опитанный потом матрас. В голове вихрем закружились самые разные мысли, и он стал мельком, то и дело отвлекаясь, просматривать с таким трудом добытую газету. "Дополнена повестка дня Японо-американского объединенного комитета..." Как же все-таки женщине удалось добыть газету?.. Может быть, эти типы почувствовали, что у них есть какие-то обязательства по отношению ко мне?.. Да, но, судя по тому, как было до сих пор, всякая связь с внешним миром прекращается после завтрака. Несомненно одно из двух: либо женщина каким-то неизвестным ему способом может связываться с внешним миром, либо она сама выбралась отсюда и купила газету. "Действенные меры против застоя на транспорте!" Ну хорошо... Допустим, женщина выбралась... Это немыслимо без веревочной лестницы. Не знаю, как это ей удалось, но ясно одно - она использовала веревочную лестницу... Ну а если так... Мысль его бешено заработала. Узник, только думающий о побеге, - это одно дело. Но ведь женщина, жительница деревни, не потерпит, чтобы ее лишили возможности свободно выходить из ямы... то, что убрали лестницу, - не более чем временная мера, чтобы запереть меня здесь... Стало быть, если я сделаю все, чтобы усыпить их бдительность, рано или поздно такая же возможность появится и у меня. "В репчатом луке - вещества, эффективные при лечении последствий атомной радиации". Видимо, мой план симуляции болезни был несколько нарушен непредвиденными обстоятельствами. Еще древние очень верно говорили: если удача спит - жди... Но почему-то сердце к ожиданию совсем не лежало. Было как-то неспокойно. Уж не из-за этого ли страшного, какого-то неуютного и странного сна?.. Ему не давала покоя мысль об опасном - почему опасном, он и сам не понимал - письме. К чему бы такой сон? Но это не дело - принимать так близко к сердцу обыкновенный сон. В любом случае нужно довести начатое до конца. Женщина, тихонько посапывая, как обычно, спала на полу недалеко от очага, закутавшись с головой в застиранное кимоно, свернувшись калачиком, обняв руками колени. С этого дня она ни разу не показывалась ему обнаженной, но под кимоно на ней, видимо, ничего нет. Мужчина быстро пробежал страницу, посвященную социальным вопросам, колонки местной жизни. Он, конечно, не нашел ни статьи о своем исчезновении, ни объявления о том, что без вести пропал человек. Так он и предполагал и поэтому не особенно огорчился. Тихонько встал и спустился на земляной пол. На нем не было ничего, кроме длинных трусов из искусственного шелка. Так было лучше всего. Песок собирался в том месте, где резинка перехватывала тело, и только здесь появлялись краснота и зуд. Стоя в дверях, он посмотрел вверх, на песчаную стену. Свет ударил в глаза, и все вокруг точно загорелось желтым пламенем. Ни души. Лестницы, конечно, тоже нет. Ничего удивительного. Он хотел лишь убедиться для верности. Нет никаких признаков, что ее опускали. Правда, при таком ветре пяти минут не пройдет, как любой след исчезнет. Да и сразу же за дверьми верхний слой песка нескончаемо тек - будто с песка сдирали шкурку. Он вернулся в дом и лег. Летала муха. Маленькая коричневатая дрозофилла. Наверное, что-то где-то гниет. Пополоскав горло водой из завернутого в полиэтилен котелка у изголовья, он позвал женщину: - Послушайте, может, вы встанете... Женщина вздрогнула и вскочила. Халат сполз, обнажив грудь, слегка обвисшую, но еще полную, с проступающими голубыми жилками. Суетливым, неуверенным движением женщина натянула халат, взгляд ее блуждал, казалось, она еще не совсем проснулась. Мужчина заколебался. Должен ли он сердито и без обиняков спросить у нее о лестнице?.. Или, может быть, лучше поблагодарить за газету и одновременно спросить - мирным, доброжелательным тоном? Если он разбудил женщину, только чтобы прервать ее сон, то самое правильное - держаться агрессивно. А поводов для придирок сколько угодно. Но это может увести далеко от главной цели - прикидываться тяжелобольным. Правда, такое поведение не особенно похоже на поведение человека, у которого поврежден позвоночник. Что ему действительно необходимо - так это заставить их убедится в полной невозможности использовать его как рабочую силу и любыми средствами усыпить их бдительность; их сердца уже смягчились до того, что они дали ему газету, теперь надо сделать их вообще неспособными к сопротивлению. Но все его радужные надежды рухнули сразу. - Да нет, никуда я не выходила. Один из нашей артели принес средство от гниения дерева, которое мне давно уже обещали... Его-то я и попросила... Здесь, в деревне, газету получают всего в четырех-пяти домах... Пришлось ему специально идти в город, чтобы купить ее... Такое совпадение вполне возможно. Но не означает ли это, что он заперт в клетке замком, к которому не подберешь отмычки? Если даже местные жители должны мириться подобным заточением, то крутизна этих песчаных стен - дело нешуточное. Мужчиной овладело отчаяние, но он взял себя в руки. - Вот как?.. Послушайте... Ведь вы здесь хозяйка, верно?.. А не какая-нибудь собака... Не может быть, чтобы вы не могли свободно выходить отсюда и возвращаться, когда захотите? Или вы такое натворили, что в глаза односельчанам смотреть не можете? Заспанные глаза женщины широко раскрылись от удивления. Они налились кровью, точно раскалились, ему показалось даже, что в комнате стало светлее. - Ну что вы! Не могу смотреть в глаза?! Чепуха какая! - Хорошо, но тогда вам нечего быть такой робкой! - Да если я и выйду отсюда, мне там и делать-то особенно нечего... - Можно погулять! - Гулять?.. - Ну да, гулять... походить туда-сюда, разве этого мало?.. Я говорю, вот вы, до того как я сюда пришел, свободно выходили, когда хотели? - Но ведь попусту ходить - только зря уставать... - Я дело говорю! Подумайте хорошенько. Вы должны это понять!.. Ведь даже собака, если ее надолго запереть в клетке, и та с ума сойдет! - Да гуляла я! - выкрикнула женщина своим глухим монотонным голосом. - Правда же, мне давали гулять, сколько я захочу... пока сюда не попала... Подолгу гуляла с ребенком на руках. Даже замучилась от этих прогулок... Мужчина не ожидал такого. Какая-то странная манера разговаривать. Когда она смотрит на него так нет сил отвечать. Да, верно... лет десять назад, когда царила разруха, все только и мечтали о том, чтобы никуда не ходить. Такой им представлялась свобода. Но можно ли сказать, что сейчас они уже пресытились этой свободой?.. А может быть, в этот песчаный край тебя и завлекло как раз то, что ты уже изнемогла в погоне за этой призрачной свободой... Песок... Бесконечное движение одной восьмой миллиметра... Это значит - все наизнанку: автопортрет на негативной пленке, рассказывающий о свободе жить, никуда не выходя. Ведь даже ребенок, который готов гулять сколько угодно, начинает плакать, если заблудится. Женщина вдруг резко изменила тон: - Чувствуете себя как? Все в порядке? Но что уставилась как баран? Мужчина разозлился. В три погибели тебя скручу, но заставлю признаться, что ты во всем виновата! При одной мысли об этом по телу побежали мурашки, и ему даже почудилось потрескивание, точно от кожи отдирали засохший клей. Кожа будто ощущала ассоциации, связанные со словом "скручу". И вдруг женщина превратилась в силуэт, отошедший от фона... Двадцатилетнего мужчину возбуждают мысли. Сорокалетнего - возбуждает кожа. А для тридцатилетнего самое опасное - когда женщина превращается в силуэт. Он может обнять его так же легко, как самого себя... Но за спиной женщины множество глаз... И она лишь кукла, которую водят за нити этих взглядов... Стоит обнять ее, и уже будут водить на ниточке тебя... Тогда и эта ложь с повреждением позвоночника моментально обнаружится. Разве может он в таком месте, как это, перечеркнуть всю свою прошлую жизнь! Женщина бочком пододвинулась ближе. Ее округлые колени уперлись ему в бедро. Вокруг разлился густой запах стоялой протухшей воды, исходивший у нее изо рта, носа, ушей, подмышек, от всего ее тела. Робко, нерешительно ее горячие, как огонь, пальцы заскользили вверх и вниз по его позвоночнику. Мужчина весь напрягся. Вдруг пальцы коснулись его бока. Мужчина вскрикнул: - Щекотно! Женщина засмеялась. Она и слегка заигрывала, и немного робела. .Все это было слишком неожиданно, и он еще не знал, как себя вести. Но чего она хочет?.. Умышленно это делалось или пальцы просто соскользнули?.. Только что она моргала глазами, изо всех сил стараясь проснуться... Но ведь и в первый вечер она так же странно засмеялась, когда, проходя мимо, толкнула его в бок... Может быть, она вкладывает в свои действия какой-то особый смысл? Возможно, в глубине души она не верит в его болезнь и делает все это, чтобы проверить свои сомнения... Не исключено... Зевать нельзя. Ее соблазнительность - самая обыкновенная ловушка, в конце концов точно такая же, как сладкий аромат меда у растений-хищников, питающихся насекомыми. Сначала она спровоцирует его на насилие, вызовет этим скандал, а потом он окажется по рукам и ногам опутан цепями шантажа. Мужчина взмок и начал плавиться, как воск. Поры его источали пот. Часы остановились, и точного времени он не знал. Там, наверху, возможно, день еще в разгаре. Но на дне двадцатиметровой ямы были уже сумерки. Женщина еще крепко спала. Ноги и руки у нее нервно вздрагивали - что-то снилось. Он хотел было помешать ей спать, но раздумал. Она все равно уже выспалась. Мужчина приподнялся, подставляя тело сквозняку. Полотенце, по-видимому, упало с лица, когда он повернулся во сне, и теперь за ушами, около носа, в углах рта налипло столько песка - хоть соскребай. Он накапал в глаза и прикрыл их концом полотенца. Но, только повторив это несколько раз, смог наконец как следует раскрыть их. Еще два-три дня - и глазных капель не останется. Даже из-за одного этого хочется, чтобы скорее уж был какой-нибудь конец. Тело такое тяжелое, будто в железных доспехах лежишь на магните. Он изо всех сил напряг зрение, но в тусклом свете, пробивавшемся через дверь, иероглифы в газете казались застывшими лапками дохлых мух. По-настоящему нужно было, конечно, попросить женщину еще днем, чтобы она почитала ему. Это бы и спать ей помешало. Одним выстрелом убил бы двух зайцев. Но, к сожалению, он сам заснул раньше нее. Как ни старался - все испортил. И вот теперь опять у него будет эта невыносимая бессонница. Он пытался в ритме дыхания считать от ста назад. Пытался мысленно шаг за шагом пройти привычной дорогой из дома в школу. Пытался в определенном порядке назвать известных ему насекомых, группируя их по видам и семействам. Но, убедившись, что все усилия тщетны, начал еще больше нервничать. Глухое ворчание ветра, несущегося по краю ямы... Скрежет лопаты, пластающей влажный песок... Далекий лай собак... Едва слышные голоса, колеблющиеся, как пламя свечи... Беспрерывно сыплющийся песок, который, как наждак, точит кончики нервов... И все это он должен выносить. Ничего, как-нибудь вытерпит. Но в тот миг, когда утренние голубые лучи скользнули вниз с края ямы, все стало наоборот - началась схватка со сном, впитывавшимся в него, как вода в губку. И если этот порочный круг не будет где-то разорван, то крупинки песка, чего доброго, остановят не только часы, но и само время. Статьи в газете были все те же. В ней нельзя было различить даже следов того, что недельный разрыв все же существует. Если это окно во внешний мир, то, видимо, стекла в нем - матовые. "Широко распространилось взяточничество в связи с налогами на корпорации" ... "Университетские городски сделать Меккой индустрии"... "Одно предприятие за другим приостанавливает работу. Заседание Генерального совета профсоюзов приближается: точка зрения будет опубликована" ... "Мать убила двух детей и отравилась сама" ... "Участившиеся похищения автомобилей - новый стиль жизни или новый вид преступлений!" ... "Неизвестная девушка уже три года приносит цветы к полицейской будке" ... "Трудности олимпийского бюджета Токио" ... "Сегодня призрак снова зарезал двух девушек" ... "Студенты губят здоровье наркотиками" ... "Курса акций коснулся осенний ветер" ... "Известный тенор Блю Джексон приезжает в Японию" ... "В Южно-Африканской Республике снова волнения: 280 убитых и раненых" ... "Воровская школа без платы за обучение: замешаны женщины; аттестаты об окончании - в случае успешной сдачи экзаменов". Ни одной статьи, которую было бы жалко пропустить. Призрачная башня с просветами, сложенная из призрачного кирпича. Впрочем, если бы на свете существовало лишь то, что жалко упустить, действительность превратилась бы в хрупкую стеклянную поделку, к которой страшно прикоснуться. Но жизнь - те же газетные статьи. Поэтому каждый, понимая ее бессмысленность, ось компаса помещает в своем доме. И вдруг на глаза попалась поразительная статья. "Около восьми часов утра четырнадцатого на строительном участке жилого дома, улица Ёкокава, 30, экскаваторщик Тосиро Цутому (28 лет), работавший в компании Хинохара, был придавлен обвалившимся песком и получил тяжелое увечье. Он был доставлен в ближайшую больницу, но вскоре умер. Согласно расследованию, произведенному полицейским участком Ёкокава, причиной несчастного случая послужило, по всей вероятности, то, что, срывая десятиметровую гору, он выбрал слишком много песка". Понятно... Они нарочно подсунули мне эту статью. Даром они не стали бы выполнять мою просьбу. Хорошо еще, что не обвели ее красными чернилами. Для слишком скандальных типов можно припасти, мол, и Черного Джека... Кожаный мешок наполняют песком - такой штукой шибанешь не хуже, чем железной или свинцовой палкой... Сколько бы ни говорили, что песок течет, но от воды он отличается... По воде можно плыть, под тяжестью песка человек тонет... Слишком радужным казалось мне мое положение. Но изменение тактики было связано с серьезными сомнениями и потребовало немало времени. Прошло, пожалуй, часа четыре, как женщина ушла копать. По времени корзины с песком должны быть подняты уже второй раз, переносчики закончили свою работу и ушли к пикапу. Прислушавшись и убедившись, что они не возвратятся, мужчина встал потихоньку и оделся. Женщина ушла с лампой, поэтому все приходилось делать на ощупь. Ботинки были полны песка. Он заправил брюки в носки, достал гетры и положил их в карман. Ящик для насекомых и другие свои вещи он решил сложить у двери, чтобы потом легче было найти. Земляной пол, на который он спустился, был покрыт песчаным ковром, и он мог не красться - шагов все равно не слышно. Женщина поглощена работой. Легко орудует лопатой, вонзая ее в песок... Дышит ровно, сильно... В свете лампы, стоящей у ее ног, пляшет длинная тень... Он притаился за углом дома, затаив дыхание. Взяв в руки концы полотенца, сильно растянул его в стороны. Сосчитаю до десяти и выскочу... Нужно сразу напасть - в тот момент, когда она, нагнувшись, начнет поднимать лопату с песком. Нельзя, конечно, утверждать, что никакой опасности нет. И то сказать - их отношение к нему может через какие-нибудь полчаса резко измениться. Ведь существует же этот самый чиновник префектуры. Не случайно же старик принял его сначала за этого чиновника и так насторожился. Они, видимо, ожидают, что вот-вот приедут их инспектировать. А если так, то не исключено, что при обследовании мнения в деревне разделятся, скрывать его существование окажется невозможным, и они в конце концов откажутся от мысли держать его взаперти. Правда, нет никакой гарантии, что эти полчаса не растянутся на полгода, на год, а то и больше. Полчаса или год - шансы равны. Он бы не стал биться об заклад, что это не так. Но если представить себе, что ему протянут руку помощи, то гораздо выгоднее и дальше притворяться больным. Именно к этому вопросу он все время мысленно возвращался. Раз он живет в стране, где существуют закон и порядок, то естественно надеяться на помощь. Те люди, которые скрывались в тумане загадочности и, не подав признаков жизни, попадали в число пропавших без вести, в большинстве случаев сами этого хотели. Кроме того, если ничто не указывает на преступление, исчезновение рассматривается не как уголовное, а как гражданское дело и полиция особенно глубоко в него не вникает. Но в случае с ним обстоятельства совсем иные. Он жаждет помощи, он взывает о ней ко всем - ему безразлично, откуда она придет.. Даже для человека, ни разу не видевшего его, не слышавшего его голоса, все станет сразу ясным, как только тот хоть мельком взглянет на его дом, оставшийся без хозяина. Недочитанная книга, раскрытая на той странице, как он ее оставил... Мелочь в карманах костюма, в котором он ходил на работу... Чековая книжка - пусть на очень скромную сумму, - с которой в последнее время не снимал деньги... Ящик с недосушенными насекомыми, еще не приведенными в порядок... Заказ на новые банки для насекомых, приготовленный к отправке, с наклеенной маркой... Все брошено незаконченным и указывает на намерение хозяина вернуться. Посетитель, хочет он того или нет, не может не внять мольбе, которая так и слышится в этих комнатах. Да... Если бы не было того письма... Если бы только не было того дурацкого письма... Но оно было... Сон оказался вещим, а сейчас он снова старается убедить в чем-то самого себя. Для чего? Довольно уверток. Потерянного не вернешь. Он своими собственными руками уже давно задушил себя. Все, что касалось этого отпуска, он держал в глубокой тайне и ни одному из сослуживцев намеренно не рассказывал, куда едет. И мало того, что молчал, он сознательно старался окутать свою поездку тайной. Прекрасный способ - лучше не придумаешь, чтобы подразнить этих людей, которые в своей будничной, серой жизни сами с ног до головы стали серыми. Сейчас он занимался самоуничижением: стоило ему подумать, что среди всей этой серости не он, конечно, а другие могли быть и другого цвета - красного, голубого, зеленого... Лето, полное ослепительного солнца, бывает ведь только в романах и кинофильмах. А в жизни - это воскресные дни скромного маленького человека, который выехал за город, где все тот же запах едкого дыма, и лежит на земле, подстелив газету, открытую на страницах, посвященных политике... Термос с магнитным стаканчиком и консервированный сок... взятая напрокат после долгого стояния в очереди лодка - пятнадцать йен в час... Побережье, на которое накатывается свинцовая пена прибоя, кишащая дохлой рыбой... А потом электричка, битком набитая до смерти уставшими людьми... Все всё прекрасно понимают, но, не желая прослыть глупцами, позволившими одурачить себя, усердно рисуют на сером холсте какое-то подобие празднества. Жалкие, небритые отцы тормошат своих недовольных детей, заставляя их подтвердить, как прекрасно прошло воскресенье... Сценки, которые каждый хоть раз да видел в углу электрички... Почти трогательная зависть к чужому солнцу. Но если бы дело было только в этом, особенно близко принимать все к сердцу он не стал бы. Если бы тот человек не реагировал на все так же, как и остальные сослуживцы, едва ли стоило бы упрямиться. Только тому он оказывал особое доверие. Человеку с ясными, правдивыми глазами, с лицом, всегда казавшимся свежеумытым. Он был активистом профсоюзного движения. С этим человеком однажды он попытался даже серьезно и искренне поделиться своими сокровенными мыслями, которые скрывал от других. - Ты как считаешь? Меня вот просто мучит проблема образования, подкрепляемого жизнью... - Что значит "подкрепляемого"? - Ну, в общем, образование, которое зиждется на иллюзии и заставляет воспринимать несуществующее как существующее. Взять хотя бы песок - он представляет собой твердое тело, но в то же время в значительной мере обладает гидродинамическими свойствами. Это как раз и привлекает к нему мой пристальный интерес. Человек оторопел. По-кошачьи сутулый, он ссутулился еще больше. Но выражение лица, как всегда, оставалось открытым. Он ничем не показал, что идея противна ему. Кто-то сказал однажды, что он напоминает ленту Мебиуса. Лента Мебиуса - это перекрученная один раз и соединенная концами полоска бумаги, которая превращается таким образом в плоскость, лишенную лицевой и оборотной стороны. Может быть, в это прозвище вкладывали тот смысл, что он, как лента Мебиуса, слил воедино свою профсоюзную деятельность и личную жизнь? Вместе с легкой издевкой в этом прозвище звучало и одобрение. - Может быть, ты имеешь в виду реалистическое образование? - Нет, возьми мой пример с песком... разве мир в конечном счете не похож на песок?.. Этот самый песок, когда он в спокойном состоянии, никак не проявляет своего существа... На самом деле не песок движется, а само движение есть песок... Лучше мне не объяснить... - Я и так понял. Ведь в практике преподавания заключены важнейшие элементы релятивизма. - Нет, не то. Я сам стану песком... Буду видеть все глазами песка... Умерев раз, нечего беспокоиться, что умрешь снова... - Уж не идеалист ли ты, а?.. А ты ведь, пожалуй, боишься своих учеников, правда? - Да потому, что я и учеников считаю чем-то похожим на песок... Тот человек звонко рассмеялся тогда, обнажив свои белые зубы, ничем не показывая, что ему не по душе разговор, в котором они так и не нашли точек соприкосновения. И без того маленькие глаза совсем упрятались в складках лица. Он, помнится, тоже не мог не улыбнуться в ответ. Этот человек действительно был лентой Мебиуса. И в хорошем смысле, и в плохом. Стоило уважать его хотя бы за хорошую его половину. Но даже этот Лента Мебиуса, так же как и остальные сослуживцы, явно выказывал черную зависть к его отпуску. Это уж совсем не было похоже на ленту Мебиуса. Завидуя, он в то же время и радовался. Ходячая добродетель часто вызывает раздражение. И поэтому дразнить его доставляло огромное удовольствие. И тут это письмо... Сданная карта, которую уже не вернешь. Вчерашний кошмар никак нельзя считать беспричинным. Было бы ложью сказать, что между ним и той, другой женщиной не было никакой любви. Между ними были какие-то тусклые и, пожалуй, неясные отношения, и он никогда не знал, чего можно от нее ждать. Стоило, к примеру, ему сказать, что брак, по существу сходен с распашкой целины, как она безапелляционно и зло возражала, что брак должен означать расширение дома, который стал тесен. Скажи он наоборот - она бы и на это, безусловно, возразила. Это была игра - кто кого переиграет, которая продолжалась без устали уже два года и четыре месяца. Может быть, правильнее было бы сказать, что они не столько утратили страсть, сколько в конце концов заморозили ее,. Потому что слишком идеализировали. И вот тогда-то совершенно неожиданно и созрело решение оставить письмо и сообщить в нем, что на некоторое время он уедет один, не указав места. Таинственность, которой он окутал свой отпуск, так безотказно действовавшая на сослуживцев, не могла не подействовать на нее. Но в последнюю минуту, уже надписав адрес и наклеив марку, он решил, что это дурачество, и оставил письмо на столе. Безобидная шутка сыграла роль автоматического замка с секретом, который может открыть только владелец сейфа. Письмо обязательно должно было попасться кому-нибудь на глаза. В нем, конечно, усмотрели нарочно оставленное доказательство того, что он исчез по собственной воле. Он уподобился неумному преступнику, который с тупым упорством уничтожает отпечатки пальцев, хотя его видели на месте преступления, и этим только доказывает свою преступность. Возможность выбраться из плена отдалилась. И сейчас, хотя он все еще не терял надежды, надежда задыхалась от яда, которым он сам ее отравил. Теперь у него один путь - вырваться отсюда, пусть даже силой. Сомнения сейчас недопустимы. Перенеся всю тяжесть тела на пальцы ног, так что они до боли врезались в песок, он решил: сосчитаю до десяти и выскочу... Но досчитал до тринадцати - и все не мог решиться. Наконец, отсчитав еще четыре вздоха, он вышел из-за укрепления. Для того, что он замышлял, движения его были слишком медленными. Песок поглощал все силы. Тем временем женщина повернулась и, опершись на лопату, с изумлением уставилась на него. Если бы женщина оказала сопротивление, результат был бы совсем иным. Но его расчет на неожиданность оправдался. Правда, он действовал слишком нервозно, но и женщина была так потрясена, что ее словно парализовало. Ей и в голову не пришло отогнать его лопатой, которую она держала в руках. - Не поднимай крика!.. Ничего тебе не сделаю... Тихо!.. - шептал он сдавленным голосом, как попало заталкивая ей в рот полотенце. Но она и не пыталась противиться этим неловким, слепым действиям. Почувствовав ее пассивность, мужчина взял себя в руки. Он вытащил концы полотенца у нее изо рта, плотно обмотал ей голову и завязал их сзади узлом. Потом гетрой, которую приготовил заранее, крепко-накрепко связал ей за спиной руки. - А теперь быстро в дом! Женщина, совершенно оцепеневшая, покорно подчинялась не только действиям, но и словам. Какая уж тут враждебность - она и тени сопротивления не оказывала. Видимо, впала в состояние, подобное гипнозу. Мужчина не задумывался над тем, что делал, и не знал, делает ли он то, что нужно, но грубое насилие, видимо, и лишило ее способности сопротивляться. Он заставил женщину подняться с земляного пола наверх. Второй гетрой связал ей ноги у лодыжек. Он все делал в полной тьме, на ощупь, и оставшийся кусок гетры еще раз обмотал для верности вокруг ног. - Ну вот, сиди спокойно, ясно?.. Будешь себя хорошо вести, ничего тебе не сделаю... Но смотри, со мной шутки плохи... Всматриваясь в ту сторону, откуда слышалось дыхание женщины, он стал пятиться к двери, потом быстро выскочил наружу, схватил лопату и лампу и тут же вернулся в дом. Женщина повалилась набок. Она часто и тяжело дышала в такт дыханию поднимала и опускала голову. При вдохе она вытягивала челюсть - наверное, для того, чтобы не вдыхать песок из циновки. А при выходе - наоборот, чтобы воздух из ноздрей с большей силой сдувал песок с лица. - Ладно, потерпишь немного. Дождись, пока вернутся эти, с корзинами. После всего, что я перенес, тебе лучше молчать. Кроме того, я ведь заплачу за то время, что пробыл здесь... Ну а всякие там расходы ты в общем сама подсчитаешь... Ну а всякие там расходы ты в общем сама подсчитаешь... Не возражаешь?.. Возражаешь?! По правде говоря, мне бы ничего не следовало платить, но я просто люблю, чтобы все было по честному. Поэтому, хочешь или нет, все равно отдам эти деньги. Обхватив рукой шею, точно помогая себе дышать, мужчина напряженно, с беспокойством прислушивался к какому-то шуму, слышавшемуся снаружи. Да, лампу лучше потушить. Он поднял стекло и уже готов был задуть огонь... Нет, надо проверить еще разок, как там женщина. Ноги перевязаны достаточно крепко - палец не просунешь. С руками тоже все в порядке - запястья побагровели, обломанные до мяса ногти стали цвета старых, загустевших чернил. Кляп отличный. Ее и без того бесцветные губы так растянуты, что в них не осталось ни кровинки - ну просто призрак. Сочившаяся слюна образовала черное пятно на циновке, как раз под щекой. Оттуда, где виднелась женщина, в колеблющемся свете лампы, казалось, слышался беззвучный вопль. - Ничего не поделаешь. Сама заварила кашу... - В его торопливо брошенных словах сквозила нервозность. - Ты меня пыталась обмануть, я - тебя. В расчете? Я ведь все ж таки человек, меня нельзя так вот просто посадить на цепь, как собаку... Любой скажет, что это честная, законная самозащита. Неожиданно женщина повернула голову, стараясь уголком полузакрытого глаза поймать его взгляд. - Ну что?.. Хочешь что-нибудь сказать? Женщина как-то неопределенно покачала головой. Вроде бы и утвердительно, вроде бы и отрицательно. Он приблизил лампу к ее лицу, пытаясь прочесть по глазам. Сначала он даже не поверил. В них не было ни злобы, ни ненависти, а лишь бесконечная печаль и, казалось, мольба о чем-то. Быть не может... Наверное, кажется... "Выражение глаз" - это просто-напросто красивый оборот... Разве может быть в глазах какое-то выражение, если глазное яблоко лишено мускулов? Но все же мужчина заколебался и протянул было руки, чтобы ослабить кляп. И тут же отдернул. Торопливо потушил лампу. Приближались голоса переносчиков корзин с песком. Чтобы потушенную лампу легче было найти, он поставил ее на самый край приподнятого над землей пола и, вынув из-под умывальника котелок с водой, припал к нему и стал жадно пить. Потом, схватив лопату, притаился у двери. Он весь взмок. Вот сейчас... Еще пять-десять минут терпения... Решительно подтянул к себе ящик с коллекцией насекомых. - Эй, - раздался хриплый голос. - Чего вы там делаете? - точно эхо, послышался другой, еще сохранивший молодые нотки. Яма была погружена в такой густой мрак, что его, казалось, можно было почувствовать на ощупь, а снаружи уже, наверное, взошла луна, потому что на границе между песком и небом расплывчатым пятном темнела группа людей. С лопатой в правой руке мужчина пополз по дну ямы. Наверху раздались непристойные шуточки. Вниз опустилась веревка с крюком, чтобы поднимать бидоны. - Тетка, давай побыстрей! В ту же минуту мужчина, напружинившись, кинулся к веревке, подняв за собой клубы песка. - Эй, поднимай, - заорал он, вцепившись обеими руками в шершавую веревку с такой силой, что, будь это камень, пальцы все равно вошли бы в него. - Поднимай! Поднимай! Пока не поднимете, не отпущу... Женщина в доме валяется связанная! Хотите помочь ей - быстрее тяните веревку. А до тех пор никого не подпущу к ней!.. Если кто попробует сюда сунуться, лопатой башку раскрою... Суд будет - я выиграю! Снисхождения не ждите!.. Ну, что мешкаете? Если сейчас поднимете меня, не подам в суд, буду обо всем молчать... Незаконное задержание - преступление немалое!.. Ну что там? Давайте тащите! Падающий песок бьет в лицо. Под рубахой, от шеи вниз, ползет что-то неприятное, липкое. Горячее дыхание обжигает губы. Наверху как будто совещаются. И вдруг - сильный рывок, и веревка поползла вверх. Тяжесть его болтающегося тела, значительно большая, чем он предполагал, вырывает веревку из рук. Он вцепился в нее с двойной силой. Спазма, точно от сдерживаемого смеха, сдавила живот, и изо рта веером вырвались брызги... Продолжавшийся неделю дурной сон рассыпался и улетает... Хорошо... Хорошо... Теперь спасен! Неожиданно он почувствовал невесомость и поплыл в пространстве... Ощущение как при морской болезни разлилось по всему телу; веревка, которая до этого чуть ли не сдирала кожу с рук, теперь бессильно лежала в ладонях. Эти мерзавцы отпустили ее!.. Перевернувшись через голову, он неловко упал в песок. Ящик для насекомых издал под ним противный треск. Потом что-то пролетело, задев щеку. Очевидно, крюк, привязанный к концу веревки. Что делают, негодяи! Хорошо, хоть не задел. Пощупал бок, которым упал на ящик, - кажется, нигде особенно не болит. Вскочил как подброшенный и стал искать веревку. Ее уже подняли наверх. - Дурачье! Мужчина завопил не своим голосом. - Дурачье! Ведь раскаиваться-то будете вы! Никакой реакции. Только тихий шепот - не различишь слов - плывет, точно дым. Что в этом шепоте - враждебность или насмешка, - не разберешь. И это невыносимо. Злоба и унижение, точно стальными обручами, сковали его тело. Он продолжал кричать, сжав кулаки так, что ногти впились во взмокшие ладони. - Еще не поняли?! Слов вы, верно, не понимаете, но ведь я сделал такое, что даже вы поймете! Женщина связана! Слышите?.. Пока не поднимете меня наверх или лестницу не спустите, она так и останется связанной!.. И некому будет песок отгребать... Ну как, нравится?.. Подумайте хорошенько... Если все здесь засыплет песком, вам же хуже будет, верно?.. Песок пересыплется через яму и начнет надвигаться на деревню!.. Вместо ответа они просто ушли, слышался только скрип корзин, которые они волокли по песку. - Почему?.. Почему вы уходите, так ничего и не сказав?! Жалкий вопль, который уже никто, кроме него, не слышал. Дрожа всем телом, мужчина нагнулся и стал на ощупь собирать содержимое разбитого ящика для коллекционирования насекомых. Бутылка со спиртом, видимо, треснула: когда он коснулся ее, между пальцами разлилась приятная прохлада. Он беззвучно заплакал. Горевал он не особенно сильно. Да и казалось ему, что плачет кто-то другой. Песок полз за ним, как хитрый зверь. Блуждая в кромешной тьме, еле передвигая ноги он с трудом добрался до двери. Ящик с отломанной крышкой тихонько положил рядом с очагом. Рев ветра разорвал воздух. Из банки у очага он вынул завернутые в полиэтилен спички и зажег лампу. Женщина лежала все в той же позе, чуть больше наклонившись к полу. Она слегка повернула голову в сторону двери, стараясь, видимо, выяснить, что делается снаружи. Заморгала от света и сразу же снова плотно закрыла глаза. Как восприняла она жестокость и грубость, которую он только что испытал на себе?.. Хочет плакать - пусть плачет, хочет смеяться - пусть смеется... Еще не все потеряно. Я, и никто другой, держу запал к мине замедленного действия. Мужчина опустился на колено за спиной женщины. Чуть поколебался, потом развязал полотенце, стягивавшее ей рот. И не потому, что почувствовал вдруг угрызения совести. И уж конечно, не из жалости или сочувствия. Он просто обессилел. И уже не мог выносить этого бесконечного напряжения. Кляп, в сущности, был ни к чему. Если бы тогда женщина и кричала о помощи, это, может быть, наоборот, вызвало бы растерянность сред его врагов и заставило бы их скорее решить все дело. Женщина, вытянув подбородок, тяжело дышала. От ее слюны, смешанной с песком, полотенце стало серым и тяжелым, как дохлая крыса. Синие следы от врезавшегося полотенца, казалось, никогда не исчезнут. Чтобы размять одеревеневшие щеки, ставшие твердыми, как вяленая рыба, она беспрерывно двигала нижней челюстью. - Уже время... - Взяв двумя пальцами полотенце, он отбросил его. - Пора им кончить совещаться. Сейчас прибегут с веревочной лестницей. Ведь если все останется как есть, им же самим хуже будет. Да, это точно... Не хотели беспокойства - нечто было тогда заманивать меня в эту ловушку. Женщина проглотила слюну и облизнула губы. - Но... - Язык еще плохо ее слушался, и она говорила глухо, точно с яйцом во рту. - Звезды взошли? - Звезды?.. При чем тут звезды?.. - А вдруг звезды не взошли... - Ну и что, если не взошли? Женщина, обессилев, снова замолчала. - В чем дело? Начали - договаривайте! Хотите составить гороскоп? Или, может быть, это местное суеверие?.. Еще скажите, что в беззвездные ночи нельзя спускать лестницу?.. Ну так как же? Я не понимаю, когда молчат!.. Может, вы заговорите, когда взойдут звезды? Ждите, дело ваше... Но что будет если в это время разразится тайфун? Тогда уж нечего будет беспокоиться о звездах! - Звезды... - Женщина точно по капле выдавливала из себя слова, как из полупустого тюбика. - Если к этому времени звезды еще не взошли, особо сильного ветра не будет... - Почему? - Звезд-то не видно из-за тумана. - Нужно же сказать такое! Разве сейчас ветер дует не так же, как раньше? - Нет, тогда был намного сильнее. Слышите, он стихает... Может быть, и верно, что она говорит. Звезды видны как в тумане потому, что у ветра не хватает сил разогнать испарения в воздухе. Нынешней ночью вряд ли будет сильный ветер... Значит, и они там, в деревне, не будут торопиться с решением... И то, что ему представлялось сначала вздором, глупостью, оказалось неожиданно разумным ответом. - В самом деле... Но я совершенно спокоен... Если они так, то и я могу выжидать. Где неделя, там и десять дней, и пятнадцать дней - разница невелика... Женщина с силой поджала пальцы ног. Они стали похожи на присоски-прилипалы. Мужчина рассмеялся. И, рассмеявшись, почувствовал, как к горлу подступила тошнота. Ну что себя изводить?.. Разве ты не нащупал слабое место своих врагов?.. Почему же ты не успокаиваешься, не наблюдаешь?! Ведь когда ты наконец благополучно возвратишься домой, безусловно, стоит описать все пережитое. ...О! Мы поражены. Наконец-то вы решились что-то написать. Действительно, пережили немало. Но на опыте мы учимся - ведь даже дождевой червь не вытянется, если не раздражать его кожицу... Спасибо. Мне и правда многое пришлось продумать, даже заглавие уже есть... О! Ну и какое заглавие?.. "Дьявол дюн" или "Ужас муравьиного ада"... Да, интригующие заглавия. Но не создают ли они впечатление некоторой несерьезности?.. Вы так считаете?.. Какими бы ужасными ни были испытания, нет смысла обрисовывать лишь внешнюю сторону событий. Кроме того, герои трагедии - это люди, которые там живут, и, если в написанном вами не будет хотя бы намечен путь к решению проблемы, плакали тогда все эти ваши тяжелые испытания... Свинство?.. Что?.. Кажется, где-то чистят сточную канаву? Или, может быть, происходит какая-то особая химическая реакция между хлоркой, разбрызганной в коридоре, и запахом чеснока, который исходит у вас изо рта?.. Что?.. Ничего, ничего, не беспокойтесь, пожалуйста. Сколько бы я ни писал, вижу, что не гожусь в писатели... Это снова совершенно излишняя скромность, не к лицу она вам. Мне кажется, не нужно смотреть на писателей как на людей особой категории. Если пишешь, значит, ты писатель... Существует устоявшееся мнение, что кто-то, а уж эти учителя любят писать - дай им только волю. Это, наверное, потому, что профессионально они сравнительно близки к писателям... Это и есть творческое обучение? И, несмотря на то, что сами они даже коробочку для мелков смастерить не умеют... Коробочка для мелков - благодарю покорно. Разве одно то, что тебе открывают глаза на тебя самого, не есть прекрасное творчество?.. И поэтому меня заставляют испытывать новые ощущения, несущие новую боль... Но и надежду!.. Не неся никакой ответственности за то, оправдается эта надежда или нет... Если с самого начала каждый не будет верить в собственные силы... Ну, хватит заниматься самообольщением. Ни одному учителю не позволителен подобный порядок... Порок? Это я о писательстве. Желание стать писателем - самый обыкновенный эгоизм: стремление стать кукловодом и тем самым отделить себя от остальных марионеток. С той же целью женщины прибегают к косметике... Не слишком ли строго? Но если слово "писатель" вы употребляете в таком смысле, то быть писателем и просто писать, пожалуй, и в самом деле не одно и то же... Пожалуй. И именно поэтому я хотел стать писателем! А если не смогу, то и писать не стоит!.. Кстати, как выглядит ребенок, которому не дали обещанного? Снаружи послышался звук, напоминающий хлопанье крыльев. Схватив лампу, мужчина выскочил за дверь. На дне ямы валялось что-то, завернутое в рогожу. Наверху - ни души. Не притрагиваясь к свертку, он громко закричал. Никакого ответа. Он развязал веревку, стягивавшую рогожку. Пакет с неизвестным содержимым - это взрывчатка, к которой поднесен запал, именуемый любопытством. Против воли в глубине души затеплилась надежда: может быть, какие-нибудь приспособления, чтобы выбраться из ямы?.. Эти деревенские бросили сюда все необходимое и поспешно убежали... Но там был лишь маленький пакет, завернутый в газетную бумагу, и примерно литровая бутыль, заткнутая деревянной пробкой. В пакете три пачки, по двадцать штук, сигарет "Синсэй" И больше ничего. Просто не хотелось верить. Он снова взял рогожу за край и с силой встряхнул ее - посыпался только песок... На худой конец, хоть записочка должна быть, все еще надеялся он, но и ее не оказалось. В бутыли была дрянная водка, пахнувшая прокисшей рисовой лепешкой. Для чего все это?.. Какая-нибудь сделка?.. Он когда-то слыхал, что индейцы в знак дружбы обмениваются трубками. Да и водка - везде знак празднества. Итак, можно с полным основанием предположить, что в такой форме они выражают свое стремление как-то договориться. Обычно деревенские жители стесняются выражать свои чувства словами. В этом смысле они очень простодушны. Но пока всякие соглашения в сторону - сначала сигареты. Как это он целую неделю вытерпел без них? Привычным движением надрывая уголок пачки, он ощутил глянцевитость бумаги. Щелкнул по дну и выбил сигарету. Пальцы, взявшие ее, слегка дрожали. Прикурив от лампы, он медленно и глубоко затянулся, и аромат опавших листьев разлился по всему телу. Губы онемели, перед глазами повис тяжелый бархатный занавес. Будто от удара, у него закружилась голова, охватил озноб. Крепко прижав к себе бутылку, с трудом сохраняя равновесие, он медленно пошел в дом. Ноги не слушались. Голова, точно стянутая обручем, все еще кружилась. Он хотел посмотреть туда, где была женщина, но никак не мог повернуть голову. Лицо женщины, которое он увидел, краешком глаза, показалось ему удивительно маленьким. - Подарок вот... - Он высоко поднял бутылку и потряс ею. - здорово сообразили, верно? Теперь, спасибо им, вы можете заранее все отпраздновать... Без слов ясно... Я с самого начала все понял... Что прошло, то прошло... ну как, может, за компанию рюмочку? Вместо ответа женщина крепко закрыла глаза. Возможно, она сердится за то, что он не развязал ее? Глупая женщина. Ведь если бы она хоть на один вопрос как следует ответила, он бы сразу развязал ее. А может, ей просто обидно? Из-за того, что она не может удержать с таким трудом добытого мужчину и вынуждена - тут уж ничего не поделаешь - отпустить его. Какие-то основания у нее, пожалуй, есть... Ей ведь лет около тридцати, вдова. Сзади на щиколотках у нее какие-то странные, резко очерченные впадины. Он опять почувствовал прилив беспричинного веселья. Почему ноги у нее такие чудные? - Хотите закурить? Дам огоньку. - Нет, не хочу, и так в горле сохнет... - тихо ответила она, покачав головой. - Может, дать попить? - Да ничего не надо. - Не стесняйтесь. Я ведь с вами сделал такое не потому, что питаю какую-то особую злобу именно к вам. Вы сами должны понять, что это было необходимо с точки зрения стратегии. И вот теперь они как будто уступили... - Мужчинам раз в неделю выдают водку и табак. - Выдают?.. - Большая муха, которой кажется, что она летит, когда на самом деле она бьется головой о стекло... Научное название Mushina stabulans. Почти не видящие глаза, которые воспринимают предметы по частям... Даже не стараясь скрыть растерянность, он спросил: Но зачем же так затрудняться ради нас?! Разве не лучше дать людям возможность самим покупать, что им нужно? - Работа очень тяжелая, и много ее - ни для чего другого не остается времени... Да и деревне выгодно: часть расходов берет на себя Лига. Если так, все это означало не соглашение, а совсем наоборот - рекомендацию капитулировать!.. Да нет, пожалуй, еще хуже. Может быть, он уже превратился в колесико, одно из тех, что приводят в движение повседневную жизнь, и в качестве такового внесен во все списки? - Да, мне бы еще хотелось для верности спросить. Я первый, с которым вот такое случилось здесь? - Нет. Что ни говори, а рук-то ведь не хватает... И люди, у которых хозяйство, и бедняки - все, кто может работать, один за другим уходят из деревни... Нищая деревушка - песок один... - Ну так как же... - Даже голос его приобрел защитную окраску - под цвет песка. Кроме меня есть еще кто-нибудь, кого вы поймали? - Да, это было в прошлом году, в начале осени... Открыточник... - Открыточник? - Ну да, агент одной компании, которая выпускает открытки для туристов, приехал в гости к здешнему руководителю кооператива... Чудесный пейзаж, говорит, только разрекламировать для городских... - И его поймали? - Как раз в одном доме в нашем же ряду не хватало рабочих рук... - И что же дальше? - Да вроде сразу же и умер... Нет, он с самого начала не очень крепкий был... А тут еще, как назло, время тайфунов, вот и перетрудился... - Чего ж он сразу не сбежал? Женщина не ответила. Так все ясно, что и отвечать нечего. Не убежал потому, что не смог убежать... Дело, конечно, только в этом. - А кроме него? - Да... в самом начале года был здесь студент, он, кажется, продавал книги. - Коробейник, что ли? - Какие-то тонюсенькие книжечки, всего по десять йен. В них было против кого-то написано... - Студент - участник движения за возвращение на родину... Его тоже поймали? - Он и сейчас, наверное, живет в третьем от нас доме. - И веревочная лестница тоже убрана? - Молодежь никак у нас не приживается... Что же поделаешь, в городе платят лучше, да и кино и рестораны каждый день открыты... - Но ведь не может быть, чтобы ни одному человеку еще не удалось убежать отсюда? - Почему же, был один молодой парень, которого сбили с пути дружки, и он убежал в город... Кого-то он там ножом пырнул - даже в газетах об этом писали... Срок ему дали, а после сюда обратно вернули, живет, наверное, спокойно под родительским кровом... - Не об этом ли я спрашиваю! Я спрашиваю о тех, которые убежали отсюда и не вернулись! - Это давно было... Помню, целая семья сбежала ночью... Дом долго пустовал, и это стало очень опасно, но уже ничего не сделаешь... правда, очень опасно... Если хоть одно место здесь рушится - это все равно что трещина в плотине... - И после этого, говорите, не было? - Думаю, что нет... - Абсурд какой-то! - Жилы у него на шее вздулись, стало трудно дышать. Вдруг женщина перегнулась пополам, точно оса, кладущая яйца. - Что такое?.. Болит? - Да, больно... Он дотронулся до ее побелевшей руки. Потом просунул пальцы сквозь узел и пощупал пульс. - Чувствуете? Пульс вполне хороший... По-моему, ничего серьезного. Понимаю, что поступаю плохо, но мне нужно, чтобы вы пожаловались тем, из деревни, которые во всем виноваты. - Простите, вы не почешете мне шею, там, за ухом? Застигнутый врасплох, он не мог отказать. Между кожей и коркой песка был слой густого пота, напоминавшего масло. Было ощущение, что ногти проходят сквозь кожу персика. - Простите... Но правда, отсюда еще никто не выбирался. Внезапно очертания двери превратились в бесцветную, неясную линию и уплыли. Это была луна. Осколки тусклого света - точно крылышко муравья. И по мере того как глаза привыкали, все дно песчаной чаши приобретало влажную глянцевитость, какая бывает на сочных молодых листьях. - Ну что ж, в таком случае я буду первым! Ждать было тяжело. Время лежало нескончаемыми петлями, похожими на кольца змеи. Вперед можно двигаться лишь из кольца в кольцо. И в каждом кольце сомнение, а у каждого сомнения - свое собственное оружие. И очень нелегко было продвигаться вперед, споря с этими сомнениями, игнорируя их или отбрасывая. В мучительном ожидании прошла ночь. Рассвело. Из окна над ним смеялось утро, ползшее, как белая улитка, по его лбу и носу. - Простите, водички бы... Что такое? Наверное, задремал на какой-то миг. Рубаха, штаны на коленях взмокли. Песок, налипший на пот, и цветом и на ощупь - точно недопеченная пшеничная лепешка. Он забыл прикрыть лицо, поэтому в носу и во рту пересохло, как на рисовом поле зимой. - Простите, очень прошу... Женщина, с ног до головы засыпанная песком, тряслась как в лихорадке. Ее страдания, будто по проводам, передавались и ему. Он снял с котелка полиэтилен и сначала сам жадно припал к нему. Набрал немного воды, чтоб полоскать рот, но одного раза, даже двух было недостаточно. Он все время выплевывал комья песка. Потом махнул рукой и проглотил песок вместе с водой. Это было все равно что глотать камни. Выпитая вода тут же проступила потом. Воспаленная кожа - на спине сверху донизу, на груди и на боках до самой поясницы - болела так, точно ее сдирали слоями. Он попил и с виноватым видом поднес котелок ко рту женщины. Она схватила его зубами и, не прополоскав рот, стала пить, постанывая, как голубь. В три глотка она опорожнила котелок. Глаза ее, смотревшие на мужчину из-под припухших век, впервые наполнились беспощадным осуждением. Опустевший котелок стал легким, точно был сделан из бумаги. Чтобы избавиться от гнетущего чувства вины, мужчина спустился на земляной пол, отряхивая песок. Может, хоть лицо протереть ей влажным полотенцем? Конечно, это гораздо разумнее, чем давать ей задыхаться от пота. Считается, что уровень цивилизации пропорционален степени чистоты кожи. Если у человека есть душа, она, несомненно, обитает в коже. Стоит только подумать о воде, как грязная кожа покрывается десятками тысяч сосков, готовых всосать ее. Холодная и прозрачная как лед, мягкая как пух - великолепное вместилище для души... Еще минута - и кожа на всем его теле сгниет и отвалится. Он заглянул в бак и отчаянно закричал: - Там пусто!.. Он засунул в бак руку. Черный песок, скопившийся на дне, лишь испачкал кончики пальцев. Под кожей, жаждавшей воды, закопошились мириады раненых тысяченожек. - Сволочи, про воду забыли?.. Может, они ее попозже собираются привезти? Он хорошо понимал, что хочет этим успокоить себя. Пикап всегда заканчивает работу и возвращается в деревню, как только рассветет. Замысел этих негодяев понятен. Они, видимо, решили прекратить доставку воды и довести его до исступления. И он вспомнил - ведь эти люди, прекрасно зная, как опасно подрывать песчаный обрыв, не сочли даже нужным предостеречь его. У них и в мыслях нет заботиться о том, чтобы с ним ничего не случилось. Они, наверное, и в самом деле не собираются выпускать его отсюда живым, человека, так глубоко проникшего в их тай ну, и если уж встали на этот путь, то не сойдут с него до конца. Мужчина остановился в дверях и посмотрел на небо. В розовой краске, разлитой утренним солнцем, с трудом можно было различить пушистые застенчивые облака... Небо не предвещает дождя. С каждым выдохом тело, казалось, теряет воду. - Да что же они задумали?! Хотят убить меня, что ли? Женщина по-прежнему дрожала. Она молчит, наверное, потому, что все прекрасно знает. Короче - соучастница преступления, прикидывающаяся жертвой. Помучайся!.. Твои мучения - лишь справедливое возмездие. Но все ее мучения ни к чему, если о них не узнают те подлецы из деревни. А ведь нет никакой гарантии, что они узнают. Мало того, если понадобится, они, вполне возможно, и женщину, не задумываясь, принесут в жертву. Может быть, поэтому она и напугана так. Зверь слишком поздно обнаружил, что щель, в которую он полез, надеясь убежать на волю, оказалась входом в клетку... Рыба поняла наконец, что стекло аквариума, в которое она то и дело тыкалась носом, - непреодолимая преграда... Он второй раз остался ни с чем. И сейчас оружие в руках у них. Но пугаться нечего. Потерпевшие кораблекрушение гибнут не столько от голода и жажды, сколько от страха, что пищи и воды не хватит. Стоит только подумать, что проиграл, и в тот же миг начнется поражение. С кончика носа упала капля пота. Обращать внимание на то, сколько кубических сантиметров влаги потеряно, - значит попасться на удочку врага. Надо бы подумать, сколько потребуется времени, чтобы испарился стакан воды. Ненужные волнения ведь не подгонят эту клячу - время. - Может, развязать, а? Женщина настороженно замерла затаив дыхание. - Не хотите - мне все равно... Хотите - развяжу... Но с одним условием... Без разрешения лопату в руки не брать... Ну как, обещаете? - Очень прошу, ну пожалуйста! - стала жалобно просить женщина, до того терпеливо сносившая всё. Это было неожиданно, точно зонт вывернуло порывом ветра. - Что хотите обещаю! Очень прошу, ну пожалуйста, пожалуйста!.. На теле остались багровые рубцы, сверху покрытые белесоватой пленкой. Лежа в том же положении, лицом вверх, женщина терла лодыжки одну о другую. Потом начала пальцами разминать запястья. Чтобы не стонать, она стиснула зубы, на лице выступил пот. Вот она медленно перевернулась и встала на четвереньки: сначала на колени, потом на руки. Наконец с трудом подняла голову. Некоторое время она оставалась в этом положении, слегка раскачиваясь. Мужчина тихо сидел на возвышенной части пола. Он собирал во рту слюну и глотал. После нескольких глотков слюна стала вязкой, как клей, и застряла в горле. Ему не хотелось спать, но от усталости в мозгу все расплывалось, как чернила на влажной бумаге. Перед глазами мелькали какие-то мутные пятна и линии. Точно загадочная картинка. Есть женщина... Есть песок... Есть пустой бак из-под воды... Есть распустившее слюни животное... Есть солнце... И где-то, - где, он и сам не знает, - есть, конечно, и районы циклонов, и переходные слои между течениями воздушных масс. С какой же стороны подступиться к этому уравнению с множеством неизвестных? Женщина встала и медленно пошла к двери. - Куда идешь? Лишь бы отвязаться, она пробормотала что-то, чего он не разобрал. Ему стало понятно, почему все это время ей было так плохо. За деревянной стеной сразу же послышалось, что она тихонько мочится. И вдруг все показалось ему до ужаса никчемным. Это очень верно: время не начинает вдруг лететь галопом, как лошадь. Но и не тащится медленнее ручной тележки. Постепенно жара достигла своей высшей точки; она довела до кипения глаза и мозг, расплавила внутренности, подожгла легкие. Песок, впитавший в себя ночную влагу, выпускает ее в виде испарений в атмосферу... Благодаря преломлению света он сверкает, как мокрый асфальт... Но на самом деле эта, без всяких примесей, одна восьмая миллиметра - суше поджаренной на сковородке мухи. И вот первый песчаный обвал... Привычный звук, без которого не начинается ни один день, но мужчина невольно переглянулся с женщиной. Один день песок не отгребали - какие будут последствия?.. Ничего особенного, подумал он, но все же забеспокоился. Женщина, опустив глаза, молчит. Всем своим видом показывает - сам беспокойся сколько угодно. Ну, раз так - пропади все пропадом, не станет он ее расспрашивать. Песчаный поток, сузившись было до тоненькой нитки, снова разросся, превратившись в оби, и так несколько раз. Потом наконец иссяк. В общем ничего страшного. Он облегченно вздохнул. Внезапно в щеке начались пульсация и жжение. Дешевая водка, о которой он до этого старался не вспоминать, стала вдруг неодолимо манить его к себе, точно светильник во тьме. Что бы там ни было, а горло промочить не мешает. Не то вся кровь из тела испарится. Он прекрасно сознавал, что сеет семена будущих мучений, но больше не мог противиться желанию. Вытащил пробку, поднес бутылку ко рту и стал пить прямо из горлышка. Но язык все еще оставался верным сторожевым псом - заметался, испугавшись неожиданного вторжения. И он захлебнулся. Будто от избытка кислорода. Но не остановился перед соблазном сделать и третий глоток. Пьет в честь чего-то страшного... Пришлось и женщине предложить. Но она, конечно, решительно отказалась. И с таким видом, будто ей отраву предлагают выпить. Как он и опасался, упавший в желудок алкоголь тотчас же, как шарик пинг-понга, подскочил к голове и зажужжал в ушах, точно оса. Кожа становится жесткой, как шкура свиньи. Кровь разлагается!.. Кровь испаряется! - Нужно что-то делать! Самой, наверное, тоже не сладко? Веревки я ведь развязал - делай теперь что-нибудь! - Хорошо... Но если я не попрошу кого-нибудь из деревни привезти воды... - А разве этого нельзя сделать?! - Только если работу начнем, тогда... - Мне не до шуток! Ну скажи... Есть у кого-нибудь такие права? Женщина опустила глаза и плотно сжала губы. Ну что ты будешь делать?! Клочок неба, видневшийся сквозь щель над дверью, из ярко-голубого превратился в блестяще-белесый, как внутренность морской раковины. Допустим, долг - это паспорт человека, но почему он должен визировать его у этих типов!.. Жизнь человека - не разбросанные обрывки бумаги... Она закрытый, тщательно сброшюрованный дневник... Одной первой страницы для единственного экземпляра вполне достаточно... И незачем выполнять свой долг на тех страницах, которые не будут иметь продолжения... Если каждый раз спасать ближних, умирающих от голода, ни на что другое времени не останется... Черт, как хочется пить!.. А какое множество людей умирает от жажды, - если бы ему нужно было хоронить всех умерших, то, сколькими бы телами он ни обладал, их все равно не хватило бы. Начался новый обвал. Женщина поднялась и взяла веник, стоявший у стены. - Не вздумай работать! Ведь, кажется, обещала? - Нет, с одеяла... - С одеяла? - Если вы немного не поспите... - Захочу спать - сам сделаю все, что нужно! Неожиданный толчок, точно всколыхнулась земля, потряс дом. На миг глаза, как дымом, застлало песком, посыпавшимся с потолка. Вот он наконец, результат того, что песок не отгребали. Не имея стока. Он прорвался вниз. Балки и столбы дома, сдерживая напор, жалобно застонали всеми суставами. Но женщина, пристально уставившись на притолоку двери, не выказала особого беспокойства. Наверное, потому, что давление испытывал еще только фундамент. - Сволочи, негодяи... Сколько же можно?.. Им, видно, все нипочем... Как сердце колотится!.. Ему не терпится ускакать, точно испуганному зайчонку... Не в силах усидеть в своей норе, оно готово забиться куда угодно - в рот, в уши, в кишки. Слюна стала еще более вязкой. Но в горле не очень пересохло. Наверное, потому, что выпил водки и слегка опьянел. Но как только алкоголь выветрится, оно начнет гореть огнем. И огонь испепелит его. - Сделали такое... и радуются... Потому что и мышиных-то мозгов у них нет... Ну что они будут делать, если я здесь подохну?! Женщина подняла голову, собираясь что-то сказать, но опять промолчала. Подумала, должно быть, что отвечать бесполезно. Это ее молчание как бы подтверждало, что разговоры бесцельны, что ответ может быть только плохим. Хорошо... если конец все равно один, почему бы ему не испробовать все, что только возможно?! Мужчина еще раз глотнул из бутылки и, приободрившись, выскочил наружу. В глаза ударила струя расплавленного свинца, он пошатнулся. В следах, оставленных ногами, сразу же закружились водовороты песка. Вон там он бросился ночью на женщину и связал ее... Где-то должна быть засыпана и лопата. Обвал как будто приостановился, но со склона ямы, обращенного к морю, песок продолжал беспрерывно сыпаться. Временами, из-за ветра, что ли, этот поток отрывался от стены и развевался в воздухе, точно кусок полотна. Следя за тем, чтобы не вызвать новую лавину, он стал осторожно носком ботинка шарить в песке. Недавно был обвал, значит, искать нужно глубже, однако нога нигде не встречала сопротивления. Прямые лучи солнца жгли нестерпимо. Сузившиеся до точки зрачки... лоб... Нельзя больше терять ни капли пота... Это предел. Да, но куда же запропастилась моя лопата?.. Точно, я ее держал в руках, собираясь использовать как оружие... Ну, значит, ее засыпало где-то там... Он стал осматривать дно ямы и сразу же увидел, что в одном месте песок возвышается в форме лопаты. Мужчина собрался было сплюнуть, но тут же одернул себя. Все, что содержит хоть каплю влаги, нужно стараться удержать в организме. Между зубами и губами он постарался отделить песок от слюны и только то, что налипло на зубах, счистил пальцем. В углу комнаты женщина, повернувшись лицом к стене, что-то делала со своим кимоно. Может, ослабила пояс и вытряхивает песок? Мужчина взял лопату за середину ручки и поднял ее вровень с плечом. И нацелился острием в наружную стену у дверей... За его спиной раздался крик женщины. Он ударил лопатой, навалившись на нее всей тяжестью. Лопата легко прошла сквозь деревянную стену. Сопротивление не больше того, какое оказала бы сырая вафля. Омытая снаружи песком, стена выглядит как новая, но на самом деле уже почти совсем сгнила. - Что вы делаете? - Разломаю ее на куски, и у меня будет материал для лестницы. Выбрал другое место и попробовал еще раз. То же самое. Видимо, женщина была права, когда говорила, что песок гноит дерево. Если гниет даже эта стена, на солнечной стороне, то можно себе представить, каковы остальные. Как только эта развалюха еще стоит... Покосившаяся набок, точно одна сторона у нее парализована... Может быть, в самое последнее время, когда стали строить дома из бумаги и пластика, и существуют конструкции, которые держатся неизвестно как... - Ну что ж, если доски не годятся, попробуем поперечные балки. - Нельзя! Перестаньте, пожалуйста! - Да чего там, песок все равно вот-вот раздавит. Не обращая на нее внимания, он размахнулся, чтобы ударить по бревну, но женщина с криком бросилась вперед и повисла у него на руке. Он вырвал локоть и развернулся, стараясь стряхнуть ее. Но, видимо, не рассчитал - вместо того чтобы свалить женщину, упал сам. Тут же вскочил и набросился на нее, но она впилась в лопату железной хваткой. Что такое?.. Ведь пересилить его она не может... Они несколько раз перекатились по земляному полу, и в тот короткий момент, когда ему уже казалось что он ее одолел и прижал к полу, женщина, орудуя лопатой, как щитом, легко сбросила его с себя. Что ты будешь делать!.. Наверное, из-за того, что водки выпил... И, уже не считаясь с тем, что его противник - женщина, он изо всех сил ударил ее согнутым коленом в живот. Женщина закричала и сразу обмякла. Не теряя ни минуты, он навалился на нее. Грудь ее обнажилась, и руки мужчины скользили по вспотевшему голому телу. Вдруг они замерли, как бывает в кино, когда испортился кинопроектор. Еще минута - и драка за лопату могла превратиться в нечто совсем иное. Но тут она вдруг сказала хрипло: - А ведь городские женщины все красивые, правда? - Городские женщины?.. - Он вдруг смутился... И угас... Опасность как будто миновала... Он не представлял себе, что мелодрама может существовать и здесь, в этих песках. Но, видимо, нет такой женщины, которая, даже раздвигая колени, не была бы убеждена, что мужчина оценит ее по достоинству, только если будет разыграна мелодрама. Эта трогательная и наивная иллюзия как раз и делает женщину жертвой одностороннего духовного насилия... Наивность женщины превращает мужчину в ее врага. Жесткое, точно накрахмаленное, лицо, дыхание, вырывающееся со скоростью урагана, слюна вкуса жженого сахара... Ужасная затрата энергии. Потом вышло не меньше стакана влаги. Женщина медленно поднялась, опустив голову. Ее засыпанное песком лицо было на уровне его глаз. Неожиданно она высморкалась пальцами и вытерла руку песком. Потом наклонилась, и шаровары соскользнули вниз. Мужчина с раздражением отвел глаза. Хотя сказать "с раздражением" было бы не совсем верно. На языке осталось какое-то странное ощущение, но не жажда - другое... Он смутно чувствовал, что существуют два вида полового влечения. Например, люди типа Ленты Мебиуса, ухаживая за девушкой, начинают, как правило, с лекций о питании и вкусе. Если взять голодного человека, рассуждают они, для него существует лишь пища вообще, для него все имеет один вкус - и говядина из Кобэ, и хиросимские устрицы... Но стоит ему насытиться, как он начинает различать вкус пищи... То же самое и в половом влечении: существует половое влечение вообще, и уже потом возникает половое влечение в частности... Секс тоже нельзя рассматривать вообще. Все зависит от места и времени: иногда необходимы витамины, в других случаях - угорь с рисом. Это была совершенная, глубоко продуманная теория, но, как ни печально, пока не нашлось ни одной девушки, которая предложила бы ему себя, чтобы испытать в соответствии с этой теорией половое влечение вообще или в частности. И совершенно естественно. Ни мужчину, ни женщину нельзя увлечь с помощью одной теории. Да и этот дурацки прямодушный Мебиус прекрасно все понимал, и только потому, что ему было противно духовное насилие, он продолжал звонить у дверей пустых домов. Он и сам не был, конечно, настолько романтичным, чтобы мечтать о не замутненных ничем половых отношениях... Они возможны, лишь когда уже стоишь одной ногой в могиле... Начинающий засыхать бамбук спешит принести плоды... Умирающие от голода мыши во время миграции неистово совокупляются... Больные туберкулезом все как один страдают повышенной возбудимостью... Живущий в башне король или правитель, способный лишь на то, чтобы спускаться по лестнице, всего себя отдает постройке гарема... Но, к счастью, человек не всегда находится под угрозой смерти. Человек, которому уже не нужно было испытывать страха перед зимой, мог освободиться и от сезонных периодов любви. Но когда заканчивается борьба, оружие превращается в бремя. Пришел тот, кого именуют порядком, и вместо природы он дал человеку право контроля над клыками, когтями и потребностью пола. И половые отношения уподобились сезонному билету на пригородный поезд: при каждой поездке обязательно компостировать. Причем необходимо еще убедиться, что билет не поддельный. И эта проверка точно соответствует громоздкости установленного порядка. Она до невероятности обременительна. Самые различные документы: контракты, лицензии, удостоверение личности, пропуск, удостоверение об утверждении в звании, документ о регистрации, членский билет, документы о награждении, векселя, долговые обязательства, страховой полис, декларация о доходах, квитанции и даже родословная - в общем, необходимо мобилизовать все бумажки, какие только могут прийти на ум. Из-за этого половые отношения оказываются погребенными под грудой документов, как личинки бабочки-мешочницы. И все бы ничего, если бы дело ограничивалось этим. Но, может быть, бумажки нужны и дальше?.. Не забыты ли еще какие-нибудь?.. И мужчина и женщина снедаемы мрачными подозрениями, что противная сторона недостаточно ревностно собирала документы... И вот, чтобы показать свою честность, они выдумывают все новые и новые... И никто не знает, где же он, этот последний документ... И нет предела этим документам... (Та женщина обвиняла меня в излишней придирчивости. Но я не придираюсь, это так и есть! - Но не таковы разве обязанности любви? - Ни в коем случае! Любовь - это то, что остается, когда методом исключения отбрасываются запреты. Если не верить в это, - значит, не верить ни во что. Было бы, конечно нерезонным доходить до того, чтобы терпеть вещи дурного вкуса: прикреплять ко всему, что связано с сексом, наклейки, будто это подарок. Будем каждое утро тщательно разглаживать любовь утюгом... Чуть поношенная, она становится старой... Но разгладишь складки - и она опять как новая... И как только она становится новой - тут же начинает стареть... Разве кто-нибудь обязан серьезно слушать подобные непристойности? Конечно, если бы порядок гарантировал жизнь тем, кто его поддерживает, то еще имело бы смысл идти на уступки. Но на самом-то деле как? Шипы смерти падают с небес. Да и на земле видам смерти нет числа. То же начинает смутно ощущаться и в половой жизни. Будто в руках - фиктивный вексель. Тогда-то и начинается подделка сезонного билета - когда один не удовлетворен. Ну что ж, это деловой подход. Или же как неизбежное зло признается необходимость духовного насилия. Без этого почти ни один брак не был бы возможен. Примерно так же поступают и те, кто проповедует свободную любовь. Они лишь под благовидным предлогом до предела рационализируют взаимное насилие. Если принять это как должное, то в нем, по-видимому, можно найти определенное удовольствие. Но свобода, сопровождающаяся беспрерывным беспокойством о плохо задернутых занавесках, приводит лишь к психическому расстройству. Женщина, казалось, тонко уловила чувства, владевшие мужчиной. Она как будто раздумала завязывать шнурок, поддерживавший шаровары. Конец распущенного шнурка висел у нее между пальцами. Своими кроличьими глазами она посмотрела на мужчину. Глаза ее походили на кроличьи не только из-за покрасневших век. Мужчина ответил ей взглядом, в котором время остановилось. Вокруг женщины распространялся резкий запах: так пахнет, когда варят жилистое мясо. По-прежнему придерживая руками шнурок, она прошла мимо мужчины, поднялась в комнату и стала снимать шаровары. И так непринужденно, естественно, будто просто продолжала делать то, что начала раньше. А ведь это и есть настоящая женщина, промелькнуло у него в голове. И он решился. Болван, помедлишь еще немного - и все пропало. Он тоже быстро распустил ремень. Еще вчера он бы, наверное, решил, что это очередной спектакль, который устраивает женщина, - как и та ямочка на щеке, и тот застенчивый смех. А может, так оно и есть. Но ему не хотелось так думать. Время, когда он мог использовать ее как предмет торга, уже прошло... Сейчас решить все может только сила... У него были все основания думать, что от торга нужно отказаться, что их отношения будут строиться на взаимном доверии... Опустившись на одно колено, женщина скрученным полотенцем сметала песок с шеи. Неожиданно сорвалась новая лавина. Весь дом вздрогнул и заскрипел. Досадная помеха?.. Голову женщины в мгновение ока засыпало белой пудрой. Песок плавал в воздухе, точно туман. Плечи и руки тоже покрылись тонким слоем песка. Обнявшись, они ждали, когда кончится обвал. Налипший песок пропитался потом, а сверху сыпался новый и новый... Плечи у женщины дрожали, мужчина тоже был раскален - вот-вот закипит... И все же непонятно, почему его с такой силой влекут к себе ее бедра?.. Настолько, что он готов вытягивать из себя нерв за нервом и обвивать вокруг ее бедер... Это напоминало прожорливость хищного зверя. Он весь был налит силой точно скрученная пружина... С той он ни разу не испытывал такого... Обвал прекратился. Мужчина, будто только этого и ждал, начал помогать женщине сметать песок с тела. Она хрипло смеялась. От груди к подмышкам, а оттуда к бедрам - руки мужчины становились все настойчивей. Пальцы женщины с силой впились в его шею; иногда она тихонько вскрикивала. Когда он закончил, настала очередь женщины счищать песок с него. Он прикрыл глаза и ждал, перебирая ее волосы. Они были густые и жесткие. Судорога... Повторяется то же самое... Она неизменно приходит, когда он, отдаваясь мечтам о чем-то, занимается другим делом: есть, ходит, спит, икает, кричит, соединяется с женщиной... Видимо, он ненадолго задремал, беспокойно ворочаясь, весь в поту и слизи, напоминавшей прогорколый рыбий жир. Он видел сон. Ему снился разбитый стакан, длинный коридор с разъехавшимся полом, уборная с унитазом, доверху полным испражнений, ванная комната, которую он никак не мог найти, хотя шум воды был все более слышен. Какой-то мужчина пробежал с флягой. Он попросил глоточек воды, но тот злобно посмотрел на него и, как кузнечик, ускакал. Мужчина проснулся. Что-то клейкое и горячее жгло язык. С удвоенной силой вернулась жажда... Пить!.. Сверкающая кристальная вода... Серебристые пузырьки воздуха, поднимающиеся со дна стакана... А сам он - водопроводная труба в заброшенном полуразрушенном доме, запыленная, затянутая паутиной, задохнувшаяся, как выброшенная из воды рыба... Он встал. Руки и ноги тяжелые, как резиновые подушки, полные воды... Он подобрал валявшийся на земляном полу котелок и, запрокинув, поднес его ко рту. Секунд через тридцать на кончик языка упали две-три капли. Но язык впитал их, как промокательная бумага. А горло, так ждавшее этих капель, конвульсивно сжималось, безуспешно пытаясь проглотить их. В поисках воды мужчина перерыл около умывальника все, что попадалось под руку. Среди всех химических соединений вода - самое простое. Нельзя не найти ее, как нельзя не найти в ящике стола завалявшуюся десятийеновую монету. Ага, запахло водой. Точно, запах воды. Мужчина стремительно сгреб со дна бака влажный песок и набил им рот. Подступила тошнота. Он нагнулся, живот сжала спазма. Его вырвало желчью, потекли слезы. Головная боль точно свинцовым листом придавила глаза... Физическая близость в конечном счете лишь сократила путь к гибели. Вдруг мужчина, встав на четвереньки, начал по-собачьи разгребать песок у выхода. Вырыв яму до локтя, он увидел, что песок стал темным и сырым. Опустив туда голову, прижавшись к нему горячим лбом, он глубоко вдыхал запах песка. Если как следует подышать так, то в желудке кислород и водород непременно соединятся. - Черт возьми, руки до чего грязные! - Он вцепился ногтями в ладонь и повернулся к женщине. - Ну что же наконец делать?! Воды, правда, больше нигде нет?! Натянув на ноги кимоно и скрючившись, женщина прошептала: - Нету, нету совсем... - Нету? Что ж, с этим "нету" ты так и собираешься оставаться?! Ведь здесь и жизни лишиться недолго... Дерьмо собачье! Быстро достань где хочешь!.. Прошу тебя... Слышишь? Я пока говорю "прошу". - Но ведь стоит только начать работу, и сразу же... - Ладно, сдаюсь!.. Никуда не денешься, сдаюсь!.. Не хочу стать вяленой селедкой... Так подохнуть - ни за что. Ведь это капитуляция не от чистого сердца. Чтобы добыть воду, можно даже обезьяний танец исполнить - пусть смотрят. Сдаюсь - честное слово... Но ждать обычного времени, когда подвозят воду, - благодарю покорно... Во-первых, в таком подсушенном состоянии мы и работать-то не можем. Верно? Любым способом немедленно свяжись с ними... У самой, наверное, тоже в горле пересохло? - Если начнем работать, они сразу узнают... Всегда кто-нибудь с пожарной вышки в бинокль смотрит. - Пожарная вышка? Не железные ворота, не глухие стены, а маленький глазок в двери камеры - вот что больше всего напоминает человеку о неволе. Мужчина, сжавшись, стал мысленно осматривать окрестности. На горизонте - небо и песок, больше ничего... Нет там никакой пожарной вышки. А если ее не видно отсюда, то вряд ли оттуда видят нас. - Если посмотрите с той стороны обрыва, сразу все поймете... Мужчина быстро нагнулся и поднял лопату. Думать сейчас о собственном достоинстве - все равно что старательно гладить утюгом вывалянную в грязи рубаху. Он выскочил наружу, будто за ним гнались. Песок горел, как пустая сковорода на огне. От жара перехватило дыхание. Воздух отдавал мылом. Но нужно идти. Только так можно приблизиться к воде. Когда он остановился у обрыва, обращенного к морю, и посмотрел вверх, то действительно различил самую верхушку черной вышки, не больше кончика мизинца. А малюсенький выступ сверху - возможно, наблюдатель. Уже, наверное, заметил. Он небось с нетерпением ждал этого момента. Мужчина повернулся к черному выступу и, подняв лопату, энергично замахал ею. Он старался держать ее под таким углом, чтобы наблюдатель заметил блеск отточенного края... В глазах разливается горячая ртуть... Что там делает эта женщина? Могла бы прийти помочь. Вдруг, точно влажный платок, упала тень: облако, не больше опавшего листа, которое ветер гнал в уголке неба. Черт возьми, пошел бы дождь не пришлось бы делать все это... Эх, вытянул бы он обе руки, а они полны воды!.. Потоки поды на оконном стекле... Струя воды, бьющая из желоба... Брызги дождя, дымящиеся на асфальте... Снится ему или видение претворилось в действительность - неожиданно вокруг него возникли шум и движение. Когда он пришел в себя, то увидел, что стоит внутри песчаной лавины. Он бросился к навесу дома и прижался к стене. Кости стали мягкими, как у консервированной рыбы. Жажда билась уже где-то в висках. И мелкие ее кусочки рассыпались по поверхности сознания темными пятнами. Вытянув вперед подбородок, положив руки на живот, он боролся с рвотой. Послышался голос женщины. Повернувшись к обрыву, она что-то кричала. Мужчина с трудом поднял отяжелевшие веки и посмотрел в ту сторону. Тот самый старик, который привел его сюда, осторожно опускал на веревке ведро. Вода!.. Принесли наконец!.. Ведро наклонилось, и на песчаном склоне вода!.. Мужчина закричал и бросился к ведру. Когда ведро опустилось настолько, что его можно было достать, он оттолкнул женщину и, расставив ноги, стал осторожно, двумя руками придерживать его. Он отвязал веревку и - весь нетерпение - сразу же опустил в ведро лицо, и все его тело превратилось в насос. Он поднимал голову, передыхал и снова припадал к ведру. Когда он в третий раз оторвался от ведра, с его носа и губ лилась вода, он задыхался. У него подогнулись колени, глаза закрылись. Теперь была очередь женщины. Она ему не уступала: издавая звуки, будто тело ее - резиновый поршень, она мгновенно отпила чуть ли не половину ведра. Женщина, взяв ведро, возвратилась в дом, а старик стал вытягивать веревку. Но тут мужчина повис на ней и начал жалобно: - Постойте, я хочу, чтобы вы меня выслушали! Только выслушали. Прошу вас, подождите! Старик, не противясь, перестал тянуть. Он заморгал, но лицо у него по-прежнему ничего не выражало. - Поскольку вы принесли воду, я сделаю то, что должен сделать. Я это обещаю и хочу, чтобы вы выслушали меня. Вы решительно ошибаетесь... Я школьный учитель... У меня есть друзья, есть профсоюз, педагогический совет и Ассоциация родителей и педагогов, и все ждут меня... Что же вы думаете, общественность будет молчать о моем исчезновении? Старик провел кончиком языка по верхней губе и равнодушно улыбнулся. Нет, пожалуй, это и не была улыбка - просто он сощурил глаза, чтобы в них не попал песок, несшийся вместе с ветром. Но сейчас от мужчины не укрылась бы даже морщинка. - Что? В чем дело?.. Разве вам не понятно, что вы на грани преступления? - Преступления? Уж десять дней прошло с тех пор, а полиция молчит... - Старик говорил размеренно, слово за словом. - А уж если целых десять дней молчит, то чего уж там... - Не десять дней, неделя! Но старик не ответил. Действительно, такой разговор ничего сейчас не даст... Мужчина погасил возбуждение и продолжал голосом, которому постарался придать спокойствие: - Да ладно, это несущественно... Лучше, может быть, вы спуститесь сюда и мы с вами сядем и спокойно поговорим? Я вам ничего не сделаю. Да если бы и хотел что-нибудь сделать - все равно не смог бы. Против вас я бессилен... Обещаю. Старик по-прежнему хранил молчание. Мужчина задышал чаще: - Ведь я понимаю, как важно для деревни отгребать песок... Что ни говори - вопрос жизни... Очень острый вопрос... Прекрасно понимаю... Если бы меня не заставляли насильно, может быть, я сам, по собственному почину остался бы здесь... Уверяю вас!.. Стоит увидеть, какова здесь жизнь, - и всякий из простой человечности захочет вам помочь. Но разве то, что я делаю, может считаться настоящей помощью?.. Сомневаюсь... Почему вы не подумаете о каких-то других, более приемлемых способах сотрудничества?.. Людей нужно расставлять разумно... Самое благое желание помочь будет сломлено, если человеку не найдется правильного места... Верно ведь? Разве нельзя было найти лучший способ использовать меня, не прибегая к столь рискованному предприятию? Старик с таким видом, что не поймешь, слушает он или нет, повернул голову и сделал движение, будто отгонял разыгравшегося котенка. А может быть, он волнуется из-за наблюдателя на вышке? Может быть, боится на виду у того заниматься здесь разговорами? - Согласитесь... Отгребать песок - дело действительно немаловажное. Но это средство, а не цель... Цель - предотвратить страшную опасность... Верно ведь? К счастью, я довольно много занимался исследованием песка. Я глубоко интересовался этим вопросом. Поэтому я и приехал в такое место. Да, что ни говори, а песок в наши дни привлекает человека... Можно с успехом этим воспользоваться. Превратить здешние места в новый туристский район. Использовать песок, следуя за ним а не противясь ему... Короче говоря, попытайтесь мыслить по-другому... Старик поднял глаза и сказал с безразличным видом: - Какой там туристский район, если здесь нет горячих источников... Да и всем известно, что на туризме наживаются одни торговцы да приезжие... Мужчине почудилась в его словах насмешка, и тут же он вспомнил рассказ женщины об открыточнике, которого постигла такая же участь, и что потом он заболел и умер. - Да... Конечно, то, что я сказал, - это только к примеру... Думали ли вы о специальных сельскохозяйственных культурах, соответствующих свойствам песка?.. В общем, нет никакой необходимости во что бы то ни стало цепляться за старый образ жизни... - Мы здесь по-разному прикидываем. Пробуем сажать и земляной орех, и растения, у которых корень луковицей... Посмотрели бы, как здесь тюльпаны растут... - А как ведутся работы по защите от песков?.. Настоящие работы по защите от песков... Один мой товарищ журналист... С помощью газеты удастся поднять общественное мнение. В этом нет ничего невозможного. - Сколько бы это ваше общественное мнение ни жалело нас, оно ничего не стоит, если мы не получим денежной помощи. - Вот я как раз и предлагаю начать кампанию за получение таких субсидий. - Пески, которые несет ветер, власти не считают стихийным бедствием и убытков нам не возмещают. - Нужно их заставить! - Да разве в нашей нищей префектуре можно чего-нибудь добиться... Мы изверились... То, что мы сейчас делаем, - самое дешевое... А если надеяться на власти, так, пока они там будут считать да прикидывать, нас песок как раз и накроет... - Но ведь у меня-то, у меня-то есть совершенно определенное социальное положение! - закричал мужчина во всю силу своего голоса. - Вы вот, разве вы не родители своим детям? Вы не можете не понимать, что такое долг учителя! В этот самый момент старик дернул веревку вверх. Застигнутый врасплох, мужчина выпустил ее. Что же это такое?.. Неужели старик дела вид, что слушает его, только для того, чтобы улучшить момент и выдернуть у него из рук веревку? В растерянности он водил в воздухе вытянутыми руками. - Вы сумасшедшие... Вы ненормальные... Ведь даже обезьяна, если ее научить, сможет отгребать песок... Я способен на большее... А человек обязан полностью использовать свои возможности... - Угу... - бросил старик небрежно, показывая всем своим видом, что ему надоела эта болтовня. - Ну ладно, простите, если что не так. Все, что мы можем, мы для вас сделаем... - Подождите! Я ведь серьезно? Эй, подождите, пожалуйста!.. Пожалеете! Вы ведь еще ничего не поняли!.. Прошу... Ну подождите!.. Но старик ни разу даже не оглянулся. Сгорбившись, будто нес на плечах тяжелый груз, он повернулся и пошел. Через три шага исчезли его плечи, а после четвертого он совсем скрылся из виду. Мужчина в изнеможении прислонился к стене ямы. Руки и голову он погрузил в песок, и песок посыпался за ворот, подушкой раздулся в том месте, где брючный пояс стягивал рубаху. Вдруг обильный пот выступил на шее, лице, между ног. Из него вышла вся только что выпитая вода. Соединившись, пот и песок образовали подобие горчичника, плотно прилипшего к коже. Кожа распухла и стала похожа на гладкий резиновый плащ. Женщина уже приступила к работе. Мужчина вдруг заподозрил, что она допила остаток воды. В панике он бросился в дом. Вода стояла нетронутой. Одним духом он отпил три-четыре глотка и опять поразился вкусу этого прозрачного минерала. Он не мог скрыть беспокойства. К вечеру воды уже не будет. А на приготовление еды, уж точно, не хватит. Верно эти типы рассчитали. Страх перед жаждой - это вожжи, на которых они собираются водить меня как захотят. Надвинув на самые глаза большую соломенную шляпу, он выскочил наружу, будто за ним гнались. Его мысли и суждения перед угрозой жажды превратились в жалкие снежинки, упавшие на горячий лоб. Если десять стаканов - приторный сироп, то один стакан - скорее кнут. - Ну где она там, эта лопата?.. Женщина указала под навес и, устало улыбнувшись, отерла рукавом пот со лба. Хоть она была вся изломана, но ни на миг не забыла, где стоят инструменты. Это привычный образ мышления, естественно приобретаемый человеком, живущим в песках. В том миг, как он взял в руки лопату, его усталые кости укоротились, точно ноги складного треножника. Наверное, потому, что в прошлую ночь он почти не сомкнул глаз. При любых обстоятельствах нужно, видимо, прежде всего договориться с женщиной о минимальном объеме работы. Но ему было просто трудно разговаривать. Может быть, потому, что разговору со стариком он отдал так много сил, голосовые связки расползались на кусочки, как прелая пряжа. Точно автомат, он встал рядом с женщиной и заработал лопатой. Они копали, согласно продвигаясь вперед между обрывом и домом, будто их связали друг с другом. Дощатые стены дома, мягкие, как недопеченная рисовая лепешка, превратились в рассадник грибов. Наконец они сгребли песок в одну кучу. Потом стали насыпать его в бидоны и оттаскивать на очищенное место. Оттащив все бидоны, они снова принялись копать. Бездумные, почти автоматические движения. Рот полон вспененной слюны, напоминающей по вкусу сырой белок... Слюна бежит по подбородку и капает на грудь, но он не обращает на это внимания. - Знаете, перехватите левой рукой вот так, чуть пониже... - тихо заметила женщина. - Тогда лопатой можно не двигать, а правая рука будет как рычаг, и устанете вы гораздо меньше. Каркнула ворона. Свет из желтого внезапно превратился в голубой. Боль, точно снятая крупным планом, растворилась в окружающем ландшафте. Вдоль побережья низко пролетели четыре вороны. Концы их крыльев отливали темной зеленью, и мужчина почему-то вспомнил о цианистом калии в банках для насекомых. Да, пока не забыл, нужно переложить их в другую коробку и завернуть в полиэтилен. А то от жары они в два счета рассыплются... - На сегодня, пожалуй, хватит... Сказав это, женщина посмотрела на верх обрыва. Ее лицо стало совсем сухим, и, хотя оно было покрыто слоем песка, мужчина понял, что в нем нет ни кровинки. Вокруг все потемнело, будто покрылось ржавчиной. Ощупью, сквозь тоннель помутившегося сознания он добрался до своей засаленной постели. Когда вернулась женщина - он не слышал. Если промежутки между мускулами залить гипсом, то, наверное, самочувствие будет примерно такое же. Глаза как будто открыты, но почему так темно? Где-то мышь тащит что-то в свою нору... В горле жжет будто рашпилем провели... Изо рта запах как из выгребной ямы... покурить хочется... Нет, раньше, пожалуй, попью... Вода!.. Он тут же возвращается к действительности... Вот оно что. Это была не мышь - женщина начала работать!.. Сколько же времени он проспал?.. Пробовал подняться, но какая-то страшная сила снова бросила его на матрас... Вдруг он сообразил и сорвал с лица полотенце. Сквозь раскрытую настежь дверь проникал свежий лунный свет, точно пропущенный через желатин. Незаметно снова наступила ночь. Рядом с постелью стоял котелок, лампа и бутылка с водой. Он быстро приподнялся на локте и прополоскал рот. Воду выплюнул подальше - к очагу. Медленно, с смаком сделал несколько глотков. Пошарил около лампы, нащупал мягкий сверток - спички и сигареты. Зажег лампу, поднес огонь к сигарете. Отпил немного из бутылки. Разбитое на куски сознание стало постепенно складываться в нечто целое. В свертке была и еда. Еще теплые три рисовых колобка, две вяленые селедки, сморщенная маринованная редька и немного вареных овощей, горьких на вкус, - кажется, листья той же редьки. Одной селедки и колобка было достаточно. Желудок слипся, словно резиновая перчатка. Когда он встал, суставы затрещали, как железная крыша под порывом ветра. С опаской мужчина заглянул в бак. Он был снова наполнен до краев. Мужчина смочил полотенце и приложил его к лицу. Дрожь пронзила все тело, как искра - лампу дневного света. Он протер шею, бока, стер песок между пальцами. Может быть, такими мгновениями и нужно определять смысл жизни?! - Чайку не хотите? - В дверях стояла женщина. - Не стоит... Живот как барабан - водой налит. - Спали хорошо? - Когда вставала, надо было меня разбудить... Опустив голову, женщина сказала со смешком в голосе, будто ее щекотали: - Я за ночь три раза вставала, поправляла у вас на лице полотенце. Это было кокетство трехлетнего ребенка, с трудом научившегося наконец подражать смеху взрослых. Ее растерянный вид ясно показывал, что она просто не знает, как лучше выразить переполнявшую ее радость. Мужчина хмуро отвел глаза. - Помочь копать?.. Или лучше носить бидоны? - Да уже время. Вот-вот должны корзины спускать... Начав работать, он удивился, что не ощутил того сопротивления, которого ждал от себя. В чем причина этой перемены? Может быть, в боязни остаться без воды или в долге перед женщиной, в возможно, в характере самого труда? Действительно, труд помогает человеку примириться с бегущим временем, даже когда оно бежит бесцельно. Однажды Лента Мебиуса затащил его на какую-то лекцию. Место, где она проводилась, было огорожено ржавой железной решеткой, за которой валялось столько обрывков бумаги, пустых банок, каких-то тряпок, что земли совсем не было видно. Кому взбрело в голову возводить здесь ограду? И, как бы отвечая на этот его недоуменный вопрос, появился какой-то человек в поношенном пиджаке, который перегнулся через железную ограду и старательно скреб ее пальцами. Лента Мебиуса шепнул, что это переодетый в штатское полицейский. На потолке расплылись кофейного цвета потеки от дождя - таких огромных он никогда не видел. И вот в этой обстановке лектор говорил: "Нет иного пути возвыситься над трудом, как посредством самого труда. Не труд сам по себе имеет ценность, а преодоление труда трудом... Истинная ценность труда в силе его самоотрицания..." Послышался резкий свист. Кто-то подавал условный сигнал. Беззаботные выкрики, сопровождающие подъем корзин с песком, по мере приближения их к яме становились все тише. Опускались корзины уже в полной тишине. Он чувствовал, что за ним наблюдают, но кричать, обратившись к стене, сейчас было еще бессмысленнее, чем раньше. Когда нужное количество песка было благополучно поднято наверх, напряженность исчезла, атмосфера как будто разрядилась. Никто ничего не сказал, но было впечатление, что необходимое взаимопонимание достигнуто. В поведении женщины тоже произошла заметная перемена. - Передохнем... Я чайку принесу... И в ее голосе, и в движениях чувствовалась бодрость. Она была полна игривости, которую даже не старалась скрыть. Мужчина был пресыщен, будто объелся сахару. Но все же, когда женщина проходила мимо него, он слегка похлопал ее по заду. Если напряжение достигает предела, предохранитель перегорает. Ни в коем случае не нужно ее так обманывать. Он ей как-нибудь расскажет о страже, защищавшем призрачную крепость. Была крепость... Нет, не обязательно крепость - завод, банк, игорный дом - неважно. И вместо стража вполне мог быть охранник или просто сторож. Итак, страж, постоянно ожидая нападения врага, всегда был начеку. И вот однажды враг пришел. Страж тотчас же затрубил в сигнальную трубу. Однако, как ни странно, от главных сил помощи не пришло. Ясно, что страж был повержен без труда. В свои последние минуты он видел, как враг, не встречая сопротивления, словно воздух, прорывался сквозь ворота, стены, дома... На самом деле воздухом был не враг, а крепость. Страж, одинокий, как сухое дерево в диком поле, всю жизнь охранял видение... Мужчина сел на лопату и стал закуривать. С третьей спички он наконец закурил. Усталость, точно тушь, налитая в воду, расходилась кругами, расползалась, как медуза, превращалась в причудливый орнамент, в схему атомных ядер и наконец растворилась. Ночная птица, заметив полевую мышь, противным голосом зовет свою подругу. Глухо лает обеспокоенная чем-то собака. Завывают, сталкиваясь высоко в небе, потоки воздуха. А на земле резкий ветер, как нож, слой за слоем сдирает тонкую шкуру песка. Мужчина стер пот, высморкался пальцами, точно стряхнул песок с головы. Песчаные узоры у него под ногами были похожи на гребни разом застывших волн. Будь это звуковые волны, какая бы здесь звучала сейчас мелодия? Если зажать но щипцами для угля, забить уши сгустками крови, выбить молотком зуб за зубом, то тогда и человек смог бы, наверное, напеть ее. Но это слишком жестоко, да и все равно музыка будет не та... Вдруг ему показалось, что его глаза, подобно птицам, взвились высоко в небо и оттуда внимательно смотрят на него. И не кто иной, как он сам, думающий о странности всего происходящего, ведет очень странную жизнь. Got a one way ticket to the blues, woo, woo (Я купил билет в один конец на небеса, вуу, вуу...) Хочешь петь - пой, пожалуйста. На самом деле человек, которому всучили билет в один конец, ни за что не станет так петь. Подошва у людей, имеющих билет лишь в один конец, очень тонка, и они вскрикивают, наступая даже на самый маленький камешек. Дальше - ни шагу. Им хотелось бы спеть о билете на небеса в оба конца. Билет в один конец - это распавшаяся на части жизнь без связи между вчерашним днем и сегодняшним, между сегодняшним и завтрашним. И только человек, зажавший в кулаке обратный билет, может напевать чуть грустную песенку о билете в один конец. Это уж точно. Именно поэтому он в постоянной тревоге - боится, что потеряет билет для поездки назад или его украдут; он покупает акции, страхует жизнь, двуличничает с профсоюзом и начальством. Он затыкает уши, чтобы не слышать истошных криков о помощи, доносящихся из сточных канав и выгребных ям, - криков тех, кому достались билеты в один конец. Чтобы не думать, он на всю мощь включает телевизор и во весь голос поет блюз о билете в один конец. И можно быть уверенным, что каждый заключенный будет петь блюз о билете в оба конца. Теперь, как только выдавалась свободная минута, мужчина украдкой делал веревку. Он разорвал на полосы верхнюю рубаху, связал, привязал к ним пояс от кимоно покойного мужа женщины - и получилось метров пять. Придет время, и он привяжет к концу веревки старые ржавые ножницы, которые должны быть полуоткрыты, для чего он вложит в них щепку и закрепит. Веревка пока еще коротка. Чтобы получилась нужная длина, придется привязать и соломенную веревку, натянутую над земляным полом, - на ней сушится рыба и зерно, - и еще бельевую веревку. Эта идея возникла совершенно неожиданно. Но ведь совсем не обязательно, чтобы осуществлялись лишь планы, вынашиваемые длительно время. Поскольку невозможно осознать путь, по которому движется мысль при разработке плана, подобное неожиданное прозрение имеет основу в самом себе. У неожиданных решений гораздо больше шансов на успех, чем у тех, которые бесконечно обдумываются и взвешиваются. Теперь оставался лишь один вопрос - время осуществления плана. Выбраться из ямы всего удобнее днем, пока женщина спит. Это решено. Но проходить через деревню засветло - никуда не годится. Лучше всего наверное, сделать так: вылезти наверх перед самым пробуждением женщины, спрятаться в надежном месте и подождав захода солнца начать выбираться из деревни. Воспользовавшись темнотой, пока не взошла луна, можно будет довольно легко добраться до шоссе, по которому ходят автобусы. Все это время мужчина старался выведать у женщины рельеф местности и расположение деревни. Как ведет хозяйство деревня, которая не имеет ни одного рыбачьего судна, хотя и стоит на берегу моря? С какого времени оказалась она в таком положении? Сколько всего народу живет в деревне? Кто и где выращивает тюльпаны? Какой дорогой ходят в школу дети?.. Соединив полученные таким путем косвенные сведения о деревне со своими смутными воспоминаниями того единственного дня, когда он видел ее своими глазами, он смог мысленно нарисовать примерный план местности. Идеальным было бы, конечно, совершить побег, не проходя через деревню, а минуя ее. Но с запада путь преграждает обрывистый мыс, и, хотя он не особенно высок, вгрызавшиеся в него с незапамятных времен волны превратили его в нагромождение отвесных скал. Там, правда, есть тропки, по которым карабкаются жители деревни, когда ходят собирать хворост, но они скрыты в зарослях, и не так-то просто из отыскать. Слишком же назойливые расспросы могли вызвать у женщины подозрение. А к востоку от деревни в сушу глубоко, километров на десять, вдается залив окаймленный пустынными дюнами. Он делает резкий поворот и подходит к самой деревне. Таким образом, она находится как бы в песчаном мешке, стянутом у горла отвесными скалами и заливом. Поэтому, чем терять время на блуждания и давать возможность этим типам организовать погоню, гораздо безопаснее осуществить смелый прорыв по центру. Но все это еще не означает, что проблема решена. Ну, хотя бы наблюдатель на этой злополучной пожарной вышке. Кроме того, следовало опасаться, что женщина, обнаружив его побег, поднимет шум и выход из деревни будет перекрыт раньше, чем он ее минует. Может быть, две эти проблемы удастся в конечном счете свести к одной. Первые переносчики песка всегда привозят воду и все необходимое значительно позже захода солнца. И если женщина захочет сообщить о его исчезновении до их прихода, она может сделать это только через наблюдателя на пожарной вышке. Поэтому вопрос сводится к тому, как быть с наблюдателем. К счастью, в этой местности, видимо, из-за резкой смены температуры, примерно в течение тридцати минут а иногда и целого часа перед заходом солнца, землю застилает легкий туман. Происходит это потому, что кремниевая кислота содержащаяся в песке, который обладает малой теплоемкостью, быстро отдает впитанное за день тепло. Если смотреть с вышки, весь этот край деревни находится по отношению к ней под углом отражения света, и даже малейший туман превращается для наблюдателя в толстую белую пелену, сквозь которую невозможно ничего разглядеть. Для верности он еще раз убедился в этом позавчера. У подножия обрыва, с той стороны, где должно было быть море, он несколько минут размахивал полотенцем, как будто сигналя о чем-то, но, как и предполагал, никакой реакции не последовало. Осуществить свой план он решил на четвертый день после того, как придумал его: выбрал субботний вечер, когда привозят воду для мытья. В ночь перед побегом он решил притвориться простуженным, чтобы как следует выспаться. Из предосторожности сделал даже так, что женщина заставила его выпить аспирин. Таблетки, похоже, долго валялись где-то в дальнем углу мелочной лавки - совсем пожелтели. Он принял две таблетки, запив их водкой, и результат не замедлил сказаться. Пока женщина не возвратилась, закончив работу, он не слышал ни звука, только один раз - как поднимали корзины с песком. Женщине после долгого перерыва снова пришлось работать одной, и она валилась с ног от усталости. Пока она спешила с приготовлением и так уже запоздавшей еды, он лениво болтал о разных разностях - говорил, например, что хорошо бы починить умывальник, давно прохудившийся. Женщина не выказывала досады, боясь повредить его здоровью и считая, наверное, его эгоизм свидетельством того, что он уже пустил здесь корни. После работы ей, видимо, и самой хочется помыться. А его раздражал песок, прилипший к коже, вспотевшей во время сна... К тому