Перрин, и скованы они лишь печатями, а не стенами узилища, где заточен Темный. Тринадцать из самых могущественных Айз Седай, неодолимых в Эпоху Легенд, из них слабейшему и десять самых сильных ныне живущих Айз Седай не ровня - нынешним ведь ничего не ведомо из знания Эпохи Легенд! И все они, каждый мужчина, каждая женщина, отринули Свет, предали свои души Тени. Быть может. Отрекшиеся от Света уже вырвались на свободу и где-то неподалеку от нашего лагеря подстерегают Ранда? Нет, я не отдам его предателям на съеденье! От колкого холода, пронзившего рану в его спине, или от ледяной стали в словах Морейн о тех, кто осмелился отречься от Света, Перрин стиснул зубы. Отрекшиеся - это шеренга посланцев смерти! Когда воин-кузнец был мальчишкой, мать пугала его их именами. Если ты будешь мне врать, тебя заберет Ишамаэль!.. Засыпай скорее, а не то за тобой прилетит Аанфир!.. И сейчас, когда он уже стал взрослым, знал об Отступниках правду, Перрин не в силах был побороть свой детский страх, зовущий его из прошлого. Оттого и стиснул он зубы, представив безумных крушителей освободившимися от всех зароков. "Они заточены в Шайол Гул! " - все повторял он шепотом, желая по- детски верить в каждое слово легенды. И еще он вспомнил, о чем сообщал в своей записке Ранд: "Сны!.. И про сны он вчера толковал... " Подойдя к нему, Морейн впилась взглядом в лицо Перрина. - Сны? - спросила она. В домик вошли Лан и Уно, но Морейн жестом приказала им молчать. В маленькой комнатушке стало совсем тесно: пять человек, да еще и огир вдобавок. - А тебе. Перрин, что виделось в снах вчера и позавчера? - Она как будто и не заметила, что отвечать ему не хотелось. - Рассказывай, мы слушаем, - настаивала Морейн. - Не приснились ли тебе чего необычного? - Взглядом она обхватила Перрина, точно кузнечными клещами, вытягивая из его уст исповедь. Воин-кузнец обвел взором лица окруживших его соратников. Каждый из них вперился в него взглядом врага, даже Мин смотрела как волчица. Поразмыслив, Перрин поведал собравшимся, какой странный сон являлся ему несколько ночей подряд. Сновидение с мечом, овладеть коим рыцарь не в силах. Но ни слова не проронил Перрин о том, какой сон, какого волка видел он минувшей ночью. - КалландорI - прошептал Лан, услышав рассказ Перрина. По лицу Стража, обыкновенно твердому, будто угол скалы, растекалась ошеломленность. - Так, - произнесла Морейн. - Но нужно убедиться досконально. Лан, поговори с остальными! - Лан поспешил к выходу, и властительница обратилась также к Уно: - А твои сны о чем? Тоже, я думаю, грезишь о блеске Калландора? Шайнарец переминался с ноги на ногу. Красный глаз, украшающий его повязку, воззрился на Морейн с преданностью щенка, живой же глаз Уно помаргивал и вращался. - Да, и мне тоже каждую ночь снятся сны о растрек... гм, клинках, Морейн Седай, - отвечал он напряженным голосом. - И в последние ночи мне, наверно, тоже снился меч. Помнить сны столь подробно, как лорд Перрин запоминает собственные сновидения, мне не дано. - А что нам желает порассказать Лойал? - спросила Морейн. - Сны у меня все одни и те же, Морейн Седай. Рощи, Великое Древо и стеддинг. Когда мы, огир, бродим в чужих краях, во сне мы возвращаемся в стеддинг. И вновь повернулась к Перрину властная Айз Седай. - Сны - они сны и есть, - молвил воин. - И ничего больше. - Не верится что-то, - усмехнулась она. - Ты живо описал нам зал, именуемый Сердцем Твердыни. А зал сей - в крепости, называемой Цитаделью Тира. Описание таково, будто ты стоял в том зале. А сияющий меч - Калландор, Меч Который Не Меч, Меч Которого Нельзя Коснуться! Лойал выпрямился и ударился головой в потолок. Этого он и не заметил. - Пророчества о явлении Дракона твердят одно: Тирская Твердыня не падет, ежели рука Дракона не вооружится мечом, названным Калландор. Одно из вернейших предзнаменований Возрождения Дракона - падение Тирской Твердыни. Весь мир людской признает его Драконом, если Ранд возьмет под свою власть Калландор! - Может быть, может быть, - слова холодноликой Айз Седай покачивались, точно льдинки на весенней воде. - Может быть? - спросил ее Перрин. - Всего лишь "может быть"! Я верил, будто меч в руке Дракона - это последний символ победного исполнения ваших Пророчеств! - Да, это знак, но знак не первый и не последний, - проговорила Морейн. - Калландор знаменует собой лишь исполнение всего одного из Пророчеств "Кариатонского Цикла", точно так же, как и рождение Дракона на склоне Драконовой горы явилось только первым знаком. Дракону еще предстоит расколоть государства или сокрушить мир, разбить вдребезги. Расшифровать все предзнаменования, собранные в Пророчества, не успели даже и те ученые мужи, что посвятили сему труду всю свою жизнь. Каково значение следующего: "Мечом мира поразит он своих людей, уничтожит их листом"? Как понять, что "девять лун обяжет он служить себе"? Однако в известном Цикле всему, о чем я сейчас рассказала вам, придается точно такое же великое значение, как мечу, именуемому Калландор. Я не напомнила вам о многом еще, столь же важном. Например, что за "раны сумасшествия и надрезы надежды" ему нужно исцелить? Какие цепи суждено ему разорвать? И кого заковали в цепи? Некоторые из Пророчеств столь неясны и туманны, что он мог бы давно уже исполнить их, но сие неведомо. Нет, конечно, Калландор - совсем еще не конец череде Пророчеств. Лишь краткие отрывки и отдельные строки из Пророчеств знал Перрин, и еще меньше ему хотелось слышать о них с тех пор, как Ранд позволил Морейн всучить себе в руки то знамя. Да нет, не по душе эти строки стали Перрину еще раньше. С того мига, как путешествие посредством Портального Камня убедило Перрина, что судьба неразрывно связала его жизнь с жизнью Ранда. - Если же ты, Лойал, сын Арента, сына Халана, считаешь, будто Ранду достаточно просто руку протянуть, то ты глупец, впрочем, не больший, чем он сам, ежели и Ранд так считает, - продолжала Морейн. - Даже если он живым доберется до Тира, в Твердыню ему путь заказан. К Единой Силе тайренцы не испытывают ни малейшей любви, и того менее им понравится любой мужчина, объявивший себя Драконом. Направлять Силу строжайше запрещено, Айз Седай там, самое лучшее, лишь терпят, пока те не направляют Силу. Если же в Тире кто-то имеет копию Пророчеств о Драконе, а тем паче вздумает оглашать их, то нарушителя почти неминуемо возьмут под стражу и упекут в тюрьму. В Тирскую же Цитадель не войдет ни единый человек, не имея на то дозволения Благородных Лордов. Ни единый, кроме самих Благородных Лордов, не вступает в Сердце Твердыни. Ранд еще не готов для этого дела. Просто не готов. Перрин негромко что-то пробормотал. Мысли его заработали как бунтари. Твердыня никогда не падет, пока Калландором не завладеет рука Возрожденного Дракона. Да как. Света ради. ему добраться-то до меча - который висит внутри этой самой крепости - раньше, чем крепость падет? Да они с ума все посходили! - Но мы-то почему здесь отсиживаемся?! - взорвалась Мин. - Ранд помчался в Тир. Нам надо спешить вслед за ним! Иначе его подстерегут враги, они убьют Дракона или... или... Почему мы сидим как вкопанные?.. - Потому, - отвечала Морейн, положив ладонь на голову Мин, - что я должна быть уверена. Поверь мне: не слишком-то приятно, когда тебя избирает Колесо. Нужно быть великим или хотя бы коснуться подлинного величия. Избранники Колеса могут лишь принимать то, что грядет. - Надоело мне принимать то, что грядет. Устала, - Мин прикрыла глаза ладонью, Перрину показалось, что в глазах ее сверкнули слезы. - Мы здесь дожидаемся неизвестно чего, а Ранд уже, может быть, погибает один... Морейн погладила Мин по голове, и взгляд Леди Айз Седай на сей раз был как будто исполнен жалости к молодой женщине. Перрин присел на край кровати Лана, как раз напротив Лойала. В помещении скопился густой запах людей - аромат тревоги и страха, только от Лойала тянуло не столько беспокойством, сколько страницами его книг и древесной листвой. Перрин чувствовал себя как в западне: вокруг сомкнулись глухие стены, они будто теснее и теснее охватывают всех. И донимал запах тлеющих сгоревших лучин. - Но разве может мой сон рассказать, куда подевался Ранд? - спросил Перрин как бы у себя самого. - Мой сон, а не сон Ранда... - Те, кто способен направлять Единую Силу, - промолвила Морейн негромко, - - те, у кого особенный дар во владении Духом, иногда посылают собственные сны другим людям. - Она тем временем продолжала утешать Мин. - Скорей всего, чужие сны могут присниться тем, кто... восприимчив. Вряд ли Ранд нарочно сумел бы так поступить. Просто дело в том, что сновидения тех, кто прикасается к Истинному Источнику, бывают чрезвычайно сильные. Сны такой силы, как у Ранда, способны охватить деревню, а то и целый городок. Самому Ранду мало известно, на что он способен, и куда меньше ему ведомо, как контролировать свои незаурядные способности. - Тогда почему вам, Морейн, не являлись сны Ранда? - спросил Перрин. - Или Лану? Уно вперился в пустоту перед собой и выглядел так, будто ему чрезвычайно требовалось тотчас же выскочить за дверь. У Лойала сникли уши. Перрин же очень устал и был слишком голоден, и ему было все равно, с достойными ли ее почестями беседует он с Айз Седай. К тому же он не мог утихомирить свой гнев. - Так почему, Морейн? - спросил он вновь. - Айз Седай обучены заслонять свои сны экранами, - отвечала властительная леди. - Мне о таких пустяках и думать не требуется, они совершаются сами собой, а я сплю себе, как младенец. У Стражей тоже имеются подобные способности. Это результат существования уз. Гаидины не могли бы исполнять свое предназначение, если бы Тень вкрадывалась в их сновидения. Во сне каждый из нас по-своему уязвим, а Тень по ночам в самой силе... - Вечно мы от вас узнаем что-то новенькое, - проворчал Перрин. - Нельзя ли заранее сказать нам, чего ждать, и не объяснять уже случившееся? - При звучных раскатах голоса кузнеца Уно снова стал похож на узника, тоскующего по свободе. Но лишь искоса бросила взгляд на Перрина дама Морейн. - Ты хочешь, чтобы я своими знаниями, обретенными за целую жизнь, поделилась с тобой всего за один вечер? Или же отдала этому год? Скажу тебе одно, Перрин Айбара: в собственных снах ты должен не терять бдительности! - Не терял ее и терять не намерен! - ответил Перрин. И тотчас же всех окутала тишина, да такая бескрайняя тишь, будто никто уж не сможет ее прервать. Мин, поудобней усевшись, уложила свой подбородок на ладонь, испытывая, очевидно, глубокое и полное удовлетворение от одного только присутствия здесь великой Морейн. Прислонившись спиной к бревенчатой стене, Уно вслушивался в беззвучие. Лойал настолько запамятовал о шалостях времени и пространства, что вытащил из кармана книгу и попытался продолжить в тусклом свете из оконца свое ненасытное чтение. Ожидание, все длившееся минуту за минутой, выматывало из Перрина силы. Не. Тени боюсь я во сне, а волков. Не впущу их к. себе! Ни на миг не впущу! В обитель поселковой владычицы возвратился Лай, и Морейн обратилась к нему с немым вопросом. - Половина из всех, кого я расспрашивал. - проговорил Лан, - отвечали, что им действительно снились мечи, причем четыре прошедшие ночи подряд. Некоторые воины заявили, что помнят зал с огромными колоннами, а пятеро мне сообщили, что меч в их снах казался стеклянным либо хрустальным. Масима доложил мне, что в прошлую ночь он спал и видел, как этот меч держит в своей руке Ранд. - Так и будет! - возгласила Морейн. Оживившись, она потирала руки, как будто была уже заново исполнена энергии. - Теперь я совершенно уверена! Хотелось бы, правда, узнать, как удалось Ранду от меня улизнуть. Разве что раскрылся в нем некий Талант - дар Эпохи Легенд... Лан повернулся к Уно, и одноглазый боец растерянно поежился и пробормотал: - Побери меня прах, совсем позабыл я за этим растреклятым разговором, что... - Он запнулся и, прокашлявшись, исподлобья уставился на Морейн. Она отвечала ему выжидающим взглядом. - То есть не так... Я хотел сказать... В общем, я прошел по следам лорда Дракона. Теперь в укромную долину есть иной путь. То... то землетрясение опрокинуло высокую скалу. Получился крутой перевал, однако мой конь его одолел. На крутизне я нашел еще больше следов, а вокруг горы там очень хороший спуск. - Договорив, Уно тяжело вздохнул. - Ну что ж, - проговорила Морейн. - Значит, Ранд не открыл, как летать, или как становиться невидимкой, или еще что-то такое, как в легендах. За ним, и немедля! Уно, я дам тебе золота, тебе и другим хватит добраться до Джеханнаха. У человека, имя которого я тебе назову, получите еще. К чужакам гэалданцы относятся настороженно, но если не будете лезть в их дела, вас не потревожат. Ждите там, я пришлю весточку.. - Но мы отправимся вместе с вами, - возразил Уно. - Ведь мы поклялись следовать под флагом Возрожденного Дракона все вместе! Правда, как может горстка моих соратников взять штурмом крепость, не побежденную никогда и никем? Но с помощью Лорда Дракона мы свершим предначертанное... - Ну вот и стали теперь мы Народом Дракона! - Перрин смеялся без малейшей радости. - "Ибо Твердыня Тирская не падет до той поры, пока не возьмет ее с боя Народ Дракона". Морейн, вы дали нам новое имя, да? - Придержи-ка язык! - ожег холодом каменнолицый Лан. - Не сердись на судьбу, Уно! - молвила леди. - Чтобы догнать Ранда, мы должны тотчас покинуть лагерь. Двигаться нужно быстро, а из шайнарцев ты один можешь выдержать долгую скачку. У нас нет ни дня, чтобы твои товарищи оправились, поднабрали силенок. Как только смогу, я пошлю за вами. Уно натянул на лицо гримасу недовольства, однако поклонился владычице. По ее слову он вновь развел богатырские плечи и отправился передавать приказ командирши всем прочим воинам. - Ну а я, что бы вы ни говорили, Морейн, - промолвила Мин, - отправляюсь в дорогу! - Верно, ты отправишься в Тар Валон, - подтвердила Морейн. - Ни за что! Но Айз Седай продолжила, будто девушка ничего и не говорила: - Трон Амерлин нужно известить обо всем случившемся здесь, а выискивать иного вестника вместо тебя или доверяться почтовым голубям я не имею права! Если Амерлин вообще увидит послание, какое я отправлю с голубем. Путь до Тар Валона долог и труден. Поверь, я не послала бы в Тар Валон тебя одну, без охраны, но у меня нет лишних солдат! Я дам тебе деньги и вручу письма: те, кто получит мои послания, поможет тебе в пути. Не ленись, однако, пришпорить свою лошадку лишний разок, а если загонишь ее насмерть, в тот же час купи себе другого коня, а если потребуется - укради. Главное, не медли! - Ваши письма передаст кому нужно Уно, он вполне с этакой службой справится, - сказала Мин. - А мой путь - по следам Ранда! - Уно уже загружен работой, любезная Мин. Не надейся, кстати, будто мужчина запросто может приблизиться к воротам Белой Башни и сразу будет допущен на аудиенцию к Престолу Амерлин. Даже властелина соседней державы охрана заставит не один день ожидать столь высокой чести, как внимание к нему Престола Амерлин, если прибывший венценосец заранее не попросит короля об этой аудиенции. Боюсь, простому шайнарцу придется неделями, если не вечно, обивать пороги Башни. Не упоминая уже о том, что столь из ряда вон выходящее событие еще до захода солнца станет известно в Тар Валоне всем и каждому. А вот женщине, хоть и немногие того просят, проще попасть на аудиенцию к великой Амерлин, и особых пересудов подобные случаи не вызывают. Но учти: никто не должен узнать и такой малости, что Престол Амерлин получила от меня послание. От сохранения тайны зависит ее жизнь, да и наши тоже. Поэтому, милая Мин, моим вестником должна стать именно ты и никто другой. Мин шевелила губами, подбирая, видимо, необходимые аргументы для новых возражений, но Морейн уже занялась разговором с другими людьми. - Лан, я крайне опасаюсь, что следов ухода Ранда мы обнаружим куда больше, чем мне того бы хотелось, но полагаюсь на тебя, как на бывалого следопыта, ты ничего не упустишь. - В ответ ей Страж наклонил голову. - Перрин! И ты, Лойал! Вы пойдете со мной по следам Ранда? Не сходя с места своего убежища у стены. Мин "с негодованием вскрикнула, и вскрикнула пронзительно, однако Айз Седай не обратила никакого внимания на ее крик. - Я пойду, я готов! - выпалил Лойал поспешно. - Ранд мой друг! И признаюсь: я ничего не хочу пропустить. Ну, из-за моей книги. Перрин же с ответом не торопился. Как бы ни вел себя Ранд после своей "перековки", он оставался его другом. И вряд ли есть сомнения, что судьба связала их обоих вместе, хотя Перрин, если б мог, не прочь был отказаться от такого своего будущего. - Раз надо, значит, надо, - проговорил он, вскинув голову. - Так ведь? Значит, мне тоже следует выступить в поход. - Вот и славно! - Морейн снова потерла руки с облегчением, как бы уладив дело. - Поспешите, готовьтесь в дорогу! Ранд опережает нас на считанные часы. Еще до полудня мы обязаны выйти на его след. В последних словах стройной Айз Седай было столько воли и целеустремленности, что всех, кроме Лана, будто рукой подтолкнуло к двери. Лойал все горбился, и выпрямился он лиш! " ступив за порог. Перрину на ум пришло сравнение: так хозяйка хворостиной загоняет на двор гусей. Едва выйдя за дверь, Мин на миг задержалась и поинтересовалась у Лана с улыбочкой слаще сахара: - А от тебя никакого послания передать не надо? Ну, например, Найнив, а? Страж сморгнул в смущенье, как сбежавшая с поля битвы раненая лошадка. - Кто еще знает?.. - Но сразу же Лан обрел прежнее равновесие. - Если ей нужно будет узнать от меня что-то еще, я сам скажу ей. - И он захлопнул дверь перед лицом Мин. - Мужчины! - Мин усмехнулась. - Не видят того, что и валун узрит, но до того при этом упрямы, ни о чем задуматься не хотят, вечно приказа ждут! Ноздрями Перрин втянул воздух. В дуновения дышащей долины по- прежнему вплетались слабые запахи смерти, но еще сильней отравляла его теснота в груди. Как ни кинь - все клин! - Глотнуть бы чистого воздуха! - Лойал вздохнул. - Совсем замучил меня этот дым! Но вот они тронулись вниз по склону холма. Там, на берегу ручья, вокруг Уно собрались шайнарцы, те, кто еще мог держаться на ногах. Судя по бешеной жестикуляции, одноглазый командир яростно сыпал ругательствами. - А за что вам с Перрином такие привилегии? - вдруг спросила у Лойала и Перрина Мин. - Вас она почему-то со всею любезностью пригласила! А мне реверансов никаких не отвесила, против воли моей распорядилась - и точка! - Сдается мне, - Лойал качнул головой, - она звала нас с собой, уже зная, как мы ответим ей. Мин. Похоже, Морейн может прочесть и меня, и Перрина, как раскрытую книгу, она предвидит наши поступки. А ты для нее - книга закрытая... Ответ его лишь отчасти Мин успокоил. Она как бы заново увидела Перрина, чьи плечи и голова возвышались над прочими воинами, и рядом с ним Лойала, еще более высокорослого. - Хороша же я нынче тут с вами! - Она прикусила губу. - Бреду, как покорная приживалка, куда госпожа указала, тороплюсь не отстать от вас, обреченных ягнят. А ведь сверкали денечки, когда все у тебя ладилось иначе, Перрин! Ты взирал на Морейн так, будто она осмелилась продать тебе дрянной плащ, у которого швы расползаются. -  С чего ты взяла, будто я шел поперек Морейн? Разве? - удивился Перрин. Лично он таких случаев не припоминал. - Не так уж все плохо. Я думал, обернется гораздо хуже. - Ты в рубашке родился! - прогрохотал Лойал со смехом. - Гневить Айз Седай - все равно что голову в осиное гнездо засунуть! - Лойал! - обратилась к нему Мин. - Мне бы с Перрином потолковать нужно. С глазу на глаз. Ты не против? - Да что ты, конечно, нет! - И он быстренько опередил их, не укорачивая шага, доставая на ходу трубку и кисет с табаком. Перрин исподволь наблюдал за Мин. Она снова прикусывала губы, подбирая, видно, нужные ей слова. - А О нем тебе ничего не виделось? - спросил он у нее, указывая на огир. - По-моему, у меня такое выходит только с людьми, - призналась Мин, покачав головой. - Вот и в твоей судьбе я вижу кое-что, тебе лучше знать об этом, Перрин. - Я же говорил тебе... - Нечего прикидываться совсем уж тупицей, Перрин, - прервала его Мин. - Появилось все сразу после того, как ты сказал, что пойдешь. Раньше ничего такого не было. Значит, эти знаки связаны с вашим походом. Ну, или же с твоим решением идти. Перрин помолчал, потом выдавил. - И что же ты видишь? - Я видела айильца в клетке, - промолвила она с достоинством. - Я видела Туата'ан с мечом в руке. Узрела я еще сокола да ястреба, и сидели они, Перрин, как на насесте, на плечах твоих. Самка-сокол и самка-ястреб, так мне увиделось. Ну, и еще многое видела, как обычно в таких случаях. Вокруг тебя бродит тьма, и ты... - Больше ни слова! - Убедившись, что девушка замолчала, он почесал голову, размышляя. Все сказанное Мин представилось ему бессмыслицей. - Но к чему бы все они вдруг пришли - новые твои видения? Что они означают? - Не знаю. Знаю только, что в них есть тайный смысл. Все, что является мне как сон наяву, всегда несет в себе предсказания. Знаки указывают: судьба человека близка к повороту! - Мин взглянула на Перрина, что- то для себя решила. - И еще вот что скажу. - Она опустила голову. - Встретишь женщину - прекраснейшую из красавиц, каких ты когда- либо видел, - уноси ноги! - Ты видела красавицу? - Перрин пожал плечами. Но с какой стати мне убегать от прекрасной дамы! А совету моему ты последовать не можешь? - поинтересовалась Мин язвительно. Поддев ногой камень, она следила, как булыжник скатывался по склону холма. Спешить с выводами Перрин не любил - потому-то и считали его многие тугодумом, - и складывал рядком все, что говорила Мин, к ошеломившему его заключению. Челюсти его стали выжевывать необходимые слова: - Уг... Мин, ты мне вообще-то нравишься, но... Это... сестренки у меня не было, жаль, а вот если была бы... Я имею в виду, если ты бы была бы... - Здесь поток его слов споткнулся, словно ударившись в плотину, ибо женщина подняла головку и посмотрела на богатыря, удивленно подняв брови. Улыбка Мин едва касалась ее горьких уст. - Что ж, Перрин, ведь должен же ты знать наконец: я люблю тебя! - Рот его то растягивался в неслышном смехе, то обескураженно сжимался. А Мин стояла над ним и глядела на шевелящиеся губы воина-кузнеца. Говорить она начала, неторопливо и осторожно подбирая слова: - Люблю, но люблю как сестра любит брата, деревянная твоя тыква- башка! Все вы, мужланы, ну до того кичливы - я могла бы над вами всю жизнь свою хохотать! Вечно они за все в ответе, вечно все бабы должны перед ними пластаться! - Да я никогда бы... Я и не хотел же вовсе!.. - Он ощутил жар, обливающий его щеки. - Так что ты там усмотрела насчет этой женщины распрекрасной? - Тебе следует, Перрин, исполнить мой совет, вот и все! - известила рыцаря Мин и поспешила вниз, к бурливому ручью. - Все остальное выброси из головы, помни только мои слова!. Перрин хмуро смотрел вслед девушке: впервые мысли его сами собой разложились рядком, быстро-быстро сцепились вместе. Потом он в два шага нагнал Мин. - Ты имела в виду Ранда, верно? Посмотрев на Перрина искоса, она промолвила непонятное слово. Мин, однако, уже не так поспешала к ручью. - Ты, Перрин, может быть, и не самый упрямый тупица на свете, - проговорила она. А потом добавила, как будто с собой разговаривая: - Я срослась своей судьбой с его путем так же крепко, как вколоченная в бочку заклепка. Но не думаю, что сумею когда-нибудь Ранду понравиться. Да и не одна я такая. - А Эгвейн знает? - спросил Перрин. Ранд и Эгвейн с детства считались обрученной парой влюбленных друг в друга голубков. Между ними состоялись уже все обычные взаимные уверения в верности, произошло все, что полагается в подобных случаях, кроме одного: они еще не встали на колени перед деревенским Кругом Женщин, дающим благословение обрученным. Перрин не знал в точности, насколько все далеко ушло, если что-то и изменилось с тех пор. - Знает обо всем и Эгвейн, - Мин усмехнулась. - Столько же, сколько и любой из нас! - А Ранд? Ему тоже известно? - Безусловно, - промолвила Мин с горечью. - Я же сама и посвятила его во все тайны. Так и сказала: Ранд, я вижу твою судьбу, и моя доля в ней - это любовь к тебе. Придется, конечно, делить тебя с другими женщинами, что вовсе мне не по нраву, но противиться року я не должна... А ты, Перрин Айбара, и вправду, выходит, чурбан с деревянной башкой. - Мин свирепо полыхнула глазами. - Была бы я с ним - помогла бы Ранду как смогла. Уж и не знаю, как и чем, но я бы вырвала Ранда из лап беды. Если же он погибнет, не знаю, хватит ли у меня сил вынести это горе... Свет! - Послушай-ка, Мин, - проговорил Перрин, пытаясь побороть свою смущенность. - Все силы я приложу, но вызволю друга из переплета! - Во что бы то ни стало! - Верь моему слову. А для тебя сейчас самое лучшее - отправиться в Тар Валон. Там ты найдешь защиту. - Защиту? - Мин словно пробовала слово на вкус, как будто слегка удивляясь. - Ты думаешь. Тар Валон для меня не опасен нигде Не найдешь защиту в Тар Валоне найдешь! Мин едва сдержала громкий издевательский смех и вместе с Перрином пошла готовиться к походу. ГЛАВА 7. Выход из гор Спускаться с горных высот - не развлечение, а труд. Но чем дольше отряд одолевал крутые спуски, тем реже Перрину требовалось обороняться от холода своим плащом, подбитым мехом. Час за часом путники гнали своих коней, оставляя позади снега зимы, врываясь в наступающую весну. Вот раздроблены лошадиными копытами последние наледи на тропе; по высокогорным полянам, где держали путь всадники, уже проклевываются к свету травы и цветы - нежно- алые или белолицые, как девичья краса. Потом одинокие деревья ниже по склону превратились в густолиственный лес с песнями жаворонков и малиновок, укрывшихся в кронах. Были в лесу и волки. Под взгляды людей они не являлись, даже Лан не заметил ни одного, но Перрин знал: серые где-то близко. Он заслонил от них свой разум, и все же изредка чувствовал где-то в затылке, будто кто-то касается его ума нежным перышком: не забывай, мы рядом с тобой... Следы Ранда отыскивал Лан, проводивший почти все время за разведкой. Изредка мелькал впереди его вороной боевой конь Мандарб, а спутники следопыта ориентировались по знакам, что оставлял для отряда Страж. Выложенная во мху стрелка из камушков, на развилке - еще одна, несколькими легкими царапинами начерченная на валуне. Свернуть сюда. Через седловину. Вот этот поворот, затем - по оленьей тропе, за мной, сквозь перелесок, дальше, вдоль узенького ручейка, хотя порой ничто не указывало, что здесь кто-то проходил раньше. Ни единого следа, только знаки Лана. Вырванный корешок или пук диких трав, по- особому перевязанный, молвил; за обочиной слева - медвежья берлога, иной символ указывал, что зверя можно найти справа, в буреломе. Согнутая ветка. Горка из камней означала - впереди крутой подъем; два листа, наколотых на шип, - далее будет обрывистый спуск. Перрину подумалось: Стражу известен не один десяток условных знаков, ведает их все и Морейн. Лан возвращался к отряду лишь затем, чтобы в часы общего отдыха присесть рядом с Морейн где-нибудь подальше от общего костра и спокойно обсудить дела. За пару часов до рассвета он уже покидал лагерь. Розовое сиянье еще лишь начинало освещать восточный край небес, а Морейн уже восседала в седле, готовая скакать вслед за Ланом. Обычно Айз Седай не спускалась на землю со своей белой кобылы, Алдиб, пока не наступали сумерки или даже позже, да и то только потому, что Лан отказывался вести по следу дальше, так как становилось совсем темно. В ответ на понукания Лан отвечал Морейн, что задержка выйдет куда дольше, коли лошадь ногу сломает. Однако Морейн твердила свое: - Если ты не в силах двигаться побыстрей, мне придется отправить тебя к Мирелле, не ожидая, пока ты состаришься. Ладно, с этим можно погодить, но быстрее нам надо, быстрее!.. Слова ее могли показаться и шуткой, и раздраженной угрозой. Да, проскальзывала в них тень угрозы или же предостережения Лану, как полагал Перрин, наблюдая, как углубляются складки у губ Стража, когда после этих слов Морейн улыбалась и похлопывала следопыта по плечу, подбадривая. - Кто же такая Мирелле? - спросил у Айз Седай Перрин, впервые услышал ее разговор с Ланом. Лойал в ту минуту покачал головой, бурча что-то себе под нос насчет того, какие беды ожидают тех, кто сует свою носопыру в дела рода Айз Седай. Лошадь под огир, с мохнатыми щетками над копытами, была огромная и тяжеловесная, точно жеребец дхуранский, однако украшали ее длиннющие ножищи Лойала, свисающие вдоль кобыльих боков, а потому гужевая тварь казалась росточком не выше, чем пони. - Мирелле - это Зеленая сестра, только и всего! - Морейн напустила на свои губы колдовскую улыбочку. - Та самая, кому Лан должен в определенный день и час вручить на сохранение некую посылку. - Не скоро ударит сей час! - молвил Лан с обнаженным, ко всеобщему удивлению, гневом в голосе. - А если судьба сыграет мне на руку, он не пробьет никогда! Ты переживешь меня надолго, Морейн Айз Седай! Что-то многовато у дамы секретов, отметил в тот миг Перрин, но расспрашивать на эту тему, способную разбить в прах железный самоконтроль Стража, он не стал. К седлу леди Айз Седай был приторочен позади обмотанный одеялом сверток - знамя Дракона. Из-за этого флага, постоянно и тайно осеняющего отряд, Перрин ощущал смутное беспокойство, но Морейн мнения Перрина не спрашивала и не вслушивалась в его советы. Однако вовсе не потому, что кто-то мог вызнать подлинную его суть; Перрин надеялся, что Морейн с неменьшим умением станет хранить секрет и от других людей, а не только от него. Начало пути для всех было весьма утомительным. Каждая из гор, увенчанных облаками, в точности походила на свою соседку, всякий перевал нимало не отличался от предыдущего. На ужин обычно жарили кролика, подбитого Перрином камнем из пращи. У парня в самом деле не было лишних стрел, чтобы стрелять ими в кроликов. И Перрину на завтрак обыкновенно предлагали отведать такого же кролика, какой был на ужин, только остывшего за ночь, и на обед тоже, но обедать полагалось не вылезая из седел. Лишь изредка, когда лагерь разбивали у речки, а свет дня не тускнел еще совсем, Перрин и Лойал, лежа на животах на берегу, запустив руки по локоть в леденящую воду, принимались вылавливать горную форель, таившуюся на дне, выманивая зеленоспинных рыбин из пещер в подводных скалах. И пальцы Лойала, оставаясь громадными, как всегда, в подводном труде оказывались расторопней, чем руки Перрина. В третий день экспедиции к рыболовам присоединилась Морейн. Подходя к ручью, расспрашивая двух добытчиков о тонкостях рыбалки, она уже расстегивала жемчужные пуговицы и поднимала рукава платья. А потом и растянулась подле ловцов. Перрин и Лойал обменялись удивленными взглядами. Огир вдобавок пожал плечами. - Вообще-то дело нехитрое, - проговорил Перрин. - Просто-напросто нужно подвести руку сверху и сзади, а пальцы снизу, будто хочешь пощекотать ей брюшко. Хватайте ее и вытаскивайте. Половите - научитесь! Хотя поначалу, Морейн, удачи не будет... - Прежде чем первую форелину вытянул, я целыми днями набивал себе руку, - добавил Лойал. Он уже с осторожностью запускал огромные лапищи в воду, стараясь не испугать рыбу своей тенью. - Но почему все у вас делается с таким трудом? - Морейн усмехнулась. Руки ее скользнули в воду - и через мгновенье шлепнул всплеск: в пальцах у женщины выгибалась жирнющая форелина, хлопая хвостом по воде. Бросив рыбищу на бережок, Морейн засмеялась, страшно довольная. Перрин воззрился на громадную рыбину, что билась в траве под лучами заходящего солнца. Веса в ней было фунтов примерно на пять. - Повезло же вам! - сказал он. - Такая крупная форель за маленьким камнем упрятывается нечасто. Следовало бы нам пройти немного вверх по течению ручья. Ждать, пока следующая добыча вновь запрячется за этот мелкий камешек, нельзя: солнце скоро зайдет. - Ты думаешь? - спросила Морейн. - Вы с Лойалом идите вперед. А я, пожалуй, снова здесь же попытаю счастья. Перрин засомневался: действительно ли он должен направиться вверх по берегу ручья к другому рыбному месту. Морейн явно задумала что-то, но что именно? Неясность не давала ему покоя. Наклонившись над речкой, стараясь не накрыть рыбку собственной тенью, он с берега всматривался в воду. Слегка покачивая плавниками, чтобы удерживаться на одном месте, поддерживаемые водой, как пушинки - воздухом, вдоль течения парили с полдюжины стройных силуэтов. Если бы взвесить их всех, рыбинки сии вместе не потянули бы больше, чем форелина, пойманная Морейн, и Перрин тяжко вздохнул. Тени деревьев на другом берегу ручья уже притягивались к воде, но если Лойалу и ему, Перрину, поможет удача, каждый из них еще успеет выхватить из потока по паре хороших рыб. Да любая добыча была бы сейчас удачей! А кроме того, у Лойала столь здоровый аппетит, что великан без труда заглотил бы и четырех вновь пойманных рыбок, и добрую половину той самой крупной, с еще большим удовольствием. Тем временем руки Лойала, усмотревшего знатную рыбулю, уже погружались в лоно реки. Однако не успел Перрин опустить и свои руки в воду, как услышал восклицание Морейн: - Трех рыб нам достаточно, я думаю! Кстати, последние две поувесистее будут, чем первая! Перрин с удивлением посмотрел в глаза Лойалу: - Не могла она столько наловить! Огир выпрямился, махнув рукой вслед уплывшей своей славе. - Морейн - как-никак Айз Седай, - молвил он. Оба рыбаря приблизились к Морейн. Три солидные рыбищи вполне убедительно возлежали на берегу речки. Начинающая рыбачка уже застегивала свои рукава на пуговицы из жемчуга. Перрин подумал, не напомнить ли госпоже, что и вычистить рыбу как полагается обязан сам же ловец, но тут он встретился с ней взглядом. На гладком лице ее не являлось никакое выражение, но темные немигающие глаза Айз Седай уже узнали, о чем он хотел сказать ей, и выбили у кузнеца из рук его клинок. Она тотчас же от него отвернулась, и говорить что-либо язвительное он опоздал. Хмуро бурча себе под нос, Перрин вынул из ножен свой нож и стал соскребать с рыб чешую и вспарывать им животы. - Она, наверно, забыла о том, что трудиться у нас обязан каждый! - ворчал Перрин. - Захочет, я думаю, чтоб мы и стряпней занимались, и прибирались после тоже мы... - Так она и устроит, не сомневайся, - не переставая возиться с рыбой, отвечал ему Лойал. - Она же Айз Седай! - Вроде я где-то такое слышал! - Нож Перрина так яростно обдирал рыбину, что чешуя разлеталась во все стороны. - Шайнарцев, ладно, хлебом не корми, им бы лишь ей что-нибудь подать-принести, но теперь-то нас всего четверо! Вот нам и придется пошустрее поворачиваться, крутиться белками в колесе. Все по-честному, все справедливо! Хохот Лойала прогрохотал, точно тяжкий обод. - Не смеши меня, Перрин! - сказал он, утихомирившись. - Вряд ли она так смотрит на это дело. Сначала она сносила, как Ранд вечно с ней спорил, а теперь и ты готов строптивцем стать. Но вообще-то Айз Седай никогда не любили спорщиков. Нет, Перрин, я уже чую: как ни крути, а не успеем еще и с гор спуститься, как вернется в нас верная привычка - слушаться Морейн да исполнять ее приказы побыстрей. - Да! - проговорил Лан, отбросив полу плаща за плечо. - Хороших привычек не станем терять! Он словно бы возник из ниоткуда, облитый тускнеющим светом закатного солнца. От удивления Перрин утратил дар речи, а у Лойала уши встали торчком. Ни один, ни другой не расслышал шагов Стража. - Отбросим другие привычки, - продолжал Лан, - но лучшую сбережем! И Страж пошел туда, где стояла Морейн. Сапоги его даже по каменистой почве ступали неслышно, а через несколько шагов облегающий его плащ вновь стал обманывать глаза, и казалось, будто от ручья отдаляются лишь голова и руки, без тела. - Без нее нам Ранда не найти, - тихо проговорил Перрин, - но властвовать над моей жизнью я ей не дам! - И он принялся еще яростней чистить рыбу. Воин-кузнец намеревался во что бы то ни стало сохранить свою независимость от власти Морейн, но и на следующий день, и через несколько дней он и Лойал вследствие не совсем понятных причин продолжали возиться со стряпней, уборкой, да еще исполняли тысячу мелких хозяйственных дел, изобретенных для них мудрой Морейн. Кроме того, Перрину открылось, что он сам, неясно почему, взял на себя труд присматривать за лошадкой по кличке Алдиб: каждый вечер он расседлывал кобылу, чистил ее, Морейн же в это самое время оставалась наедине со своими важными размышлениями. Лойал воспринимал свое поведение прислужника как нечто неизбежное, но Перрин смиряться не желал. Он увиливал от навязанной работы, спорил с Морейн, но не знал, как отстоять себя, когда попал в дурацкое положение: Морейн поручила ему новое дело, из которого сами собой посыпались новейшие заботы. Затем из них как бы по собственной воле на плечи Перрину лег дополнительный и постоянный труд. Само присутствие Морейн подавляло воина, не допускало бунтов. Стоило Перрину раскрыть рот - взгляд темных глаз Айз Седай брал его на прицел. Морейн повела бровями - значит, Перрин осмелился нагрубить ей; он протестует против новой просьбы, хотя она для него и несложна, - глаза у Морейн распахнутся от удивления, а то и вопьются взором в лицо воителю, ловя его взгляд темными очами, в которых вся сила Айз Седай; уловки ее заставляли его терять уверенность в собственных силах, а кто засомневался в себе самом - тот погиб! Нет, не погиб Перрин, он обвинил Морейн в том, что против него она наводит Единую Силу, хотя на самом деле он не был в том уверен, тут-то леди и посоветовала своему рыцарю не валять дурака. Он вдруг ощутил себя тупым куском железа, уговаривающим кузнеца не бить его, не выковывать косу... Туманные Горы, оставшиеся за спиной отряда, вдруг заменились предгорьями, лесистыми холмами Гэалдана, земля будто бы шла здесь волнами - то вверх, то вниз, но не поднималась ввысь. Олени, что в горах зачастую настороженно следили за всадниками, будто впервые видя человека, теперь стремглав убегали от людей тайными своими тропами; едва они замечали верховых, как сразу мелькали вдали белые хвостики оленей. Зоркий Перрин очень редко вылавливал зрением силуэты серых и полосатых горных барсов, исчезающих в мгновенье ока, будто рассеявшийся дымок. Всадники приближались к земле, заселенной людьми. Лан уже не носил свой плащ, то и дело меняющий окраску, и в эти дни более часто присоединялся к отряду, рассказывая спутникам, что ждет их на дороге. Нередко тропа выходила на порубки. Вскоре привычным для всадников, хотя и не слишком частым зрелищем стали поля, окруженные стенами, грубо сложенными из камней, и фермеры, пашущие землю у подножия холмов, и рядами шагающие по пашне парни и женщины, достающие из мешков на плечах семена, чтобы разбрасывать их по свежей пашне. На вершинах холмов и по гребням гор виднелись домики фермеров и амбары с серыми каменными стенами. Здесь уже волков не было. Людных мест волки всегда избегают, но Перрин по-прежнему ощущал волчий эскорт, невидимый щит серых, окружавший конный отряд. Мучило воина-кузнеца нетерпение, огромная жажда поскорее добраться до деревни или какого-нибудь городка, до любого места, где многолюдье вынудит волков оставить Перрина в покое. Через сутки после того часа, когда всадники впервые выехали к вспаханному полю, в миг победного солнечного заката у них за спиной отряд приблизился к деревне, именуемой Джарра, - она была расположена в нескольких милях к северу от границы с Амадицией. ГЛАВА 8. Джарра Над узкой речкой с низеньким деревянным мостиком на холм поднимались узкие улицы Джарры - прижавшиеся друг к дружке серокаменные жилища под черепичными крышами. Не было уже прохожих на грязных улицах, по-особому пустой казалась и деревенская площадь, взбирающаяся на зеленый склон, лишь какой-то достойный муж подметал крыльцо единственной скромной сельской гостиницы, имеющей, кстати, и конюшню, однако выглядело селение так, словно жители разошлись совсем недавно. На лужайке торжественно возвышались составленные в широкий круг полдюжины арок, сплетенных из зеленеющих ветвей и разукрашенных всеми цветочками. какие можно было насобирать в дни ранней весны. Травку на лужайке потоптали всего пару часов назад, имелись и прочие знаки миновавшего гулянья: у подножия одной из арок запутался между ветвями женский красненький шарфик, вблизи от него валялась детская вязаная шапочка, чуть поодаль - повалившийся на бок кувшин и несколько ломтиков недоеденного угощенья. Над лужайкой, смешавшись с дымами из дюжин труб и духом вечерней стряпни, блуждали ароматы сладчайшего вина и пряных пирожных. Нос Перрина на миг уловил и запах иной, определить источник зловония никто бы не сумел, но легчайшее его прикосновение заставило волосы на затылке воина встать торчком - до того дух сей являл собой некую мерзость. Запах вскоре пропал. Перрин, однако, успел догадаться: рядом с ним проскользнуло неизвестное зло. Словно бы желая освободиться от памяти о зловонном дуновении, Перрин провел ладонью по носу. Нет, это не Ранд. Тебе ведь известно, о Свет, то не мог оказаться Ранд, если б он даже сошел с ума! Или все-таки он?.. Вывеска над дверью гостиницы красовалась такая: на одной ноге стоит человек, держа высоко над головой наименование сего заведения: "Прыжок Харилина". Подъезжая к крыльцу каменного пристанища, всадники натянули поводья; подметальщик выпрямил свой стан и зевнул в безнадежной тоске. Он сразу же заметил взгляд Перрина и удивленно уставился ему в глаза, но собственные очи подметальщика дружно повылезали из орбит, как только взор его упал на Лойала. Он разметнул свой рот во всю ширь, скошенный подбородок его так отвис, что ни слова вымолвить человек был уже не в состоянии, а сам он обличьем своим точь-в-точь походил на лягушку. Перрин ощутил исходивший от господина с распахнутым ротиком застарелый запах перебродившего вина. Парнишка, ясное дело, участвовал в недавнем празднестве. Все-таки взяв себя в руки, добрый муж с метлой захлопнул рот и заставил свое тело отвесить гостям поклон, прижав одну руку к ряду деревянных пуговиц, сбегающих по его камзолу. Взгляд его перепархивал с лица одного воина на лицо другого, но вновь и вновь возвращался к величественной фигуре Лойала. - Добро пожаловать, о прекрасная госпожа, да осияет Свет ваш путь! - замолол он языком. - Добро пожаловать к нам, люди добрые! Вам, верно, нужны сейчас уютные комнаты, добрый стол, но вначале - умыться, не так ли? Всеми благами жизни порадует вас наш "Прыжок"! У гостиницы отличный хозяин, господин Харод. Если вам что-то понадобится, кликните Саймона, он ради вас расшибется в лепешку! - Здесь он снова зевнул, в смущении прикрывая рот и стараясь поклоном упрятать зевок. - Я прошу вас простить меня, любезная госпожа! Издалека прибыли, верно? Весточек о Великой Охоте никаких не слыхали? Имею в виду Охоту за Рогом Валир. Или чего-нибудь о Лжедраконе? Говорят, в Тарабоне завелся Лжедракон... Нет, я спутал, он завелся в Арад Домане! - Мы вовсе не из мест столь дальних прибыли, - молвил Лан, спешиваясь с коня. - Обо всех новостях тебе, Саймон, известно больше, чем мне! - У вас в деревне, я вижу, сыграли свадьбу? - спросила Морейн у любителя зевать. - Вы сказали свадьбу, прекрасная госпожа? Да целую череду свадеб! Просто какое-то свадебное нашествие! За последние двое суток оно нас прямо-таки одолело! Да во всей деревне, да на милю в округе ни одной женщины не сыщете, которая по летам годится для помолвки и которая осталась незамужней! Вот, представьте, даже вдовушка Джорат, так вот, даже она протянула под арками старичка Банаса, и оба они дали клятву, что никогда более в брак не вступят. Всех скрутил воедино будто какой-то смерч небывалый. А началось все с того, что Гилит, ткача деревенского дочка, приказала вдруг кузнецу Джону взять на ней и жениться, а тот уже старый, ему лучше ей в батюшки податься, а то и в деды. Но старый болван в ту минуту сбросил свой фартук. "Да! " - говорит. Тут она и заказала возвести там и тут ворота в свое будущее счастье. О приличествующем данному дельцу ожидании она и слушать не захотела, в чем все прочие дамы ее, безусловно, поддержали. Ну и пошли у нас свадьбы - что ни день, что ни ночь! Спим только урывками. - Интересно весьма! - заметил Перрин, вклинившись в паузу, когда Саймон снова зевал. - Но не случилось ли тебе здесь увидеть молодого... - Весьма, весьма занятно! - перебила его Морейн. - Я бы выслушала тебя, Саймон, быть может, позднее. А сейчас мы бы хотели поселиться в гостинице и поужинать... Лан в это время показал Перрину рубящим жестом, что язык следует держать за зубами. - Разумеется, о прекрасная госпожа! - ворковал Саймон. - Яства для вас. И комнаты! - Воззрясь снова на Лойала, Саймон смутился на миг, но продолжил: - Нам, видимо, придется поставить сразу две кровати в номер для... - Наклонившись поближе к Морейн, он понизил свой голос: - Извините меня, великолепная леди, но... гм... это на самом-то деле... он самый? Нет, поймите, я не хотел бы его обидеть... - поспешил он добавить. Саймон вел речь недостаточно тихо, и уши Лойала раздраженно зашевелились. - Я огир! А по-твоему, я кто? Троллок? Услышав буханье его голоса, Саймон на шаг отступил. - Троллок, да, господин, гм, верно я понял? Но я ведь взрослый уже, я в детские сказки не верю... Гм-гм, так вы говорите, что вы огир? Но огир - это тоже детская... Я имел в виду... То есть вы... - В отчаянии он отвернулся и крикнул кому-то в конюшню: - Нико! Пат-рим! Гости! Позаботьтесь об их лошадях! Мгновенье спустя из конюшни вывалились двое мальчишек, волосы их были украшены сеном, оба они зевали и протирали глаза. Они взяли лошадей за поводья. Саймон все кланялся дорогим гостям и суетился перед ними, а Перрин перебросил переметные сумы и тюк с одеялом через плечо, взял свой лук и вошел вслед за Морейн и Ланом в гостиницу. Лойалу же, входя под гостеприимные своды здания, пришлось наклониться пониже, однако все-таки он едва не касался затылком высокого потолка. Великан ворчал себе под нос, сердясь на людей, которые почти совсем забыли про огир. Голос его погромыхивал, как дальний гром. Половину его речей не понял и Перрин, шагавший впереди Лойала. В гостинице стоял запах пива и вина, аромат сыра, горечь усталости, а из дальних кухонь долетал дымок поджариваемой баранины. В обеденном холле несколько сидящих за столиками господ так тяжело нависали над своими стаканами, будто мечтали об одном: улечься на скамью да заснуть. В уголке, где стояли бочки, толстенькая служанка наполняла кружку пивом. В другом углу, прислонившись спиной к стене, восседал на высоком табурете сам хозяин гостиницы собственною персоною. Когда новые гости ступили на порог, он поднял свою голову с затуманенным взглядом. Увидел Лойала - и челюсть у него откинулась вниз. - К нам гости, мастер Харод! - объявил Саймон. - Желают у нас расположиться. Эй, мастер Харод? Этот господин - огир, мастер Харод. Служанка взглянула на Лойала и уронила грохнувшую об пол кружку. Никто из тружеников, отдыхающих над стаканами, грохота не услышал. Один из них уронил свою голову на стол и захрапел. Лойал смущенно прядал ушами. Суетливо оправляя фартук, мастер Харод медленно сполз с табурета, не отрывая взгляда от Лойала. - Ну что ж, он, по крайней мере, не Белоплащник, - провозгласил хозяин гостиницы и в тот же миг застыдился собственных слов. - Я хотел сказать вот что: добро пожаловать, благородная леди! Рад видеть вас, господа! Простите, манеры у меня не очень. Жутко устал я, извините, господа. - Затем, вновь охватив Лойала взором, мастер Харод спросил недоверчиво: - Неужели огир? - Ваш слуга сообщил вам чистую правду, - произнесла Морейн, опережая Лойала, уже раскрывшего вместительную пасть. - Как вы поняли, уважаемый хозяин, нам нужны комнаты на всю мою компанию, чтобы переночевать, и ужин. - О, разумеется, милейшая леди, безусловно! Саймон, покажи добрым господам наилучшие комнаты. Там же вы сможете оставить свои вещи. А к вашему возвращению, прекрасная госпожа, я прикажу выставить на стол самые изящные кушанья. Великолепные яства! - Не угодно ли вам последовать за мною, благородная леди? - услужливо поклонился Саймон. - Рад вам служить! - И вторым поклоном он указал, по которой из лестниц гостям подниматься наверх. Выходя из холла, гости слышали, как один из пьяниц, кемаривший на столе, воскликнул: - Во имя Света! Что оно такое?! И мастер Харод стал рассказывать ему об огир, болтая о них столь фривольно, точно и впрямь знавал их прежде. Все слова его, насколько мог слышать, выходя из холла, воитель Перрин, рождались наивной выдумкой. У Лойала между тем уши шевелились не переставая. Усталые путники поднялись на второй этаж, и огир стал задевать потолок затылком. Здесь узкий и темный коридор был освещен лишь пламенеющим закатом, светившим в оконце у самой далекой двери. - Вот свечи для вас, леди, - Саймон снова свершил поклон. - Раздобыл бы и лампу, да болею, трещит голова после всех ихних свадеб. Если желаете, я пришлю к вам кого-нибудь, чтобы развести огонь в камине. А коли угодно, и водицу для умывания принес. А вот наша лучшая комната, добрая госпожа, - он распахнул дверь одного из номеров. - Странствующие господа являются к нам нечасто, так что извольте занять лучшую... - А я поселюсь в соседнем номере, - проговорил Лан. Он нес в руке сверток с одеялом Морейн, а на плечах у него, кроме собственных вещей, висели ее переметные сумы и свернутое знамя Дракона. - О, добрый лорд, сия комната недостаточно хороша для вас! Кровать здесь стоит такая узкая! Поломанная к тому же! Такой номерок, я думаю, для слуги вполне подошел бы, хотя и не случалось еще нам привечать гостей, имеющих слуг. Простите, конечно, любезная леди... - Как сказал, так и сделаю! - резко сказал Лан. - Скажи-ка, Саймон, - спросила Морейн, - мастеру Хароду чем-то не нравятся Питомцы Света, да? - Так и есть, мудрая госпожа! Не по вкусу они ему, ох, до чего же не по вкусу! Я понимаю, благоразумием тут не пахнет: так себя вести - находиться почти на самой границе и не любить этих Питомцев. Через Джарру нашу они прямо валом валят, как будто здесь вообще нет никакой границы. Вчера вот, кстати, была у нас с ними неприятность. Да не единственная неприятность, а целая куча их! А тут еще эти свадьбы одна за, другой на нас так и прут, сами ведь понимаете... - Нет, все-таки что случилось вчера, Саймон? Перед тем как ответить, он взглянул на Морейн так, будто хотел ее просверлить. Перрин понял, что в сумраке коридора лишь он один заметил пронзающий взор Саймона. - Пришли они позавчера, человек двадцать. Сначала все шло нормально, и вдруг вчера... Так вот, в общем, трое из них встали вдруг и объявляют, что больше они не будут Детьми Света. Сняли они свои плащи и на конях ускакали прочь. - Но ведь Белоплащники дают клятву на всю жизнь! - проворчал Лан. - Командир-то их куда в это время смотрел? - Командир-то как раз и собирался что-то со всем этим сделать, но тут вдруг ихний четвертый и говорит: пора, мол, мне ехать, отыскивать Рог Валир. А пятый почему-то добавил, что следует, дескать, им всем, Белоплащникам, Дракона выслеживать. А тот, кто уходил в это время, сказал, что отправляется он на Равнину Алмот. Те ускакали, а остальные стали тогда приставать к женщинам на улицах: подойдут, да и ляпнут что-то такое, чего порядочной бабе и муж не скажет, да еще ухватить норовят сами знаете за что. Женщины, конечно, начали вопить во все горло, а другие-то Белоплащники тоже стали вопить - на тех, которые к женщинам клеились. Я такой сумятицы ни разу раньше не видел! - Но вы, местные жители, остановить наглецов пытались? - спросил Перрин. - Э-э, господин хороший, у тебя есть секира, и размахивать ею ты, я думаю, умеешь ловко. Но как быть мне, если я сталкиваюсь в бою с рыцарем при мече и всех этих штуках, а у меня в руках метелка либо мотыга? Конец этой истории положили сами же Белоплащники, те, которые не уехали, а остались в деревне. Чуть было не дошло у них до мечей. Но не это самое худшее. Двое ихних тоже сошли с ума, другие тоже, может, рехнулись, не знаю. А те двое просто впали в бред: полным-полно, мол, в нашей Джарре Пособников Тьмы! Всю нашу деревню они пытались спалить - так и сказали: "Спалить огнем! " Для начала подожгли наш "Прыжок". Я потом покажу вам следы поджога. Другие Белоплащники старались этих двоих унять, ну и пошло у них сраженье! Те, другие, и пожар нам гасить помогали, и двоих своих ополоумевших братцев связали они крепко-накрепко, а потом ускакали отсюда по дороге в Амадицию. Скатертью им дорожка, вот я как в таких случаях говорю, лишь бы обратно к нам не вернулись, только не больно я в такое счастье верю... - Не ожидал я от них такой грубости, - проговорил Лан. - Хотя и Белоплащники они, не ожидал. В знак согласия с ним Саймон радостно закивал. - Верные ваши слова, господин хороший, - сказал он. - Раньше они так себя не вели. Чванливые такие! Так на тебя иной раз поглядят, точно не человек ты, а грязь, а сами привыкли совать носы всюду, куда их никто не звал! Но безобразия прежде от них мы не терпели. Ужас какой-то! - Они уже убрались восвояси, - молвила Морейн. - Ужас убежал вместе с ними. Ночь мы здесь проспим спокойно, я в этом уверена. Перрин держал свой рот на замке, но душа его не находила покоя. Хороши, нечего сказать, все местные свадьбы и Белоплащники, но поскорей бы узнать, останавливался ли в деревушке Ранд и какою дорогой он скрылся, покинув ее. Тот запах не мог быть его запахом. Вслед за Саймоном воин-кузнец вместе с Лойалом двинулся по коридору и прошел к другому номеру, где красовались две кровати и умывальник, пара табуреток и ничего более. Чтобы просунуть в комнату свою голову, Лойалу пришлось пригнуться. Сквозь узкие оконца в номер вливалось очень мало света. Видно было, что кровати очень солидные, с постелями, в ногах кроватей сложены тонкие одеяла и стеганые перины, но только вот матрасы комковатые. Саймон пошарил руками по каминной полке над очагом, нашел свечу и ящичек с трутом, чтобы ее зажечь. - Сейчас я распоряжусь, чтобы кровати для вас сдвинули рядом, уважаемый, гм-гм, огир. Сейчас, одну минуточку... Не было, однако, заметно, чтобы он поторапливался, хотя Саймон так усердно трудился над свечкой, будто всю жизнь мечтал об одном: зажечь ее. Перрину показалось, будто тот чем-то встревожен. М-да, я бы, пожалуй, беспокоился не меньше его. если не больше, если б в Эмондовом Лугу Белоплащники вели себя так, как в Джарре... - А что, Саймон, не проезжал ли через вашу деревню сегодня или вчера еще один незнакомый тебе человек? - поинтересовался Перрин. - Молодой парень, высок ростом, глаза у него серые, а волосы рыжеватые. За стол или ночлег он порой и на флейте играет... - Как же, как же, помню этого парня, господин хороший, - ответствовал ему Саймон, по-прежнему усердствуя над свечой. - Он прибыл к нам вчера, ранним утром. Голодный приехал, точно волк. На своей флейте он играл за столами всех наших свадеб. Как же, как же, достойный такой молодой господин. Вначале поглядывали на него некоторые из наших женщин, но потом... - Саймон приостановил свой монолог, взглянув на Перрина искоса. - А вам-то он кто, господин хороший? Друг, что ли? - Я его знаю, - сказал Перрин. - А почему ты спрашиваешь? - Спрашиваю я вас просто так, милорд, - проговорил Саймон, несколько помедлив. - Дело в том, что парень он странный, я бы сказал. То сам с собою беседовать принимается, то захохочет вдруг ни с того ни с сего. А прошлую ночь или часть ночи он спал в этой вот самой комнатухе. И среди ночи нас всех разбудил его крик. Ничего особенного, просто приснился ему дурной сон, но оставаться в гостинице парень больше уже не захотел. Да и мастер Харод, скажу по секрету, после всего этого шума не больно-то уговаривал паренька оставаться. - Саймон помедлил вновь. - А когда уезжал, ваш знакомый кое-что странное сказал. - Что же? - Голос у Перрина зазвенел. - Сказал, что кто-то его преследует. Он говорил... - Сглотнув, Саймон продолжил уже неторопливо: - Говорил, что они убьют его, если он не сумеет убежать. Вот какие были его слова: "Один из нас должен умереть. Наверное, это буду я... " - Он не от нас убегает, - проговорил Лойал ворчливо. - Друзья врагами не бывают! - Да-да, добрый человек - ой, что это я, - добрый огир! Конечно, парень имел в виду вовсе не вас! Я... Гм... Я не хочу ничего сказать о вашем друге, но я... Гм-гм... Мне показалось, он нездоров. Голова у него нездорова. Понятно? - Мы должны о нем позаботиться, - сказал Перрин. - Для того мы за ним и следуем, - чтобы помочь парню. Куда же он ускакал? - Так я и думал! - возгласил Саймон, подскочив на носках. - Как только увидел ее, сразу понял: она-то поможет! Куда он ускакал, вы спрашиваете? На восток, господин хороший. На восток он понесся во весь дух, будто сам Темный спешил за ним по пятам. А мне она тоже пособит, как думаете? Моему брату, я хотел сказать. Ноам тяжело болен, а Матушка Рун сказала, что пользовать его не сможет... Безо всякого выражения на лице Перрин поставил в углу свой лук и стал располагать на кровати прочие вещи: сверток с одеялом и переметные сумы одну за другой, выигрывая минуту времени, дабы немного поразмыслить об услышанном только что. Однако являвшиеся ему мысли делу помогать не желали. Взглянув на Лойала, Перрин понял, что и тот ему не подмога: от растерянности уши огир опали, и длинные его брови свисали до щек. - А почему ты думаешь, что она может помочь твоему брату? Глупый я задал вопрос! На самом деле нужно было спросить, что он делать намерен... - Да пришлось мне как-то отправиться в Джеханнах, господин хороший, там-то я, значит, и увидал тех двух... Ну, двоих женщин, таких же, как она. Так что в ней я ошибиться никак не мог! Она совсем как те две. - Саймон опасливо снизил голос. - Они и мертвых, бывает, на ноги обратно могут поставить, люди добрые мне сказывали. - Кто еще знает о твоей догадке? - спросил его Перрин торопливо, а Лойал пробубнил: - Уж если братец твой умер, ему никто не поможет. Человек с лягушачьим ликом озабоченно поглядывал то на одного, то на другого своего собеседника, а слова его пузырились, точно капли дождя на воде: - Нет, никто не знает, господин хороший. Нет, добрый огир, Ноам не мертвый, а только больной. А я поклясться готов: кроме меня, никто другой не смог бы ее распознать. Даже мастер Харод за всю свою жизнь не уезжал из Джарры далее, чем на двадцать миль. А братец мой плох. Я бы и сам мог просить ее попользовать Ноама, да боюсь, слишком громко от страху колени мои заколотятся друг об дружку, не услышит она моих слов. Или вдруг за стук моих косточек возьмет она да и озлится, да молнией в меня шуранет! А если я ошибаюсь? Ляпнешь не то, да окажется, обвинишь женщину невесть в чем, а она- то... Дело-то какое... То есть... э-э... - И он воздел свои длани, не то умоляя простить его, не то прося защиты. - Обещать тебе ничего не могу, - проговорил Перрин, - но с нею я побеседую. А тебе, Лойал, почему бы не составить компанию Саймону, пока я буду говорить с Морейн? - Да, я буду рад! - прогремел огир. Ручища Лойала легла на плечо Саймону, и тот вздрогнул от навалившейся на него тяжести. - Саймон мне комнатенку мою покажет, там мы с ним и поболтаем. Кстати, Саймон, ты, верно. много знаешь о разных деревьях, да? - О де... О деревьях, добрый огнр? Перрин же дожидаться древесных новостей не стал. Он торопливо возвратился в темный коридор, постучал в дверь номера, где расположилась Морейн, и недолго дожидался повеления: "Войдите! " Полдюжины горевших в номере свечей явственно показывали взору вошедшего, что "наилучшая" из комнат "Прыжка" была хороша, но не слишком, хотя и висел над кроватью балдахин на четырех высоких столбиках, да и матрас на ней не горбился, как его единокровный братец в покоях Перрина. На полу возлежал шикарный половик, а вместо табуреток возвышались два кресла. Морейн и Лан, стоя друг против друга рядом с холодным очагом, наверное, о чем-то спорили, ибо сейчас Айз Седай выглядела прерванной на полуслове и недовольной. Лицо Стража оставалось непроницаемо, точно у статуи. - Ранд был здесь, сомнений нет! - начал свою речь Перрин. - Этот малый, по имени Саймон, его запомнил! Морейн прошипела что-то сквозь стиснутые зубы- - Тебе было приказано держать рот на замке! - прорычал Лан. Перрин повернулся лицом к Стражу. Глазеть на него проще, чем встретить взгляд Морейн. - Но как бы мы узнали, проезжал ли через Джарру наш Ранд, никого ни о чем не спрашивая? - сказал Перрин Стражу. - Итак, если вам еще интересно, он прошлой ночью покинул деревню и отправился на восток. Он боялся кого-то, кто его преследует, желая погубить! - На восток! - Морейн кивнула. Но голос ее звучал спокойно, глаза же блеснули осуждением. - Хорошая весть! Впрочем, если Ранд направляется в Тир, этого и следовало ожидать. Надо сказать, я была уверена, что Ранд был здесь, еще до того, как услышала о Белоплащниках, и известие о них догадку обратило в уверенность. Уж в одном Ранд действительно прав, Перрин. Я тоже никак не могу поверить, что мы с вами - единственные, кто стремится его догнать. Поэтому если те, другие, узнают о наших целях, они попытаются перерезать нам путь. У нас хватает проблем: нужно догнать Ранда и не ввязываться в стычки. Ты, Перрин, должен наконец научиться держать язык за зубами - до тех пор, пока я не позволю тебе говорить. - Белоплащники? - недоверчиво переспросил ее Перрин. Держать язык за зубами? Да спали меня Свет, если я до того унижусь! - Но почему вы сделали такой вывод из их поведения? Что, Ранд утратил разум? Но неужели сумасшествием можно кого-то заразить? - Да не о сумасшествии его я говорю, Перрин! - Морейн повела бровями. - Ранд еще далек от того, что называется безумием. Перрин, пойми. Ранд намного более сильный та'верен, чем кто-либо со времен Эпохи Легенд. Вчера на земле сей деревушки Узор... Узор сам собой сдвинулся с места и облепил Ранда, как глина облепляет изнутри предложенную ей форму. Свадьбы одна за другой, появление Белоплащников, - любой, кому известно, о чем слушать, сразу догадается по этим приметам, что здесь появлялся Ранд. - И подобные же "приметы" будут сопровождать его на всем пути? - спросил Перрин, переводя дух. - Видит Свет, и прислужники тени смогут с такой же легкостью выследить Ранда, как мы! - Быть может, ты прав, - Морейн пожала плечами. - А может быть, и не прав! Никто из нас практически ничего не знает о таверен столь сильном, как Ранд! - Неведение заставляло ее говорить с Перрином в раздраженном тоне. - Из тех та верен, записи о которых сохранились, самым сильным и известным был Артур Ястребиное Крыло. Но и он. Ястребиное Крыло, не оказывал на всех и вся такого влияния, как Ранд! - Говорят, - добавил Лан, - будто бывало, что люди, оказавшись в одной комнате с Артуром Ястребиное Крыло, вместо заготовленной ими лжи выкладывали ему всю правду или принимали такие решения, о каких до того и не помышляли. Порой каждый бросок игральных костей, любой пируэт в карточных играх раскладывал на столе необходимый Артуру выигрыш. Но подобное случалось нечасто. - Иначе говоря, вы не знаете, - обращаясь к Морейн, молвил воин- кузнец. - Да он может на всем пути до Тира оставить след - сплошь свадьбы и посходившие с ума Белоплащники! - Иначе говоря, я знаю столько, сколько нужно знать, - оборвала его Морейн. Ее темноглазый взгляд хлестнул Перрина, точно кнут. - Узор сплетает вокруг та'верен тонкое кружево, и другие, кому известно, на что нужно смотреть, могут проследить сплетение этих нитей. Будь осторожен, Перрин, чтоб язык твой не выболтал больше, чем известно тебе! Морейн словно наносила воину громящие его удары, и у Перрина невольно опускались плечи. - Но на сей раз вам, Морейн, нужно радоваться тому, что я не держу язык за зубами, - еле выговорил Перрин. - Саймон догадался: вы - Айз Седай! Он очень желает, чтобы вы Исцелили от какой-то болезни брата его, Ноама. Если бы я не заставил его признаться в этом, Саймон не нашел бы в себе мужества попросить о помощи, а то еще стал бы разглагольствовать о вашей персоне в кругу своих дружков. Лан обратил взгляд на Морейн, и они смотрели друг на друга долго и пристально. Страж был похож на волка, который вот-вот бросится на добычу. Но вот Морейн наконец покачала головой. - Нет! - промолвила Айз Седай. - Как пожелаешь. Ты решаешь сама! - Голос Лана прозвучал так, будто Страж полагал: решение Морейн - неверное. Впрочем, он оставался бестрепетен. Перрин взирал на них обоих, выжидая. - Вы не о том думаете... - промолвил Перрин. - Саймон никому не скажет, если будет мертв, так, да? - Если он умрет, то не я тому виной, - ответила Морейн. - Но я не могу - и не стану - ручаться, что такого исхода он избежит. Ранда мы должны найти как можно скорей, и уж в этом деянии я не потерплю неудачи! Понятно тебе? - Перрин, пойманный ее взглядом вновь, ни слова сказать не сумел. Она же кивнула так, будто молчание его являлось красноречивым ответом единомышленника. - А теперь - веди меня к Саймону! Дверь в номер Лойала была открыта, выпустив за порог в коридор лужицу света от горящей свечи. Две кровати стояли сдвинутые в одно ложе, на краю коего посиживали себе Лойал да Саймон. Задрав голову и от удивления разинув рот, человек без подбородка не отрываясь смотрел на Лойала. - О да, великолепны стеддинги! - вещал Лойал. - О, такой покой под сенью Великих Дерев! Вы, человеки, затеваете войны, вечно ссоритесь друг с другом, но стеддинги не беспокоит ничто! Живя в согласии, мы выращиваем дерева... - Вдруг он вскочил, лишь увидев Морейн, сопровождаемую Ланом и Перрином, и Саймон встал, принялся кланяться, затем попятился и наткнулся спиной на стенку. - Э-э, добрая госпожа... Я... Э-э... Он все продолжал вздрагивать и вертеться, точно марионетка. - Проводи меня к своему брату, Саймон! - скомандовала Морейн. - Чем смогу, я помогу ему. Поскольку сей добрый малый обратился к тебе первому, Перрин, пойдешь со мной тоже. - Лан сверкнул взором, однако она покачала головой. - Если мы двинемся к нему всем отрядом, то привлечем внимание деревенских жителей. Потребуется мне защитник - один Перрин вполне справится. Кивнув Морейн, Лан подчинился ей, затем окинул Перрина суровым взором. - Смотри, кузнец! - проворчал Лан. - Если с ней что случится... - Предупреждение закончили обещанием его холодные, как нож, голубые глаза. Саймон подхватил одну из свечей и, суетливо кланяясь, повел спасителей своего братца к двери, а тени их на стенах танцевали под слабым светом, точно куклы. - Прошу вас, гм-гм, госпожа хорошая, сюда вот... Они миновали весь коридор, открыли дверь, спустились по лестнице и вышли из здания в тесный проход между гостиницей и конюшней. Сжав огонек мраком, ночь обратила свечу в мерцающую точку, булавочную головку света. На небе сверкал острый месяц, светили звезды, и глазастый Перрин все видел очень ясно. Он удивлялся, отчего Морейн не приказывает Саймону прекратить поклонную гимнастику, но она молчала. Манерно поддернув свои юбки, дабы не испачкались они грязью земли, Айз Седай прошествовала впереди всех, точно королева, скользящая по паркету своего дворца, а не по темному коридору. На дворе уже было зябко: ночи еще повиновались эху ушедшей зимы. - Сюда, господа! - Через задний двор гостиницы Саймон привел отряд спасателей в загончик позади конюшни и поспешно освободил дверь от запора. - Вот здесь! - указал он на двери. - Тут, добрая госпожа. Тут мой брат. Брат Ноам. Дальний край загона был кое-как, с грубой торопливостью отгорожен деревянными кольями. Толстую дощатую дверь держал на запоре мощный стальной замок в петлях засова. Заслоненный от мира войском нерушимых преград, в конюшне, на полу, застланном соломой, распластанный, лежал на животе человек. Босоногий. Рубашка его и штаны были разодраны, словно он сам, не зная, как от них освободиться, их порвал, сдирая с себя одежду. Почуяв запах немытого тела, Перрин решил, что чувствуют сей дух и Саймон, и Морейн. Подняв голову, Ноам молча и безучастно смотрел на вошедших. Поверить, что он действительно Саймону брат, черты его внешности не помогали: во-первых, подбородок у больного выдавался вперед, к тому же мужчина он был кряжистый, имел широкие плечи; но ошеломило Перрина не это. Глаза человека. Глаза его полыхали золотым огнем! - Почти целый год он вел себя как сумасшедший, госпожа, поверите ли, врал, будто может разговаривать с волками, понимать их язык! Да вы посмотрите, какие глазищи у бедного! - Саймон быстро взглянул на Перрина. - Про волков он заводил речь всякий раз, как напьется. Все мы над ним смеялись. А с месяцок так, примерно, назад исчез Ноам из деревни. Пошел я его искать, да и нашел такого, как изволите видеть. Без особой охоты и с осторожностью Перрин стал приближаться к Ноаму, точно к волку. Бежать сквозь лес, чуя носом ледяной ветер. Щелкая зубами, молнией прыгнуть с валуна. Ощутить, как сладко на языке кипит кровь. Убивать! Воин-кузнец отпрянул назад, будто спасаясь от огня, заслонил себя защитой. Не мысли Ноама он прочел, но поток воспоминаний, полуясных желаний, тоски. Но в больном ощущалось слишком много волчьего. Чтобы успокоиться, Перрин прислонился к стене; колени у него дрожали. Помоги мне. о Свет! Морейн возложила длань на замок. - У мастера Харода есть ключи, госпожа моя, да вот не знаю, даст ли... Женщина потянула замок на себя, он щелкнул и открылся. Саймон не сводил с нее глаз. Морейн вытащила замок из петли, и человек без подбородка обратился к Перрину: - Но не натворим ли бед, добрый господин? Ноам - брат мой, но когда матушка Рун пыталась ему помочь, он укусил ее... и он загрыз корову! Собственными зубами, - Саймон шептал уже едва слышно. - Морейн! - проговорил Перрин. - Этот больной для вас опасен! - Все люди опасны, - она холодно усмехнулась. - Успокойся, дружок. Распахнув дверь, Морейн вступила за ограду загона. Перрин затаил дыхание. Айз Седай подходила к нему все ближе, и Ноам, оскалившись, стал рычать, и рычал столь свирепо, что по телу его пошла дрожь. Морейн не обратила на рык ни малейшего внимания. Она по-прежнему приближалась к больному, а он, рыча, отползал по соломенной постели, пока не загнал себя в угол. Или она его загнала? Неторопливо и без страха Айз Седай опустилась на колени и своими руками сжала Ноаму виски. Рев его переходил в ворчанье, обратившееся затем в хныканье столь быстро, что Перрин и ахнуть не успел. Долго, долго Морейн обнимала голову Ноама, наконец освободила больного и поднялась. Она обернулась к Ноаму спиной так доверчиво, что горло у Перрина сжалось, - но целительница бестрепетно выходила из клетки человека-волка, провожаемая его палящим взором. Открыв дощатую дверь, Морейн повесила замок на место, в петли, закрывать же его не нашла нужным, - и Ноам кинулся, рыча, на жерди ограды. Он грыз их, налегал на прутья клетки плечами, старался просунуть меж ними свою голову, продолжая рычать и щелкать зубами. Уверенным жестом, без радости и без страха на лице, Морейн стряхнула со своего платья солому. - Вы так рисковали! - вырвалось у Перрина. Она посмотрела на него глубоким взглядом человека, понимающего суть вещей, - и он опустил глаза. Желтые свои глаза! - Можете помочь Ноаму, леди? - хрипло спросил у нее Саймон, вглядываясь своему брату в лицо. - Могу лишь выразить тебе свое сожаление, Саймон. - Но хоть что-нибудь сделайте с ним, госпожа моя добрая! Ну, что-то такое, вы сами знаете, - голос его снова стал едва слышен. - Айз Седай творят иногда столь волшебные дела... - Исцеление - дело непростое, Саймон, творят его и больной изнутри самого себя, и целитель - вместе. В брате твоем не осталось ничего, что помнило бы его человеческую бытность. Нет таких карт, что наставили бы его на обратный путь, да и внутри у него нет того, кто мог бы идти назад. Нет больше Ноама, Саймон! - Но ведь он... Госпожа моя, Ноам любил шутить, стоило ему только выпить изрядно. Только он... - Саймон поднял руку к глазам и заморгал. - Спасибо вам, добрая леди! Я понял: вы бы ему чем-нибудь пособили, кабы могли... Морейн положила ладонь ему на плечо, тихонько сказала Саймону ободряющие слова и покинула загон. Обязанностью его, как Перрин помнил, было следовать за повелительницей, однако человек в загородке - а вернее, тот, кто когда- то был человеком, - рычал на деревянные прутья своей клетки и как-то удержал его Воин-кузнец шагнул к засову и, к собственному удивлению, сразу его отодвинул, вынув замок. Хороший замок, кузнецом знатным сработан. - Что задумали, господин хороший? - спросил Саймон. Разглядывая добрый замок, Перрин посматривал и на человека, упрятанного в клетку. Ноам прекратил грызть дерево: он пугливо бросал взгляды на Перрина, дыша с трудом. Человек-волк уже сломал себе несколько зубов. - Можешь держать его здесь всю жизнь, - проговорил Перрин, - но лично я не уверен, что ему от этого будет лучше. - Если он вырвется отсюда, ему - смерть! - В клетке или на свободе - он все равно погибнет. А выпустишь на волю - он станет счастлив, пускай по-своему. Ноам уже больше не брат тебе, но освободить его можешь только ты. Но можешь и здесь его оставить, а люди смотреть станут, как он грызет прутья своей клетки, пока бедняга не помрет с тоски. Разве можно, посадив волка в клетку, ожидать, когда же он станет счастливым? Или он в силах просидеть за решеткой весь век? - Ну что ж, - нетвердо заговорил Саймон. - Я понимаю. Да! - Посомневавшись, он все же кивнул и повернул голову к двери загона. Более твердого согласия Перрин не стал ждать. Он отворил толстую дверь и отошел в сторону. Ноам тотчас же посмотрел в сторону выхода. Через миг он уже выбросил себя из клетки, мчась на четвереньках, но с удивительным проворством. Из клетки, пролетев через загон, - в ночь! Помоги нам обоим, о Свет! - подумал Перрин. - Думаю, свободным-то быть - это ему лучше! - Саймон расправил плечи. - Но что теперь скажет мастер Харод? Дверь открыта, а Ноама на месте нет! Перрин захлопнул дверь клетки; огромный замок, водворенный воином на свое прежнее место, закрываясь, прищелкнул. - Пусть господин Харод пошевелят мозгами: что же могло произойти?! Саймон закатился лающим смехом, но тут же умолк. - Уж он-то придумает, как ему быть! Они все тут парни не промах! Некоторые из них даже додумались врать, будто Ноам превратился в волка до конца - и шерсть, мол, на нем выросла, и хвост, - это они наболтали в тот день, когда Ноам покусал матушку Рун. Надо же такую неправду выдумать! Вздрогнув, Перрин прислонился головой к двери клетки. Он может и не обрасти шерстью, но оставаться волком! Волк. уже не человек. Помоги мне, Свет! - Не всегда мы его здесь держали, - заговорил опять Саймон. - Жил себе в доме матушки Рун, но когда явились к нам Белоплащники, она и я попросили мастера Харода запереть Ноама здесь. У Белоплащников всегда с собой список прислужников тьмы, их-то они, мол, и ищут повсюду. А какие глаза у моего Ноама, вы видите сами. И в списке у Белоплащников было такое имя: Перрин Айбара, кузнец. Они всем объясняли, что у него глаза желтые, что он, мол, с волками заедино. Так вы уж сами теперь понимаете, отчего мне не хотелось, чтобы они увидели Ноама... Чуть повернув голову, Перрин искоса поглядел на Саймона, спросил: - Так ты поверил им, будто Перрин Айбара - Приспешник Тьмы? - Друг Тьмы не повел бы и бровью, если бы братик мой погиб здесь, в тюрьме. Думаю я, нашла тебя добрая леди вскоре после случившейся с тобой напасти. Вовремя пришла тебе помощь! Как бы мне хотелось, чтобы добрая госпожа пришла к нам в Джарру не нынче, а месяцев этак несколько назад... Перрину уже было стыдно за то, что он сравнивал сего мужа с лягушкой. - Я тоже хотел бы, чтобы она как-то выручила Ноама! Спали меня Свет, но я желаю, хочу всей душой. чтобы Морейн сумела ему помочь! Внезапно в голову ему пришло вот что: о судьбе Ноама вся деревня должна знать! Ведать должны о тайне его желтых глаз!.. - Саймон, не принесешь ли ты ужин мне в номер?.. Кстати, и мистер Харод. и остальные из местных были, верно, настолько захвачены разглядыванием великана Лойала, что на глаза Перрина внимания не обратили, но если он будет обедать в общей зале, все заметят желтый взгляд! - Принесу, конечно. И завтрак тоже принесу. Не следует вам спускаться в общую залу, пока не придет время оседлать коня и покинуть Джарру. - Добрый ты парень, Саймон! Хороший ты человек... По лицу Саймона расплылось чистое удовлетворение, и Перрина вновь уколол стыд. ГЛАВА 9. Волчьи сны через черный ход проникнув в гостиницу, Перрин возвратился в свой номер, а вскоре в комнату вошел и Саймон, несущий ужин постояльцу. Даже салфетка на широком подносе густо пропиталась запахом жареной баранины, ароматами сладкой фасоли, репы и свежевыпеченного хлеба, пока Перрин, безучастный к соблазнам чревоугодия, лежал на своей кровати, взирая в побеленный потолок. Вновь и вновь он вспоминал Ноама, Ноама, вгрызающегося в древесину, Ноама, исчезающего во тьме. Перрин пытался помыслить о прочном замке, о способах закалки и ковки стали, но не получалось. Оставив без внимания заждавшиеся его яства, воин-кузнец поднялся и направился по коридору к номеру повелительницы. Услышав стук в дверь, она проговорила: "Входи, Перрин! " На мгновение в памяти его всколыхнулись вновь предания об Айз Седай, но он вытолкал эти воспоминания из головы и открыл дверь. Морейн пребывала в одиночестве, за что Перрин возблагодарил судьбу, - она сидела, устроив баночку с чернилами у себя на колене, и что-то писала в маленькой книжке с кожаным переплетом. Не глядя на стоящего перед ней Перрина, закупорила баночку и вытерла стальной наконечник пера маленьким лоскутком пергамента. В очаге разгоралось пламя. - Давно тебя жду, - молвила Морейн. - Не говорила тебе об этом, потому что знала: ты не хотел бы их услышать... Но после всего, что произошло сегодня вечером... Спрашивай. - Чего мне ожидать? - спросил он. - Все закончится для меня так же плохо? - Вполне возможно. Он ожидал более подробных разъяснений, но Морейн убрала перо и чернила в предназначенный для них полированный ящичек розового дерева и подула на исписанную страницу, подсушивая чернила. - И больше ни слова? Морейн, я не ждал ответа уклончивого, какой принято получать от Айз Седай. Если вам известно мое будущее, скажите мне о нем, пожалуйста. - Известно мне лишь немногое, Перрин. Когда-то, надеясь найти ответы на иные вопросы, я рылась в горах рукописей, собранных для исследований двумя моими друзьями, и нашла несколько переписанных страниц из книги Эпохи Легенд. Было там сказано и о ситуациях... о делах, подобных твоим делам. Может быть, во всем мире уже не найдешь этих страниц, но и из них я узнала лишь немногое. - О чем же они вам сказали? Узнать хоть что-нибудь еще все равно лучше, чем остаться при сегодняшнем полузнании. Да спалит меня Свет, ну почему я заботился о том, чтобы Ранд не потерял разум, но не догадался ни разу, что побеспокоиться мне бы нужно и о самом себе? - Но и в Эпоху Легенд об этом, Перрин, знали очень мало. Кто бы о подобных случаях ни писал, невозможно было понять, правда то или легенда. Я же читала лишь часть текста, не забывай. Там говорилось о некоторых из тех, кто вступал в общение с волками: люди теряли себя, ибо волки словно бы пожирали в человеке все человеческое. Не в каждом, правда. В одном ли из десяти, или из пяти, а может, из девяти, я не знаю. - Я могу отгораживаться от них. Не знаю, как получается, но я могу не слушать их. Заставить себя не слышать их. Как по-вашему, это поможет мне? - Поможет, вероятно. - Глядя на Перрина со вниманием, Морейн выбирала слова осторожно. - Говорилось в древней книге в большей степени о снах. Сновидения могут тебя привести к беде, Перрин! - Вы мне об этом уже говорили. Но что вы имеете в виду? - Если верить автору той книги, то она утверждает: волки живут частью и в нашем мире, а частью и в мире снов. - Мир снов? - неуверенно переспросил Перрин. Морейн бросила на него цепкий взгляд. - Я повторила слова, прочитанные мной в отрывке из книги. Волки общаются с тобой так, как беседуют и между собой, но все это связано с миром снов. Каким образом связано - не знаю. - Морейн помедлила, нахмурилась. - В трудах Айз Седай, обладавших сновидческим талантом, я прочла вот что. Сновидицы рассказывали порой, как они встречались во сне с волками, да с волками такими, которые были их проводниками. Ежели ты вознамерился избегать серых, придется тебе, я боюсь, научить себя и во сне сохранять столь же острую бдительность, как в часы бодрствования. Если у тебя хватит решимости отгородиться от волков, разумеется. - Хватит ли у меня решимости? Морейн, я не закончу свой путь так, как Ноам. Не бывать этому! - Ты говоришь так, - она посматривала на Перрина, насмешливо покачивая головой. - будто любое решение способен принять самостоятельно. Но ты - та верен, не забывай об этом, Перрин! Он повернулся к ней спиной и уставил взгляд в темные ночные окна, однако Морейн продолжала вещать: - Осознав, что представляет собой Ранд, та верен в высшем смысле слова, я, быть может, маловато обращала свое внимание на двух других та'верен, которых я обнаружила вместе с ним. Три та верен из одной и той же деревни, да еще родились чуть ли не в одну и ту же неделю! Просто неслыханное событие! Нельзя исключить, однако, что ты и Мэт предназначены Узором к исполнению более высоких его идей, чем предполагали ты или я. - Не желаю я оставаться лишь средством для исполнения неких целей! - пробубнил Перрин себе под нос. - Вообще никакой цели служить не смогу, если потеряю в себе человека. Неужели и вы мне не поможете, Морейн? - Нелегко ему было произнести это. А если помощь ее сведется к. тому, что она должна будет использовать на мне Единую Силу? Не лучше ли мне в таком случае забыть, что я - человек? - Помогите же мне не растерять в себе все человеческое! - Помогу, если хватит сил, если сумею я удержать твой разум цельным. Обещаю тебе, Перрин! Но ставить ради этого под удар мою борьбу с Темным я не намерена! Помни и об этом. Едва прозвучали эти слова, Перрин повернулся, чтобы взглянуть ей в глаза, но она встретила его взор не дрогнув. Но если борьба ваша с Тенью завтра прикажет тебе уложить меня в могилу, вы и на это пойдете, верно? И Перрин весь заледенел, вдруг поняв, что Морейн так и поступит. - Что-то определенное вы мне все-таки скажете? - Не загадывай слишком надолго вперед, Перрин, -  молвила она холодно. - Не проси у меня большего, чем я могу тебе дать. - Но способны ли вы, - спросил он, помедлив, - сотворить и для меня то, что вы сделали для Лана? То есть заслонить мои сны от зла? - Страж у меня уже есть! - Губы ее изогнулись, как бы улыбаясь. - Одного Стража, Лана, для меня довольно. Я ведь из Голубых Айя, не из Зеленых... - Вам же совершенно ясно, что я хочу сказать! Быть Стражем я вовсе не желаю! Всю жизнь быть связанным с Айз Седай, о Свет? Не хуже ли это, чем связь моя с волками? - То, что подходит Лану, тебе, Перрин, не поможет. Поставленная мною вокруг него защита действует против снов, являющихся извне. А в твоих снах опасность исходит от тебя самого! - И Морейн вновь раскрыла маленькую свою книжицу. - Вам всем пора спать! - приказала владычица, желая поставить точку. - Берегись своих снов, но нельзя же вообще не спать! - Она принялась перелистывать страницы, и Перрин удалился. Возвратившись в свою комнату, воин-кузнец ослабил мертвую хватку, которой держал себя, разговаривая с Айз Седай, чуть-чуть расслабился, приоткрыл щелочку в своих ощущениях. Он тут же почуял - волки бродят поблизости, на окраинах Джарры, взяв деревню в кольцо. Перрин тотчас захлопнул себя на жесткий самоконтроль. "Большой город - вот что мне сейчас нужно! " - сказал он себе. Да, город встанет границей между воином и волками. Но не раньше, чем я разыщу Ранда! После того. как я сделаю для него все, что обязан сделать! Перрин не был уверен в искренности собственного желания защитить свои сны с помощью Морейн. Или волки, или Единая Сила - такого выбора не пожелаешь никому. Перрин огонь в очаге разводить не стал, а распахнул оба окна. В комнату ворвался ледяной ветер с гор. Сбросив постель и ватные стеганые одеяла на пол, Перрин, не раздеваясь, повалился на бугристый тюфяк и не пытался искать местечко поудобней. Перед сном его осенила важная догадка: единственный, кто заслонит богатыря от беспамятных снов и опасных видений, - комковатый старый тюфяк... ... Воин-кузнец шел по длинному коридору, где камни стен и высокого потолка блестели от сырости, и на них полосами лежали странные тени. Неровные, то проскальзывая вперед, то обрываясь, тени были слишком черны рядом с бликами разделяющего их света. Откуда струился свет, Перрин понять не мог. - Нет! - молвил воин, а затем повторил громче: - Нет! Я снова во сне. Я должен сбросить сон! Проснись! Однако коридор не исчез, остался прежним. Опасность! Перрин слабо уловил прилетевшую издалека волчью весть. - Я проснусь. Заставлю себя проснуться! - Перрин ударил в стену кулаком. Испытав боль, одолеть сон он все же не смог. Воину чудилось, будто одна из теней на стене от удара его уклонилась. Беги, брат мой, беги! - Прыгун? - с удивлением спросил себя Перрин. Он был убежден: волк, чье предупрежденье услышал воин, ему известен. Имя его - Прыгун, он когда-то завидовал орлам. - Но Прыгун мертв! Беги! И воин-кузнец понесся во всю прыть, придерживая рукой секиру, чтоб рукоять ее не била его по ноге. Он не ведал, куда он бежит и зачем, но нельзя было пропустить мимо ушей молнию-весть, посланную ему Прыгуном. Прыгун мертв. - думал Перрин. - Он погиб. Но воин-кузнец бежал вперед. Коридор, по которому он проносился, пересекался с другими коридорами: Перрин замечал, как одни уходили вверх, другие уводили вниз. " Но все прочие коридоры схожи были с тем, что увлекал воина вперед. Те же каменные стены, нигде не пробитые дверьми, и полосы тьмы. Выскочив к одному из поперечных коридоров, Перрин замер на месте, будто осаженный. Там, недоверчиво щурясь, стоял мужчина, облаченный в странного покроя кафтан и штаны. Полы кафтана будто юбка свисали с бедер, точно такого же ярко-желтого цвета были и расклешенные штанины. Сапоги у снящегося господина были тоже желтого цвета, только чуточку бледней, чем одежда. - Это есть больше, чем я могу выдержать, - сказал человек самому себе, а не Перрину. У него в речи слышался странный, будто блестки, акцент. - Я вижу во сне не просто крестьян, но крестьян-иностранцев в чуждой мне одежде. Убирайся сейчас из моих снов, дылда! - Но кто вы? - спросил его Перрин. Брови у человека вздернулись так, будто ему нанесли оскорбление. Тень вокруг них обоих зашевелила своими полосками. Одна из черных полос, словно отлипнув от потолка, стала вдруг дрейфовать вниз с явным намерением коснуться головы незнакомца. И вот она уже словно бы слилась с его волосами. Глаза у иностранца распахнулись во всю ширь, и все дальнейшее разразилось в единый миг. Взлетая на свое место, на потолок, тень вытягивала свою добычу вверх, футов на десять. Лицо Перрина обрызгало влажными каплями. Воздух дал трещину от крика ломаемых костей. Застыв, словно обратился в лед, Перрин не отрываясь взирал на бьющуюся об пол и вопящую кровавую фигуру, облаченную в тот самый ярко-желтый наряд. Затем взгляд невольно поднялся к потолку, к чему-то бело- бледному, что напоминало пустой мешок, свисающий с высоты. Часть его была уже поглощена черной полосой, но в остатках Перрин без труда узнал человеческую кожу, с виду целую и неповрежденную. Преследуемый затихающими криками страдальца, Перрин уже бежал снова, а вокруг него возбужденно приплясывали тени. Вслед за ним гнались посланные мраком отряды черных пятен. - Сгиньте! Чтоб вы сгорели! - кричал воин. - Я знаю, все это сон! Да спалит вас Свет! Пропадите! Между высокими золотыми канделябрами, что удерживали по дюжине свечей, бросающих сиянье на белые плиты пола и потолок, где блистали нарисованные облака и летящие причудливые птицы, вдоль стен зала висели цветастые гобелены. По всему обширному помещению, простирающемуся столь далеко, как только мог видеть Перрин, и в стрельчатых белокаменных арках, кое-где нарушавших пространство стен, не двигалось ничего, кроме подрагивающего пламени свечей. Будь начеку! На сей раз сигнал тревоги слышался слабее, чем прежде. Но звучал как будто более настойчиво. Сжимая рукоять секиры, Перрин, спускаясь по лестнице, с осторожностью покидал зал, бормоча: "Проснись! Пробудись, Перрин. Ты знаешь: это ведь сон, сейчас все переменится, ты проснешься. Да приди ты в себя, спали тебя Свет! " Но коридор, по которому он теперь шагал, казался Перрину реальным. Перрин поравнялся с первой из белых стрельчатых арок. Арка вела в огромную комнату, лишенную окон, но уставленную богато отделанной мебелью, точно дворцовые покои: затейливая резьба, позолота, инкрустация костью. Посреди комнаты стояла женщина, она хмуро рассматривала лежавшую на столе потрепанную рукопись. Да, черноволосая прелестная дама, черноглазая, в белом с серебром наряде. Как только Перрин узнал сию леди, она подняла голову и послала в него свой взгляд. От растерянности и гнева глаза ее засверкали. - Ты?! Но что ты здесь делаешь? Как ты... Ты разрушишь все то, о чем и представления иметь не способен! Внезапно окружавшее Перрина пространство стало как бы превращаться в плоскую картину. Сжимаясь в сторону своего собственного правого края, нарисованное изображение стало превращаться в яркую вертикальную линию, вонзенную в пасть тьмы. Линия вспыхнула белым сияньем и пропала, оставив темноту более черную, чем мрак ночи. В тот же миг у самых ног Перрина каменные плиты пола стали растворяться. Затаив дыхание, воин наблюдал, как быстро чернели их белые края - точно смываемый водой песок. Перрин отпрянул от наступавшей на него тьмы. Беги! Перрин обернулся: перед ним стоял Прыгун, матерый серый волчище, израненный, сплошные раны. - Ты же погиб. Прыгун! Я сам видел, как ты умирал. Видел и чувствовал твою смерть. Но вновь в сознании Перрина ворвалось волчье послание. Сейчас же убегай! Не время быть тебе здесь! Тебе грозит опасность! Злая напасть. Она сильнее всех Никогда-не-рожденных! Тебе нужно спасаться! Убирайся немедля! Сей же миг! - Как мне уйти?! - вскрикнул Перрин. - Я ушел бы, но как это сделать? Уходи! Прыгун оскалился. И бросился Перрину на горло... ... Перрин со сдавленным стоном вскочил на своей кровати, все еще заслоняя руками горло, ток крови в горле, несущей его жизнь. Пальцы его коснулись гладкой кожи. Приходя в себя, он судорожно сглотнул, и тут его рука дотронулась до пятна какой-то влаги. Спеша и барахтаясь, воин-кузнец браво скатился с кровати, прохромал к умывальнику, схватил кувшин и выплеснул воду в таз, рассыпая повсюду брызги. Он умывался, и вода в тазу становилась розовой. Розовой - от крови того странно одетого чужеземца. На куртке Перрина и на его штанах тоже красовались темные пятна. Содрав с себя одежду, воин зашвырнул ее в дальний угол. Пусть она там и валяется. Саймон потом сожжет испачканную одежку. В открытое окно ворвался ветер. Дрожа от холода, в одной рубашке да нижнем белье, Перрин уселся на полу, прислонившись к кровати. Вот так. будет неудобно, ни за что не заснешь! Ворочались у него в уме какие-то кислые мысли, нагоняли на воина страх и заботу. Но и определенность явилась во всей красе. Я не отдам себя этой силе! Не желаю! Воитель еще не сумел унять свою дрожь, когда к нему явилось забытье, слабый полусон, перемежающийся с явью окружавшей Перрина комнаты и ощущением холода. И захватившие его наконец дурные сны казались ему приветливыми - не то что те, иные... Свернувшись калачиком под сенью стерегущих полночь кленов. Ранд искоса наблюдал за черным широкогрудым псом, все ближе подступавшим к его убежищу. В боку ныла рана, не до конца Исцеленная чудодействием Морейн, но сейчас ему было не боли. В слабом свете луны он явственно видел пса, достигающего ростом человеку до пояса, пса с толстой шеей и массивной головою, с клыками, сквозь ночь сверкавшими, точно начищенное серебро. Пес повел носом по ветру и стал подкрадываться к Ранду. Ближе! - подумал тот. Подскочи ближе ко мне. Твоего хозяина я на сей раз предупреждать ни о чем не стану. Давай, давай! Так, песик, так... Пес был уже шагах в десяти от Ранда, в груди его заворочалось глухое рычание, и он внезапно прыгнул вперед. Прямиком на юношу. Сила переполнила Ранда. Он выбросил свои руки навстречу черному, и что-то, неведомое ему самому, вырвалось с рук Ранда. В нападавшего устремилось острие белого света, твердое, точно сталь. Жидкий огонь! На миг, очутившись в самой сердцевине этого "нечто", пес стал весь прозрачным и тут же исчез без следа. Белый свет погас, оставив перед взором Ранда медленно тускнеющий след. Прислонившись к стволу клена, юноша потерся щекой об его шершавую кору. Сознание своего торжества вырвалось из груди Ранда безмолвным смехом. Получилось! Спаси меня. Свет. на этот раз оно у меня получилось! Сила давалась ему не всегда. В эту ночь были и другие псы. Но сейчас Единая Сила так и билась в нем, кипела, так что у Ранда от пятна Темного на саидин скрутило желудок, который порывался вывернуться наизнанку. На лице, несмотря на охлаждающий ветер ночи, бусинками выступал пот, а болезненный привкус ощущался даже во рту. Ранда так и тянуло повалиться наземь да и помереть. Но хотелось ему, чтоб Найнив спасла его каким-нибудь снадобьем, или чтобы Морейн Исцелила его, или... Хоть кто-то пускай дал бы хоть что- нибудь, пусть исчезнет удушающее чувство тошноты. Однако саидин затоплял его и жизнью, через слой болезненности пробивалась жизнь, энергия и осознание всего. Жизнь без саидин станет лишь бледной копией настоящей жизни. Без нее все окружающее обратится в бесцветную имитацию существования. Если я буду задерживаться, они смогут меня выследить! Выследить и изловить. Но мне необходимо во что бы то ни стало добраться до Тира! Там я все узнаю. Если я и на самом деле Дракон, там придет конец, всему. А если нет... Если я купился на ложь, - все равно, в Тире и лжи, и всему этому будет конец,! Либо мне, либо им всем придет конец! С огромной неохотой, как можно медленнее Дракон стал разрывать свою связь с саидин, сбрасывая его объятия, словно лишаясь дыхания, дарящего ему жизнь. Ночь стала теперь серовато-бурой. Тени утратили резкость своих границ, размылись, сливаясь вместе. Где-то на западе, вдалеке, завыла собака - безмолвную ночь прорезал ее вопль, вызывающий у человека дрожь. Голова Ранда медленно поднималась. Он стал вглядываться в ту сторону, откуда донесся собачий вой, как будто если бы он постарался, то увидел пса. Первой собаке ответила другая, к ней присоединила свой вопль третья, потом послышались еще два собачьих голоса одновременно, все завыванья доносились оттуда же, с западной стороны от Ранда. - Ищи меня! - прорычал Ранд. - Ищи, трави, коли хочешь! Но я добыча не легкая! Теперь уже нет! Ранд шагнул из-под древесной завесы, вошел в мелкий ручей с ледяною водой и бодренькой рысью зашлепал на восток. Горела огнем рана в боку, в сапогах хлюпала холодящая ноги вода, но ни на то, ни на другое он внимания не обращал. Ночь у него за спиной смыкалась в тишине и покое, но и это было ему безразлично. Охоться за мной, охоться! Но и я теперь тоже охотник! Так просто меня не возьмешь! ГЛАВА 10. тайны ненадолго обогнав своих спутников, Эгвейн ал вир привстала в стременах, пытаясь разглядеть далекий еще Тар Валон, но сумела увидеть лишь смутное I белое сияние, отражающее свет утреннего солнца. Там, на острове, должен стоять город, ибо одинокая гора с расколотой вершиной, именуемая Драконовой горой, вздымающаяся над холмистой равниной, появилась на горизонте вчера после полудня, а стояла она на том берегу реки Эринин, что был ближе к Тар Валону. Известная вершина давала путникам знак: город уже близко, да и трудно всаднику не заметить вдалеке единственный вздернутый над равниной острый пик, легче легкого видимый за много миль, без труда избегаемый даже теми, кто направляется в Тар Валон. В народе утверждали, будто там, где высится Драконова гора, принял смерть Льюс Тэрин Теламон, другие легенды несли людям пророчества и предостережения, связанные со зловещей горой. Достаточные причины, чтобы держаться подальше от ее темных скатов. Но Эгвейн ал'Вир имела солидные причины не сворачивать со своего пути. Получить надежную подготовку, крайне необходимую, она могла только там, в Тар Валоне. И никто никогда больше не посадит меня на цепь! Эгвейн прогнала незваную мысль, но та подкралась к ней в ином обличье. Никогда больше не потеряю свободы! В Тар Валоне Анайя пожелает заново проверить сны Эгвейн. Айз Седай наверняка пожелает этой проверки, хотя прежде она и не нашла доказательств того, что Эгвейн являлась Сновидицей, как казалось Анайе. Сны Эгвейн стали предрекать несчастья с той поры, когда она покинула Равнину Алмот. Не только Шончан видела она в сновидениях, из-за которых просыпалась в холодном поту, - и Ранда видела, он снился ей все чаще. Виделся Ранд бегущим, стремящимся к чему-то - или убегающим от чего-то... Всадница во все глаза всматривалась в сторону Тар Валона. Наверняка Анайя будет там. И Голод тоже может оказаться в Тар Валоне. Против воли Эгвейн покраснела и окончательно изгнала Галада из собственной памяти. Размышляй о погоде сегодняшней. Думай о чем-то другом. Как сегодня тепло. Свет! Ныне, в самом начале года, когда зима миновала будто бы вчера, и память о ней ушла в прошлое лишь сегодня, вершину Драконовой горы все еще прикрывало белое облако, но здесь, на равнине, снег уже растаял. Сквозь блеклый коричневый слой прошлогодних трав пробивалась ранняя поросль, а там, где на пологий склон холма всходили вязы, краснели кое-где первые цветки. По-особому радовали Эгвейн первые вести весны после проведенных ею в