о агента по рекламе! Я заявил асу, что не могу занять эту должность без своего постоянного секретаря. Это я вас, деточка, имел в виду. Оставьте записку Рассу Ричардсону - сообщите ему, что он стал директором самой крупной из мелких радиостанций Кливленда. Повесив трубку, Вики почувствовала, что вся дрожит. Уверенность, не покидавшая ее много месяцев, вдруг исчезла. Что же будет, спрашивала она себя, когда она опять встретится с Кеном? Неужели она снова очутится в плену этой тягостной любви или же придет, наконец, полное равнодушие, которого она так жаждет? Вики попробовала представить себе его лицо, но внезапный страх мешал ей как следует разобраться в своих чувствах. Она могла только дать себе слово, что не станет ни искать, ни избегать этой встречи. Чему быть, того не миновать, но пусть это свершится само собой. Летний зной, стоявший над полями, в поезде был еще ощутимее, но ничто не могло прогнать леденящий страх, терзавший Вики по дороге в Уикершем. О, если б она была влюблена в другого, с отчаянием думала Вики, или хотя бы просто увлечена - тогда для нее было бы совершенно безопасно видеть Кена, слышать его голос или чувствовать прикосновение его руки. Ей хотелось влюбиться в кого-нибудь сию же минуту - не для того, чтобы испытать счастье любви, а только чтобы стать нечувствительной к обаянию Кена. Как пригодился бы сейчас один из тех мальчиков, которыми она пренебрегала в школе, - из тех положительных серьезных мальчиков, умевших вдумчиво относиться ко всему на свете и всегда вызывавших у нее раздражение, потому что, как ни досадно это было, она чувствовала, что они правы. Вики поймала себя на том, что припоминает имена и лица, давным-давно улетучившиеся из ее памяти, и с удивлением обнаружила, что сейчас, спустя столько времени, они вдруг приобрели для нее привлекательность. Поезд, погромыхивая, несся вперед, и Вики с надеждой думала: а вдруг в ее жизни появится какой-нибудь из этих мальчиков, конечно, уже возмужавший и более уверенный в себе, но еще не утративший способности грустно светлеть от одного ее взгляда. Вики представляла себе, как она идет рядом с этим безликим возлюбленным, молчаливо наслаждаясь безмятежным сознанием своей безопасности. Она даже видела, как в удобный момент, когда она останется одна, появится Кен. Он спросит ее, как дела, а в его улыбающихся глазах будет спокойная уверенность в том, что, несмотря ни на какие ее слова, он по-прежнему живет в ее сердце. А она, с негодованием угадывая его мысли, так же спокойно отомстит ему, описав - о, как бы между прочим! - своего нового поклонника. Но Вики ни на мгновение не пришло в голову, что, если б Кену довелось услышать описание этого другого человека - совершенной противоположности ему, - он мог бы с полным основанием заметить: "Тот, о ком вы говорите, в точности похож на Дэви". Увидев деда, пришедшего встречать ее на вокзал, Вики была потрясена происшедшей в нем переменой. Она довольно часто писала ему из Кливленда, но делала это не столько из любви, сколько из чувства долга, догадываясь, что в жизни старика она играла немалую роль, но ничто в письмах деда не подготовило ее к тому, что он так трогательно обрадуется ей при встрече. Он обнял ее, и на глазах у него выступили слезы. Немного погодя, отстранившись, он пристально вгляделся в ее лицо. - Ты стала старше, - медленно сказал он. - Повзрослела в Кливленде. Сколько ты рассчитываешь пробыть здесь на этот раз? Голос его был таким смиренным, что Вики чуть было не расплакалась, вспомнив былую строптивость старика. И весь он казался хрупким, слабым, почти прозрачным. - Не знаю, дедушка, - сказала она. - Может, и долго. - Очевидно, ты все же будешь работать? - Я ведь и приехала сюда по служебным делам, - мягко напомнила Вики. - Знаю. Знаю. Ну, ладно. Постарайся не слишком часто встречаться с молодыми людьми. Вики, - молящим тоном сказал он. - По крайней мере с... ты знаешь, с кем. - Не беспокойся, дедушка, все в порядке. Все в полном порядке. Пойдем домой. В доме царило такое же пыльное запустение, как и в тот раз, когда она приехала сюда впервые. Ни слова не говоря, она сразу же принялась за уборку, несмотря на протесты старика, который упрашивал ее хоть минутку посидеть спокойно, чтобы он мог поглядеть на нее. Она вытирала пыль, мыла и скребла до одиннадцати часов ночи, радуясь этой черной работе, отвлекавшей ее от мыслей о себе и своем возвращении. Старик ходил за ней по пятам, не спуская с нее ласкового взгляда, и отступал в сторону только перед шваброй или тряпкой. Все утро, с того момента, как Вики вышла из дому и направилась через весь город на завод доложить о своем приезде, она находилась в состоянии томительного беспокойства, словно ждала, что вот-вот перед ней появится Кен. Мысль о том, что он может застигнуть ее врасплох, была для нее невыносимой. Помещение, отведенное Карлу и ей, оказалось крошечной каморкой, где еле умещались два стола. Каждый раз, когда кто-нибудь останавливался в коридоре или просто проходил мимо, пальцы Вики застывали на клавишах машинки, пока на матовом стекле двери не исчезал силуэт. Дважды Вики встречала Марго, которая за последний год стала еще более замкнутой. Марго теперь одевалась совсем по-другому, чем прежде, и вся изменилась - вплоть до походки. Даже в таком крупном городе, как Кливленд, и то ее могли бы принять за даму из Нью-Йорка благодаря ее особой хрупкой утонченности. Вики не успела толком поговорить с ней, потому что Марго, как, впрочем, и все служащие фирмы, кружилась в водовороте лихорадочной подготовки к авиасостязаниям. Марго ни словом не обмолвилась о Кене и только сказала, что, когда кончатся состязания, надо будет обязательно собраться всем вместе. Марго, видимо, совсем забегалась и захлопоталась; в конторе говорили, что единственный способ наладить какое-нибудь дело - это обратиться к мисс Мэллори. Ее напряженной энергией, казалось, была пропитана вся атмосфера завода. Карл тоже находился в непрестанном возбуждении и не терял даром ни минуты: он то и дело вбегал и выбегал из каморки-конторы, торопливо разговаривал по междугородному телефону и несся на очередное совещание. Вики до такой степени привыкла к этой постоянной беготне, что спустя несколько дней после своего приезда, в пятницу, сначала даже не обратила внимание на его тень, остановившуюся за стеклянной дверью. Очевидно, он с кем-то разговаривал. Но тут его тень отодвинулась и появился силуэт другого человека, гораздо выше и, по-видимому, моложе Карла. До нее доносился их невнятный говор, звучавший то громче, то тише. Вдруг молодой человек рассмеялся. Вики замерла - этот смутно знакомый смех показался ей наваждением. Голоса стихли, но молодой человек не уходил. Через секунду дверь отворилась. Вики была так поглощена мыслью о Кене, что совсем забыла о существовании Дэви, который стоял в дверях и улыбался, глядя на нее с насмешливой укоризной. - Ну, и хороши же вы! Даже не позвонили, не дали знать, что вы здесь, - спокойно сказал он. Вики почти физически ощущала взгляд его темных глаз на своих волосах, на лице, платье и руках. - Вы изменились. - Нет, я все та же. - Будь вы прежней, вы бы позвонили, как только сошли с поезда. Если б не Карл, я и не знал бы, что вы здесь. С понедельника я четыре раза проходил мимо этой двери и понятия не имел, что вы тут сидите. - Четыре раза? - переспросила она и добавила: - И вы были одни? По его быстрому проницательному взгляду Вики догадалась, что выдала себя с головой. - Один, - сказал Дэви. - Кен и Волрат не питают особой любви друг к другу, поэтому во избежание всяких трений мы с Кеном решили, что он будет продолжать нашу основную работу, а я уж докончу то, что мы тут затеяли. У Кена все благополучно. - Он умолк, настороженно глядя на нее. - А вы как живете? - Вы тоже изменились, - внезапно сказала Вики. - Разве? - Вы стали как-то увереннее, солиднее. - Это верно, - просто сказал он. - Мне многое пришлось пережить. - Хорошего или плохого? - Того и другого понемножку. - Дэви неожиданно улыбнулся знакомой ей грустной улыбкой, и Вики на мгновенье даже растерялась - чем-то таким близким вдруг повеяло от Дэви, будто она совсем недавно с огромной нежностью думала о нем или о ком-то, очень на него похожем. Вики старалась припомнить, когда и где это было, но не смогла. И все же она была благодарна ему за то, что он здесь, - при нем ей стало как-то легче, словно он оказывал ей услугу, в которой она отчаянно нуждалась. Последний раз Дэви обедал с Вики в ресторане Белла в тот вечер, когда она решила уехать из Уикершема, и до сих пор ему никогда не приходило в голову, какими, в сущности, скудными крохами довольствовалась его любовь - ведь чуть ли не с первого дня знакомства он видел только повернутый в сторону профиль Вики, ибо даже во время самых задушевных бесед она всегда говорила и думала о другом человеке. Но сегодня Дэви впервые глядел ей прямо в глаза, чувствуя радостное волнение оттого, что все ее внимание сосредоточено на нем. И только память о том, что вот так же однажды глядела на него Фэн Инкермен, заставляла его держаться настороженно. Во время обеда Дэви ни разу не заговорил на тему, все время занимавшую его мысли, но, остановив машину у дома Уоллиса, он повернулся к Вики и сказал: - Хочу спросить вас прямо - вы все еще любите Кена? - Нет. - Ответ, я бы сказал, скоропалительный. - Он был у меня наготове. Я знала, что вы меня об этом спросите. - Разве это было так очевидно? - Вы хотели спросить еще днем, когда вошли в контору, - сказала она. - Я и тогда ответила бы так же. Дэви положил руку на ее запястье; Вики не отодвинулась. Он чуть было не сжал пальцы властным движением, но вспомнил, что однажды точно так же стиснул руку Фэн и та тоже не отодвинулась. Настороженность, глубоко укоренившаяся в его душе, заставила его разжать пальцы. Иронически улыбнувшись, он убрал руку и наклонился, чтобы открыть перед Вики дверцу. Вики удивилась, поняв, что ее вежливо отстранили и, секунду помедлив, вышла из машины. - Спокойной ночи, - сказала она и направилась к дому. Услышав этот холодный тон, Дэви посмотрел ей вслед. - Будут ведь еще и другие ночи, правда? - В голосе его звучала мольба, заглушившая сердитый внутренний протест: "Дурак ты, дурак, зачем ты повторяешь все сначала!" - Если вы захотите, - ответила Вики. - Захочу, - быстро сказал он. - Да, захочу. Позже, лежа в постели, он вдруг ощутил слабый запах ее духов, словно она в темноте только что прошла мимо. Он открыл глаза, но наваждение мучило его до тех пор, пока он не обнаружил, что пахла духами его правая ладонь, лежавшая сегодня на руке Вики. На следующий день ему незачем было идти на завод Волрата, но, работая в лаборатории, он бегал на каждый телефонный звонок в надежде, что его вызовут на какое-нибудь совещание и у него будет предлог зайти к Вики. И ни на минуту он не мог отделаться от ощущения, что все это уже однажды с ним было. В течение утра он то и дело порывался сказать Кену о приезде Вики, но каждый раз слова застывали у него на языке - он видел перед собой Вики и Кена, замерших в объятии, слышал их ласковый шепот... Все-таки в середине дня он сказал Кену о приезде Вики, но тот взглянул на него так странно, что сердце Дэви сжалось от страха. - По-моему, я тебе говорил об этом, - произнес Кен. - Нет, ты не говорил, что она здесь. А откуда ты узнал? - Мне сказала третьего дня Марго. Ты уже видел Вики? - Да, вчера. Почему же ты молчал, Кен? Должно быть, я выглядел порядочным дураком, когда устроил ей нагоняй за то, что она по приезде не позвонила. Кен был искренно озадачен. - А почему, собственно, она должна была звонить? - осведомился он. Некоторое время спустя Дэви внезапно оторвался от работы и пошел звонить Вики, чтобы назначить встречу с ней на вечер. Пообедав вместе, они поехали к озеру, лежавшему среди холмов в четверти мили от танцевального павильона, который был похож на волшебный шатер, обведенный светящимися точками электрических лампочек. В теплой вечерней тишине приглушенные звуки музыки, которым темнота придавала чистую прозрачность, были полны особого, колдовского очарования. - Давайте поговорим, - порывисто сказал Дэви. - Мне хочется говорить о вас. - Дэви, - медленно произнесла Вики, - что вы делали весь этот год? - Работал, вот и все. А что? - Вы сильно изменились. - Разве? Вот об этом я и хотел поговорить с вами. А вы изменились. Вики? - Вы же сказали, что да. - Знаю. Но я имел в виду внешнюю перемену. А сейчас... - Договаривайте, Дэви. - Я уже спрашивал вас о Кене, - не сразу произнес он. - Я вам сказала правду, Дэви. - Знаю, что вы верите в это, Вики, но в душе - в самой глубине души - вы тоже уверены, что это правда? Или только так говорите? - Нет, это правда, - твердо сказала она. - Так должно быть. - Если _должно_, значит это неправда - во всяком случае, сейчас. - Ах, не придирайтесь к словам, Дэви. - Но это так для меня важно. Вики! - Это верно, Дэви? - тихо спросила она. - Вы же сами знаете. И из-за Кена я не могу разговаривать с вами так, как я разговаривал бы с любой другой девушкой. - Но я же сказала вам, что все прошло. Я понимаю, для вас я - бывшая подружка Кена. Но ведь я-то о себе так не думаю. Мне даже трудно припомнить, что я тогда чувствовала. Неужели я так и не смогу заставить вас поверить этому? - Хотел бы я, чтоб вы смогли! - А все-таки, как бы вы разговаривали, будь на моем месте другая девушка? Дэви усмехнулся. - Не могу же я переключиться так сразу. - Попробуйте! - Нет, - сказал он, протягивая ей ладонь. - Возьмите мою руку, вот и все. Подержите. Мне это страшно приятно, Вики. А вам? - Дэви, мы собирались поговорить! - Не убирайте руку. Ладно, давайте поговорим. Я расскажу вам, какой я вас вижу. - Другой девушке вы бы тоже стали об этом рассказывать? - Нет. Только вам. - Голос его упал почти до шепота. - Вики... взгляните на меня... - Он поцеловал ее в губы. - Вики... - снова прошептал он, наслаждаясь звуком ее имени. - Дэви, прошу вас... - Вы не хотите, чтоб я вас целовал? - Не знаю... Дэви посмотрел на нее пытливо и грустно. - Вот об этом-то я и говорю все время. Я думал, вы поняли. - Может быть, - медленно ответила Вики, разглядывая свои руки. - Я не сержусь на то, что вы меня поцеловали, Дэви. Я просто не могу в себе разобраться. Давайте лучше потанцуем. - Вам вправду хочется танцевать со мной? Вики не подымала глаз. - Да, - помедлив, сказала она спокойно. - Мне очень хочется потанцевать с вами. Они пошли танцевать, и тело ее было восхитительно податливым, а молчание - задумчивым. Немного погодя она прижалась лбом к его щеке, и они уже не танцевали, а медленно и ритмично двигались, слегка обнимая друг друга. Казалось, они несут нечто такое хрупкое и прекрасное, что все другие пары должны вежливо и почтительно уступать им дорогу. Через некоторое время Вики, не выпуская руки Дэви и не глядя на него, потянула его за собой к двери. - Пойдемте к машине, - сказала она. Но ее интонации, наклон ее головы как бы раскрывали настоящий смысл этих слов, ибо на самом деле Вики хотела сказать: "Я жду, чтоб вы меня поцеловали". Дэви пришел домой, мурлыкая про себя какой-то мотив. - Чем это ты так доволен? - окликнул его Кен из своей уже темной комнаты. - Ничем. - Ты, кажется, был с Вики? Дэви перестал напевать. - Да, - спокойно ответил он. Грубоватые нотки мгновенно исчезли из голоса Кена. - Она... она что-нибудь говорила? - О чем? - Ну, обо мне, например. - Я думал, у вас все кончено. - Что ж, разве я не могу спросить о ней? Стоя в передней, Дэви обернулся лицом к темной двери Кена, но не вошел. Он стал рассматривать свои ногти. - Так вот, насчет этого испытания в четверг у Волрата... - Знаю, - сказал Кен. - Я приду. - Я хотел сказать, что можешь не приходить. Я возьму кого-нибудь другого. - Незачем. Я сказал, что сделаю это - значит, сделаю. - Ладно, - громко произнес Дэви, но напевать перестал. В голосе Кена Дэви почуял вновь вспыхнувший интерес к Вики, и у него было такое ощущение, словно кто-то ехидно шепнул ему на ухо простую разгадку головоломки; и снова у него мелькнула тоскливая мысль, что такие нотки в голосе Кена он уже слышал прежде. Дэви прошел в ванную, где задумчиво и с особенной тщательностью принялся мыть лицо и руки, пока не смыл всего, что могло напомнить о Вики. Теперь он ясно понял, что она, сознательно или нет, старается использовать его любовь в своих целях. Дэви был недалек от истины, но именно поэтому совершенно неправ. На этот раз свойственная ему прозорливость ввела его в заблуждение, ибо он решил, что Вики пытается таким путем вернуть Кена. И ни разу ему не пришло в голову, что она использует его любовь в совершенно других целях - для того, чтобы спастись от Кена. В четверг утром Дэви и Кен поехали на завод Волрата устанавливать оборудование. Утро было тихое, солнечное и знойное, насыщенное сочными зелено-золотыми июльскими красками; высоко над землей мягко сияла прозрачная лазурь. Когда братья подъехали к аэродрому, "Сокол", самолет, построенный специально для соревнований, только что приземлился после пробного полета; он казался совсем крохотным на просторном пустом поле аэродрома. Приподнятый кверху фюзеляж походил на злобно-тупое рыльце. Люди в рубашках с засученными рукавами лениво побежали навстречу самолету по полю, сквозь струящееся мерцающее марево. В воздухе пахло нагретой травой. Пилот отодвинул ярко блеснувший на солнце прозрачный фонарь кабины и неуклюже вылез из самолета. Это был Мал Тори. Дэви и Кен подоспели как раз в ту минуту, когда он докладывал о полете Волрату, стоявшему поблизости в белой шелковой рубашке и старых вытертых гольфах, которые он обычно носил на заводе. - "Сокол" ваш шустрый, ловкий и смышленый, только летайте на нем сами! - сказал Мэл. - Он тебе не нравится? - спросил Волрат. - Я же терпеть не могу всего, что летает, особенно того, что летает быстро. Кажется, я побил рекорд? - Да, на последнем этапе. Он все время тебя слушался? - Нет. Начал было барахлить, но я понял, в чем дело. - Мэл взглянул на Кена и Дэви. - Вашу установку мы поместим позади сиденья. Там помечено мелом, сколько вы можете занять места - пока что я положил там мешки с песком, на каждом написано "3 фунта". Это предельный вес, на который вы можете рассчитывать. Если у вас эта штука с собой, давайте ее сейчас взвесим. Установка радиопередатчика заняла полдня. Время от времени Дэви оглядывался на Вики, наблюдавшую за ним; из окна конторы, и махал ей рукой, но Кен, по-видимому, не замечал ее присутствия, как не замечал и механиков, которые возились в самолете, исправляя что-то по указке Торна. Внутри фюзеляжа было жарко и тесно. В половине третьего установка была готова для испытания при включенном моторе. Дэви ушел в контору, где находилась наземная радиостанция, а Кен остался в самолете. Мотор заработал тотчас же, и даже издали, из окна конторы, Дэви было видно, как дрожит от вибрации металлический корпус маленького самолета - казалось, на нем искрятся крупные дождевые капли, гонимые сильным ветром. Сначала прием никак не налаживался, но через некоторое время удалось отфильтровать мешающий фон. К четырем часам оставалось только проверить передачу во время полета. - Скажи Торну, пусть возьмет с собой Кена, - вполголоса сказал Дэви Марго. Но Дуг Волрат пожелал лететь сам. Он был в веселом настроении, с лица его не сходила улыбка, и Дэви знал - это еще больше будет злить Кена. Тори, пожав плечами, знаками показал Марго, что бессилен что-либо сделать. Дэви из окна видел, как Кен - крохотная фигурка в белой рубашке - неуклюже вскарабкался на заднее сиденье; неуверенность его движений как бы подчеркивалась ловкостью, с какой взобрался в самолет Волрат. Дэви искоса взглянул на Вики - ему было любопытно, о чем она думает, молчаливо наблюдая за Кеном из окна. Мотор внезапно издал густой рев, от которого воздух сразу показался плотным, как бетон. Самолет немного пробежал вперед, затем развернулся по ветру. Кузов его на длинных, тонких, как лапки насекомого, шасси, был приподнят кверху, и весь он напоминал готовую ужалить пчелу. Голос Кена, глухой и дрожащий от треска электрических разрядов и вибрации металла, заскрипел от установленного в конторе громкоговорителя. - Начинаю передачу, малыш, - говорил он. - Мы бежим по аэродрому, и из меня вытряхивает все внутренности. - В голос его незаметно вкралась насмешка, придававшая словам издевательский оттенок. - Если это век воздухоплавания, то дайте мне лучше лошадь и тележку. Ты меня слышишь? - Я тебя слышу, - ответил Дэви и снова переключился на прием. - А Волрат тоже слышит? - обернулся он к Торну. Тори кивнул. Рокоча на малой скорости, то и дело выкашливая пламя, маленький самолет добежал до конца стартовой дорожки и повернул назад. Сделав поворот, он остановился и зарокотал еще настойчивее и громче. Казалось, самолет трепещет от нетерпения, стремясь поскорее взлететь вверх. Иронический голос Кена непрерывной струйкой тек из репродуктора, расплываясь по конторе. - Напружиниваем мускулы для гигантского прыжка в Будущее, - говорил он. - Современная наука еще не видела чуда, подобного этой летающей маслобойке. Слышен ли вам Голос Будущего? - Я тебя слышу, - невозмутимо отозвался Дэви. - Велите ему заткнуться, - прошептал Карл. - ...тоже мог бы вас слышать, будь мои уши на месте, но они у меня прыгают вверх и вниз... Ага, вот мы и начали двигаться... все быстрей и быстрей летит крылатая колесница, не минуя ни одного камешка по пути... Оконные стекла задребезжали, пол затрясся - самолет набирал скорость, вздымая за собой длинный плюмаж пыли. Заднее колесо приподнялось над землей - самолет, казалось, вот-вот уткнется носом в землю. Он пронесся мимо здания, чуть не касаясь передними колесами травы, а через секунду порыв вихря забарабанил по стеклам мелкими камешками и комьями земли. Самолет летел низко, ровно и быстро и вскоре скрылся из виду, однако голос Кена продолжал звучать в конторе, такой же насмешливый, но более твердый - казалось, Кен прищурил глаза и сжал зубы. На мгновение голос захлебнулся, словно от неожиданного толчка, потом тем же ровным издевательским тоном Кен стал описывать мертвую петлю, затем штопор, снова петлю и снова штопор. - И мы не спеша падаем в пространство... круче и круче... вниз, на столицу штата... Вот сукин сын... Погоди минутку, малыш. - Голос вдруг стал слабым и усталым. - У меня кружится голова. Ты меня слышишь? - Слышимость хорошая, - сказал Дэви. Переключив приемник, он порывисто обернулся к Торну. - Что этот болван вытворяет с моим братом? Ведь Кен еще никогда не летал... Конец его гневной фразы был подхвачен, унесен и разорван в клочья волной оглушительных звуков - самолет пронесся над самым аэродромом, меньше чем в двадцати футах от земли. Присутствующие молча проводили его глазами. - Кен довел его до белого каления, вот и все, - пояснил Торн. - Этот самолет хозяину милей любимой девушки. Боже упаси издеваться над ним - это все равно, что издеваться над самим Волратом. А Кен сделал и то другое. - И Волрат, как мальчишка, решил с ним поквитаться. - Может и так, только он этого не сознает. Нашему хозяину просто кажется, будто он решил, что сейчас самый подходящий случай испытать машину. - Оба они - малые дети, - со злостью сказала Марго. - Не знаю, чьи пеленки мокрее. Заставьте его спуститься, Мэл, пока Кен его не доконал! - Заставить его невозможно, - сказал Торн. - Он хочет... Мэл не успел докончить - самолет опять промчался над полем, точно тяжелым цепом молотя их своим оглушающим ревом, потом вернулся, еще раз обрушил на них гул и грохот, и так снова и снова, пока все, кто был в конторе, не сдались окончательно, уже не пытаясь переговариваться, и только голос Кена, комментировавшего происходящее, извилистой струйкой тек из репродуктора, да и тот каждую секунду тонул в свистящем гуле мелькавшего самолета. Приземлившись, Волрат вылез из самолета и зашагал прочь, даже не оглянувшись. Он вошел в контору, красный, злой и молчаливый. Не подымая глаз, он принялся перебирать бумаги на столе, руки его дрожали. Через несколько минут, пошатываясь, вошел Кен; наушники сползли ему на шею, а микрофон болтался на груди, как медальон. - Чем хороши полеты - в них можно встретить любопытнейших мерзавцев, - небрежным тоном заявил Кен. Затем он в упор посмотрел на Волрата, и в голосе его появилась язвительная вкрадчивость: - Я оглох, но вы меня, надеюсь, слышали? Дэви ничего не ответил, а Волрат бросил на Кена гневный взгляд. - Ладно, свой аппарат вы проверили. Что ж, отвечает он нашим требованиям? - Вы получили в точности то, что заказывали, мистер Волрат, - сказал Кен. - Счет вам пришлют завтра утром. Если мы вам опять понадобимся, позовите. Пойдем, Дэви; установка пусть останется там, где она есть. Она теперь принадлежит этому субъекту. Впервые за все время он повернулся к Вики и послал ей сияющую улыбку, как герой, только что одержавший победу в борьбе с воздухом, - единственный, кто с честью вышел из этой борьбы. - Рад вас снова видеть. Вики. Вы хорошо выглядите. Пошли, Дэви. И Дэви пошел за ним, даже не обернувшись, не полюбопытствовав узнать, какой ущерб причинил ему Кен. Весь вечер Дэви находился в нервном напряжении, как будто судьбу его сейчас где-то решали слепые и глухие судьи. Он слонялся возле столика с телефоном на случай, если позвонит Вики, не сомневаясь, что по первому же ее "хэлло" он узнает, хочет ли она попросить к телефону Кена. Он чувствовал ее близость так, как если б она ходила по соседней комнате. Наконец в десять часов вечера терпение его иссякло. Если ей нужен Кен, пусть будет так. В последний момент он сказал Кену: - Я иду в мастерскую... - И, не вдаваясь в объяснения, ушел. Одиночество стлалось в воздухе, когда он зажег свет в пустой конторе. Пока он выполнял заказ авиационного за вода, весь штат мастерской под руководством Кена продолжал работать над основным изобретением. Дэви глядел на стопки бумаг, на рулоны чертежей и недоконченные эскизы - следы дневной работы, но это была уже не его работа, и он почувствовал себя незваным пришельцем. Он пошел по лабораториям, глядя на приборы, сконструированные не им, на схемы, созданные без его участия. Присев к столу, он взял рабочую тетрадь и стал читать записи, день за днем отмечающие ход работы за последние недели. Здесь были идеи, к которым он не имел отношения, проблемы, о возникновении которых он даже не знал. Дэви качал головой, читая записи о методах, которые он не стал бы применять, но следующие же страницы доказывали, что Кен все-таки находил искомый ответ. Эти страницы раскрывали прагматический подход Кена к творчеству - здесь он действовал самостоятельно, без всякого вмешательства Дэви. Во всем этом был один только Кен, и Дэви пришлось признать, что Кен - молодец, хотя в последнее время он не раз позволял себе усомниться в этом. Взгляд его упал на телефонный аппарат, стоявший возле его локтя. Пока он сидит тут, Вики, наверное, уже позвонила Кену, и они мирно поговорили, нежно улыбаясь в трубку. И если она звонила, то, конечно, Кен и не подумает сообщить об этом Дэви. Этот разговор, означающий, что они вновь открыли для себя друг друга, навсегда останется между ними. Дэви вдруг представилось, что он - центральная фигура в каком-то сложном танце; он выделывает па то с Кеном, то с Вики, но когда Кен и Вики берутся за руки, они отходят куда-то в тень и там исполняют фигуры, которых он не видит. А он стоит, застыв в выжидательной позе, пока кому-нибудь из них не придет в голову подбежать к нему и, взяв за руку, продолжать с ним танец. В первый раз за последние годы Кен вновь приобрел в грустных глазах Дэви то величие, каким он наделял его, когда они были детьми, - величие победителя, со светлой улыбкой стоящего на высоком пьедестале, всеми любимого, обворожительного, небрежно протянувшего ладонь, в которую победы сыплются одна за другой. На следующее утро к восьми часам стали сходиться техники, и, хотя Дэви видел их ежедневно, сейчас ему казалось, будто он вернулся в мастерскую после долгого отпуска. Утро ушло на проверку того, что он видел накануне вечером, а после полудня все было готово к первому испытанию новых схем. В последний момент на стеклянной пластинке был намалеван черный крест; этот грубый рисунок установили перед камерой. Дэви и Кен вошли в темную будку, сооруженную для защиты передающей трубки от постороннего света. Хоть бы получить самое смутное изображение - на большее они и не надеялись. Дэви нагнулся и повернул переключатель - шестидюймовый экран трубки превратился в светлое лунное оконце. Опалово-молочный круг светился ровным светом, но по нему пробегали тени облаков, словно в ясную зимнюю ночь разгулялся штормовой ветер. Кен нажал зуммер - знак для подачи видеосигнала. И вдруг в лунном окошке замелькал снег с такой быстротой, что стало больно глазам. Мелкие хлопья перемежались огромными снежными кляксами, которые, врываясь в поле зрения, тотчас же расплывались; но сквозь метель где-то вдали маячило единственное неподвижное пятно в этом слепящем белом столпотворении - призрачные очертания вертикально поставленного черного креста. Итак, после стольких лет работы и мечтаний они добились наконец передачи изображения. Несколько секунд Дэви сидел неподвижно. Потом нагнул голову и потер усталые глаза. - Ну, - тихо сказал он, - вот ты и добился своего. - Черта с два я добился, - убитым голосом отозвался Кен. - Может, если б это случилось год назад, я бы обрадовался, но сейчас такое изображение нельзя показать Броку. Это не стоит двадцати тысяч долларов, из чьих бы карманов он их ни добывал. - Снег портит все дело, - сказал Дэви. - Погляди, может, найдешь, откуда он берется. А все-таки, что там ни говори, изображение ты получил. Кен принялся давать помощникам подробные распоряжения. Метель на экране трубки сузилась и превратилась в луну, а луна сузилась до светлой точки, которая, как светлячок, бесцельно блуждала по экрану, пока снаружи делались новые подключения, а потом снова стала яркой луной, а из луны опять посыпалась та же буйная метель. На этот раз на экране уже не было креста, так как помощники убрали видевший его электронный глаз. Но метель бушевала по-прежнему. - Вот тебе ответ, - сказал Кен. - Помехи возникают не в самой камере, а только в усилительной цепи - видно, она чересчур мощная. - Он выключил приемную трубку, и в будке наступила полная темнота. - И все-таки, чтобы воспроизвести любой сигнал, необходимо еще большее усиление. - Но ты принимаешь хаотическое движение электронов в первом каскаде. А что представляет собой снег, ты сам знаешь. - Так что же прикажешь делать? - сердито спросил Кен. - Сигнал передающей трубки так же слаб, как хаотическое движение электронов. И, насколько я понимаю, это нас заводит в тупик. - Должен же быть какой-то выход, - задумчиво сказал Дэви. - Тебе нужно найти способ отделить сигнал от фона. - Не вижу такого способа, - устало ответил Кен. - Это все равно, что требовать четкого почерка от человека, у которого трясутся руки. От беспорядочных рывков его кисти буквы идут вкривь и вкось, и поди разбери, что он там написал. - Надо, по-моему, закрепить его кисть. - Но как? В каждой электронной трубке, которой мы пользуемся, возникает беспорядочное движение электронов, когда мы доходим до предела. - Давай попробуем обмозговать эту штуку, - сказал Дэви. - Предположим, два паралитика одновременно держат мел трясущимися руками. У каждого рука пляшет, но не в такт с другим. Это значит, что один до какой-то степени сдерживает другого. - Ну и что же? - Вместо двух человек, держащих один кусок мела трясущимися пальцами, возьмем две электронные лампы и заставим их принимать один и тот же сигнал и подавать его на один и тот же выход. Хаотическое движение возникает только в токе накала, поэтому сделаем нити накала независимыми друг от друга. Это все равно, что одна электронная лампа с двумя нитями накала: каждая из них компенсирует колебания другой. - Давай попробуем, - сказал Кен, приподымаясь. - Нет, сначала надо сделать расчет, - возразил Дэви. Он оглянулся, ища блокнот. В душе его теплым огнем разгоралась уверенность. У него все-таки есть здесь свое место, и он может внести свой вклад в дело. Как бы умен и талантлив ни был Кен, все же без Дэви он никогда не сможет быть настоящим Кеном. Когда Дэви сел за теоретические выкладки, день уже близился к концу, поэтому Кен решил отпустить техников по домам, как только схемы будут приведены в первоначальный вид. В семь часов вечера Дэви все еще сосредоточенно писал что-то карандашом в блокноте, но Кен сидел как на иголках. - Ну, что там у тебя получается? - не выдержал он. - От двух параллельных ламп не будет много проку, - сказал Дэви, перелистав несколько исписанных страничек. - Пять параллельно включенных ламп сократят фон до одной четвертой. - Тогда ясно, в каком направлении двигаться дальше! - порывисто воскликнул Кен. - Попробуем десять параллельных ламп. - Да? С какими параметрами? - Откуда я знаю? Соберем схему, а там видно будет. Ну, в общем ладно, - добавил он, что-то сообразив. - Ты уж сам это рассчитай. А я пошел. - Куда? Кен нахмурился - так резко прозвучал этот неожиданный вопрос. - А что? - Ничего, это неважно, - сказал Дэви, пристально вглядываясь в свои записи. - Просто я хотел знать, где тебя можно найти. - Я тебе позвоню. - И добавил уже мягче: - Может, принести тебе чего-нибудь поесть? - Не надо, - сказал Дэви. - Я не голоден. Он слышал, как Кен отъехал от мастерской, и, напрягая слух, ловил замирающие звуки, стараясь угадать, завернет ли машина за угол, на Прескотт-стрит, где жил Уоллис. Немного подождав, он заставил себя вернуться к работе и снова погрузился в ясный мир цифр и функций, где никогда не бывает никакой неопределенности. В половине девятого зазвонил телефон. Сердце Дэви подпрыгнуло: в нем вдруг вспыхнула надежда; но это оказался Кен, а не Вики. - Я еще не кончил, - кратко сказал Дэви. - Завтра кое-что попробуем. В десять часов вечера двадцать страничек, исписанных вычислениями, он свел к заключению, состоявшему из десяти строчек формул и чертежей. Тут он вдруг почувствовал, что у него засосало под ложечкой от голода. Немного погодя он услышал, как открылась наружная дверь, и, подняв глаза, увидел на пороге конторы Вики, молча ожидавшую, пока он ее заметит. - Я увидела свет, - сказала она, - и зашла взглянуть, что вы тут делаете. - Кен только недавно ушел, - сообщил Дэви, но если Вики и была разочарована, то не показала виду. - Я сейчас закончу, но я умираю с голоду. - Пойдемте к нам, я вам приготовлю поесть. - Я собирался пойти в какое-нибудь ночное кафе на шоссе. - Можно мне с вами? - Конечно, - спокойно ответил Дэви и нагнулся к столу, делая вид, что пишет. Хорошо, он возьмет ее с собой, но постарается доставить домой как можно скорее. Они поужинали в ресторане, а потом Дэви вдруг понял, что ведет машину по шоссе, удаляясь от города. - Надо немножко прокатиться; - объяснил он скорее себе, чем ей. Прогулка совершалась в полном молчании и окончилась возле скал над озером. Дэви выключил фары, и с минуту они сидели неподвижно в густом мраке. Потом Дэви обернулся к Вики, как бы собираясь о чем-то спросить; она тоже повернулась, и губы их встретились. Но Вики, не высвобождаясь из его объятий, медленно качала головой, словно не могло быть для нее покоя, пока она не дождется того особого поцелуя, который будет значить так много для нее. Дэви поцеловал ее крепче, вкладывая в поцелуй всю душу, и почувствовал, как она замерла в его объятиях. Потом она прижалась щекой к его щеке, нежно и страстно шепча ему на ухо: "О Дэви... Дэви!" - Милый... милый... - еле слышно повторяла она, а Дэви был не в силах выговорить ни слова и вдруг, сам этому удивившись, услышал свой голос, произнесший ее имя с такой пламенной мольбой, что казалось, вот-вот он прервется бурными рыданьями. - Дэви, что с тобой? Дэви, любимый? - спросила она. - Ничего. Ничего. - Скажи все, Дэви. Скажи мне то, что ты ни разу не сказал за весь вечер. - Не могу. - Но ведь ты любишь меня, - прошептала Вики. Рука ее ласково гладила его затылок. - Это не могло быть так, если б ты не любил. Он поцеловал ее в шею, но ничего не ответил. - Ну, пожалуйста, Дэви... Дэви молчал. - Ты же сказал это в тот вечер. Помнишь, когда мы танцевали. Ты сказал, что влюблен. - А вы сказали, что это просто флирт. - Но теперь я тебя люблю. - Она чуть отодвинулась, чтобы поглядеть ему прямо в глаза. - Ты знаешь, что это правда. - Она ласково рассмеялась. - Перестань же стесняться меня наконец! - Это не потому, - сказал он. - Вовсе не потому. - А почему же? - Не знаю. Не могу найти слов. - Но ведь тогда ты мне сказал правду? Он долго не двигался, потом очень медленно покачал головой, не выпуская ее из объятий, чтобы, даже солгав ей, не утерять ощущения ее близости. - Нет, Вики, - прошептал он. - Я говорил неправду. 7 Весь следующий день Дэви работал в каком-то отупении. Он машинально отдавал распоряжения, совершал разумные действия, что-то решал, но мысли его витали далеко - они были поглощены воспоминаниями. Временами он застывал на месте, пока голос Кена на другом конце мастерской или даже промелькнувшая мимо тень Кена не обрывали его грез. В такие моменты Дэви мгновенно приходил в себя и снова брался за работу, упорно не подымая глаз. Впрочем, ненавидел он только незримого Кена, который находился где-то на другом конце мастерской, а когда Кен, его брат, работал с ним вместе, советовался с ним, помогал, смеялся над его сухими репликами, то их опять связывала всегдашняя товарищеская близость, всегдашнее чувство взаимного уважения и зависимости друг от друга. В конце дня позвонила Вики, и при звуке ее голоса у Дэви замерло сердце. - Дэви, сегодня мы не сможем встретиться. Мы с Карлом вечерним поездом отправляемся в эту поездку на восток. - В какую поездку? - Я же вам говорила. Карл хочет посетить все аэродромы, где будут приземляться самолеты по пути к месту состязания. - Но состязание начнется еще недели через три. - Я вернусь через десять дней, - сказала Вики. - А я не смогу вас повидать до отъезда? - Если только придете на вокзал. Хотите прийти? - А вы хотите, чтоб я пришел? - Я же вам сказала вчера вечером, - мягко произнесла Вики. - Могу повторить еще раз. Даже если не услышу этого от вас. - Вики... - О, я ничего не прошу. Я хочу сказать - не прошу этих слов. Но если вы придете проводить меня на вокзал, я буду очень рада. Очень, Дэви. - Я приду. - И все-таки это неправда? - спросила она. Он ни капли не сомневался, что Вики во всем абсолютно честна и верит в то, что говорит правду, но он знал: стоит только Кену сказать хоть слово или сделать жест - и все будет кончено. Она радостно перепорхнет от одной любви к другой, а он, лишившись иллюзий, канет в пустоту. Нет, упрямился про себя Дэви, он знает ее лучше, чем она сама. - Да, Вики, - грустно сказал он. - Все-таки неправда. Но я приду вас проводить. Им почти не удалось попрощаться, потому что Дэви приехал на вокзал слишком поздно. Ничто не мешало ему уйти из лаборатории пораньше, но он приучал себя к тому, чтобы не поддаваться порывам, которые так злили его в Кене. Дэви твердо решил, что уж он-то, во всяком случае, не даст повода думать, будто встреча с девушкой для него важнее работы - особенно если в глазах этой девушки он является лишь временной заменой возлюбленного. Он приехал на вокзал за две минуты до отхода поезда и был рад этому, ибо взгляд ее мгновенно просиявших глаз обдал его интимной теплотой, не менее волнующей, чем все, что было между ними. Не успели они обменяться и словом, как на них налетел Карл, схвативший Вики за руку с видом разгневанного папаши. - Ступай в вагон, - приказал он таким суровым тоном, что Вики засмеялась, пробегая мимо него к вагону. Маленький толстяк задержался у ступенек, с яростью глядя на Дэви. - Вы с вашим паршивым братцем - два сапога пара! - закричал он. - Вы что, подрядились морочить голову этому ребенку? Она теперь работает _у меня_, - заявил он, тыча пальцем себя в грудь. - Она теперь на _моем_ попечении, и пусть только кто-нибудь посмеет сунуться... - Погодите, Карл... - Вы мне очки не втирайте, молодой человек. Там, где дело касается женщин, ничего не выйдет. С этой девушкой надо обращаться по совести, а то я ни на кого не посмотрю!.. Поезд тронулся; Карл обернулся и торопливо вскочил на подножку. Из окна в середине вагона Вики, смеясь, махала Дэви рукой, но через секунду рядом с ней возник Карл и рванул вниз оконную шторку. На следующее утро должно было состояться первое испытание прибора с новыми схемами. Дэви явился в мастерскую задолго до прихода остальных. Мысли его были заняты только работой, и, как ни странно, он чувствовал облегчение от того, что Вики уехала. Он собрал всю свою энергию в кулак, готовый преодолеть любые могущие возникнуть препятствия; он обошел лабораторию, проверяя оборудование с безжалостной придирчивостью - теперь он уже не чувствовал себя посторонним, как несколько дней назад. Тогда Кен был здесь неоспоримым владыкой. Сейчас все атрибуты власти перешли в руки Дэви, ибо это Дэви создал новую схему и это его разыскивала вчера вечером Вики. К восьми часам собрались техники, а через час Дэви и Кен опять забрались в темную будку. Дэви сидел на табуретке перед приемным экраном, трепеща от радостного, опьяняющего предвкушения торжества. Он нажал кнопку, и мертвый белый диск засветился лунным светом. На мгновение, пока шла настройка, луна заколебалась, потом распалась на множество хаотически переплетенных линий и стала похожа на медленно крутящийся клубок блестящих нитей, но тут же снова округлилась и застыла. На этот раз, однако, на экране не бушевала лунная метель. Вместо нее пробегали легкие волны морского тумана. Кен нажал кнопку зуммера, вызывая видеосигнал, и на экране распластался грубый крест, чуть волнистый, словно на него глядели сквозь пронизанную солнцем, воду, но с четкими, ясными, не вызывающими сомнений очертаниями. - Ну вот, - сказал Дэви спокойно-торжествующим тоном. - Позвоним Броку? Кен быстро встал и настежь распахнул дверцу будки. - Идите сюда! - звенящим от радости голосом крикнул он своим помощникам. - Смотрите, вот о чем мы все время толковали! - Техники гурьбой столпились у будки, а Кен обернулся к Дэви. - Это, конечно, уже в тысячу раз лучше. Но Брок платит деньги за то, чтобы увидеть изображение движущегося предмета. А это - только для нашего с тобой утешения. - Но мы наконец убедились, что прибор действует, - сказал Дэви. Ему хотелось, чтобы Кен признал значительность этой минуты. - Да, уж в этом мы, черт возьми, убедились, - согласился Кен, отступая в сторону, чтобы остальные могли взглянуть на плоды своих упорных трудов. Если атрибуты верховной власти и выскользнули из рук Кена, то, как видно, он не очень ощущал эту потерю. Он был убежден, что все присутствующие имеют полное право разделять торжество, и стремился, чтобы каждый получил свою долю. В такие минуты Дэви всегда забывал, что Кен дает с такой же легкостью, с какой берет. - Дэви! - окликнул его Кен через головы протискивавшихся к будке людей. В голосе Кена еще слышались смешливые интонации - он только что отпустил какую-то шутку. - Дэви, тебе ближе к телефону. Позвони Марго, пусть мчится сюда. - Вряд ли она сможет сейчас освободиться. - От чего там ей освобождаться? Она пять лет ждала этого дня. Она обидится, если мы не позвоним. Постой, я сам позвоню. Кен отошел от будки и взял телефонную трубку. Он улыбался, предвкушая удовольствие сообщить радостную весть и услышать в ответ поздравления. Шипение вольтовых дуг возле передающей трубки заглушало все звуки, и разговор по телефону выглядел, как пантомима. Вдруг Дэви увидел, что плечи Кена медленно поникли. Уже дав отбой, он долго стоял, не снимая руки с аппарата, и, наблюдая за ним через комнату, Дэви понял - незачем спрашивать его, что сказала Марго в ответ на это долгожданное сообщение. Дэви подошел к Кену и отодвинул от него аппарат. - Мы все покажем ей потом, - спокойно сказал он. - Не все ли равно, придет она сейчас или после работы? Будет даже интереснее смотреть, когда все уйдут. Ведь мы с тобой справимся и вдвоем. Кен уставился на него непонимающим взглядом. - Она сказала - придет только после шести. Волрат сегодня уезжает... - Ну и что? - Как что? - с горечью выкрикнул Кен. - Я думал, это и в самом деле для нее важно. - Почему ты думаешь, что нет? - Разве она только что не сказала сама мне это? Да, конечно, достаточно двух человек, чтоб продемонстрировать изображение. Так попроси кого-нибудь остаться и помочь тебе, когда она придет. - А ты где будешь? - А черт его знает, где я буду. - Он направился к будке. - Представление окончено. Давайте-ка все за работу! Однако, когда пришла Марго, показывать было нечего - все схемы были снова разобраны, так как сразу же после утренней пробы братьями овладела жажда дальнейших усовершенствований. Марго застала в мастерской одного Дэви. Она приготовилась было к обороне, но, узнав, что Кен ушел, сразу сникла, и не столько от облегчения, сколько от разочарования. - И почему это он из всего делает драму! - вздохнула она. - Не все ли равно, пришла бы я тогда или сейчас. - Не прикидывайся дурочкой. Марго. Ты же знала, что так будет. - Конечно, знала. С той минуты, как он мне утром позвонил, я все время думала, что будет, когда я приду, - я даже устала от этих мыслей. В конце концов, ведь и там у меня тоже был важный день. Ты-то понимаешь это, правда, Дэви? - Разумеется, понимаю, только иногда мне совершенно наплевать на все. - Ну а мне что прикажешь делать? - воскликнула Марго. - Если я не откликаюсь тотчас же на каждый его зов, он начинает думать, что я его не люблю. - А ты его любишь? - Неужели ты думаешь, что я была бы с ним, если б не любила? Дэви посмотрел на нее наигранно мрачным, скептическим взглядом. - Хотел бы я это понять, - сказал он. - Когда-нибудь я тебе объясню, - ответила Марго и прошлась по мастерской с бесцельной торопливостью, явно желая поскорее уйти. - Ну, раз нечего смотреть, пошли отсюда. Но ты говоришь - прибор работает? - Работает, - заверил ее Дэви. - По крайней мере в пределах наших требований. Основной принцип верен. Мы доказали это нынче утром. Теперь наша задача - добиться передачи изображения какого-нибудь движущегося предмета. - А в чем же затруднение? - В свете, - сказал Дэви. - Идем, я тебе покажу. Передающая трубка по-прежнему находилась в первоначальном положении. Прямо перед небольшим диском на конце трубки находилась похожая на паутину конструкция подвижных держателей. Дэви показал Марго стеклянный квадратик размером в три дюйма, на котором был нарисован крест. - Мы передавали изображение вот этого креста, - сказал он. - Но нам пришлось освещать его двумя вольтовыми дугами. Вот так. Он поставил дуговую установку на расстоянии шести дюймов от держателей; дуги напоминали две руки, протянувшие цепкие пальцы к слепой орбите объектива. - Если нам удастся сделать схемы еще более чувствительными, тогда не понадобится такого яркого света. Над этим-то мы сейчас и бьемся, но пока что дальше не двинулись. - А потом что? Дэви пожал плечами. - А потом будем работать в каком-нибудь другом направлении. У тебя есть идеи на этот счет? - Ну, куда мне, - засмеялась Марго. - Я уже давным-давно отстала от вас. Ты не знаешь, куда пошел Кен? Мы могли бы позвонить ему и где-нибудь встретиться... Грустная улыбка Дэви стала мягко-укоризненной. - Слушай, Марго, ты ведь знала, что делаешь, когда отказалась прийти утром. - Да, но... - Ну, так и не сдавайся, детка, не сдавайся. - Тебе легко говорить, - жалобно сказала Марго, идя к двери. Дэви последовал за ней, и улыбка слегка искривила его губы. - Ты так думаешь? Значит, ты уже не так чутка, как бывала прежде. Либо ты просто ничего не хочешь замечать. Марго невольно взглянула на брата, но тот уже отвернулся; так они и шли - рядом, но не вместе. "И так мы живем уже давно, - подумал Дэви, - рядом, но не вместе". После успешной передачи неподвижного изображения весь штат мастерской был окрылен вдохновением. Казалось, самый воздух был насыщен стихийной изобретательностью, и атмосфера в мастерской стала веселой, как на вечеринке. Ее не мог омрачить даже короткий холодный визит Брока. Банкиру, разумеется, показалось, что в мастерской царит полный ералаш, но все были так уверены в успехе, что его недовольство только смешило их. Дайте им неделю, одну только неделю! Дэви никогда еще не видел, чтобы Кен работал с такой одержимостью, и не знал, чему это приписать, пока однажды вечером, решив прибрать в конторе, не увидел пачки газет за четыре дня, согнутых пополам на страницах, где печаталась хроника. Дэви презрительно сунул газеты в корзинку для бумаг; в это время вошел Кен. Дэви крепко сжал губы. - Ты хоть раз в жизни, - с горечью сказал он, - можешь сделать что-нибудь ради самого дела? Улыбка застыла на растерянном лице Кена. - Ты о чем? - спросил он. - О тебе! Ведь тебя не работа интересует. Ты нас всех впутал в эти проклятые авиационные гонки. Ты о них только и читаешь. Волрат спит и видит, как бы победить, а ты спишь и видишь, как бы обскакать Волрата! Кен уже почти не улыбался, а в глазах его мелькнули обида и вызов. - Не все ли тебе равно, раз мы делаем успехи? - Знаешь что, мне нужно, чтобы мой компаньон относился к работе так же, как и я, а не использовал общее дело для дуэли с человеком, который находится за тысячу миль отсюда. А если Волрат завтра разобьется? Что тогда тебя будет подстегивать? Или, может, ты просто бросишь работу? Кен засмеялся и снова стал добродушным. - Работу я брошу ровно на столько времени, сколько понадобится, чтоб отпраздновать смерть Волрата. Не беспокойся о своем компаньоне, Дэви. Я работаю из других побуждений, чем ты, вот и все. - И поэтому когда-нибудь мы с тобой пойдем разными путями, - резко сказал Дэви. Время шло, и вдохновение Кена начинало обгонять практические возможности. Сделанные усовершенствования, как вольные шутки, которые кажутся смешными до колик только в определенной обстановке, вопреки ожиданиям не дали потрясающего эффекта. Тем не менее Кен карабкался по крутизне выше и выше, но все больше камней летело из-под его цепляющихся пальцев, и еле поспевавшим за ним помощникам то и дело приходилось увертываться от этого града сыпавшихся на них камней и комьев земли, пока, наконец, они не устремились по более спокойному и менее крутому пути, который прокладывал Дэви. Дэви работал не менее усердно, чем Кен, и с такой же настойчивостью добивался успеха, но в то время, как Кен старался угнаться за трапецией, летавшей под пестрым куполом цирка где-то за тысячу миль отсюда, Дэви приноравливал ход своего рабочего хронометра к сухому и беспощадному шелесту перевертываемых страниц бухгалтерской книги Брока. Дэви был так поглощен работой, что телеграмма от Вики, извещавшая о ее приезде в субботу днем, вызвала у него глухую досаду. Он с удивлением обнаружил, что с тех пор, как Вики уехала, он думал о ней всего лишь несколько раз. Воспоминание о ее лице, поднятом для поцелуя, сейчас почему-то не будило в нем волнения; его словно никогда и не влекло к ней. Дэви недоумевал, что заставляло его воображать, будто он любит ее так сильно, что, казалось, даже воздух, окружавший его, был не воздухом, а желанием всегда быть с ней и видеть ее глаза, глядящие на него с любовью, которая принадлежала Кену. Вместе с чувством освобождения пришло сознание собственной неуязвимости, и лишь потом возникла легкая печаль и сомнение. Дэви старался припомнить хоть какую-нибудь черту Вики, которая отличала бы ее от прочих девушек и делала бы единственной, но ничего не находил, кроме воспоминания о том, как отважно она предлагала ему свою любовь; однако даже это казалось на расстоянии скорее недостатком, чем достоинством. И тут он пожал плечами, ибо, чем бы там ни объяснять, почему так неожиданно угас его пыл, сейчас им овладела только досада на непрошенное вторжение в его жизнь и посягательство на его время, потому что Вики явно рассчитывала, что он ее встретит. И хотя до приезда Вики оставалось еще полтора дня, Дэви уже сейчас начал ощущать нехватку времени, которое ему предстояло потерять. В тот день, когда Вики впервые приехала в Уикершем и стояла на перроне, лицом и всей своею статью похожая на мальчика, одинокая и грустная среди гораздо лучше одетых и более искушенных в жизни девушек, которые приехали на танцы, Дэви было не так-то легко найти ее в толпе. Но и сегодня, хотя вокруг не было толпы, в которой она могла бы затеряться, Дэви узнал ее не сразу. В тот раз Вики была смущена и подавлена превосходством других девушек; очевидно, точно такое же чувство она внушила сейчас стайке пронзительно щебечущих фокстротных девиц, которые при виде ее почтительно отступили в сторону. Лицом Вики по-прежнему походила на мальчика, но мальчика тех пышных времен, когда дети-пажи улыбались взрослой, знающей улыбкой. Маленькая, сильно сдвинутая на бок шляпка, окаймленная короткими завитками волос, Придавала взгляду Вики наивно-лукавое выражение. Одета она была так, что даже походка ее стала царственно надменной. У Вики был вид самостоятельной, деловой женщины, и Дэви смутился, когда она пошла к нему навстречу. Ему не верилось, что эту девушку он не так давно обнимал. В течение нескольких секунд он понял, как обманулся в себе, а когда их разделяло всего несколько шагов, он был снова так сильно влюблен и так смиренно сознавал это, что не удивился бы, если б она прошла мимо него, не останавливаясь. Увидев его, Вики заулыбалась, потом стала смеяться, словно ей не терпелось рассказать ему что-то смешное, что она приберегла специально для него. - Смотрите на эту руку, - сказала Вики, вытягивая пальцы и поворачивая кисть с таким видом, будто не верила, что рука принадлежит ей. - Эта рука ощущала мужественное пожатие Джека Дэмпси. До этой руки изящно дотронулась Глория Свенсон. Обе руки вместе пожимал генерал Билли Митчелл. На этих плечах, - Вики повернулась, как бы предлагая себя, такую невинную и чистую, объятиям Дэви, - лежали дружеские руки Гертруды Эдерли и мэра города Филадельфии. Все они были там, и я со всеми перезнакомилась, Дэви, - восторженно сказала она. - Все было так, словно Карл повел меня в цирк и познакомил со всеми клоунами, наездниками и укротителями львов. До того интересно! Никогда еще мне не было так весело. Он даже купил мне вот этот костюм. Вернее, заставил компанию заплатить за него. - Я уже все заметил, - медленно произнес Дэви. Отныне каждая, даже самая простенькая вещь, какую наденет Вики, будет озарена этим недоступным сиянием, которое навсегда останется в его памяти. И даже услышав такой знакомый голос и смех, Дэви не мог себе представить, что эту девушку он держал в объятиях, что она, задыхаясь, шел" тала его имя. Нет, никто еще не смел касаться ее, даже Кен. - Карл сказал, что мой вид не делает ему чести: ведь ему приходится встречаться с множеством людей; поэтому он отвез меня на день в Нью-Йорк, и там одна его приятельница выбрала мне этот костюм. Я и не подозревала, что я такая красивая. - Вики засмеялась, но глаза ее молили, чтобы он как-то подтвердил ее слова. Дэви чувствовал, что Вики очень хочется заговорить с ним всерьез, но гордость не позволяла ей бросить шутливый тон, пока он не сделает первого шага. А он был до того смущен происшедшей в нем молниеносной переменой, что ничем не мог ей помочь. - Я чуть не застряла там надолго, - добавила она. - Почему же вы вернулись? - Дэви был не в силах даже улыбнуться. - Потому что я потеряла всякий стыд, - сказала Вики, стараясь, чтобы это пугающе откровенное признание прозвучало, как легкомысленная шутка. - Я уехала раньше, чтобы поскорее увидеть вас. Хотя, сказать по правде, я не так уж сильно по вас тосковала - разве только временами. - Вы лжете, - вдруг сказал Дэви. - Вы тосковали по мне все время. - Ничего подобного. И вы тоже не тосковали по мне. - Видите ли, пока вас не было, мы добились первого крупного успеха. Нам удалось наконец воспроизвести изображение через передающую трубку так, что оно отчетливо видно на экране. Пока что это просто две линии, нарисованные на стекле. Но с каждым днем этот крест получается у нас яснее и яснее. Глаза ее расширились. - Значит, вы почти закончили! - Нет, только начинаем. Мы хотим добиться передачи движущегося изображения, но до этого еще очень далеко... Я страшно скучал по вас, - порывисто сказал он; и, если слова эти были неправдой, тон его был искренен, ибо Дэви поддался неудержимому желанию поделиться с ней чем-то самым для него драгоценным, хотя тут же ему стало стыдно за свою скупость. - Скучал все время. - Вы намеревались провести сегодняшний вечер со мной? - Да. - У него не было такого намерения, но сейчас он испугался, как бы что-нибудь не разоблачило эту вторую ложь. - Конечно, да. - Тогда я только загляну к дедушке, а потом пойду к вам, и мы поужинаем с Марго и Кеном, можно? Дэви не поверил своим ушам, но она действительно сказала "и Кеном", будто Кен не представлял для нее никакого интереса. - Сегодня не совсем подходящий день, - сказал он. - Марго сейчас просто сама не своя. Вы же знаете: скоро начнутся соревнования и ее не оттащишь от радио. - Вот поэтому-то я и хочу прийти к вам. Я была в Филадельфии во время подготовки, и теперь мне любопытно посмотреть, что из этого выйдет. - Но у нас на ужин будет все только холодное. - Боже мой, ну не все ли равно! Марго мне сказала, что нам обязательно надо собраться вместе, и, кроме того, она, конечно, захочет поговорить со мной. Ведь я была там, Дэви! - Ну ладно, - с сомнением ответил Дэви. - Но... но разве вы не переоденетесь с дороги? - Ни за что, - сказала Вики, беря его под руку. - Забегу на минутку домой, и все. Я хочу, чтоб Марго увидела меня в этом костюме. "А Кен? - про себя спросил Дэви. - Почему она не сказала "и Кен"?" Дэви и Вики приехали в самый разгар перепалки между Кеном, Марго и радио. Голос диктора, глуховатый от благоговейной почтительности, рокотал в игрушечной гостиной, нараспев перечисляя имена дежурных знаменитостей, присутствующих среди многочисленных зрителей: пловца, переплывшего Ла-Манш, боксера - кандидата в чемпионы мира по тяжелому весу, члена кабинета министров и танцовщицы - звезды музыкальной комедии; а за его льстивыми выпеваниями слышалось гудение моторов и гул толпы, сквозь который вдруг отчетливо послышался скучающий мужской голос: "Дай прикурить. Боб..." Кен, нахмурясь, шагал по гостиной взад и вперед. При виде Вики лицо его просветлело, и, быстро выключив радио, он пошел к ней навстречу с протянутыми руками. - Смотрите-ка, вот здорово! - радостно воскликнул он. Наступившая тишина заставила Марго выглянуть из кухни, откуда за секунду перед тем слышался ее голос. Она была в переднике, а в руках держала кастрюльку. Лицо ее было искажено от негодования. - Кен, если ты еще раз посмеешь выключить радио... О! - прервала она себя, увидев Дэви и Вики. И не сказав больше ни слова, подошла к приемнику и включила его. - Ради бога. Марго, ты же и так знаешь, что он выиграет! - с деланной кротостью заметил Кен и взглянул на Вики и Дэви, не сомневаясь, что они разделяют его презрение. - Все равно, я хочу послушать, - ответила Марго. - Старт будет через три минуты. Что было в Филадельфии, Вики? - озабоченно спросила она. - Страшно интересно, и все были в отличном настроении. - Она ужинает у нас, - сказал Дэви, но никто не обратил внимания на его слова, так как голос диктора перешел в благоговейное завывание, а сопровождавший его гул толпы казался тяжким, как удары кувалды. - Самолеты-участники выстроились на старте, готовясь оторваться от земли. Они дважды опишут круг по установленному маршруту, а на третьем круге, прямо над нашими головами, соревнования... будут... официально... СТАРТ!.. - Тут радиоголос перешел в монотонную пулеметную стрекотню; диктор тоже был знаменитостью, и не потому, что он отличался оригинальностью мысли или способностью объективно освещать события, а потому, что, по общему признанию, во все исторические времена не было человека, который умел бы говорить быстрее. - Вот поднялся в воздух Джон Роджерс Хойт из Ивансвилла, которого миллионы людей знают как Джоджо, - знаменитый Джоджо Хойт, человек со стальными нервами, на своем черном "Ястребе" марки Кэртис... Слушайте этот мощный рокот, люди, он означает скорость, скорость, скорость! Следом за ним взлетает Волней С.Пиккет из Мирамара, штат Калифорния... - Я с ним знакома, с этим Джоджо, - сказала Вики. - Мальчишка лет восемнадцати, вечно пьяный... - Это тоже входило в обязанности Карла? - спросил Кен. - Напаивать летчика, пока вы потихоньку подрезали тросы самолета? - Тс-с! - яростно зашикала на них Марго. Еще четыре самолета поднялись в воздух, и наконец было произнесено имя Волрата: - ...прославленный летчик-спортсмен и ученый в неказистом зеленом самолете... Это и есть Таинственный воздушный корабль! Слышите рокот? Сплошная мощь... - Нет ли у кого-нибудь сигарет? - спросил Кен громко, будто в комнате было человек десять. - Заткнись, - спокойно сказал Дэви, прежде чем Марго успела отпустить какую-нибудь колкость по адресу Кена, и минут пять все в полном молчании слушали бешеный лай диктора, которому, впрочем, несмотря на все старания, не удавалось скрыть, насколько скучно было все происходящее - день стоял пасмурный, видимость была плохая, а Дуг, сразу обогнавший своих соперников, пришел к финишу, опередив их на целых три круга. - Сенсация, сенсация! - пробормотал Кен. - Подумать только, что может сделать предприимчивый малый с помощью одной только воли к победе, нескольких кусков троса и кучки железного хлама. Марго, пропустив мимо ушей эти слова, выключила приемник; она, казалось, была совсем без сил. - Ну, вот и все, - вяло произнесла она. - Никто не хочет купить авиационный завод? Цена - пятьдесят центов. Примерно через месяц завод поступит в продажу. Но если Марго выглядела усталой, то Кен казался совсем подавленным; он словно только что понял серьезность какого-то взятого им на себя обязательства. Девушки вышли в кухню готовить ужин, а Кен налил себе стакан виски. - Значит, он все-таки выиграл! Ручаюсь, они там, на радио, до сих пор бесятся, на все лады превознося нового Непревзойденного Чемпиона Века Воздухоплавания. А мы шлепнулись в лужу и сидим тут, мистер Неудачник и его брат. Ну, брат мой, за наше с тобой здоровье! Зазвонил телефон - междугородная станция вызывала мисс Марго Мэллори. Во время разговора глаза ее блестели, щеки разгорелись. Она повесила трубку, но с лица ее не сходило сияющее выражение. - Он позвонил, чтобы сообщить мне о своей победе. Он не знал, слушали мы радио или нет, - объяснила Марго, но в ее веселом голосе чувствовалась дрожь. - Кто бы мог подумать, что он способен быть таким внимательным! А, да что дурака валять, я действительно горжусь им! - Ты сказала ему, что я тоже горжусь им? - осведомился Кен. - Кен!.. - умоляюще проговорила Марго. - У нас гости, - напомнил Кен беззаботным тоном, рассчитанным на то, чтобы взбесить Марго. Он обернулся к Вики и окинул ее долгим, внимательным взглядом. - Раньше вы не были такой красивой. Вики засмеялась, но ей было не по себе. Дэви вдруг ощутил глухую злобу на всех присутствующих. У него не хватало духу выйти из комнаты, и в то же время он знал, что, если не поможет ускорить приготовление ужина, вечер затянется надолго, а ему хотелось увезти Вики как можно раньше. Кроме того, он начал понимать, что Кен, несмотря на бушевавшее в нем отчаяние, только и ждет случая остаться с Вики наедине. "А ну их всех к черту, - вдруг подумал Дэви. - Если этому суждено случиться, то чем скорее, тем лучше". Как только Дэви вышел в кухню, Кен повернулся к Вики и быстро сказал: - Это не комплимент, а сущая правда. Вики. - Вы совершенно правы, - холодно ответила она. - Раньше я выглядела гораздо хуже. Кен, почему вы все время изводите Марго? - О, знаете - братья и сестры... - небрежно бросил Кен. Он быстро наклонился к ней, стремясь хоть что-то спасти от преследовавших его неудач. - Когда я увидел вас в конторе после этого сумасшедшего полета, во мне вдруг произошел переворот, Вики. А что вы тогда почувствовали? - Совсем не то, что ожидала, - ответила Вики с прямотой, стоившей ей, однако, усилий. - Я тогда еще не знала, почувствую ли я, что вы мне безразличны, или же все начнется сначала. Мне было страшно. - Ну? - торопил ее Кен, решив вытащить признание из-под спуда ее сдержанности, чтобы еще раз согреться теплом чужого чувства. - И что же? - Вышло ни так, ни этак, - сказала Вики. - Но, в общем, ничего особенного не произошло. - Значит, все-таки, что-то осталось, - не отставал Кен. - Я же вам все объяснила. - Нет, я говорю о том удовлетворении, которое вы получили тогда, отчитав меня. Потому что, если вам было приятно отомстить мне, значит, я вам еще не безразличен. - Кен, - нетвердым голосом сказала она, - если бы вы сейчас могли заняться чем-нибудь другим - читать книгу, смотреть кинокартину или играть в какую-нибудь игру, вы бы не стали со мной так разговаривать. Марго нет, поэтому вы занялись мной. Кен сел рядом с нею. - Нет, вы ошибаетесь, глубоко ошибаетесь. У меня вся душа изныла. Вики. Пока вы не уехали, я не знал, что вы из меня сделали другого человека... - Еще бы! - сказала она, вставая. Вошел Дэви, застенчиво стараясь не смотреть в их сторону. - Дэви, не прокатимся ли мы с вами после ужина? - Если вы хотите, - без всякого выражения ответил Дэви. - Очень хочу, - сказала Вики и пошла в кухню. Выждав удобную минуту, они вышли, сели в машину и поехали; Дэви по-прежнему был молчалив и задумчив. Он решил нигде не останавливаться, пока они не поговорят начистоту о Кене. Дэви хорошо знал - она скажет то, во что ей самой хочется верить; но он стремился поймать ее на слове - как если бы фраза "я люблю только вас" заключала в себе строгое обязательство, от которого уже нельзя будет отказаться. Однако молчание, длившееся всю дорогу, связывало их теснее, чем могли бы связать любые слова так и не начавшегося разговора. Дэви остановил машину у скал; когда он поцеловал Вики, она вздрогнула всем телом, и в ее раскрывшихся губах была ласковая покорность. Лежа рядом с ней в душистой летней темноте и слыша ее дыхание, такое же прерывистое, как и его собственное, Дэви вдруг понял, что перед ним раскрылся новый мир с необъятными горизонтами, и прежняя его жизнь показалась ему тесной и душной. До сих пор он был бесстрастным организатором событий, происходивших вне его, - хладнокровным исследователем сложных проблем, которые приобретали жгучий смысл в холодном царстве науки; и только сейчас, наконец, он стал активным участником всего происходящего вокруг - в его жизнь ворвался мощный свежий ветер. Он крепче прижал к себе Вики - ведь это она ввела его в новый мир; а когда она уйдет от него и будет вот так же лежать в объятиях Кена, Дэви снова рухнет в узкий серый колодец одиночества. Видение, представшее перед его глазами, было нестерпимо мучительным, и он постарался скорее отогнать его, прижавшись лицом к лицу Вики. Дни шли, и, упиваясь близостью с Вики, Дэви не замечал, что они с ней, в сущности, никогда не успевали поговорить - так быстро они оказывались в объятиях друг друга и так сильно влекло их все к одним и тем же ласкам. Ему не нужно было ничего, кроме ее прикосновений. Ее пальцы, лежавшие в его руке, ее руки, обвившиеся вокруг его шеи, казалось, порождали взаимопонимание, которое не нуждалось в словах. О таких моментах они говорили между собой с полной откровенностью, ибо в начале любви только любовные ощущения одинаково интересуют влюбленных. Лишь в одном Дэви был не вполне откровенен с Вики - он не осмеливался задать ей вопрос, постоянно вертевшийся у него в мозгу: "Думаешь ли ты о Кене?" Он просто считал само собой разумеющимся, что она о нем думает. Все эти дни только частица его мозга участвовала в работе над техническими проблемами. Почти все время он был поглощен воображаемыми разговорами с Вики, в которых он с предельной честностью рассказывал ей все о себе. Однако стоило им встретиться, как эти объяснения начинали представляться ему скучными и ненужными, потому что глаза ее, казалось, говорили, что она уже все и так знает. Никогда в жизни Дэви не думал, что будет способен смотреть на свою работу как на томительный ежедневный антракт между вечерами, заполненными всепоглощающей любовью. Прежде такое отношение к работе он считал признаком слабости, позорной для человека, любящего свое дело, но сейчас, испытав это на себе, он только покачивал головой, удивляясь своей прежней наивности. Даже когда у него на глазах стала назревать катастрофа, грозившая погубить всю их работу, Дэви в каком-то оцепенении рассеянно наблюдал за тем, как увеличиваются признаки полного развала, словно не было никакой необходимости срочного вмешательства. Он слышал свой голос, дающий разные советы, он точно со стороны видел, как предпринимает какие-то, по всей видимости осознанные, действия; но сквозь завесу, отделявшую его внутреннее "я", он видел, что больше всего ему хочется лежать на склоне холма и держать руку любимой, а человек, деловито суетящийся где-то внизу, - это какое-то постороннее существо, спотыкающееся о препятствие, оставшееся от далекого прошлого. Дэви сидел в банке за столом напротив Брока, но банкир глядел только на Кена, слушая его взволнованные оправдания. Кен ведет себя неправильно, с глухим раздражением подумал Дэви. Совершенно не к чему расписывать трудности, связанные с передачей движущегося изображения. Вместо этого надо было сделать упор на успехи, достигнутые при передаче неподвижного изображения; но с тех пор, как Кен две недели назад потерпел неудачу, не выполнив своего тайного обета, он как будто потерял всякий контакт с окружающим миром. "Хороша парочка, - усмехнулся Дэви, - один слепой, другой хромой". Мысленно он приказывал себе вмешаться, пока еще не поздно. - Самое важное, - сказал он наконец вслух, - самое важное - это то, что мы все-таки смогли хоть что-то передать и доказали правильность принципа электронного разложения изображения. - Это, конечно, верно, - медленно и вкрадчиво согласился Брок, вертя в руках пресс-папье. - Я все жду, что вы мне принесете хорошие вести, но, должен признаться, ожидание становится слишком долгим - долгим и дорогостоящим. Мы не жалуемся; но, с другой стороны, это не значит, что нас это не заботит. Никто не говорит, что деньги тратятся на ветер. И хотя вы, друзья мои, живете лучше, значительно лучше одеваетесь и ездите в более дорогих машинах, все же я первый согласен допустить, что это делается на деньги, принадлежащие лично вам... - Да, разумеется, - спокойно согласился Дэви. Скрытый намек заставил его как бы очнуться, а Брок, услышав его твердый голос, перевел взгляд на него. - По сути дела, - вскипел Кен, - вы один из первых поняли, что у нас в руках целая отрасль промышленности, которая может принести миллиард долларов дохода... - По сути дела, - сказал Брок, передразнивая Кена, - нам уже становится ясно, что требуемое количество денег далеко превосходит ту сумму, которую может выплатить частное лицо или группа частных лиц. Я, разумеется, понимаю, друзья, вам очень хочется самостоятельно управлять этим делом, как ради денег, так и ради собственного удовлетворения. И я не отрицаю, что финансирующие вас лица в свое время согласились на это условие. Вы можете даже обвинить нас в нарушении слова, и я не дам себе труда опровергать это. Речь идет о слишком больших деньгах, вот и все, и надо учесть тот простой факт, что деньги эти - наши. Вы до сих пор осуществляли свою линию руководства, а теперь мы будем настаивать на своей. Мне кажется - кстати, я советовался с моими компаньонами, - что сейчас самое время заинтересовать этим делом крупную радиокомпанию. Рано или поздно нам придется продать все свои паи, независимо от того, что мы вам обещали. Большие деньги требуют особого окружения, сноровки, штата людей, а самое главное - стимула. Чрезвычайно приятно надеяться на миллиард долларов, но никто еще не нищенствовал, получая и двадцать процентов прибыли. Вы же можете придумать какое-нибудь другое изобретение. У таких талантливых людей, как вы, должно быть, уйма всяких идей. Дэви постарался выдержать миролюбивый тон. - Мы категорически скажем "нет", если вам угодно получить ответ сразу; а если хотите, можем объяснить подробнее. Но, так или иначе, мы не намерены бросать работу над нашим изобретением. Оно для нас слишком важно. - Но ведь у вас есть другой выход. Радиоустановка Волрата отлично разрекламирована. Радио в авиации имеет огромные перспективы если не сейчас, то в близком будущем. Почему бы вам не заняться этим? Если вы пожелаете начать производство радиоустановок для авиации, а вашим теперешним делом будете заниматься в свободное время, просто для души, то финансирующие вас лица отнесутся к этому весьма серьезно. Ведь это уже нечто осязаемое. Мы пойдем даже на то, чтобы пересмотреть вопрос о вашем жалованье и премиальном вознаграждении за счет прибыли, когда она начнет поступать. Дэви резко поднялся с места. - Мы с Кеном должны обсудить это между собой, мистер Брок. Это слишком важное дело, чтобы решать его впопыхах. - Время мы вам дадим. - Брок окинул их холодным взглядом. - Если вам угодно - несколько дней. - Но предположим, нам удастся сделать установку, которая сможет передавать движущееся изображение? - настаивал Кен. - За несколько дней? - Нет, вероятно, потребуется несколько недель, - признался Кен. Брок пожал плечами. - Отлично. Это только увеличит стоимость изобретения. - Вы хотите сказать, что все равно намерены продать его? - О, это решено бесповоротно. Да, вот еще что - я вас должен предупредить: следите, чтобы ваши счета не превышали сальдо в банке. Мне поручили вам передать, что это все, чем вы можете располагать. С этого дня поступлений не будет. Если только вы не пожелаете заняться производством радиоустановок для самолетов. Дэви тронул Кена за руку, давая ему знак держаться спокойнее, и они вышли. - Какого черта ты разговаривал с ним так вежливо? - Кен был взбешен. - Потому что скандалом ничего не добьешься. - Что же нам теперь делать? - Стоять на своем. - А если они не сдадутся? - Мы тоже не сдадимся. - Но как же наша работа? - Работу будем продолжать. - А как быть с деньгами? - Мы будем их тратить. - Тратить нам нечего. - Тогда будем брать в кредит. А когда нам откажут в кредите, уволим техников. Понадобится, так сдадим дом, продадим машины, но будем стоять на своем. Дэви говорил спокойно, почти рассеянно. Что им делать - было совершенно ясно, но он так и не смог осознать, насколько критическим было их положение. Страх начал биться в бетонные стены, отгораживавшие Дэви от внешней жизни, но он, замкнувшись в своей крепости, ощущал лишь отдаленное сотрясение и больше ничего. Все, что происходило вовне, казалось ему нереальным. Кен и Дэви решили избрать осадное положение, и оно не замедлило наступить. Со времени последней встречи с Броком они не обменялись с ним ни единым словом. Они обещали уведомить его о своем решении, но звонить ему не стали, а Брок, в свою очередь, не напоминал им об этом; Тем не менее он, должно быть, предал свое решение огласке, потому что лаборатории братьев Мэллори вдруг было отказано в кредите. Через две недели братья остались без гроша. Пришлось рассчитать служащих - иного выхода не было. После этого в душу Дэви закралось тягостное беспокойство. - Давай потолкуем со стариком, - сказал он Кену. - Мы с тобой слишком долго все это пережевываем, а толку нет. Может, он нам что-нибудь посоветует. - Нет, - не сразу ответил Кен. - У меня что-то пропала охота ходить к нему. Чего доброго, угодишь как раз, когда он будет не в духе. - Ну, тогда с ним вообще бесполезно разговаривать, - сказал Дэви. - Давай все-таки рискнем. Нортон Уоллис не успел еще произнести ни слова, а они уже знали, что на этот раз им повезло. Одно то, как он повернул к ним голову, свидетельствовало о бодрости и энергии старика. - Входите, - сказал он. - Ну, что еще стряслось? По звуку ваших шагов можно подумать, что вы тащите мертвое тело. - У нас беда, - начал Дэви, придвигая табуретку поближе к рабочему столу Уоллиса. Он рассказал о создавшемся положении, вынудившем их уволить техников. - Как вы думаете, может, мы поторопились? - спросил Кен. - Вероятно, мы смогли бы продержаться дольше, если б уступили техникам часть паев. - Разве мы можем так рисковать? - возразил Дэви. - Нам ведь пришлось бы отдать часть наших собственных акций. По существу, все наше право контроля основано на том, что у нас всего на одну акцию больше, чем у остальных. А что если кто-нибудь из наших техников получит выгодное предложение от Брока? Можно ли винить человека, если он продаст свою долю, когда его одолеет нужда? - Ну а что толку в нашем праве контроля? Разве что оно дает нам возможность мешать Броку поступать, как ему вздумается. Если бы только нам удалось от него отделаться! - Каким же это образом? - спросил Уоллис. - Судя по тому, что вы рассказываете, Брок свои обязательства выполнил. - Мы тоже! - Ну и что из того? Даже если все вы сдержали свои обещания, у вас нет никаких коммерческих перспектив. Это скверно, но тут никто не виноват. Вообще-то говоря, предложение Брока заняться радиоустановками для авиации довольно разумно. - Вы считаете, что мы должны согласиться? - вспыхнул Дэви. - А вам хочется согласиться? - Какого черта, конечно нет, но вы сказали, что это разумно. - Мне наплевать, разумно это или нет. Речь идет о том, к чему у вас лежит душа. Брок сделал почти все, что обещал; предложение его разумно, и все-таки я бы послал его ко всем чертям! Я согласен с Дэви. То, над чем вы работаете, - дело вашей жизни, и вы не должны думать, сколько оно потребует денег и кто будет платить. Но вы напрасно сердитесь на Брока. Он грозится продать вашу работу вместе с акциями? Ну и что? С его точки зрения вы зарвались со своим изобретением, а "по-моему... Так что из этого? - Я знаю только одно: Брок стал нам поперек дороги и мне он осточертел, - заявил Кен. - Надо найти способ отпихнуть его в сторону. - Если ты хочешь отпихнуть Брока только из-за личных счетов, то забудь об этом, - сказал Уоллис. - Если же потому, что он мешает работе, тогда другое дело. - Ну вас обоих с вашими тонкостями, - рассердился Кен. - Не все ли равно, потому или поэтому? - Он отвернулся к окну, бледный, со страдальческим выражением лица. За его спиной наступило молчание. Кен ушел в свой одинокий мирок, куда никто и никогда не мог проникнуть, а Дэви даже не сделал попытки вызвать его оттуда. - Надо придумать, как спихнуть его с нашей шеи, - бормотал себе под нос Кен. Лицо его становилось все сумрачнее, и, когда он обернулся, у него был больной и измученный вид. - Очевидно, придется и это взять на себя, - произнес он. - Пойду поговорю с ним. - С Броком? - спросил Дэви. Кен ответил не сразу. Он бренчал ключами от машины, подбрасывая их на ладони, и возле крепко стиснутого рта его играли желваки мускулов. - Да не с Броком, - горько сказал он. - Несмотря на все твои умные речи, ты так разомлел от любви, что толку от тебя не дождешься. А Марго так давно отошла от нас, что я уже и не помню, когда это случилось. Ну, черт с ней и черт с тобой. Все должен делать я - как всегда. Я сейчас еду к Волрату. Увидимся с тобой дома. - К Волрату! - Дэви был поражен. Он встал и подошел к брату. - Зачем ты пойдешь к Волрату? - Заключить договор. - На что? - Не знаю! - Но что ты ему скажешь? - Не знаю! - Тогда зачем ты идешь? - Чтоб спихнуть Брока, вот зачем! Мне безразлично, что придется пообещать Волрату или как его упрашивать; никто не смеет вырвать у нас из рук нашу работу, пока мы сами ее не выпустим. Так что не пробуй отговаривать меня, Дэви, и, ради бога, не ходи со мной! - крикнул он. - С этим человеком я должен говорить один на один! Он стремительно повернулся, распахнул дверь и вышел, даже не потрудившись закрыть ее за собой. Дэви, не отрываясь, следил, как Кен шагал вниз с холма, но тот не оглянулся. - Бедняга, - произнес Уоллис. Обернувшись, Дэви увидел, что старик пристально смотрит в открытую дверь. - Он сам не знает, какая сила его гонит. - А какая сила гонит нас обоих? - с отчаянием воскликнул Дэви. - Можете вы это сказать? Иногда мне кажется, что мы способны на убийство. А почему? Мы оба чувствуем насущную необходимость поступить так-то, сделать что-то и что-то доказать. Тех, кто становится нам поперек пути, мы ненавидим. Тех, кто нам помогает, - любим Что в нас сидит такое? - Представь, что ты умираешь с голоду, а у тебя отнимают еду или что у тебя есть женщина, по которой ты сходишь с ума, и кто-то запер дверь ее комнаты. Разве ты не чувствовал бы, что способен на убийство? - Это другое дело. - Нисколько. Каждый раз, как мне попадает в руки газета, я спрашиваю себя: "Что случилось с нашей страной?" Но я мог бы и не спрашивать. Я и так знаю, что с ней случилось. - Какое мне дело до страны! Я говорю о себе и Кене. - Вот и я тоже! Всю свою жизнь я смотрю, как что-то постепенно уходит. С тех самых пор, как я впервые поступил на работу. Известно ли тебе, что когда мне было пятнадцать лет, я работал на постройке одного из первых "мониторов"? Видишь, о каких давних временах я говорю. В те дни всякий, кто трудился не покладая рук, в конце концов мог найти в этой стране свое место. Было на что надеяться, поэтому и жизнь казалась легче. А ведь работать было куда труднее, чем в наше время. Теперь же все до того легко - сущие пустяки. Все, что надо, за тебя сделает машина. Но жизнь стала хуже, потому что исчезла одна вещь - и притом очень важная. - Поговорим обо мне, - взмолился Дэви. - Ради бога скажите, что мне точит душу? - А вот то самое, что теперь исчезло. Знаешь, что это такое? Вот! - Старик вытянул обе руки. - Работа руками, вот что исчезло! Я не о каторжном ручном труде говорю. Те времена прошли, и слава богу. Создавать что-то своими руками - вот о чем я говорю. Человеку это необходимо, как воздух. Это инстинкт, который сейчас глушат, - инстинкт мастерства, потребность сделать своими руками и на свой собственный лад то, что ты придумал. Вот такого теперь уже нет. Даже названия этому не существует, и, когда человек начинает тосковать, он даже не знает, отчего. Он просто чувствует, что задыхается, и тогда в страхе начинает метаться и корчиться. Вот что тебя точит. - И все-таки непонятно, почему все на свете сводится к спорам, борьбе, проклятиям и интригам из-за денег. Кажется, мы с Кеном только этим и занимаемся с тех пор, как стали работать. До чего это противно! - озлобленно воскликнул Дэви. - Не желаю больше так жить! - А придется, - грустно сказал старик. - Деньги - это общепринятый язык. Он стал распространяться, когда я был еще малым ребенком, вскоре после Гражданской войны. Деньги говорят всюду, куда ни повернись. Считается, что делать деньги - главная задача твоей жизни. Все прочее - грех. Наша страна хвастается, что она изобрела все, что есть на свете полезного. На самом деле изобрели мы только одно - массовое производство. Но если есть в мире что-то такое, где нет места мастерству человеческих рук, так это конвейер. - Ну и прекрасно! - сказал Дэви, отворачиваясь. - Это к нам не относится. Наша работа не имеет ничего общего с конвейером. - Нет, имеет. Вы оба - инженеры в стране, где движется конвейер, где от его вибрации у всех под ногами дрожит земля. Будь вы не инженерами, а учеными, вы, может, этого не ощущали бы так сильно, но тогда вы бы не жили в настоящей Америке, в так называемой богатой Америке. Однако вы не ученые, потому что у вас другой подход к науке. Ученые - люди совсем иного склада, чем вы или я. У них вечный зуд понять что-то, что до сих пор было непонятно. Инженеры же хотят создать то, чего еще никогда не было. Вот в чем разница. Тебе или мне одних только знаний мало, а тем людям мало только создавать. - Между инженером и ученым не такая уж большая разница, - медленно сказал Дэви. - Мы с ними следуем одной и той же традиции. И мы и они одинаково считаем, что наша работа должна изменить мир для людей. - А я и не говорю, что инженер значит меньше, чем ученый. Я хочу сказать, что та маленькая разница, которая делает человека одним из них или одним из нас, порождает огромную разницу между тем миром, в котором живем мы, и миром, в котором живут они. Когда ты изобретаешь что-то практически полезное, твое изобретение становится собственностью конвейера, а конвейер - это бизнес. Даже если это тончайшая работа, в которую ты вложил всю душу, все равно бизнес - воздух, которым приходится дышать изобретателю, и язык, которому он волей-неволей должен выучиться. Запомни это, мальчуган, тут вся история твоей жизни, как и моей тоже. 8 В сизых ветреных сумерках Кен гнал машину по пустынным улицам. Завод Волрата находился на другом конце раскинувшегося по равнине города. Небо в той стороне уже подернулось серой дымкой, сквозь нее проступали алые полосы заката. По улицам вихрем носились сухие листья; шины с хрустом подминали их под себя. Кен спешил, словно боясь опоздать к назначенному часу, хотя, насколько он знал, в такое время вряд ли можно застать Волрата на заводе. Полководец, храбро сражавшийся в проигранной битве, с беспросветным отчаянием в душе пускается в скорбный путь к месту капитуляции, волоча за собой поверженные знамена. Но с каждым шагом в нем постепенно начинает теплиться надежда на то, что в конце концов справедливость восторжествует и нынешний победитель будет разбит в будущих сражениях полководцами других армий. Потом и эта надежда тускнеет. И в конце своего одинокого пути побежденный вождь желает только одного - чтобы его не заставили стоять на коленях, а в самую последнюю минуту он уже пытается сторговаться с судьбой: "Если победитель не станет унижать мою гордость, я полюблю его; а уж если я смогу его полюбить - значит, то, что я потерпел поражение, правильно и справедливо и на свете есть правда". Но Кен вряд ли мог сказать, в какой, собственно, битве он сражался и что собирается сложить к ногам победителя. Сердце его сжимала тяжелая тоска, от которой можно было задохнуться, если б причиной ее не являлась злобная ненависть к Броку. Кен ненавидел его не за то, что он грозил предать их, а за его неумолимость - черту, по мнению Кена, свидетельствующую о бесчеловечности. Волрат - тот, по крайней мере, человек страстный, порывистый, самолюбивый. Кен нехотя признался себе, что Волрат начинает вызывать у него невольное восхищение. Когда Кен подъехал к заводу, уже стемнело, темная громада здания неясно чернела между двумя еще более темными массивами неба и земли. "Крайслер" подкатил к железным решетчатым воротам и остановился, освещая фарами пустынный двор. Кен уже хотел было повернуть обратно, но в это время у ворот появился ночной сторож. Колеблющиеся лучи фар, похожие на указательные пальцы, уперлись в тускло блеснувший "кэнинхем" Волрата, который одиноко стоял у стены. - Мистер Волрат здесь? - спросил Кен у сторожа. Сторож кивнул. - Еще не уезжал. Как ему доложить? Кен, не выходя из машины, назвал свое имя. Сторож скрылся в темноте, по ту сторону ворот, и Кен остался один среди бесконечной плоской равнины. Сумеречное небо повисло совсем низко, и казалось, будто это не небо, а нижний край какого-то огромного космического жернова, который медленно катится с востока, где уже сгустилась ночная тьма, к узенькой малиновой полоске заката. Через секунду тяжелый жернов надвинулся еще ближе и наступила ночь. Но отблески света еще мерцали в небе, и по-прежнему буйствовал ветер. Мир навсегда останется таким, как есть, хотя порой и кажется, будто всему наступил конец; катастрофа - это только лясканье беззубых челюстей, сквозь которые жизнь проскользнет и будет продолжаться вечно. Охваченный внезапно пробудившейся надеждой, Кен готов был повернуть машину и умчаться прочь, отказавшись от капитуляции, которая теперь представлялась ему совсем ненужной. Но тут же, повинуясь новому порыву, он решил доверить свою судьбу случаю. "Если он согласится принять меня, все будет хорошо", - подумал он. К нему вернулась прежняя заносчивость, и он потребовал еще большего: пусть Волрат сам выйдет к воротам, как если бы просителем был не Кен, а он. Через минуту в темном прямоугольнике здания засветилась открывшаяся дверь, и Кен увидел силуэты двух человек. Шаги звучали вразнобой - один шагал шире другого. До Кена донеслись их голоса - он узнал смех Волрата. Сердце его забилось сильнее. Затем двое разошлись в разные стороны. Хлопнула дверца машины, и ее четыре фары превратились в сверкающие глаза, как бы созерцавшие свое собственное отражение, на кирпичной стене. Прошла минута, прежде чем Кен понял, что ему нанесено оскорбление. Сторож отпер ворота, и спортивная машина Волрата попятилась назад, потом быстро развернулась - издали она была похожа на летучую мышь с вытаращенными глазами и светящимися кончиками крыльев; летучая мышь, медленно плывя над самой землей, миновала ворота и снова превратилась в машину, которая остановилась перед "крайслером", загородив ему путь. - Это вы, Мэллори? - послышался голос Дуга сквозь вой ветра. - Вы, кажется, хотели поговорить со мной? Пальцы Кена крепко стиснули баранку руля. Затем очень осторожно, словно сознавая необходимость двигаться хотя бы через силу, чтобы не потерять сознание, он вылез из машины и пошел к Волрату, который ждал, не выключая мощно и терпеливо рычавшего мотора. - Да, я хотел поговорить с вами, Волрат, только не на ходу. - У меня есть несколько минут. В чем дело? Кен медленно покачал головой. В душе его кипела смертельная ненависть, на глаза просились слезы, поэтому он держался так, словно был заключен в очень хрупкую оболочку. - Здесь я разговаривать не стану, - процедил он. - Вернитесь назад. Или же забудем об этом. Волрат устремил на него холодный оценивающий взгляд. Много дней прошло с тех пор, как они виделись во время пробного полета, - за эти дни Волрат проделал тысячи миль, сталкивался с бесчисленным количеством человеческих судеб и честолюбивых стремлений, видел свое имя, напечатанное огромными буквами, и слышал, как выкрикивают его незнакомые люди, - но сейчас для них с Кеном словно еще длился тот самый день, когда они, раскаленные от ярости, один за другим вышли из самолета. - Ладно, - спокойно сказал Волрат. - Садитесь, я въеду во двор задним ходом. Кен обошел машину кругом и сел рядом с Волратом, не позволяя себе откинуться на спинку сиденья, обтянутого шелковистой кожей. Волрат в темноте подъехал к сторожу и кивком указал на "крайслер", как на вещь, не имевшую названия: - Поставьте это во двор. Мы пойдем в контору. Длинная машина плавно двинулась назад, и Кен ощутил тоскливую беспомощность самоубийцы, который раздумал умирать через какую-то долю секунды после того, как спустил курок. Кен явился к месту капитуляции, но вражеский полководец, сидевший напротив него, даже и не подозревал о войне между ними, потому что никакой войны не было. Однако отступать было уже поздно. Знамена слишком долго волочились в пыли и теперь должны быть смиренно сложены у ног этого удивленного, презрительно усмехающегося чужого человека. Вернувшись с завода, Кен оставил машину на мостовой возле дома и с трудом добрался до входной двери, сгибаясь от ветра, бросавшего ему в лицо колючие сухие листья, которые возникали словно из ничего. Кен до того устал и отупел, что казался себе плоским, как щепка, а его одежда, как и прежнее его честолюбие, словно были с чужого плеча и предназначались для человека вдвое толще его. Ветер все усиливался. У Кена перехватывало дыхание, глаза слезились, шляпа вдруг нелепо приподнялась над его головой; он круто обернулся и обхватил голову обеими руками, чувствуя себя так, словно его выставили на посмешище всему миру. Спотыкаясь, он поднялся на две кирпичные ступеньки, взбудораженный, исхлестанный ветром и с такой тупой болью в сердце, что ему хотелось поскорее забиться в какой-нибудь угол, съежиться там и закрыть лицо руками. Иначе он кого-нибудь убьет. Захлопнув за собой дверь и прислонившись к ней, чтобы перевести дух, Кен открыл глаза и убедился, что буря ворвалась за ним и сюда, ибо, хотя колючие струи воздуха остались снаружи, здесь его обдал холодом гневный взгляд Марго. Поглядев на нее, потом на Дэви, Кен понял, что они ссорились перед его приходом, а теперь готовы обратить свой гнев на него. Лицо его было смертельно бледным, в глазах темнело от стыда и злости. Он молча взглянул на брата и сестру, как бы предупреждая, чтобы они под страхом смерти не смели заговаривать с ним, потом подошел к стенному шкафу и аккуратно повесил шляпу и пальто. - Может, поедим? - бросил он через плечо. - Может, поговорим? - точно таким же тоном спросила Марго. Кен медленно обернулся и, тыча в нее указательным пальцем, сказал: - Вот что: если у тебя осталась хоть капля совести, ты завтра же уйдешь от Волрата! - Кену было трудно выговорить лишь первые слова, потом они полились сами собой. Глядя мимо Марго на Дэви, он с ожесточением сказал: - Волрат еще хуже Брока. Брок хоть зарабатывает деньги своим трудом, а этот самодовольный жирный кот... Ты бы его послушал! "Из опыта моей деятельности..." - говорит. А что он, спрашивается, сделал за всю свою жизнь? Я чуть не прыснул ему в лицо - этот тип явно страдает манией величия. Можно подумать, что он - председатель по крайней мере десяти акционерных обществ. - Так оно и есть, - заявила Марго. - А кто ты такой, чтобы издеваться над ним? Подумаешь, чуть не прыснул ему в лицо! Знаешь, ты уж меня не смеши. Кен обернулся и увидел в ее глазах столько презрения, что чуть не съежился, как от ветра, бившего на улице ему в лицо. Он глядел на сестру, желая ненавидеть ее, веря, что ненавидит ее, удивляясь тому, что имел глупость считать ее недостижимым образцом женского совершенства. Про себя он разбирал ее по косточкам: голос, который он прежде так любил, резал его слух и казался пронзительным и вульгарным; стройная фигура, раньше всегда вызывавшая у него восхищение, сейчас представлялась ему просто сухопарой. Кен молча разглядывал сестру, и казалось, будто он слушает ее с сосредоточенным вниманием, на самом же деле он безжалостно развенчивал свой идеал. Слава богу, наконец-то он освободился от ее власти! Кен не слышал, что говорила Марго, и когда она умолкла, он помедлил, стараясь вспомнить хотя бы обрывки ее фраз, чтобы отразить нападение. "Какое ты имеешь право?" Да, она сказала эти слова. "Кто тебе разрешил разговаривать с ним?" - Кто мне разрешил? - произнес Кен, стараясь говорить внятно. Ему не хватало воздуха. - С каких это пор я стал нуждаться в чьем-либо разрешении? - Когда кто-нибудь из нашей семьи идет к Дугу просить денег, необходимо _мое_ разрешение, потому что я - та дверь, через которую вы к нему входите. Болван несчастный! Полез к нему со своим разговором и наверняка испортил все, над чем я так старалась ради нас... Ради _нас_? Ради _тебя_, идиот! - Марго! - послышался предостерегающий голос Дэви, и Кен увидел, как брат встал позади Марго, но ничто не могло смягчить ее ожесточенного презрения к Кену. - Значит, он тебе отказал! - говорила она. - Очень рада! Поделом тебе! - Видя, что Кен воспринимает ее слова, как пощечины, она со жгучим злорадством бросала ему в лицо оскорбления. - Что ж, радуйся, - медленно произнес Кен, удивляясь тому, что она еще может причинять ему боль, хотя он выкинул ее из своего сердца. - Конечно, кому какое дело, что я заставил себя пойти именно к _нему_! Он и не знает, чего мне это стоило. - А что ему знать? Чего ради он должен щадить твое самолюбие? Разве он у тебя что-нибудь отнял? - Марго, замолчи! - Кен смутно расслышал окрик Дэви - так сильно стучало его ноющее сердце. - Посмотрите на этого спесивого петуха! - продолжала Марго, не обращая внимания на Дэви. - Никто не смеет ему ни в чем отказать! Все принадлежит ему: он берет и дает, не считаясь ни с кем! Ты ненавидишь его только потому, что я его люблю! Только поэтому - другой причины нет! Дэви шагнул к ней сзади, схватил ее за руку и круто повернул к себе. - Зачем ты его оскорбляешь? - крикнул он. - Тебе это доставляет удовольствие? - Оскорбить она меня не может, - сказал Кен каким-то деревянным голосом. - Оставь ее в покое. - Не ври, тебе обидно до смерти! - Дэви тряхнул Марго за плечи и, пригнувшись к ее лицу, сказал: - Наплевать нам на Волрата и на его отказ! Мы в нем не нуждаемся. И никогда не будем нуждаться! - Нет, он именно тот человек, который вам нужен! - отчеканила Марго. - Мне следовало знать это с самого начала. Кроме него, я ничего вокруг себя не видела, потому что он - тот, кого я ждала всю жизнь. Зато я и знаю его так, как никто. Его нельзя просить об одолжении. Брать от него подарки даже опасно. У него непременно должно быть такое ощущение, будто он навязывает людям свою помощь насильно. Тебе ведь хочется получить у него денег, - сказала она, высвобождая руку из пальцев Дэви, чтобы повернуться к Кену, ибо все-таки Кена она всегда любила и будет больше любить. - Что ж, может, и мне поначалу хотелось только этого, но теперь ты все напортил, потому что он подумает, будто ты пришел с моего разрешения. Ни разу, - раздельно сказала она, - я ничего не попросила у него для себя. - Опять ты со своим разрешением, - сказал Кен. - Кого ты считаешь своей собственностью? - Тебя, - ответила она, глядя прямо ему в лицо. - Ты - моя собственность, точно так же, как я - твоя. Да, я не боюсь сказать это вслух. Идиот, ты думаешь я плачу из-за себя? Нет, мальчик мой, меня никто не обидел! Но я знаю, что ты не можешь вынести, когда над тобой смеются... - Он вовсе не смеялся... - Нет, смеялся, - упрямо сказала Марго. - Кен, Кен, почему ты не пришел ко мне? Разве ты уже не можешь быть со мной откровенным? Кен покачал головой - смертельная ненависть вдруг исчезла из его сердца, и оно стало похоже на пустой мешок. - Нет, - сказал он. - Уже не могу. Раньше мы были друзьями, а теперь - нет. - Мы и сейчас друзья, - настойчиво произнесла Марго. Она обняла его и прижала его голову к своей. Кен вдохнул знакомый запах ее волос и вдруг понял, что самая давняя, самая