ему казалось, будто она видит его насквозь и может обнаружить тайну, в которой он не хотел признаться даже самому себе. - Вы читали эту книгу? - спросила она Дэви, рассказав уже добрую половину "Жана-Кристофа". И вдруг Дэви понял, что Вики вовсе не видит его. Для нее он всего-навсего существо, в котором она чувствует дружеское расположение к себе. - Читал, но давно. - Нравится вам? - Понятно, нравится. - Потому что вам кажется, будто автор писал о вас? - Дэви бросил на нее быстрый взгляд." - Не смотрите так виновато, - сказала Вики. - Мне кажется, я совсем не понимала, что значит для вас ваша работа, пока не начала читать эту книгу. - О, я знаю, что переживал Кристоф, - медленно согласился Дэви. - Но ведь принято считать, что инженеры, занимаясь своим делом, не могут чувствовать того, что чувствуют композиторы, сочиняя музыку. - А на самом деле могут? - не сдавалась Вики. - Да, - не сразу сказал Дэви. - Могут. - Кен! - Что? - Вы читали эту книгу? - Какую? - Да я же в который раз говорю - "Жан-Кристоф". Кен выпустил изо рта резиновую трубку для подачи воздуха. - А когда мне читать? - резко спросил он. - Надо же кому-нибудь работать, пока вы с Дэви все вечера напролет болтаете о книжках. Это ведь мастерская, а не курсы соврлита. Вики поджала губы. - Что такое соврлит? - обратилась она к Дэви. - Современная литература, - объяснил он, не сводя глаз с Кена. - Мы проделали только три четверти работы над самой примитивной электронно-лучевой трубкой - ни одна схема еще не готова, а осталось всего триста долларов! - Кен с размаху насадил паяльную лампу на крючок и с гневным отчаянием огляделся вокруг. - А это ведь не шутки! "Жан-Кристоф"! Какое мне дело до него и его музыки? Хватит с меня Кеннета Мэллори и его собственных проблем. - Ладно, Кен, не волнуйся... - начал Дэви. - Вот как, даже не волноваться?.. Я ухожу. - Он зашагал в глубь мастерской и сейчас же вернулся со старым клетчатым макинтошем в руках. - Я хочу прокатиться один. Если без меня придет Марго - что вряд ли случится, - скажите ей, я вернусь примерно через час. А вас проводит Дэви. - Спасибо, - сказала Вики, - я и сама дойду. Вики и Дэви стояли молча, прислушиваясь к шуму мотора, постепенно затихавшему вдали. Дэви смотрел в сторону. - Пустяки, - сказал он. - Кен всегда бывает не в духе, когда работа не ладится. - Нет, - сказала Вики угасшим голосом. - Это не потому. И дело вовсе не в том, как идет работа, и даже не в деньгах. - Ну, на девяносто девять процентов именно в этом. - Нет, - спокойно и твердо возразила она. - Дело во мне. Я ему больше не нравлюсь. - Это неправда, - не очень убежденно сказал Дэви. - На той неделе приезжает Бэннермен. Он дал нам три тысячи долларов, и мы их уже истратили. Прошлым летом мы предполагали, что к этому времени почти все будет закончено, а выходит, мы вроде и не начинали. Не думаю, чтоб Бэннермен дал нам еще. Он не отказал, но просто не ответил; когда мы просили выслать остальные деньги. Его могут расшевелить результаты нашей работы, а что мы ему покажем? Ну и вот, поэтому в последнее время Кену никто не мил. Вики покачала головой. - Он даже не говорит со мной об этом. А раньше все рассказывал. - Ну о чем же рассказывать? Вы же тут. Вы сами видите, что происходит. - У него есть другая девушка? - вдруг спросила Вики. - Да где же ему взять времени на другую девушку? Мы работаем день и ночь. Сами подумайте. Вики! - Если бы у него и появилась другая девушка, я, пожалуй, не стала бы его винить. О, что толку читать книги! - вдруг воскликнула Вики с отчаянием, прорвавшимся сквозь ее сдержанность. - В книгах все девушки так поступают, и вам дается понять, что в этом нет ничего дурного; и я поступила бы так - сейчас-то уж наверняка, только ему уже все равно, он об этом ни словом не обмолвился после нашей ссоры. Дэви смотрел на нее, и ему казалось, будто вся кровь постепенно уходит из его тела. В голосе Вики не чувствовалось ни желания, ни страсти, одна только боль; но она призналась вслух, что хочет принадлежать Кену, и одно это признание вдруг сделало ее доступной тем желаниям, в которых Дэви не смел сознаться самому себе. Он опустил глаза, чтобы скрыть сжигавший душу гнев. - Какой ссоры? - глухо спросил он. - Сразу после рождества, - ответила Вики. - Было очень поздно, и я... я просто не могла через что-то такое перешагнуть. О, я хотела перебороть себя, - сказала она страдальчески. - Я знала про всех его других девушек, но просто я не могла - вот и все. А он рассердился, ему стало стыдно, в общем я понимаю, каково ему было. Я сама чувствовала себя так же. Но я так растерялась... - Пожалуйста, не рассказывайте мне об этом! Тон, каким это было сказано, заставил Вики побледнеть. Она хотела что-то ответить, но запнулась. - Я никому не призналась бы, кроме вас, Дэви. Даже Марго. Мне было бы стыдно, - наконец выговорила она. - Что вы от меня хотите? - вспыхнул Дэви. Ему было нестерпимо больно. - Хотите, чтобы я ему сказал, что вы передумали? Вики застыла, глядя на него глазами, полными горькой обиды, которую гордость не позволяла высказать словами, обиды такой глубокой и чистой, что в нем шевельнулось тревожное сомнение, правильно ли он понял ее слова. Все же она произнесла их. Она была с ним предельно откровенной, но явно не понимала, как может воспринять ее слова мужчина, поэтому для себя она осталась той же Вики, какой была до этого разговора. Вики поднялась с табуретки и огляделась, ища глазами свою книгу. Она аккуратно заложила страницу закладкой, но движения ее были медленны и неуверенны, как у слепой. Дэви не мог произнести ни слова - он чувствовал себя бесконечно виноватым. Он понимал, что сейчас творится в ее душе, но был не в силах сделать несколько шагов, отделявших его от Вики. Когда Вики, идя к двери, поравнялась с ним, он схватил ее за руку. - Вики, - мягко сказал Дэви. Ее макушка находилась на уровне его губ. - Пустите. - В голосе Вики слышались слезы. - Уже поздно. - Еще не так поздно. Посмотрите на меня, Вики. - Он приподнял ее голову. - Не сердитесь на меня. - Вы такой глупый! - Вы тоже, - тихо сказал Дэви, слегка улыбнувшись. - Ну-ка, стукните меня. Да посильнее. Вики попыталась высвободиться из его рук. - Нет, серьезно, - настаивал Дэви. - Стукните изо всех сил. Вики внезапным движением вывернулась и с мальчишеской точностью, не сгибая запястья, ударила кулаком ему в грудь. Лицо ее было строго, губы сжаты, но, как только удар был нанесен, строгость сменилась удивленным выражением. Вики слабо рассмеялась. Глаза ее наполнились слезами. - Вот вам, - сказала она. Дэви потер грудь - Вики действительно стукнула его как следуете Он уже не улыбался. - Ну и ладно, - сказал он. - Мы квиты. Хотите, поедем на трамвае в город и выпьем газированной воды? - Нет, пойдемте пешком. Приятно пройтись по морозу. Дэви смотрел, как она надевала пальто, и печально любовался грацией ее легких движений, чистой линией ее шеи. Он ощущал непонятное смятенье, точно где-то внутри у него застрял злобный крик. Вики, поправляя воротник пальто, говорила: - Но, Дэви, должна же я с кем-нибудь посоветоваться, как мне быть с Кеном. - Боже мой. Вики, если девушка в таких случаях спрашивает, должна она решиться или нет, всякий ей скажет - нет. Вики взглянула на него несколько озадаченно и вместе с тем со странным облегчением, потом медленно покачала головой. - Я совсем запуталась, - вздохнула она, идя к двери. Через секунду лицо ее прояснилось и стало задумчивым. - Помните то место, когда Кристоф бежит в Женеву и встречается с женой доктора? - спросила она. Бэннермен обещал приехать в Уикершем в пятницу, девятнадцатого февраля, и в этот день братья ждали его с утра, но он позвонил из Милуоки, что задерживается на совещании, которое, возможно, затянется на несколько дней. Разумеется, если Кен и Дэви, несмотря на стужу, захотят приехать к нему, он выкроит для них несколько часов. - Но мы хотели показать вам, что у нас тут есть, - уныло сказал Кен в трубку. - Должны же вы знать, куда ушли ваши деньги! - он взглядом попросил у Дэви помощи, но Дэви только передернул плечами и покачал головой. - Уж, конечно, нет человека, который сильнее меня жаждал бы взглянуть на вашу установку, - рокотал голос Бэннермена. - Но, насколько я понимаю, вы еще не добились изображения, так что от моего присутствия мало толку. Ну ничего, вы мне все подробно расскажете. Если только, - с надеждой добавил он, - вы не согласитесь подождать до той недели. Явное желание Бэннермена отложить встречу заставило Кена решиться. - Мы приедем, - сухо сказал он. - Дороги скверные, поездка займет часа два, но мы все равно приедем. Вы в какой гостинице? Кен повесил трубку и стоял, все еще держа на ней руку. - Кажется, он хочет увильнуть, - задумчиво произнес Кен. Он обернулся и поглядел на "выставку", над которой они трудились три дня, чтобы создать у Бэннермена иллюзию, будто работа движется вперед. Нагромождение схем, стеклянных трубок и приборов выглядело очень внушительно, но все это должно было служить только фоном для повествования о неудаче. Кен был убежден, что энтузиазм Бэннермена можно подогреть, толково объяснив ему, на что потрачены деньги. Впрочем, в этой чисто декоративной выставке заключалось и нечто дельное. Дэви случайно нашел наиболее простой способ нанесения окиси цезия на сетку фотоэлемента в условиях вакуума; Кен уже трижды пытался сделать это, и все неудачно. Таким образом, Кен мог бы совершенно искренне заявить, "Мы бились над этой проблемой целых пять недель, но Дэви удалось найти решение. Вот этот стеклянный выступ будет служить источником рассеивания электронов. Дэви, покажи Карлу, как это будет происходить". Кен еще раз взглянул на выставку и презрительно хмыкнул. - Жаль, мы не догадались сфотографировать это - показали бы ему хоть снимок. Ну, давай соберем записи, оденемся и - в дорогу. - Неужели ты всерьез собираешься ехать? - спросил Дэви. - Мы замерзнем и, чего доброго, угробим машину. - А где мы возьмем денег на поезд? Захватим запасное колесо - и все. Снег не выпадал уже давно, и сугробы вдоль дороги осели. День был синий, морозный, колючий. Кен и Дэви взяли с собой фетровые шляпы - для города, но в дорогу надели вязаные шапки, поглубже надвинув их на уши. Кен, кроме того, надел защитные очки. Низкий брезентовый верх хлопал над их головами, задевая помпоны вязаных шапок. Большая часть дороги была расчищена, и Кен вел машину с предельной скоростью, не обращая внимания на то, что колеса то и дело буксуют. Как они и предвидели, покрышка - левая задняя - села под самым Шервудом; кое-как им удалось добраться до гаража Гэрсона, а там им помог Энди Гэрсон - руки у обоих совсем закоченели после трехчасовой езды. На улицах Милуоки лежало месиво талого снега. Остановившись у разукрашенного сосульками подъезда "Маркет-отеля" возле Ист-Висконсин-авеню, Кен снял очки и поглядел на часы. - В среднем сорок миль в час, - торжествующе заявил он. - И машина целехонька. Они спрятали под сиденье вязаные шапки, шарфы и рукавицы и вошли в вестибюль. Уши и шею Дэви холодило ощущение непривычной наготы, он еле удерживался, чтобы ежеминутно не скашивать глаза на поля своей фетровой шляпы, проверяя, правильно ли она надета. Дэви настолько не привык к ощущению громоздкого равновесия шляпы, что боялся, не надел ли он ее задом наперед. Портье сказал, что мистер Бэннермен сию минуту придет. Стоя в вестибюле среди пальм, сафьяновых кресел, деревянных панелей, Дэви осторожно снял шляпу и заглянул внутрь. Нет, шляпа была надета правильно, но ему не хотелось снова водружать ее на голову. Через пять минут спустился Карл Бэннермен, кругленький, жирный и, как всегда, оживленный, но глаза его были красны, словно от перенапряжения, и от него пахло сигарой и только что выпитым виски. Дэви почувствовал в нем еле скрываемое нетерпение. - Садитесь, мальчики, - засуетился Бэннермен, - давайте устроимся поуютнее, вон в том уголке. Я бы пригласил вас в номер, но там совещание в самом разгаре - такая идет перепалка! Ну, что скажете хорошенького? - Дело понемногу движется, - начал Кен. - Кое в чем быстрее, чем мы ожидали, а кое в чем и медленнее. Время - вот что нам нужно. Бэннермен кивнул, и Дэви подумал: быть может, этот кивок означает подтверждение невысказанной мысли, что он, Бэннермен, ввязался в пропащее дело. - Еще бы, - сказал Бэннермен. - Ваш проект оказался куда более сложным и трудным, чем вам вначале казалось. Я так и предполагал. - Но мы справляемся, - торопливо возразил Кен. Волосы его, примятые шерстяной шапкой, лежали гладко, новая рубашка, галстук и костюм придавали ему, как казалось Дэви, мужественный и деловой вид. Дэви поправил галстук, сокрушаясь о том, что ему так неловко в этом выходном костюме. Он посмотрел на Кена - тот, по-видимому, чувствовал себя так же непринужденно, как в рабочем комбинезоне. Кен с жаром рассказывал Бэннермену о положении дел, перечисляя все этапы проделанной работы. Каждый этап в свое время давался Дэви с огромным трудом, а по словам Кена выходило, что все это было лишь увлекательным приключением. А как они были изобретательны! Дэви слушал Кена, и в воображении его вставали сосредоточенно проницательные, волевые лица двух молодых серьезных исследователей; они вдумчиво работают, хмуря брови, никогда не тратя времени и труда зря, никогда не раздражаясь, не отвлекаясь ничем посторонним. Дэви даже преисполнился уважением к себе. Он решил, что если Бэннермен предложит ему сигару, он обязательно возьмет. Бэннермен сигары не предложил. Он только кивал головой, с глубокомысленным видом глядя на записи и чертежи, которые Кен бросал перед ним на стол. У Дэви появилось тревожное ощущение, что Кен как-то незаметно восстанавливает Бэннермена против них и их работы, а тот коварно наматывает на ус каждое слово, чтобы потом утопить их обоих. У столика остановился коридорный, скромно кашлянув, чтоб привлечь к себе внимание. - Из вашего номера позвонили насчет новой колоды карт, мистер Бэннермен. Прикажете подать? Бэннермен кивнул, и тогда только до него дошел смысл этих слов. Он побагровел, вытащил из бумажника доллар и, ловко согнув его вдоль, сунул коридорному. - Вы только не подумайте, ребятки, что там идет картеж, а не совещание, - сказал он отдуваясь. - Надо же отдохнуть, понимаете. Дэви понял, что Кен так и не сообразил, в чем дело, и чуть было не спросил: "Вы так всю ночь отдыхали, Карл?" - Факт тот, - продолжал Бэннермен, отпихивая от себя бумаги, - что, как я вижу, вы, ребятки, убеждены в своей правоте. Меня это устраивает. Чрезвычайно устраивает. Надо вам сказать, я в вас обоих крепко верю и очень ценю, что вы приехали сюда и все это мне рассказали. Глубоко ценю. Дэви знал, что Бэннермен еще не договорил всего, но тут вмешался Кен. - Это очень приятно, Карл. Мы так и думали, что вы готовы поддержать нас. Лицо Бэннермена выразило удивление. - Почему же вы так думали? - Вы обещали нам субсидию в размере пяти тысяч долларов, а мы получили только три. Мы сидим без гроша, Карл. Мы с Дэви берем, сколько можем, из нашего жалованья. - Рад, что вы заговорили об этом, Кен. В этот вопрос необходимо внести ясность, - сказал Бэннермен, и от его тона сердце Дэви упало. - С деньгами у меня сейчас туго, и давно уже туго. Может, через неделю или две дела немножко поправятся. Вот сейчас я вас слушал, и мне пришло в голову, что вы, детки мои, здорово ошиблись в расчетах. Здорово ошиблись. - Он похлопал себя по карманам, ища сигары, и, не найдя, поманил рукой рассыльного. - "Корона"? - спросил тот с таким видом, будто столько раз выполнял заказы мистера Бэннермена и настолько изучил все оттенки вкусов мистера Бэннермена, что это связало их интимными узами. - Как всегда, - кивнул Бэннермен. - Я как раз собирался сказать, - продолжал он, - что нам необходима финансовая поддержка со стороны. Какой смысл ковылять от доллара к доллару? Вы не в состоянии работать как следует, а у меня такое чувство, как будто я гублю ваш замысел. Нам нужны тысячи, десятки тысяч. - Это же по вашему ведомству, не так ли? - спросил Кен. В голосе его звучала тревога. - Безусловно. Вам не о чем беспокоиться. Факт вот в чем... простите, что я повторяюсь... берите сигары, пожалуйста... спичку надо подносить снизу, Дэви, снизу!.. Итак, факт вот в чем: мне хорошо известно, что с деньгами затруднений не будет. Расскажите о вашей идее любому человеку, у которого есть хоть на грош соображения, и он сойдет с ума. Вас забросают деньгами. Вы говорите, что вам нужны деньги, - я иду и достаю вторые восемь тысяч в один момент! Это не проблема, повторяю, все дело только в распространении информации... - Вторые восемь тысяч? - переспросил Дэви, видя, что Кен пропустил эти слова мимо ушей. - Куда же девались первые? - Как "куда"? - растерянно спросил Бэннермен. - Вот именно, куда? - Ах, да! Факт тот, что я продал часть своей доли. Дэви, так же пропадает весь вкус сигары! Она у вас горит только с одной стороны. Поверните ее, мальчик, поверните... вы же втягиваете воздух, а не хороший табак. Так вот, об этом деле. Да. Я кое-кому рассказал о том, куда я вложил свои деньги, и люди заинтересовались. Это мои друзья, старые друзья, и я счел своим долгом сделать так, чтобы и они немножко попользовались. Не беспокойтесь ни секунды. Считайте их моими компаньонами, они войдут в дело на свой страх и риск. - Но они и наши компаньоны тоже! - сказал Кен. - Ничего подобного, они - члены моего синдиката. - Погодите, Карл, вы же не имеете права... - Нет, я имею право, - заявил Бэннермен с учтивой категоричностью, говорившей о том, что он не собирается отступать ни на дюйм. - Захочу - могу продать всю остальную долю. В нашем контракте это не предусмотрено. Черт возьми, интересно, что бы вы запели, если б я сказал, что вы не имеете права продать часть своей доли, чтобы сколотить добавочный капитал? Кстати, не понимаю, почему бы и вам не загнать какой-то процент своей доли? - Но что же случилось с теми восемью тысячами? - спросил Дэви. - Кажется, я их истратил, - засмеялся Бэннермен. - Факт тот, что, кроме шуток, деньги пришли в такое время, когда я был в долгу, как в шелку, а вы ничего не просили. - Разве половина денег не принадлежала нам? - спросил Кен. В нем боролись злость и нежелание ссориться с Бэннерменом. - Нет, - сказал Бэннермен уже гораздо менее любезно. - Мы делим пополам все доходы от изобретения. Мы не делим пополам деньги, вырученные от продажи моей собственности. Вам нужны деньги - продавайте свою долю, я знаю несколько предприимчивых капиталистов, которые с радостью ее купят. Радиоакции за последний год подскочили на пятьдесят процентов: главные вкладчики начинают понимать, что эта промышленность крепко стоит на ногах. Через несколько лет она развернется еще шире. У нас в руках пирог, от которого можно отрезать сколько угодно, был бы лишь нож, а каждый его кусок - чистое золото и... - Слушайте, Карл, - тихо сказал Кен. - Вы тут наболтали бог весть что. Я знаю, если мы с Дэви добудем денег, продав часть своей доли, то эти деньги будут вложены в изобретение, то есть мы поделим их с вами. Дальше: то, что вы продали свою долю, не посоветовавшись с нами, нарушает принципы контракта. И вы это знаете. Вы идете напролом. Насколько я понимаю, вы, не задумываясь, продадите нас обоих, если вам дадут хорошую цену. Конечно, мы сами виноваты, мы позволили вам составить удобный для вас контракт. Но каков бы он ни был, вы его условия выполните. Вы обещали нам пять тысяч долларов, значит, мы должны получить еще две. Вместо того, чтобы, как вы обещали, приехать к нам в мастерскую, вы там наверху дуетесь в карты. Дело ваше. Нам нужно получить с вас две тысячи долларов - вот и все. Пошли, Дэви. Бэннермен пристально поглядел на него. - Кен, - сказал он обвиняющим тоном, - вы сердитесь. - Вы правы, как никогда: я сержусь. Мы с Дэви ломаем голову не для забавы. Даже считая те три тысячи, что вы нам дали, у вас в выигрыше остается пять тысяч. Сто шестьдесят процентов прибыли. Какого черта вы еще жалуетесь! - Ну, ну, мальчик, сядьте. Сядьте, пожалуйста. Я не отпущу вас в таком состоянии. Это отразится на вашей работе. Я отлично знаю творческих людей: со столькими актерами работал, как не знать. Ну, допустим, у меня и вправду есть кое-какие недостатки. А у кого их нет? Факт тот, мальчик, что вы накануне огромного богатства, а между тем вы все никак не привыкнете к большим цифрам. Что такое две тысячи долларов? Что такое восемь тысяч? Ерунда! Речь идет о предприятии, которое принесет много миллионов долларов дохода; через несколько лет ваш счет за сигары будет равняться двум тысячам долларов. Дэви, побойтесь бога, вы испортили сигару! - Брось эту чертову сосульку! - рявкнул Кен, вырывая сигару из пальцев Дэви. - Вы слышали, что я сказал, Карл. Две тысячи долларов. - Вы не хотите тут позавтракать? - Здешние завтраки нам не по карману, - буркнул Кен. - Денег у нас еле хватит на бензин, чтоб добраться домой. Дэви встал и, прежде чем надеть шляпу, заглянул в нее. Вслед за Кеном он пошел к машине; они молча поехали к дешевой закусочной на другом конце города. Потом натянули вязаные шапки, надели шарфы и варежки и пустились в обратный путь. До Уикершема они добрались благополучно, всего один раз чуть не попав в катастрофу. На следующий день они получили письмо от Бэннермена с чеком на пятьсот долларов, обернутым в записку, которая гласила: "Никогда не выходите из себя по пустякам". Дэви взглянул на записку и передал ее Кену. - Он все еще тебя интересует? - кисло усмехнулся Дэви. 5 Три недели спустя последняя зимняя вьюга вихрем вздыбила унылое белое пространство вокруг сарая. Железная печка накалилась докрасна, две гудящие керосинки дышали жаром, и все-таки Кену и Дэви во время работы приходилось натягивать на себя по нескольку свитеров. Они лихорадочно спешили, стараясь обогнать время, потому что снова остались без гроша. Почти половина денег, в последний раз полученных от Бэннермена, ушла на неоплаченные счета, остальное они взяли себе, так как давно не получали жалованья. Эти деньги тоже пошли бы на нужды мастерской, если бы Марго не настояла на уплате срочных хозяйственных долгов. Однако через их руки прошло уже больше трех тысяч долларов. Эта сумма казалась Дэви целым состоянием. Он проверил все счета, чтобы посмотреть, куда же уплыли эти деньги. Кен написал Бэннермену, но ни он, ни Дэви не возлагали на Бэннермена особых надежд. Нужда доводила их до отчаяния, и выход был один - стараться сделать как можно больше, прежде чем наступит окончательный крах. Сейчас они бились над чисто технической проблемой: надо было покрыть светочувствительным веществом одну сторону сетки - такой тонкой, что она казалась кружочком серебристо мерцавшего тумана. Этот процесс должен был происходить под вакуумом. Весь предыдущий день ушел на то, чтобы удалить все газообразные примеси из двенадцатидюймовой трубки. Дэви с огромной осторожностью разобрал электрическую печь, в которую была заключена трубка. Пальцы его коченели от холода, а малейшая неловкость могла оказаться роковой. Давление внутри трубки сейчас было сведено до одной стотысячной доли атмосферы. Когда оно упадет еще ниже - до одной миллионной доли, - Кен включит крохотную электрическую печь, которая расплавит и распылит по сетке микроскопическую каплю светочувствительного металла. Каждые пять минут Дэви прекращал разборку печи и шел снимать, показания ртутного манометра Мак-Леода. Работа требовала величайшей осторожности; глаза его ломило от напряжения. В тишине слышалось ритмичное постукивание вакуум-насоса. Кен молча следил за Дэви, стоя наготове у рукояток управления. - Ну-ка, погляди на манометр еще раз, малыш, - нетерпеливо приказал Кен. - Сейчас уже все должно быть готово. Дэви потер застывшие пальцы о грудь, стараясь вернуть им чувствительность. Любой вакуумный кран, если его повернуть в неправильном направлении, пошлет в аппарат упругую массу воздуха - и это будет такой же катастрофой, как если бы ударить по трубке молотком. Дэви медленно повернул кран номер один. Ртуть в манометре Мак-Леода поползла вверх, превращая стеклянный минарет в серебряный, наконец ниточка жидкого металла, перескочив через все деления, помчалась по капилляру и уперлась в самый верх; послышалось тихое, но отчетливое "тук!" Манометр не улавливал воздуха во всем приборе. Давление было меньше одной десятимиллионной доли атмосферы. В спину Дэви неожиданно ударила струя холода - он догадался, что кто-то открыл боковую дверь, но не мог обернуться, пока вся ртуть не стечет обратно в резервуар. Он вопросительно посмотрел на Кена, однако тот не отрывал глаз от рукояток управления. Дэви быстро взглянул через плечо и увидел мужчину в теплом пальто и меховой шапке, который молча наблюдал за ними. - Мы заняты, - бросил Дэви. - Зайдите попозже. Человек помолчал, потом принужденно рассмеялся. Видимо, он не привык к такому обращению. - Меня зовут Брок, - сказал он и в качестве пояснения добавил: - Я из банка. - Вы пришли не вовремя, - ответил Дэви, снова нагибаясь над испарителем. - Следи за манометром, ты снизил на три миллиметра лишних, - сказал Кен. Он не желал ни видеть, ни слышать ничего, что выходило за пределы телемикроскопа. - Мы к вам зайдем потом, мистер Брок. Когда будете выходить, пожалуйста, не хлопайте дверью. Мы должны избегать всякого сотрясения. - Не возражаете, если я просто посмотрю? - настойчиво-любезный голос Брока донесся с того же самого места. - Ладно, - буркнул Кен и тотчас забыл о присутствии постороннего. Распыляющий прибор был величиной с кончик карандаша. При помощи специального механизма он медленно спускался сквозь воздушную камеру. Кен следил за его еле заметным движением через телемикроскоп, пока, наконец, прибор не принял правильного положения. - Не включай ток, - сказал Кен, отодвигаясь от инструмента. - Сделаем перерыв и узнаем, чем мы можем служить мистеру Броку. - Он взглянул в сторону двери и продолжал тем же резким тоном: - Так чем же, мистер Брок? - Вы, например, могли бы рассказать мне, что вы делаете, - слегка улыбнулся Брок. Дэви, наконец, рассмотрел его как следует. Это был человек лет за пятьдесят, с хитрым лицом, лысый и худощавый, как оказалось, когда он сбросил громоздкое пальто. На нем был добротный костюм из толстой шерсти, а на золотой часовой цепочке болтался зуб лося. Брок подошел ближе и, по-видимому, был разочарован тем, что они прекратили работу. - В банк поступил запрос насчет вас, и я решил посмотреть, как у вас идут дела. - Мы никому ничего не должны, - сказал Кен. - Дней десять назад мы начисто расплатились со всеми. - Нет, это запрос другого рода, - ответил Брок. Улыбка его была холодна. - Дело в том, что кое-кто приобрел часть доли в вашем изобретении и хочет убедиться, что тут нет жульничества. Понимаете, это недопустимо в городе, где почтенные коммерсанты ведут дела не только с помощью местных капиталов. Но если то, что тут происходит, не настоящая работа, тогда уж это такое ловкое мошенничество, какого свет не видывал. - Мы верим в свое дело, - просто сказал Дэви. - Вижу, что верите, - согласился Брок. - Насколько мне известно, вы приходили ко мне в июне, когда я был в отъезде. Почему вы не зашли еще раз? - Да незачем было, - сказал Кен; ему не терпелось снова взяться за работу. - Нашли другого человека и вошли с ним в соглашение. - Да, с Бэннерменом. - А вы его знаете? - спросил Дэви. - Встречал, - сухо произнес Брок. - Мы не пришли в банк еще и потому, - добавил Дэви, - что не были уверены, заинтересуетесь ли вы этим делом. Банки консервативны, а тут все же риск, по крайней мере был тогда. - А теперь нет? - спросил Брок. Он обвел глазами извивающиеся трубки насосной системы. - Значит, дело налажено? - Нам пока нечего демонстрировать, - сказал Кен, стремясь поскорее отвязаться от расспросов. - Впереди еще уйма работы. Передайте вашему клиенту, что мы с братом достаточно обеспечены и можем двигаться дальше. Брок пожал плечами - он был слегка раздосадован тем, что его так решительно отстраняют. - Ну, ничего не поделаешь, - вежливо сказал он, беря свое пальто. - Но мне хочется, чтобы при случае вы вспомнили обо мне. Очень жаль, что вы не зашли еще раз. Риск привлекает банкиров не меньше, чем прочих людей. - Может, на днях мы к вам заглянем, - пообещал Дэви. - Не трудитесь. - Брок вновь обрел хладнокровие. - Я, безусловно, заинтересован вашим изобретением. Мне, разумеется, уже рассказали, в чем оно заключается. Но вам вряд ли понадобится моя помощь, пока у вас есть ваш Карл Бэннермен. Ну, всего хорошего. - Погодите, - сказал Дэви. - Вы нас спрашивали, а мы отвечали. Теперь вы должны ответить нам. Что вы имеете против Карла Бэннермена? - Ничего, - сказал Брок. - Я очень хорошо отношусь к Бэннермену. Наш банк ведет кое-какие дела для цирка, когда он приезжает в город. Но по чисто личным соображениям я предпочитаю не быть ни компаньоном, ни пайщиком в его деле. - Давайте-ка расшифруем это, - вмешался Кен. - Можно ли вас понять так, что вы не прочь принять участие, если Карл не будет портить пейзажа? Брок не спеша надел свою круглую меховую шапку и немного подумал, не снимая руки с дверной ручки. - По-моему, лучше не расшифровывать, - сказал он. - Никогда нельзя встревать между мужем и женой - то же самое и между компаньонами. - Предположим, муж умер, - сказал Дэви. - Женились бы вы на вдове, если бы она представляла для вас интерес?. Брок взглянул на него. - А вдова не отравила мужа? - Нет. Вероятнее, всего, он умер от несходства темпераментов, - засмеялся Дэви. - Или покончил самоубийством. - Тогда, пожалуй, я бы ее взял, - коротко сказал Брок и вышел. Кен и Дэви молча прислушались. Если Брок приехал на машине, значит, вой метели заглушил шум мотора. - Что ты об этом думаешь? - наконец спросил Дэви, поворачиваясь к брату. - Чушь! - пожал плечами Кен. - Давай работать. Час проходил за часом, а они все работали. В половине пятого распылитель и стеклянная заслонка были вынуты из лучевой трубки, и братья устроили пятиминутный перерыв. Метель, должно быть, утихла уже несколько часов назад. Угрюмое зимнее утро перешло в весенний вечер. В ясном небе светило солнце. Снег лежал круглыми белыми лоскутами на влажной земле. Термометр показывал четыре градуса тепла. - Вот и еще год промчался, - вздохнул Кен. - Может, через год уже кончатся наши муки. - Ты так и не ответил на мой вопрос, - напомнил Дэви. С утра они обменялись тысячью вопросов, но Кен безошибочно угадал, что имеет в виду Дэви. И все же Кен заколебался. - А ты сам что думаешь? - спросил он. - Думаю, что нам следует отделаться от Карла, - сказал Дэви. - Он не выполняет своих обещаний. Мы, правда, тоже, но это не от нас зависит. А он использует нас, как дутые мексиканские золотые россыпи, чтобы втереть очки простакам; с ним мы наживем беды. По-моему, нужно его бросить как можно скорее, пока он не бросил нас. - И у тебя хватило бы духу? - спросил Кен. Он смотрел на Дэви с тем же выражением, как во время выпускного экзамена в июне: недоверчиво, испуганно, восхищенно и даже растерянно - слишком уж разнился характер Дэви от его собственного характера. Но тут же Кен сдвинул брови. - Нет. Он пришел нам на помощь, когда мы в нем нуждались, и бросать его просто свинство. Раз мы знаем, на какие штуки он способен, мы всегда можем приготовиться заранее. - Ты обманываешь себя, Кен. Но Кен покачал головой. Он не станет спасаться паническим бегством. - Мы же ничего плохого делать не собираемся, - сказал он. - И Марго будет на моей стороне. Вот увидишь! - Не понимаю, - сказал Дэви. - Ты часто поступаешь с людьми так, что у меня все нутро переворачивается, а когда нужно сделать совершенно необходимый шаг, чтоб иметь возможность работать, как мы задумали, то у тебя, видите ли, волосы встают дыбом. Нет, я, по крайней мере, знаю, чего хочу, и переверну небо и ад, а своего добьюсь! - Меня ты не перевернешь. - Думаю, это и не понадобится, Кен, - медленно сказал Дэви. - Потому что, если ты будешь продолжать в том же духе, ты скоро сам сойдешь с моего пути! А в это время Марго была всецело поглощена мрачными мыслями о своей судьбе. Впервые за много месяцев она возвращалась домой на трамвае. Она сидела у окошка и смотрела, как весенние сумерки опускаются на талый снег. Впереди седой вагоновожатый раскачивался всем своим грузным туловищем на стульчике, похожем на гриб-поганку. Марго перехватила взгляд, который он, приветливо улыбнувшись, бросил на нее через плечо. - Я все стараюсь припомнить, когда же это я вас в последний раз вез, - обратился он к Марго. - Я тоже, мистер Тухи, - солгала Марго: мысленно она была на другом конце города, в конторе завода, куда доносился шум машин, постепенно смолкавших одна за другой к концу рабочего дня. Быть может, ей уже никогда не придется слышать этот гул и грохот, и сейчас она с тоской вспоминала о кипучей атмосфере завода. Над улицей, обгоняя трамвай, бежали низко нависшие телефонные провода, и Марго жадно надеялась, что в эту минуту по ним несется злой, удивленный голос, допытывающийся, где она. "О боже, - горестно думала Марго, - нет у меня силы воли вести эту игру, я просто дура, я перегнула палку". Но внешне лицо ее было равнодушно спокойным. - Помню, вы бывало работали у колонки, вот как сейчас вас вижу. Такая занятная девчоночка с косичками, в мужских брюках. Будто это было только вчера. Зато теперь вы выглядите настоящей дамой... А Марго про себя с горечью договорила: "...что бы там ни сплетничали насчет того, что вы путаетесь с этим Волратом". Но все равно, старик славный. - Вы по-прежнему служите на авиационном заводе? - спросил он. - Нет, - сказала Марго и удивилась тому, как ровно звучит ее голос. - Я вернулась в магазин. - Да не может быть! - невольно обернулся вагоновожатый. - И давно? - С сегодняшнего дня. - Марго встала и прошла к двери. - Передайте привет миссис Тухи. - Обязательно передам. - Вагон остановился как раз напротив гаража. - Мальчиков тоже совсем не вижу, у них вечно дверь на запоре. Ходят слухи, будто они там делают миллион. Это правда? - Каждому человеку хочется сделать миллион, - ответила Марго. Она надеялась, что, открывая дверь, услышит телефонный звонок, но в мастерской было тихо. Прибор, поблескивавший своими сложными и непонятными деталями, показался ей очень внушительным. В последнее время она поражалась той авторитетной уверенности, с какой мальчики держались во всем, что касалось их работы. Для нее они по-прежнему оставались сорванцами в штанах из чертовой кожи, горластыми, вечно пристававшими к ней то с одним, то с другим. И только в такие моменты, как сейчас, когда ей казалось, что время мчится слишком быстро, она вспоминала, что каждый раз, когда она, на минуту отвлекшись от своей личной жизни, оглядывалась на братьев, они представали пред ней все более взрослыми, басовитыми, солидными. Сейчас они готовили в кухне обед: там журчал спокойный голос Дэви и что-то кратко возражал ему басок Кена. И, как всегда, когда Марго слышала голос Кена, ее охватило чувство вины за то, что она совсем его забросила, сожаление о его былой любви и непонятное раздражение, словно он в чем-то стал ей поперек пути. Она открыла дверь и на секунду остановилась, скованная невероятной усталостью. - Ничего, если мы опять сделаем рыбные котлеты? - обратился к ней Дэви. Он сидел у стола, на котором четырехугольником были разложены белые шарики. - Да черт с ними, с этими котлетами, - сказал Кен, разогревавший на плите сковородку. - Слушай, Марго... - Мне никто не звонил? - перебила его Марго. - Нет, - сказал Дэви. - Марго, нам надо с тобой посоветоваться. - Ох, оставьте меня в покое! - огрызнулась Марго, в то же время виновато сознавая, что, несмотря на все свои добрые намерения, она опять отталкивает от себя братьев. Нужно немножко выждать, про себя оправдывалась она, выждать и посмотреть, как сложится ее собственная жизнь. Она прошла в свою комнату, оставив позади себя ошеломленное молчание. Как дети, с горечью подумала Марго, как дети, которые, играя в пятнашки, носятся вокруг матери, озабоченной неоплаченными счетами, а когда она дает им шлепка, недоумевают и обижаются. Марго приоткрыла дверь. - Поговорим немного погодя, - сказала она и бросилась на кровать. "И зачем мне понадобилось искушать судьбу?" - спрашивала она себя с тоскливым недоумением. С рождества она всего лишь раз нарушила свой обет, требовавший большого самоотречения; и после третьего отказа Дуг совсем перестал настаивать. - Хочешь быть только секретаршей - пожалуйста, пусть будет так, - сказал он. - Я этого не понимаю, но мне некогда тебя отговаривать. Марго была отличной секретаршей и быстро освоилась со всеми разветвлениями деятельности Дуга. Если бы порой она не ловила на себе его особенный взгляд, она могла бы подумать, что Дуг совсем забыл об их прежних отношениях, тем более, что с некоторых пор он стал всюду появляться в обществе этой блондинки - миссис Копф. В Загородный клуб Дуг обычно ездил с нею и ее мужем. Однажды миссис Копф явилась на завод; на ней был вязаный костюм цвета беж, плотно облегавший ее тонкую, вертлявую фигурку. У миссис Копф был яркий природный румянец и голубые влажные глаза. Как-то раз, когда Марго сидела у Волрата и покорно писала под его диктовку, миссис Копф ворвалась с таким видом, будто весь дом принадлежит ей. Случилось ли это с ведома Дуга или нет, но Марго была уверена, что он пригласил ее работать к себе домой специально за тем, чтобы показать, что он ровно ничего не теряет. Несколько раз она ходила с Мэлом Торном в новый кабачок под названием "Шато", где, как говорили, бармен был из Нью-Йорка, а оркестр в составе шести человек - из Чикаго. Когда Мэл шепнул ей на ухо, что бар содержат четыре бутлегера, по телу ее поползли мурашки, будто она совершила нечто противозаконное. Мэл был одиноким, не очень счастливым человеком. С горячей убежденностью он доказывал Марго, что война была сущей нелепостью и что немецкие летчики - изумительные ребята. В начале войны, в 1914-1915 годах, все летчики - и французы, и англичане, и немцы - знали друг друга по довоенной выставке и по авиационным состязаниям; в те времена летчики не стреляли друг в друга, это потом началось безумие. К несчастью для Торна, его ухаживания, как и предвидела Марго, оказались слишком робкими. В разговоре он, как бы желая придать больше убедительности своим словам, дотрагивался до ее запястья и часто не сразу убирал руку. Однажды он постучал себя по колену указательным пальцем, затем наклонился вперед и будто по рассеянности постучал по колену Марго. Она поглядела ему прямо в глаза и пробормотала: "Да что вы говорите!" Торн явно робел перед ней; он ограничивался жадными, но неуверенными прикосновениями, словно ожидая, что она сама сделает следующий шаг. "Ну нет, - думала Марго, - пусть сперва докажет, что этого ему мало". Она решила оставить службу на заводе только потому, что не знала, как иначе отступиться от данного Дугу обещания. Тоска по нему не давала ей спать по ночам, но, зная его характер, она понимала, что, уступив ему по своей воле, совершила бы непоправимую ошибку. Работа ей нравилась, но, поразмыслив, она убеждалась, что любовь к Дугу перевешивает все остальное, а удержать и работу и Дуга ей не удастся. Такова уж его натура. И вот сегодня, без всякого предупреждения, приведя в порядок дела, она заявила Мэлу - все-таки не Дугу, а Мэлу, - что берет расчет, и ушла с завода. Теперь все зависит от Дуга, а он до сих пор не звонит, не торопится выяснить, что случилось. В кухне опять послышались низкие голоса братьев; они разговаривали вполголоса, будто считали ее больной, и это еще больше усилило ее раздражение. Кажется, они говорили о Бэннермене. Марго вздохнула и поднялась. Нечего киснуть - этим не поможешь. Ей уже не было страшно: нервы, видимо, успокоились. Она открыла дверь и вошла в кухню. - Давайте ужинать, - отрывисто сказала она. - Как там ваши рыбные котлеты? Дэви смотрел на нее с еле заметной улыбкой. - Я на твоей стороне. Марго, - сказал он. - Что бы ни случилось. Марго ответила ему взглядом, в котором была молчаливая благодарность и легкая насмешка над самой собой. - Очень возможно, что я окажусь величайшей дурой на свете. Я тебе тогда скажу. - Что ты ему скажешь? - спросил Кен. Он стоял у плиты, накладывая на тарелки котлеты и макароны. - В чем дело? - В Бэннермене, - не задумываясь ответил Дэви. Он принялся рассказывать сестре об утреннем посещении Брока и о том, что значит для них приобрести поддержку банка. Но Кен упрямо стоял на своем - надо пристыдить Бэннермена за такое безответственное отношение. - Мы докажем этому типу, что мы лучше его, - сказал Кен. - Пусть-ка он выкручивается как знает. А мы будем держаться своего слова. Как по-твоему. Марго? - Я не слушала, - помолчав, призналась она. - Скажи правду, ты не больна? - допытывался Кен. - Нет, я здорова. Дело в том... - Она не успела договорить: раздался телефонный звонок. Дэви увидел, как вдруг побледнела Марго. Но она не двинулась с места. - Подойди, Дэви, - еле слышно попросила она. Дэви взглянул на Кена, встал и пошел в мастерскую, не закрыв за собою дверь. Это был Волрат, в голосе его чувствовалось замешательство, как всегда, когда ему приходилось называть Дэви или Кена по имени. Чаще всего он говорил: "Хелло, ваша сестра дома?" - Тебя, Марго, - сказал Дэви. И когда Марго пошла к телефону, братья молча сели к столу. Лицо у Кена было застывшее и суровое. Он прислушивался к тому, что говорила Марго, и даже не скрывал этого. - Да, - доносился голос Марго из пустой мастерской. - Мэл в точности передал вам то, что я просила... Хочу уйти - вот и все... Нет, вы ничего такого не сделали и не сказали - работа мне очень нравится... - Тон ее становился все холоднее и холоднее. - Так я считаю нужным... Ну, значит, вы забыли, что я сказала, когда поступала к вам на службу. - Наступила пауза, потом раздался мягкий смех. - Очень возможно, что поэтому... Да, но ты же сам давно не заговаривал об этом... - Она снова засмеялась, и в смехе ее звучала такая нежность, что глаза Кена стали непроницаемыми. Он вскочил и захлопнул дверь в мастерскую. - Боже мой, она разговаривает с ним, как с близким человеком! - Он зашагал по кухне, еле сдерживая бешенство. - Что нам с ней делать, Дэви? Что нам делать? - Да ничего. - Дэви спокойно смотрел на брата. - Ровным счетом ничего. Почему мы должны вмешиваться? Кен изумленно взглянул на него сверху вниз. - Слушай, ведь она - твоя сестра! Неужели для тебя это безразлично? - Абсолютно безразлично. Она - моя сестра. Хорошо. А Вики - тоже моя сестра? - В голосе его задребезжали жесткие нотки. - Прикажешь и об этом беспокоиться? Кен приоткрыл рот. - Слушай, мы с Вики никогда... Она - единственная девушка, которую... Да при чем тут вообще Вики?! Дэви стоило только вспомнить о Вики, чтобы понять, какие чувства взволновали Кена, когда он услышал нежный смех Марго; но ему было ничуть не жаль Кена - сейчас он его ненавидел. И, должно быть, ненавидит уже давно, все эти трудные месяцы. Дэви опустил глаза, но даже если б он совсем зажмурился, ему не удалось бы скрыть от себя эту мучительную правду. Вошла Марго; щеки ее разгорелись, глаза блестели. - Ну что ж, теперь все в порядке? - с угрюмой насмешкой спросил Кен. - Все прекрасно. Я больше там не работаю. - Что ты выдумываешь? Стала бы ты так ворковать, если б ушла от него! - И все-таки я ушла. - Но почему? - К злости его примешивалось удивление. - Почему? - Марго замялась, потом вдруг вспыхнула. - Неужели так трудно понять, что я не желаю брать деньги у человека, с которым предпочитаю чувствовать себя свободно и поступать, как мне нравится?.. Ну ладно, садитесь и давайте ужинать. - Я его готовил, этот ужин, а есть не обязан! - в запальчивости выкрикнул Кен уже явную бессмыслицу. - Деньги? Всю жизнь твоим единственным стремлением были только деньги. В детстве ты играла в богатство, как другие девочки играют в куклы. - Кен, прекрати! - Казалось, Марго вот-вот расплачется. - И не уверяй, будто ты это делаешь ради нас, - продолжал Кен. - Ты нас стыдишься. Каждую свою девушку я приводил сюда знакомить с тобой, и Дэви тоже. А ты хоть раз привела его к нам или нас к нему? И все из-за его паршивых денег! Ну ладно, раз так - я докажу, что мы в его деньгах не нуждаемся. Через два года мы будем по уши в деньгах, как и он. К черту всякие приличия! И к черту сантименты! Мы выставим Карла в один момент, он и опомниться не успеет. Мы используем Брока, а потом и его турнем ко всем чертям. Не бойся, тебе не придется нас стыдиться. Мы дадим тебе то единственное, что ты способна любить, чему ты можешь предаться душой и телом... Дэви, почти не помня себя, выскочил из-за стола и схватил Кена за ворот. - А ну, перестань! - крикнул он. - Это же твоя родная сестра, о которой ты обязан заботиться! Еще слово - и ты получишь в зубы. Кен растерянно замолчал, ошеломленный неожиданной яростью Дэви, который в эту минуту не только заступался за Марго, но и готов был убить его за Вики. Тяжело дыша, Кен высвободился из рук Дэви и сел на место. Его охватил такой стыд, что он не мог поднять глаз. Набив полный рот котлетой, он жевал медленно, как ребенок, еле сдерживающий слезы. Через секунду он схватил свою тарелку и сорвался с места. - Котлеты совсем остыли, будь они прокляты, - сказал Кен, повернувшись спиной к Марго и Дэви. - Кто хочет горячих - могу заодно подогреть. Никто не ответил. Кен стоял у плиты и молча плакал над шипящими на сковородке рыбными котлетами. Контора адвоката Стюарта помещалась в одном из закоулков Дома администрации штата. Это была маленькая, тесная клетушка, для которой два просторных окна, выходящих на площадь, служили спасением, - иначе стены давно разлетелись бы на куски под напором сгущенной атмосферы гнева и обид. Из местного Капитолия, находившегося по другую сторону площади, сюда забегали политики потолковать о том, по чьей указке Джон сегодня выступил так, а не иначе, или о том, что, хотя старый Чарли - симпатяга и, безусловно, стоящий парень, все же на его место в округ необходимо посадить этого паяца на веревочке. Здесь член приходского управления церкви святого Варравы, человек средних лет, поносил последними словами своего покойного отца, оставившего наследство младшему сыну, прижитому от потаскушки, с которой он обвенчался на склоне лет; здесь некий делец выбивался из сил, стараясь вдолбить вдове своего компаньона, что она не имеет никаких прав на долю своего мужа в фирме, но что он, пожалуй, мог бы уделить ей на бедность пятьсот долларов. "Пожизненно?" - сердито спрашивала вдова. Стюарт, сын фермера, много лет живший на диете злобных страстей, превратился из юного чернявого клерка в черствого седовласого мужчину. Только слабые отражения происходивших здесь драм фиксировались на бумаге и складывались в картотеки как напоминание о том, что все люди способны на добрые чувства, но с возрастом меняются и зачастую смешивают с грязью тех, с кем когда-то были заодно. Это была диета, рассчитанная на то, чтобы сделать человека усталым, бесстрастным и осторожным, научить его убийственной рассудительности, свойственной тем, кого уже ничто не берет за душу. Дэви понял все это по спокойным замечаниям Стюарта и по тому, как он терпеливо пожимал плечами, пока Кен и Бэннермен орали в его конторе, ожесточенно нападали друг на Друга. - ...и притом самый подлый тип паразита! - кричал Кен. - Во всем этом вы видите только возможность обжулить людей, приманку для тех, кого вы называете простаками. Черта с два мы вам позволим! Вам никогда не понять, что значит эта работа для нас с Дэви. Вы рассчитываете на то, что мы не в силах бросить ее, даже если захотим, и вы получите все даром... - Хорошенькое "даром" - три с половиной тысячи! - завопил Бэннермен. - Если вы не дадите пяти тысяч, как вы гарантировали, значит, даром, - отрезал Кен. - Мы вам сразу назвали эту сумму и можем повторить это двадцать раз. А вы нас время от времени только похлопываете по спине. И вам ли плакать о трех с половиной тысячах? Вы уже нажили на нас чистых пять тысяч. - Подождите, сынок, - вмешался Стюарт, раскачиваясь в вертящемся кресле, так что спинка его коснулась выцветшей карты штата, висевшей на стене позади стола. Тыча указательным пальцем в Кена, Стюарт по привычке заговорил тем грубовато жестким тоном, который появлялся у него, когда он устраивал своим клиентам так называемые "перекрестные допросы": - Контракт в нашем государстве... - Бросьте! - оборвал его Кен. - Я вам не "сынок" и ждать не намерен. Наши права нам известны. Через два года вы до нас рукой не достанете. Наше дело верное. Приберегите ваши речи для всяких Бустеров, Ротэри и прочих торговцев липой. Вот сейчас, здесь, в этой комнате, мы говорим о фактах, а факты заключаются в том, что наш контракт яйца выеденного не стоит, он юридически недействителен. - Кен крупными шагами подошел к двери и распахнул ее настежь. - Хотите подавать на нас в суд - подавайте, черт с вами! Пошли, Дэви. Дэви даже не шевельнулся. - Я не собираюсь уходить, Кен, - спокойно ответил он. - Еще не все сказано. - Ну так сам и говори, - заявил Кен. - Я выложил все, что думаю по этому поводу, и буду стоять на своем. Дверь за ним захлопнулась, и Дэви, оставшись один, лицом к лицу с двумя разозленными людьми, гораздо старше и опытнее, чем он, вдруг оробел. Он не решался прервать затянувшуюся паузу. Ему было страшно. - У вас не найдется сигареты. Карл? - наконец спросил он, похлопав себя по карманам. Бэннермен бросил ему пачку сигарет, но от прежней любезности маленького толстяка уже не осталось и следа. Это был человек, защищающий свои кровные интересы: он считал, что его надули, и твердо решил не отступать ни на шаг. Пять тысяч долларов прибыли - это ведь далеко не миллион. - Кто вы такие, черт вас возьми, чтобы посылать мне подобные письма?! - накинулся он на Кена и Дэви, едва они успели переступить порог конторы Стюарта. Кто бы мог подумать, что в этом грубом, резком голосе некогда звучала отеческая гордость, как в тот день, когда братья выступили перед комиссией с докладом, или щедрая покровительственность, как в тот вечер, когда они праздновали это событие. - Ей-богу, одного этого письма достаточно, чтобы я всю жизнь преследовал вас судебным порядком за клевету! Имейте в виду, я буду охранять свои вполне законные деловые интересы. Я был вам другом, черт возьми! Но раз вы написали такое письмо, раз вы грозитесь порвать со мной, если я не вышлю остальные деньги обратной почтой, то вы, молодые люди, потеряли во мне друга! Я вам скажу напрямик, как я это понимаю. Судя по всему, вы добились того, что ваша штуковина, дьявол ее знает, как она там называется, наконец заработала. И только благодаря моим деньгам! А теперь вы хотите отделаться от меня, чтобы не делиться барышом. Только, видите ли, это старый прием, меня вы на этом не поймаете! Контракт правильный, не так ли, господин адвокат? Ладно. Вот я с него и не сдвинусь! - Бэннермен заерзал на стуле. - П-ф! А я-то говорил - кристально честные, благороднейшие, стопроцентные ребята! Жулики паршивые, вот вы кто! - Минутку, Карл, - предостерегающе сказал Стюарт. - Еще чего! - Бэннермен обернулся к Кену. - Что вы можете сказать в свое оправдание, речистый Мэллори? Эй вы, блондинчик! Я вам говорю, вам, университетский вундеркинд, король электронов, что вы на это скажете? Кен в ответ разразился не менее злобной речью, а теперь, когда он ушел, Бэннермен молча ерзал на стуле, устремив на Дэви уничтожающий взгляд. Кен, громко хлопнув дверью, как бы окончательно отрезал все пути к отступлению. Дэви безмолвно курил и выжидал, пока сердце его перестанет стучать так сильно, а ярость Бэннермена постепенно утихнет. Стюарт наблюдал за ними, положив подбородок на переплетенные пальцы. Наконец Дэви потушил сигарету. - Мне очень жаль, - медленно сказал он. - В самом деле, очень жаль. Пожалуй, вся вина лежит на мне, потому что я затеял это, и я очень огорчен... Бэннермен, попавшись на удочку, нетерпеливо перебил: - Можете не огорчаться... - Я огорчен тем, что вы такой безмозглый негодяй! - докончил Дэви. - Вы умудрились до того исковеркать все дело, что впору растрогаться, глядя на вас! Кен неправ. Но если уж он неправ, то для ваших поступков и слова не подберешь. Вы же своими собственными руками перерезали себе горло. Карл! Слушайте, мистер Стюарт, я не могу поручиться, что предложения, которые я собираюсь внести, будут приемлемы для моего брата. Ну, а этот субъект так взволнован, что ничего уразуметь не сможет. Скажите ему, пусть погуляет по площади, а мы с вами тем временем постараемся найти общий язык. Стюарт неодобрительно поджал губы. - Мой клиент имеет все основания волноваться, когда его деловым интересам грозит опасность. - Да ничего им не грозит, - нетерпеливо возразил Дэви. - И я докажу вам, почему. Мы можем уладить дело в десять минут. - Я готов вас выслушать, но и только, - продолжал Стюарт. - Мы с вами можем побеседовать, но ограничимся тем, что обсудим положение, так сказать, пообточим свои мысли. Договорились? Вы не возражаете. Карл? Бэннермен ушел. Дверь опять захлопнулась со стуком, только на этот раз атмосфера несколько разрядилась. Стюарт смотрел на" Дэви с добродушной хитрецой. Должно быть, через руки адвоката прошло так много подобных дел, подумал Дэви, что все это кажется ему совсем обыденным. Все же Дэви заговорил горячо и убежденно. - Судя по тому, что вы мне говорили в прошлом году, - сказал он, - этот контракт ни черта не стоит, пока не будет получен патент. - О, что вы, я уверен, что не мог позволить себе таких выражений. - Стюарт держался благожелательно и вместе с тем настороженно. - Но, конечно, подразумевали именно это. Партнерами можно быть лишь в том случае, если речь идет о чем-то материальном - о реальной собственности. Идея - не собственность. Идея, ставшая реальностью в форме патента, - это уже собственность. - Ну-с... - неторопливо произнес Стюарт, не выражая ни согласия, ни одобрения. - Ладно, идем дальше. Участие Карла в этой сделке заключалось в том, что он должен был обеспечить нас деньгами, чтобы превратить нашу идею в реальность. Ни один из нас до сих пор не выполнил своего обязательства: Карл не обеспечил нас обещанной суммой и мы до сих пор не превратили нашу идею в реальность. Стюарт задумался. - Но почему же вы сваливаете всю вину на Карла? - Потому что нам необходимы деньги, чтобы выполнить наше обязательство. А он лишает нас этой возможности. - Вы уже советовались с юристом? - Кроме вас, ни с кем. Стюарт откинулся на спинку скрипучего вертящегося кресла. - Откуда мы знаем, что вы еще не превратили вашу идею в реальность? Мы не имеем возможности пойти в мастерскую и проверить, ибо в вашей воле показать нам то, что вы найдете нужным. - Это верно, - согласился Дэви. - Мы, как специалисты, сами должны решать, когда нам следует обращаться за патентом. Если мы обратимся прежде, чем разработаем правильные схемы и чертежи, то нам откажут, так как изобретение будет практически неприменимым. А мы только раскроем наш замысел всем, кто этим заинтересуется. Но я хочу знать вот что: какие у вас основания обвинять нас в задержке? Ведь вы же не выплатили нам сумму, необходимую для того, чтобы добиться определенных результатов. Вам не за что зацепиться. - Я не говорю, что вы правы, и не говорю, что вы не правы. Я только слушаю, прошу вас помнить это. Ну, так к чему же вы клоните? - Я не согласен с Кеном, что Карла следует выставить вон. Кен очень расстроен, и я его вполне понимаю. Из принципиальных соображений я хочу, чтобы Карл остался участником в этом деле соответственно с той суммой, которую он вложил. - Сколько он вложил? Дэви пристально поглядел на Стюарта. - Пока что он вложил три с половиной тысячи долларов, и ради пущей ясности я готов забыть пять тысяч долларов прибыли. Вероятно, нам понадобится в десять-пятнадцать раз больше, чтобы довести работу до конца. Я вам скажу, что я намерен делать. Если наше дело окупится, я готов согласиться на то, чтобы Карл получил тысячу процентов прибыли, то есть двадцать пять тысяч долларов. Стюарт взглянул на него с любопытством. - Первые же двадцать пять тысяч, которые вы получите? - Э, нет. Мы будем выплачивать ему десять процентов с каждой полученной нами суммы, пока не выплатим все двадцать пять тысяч. Чем меньше мы получим, тем меньше достанется ему; но мы имеем право в любое время приобрести его долю за двадцать пять тысяч долларов. - Дэви, сколько денег у вас в кармане вот сейчас, сию минуту? Дэви покраснел. - А что? - Да так просто. Ну, скажите, сколько? - Доллар и семьдесят два цента. - Дэви поглядел на монетки. - Семьдесят три. Стюарт захохотал. - Я чуть было не попался: вы так небрежно говорили о двадцати пяти тысячах. Знаете, мальчик, вы действовали точно прожженный деляга. Вы позвякивали этими тысячами, как приманкой, а на деле предлагаете Карлу урезать его долю с пятидесяти процентов до десяти. Даже меньше того, раз вы устанавливаете предел в двадцать пять тысяч. - Это лучше, чем другое решение вопроса. - Давайте, я слушаю вас. - Другое решение заключается в том, что Карл не получает ничего. Ни гроша. Сейчас объясню, почему. В нашем договоре говорится о некоем изобретении, основанном на принципах, о которых мы докладывали комиссии в июне месяце. Ладно. Мы с Кеном можем переключиться на работу над _другим_ изобретением, основанным на других принципах. Это вполне возможно, сами понимаете. Не в одном только месте можно перебросить мостик через реку, и не один только тип моста существует на свете. Мы найдем новую систему и все-таки будем гарантированы от всякой конкуренции, даже если кто-то изобретет нашу нынешнюю систему, потому что она уже зарегистрирована и, следовательно, наш приоритет обеспечен. Вот вам простой факт, мистер Стюарт. Это изобретение значит для нас гораздо больше, чем деньги. Не знаю, как объяснить, но только дороже всего для нас сама работа, и она всегда будет нам дороже, до тех пор, пока мы не добьемся успеха. Но это не только чисто научная проблема. Тут замешан и денежный вопрос, поэтому нам приходится говорить о деньгах. А теперь вы можете выбрать любое из двух решений. Третьего не существует. Постарайтесь растолковать это Карлу. Дэви вышел на Кэпитол-сквер. И здесь чувствовалась весна: апрель был на исходе. Дэви медленно брел по пустынному тротуару, гадая про себя, куда пошел Кен. Он мог зайти в книжную лавку, чтобы излить остатки своего гнева и вызвать сочувствие в Вики, но это вряд ли. И уж наверняка он не пошел к Марго. Со времени последней ссоры Кен всячески избегал сестру, как будто сознавая, что после той безобразной сцены нечего и надеяться на прощение. В последние недели Кен держался неприступно. Он замкнулся в себе вместе со своей тайной печалью, и ему казалось, будто он и этот черный призрак сидят в заточении, тоскливо созерцая друг друга и недоумевая, кто из них узник и кто - тюремщик. Вопреки установленному закону, в переговорах со Стюартом главная роль выпала на долю Дэви. Сейчас он решил и дальше действовать по возможности самостоятельно. Он свернул с площади и быстро пошел по Стейт-стрит к банку. Здесь тоже в мягком воздухе веяло весной. Письменный стол Брока помещался посреди обширного пустого зала. Границы кабинета отмечал широкий четырехугольник зеленого ковра. Когда Дэви вошел, у стола, склонясь к Броку, стояла секретарша с какими-то бумагами, но Брок, заметив Дэви, сделал ему знак подойти. Указав на стул возле стола, Брок снова принялся быстро проглядывать лежавшие перед ним бумаги, одну за другой передавая их секретарше и бросая краткое "да" или "нет" или называя какую-нибудь цифру. Наскоро переговорив с секретаршей, банкир повернулся к Дэви, и в его глазах блеснули смешливые искорки. - Ну, сынок, - протянул он, имитируя популярного комика, - что слышно насчет вдовы? Дэви слабо улыбнулся. - Она еще не вдова, мистер Брок, но уже бегает по городу, запасаясь траурной одеждой. Брок громко расхохотался. На нем был темно-серый костюм с белым кантом на жилете и черные лакированные штиблеты на шнурках, с серым замшевым верхом. Брок откинулся назад, скрестив ноги, и на его щиколотках Дэви увидел складки длинных, заправленных в шелковые носки теплых кальсон. - Направьте эту даму ко мне, - с лукавой галантностью сказал Брок, - здесь она может приобрести все самое лучшее. Между прочим, ее здесь ждет брачный контракт на пятьдесят тысяч долларов. - Что?. - О, сумма, как раз подходящая. Я просматривал ваши счета вместе с Чарли Стюартом; при темпах, какими вы тратите деньги, вам понадобится никак не меньше, а работа займет еще годика два. Вам не обойтись без поверенного для получения патента и без двух помощников, словом, это будет настоящее первоклассное предприятие, основанное на деловых принципах. Поймите, мальчик, вы вступаете в борьбу с великанами, которые засели там, на востоке страны. Библейский Давид еще мог идти на Голиафа с пращой, но сейчас у нас тысяча девятьсот двадцать шестой год от рождества Христова, и перед нынешними великанами Голиаф - просто креветка. - Вы говорите, вы обсуждали это с мистером Стюартом? - помедлив, спросил Дэви. - Он будет представителем компании, поскольку многие проблемы ему уже знакомы. Чарли - мой старый Друг, понимаете. Откровенно говоря, - понизив голос, добавил Брок, - он уже читал мне завещание покойного супруга. Чарли представлял интересы Бэннермена, но в конце концов не обязан же адвокат добывать деньги клиенту, если тот обанкротился. - В таком случае, почему вы не перекупите пай прямо у Бэннермена? - поинтересовался Дэви. - Брок пожал плечами. - Мне это не нужно. Насколько я понимаю, вам придется взять на себя небольшой труд отделаться от Бэннермена, и, кроме того, - подмигнул он, возвращаясь к полюбившейся ему шутке, - я же вам сказал - я никогда не встреваю между супругами. Это гиблое дело. Через десять дней после того, как Бэннермен принял ультиматум Дэви, документы о расторжении договора были готовы. И в сияющее майское утро, наполнившее контору Стюарта запахом цветов, Кен и Дэви подписали бумагу, дарующую им полную свободу. На губах Кена играла легкая довольная улыбка, и даже тайные опасения Дэви испарились окончательно. Братья шагали к банку по солнечным улицам, чувствуя, что в этом городишке, как и в жизни, для них открываются новые перспективы. Даже воздух, казалось, был напоен искрящейся жизнерадостностью. Вот эти дорогие магазины на центральной улице внезапно перестали быть недосягаемыми, так же как и расположенный по соседству магазин, торгующий гастрономией. В единственной маленькой витрине магазина под вывеской "Братья Доу - портные", между двумя пальмами в кадках, со спокойным достоинством красовался голубовато-серый в елочку костюм. Скромная, написанная от руки этикетка гласила: "75 долларов". До нынешнего дня Доу был так же далек от жизни братьев Мэллори, как какой-нибудь Английский банк, но сейчас Кен оглядел костюм с невозмутимым хладнокровием. - Если б у них нашелся такой коричневый, я бы, пожалуй, купил, - заметил он. Чудесное ощущение радостного подъема усилилось еще больше, когда Брок поспешно поднялся им навстречу. - Я уж думал, вы не придете. Пошли, мы завтракаем в клубе. Гражданский клуб, находившийся в двух шагах от Стейт-стрит, являлся своего рода местной достопримечательностью: это был старинный особняк с деревянными восьмиугольными башнями и бойницами, весь в лепных украшениях и кружевах из кованого железа. На лужайке перед домом стояли железные олени, всегда казавшиеся Дэви верхом аристократизма. При входе цветной слуга в белой куртке принял у них шляпы. В столовой сидели хорошо одетые мужчины, которые разговаривали гораздо бесцеремоннее и хохотали гораздо громче, чем преподаватели на Университетском холме. При этом они держались так уверенно, что каждый пришелец поневоле проникался почтительностью и проходил мимо них чуть не на цыпочках. Постоянный столик Брока стоял в нише, возле окна-фонаря, выходившего на широкую лужайку; банкир сел лицом к залу. - Берите меню и заказывайте, - сказал он, протирая очки салфеткой. Без блестящей прозрачной брони, защищавшей его глаза, Брок казался добрее, проще и как бы уязвимее. Он обвел взглядом зал. - Люблю этот дом, - задумчиво проговорил он. - Я, видите ли, помню его еще с той поры, когда здесь жили Шефферы. Было время, я мечтал жить в этом доме. Но потом, когда я прочно стал на ноги, мы уже обосновались на холме, и миссис Брок не пожелала переезжать в этот район, даже ради шефферского дома. Кто-то вознамерился устроить здесь пансион, но я заставил муниципальный совет расширить зону отчуждения. А после того как меня выбрали председателем клуба, мы купили этот дом, и теперь я могу бывать здесь, когда захочу, так что в конце концов он стал моим. Несмотря на чуть смущенную улыбку, было видно, что это обстоятельство доставляет Броку истинное удовольствие. Ибо хотя давняя его мечта осуществилась весьма приблизил тельно, зато ему удалось сделать это за чужой счет, поэтому большего требовать не приходилось. - Попробуйте-ка этот бульон, - сказал он. - Дела у нас тут идут неплохо, но этот дом никогда уже не увидит такого зрелища, как свадьба Салли Шеффер. Какие тут были дамы! Знаете, может, у меня старомодные вкусы, но в девяностых годах дамы обладали чем-то таким, чего и в помине нет у нынешних женщин. Конечно, я горой стою за прогресс и тому подобное, но, на мой взгляд, теперешние полуголые, намазанные девчонки, дымящие сигаретами и дрыгающие ногами в чарльстоне, прежним барышням и в подметки не годятся. Мужчины и те раньше были крупнее, солиднее. Ей-богу, вы просто кожей чувствовали, что Макс Шеффер имеет миллион долларов и общается со всей европейской аристократией и высшим светом Нью-Йорка! - В тот вечер здесь был бал, - задумчиво продолжал Брок. - Французское шампанское, великолепные сигары, омары, специально привезенные с Востока, и тут же - я, желторотый птенец, только что окончивший школу. Этого вечера я никогда не забуду. Макс Шеффер стоял рядом с дочерью на этом самом месте, где я сижу. И вот я тут завтракаю, а он лежит на кладбище в Сан-Франциско, в городе, где в девяносто седьмом году он потерял все свое состояние. Брок замолчал и покрутил головой, как бы отгоняя мрачное видение. - Человек, наживший такое богатство и не сумевший его сохранить, на мой взгляд, попросту его не заслуживал. А все-таки в тот вечер старик выглядел грандиозно. Понимаете, это был первый по-настоящему богатый человек в моей жизни. - Брок сейчас походил на коллекционера, который с ласковой грустью вспоминает о маленькой, далеко не безупречной гемме, впервые пробудившей в нем страсть к подобным вещам. - Ну ладно. - Брок поднял бокал с водой. - Выпьем за завтрашних миллионеров, за то, чтобы вы получили свой миллион и сумели удержать его подольше! Когда завтрак подходил к концу, Брок заговорил о делах. - Наш договор будет готов на той неделе. Капитал найдется: я уже заручился согласием нескольких человек, кроме одного, который послезавтра приедет из Миннеаполиса. Это Арчи Тэрстон из "Уэстерн миллз". Слыхали о таком? Нет? Ну, конечно. Арчи Тэрстон - это не то, что старый Макс Шеффер. Должно быть, стиль миллионеров тоже изменился. У Арчи есть одна особенность - он целиком полагается на первое впечатление. Когда я приведу его к вам, постарайтесь как-нибудь устроить, чтоб вы работали таким же манером, как в тот день, когда я был у вас впервые. Очень внушительное зрелище для неспециалиста! - Но то, что вы видели, - уже пройденный этап, - сказал Дэви. - Дело в том, что мы собираемся разобрать весь прибор - в нем надо кое-что изменить. Кен бросил на Дэви быстрый взгляд. - Это не к спеху, мистер Брок. Мы устроим для него любопытное зрелище. - Но, позвольте, я не хочу, чтобы вы обманывали Арчи, - торопливо сказал Брок. Кен повернулся к нему. - Мы верим в свою работу, мистер Брок, поэтому, что бы мы ни делали, никакого обмана быть не может. - Вот это я и имел в виду, - благодарно улыбнулся Брок, и Дэви понял, что с этой минуты Кен стал его любимцем. По дороге домой Дэви заметил: - Если б с такой просьбой к нам обратился Карл Бэннермен, мы сказали бы, что он заставляет нас заманивать простака. - Да брось ты, - резко оборвал его Кен. Впрочем, и у него в душе остался неприятный осадок. - Мы должны добыть денег. Остальное неважно. Человек из Миннеаполиса прибыл в кремовом лимузине марки "пирс-эрроу", исполосованном горизонтальными брызгами грязи, как бывает при большой скорости. За рулем сидел шофер. Мистер Тэрстон, крупный, цветущий мужчина, угрюмо возвышался над головой Брока и дергался от нетерпения. У него были большие руки с наманикюренными ногтями и почти сердитое выражение лица. Он то и дело бормотал: "Э-э, спасибо... чрезвычайно интересно, знаете" - и упорно пятился к двери, но Брок крепко держал его за рукав, расспрашивая Кена с необычайным энтузиазмом. Наконец терпение Тэрстона лопнуло, и он настойчиво дернул Брока за локоть. - Фред, выйдем, пожалуйста, на минутку. Мне нужно кое-что вам сказать. И через боковую дверь донесся его жалобный голос: - Фред, я же вам говорил: меня такие вещи ни капли не интересуют... - Нет, вы послушайте меня, Арчи, - возразил Брок и, решительно взяв своего спутника под руку, отвел в сторону, откуда их уже не было слышно. Дэви и Кен стояли неподвижно и молчали. Вскоре снова послышался голос Брока - приятели, по-видимому, обошли вокруг сарая и опять прошли мимо двери. - И эта штука, что у них в мастерской, по сравнению с радио - то же самое, что автомобиль по сравнению с велосипедом. Арчи, дорогой, - проникновенно говорил он, приостанавливаясь у двери, - вряд ли вы найдете более консервативного человека, чем я, но я беру на себя смелость предсказать, что через десять лет средний американец будет иметь в кармане миллион долларов. И черт меня возьми, если вы не верите в будущее своей страны! - Я такой же хороший республиканец, как и вы, Фред Брок, и вы это знаете, но все остальное - чушь, и мне больно видеть, что вы клюнули на эту удочку. Прошло десять минут, а спор все еще продолжался. Брок просунул голову в дверь и сообщил, что они вчетвером сейчас поедут завтракать в клуб. Но и за столиком Тэрстон не перестал артачиться. - Знаете, Фред, вы меня извините, но я хочу поговорить с молодыми людьми абсолютно откровенно, - скороговоркой произнес он. - Я вижу, вы славные ребята и знаете толк в своем деле. Желаю вам всяческих успехов. Но эта затея не для меня. Все, что связано с зерном, - пожалуйста, это меня интересует. Но надо быть полным простофилей, чтоб соваться в незнакомое дело. И не тычьте мне в нос своим Билли Дюрантом! - рявкнул он вдруг на Брока. - Дюрант и прочие, кто выпускает моторы, раньше занимались всякой техникой, а до изобретения автомобиля - телегами и каретами. Кроме того, мальчики, я ведь тут только проездом в Милуоки - по делам, - добавил он, многозначительно глянув на Брока. - Вас бесполезно приглашать с собой, так ведь, Фред? Во взгляде Брока, который он бросил на своего приятеля, Дэви уловил сострадание. - Да, Арчи, - тихо сказал Брок. - Поезжайте уж один. На крупном розовом лице Тэрстона появилось робкое выражение. - На этот раз без нотаций, Фред? - Да, Арчи. Все равно толку не будет, правда? - Никакого. Брок глубоко втянул в себя воздух и опустил глаза. - Но если вам нужна компания, почему бы не взять с собой этих мальчиков? Насколько мне известно, ни у того, ни у другого нет особых привязанностей, и они еще достаточно молоды для таких прогулок. - Погодите минутку, мистер Брок, - вмешался Кен, начиная кое-что понимать. - Мы не желаем быть незваными гостями. Мистер Тэрстон... - Мистер Тэрстон едет вовсе не в гости, - с горечью сказал Тэрстон. - Мистер Тэрстон едет в Милуоки не потому, что ему этого хочется, и не потому, что его пригласили в гости, а потому, что ему дьявольски необходимо устроить себе встряску, дома же это делать неудобно. А, пропадай все пропадом, едем! Кен и Дэви молча обменялись взглядами через стол. Лицо Кена было суровым и упрямым. Он решил согласиться. - Делай как хочешь, - сказал Дэви. - Я лучше останусь дома. - Мы поедем _оба_, - объявил Кен. По дороге к машине Брок отвел Дэви в сторону. Дэви подумал, что Брок хочет избавить его от поездки, и преисполнился к нему благодарности за чуткость. - Хочу вам сказать, что вы мне оказываете огромную услугу. Теперь он будет обязан войти в наше дело. Только последите, чтоб он остался цел и невредим. - Брок потрепал Дэви по плечу. - Вы бросаетесь в омут в отличной компании, молодой человек. Громоздкая машина с ревом пронеслась через город и помчалась по шоссе. Внешний мир с убаюкивающим гулом пролетал мимо, обдавая запахом весенней зелени и полевых цветов. Некоторое время Тэрстон молчал, не зная, о чем говорить, и только потягивал виски, держа в одной руке бутылку, а в другой - серебряный стаканчик. - Может, это весна так действует, - задумчиво произнес он наконец. - Я тоже бывало съезжал на заду по двери погреба, как тот мальчишка, что мы только что видели! А теперь мне уже пятьдесят два. Мне! Черт, быть этого не может! Иногда у меня возникает такое чувство, что стоит мне на минутку зазеваться - и тотчас какой-то шутник вырывает из календаря сразу пять лет. Еще десять-двенадцать лет - и конец, но куда же девались эти годы? Куда, спрашивается? Всего десять лет назад я был в полной форме. Я верил во все. Если случалось что-нибудь хорошее, я приписывал это тому, что я такой умный и ловкий. Теперь-то мне известно, какая все это ерунда! Вот я вам сказал, что хочу держаться той области, которую знаю! Это тоже ерунда! Ничего я ни о чем не знаю, и - что меня смертельно пугает - никто ни о чем не знает. Никто! - Он в отчаянии стиснул руки. - Мне нужно хорошенько встряхнуться - вот и все. Тогда, может, я опять приду в себя. Слушайте, перед девушками, пожалуйста, не называйте меня мистером Тэрстоном. Зовите просто Арчи. Тэрстон снял в отеле "Фаррингтон" номер из нескольких комнат с мебелью, обитой гобеленами. В окна глядела сиявшая над городом и озером золотистая синева. В лазурной дали крохотные пароходики пронзали синий бархат озера черными иглами дыма. Спустя час Тэрстон шумно и торопливо приветствовал трех вошедших девушек. Все они показались Дэви настолько прекрасными, что лицо его окаменело. Миниатюрная брюнетка тотчас же обвила руками шею Тэрстона. Она была тоненькая и изящная - Дэви казалось, что она может уместиться в его ладонях. Блондинка взглянула на Кена и неожиданно расхохоталась. - Господи помилуй, Фэнни! - Кен задержал ее руки в своих. - А я думал, ты подвизаешься в "Фоли" или порхаешь где-то на востоке! - Прежде всего, меня зовут Флер, а "Фоли" - это уже в прошлом. - Она сняла низко надвинутую на лоб шляпку из блесток и провела пальцами по мальчишеской, гладкой, будто покрытой золотым лаком, челке. - Уже полгода я пытаюсь выбраться домой, навестить стариков, но тут веселятся не хуже, чем в Нью-Йорке. В этих краях, куда ни приедешь, - всюду сплошной кутеж. Приглядевшись, Дэви смутно припомнил: эта девушка, Фэнни Инкермен, когда-то служила в магазине стандартных цен; но тут внимание его отвлекла высокая брюнетка, попросившая у него прикурить. У брюнетки был застенчивый взгляд. - Может, вы все-таки поздороваетесь? - обратилась она к Дэви. - Меня зовут Розалинда. Тэрстон суетился, громко выкрикивал распоряжения и понукал гостей. Обе руки его были заняты бутылками, но он успел потискать всех девушек по очереди - все они принадлежали ему. Лицо у него было красное, отчаянное и смеющееся, но глаза смотрели так, будто он вот-вот расплачется. - Давайте, давайте! - кричал Тэрстон. - Пошевеливайтесь, друзья! Устроим такое, чтоб небу стало жарко! Через два дня кремовый лимузин мчался сквозь серую пелену косого дождя обратно на север, и длинные брызги летели за ним из-под шин, как крылья. Лицо Тэрстона стало пепельно-серым и дряблым. Он съежился на переднем сиденье, рядом с шофером, словно стремясь спрятаться от всех и никого не видеть. Кен придвинулся к окну и смотрел на дорогу, крепко ухватившись за украшенную кисточкой петлю, "О господи", - время от времени бормотал он. Дэви сидел с закрытыми глазами. Его мутило, ему было стыдно за себя, стыдно вспомнить, что он видел и что вытворял сам, и все-таки о девушках он думал с нежностью. Он был даже чуточку влюблен в Розалинду, и ему хотелось повторить все сначала - сегодня же, сейчас. Всю дорогу до Уикершема никто не произнес ни слова, и, только выходя из машины у дверей гаража, братья промямлили: "Спасибо, мистер Тэрстон". Впрочем, на следующий день позвонил Брок и сказал: - Ну, ребятки, вы молодцы. Я получил чек от Арчи. Хочу поблагодарить вас обоих. Дэви не мог сдержать любопытства. - Сколько же он дал? - Восемь тысяч. Криво усмехнувшись, Дэви повесил трубку на рычажок. - Можем гордиться, Кен, - с горечью сказал он. - Мы с тобой ценимся дороже, чем самые хорошенькие потаскушки в Милуоки. Пятнадцатого июня 1926 года начала свое существование Уикершемская исследовательская корпорация с основным капиталом в двадцать пять тысяч долларов. Председателем корпорации был Кеннет Мэллори. Дэвид Мэллори был вице-председателем, а Фредерик Кинсмен Брок - секретарем-казначеем. Братья Мэллори владели пятьюдесятью одним процентом паев, и каждому было положено двести пятьдесят долларов ежемесячного жалованья. Пятнадцатое июня пришлось на вторник, теплый солнечный день, а шестнадцатого июня "Братья Доу - портные" записали в своей книге заказов: "Мистер Кеннет Мэллори - 1 выходной костюм, двубортный, в елочку, N 22058 - 75 долларов. К 20 июня. Коричневый". К началу июля кутеж с Тэрстоном превратился в смутное воспоминание, погребенное под тяжким грузом срочной работы. Деньги дали возможность приобрести оборудование, которое открывало новые пути для исследований. Впрочем, иногда в памяти Дэви всплывали воспоминания об этой экскурсии в неправдоподобный мир, где Тэрстон швырял деньгами с такой небрежностью, будто это были не двадцатидолларовые бумажки, а вырезанные из газет купоны. Дэви думал и о Розалинде, но уже равнодушно, словно припоминая обрывки фраз, прочитанных в развеваемых ветром рекламных афишах. Тем не менее однажды ночью он проснулся с таким ощущением, будто он опять в отеле "Фаррингтон", а рядом с ним - Розалинда. Почуяв еле уловимый сладкий запах ее духов, Дэви протянул к ней руку, но стукнулся костяшками пальцев о стену возле раскладушки. И в ту же секунду его потрясли за плечо. Дэви быстро приподнялся. В темноте над ним склонился Кен. - Что случилось? - невнятно пробормотал Дэви спросонья. - Который час? - Ничего не случилось, - ответил Кен. - Сейчас два часа. Он присел на кровать, и его фигура в облегающем новом костюме изящным силуэтом вырисовывалась на фоне озаренного луной окна; запах духов, от которого сон показался Дэви явью, исходил от костюма Кена. - Дэви, слушай. Вики не заходила и не звонила вечером? - Нет. А что? - Ты точно знаешь, что она не звонила? Ты никуда не уходил? - Я весь вечер чинил диффузионный насос. Ради бога, Кен, что стряслось? С кем ты был? От тебя разит духами. - Я был с Фэнни-Флер. Она оказалась в городе и позвонила мне. Тебя не было, и я не успел тебе сказать. - Где же ты взял денег? - Говорю тебе, она сама приехала сюда, - раздраженно сказал Кен и встал. - Вики видела нас. Она, очевидно, задержалась на работе и переходила улицу прямо перед нашей машиной. Она взглянула на машину и явно узнала ее. Потом заметила Фэн. Она посмотрела на меня в упор и пошла дальше как ни в чем не бывало. - Ну? - Ну, к счастью, верх был спущен, так что она не могла меня сразу узнать. Ведь за рулем мог сидеть и ты, Дэви. И, конечно, это был ты! Завтра ты ей так и скажешь. - Ох, боже мой, - с отвращением поморщился Дэви. - И ты из-за этого будишь меня среди ночи? Что из того, если даже она тебя узнала? Ведь тебе решительно все равно. - Нет, не все равно, - в отчаянии воскликнул Кен. - Клянусь, мне не все равно. Правда, последние две недели я не слишком много думал о ней, но она посмотрела на меня так, что у меня душа перевернулась. Я весь вечер места себе не находил. - Оно и видно - насквозь пропах духами. - Господи, до чего ты глуп! - обиделся Кен. - Чем больше я злился на себя за Вики, тем скорее все произошло с Фэн. И, пожалуйста, не говори, что это вздор. - Нет, я скажу, что, по-моему, не вздор. Вики тебе уже совершенно безразлична, и ты должен сказать ей всю правду. - И вдруг в Дэви вспыхнула бешеная злоба. - Иди к черту и не мешай мне спать! - закричал он. - Дэви, слушай... - Кен сел на раскладушку, сразу присмирев. Его красивый профиль четко обозначился на фоне окна; лунный свет лежал тусклыми бликами у него на щеке. - Я не могу порвать с Вики. Если мы расстанемся, со мной случится что-то ужасное - не знаю что, но я боюсь. Из всех девушек, которых я знал, только с ней одной я чувствовал себя легко и свободно. Вики сейчас еще девочка, но ведь станет же она взрослой, и если я на ней не женюсь, это будет для меня все равно, что самоубийство. Я это знаю. - Ты на ней женишься? - грубо спросил Дэви, приподнявшись, чтоб заглянуть брату в лицо. - Что ты плетешь! - Я серьезно говорю. Клянусь тебе. - Так я и поверил. - А я тебе докажу. И Марго тоже докажу. - При чем тут Марго? - медленно произнес Дэви. - Знаешь, что ты за человек? - Дэви сбросил простыню и сел на край раскладушки. Он готов был высказать всю жестокую, интуитивно угаданную им правду о Кене, но вместо того вздохнул и заговорил мирно, почти ласково: - Кен, с самого рождества ты постепенно катишься под гору. С самого рождества. Ты это знаешь? - Почему именно с рождества? - В сочельник ты крепко поссорился с Марго. Кен нехотя поднял глаза. Он не понимал, о чем говорит Дэви. - Ну, ладно, я был неправ. - Нет, - сказал Дэви, - дело вовсе не в том, прав ты или неправ. - Тогда к чему же ты клонишь? - Кен не хитрил и не увертывался. Он просто ничего не понимал. Дэви вздохнул. - Пожалуй, ни к чему. Ладно, Кен, успокойся. Если будут неприятности с Вики, я постараюсь все уладить. - Что ж, ты будешь ждать, пока начнутся неприятности?! - взорвался Кен. - Завтра же займись этим. Скажи, что это ты был в машине с Фэн. - Хорошо, я был в машине с Фэн. - И вдруг он резко спросил: - А ты и дальше намерен встречаться с Фэн? Кен аккуратно снимал пиджак; его движения на фоне слабо озаренного окна казались странными и смешными. - Я не буду с ней встречаться, - отозвался он наконец. - Если ты все уладишь с Вики, не буду. - Значит, договорились, - сказал Дэви, и в нем шевельнулась глухая, беспомощная злость, ибо, не сомневаясь в искренности Кена, он все же понимал, что тот не сдержит своего слова. И был убежден, что Кен подсознательно тоже понимает это. Сразу же после завтрака Дэви отправился к Вики. Несмотря на ранний час, июльское утро дышало зноем. Не заходя в мастерскую Уоллиса, Дэви обошел дом и направился к входной двери. Вики как раз спускалась по ступенькам. - Черный ход почему-то не открывается, - сказал Дэви. - Или вы стали запираться на ночь? - Нет, там не заперто, - удивленно ответила Вики, останавливаясь. В своем тщательно выглаженном летнем платьице она была похожа на девочку, идущую в школу. - Вы стучали? - спросила она. - Я не хотел его беспокоить. Почему вы вчера так поздно кончили работу? Вики бросила на него пронизывающий взгляд; в глазах ее светилось столько ума и насмешливости, что Дэви почувствовал уже не жалость, а страх. - Откуда вы знаете, что я поздно кончила работу? - спросила она. - Я подумал, что вы идете из магазина. - Где же вы меня видели? - (Девочка, идущая в школу одна по задворкам, вдруг насторожилась, увидев поджидающих ее мальчишек, но на их грубые поддразнивания ответила полным презрением.) - То есть как "где"? Мы с вами даже кивнули друг другу вчера на Стейт-стрит, часов около девяти вечера. По крайней мере мне показалось, что и вы мне кивнули. - Так же, как вам _показалось_, что вы там были? Я-то была там, Дэви. А вот вас не было. - Нет, был, и со мной в машине сидела Фэнни Инкермен. Вики очень медленно пошла вниз по ступенькам. Дэви, забыв обо всем, в это мгновение желал только одного: чтобы она ему верила, - и глаза его стали молящими. Но в следующую же секунду ему захотелось, чтобы она увидела его насквозь, поняла, что он лжет, а главное - почему он лжет. - О Дэви, какой же вы глупый! Ведь я знаю, что с этой девушкой был Кен. - Вики сошла с последней ступеньки и остановилась на дорожке рядом с ним; теперь он смотрел на нее сверху вниз. - Я знала, что это Кен, и мне было решительно все равно: я уже давно ожидала чего-нибудь в этом роде. А вы со своей дурацкой ложью превратили все в пошлость и дешевку. Вы не оказали мне услугу, Дэви, а если вы думаете, что выручаете Кена, то очень ошибаетесь. И кто вам сказал, что вы умеете врать? - вдруг вспыхнула она. - Да такая девушка на вас и смотреть не стала бы! - Спасибо. Какой же тип девушек вы считаете подходящим для меня? - Я даже не хочу сейчас говорить о вас, Дэви. Вы сваляли такого дурака! И, пожалуйста, не корчите унылой физиономии! - добавила она. - Если уж решили врать, так имейте мужество врать посмелее! - Вики! - Я знаю, что я - Вики. Ох, да уйдите вы наконец! Вы мне надоели! И вы, и Кен. Во всем, что не касается вашей работы, вы ведете себя, как абсолютные кретины. Идите вы оба к черту! - устало проговорила она и пошла через палисадник. Дэви догнал ее и взял за прохладную обнаженную руку выше локтя. - Вики, не сердитесь. Если все было в порядке, пока я не ввязался в эту историю, то забудьте, что я сказал. Во всем виноват я один. - Неправда. Это придумали вы с Кеном, иначе откуда бы вы узнали? Я злюсь на вас только за одно, Дэви: за то, что вы все знаете. А Кен меня в самом деле сильно обидел. И дело вовсе не в ней. Я понимаю, как это могло случиться. Конечно, мне больно, но так как я всегда знала, что я не та девушка, которая может завладеть им целиком, то, по правде говоря, для меня это не такой уж удар. С меня хватит и того, что я имею, но когда мне лгут, я чувствую себя словно оплеванной. Дэви шел рядом с нею под палящим утренним солнцем. Он был истерзан презрением Вики, подавлен сознанием своей вины, но сильнее всего его поразил контраст между ее великодушной любовью к Кену и тем, как относился к ней Кен. Вики оказалась настолько благороднее, чем он и его брат, что Дэви охватил гневный стыд. Отныне в ее представлении он навсегда останется таким, как сейчас: рохлей, лжецом и дураком. Однако с какой стати он будет отдуваться за все, когда Вики - сейчас это стало ему совершенно ясно - виновата в происшедшем не меньше, чем Кен! Дэви остановился и выпустил ее руку. - Знаете, что я вам скажу: я устал от вас обоих. Вы и Кен с двух сторон колотитесь о меня, как о каменную стенку, но ведь я же не каменный. Больше никогда не смейте изливать передо мной душу - ни вы, ни Кен! - крикнул Дэви. Сейчас он невыносимо страдал. - Только я один и принимаю все это близко к сердцу... К черту, довольно! Пусть Кен получает по заслугам, да и вы, Вики, тоже. Весь день Дэви почти не разговаривал с Кеном, который заметно помрачнел, выслушав его краткий горький рассказ о случившемся. В половине шестого Кен ушел из мастерской и поехал в город. Длинные прохладные тени уже протянулись на улицах, освещенных косыми лучами солнца. Кен остановил свой "додж" неподалеку от книжной лавки, откуда через несколько минут должна была выйти Вики. Здесь, в центре города, улицы были запружены машинами и пешеходами, спешившими домой. Наконец появилась Вики. Заперев дверь на ключ, она быстро повернулась, и от этого движения чуть взметнулся подол ее легкого платья. Кен сидел за рулем спокойно, неподвижно, мысленно внушая Вики, чтоб она разглядела его в этой суетливой толпе, веря, что связывавшие их узы еще крепки и все пройдет бесследно, как пылинки сквозь солнечный луч. Вики сошла со ступенек и вдруг резко повернула голову, будто повинуясь инстинкту, настойчиво подсказывавшему, что в привычной уличной толчее она сегодня найдет нечто необычайное, если догадается, где искать. Увидев Кена, она приостановилась. И ничто не дрогнуло в ее лице, когда она пошла прямо к машине. Она шла, высоко держа голову, и ни один человек в этой толпе, кроме нее и Кена, не знал, что она избегает встречаться с ним взглядом. Кен, перегнувшись вбок, открыл дверцу, и Вики молча села рядом, но ни у нее, ни у Кена не возникло ощущения знакомой близости. Маленький "додж" влился в поток машин. Кен искоса поглядывал на ее руки, спокойно сложенные на коленях. Руки лежали недвижно, будто и не они когда-то гладили его по лицу, не ими Вики прижимала его к себе, когда он обнимал ее. Кен с облегчением вздохнул - он понял, что любит ее по-прежнему. Сейчас, когда Вики стала недоступной, все в ней вызывало у него особенную нежность. Он было испугался, что разлюбил ее, что ему придется вновь ощущать ту серую пустоту, которая овладевает душой, когда уходит любовь, когда прикосновение к руке возлюбленной волнует не больше, чем поглаживание собственного запястья. И сейчас для него было гораздо важнее не утерять, своей влюбленности, чем сохранить ее любовь. - Давай немного прокатимся и поговорим? Мне много нужно тебе сказать. - Кен выжидал, но Вики ответила упорным молчанием. - Дэви рассказал мне о вашем утреннем разговоре. Я сделал страшную глупость, Вики. - Она по-прежнему молчала, и в нем зашевелилось глухое раздражение, но вместе с тем усилилась и влюбленность. - Ты не хочешь со мной разговаривать? Ты ведь знаешь, я люблю тебя. - Кен, - сказала Вики, и по звуку ее голоса он понял, что она отвернулась, то ли изнемогая от усталости, то ли просто заинтересовавшись витринами. - Нельзя ли немножко помолчать? Кен опустил голову, но про себя улыбался от гордости за нее. Уладив ссору, он непременно повезет ее куда-нибудь закусить. Он миновал северную окраину города и свернул с шоссе на грязную проселочную дорогу, ведущую к высоким скалам. Сюда обычно ездили только по вечерам; автомобильные шины и колеса двуколок из года в год приминали траву на поляне. Позади высились темные сосны, окутанные синей вечерней тишиной. Кен выключил мотор и повернулся на сиденье так, чтобы видеть ее лицо. - Можешь ты поверить только одному? - умоляюще сказал он. - Можешь ты поверить, что та девушка для меня ничто? Вики по-прежнему старалась не смотреть на него, устремив взгляд вниз, на неподвижную гладь озера, освещенного закатным солнцем. В профиле ее была благородная гордость, и, как бы став на мгновение старше и мудрее, Кен вдруг увидел ее совсем иными глазами. Неизвестно откуда взявшаяся инстинктивная мудрость позволила ему понять, что с годами черты лица Вики будут становиться все красивее и значительнее. Его переполнило ощущение ликующей гордости за то, что он полюбил именно ее. Потом он заметил, что подбородок ее уже не так надменно вздернут, как раньше, и решил еще раз попытать счастья. - Ты должна мне ответить, - убедительным тоном сказал он. - Рано или поздно нам все равно придется поговорить. Вики, ты веришь, что та девушка ровно ничего для меня не значит? Смутное видение, придававшее Вики силу сопротивляться, окончательно растаяло в воздухе где-то у дальнего берега, и ресницы ее дрогнули. Она опустила голову и стала рассматривать свои руки. - Ну, хорошо, - внезапно охрипнув, прошептала она. - Предположим, я верю. - И ты веришь, что я люблю только тебя одну? Ты веришь, я знаю, - сказал Кен. - Ты в этом никогда не сомневалась, как и я в том, что ты любишь меня. - Кен остановился: ее потупленное молчание казалось ему осязаемым, как легкая ткань. - Ну, ответь же. Вики. Ведь правда, у нас с тобой одинаковое чувство друг к другу? Он положил руку ей на плечо, и сердце его затрепетало от жалости - так невинно и так целомудренно было ее тело. Но Вики отодвинулась. - Не трогай меня, - тихо сказала она, и в глазах ее вдруг заблестели слезы. - Не трогай. Давай просто поговорим. - Но ты же со мной не разговариваешь. Ты не сказала ни слова, и я знаю, почему. Все, что ты можешь сказать, мне известно в сто раз лучше, чем тебе. Тебе кажется, что ты меня ненавидишь - так я ненавижу себя гораздо сильнее. Я готов вырвать себе все внутренности за то, что я натворил. Но все равно я ни на секунду не переставал тебя любить, и ты это знаешь. Сказать тебе нечего, потому что тут уж ничего не поделаешь. Это прошло и никогда больше не повторится. Я даже не спрашиваю, веришь ли ты мне, так как ты знаешь, что это правда. Ведь я вижу, что ты это знаешь! - Перестань меня урезонивать! - с горечью вырвалось у нее. Слезы, поразившие Кена, хлынули не от душевной боли, не от жалости к себе, а от сознания, что все ее надежды обмануты. И вдруг Вики закатила ему такую пощечину, что лицо его на мгновение перекосилось от боли. Она ударила его еще раз. - Негодяй! - сказала она дрогнувшим голосом и умолкла, как бы прислушиваясь к хрусту ломающихся где-то внутри нее льдинок. В ее расширившихся глазах появилось выражение смиренного отчаяния. - О Кен! Кен, милый, я так тебя люблю! Вики обвила руками его шею, прижалась головой к его лицу и безудержно зарыдала, уже не пытаясь сохранить внешнее достоинство и не зная, сколько настоящего достоинства было в ее чистом и искреннем горе. Но Кен вздрогнул, будто от удара кулаком: эта сдавшаяся наконец Вики уже не вызывала в нем нежности, и он испугался. - Вики, маленькая моя, - шептал он в ее волосы. - Ради бога, не плачь. Но Вики не могла остановиться. - Кен... Кен... - только и могла выговорить она. Наконец она прерывисто вздохнула и еще крепче прижалась к Кену. - Делай что хочешь, мне все равно, - зашептала она. - Ты для меня все, о чем я могла только мечтать и никогда не надеялась иметь. Я недостойна такого, как ты. Я не имею права сердиться. Ведь я же всегда знала: ты когда-нибудь очнешься и поймешь, что тебе нужна не такая, как я. - Ты с ума сошла, - пробормотал Кен, ему неистово хотелось заставить ее замолчать, ибо у него появилось ощущение, будто трепещущее сердце, которое он все время держал в ладонях, начинает биться тише и вот-вот замрет навсегда. Он еле сдерживался - ему хотелось грубо встряхнуть ее за плечи и прекратить это отчаянное самоуничижение. "Рассердись на меня снова. Вики, - мысленно взмолился он. - Только гордой я и могу любить тебя". - Каждая девушка мечтает о таком, как ты, - продолжала Вики. - О таком красивом, таком умном... И когда проходит еще неделя, а ты по-прежнему со мной, я знаю, что это чудо. - Не думай так. Вики. Это неправда! - Он целовал ее лоб, глаза, но страстная убежденность в его голосе шла уже не от сердца, в котором постепенно воцарялась серая пустота. Им овладел панический страх, потому что прикосновение к ее спине волновало его сейчас не больше, чем если бы он погладил собственное запястье; руки, обвившиеся вокруг его шеи, утратили свою колдовскую прелесть - они стали просто горячими и цепкими. Ему хотелось отшвырнуть ее от себя - сейчас она еще и не того заслуживала, - но он продолжал тупо глядеть поверх ее головы. Лучше, чем кто-либо другой, он знал, как бесполезны попытки возродить любовь, раз она умерла. Сжимая Вики в объятиях, выдавливая из себя слова любви и придумывая маленькие ласки, он уже строил планы бегства к своей работе, которая надолго поглотит его целиком, но зато не даст запутаться в тонких сетях человеческих чувств, - бегства в тот мир, где вовсе не нужно разбираться в чьих-то душевных движениях, а меньше всего - в своих собственных. - Ну, Вики, успокойся же, - в отчаянии шептал он. - Дэви ждет меня в мастерской, нам нужно работать. Жаркие летние дни медленно катились один за другим над старым сараем, и каждый день был наполнен своим особым солнечным светом и тенью от облаков, своими ветерками, звуками, доносившимися с полей, и вечерними запахами, но ничто из внешнего мира, казалось, не проникало в мастерскую. Мимо запертых дверей по булыжной мостовой с грохотом проносились машины, увозя отпускников на север любоваться озерами в сумеречном освещении. На другом конце города, в Пейдж-парке, горящие фонари еженощно стояли на вахте над случайными любовниками. С авиационного завода Волрата на соседний аэродром стали поступать первые зеленые бипланы; они совершали пробные полеты, жужжа в летнем небе, как стрекозы. Нортон Уоллис упаковал свой двигатель и вместе с ним в душном товарном вагоне проделал путь до какого-то городка в Аризоне, где некий молодой профессор производил опыты с гигантскими ракетами. В Милуоки Фэн Инкермен по-прежнему проводила время в своеобразных развлечениях. В августе она случайно встретилась с очень забавным маленьким толстячком по имени Карл Бэннермен и кутила с ним напропалую. К счастью, им не представилось случая установить, что в Уикершеме у них имеется общий знакомый по фамилии Мэллори - Кен Мэллори, - иначе дело могло бы дойти до драки. А в Уикершеме Кен позволял себе выходить из мастерской только по субботним вечерам - на свидания с Вики, которые назначались раз в неделю. Кен бывал ласков, но рассеян, ибо настоящая его жизнь протекала не здесь. Все это лето он жил в далеком мире, среди нереальных скал и горных пиков, в мире, где расстояния измерялись не милями, а вольтами, скорость же стремительных потоков - амперами. Этот мир был заключен в двенадцатидюймовом стеклянном цилиндре, размером и формой походившем на сложенную подзорную трубу; внутри него в безвоздушном пространстве находились замысловато расположенные кусочки металла и изогнутой проволоки. Кен обитал в этом мире вместе со своим братом Дэви. Кроме них, здесь не было ни одного человеческого существа, и для Кена наступил период бесстрастной удовлетворенности и блаженного спокойствия. А Дэви это лето представлялось цепочкой коротких, непреклонно размеренных дней, в течение которых успехи в работе становились все зримее, как постепенный рост виноградной лозы. Он знал, что не только интерес к разрабатываемой ими проблеме заставляет Кена с головой погружаться в работу. Слишком часто Дэви приходилось наблюдать, как ведет себя Кен, когда остывают его любовные увлечения. И хотя роман с Вики был серьезнее и продолжительнее всех предыдущих, кончился он тем же самым - отчаянным и длительным погружением в глубины, куда не могли проникнуть ни сожаления, ни слезы, ни отблески чувств. Дэви все понимал, но помалкивал. Он, так сказать, умыл руки, решив не думать о Кене и Вики; и теперь к кончикам его пальцев уже не липли их горести, а ладони больше не влажнели от сострадания. В конце августа Брок, вернувшис