опасности. -- Никто из молодых не застрахован. Я, по милости Провидения, сумел остаться холостым, но раз или два оказывался на краю пропасти. Прекрасно помню жуткий, неотвязный страх: одно неосторожное слово -- и все, ты в отеле "Ниагара" с ног до головы в рисе. Конечно, речь идет о тех днях, когда у меня еще были волосы и зубы. Я звался Красавчик Байлисс и одним движением мизинца разбивал сердца. Да, уберегся, но не всем так повезло. Будь моя воля, браки запретили бы законом. -- А человеческий род не вымер бы? -- Вымер бы, конечно, и с каким бы облегчением все вздохнули. Представьте себе мир без Бэньянов. -- Не любите Бэньяна? -- Не люблю. -- Я тоже. Истинный флюс, иначе не скажешь. Был тут вчера вечером. Болтал с Джорджем через забор. -- Кто такой Джордж? -- Наш бульдог. Приболел сегодня. -- Кто не заболеет после разговора с Роско Бэньяном? Я общаюсь с ним две недели и состарился на двенадцать лет. Вам, наверное, грустно, что пришлось уехать из Шипли? -- Да. Неприятно лишиться родного дома. Хотя и тут довольно уютно. -- Странно, что вы живете вместе с моим приятелем Кеггсом. -- Да не так и странно. Он был у меня дворецким. -- А, ясно. Конечно, это сближает. Как вы поделили дом? -- Он живет на первом этаже, мы с Джейн -- на втором. Получается, как две отдельные квартиры. А пойдемте к нему. Он с удовольствием вам все покажет. Он гордится своим домом, и я его не виню. Здорово тут обжился. Они обошли дом. Мортимер Байлисс остановился сорвать цветок. Лорд Аффенхем подошел к стеклянной двери из сада, застыл, вытаращил глаза. Слабое "лопни кочерыжка" сорвалось с его губ. Затем он цыпочках вернулся к спутнику, вставлявшему цветок в петлицу. -- Эх-х-м! -- прошептал он. -- Горло простыло? -- поинтересовался Мортимер Байлисс. -- Нет. -- Тогда почему вы сипите, словно дырявая канистра? Лорд Аффенхем предостерегающе поднял палец к губам. -- Я вам объясню, почему сиплю, как канистра, -- произнес он заговорщицким шепотом. -- Там взломщик! 21 Мортимера Байлисса было не просто испугать. Монокль в его глазу даже не дрогнул. -- Взломщик, говорите? -- произнес он так, словно заказал взломщика со склада и теперь рад слышать, что товар доставлен в целости и сохранности. -- Да. Кеггс лежит на полу без движения, а жуткий тип роется в его письменном столе. Я не знал, что воры теперь вламываются среди бела дня, -- неодобрительно сказал виконт, воспитанный в строгих правилах. -- Всегда считал, что они выходят на дело с наступлением темноты. -- Вы, наверное, путаете их с театральными критиками. Какого рода этот взломщик? Лорд Аффенхем взглянул озадаченно, как всякий, кого попросили набросать словесный портрет злодея. -- Что значит "какого рода"? -- Большой? Комнатный? -- Нет, маленький. -- Тогда вперед, -- с жаром сказал Мортимер Байлисс. Из клумбы, которую лорд Аффенхем, умерщвляя фигуру, вчера немного вскапывал, торчала лопата. -- Чего вы ждете? Идемте! Вот так и случилось, что у Перси Пилбема, убиравшего в карман конверт с надписью "Касательно Р.Бэньяна", вновь чуть не выскочило сердце. Он полагал, что рядом нет никого, кроме Кеггса, которого можно не брать в расчет, как вдруг внезапный голос, показавшийся его напряженному слуху гласом совести, разорвал дневную тишину громогласным "Э!". Именно так могла бы заговорить Совесть. Он повернулся вокруг своей оси и торопливо сглотнул подкативший к горлу ком. За стеклянной дверью вырисовывался огромный человек -- Пилбем таких в жизни не видел, а рядом угадывался его друг и доброжелатель с увесистой лопатой в руках. День был теплый, но по коже частного сыщика пробежал холодок. Все в этих двоих дышало рукоприкладством, а Пилбем не принадлежал к числу Марлоу и Хаммеров, рукоприкладства он боялся и не любил. В надежде разрядить обстановку, он выдавил чарующую улыбку и сказал: "А, здравствуйте". Получилось еще хуже. -- Здравствуйте, здравствуйте, -- коротко ответил лорд Аффенхем и обернулся в Мортимеру Байлиссу, явно рассчитывая на поддержку. -- Ухмыляется, -- произнес он с дрожью в голосе. -- Мы ловим его на ограблении, как говорят, с поличным, а он ухмыляется. Он говорит "здравствуйте" и УХМЫЛЯЕТСЯ. Как чеширский кот, будь он неладен. Держите лопату наготове, Банстед. Перси Пилбем облизал губы, как перед объективом фотоаппарата. На лбу у него выступил предательский пот. -- Я не грабил, -- проблеял он. Лорд Аффенхем прищелкнул языком. Он понимал, что люди порют чушь, но не до такой же степени. -- Не валяйте дурака. Забрался в чужую гостиную, уложил хозяина тяжелым предметом, роется в его столе! Есть еще люди, у которых мозги на месте, и они называют это грабежом. Крепче держите лопату, Банстед, она может понадобиться. Мортимер Байлисс через его плечо опытным взглядом обозревал комнату. В свои, как он выражался, молодые, горячие годы, он частенько видел в питейных заведениях таких, лежачих посетителей, и знал, чем достигается подобный результат. -- Не предметом, -- сказал он. -- У меня такое впечатление, что нашему старому другу подлили убойного пойла. -- Э? -- Видимо, в Англии это не принято, но в Америке, особенно в Нью-Йорке, преимущественно -- на восьмой и девятой авеню и особенно в субботний вечер, случается на каждом шагу. Ты подлил ему убойного пойла, рыло? -- Отвечай! -- прогремел лорд Аффенхем, поскольку рыло стыдливо мялось. -- Да или нет? -- Д-да... Лорд Аффенхем фыркнул. -- Вот видите! Сознался. Что мы с ним сделаем? Искрошим в капусту? Или мне слетать в ближайший участок, привести констебля? Мортимер Байлисс некоторое время молчал, взвешивая возможности. Когда он заговорил, слова его показались Перси Пилбему музыкой. -- Думаю, стоит его отпустить. Лорд Аффенхем вздрогнул, потом недоверчиво вытаращился, словно тигр, которому предложили расстаться с обеденным кроликом. -- Отпустить?! -- После некоторой предварительной операции. Помню, я читал рассказ, -- Мортимер Байлисс поправил монокль. -- Про воришку, который забрался в дом. Хозяин поймал его, под дулом пистолета велел раздеться, а потом вежливо проводил до дверей. Мне показалась, что это замечательная мысль. -- Превосходная, -- с жаром согласился лорд Аффенхем, устыдившись, что на мгновение дурно подумал об этом прекрасном человеке. -- Лучше не бывает. -- Забавно, будет? -- А то! Как вы назвали сейчас этого прохвоста? -- Рыло? -- Очень метко. Раздевайся, рыло. Перси Пилбем затрепетал, как осиновый лист. Ему вспомнился Роско Бэньян, уверяющий, что дом окажется пуст, и в душе его прокатилась волна антироскианских чувств. Редко человек с прыщами сильнее ненавидел обладателя двух подбородков. -- Но... -- начал он. -- Мне показалось, я слышал "но"? -- осведомился лорд Аффенхем. -- Никаких "но", -- вставил Мортимер Байлисс. -- Мы ждем добровольного и деятельного сотрудничества. Думаю, сперва брюки. Лорд Аффенхем приложил палец к щеке и задумался. -- У меня мысль, Банстед. Почему бы не выкрасить его в черный цвет? -- У вас есть черная краска? -- Залейся. -- Получится очень мило, -- раздумчиво произнес Мортимер Байлисс. -- Да, я прекрасно вижу его в черном. -- Можно мне выпить? -- спросил Перси Пилбем. Говорил он умоляюще, и лорд Аффенхем, даже в теперешнем настроении, посчитал, что чуточка милосердия правосудию не повредит. Он хозяйским жестом указал на стол, где стояли сифон и графин. Пилбем подошел и налил стакан до края. -- Или в зеленый? -- произнес лорд Аффенхем и уже хотел сказать другу, что зеленая краска у него тоже есть, и не лучше ли -- щеголеватее, веселее, вообще приятнее -- будет зеленый Пилбем, но не успел, потому что в глаза ему ударило виски с содовой. На мгновение ему показалось, что он на винном заводе, где произошел взрыв. Набрасывая портрет Перси Пилбема, мы подчеркнули, что он не красив и не отважен, но, надеюсь, сумели показать и другое -- его сообразительность и умение быстро мыслить в минуту опасности. Выплеснуть стакан в лицо лорду Аффенхему и выскочить в стеклянную дверь было делом мгновенного озарения. Он с шумом вырвался наружу и ураганом умчался прочь. Преклонные лета и хроническая несгибаемость суставов помешали лорду Аффенхему и Мортимеру Байлиссу повторить его подвиг. Они тоже выскочили на улицу, но, увы, их продвижение нельзя было сравнить даже с легким ветерком. Они бежали медленно, натужно, словно одышливые буйволы, и неудивительно, что у ворот не обнаружили никакого сыщика. Вместо него они увидели Билла и Джейн, которые только что вылезли из машины и с любопытством глядели на дорогу. -- За кем погоня? -- спросил Билл. -- Мимо нас промчался кто-то полосатый, -- добавила Джейн. -- В прыщах и красном галстуке, -- сказал Билл. -- По недомыслию, полагаю. Одно или другое, вместе их носить нельзя. Внезапно Джейн встревожено вскрикнула. -- Дядя Джордж! Ты мокрый. -- Знаю, -- сурово отвечал лорд Аффенхем. -- Будешь мокрый, когда воры поливают тебя виски с содовой. Пойду переоденусь. Так и простыть недолго. Он мрачно удалился в дом, а Джейн повернулась к Мортимеру Байлиссу. -- Воры? -- переспросила она. -- У вас тут вор? -- Был. Я взял лопату, чтобы его сокрушить. Теперь, когда сокрушать некого, положу ее на место. -- И Мортимер Байлисс отправился это исполнять. -- Воры! -- сказала Джейн. -- Только подумать! -- Веселенькие дела творятся в Вэли-Филдз. -- Ты должен был вскричать: "Ко мне, крошка!", заключить меня в объятия и сказать, чтобы я не боялась, ведь ты здесь. -- Отличная мысль, -- сказал Билл. Сзади кто-то кашлянул. В нескольких шагах от них стоял Кеггс с перекошенным лицом. У него раскалывалась голова, легкое покашливание еще усилило муки. -- А, здравствуйте, мистер Кеггс, -- сказал Билл. -- Мы... э... обсуждали подготовку к свадьбе. -- Я бы не советовал жениться немедленно, сэр, -- произнес Кеггс замогильным голосом. 22 Когда Огастес Кеггс, подобно Абу бен Адему, очнулся от мирного сна, он обнаружил, что заработал чудовищную головную боль и лишился конверта с надписью "Касательно Р.Бэньяна". Поначалу, естественно, в его мозгу царил полнейший разброд; затем из бурления противоречивых чувств выкристаллизовались две связные мысли. Первая -- надо пойти к аптекарю на Розендейл-род (если хватит сил дотуда добраться) и взять самого сильного средства от головы, какое там сыщется; вторая -- надо отомстить Роско Бэньяну за поступок, столь мерзостный, что даже международная банда посовестилась бы на него пойти. В том, что за головной болью и кражей кроется Роско Бэньян, Кеггс не усомнился и на мгновение. Когда некто в усиках и прыщах заходит к отставному дворецкому, сообщает, что послан Роско Бэньяном, подливает что-то в бокал и похищает контракт, в котором Роско Бэньян обязался уплатить сто тысяч долларов, то дворецкий, если он не совсем туп, может сделать собственные выводы. Он видит, куда указывают улики и знает, кого внести в список подозреваемых. Вот почему Кеггс, думавший направиться прямиком к аптекарю на Розендейл-род за средством от головы, при виде Билла остановился и сказал: -- Я бы не советовал жениться немедленно, сэр. И, пока Билл смотрел на него, сощурясь, как мы обычно делаем, если предполагаем, что наш собеседник слегка перебрал, добавил: -- Соблаговолите выслушать меня, мистер Холлистер. Шекспир (Вильям) и Поп (Александр), оба подчеркивали, как скучна дважды пересказанная повесть, а трижды пересказанная еще хуже. В двух местах этой хроники читателям предлагалась история брачной тонтины Мортимера Байлисса, и они, при своей сообразительности, надо думать, уже примерно поняли, что к чему. Соответственно, нет надобности приводить речь Кеггса дословно. Довольно сказать, что, несмотря на боль, которая начиналась в ступнях и усиливалась с каждый следующим дюймом, он изложил факты перед Биллом и Джейн не менее ясно, чем несколько дней назад перед Роско Бэньяном, и слушали его с неменьшим вниманием. Билл вытаращил глаза. Джейн тоже. Потом они вытаращились друг на друга. -- Вы хотите сказать, -- произнес Билл, переводя глаза на Кеггса, -- что я потеряю миллион долларов, если женюсь? -- Да, если ко времени вашего вступления в брак мистер Роско будет оставаться еще холост. -- А он, насколько я знаю, даже не помолвлен. -- Не помолвлен, сэр. Вот уже несколько дней как Биллу не случалось шумно втягивать воздух, но сейчас это произошло. Человек, перед которым разверзлась пучина бэньяновской подлости, поневоле вздохнет. -- Так вот почему он предложил мне работу! Чтобы убрать меня с дороги. -- В точности так, сэр. Это уловка. -- Вот сволочь! -- Да, сэр. -- Подлец! -- Да, сэр. -- Скользкий ползучий гад! -- В точности так, сэр, -- искренне согласился Кеггс. Он тоже считал, что Роско Бэньян низким коварством и общей непривлекательностью напоминает упомянутую рептилию. -- Мистер Роско не остановится ни перед чем. С детства таким был. Мои друзья, оставшиеся на службе у покойного мистера Бэньяна, писали, что уже тогда его поведение отличалось полной беспринципностью. В пятнадцать лет его выгнали из школы, потому что он ссужал одноклассникам деньги под грабительский процент. Кто есть дитя, сэр? Отец мужчины. -- Таких детей надо сразу топить в ведре, -- сурово заметил Билл. -- Чтобы не стали мужчинами. Но кто сейчас прибегает к этим простым домашним средствам? Видители, они устарели! Что же мы получаем? Роско Бэньяна. А? -- Я просто сказал "ох!", сэр. У меня страшно болит голова. Как раз собирался к аптекарю в надежде купить какое-нибудь средство. -- Тогда мы не будем вас задерживать. Я знаю, что такое головная боль. Конечно, идите в аптеку. -- Спасибо вам большое, сэр, -- сказал Кеггс, и, приложив руку к раскалывающемуся челу, побрел в Розендейл-род за средством. Он оставил за собой растерянное молчание. Первым заговорил Билл. -- Ладно, -- сказал он. -- Нет, все-таки жаль. Я бы обрадовался миллиону долларов. Джейн взглянула на него широко распахнутыми глазами. -- Билл! Ты хочешь сказать? -- Ну, конечно. -- Ты ведь не женишься на мне сейчас? -- Естественно, женюсь. Придется принять работу у Роско. Я позавчера уволился от Гиша. В среду мне надо отплыть в Америку. -- Нам не обязательно жениться до этого. Билл вытаращил глаза. -- Ты предлагаешь остаться в Англии? -- Просто придется немного подождать. -- Немного? -- рявкнул Билл. -- Ты не знаешь Роско Бэньяна. Раз женитьба лишит его миллиона долларов, он, если потребуется, будет ждать до семидесяти с лишним. Хороши мы будем, ты здесь, я в Америке. Обмениваемся открытками и с надеждой ожидаем, когда Роско вденет в петлицу гардению и направится к алтарю. -- Вспомни, что мы придумали тогда у Баррибо. Ну, что бы мы делали, если б у нас оказались деньги. Ты бы вернулся к живописи, я бы водворила дядю Джорджа обратно в Шипли. -- Помню. Ну, придется мне обойтись без живописи, а дяде Джорджу -- без Шипли. Да ты знаешь, что будет со мной, если я уеду в Америку один? Я же рехнусь. Я все время буду думать о холостяках, которые вьются вокруг тебя. -- Господи, я ни на кого и смотреть не стану! -- Почему? Кто я такой? Просто один из свинопасов, причем далеко не лучший. -- Из кого? -- Такая сказка, ты читала в детстве. Одна принцесса полюбила свинопаса. Я к тому, что тебя будут окружать принцы, стараясь отвратить от свинопасов, и со временем ты непременно задумаешься, стоит ли дальше ждать Уильяма Холлистера? -- Ты про Уильяма Куокенбуша? -- Про него самого. -- Ни о чем я таком не задумаюсь. Я буду ждать тебя хоть целую вечность. Билл, дурачок, ты это знаешь! -- Это сейчас, но что ты скажешь через пять лет, когда Роско по-прежнему будет сидеть накрепко, отвергая все предложения руки и сердца? Я вижу, как ты слабеешь. Я вижу, как ты говоришь себе: "Да кто он такой, этот Холлистер? Где он мотается, почему считает себя вправе... -- "...отнимать лучшие годы моей жизни?" -- Вот-вот! Нет уж, сударыня! Вы едете со мной в среду, и к черту все тонтины. Глаза у Джейн сверкали. -- Ой, Билл! Я правда стою для тебя миллиона долларов? -- Больше. Гораздо больше. Всякий, кто получил такую девушку всего за миллион долларов, может сказать, что ему привалила огромная удача. -- Ой, Билл! -- повторила Джейн. Когда через несколько минут Кеггc вернулся из своих странствий, ему снова пришлось кашлянуть. 23 Однако на этот раз кашель не причинил ему боли. С удовольствием сообщаем, что Кеггс не напрасно верил в розендейлродского аптекаря. Тот знал, что помогает от головы. Он налил немного из того флакончика, чуть-чуть из этого, добавил динамита, красного перца и вручил эту смесь страдальцу. Правда, тому сперва показалось, что сейчас у него в животе взорвется водородная бомба, но когда этого не произошло, он смог вернуться в свою уютную гостиную почти как новенький. Здесь он обнаружил лорда Аффенхема. Совершенно сухой виконт в свитере и фланелевых брюках, которые мог бы сшить на заказ Омар Делатель Палаток, размышлял над аквариумом с золотыми рыбками. -- Муравьиные яйца, -- бормотал он, когда вошел Кеггс. -- Почему муравьиные яйца? -- Милорд? -- Я вот думаю, с чего бы рыбкам любить муравьиные яйца. -- Они с удовольствием ими кормятся, милорд. -- Знаю. Вот я и спрашиваю: как они сумели их полюбить? Не могу представить, чтобы они в природе общались с муравьями. Лопни кочерыжка, вы же не скажете, что предки этих рыбок выходили на берег, шастали по округе, находили муравейники и подкреплялись яйцами? Да, тут вся и суть, -- философски сказал лорд Аффенхем и обратился к другому аспекту муравьиной жизни. -- Вы знаете, что они быстрее бегают в теплую погоду? -- Милорд? -- Муравьи. Когда теплеет, они бегают быстрей. -- Вот как, милорд? -- Так я где-то прочел. За летние месяцы они наверстывают потерянное и носятся галопом. Зимой у них сон. Кстати. Вам только что звонили по телефону. Миссис Билсон. Вам это имя что-нибудь говорит? -- Это моя сестра, милорд. -- А, сестра? Я забыл, что у вас есть сестра. У меня как-то было целых три, -- произнес лорд Аффенхем со скромной гордостью. -- Так вот, она просила перезвонить. Покуда Кеггс довольно долго разговаривал по телефону, лорд Аффенхем по-прежнему размышлял, сперва о золотых рыбках, потом о канарейке. Канарейка ела льняное семя, чего шестой виконт не стал бы делать даже на пари, и, погруженный в мысли о причудах птичьего вкуса, он не слышал, что происходит в другом конце комнаты. Будь у него время обратить внимание на разговор, он заключил бы, что абонент в Вэли-Филдз получил неприятные известия. Лицо Кеггса побагровело, рука с трубкой дрожала. Тем временем лорд Аффенхем, исчерпав тему канарейки (и немудрено, потому что ничего захватывающего в ней не было) снова переключился на рыбок. Он как раз думал, что одна из них -- вылитая Шропширская тетка, к который его некогда отправил отец, когда резкое восклицание вывело его из задумчивости. Он в удивлении обернулся. То, что произнес перед этим Кеггс, никак не вязалось с достоинством бывшего дворецкого. -- Что вы сказали? -- спросил лорд Аффенхем, моргая. -- Я сказал, чтоб ему провалиться, скотине, милорд, -- почтительно отвечал Кеггс. -- Э? Кому? -- Мистеру Бэньяну, милорд. -- А, ему? Что он натворил? Кеггс некоторое время боролся с чувствами. Наконец выдержка взяла верх. Дворецкий, закаленный годами службы, когда хозяин из вечера в вечер рассказывает за столом один и тот же анекдот, научается владеть собой. -- Для меня это оказалось полной неожиданностью, милорд, но, похоже, мистер Бэньян обручился с моей племянницей Эммой. -- Тут чувства снова возобладали, и у Кеггса вырвалось. -- Черт его побери! Тайная помолвка, милорд. Ее мать узнала только сегодня утром. Лорд Аффенхем удивился. Он не мог взять в толк, чем новость так возмутила дядюшку. У Роско Бэньяна в чулке -- двадцать миллионов долларов. Многие из тех, у кого есть племянницы, охотно поменялись бы с Кеггсом его заботами. -- Обручился с вашей племянницей? Хорошо, что с ней, а не со мной, но, на мой взгляд, это отличная партия. Он, конечно, жирная рожа, но при средствах. Вы же знаете, что денег у него куры не клюют? -- Разумеется, милорд. Мистер Бэньян один из самых богатых холостяков. -- Так чего вы кипятитесь? -- в полном недоумении спросил лорд Аффенхем. И вновь чувства едва не оказались сильнее Огастеса Кеггса. Человек его комплекции не может затрепетать, как одуванчик в мае, однако он безусловно немного заколыхался. Крыжовенные глаза блеснули опасным блеском, и заговорил он с глухим урчанием, как бульдог Джордж, когда тому в горло попадет кость. -- Моя племянница Эмма позвонила матери, милорд, и сообщила, что мистер Бэньян разорвал помолвку. Теперь лорд Аффенхем понял. Его больше не удивляло, что бывший дворецкий шипит, словно откупоренная бутылка пива. На его месте он бы и сам зашипел. В нем сразу пробудилось сочувствие. -- Скотина. Дал вашей Эмме от ворот поворот? Сделал ей ручкой? Странно, а я и не знал, что у вас есть племянница Эмма. -- Думаю, что я, если и упоминал ее при вашей милости, то только под сценическим псевдонимом Элейн Донн. -- А, ясно. Она играет в театре? -- Именно так, милорд, и, взвесив за и против, она посчитала, что имя Эмма Билсон может стать помехой в карьере. Хотелось выбрать что-нибудь более звучное. -- Мда, может и так. Хотя была же Лотти Коллинз. -- Да, милорд. -- И Флорри Форд... и Дейзи Вуд. Простые имена. -- Да, милорд, но упомянутые вами особы пели в мюзик-холлах. Эмма занимается более серьезным искусством. Она -- то, что в театральных журналах называется драматическая актриса. Когда мистер Бэньян с ней познакомился, она играла маленькую роль в переводной русской пьесе. -- О, Господи! Меня как-то водила на такую тетка. Толпа жутких личностей обсуждает, как все плохо, и не повесится ли Иван в амбаре. Не говорите мне, что Роско Бэньян по собственной воле ходит на русские пьесы. -- Нет, милорд. Он не видел Эмму на сцене. Они познакомились на вечернике. -- А, это уже правдоподобнее. Я знаю, что бывает на вечеринках. Он сделал ей предложение? -- Да, милорд. -- Писал ли он ей письма по этому поводу? -- Несколько, милорд. -- Чего ей тогда тревожиться? Лопни кочерыжка, ее дело в шляпе. Она может подать в суд за нарушение брачного обещания и отхватить миллион. -- Нет, милорд. -- Кеггса передернуло. Слова печальнейшие на земле", словно говорил он, "так могло случиться". -- Сегодня она подошла к столу, где держала письма от мистера Бэньяна, и обнаружила, что их нет. -- То есть, их не было на месте? -- Именно так, милорд. Очевидно, эмиссар мистера Бэньяна преступным образом проник в занимаемое ею помещение и завладел искомой корреспонденцией. Лорду Аффенхему потребовалось несколько мгновений, чтоб распутать фразу и перевести с дворецкого языка на человеческий. Кеггс хотел сказать, что какой-то купленный Бэньяном подонок забрался к девушке в дом и стибрил чертовы письма. Вся благородная натура лорда Аффенхема возмутилась. -- Мерзавец! -- Да, милорд. -- Фесвитянин! -- Да, милорд. -- Она не должна это так оставлять. -- Трудно представить, как бедной девушке теперь получить возмещение. -- Она может набить ему морду. -- Вряд ли это компенсирует ей обиду. -- Ну кто-то же должен набить ему морду. Погодите! -- вскричал лорд Аффенхем поднимая могучую, как окорок, руку. -- Вот оно уже близко. Дайте подумать. -- Он заходил по комнате. Очевидно, его мощный мозг работал. -- Эй! -- сказал он, останавливаясь на полушаге. -- Милорд? -- Вы, кажется, говорили, что ваш брат был профессиональным боксером? -- Да, милорд. Он носил прозвище Боевой Билсон. -- Хороший был боксер? Крепкий? -- Очень, милорд. У меня есть его фотография, если вашей милости угодно взглянуть. Он подошел к комоду под окном и вернулся с большим альбомом. Перелистав страницы с карточками -- его самого, запечатленного юным лакеем, полной дамы, туго обтянутой купальным костюмом конца прошлого века с подписью "кузина Эми в Лландудно" -- он наконец нашел, что искал. Это явно была свадебная фотография. Возле стула, в пышном белом наряде, стояла полногрудая девица со взбитыми волосами -- казалось, на ней написано "буфетчица". В левой руке она держала букет нарциссов, правую нежно положила на плечо мужчине, который сидел на стуле. При первом взгляде в нем поражал размер. Лорд Аффенхем и сам был не карлик, но показался бы им рядом с женихом. Тот высился на стуле, словно исполин. Затем изумленный взгляд замирал на лице, еще более впечатляющем. У него был сломанный нос, а нижняя челюсть -- как у актера из низкопробного вестерна, призванного воплощать Решимость. Под свадебным фраком отчетливо угадывались могучие мускулы. Он сидел, уложив на колени сжатые кулаки и слегка подавшись вперед, будто хотел лучше рассмотреть соперника. Ни дать, ни взять боксер в ожидании сигнала, а тренер -- в данном случае, женщина -- настраивает его на победу. На лорда Аффенхема это произвело самое глубокое впечатление. -- Это он, да? Отец? -- Да, милорд. -- Тогда я вижу свет, -- сказал лорд Аффенхем. -- Я вижу, с какой стороны нам подступиться. 24 Утро после визита Пилбема в Лесной Замок застало Роско Бэньяна в самом радужном настроении. Когда он завтракал, позвонил частный сыщик и сообщил, что все прошло по плану. Сердце Роско Бэньяна пело, когда он выжимал сцепление, направляясь в Лондон. Он назвался приятного вида мальчику в приемной, и тот незамедлительно проводил его в святая святых. Владелец сыскного агентства "Аргус" сидел за столом и просматривал бумаги частного свойства. Когда Роско вошел, он поднял глаза, но в них не было того счастливого блеска, что у посетителя. Перси Пилбем был холоден и суров. -- А, это вы? -- спросил он рассеянно. -- Да, я, -- сказал Роско, дивясь, что прыщавый сыщик не скачет от радости в такое дивное утро. -- Ну и удружили вы мне вчера, -- сказал Пилбем, содрогаясь при одном воспоминании. -- Вы сказали, что дома никого не будет. -- И что? -- Вы меня обманули. Сейчас я расскажу. Не каждому дается дар рассказчика, но Перси Пилбема фея-крестная наделила им сполна. Трудно было бы четче и драматичнее изложить субботнее происшествие в доме ужасов (Лесной Замок, Тутовая Роща, Вэли-Филдз). Казалось, ожили самые сильные страницы Эдгара Алана По. Пусть лорд Аффенхем и Мортимер Байлисс нашли бы некоторое преувеличение в описании своих действий и внешности, даже им пришлось бы признать, что картина нарисована впечатляющая. Когда Пилбем завершил рассказ, Роско согласился, что все прошло не так гладко, как намечалось, и Пилбем эти слова подтвердил. Он сказал, что трижды просыпался в эту ночь, трясясь, как студень -- ему снилось, что испытание продолжается. -- Зато, -- сказал Роско, указывая на хорошую сторону, -- вы раздобыли бумагу. -- Раздобыл, -- сказал Пилбем. -- И прочел. Роско вздрогнул. -- Вы хотите сказать, что распечатали конверт? -- Да. -- Вы не имели права. Перси Пилбем положил ручку, на которую перед этим накручивал восточный кончик усов. -- Пожалуйтесь в суд, -- сказал он коротко. На мгновение повисла тяжелая тишина. Однако Роско был слишком рад, чтобы долго переживать из-за нарушений профессиональной этики. -- Ладно, пустяки, -- сказал он, вспомнив, что счет уже оплачен. -- Где он? -- В сейфе. -- Давайте. -- Разумеется, -- сказал Пилбем. -- Как только вы дадите мне чек на две тысячи фунтов. Роско зашатался. -- Что?! -- Купите слуховой аппарат. Я сказал, две тысячи фунтов. -- Но я вам заплатил. -- А теперь заплатите снова. -- Но вы обещали все сделать за тысячу. -- А вы обещали, -- холодно сказал Пилбем, -- что там будут только Кеггс и больной бульдог. Больной бульдог, нет, вы подумайте! Дом кишмя кишел человекоподобными гиппопотамами и людьми с лопатами, все они хотели раздеть меня и вымазать черной краской. Естественно, наше первоначальное соглашение, предусматривавшее, что дом будет пуст, утратило силу. Две тысячи долларов -- возмещение за моральный и интеллектуальный ущерб. Я их получу. -- Вы так считаете? -- Я в этом уверен. -- Ах, уверены? -- Да, уверен. -- Я не дам вам ни цента, -- сказал Роско. Пилбем, который на время разговора перестал накручивать усы, снова взял ручку и задумчиво принялся завивать в колечко их западную оконечность. Он глядел на Роско укоризненно, как человек, чья вера в изначальную доброту человеческой природы поколеблена. -- Значит теперь, когда я избавил вас от необходимости платить Кеггсу сто тысяч долларов, -- сказал он, -- вы отказываете мне в жалких двух тысячах фунтов? -- Верно, -- сказал Роско. Пилбем вздохнул, окончательно разочарованный в людях. -- Ну, это как вам угодно, -- сказал он твердо. -- Уверен, Кеггс не сочтет эту сумму чрезмерной. Комната поплыла перед глазами Роско. Ему казалось, что он смотрит сквозь мерцающую дымку, скрадывающую очертания собеседника и делающую его почти невидимым. И хотя всякий сказал бы ему, что такой способ созерцать Перси Пилбема -- самый приятный, его это не утешало. -- Вы не сделаете этого! -- Кто вам сказал? -- Отдадите конверт Кеггсу? -- Продам, -- поправил Пилбем. -- Я уверен, мы с ним столкуемся. Он показался мне человеком рассудительным. -- Это шантаж! -- Знаю. Уголовное преступление. Вот телефон, если хотите позвонить в полицию. -- Кеггс так и сделает. Он отправит вас в тюрьму. -- И лишится ста тысяч фунтов? Никуда он меня не отправит. Он расстелит передо мной красную дорожку. Роско нечего было ответить. Он понял, что столкнулся с мощным интеллектом, перед которым бессилен, как новорожденный ребенок. Похоже, ничего не оставалось, как достойно принять поражение. Внезапно его осенила целительная мысль. Чек можно приостановить. -- Ладно, -- сказал он, -- ваша взяла. -- Он вытащил свою постоянную спутницу -- чековую книжку. -- Можно воспользоваться вашей ручкой? Пилбем вынул ручку из шевелюры, куда запустил ее минуту назад. -- Вот. А теперь, -- сказал он, получая чек, -- я попрошу вас дойти со мною до банка, где мне дадут по нему деньги. Две тысячи фунтов без вашего одобрения не выложат. Когда мы вернемся, я отдам вам конверт, и все будут довольны. Преувеличением будет сказать, что назад Роско ехал в приподнятом состоянии духа, однако, к тому времени, как он повернул руль у ворот Шипли-холла, горькая чаша, ставшая столь привычной для его губ, показалась не такой и горькой. Разумеется, утрата двух тысяч фунтов никого порадовать не может, зато, как-никак, соглашение Бэньян-Кеггс стало кучкой пепла в мусорной корзине Перси Пилбема. Счет несомненно в его пользу. Он предпочел бы не тратиться так сильно на мелкую рыбешку, но одно было очевидно: он вытащил кита. Роско остановил ягуар у парадной двери и вошел в дом. Его ждал Скидмор. -- К вам мистер и миссис Билсон, -- сказал дворецкий. 25 С самого своего пробуждения этим утром Мортимер Байлисс чувствовал себя подавленным и раздраженным. Вчера, воткнув лопату на место, он несколько раз копнул клумбу, а сегодня у него разломило поясницу, отчего жизнь мгновенно сделалась не мила. Вновь ему напомнили, что он не так молод, как бывало, а ему хотелось по-прежнему видеть себя ладным юношей. Когда он стоял в галерее, смотрел на творение зрелого Сидни Биффена, в голове его внезапно всплыли печальные строки Уолтера Севиджа Лэндора: У жизни грелся, как у очага; Он угасает -- я готов к уходу. И вдруг он понял, что не вынесет еще дня в обществе Роско Бэньяна. Дела, связанные с Бэньяновским собранием живописи, привели Мортимера Байлисса в Шипли, теперь дела закончены и ничто не заставляет его делить кров с человеком, которого он недолюбливал мальчиком и еще сильнее не любит теперь, когда излишне терпимый мир позволил ему дожить до тридцати одного. Все в Роско оскорбляло престарелого хранителя: его лицо, его двойной подбородок, его речь и манера разделываться с невестами и экс-дворецкими при помощи частных сыщиков. Потому что теперь, когда нашлось время подумать, Мортимеру Байлиссу стало ясно: за вчерашним вторжением в Лесной Замок кроется Роско Бэньян. Сперва его озадачило, зачем усатому мародеру рыться в гостиной у Кеггса, если, конечно, он не любитель аквариумных рыбок и "дружной семейки". Однако все встает на свои места, стоит предположить, что он подослан Роско Бэньяном с целью похитить контракт. Роско, чувствовал Мортимер, человек, в чьем присутствии порядочному искусствоведу невозможно больше дышать, поэтому он взялся за звонок, намереваясь позвать Скидмора и немедленно приступить с сборам, но тот как раз появился сам. -- Простите, сэр, -- сказал Скидмор. -- Вы примете мистера Кеггса? Сморщенное лицо Мортимера Байлисса на мгновение зажглось интересом. Огастес Кеггс -- один из тех немногих, чье общество он был способен сейчас выносить. Им много что следовало обсудить. -- Он здесь? -- Он приехал на своей машине час назад, сэр, с леди и джентльменом. -- Тогда пришлите его сюда. И уложите вещи. -- Сэр? -- Мои вещи, дубина. -- Вы уезжаете из Шипли-холла, сэр? -- Да. Он ужасает, я готов к уходу. Вошел Кеггс с котелком в руках, и вид его физиономии сразил Мортимера Байлисса наповал. Страдание любит общество; он уже предвкушал беседу с недужным другом и взаимные жалобы. Кеггс разочаровал его совершенно -- он так и лучился здоровьем, можно сказать, цвел. -- Похоже, вы оправились после вчерашнего, -- сказал Мортимер Байлисс. -- Я-то думал, у вас будет болеть голова. -- О нет, сэр. -- Неужели не болит? -- Не болит, сэр, спасибо. Я прекрасно себя чувствую. -- Жалко. Ух! -- Вам нездоровится, сэр? -- Спину разломило. Радикулит. -- Неприятно. -- Еще как. Но не обращайте внимания. Кому какое дело до бедного старого Мортимера Байлисса. Если бы горилла-убийца медленно отрывала мне руки-ноги, и двое моих знакомых случились рядом, один сказал бы: "Знаешь, горилла отрывает Мортимеру Байлиссу руки-ноги", а тот бы ответил: "Ты совершенно прав", и оба пошли обедать. Так что вас привело, Кеггс? Вчерашние события? -- Да, мое посещение связано с ними, сэр. -- Полагаю, вы очнулись от обморока, обнаружили пропажу конверта и поняли, что красавчик свистнул его по поручению Роско Бэньяна? -- Мгновенно, сэр. -- И теперь пришли воззвать к его совести, чтобы он уделил вам хоть немного от своих щедрот? Безнадежно, Кеггс, безнадежно. Совесть не заставит Роско расстаться и с никелем. -- Я это предвидел, сэр. В мои намерения не входило взывать к лучшим чувствам мистера Бэньяна. Я сопровождал сестру и ее мужа, они сейчас с мистером Бэньяном в курительной. Лорд Аффенхем посоветовал привезти их сюда. Они -- родители молодой женщины, с которой мистер Бэньян был до недавнего времени помолвлен. Моей племянницы Эммы. -- И что они, по-вашему, сделают? -- Его милость уверен, что визит возымеет желаемое действие. Глаз за черным роговым моноклем принял доброе, почти нежное выражение. Мортимер Байлисс тихо жалел человека, явно утратившего всякую связь с реальностью. -- Кеггс, -- произнес он с той просительной ноткой, которая появляется в голосе, когда мы урезониваем дурачка, -- подонок, который выкрал у вас контракт, выкрал и письма, в которых Роско обещал жениться. Ни вам, ни девушке ничего сделать не удастся. Кеггс покачал головой. Сделай он это до визита к розендейл-родскому кудеснику, она бы раскололась надвое и выстрелила в потолок. -- Его милость думает иначе. Он считает, что Уилберфорс... -- Кто? -- Мой шурин, сэр. Его милость считает, что Уилберфорс доходчиво объяснит мистеру Бэньяну, что его долг -- загладить свою вину перед Эммой. И он не ошибся. Когда я уходил минуту назад, мистер Бэньян склонялся к мысли о немедленном бракосочетании. Читать уже знает, как непросто поколебать монокль в глазу Мортимера Байлисса, но при этих словах стеклышко вылетело и закачалось на веревочке, словно разыгравшийся по весне ягненок. -- Склонялся к мысли о немедленном бракосочетании? Он женится? -- По специальному разрешению. -- Хотя и получил назад письма? -- Все так, сэр. Мортимер Байлисс подтянул веревочку и вставил монокль на место. Сделал он это почти рефлекторно, поскольку был ошарашен. -- Похоже, ваш шурин очень красноречив, -- сказал он. Кеггс улыбнулся. -- Я бы так не сказал, сэр. Он почти не открывает рта. За обоих говорит моя сестра Флосси. Просто Уилберфорс был когда-то профессиональным боксером-тяжеловесом. Тьму, окружавшую Мортимера Байлисса, прорезал луч понимания. -- На ринге он выступал под именем Боевой Билсон. Сейчас он немного постарел, но крепости не утратил. Он держит пивную в Шоредиче; ближе к закрытию его посетители, как это свойственно представителям ист-эндского рабочего класса, начинают буянить. Сестра говорит, Уилберфорсу ничего не стоит кулаками утихомирить пяток, а то и больше торговцев рыбой или матросов, и не было случая, чтобы он с ними не справился. Насколько я понял, левый хук у него все тот же, что в молодости. Уверен, на мистера Бэньяна подействовал один его вид. -- Здоровенный, да? -- Еще какой, сэр. Если вы простите мне такое выражение, у него внешность громилы. На Мортимера Байлисса снизошла тихая радость. Много лет, говорил он себе, Роско Бэньян напрашивался на что-то подобное, и вот, наконец, получил. -- Так свадебные колокола зазвонят? -- Да, сэр. -- Когда? -- Немедленно, сэр. -- Что ж, замечательно. Поздравляю. -- Спасибо, сэр. Сам я никогда не любил мистера Бэньяна, но приятно знать, что будущее моей племянницы обеспечено. -- Сколько, по-вашему, у Роско? Миллионов двадцать? -- Думаю, около того, сэр. -- Хорошие деньги. -- Очень хорошие, сэр. Эмме приятно будет ими распоряжаться. И еще одно. -- Что же? -- Я составил новый контракт вместо похищенного из моей квартиры. Когда я выходил из комнаты, Флосси как собиралась обсудить его с мистером Бэньяном и к настоящему времени, уверен, сумела преодолеть его нежелание. Быть может, вы соблаговолите пройти в курительную и засвидетельствовать, как в первый раз? Возможно, -- добавил Кеггс, упреждая очевидный вопрос, -- вы думаете, что контракт теряет смысл, поскольку мистер Бэньян женится и автоматически выходит из тонтины. Однако у меня есть предложение, которое, надеюсь, удовлетворит обе заинтересованные стороны. -- Вот как? -- Да, сэр. Почему бы мистеру Бэньяну и мистеру Холлистеру не поделить выигрыш в тонтине пополам, независимо от того, кто женится первым? Мортимер Байлисс повел себя, как звездочет, на чьем небосводе внезапно явилась новая планета. Он вздрогнул и еще минуту просидел в молчании, смакуя услышанное. -- Мне такое в голову не пришло, -- сказал он. -- Насколько я понимаю, мистер Бэньян вынужден будет согласиться. Как бы ни стремился мистер Холлистер к скорейшему браку, он едва ли откажется повременить несколько дней до свадьбы мистера Бэньяна. На это можно указать мистеру Роско. -- Я сам и укажу. -- Оба джентльмена могут без труда заключить контракт. -- Запросто. -- И оба найдут его одинаково выгодным. Такой план представляется мне безупречным, сэр. Похоже, он разрешает все затруднения. -- Конечно! Вы сказали, ваши близкие в гостиной? -- Да, сэр. -- Так идемте к ним! Мне не терпится увидеть вашего шурина, который одним своим видом загипнотизировал нашего мистера Бэньяна. Господи! -- Сэр? -- Я только что подумал. Раз он женится на вашей племяннице, ему придется всю жизнь называть вас дядя Джо или как там? -- Дядя Гасси, сэр. Мортимер Байлисс восторженно вскинул руки. От резкого движения что-то хрустнуло в пояснице, но он не обратил внимания. -- Всех-то дней, -- воскликнул он, -- этот день веселее! Я верю в фей! Верю! 26 Есть в Лондоне клубы, где разговор трещит, словно хворост под котелком, где принято швырять кусками сахара в друзей, и другие, более спокойные, где царит тишина, где посетители устраиваются в креслах, закрывают глаза и предоставляют остальное Природе. К числу таких принадлежал и клуб лорда Аффенхема. Тем вечером в его курительной присутствовали, помимо его милости и Мортимера Байлисса, с десяток живых трупов: все они ровно дышали, смежив веки, и не обращали внимания на окружающий мир. Заезжему путешественнику они бы непременно напомнили дремлющих на скалах тюленей или угревшихся крокодилов в теплом тропическом болоте. У лорда Аффенхема и его гостя глаза были еще открыты, но немного слипались, и оба они чувствовали потребность в отдыхе. Пожилым джентльменам утомительно присутствовать на свадьбе, целовать невесту и, стоя, махать машине, которая увозит молодых в путешествие. Оба заметно сникли, как и гардении в их петлицах. У лорда Аффенхема к усталости телесной прибавлялось полное смятение ума. Нынешнее счастье совершенно ошеломило его и сбило с толку. Он примерно понимал, что на молодого Фреда Холлоуэя, подцепившего его племянницу Джейн, свалились полмиллиона долларов, и это, разумеется, хорошо -- Джейн заверила, что ему, лорду Аффенхему, достанется своя доля упавших с небес пенни; но как именно эти приятные вещи случились, он уразуметь не мог. Весь день он ломал голову, пытаясь вникнуть в объяснения Джейн, Билла, Кеггса и Мортимера Байлисса, так что к этому часу окончательно осоловел. Поэтому он вполуха слушал замечания своего спутника, который был по обыкновению говорлив, хотя тоже испытывал некоторую усталость. -- Свадьбы, -- говорил Мортимер Байлисс, задумчиво потягивая сигару, -- всегда повышают мне настроение. Почему бы это, Байлисс? Сейчас объясню. Они дарят мне тихую радость, сродни той, которую путешественник в джунглях испытывает, видя, как боа-констриктор глотает не его, а другого. Взгляну на жениха, скажу себе: "Ну вот, попался, а ведь ты цел, старина", и сразу сердце займется, как будто я заметил радугу на небе. Вы не спите? -- М-м-м, -- сказал лорд Аффенхем. -- Учтите, я прекрасно знаю, что есть чудаки, которым женитьба по душе. Тот же Холлистер, похоже, ничуть не испугался, когда за ним захлопнулась ловушка. Он упивался своим несчастьем. Однако я уже говорил вам, что смотрю на священные узы самым мрачным образом. В молодости мне иногда снилось, что я женюсь, и я просыпался в холодном поту. Но с каждым годом опасность убывает, и сейчас душа моя почти спокойна. Я гляжу на себя в зеркало и говорю: "Мужайся! C таким лицом тебе ничего не грозит, Мортимер". На редкость успокоительная мысль. Вы еще не спите? Лорд Аффенхем не ответил. Он ровно дышал. -- Дело в том, что, если вы не спите, я бы попросил вас рассудить мой мысленный спор. Билл Холлистер. Согласны ли вы, что это достойный молодой человек с высокими моральными принципами, а не... короче, не такой, чтобы, как почти любой из нас, намертво вцепиться в чужие деньги? Лорд Аффенхем дышал ровно. -- На меня он всегда производил именно такое впечатление, вот почему я счел нецелесообразным посвящать его в истинное положение дел с моей брачной тонтиной -- а именно, что его отец в ней не участвовал. Вы изумили меня, Байлисс, продолжайте. Я это и делаю. Как я говорил Роско в самом начале, один из гостей Дж.Дж.Бэньяна на следующее утро передумал. Это был отец Билла. Он сказал, что все это -- чушь, и делать ему больше нечего, как отдавать пятьдесят тысяч долларов на какую-то дурость. Другими словами, чтобы стало ясно даже последнему тупице -- я о вас, мой дорогой Аффенхем -- Роско выплатил полмиллиона за здорово живешь, не считая ста тысяч Кеггсу, двадцати тысяч Стэнхоупу Твайну и еще, полагаю, кругленькой суммы прыщавому воришке. Лучшего, разумеется, трудно и желать, ибо, как я на днях говорил, это сделает его духовнее, а вот кому лишняя духовность не помешает. Однако, боюсь, Билл Холлистер, если я правильно его понимаю, рассудил бы иначе. Я почти уверен, что он, узнав правду, ринулся бы возвращать деньги, из чего заключаю, что говорить ему не следует. Нет, пусть остается в неведении. Я закончил. Что вы сказали? Лорд Аффенхем ничего не говорил. Он тихо похрапывал и не слышал ни слова из блестящей речи. Вот и хорошо, подумал Мортимер Байлисс, вот и хорошо. Такую великую тайну следует по возможности хранить в одной груди. Виконты иногда пробалтываются, особенно когда подопьют. Мортимер Байлисс ни разу не видел лорда Аффенхема навеселе, но такое может случиться и тогда прощай, тайна. Замкнутые губы, подумал Мортимер Байлисс, замкнутые губы. Нет ничего надежнее замкнутых губ. Он отложил сигару, откинулся в кресле и закрыл глаза. Вскоре его ровное дыхание слилось с ровным дыханием лорда Аффенхема и других угревшихся на солнце аллигаторов в курительной клуба "Мавзолей". Он заснул, добрый человек, отдыхающий после трудного дня. Примечания Рассказ про тонтину Стивенсон написал совместно с пасынком, Ллойдом Осбурном. Брайен Янг (1801-1877) -- второй глава секты мормонов. Считается, что он был женат на двадцати семи женщинах и имел пятьдесят семь детей. Где не падет... А.Теннисон. "Королевские идиллии". Уход Артура, 428. День Труда в Америке празднуется в первый понедельник сентября. Бездна бездну призывает. Пс. 35.7. Вороны прилетят его напитать. Вороны питали в пустыне пророка Илию (3 Цар. 17.6). Природа не поскупилась... Внешний вид и выражения лорда Аффенхема Вудхауз позаимствовал у одного из своих приятелей по немецкому плену. питаться манной кашей... "Алиса в Зазеркалье" пер. Д.Г.Орловской. Джек Демпси Джейн и посетители пивной имеют в виду Джека (Уильяма Гаррисона) Демпси (1895-1983), американского боксера в тяжелом весе, чемпиона мира с 1919 по 1926 год. взмахнул он лилейною рукой -- парафраз последней строки из баллады Джона Гея (1685-1732) "Прощание милого Вильяма с черноокой Сьюзан". В оригинале речь идет о девушке, поэтому там она "взмахнула лилейною рукой". Кортес, Эрнандо (1485-1547) -- завоеватель Мексики. В стихотворении Джона Китса "По случаю чтения Гомера в переводе Чапмена" приводится сравнение с Кортесом, смотрящим на Тихий Океан, однако Дариенский (Панамский) перешеек впервые преодолел другой конкистадор, Васко Нуньес Бальбоа (1475-1519). тверд в удаче и несчастьи... Р.Киплинг, "Если" пер. С.Маршака. Господь на небе... речь идет о песенке Пиппы из поэмы Роберта Браунинга (1812-- 1889) "Проходит Пиппа". на милых брегах Лох-Ломонда -- анонимная шотландская песня XVI века. В мире так много... -- из книги Р.Л.Стивенсона "Детский цветник стихов". Здравствуй, дух веселый! Перси Биши Шелли, "Жаворонок", пер. В.Левика. разум на пороге забытья... Джон Китс, "Ода соловью", пер. Е.Витковского. короля Эдуарда Речь идет об Эдуарде VII, который был королем Великобритании в 1901-10 гг. А это вышел кто из-под земли? Макбет, акт IV, сцена I, пер. Б.Пастернака. дитя могло бы играть с ним "... и молодой лев, и вол будут вместе, и малое дитя будет водить их... И младенец будет играть над норою аспида..." Ис, 11, 6-8. Балморал -- замок в Шотландии. Чатсворт -- поместье, известное парком, который разбил знаменитый ландшафтный архитектор Ланселот Браун. Гилберт, сэр Уильям (1836-1911) и Салливан, сэр Артур (1842-1900) -- авторы четырнадцати оперетт, которые считаются лучшими и самыми знаменитыми произведениями этого жанра. Руритания -- вымышленное оперетточное княжество из романа Энтони Хоупа (1863-- 1933) "Узник Зенды". Миллер -- герой романа "Деньги в банке". Сидни Картон -- герой "Повести о двух городах" Ч.Диккенса, человек, добровольно пошедший за другого на гильотину. колос под серпом -- образ из батальной поэмы Маколея, лорда Томаса Бабингтона (1800-1859), вошедшей во все школьные антологии. римские привидения "По улицам метались привиденья, ужасным воем оскорбляя слух" В.Шекспир, "Юлий Цезарь" Акт 2, сцена 2, пер. М.Зенкевича. как брачный гость при громких звуках фагота -- имеется в виду "Поэма о старом моряке" С.Т.Кольриджа. над морем сумрачным в стране забвенной -- строка из стихотворения Джона Китса, "Ода соловью", пер. Е.Витковского. Митфорд, Нэнси (1904-1973) -- английская писательница. Роки Марчано (1923-1969) -- боксер, единственный чемпион в тяжелом весе, не проигравший ни одного боя. печальней и мудрей -- заключительные строки "Поэмы о Старом Моряке" Колдриджа. пер. Н.Гумилева. шимми -- модный танец тридцатых годов. Танцуя его, тряслись всем телом. но тайна эта, словно червь... "Двенадцатая ночь", акт 2, сцена 4. Перевод Е.Линецкой. (Виола рассказывает герцогу о "дочери своего отца", поэтому в оригинале "румянец на ее щеках"). Пусть едят пирожные сказала Мария-Антуанетта на слова о том, что у парижан нет хлеба. Эньюрин Биван (1897-1960) -- английский политический деятель и журналист, лидер левого крыла лейбористской партии, член кабинета министров с 1945 по 1951 год. Джамшид в иранской мифологии и эпосе -- древний царь, обладатель чудесного кубка. Вряд ли Вудхауз читал "Шах-намэ", скорее -- Омара Хайяма в переводах Фицджеральда, там Джамшид упоминается. Когда легко... -- строка из хрестоматийного стихотворения Вальтера Скотта. Воскормлен медом... -- здесь обыгрывается отрывок из "Кубла-хана" С.Колдриджа (пер. К.Бальмонта) не способного отличить правую руку от левой -- книга Ионы, 4, 11. Подобно сэру Бедиверу... не знал, который путь избрать. -- строка из "Королевских идиллий" А.Тэннисона. Используя слово фесвитянин в качестве ругательства, лорд Аффенхем, скорее всего считает его названием какого-нибудь враждебного библейского народа, вроде филистимлян. На самом деле оно употребляется в Библии только по отношению к пророку Илие, вероятно -- по его родному городу Фесвы. "Военно-морское соглашение" разыскивает Шерлок Холмс в одноименном рассказе Конан-Дойля. до первой базы -- выражение из бейсбола. Малютка, ты не одинок... Роберт Бернс. "Полевой мыши, гнездо которой разрушено моим плугом". Перевод С. Маршака. Марлоу, Филип -- частный детектив, герой романов Раймонда Чандлера (1888-1959); Хаммер, Майк -- герой книг Микки Спилейна (р.1918), частный сыщик. Абу бен Адем -- персонаж стихотворения английского поэта Ли Ханта (1784-1859) "Абу бен Адем и ангел". Кто есть дитя? строка из стихотворения Уильяма Вордсворта (1770-1850) "Займется сердце", пер. А.Парина. Омар Делатель Палаток -- Омар Хайям, потому что именно так переводится слово Хайям. Слова печальнейшие... -- последние строки из стихотворения Джона Уитьера "Мод Маллер". У жизни грелся, как у очага -- строки из стихотворения Уолтера Сэвиджа Лэндора (1775-1864). "Finis" пер. С.Бунтмана. Всех-то дней этот день... -- строки из "Королевы мая" Альфреда Тэннисона (1809-- 1892), пер.А.Н.Плещеева. Займется сердце, чуть замечу я радугу на небе -- строка из стихотворения У.Вордсворта, пер. А.Парина. The Russian Wodehouse Society http://wodehouse.ru/