ние, наша обязанность - быть ассенизаторами, и я не вправе отказываться от такой работы. Например, достаточно ловкое объяснение случайной якобы встречи на стоянке автомашин, данное братом, позволило мне не потерять лицо, но в то же время в определенном смысле еще более усилило подозрения. Если он так хорошо разбирался в обслуживании и ремонте автомобилей, то не исключена возможность его связи с воровским синдикатом, специализирующимся на угоне автомашин (может быть, на эту мысль меня навела статья, которую я недавно прочел в газете, об аресте крупной воровской шайки). Нет, должно быть, все гораздо проще. Хотя бы такой пример. Вполне возможно, что он выправлял вмятины и менял номерной знак на машине преступника, который сбил человека и скрылся, или кто-нибудь заставил его это сделать, а может быть, он сам этот преступник, сбивший человека и скрывшийся... Благодаря его блестящему мастерству следы удалось запутать, но результат оказывается обратным, он приперт к стене... в конце концов положение его становится невыносимым, и он прячется... к тому же жена, заявительница, прекрасно понимая это, старается прикрыть побег, и, значит... значит, мне нечего лезть в это дело. Лишь одно предчувствие не дает покоя... робкая надежда, которая ни за что не хочет покинуть меня... тот нежный лимонный свет в окне, когда я стоял на пронизывающем ветру, обратившись в мороженую рыбу, приковал меня и не отпускал. Я не мог отделаться от ощущения, что меня поманили и я вошел, игнорируя преграды... никаких оснований для такого ощущения не может, конечно, быть... но это беспокойство... проклятое подозрение: не совпадает ли преграда, воздвигнутая заявительницей, с той, что воздвигнута ее самозваным братом... фу, как противно... не могу заставить себя отделаться от мысли, что брат не тот человек, за кого себя выдает... потому-то я и хочу притаиться у щели в преграде, приняв стойку охотничьей собаки, чтобы иметь возможность выскочить в любую минуту. Щель в преграде... спичечный коробок... О кафе "Камелия" в моем донесении нет неправды. Нет неправды, и все логично. Не удалось найти ничего, что связывало бы "Камелию" с ним. Хотя это можно утверждать лишь в том случае, когда речь идет о внешнем виде коробка. А вот если заглянуть внутрь... головки разных цветов... двадцать шесть спичек с черной головкой и девять с белой... сколько ни успокаивай себя, сколько ни уговаривай - тревожный факт, не укладывающийся в созданную мной схему... разве нет? Ведь спички, которые мне дали сегодня утром в "Камелии", оказались с белыми головками, и, значит, те двадцать шесть с черными головками были вложены позже. Ну кто станет сейчас класть спички в рекламный спичечный коробок из кафе? Как цены ни поднимаются - спички и вода в любом кафе бесплатные. Однако в моем донесении я прошел мимо этого факта. Потому что, поступи я иначе, мне бы пришлось перешагнуть запретную преграду, растоптать ее. Мне так хотелось сделать это, но я еще не мог решиться... На то, что спички разноцветные, я обратил внимание в прошлый вечер. Когда наконец я оторвался от лимонного окна и влез в машину, отопление лишь загнало внутрь окоченелость, и меня колотила безудержная дрожь - я стал даже опасаться, смогу ли нормально вести машину. Постепенно кишащая людьми улица стала меня раздражать, и я решил оставить машину на стоянке у станции S. Сворачиваю за угол по дорожке, идущей вдоль кинотеатра - облупленные стены, выщербленный асфальт, темные укромные уголки - они точно ждут кого-то. Сюда доносится шум оживленной улицы, но тем не менее я замечаю мужчину, пристроившегося у столба, заклеенного объявлениями. Толкаю левую половинку большой двустворчатой двери, ничем не примечательной, ярко освещенной распивочной-автомата на следующем углу и вхожу внутрь. Может быть, такое время, но посетителей вдвое меньше, чем обычно, и поэтому кажется очень тихо. У входа в одной из разменных касс меняю четыре стоиеновые монеты на десятииеновые. У противоположной стены выстроились в ряд восемь белых с красной каймой прямоугольных металлических ящиков, и, если бы не надписи, их легко можно было бы принять за бензиновые колонки. Пробравшись между маленькими столиками, расставленными параллельно в пять рядов, не теряя времени, останавливаюсь у свободного автомата, крайнего справа. Специфический возбуждающий запах... городская вонь, которая окутывает город, когда после десяти часов вечера пользование канализацией резко сокращается... в обрамленную латунью щель под красной стрелкой в правом верхнем углу автомата опускаю несколько десятииеновых монет... каждый раз раздается мелодичный звук, а после того, как опущена восьмая, зажигается красная лампочка... подставив под кран бумажный стаканчик, я поворачиваю вправо ручку из нержавеющей стали - выливается сто восемьдесят граммов желтоватой жидкости - подогретого дешевого сакэ. Чтобы не дать уйти теплу, обхватываю стакан обеими руками и сразу же залпом отпиваю треть. По пути к облюбованному столику в несколько глотков допиваю остальное. У моего излюбленного столика уже стоял человек. Под застиранной темно-синей спецовкой яркий узорчатый шарф. Без пальто. Коренастый, плотный, под ногтями на руке, ухватившей стакан, черный мазут - наверно, истопник из соседнего многоэтажного дома. Восьмичасовые посетители - почти все служащие, и мне смешаться с ними очень легко, а позже посетители уже совсем другие. Освобождая место, мой предшественник обернулся. В дырке от выпавшего зуба торчал кончик языка. Вроде бы уже здорово выпил. Центр тяжести у него все время перемещается - от пяток к носкам. Жаль, что в этом заведении нет стульев. Громко потягивая сакэ из бумажного стакана, внимательно следит, сколько у меня денег. ...Ха, вам тоже нравится это сакэ, удивительно. Потом, понизив голос: дайте в долг десятииеновую монетку. Я здесь частый гость, так что верну, не обману. Если не верите, могу и расписку написать. Одну монетку в десять иен - отдам обязательно... В этом заведении, правда, не принято было обращаться к соседу. Да и все мое нутро было напряжено в каком-то ожидании. Но я, не возражая, быстро достал десятииеновую монету, и он тут же выхватил ее, даже не поблагодарив, и пошел на этот раз не к автомату, а к окошечку, где чем-то торговали. На столиках в ряд стоят маленькие автоматы. Там можно купить что душа пожелает, начиная от арахиса, соленых бобов - без них не обойдешься, - кедровых орешков и сушеных мидий и кончая предсказаниями судьбы. Там же был автомат, продающий горячий тофу - соевый творог. Автомат этот, рекламировавшийся как единственный во всей стране и установленный только в этом заведении, был похож на игрушечного робота с оторванными руками и ногами. Обычно, гудя как пылесос, он собирал возле себя целую очередь, но в этот вечер, может быть потому, что товар кончился, он стоял тихо, беззвучно. Сначала я купил десятииеновую порцию кедровых орешков. Они ссыпались мне в ладонь, и я разом отправил их в рот... да там всего-то было зерен двадцать. Когда я отпил до половины второй стакан, у меня неожиданно потекло из носа. Потом купил порцию китового мяса с соевым соусом в треугольном пакетике. В тот вечер опьянение началось где-то у лба и постепенно спускалось вниз, при этом внутри у меня возникали какие-то звуки, будто кошка ступает по оцинкованной крыше. Когда я, наполнив третий стакан, вернулся на свое место, то почувствовал себя легко и свободно, точно тело мое стало невесомым. Рядом с моим стаканом находился автомат, предсказывающий судьбу. Может быть, оттого, что напряжение упало слишком резко, и оттого, что не нужно было, расставив локти, оберегать свой стакан, как это всегда бывает в часы пик, я отдался водовороту опьянения, крутящемуся все быстрее и быстрее. Я неожиданно заметил, что поверхность стола покрыта имитирующим дерево пластиком, увидел, что оспины, усыпающие весь стол, - следы от сигарет, и даже обнаружил, что какая-то часть оспин движется - это тараканы... и поскольку теперь мне все безразлично, я поддался побуждению, не двигаясь с места, заставить время остановиться, ограничив для себя вселенную лишь тем, что находится сейчас в поле моего зрения. На столе перед каждым посетителем - алюминиевая пепельница, такая большая, что даже мешает. Между столиками расставлены бесформенные оцинкованные урны. Но все равно сигареты гасят о стол, а бумажные стаканы и тарелки, сломанные палочки для еды будто нарочно бросают мимо урн, и ими усыпан весь пол. Бывая здесь в часы, когда полно народу, я совсем не обращал на это внимания, но, может быть, покой, умиротворенность, которые чувствуешь приходя сюда, берут свое начало в специфическом ощущении, которое передается через подошву ботинка, спокойно топчущего эти горы мусора. Преданность и повиновение - прекрасная сторона обслуживания с помощью автоматов. Посетитель, оставаясь в одиночестве, может спокойно тешить свою королевскую гордость. Вот потому-то он и изливает переполняющее его негодование не в пепельницу, а на значительно большую площадь - на весь стол, не в урну, а на значительно большую площадь - на весь кафельный пол. Мне захотелось завести разговор о чем угодно, пусть хоть о летающих тарелках, с каким-нибудь совершенно незнакомым человеком. Но неписаный закон этого заведения - не обращаться к незнакомым. Мне тоже нравилось такое неписаное правило, и поэтому не оставалось ничего другого, как прибегнуть к услугам самого близкого ко мне автомата, предсказывающего судьбу. Опускаю десятииеновую монету. "Удача - на юге всплывает счастливое облако. Ты медленно идешь к цели, и врата счастья открыты перед тобой. Рассчитывай только на собственные силы. Будь осторожен в любви. Следи за тем, чтобы не потерять деньги и не попасть под дождь. То, что ищешь, лежит под ногами. Весенние дожди несут радиоактивные осадки - пользуйся зонтом". Недостаток бумажных стаканов - как ни старайся, все равно намочишь руку. Может быть, поэтому, когда я попытался закурить, спички не хотели зажигаться, я даже разозлился. Я сложил две спички вместе... и вдруг обратил внимание, что головки у них разного цвета. И хотя опьянение все еще шло по спирали, некоторые протрезвевшие участки мозга уже начали соединять отдельные звенья в единую цепь. Я вспомнил, что этот спичечный коробок, который я безотчетно держал в руке, - важнейшее вещественное доказательство, только что полученное от заявительницы, завернул его в платок и спрятал поглубже во внутренний карман. Но еще раньше, точно высветившись вспышкой магния, эти две спички четко отпечатались в моем сознании. Белая головка и Черная головка Моя мысль, точно рентгеновские лучи, проникнув сквозь все обстоятельства и события, стремительно двинулась прямо к выводам. О том, что он не был завсегдатаем, часто посещавшим кафе "Камелия", можно было легко догадаться по спичечному коробку и тому, как была истерта этикетка. Будь он завсегдатаем - в любое время мог бы взять новый. Но поскольку головки спичек были двух цветов, трудно утверждать и то, что он был случайным посетителем. Разве тот факт, что он запросто заходил в кафе лишь для того, чтобы наполнить опустевший коробок, не доказывает, что если он и не был завсегдатаем, то мало чем отличался от завсегдатая. Может быть, он имел с этим заведением еще более тесные связи, чем обычный постоянный посетитель. Я отпил уже половину третьего стакана, поднес к предсказанию судьбы горящую спичку (конечно, уже другую), а моя мысль, преследуя разбегающихся тараканов, устремляется прямым курсом дальше. Спичечный коробок из кафе, куда он редко заходил... что же заинтересовало его в этом коробке?.. рисунок на этикетке?.. глупость... может быть, номер телефона?.. если так, то можно предположить... в кафе "Камелия" у телефона сидит одна из тех молоденьких девиц, о которых мечтают мужчины средних лет, и на груди только что не висит табличка: "Ищу избавителя и заступника", и он, время от времени демонстрируя свою приветливость, на крючок номера телефона подцепил ее заинтересованность... И почти в тот же миг мои рассуждения делают такой резкий поворот, что колеса машины заносит в воздух. Смех! Если бы девица существовала на самом деле, это бы не ускользнуло от братца, всюду сующего свой нос. Он бы давным-давно все разнюхал и в заявлении с самого начала указал бы, что нужно разыскивать эту девицу. Видимо, ее не существовало (ее и действительно не существовало). Ну а если поверить словам женщины, что спичечный коробок был вынут из кармана его плаща... нет, это слишком банальная гипотеза - не нужна она мне... вместе со спичечным коробком, как она мне сказала, была еще и старая газета. Нужно, сверяясь по двум-трем последним сведениям и объяснениям, которые дает женщина, срезать мешающие мне ветви и снова как следует все рассмотреть. Над моим ухом раздается голос... Вы что, этим закусываете? Мужчина, выманивший у меня десятииеновую монету. - Нет, это, конечно, не отрава. Смотрите, какие они жирные - вполне съедобны. Очнувшись, я увидел, что, наломав спичек десять, раздавив не меньше двадцати тараканов, я сгреб все это в кучку. - Видно, такая еда прибавляет силенок - тараканы ведь пролитое сакэ пьют... Закуска отличная, не хотите попробовать? Я, конечно, пошутил, но после моих слов мужчина вдруг протянул руку, взял щепотку месива и, не успел я оглянуться, отправил в рот. Я попытался остановить его, но меня опередил молодой человек, по виду продавец, который протиснулся между нами, смахнул на пол оставшихся тараканов и прошел мимо, зло взглянув исподлобья и бросив: "Хватит издеваться". А проглотивший тараканов безостановочно рыскал глазами в поисках чего-нибудь еще и, просовывая в дырку от выпавшего зуба кончик языка, приговаривал: Солоновато... и шуршат, как бумага... считай, что это поджаренные дешевые водоросли, - не ошибешься... Ну что ж, нужно сказать прямо. Если в спичечном коробке и было что-то, заслуживающее внимания, - это, конечно, номер телефона на этикетке. Но номер этот действительно был нужен, как ни странно, не ему, а женщине или, может быть, ее брату. Пожалуй, правильнее говорить не в прошедшем времени "был нужен", а в настоящем - "нужен". То, что они делали, можно назвать отвлекающим маневром. Боясь, что я догадаюсь, с какой целью использовался номер телефона, они хотели любым способом показать, что этот номер имеет отношение к нему, сбивая меня с верного пути, убедить меня в своей непричастности и отвлечь мое внимание от того, что делается в "Камелии". Разве не такой была их цель? Может быть, потому, что приближалось время закрытия, из-за перегородки медленно вышла коротко остриженная женщина и стала подметать пол. Да и посетителей оставалось человек пятнадцать - с первого взгляда ясно, что они устали и идти им некуда. Ладно, скажу еще определеннее. Ничего сверхъестественного, выходящего за рамки здравого смысла. На первый взгляд могло показаться, что женщина - несчастная жертва, покинутая мужем... а что, если на самом-то деле все наоборот, и женщина, а может быть, и ее брат - убийцы, то есть самые страшные преступники... выводы можно не делать... представим себе, что какие-то обстоятельства заставят меня бросить работу в агентстве... у женщины и ее брата, как я и предполагаю, разные мотивы, заставившие их сделать заявление, и то, что нанесет ущерб брату, совсем не обязательно повредит женщине, тогда кто-то из них - нужная мне добыча, которая, естественно, не должна избежать преследования. Напрасно меня недооценивают. Правда, если один из них и будет привлечен к суду, на этом ничего не заработаешь, а вот шантажировать - нет лучшего способа для выманивания денег, чем обвинение в убийстве. Так что убедительно прошу - не раздражайте меня своими необдуманными поступками... x x x Шеф опять становился похожим на накачанный водой шар. И хрипит он, как накачанный водой шар: - Да, это интересно. Тип-то опять вроде угодил в больницу... Для нас обоих дополнительные пояснения не нужны. Тип - это тип. Ничтожнейший из самых заурядных агентов. И потому, захваченный дикой фантазией сделать что нибудь такое, чтобы преодолеть свое ничтожество, он спрыгнул с зонтиком с крыши многоэтажного дома и здорово разбился. Так для нас он стал типом, ничтожнейшим из ничтожнейших. Однажды тип попал в историю - довел заявителя до самоубийства. Он отличался такой поразительной беспринципностью, что фактически предавал заявителя. Нахальство его доходило до того, что он подбивал писать тайные доносы даже тех, против кого велось расследование, а потом утверждал, что виноваты обе стороны. Но тем не менее он строго следовал букве закона, и поэтому ни разу его предательство не удавалось разоблачить, не было случая, чтобы он навлек на себя гнев заявителя. Тип мог позволять себе подобные трюки только потому, что заявитель обычно не является жертвой в чистом виде. Заявитель, естественно, тоже превращается в объект расследования, поскольку он и сам нанес другому тот или иной ущерб, и, если внимательно к нему присмотреться, окажется, что и он обладает достаточно явными чертами преступника. Бывают даже такие крайние случаи, когда заявитель - стопроцентный преступник. Например, случай, когда донесения о результатах расследования использовались на самом деле в целях мошенничества. Однако тот заявитель, которого тип довел до самоубийства, как ни странно, оказался стопроцентной жертвой. Заявителем была энергичная незамужняя молодая женщина, воспитывавшаяся без отца, одной матерью. Она содержала небольшой косметический кабинет. Однажды там появился пожилой мужчина, с первого взгляда явный алкоголик, и нахально назвался ее отцом. Девушка, на долю которой выпало немало трудностей, сначала, естественно, не поверила. Но человеку были известны такие подробности, которых он не мог бы знать, не будь ее отцом. Например, он рассказал о небольшом шраме за ухом у покойной матери, который был скрыт волосами, о коралловой шпильке для волос, подаренной бабушкой, о высоком висячем мосте на родине матери, который можно было увидеть только на фотографии... когда же он дошел до родимого пятна на плече самой девушки и группы ее крови, она начала замечать, что форма ушей и носа у этого человека такая же, как у нее. В тот день, не без колебаний, она дала этому человеку тысячу иен, но через три дня он снова явился якобы лишь для того, чтобы взглянуть на нее, а в результате, распространяя вокруг себя запах алкоголя, попросил еще тысячу иен... и это стало повторяться сначала раз в три дня, потом через день и наконец ежедневно. Девушку это начало тревожить, но в то же время она считала, что, если он действительно ее родной отец, бросить его нельзя и она должна заботиться о нем. В конце концов она пришла в наше агентство и попросила установить личность человека, назвавшегося ее отцом. Если бы тип не задался целью установить истину, как он это делал обычно, а подумал о том, на какой ответ надеется заявительница, и действовал бы, исходя из этого, удалось бы, возможно, избежать драмы. Но его словно черт попутал... не имея для этого никаких данных, он решил сыграть роль доброго ангела. Но, к несчастью, ему сразу же удалось установить истину. Однако девушка, не удовлетворенная полученными сведениями, попросила провести повторное расследование. Теперь-то он должен был непременно понять истинные намерения девушки. Уж если ему так это было нужно, лучше бы он, вернувшись в свое обычное состояние ничтожества, вынудил написать донос, на что был большим мастером. Но тип, видимо, слишком увлекся ролью ангела. Точно воспитательница в детском саду, следящая за тем, как едят дети, он решил, не отступая ни на шаг, заставить девушку принять правду. Я сейчас точно не помню, что было правдой - то, что этот человек был настоящим отцом, или то, что он был самозванцем. (Об этом можно узнать у кого угодно из наших, да и большой разницы в общем-то нет.) Но только девушка, которой не оставалось ничего другого, как принять правду, покончила жизнь самоубийством. Тип же, узнав о самоубийстве, заболел тяжелейшим нервным расстройством. С полгода он пробыл в психиатрической больнице и лишь в конце прошлого года наконец вышел из нее - обо всем этом я слышал совсем недавно, и вот теперь снова... Шеф мрачно повторяет: - Опять угодил в больницу. Его нельзя ни на минуту оставлять одного - он то и дело теряет над собой контроль и даже падает в обморок. Может, он поправится? Такие случаи бывают, верно?.. Хотя нет, видимо, он окончательно сошел с ума... x x x Тот же день. 2 часа 5 минут. Покидаю агентство и отправляюсь в город F. Дело в том, что в день происшествия Т.-кун собирался встретиться с господином М., членом муниципалитета города F., куда предполагалось направить документы. Поскольку источники информации, касающейся господина М., строго засекречены, я хочу выяснить, в чем дело. (В пути, на шоссе Косю.) x x x Тот же день. 4 часа 20 минут. Заливаю бензин на заправочной станции. (14 литров. Талон прилагаю.) Для верности спрашиваю у заправщика дорогу. Он сообщает, что Сантемэ - третий район города F., расположен к западу от шоссе, в деревне F., обозначенной на моей карте, которая была выпущена в прошлом году, деления на районы нет, да и расположение дорог несколько иное. По его словам, решено сделать неподалеку отсюда транспортную развязку строящейся скоростной автострады, и, следовательно, в будущем здесь начнется активное строительство и продажа земельных участков; процесс слияния города с окружающими деревнями принесет свои плоды, и город F. будет значительно расширен. Старый город F., где находится дом господина М., сейчас Иттемэ - Первый район. Он тоже к западу от шоссе, и туда ведет дорога, пересекающая небольшую возвышенность, поросшую смешанным лесом. Прилагаю для справки составленный мной план города F. x x x Тот же день. 4 часа 28 минут. После второй от заправочной станции автобусной остановки сворачиваю направо и останавливаюсь у третьей: "Почта, Иттемэ". В табачном ларьке на углу спрашиваю адрес. Мне говорят, что дом господина М. рядом с почтой, через дорогу. Длинная глухая ограда. Густой сад. Обычный жилой дом. Около ворот небольшой гараж с односкатной крышей. Поставив машину у табачного ларька, решаю заглянуть сначала на почту. Крашеная, с медной ручкой дверь распахнута настежь, с одной стороны - клумба, на которой ничего не растет, с другой установлен красный почтовый ящик. К почте ведет бетонная дорожка, справа - скамейка, слева - телефонная будка. В помещении, напротив двери, два окошка. Одно, над которым надпись: "Денежные переводы. Вклады. Страхование жизни", завешено замусоленной занавеской, и перед ним стоит треугольная табличка: "Сегодня операции закончены". Открыто лишь окошко: "Марки. Бандероли. Телефонные переговоры", и пожилой человек - по всей вероятности, начальник почты, - чистивший, а может быть, чинивший резиновый штемпель, исподлобья взглянул на меня. Едкий запах коптящей керосиновой печки. С грохотом несущийся десятитонный грузовик резко сбавляет скорость и переключает сцепление. Наверно, помешала моя машина. Небрежно попросив десять пятииеновых марок, спрашиваю, правда ли, что господин М. хочет купить новую машину - я, мол, слышал об этом: обычный прием в таких случаях - прикинуться коммивояжером. - Машину? - Начальник почты медленно переводит взгляд в сторону занавешенного окошка рядом со мной. - Нет, такого я не слыхал... - Собирался покупать... - неожиданно раздается из-за занавески голос женщины, видимо немолодой. Как это бывает во многих маленьких почтовых отделениях, здесь работают вместе муж и жена. - Разве люди, которые хвастаются даже количеством будильников, будут молчать, если собираются покупать новую машину? Ну что же, я услыхал то, что мне нужно... теперь я по крайней мере знаю из достоверного источника, что М. ездит на красной машине... Начальник почты: - Да что вы, машина у соседа светло-голубого цвета. Жена начальника почты: - Обычного светло-голубого цвета. Я не говорю, что он совсем дурной человек, но... - Ну ладно, что там о нем говорить, а может, и вам подумать о машине?.. когда есть машина, жить вправду гораздо легче. Это принесет вам гораздо больше пользы, чем страхование жизни. Разве я не прав? - В моем-то возрасте учиться водить машину? С вас пятьдесят иен... Протягиваю стоиеновую монету. - Пожалуйста, сдачу, если можно, помельче. А что, у господина М. по-прежнему дела идут хорошо? Жена начальника почты резко, точно отвергая мой вопрос: - Мало сказать хорошо. Раньше ведь он только углем торговал. Начальник почты, протягивая пять десятииеновых монет, презрительно кривит тонкие губы: - Жилых домов понастроили, и чумазый угольщик превратился в торговца пропаном, да такого чистюлю, что каждый день ванну принимает... времена... Торговец пропаном! Сердце учащенно забилось. Значит, топливная база напротив дома господина М. принадлежит ему? Значит, вот тот повернувший сюда трехколесный пикап, который, громыхая, точно телега с жестью, и поднимая тучи пыли, везет баллоны, принадлежит господину М.? И если он не только член муниципалитета, но и владелец топливной базы, дело сразу же проясняется. Поведение исчезнувшего в то утро... связи между фирмой "Дайнэн" и господином М... все теряет свою загадочность. - Но такая несправедливость. - У жены начальника почты певучий, звонкий голос, совсем не вязавшийся с тем, что она говорит. - Разве может это продолжаться вечно? Я снова оборачиваюсь к стеклянной двери. Под навесом из рифленого железа, обязательной принадлежности топливной базы, два молодых парня перекатывают баллоны с дороги в склад. В складе темно, и не видно, что там делается. В этом городке, стоящем в низине, окруженной с востока и запада холмами, солнце, наверно, заходит раньше, чем в других местах. Слышно, как, слегка покашливая, жена начальника почты встает. И сразу же загорается свет. Я закуриваю, и те несколько секунд, которые я на это потратил, как и следовало ожидать, стали приманкой для любящих сплетни языков. - Ладно, пусть только застроят Нитемэ - Второй район. К нам сразу же проведут газ - это точно обещали, официально... когда город вот так быстро застраивается, разбухает, превращается в город-спутник, кошелек торговца пропаном тоже разбухает вместе с ним. Но как только сюда придет городской газ, тогда крах... а сейчас база его расширяется, телефонов понаставил, рабочих набирает без счета. Да одних пикапов, если считать и те, что в филиалах, штук десять... - Девять. - Все равно лопнет как мыльный пузырь. - Он однажды приходил сюда, просил, чтобы мы петицию подписали... говорил, что пропан, мол, лучше, им не отравишься, и гигиеничнее... - Глупость. В наше время одним, что ли, газом травятся. Что там ни говори, самое главное - удобство. Кто же станет сочувствовать причитаниям угольщика? x x x Город F., Иттемэ... Главная улица старого городка F., начинающаяся от почты... прямая, полого спускающаяся улица, метров четыреста, заканчивается у каменных ступеней муниципалитета... вперемежку с богатыми, крытыми черепицей домами много и деревенских построек с высокими крышами и решетчатыми дверьми, словно хозяева их до сих пор занимаются шелководством... но в просторных дворах вместо тутовых деревьев - малолитражка... непомерно ярко сияет, как, впрочем, и везде, магазин электротоваров... сам магазин только с виду похож на полуразвалившуюся бочарню, он все же достаточно процветающий, просто на здании - налет старины... однако уличных фонарей очень мало, и это говорит о жалкой судьбе заброшенной старой части города... на западе, за невысоким холмом, еще плывет свет, позволяющий рассмотреть каждую веточку каждого дерева - скоро на этот низинный город спустится тьма... я медленно пускаю машину по выщербленной, давно не ремонтированной мостовой, не теряя из виду глубокий кювет с правой стороны... Недалеко от муниципалитета старая развесистая криптомерия закрывает ветвями чуть ли не треть дороги - здесь, кажется, вход в синтоистский храм. Большая площадь, стоит несколько автомашин. А светло-голубая или, может быть, грязноватая светло-голубая?.. из шести машин четыре - в голубых тонах, какая же из них? Окна муниципалитета на втором этаже еще кое-где светятся - может быть, сверхурочная работа - готовят отчет? Разворачиваюсь и медленно еду назад по той же улице. Я плохо представляю себе деятельность топливной базы. По мере того как жилые районы выходят за пределы старого города, угольщики благодаря пропану расширяют свою торговлю и с ростом населения процветают все больше... но, подобно тому как выросшие до гигантских размеров пресмыкающиеся не могли не уступить место млекопитающим, они вынуждены отступать перед городским газом. Сколько иронии заключено в такой торговле: она рождается благодаря росту города и умирает тоже благодаря росту города... в момент наивысшего расцвета объявляют о смерти - жалкая участь... неуютное процветание - все равно что, сидя за столом, наслаждаться деликатесами, дарами лесов и морей, когда перед тобой маячит виселица... конечно, такое не может не причинять глубокие страдания... Но какие бы страдания ни испытывал, результат поединка известен с самого начала. Куда денешься от настигающего врага - городского газа? Есть ли хоть малейшая надежда, что удастся сманеврировать? В таком столкновении силы слишком неравны. Какова бы ни была у него цель, когда он собирался в то утро использовать Тасиро в качестве курьера, вряд ли можно предположить, что именно в связи с этим создались обстоятельства, вынудившие его к побегу. Пожалуй, правильнее всего поверить словам управляющего, ответственного за сбыт, всячески убеждавшего меня, что в данном случае не может быть и речи ни о каком преступлении. По-видимому, и утверждения Тасиро о том, что он напрасно ходил на свидание, вполне правдивы. Что же касается заботы оптовой фирмы "Дайнэн" о своих мелких заказчиках, попавших в безвыходное положение, то можно сказать, что она помогает им спокойно умереть и принимает заказы на надгробья. Останавливаю машину недалеко от топливной базы М. Никаких перемен - только под навесом зажглись фонари, идущие в глубь склада. Так же как и раньше, двое рабочих перекатывают баллоны в склад. Один - ему не больше двадцати - ходит вперевалку, лицо серое, как у тяжелобольного. Другой - лет тридцати, обветренный, крепко сбитый, с полотенцем, повязанным вокруг толстой шеи. Работают они медленно, казалось бы, с прохладцей, но баллоны уже почти все убраны в склад. - Что, самого нет еще? - Самого? - Сделав вид, будто услышал непривычное слово, молодой, продолжая упираться руками в баллон, подозрительно смотрит на меня. Баллон и цветом и формой совсем как снаряд, а белая отметина примерно на середине корпуса похожа на лист дерева. Может быть, ему не понравилось, что я употребил слово "самого"? Хоть он раньше и был угольщиком, но, поскольку теперь стал членом муниципалитета, его, видимо, следует именовать "хозяином". Но, кажется, я напрасно придавал этому такое значение: парень указал подбородком на дом через дорогу: - Редко он завертывает сюда, на базу... да и домой еще, наверно, не пришел - машины-то нет... - Собственно, я из фирмы "Дайнэн"... Это было почти правдой. Хотя выехал я из своего агентства, но до этого действительно побывал в фирме "Дайнэн". Даже если бы меня подвергли потом перекрестному допросу, то, ведись он не особенно придирчиво, мои ответы показались бы вполне достоверными. Парень оставил баллон, выпрямился и переглянулся со вторым, который постарше, вышедшим из склада: видимо, мои слова произвели впечатление. Правда, реакция не была особенно заметной, но, кажется, название "Дайнэн" было им хорошо известно... значит, и после его исчезновения топливная база М. по-прежнему была контрагентом фирмы "Дайнэн", связь между ними не прерывалась ни на день, и, следовательно, надежда случайно напасть здесь на его след нереальна. Я, естественно, готов был ко всему, и это открытие не обескуражило меня, но получить нужные мне сведения стоило большого труда, и поэтому я решил по возможности продлить удовольствие. Меня пытались одурачить, пытались избавиться от меня, направляли по ложному следу, зря отнимали время - такой оттенок хотел я придать своему очередному донесению. Потому-то поездка, отнявшая у меня два с половиной часа, и превратилась в откровенный спектакль - все равно что забрасывать удочку в плавательном бассейне. Кроме того, всякий раз, когда одна за другой рушились мои надежды, раздражающее копошение гнездящейся в моей груди кроваво-красной личинки какого-то огромного мотылька становилось все нестерпимое, возвещая приближение часа, когда напоенный кровью мотылек разрушит кокон и вылетит на волю. И стоит лишь вырваться ему на свободу, как в тот же миг, не раздумывая и не блуждая, он полетит в то самое окно лимонного цвета... и, пробившись сквозь стекло и штору, вонзит клыки в отражающегося тенью мужчину - конечно же, это напоминающая черную стену спина самозваного брата, - целясь в его сердце. Постой, у мотылька ведь не бывает клыков. Нет, так он по дороге заглянет к дантисту и вставит их... да, нужно побыстрее сходить к зубному врачу. Трогая кончиком языка дырку от удаленного коренного зуба, я ощущаю металлический привкус крови. - "Дайнэн" - это что, наша фирма, что ли? Шмыгнув носом, молодой парень высунул из продранной рукавицы грязный палец и высморкался. Наверно, прочищенный нос помог ему уразуметь, в чем дело. Я утвердительно кивнул, и он сказал мне: - Чудно, а сам сказал, что ему нужно в фирму "Дайнэн", и еще утром уехал, надо же... - Понял?.. - Тот, что постарше, затолкал под воротник спецовки полотенце, которым у него была обмотана шея, продолжая странным, неразборчивым говором: - Вот оно как, только вид сделал, что уезжает, а сам куда-то закатился. Ловок... Я с таинственной улыбкой поддакнул: - Конечно, на автомобиле до любого веселого местечка в городе добраться ничего не стоит. - Чего? - молодой рабочий уперся руками в бока и покачивался. - Как в Нитемэ бараки появились, так сюда и из города катят... поедете обратно - поверните к речке... гостиница, ресторан - на том берегу... а на этом - здесь их вроде "микро" называют, маленькие, прямо как для детского сада, автобусы... с красными фонариками, они штук по десять выстраиваются в ряд каждый вечер - не хотите ли сосисок, не хотите ли подогретого сакэ с закуской?.. - Да брось трепаться-то, когда хочешь как следует поесть, за сосисками туда не пойдешь, - прохрипел старший и харкнул плевком чуть ли не с куриное яйцо. - Если вам нужно по-настоящему поесть, держитесь от них подальше... за перегородкой в этих автобусах знаете что?.. дырявые дзабутоны* там, вот что, лучше туда не ходите. ______________ * Дзабутон - квадратная подушка для сидения на полу. - А знаете, почему их дырявыми дзабутонами зовут? - спрашивает молодой парень со смешком, точно его пощекотали, и присаживается на корточки. И тогда его тень, рожденная фонарями под навесом, еще более черная на черной земле, вдруг сжимается и ныряет под него. - Очень просто, места там за перегородкой нет - не вытянешься, - вот их и зовут дырявыми дзабутонами, а не живыми подстилками. - Хватит тебе болтать - дырявые дзабутоны, которые деньги заглатывают, - сказал старший, плюнул и снова начал работать. Молодой сразу же вернулся к своему небрежному тону и хлопнул рукавицами, которые от грязи и мазута стали похожи на потертую резину. - Так-то вот. Когда вернется, кто его знает. Здесь еще другой тоже с час назад все приставал, а мы что... - Нахальный тип. Шныряет туда-сюда, будто в собственном доме. Не спрашиваясь, стал по телефону звонить... Оба, как сговорившись, метнули взгляд, точно камень, на здание, служившее, видимо, конторой - по всей вероятности, посетитель принадлежал к кредиторам, к тем, кого не ждут с распростертыми объятиями. Если я хочу получить нужные сведения, то смогу добыть их у этих двух рабочих. Беру в рот сигарету и предлагаю им: - Хочу кое о чем спросить у вас... - Курить запрещено! Прерывает меня хриплым голосом тот, что постарше, но молодой спокойно берет сигарету, зажигалку, пламя которой взметнулось чуть ли не на два сантиметра, подносит сначала к своей сигарете, а потом, не гася, сует мне, прямо под самый нос. - Ничего, ветер сейчас западный. - Пора бы тебе запомнить, как обращаться с огнеопасными материалами - у нас ведь специальные правила. - Уж очень ты своей жизнью дорожишь. - Зажигалка продолжала гореть, но это его нисколько не смущало. Я же постарался побыстрее прикурить, решив, что лучше уж тлеющая сигарета, чем полыхающая зажигалка. - Если и загорится, страшно только в первую минуту. Здесь все кругом застраховано, и будь я управляющим, наоборот, радовался бы пожару. Управляющим?.. управляющий - это еще одна диковина... На окраинах беспрерывно растущего города в одну ночь среди полей неожиданно возникают новые улицы. И что ж тут удивительного, если появляется огромное количество управляющих? - Сопляк ты зеленый. - Лучше уж быть зеленым, чем фиолетовым, как твой нос. - Ты кого хочешь переспоришь. - Старший потер пальцами нос, посиневший то ли от холода, то ли от водки. В углах глаз у него скопилось что-то похожее на мед, не то слезы, не то гной. Молодой перепрыгнул через кювет, подошел к дороге, где в ряд стояли баллоны, и сказал мне удивительно мягко, даже ласково: - Знаете, с ним случай-то какой вышел. Он землю продал и деньги получил, а у него на автомобильных гонках двести тысяч иен вытащили, а триста тысяч он в электричке положил в сетку и забыл. С тех пор пьет. - Хватит глупости молоть, - сказал старший без всякого выражения, не отрицая, но и не подтверждая, лениво направляясь вместе с товарищем к баллонам, - давай поторапливаться, а то скоро новые привезут. - Я хотел только спросить... - Словно преследуя их, я тоже перепрыгнул через кювет и пошел между ними. Выражения их лиц теперь, когда они ушли с освещенного места, было уже не разобрать, и я, взяв чемодан под мышку, включил магнитофон. - Сколько времени вы здесь работаете? - Я уже почти год, - бросил молодой, перетаскивая баллон, - а он - месяца три, наверно? - Сегодня ровно три месяца и десять дней. Куда денешься... - Тогда вы, наверно, знаете, - направляю микрофон в сторону молодого, - ...о начальнике отдела Нэмуро из фирмы, которая вам газ поставляет... о Нэмуро-сан, начальнике торгового отдела... он, должно быть, не раз бывал здесь... - Да нет, вроде не слыхал... - На узкую, и тридцати сантиметров не будет, доску, переброшенную через кювет, нужно ловко положить наискось баллон и с силой развернуть его, а потом, используя естественный уклон, перекатывать, подталкивая его то рукой, то ногой. - Да что там говорить, когда хозяин сменил бывшего поставщика на "Дайнэн", для нас прямо как бомба разорвалась... мы совсем ничего не знали... - Это когда случилось? - неожиданно резко и стараясь показать, что голосовые связки напряглись потому, что поперхнулся дымом. - Когда заключили сделку с нашей фирмой?.. - Вроде бы летом... когда перемена эта случилась, у меня был как раз выходной и я пошел на реку купаться, а там один парнишка утонул... - В июле?.. Августе? - Должно быть, в июле. Июль - как раз то время, когда он, видимо только что назначенный начальником отдела, изо всех сил, используя все доступные методы, старался убедить топливную базу М. пересесть в новое седло. А может быть, благодаря этой успешной операции его и выдвинули в начальники отдела. Во всяком случае, его усилия принесли плоды, и сейчас эта база ведет дела с фирмой "Дайнэн". Но даже в том случае, если бы все произошло наоборот: операция провалилась и сделка не состоялась, случившееся все равно можно было связать с его исчезновением. Правда, кое о чем приходится сожалеть. О том, что опять зря расходовал батарейки магнитофона. Где-то вдали раздается металлический звук взрыва и долго перекатывается, отражаясь от холмов, окружающих город. Видимо, это выхлопная труба мощного грузовика. Выключив магнитофон, иду за молодым парнем, ловко перекатывающим баллон: - А в конторе нет человека, который все знает? Я бы... - Да нет... - И не давая отдыха рукам: - В конторе одна секретарша осталась... новенькая... да еще ее измучил этот гнусный тип, неизвестно откуда он взялся, она даже разревелась - говорить с ней сейчас без толку. - Гнусный тип? - Да вроде бы пройдошливый коммивояжер какой-то... я частенько его встречаю у красных фонариков у реки... Мы как раз стоим у входа в склад с односкатной крышей. Вместе с подошедшим сзади рабочим, тем, что постарше, они одним движением поднимают баллон и кладут на другие, лежащие уже в три ряда. Судя по звуку от столкновения металла с металлом, весит он, наверно, порядочно. - Можно я загляну в контору?.. - Холодно что-то сегодня... Старший, не проявляя никакого интереса, сгорбился и, приплясывая, снова идет к дороге. - Здесь пройдете и сразу налево. - Шмыгнув носом, молодой указывает подбородком на проход между домом и складом, смотрит на густо-черное небо и, зажав пальцами дыры на рукавицах, идет за старшим. Пробираюсь через узкий проход, и тут же слева - плохо подогнанная раздвижная дверь, стекло в которой залеплено клейкой лентой. Запах, будто в бензине растворили нечистоты... или скорее запах удобрений, смешанных с мочой. Пронзительный скрип двери, движущейся по искривленному полозу. Нерешительно приоткрываю щель, достаточную, чтобы как-нибудь пролезть в нее, и тут же, как это бывает лишь на топливных базах, в лицо бьет, точно мокрым носовым платком, потная жара. Напротив двери, почти до самого потолка, ширма. Прикрепленное кнопками расписание автобусов, напечатанное в две краски. Перевожу взгляд влево - там лишь один старый канцелярский стол, как конторка вахтера, он повернут лицом к входу. Над столом - коротко стриженная головка девушки, под столом - плотно сдвинутые круглые белые колени. - Добрый вечер, - говорю я жизнерадостнее, чем следует, не глядя на девушку и поглаживая руки от плеч до кистей, будто втирая в тело тепло. - Добрый вечер... Не верю своим ушам. Ответил мне будто мужской голос. Нет, это действительно мужской голос. Он исходит не от девушки, а вроде бы из-за перегородки. Голос мне нравится. Наверно, это тот самый посетитель, о котором говорили рабочие. По мере продвижения вперед в поле моего зрения, одно за другим, попадает: металлический стеллаж... белые занавески на окне, еще больше подчеркивающие безвкусное убранство комнаты... перед стеллажом странные на вид искусственные цветы из пластмассы... потом телевизор... круглый столик, покрытый пластиком, отливающим серебром... на нем уже знакомая мне пепельница с кошками по углам... и на фоне всего этого знакомый мужчина, который сидел, положив подбородок на руки... Это был он. Он... без всякого сомнения, он... самозваный братец... без пиджака, с распущенным черным галстуком, вспотевший лоб, он самодовольно улыбается, выпятив подбородок... без пиджака он выглядит уже не таким мощным, и плечи у него покатые и узкие... зачем понадобилось ему появляться в таком месте?.. малопривлекательная игра... секрет ловли бродячей собаки состоит в том, чтобы сделать вид, что твое внимание поглощено совсем другим, - в создавшейся обстановке я тоже должен поступить аналогичным образом, но тем не менее... как же сделать так, чтобы эта самая бродячая собака, виляя хвостом, выползла из того места, которое должно было быть этим совсем другим. x x x - Сегодня у нас день случайностей... нет, я просто поражен... - И даже не стараясь сделать вид, что поражен: - Я буквально потрясен... я так и думал, что вы обязательно пронюхаете об этой базе... да что же вы стоите, присаживайтесь, пожалуйста... - Но почему же вы молчали, если знали о ней?.. - Не теряя времени, включаю магнитофон. - Ведь и в заявлении о розыске ясно сказано, что будут предоставлены все имеющиеся сведения... - Послушайте, разве же нужно сообщать все подряд, даже сведения, не представляющие никакой ценности? - Он беззаботно окликает секретаршу: - Девушка, простите, что беспокою вас, принесите гостю чашечку чая. Девушка молча поднимается. Смятая юбка, наэлектризованная телом, прилипла, повторяя очертания зада. - Если вам эти сведения казались ненужными, все равно было бы лучше заранее рассказать о том, что они не нужны, и объяснить, по какой причине. - Какая неприветливая девица... - игнорируя мои слова и закидывая ногу на ногу. - Я надоел вам, верно? Куда бы вы ни направлялись, я тут как тут, в роли злодея... и, что самое удивительное, если такое отношение ко мне, как к злодею, будет продолжаться, в конце концов за мной утвердится репутация злодея, да и сам я в это поверю... - Все-таки что же вы здесь делаете? - Действительно, что? - Опять случайно, да? Бесцельно бродя, случайно наткнулись на эту базу и вот... - Меня привлекла одна из версий. - Он весело рассмеялся и щелкнул пальцами. - Нет, я не шучу, вам не зря все это кажется таким подозрительным. Правда, не зря. Здесь причудливо переплелись самые разные нити. - Коль скоро вы так считаете, следовало бы мне все подробно объяснить. - Я хотел, если бы мне это удалось, сделать вид, что ничего не знаю... но у вас такое испуганное лицо... ладно расскажу все как есть... по правде говоря, я приехал сюда с целью шантажа. - Шантажа? - Девушка, правду я говорю? Девушка сняла металлический чайник с керосиновой печки, стоявшей перед стеллажом, и, наливая кипяток в большой фарфоровый чайник, застыла в этой позе, не собираясь отвечать. Но именно это молчание и было красноречивее любых слов. Называвший себя братом с безучастным видом продолжал: - Сегодня я заранее предупредил, чтобы для меня был приготовлен чек... хозяин сбежал, куда - не представляю, а девица есть девица, упрямо твердит: ничего, мол, не знаю, ничего не ведаю... но только все это, девушка, шито белыми нитками и никакой пользы не принесет. Каждый лишний день только проценты нарастают, вот и все. Поняли? Вы и хозяину это растолкуйте. У меня времени сколько угодно - буду ездить хоть каждый день. Девушка, сохраняя самообладание, с замкнутым видом ставит на стол две грубые чашки, наполненные до краев жидким чаем, и молча возвращается на свое место. Кто бы подумал, что такая упорная девушка. - Да, неласковая девица. Может быть, у нее сложилось обо мне превратное представление? Тот, кто шантажирует, - негодяй, верно, но и тот, кого шантажируют, ничуть не меньший негодяй - вот ведь в чем дело. Встретившись с ним всего второй раз, я уже застиг его врасплох, и, несмотря на это... он без всякого смущения, в открытую заявляет, что занимается шантажом... какие же нервы нужно иметь... я и с самого начала относился к нему настороженно, но, когда он нанес мне такой наглый, неожиданный удар, я сразу же превратился в муху, утонувшую в горшке с патокой. Действительно, у меня было тайное желание, если представится случай, сорвать с него маску - это правда. Но создавшееся положение не вселяло надежды, что он позволит мне это сделать. Так или иначе, он - частица заявительницы, он - обитатель привилегированной запретной зоны. И к чему бы ему помогать мне подловить его? Просто трюк, может быть?.. но с какой же целью? А вдруг он просто любитель саморазоблачений?.. слишком уж мало я его знаю. - То, что вы делаете, - плохо само по себе, но, кроме того, это вообще не занятие. - И понимая, что здесь доброжелательность, наоборот, может принести вред: - Во-первых, я уже начинаю сомневаться, насколько чистосердечным было заявление о розыске. - Почему? - Слишком много вы скрываете. У меня и в мыслях не было, что на топливной базе провинциального городка могут оказаться такие неожиданные находки. Для настоящей сцены она мне казалась чересчур грубо сколоченной. - Но если вмешиваются шантаж, вымогательство, тогда... - Да, и к тому же тот, кто шантажирует, - родственник пропавшего... Продолжая смотреть на меня исподлобья, он поднес чашку к губам и, отхлебывая чай, заговорил: - Так я и думал. Вы весьма проницательны. Но и обезьяна, бывает, падает с дерева. Я вас не собираюсь обманывать. Вам не за что уцепиться, и понадобилась моя голова, но вы просчитались. С чего же я должен начать объяснения? Прежде всего с цели, правда? Итак, зачем мне потребовалось прибегать к шантажу?.. Неожиданно его прерывает резкий автомобильный гудок. Работающий точно с одышкой мотор принадлежит трехколесному пикапу довольно старой модели. Может быть, моя машина мешает погрузке и выгрузке баллонов? Потом снаружи доносится голос: "Простите, вы машину не подадите вперед?" Я направляюсь к двери, он вслед за мной тоже встает и поспешно надевает пиджак. Ну что ж, с этим я сегодня и уезжаю... в пиджаке он снова превращается в черную стену... проходя мимо девушки, неожиданно протягивает руку и хватает ее за нос. Она вскакивает со стула, стул падает, но девушка не издает ни звука. - Не забудь, передай хозяину. - И сняв пальто, висевшее на гвозде, и перекидывая его через руку: - Сколько бы он ни тянул - мне все равно: проценты, которые причитаются, я получу, тютелька в тютельку. Поднялся ветер. Небо развевается, точно черное одеяло. Когда, обменявшись с рабочими нечленораздельными приветствиями, я сажусь в машину, человек, называвший себя братом, как само собой разумеющееся, берется за ручку дверцы и ждет. Включаю мотор, и он тут же садится ко мне в машину. Сильно жму на акселератор, но остывший мотор лишь мелко дрожит - кажется, что тебя разбил паралич и ты уже никуда не годен. А этот самый братец невозмутимо продолжает: - Нет, нет... важнее не цель, а средство... итак, почему я пошел на шантаж? Мне нужны деньги... верно... одни только расходы по розыску, который вы ведете, - тридцать тысяч в неделю... пособие, которое получила сестра, - это же сущая мелочь... тридцать тысяч в неделю... Значит, в месяц - сто двадцать тысяч... одной честной работой разве добудешь такую сумму?.. - В месяц... вы собираетесь и дальше продолжать розыски? - Конечно. Я ведь сам занимался ими целых полгода. Неужели же вы могли рассчитывать, что справитесь за какую-то неделю? Да из одного самолюбия я достану деньги. Если потребуется, пусть хоть год... ничего, посмотрим, кто из нас упорнее... Он слегка улыбается, а я не знаю, что и подумать. Продолжение розысков... но где же моя способность хватать на лету, хотя и достаточно подпорченная... спички с черной головкой и спички с белой головкой в одном коробке... намеренно случайная встреча на автостоянке перед кафе "Камелия"... еще более намеренно случайная встреча на топливной базе М... признание в шантаже... если он просто подозрительная темная личность, тогда все понятно, но он без конца лезет вперед, нет, он не просто подозрительная личность... закурю, пожалуй... бесконечное продолжение?.. двигатель работает с перебоями... включаю отопление... раскаиваюсь ли я?.. а что, если заявители не на словах, но на самом деле хотят узнать правду, хотят узнать истинное положение вещей?.. как бы там ни было, нужно еще раз встретиться с этой женщиной и еще раз четко наметить границы карты... стоя спиной к лимонной шторе и книжной полке и нервно теребя бескровными пальцами скатерть на углу стола, она сосредоточенно ждет чего-то. То же ли это "что-то", на которое надеется брат, - вот что необходимо узнать прежде всего. Точно поняв мое состояние, он слабо улыбается и грустным голосом, в котором слышится насмешка над самим собой: - Непростительно я себя веду... подобное поведение может быть терпимо... даже обыкновенный жулик, когда он порывает с прошлым, и тот старается не давать волю рукам... если вам не удастся добраться до сути, мы, конечно, в претензии не будем... здесь уж ничего не поделаешь, правда? сестра - женщина неполноценная, он - гомосексуалист, вы так, наверно, думаете?.. педераст так педераст, как вам угодно, но все равно, если не докопаться до сути... если любыми средствами не вернуть его и не заставить выбросить из головы мысль о побеге... сестра будет конченым человеком... черт возьми!.. вы меня понимаете? К сожалению, понимаю слабо... прямо на нас мчится взявший слишком вправо грузовик, и я непроизвольно нажимаю на тормоз... что же он пытается внушить мне?.. зачем ему нужно, чтобы я осознал, как необходимо найти его и доставить этой женщине?.. неужели он не понимает, что, внушая мне такую мысль, он, наоборот, вредит сестре?.. пыль от пронесшегося грузовика поглотила всю дорогу... говорят, что самый умный вор - это тот, который делает вид, что его обворовали, так что... - Так что надежда только на вас... расходы я беру на себя... не будет другого выхода - поплыву во Вьетнам... если набрать человек тридцать и составить из них команду, за один рейс тысяч двести можно заработать... вы не думаете, что нам с вами стоит сойтись поближе?.. x x x - Вы пьяны? Голос спокойный, но дверь остается на цепочке. То, что я пьян, видно сразу. - Если можно, хотел бы обязательно еще сегодня поговорить с вами... необходимо для завтрашних розы сков... Женщина, колеблясь, медленно сняла цепочку, впустила меня и оставила в прихожей, сама же, одной рукой придерживая воротник пальто, накинутого поверх ночной рубахи, а другой - поправляя растрепавшиеся на затылке волосы, проскользнула в комнату. Я непроизвольно осматриваю пол в прихожей - ищу мужские ботинки. И в то же время прислушиваюсь к происходящему в комнате... что я подозреваю?.. я сам удивляюсь, осознав свое подозрение... он здесь или его здесь нет... а что, если, притворившись пропавшим без вести, он на самом деле тайно прячется в собственном доме... Вздор, конечно, но нельзя сказать, что подобная мысль абсолютно беспочвенна. Ведь первое ее приветствие сейчас, глубокой ночью, было: "Вы пьяны?" А разве для нанимательницы, как для любой нанимательницы, не было бы естественным прежде всего ждать новых известий? Нет, это ложь. Клевета. Достаточно было лишь мельком взглянуть на мое лицо, на котором было написано желание оправдать свое позднее появление, чтобы ей сразу же стало ясно: ждать каких-нибудь важных известий нечего. Кроме того, располагай я действительно какими-то важными известиями - будь то радостными, будь то печальными, - для того, чтобы их сообщить, есть гораздо более удобное, изобретенное цивилизацией средство - телефон. Женщина вернулась. На ней темно-синие брюки, рыжий свитер, связанный из толстых ниток, волосы зачесаны, как обычно, но, видимо, потому, что заметно выделялись веснушки под глазами и держалась она сухо, казалось, что это совсем другой человек. Возможно, виной тому была и некоторая настороженность по отношению ко мне. Точно оправдываясь, я стараюсь развязать скованный смущением язык. - ...Собственно, речь идет о вчерашнем спичечном коробке... я и в донесении о нем написал, о кафе "Камелия", я имею в виду, но вот если говорить о выводах, к сожалению, похвастаться нечем. И что меня беспокоит... вы, по-моему, говорили, что спичечный коробок лежал вместе со старой газетой? Эта газета еще у вас? Она могла бы помочь мне... - Да, должна быть, но... Она уже пошла было искать, но я удержал ее. Оправдываться - уже само по себе оправдание, с этим застрявшим в горле колючим парадоксом я продолжал: - Прежде всего хотелось бы знать, от какого числа газета... существует ли какая-нибудь связь между газетой и спичечным коробком?.. здравый смысл подсказывает, что, видимо, не существует, но... с полной уверенностью утверждать этого нельзя - все зависит от того, за какое она число... немного беспокоит это... спичечный коробок, почему он так сильно истерт?.. и тот факт, что в очень важном для расследований, которые я веду, кафе собран столь незначительный урожай, наоборот, заставляет о многом задуматься... гипотез можно выдвинуть сколько угодно... но какую бы ни выдвигал - каждая полна противоречий... как испорченный компас - туда указывает, сюда указывает... но все же, хоть и сломанный, компас есть компас... и мне кажется, достаточно еще лишь одного усилия, достаточно малейшего намека - и компас тут же укажет точное направление. - Сейчас посмотрю. - Остановив поток моих слов, который мог продолжаться до бесконечности, она слегка кивнула и после минутного колебания, если бы я не следил за ней так внимательно, то не заметил бы: - Заходите в комнату, подождите, пожалуйста. И вот я снова в той же комнате с лимонной шторой, сижу на том же стуле, что и вчера вечером, с силой сцепив пальцы. Печку, видимо, совсем недавно выключили: вместе с запахом керосина сохранилось еще какое-то тепло, и, казалось бы, нельзя так уж замерзнуть, но почему-то я весь заледенел. Заледенел изнутри. Мне показалось, что холод начал сковывать меня, как только я опустился на стул. Чувство, что я сел, отстранив что-то... что-то легкое, послушное, грустное, похожее на проглядывающую сквозь туман тень дерева... возможно, это был он... застенчиво, несмело он прошел мимо меня, впервые завладев моим сердцем... и тут же снова вернулся на плоский портрет в узкой рамке, безропотно уступив мне свое место. Но в душе моей чувство ледяного стыда все растет и растет, превращаясь в мутную пелену, подобно тому как капля чернил, пущенная в воду, разрастается все новыми и новыми нитями. Охваченный сильным подозрением, я начинаю с повторения того же, что проделал вчера. Прежде всего пепельница на столе. К счастью, она чистая и сухая, и нет никаких следов, что ею недавно пользовались. Глубоко вдыхаю, принюхиваюсь к запаху в комнате. Все тот же запах косметики, смешанный с запахом керосина... табаком не пахнет совсем. Под скатертью тоже один лишь пустой мрак. Потом взгляд скользит со шторы к книжной полке, а от книжной полки перелетает к телефону. По дороге его заставляет споткнуться и с неподдельным интересом возвратиться назад тот самый клочок бумаги, приколотый булавкой к шторе... прислушиваюсь к тому, что делается в соседней комнате, и, крадучись, обхожу стол и изучаю записку... семизначная цифра, написанная шариковой ручкой... специфически женский почерк, мелкий и четкий... номер телефона, который я запомнил... тот самый номер, который был на этикетке спичечного коробка из "Камелии". Но почему-то это открытие меня не особенно удивило. Вместо удивления сердце заледенело еще сильнее. Отгоняя от себя такую возможность, боясь ее, я в конечном счете ждал ее как нечто неизбежное. Значит, эта женщина совсем не была жертвой в чистом виде. Неожиданно я становлюсь дерзким, грубым. Ну и хорошо, что стал таким, говорю я себе. Теперь меня отсюда уже никто не выгонит. У меня остался последний козырь - спички с разноцветными головками, да и то, что она заодно с таким же аферистом... ладно, но какой ужасный холод... вы действительно пьяны?.. это, может быть, потому, что я трезвею... так что вам угодно?.. да, действительно, что?.. до самой последней минуты я нес в охапке такое огромное количество всего, что и обеими руками не удержишь... и то мгновение, когда я, остановив возле дома машину, посмотрел на лимонную штору, колебался - выйти, не выйти... натянутая улыбка самому себе в зеркале, когда выключал мотор... бетонные ступени, скрадывающие шаги... освещенная фонарем, выложенная прямоугольниками черно-белая лестничная площадка, похожая на алтарь... но сейчас мои руки пусты, как после нападения грабителей. Вы пьяны?.. поразительно, в общем более двух часов прошло с тех пор, как я, оставив включенным отопление, до конца опустил стекло и подставлял лицо ледяным иглам ночного ветра. К тому же водка, которой вы меня попрекали, - тоже не по моей вине. Водкой меня угостил не кто иной, как ваш любезный, рассудительный, горячо любимый сообщник. Если уж кого и следует винить в злых умыслах... Что это за звук? Он идет из кухни, сразу же за портьерой. Слабый звук ударяющихся друг о друга стаканов, ясно различимый в мертвой тишине... специфический звук столкновения жидкости с воздухом... похожий на тоскливое всхлипывание звук, издаваемый льющимся пивом... x x x - Бутылочку пивка можно, наверно, а? Нет особых оснований искушать меня. Я решил заглянуть в микроавтобус на берегу реки скорее из-за того, что проголодался. Подумать только, с самого утра у меня во рту не было ничего, кроме одной гречневой лепешки. И не потому, что негде было поесть - в Сантемэ на улице, по которой ходят автобусы, я видел старомодный ресторанчик, каких сейчас уже почти нет, - а просто меня привлекала надежда: вдруг в микроавтобусе мне удастся не только поесть, но и хоть сколько-нибудь приблизиться к пониманию того, что на самом деле представляет собой самозваный братец. - Все эти передвижные заведения на одно лицо, верно? - Как я и предполагал, вы наблюдательны. В самоуверенном смехе не было и тени робости. - На экзамене при поступлении в агентство у меня не обнаружили особых достоинств, и только оценка за сбор информации была высшей... странно, да?.. экзамены были серьезные... например, после того как вместе с экзаменатором обходишь универсальный магазин, он спрашивает, с кем была женщина в красной юбке, какого цвета ботинки у мужчины, делавшего покупки в отделе галстуков?.. но экзамен по сбору информации несколько отличается... даются определенные условия, и ты должен дать четкие и определенные ответы на три вопроса: кого, о чем и как спрашивать... и я всегда чувствовал себя как рыба в воде... Экзаменатор слушал, спрашивал... а я отвечал... техника сбора информации сложна, но затыкать уши еще сложнее... Зажатая между обрывом и насыпью, ограждающей грушевый сад, дорога, точно туннель, такая темная, что даже кажется, будто забыл включить фары... неожиданный порыв ветра чуть ли не вырывает из рук руль, холм и сад кончаются, и начинается короткий, крутой подъем. И сразу же мы оказываемся на дамбе, и дорога разветвляется вправо и влево. И тут же внизу открывается скопление огней. Но в отличие от того, что я предполагал, они не растянуты в ряд, не образуют общей цепи иллюминации, связывающей между собой машины, нет музыки, нет праздничного гулянья. Просто несколько микроавтобусов с раскачивающимися на ветру круглыми красными фонариками, распахнув свои мрачные, бледные рты, образуют полукруг на берету широкой обмелевший реки, стоят на разном расстоянии один от другого, под разными углами. Но взгляд привлекал скорее пейзаж в противоположной стороне от берега, за дамбой. До этого скрытый насыпью грушевого сада, он не был виден - огромное пространство совершенно голой земли, на которой уничтожены поля, снесены постройки, выкорчеваны деревья, ярко освещалось, точно сцена, колоссальными, в метр диаметром, прожекторами. Справа, метрах в ста, строительная контора и несколько бараков, точно светящиеся кубики, вносили оживление - это был пульс жизни, копирующий большой город. Бульдозеры, экскаваторы, вгрызающиеся в холм прямо перед нами... узоры, беспорядочно прочерченные гусеничными тракторами... выложенная бетонными плитами дорога, соединяющая строительную площадку с шоссе... внезапно раздается гудок, и машины и моторы, сотрясавшие своим ревом простирающееся над ними черное небо, умолкают. Три грузовика помчались от бараков к строительной площадке. Каждый из них битком набит, похоже, строителями, едущими на работу, и, судя по тому, что освещение не гаснет, работы ведутся, наверно, без перерыва, в три смены. Горячее времечко, подал он голос, и мы направили машину к берегу реки. Подъехав, мы увидели, что у микроавтобусов еще заметно некоторое оживление, во всяком случае большее, чем это казалось, когда мы смотрели на них с дамбы. Над раскрытыми настежь задними дверьми навешены деревянные козырьки от дождя, прилавком служат небольшие возвышения на полу; китайская лапша, сосиски, сакэ и острая закуска к нему - все это здесь едят стоя, пьют стоя. Позади прилавка, в глубине - газовая плита, и в каждом автобусе человек в белом фартуке, по виду повар, сидит на дзабутоне. Прилавок - всего десять сантиметров над полом, и поэтому ему приходится стоять на коленях. Таких микроавтобусов всего шесть (не знаю - то ли рабочий с топливной базы соврал, то ли в этот вечер их было меньше, чем обычно), у трех из них по нескольку посетителей. Как раз в центре образованного ими полукружия - две женщины и трое парней сидят около костра, разложенного в металлической бочке... парни в черных сапогах, стеганых куртках и даже в фуфайках - сразу ясно, что это компания известного сорта. Женщины до ушей завернуты в толстые пальто - видны лишь волосы. Действительно, этим женщинам, волосы которых были кое-где подпалены языками пламени, вырывающимися из бочки, подходило название "дырявый дзабутон". От реки по гальке тяжело шлепает молодой парень, неся канистру из-под бензина. Воду, наверно, притащил. Вот почему здешнюю еду хочется продезинфицировать не простым, а подогретым сакэ, которое покрепче. Парень направляется прямо к крайнему в полукруге автобусу. Почему-то около него и посетителей нет, и фонарь потушен. Правильно говорили рабочие с базы об этих автобусах, да и у самого хозяина действительно достаточно противный вид. Небритое лицо, на котором даже при голубоватом свете бросаются в глаза желтые отеки. Вытирая о фартук руки, глазами-щелками и нижней губой он изображает какое-то подобие приветливой улыбки. - Замерзли, наверно? По стопочке теплого сакэ пойдет? Точно завлекая, он повернулся ко мне, но я резко отказываюсь: - Мне китайской лапши. Я за рулем. Это не было ни позой, ни упрямством. Может быть, потому, что у наших профессий слишком много, казалось бы, сходных черт, существует тенденция больше, чем это необходимо, искать расположения полицейских. И в целях самозащиты нужно всегда стараться, чтобы у полицейских не складывалось о тебе дурного мнения. Конечно, будь я без машины, выпил бы с удовольствием. Если же я сейчас выпью, придется оставить машину здесь. Но, с другой стороны, вдруг поездка сюда завтра, за машиной, окупится - тогда другое дело. К примеру, вернувшись сюда, я смогу поймать господина М. и получить какие-то решающие показания... Небритая морда аккуратно, кругообразными движениями, чтобы намотанная на палочки сырая лапша не рассыпалась, ловко опускает ее в кипящий котел. Специфический запах картофельной муки и свиного сала приятно щекочет нос. - Если вам холодно, могу одолжить шарф. - И повернувшись к Небритой морде: - Ну давай, что там у тебя. Прежде чем Небритая морда начал шарить на полке за своей спиной, я отказался наотрез. Тогда брат, бросив: - Приготовишь нам еще яиц, пожалуй, - быстро пошел к костру. Парни поздоровались с ним по всей форме - упираясь руками в колени, выпрямились и склонили головы. А он лишь чуть кивнул, словно старший над ними. Женщины же с безразличным видом слегка помахали рукой. Да, такого нелегко раскусить. Не зря рабочий с базы назвал его пройдошливым коммивояжером. Значит, этот самозваный братец... - Вы с тем малым из одной компании? - Нет, просто знакомые. Небритая морда снова принялся за работу и, как мне показалось, чуть-чуть улыбнулся. Свободной рукой он начинает чесать в паху. У меня наполовину пропадает аппетит, но, кажется, чешется он через штаны, а посуда как будто лежит в кипятке - так что не страшно. ...И все-таки мое первое впечатление от этого братца было верным... ждать от него правдивых сведений не приходится... хотя он и сказал, что занялся шантажом, чтобы покрыть расходы по розыску... а если для него цель розыска - или, еще лучше, провал розыска - получение алиби, которое даст ему возможность успешно проворачивать свои темные делишки, тогда, согласно принципу порочного круга, ему нечего особенно прибегать ко лжи. Мне сюда незачем соваться. Были бы расходы по розыску оплачены пусть хоть по фальшивому чеку, деньги получены - и меня это не касается. Окружив костер, брат и парни о чем-то разговаривают. Женщины остаются безучастными. Мне чудится, что где-то, когда-то я уже видел точно такую сцену. Светящееся синим огнем поддувало, пробитое в брюхе железной бочки. Красный столб пламени, разбрасывая искры, взметается в черное небо. Холод проникает сквозь подошвы ботинок. Может быть, благодаря дамбе здесь затишье, но над головой слышится вой ветра. Звук напоминает свист включенного на полную мощь радиоприемника, который никак не настраивается на нужную волну. Бесчисленные сухие пальцы, перебирая ветви и раскачивая верхушки деревьев на холме, заставляют их стонать. Я определяю на глаз, как делит автобус фанерная перегородка с маленькой дверью, перед которой сидит Небритая морда. Она идет примерно от середины автобуса чуть ли не до сиденья водителя. Значит, там хватит места для дырявых дзабутонов. Сгибая и разгибая пальцы на ногах, стараюсь вызвать приток крови. - Развлекаются там, за перегородкой? - Нет, в своей машине я не разрешаю этого делать... - Зачерпывая шумовкой готовую лапшу и давая стечь с нее воде, Небритая морда искоса смотрит на меня испытующе. - Лучше этого не делать... на кой нужны эти бабы, особо те, которые в такое место забрались, чтобы заработать... - Тогда, может, у вас какие-то другие развлечения? - Помещение внутри сдаю внаем. Сейчас его ваш приятель снимает... а меня, стоит мне сучку увидеть, с души воротит... спрашивал у доктора - говорит, сахарная болезнь... когда здесь поблизости бродит такая сучка с течкой, я прямо убить ее готов... но человек - нельзя убивать... смеетесь?.. лучше бы я, когда помоложе был, занемог этой сахарной болезнью... не успел бы тогда дать ведьме свое имя... вот, возьмите яйца - эти крутые, эти нет... да и что толку женщинам сдавать, все равно этой банде платить надо, так что разницы никакой. - И все же, интересное вы дельце придумали. Грею руки о горячую, как огонь, миску с яйцами. - Чем же интересно?.. хорошо еще, если до того, как придется убраться отсюда, смогу выплатить деньги за машину. - У вас и машина своя? - Занятие оказалось не таким прибыльным, как думалось. Есть такая штука, как правила уличного движения, верно? Или такая, как контроль за соблюдением правил уличного движения... и, хоть у тебя машина, это совсем не значит, что ты можешь остановиться где вздумал и заниматься своей торговлей. - Дайте перец... - Да вот хотя бы возьмите берег реки или берег моря - правила уличного движения на такие места не распространяются, а все равно ограничивают... а где бойко идет торговля, кто половчее, тот тебя и обштопает. Потом банда эта - попробуй не дай ей денег, она твою торговлю быстро прикончит. - Ничего не поделаешь, к услугам тех или иных людей всегда приходится прибегать. - Пока соберешься кого-то съесть - тебя сожрут с потрохами. И никто тебе не поможет, никакая банда. Хочу вам вот что сказать, и не потому, что он, похоже, ваш приятель... этот малый дела обделывать мастак, верно?.. и не то чтобы срывает с тебя последнюю шкуру, а берет точно, как с самого начала договорились... вот кончу выплачивать за машину и, если она дотянет до тех пор, поеду летом на какое-нибудь морское побережье, подальше от города - на жизнь себе заработаю... Этот тип, выдававший себя за брата, говорил, что пытался найти здесь его следы, но безуспешно. Это же утверждали и управляющий торговой фирмы "Дайнэн", и молодой ее сотрудник Тасиро. И вот теперь собственными глазами увидев топливную базу М., собственными ногами походив по городу F., я тоже стал постепенно приходить к той же мысли. С городом F. его связывала только топливная база М. И это были самые обыкновенные, ничем не примечательные отношения оптовой фирмы и розничной базы. Естественно, поскольку отношения были самыми обыкновенными, появление на сцене брата не могло служить для отвода глаз, но почему же тогда человек, по работе никак с пропавшим не связанный, за исключением того, что был его шурином, тоже оказался связанным с городом F.? Может быть, опять не более чем одна из любимых этим типом случайностей? Видимо, вряд ли можно считать необоснованным предположение, что звено, соединяющее его с городом F., и звено, соединяющее с городом F. брата, совершенно самостоятельные, не связанные между собой... может быть, я преувеличиваю... но, уж во всяком случае, благодаря существованию моей заявительницы, то есть его жены и сестры этого типа, два этих звена неразрывно связаны между собой. А если так, то нагромождением небылиц сейчас пытаются разорвать связь между этими двумя звеньями... и управляющий фирмы "Дайнэн", и даже совсем еще зеленый Тасиро вошли в преступную сделку с братом, превратившись тем самым в сообщников, и им удалось сбежать в безопасную зону, где для меня они недосягаемы. Если следовать предостережениям шефа, то мне не остается ничего другого, как стать в нахальную позу: мол, деньги мне платят за то, что я, вместо того чтобы слушать - затыкаю уши, вместо того чтобы смотреть - закрываю глаза, вместо того чтобы действовать - прохлаждаюсь. Испуганно заревел второй гудок. Покусывая нижнюю губу и пиная ногой гальку, даже не стараясь скрыть раздражения, от костра возвращается брат. И почти выхватывает из рук Небритой морды сразу же наполненную им дымящуюся чашку. - Для развлечения гостей всего две женщины. Куда же остальные подевались? - Может, потому, что грипп свирепствует?.. - крутит головой Небритая морда, наливая в чашки чай из голубого эмалированного чайника. - Грипп? - Судорожно усмехнувшись, брат медленно поворачивается ко мне. - Никудышные люди, никудышные. Опротивели они мне. Женщины в годах, что им нос-то задирать - ведь за вычетом каждая свою долю получает. Может, они считают, что достаточно подзаработали, и решили чистенькими стать? Да только кто их теперь таких любить-то будет?.. Внезапно раздается грохот, дрожит земля. Началась работа. И люди, повернувшись спиной к освещению на гребне дамбы, стали прыжками, точно танцуя, спускаться вниз. Те, кто закончил смену, помывшись, направляются сюда, чтобы выпить теплого сакэ. - Две женщины всего... ну что ты будешь делать... На этот раз, не беря чашку в руки, он наклонился над ней и в два глотка втянул содержимое. На дне толстой чашки сверкнул блик, полумесяцем отражаясь на его влажном подбородке. - Так, значит, это и есть ваше дело? - Дело? - хмыкнул он и чуть ли не застенчиво улыбнулся. - Все-таки это отличается от воровства или грабежа... конечно, если здание стационарное, тут хлопот не оберешься... а вот автомобиль, который все время с места на место переезжает, - это пожалуйста... интересная штука - закон... когда речь идет об опасности наводнения, жизнь человека уважают. - Вы уже давно занимаетесь этим?.. - Сразу же, как начались здесь работы, - значит, с июля прошлого года. С июля прошлого года?.. что же тогда произошло?.. точно, это как раз тот месяц, когда топливная база М. сменила контрагента и им стала фирма "Дайнэн"... здесь снова соединяются два звена... но действительно ли два звена?.. не окажется ли неожиданно, что звено-то одно... а в августе он исчезает... нужно рискнуть и попытаться узнать у брата, что это за документы, которыми он собирался шантажировать хозяина топливной базы... нет, даже если он и ответит на мой вопрос, все равно я сам без его помощи обязан вывести его на чистую воду... значит, нужно расставить сеть так, чтобы в нее попал этот человек?.. а если в сеть вместе с ним попадет и заявительница?.. в какой же бездонный омут недомолвок попал я!.. - Ладно, будь что будет, выпью, пожалуй, за компанию стаканчик. Машину можно где-нибудь здесь оставить, верно? Холодно, сил нет. - Похвальная осторожность. - И глядя на меня покровительственно: - Если оставите здесь, положитесь на меня. Можете даже оставить ее на хранение вместе с собой. Крыши над головой, правда, нет, но здесь, у дамбы, все равно что у себя дома. - Все это хорошо, но... - ворчит Небритая морда, ставя передо мной стакан. - Что ты хочешь сказать? - сурово, с упреком говорит брат. - Чего тебе не хватает, а, говори же? - А я разве говорю, что не хватает, - лениво покачивается он, - зачем зря придираться-то? - Тогда выражайся ясней! Почему сегодня все идет вкривь и вкось? Небритая морда продолжал покачиваться, как затосковавшая обезьяна. - Сами поглядите: посетителей сегодня навалом, это как-то уж больно хорошо, неспроста, верно? - Хватит болтать. - Вы и правда ничего не слыхали? - Нет. - Вот оно что, - впервые поднял он одутловатое лицо, в котором сквозила тревога. - Сегодня вечером будет заваруха... все, кто в автобусах живет, тоже куда-то пропали... - Может, выскажешься пояснее? - Да я не знаю. Просто слухи такие. Что женщин сегодня нет, мне плевать. Но вот что не нравится мне - не одних женщин-то нет. Если случится то, о чем говорят, то людей, пожалуй, у нас маловато. Ребят сегодня трое всего. - А что говорят-то, ты слыхал? - Да это всем известно... касается вас, я и рассчитывал, что вы как-нибудь все уладите. Вот это здорово, мы здесь на него надеемся, а он даже и не знает, какие слухи ходят... Посетителей не было только у нашего автобуса. В течение нескольких минут, пока мое внимание было приковано к стакану с сакэ, вокруг каждого фонарика, образуя живую стену, столпилось, точно выплыв из тьмы, по четыре-пять, а кое-где и по семь-восемь человек. Но атмосфера тревоги как-то не ощущалась. Каждый, ссутулившись, залпом выпивал свой стаканчик сакэ и вылавливал из тарелки закуску. А может быть, мне кажется, что все спокойно, потому что я не знаю, как здесь бывает обычно? Если уж выискивать, что вселяло беспокойство, - так это, пожалуй, то, что среди толпившихся людей некоторые в защитных касках, хотя сейчас они были не на работе. Но не исключено, что надели они их просто из-за холода... да и вокруг костра в прежних позах замерли те пятеро... вроде бы никто из посетителей не заигрывает с женщинами... Шея брата вдруг напрягается. Он слегка наклоняет голову вперед, как птица, приготовившаяся к нападению, и с недопитой чашкой в руке упругим шагом неожиданно направляется к костру. Чтобы не спотыкаться о камни, он идет на цыпочках, и его спина на фоне еще более огромной тьмы уже не кажется черной стеной. - Что, начинается? - Неплохой человек. - Небритая морда с сигаретой в зубах снова начинает покачиваться. - Не такой уж плохой человек, а вот ненавидят его. Человек он с умом, толковый человек, и зачем ему нужно так уж жать. Кому понравится, что он устроил этим, из бараков: выпивку и закуску дают только в кредит? Подмазал управляющего ихней конторой и сделал так, что деньги, которые они ему должны, вычитают из жалованья. - Здорово... - Во куда они забрались, чтобы подработать, да из этого все равно ничего не выйдет. И ведь знают, что будут жалеть, когда кредит покрывать придется, а все равно таким способом их заставляют раскошелиться. - Затевать историю из-за такого-то пустяка странно. - Послезавтра... пятнадцатого, день выплаты - вот такое дело... еще стаканчик? - Только за свои деньги. Небритая морда, туша сигарету об угол плиты, улыбается. Бросив мельком взгляд на машину, я обращаю внимание на выпуклое продолговатое зеркало у ветрового стекла, которое позволяет, сидя в ней, видеть, что делается на берегу. Пять человек у костра, все как один, наклонившись к огню, неподвижны, словно фигуры на картине. Небритая морда, будто разговаривая сам с собой: - Да, неплохой человек... вот хоть эти женщины - ведь тем, кто в бараках живет, лишь бы баба, хоть кривая - другие от такой хари бежали бы без оглядки. Да и этим крепкозадым кобылам все равно, с каким мужиком переспать. Одна, говорят, гостя к себе допустит, а сама спит-похрапывает и вроде уже миллион заработала. - Кому хочется наживать врагов, верно? - Ого, - сразу понижает голос, - сколько народу собралось там... разве это не чудно?.. не люблю я такие сборища... а вот те на дамбе - эти уж точно на стреме стоят. - Может, вы зря беспокоитесь? - Смотрите, сволочи, накачиваются. Они собираются обчистить все автобусы. Сейчас сюда придут, это уж точно. - Кто-то, наверно, направляет их действия, верно? - Не знаю я... - К примеру, член муниципалитета, пользующийся здесь влиянием... - У вас тоже значок?.. если есть, то, хоть и под отворотом, все равно выбросьте его поскорей... Я все еще недооценивал происходящее. Даже если что-то и случится, думал я, все ограничится криками и шумом. Пусть покричат. В результате лишь станет ясно, что у брата есть враги. Для меня важно одно - воспользоваться этим случаем, чтобы разнюхать, что эти люди думают о нем. Любая окружность имеет точку, с которой она начинается, и точку, которой она заканчивается... любой лабиринт имеет вход, имеет и выход... а, будь что будет, лишь бы произошло все это поинтереснее, поярче... Может быть, из-за холода и напряжения сакэ совсем на меня не действовало. Или просто чашка такая толстая, и кажется, что выпил больше, чем на самом деле. Попросил еще порцию - четвертую. Трое рабочих, держась за руки, шатаясь подходят к автобусу, у которого я стою. Шатаются все трое потому, что средний, в теплом кимоно на вате, которого с двух сторон поддерживают товарищи, еле стоит на ногах. Левый, здоровенный детина с выдающимся вперед подбородком, зло рассматривает меня, но ничего не говорит. Может быть, ищет значок? Тот, что в толстом кимоно, орет "водки", а между выкриками плачет навзрыд... Понимаешь, в заявлении о розыске пропавшего без вести имя надо писать, это я тебе точно говорю. Жена пошла в управу подавать заявление о розыске, ее и спросили, а как имя, кого ты разыскиваешь?.. Да плюнь ты. Это говорил приятный на вид, невысокий человек с растрепанными волосами, шедший справа, поглаживая плакавшего по спине. Если не плюнешь на все, тогда тебе хоть подыхай... Водки! - вопит тот, что в теплом кимоно, по-прежнему заливаясь слезами... Да что там заявление о пропавшем без вести. Напиши хоть одно письмецо, узнают, что работаешь, - и конец пособию. Я бабе своей сказал, два года молчи и терпи. Считай, что муж твой помер, и терпи. Хочешь пособие получать - давай хитрить, делать нечего. Верзила неожиданно внятным тихим голосом: плюнь ты, не из-за жены это управа запрос прислала. Управа надумала конец положить пособию - вот и прислала... Запрос о розыске у прораба. А он грозится - или сам пиши письмо, или я свяжусь с управой... Плюнь. Мы свидетели, что ты здесь. И руки целы, и ноги - какой там пропавший без вести, смех один. Точно - ты здесь живешь. И все... Я здесь... Верзила и маленький хором орали с двух сторон... Верно, ты живешь здесь!.. Водки! Сволочи! Не хочу письма слать... Управа подвохи устраивает. Плюнь... Не ной, и в патинко* не пойдем играть. Сказали тебе - никакой ты не пропавший без вести, ну и пошли водку пить... ______________ * Патинко - автоматическая рулетка. Небритая морда, подняв большой палец, подает мне какой-то сигнал... бросаю взгляд на зеркало у ветрового стекла - брат, стоя примерно посредине между костром и автобусом, беспрерывно делает мне рукой знаки... я ухожу тихо, чтобы не привлечь внимания трех приятелей... идти очень трудно из-за гальки, устилающей берег реки... а может быть, я опьянел сильнее, чем мне вначале казалось?.. Брат хватает меня за руку, идет куда-то в сторону, точно увлекая меня во тьму, и говорит с беспокойством: - Здесь происходит что-то странное, знаете, лучше уезжайте отсюда. - Странное, в каком смысле? - Не понимаете?.. - И беспокойно оглядываясь по сторонам: - Здесь что-то затевается. - Я сейчас видел пьяных - занятные. На одного получен запрос о розыске, и он разревелся... - Дурачье отпетое. - А хозяин топливной базы, наверно, где-то здесь поблизости. Он отпустил мою руку и остановился, вглядываясь во тьму. - Оставьте ненужные предположения. Говорю же, искать в таком месте - пустая трата времени. Ведь тридцать тысяч в неделю - может, это и шальные деньги, но ими только-только расходы покроешь. Прошу вас, уезжайте отсюда побыстрее. - Но я совсем не держусь на ногах. - Если эти негодяи по-настоящему взбунтуются, здесь начнется такая заваруха... И в это время случилось вот что. Компания - их было человек семь-восемь, - медленно проходившая мимо костра и делавшая вид, что идет от одного автобуса к другому, вдруг резко изменила направление и кольцом окружила костер. Потом - кто начал первым, не знаю - люди неожиданно сплелись в черный клубок, женщины с воплем бросились было в нашу сторону. Но их тут же схватили. Подоспело подкрепление. Женщин взвалили на плечи, как мешки с картошкой, и утащили от автобусов во тьму. Хриплая ругань женщин, крики о помощи. Но и это продолжается всего лишь мгновение, покрывая ругань и крики, у автобуса, около самой дамбы, взрывается рев. Звон разбитого стекла. Камень, пролетев сквозь автобус, падает к моим ногам. Около костра обстановка тоже меняется: теперь уже трое парней переходят в контратаку. Они схватили одного из рабочих, ударили его чем-то по голове, и тот с воем рухнул на землю. Упавшего бьют ногами, может быть, у него даже сломана рука, и он, скорчившись, катается по земле. Несколько рабочих переворачивают ногами горящую бочку и, размахивая пылающими головешками, нападают на троих парней. Однако молодые ребята более ловкие и быстрые. И поэтому, хотя в руках у рабочих мощное оружие, они вынуждены отступать. Тогда рабочие решают использовать головешки для нападения на автобусы: они бросают их в разбитые окна. А трех парней атакуют камнями. В ответ те тоже бросают камни, но тут уж побеждает число. Молодые парни отступают, и тогда в объекты нападения превращаются автобусы. Выброшенные из автобусов плиты... газовые баллоны, из которых вырывается пламя... разбитая посуда... но разрушительная сила нападавших не проявилась еще в полную мощь - видимо, потому, что они разрывались между соблазном ринуться вслед за женщинами, которых утащили в сторону от реки, и возможностью напиться дармовой водки - теперь ее вдоволь. - Схожу в контору, предупрежу. Сказав это, брат убегает, пробираясь между дерущимися. Он уже совсем было пересек полукруг, образуемый автобусами, когда его догнали несколько рабочих и повалили на землю. Однако я даже не подумал двинуться с места. Задумчиво глядя на катающийся черный клубок, я нисколько не сожалел, что не протягиваю руку помощи, да и не считал, что должен что-то сделать. Но неожиданно приходит спасение. Самый дальний автобус, более или менее избежавший разгрома - видимо, потому, что водки было слишком много и все были поглощены выпивкой, - неожиданно взревел мотором и как был с открытой задней дверью, теряя по дороге товары и забравшихся в него рабочих, помчался вперед, расшвыривая мелкую гальку. Внимание нападающих сосредоточивается на нем. Некоторые, схватив камни, бросились за ним вдогонку, а некоторые даже пытаются забраться в него через окна. Но микроавтобус, мотор которого, думаю, был меньше тысячи кубических сантиметров, со скрежетом, будто пилят металл, из последних сил преодолевает подъем на дамбу и отрывается от преследователей. Успех беглеца дал и ему, и другим автобусам возможность бежать. Пока рабочие гнались за уносящимся автобусом, оставшиеся автобусы разом завели моторы и, газуя изо всех сил, понеслись по берегу. Я видел краем глаза, как человек, называвший себя братом, брошенный нападавшими, ползет на четвереньках к зарослям сухой травы у основания дамбы, один хотел было побежать к своей машине, счастливо избежавшей нападения... но вдруг спохватился: я забыл нечто весьма важное... его дневник... нужно напомнить о дневнике, который он обещал принести послезавтра к сестре. Подумал, что будет нелишне, если он подтвердит это обещание... но брата нигде не было видно - здорово, наверно, спрятался... а помедли я еще хоть секунду - и снова полетят камни... пригнувшись, делаю отчаянный рывок... в спину попадает камень, но боли не чувствую. Хуже, что задыхаюсь, горло перехватывает. Наверно, сказалась выпивка. Но все равно я удивительно спокоен, нахожу ключ, на это уходит не так уж много времени, и буквально одним движением завожу мотор. Большая часть рабочих столпилась у дороги, идущей вдоль склона насыпи, - у единственной дороги для автомашин, связывающей насыпь с берегом. Не успевшие удрать два последних автобуса, с зажженными фарами, неистово сигналя, пытаются прорваться через толпу. Один из них каким-то образом проскакивает. А второй, видимо впопыхах сорвав сцепление, посреди подъема неожиданно теряет скорость, и подлетевшие рабочие переворачивают его и легко сбрасывают под откос, где он и остается лежать вверх колесами. Фары ярко освещают склон насыпи, метров двадцать в ширину. Из сухой травы вертикально торчит белая палка - в ней таится какой-то зловещий смысл, но назначение ее не ясно. На фоне насыпи бурлит черная толпа, некоторые взобрались на перевернутый автобус, который уже вхолостую крутит колесами. Подстрекатель, конечно, среди них. Если бы только удалось рассмотреть его, хотя бы в самых общих чертах, представился бы прекрасный случай обнаружить врага этого самого брата - должен же он существовать... но вот еще более громкий вопль... звон разлетающегося стекла... глушу мотор, гашу фары. Вокруг того места, где раньше стояла бочка, красные огоньки беспорядочно разбросанных головешек... кто лежит на земле неподвижно - пьяный или раненый, кто ползет, кто, как лунатик, шатаясь, плетется к реке... но какое счастье, что перевернутый автобус не загородил дорогу. Правда, моя машина вполовину меньше автобуса. Малейшая ошибка, и ее судьба будет точно такой же. С потушенными фарами отъезжаю далеко от берега реки. Около перевернутой бочки ко мне подбегают трое молодых парней и просят помощи, но тут их настигают нападающие и грубо валят на землю. А может, их было уже не трое, а всего двое. Я не обращаю на них никакого внимания. Стараюсь ехать как можно медленнее, и машина, точно проходя испытание на прочность, вся дрожит и воет, готовая вот-вот развалиться. Если она сорвется в кювет и здоровенный камень пропорет ей брюхо - тогда конец. Но, не доезжая до редких зарослей ивы, я сталкиваюсь, как и предполагал, со второй копошащейся толпой. Это те, кто утащил женщин. Я еще больше сбавляю скорость и, когда преследователи, уверенные, что настигают меня, подбегают почти вплотную, круто поворачиваю и, направив машину к подъему на насыпь, нажимаю на газ. Меня подхлестывает грохот, будто молотом изо всех сил бьют по мотору, стараясь разбить его на мелкие кусочки... Все идет как будто хорошо. Большинство преследователей оставляют меня, захваченные зрелищем обряда, в котором участвовали женщины, стараясь ничего не пропустить. Поскольку фары потушены, я так и не разглядел толком, что за обряд совершался. На ум приходит лишь скользкая туша, освежеванная, разделанная и подвешенная на крюк в холодильнике мясной лавки. Фонари погашены, но зато полыхают огромные факелы, кругом царит дух истерического торжества. Потому-то на мою машину и не обратили никакого внимания. Взобравшись на дамбу, включаю наконец фары. И вдруг все тело становится точно каменным, плечи и колени онемели, в глазах темно - видно еще хуже, чем когда фары были потушены. Переключаю скорость, до упора нажимаю на газ, но машина еле движется, точно ручная тележка. Невыносимый страх леденит затылок. Постой, горелой резиной же пахнет. Ручной тормоз отпущен не до конца. Включив печку, опускаю стекло и только тогда ощущаю в переносице тяжесть опьянения. x x x Между тем в облике женщины ни малейшего признака опьянения. Положив на мужской плащ, перекинутый через руку, сложенную старую газету и придерживая все это сверху другой рукой, она плечом отодвигает портьеру, отделяющую комнату от кухни, и входит легкой девичьей походкой, почти на цыпочках. Видимо, она наскоро привела себя в порядок: матовая гладкая кожа, легкие отметинки веснушек - лицо вновь обрело свою обычную свежесть, волосы приглажены щеткой. Что это? - сознательное стремление выглядеть женственней или, наоборот, манера поведения - скорее проявление настороженности, желание скрыть истинное лицо... все равно эффективность ее ухищрений сомнительна... благодаря косметике эта женщина становится словно прозрачной - слишком отчетливо раскрывается ее сущность. Застланный туманом город давней мечты... задохнувшийся в молочном тумане далекий город, переполнявший меня страстным желанием еще до того, как я стал таким, как сейчас, город, который я помню спустя много-много дней... но именно благодаря рамке он выглядит пейзажем, и, может быть, потому, что я считаю его пейзажем, он и кажется прозрачным?.. а если убрать рамку - один туман... и сколько ни трогай рукой, по непрозрачности он ничуть не уступает железобетонной стене... не обольщайся, пока нет никаких доказательств, что эта женщина не сообщница... неожиданно в ушах звенит слабый женский крик, тот, что я слышал на берегу, и из тумана выплывает маленькая, как кусочек луны, разделанная туша, с которой капает черная жидкость... Она прошла мимо книжной полки, положила плащ на угол стола и, расправив газету, протянула ее мне, а сама села на тот же стул, что и вчера, но приняла несколько иную позу - теперь линия, разграничивающая книжную полку и лимонную штору, проходила у ее правого уха. Хрупкое ухо, готовое от грубого прикосновения рассыпаться на мелкие кусочки, как фарфор... некоторым захочется, наверно, уберечь его, другим - расколоть... к какому, интересно, типу принадлежал он?.. - Это газета, но... Сложенная пополам и еще вчетверо спортивная газета. Бросается в глаза, что она рваная и затертая, правда меньше, чем спичечный коробок. Вдруг красные иероглифы: "Всепобеждающий меч гнева. Еще шаг - и убийца". Это статья о реслинге. - От четвертого июня?.. он, видно, долго носил ее с собой... Переворачиваю страницу - статья о профессиональном бейсболе. Ниже - подробная реклама лекарства от простуды. Третья страница наполовину заполнена фотографиями улыбающихся молодых певцов и сплетнями об их любовных похождениях. Внизу небольшие обведенные рамкой объявления по тысяче иен за строку. Требуются рабочие, сдаются номера в гостинице, производятся финансовые операции, сдаются квартиры и прочая смесь... смесь, за исключением объявления о продаже собаки, касалась исключительно венерических болезней, лечения бесплодия или предотвращения беременности. Последняя страница - результаты и прогнозы бегов и автомобильных гонок; программы радио и телевидения и реклама фильмов. Внизу на три колонки объявления о наборе рабочей силы. Лишь одно объявление о розыске пропавшего без вести, но оно как будто не имело к нему никакого отношения. - Она и раньше была такая рваная? Или, может быть, вы слишком часто рассматривали ее? - Да, я тоже трогала, но... - и отведя взгляд от газеты и спокойно посмотрев мне прямо в лицо, - но рваная она была и раньше. - Когда ваш муж последний раз надевал плащ? Наверно, не помните. - Не знаю, как это назвать, безалаберностью или предусмотрительностью, но он почти всегда оставлял его в машине. Когда бы ни пошел дождь - всегда под рукой, говорил он... если бы муж не собрался продавать машину и специально не принес плащ домой, я бы, наверно, даже не вспомнила о его существовании. - Машину? Продал машину? Когда? Непроизвольно перейдя на тон допроса, я стал понуждать ее к ответу. Но женщина, нисколько не растерявшись и поглаживая пальцами угол стола, будто сомневаясь в чем-то: - За день до этого, а может быть, за два... во всяком случае, плащ он принес, пожалуй, за неделю до продажи машины... положил в чемодан и забыл... - Но вчера вы говорили совсем другое. - Возможно... странно, не правда ли? - Ведь я же спрашивал, действительно ли машина в ремонте, и вот... - Значит, это муж мне так сказал. - Куда девалась машина, брат должен был знать, зачем же вам понадобилось говорить неправду? Не зашел ли я слишком далеко? Загнав заявительницу в угол, из которого ей не выбраться... сам натворил - сам и расхлебывай... и это не ловушка, расставленная преднамеренно. Но и стена, к которой, казалось, прижата женщина, для нее не большая преграда, чем размокшая бумага... чуть смущенная улыбка... - У меня уж такое обыкновение - говорить, что на ум придет... вобью себе что-нибудь в голову... вот и сегодня полдня весь дом обыскивала... точно в прятки играла - и в платяном шкафу, и даже за книжным шкафом искала... мне казалось, что он превратился в червячка... и тогда я намазала на бумажку мед и положила ее под кровать. Губы ее дрожат, дыхание прерывается. Мне кажется, что она вот-вот расплачется, я даже растерялся. - Собственно, то, что вы неохотно сообщаете сведения, наносит ущерб нам обоим. Вы не только направляете меня по ложному следу, но и несете из-за этого напрасные расходы. А что за человек купил эту машину? - Очень хороший человек... - И вдруг, точно опомнившись и глядя мне прямо в глаза: - Нет, нет, вы ошибаетесь, если бы он деньги не хотел отдавать или был бы связан с исчезновением мужа, то одно из двух: либо что-то рассказал бы, либо совсем бы не показывался... и тогда я бы просто и не узнала о существовании этого человека. В общем, им можно не заниматься... - Профессия? - Кажется, водитель такси. - За сколько продана машина? - Что-то около ста шестидесяти тысяч иен... - Он уже выплатил полностью? - Да, он мне расписку показывал. - Значит, муж собирал деньги, чтобы уйти из дому? - Не может быть. Не могу поверить. - Неожиданно лицо женщины, до этого безмятежное, гладкое, точно восковое, стало колючим, шершавым, точно его обсыпали песком, вокруг губ, вытянувшихся и ставших похожими на сосок, залегли мелкие светлые морщинки. Она с силой прикусывает ноготь большого пальца: - У вас же нет доказательств, значит, вы не можете так говорить. - Но ведь доказательства складываются из фактов. И я оказался в весьма затруднительном положении, поскольку вы, как мне кажется, не проявляете особого интереса к фактам... - Все равно не могу поверить... человек пропал без вести - это правда, и все же... еще вопрос, из-за чего он убежал... совсем не обязательно, что он убежал из-за меня... думаю, что не из-за меня... из-за чего-то другого... Я прихожу в