Йохан П.Натер. Ван Гог. Биография ===================================================== Издание 1998 года. Издательство: Uitgeverij С. de Vries-Brouwers bvba, Antwerpen Johan P. Nater Vincent van Gogh. Een biografie © Copyright Johan P. Nater 1998 Перевод с голландского Юлии Могилевской, julia1960@mail.ru http://lit.lib.ru/m/mogilewskaja_j/ ? http://lit.lib.ru/m/mogilewskaja_j/ Исправленная и дополненная версия 16.12.2019 ========================================================================= Кем был Винсент Ван Гог в глазах большинства своих современников? Одержимым художником, не заработавшим ни цента и живущим на средства младшего брата. Никто не покупал его картин, а те, кому он их дарил, нередко потом выбрасывали их как ненужный сор. Кто мог подумать, что десятки лет спустя каждое из его полотен будет стоить миллионы? Характер, стремления и мотивы Ван Гога проясняются, если прочитать сотни его писем, адресованные брату Тео. Они, наряду с произведениями мастера, представляют собой уникальный биографический документ. Биография художника, написанная голландским писателем Йоханом Натером, как раз и основана на этих письмах, а также содержит воспоминания и свидетельства современников, многие из которых близко знали Винсента. Правдивее, чем в романе, фильме или телевизионном сериале перед нами предстает истинный образ одинокого гения. Кроме того в книге подробно рассказывается о душевной болезни Винсента, автор пытается ответить на не раскрытый до сих пор вопрос биографии художника: был ли у него сын, приводит историю нескольких громких дел, связанных с фальсификацией картин Ван Гога, а также останавливается на отношении к его творчеству в гитлеровской Германии. Нидерландский писатель Йохан Натер родился в 1927 году и в течение ряда лет преподавал в университете голландского города Гронинген. Он написал около десятка книг, в основном, на исторические темы. Содержание 1. Введение. Хронология жизни 2. Зюндерт, Гаага, Лондон: март 1853 декабрь 1876 3. Дордрехт: январь 1877 - май 1877 4. Амстердам: июнь 1877 - июль 1878 5. Брюссель, Боринаж, Кюсме, Брюссель: июль 1878 - сентябрь 1880 6. Эттен, Гаага. Кей и Син: октябрь 1880 - июль 1883 7. Дренте, Нюэнен: июль 1883 - ноябрь 1885 8. Антверпен: декабрь 1885 - февраль 1886 9. Париж: март 1886 - февраль 1888 10. Арль: март 1888 - декабрь 1888 11. Рассказ Поля Гогена 12. Ухо 13. Арль: январь 1889 май 1889. Сен-Реми: май 1889 - май 1890 14. Июль 1890: конец 15. Винсент и Тео. Нарушенный симбиоз? 16. Первые критики. Признание. Приложения 1. Последняя болезнь Винсента 2. Психоаналитический взгляд на жизнь Винсента 3. Был ли у Винсента сын? 4. Фальсификаторы 5. Вырождающееся искусство? Винсент и Третий Рейх 1. Введение. Хронология жизни 1853 г. Винсент Ван Гог родился 30 марта в Зюндерте, где его отец служил священником. Винсент - старший сын в семье. 1857 г. 1 мая родился его брат Тео. Он был одним из немногих, кто сумел оценить работы Винсента еще при его жизни. Благодаря его финансовой помощи Винсент имел возможность в течение многих лет полностью посвятить себя живописи. Долгие годы братья вели переписку. Письма Винсента были переведены на ряд языков и изданы во многих странах мира. 1869 г. 30 июля Ван Гог поступает учеником в гаагскую фирму Гупиль, занимающуюся торговлей предметами искусства. Фирма имеет также филиалы в Лондоне и Париже. 1873-1876 г. Ван Гог работает в разных отделениях фирмы: Лондон, Париж, снова Лондон и снова Париж. Начальство недовольно им, и в конце концов увольняет его. В эти годы Винсент становится глубоко набожным, дни напролет он занят изучением Библии. 1876 г. Винсент уезжает в Англию. Там он работает помощником учителя - сначала в Рамсгейте, затем в Айлворте, где также служит ассистентом священника. 1877 г. Ван Гог в течение нескольких месяцев работает в книжном магазине, в Дордрехте. Но мечта стать пастором не оставляет его. Он решает поступить в Амстердамский университет и переезжает к своему дяде в Амстердам. 1878 г. Винсент готовится к сдаче государственного экзамена, чтобы получить доступ к занятиям в университете. Но освоение латинского и греческого оказалось ему не по силам. Затем в течение трех месяцев он посещает школу проповедников в Брюсселе, но после отказа о предоставлении ему стипендии оставляет учебу и уезжает в шахтерскую деревню Боринаж в Бельгии. 1879 г. В Боринаже Ван Гог помогает шахтерам и их семьям: ухаживает за больными, отдает им почти все свое имущество. Сам он живет крайне бедно. Как проповедник, он так и не добивается успеха, из-за чего вновь лишается работы. 1880 г. Винсент ощущает новое призвание: он решает стать художником. С этого времени Тео оказывает ему материальную поддержку. 1881 г. Винсент начинает работать в Брюсселе, но из-за нехватки денег возвращается в Голландию, в родительский дом в деревне Эттен. Несколько месяцев спустя, испытав неудачу в любви, переезжает в Гаагу. 1882 г. В Гааге Ван Гог усердно занимается изучением техники рисования и живописи. Он знакомится с женщиной легкого поведения и дает ей приют - в надежде, что она встанет на правильный путь. Но мечты не сбываются. 1883 г. Осенью художник уезжает в Дренте. Однако уединенная одинокая жизнь приносит ему мало радости, и в декабре он переезжает к родителям в деревню Нюэнен. 1884 г. Винсент рисует ландшафты, крестьян за работой и на отдыхе. Но домашние относятся пренебрежительно как к занятиям сына, так и к нему самому. 1885 г. После смерти отца Ван Гог отправляется в Антверпен, где берет уроки в Королевской академии искусств. Его переводят в младший класс: согласно мнению учителей он совсем не умеет рисовать. 1886 г. Художник переезжает в Париж, где в продолжение двух лет живет вместе с Тео. Тот, как служащий фирмы Гупиль, старается - несмотря на недовольство начальства - оказывать поддержку мастерам новейших школ. Винсент между тем все чаще использует в своих полотнах светлые тона. 1888 г. Ван Гог отправляется в Арль, на юг Франции. Здесь он создает ряд своих знаменитых картин, отличающихся богатством цвета и красок. Он мечтает основать в Арле союз живописцев. К нему приезжает Поль Гоген; художники живут в одном доме, ведут общее хозяйство. Но вскоре между ними возникают трения. Гоген уезжает, а Ван Гог - после известного инцидента с отрезанным ухом - поступает на лечение в больницу. 1889 г. Художник, сам обеспокоенный своим психическим состоянием, добровольно поступает в приют для душевнобольных в Сен-Реми, недалеко от Арля. В периоды между приступами он продолжает усердно трудиться над картинами. 1890 г. Винсент чувствует себя лучше и посещает в Париже брата Тео (который к тому времени женился и стал отцом). После этого переезжает в местечко Овер-сюр-Уаз, недалеко от Парижа. Он по-прежнему работает не покладая рук. 27 июля Ван Гог стреляет в себя из пистолета и 29 июля умирает. Несколькими месяцами позже уходит из жизни Тео. Двадцать три года спустя останки братьев будут похоронены в Овере. 2. Зюндерт, Гаага, Лондон: март 1853 - декабрь 1876 30 марта 1853 года в маленькой деревне Зюндерт южной голландской провинции Брабант родился мальчик. Родители дали ему имя Винсент Виллем. Это был первый ребенок местного реформатского священника Теодора Ван Гога, появившийся на свет живым. Согласно церковным архивам ровно за год до этого - 30 марта 1852 года - в той же семье родился мертвый младенец, которого под именем Винсента похоронили на местном кладбище. Так что, выражаясь языком психологии, Винсент Виллем был ребенком, заменившим другого, умершего (replacement child). Некоторые психиатры убеждены, что это обстоятельство оказало огромное влияние на всю жизнь Ван Гога, чьи детские и юношеские годы прошли как бы в тени его покойного брата, носящего то же имя, что и он. В деревне Зюндерт жило около шести тысяч человек. Примерно сто двадцать из них были прихожанами реформисткой церкви, где Теодор Ван Гог служил духовным наставником. Должность почетная, но денег приносила мало: слишком малочисленна была паства. Ван Гог-отец не был выдающимся проповедником, хоть и пользовался искренней любовью прихожан. Его часто переводили из одной деревни в другую, но так никогда и не повысили в должности. В семье кроме Винсента Виллема было еще три дочери: Анна (род. 17-2-1855), Елизавета-Губерта (род. 16-5-1859), Виллемина-Якоба (род. 16-3-1862) и два сына Теодор (род. 1-5-1857) и Корнелис (род. 17-5-1867). Винсент посещает местную школу, но уровень преподавания там был недостаточно высок для сына священника. В двенадцатилетнем возрасте мальчика отправляют в Зевенберген, где он два года учится в протестантском интернате, пользующемся хорошей репутацией. Затем Винсент переезжает в Тилбург, где поступает в единственную в Брабанте среднюю школу, носящую имя короля Вильгельма. Но пробыл он там недолго. 9 марта 1868 года родители забирают его домой. Почему? Одна из загадок жизни художника, которых особенно много в период его детства. О ранних годах Ван Гога сохранилось мало сведений. Известно, например, что его считали трудным ребенком, но учеником он был прилежным. Есть предположение, что родители не могли оплатить учебу сына, потому тот и вынужден был уйти из школы. Но остается непонятным, почему это произошло внезапно, в середине учебного года. Трехгодичное среднее образование давало в то время довольно неплохие возможности, а Винсент не окончил и второго класса. Итак, по неясным причинам юный Ван Гог остается в родительском доме до начала августа 1869 года, а затем в шестнадцатилетнем возрасте отбывает в Гаагу, где поступает учеником в фирму Гупиль. Это интернациональное предприятие по торговле предметами искусства было основано в 1827 году Адольфом Гупилем. Позже управление перешло к его зятьям: Буссоду и Валадону. В Париже располагались контора фирмы, галерея живописи на бульваре Монмартр и магазин на площади Оперы. Кроме того были филиалы в Лондоне, Брюсселе, Гааге и Америке. Дядя будущего живописца, которого тоже звали Винсент, занимал солидную должность в нидерландском отделении фирмы. Он и уговорил шефа, господина Х.С.Терстега, принять на работу племянника (хоть тот и не имел должного образования), сам же обязался обучить его тонкостям профессии. Юноша приступает к работе, и вполне успешно. Начальник, который всего на восемь лет старше своего подопечного, доволен им, да и покупатели относятся к нему с симпатией. В то время торговля художественными полотнами переживала небывалый подъем. В основном продавались медные гравюры и фотогравюры, сделанные с картин известных мастеров, а в конце девятнадцатого века к ним прибавились хромотипии (цветные отпечатки). В Гааге Винсент поселился у семьи Рооз: людей милых и доброжелательных, но без особых интеллектуальных претензий. Молодого человека навещает четырьмя годами младший брат Тео, а в августе 1872 года будущий художник пишет ему письмо, что положило начало обширной переписке братьев, сыгравшей впоследствии неоценимую роль в истории искусств. Спустя год Тео также поступит на службу в брюссельский филиал фирмы Гупиль. Много лет спустя один знакомый семьи Рооз вспоминает свою первую встречу с молодым Ван Гогом. "Это был вечер накануне Нового года. Я зашел навестить знакомую семью, где Винсент снимал комнату. Когда я вошел, то сразу увидел его, сидящего у камина. Он невозмутимо отрывал один за другим листы из какой-то церковной книги, очевидно, полученной от отца, и бросал их в огонь. Он был тогда убежденным атеистом, как это часто случается с детьми священников, воспитанных в строгой вере. Все лицо его было усыпано веснушками и показалось мне скорее слащавым, чем привлекательным или значительным". В июне 1873 года Винсента переводят в лондонский филиал фирмы. Жилье он находит в доме семьи Луайе. Хозяйка, вдова священника Сара Урсула Луайе, вместе со своей дочерью Евгенией содержит школу для мальчиков. У Луайе царит теплая, уютная атмосфера, что очень импонирует Ван Гогу. Он чувствует себя счастливым в этом доме и вскоре влюбляется в девятнадцатилетнюю Евгению. Это было его первым серьезным чувством и одновременно первым глубоким разочарованием. Когда Винсент наконец решается сделать предложение, девушка сообщает ему, что в тайне помолвлена с другим. Для молодого человека, никак не ожидавшего отказа, это сообщение прозвучало подобно грому среди ясного неба. Он понятия не имел, что у Евгении уже есть жених, ведь она никогда об этом не говорила. Еще недавно полный радужных надежд, Ваг Гог чувствует себя одиноким и никому не нужным. В июне 1874 года он возвращается к родителям, но спустя несколько недель снова оказывается в Лондоне. Его сопровождает сестра Анна, которой удается найти место учительницы французского (несмотря на то, что незадолго до этого она провалилась на экзаменах по этому предмету!). Винсент снимает комнату в пансионе по адресу Нью Кеннингтон Роуд 395 и с неожиданным рвением углубляется в изучение Библии. Живет уединенно, почти затворником. Именно в это время в нем происходит духовный перелом: он становится фанатично верующим. В октябре 1874 года, благодаря хлопотам дяди, юноша получает назначение в Париж. Семья надеется, что жизнь в шумном оживленном городе поможет ему избавиться от тоски и выйти из затворничества. Но это не происходит - напротив, Винсент весьма недоволен переменой по службе и прерывает переписку с родительским домом. В декабре он возвращается в Лондон. В то время Ван Гога - где бы он ни был полностью поглощают два занятия: чтение Библии и упражнения в рисовании. Он создает бесчисленное множество набросков и эскизов. "По-моему, это замечательные работы, и они очень важны для него", - писала мать художника. Большая часть ранних рисунков, к сожалению, не сохранилась. Сбыт предметов искусства уже не приносит Винсенту удовлетворения, в то время как само искусство вызывает его живейший интерес. Он коллекционирует репродукции, посещает выставки художников - как старых, так и новых направлений. Против желания молодого человека фирма снова направляет его из Лондона в Париж - в качестве сотрудника картинной галереи. Но торговля совершенно не интересует Ван Гога, ему претят переговоры с коммерсантами. К тому же он не хочет продавать картины, которые не нравятся ему самому. При каждом удобном случае он уединяется в своей комнатке на Монмартре и углубляется в любимую Библию. В конце концов, 1 апреля 1876 года, начальство его увольняет. Винсенту не могут простить, что в период рождественских и новогодних праздников - самое бойкое для торговли время - он забросил работу. А когда ему это ставили в упрек, даже не извинялся за свою безответственность. Хотя само увольнение мало расстроило Ван Гога, он подавлен, безразличен ко всему и даже почти оставляет рисование. Зато становится все набожнее, беспрестанно цитирует окружающим Библию, и даже тон его писем напоминает проповеди. Винсент много читает, и не только церковные книги: его привлекает французская, немецкая и английская литература. Он возвращается в Голландию и несколько недель проводит в родительском доме, в провинции Эттен-Леур, деревне Эттен, очередном месте службы отца. Но остается там недолго. В середине апреля 1876 года он уже в английском городе Рамсгейте, где работает ассистентом учителя в школе-интернате. Два месяца спустя интернат переезжает в местечко Айлворт, на берегу Темзы, недалеко от Лондона. Там Ван Гог уже сам дает уроки. Наряду с этим он ответственен за взимание платы за учебу и посещает для этого семьи своих учеников, проживавших в основном в восточной части Лондона. Ван Гог сталкивается с чрезвычайной бедностью столичных жителей и глубоко сострадает несчастным. При этом он нуждается сам. Как-то его навещает сослуживец брата Тео. Гость поражен убогой обстановкой комнаты. Тем не менее Винсент непременно хочет передать брату посылку. "Здесь немного, но это все, что у меня есть", говорит он. Когда Тео в Гааге разворачивает конверт, то обнаруживает в нем большую грушу. В июле Винсент покидает интернат и поступает на работу в другую школу Айлворта. Здесь он не ограничивается преподаванием, а становится еще и помощником священника. Удивительно, как юноша двадцати трех лет с неоконченным средним образованием решается вести церковные службы и даже читать проповеди на английском языке. При этом он, подобно своему отцу, не обладает особым даром красноречия. Рождество 1876 года Винсент проводит в родительском доме, и на семейном совете мать и отец решают, что их сыну больше нечего делать в Англии, ведь и в Нидерландах он может найти работу. На этом кончился английский период в жизни Ван Гога. Продолжался он недолго, но оставил глубокий след в его душе. 3. Дордрехт: январь 1877 - май 1877 Родственники усердно ищут новую работу для Винсента, и вновь все тот же дядя добивается результата. Благодаря его усилиям будущий художник получает место бухгалтера в книжном магазине в Дордрехте. Директором (а также совладельцем) магазина был господин Браат. Хотя Ван Гог пробыл в Дордрехте всего четыре месяца, сотрудникам и соседям он запомнился. В 1913-1914 годах известный нидерландский журналист Йозеф Бруссе провел исследование о дордрехтском периоде жизни Ван Гога. 2 июня 1914 года журналист опубликовал отчет о своих изысканиях в газете "Роттердамские куранты". Бруссе удалось встретиться с сыном бывшего директора магазина. Браат-младший рассказал примерно следующее: "Никому и в голову не могло прийти, что Винсент Ван Гог обладает каким-то особым талантом. Своим родителям он доставлял порядочно хлопот, семья совсем с ним замучилась. Он уже успел поработать в фирме Гупиль в Гааге, в Лондоне и в Париже, но почему-то нигде не задерживался и всегда снова возвращался домой. Собственно, в нашем магазине рабочих рук вполне хватало, но за Винсента уж очень хлопотали, вот отец его и принял. [ ] Его часто заставали - в рабочее время! - за переводом Библии на разные языки: французский, английский, немецкий и голландский. Свой перевод он записывал в четыре колонки. Еще он рисовал: обычно какие-то крючки, иногда напоминавшие очертания дерева. Никто из нас не видел в этих набросках ничего примечательного. Так что толку от него было сами понимаете. Честно говоря, я никогда не испытывал к нему особой симпатии. Человек он был не очень приятный, глаза всегда прищуривал, сторонился людей. Производил впечатление чудака. Припоминаю, что он всегда носил высокую шляпу, которая вызывала у меня странное чувство: казалось, стоит до нее дотронуться, и края отпадут. А уж до чего был высокомерен, наверно, в Англии набрался! Правда, никогда не отказывал в помощи. Силен был что надо, хотя по виду не скажешь. Его точного возраста я не знал, а угадать и не пытался: так не похож он был на других. По воскресеньям он посещал церковь, а по рабочим дням приходил на службу, как и все остальные, в восемь часов. В час уходил домой обедать, в три возвращался. У него совсем не было друзей. Он постоянно был занят собственными мыслями, много гулял по острову, всегда в полном одиночестве. Свой альбом для эскизов никому не показывал, да и вообще говорил мало. Отшельник, иначе не скажешь! Однажды он мне сказал 'Хочу, как отец, стать пастором!' 'Что ты, парень, - предостерег я его, - подумай: твой батюшка за столько лет службы почти ничего не достиг'. Пожалуй, это был единственный раз, когда Ван Гог при мне вышел из себя. Он стал кричать, что его отец занимается благородным делом, что тот настоящий проповедник, и все в таком духе. Вскоре после этого Винсент перебрался в Амстердам, чтобы зубрить там греческий и латинский. С тех пор я его не видел. Больше ничего не могу прибавить. Но может, господин Рейкен сообщит вам что-то еще. Он живет здесь рядом, напротив. Винсент снимал у него комнату". Господин Рейкен тепло принял Бруссе. Бывший бакалейщик, крепкий и бодрый для своих лет, Типичный рантье с бакенбардами и трубкой, хорошо помнил Ван Гога. "Это был странный жилец. Жил затворником. Часто не являлся к столу и все слонялся где-то по улицам. Моя супруга заботилась о нем от чистого сердца: она была истинной матерью для наших квартирантов. Когда он наконец приходил домой, она старалась услужить ему как можно лучше. От него же всего можно было ожидать. Например, обед он считал излишеством. А эти ночные шатания по дому! Разумеется, свечи он покупал сам, не жечь же мне лампы сутки напролет: керосин тоже стоит денег. К тому же я опасался пожара. Все наши обитатели сходились во мнении, что юноша не в себе. И вот, что я еще скажу: если его картины сейчас в ходу, так значит, их покупают такие же ненормальные, как он сам". Бывший квартирант господина Рейкена, Пауль Горлитц, сохранил более теплые и доброжелательные вспоминания о Винсенте. От него Бруссе услышал подробный рассказ: "Я тогда был младшим преподавателем и снимал жилье в Дордрехте. Как-то хозяин сообщил, что взял в дом еще троих жильцов и попросил меня разделить комнату с одним из них, иначе на всех не хватило бы места. Я согласился, и моим соседом стал господин Винсент Ван Гог, сын священника из Эттен-Леура. Он служил бухгалтером в книжном магазине. Что-то было в нем загадочное, как будто он явился с другой планеты. Весь в веснушках, рот кривой, волосы рыжие, колтуном, в общем, красотой не отличался. Но когда он говорил о вере в Бога или искусстве (а он любил подобные разговоры), то загорался огнем, глаза его начинали блестеть, он весь преображался, можно даже сказать, красивым становился. Поскольку мы жили в одной комнате, я видел его ежедневно. В девять вечера он возвращался из конторы, зажигал деревянную трубку и усаживался с Библией. Трудился ревностно: выписывал тексты, делал заметки. Как-то я сказал ему: 'Эй, Ван Гог, уж очень ты усердствуешь, отдохнул бы немного!' В ответ он взглянул на меня со своей особой улыбкой, одновременно печальной и насмешливой, удивительно скрашивавшей его некрасивое лицо: 'Ах, Горлитц, Библия для меня - утешение и опора, это самая прекрасная книга из тех, что я знаю! Исполнять заветы Христа - вот моя жизненная цель'. Так он и сидел до ночи: если не за своей любимой Библией, то за Новым заветом на английском языке или проповедями Чарльза Сперджена. Только эти три книги я у него и видел. В час он шел спать и засыпал за чтением. По утрам я расталкивал его, чтобы он не опоздал на работу. Он был скромным до стеснительности. Один раз - мы тогда знали друг друга около месяца - он обратился ко мне со своей обезоруживающей улыбкой: 'Горлитц, если бы ты захотел, то мог бы оказать мне необыкновенно большую услугу'. 'Охотно, если смогу'. Видишь ли, эта комната наша общая. Не разрешишь ли ты мне повесить на стену библейские картинки?' Конечно, я не возражал, и он тут же с лихорадочной торопливостью приступил к работе. Через полчаса все стены были увешаны библейскими сюжетами, и над каждым рисунком, изображавшим Христа, Ван Гог подписал: 'Всегда в печали, всем дарит радость'. Наверно, эти слова выражали его собственное настроение. В один из церковных праздников - кажется, в Пасху - он украсил все портреты Христа пальмовыми листьями. Я сам не был набожным, но безусловная вера Винсента изумляла и трогала меня. По воскресеньям он трижды ходил в церковь, точнее, в три церкви: римско-католическую, протестантскую и приход янсенистов. Бывало, мы над ним посмеивались: 'Как же, Ван Гог, ты ходишь в три церкви - и такие разные!' На это он отвечал: 'Да, верно, но в какой бы обители я не был, вижу там Бога. Неважно, кто читает проповедь, и какую, ведь дело в самом духе Евангелия, а его я нахожу в каждом храме'. До сих пор помню его счастливое лицо, когда ему наконец удалось заполучить меня в спутники. Когда мы возвращались, он спросил: 'Ну, убедился, что прекрасные своды и звуки органа гораздо лучше, чем твоя вечная сигарета и кружка пива? Пойдешь со мной снова?' Отказать ему было трудно, и я стал часто сопровождать его. Бывало, Ван Гог предлагал нам - мне и другим квартирантам - почитать вслух. Как правило, мы обычно соглашались, чтобы не обидеть его, вот только самый младший из нас не упускал случая его подразнить: прерывал чтение язвительными замечаниями или пытался рассмешить нас, строя уморительные гримасы. Однажды я сказал Винсенту: 'Оставь этого парня в покое, ему лишь бы посмеяться'. Но тот ответил: 'Ничего, Горлитц, пусть веселится, он еще не созрел. Но если мое чтение заставит его хотя бы на четверть часа задуматься о Боге, то мои старания будут вознаграждены сполна'. Да, рассердить Ван Гога было непросто! Я не знал за ним ни одного плохого поступка или даже намека на такой. Он жил, как святой, и был неприхотлив подобно монаху. За обедом мы ели с аппетитом голодных волков, но он - нет! Мяса не употреблял, разве что маленький кусочек по воскресеньям, да и то по настоянию хозяйки. Его трапезу обычно составляли четыре картошки, еще какие-то овощи и немного мясной подливки. Если мы уговаривали его питаться получше ради собственного же здоровья, он говорил: 'Ах, все телесное - это не так важно. Растительной пищи мне вполне достаточно, в мясе же я вижу ненужную роскошь'. Расскажу о двух эпизодах, характеризующих его как чрезвычайно доброго человека. Как-то в субботу мы с ним и еще одним квартирантом вышли прогуляться, и нам повстречалась бездомная собачонка - худющая, облезлая, глаза жалобные, голодные. У Ван Гога была какая-то мелочь: все его деньги, ведь дело было в конце месяца. Так вот, купил он для этого пса две булочки за пять центов и радостно наблюдал, как тот слопал их до последней крошки. Потом вернулся к нам и объявил: 'Знаете, что собака мне сказала? Что ей очень хочется добавки'. И купил ей еще хлеба. Теперь ему не оставалось денег даже на табак: единственное удовольствие, которое он себе позволял. И второй случай. Это тоже было в субботу. Ван Гог подошел ко мне, на его лице блуждала все та же знакомая улыбка. Горлитц, - сказал он, - мне необходима твоя помощь, я в трудной ситуации. Из дома пришло известие, что один старый крестьянин, которого я знаю уже годы, лежит при смерти. Я очень привязан к нему, он приходил на все проповеди моего отца-священника. И вот теперь он умирает. Я искренне люблю этого человека и очень хочу увидеть его перед концом и закрыть ему глаза. Но не могу оплатить поездку: у меня совсем нет денег, Горлитц. Не сочти за дерзость, но не мог бы ты одолжить мне на билет? Не решаюсь обратиться к хозяину . Какая дерзость, о чем ты? ответил я. С радостью одолжу тебе, но всей суммы не наберу, остальное даст хозяин, я сам его попрошу . Вот он и отбыл, и в воскресенье вечером вернулся. На мой вопрос, как прошла поездка, он рассказал: Я уже не застал его живым, он умер за несколько часов до моего прибытия . Ах, как жаль! - воскликнул я. Ты не прав , - возразил Винсент все с той же улыбкой, только в ней было еще больше грусти, чем обычно. Конечно, я был огорчен, но подобные испытания лишь закаливают душу. Кроме того я увидел родных и соседей покойного, молящихся за него. И я скажу тебе то, что уже много раз повторял: Иисус и его учение должны освещать наш путь и направлять наш шаг. Как не старался Ван Гог прилежно исполнять свои рабочие обязанности, он мало в этом преуспевал. Работа ему явно не нравилась. Сидя в конторе за бухгалтерским столом, он читал и переписывал проповеди, псалмы и библейские тексты. Он тщетно пытался совмещать это занятие с бухгалтерией. А в его обязанности входило еще и обслуживание покупателей. Однако оказалось, что торговец из него никакой. Бывало, что он уговаривал богатую даму, приценивавшуюся к дорогой гравюре, купить другую, гораздо дешевле, в которой он сам видел какую-то особенную ценность. За такой некоммерческий подход к делу его ругали, а это причиняло ему боль. Я не мог понять, почему он не бросал службы. Но как-то он сам объяснил. Он не хотел больше обременять своих родителей, ему давно пора было самому зарабатывать на хлеб, а в Лондоне и Париже он уже потерпел неудачу. 'Да, Горлитц, - прибавил он, - я здесь зарабатываю столько же, сколько прежний бухгалтер!' Это было, конечно, не так, его опытный предшественник, несомненно, получал, больше. Но я не стал разрушать иллюзии бедного парня. Пристрастие Ван Гога к религии день ото дня становилось сильнее. Однажды он пригласил меня к своим родителям в Эттен-Леур. Помню, его матушка спросила: 'Господин Горлитц, как живет мой Винсент? Мое сердце не спокойно, пожалуйста, не скрывайте ничего!' Я ей ответил: 'Госпожа Ван Гог, если говорить честно, работа у Винсента не ладится, а призвание его в другом - в религии'. Вскоре после этого - может, мои слова ускорили события - Ван Гог объявил родителям, что больше не в силах заниматься торговлей и мечтает об одном: проповедовать. А мне он до этого часто говорил, что свои проповеди хотел бы читать самым нищим и угнетенным. Вскоре Винсент покинул Дордрехт и переехал в Амстердам, в дом своего дяди. Ему предстояло изучать латынь, что наверно трудно дается в его возрасте. Больше я его никогда не видел". Это был рассказ соседа Винсента по комнате Пауля Горлитца, записанный Йозефом Бруссе. 4. Амстердам: июнь 1877 - июль 1878 Чтобы поступить в Амстердамский университет на теологический факультет, Винсенту нужно сдать государственный экзамен. Трудное испытание для юноши, не окончившего даже среднюю школу! Для подготовки к экзамену Винсент переезжает в Амстердам, где его родственник, Йоханнес Ван Гог, предлагает ему приют в своем доме. Йоханнес, известный в Голландии морской офицер, принимавший активное участие в подавлении восстаний в индонезийских нидерландских колониях, свел Винсента с другим родственником - господином Стриккером, служившим протестантским священником в одной из столичных церквей. Тот в свою очередь познакомил молодого человека с Маурицем Мендесем да Коста, известным учителем-богословом. Да Коста был, несомненно, яркой личностью. Он родился 16 мая 1851 года в Амстердаме. Уже в шестнадцать лет, благодаря своим выдающимся способностям, поступил в университет. После защиты кандидатской диссертации по древним языкам на науку у него почти оставалось времени, поскольку более пятидесяти часов в неделю он уделял частным урокам. Тем не менее ему присвоили несколько ученых премий. Он также был знатоком истории театра, чему посвятил несколько книг. Свои воспоминания о Ван Гоге Да Коста опубликовал 2 декабря 1910 года в нидерландской газете "Algemeen handelsblad". Он писал: "Кажется, это было в 1877 году, когда господин Стриккер попросил меня подготовить Винсента, сына священника Теодора Ван Гога, к университетским экзаменам. Он предупредил, что мой будущий ученик, замечательный в своем роде юноша, отличался разного рода странностями. Меня это нисколько не оттолкнуло, тем более что Стриккер говорил о своем молодом родственнике с нескрываемой любовью и теплотой. Наше первая встреча - очень важное событие для учителя и ученика - оправдала все мои ожидания. Молодой человек, поначалу угрюмый и неразговорчивый, постепенно оттаивал. Его лицо, несмотря на спутанные рыжие волосы и множество веснушек, я нашел симпатичным. Здесь хочу сделать отступление, чтобы выразить несогласие с сестрой Ван Гога, считавшей, что ее брат обладал грубой наружностью. Эти ее слова, были, очевидно, высказаны спустя годы после моего знакомства с Винсентом. Его вид мог претерпеть немалые изменения к тому времени - в частности, из-за его неопрятности, а также поскольку он отрастил бороду. Возможно, с годами его внешность потеряла свою очаровательную странность. Но чтобы она стала грубой, не могу поверить. Достаточно вспомнить его нервные руки и пусть и некрасивое, но необыкновенно значительное лицо, выражавшее столько чувств и мыслей! Я быстро завоевал его доверие, и мы вскоре стали друзьями, ведь он был всего на пару лет моложе меня, а мне было тогда двадцать шесть. Он был рьяным учеником с ясными целями и намерениями, поэтому я вскоре усадил его за переводы несложных латинских текстов. Но его нетерпеливая, увлекающаяся натура требовала темпа, и он - со своими начальными знаниями латинского - взялся читать Фому Кемпийского в оригинале. Занятия по математике с другим преподавателем также проходили успешно. Вот только греческие глаголы никак ему не давались. Как я только не пытался дать ему доступные разъяснения, применяя ясные и простые слова, к каким уловкам не прибегал, чтобы оживить наши уроки, ничего не помогало. 'Мендес, - говорил он, (мы обращались друг к другу по имени), - неужели ты в самом деле убежден, что мне необходимы эти немыслимые правила? Ведь все, что я хочу - это примирить бедных обделенных созданий с их земным существованием!' Должен признаться, что в глубине души я признавал его правоту. Но, как учитель, конечно, не мог с ним согласиться. Винсент же не отступал и уверял, что 'Путешествие пилигрима' Джона Буньяна, Фома Кемпийский и перевод Библии - это все, что ему нужно. Не знаю, сколько раз он мне это высказывал, и сколько раз я обращался за советом к его дяде, господину Стриккеру, который неизменно настаивал на продолжении занятий. Бывало, Винсент приходил ко мне с признаниями, которые человеку непосвященному показались бы весьма странными: 'Мендес, я снова применил кнут' или 'Мендес, я опять провел ночь во дворе'. Это было своеобразным самобичеванием: он сам наказывал себя, если решал, что плохо выполняет свои обязанности. Проживал он тогда в большом и богатом доме своего дядюшки Йоханнеса Ван Гога, директора и коменданта амстердамского мореходства. Так вот, если Винсент полагал, что его мысли не соответствуют его же нормам, то он брал в постель плетку и колотил себя по спине. А то решал, что не имеет права спать в постели, и вечером незаметно выскальзывал из дому. Если по его возвращении дверь оказывалась закрытой на ночной замок, ему ничего не оставалось, как ночевать в сарайчике, на полу, без постели и одеяла. Такие вылазки он одержимый моральным мазохизмом - совершал чаще зимой. Ведь тогда наказание получалось более строгим. Он хорошо знал, что я не одобряю поступки такого рода, и более того, каждый раз искренне расстраиваюсь. Поэтому, желая подбодрить меня, Винсент - перед рассказом о своих добровольных мучениях или на следующий день - приносил мне букетик подснежников, которые собирал на Восточном кладбище. Как сейчас вижу его, шагающего по мосту и пересекающего площадь Йонаса Даниэла Мейера, где я тогда жил. Он был без пальто (еще одно проявление аскетизма), правой рукой прижимал к груди стопку книг, а в левой держал подснежники. Голова его была немного наклонена направо, уголки губ были опущены, что придавало его лицу выражение такой глубокой грусти, что нет слов для описания. Поднявшись наверх, он заговаривал со мной своим особенным, низким и глубоко печальным голосом: 'Не сердись на меня, Мендес. Вот я принес тебе цветы за то, что ты всегда так добр ко мне'. Конечно, по-настоящему сердиться на него было невозможно. Так думал не только я, но и каждый, кто знал, как болит его душа о несчастных и обездоленных, и как он хочет им помочь. Бывая в доме моих родителей, он был особенно внимателен к моему глухонемому брату. И еще всегда находил доброе словечко для тети. Она была инвалидом, с трудом изъяснялась и плохо понимала других. Над ней обычно надсмехались, она же сама старалась всем угодить. Когда она видела через окно, что Винсент приближается к дому, то всегда торопилась насколько позволяли ее старые больные ноги - открыть входную дверь, чтобы приветствовать гостя словами: 'Добрый день, господин Ван Горт! ' 'Мендес, - говорил часто Винсент, - хоть и твоя тетя неверно произносит мое имя, душа у нее чистая, и она мне глубоко симпатична'. Если после нашего урока я никуда не спешил, он оставался побеседовать со мной, и мы часто говорили о его прежнем занятии: торговле художественными ценностями. С того времени у него сохранилось несколько гравюр и литографий и, бывало, он дарил мне ту или другую - но в каком состоянии! Белые края были сплошь исписаны цитатами из Библии или Фомы Кемпийского, иногда буквы даже находили на изображение. Ни я, ни кто-либо другой и подумать не мог, что в Винсенте живет талант великого мастера цвета. Возможно, он и сам тогда это не знал. Припоминаю лишь один эпизод, говорящий о требовательном художественном вкусе молодого Ван Гога. Однажды я решил на заработанные мной деньги, которыми весьма гордился, купить новый ковер взамен старого и потрепанного, которому было не менее пятидесяти лет. Винсент же, увидев яркие, кричащие цвета моей обновки, вдруг сказал: 'Мендес, такого я от тебя не ожидал. Неужели этот нравится тебе больше прежнего, хоть и потертого?' И Мендесу, действительно, стало стыдно: его младший друг был прав! Наши занятия продолжались около года, пока я не понял, что как бы мой ученик ни старался, вступительных экзаменов ему не выдержать. Он сам был того же мнения, и с его согласия я рассказал об этом дяде Йоханнесу. Вскоре Винсент уехал в Боринаж. После нашего сердечного расставания мы больше не виделись. Он послал мне одно письмо, я ответил, и с тех пор - ничего". 5. Брюссель, Боринаж, Кюсме, Брюссель: июль 1878 - апрель 1881 В июле 1878 года Ван Гог возвращается в Эттен. Несмотря на новую неудачу, он по-прежнему убежден, что его призвание - проповедовать Евангелие. И снова помогает семья: благодаря посредничеству отца, молодого человека принимают в школу проповедников в Брюсселе с испытательным сроком три месяца. Но по его истечении, в ноябре, Винсенту сообщают, что в стипендии ему отказано: совет преподавателей счел его неподходящим студентом. Это решение глубоко опечалило Винсента и его родных. Он мог, правда, продолжать учебу при условии, что будет платить за нее. Но единственным финансовым источником были скромные доходы отца. Этого молодой Ван Гог не может допустить. Впрочем, он вдруг теряет интерес к тонкостям теологии: он убежден, что вера не нуждается ни в богословских изысканиях, ни в знаниях латинского. А именно веру он хочет нести в народ. С этой целью Ван Гог решает отправиться в Боринаж, один из самых нищих шахтерских округов на юге Бельгии. Винсент обращается за поддержкой к пастору Пьеру Перону, секретарю Синодального комитета, но тот хочет сначала услышать мнение Ван Гога-старшего. Узнав, что отец одобряет решение сына, он соглашается помочь. Остается получить разрешение на работу от комитета. В декабре 1878 года Винсент отправляется в Боринаж. Он уверен в успехе, и его ожидания оправдываются: комитет назначает его помощником проповедника с испытательным сроком в полгода и заработной платой 50 франков в месяц. Хотя это были нищие деньги - ведь 30 франков из них он платил за жилье - Винсент несказанно рад. Он с рвением приступает к работе. В его намерения входят не только читать проповеди и давать уроки по Евангелию, он также хочет ближе познакомиться с жизнью шахтеров, делить с ними беды и невзгоды. Он пишет брату (письмо 129): "От спуска в шахту у меня остались жуткие воспоминания. Я сидел в своего рода корзине или ведре, мне казалось, что я опускаюсь в колодец, но глубина этого колодца - 500-700 метров. Если поднять голову, то видишь лишь крошечную частичку дневного света, напоминающую звездочку в кромешной тьме. [ ] Рабочие, хоть к этому и привыкли, порой тоже ощущают при спуске ужас и содрогание. Вполне могу это понять. Недавно я совершил любопытную прогулку, а именно пробыл в шахте шесть часов, причем, в одной из самых опасных шахт с названием Маркасс. Свою дурную славу она получила, потому что там гибло много людей. Одни - при взрывах или обвалах, другие срывались при спуске или подъеме, третьи задыхались из-за нехватки воздуха. Это мрачное место. При взгляде на него невольно думаешь о смерти или о чем-то страшном, неведомом. Шахтеры, бледные и исхудавшие от лихорадки, выглядят изможденными и рано постаревшими, их жены - высохшими и увядшими. Вокруг шахты разбросаны жалкие жилища, несколько почерневших деревьев, кучи навоза и шлака, горы пустой породы. Марис создал бы из этого великолепную картину. [ ] Итак, мы спустились на 700 метров глубины и оказались в одном из самых потаенных уголков преисподней. Представь себе забои: ряд камер в длинном узком коридоре. В каждой рабочий в длинном плаще из рогожи, грязный, черный, как трубочист. При скудном свете лампочки он отбивает молотком кусок угля. Некоторые работают стоя, другие - лежа на земле. Все это напоминает огромный улей или диковинную подземную тюрьму. Можно еще вообразить бесконечную шеренгу ткацких станков. Или ряд потухших печей, в которых крестьяне пекут хлеб. А наиболее точный образ - склеп, в каждой нише которого захоронение. Проходы похожи на дымовые трубы в домах брабантских крестьян. Вода просачивается отовсюду. Свет от лампочек отражается удивительным образом, как в сталактитовой пещере. Наряду с отбойщиками трудятся грузчики: они закладывают уголь в маленькие вагончики, передвигающиеся по рельсам словно трамваи. Их везут дети: как мальчики, так и девочки. Не поверишь, здесь на семисотметровой глубине есть даже конюшня: семь старых кляч отвозят вагонетки с углем на так называемый рудничный двор, откуда их потом поднимают на поверхность. Другие рабочие заняты восстановлением старых штолен, креплением или проходкой новых". Сначала Винсент служит проповедником в деревне Потюраж, а в январе 1879 года синодальный комитет направляет его на шесть месяцев в соседнюю деревню Вам. Крайняя бедность местных жителей производит на Ван Гога такое глубокое впечатление, что он готов отдать неимущим все, что имеет, и стать беднее самого нищего шахтера. Весной на шахте происходит авария, и Винсент принимает активное участие в спасательных работах. Кроме свидетельств самого Ван Гога сохранились воспоминания других очевидцев о труде шахтеров тех лет. Вот что пишет Луи Пьерар: " В те годы в Боринаже проживало 30 тыс. шахтеров и несколько тысяч рабочих по металлу и стеклу. В шахтах наравне с мужчинами трудилось 3 тыс. женщин, а также дети: 2 тыс. девочек и 2,5 тыс. мальчиков моложе 14 лет, и тысяча девочек и 2 тыс. мальчиков между 14 и 16 годами. Все работали примерно по двенадцать часов в сутки. Гигиена и условия безопасности были в таком плачевном состоянии, что и представить себе трудно. 16 апреля и 16 декабря 1879 года в одной из шахт произошли взрывы. Результат: сотни погибших и раненых. Тем, кому удалось выжить, предстояло до конца жизни терпеть мучения от полученных ожогов. В народе росли недовольства, начались забастовки. Чтобы предотвратить беспорядки, владельцы шахт привлекли военные части. Газеты призывали правительство принять меры по предотвращению аварий и улучшению условий труда. Но все оставалось по-прежнему". Сын владельца трактира в Ваме, Жан-Батист Дени, сохранил воспоминания о Ван Гоге. "Наш молодой друг Винсент Ван Гог прибыл в деревню прекрасным весенним днем. Тогда мы не успели хорошо его разглядеть, заметили только, что одет он с иголочки. Но познакомившись ближе с рабочими семьями и увидев в какой бедности они живут, Ван Гог без колебаний отдал им всю свою одежду. Раздал все до последнего - так, что у него не осталось ни рубашки, ни пары носков кроме тех, что были на нем. Тогда он принялся сам шить рубашки из льна. Моя добрая мать сказала ему: 'Господин Ван Гог, почему Вы позволили так себя обобрать? Ведь Вы были воспитаны в безупречной голландской семье, Ваш отец - священник ' На это он ответил: 'Я друг бедняков, каковым был и Иисус Христос'. Матушка лишь развела руками: 'Ей Богу, Вы ненормальный '. Спустя несколько месяцев после приезда Ван Гога в шахте произошел взрыв. Многие шахтеры получили страшные ожоги. Винсент помогал пострадавшим, как мог, не позволяя себе отдохнуть ни днем, ни ночью. Белье, которое у него еще оставалось, он разрезал на большие бинты, пропитывал их воском и оливковым маслом и разносил по домам обожженных. Удивительно, но на его бескорыстие не все отвечали благодарностью. Как часто приходилось ему сносить оскорбления от других церковных служителей! Несмотря на это он по-прежнему проявлял чудеса смирения и великодушия. Даже свою нищую каморку Винсент считал слишком шикарной и говорил, что его вполне устроил бы простой шалаш. Его пищу составляли суп и хлеб с патокой, масла он себе не позволял. Однажды после очень жаркого дня разразилась страшная гроза. И что же взбрело Винсент в голову? Он не побежал под укрытие, а встал посреди поля, чтобы любоваться чудом творца. Вернулся домой промокший до нитки". Безграничные жертвенность и благородство Винсента, к сожалению, не были по достоинству оценены его церковным начальством. В июле 1879 году его уволили. В заявлении синодального комитета говорится: "Молодой голландец господин Винсент Ван Гог, призванный - как он сам уверяет - проповедовать Евангелие, был принят к нам на службу. Однако в течение испытательного срока он не оправдал наших ожиданий. Если бы господин Ван Гог наряду с безусловными преданностью и самопожертвованием, побуждавшими его днем и ночью помогать больным и пострадавшим и отдавать свое последнее имущество обездоленным, обладал еще и даром слова, то его, несомненно, можно было бы назвать безукоризненным миссионером. Но к сожалению, этим даром, необходимым для проповедника, господин Ван Гог владеет в недостаточной степени. По этой причине мы вынуждены отказаться от его услуг". Сын трактирщика Дени так заканчивает свой рассказ: "Начальство отстранило нашего друга от работы и он вернулся в Париж. С тех пор мы ничего о нем не слышали". В конце июля Ван Гог отправляется пешком в Брюссель, затем решает переехать в деревню Кюсме, недалеко от Вама. В декабре он наведывается к брату Тео. Новая неудача - окончательный отказ от мечты стать проповедником - потрясла и чуть ли не окончательно сломила Винсента. На девять месяцев он полностью погружается в себя и почти не разговаривает. Он остается верующим, но уже не так фанатично религиозен как раньше. В этот же период его жизнь обретает новый смысл. Теперь он убежден, что должен стать художником и одинокие зимние месяцы 1879-1880 годов упорно занимается рисованием. Ван Гог решает отправиться на северо-запад Франции, в Курьер, чтобы посетить мастерскую Жюля Бретона, пейзажиста, которым он в то время восхищался. Денег у начинающего художника почти нет. В письме к Тео 136 Винсент пишет: "У меня было десять франков, но я потратил их на билеты и через неделю остался ни с чем. Пришлось дальше продвигаться пешком, что было не очень легко. Так я прибыл в Курьер и рассмотрел ателье Бретона с улицы". Внешний вид мастерской не понравился Винсенту, показался холодным и враждебным. Внутрь он так и не зашел, не решившись позвонить - очевидно, из-за боязни перед новым разочарованием. Обратный путь, без цента в кармане, был еще тяжелее. Их письма 136: "По дороге мне иногда удавалось обменять рисунки из моей дорожной сумки на кусок хлеба. Но когда я истратил последние десять франков, то вынужден был ночевать в открытом поле. Один раз я спал в брошенной телеге, к утру совсем побелевшей от инея - хуже места для ночлега не придумаешь! В другой раз - на куче хвороста. Самой удобной моей 'постелью' оказался стог сена, но дождь, не утихавший всю ночь, не дал мне выспаться. И все-таки именно в этой крайней нужде я почувствовал, как ко мне возвращается былая энергия, и сказал себе: 'Что бы ни случилось, я выстою. Снова возьму в руки карандаш, который отложил в минуту глубокой безысходности, и снова начну рисовать!' С тех пор, мне кажется, все у меня изменилось, и я вновь на верном пути. Мой карандаш уже стал немного послушнее и с каждым днем становится еще более послушным. Долго, слишком долго я пребывал в полном отчаянии, которое меня совершенно опустошило и лишило сил ". Чтение и рисование становятся отныне его постоянными занятиями. Он стремится подражать стилю Жана Франсуа Милле (1814-1875), который одним из первых отказался от традиционных портретов и ландшафтов и стал изображать простых крестьян, работающих в поле. Эти картины имели явную социальную направленность и поэтому считались в те годы революционными. Винсент просит Тео выслать ему репродукции и гравюры, которые он мог бы использовать в качестве образцов. Кроме того он много читает: Диккенса, Шекспира, Виктора Гюго, философские работы гегельянца Михелета и других. Его жизнь заполнена трудом и учебой. Из письма 133: Если я ничего не делаю, не учусь и ничего не ищу, то я, можно сказать, не существую . Но Винсент пока не подозревает, что затевает семья. Отец и мать окончательно потеряли надежду на то, что из старшего сына выйдет что-то путное. Слово невменяемый все чаще звучит в их доме. Старший Ван Гог вынашивает план поместить Винсента в психиатрическую больницу, что в деревне Гел, вблизи Антверпена. Здесь пациенты за небольшую плату живут у крестьян и зарабатывают деньги, помогая по хозяйству семьям своих же докторов и фельдшеров. Этот план, так и не приведенный в исполнение, становится в какой-то момент известен Винсенту. Тот, разумеется, отказывается подчиниться родителям. Его отношения с семьей доходят до низшей точки. Лишь к брату Тео он сохраняет дружеские и теплые чувства. Именно благодаря неизменной финансовой поддержке верного Тео, служащего фирмы Гупиль, Винсент получает возможность в октябре 1880 года переехать в Брюссель. Живет он очень скромно, в пансионе на Бульваре дю Миди. Из письма 138: "Питаюсь в основном сухим хлебом, картошкой и каштанами, которые продаются здесь на каждом углу". Тео знакомит брата с голландским художником Антоном Ван Раппардом, и весной Винсент начинает работать в его брюссельской мастерской. Он копирует рисунки из анатомического атласа и художественных альбомов. Ван Раппард хорошо обеспечен и пользуется признанием. При этом он моложе своего ученика на пять лет. 6. Эттен, Гаага. Кей и Син: май 1881 - август 1883 Весной 1881 года нехватка денег вынуждает Ван Гога вернуться в родительский дом в Эттене. Появление молодого художника в спокойной и небогатой событиями деревне привлекает всеобще внимание, что его самого отнюдь не смущает. Из письма 142: "Родные и соседи постоянно судачат обо мне. Чего только не наслышишься! Но я ни на кого не в обиде: разве им понять художника! [ ] Один крестьянин наблюдал за тем, как я целый час рисую старый пень. Наверняка, он высмеивает меня и считает сумасшедшим ". Винсент быстро продвигается в искусстве рисования. Он делает наброски с крестьянских домиков и сараев. Рисует крестьян, разрыхляющих землю, засевающих поле, отдыхающих на стуле у печки после тяжелой работы. Рисует крестьянок за работой на ферме или в доме. В качестве образцов Ван Гог использует главным образом полотна Жана Франсуа Милле, а также Жюля Бретона, Фейен-Перрена, Антона Мауве, Давида Артца и Йозефа Израэльса. Все эти художники изображали простых людей. Линии и фигуры Ван Гога часто грубы и беспомощны, он и сам знает, что его техника несовершенна. И постоянно работает над ней, изучая картины других мастеров и учебные пособия. Но неожиданные жизненные обстоятельства отвлекают его от его живописи. Летом из Амстердама в дом Ван Гогов приезжает двоюродная сестра Винсента со своим восьмилетним сыном. 35-летняя Кей Вос-Стриккер была второй дочерью священника Стриккера, покровительствовавшего Ваг Гогу в период его неудачной попытки овладеть латинским. Она на семь лет старше Винсента и уже три года, как вдова. Винсент был хорошо знаком с ней и ее мужем, он часто бывал у них в 1877-1878 годах. Теперь, летом 1880, когда Кей приехала погостить в его родительский дом, Винсент снова сближается с ней, они много гуляют и разговаривают. Художник безумно влюбляется в нее. Кей же, как ни странно, ничего не замечает. По всеобщему мнению она все еще глубоко скорбит об умершем муже. Так ли это было на самом деле, не известно, но когда Винсент признается ей в любви, она отвечает решительным отказом и спешно возвращается в Амстердам. Какое-то время художник пребывает в растерянности, а потом принимает роковое решение: не отступать! Он непременно хочет жениться на Кей и уверен, что ему удастся завоевать ее расположение. Родители противятся его планам, тем более что брак с кузиной не считается пристойным. Из-за постоянных ссор между отцом и сыном обстановка в доме священника становится тяжелой и напряженной. Винсент посылает заказное письмо господину Стриккеру и едет в Амстердам, деньги на поездку он получает от брата Тео. Ван Гог хочет поговорить с Кей, надеясь - по его выражению - растопить ее сердце. Из письма 164 брату, 12 декабря 1881 года: "Вечером я все ходил по Кайзерграхт, искал дом дяди и нашел его. Позвонил, открыла служанка и, объявив, что семья еще ужинает, все же пустила меня внутрь. Все были в сборе кроме Кей, и на столе не стояло ни одного лишнего прибора. Я понял, что меня хотят ввести в заблуждение: они намеренно убрали ее тарелку. Какая глупая игра, ведь я прекрасно знал, что она дома! После обмена ничего не значащими фразами я спросил: 'А где Кей?' Священник Стриккер не нашел ничего более умного, чем повторить мой вопрос жене: 'Мать, где Кей? Та ответила: 'Она вышла'". Винсент не верит и продолжает настаивать на встрече. Однако его старания бесполезны, и ответы на вопросы звучат подобно ударам плетью. "Для тебя ее никогда не будет дома!". "Она сама сказала о тебе: ни за что на свете!". "Твои преследования возмутительны!". Затем Стриккер объявил, что написал Винсенту письмо. Тот попросил прочитать его вслух, что священник охотно исполнил. Послание напоминало проповедь, полную увещеваний и наставлений, Стриккер настаивал на том, чтобы Ван Гог прекратил ухаживания за своей кузиной, забыл ее и взялся, в конце концов, за серьезную работу. Из письма 164: "Наконец чтение закончилось. Мне казалось, что я нахожусь в церкви, и голос проповедника все возвышается, словно он готовится произнести: 'Аминь'. Это длинное нравоучение оставило меня абсолютно равнодушным". Художник глубоко возмущен и обижен. В письме 193, написанном несколькими месяцами позже, он возвращается к тому злополучному вечеру: "Я поднес руку к зажженной лампе и сказал: Позвольте мне увидеть ее ровно столько минут, сколько я продержу пальцы на огне . В ответ они задули лампу со словами: 'Ты ее никогда не увидишь'". Бурные и бесплодные переговоры продолжались до глубокой ночи. Семья Стриккеров предложила Винсенту переночевать у них, от чего тот возмущенно отказался. Из письма 193: "Я сказал им: 'Если Кей при моем появлении убегает из дому, то мне не подобает оставаться здесь'. Они спросили: 'Куда же ты пойдешь?' 'Еще не знаю'. Тогда тетя предложила отвести меня в дешевую гостиницу. И - представь себе - оба старичка отправились со мной по холодным туманным улицам и, действительно, привели меня в хорошее и очень недорогое место. Они сами настояли, чтобы пойти со мной, как я ни отказывался. Эта бесхитростная доброта растрогала меня, и я немного успокоился". Еще два дня Винсент остается в Амстердаме и неоднократно встречается с дядей Стриккером, последний раз - в воскресенье, перед тем как священник отправляется в церковь. Ван Гог умоляет, настаивает, но бесполезно. Он так и не увидел Кей - казалось, что та бесследно исчезла. Позже Винсент встречается с братом Кей, от которого узнает, что его отвергли прежде всего из-за бедности. " И потом я беседовал с ее братом, который как официально, так и официозно дал мне понять, что все дело в деньгах. Официально или официозно - неважно, обе манеры подлые. Покинув Амстердам, я не мог избавиться от чувства, что побывал на рынке рабов. И тогда - не сразу, а постепенно - любовь умерла во мне, заменив место бесконечной пустоте". Отчаявшийся Винсент три дня бесцельно бродит по Амстердаму. Из письма 164, брату: "Тогда я подумал: как мне хотелось бы, чтобы рядом была женщина. Я больше не мог жить без любви. Просто без женщины. [ ] И вот без долгих поисков я нашел, что искал. Она далеко не красива и не молода, в ней нет ничего особенного. Думаю, что я в какой-то мере возбудил твое любопытство. Она довольно высокая и крепко сложена, у нее не такие изящные ручки как у Кей, ведь ей приходится много работать. Но она не груба и не вульгарна, и в ней есть что-то очень женское. [ ] И вот - уже не в первый раз - я не смог усмирить в себе влечение и симпатию к созданиям, которых священнослужители презирают и проклинают с высоты своих кафедр. Сам же я вовсе не осуждаю их. Подумай: мне тридцать лет. Как же мне не испытывать потребности в любви? [ ] Эта женщина добра ко мне, очень добра, чрезвычайно мила и сердечна". 27 ноября 1881 года Винсент выезжает в Гаагу, где получает возможность работать в ателье художника Антона Мауве. Тот, дальний родственник Винсента, старше его на пятнадцать лет, критически относится к рисункам начинающего живописца и готов взять его под свое покровительство, научить технике рисования, работе с акварелью и масляными красками. Мауве тут же приступает к делу, предложив своему подопечному приступить к написанию натюрморта. Для этого он выкладывает на стол самые различные предметы, в том числе, башмаки, головку капусту, несколько картофелин. Ван Гогу не терпится взять в руки кисть, и такое рвение нравится Мауве. "Я всегда думал, что ты этакий размазня, но, оказывается, напрасно". И он дарит троюродному брату коробку акварельных красок. В декабре Винсент возвращается в Эттен. Семья встречает его настороженно, отношения с отцом остаются напряженными и развязка не заставляет себя ждать. Из письма 166, 29 декабря 1881 года: "Моя размолвка с па в Рождество была настолько серьезной, что он предложил мне покинуть дом. Это было сказано в таком тоне, что я уехал в тот же день. А все произошло, потому что я отказался идти в церковь, объяснив, что не хочу делать это по обязанности. Ведь сколько раз мне, здесь в Эттене, приходилось присутствовать на службе лишь ради приличия Но, конечно, у нашей ссоры была немалая предыстория, а именно, все что, произошло летом между мной и Кей. Я разгорячился так, как, наверно, никогда в жизни. Прямо сказал, что всю церковную систему нахожу отвратительной, не хочу больше думать об этих вопросах и буду их всячески избегать. И что к этому заключению я пришел уже давно, в самый скверный период моей жизни". Ван Гог вновь, поездом, отправляется в Гаагу. Из письма 166: "Я пришел к Мауве и сказал: 'Слушай, Мауве, я не могу оставаться в Эттене, но мне надо где-то жить и я хотел бы поселиться в Гааге' . Тот одобрил мое намерение. И вот я снял - довольно дешево - ателье, точнее комнату с альковом, которую можно приспособить для мастерской, буквально в минуте ходьбы от Мауве. [ ] Искал везде: как в самом городе, так и в пригороде - Схевенинген - где все чрезвычайно дорого. Мое ателье стоит семь гульденов в месяц, правда, нужны еще деньги на мебель. Теперь у меня есть крыша над головой и место для работы. Окно довольно большое и выходит на юг, поэтому надеюсь, что света мне будет достаточно. Можешь себе представить, как я воодушевлен! Что будет с моей работой через год? Если бы я мог выразить то, что думаю! Мауве полностью понимает меня и пытается научить всем техническим приемам, которыми владеет сам. Посылай письма на его адрес: А. Мауве, Uilbomen 198, я там бываю почти ежедневно". Тео переживает из-за семейных ссор, он считает, что Винсент не прав, что ему не следует так бессердечно обращаться с отцом, пожилым человеком. Но он продолжает поддерживать брата материально. Молодому художнику эти деньги необходимы: без них он не смог бы приобрести даже кисти и краски. Из письма 172: "Мне бы надлежало уделить внимание своей одежде: Мауве неоднократно об этом напоминает. Да, займусь этим, но не сейчас, не все сразу, Ведь ты знаешь, что большинство вещей я получил от тебя, правда, что-то купил и сам, но тоже ношеное и из плохого материла. А тут еще работа с красками, которая не идет одежде на пользу. Сапоги мои тоже в плачевном состоянии, да и белье почти износилось". Но тут происходит знаменательное событие, чрезвычайно важное в жизни Винсента, но ставшее очередным неприятным сюрпризом для семьи. Он встречает женщину, уличную проститутку. Несколько месяцев спустя, в мае 1882 года, он подробно пишет об этом Тео. Из письма 192: "Этой зимой я встретил беременную женщину, оставленную человеком, от которого она носит ребенка. На холодных улицах, без крыши над головой, она была вынуждена зарабатывать себе на пропитание, сам понимаешь, каким способом. Я нанял ее натурщицей и работал с ней всю зиму. Она могла принимать у меня ванну, и я кормил ее, насколько позволяли средства. Это весьма пошло ей на пользу. Я поехал с ней в родильное отделение лейденской больницы, где ей предстоит рожать. Не удивительно, что она была так нездорова: оказалось, что младенец находится в неправильном положении, и его будут поворачивать щипцами. Однако весьма вероятно, что все закончится хорошо. В июне она должна родить". Впервые Винсент встретил эту женщину, которую вначале будет именовать Христиной, а позже Син, в январе 1882 года. Ее настоящее имя Клазина Мария Хоорник. Согласно рассказу самой Син, отец ее будущего ребенка был очень добр к ней, но не мог вступить с ней в брак из-за разницы их положений в обществе. Винсент был возмущен. Из письма 197: "Он виноват перед Богом, хотя почти никто его не осуждает: ведь он дал деньги! Но когда он предстанет перед смертью, не ужаснется ли своим земным делам, не испытает ли горечи раскаяния?" К ужасу семьи Ван Гог заявляет, что собирается жениться на Син. Родители, охваченные бессилием и отчаянием, вспоминают о своих прежних планах. В начале июня 1882 года Тео предупреждает брата, что отец и мать, как и два года назад, серьезно думают над тем, чтобы объявить его недееспособным. И снова этот замысел вызывает у художника волну возмущения. Из письма 204, 1 июня 1882 года: "Я все же не верю, что они на это решатся [...] С другой стороны, па на многое способен, и если он действительно предпримет какие-то шаги, я за себя не ручаюсь. Пусть сперва хорошенько подумает. Однако повторяю: я все же не могу себе представить, что он на такое пойдет". И в самом деле, семья и на этот раз отказалась от своих жестоких помыслов. Между тем Винсента ждет новая беда. 7 июня он вынужден лечь в больницу: его беспокоят бессонница, лихорадка и боли при мочеиспускании. Из письма 206: "И вот выяснилось, что у меня триппер, хотя и в очень слабой форме. Я должен оставаться в постели, глотать таблетки хинина, кроме того, мне делают уколы раствором квасцов. Пришлось заплатить за четырнадцать дней пребывания 10,50 гульденов вперед. Среди больных есть и совсем неимущие, которых лечат бесплатно, но они получают уход и питание наравне со всеми. Палаты здесь на десять человек, и лечение на довольно высоком уровне. Я отнюдь не скучаю, и благодаря покою и усилию лекарей иду на поправку". Винсент заблуждался: болезнь оказалась серьезнее, чем предполагалось в начале. Из письма 208: "Доктор не ограничился инъекциями, он нашел необходимым промывание мочевого пузыря катетером. Не очень приятная процедура, однако весьма нужная. Многим людям следовало бы проводить ее время от времени, что помогло бы им избежать многих болезней, которые развиваются медленно и скрыто". Винсента выписывают из больницы, но он остается под наблюдением врачей. Из письма 209: "Очевидно, меня снова ждут катетер или зонд, поскольку уже в следующий вторник я должен явиться к доктору для осмотра. Более того, тот предупредил меня, что лечение может затянуться, и что недели через две мне, возможно, опять придется лечь в больницу". Похоже, что беременная подруга Винсента страдала той же болезнью, что и он сам. Он едет с ней к лейденскому профессору Симону Томпсону. Сам он объясняет это так: " поскольку у нее и раньше было то, что принято называть белым налетом". 2 июля 1882 года, в пол второго ночи, Син рожает мальчика, которому дают имя Виллем. Спустя несколько недель младенец заболевает. "Какой-то недуг затронул его глаза, они кажутся незрячими", - пишет Винсент. Вскоре малыш полностью выздоравливает. Из писем Ван Гога следует, что он заразился гонореей, которая также стала причиной "белого налета" у Син. Очевидно, та же инфекция вызвала воспаление слизистой оболочки глаз ребенка. В девятнадцатом веке подобное заболевание часто приводило к слепоте, что, к счастью, не случилось с Виллемом. Интересен тот факт, что источник гонореи (или триппера) был опознан за три года до описываемых событий. В июле 1879 года Альберт Нейссер, молодой врач госпиталя Всех Святых в Бреслау, определил, какие именно бактерии присутствуют в гное больного этим недугом. Но в 1882 году в лейденских медицинских кругах не было известно об этом открытии. Уже упомянутый профессор Симон Томас был убежден, что причинами недомогания Син явились исключительно волнение, слабые нервы и общее истощение организма, и что для ее выздоровления достаточно покоя и хорошего питания. Дополнительным доказательством того, какая болезнь была у Винсента в 1882 году, служат его собственные описания лечебных процедур. Промывание мочевого канала с помощью катетера предупредило переход гонореи в хроническую стадию, что было чревато весьма серьезными осложнениями. Существует и другое предположение: о том, что Винсент страдал сифилисом. К этой версии мы еще вернемся. 7. Гаага, Дренте, Нюэнен: июль 1883 - ноябрь 1885 Как уже упоминалось, Винсент пытается основать в Гааге собственное ателье - сначала по адресу Схенкстраат 138, потом в соседнем доме под номером 146. (Обе квартиры были уничтожены во время бомбардировки 3 марта 1945 года). Антон Мауве, сам человек неуравновешенный, подверженный депрессиям, продолжает регулярно давать Винсенту уроки и позволяет ему работать в своем ателье, куда не допускался никто другой. Он ходатайствует за вступление Винсента в объединение гаагских художников Пульхри Студио. Благодаря членству в Пульхри, Ван Гог имеет возможность два раза в неделю рисовать модель. Он получает несколько небольших заказов, в том числе от Терстега - весьма влиятельной фигуры, директора гаагского филиала фирмы Гупиль. Его интерес к работам Ван Гога сулит большие возможности. Но вдруг все рушится. В творческую судьбу художника грубо вторгается общественная мораль: его сожительство с падшей женщиной становится причиной разрыва с двумя чрезвычайно важными покровителями Мауве и Терстегом. 18 июля 1983 года Терстег без предупреждения приходит к Винсенту и застает в квартире Син, ее сына четырнадцати недель от роду и пятилетнюю дочь. Терстег был человеком жестким и бескомпромиссным. Он не проявляет ни малейшего снисхождения к недопустимому в его глазах поведению своего подопечного, о чем заявляет прямо и резко. Немало не стесняясь присутствием Син, он грубо отчитывает Винсента: "Что делают здесь эта девка и ее отпрыски? Как ты мог додуматься до того, чтобы поселить эту семейку у себя? Может, у тебя мозги не в порядке? Подобные идеи могут возникнуть лишь в больном теле и больной голове. Я сообщу об этом твоим родным ". Возмущенная реакция Терстега, по-видимому, заставила Винсента изменить планы. На следующий день он пишет Тео письмо, в котором уверяет, что пока не собирается жениться на Син. Из письма 217 от 19 июля 1882 года. "Оформление наших отношений я решил отложить на неопределенное время - скажем, до тех пор, пока продажей моих картин не стану зарабатывать минимум 150 франков в месяц и, следовательно, не буду больше нуждаться в твоей помощи. С тобой и только с тобой я хочу условиться относительно будущего. Я твердо намерен не вступать в законный брак, пока не встану на ноги, как художник". Этот компромисс не вернул Ван Гогу расположение Мауве и Терстега, тем не менее он продолжает ревностно трудиться. Рисует, пишет акварелью и масляными красками. Но вскоре у него кончаются деньги, и он вынужден оставить работу. Между тем его попытки создать семью с Син и ее детьми заканчиваются полной неудачей. Когда Тео в августе 1882 года навещает брата, то застает квартиру неубранной и заброшенной, а его самого - в бесконечных долгах. Великодушный Тео дает Винсенту значительную сумму денег и обещает помогать в дальнейшем. Художник снова получает возможность купить краски и кисти и с прежним рвением приступает к работе. Осенью 1882 года и в его отношениях с родителями наступает улучшение: он получает от них посылку с одеждой и продуктами питания, а в сентябре сам священник Ван Гог неожиданно является с визитом на Схенкстраат. Осталось неизвестным, высказал ли тогда отец сыну свое мнение о его аморальной жизни. Но все указывает на то, что семья объявила перемирие. Ведь старший сын отказался от женитьбы на Син, чего так опасались родные. Также возможно, что Тео дал отцу какие-то разъяснения о свободных нравах в мире искусства. Он и сам живет в Париже с подругой, не считая нужным вступить с ней в брак. Положение, казалось бы, улучшилось, однако нужда по-прежнему преследует молодого художника. Тео высылает ему 150 франков в месяц, что приблизительно равно 75 гульденам, но этого недостаточно для содержания Син с детьми и приобретения необходимых для работы материалов. Винсент просит у Тео выделять ему больше денег, но брат и сам переживает финансовые трудности: его подруга больна, ее лечение требует значительных затрат. Нехватка денег - не единственная проблема Ван Гога. Его семейная жизнь тягостна и безрадостна. Нрав у Син оказался тяжелым, ее настроение легко меняется, она вспыльчива и часто без всякого повода проявляет озлобленность. Надежда Винсента, что его любовь и смирение изменят характер Син, не оправдались. В письме 288, 3 июня 1883 года, он откровенно пишет Тео о своих разочарованиях: "О трудностях с этой женщиной я уже писал тебе - ты помнишь, наверно, что ее семья разыскала нас и пыталась разлучить. Я не доверял этим людям и избегал контакта со всеми ними, за исключением ее матери. Когда я познакомился с историей этой семьи, мое недоверие лишь возросло. Я дал понять им, что не желаю иметь с ними никакого дела, но их нападки тогда только усилились. Я высказал Син все, что об этом думаю, и поставил ее перед выбором: я или ее близкие. Я убежден, что они хотят направить Син на прежний путь. Кроме того они настаивают на том, чтобы она помогала матери вести хозяйство ее брата, безнадежно беспутного шалопая. Они настоятельно советуют Син покинуть меня, потому что я мало зарабатываю, использую ее как модель, и вскоре - по их убеждению - брошу ее на произвол судьбы. А ведь в последний год из-за беременности и рождения ребенка она мне почти совсем не позировала. Подумай, насколько несправедливы их упреки! Эти разговоры велись за моей спиной, но Син мне все рассказала. Я ответил ей, что она должна сама принять решение, и что я ее никогда не оставлю - если только она не вернется к своему прежнему образу жизни". Син уверяет, что вовсе не собирается подчиниться требованиям своих родных. Она начинает искать работу, просматривает газетные объявления по поиску персонала. Но Винсент сомневается в ее честных намерениях, ему кажется, что она что-то скрывает. Он снова встречается с художником Антоном Раппардом, который в 1881 году любезно предоставил ему свою брюссельскую мастерскую. Тот настоятельно советует Ван Гогу переехать в провинцию Дренте. Прекрасная природа тех мест может стать отличным материалом для его картин, да и жизнь там дешевая. Винсент готов следовать совету друга, но не может решить: уезжать одному или с Син. В силах ли он изменить ее судьбу? Или ее по-прежнему влечет улица? В этот период мучительных сомнений Тео ненадолго - на один вечер, 17 августа 1883 года - приезжает к Винсенту. Его мнение безапелляционно: тот должен оставить сожительницу. Не выбирая выражений, Тео высказывается об их связи предельно негативно. Кроме того он упрекает брата в равнодушии к старику-отцу. Относительно его достижений в искусстве Тео почти ничего не говорит, похоже, что он разочарован и ожидал большего. Он упрекает брата в том, что тот недостаточно старается заинтересовать публику своими работами. И в итоге он - привыкший к опрятности и элегантности парижан - бранит Винсента за его неряшливый внешний вид. Художник глубоко оскорблен критическими высказываниями брата, особенно, относящимися к Син: он убежден, что дело касается только их двоих, и что Тео слишком поспешен в своих суждениях. Однако после долгих колебаний сам решает расстаться с подругой. Он чувствует, что она хочет вернуться к прежнему ремеслу и что только его присутствие удерживает ее. Во вторник 11 сентября, все еще раздираемый сомнениями, с тяжелым сердцем, Винсент прощается с Син и детьми и отбывает в Дренте. Сомнения в правильности этого решения еще долго будут мучить его. После его отъезда Син возвращается к проституции. 12 ноября 1904 года она, 54 лет отроду, кончает жизнь самоубийством, бросившись в реку Новый Маас, в Роттердаме. Несмотря на личную драму, гаагский период сыграл большую роль в становлении художника. Его стиль стал увереннее, пластичнее. В Гааге и Схевенегене он нашел новые объекты для своих рисунков: сады, дома, улицы, фабрики, барки рыбаков. В остальное время он работал в ателье, делая копии с образцов и рисуя модели. Этим периодом датируется его известный рисунок "Скорбь", для которого позировала Син. В Гааге Ван Гог много занимался, овладевая секретами перспективы. Он рисовал угольным карандашом, графитом, чернилами, разными сортами мела. Увлекся горным мелом, который не жаловали другие художники. А также писал акварели. Он коллекционирует гравюры, особенно его интересуют гравюры на дереве. Каково было влияние Антона Мауве на Ван Гога, как начинающего художника? Несомненно, Винсент немало почерпнул из его уроков и советов по части техники рисования. Как и сам Мауве, он изображает простых людей: рабочих, крестьян, их дома и семьи. По совету старшего друга Ван Гог поехал в Дренте, благодаря ему он познакомился с известными в то время голландскими художниками: Де Боком, Ван дер Вееле и Брейтнером. Тем не менее влияние Мауве было проходящим, и Ван Гог быстро развивает свой собственный стиль. Винсент отправляется поездом в Хогевен, где останавливается в пансионе Альберта Хартсэйкера, расположенного неподалеку от железнодорожной станции. Хозяин берет с постояльца основательную плату: гульден в день за проживание и питание - в два раза больше, чем это было принято в их городке. Винсент остается в пансионе недолго, хотя там в его распоряжении были ателье и кладовая для хранения рабочих материалов. Спустя четыре недели художник снова пускается в путь. Он хочет пройти вглубь провинции, поскольку убежден, что пейзаж там еще хранит нетронутую красоту. После шести или семи часов пути он прибывает в Нью-Амстердам. Вспоминает Сванти, дочь хозяина меблированных комнат Хендрика Схолте, где останавливался художник: "Он пришел поздним вечером, лицо его казалось измятым. Отцу не очень-то хотелось давать ночлег незнакомцу, но мама настояла. Она сказала, что было бы жестоко выставить путника за дверь, и отец нехотя согласился. К тому же он смягчился, услышав, что пришелец - сын священника. Гостю выделили большую комнату на верхнем этаже, с балконом и окнами на улицу. Там он в основном и пребывал, выходил редко, вел себя тихо. Когда светила луна, он не мог спать. Говорил, что у нас здесь замечательно красиво. Ее Богу, чудной какой-то!" В девятнадцатом веке Дренте напоминает вересковую пустошь, кое-где встречаются небольшие крестьянские хозяйства. Живут здесь бедно. Простая жизнь на лоне природы отвечает идеалам Винсента. Но местные жители молчаливы и нелюбезны, и художник чувствует себя одиноким на новом месте. Ни крестьяне, ни крестьянки, ни скотоводы - никто не хочет ему позировать. В Дренте всегда осторожно и подозрительно относились к чужакам. Из рассказа Сванти: "Вначале мы, старшие сестры, ужасно боялись его, он казался настоящим чудищем! У нас в доме был длинный темный коридор, и мы не решались через него проходить: вдруг наткнемся на господина Ван Гога! Хотя должна признаться, он никогда никому не причинил вреда". Но постепенно художник находит общий язык с малышами. Вспоминает младшая сестра Сванти: "Я часто играла с ним в лошадку. Мама подсаживала меня, и он на четвереньках возил меня по коридору. При этом ржал как лошадь. Мы смеялись и веселились от души! Со старшими детьми он играл в паровоз". Несмотря на недостаток бумаги, красок и прочего материала - достать все это в Дренте было практически невозможно - Винсент успешно работает. Один раз ему пришлось заказать краски в Гааге. Его знакомый торговец Фурней высылает заказ, но требует немедленной оплаты. 8 ноября Винсент отправляется в деревню Звело, за пятнадцать километров. Насколько ему известно, там работают несколько голландских художников, а также немец Макс Либерман. Ван Гог надеется увидеться с ними. Из письма 340: "Представь себе дорогу через пустошь, в три часа утра. Трясемся в телеге: мой хозяин, направляющийся на рынок в Ассен, любезно согласился подвезти меня. На земле вместо песка навалена грязь, чтобы дорога лежала выше. Когда начало светать и запели петухи, мы увидели дома, окруженные редкими тополями с осыпающимися желтыми листьями и старые кладбищенские ворота с земляным валом. Эти ворота, поросль буков, вереск, нивы и вообще весь пейзаж напомнили мне замечательное полотно Коро. Тишина, загадка, покой: так писать мог только он один". В Звело Винсент - к своему глубокому разочарованию - не встречает ни одного художника. Очевидно, они приезжают туда только в летний период. Сделав несколько эскизов, Ван Гог возвращается один, пешком, в вечерних сумерках. Из письма 340: "Вдруг из глины появляется угловатая фигура пастуха, а за ним овцы - покрытые грязью, теснящие и толкающие друг друга. Пастух становится в середину, заставляет скотину повернуться и ведет ее по слякоти - недовольную, но покорную. Вдали показывается ферма: несколько домишек с крышами, покрытыми мхом, стога сена и бруски торфа среди тополей. Там же темный треугольный загон для овец. Его дверь открыта и напоминает вход в глухую пещеру. Через щели в досках можно увидеть свет, проникающий через противоположную стену. Овцы - шерстяная масса, покрытая грязью - вваливаются в загон, и пастух с женой, подсвечивая фонарем, запирают дверь на замок. Возвращение стада в темноте стало для меня финалом симфонии, начало которой я услышал вчера вечером". Приближается зима, и из-за холода и частых дождей Винсент почти не может работать на открытом воздухе. Он подавлен и одинок. Установить контакт с местным населением ему так и не удалось. Он часто возвращается мыслями к Син и детям, оставленными им в Гааге. Поскольку Тео не прислал ему деньги в положенное время, он не в состоянии заплатить за проживание. Отношения с хозяином пансиона становятся напряженными, тот явно не доверяет своему квартиранту. В итоге 3 или 4 декабря 1883 года отчаявшийся Винсент покидает Дренте, чтобы снова вернуться в родительский дом: в этот раз в брабантский городок Нюэнен, где его отец служит с августа 1882 года. По настоятельной просьбе сына тот высылает ему четырнадцать гульденов на дорогу. Шесть километров до железнодорожной станции - под дождем, снегом и ветром - художник одолевает пешком. Он берет с собой лишь часть своих работ, красок и инструментов, поскольку унести все было невозможно. Он намеревается через короткое время вернуться в Дренте, однако так и не возвращается. Картины и рисунки, оставленные Ван Гогом в пансионе, кажутся семье хозяина ненужным хламом и почти полностью исчезают в камине. Те, кто сейчас отправятся в Дренте по следам Ван Гога, не найдут там никаких признаков его пребывания. От великолепного ландшафта тоже ничего не осталось: прекрасные вересковые пустоши, так вдохновившие художника, сменились полями, засеянными картофелем и кукурузой. К очередному возвращению Винсента в родительский дом семья относится настороженно. Ван Гог-отец, характеризуемый современниками, как степенный маленький человек с неизменным цилиндром на голове, строго придерживался общепринятых норм и правил. Разумеется, он и его жена желают сыну только хорошего, беспокоятся о нем и опекают, как могут. Но эта строгая консервативная супружеская пара, типичная семья священника второй половины девятнадцатого века, видит в Винсенте лишь чудака и неудачника, доставляющего им массу забот. Родители стараются как можно меньше говорить о своем первенце с посторонними: до его появления в Нюэнене никто в деревне и не знал, что у Ван Гогов есть сын Винсент. В письме 159 художник описывает брату Тео характерную реакцию отца и матери, заставших его за чтением одной французской книги. Они посоветовали ему оставить это никчемное занятие: вот, один их старый родственник все увлекался французскими идеями, а потом стал алкоголиком. Да и вообще не подобает порядочным людям забивать голову литературой! Из письма 164: "Па и ма прочитали 'Фауст' Гете только потому, что священник Кейт перевел эту книгу. Но они не увидели в ней ничего кроме заслуженной расплаты за греховную любовь". Винсент - сознательно и даже демонстративно - отвергает все нормы и устои отцовского дома. Присутствие старшего сына в доме тягостно для всех. Он неизменно мрачен и, кажется, с каждым днем все больше отдаляется от семьи. Бывает, что он дни напролет не произносит ни слова и общается с родными посредством записок. Единственным близким ему человеком был и остается Тео. Когда тот приезжает на отдых к родителям, братья все дни проводят вместе. Ван Гог между тем продолжает увлеченно трудиться. Жители одного крестьянского дома согласились позировать, и художник ежедневно приходит к ним. Он рисует крестьян во время работы и отдыха, а также ландшафты и натюрморты. Он уже давно одолел тайны перспективы. "Винсент много работает, но с ним по-прежнему не просто", - пишет мать художника одному из родственников летом 1884 года. В октябре 1885 года Ван Гог становится притчей во языцех всей деревни: он, как утверждает молва, увлекся женщиной намного старше его. Речь идет об одной из барышень Бегеманн. Марго Бегеманн, родившаяся в 1841 году, старше Винсента на двенадцать лет. Она родом из уважаемой семьи: ее покойный отец много лет служил в Нюэнене пастором. Марго 43 года, она не замужем, как и две ее сестры. Все они, а также брат Луи, проживают в родительском доме. Отношения между семьями Ван Гог и Бегеманн теплые и дружеские. В нужную минуту они всегда приходят друг другу на помощь. В январе 1885 года мать Винсента при выходе из поезда падает и ломает бедренную кость, после чего несколько месяцев не покидает постели. Все это время Марго ведет хозяйство в их доме. После выздоровления госпожи Ван Гог она продолжает навещать ее. В этом никто не видит ничего особенного: Марго помогает и другим деревенским семьям. Таковой была типичная судьба старых дев девятнадцатого века: тихое незаметное существование, бескорыстная помощь окружающим. Но Винсент не разделяет этих взглядов: он считает, что Марго унижают и пользуются ее безропотностью. В душной мещанской среде она лишена возможностей для свободного развития, становления ее самой, как личности. Из письма 375: "Жаль, что я не встретил ее раньше, лет десять назад, например. Она напоминает мне кремонскую скрипку, испорченную плохими настройщиками. Испорченную до такой степени, что исправить ее сейчас уже невозможно. Но первоначально это был редкий экземпляр высокой ценности". Марго и Винсент много гуляют вместе, ведут длинные разговоры. Марго невыразимо счастлива: она впервые по-настоящему любит. Их тесное общение не ускользает от внимания деревенских жителей: о них сплетничают и, конечно, осуждают. Какое будущее может ожидать сорокатрехлетнюю женщину и бесперспективного тридцатиоднолетнего художника? Марго очень тяжело переживает все эти разговоры, она боится, что люди могут разбить любовь, так ярко и неожиданно вспыхнувшую в ее беспросветной жизни. Брат и сестры бедной женщины присоединяют свои голоса к общему хору сплетников и обывателей. Окружающие, по-видимому, уверены, что Марго и Винсент состоят во внебрачной интимной связи, что в девятнадцатом веке считалось тяжким грехом. Однако слова самого Ван Гога свидетельствуют об обратном. Из письма 377: "Я относился к ней бережно и с уважением: я имею в виду устои, нарушение которых могло уронить ее в глазах общества. А ведь она была полностью в моей власти, и достаточно было одного моего слова ". Развязка оказалась трагической, о чем Винсент в подробностях рассказывает брату в письме 375: "Тео, я говорил о ней с доктором, поскольку наблюдал у нее тревожные симптомы. А за три дня до случившегося вызвал ее брата на разговор. Сказал ему, что опасаюсь нервной лихорадки. И откровенно заметил, что родственники обращаются с ней крайне нетактично и жестоко. Сколько раз она говорила мне во время наших прогулок: 'Ах, лучше бы я умерла', но я не придавал этим словам серьезного значения. Однажды утром она упала, но я подумал, что это просто от слабости. Однако она чувствовала себя все хуже и хуже: стала биться в судорогах, почти потеряла дар речи, лишь бормотала что-то нечленораздельное. Я подумал: только ли в нервах причина? У меня вдруг возникло подозрение, и я прямо спросил ее: Может, ты приняла что-то?'. Она прокричала: 'Да!'. Потом стала умолять меня никому об этом не рассказывать. Я ответил решительно: 'Хорошо, буду молчать. Но если ты хочешь жить, ты должна выплюнуть то, что проглотила. Засунь немедленно палец в рот, чтобы вызвать рвоту, иначе я позову людей'. Что было дальше, можешь себе представить У нее ничего толком не получилось. Тогда я потащил ее домой и все рассказал брату Луи. Тот заставил ее принять рвотное и отправился в Эйндховен за доктором Лоо. Оказалось, что она отравилась стрихнином, но приняла слишком малую дозу. Возможно также, что она - желая одурманить себя - приняла одновременно хлороформ или лауданум, которые ослабили действие стрихнина. Доктор дал ей противоядие, и ее увезли в больницу, в Утрехт". Винсент в ярости, он убежден, что поступок Марго вызван сплетнями и конфликтом c семьей. В письме 378 он заявляет: "О, я отнюдь не сторонник современного христианства, и у меня есть на это основания". Далее он утверждает, что между ним и Марго не было интимных отношений. "Через посредничество Луи я передал ее сестрам, что настоятельно советую им извиниться перед ней за необоснованное недоверие и грязные подозрения, которые были, во-первых, необдуманными, во-вторых, неверными, а в-третьих, явились ей приговором". Невольно возникает вопрос: были ли чувства Ван Гога к Марго настолько же сильными, как к Кей Вос? Как раз в период истории с Марго Винсент вспоминает о Кей: "Я видел ее снимок, сделанный спустя год после нашего расставания. Показалась ли она мне менее привлекательной? Нет, скорее наоборот". Художника по-прежнему влечет к Кей, и его отношения к Марго несравнимы с той безумной влюбленностью: в них больше сострадания, чем страсти. Из письма 378: "Да, я полагаю, и пожалуй уверен в том, что люблю ее". Звучит не очень убедительно. После попытки самоубийства Марго была доставлена в Утрехт. Она находилась в состоянии крайнего нервного истощения. Полгода спустя ее здоровье восстановилось настолько, что она смогла вернуться домой в Нюэнен. Родственники к тому времени несколько успокоились, но на всякий случай почти не выпускают женщину из дома. Между семьями Ван Гог и Бегеманн сохранились дружеские отношения, они продолжают регулярно навещать друг друга. Винсент между тем по-прежнему живет в родительском доме. Пристройку он использует как ателье. В мае 1884 года он переезжает: ему удалось снять две комнаты в доме звонаря католической церкви, за 75 гульденов в год. Первая комната служит гостиной, стены ее увешены работами художника, на полу лежат бесчисленные картины и рисунки, вторая маленькая комната - рабочая. Винсент по-прежнему ест и спит у родителей, однако кофе всегда варит себе сам. Как-то летом к нему приходит Диммен Гестел, типограф и художник-любитель. Ван Гог лично с ним не знаком, но видел его работы, после чего пригласил его к себе. В 1912 году Гестел вспоминает об этой встрече и том, что ей предшествовало: "Тогда я жил в Амстердаме, где учился в Королевской академии искусств и готовился к экзамену по рисованию. Однажды Винсент зашел в мою мастерскую, находившуюся Нюэнене, в доме моих родителей. Согласно их рассказу он равнодушно прошел мимо моих академических работ, среди которых были копии римских и греческих скульптур. Но один натюрморт, написанный мной в шестнадцатилетнем возрасте, тронул его. Ван Гог решил, что я подаю надежды, но при этом полагал, что учеба в Академии не пойдет мне на пользу. Он сказал об этом моему отцу и посоветовал ему отговорить меня сдавать экзамен. И прибавил, что будет рад встретиться со мной. Тем же летом состоялось наше знакомство. Вместе с моим братом-литографом я посетил Нюэнен, и ранним воскресным вечером мы зашли к Ван Гогу, который снимал ателье у звонаря римско-католической церкви. Как сейчас вижу его, стоящего перед нами: угловатую фигуру и обветренное лицо, обрамленное рыжеватой щетинистой бородкой. Возможно, из-за работы с красками его глаза были слегка воспалены. Если бы не воскресенье, то мы бы наверняка застали его в голубом кителе. Сейчас же на нем была куртка из грубошерстной ткани, какие обычно носят моряки. Когда он говорил о своих картинах, то всегда складывал руки крестом на груди". Семья Винсента явно недовольна тем, что он, сын протестантского священника, живет при католическом приходе. "Ах, если бы он, по крайней мере, чего-то добился", - пишет его отец в своем последнем письме незадолго до смерти. 26 мая 1885 года Ван Гог-старший падает мертвым на пороге своей церкви. После похорон отца Винсент окончательно перебирается в свою квартирку у звонаря. По-видимому, вдова и ее дочери решили, что так будет лучше для всех. Винсент спит на чердаке под самой крышей. Он работает вечерами при свете свечки и перед тем, как лечь спать, всегда зажигает трубку, которую докуривает в постели. Ван Гог много рисует карандашом, черным мелом, но больше всего чернилами. Для рисунков он также часто использует кисть и палитру. Похоже, что в рисовании он достиг большего успеха, чем в живописи, что, безусловно, явилось результатом его усердных занятий, изучения английских книг и журналов. Его фигуры мало пластичны и угловаты, но он продолжает упорно совершенствовать свой стиль. Ван Гогу, как самоучке, приходится нелегко в освоении технических аспектов искусства художника. Но благодаря огромной силе воли и настойчивости он добивается многого. Для начального периода его творчества характерно использование темных цветов. Тео пробует склонить его к светлой палитре импрессионистов, указывая на то, что природе черный цвет не свойственен. Но согласно теории, которой Винсент придерживается в те годы, темный цвет кажется светлым и ясным, если рядом с ним поместить краску еще более темную. Цвет не существует сам по себе, а воспринимается лишь в окружении других красок. Главными темами художника становятся брабантский ландшафт (в основном осенние пейзажи), крестьяне и крестьянки за работой в поле и на своих маленьких фермах, ткачи за станками. Он также создает несколько натюрмортов. Вершиной творчества Ван Гога в брабантский период является известная картина "Едоки картофеля", на которой он пронзительно изобразил быт крестьянской бедняков в конце девятнадцатого века. Похоже, что Винсент намеревается и в дальнейшем изображать простой народ. Однако в его картинах, отражающих нищету и тяжелую судьбу крестьянских тружеников, не чувствуется социального протеста. В них скорее можно увидеть идеализацию фермерского труда, поиск его исконных ценностей, ностальгию по простой сельской жизни. Винсент не только рисует, он также усердно изучает теоретические труды, в частности, концепцию цветов. Продолжает чтение и учебу даже во время еды. Тогда он занимает два стула: на одном сидит, а на другом помещает книгу и тарелку. В Нюэнене Ван Гог знакомится с Антоном Керссемакерсом, который был старше его на семь лет. Кожевник по профессии, Керссемакерс был еще и художником-любителем, причем, не лишенным таланта. Он берет у Винсента несколько уроков. Позже, в 1912 году, он напишет воспоминания об этом времени: "Ван Гог был беден до крайности, нередко случалось, что он больше месяца не ел мяса, а питался лишь хлебом да сыром. 'Это не портится в дороге', - утверждал он. Доказательством, что ему такой скромной трапезы было достаточно, и что к лучшему он и не стремился, служит следующий эпизод. Один раз мы вместе гуляли во Нюэнену, дело было днем в середине лета. Я предложил зайти в трактир, поесть там бутербродов и выпить кофе - нам этого хватило бы до вечера. Винсент сразу согласился, он вообще был покладистым. А угощение в трактире оказалось богатым: разные булочки, сыры, колбасы и прочие вкусные вещи. Смотрю: Ван Гог взял себе лишь сухой хлеб и сыр. Я говорю ему: 'Эй, Винсент, ешь от души: намажь хлеб маслом, возьми кусок ветчины, положи сахар в кофе Ведь что и сколько не возьмешь, цена одна!'. 'Нет, - ответил он, - так я приучу себя к излишеству. Хлеб и сыр - больше мне не надо'. Правда, в дорожной сумке он всегда носил бутылочку коньяка и с ней, пожалуй, не захотел бы расстаться. Но это была единственная роскошь, которую он себе позволял. Обстановка его ателье а снимал он несколько комнат у звонаря - была поистине богемной. Как войдешь туда, так буквально остолбенеешь от обилия картин, рисунков мелом и акварелью. На многих были изображены мужские и женские головы с характерными курносыми носами, выдающимися скулами и большими оттопыренными ушами. Кроме того было множество портретов ткачих за станками и бесконечных натюрмортов. А также десяток-другой этюдов масляной краской со старой капеллой в разные времена года: она его чем-то необычайно привлекала. Вокруг камина, по-видимому, ни разу не чищенного, лежал слой золы. Стояло несколько стульев с протертыми соломенными сидениями, шкаф с не меньше чем тридцатью птичьими гнездами, кусками мха и растениями с лугов, несколько чучел птиц, прялка, челнок, всевозможные крестьянские станки. Беспорядочно громоздились старые шапки и кепки, аляповатые дамские шляпки, деревянные башмаки и так далее, и так далее. Ящик для красок и палитры были изготовлены в Нюэнене по специальному заказу Винсента, так же как и рамка для определения перспективы: железный брусок с острым углом, на который он мог накручивать маленькую рамку. Он говорил, что даже опытные художники используют такое приспособление, поэтому и ему не нужно от него отказываться. Спустя какое-то время я посетил с ним несколько музеев и первый из них - Королевский музей искусств. Я тогда по семейным обстоятельствам должен был всегда ночевать дома, поэтому Винсент поехал в Амстердам на день раньше меня, и мы встретились на центральном вокзале, в зале ожидания третьего класса. Когда я пришел туда, то увидел массу людей самых разных сословий и занятий: кондукторов, рабочих, бродяг и прочих, сидящих, шагающих из угла в угол и стоящих у окон. Среди этой толпы сидел он, спокойный, как всегда, в своем длинном пальто и неизменной меховой шапке. Он делал зарисовки (при нем был маленький ящик с красками), полностью углубившись в это занятие, не обращая внимания на публику и не замечая, что некоторые зеваки позволяли себе вольные и оскорбительные замечания в его адрес. Увидев меня, он тут же прекратил работу, неторопливо сложил все в ящик, и мы отправились в музей. Шел сильнейший дождь, лило как из ведра, и Ван Гог в своей шапке напоминал мокрого кота. Я предложил взять извозчика, на что он проворчал: 'Да к чему это, я всегда предпочитаю идти пешком, а впрочем, поступай, как знаешь'. В музее он хорошо знал, что и где находится. Он повел меня в Ван Гойену и Болю, а дольше всего мы задержались у Рембрандта, особенно у его 'Еврейской невесты'. Винсента просто нельзя было оттащить от этой картины, он даже уселся напротив нее, между тем как я отправился дальше. 'Ты знаешь, где меня искать', - сказал он мне вслед. Когда спустя довольно значительное время я вернулся к нему и спросил, не хочет ли он пройтись по другим залам, Ван Гог ответил: 'Ты, наверно, не поверишь, но говорю от чистого сердца: я бы отдал десять лет жизни, если бы мне позволили провести две недели перед этой картиной, питаясь лишь водой и хлебом'. Наконец он поднялся: 'Да, надо идти' [ ]. Он преклонялся перед Коро, Добиньи, Диазом, Милле и вообще всей барбизонской школой, он неизменно возвращался в своих разговорах к этим мастерам и всегда выражал восхищение. Он часто сравнивал живопись с музыкой и, чтобы почувствовать и понять эту общность, стал брать уроки музыки у одного старого органиста. Но учеба продолжалась недолго, поскольку во время занятий Ван Гог беспрестанно сравнивал звуки с красками - то с прусским голубым, то с темно-зеленым - перебирая оттенки от темной охры до светлого кадмия. В результате почтенный органист отказался от странного ученика, решив, что имеет дело с сумасшедшим. Лишь немногие свои полотна Ван Гог подписывал полностью, и когда я спросил его о причине, он ответил: Ван Гог - трудно произносимая для иностранцев фамилия, так что ее наверняка исказят, если мои картины когда-то попадут во Францию или Англию. А Винсент - имя ясное и простое'". Большая часть работ художника, созданных в Нюэнене, была отдана его матерью - перед ее переездом в Бреду - на хранение знакомым. Она намеревалась впоследствии забрать их, однако это не произошло. Похоже, что семья просто забыла об этих полотнах, упакованных в ящики и хранившихся в доме одного столяра. Позже исследование ученого и публициста Бенно Стоквиса показало, что ящики не забрали намеренно: мать Винсента опасалась, что в них завелся древесный жучок, который может испортить всю мебель в доме! Этот факт убедительно говорит о пренебрежительном отношении к творчеству Винсента его самых близких людей. Удивительно, но даже Тео не настоял тогда на том, чтобы работы были сохранены. В итоге от ста до двухсот рисунков мелом, от приблизительно двухсот картин и восьмидесяти рисунков пером и сохранилась лишь ничтожная часть. Когда Ван Гог - уже после смерти - приобрел известность, в Брабанте была проведена гигантская поисковая акция, не принесшая, к сожалению, почти н