадила его. -- Не лезьте! -- приказала она. -- Я пробыла здесь только два дня. Но с меня и этого хватит. Я прославлю вас всюду, где смогу. -- Я в отчаянии, -- заявил директор. -- Мои соболезнования, -- сказала тетя. -- Сударыня, почему вы так внезапно нас покидаете? -- спросил швейцар. -- До него все еще не дошло, -- буркнула тетя Юлечка. -- Вот письмо для господина Хагедорна, -- сказала Хильда. Швейцар почтительно взял его. Девушка обратилась к директору: -- Пока не забыла: шесть дней назад мы разговаривали с вами по телефону. -- Не помню, милая фройляйн. "'"'•' -- Я тогда предупредила вас о переодетом миллионере. -- Это звонили вы? -- спросил швейцар. -- И теперь оставляете господина Хагедорна одного? -- До чего же человек бывает глуп! -- воскликнула тетя Юлечка и покачала головой. -- Тетечка, отложим разговор на узкоспециальные темы! -- сказала Хильда. -- Прощайте, господа. Я думаю, вы долго будете помнить ту ошибку, которую совершили сегодня. Обе дамы сели в лимузин. Вскоре после этого появились Шульце и Кессельгут. Шульце положил письмо для Фрица на стойку швейцара. Директор и дядюшка Польтер поклонились. Однако их не заметили. Пассажиры сели в машину. Иоганн держал на коленях рефлектор. Чемоданы были набиты до отказа. Леопольд Лехнер уже нажал на стартер, когда примчался Зепп, смотритель лыжного склада. Исторгая гортанные звуки в знак благодарности, он схватил руку Шульце и, казалось, решил оторвать ее. -- Ну ладно, Зепп, -- успокаивал его Шульце. -- Все было хорошо. Когда мы подметали каток, вы были очень любезны со мной. Кессельгут показал на жалкие остатки растаявшего снеговика. -- Славный Казимир скончался. Шульце улыбнулся. Он вспомнил ту звездную ночь, когда Казимир появился на свет. -- А все-таки было здорово, -- пробормотал он. Машина отъехала. Из луж разлетелись брызги. Когда Хагедорн вернулся в отель, швейцар передал ему два письма. -- Интересно, -- сказал Фриц, уселся в холле и вскрыл конверты. Первое письмо гласило: "Мой дорогой мальчик! Совершенно неожиданно я должен сейчас же вернуться в Берлин. Я очень сожалею. До скорого свидания. С сердечным приветом. Твой друг Эдуард". Во втором письме было: "Любимый! Когда ты прочтешь эти строки, то узнаешь, что твоя фройляйн невеста сбежала. Больше она такого никогда не повторит. Как только ты ее найдешь, можешь таскать ее за уши до тех пор, пока они не оттопырятся под прямым углом. Вдруг это будет мне к лицу. Пожалуйста, приезжай поскорее в Берлин, где тебя ждут не только мои уши, но и поцелуи твоей будущей супруги Хильды Хагедорн". Фриц чертыхнулся и побежал к швейцару. -- Что это значит? -- спросил он в полной растерянности. -- Шульце уехал! Моя невеста уехала! А тетя Юлечка? -- Уехала, -- сказал швейцар. -- А господин Кессельгут? -- Уехал, -- прошептал швейцар с видом кающегося грешника. Хагедорн пристально поглядел ему в лицо. -- Здесь что-то неладно! Почему уехали все четверо? Не рассказывайте мне сказки! Не то я по-другому поговорю с вами! -- Почему уехали обе дамы и господин Кессельгут, я не знаю, -- ответил швейцар. -- А господин Шульце? -- Некоторые гости жаловались. Господин Шульце, мол, нарушает гармонию. Дирекция попросила его уехать. Он тут же посчитался с просьбой. То, что под конец уедут четверо, мы не ожидали. -- Только четверо? -- спросил Хагедорн и подошел к железнодорожному расписанию, висевшему на стене. -- Разумеется, я тоже уеду. Через час идет мой поезд. -- Он побежал к лестнице. Швейцар был близок к обмороку. Он доплелся до конторы, плюхнулся на стул и сообщил директору о новой беде. -- Отъезду Хагедорна надо помешать! -- воскликнул Карл Отважный. -- Расстроенный миллионер может нас так дискредитировать, что в следующем сезоне придется закрывать нашу лавочку. Они поднялись на второй этаж и постучали в номер семь. Хагедорн не ответил. Директор нажал на ручку двери. Она была заперта. Из коридора они слышали, как в комнате с грохотом выдвигают ящики и захлопывают дверцы шкафов. -- Шумно укладывается, -- тяжко вздохнул швейцар. Они скорбно спустились в холл и стали ожидать молодого человека. Он появился. -- Чемодан пусть доставит на вокзал слуга. Я пойду пешком. Оба засеменили рядом с ним. -- Господин кандидат, -- умолял Карл Отважный. -- Не наносите нам такой обиды. -- Зря стараетесь! -- сказал Хагедорн. У двери он столкнулся с продавщицей из цветочного магазина. Она принесла подарки, которые он купил часа два назад. -- Я немного опоздала, -- сказала она. -- Истинная правда, -- подтвердил он. -- Зато букет стал еще пышнее, -- заверила она. Он раздраженно засмеялся. -- Оставьте этот веник себе на память! Воткните его в петлицу. Изумленная, она сделала книксен и поспешно удалилась. И вот Фриц стоял со старинной оловянной кружкой, ящичком сигар и оригинальными серьгами в "Брукбойрене", один-одинешенек. -- Можно хотя бы попросить вас, -- обратился к нему директор, -- не рассказывать в ваших кругах о весьма досадном происшествии? -- На карту поставлена репутация нашего отеля, -- добавил швейцар. -- В моих кругах? -- удивился Хагедорн. И затем рассмеялся. -- Ах да! Я должен вам кое-что объяснить! Вы принимаете меня за миллионера, так ведь? С этим, признаться, дело гиблое. От моих кругов "Брукбойрен" застрахован пожизненно. До вчерашнего дня я был безработным. Не ожидали? Кто-то вас одурачил. Прощайте, господа! Дверь за ним закрылась. -- Он не миллионер? -- хрипло спросил директор. -- Везет же человеку, Польтер! Значит, девушка нас обманула? Слава Богу! Мы остались в дураках? Убиться можно! Швейцар покачал головой. Потом вдруг хлопнул себя по лбу. У него был такой вид, словно он готовился сразиться с быком. -- Какой ужас! Какой ужас! -- крикнул он. -- Самое лучшее для нас -- повеситься! -- Согласен, -- сказал директор, все еще витая в облаках. -- Но ради чего? Несколько постояльцев уехали досрочно. Ну и что? Какая-то девушка прошлась на наш счет. Это я перенесу. -- Эта история нас погубит, -- сказал швейцар.-- Мы оказались полными идиотами! -- Ну, ну, -- отмахнулся Карл Отважный, -- вы несправедливы ко мне. Дядюшка Польтер наставительно поднял указательный палец. -- Да, Хагедорн не был миллионером. Но девушка не соврала. Переодетый миллионер здесь был! О ужас! Нам конец! -- У меня голова идет кругом! -- занервничал директор. -- Выражайтесь наконец яснее! -- Переодетого миллионера мы выгнали час назад, -- сказал швейцар замогильным голосом. -- Его звали Шульце! Директор молчал. Швейцар угасал на глазах. -- И этого человека я заставил подметать каток! И с рюкзаком послал в деревню, потому что у рассыльной ребенок заболел корью! А Гелтаи велел ему лезть на стремянку! О-о! -- Убиться можно, -- пробормотал Кюне. -- Я должен прилечь, не то меня хватит удар. Во второй половине дня лежачего директора побеспокоил бой. -- Поклон от господина швейцара, -- сказал мальчик. -- Велено сообщить вам, что госпожа Каспариус уезжает вечерним поездом. Директор издал стон, словно раненая дичь. -- Она больше никогда не приедет в Брукбойрен, -- велел сказать швейцар. -- Да, и еще: господин Ленц из Кельна тоже уезжает. Директор, застонав, повернулся на бок и со скрежетом закусил подушку. Глава девятнадцатая РАЗНЫЕ ШУЛЬЦЕ В Мюнхене у Хагедорна оставалось целых шесть часов до поезда на Берлин. Свой фибровый чемодан он сдал на хранение. Затем, перейдя площадь Штахус, пошел по Ка-уфингерштрассе, свернул налево и сделал стойку перед Театинеркирхе. С этого он начинал каждое свое посещение Мюнхена. Он полюбил этот церковный фасад еще со времен студенчества. Сегодня же он глядел на него как баран на новые ворота. Он беспрерывно думал о Хильде. Об Эдуарде, разумеется, тоже. Образ церкви не проникал в него дальше сетчатки глаз. Засунув руки в карманы потрепанного пальто, он вернулся в город и прежде, чем успел опомниться, очутился в одном из городских почтамтов, где сел за стол и начал листать адресную книгу Берлина. Он изучал колонки с фамилией "Шульце". Рядом лежали блокнот с карандашом. Специалист по рекламе Эдуард Шульце не значился. Может, Эдуард зарегистрировался "коммерсантом"? Хагедорн записал соответствующие адреса. Что касается Хильдегард, то дело обстояло еще труднее. Как зовут по имени, ради всех святых, его будущего тестя? И кто он по профессии? Нельзя же бегать ко всем живущим в Берлине Шульце и спрашивать: "Есть ли у вас, во-первых, дочь и не она ли, во-вторых, моя невеста?" На это жизни не хватит! Потом Хагедорн пошел в кино на комедию. Каждый раз, смеясь, он сердился на себя. К счастью, в картине было немного смешных мест. Иначе у молодого человека непременно начался бы внутренний разлад. После кино он съел в пивной жареные сардельки с капустой. Затем вернулся на вокзал и сидел, потягивая баварское пиво, в зале ожидания. Он размышлял о будущих рекламных баталиях, но ни одна смелая идея не приходила ему в голову. Он все время думал о Хильде. А если он ее не найдет? И вдруг она не даст о себе знать? Что тогда? В поезде пассажиров было немного. Фриц сидел в купе один. До Ландсгута он шагал взад-вперед по купе как в клетке. Потом улегся и сразу уснул. Снились ему всякие диковины. В последнем сне действие происходило в адресном столе. На дверях были прикреплены таблички в алфавитном порядке, со всевозможными фамилиями. У двери с табличкой "Шнабель-Шютце" Хагедорн остановился, постучал и вошел. За перегородкой сидел снеговик Казимир в полицейском шлеме. У него был очень строгий вид. Поглаживая усы, он поинтересовался: -- Что вам угодно? -- Скажите, Шульце у вас? -- спросил Фриц. -- Все Шульце у нас, -- сказал Казимир. -- Почему так во множественном числе? -- спросил Фриц. -- Распоряжение Президиума полиции, -- резко ответил Казимир. -- Извините, -- сказал Фриц. -- Я ищу фройляйн Хильдегард Шульце. Когда она смеется, у нее на щеке появляется ямочка. Не две, как у других девушек, а одна. И в зрачках у нее золотые искорки. Казимир тщательно порылся в картотечных ящиках и кивнул посетителю: -- Есть такая. Раньше она жила на радиомачте. Потом выписалась и переехала в Альпы. -- Но сейчас она снова в Берлине, -- утверждал Фриц. -- Радиомачте об этом ничего не известно, -- сказал снеговик, -- она, кажется, вообще не числится. Может, ее сдали. Незаметно следуйте за мной! Они спустились в подвал. Здесь длинными рядами стояло много шкафов. Казимир отпирал их один за другим. В каждом шкафу были четыре секции. А в каждой секции стоял человек. Это были люди, нигде не прописанные, а также те, кто начисто забыл, где они жили раньше. И наконец, дети, которые не знали, как их зовут. -- Ну и ну, -- испуганно сказал Хагедорн. Взрослые в секциях стояли и разозленные, и задумчивые. Дети плакали. Грустное было зрелище. В одной секции стоял ученый, между прочим историк; он считал себя забытым зонтиком и потребовал от Казимира, чтобы его наконец закрыли. Расставив ноги и разведя руки, он повторял: -- Ведь дождь кончился, кончился! Фриц захлопнул дверцу. Они заглянули почти во все шкафы. Однако Хильдегард нигде не обнаружили, Фриц вдруг приставил ладонь к уху: -- В последнем шкафу плачет женщина! Снеговик отпер дверцу. В крайнем углу спиной к ним стояла юная девушка и громко плакала. Хагедорн испустил радостный крик. Потом растроганно сказал: -- Господин Снегошлем, это она. -- Она стоит спиной, -- проворчал Казимир. -- Я не вижу ямочки. -- Хильда! -- крикнул Фриц. -- Посмотри на нас, пожалуйста! Иначе тебе придется остаться здесь. Хильда обернулась. Хорошенькое личико было заревано. -- Не вижу никакой ямочки, -- сказала снеговик. -- Запираю шкаф. -- Хильдочка! -- крикнул Фриц. -- Улыбнись! Дядя не верит, что у тебя есть ямочка. Станцуй ему умирающего лебедя! Встаньте, драгоценная графиня! Завтра заложим твое кольцо и две тысячи марок прокатаем на американских горках. Ну, смейся! Смейся! Все было напрасно. Хильда его не узнавала. Она не улыбалась и не смеялась. Стояла в углу и плакала. Казимир вставил ключ в замок дверцы. Фриц вцепился в его руку. Снеговик другой рукой схватил молодого человека за чуб и тряхнул его. -- Перестаньте! -- яростно крикнул Хагедорн. -- Ну, ну, ну, -- сказал кто-то. -- Очнитесь! Перед ним стоял кондуктор. -- Прошу билеты! За окном светало. Утром в квартиру фрау Хагедорн на Моммзенштрассе позвонили. Старая дама открыла дверь. У порога стоял Карлуша, ученик мясника Кухенбуха. -- Здравствуй, -- сказала она. -- Мой сын опять звонит по телефону? Карлуша покачал головой. -- Мастер передает вам привет, а сегодня сюрприз будет побольше, чем позавчера. И вы, пожалуйста, не пугайтесь. К вам придет гость. -- Гость? -- переспросила дама. -- Гостей не пугаются! Так кто придет? С лестницы послышалось: "Ку-ку! Ку-ку!" Матушка Хагедорн, всплеснув руками, вышла на лестничную площадку и посмотрела за угол. Этажом ниже на ступеньках сидел ее сын и махал ей рукой. -- Ну, знаете, дальше ехать некуда! -- сказала она. -- Что тебе надо в Берлине, озорник ты этакий! Тебе же полагается быть в Брукбойрене! Вставай-ка, Фриц! Ступеньки слишком холодные. -- Мне обратно ехать? -- спросил он. -- Или сначала кофейку дадут? -- Марш в гостиную! -- скомандовала она. Он медленно поднялся и проскользнул с чемоданом мимо нее, словно в испуге. Карлуша захохотал и удалился. Мать с сыном рука об руку вошли в квартиру. За завтраком Фриц подробно рассказал о событиях предыдущего дня. Потом прочитал оба прощальных письма. -- Тут что-то не так, мой бедный мальчик, -- задумчиво сказала мать. -- Ты с твоей доверчивостью опять попал впросак. Давай поспорим? -- Нет, -- возразил он. -- Ты всегда воображаешь, будто можно с первого взгляда определить, есть что-то в человеке или нет, -- сказала она. -- Если бы ты был прав, мир выглядел бы немножко иначе. Если бы все честные люди выглядели честно, а все подлецы подло, то можно было бы смеяться. Тебе испортили чудесный отдых. С первого числа ты пойдешь в контору. Уехал на неделю раньше, Хоть плачь! -- Но, вероятно, именно поэтому Эдуард не простился со мной! -- воскликнул он. -- Он боялся, что я поеду с ним, а ему хотелось, чтобы я остался в Брукбойрене. Он же не предполагал, что я узнаю, как гнусно с ним обошлись, -- По крайней мере он мог бы приписать свой берлинский адрес, -- сказала мать. -- Можешь говорить что хочешь, но тактичный человек сделал бы это. И почему ба- рышня не попрощалась с тобой? Почему она не оставила адреса? От девушки, на которой ты собираешься жениться, мы можем это требовать! Все как полагается! -- Ты их не знаешь, -- возразил он, -- Иначе ты так же мало поняла бы во всем этом, как и я, Ошибаться в людях можно, Но ошибиться до такой степени нельзя. -- И что же дальше? -- спросила она, -- Что собираешься делать? Он поднялся, взял шляпу, пальто и сказал: -- Искать обоих! Она смотрела из окна, как он переходил улицу. "Горбится, -- подумала она, -- А когда горбится, значит, грустит", В течение следующих пяти часов кандидат Хагедорн напряженно работал. Он посещал людей, которых звали Эдуард Шульце. Это было совершенно бессмысленное занятие. Если дверь открывал глава семейства, еще куда ни шло. Тогда Фриц хотя бы видел, что Эдуард не тот, и лишь спрашивал, есть ли у него дочь по имени Хильдегард. Но если в дверях появлялась фрау Шульце, от досады можно было лопнуть. Ведь нельзя же было просто спросить: "Ваш супруг был в Брукбойрене до вчерашнего дня? У вас есть дочь? Ее зовут Хильда? Нет? До свидания!" Он пробовал по-всякому. Тем не менее у него сложилось впечатление, что его везде принимали за сумасшедшего. Особенно скверно было на Прагерштрассе и на Мазуреналлее. На Прагерштрассе тамошняя фрау Шульце возмутилась: -- Значит, этот негодяй был в Брукбойрене? Меня он уверял, что приехал из Магдебурга. А баба с ним была? Такая толстая, рыжая? -- Нет, -- сказал Фриц. -- Это был не ваш муж. Вы несправедливы к нему. -- А зачем вы тогда сюда пришли? Не-ет, любезный, так не выйдет! Вы останетесь здесь! Подождем, пока мой Эдуард вернется домой! Я ему покажу! Хагедорн еле вырвался и убежал. Вслед ему неслась такая ругань, что дрожала лестница. А у Шульце на Мазурен-аллее была дочь, которую звали Хильдегард! Правда, ее не было дома. Но отец был здесь. Он пригласил Фрица в гостиную. -- Вы знаете мою дочь? -- спросил он. -- Я не уверен, -- смущенно сказал Фриц, -- Может быть, это она. А может, нет. У вас есть под рукой фотография юной дамы? Господин Шульце угрожающе засмеялся. -- Надеюсь, вы встречались с моей дочерью не только в темноте? -- Ни в коем случае, -- ответил Фриц. -- Я хочу лишь убедиться, идентична ли ваша дочь моей Хильде. -- У вас серьезные намерения? -- строго спросил господин Шульце. Молодой человек кивнул. -- Это меня радует, -- сказал отец. -- У вас хороший доход? Вы пьете? -- Нет, -- сказал Фриц. -- То есть я не пьяница. Жалованье приличное. Пожалуйста, покажите фотографию! Господин Шульце поднялся. -- Не обижайтесь, но мне кажется, что у вас есть пунктик. -- Он подошел к пианино, взял фотопортрет и сказал: -- Вот! Хагедорн увидел худую безобразную девицу. Снимок был сделан на карнавале. Хильда Шульце в костюме Пьеро игриво улыбалась. То, что она косила, могло зависеть от фотографа. Но в том, что у нее кривые ноги, его вины не было. -- О Господи! -- прошептал Фриц. -- Тут произошло недоразумение. Извините за беспокойство! Он выбежал в коридор, но вместо лестницы попал в спальню, повернул обратно, увидел господина Шульце, надвигавшегося на него, словно ангел-мститель, открыл, к счастью, нужную дверь и ринулся вниз по лестнице. После этого события Хагедорн поехал на трамвае домой. Он проэкзаменовал двадцать трех берлинцев по фамилии Шульце. Работы оставалось еще дней на пять. Мать встретила его взволнованной: -- Угадай, кто здесь был? Он оживился: -- Хильда? Эдуард? -- Ну что ты, -- ответила она. -- Пойду спать, -- сказал он устало. -- Дня через три найму сыщика. -- Правильно, мой мальчик. Но сегодня вечером мы приглашены. Я купила тебе красивейшую сорочку. И галстук. В красно-синюю полоску. -- Спасибо, мама, -- сказал он и опустился на стул. -- А куда нас пригласили? Она взяла его за руку. -- К тайному советнику Тоблеру. Он вздрогнул. -- Ну не замечательно ли это? -- спросила она. -- Представь себе! Звонят, три раза. Я открываю. На площадке стоит шофер в ливрее. Спрашивает, когда ты вернешься из Брукбойрена? "Мой сын уже здесь, -- отвечаю. -- Приехал рано утром". Он кланяется и говорит: "Тайный советник Тоблер просит вас и вашего сына пожаловать к нему в гости сегодня вечером. Будет обычный ужин. Тайный советник желает познакомиться со своим новым сотрудником". Потом он немного помялся и сказал: "Приходите, пожалуйста, безо всяких шикарных нарядов. Господин тайный советник не очень это любит. Восемь часов вечера вас устроит?" Прекрасный человек. Предложил заехать за нами на автомобиле. Но я сказала, что лучше мы приедем трамваем. 76-й и 176-й останавливаются вблизи их дома. Что же касается шикарных нарядов, то пусть не беспокоятся, у нас их все равно нет. -- Она с ожиданием посмотрела на сына. -- Пожалуй, нам следует пойти туда, -- сказал он равнодушно. Фрау Хагедорн не верила своим ушам. -- Мой мальчик, я разделяю твои горести, -- сказала она. -- Но тебе надо взять себя в руки! -- Она ласково погладила его по волосам. -- Выше голову, Фриц! Мы идем сегодня к Тоблерам! Очень любезно с его стороны. Ведь ему это, собственно говоря, совсем не нужно, а? Мультимиллионер, владелец концерна, у него наверняка тысяча служащих. Если он с каждым будет ужинать! В конце концов, нам оказана честь. Сегодня мы улаживаем дела. Я, надену черное шелковое. Старой женщине незачем модничать. Если он найдет меня недостаточно элегантной, я ничем ему не смогу помочь. -- Правильно, мамочка, -- сказал Фриц. -- Не ломай голову из-за этих двух Шульце, мой мальчик! -- сказала она. -- Завтра тоже будет день. Он печально улыбнулся. -- И еще какой день! -- сказал он и вышел из комнаты. Глава двадцатая САМОЕ ГЛАВНОЕ ЕЩЕ ВПЕРЕДИ Фриц Хагедорн и его мать следовали за слугой, который открыл парковую калитку. Между голых деревьев через ровные промежутки горели большие фонари. У парадной лестницы мать прошептала: -- Слушай, да это настоящий дворец! В холле слуга принял у них шляпы и пальто. Он хотел было помочь старой даме снять ботики, но она, усевшись на стул, сунула ему в руки зонтик и заявила: -- Этого еще не хватало! Они поднялись на второй этаж. Слуга шел впереди. В одной из ниш на лестнице стоял римский воин из бронзы. Матушка Хагедорн не удержалась. -- Он присматривает, чтобы ничего не унесли. Слуга отворил дверь. Они вошли. Дверь за ними бесшумно закрылась. Они стояли в небольшом салоне в стиле "бидермайер". У окна сидел какой-то господин. Увидев их, он поднялся. -- Эдуард! -- крикнул Фриц и бросился к нему. -- Слава Богу, ты нашелся! Старик Тоблер тебя тоже пригласил? Вот это замечательно. Мама, это он! Мой друг Шульце. А это моя мать. Они поздоровались. Фриц обалдел от радости. -- Я тебя обыскался. Скажи, ты вообще в адресной книге значишься? Не знаешь, где живет Хильда? И тебе не стыдно, что бросил меня в Брукбойрене? А почему Хильда и тетя Юлечка уехали вместе с тобой? И господин Кессельгут тоже? Какой красивый костюм у тебя. По случаю или авансом? Молодой человек весело похлопал по плечу своего старого приятеля. Эдуарду не дали и рта раскрыть. Он неуверенно улыбался. Его план был нарушен. Фриц все еще принимал его за Шульце! Хоть тресни! Матушка Хагедорн села на стул и наконец сняла ботинки. -- Погода меняется, -- объяснила она. -- Господин Шульце, рада с вами познакомиться. Ну вот, мой мальчик, одного нашли. Невесту тоже найдем. В дверь постучали. Вошел слуга. -- Фройляйн Тоблер велела спросить, не желает ли милостивая госпожа немного побеседовать с ней перед ужином. -- Кто это "милостивая госпожа"? -- поинтересовалась старая дама. -- Вероятно, имеют в виду вас, -- сказал Эдуард. -- "Милостивую госпожу" вводить не будем, -- проворчала она. -- Я фрау Хагедорн. Звучит достаточно хорошо. Ну ладно, пойду поболтаю. В конце концов, барышня -- дочь вашего шефа. Она поправила полуботинок, кивнула обоим мужчинам и пошла вслед за слугой. -- Ну зачем ты вернулся в Берлин? -- спросил Эдуард. -- Позволь! -- обиженно сказал Фриц. -- Когда швейцар Польтер сообщил мне, что произошло, Хагедорна уже нельзя было удержать. -- Эта Каспариус предложила мне через директора двести марок, если я немедленно исчезну. -- Ну и наглая баба! -- сказал Фриц. -- Хотела меня соблазнить. Это ясно. Ты был помехой в ее разгульной жизни. Вот, наверно, выпучила глаза, когда я уехал! -- Он тепло посмотрел на друга. -- Нашел тебя все-таки! Теперь отыскать Хильду, и все будут в сборе,.. А почему она удрала? Она тебе не дала свой адрес? Постучали. Дверь в соседнюю комнату открылась. Появился слуга и тотчас исчез. Эдуард поднялся и пошел в ту комнату. Фриц осторожно двинулся за ним. -- Ага! -- сказал он. -- Рабочий кабинет шефа. Скоро он, наверно, появится сам. Эдуард, давай без глупостей! Сейчас же пересядь на другой стул! -- Фриц рассердился, так как Эдуард уселся за письменный стол. -- Если старик Тоблер не понимает шуток, то мы вылетим в два счета! Ну пересядь куда-нибудь! Ведь я собираюсь жениться, Эдуард! Однако тот остался сидеть за письменным столом. -- Теперь выслушай меня, пожалуйста, -- попросил он. -- В Брукбойрене я тебя немного обманул. Не скажу, что мне это было приятно. Не люблю врать. Очень не люблю. Но в чертовом отеле я не решился сказать правду. Боялся, что ты меня превратно поймешь. -- Эдуард, -- сказал молодой человек. -- Ты начинаешь меня дурачить! Не нужно сказок! Выкладывай все как есть! В чем ты меня надул? Но прежде, чем ответишь, пересядь на другой стул. Это нервирует меня. -- Дело в том... -- начал Эдуард. -- Со стулом это тоже связано. Мне ужасно трудно... Значит... Тут снова постучали. Вошел слуга, сказал: -- Кушать подано, господин тайный советник! -- и вышел. -- Что такое? -- спросил Хагедорн и поднялся. -- Что лакей тебе сказал? Тайный советник? Эдуард смущенно пожал плечами. -- Представь себе! -- сказал он. -- Ничего не могу изменить, Фриц. Не сердись на меня, ладно? Я -- старик Тоблер. Молодой человек схватился за голову. -- Ты Тоблер? Ты миллионер, за которого принимали меня? Из-за тебя у меня в номере были три кошки, а в постели кирпичи? Тайный советник кивнул. -- Именно так. Моя дочь тайком от меня позвонила в отель. И когда ты и я прибыли, нас перепутали. Я не мог открыть свое инкогнито. Ведь приз на конкурсе я выиграл под фамилией Шульце! Теперь ты понимаешь? Хагедорн сухо поклонился. -- Господин тайный советник, при сложившихся обстоятельствах хочу вас просить... -- Фриц, остановись! -- сказал Тоблер. -- Прошу тебя, не говори ничего сгоряча! Запрещаю тебе, слышишь? Он подошел к молодому человеку, лицо которого выражало упрямство. -- Ну что ты вообразил? Неужели ты так мало ценишь нашу дружбу, что запросто можешь ее отбросить? И только потому, что у меня есть деньги? Но это же не позор! -- Он взял молодого человека под руку и стал ходить с ним взад-вперед по кабинету. -- Пойми, то, что я переоделся бедняком, было не только шуткой. Мне захотелось побыть среди людей без фатального ореола миллионера. Хотелось сблизиться с ними, узнать на собственном опыте, как они ведут себя с бедняком. Ну вот, шутка окончена. То, что я хотел испытать, мало значит в сравнении с тем, что я пережил. Я нашел друга. Наконец обрел друга, мой мальчик! Дай руку старику Тоблеру! -- Он протянул руку Фрицу. -- Ну, черт возьми, упрямая твоя башка! Ну? Фриц схватил протянутую руку. -- Все в порядке, Эдуард, -- сказал он. -- И прости, пожалуйста. Когда они вошли в столовую, тайный советник заметил: -- Мы, конечно, первые. И чего женщины всегда так долго судачат! -- Да, ведь у тебя есть дочь, -- сказал Хагедорн. -- Сколько ей в общем и целом? Тоблер усмехнулся. -- На выданье она и несколько дней назад обручилась. -- Здорово, -- сказал Фриц. -- Поздравляю. А теперь без шуток: ты действительно не знаешь, где живет Хильда? -- Она не сообщила мне адреса, -- дипломатично ответил Тоблер. -- Но ты их получишь. Хильду и адрес. -- У меня тоже такое предчувствие, -- сказал молодой человек. -- Но когда она мне попадется, я ей задам взбучку! А то еще вообразит, что я позволю будущей жене вертеть мною. Тут надо вовремя пресечь. Ты не находишь? Открылась дверь, въехал сервировочный столик, уставленный супницами и блюдами. Его толкал перед собой седовласый слуга. Когда столик остановился, слуга поднял лицо и сказал: -- Добрый вечер, господин кандидат. -- Здравствуйте, -- машинально ответил Хагедорн, но тут же вскочил на ноги: -- Господин Кессельгут! Слуга кивнул: -- Он самый, господин кандидат. -- А пароходная линия? -- Была маскировкой, -- объяснил тайный советник. -- Иоганн мой старый камердинер. Я не хотел ехать в Брукбой-рен один. Поэтому он превратился в судовладельца. Свою роль он сыграл блестяще. -- Это было нелегко, -- скромно заметил Иоганн. -- Будет ли противоречить вашей служебной этике, если я крепко пожму вам руку? -- спросил Фриц. -- Мне кажется, что в данном случае я могу сделать исключение, -- ответил Иоганн. Фриц пожал ему руку. -- Теперь я понимаю, почему вы пришли в ужас от комнаты Эдуарда. Хорошо вы меня разыграли! -- То была не комната, а ультиматум, -- сказал Иоганн. Фриц снова уселся. Старый благородный слуга расставлял на столе блюда. -- Как вспомню, что вместо тебя дал себя массировать, то о примирении не может быть и речи, -- сказал Фриц Эдуарду. -- Кстати, я купил тебе старинную оловянную кружку. А вам, Иоганн, ящичек гаванских. А Хильде пару сережек. Мне только остается продеть их себе в нос. -- Большое спасибо за сигары, господин кандидат, -- сказал Иоганн. Хагедорн хлопнул ладонью по столу. -- Ах, этого вы еще не знаете! Перед отъездом я сказал директору отеля и швейцару, что я вовсе не переодетый миллионер! Таких вытянутых рож я в жизни не видел. -- Иоганн, генеральный директор Тидеман звонил? -- спросил Тоблер. -- Еще нет, господин тайный советник. Слуга обратился к Хагедорну: -- Концерн Тоблера сегодня или завтра купит гранд-отель "Брукбойрен". И те оба вылетят с треском. -- Но, Эдуард, -- сказал Фриц, -- разве можно наказывать двух служащих за высокомерие постояльцев? Согласен, они вели себя мерзко. Но твоя затея выступить мнимым бедняком в отеле-люкс тоже была довольно слабоумной. -- Иоганн, он прав? -- спросил тайный советник. -- Более или менее, -- признал слуга. -- Только вот выражение "слабоумной" мне кажется несколько резким. Все рассмеялись. В это время вошла мать Фрица. -- Там, где смеются, бояться нечего, -- сказала она. Фриц вопросительно посмотрел на нее. -- Я все знаю, мой мальчик. Фройляйн Тоблер меня посвятила. Она очень боится тебя. Ведь это по ее вине ты пробыл несколько дней миллионером. А вообще она очаровательная девушка, господин тайный советник! -- Я -- Тоблер, -- возразил он. -- А то буду называть вас милостивой госпожой! -- Очаровательная девушка, господин Тоблер! -- сказала старая дама. -- Жаль, что вы оба уже обручены, Фриц! -- Мы могли бы отпраздновать двойную свадьбу, -- предложил Хагедорн. -- Вряд ли это получится, -- сказал тайный советник. Неожиданно мать Фрица трижды хлопнула в ладоши. Раскрылась дверь. В столовую вошли молодая девушка и старая дама. Фриц издал нечленораздельные звуки, опрокинул стул, бросился к фройляйн и схватил ее в объятия. -- Наконец-то, -- прошептал он через некоторое время. -- Любимый, -- сказала Хильдегард.-- Ты на меня очень сердишься? Он обнял ее еще крепче. -- Не раздавите свою невесту, -- заметила стоявшая рядом дама. -- Никто ее у вас не отнимает. Фриц отступил на шаг. -- Тетя Юлечка? Как вы сюда попали? А-а, вас пригласил Эдуард, чтобы преподнести мне сюрприз. Хильда посмотрела на него. Своим прямолинейным взглядом. -- Все обстоит иначе, Фриц. Помнишь, что я тебе ответила в Брукбойрене, когда ты спросил, какая у меня фамилия? -- Конечно, -- ответил он. -- Ты сказала: Шульце. -- Ошибаешься. Я сказала, что моя фамилия такая же, как у твоего друга Эдуарда. -- Ну да! Эдуарда ведь звали Шульце. -- А как его зовут теперь? Фриц перевел взгляд с нее на стол. Потом сказал: -- Ты его дочь? Ах ты Боже мой! Она кивнула. -- Мы так боялись за отца. Поэтому я выехала туда вместе с фрау Кункель. По письмам Иоганна нам было известно, как издеваются над отцом. -- Вот как, -- сказал он. -- Значит, тетя Юлечка вовсе тебе не тетя? -- О нет, -- сказала Кункель. -- Я -- экономка. С меня этого достаточно. -- С меня тоже, -- сказал Хагедорн. -- Никто не был тем, кем казался. А я, дурень, всему поверил. Счастье, что я не стал сыщиком! -- Он пожал Кункель руку. -- Я очень рад, что вы не тетя. Иначе я потерял бы ориентацию. Ведь у меня есть друг, который будет моим тестем. А моя будущая жена -- дочь моего тестя, нет, моего друга. Кроме того, мой друг является моим шефом. -- Не забудь, чтобы тебе вернули твои работы, -- напомнила мать. -- Они уже в моем кабинете, -- сказал Тоблер. -- Тут ничего не поделаешь, мой мальчик. Ты будешь директором нашего отдела пропаганды. Со временем тебе придется также войти в курс остальных дел. Мне нужен преемник. Причем такой, который станет заботиться о концерне больше, чем это делал я. А я буду собирать почтовые марки и вместе с твоей матерью интересоваться нашими внуками. -- Только не напирайте, -- сказала Хильда. -- Если ты женишь Фрица на концерне, я уйду в монастырь. Вот тогда увидишь, с чем вы останетесь. -- Внуки для меня важнее, -- сказала матушка Хагедорн. Тайный советник утешил старую даму. -- По вечерам у него будет время. Все уселись. Хильда и Фриц придвинулись друг к другу. Иоганн снял крышку с дымящейся глиняной чаши. -- Что у нас сегодня? -- спросил Тоблер. Кункель сложила руки на животе и ответила: -- Говядина с лапшой. Когда они пили кофе с коньяком, зазвонил телефон. Иоганн подошел к аппарату. -- Генеральный директор Тидеман хочет с вами говорить, господин тайный советник. -- Он протянул трубку. -- Это наверняка насчет покупки отеля. -- Эдуард! -- крикнул Фриц. -- Сделай милость, не выгоняй директора и швейцара! -- А для чего он тогда велел купить отель? -- спросила фрау Кункель. -- Эти пройдохи вылетят. Услуга за услугу! Тайный советник стоял у телефона. -- Добрый вечер, Тидеман. Так я и подумал. Да, насчет отеля. Ну и как? Что? Владелец не желает продавать? Ни за какую цену? Остальные прислушивались к разговору. Тоблер сделал удивленное лицо. -- Не хочет именно мне? А почему? Секундой позже он расхохотался и положил трубку. Смеясь, вернулся к столу и сел, продолжая смеяться. Все за столом сидели в недоумении. -- Ну говори же! -- взмолился Фриц. -- Почему ты не можешь купить отель? -- Потому что он уже принадлежит мне, -- ответил тайный советник. OCR, Spellcheck: Илья Франк, http://franklang.ru (мультиязыковой проект Ильи Франка) 127 Мультиязыковой проект Ильи Франка www.franklang.ru frank@franklang.ru