облескивали жадные огоньки. И когда он стал перед алтарем и воздел свои запятнанные кровью руки с поруганным, изувеченным телом возлюбленного сына своего, голоса гостей, созванных на пасхальный пир, снова слились в общем хоре. А сейчас тело унесут... Иди, любимый, исполни, что предначертано тебе, и распахни райские врата перед этими несчастными. Передо мной же распахнутся врата ада. Дьякон поставил священный сосуд на алтарь, а он преклонил колена, и с алтаря на его обнаженную голову капля за каплей побежала кровь. Голоса певчих звучали все громче и громче, будя эхо под высокими сводами собора. "Sine termino... sine termino!"(*103) О Иисус, счастлив был ты, когда мог пасть под тяжестью креста! Счастлив был ты, когда мог сказать: "Свершилось!" Мой же путь бесконечен, как путь звезд в небесах. И там, в геенне огненной, меня ждет червь, который никогда не умрет, и пламя, которое никогда не угаснет. "Sine termino... sine termino!" Устало, покорно проделал кардинал оставшуюся часть церемонии, машинально выполняя привычный ритуал. Потом, после благословения, опять преклонил колена перед алтарем и закрыл руками лицо. Голос священника, читающего молитву об отпущении грехов, доносился до него, как дальний отзвук того мира, к которому он больше не принадлежал. Наступила тишина. Кардинал встал и протянул руку, призывая к молчанию. Те, кто уже пробирался к дверям, вернулись обратно. По собору пронесся шепот: "Его преосвященство будет говорить". Священники переглянулись в изумлении и ближе придвинулись к нему; один из них спросил вполголоса: - Ваше преосвященство намерены говорить с народом? Монтанелли молча отстранил его рукой. Священники отступили, перешептываясь. Проповеди в этот день не полагалось, это противоречило всем обычаям, но кардинал мог поступить по своему усмотрению. Он, вероятно, объявит народу что-нибудь важное: новую реформу, исходящую из Рима, или послание святого отца. Со ступенек алтаря Монтанелли взглянул вниз, на море человеческих лиц. С жадным любопытством глядели они на него, а он стоял над ними неподвижный, похожий на призрак в своем белом облачении. - Тише! Тише! - негромко повторяли распорядители, и рокот голосов постепенно замер, как замирает порыв ветра в вершинах деревьев. Все смотрели на неподвижную фигуру, стоявшую на ступеньках алтаря. И вот в мертвой тишине раздался отчетливый, мерный голос кардинала: - В евангелии от святого Иоанна сказано: "Ибо так возлюбил бог мир, что отдал сына своего единородного, дабы мир спасен был через него". Сегодня у нас праздник тела и крови искупителя, погибшего ради вас, агнца божия, взявшего на себя грехи мира, сына господня, умершего за ваши прегрешения. Вы собрались, чтобы вкусить от жертвы, принесенной вам, и возблагодарить за это бога. И я знаю, что утром, когда вы шли вкусить от тела искупителя, сердца ваши были исполнены радости, и вы вспомнили о муках, перенесенных богом-сыном, умершим ради вашего спасения. Но кто из вас подумал о страданиях бога-отца, который дал распять на кресте своего сына? Кто из вас вспомнил о муках отца, глядевшего на Голгофу(*104) с высоты своего небесного трона? Я смотрел на вас сегодня, когда вы шли торжественной процессией, и видел, как ликовали вы в сердце своем, что отпустятся вам грехи ваши, и радовались своему спасению. И вот я прошу вас: подумайте, какой ценой оно было куплено. Велика его цена! Она превосходит цену рубинов, ибо она цена крови... Трепет пробежал по рядам. Священники, стоявшие в алтаре, перешептывались между собой и слушали, подавшись всем телом вперед. Но кардинал снова заговорил, и они умолкли. - Поэтому говорю вам сегодня. Я есмь сущий. Я глядел на вас, на вашу немощность и ваши печали и на малых детей, играющих у ног ваших. И душа моя исполнилась сострадания к ним, ибо они должны умереть. Потом я заглянул в глаза возлюбленного сына моего и увидел в них искупление кровью. И я пошел своей дорогой и оставил его нести свой крест. Вот оно, отпущение грехов. Он умер за вас, и тьма поглотила его; он умер и не воскреснет; он умер, и нет у меня сына. О мой мальчик, мой мальчик! Из груди кардинала вырвался долгий жалобный стон, и его, словно эхо, подхватили испуганные голоса людей. Духовенство встало со своих мест, дьяконы подошли к кардиналу и взяли его за руки. Но он вырвался и сверкнул на них глазами, как разъяренный зверь: - Что это? Разве не довольно еще крови? Подождите своей очереди, шакалы! Вы тоже насытитесь! Они попятились от него и сбились в кучу, бледные, дрожащие. Он снова повернулся к народу, и людское море заволновалось, как нива, над которой пролетел вихрь. - Вы убили, убили его! И я допустил это, потому что не хотел вашей смерти. А теперь, когда вы приходите ко мне с лживыми славословиями и нечестивыми молитвами, я раскаиваюсь в своем безумстве! Лучше бы вы погрязли в пороках и заслужили вечное проклятие, а он остался бы жить. Стоят ли ваши зачумленные души, чтобы за спасение их было заплачено такой ценой? Но поздно, слишком поздно! Я кричу, а он не слышит меня. Стучусь у его могилы, но он не проснется. Один стою я в пустыне и перевожу взор с залитой кровью земли, где зарыт свет очей моих, к страшным, пустым небесам. И отчаяние овладевает мной. Я отрекся от него, отрекся от него ради вас, порождения ехидны! Так вот оно, ваше спасение! Берите! Я бросаю его вам, как бросают кость своре рычащих собак! За пир уплачено. Так придите, ешьте досыта, людоеды, кровопийцы, стервятники, питающиеся мертвечиной! Смотрите: вон со ступенек алтаря течет горячая, дымящаяся кровь! Она течет из сердца моего сына, и она пролита за вас! Лакайте же ее, вымажьте себе лицо этой кровью! Деритесь за тело, рвите его на куски... и оставьте меня! Вот тело, отданное за вас. Смотрите, как оно изранено и сочится кровью, и все еще трепещет в нем жизнь, все еще бьется оно в предсмертных муках! Возьмите же его, христиане, и ешьте! Он схватил ковчег со святыми дарами, поднял его высоко над головой и с размаху бросил на пол. Металл зазвенел о каменные плиты. Духовенство толпой ринулось вперед, и сразу двадцать рук схватили безумца. И только тогда напряженное молчание народа разрешилось неистовыми, истерическими воплями. Опрокидывая стулья и скамьи, сталкиваясь в дверях, давя друг друга, обрывая занавеси и гирлянды, рыдающие люди хлынули на улицу. Эпилог - Джемма, вас кто-то спрашивает внизу. Мартини произнес эти слова тем сдержанным тоном, который они оба бессознательно усвоили в течение последних десяти дней. Этот тон да еще ровность и медлительность речи и движений были единственными проявлениями их горя. Джемма в переднике и с засученными рукавами раскладывала на столе маленькие свертки с патронами. Она занималась этим с самого утра, и теперь, в лучах ослепительного полдня, было видно, как осунулось ее лицо. - Кто там, Чезаре? Что ему нужно? - Я не знаю, дорогая. Он мне ничего не сказал. Просил только передать, что ему хотелось бы переговорить с вами наедине. - Хорошо. - Она сняла передник и спустила рукава. - Нечего делать, надо выйти к нему. Наверно, это просто сыщик. - Я буду в соседней комнате. В случае чего, кликните меня. А когда отделаетесь от него, прилягте и отдохните немного. Вы целый день провели на ногах. - Нет, нет! Я лучше буду работать. Джемма медленно спустилась по лестнице. Мартини молча шел следом за ней. За эти дни Джемма состарилась на десять лет. Едва заметная раньше седина теперь выступала у нее широкой прядью. Она почти не поднимала глаз, но если Мартини удавалось случайно поймать ее взгляд, он содрогался от ужаса. В маленькой гостиной стоял навытяжку незнакомый человек. Взглянув на его неуклюжую фигуру и испуганные глаза, Джемма догадалась, что это солдат швейцарской гвардии(*105). На нем была крестьянская блуза, очевидно, с чужого плеча. Он озирался по сторонам, словно боясь, что его вот-вот накроют. - Вы говорите по-немецки? - спросил он. - Немного. Мне передали, что вы хотите видеть меня. - Вы синьора Болла? Я принес вам письмо. - Письмо? - Джемма вздрогнула и оперлась рукой о стол. - Я из стражи, вон оттуда. - Солдат показал в окно на холм, где виднелась крепость. - Письмо это от казненного на прошлой неделе. Он написал его в последнюю ночь перед расстрелом. Я обещал ему передать письмо вам в руки. Она склонила голову. Все-таки написал... - Потому-то я так долго и не приносил, - продолжал солдат. - Он просил передать вам лично. А я не мог раньше выбраться - за мной следили. Пришлось переодеться. Солдат пошарил за пазухой. Стояла жаркая погода, и сложенный листок бумаги, который он вытащил, был не только грязен и смят, но и весь промок от пота. Солдат неловко переступил с ноги на ногу. Потом почесал в затылке. - Вы никому не расскажете? - робко проговорил он, окинув ее недоверчивым взглядом. - Я пришел сюда, рискуя жизнью. - Конечно, нет! Подождите минутку... Солдат уже повернулся к двери, но Джемма, остановив его, протянула руку к кошельку. Оскорбленный, он попятился назад и сказал грубовато: - Не нужно мне ваших денег. Я сделал это ради него - он просил меня. Ради него я пошел бы и на большее. Он был очень добрый человек... Джемма уловила легкую дрожь в его голосе и подняла глаза. Солдат вытирал слезы грязным рукавом. - Мы не могли не стрелять, - продолжал он полушепотом. - Мы люди подневольные. Дали промах... а он стал смеяться над нами. Назвал нас новобранцами... Пришлось стрелять второй раз. Он был очень добрый человек... Наступило долгое молчание. Потом солдат выпрямился, неловко отдал честь и вышел... Несколько минут Джемма стояла неподвижно, держа в руке листок. Потом села у открытого окна. Письмо, написанное очень убористо, карандашом, нелегко было прочитать. Но первые два слова, английские, сразу бросились ей в глаза: Дорогая Джим! Строки вдруг расплылись у нее перед глазами, подернулись туманом. Она потеряла его. Опять потеряла! Детское прозвище заставило Джемму заново почувствовать эту утрату, и она уронила руки в бессильном отчаянии, словно земля, лежавшая на нем, всей тяжестью навалилась ей на грудь. Потом снова взяла листок и стала читать: Завтра на рассвете меня расстреляют. Я обещал сказать вам все, и если уж исполнять это обещание, то откладывать больше нельзя. Впрочем, стоит ли пускаться в длинные объяснения? Мы всегда понимали друг друга без лишних слов. Даже когда были детьми. Итак, моя дорогая, вы видите, что незачем вам было терзать свое сердце из-за той старой истории с пощечиной. Мне было тяжело перенести это. Но потом я получил немало других таких же пощечин и стерпел их. Кое за что даже отплатил. И сейчас, я как рыбка в нашей детской книжке (забыл ее название), "жив и бью хвостом" - правда, в последний раз... А завтра утром finita la commedia(*106). Для вас и для меня это значит: цирковое представление окончилось. Воздадим благодарность богам хотя бы за эту милость. Она невелика, но все же это милость. Мы должны быть признательны и за нее. А что касается завтрашнего утра, то мне хочется, чтобы и вы, и Мартини знали, что я совершенно счастлив и спокоен и что мне нечего больше просить у судьбы. Передайте это Мартини как мое прощальное слово. Он славный малый, хороший товарищ... Он поймет. Я знаю, что, возвращаясь к тайным пыткам и казням, эти люди только помогают нам, а себе готовят незавидную участь. Я знаю, что, если вы, живые, будете держаться вместе и разить врагов, вам предстоит увидеть великие события. А я выйду завтра во двор с радостным сердцем, как школьник, который спешит домой на каникулы. Свою долю работы я выполнил, а смертный приговор - лишь свидетельство того, что она была выполнена добросовестно. Меня убивают потому, что я внушаю им страх. А чего же еще может желать человек? Впрочем, я-то желаю еще кое-чего. Тот, кто идет умирать, имеет право на прихоть. Моя прихоть состоит в том, чтобы объяснить вам, почему я был так груб с вами и не мог забыть старые счеты. Вы, впрочем; и сами все понимаете, и я напоминаю об этом только потому, что мне приятно написать эти слова. Я любил вас, Джемма, когда вы были еще нескладной маленькой девочкой и ходили в простеньком платьице с воротничком и заплетали косичку. Я и теперь люблю вас. Помните, я поцеловал вашу руку, и вы так жалобно просили меня "никогда больше этого не делать"? Я знаю, это было нехорошо с моей стороны, но вы должны простить меня. А теперь я целую бумагу, на которой написано ваше имя. Выходит, что я поцеловал вас дважды и оба раза без вашего согласия. Вот и все. Прощайте, моя дорогая! Подписи не было. Вместо нее Джемма увидела стишок, который они учили вместе еще детьми: Счастливой мошкою Летаю. Живу ли я Иль умираю. Полчаса спустя в комнату вошел Мартини. Много лет он скрывал свое чувство к Джемме, но сейчас, увидев ее горе, не выдержал и, уронив листок, который был у него в руках, обнял ее: - Джемма! Что такое? Ради бога! Ведь вы никогда не плачете! Джемма! Джемма! Дорогая, любимая моя! - Ничего, Чезаре. Я расскажу потом... Сейчас не могу. Она торопливо сунула в карман залитое слезами письмо, отошла к окну и выглянула на улицу, пряча от Мартини лицо. Он замолчал, закусив губы. Первый раз за все эти годы он, точно мальчишка, выдал себя, а она даже ничего не заметила. - В соборе ударили в колокол, - сказала Джемма оглянувшись; самообладание вернулось к ней. - Должно быть, кто-то умер. - Об этом-то я и пришел сказать, - спокойно ответил Мартини. Он поднял листок с пола и передал ей. Это было объявление, напечатанное на скорую руку крупным шрифтом и обведенное траурной каймой: Наш горячо любимый епископ, его преосвященство кардинал монсеньер Лоренцо Монтанелли скоропостижно скончался в Равенне от разрыва сердца. Джемма быстро взглянула на Мартини, и он, пожав плечами, ответил на ее невысказанную мысль: - Что же вы хотите, мадонна? Разрыв сердца - разве это плохое объяснение? Оно не хуже других. Роман "Овод" и его автор На 17-м этаже большого мрачного дома на 24-й улице Нью-Йорка еще недавно жила старая английская писательница Этель Лилиан Войнич. Жила она вместе со своей приятельницей Анной Нилл. Анна работала в библиотеке, и Войнич почти целые дни была одна. Окна ее комнаты выходят на восток. Часами сидела она в кресле у окна и вспоминала... Позади длинная, сложная, трудная жизнь. Множество стран, городов, людей и непрестанный труд. А у книги, созданной ею, - своя судьба. Встреченный возмущением в Америке, равнодушием в Англии, ее роман "Овод" был восторженно принят в России. Она писала свой роман только для взрослых, считая, что он никак не годится для молодежи, но именно молодой читатель страстно полюбил ее героя. Все ее сверстники умерли, она была почти одинока. Она ничего не знала о том, как относятся к ее роману теперь в России, в СССР. Бережно хранила она маленькую книжечку в желтой обложке - дешевенькое издание "Овода" на русском языке, вышедшее в 1913 году. Она считала, что это последнее издание ее романа в России. Но вот однажды, в конце лета 1955 года, ей принесли апрельский номер советского журнала "Огонек". В нем была напечатана статья - "Роман "Овод" и его автор". Взволнованная до глубины души, старая писательница увидела в журнале свою фотографию пятидесятилетней давности, портрет своего отца, мужа. Значит, ее не забыли, ее любят в той огромной прекрасной стране - в той стране, где она сама бывала в молодости, за свободу которой она когда-то боролась! Оказывается, к 1955 году ее роман "Овод" переведен на двадцать языков народов СССР. Тиражи его изданий превысили два миллиона! Два раза по его сюжету ставили кинофильмы, тысячи зрителей во многих городах смотрят спектакль "Овод". Потрясенная, она долго не могла заснуть в эту ночь. - Я же говорила тебе о России, - делится она с Анной. - Они не могли перестать читать мою книгу. С тех пор журнал "Огонек" постоянно лежал у нее на столе. Через некоторое время она узнала, что в Америку приезжает делегация советских журналистов. Они хотели видеть автора "Овода", и Э.Л. Войнич пригласила их к себе в гости. И вот они очутились перед ней - живые люди страны социализма. Она - современница Маркса и Энгельса - воочию увидела людей будущего. И это будущее раньше всего наступило в России. Советские журналисты принесли ей цветы. Она гладила тонкими, высохшими пальцами нежно-розовые лепестки хризантем. Она очень любила цветы... Советские журналисты рассказывали ей снова о любви народа к ее роману... Да, читают, наверно, но чтоб так любили! На двадцати языках, свыше двух миллионов! - это ей казалось невероятным, и она недоверчиво качала головой. Гости задавали ей сотни вопросов. Она говорила с ними по-русски. Она так давно не говорила по-русски. Иногда она забывала какое-нибудь слово, но, помолчав минутку, вспоминала его. Она очень любила русский язык и прекрасную литературу, созданную на этом языке. Э.Л. Войнич рассказывала о своих русских друзьях и прежде всего об известном революционере и писателе - Сергее Михайловиче Степняке-Кравчинском, авторе замечательных книг: "Подпольная Россия", "Андрей Кожухов", "Домик на Волге" и других. - Мы, молодые, называли его опекуном, - говорила Э.Л. Войнич. - Это он помог мне стать писательницей. Гости были готовы слушать ее рассказы весь день, но она скоро устала, ведь ей уже 91 год... Специальный корреспондент газеты "Комсомольская правда" попросил ее написать несколько слов привета советской молодежи. Э.Л. Войнич задумалась: несколько слов, а надо ведь сказать самое главное! О, она хорошо знала, что самое главное для страны социализма, и уверенной рукой вывела слова: "Всем детям Советского Союза: счастливого будущего в мире мира" и подписалась "Э.Л. Войнич. Нью-Йорк. 17 ноября 1955 года". С этого дня переменилась жизнь Э.Л. Войнич. Она стала получать сотни писем из СССР. К ней приходило множество посетителей: советские писатели, художники, артисты, дипломаты. Ей дома показали советский фильм "Овод", ей посылали издания ее книг, театральные афиши спектаклей "Овод"... Высок и завиден удел писателя, при жизни заслужившего любовь миллионов читателей во всем мире. Миллионов - это не преувеличение: ведь роман "Овод" переведен почти на все европейские языки. Роман "Овод" знают и любят в странах народной демократии: он издается и переиздается в Китае, Румынии, ГДР, Польше, Болгарии, Чехословакии, Венгрии. Но поистине всенародную известность этот роман получил в СССР: за годы советской власти роман "Овод" был издан у нас 140 раз на 24 языках общим тиражом около шести миллионов экземпляров! Роман "Овод" был переведен на русский язык в 1898 году, сразу же после его появления в Америке и в Англии, и сразу же стал любимейшей книгой передовой русской молодежи. Эта книга увлекала молодежь, выражаясь словами В.Г. Белинского, "примером высоких действий" молодого героя книги. Ее читали и перечитывали, над нею рыдали ночами, сжав кулаки, а утром выходили в жизнь с сухими глазами и горящими сердцами, готовые к бою и к смерти за счастье и свободу родного народа. Узникам она придавала мужество, слабых она делала сильными, сильных превращала в богатырей. В сознание русского читателя "Овод" вошел в эпоху подготовки первой русской революции. Эта книга помогала осуществлению одной из важнейших задач пролетарского движения, провозглашенной В.И. Лениным в 1900 году в первом номере "Искры": "Надо подготовлять людей, посвящающих революции не одни только свободные вечера, а всю свою жизнь". Образ Овода был примером героя-революционера, отдавшего революции всю свою жизнь, и книга о нем стала одной из любимейших в подпольных кружках, среди передовых юношей и девушек по всей России. Роман "Овод" любили, ценили и распространяли видные деятели нашей партии в пору борьбы с самодержавием: Г.М. Кржижановский, Е.Д. Стасова, Я.М. Свердлов, М.И. Калинин, И.В. Бабушкин и другие. Позднее "Овод" стал любимой книгой героев гражданской войны - Г.И. Котовского и Н.А. Островского; "Оводом" зачитывалась Зоя Космодемьянская, высоко ценит "Овода" Алексей Маресьев. Эту книгу любили М. Горький, А. Фадеев, В. Маяковский. И в наши дни тысячи юношей и девушек, читая историю о борьбе и гибели отважного Овода, учатся хранить верность своим идеям, учатся героизму и мужеству. Недаром "Овод" - одна из любимейших книг первых космонавтов: Юрия Гагарина, Андрияна Николаева и Валентины Терешковой. Роман "Овод", написанный английской писательницей Этель Лилиан Войнич, вышел в свет в 1897 году. В этом романе изображена деятельность участников итальянской подпольной революционной организации "Молодая Италия" в 30-е и 40-е годы XIX века. В то время, после разгрома наполеоновской армии, вся Италия была разделена на восемь отдельных государств и фактически захвачена австрийскими войсками. Глава католической церкви - римский папа - поддерживал австрийских захватчиков. Под их двойным гнетом итальянский народ задыхался и бедствовал. Австрийцам была выгодна раздробленность страны, и они всячески раздували рознь между отдельными итальянскими государствами. Сардинское королевство с главным городом Турином, Тосканское герцогство с главным городом Флоренцией, Папская область с главным городом Римом и другие итальянские государства были отделены друг от друга границами, таможнями, у каждого государства были своя денежная система, свои меры. Между отдельными государствами нередко происходили войны. Передовые люди Италии понимали необходимость объединения страны в цельное государство и боролись за национальную независимость против господства австрийцев. В 1831 году знаменитый итальянский революционер Джузеппе Мадзини (1805-1872), изгнанный из родной страны, основал подпольную революционную организацию "Молодая Италия". В нее входила передовая итальянская интеллигенция - писатели, адвокаты, студенты. Постоянно преследуемая полицией, "Молодая Италия" сыграла, однако, большую роль в борьбе итальянского народа, который только в 1870 году наконец добился объединения страны. Действие романа "Овод" начинается в 1833 году. В то время в разных областях Италии происходили вооруженные восстания. Австрийская полиция, действуя заодно с местными властями, подавляла эти восстания с неслыханной жестокостью. Особенно обострилась борьба позднее, перед 1848 годом, когда революционная волна поднялась по всей Западной Европе. В 1846 году, устрашенный общественным подъемом, римский папа сделал вид, что идет навстречу народным требованиям: из тюрем выпустили некоторых политических заключенных, цензура не так яростно преследовала каждое вольное слово, но все это, конечно, нисколько не улучшало положения страны. Во второй и третьей частях романа действие происходит как раз в эти дни. Э.Л. Войнич показывает противоречия, возникающие внутри самой "Молодой Италии". Герои романа - Овод, Джемма, Мартини - являются наиболее активными членами организации; прекрасно понимая лицемерный характер деятельности папы, они разоблачают угнетателей и смело борются с ними, тогда как другие - умеренные - ограничиваются бесплодными разговорами и прошениями. Однако мы не найдем в романе "Овод" изображения народных выступлений, вооруженных восстаний, которые были характерны для этого этапа национально-освободительного движения Италии. Очевидно, писательница и не ставила себе целью создание исторических картин того времени. Ни один из персонажей "Овода" не является реальным историческим лицом. Имена исторических лиц - Мадзини, Орсини, Ренци и других - лишь упоминаются в романе. Э.Л. Войнич сосредоточила внимание на изображении героического характера революционера. Наибольший героизм Овод проявляет в поединках с жандармами, на том труднейшем участке борьбы, где борец лишен поддержки товарищей и где единственным его оружием является идейность. В самом деле, в активной борьбе, в открытом выступлении с оружием в руках, каждый чувствует поддержку соратников, и в то же время совершенный подвиг находит мгновенный отклик, увлекает последователей; падающий боец видит идущих на смену, видит тех, кто подхватывает упавшее знамя и несет его дальше вперед. В тюрьме же подвиг остается невидимым, никто из друзей и не узнает о нем, но истинный революционер даже в этих условиях, не ожидая никакой награды, остается верен себе! Создавая героический образ революционера, Э.Л. Войнич одновременно с огромной силой срывает ореол святости с религии и ее служителей. Она разоблачает всю их ложь, ханжество, лицемерие, она утверждает, что религия служит врагам народа. Молодой и наивный Артур Бертон, студент философии, решает посвятить свою жизнь борьбе за освобождение Италии от чужеземных захватчиков. Девизом тайной революционной партии "Молодой Италии", в которую он вступил, были слова: "Во имя бога и народа, ныне и во веки веков!" Артур следует этому девизу. Конечно, думает он, бог поможет народу. Христос ведь отдал жизнь во спасение народа. Однако при первом же столкновении с действительностью эти иллюзии разрушаются. Артур понял, что религия - ложь, что она помогает угнетателям. Отныне он, Артур, - враг церкви, всякой религии; враг религиозного мышления, требующего от человека слепого преклонения. И во имя народа он борется против бога. Он борется с религией всеми способами - пером и мечом. Он уже не робкий Артур, а беспощадный, сильный, мужественный Феличе Риварес, принявший прозвище Овод. Он высмеивает церковь в уничтожающих памфлетах, он участвует в народных восстаниях. Он отказывается от всяких сделок с церковью, даже если это может спасти ему жизнь. Перед тягчайшими испытаниями он остается верен своим убеждениям. Грозный огонь борьбы закалил его волю. С большим мастерством Э.Л. Войнич создает величественный образ героя-революционера и противопоставляет его образу Христа, которого в течение почти двух тысячелетий церковники провозглашали наивысшим символом кротости и покорности, спасителем человечества. Недаром и эпиграфом к роману писательница берет фразу из евангелия - слова человека, обращенные к Христу: "Оставь; что тебе до нас, Иисус Назареянин?" Совершенно очевидно, как эта фраза усиливает антирелигиозное звучание книги. Писательница утверждает, что революционер выше, могущественнее Христа. Не смирением и покорностью обретет человечество свободу и счастье, а завоюет их в борьбе. Э.Л. Войнич бросает вызов учению церковников о бессмертии Христа и воспевает бессмертие революционера, борца за свободу, который живет в делах своих преемников, в своем великом подвиге. Овод продолжает побеждать и после смерти. Его идейный противник - кардинал Монтанелли отрекается от веры. Друзья получают письмо Овода, написанное перед казнью. Оно звучит как боевой гимн. Оно пронизано воинствующим оптимизмом, уверенностью в победе, призывом к борьбе. И после смерти голос Овода, образ Овода ведет вперед. Он жив! А кончается роман извещением о смерти Монтанелли. Этот уже не воскреснет! Э.Л. Войнич глубоко, верно уловила и сумела передать в образах своего романа растущие силы революции, сумела показать обреченность, неизбежность гибели сил реакции. Каждый персонаж романа "Овод" своеобразен и запоминается надолго. Весь роман пронизан огромной любовью к людям, уважением к человеческой личности. Особенно ярки образы революционеров: Овода и его соратников. Э.Л. Войнич показывает различие их взглядов, характеров, противопоставляет подлинных революционеров красноречивым болтунам. Писательница сумела передать высокий дух товарищества, характерный для борцов за свободу, их личную скромность, нежную суровость в отношениях друг к другу, их высокую идейность, целеустремленность, принципиальность; их готовность отдать жизнь за народ. Овод - человек сильных и цельных чувств. Именно потому, что он так сильно любит Монтанелли, своего отца, он не может простить его обман, не может примириться с ним. Именно потому, что он так сильно любит Джемму, он не может простить ее пощечину. Дело не в самом оскорблении, дело в том, что она усомнилась в его честности, в его мужестве, в его верности своим убеждениям, а этого он не может простить никому. Э.Л. Войнич глубоко и многосторонне раскрывает образ Овода. Он остроумен, у него злой, насмешливый язык, он не расстается с шуткой. Но как по-разному в различных условиях применяет он это грозное оружие! Его насмешки поражают врагов, раздражают либералов и придают силы и бодрость друзьям. Враги его ненавидят, либералы на него сердятся, простой народ его обожает. Писательница особенно подчеркивает любовь Овода к жизни. Он любит природу, животных, деревья, цветы. Он горячо любит детей. Горе и тяжкие испытания сделали его суровым, закалили его волю, но не сделали его черствым. Если молодой Артур беззаботно-ласково играл с маленькой крестьянской девочкой, то и железный Риварес трогательно нежен с голодным оборвышем. Овод страстно любит жизнь, дорожит ею, ценит ее, но, несмотря на это, он идет на смерть, ибо идеи для него дороже жизни, а уверенность в конечном торжестве его идей придает ему силы. Полно глубокого смысла и самое прозвище Артура, которое стало его именем и является названием романа - "Овод". Автор имеет в виду историю знаменитого греческого мудреца Сократа. Властители Афин приговорили его к смертной казни за то, что он обличал их пороки. Защищаясь на суде против несправедливого приговора, Сократ сравнивает себя с оводом, который надоедает неторопливому коню, побуждая его действовать. Приговоренный к смерти, Сократ мог бы спастись, если бы пошел на сделку с совестью, отрекся бы от своих убеждений, но он предпочел смерть. Наделяя своего героя прозвищем Овод, писательница напоминает нам о Сократе, подчеркивая тем самым основное его качество - верность своим убеждениям. Писательница показала нам Овода живым человеком, со слабостями и странностями, с богатым внутренним миром, со множеством недостатков, но сумела оттенить главное в нем - его цельность, мужество, несгибаемую волю, непоколебимую верность своим убеждениям, его острый ум, преданность друзьям, страстную любовь к народу. Вся жизнь Овода и его смерть были посвящены борьбе за освобождение родины. Эта борьба была его единственной и великой страстью. Вся его личная жизнь, все его стремления были посвящены этой великой цели. Несмотря на исключительность его личной судьбы, это типический образ революционера, борца за свободу. Образ Овода - один из самых ярких образов революционера во всей мировой литературе. Лучше всего можно сказать о нем следующими вдохновенными словами: "...Среди коленопреклоненной толпы он один высоко держит свою гордую голову, изъязвленную столькими молниями, но не склонявшуюся никогда перед врагом. Он прекрасен, грозен, неотразимо обаятелен, так как соединяет в себе оба высочайших типа человеческого величия; мученика и героя. Он мученик. С того дня, когда в глубине своей души он поклялся освободить родину, он знает, что обрек себя на смерть. Он перекидывается с ней взглядом на своем бурном пути. Бесстрашно он идет ей навстречу, когда нужно, и умеет умереть не дрогнув, но уже не как христианин древнего мира, а как воин, привыкший смотреть смерти прямо в лицо... И эта-то всепоглощающая борьба, это величие задачи, эта уверенность в конечной победе дают ему тот холодный, расчетливый энтузиазм, ту почти нечеловеческую энергию, которые поражают мир. Если он родился смельчаком - в этой борьбе он станет героем; если ему не отказано было в энергии - здесь он станет богатырем; если ему выпал на долю твердый характер - здесь он станет железным..." Эти слова принадлежат С.М. Степняку-Кравчинскому. Так он характеризовал русского революционера. Но ведь они целиком применимы к Оводу! Они целиком выражают его сущность и наше отношение к нему. И это не случайно: писательница воплотила в своем герое черты многих борцов за свободу разных стран и народов. Недаром же польские исследователи литературы категорически утверждают, что реальными прообразами Овода были деятели польской социально-революционной партии "Пролетариат"; русские же читатели сразу после выхода русского перевода "Овода" узнали в нем знакомые черты русских революционеров. Другие исследователи считают, что в основе образа Овода легко обнаружить черты Гарибальди и Мадзини. Очевидно, что все они правы: Овод является интернациональным типом революционера. Ведь и сама писательница не подчеркивает его национальных черт: Овод наполовину англичанин, наполовину - итальянец. Ни современники, ни читатели сегодняшнего дня не воспринимают роман "Овод" как историческое произведение. Не история национально- освободительного движения, а образ революционера, зовущий к борьбе, - основное содержание романа "Овод". Евгения Таратута. (*1) Пиза - город в средней Италии. (*2) Каноник - священник католической церкви, занимающий постоянную должность при соборе. (*3) Carino - дорогой (итал.). (*4) Padre - отец; у итальянцев - обычное обращение к священнику. (*5) Fragola - земляника (итал.). (*6) Доминиканский - принадлежащий монашескому ордену доминиканцев, основанному в XII веке испанским проповедником Домиником для борьбы против "еретиков" и вольнодумцев. (*7) Корнуэлл - графство в Англии. (*8) Ливорно - крупный портовый город на Лигурийском море, неподалеку от Пизы. (*9) Протестанты - сторонники возникшего в XVI веке в ряде стран Европы христианского вероучения, выступающего против некоторых положений католической церкви и против господства римского папы. (*10) Крестьянам (итал). (*11) Остров Руссо - остров, где установлен бюст французского мыслителя и писателя Жан-Жака Руссо (1712-1778), уроженца Женевы. (*12) Шале - домик (франц.). (*13) Monsieur - господин (франц.). (*14) Методисты - религиозная секта, возникшая в XVIII веке в Англии. (*15) "Молодая Италия" - название тайного общества, организованного в 1831 году итальянскими революционными эмигрантами под руководством Джузеппе Мадзини для борьбы за освобождение Италии от австрийского владычества, за объединение страны, за создание итальянской республики. (*16) De Monarchia ("О монархии") - сочинение великого итальянского поэта Данте Алигьери (1265-1321), отстаивающее необходимость ликвидации феодальной раздробленности Италии путем создания единой итальянской монархии и критикующее притязания римского папы на светскую власть (*17) Ватикан - папский дворец в Риме; в переносном смысле - папская власть, правящие круги римско-католической церкви. (*18) Санта-Катарина - церковь Святой Екатерины в Пизе. (*19) Калабрия - горная область в Неаполитанском королевстве. (*20) В то время в Ливорно из французского порта Марселя нелегальным способом доставлялась газета "Молодая Италия", которую Мадзини выпускал в Марселе, а также издаваемые тайным обществом политические брошюры и книги (*21) То есть газета "Молодая Италия" (*22) Филистер - обыватель, человек с узким, ограниченным кругозором. (*2Э) Синьорино - обращение к молодому человеку (итал). (*24) Ave, Maria, Regina Coeli - "Радуйся, Мария, царица небесная..." - начало католической молитвы (лат.). (*25) Миссионер - лицо, посланное господствующей церковью для религиозной пропаганды среди иноверцев. (*26) Паоло - серебряная итальянская монета. (*27) Медичи - старинный род правителей Флоренции. (*28) Памятник Четырех Мавров - памятник тосканскому герцогу Фернандо I Медичи в Ливорно. У пьедестала этого памятника прикованы бронзовые фигуры четырех мавров. (*29) Папа Пий IX, сменив летом 1846 года на папском престоле Григория XVI, провел в Папской области незначительные реформы (частичная амнистия политическим заключенным и эмигрантам, ослабление цензуры, уменьшение некоторых налогов), чтобы привлечь на свою сторону интеллигенцию и отдалить нарождающийся в стране подъем национально-освободительного движения. Вскоре обнаружилось, что показной "либерализм" Пия IX был вызван тактическими соображениями. Напуганный начавшейся в 1848 году революцией, Пий IX продолжил реакционную политику своих предшественников. (*30) Памфлет - статья или брошюра на злободневную тему, содержащая резкую критику какого-либо политического деятеля или общественного явления. (*31) Петиция - коллективное прошение, чаще всего подаваемое высшей власти. (*32) Великий герцог - Леопольд II, герцог Тосканский. (*33) Ренци - организатор неудавшегося восстания в Римини (Папская область) в 1846 году; был выдан тосканским правительством папе. (*34) Амнистия - помилование, прощение. (*35) Грегорианцы - здесь: сторонники политики папы Григория XVI, противники реформ, предпринятых папой Пием IX. (*36) Санфедисты - члены "Общества последователей святой веры", основанного в 1799 году итальянскими мракобесами для борьбы с освободительным движением, для укрепления неограниченной власти папы. (*37) Ламбручини - кардинал, государственный секретарь Папской области; оказывал помощь австрийцам и сам опирался на них в борьбе против итальянского народа. (*38) Иезуиты - существующий с середины XVI века монашеский орден, одна из наиболее воинствующих организаций католической церкви. Прикрываясь напускным смирением и благочестием, иезуиты, не стесняясь в средствах для достижения своей цели, применяют обман, интриги, провокации и тайные убийства. В настоящее время орден иезуитов является активным орудием империалистической реакции. (*39) Джусти Джузеппе (1809-1850) крупный итальянский поэт, талантливый сатирик, выступавший против реакционеров и австрийского ига. (*40) Миланский диалект - один из диалектов итальянского языка, довольно сильно отличающийся от литературной речи. (*41) Сибарит - человек, привыкший к роскоши и безделью. (*42) Оводом называл себя Сократ (469-499 до н.э.). (*43) Летом 1843 года властями была раскрыта подготовка к восстанию в провинциях Болонья и Равенна. Руководители восстания - братья Муратори - ушли с небольшой группой друзей в горы (Апеннины), где пытались организовать партизанскую войну, но потерпели поражение. (*44) Le Taon - овод (франц.). (*45) Тридцатые-сороковые годы XIX столетия в Южной Америке были периодом национально-освободительных войн В этих войнах участвовало много политических эмигрантов, бежавших из Европы. (*46) Орсини Феличе - (1819-1858) - деятель национально- освободительного движения в Италии, мадзинист; казнен в Париже после неудачного покушения на французского императора Наполеона III. (*47) Кардинал Спинола - один из папских наместников, особенно жестоко расправлявшийся с участниками восстаний и заговоров тридцатых-сороковых годов XIX столетия. (*48) Девоншир - графство в юго-западной Англии. (*49) Фьезоле - город неподалеку от Флоренции. (*50) Мадонна - здесь: сударыня, госпожа (итал). (*51) Автор напоминает о судьбе братьев Бандиера - флотских офицеров, в 1844 году сделавших попытку высадиться с военных судов с небольшим отрядом сторонников Мадзини и поднять восстание в Калабрии. Братья Бандиера были выданы предателями, арестованы и расстреляны на месте. (*52) Царица Савская - по библейским преданиям, сказочно прекрасная и мудрая владычица одного из государств Древнего Востока. (*53) Меттерних (1773-1859) - премьер-министр Австрии, виднейший представитель европейской реакции в 1815-1848 годах. В Италии его особенно ненавидели за жестокую политику террора и преследований, проводившуюся по его указанию. (*54) Какая великолепная ночь! Не правда ли, князь? (франц.), (*55) Очаровательно (франц.). (*56) Князь (франц.). (*57) Речь идет о реформах Пия IX (см. примечание 29). (*58) Левеллеры (уравнители) - радикальная политическая партия в эпоху английской революции (XVII в.). (*59) Слова шута из трагедии Шекспира "Король Лир", акт I, сцена IV. (*60) Монсеньер (монсиньор) - титул представителей высшего католического духовенства. (*61) Сиена и Пистойя - города в Тоскане. (*62) Романья - провинция в Папской области. (*63) Кардинал Феретти - один из сподвижников папы Пия IX. (*64) Шелли Перси Биши (1792-1822) - выдающийся английский поэт. (*65) Савонарола Джироламо (1452-1498) - итальянский монах, религиозно-политический проповедник, прославившийся своим ораторским талантом. (*66) Аркадия - страна в Древней Греции, воспетая античными поэтами как край мирной пастушеской жизни. В позднейшей литературе - счастливая, сказочная страна, избавленная от тревог и забот повседневности. (*67) Леонардо да Винчи (1452-1519) - великий итальянский художник. (*68) Арлекин и коломбина - действующие лица итальянского народного театра. (*69) Сольдо - медная итальянская монета. (*70) Полента - дешевое народное итальянское блюдо. (*71) Эй, Пьерро! Танцуй, Пьерро! Потанцуй и ты, Жанно! Веселись, мы поглядим, Хорошо быть молодым! Коль плачу я или вздыхаю, Коль у меня печальный вид - Я вас развеселить желаю! Ха! ха, ха, ха! Я вас развеселить желаю! (франц.) (*72) Уходите, вы мне надоели, господа! (франц.) (*73) Рио - Рио-де-Жанейро, столица Бразилии. (*74) Атеист - безбожник. (*75) Агностик - сторонник философского учения, которое отрицает возможность познания объективного мира. (*76) Чивита-Веккиа - город в Папской области, на Тирренском море. (*77) Скудо - крупная итальянская серебряная монета. (*78) Мохачское поле - местность в Венгрии, где венгерская армия в 1526 году потерпела поражение от войск турецкого султана. (*79) Сцилла и Харибда - в греческой мифологии чудовища, сулящие неминуемую гибель мореплавателю. Выражение "Между Сциллой и Харибдой" можно сравнить с русским "Между двух огней". (*80) Моя вина, моя большая вина (лат.). (*81) Слова Клавдио из драмы Шекспира "Мера за меру", акт III, сцена I. (*82) Дон Карлос и маркиз Поза - персонажи исторической трагедии Ф. Шиллера "Дон Карлос". (*83) Минерва - у древних римлян богиня мудрости, покровительница искусств, наук и ремесел. (*84) Слова молитвы перед причастием. (*85) "Меланхолия" - гравюра великого немецкого художника А. Дюрера (1471-1528). (*86) Легатство - резиденция полномочного представителя папы - легата. (*87) "Не мир, но меч..." - Овод иронически напоминает слова Христа из евангельской легенды, обращенные к ученикам: "Не думайте, что я пришел принести мир на землю. Не мир пришел я принести, но меч". (*88) Святая простота! (лат.) (*89) На войне, как на войне (франц.). (*90) Corpus Domini - праздник "тела господня", один из самых пышных праздников католической церкви. (*91) Изречение из евангелия. (*92) Так делают все (итал.). (*93) Изречение из евангелия. (*94) Матадор - в бое быков - главный боец, наносящий быку смертельный удар. (*95) Здесь автор имеет в виду слова: "Ты победил, галилеянин", то есть "Ты победил, Иисус", слова, которые римский император Юлиан (331-363), гонитель христиан, будто бы произнес перед смертью. (*96) Капеллан - помощник священника у католиков. (*97) "Припадем к престолу господню" (лат.) - вступительные слова молитвы, "Introit" - ее название. (*98) Молитва об отпущении грехов. (*99) "Благословите, высокопреосвященнейший отче" (лат.). (*100) Месса - католическая обедня. (*101) И творцу хвала и сыну - Господа творению, - Мир, и честь, и мощь, и слава, И благословение! (лат.). (*102) Подал он слабым опору надежную, Подал скорбящим из крови он питие... (лат.) (*103) Слова из католического песнопения, означающие "беспредельное, вечное". (*104) Голгофа - место близ Иерусалима, на котором якобы произошла казнь Христа. (*105) Швейцарская гвардия - наемные войска папского правительства, которые комплектовались из швейцарцев. (*106) Представление окончено (итал.).