в никогда не просила. Найнив указывала людям, что им следует делать, и ждала, когда они выполнят требуемое. - Я хочу, чтобы ты доставил мое письмо, - сказала Илэйн, прежде чем заговорила Найнив. - Моей матери, в Кэймлин. - Она улыбалась, и от улыбки на ее щеках появились ямочки. - Я буду тебе очень признательна, Мэт. - Казалось, что весь свет этого утра, струящийся через окна, вспыхивал на ее волосах. Интересно, любит ли она танцевать? Он сразу же вытолкал эту мысль из головы. А сам заметил: - Если вам верить, это будет не очень трудно, но ведь путешествие предстоит долгое. И кстати, что я буду от этого иметь? - Он не думал, что ямочки на ее щеках очень часто подводили девушку. Илэйн выпрямилась, тонкая и гордая, и ему почудилось, что видит позади нее трон. - Ты же верен Андору! Неужели ты не хочешь сослужить службу Трону Льва и Дочери-Наследнице? Мэт тихо заржал. - Я говорила тебе, что это не сработает, - сказала Эгвейн. - На него такое не действует. Илэйн упрямо скривила ротик. - Я думала - может, стоит попытаться. Обычно на гвардейцев в Кэймлине это действует. Ты сказала, если я улыбнусь... - Она резко оборвала свою речь, нарочито не глядя на Мэта. - Что же ты сказала, Эгвейн? Мэт совсем разъярился. Что я совсем дурак, и все сделаю для любой девушки, которая мне только улыбнется? Внешне он старался держаться спокойно, и ему удалось удержать свою обычную усмешку. - Я хотела бы, чтобы одной просьбы самой по себе было достаточно, - сказала Эгвейн, - но ты ведь никаких одолжений не делаешь. Так, Мэт? Ты хоть раз сделал что-либо, без того, чтобы тебя не задабривали, не улещивали или не запугивали? Он только улыбнулся ей в ответ. - Я готов танцевать с вами обеими, Эгвейн, но я не буду у вас на посылках. - На какой-то миг он подумал, что она примется дразнить его, высунув язык. - Ладно, начнем все сначала. Так, как мы и планировали перво- наперво, - сказала Найнив подозрительно спокойным голосом. Две другие девушки кивнули, и она обратила свой взор всецело на Мэта. Теперь Найнив выглядела как Мудрая в те давние времена. Ясно было, что ее взгляд может пригвоздить к месту любого и при всех обстоятельствах, и казалось, что ее коса вот-вот заходит ходуном из стороны в сторону, как кошачий хвост. - А ты стал еще грубее, чем был, Мэтрим Коутон. Мы так долго возились с тобой, когда ты болел, - Илэйн, Эгвейн и я, заботились о тебе, как о малыше в пеленках, - я чуть было не забыла обо всем этом. И я думаю, тебе следует испытывать хоть каплю благодарности. Ты говорил, что хочешь посмотреть мир, посмотреть на большие города. Ну и какой город лучше, чем Кэймлин? Делай что хочешь, а заодно и прояви свою благодарность и помоги кое-кому, и все это одновременно. Из внутреннего кармана своего плаща она вынула сложенный пергамент и положила его на стол. Мэт увидел печать: на желто- золотом воске была оттиснута лилия. - Ты не можешь просить большего, чем это. Он осмотрел бумагу со скучающим видом. Мэт с превеликим трудом припомнил, как некогда он проходил через Кэймлин, вместе с Рандом. Хоть и было бы постыдным делом отказать сейчас девушкам, он все же обдумал все получше. Если хочется-насладиться джигой, то рано или поздно нужно заплатить арфисту. А метод, каким действовала Найнив, явно говорил о том, что чем дольше оттягивать с расплатой, тем больше придется платить. - Найнив, я не могу. - Что значит "не могу"? Ты муха на стене или мужчина? Случай услужить Дочери-Наследнице Андора, увидеть Кэймлин, встретиться, по всей вероятности, с Королевой Моргейз, и мямлишь: "не могу"? Я, право, не знаю, чего еще тебе нужно. И на сей раз не смей вилять, точно сало на сковородке, Мэтрим Коутон! Или душа у тебя так переродилась, что тебе нравится видеть все это вокруг себя? - Она помахала перед лицом у Мэта левой рукой, чуть не задев его по носу кольцом Великого Змея. - Пожалуйста, Мэт? - промолвила Илэйн, а Эгвейн пристально смотрела на юношу, смотрела в упор, как будто у него выросли рога, как у троллока. Мэт заерзал на стуле. - Я не сказал, что не хочу. Я не могу! Амерлин устроила так, что я не могу уйти с прок... с острова. Измените это положение, и тогда, Илэйн, я в зубах понесу твое письмо. Девушки переглянулись. Иногда Мэт раздумывал, не могут ли, случаем, женщины читать мысли друг друга. Ему казалось, что его-то мысли они на самом деле читают, особенно в те минуты, когда он менее всего этого хотел. Но на сей раз, к какому бы решению в результате безмолвного обмена взглядами они ни пришли, его мыслей они не узнали. - Объясни мне все это толком, - потребовала Найнив. - Зачем понадобилось Амерлин удерживать тебя здесь? Мэт пожал плечами, посмотрел ей прямо в глаза и выдал свою лучшую ухмылку сожаления. - Потому, что я был болен. Потому, что болезнь продолжалась так долго. Она сказала, что не отпустит меня, пока не будет уверена, что я не уйду куда-нибудь и не умру там. Хотя вообще-то я и не собираюсь. В смысле - умирать. Найнив нахмурилась и дернула себя за косу, а потом неожиданно взяла в свои руки его голову и зажала ее. Его пронзил холодок. Свет, это ж Сила! До того, как юноша успел додумать, женщина отпустила его. - Что?.. Что ты сделала со мной, Найнив? - Я не сделала и десятой части того, что ты заслуживаешь, - сказала она. - Ты здоров как бык. Слабее, чем ты выглядишь, но ты здоров. - Я сказал вам: я не могу. - Говорил Мэт с тревогой и всеми силами старался вернуть свою обычную усмешку. - Найнив, она вела себя совсем как ты. Я про Амерлин. Ухитрилась выглядеть на целый фут выше, чем есть, да еще и запугивала... Брови Найнив в изумлении поползли вверх, а он решил, что дальше вести свои речи по такой дорожке ему, пожалуй, не стоит. Если, конечно, он не хочет выложить им всю подноготную о Роге. Мэт не ведал совершенно, известна ли им хоть малая часть тех событий. - В любом случае, я думаю, меня хотят держать здесь из-за того кинжала. Наверное, до тех пор, пока не выяснят точно, какой именно силой он обладает и каков источник этой силы. Вы же сами знаете, что представляют из себя Айз Седай. Он хихикнул. Все три неотрывно смотрели на него. Может быть. мне не следовало бы так. говорить. Чтоб мне сгореть! Они-то ведь хотят стать этими распроклятыми Айз Седай! Ясное пламя, что-то я чересчур разболтался. Как. бы мне хотелось, чтоб Найнив прекратила таращиться на меня вот так. Ладно, давай-ка покороче! - Амерлин распорядилась так, что я не могу пересечь ни один мост и не могу взойти ни на один корабль. Понимаете? Это вовсе не значит, что я не хочу вам помочь. Я просто не могу. - Но ты нам поможешь, если мы выведем тебя из Тар Валона? - спросила Найнив с настойчивостью в голосе. - Если вы вызволите меня из Тар Валона, то не только письмо, я и саму Илэйн отнесу ее матери у себя на закорках. Теперь уже брови Илэйн начали подниматься вверх от изумления, а Эгвейн только покачала головой, беззвучно произнеся его имя и пронзительно глядя на Мэта. У женщин порой чувство юмора начисто пропадает! Найнив знаком велела двум подругам следовать за собой к окнам, и девушки повернулись к юноше спиной. Они говорили так тихо, что он мог расслышать только слабое бормотание. Мэт, кажется, уловил что-то о необходимости только в одном, - об этом говорила Эгвейн, - чтобы они держались все вместе. Наблюдая за девушками, Мэт размышлял, действительно ли они сумеют обойти приказ Амерлин. Если они смогут сделать это. я доставлю их проклятое письмо. Я в самом деле его в зубах понесу. Уже ни о чем не думая, Мэт подцепил с тарелки яблочный огрызок и принялся его жевать. Один жевок - и он поспешно выплюнул горькие семена на тарелку. Когда же девушки вернулись к столу, Эгвейн вручила юноше плотно сложенную бумагу. Прежде чем развернуть, Мэт осмотрел ее подозрительно. И по мере того как знакомился с содержанием бумаги, невольно, сам не замечая, он начал насвистывать веселенький мотивчик. Вот что там было написано: Все деяния лица. владеющего сим документом, исполняются по моему приказу и личному повелению. Всякий, кто прочтет написанные здесь слова, должен сохранить их в секрете и подчиняться моему приказу. Суан Санчей Блюстительница Печатей Пламя Тар Валона Престол Амерлин Ниже текста подлинность документа скрепляла печать - Пламя Тар Валона. Печать была поставлена в кружке белого воска, твердого, как камень. Наконец Мэт вдруг сам услышал, что насвистывает песенку "Полный золота карман", и сразу же оборвал мотивчик. - И это - настоящее? Вы не?.. Откуда вы это взяли? - Найнив его не подделывала, не сомневайся, - сказала Илэйн. - И не забивай себе голову вопросами, как мы получили эту бумагу, - сказала Найнив. - Грамота - настоящая. И это все для тебя. Будь я на твоем месте, я бы не показывала ее всем и каждому, в противном случае Амерлин отберет бумагу, а документ дает тебе возможность пройти мимо стражи и сесть на судно. Ты сказал, что возьмешь письмо, если мы дадим тебе возможность уйти из Тар Валона? - Считайте, что письмо уже в руках Моргейз. - Мэт горел желанием еще раз сто перечитать драгоценную бумагу, но пересилил себя и неторопливо снова сложил ее и положил на письмо Илэйн. - А вдобавок к этому не найдется ли у вас немного монет? Немного серебра? Золотая марка, лучше две? У меня почти что хватит на проезд, но я слышал, что ниже по реке все стоит гораздо дороже. Найнив покачала головой: - Разве у тебя нет денег? Ты играл с Хурином почти что каждый вечер, пока не стал совсем уже немощным. так что в руках даже игральные кости удержать сил не было. Да и почему ниже по реке все должно дорожать? - Найнив, мы с Хурином играли на медяки, а потом Хурин вовсе отказывался играть, даже и на эти деньги. Но это ничего, управлюсь. А вы разве не слышите, о чем люди толкуют? В Кайриэне идет гражданская война; по слухам, и в Тире тоже неладно. Я слышал, в Арингилле комната в гостинице стоит больше, чем добрая лошадь у нас дома. - Мы были очень заняты, - резко заметила Найнив и обменялась встревоженным взглядом с Эгвейн и Илэйн, и эти переглядывания опять навели Мэта на размышления. - Ничего, я управлюсь. Наверняка в гостиницах у доков играют в кости. Ночь с игральными костями - и рано утром он уже на борту судна с полным кошельком. - Только вручи это письмо Королеве Моргейз, Мэт, - сказала Найнив, - да так, чтобы никто не узнал, что оно у тебя есть. - Я доставлю письмо Королеве. Я сказал, что доставлю, не так ли? У вас нет оснований думать, что я не держу своих обещаний. - Найнив и Эгвейн посмотрели на него так, что он вспомнил о тех своих обещаниях, которые он все же не сдержал. - Я сделаю это. Кровь и... я сделаю это! Девушки остались еще на какое-то время и поговорили с ним, в основном о доме. Эгвейн и Илэйн сидели на кровати, а Найнив в кресле, сам Мэт на табуретке. Разговор об Эмондовом Луге вызвал у Мэта тоску по дому, казалось, он опечалил и Найнив, и Эгвейн - как будто они говорили о чем-то, чего никогда больше не увидят. Юноша был уверен, что глаза у них повлажнели, но когда он попытался сменить тему, то они возвращались к ней снова и снова. Говорили о людях, которых знали, о праздниках - Бэл Тайне и Дне Солнца, о танцах после сбора урожая и о вечеринках в пору стрижки овец. Илэйн рассказывала Мэту о Кэймлине, о том, как нужно себя вести в Королевском Дворце и к кому нужно обращаться, немножко о самом городе. Иногда девушка держала себя так, что он уже видел корону на ее голове. Мужчине нужно быть полным идиотом, чтобы позволить себе увлечься такой женщиной. Когда гостьи поднялись, собираясь уходить, Мэт искренне пожалел об этом. Он встал, вдруг почувствовав себя жутко неловко. - Послушайте, вы мне оказали огромную услугу. - Он дотронулся до бумаги Амерлин на столе. - Огромную услугу. Я знаю, что вы все собираетесь стать Айз Седай, - он запнулся немного на этом слове, - а ты, Илэйн, будешь королевой в один прекрасный день, но если вам когда-нибудь понадобится помощь, если возникнет что-либо, что я могу сделать, я явлюсь. Вы можете вполне положиться на меня. Эй, я сказал что-нибудь забавное? Илэйн зажимала ладонью рот, а Эгвейн явно душил смех. - Нет, Мэт, - спокойно и серьезно сказала Найнив, хотя ее губы тоже подрагивали от сдерживаемого смеха. - Только лишь то, что я обычно замечаю за мужчинами. - Тебе нужно быть женщиной, чтобы это понять, - заметила Илэйн. - Счастливого пути и безопасного, - сказала Эгвейн, - и запомни: если женщине нужен герой, он нужен ей сейчас, а не завтра. Смех так и рвался из нее. Мэт долгим взглядом смотрел на закрывшуюся за девушками дверь. Женщины, подумал он по крайней мере в сотый раз, странный народ. Затем взгляд Мэта упал на письмо Илэйн и сложенную бумагу на нем. Благословенная, малопонятная, но желанная, как огонь зимой, бумага Амерлин. Он пустился в пляс на середине вытканного цветами ковра, отколол пару коленец. Увидеть Кэймлин, встретиться с королевой! Твои собственные слова освободят меня от тебя. Амерлин. И уведут меня и от Селин подальше. - Никогда вам меня не поймать, - засмеялся он, имея в виду их обеих. - Никогда вам не поймать Мэта Коутона! ГЛАВА 29. Захлопнуть ловушку В углу кухни, отдыхая, развалился пес. Крутить вертел вообще-то было его обязанностью. Поглядывая на собаку, Найнив утирала рукой пот со лба и, преклонив спину, исполняла работу, от которой уклонился пес. Это же надо! Вот взбредет им в голову, и засунут меня в то плетеное колесо! Так. что радуйся, раз позволили крутить эту Светом проклятую ручку! Айз Седай! Чтоб им сгореть всем! Употребление подобных гадких выражений, пускай даже и в мыслях, говорило о том, насколько она расстроена. Другим свидетельством огорчения было то, что Найнив не замечала сейчас того, что вовсю бранится. Она не думала, что языки пламени будут обжигать больнее, даже заползи она в этот длинный, серого камня, вместительный очаг. Найнив была уверена: пятнистый пес ехидно на нее скалится. Длинной деревянной ложкой Илэйн снимала вытопившийся жир с противня под вертелом, а Эгвейн тем временем такой же ложкой зачерпывала соус и поливала жаркое. Огромная кухня погромыхивала и клокотала, в обычной своей устоявшейся суете в середине дня. Даже послушницы попривыкли видеть тут Принятых и вряд ли поглядывали лишний раз на трех девушек. Да и повара не позволяли послушницам отлынивать от дела и таращиться по сторонам. Работа закаляет характер, говаривали Айз Седай, и повара прилагали все силы, дабы у их подопечных создавался стойкий нрав. Да и не помешает укрепить характер и трем Принятым. Проверить готовность жаркого явилась самолично Ларас, Госпожа Кухонь, - вообще-то она была главным поваром, но к этому званию за долгие годы привыкли столь многие, что оно вполне превратилось в ее титул. Женщины вокруг принялись трудиться с еще большим рвением. С гордостью пронося по кухне три свои подбородка над мощным корпусом, охваченным безупречно белопенным фартуком, которого вполне хватило бы на три послушнических платья, Ларас была преисполнена чувства собственного достоинства. Деревянная ложка с длиннющей ручкой у нее в руке походила на скипетр. О, не размешивать суп суждено было сему орудию! Скипетром так удобно наставлять своих подопечных и хорошим шлепком находить общий язык с теми, кому до сих пор не удалось укрепить свой характер до той степени, которая вполне удовлетворит Госпожу Кухонь. Обозрев всесторонне жаркое, Ларас пренебрежительно засопела и перевела хмурый взгляд на лица трех Принятых. Продолжая поворачивать вертел, Найнив ответила ей смиренным взором, но Ларас глядела на нее по-прежнему. Найнив попыталась улыбнуться, но выражение лица у Ларас ничуть не изменилось. Но даже на минутку бросить работу, чтобы, пускай и вполне любезно, заговорить с нею, - означает катастрофу. Хватит взбучек и нагоняев от Айз Седай. Нужно смириться, как бы жестоко ни терзала и ни жгла обида, нужно терпеть, если Найнив надо научиться использовать свои способности. Нельзя сказать, чтобы ей нравилось то, на что она способна. Одно дело - знать, что Айз Седай хотя и направляют Силу, но не являются Приспешниками Тьмы. Совсем иное - с точностью знать, что ты сама можешь направлять. Но ей необходимо учиться, если она хочет сполна расплатиться с Морейн. Едва ли не единственным, что не позволяло Найнив опустить руки, была ненависть к Морейн - за все сделанное той с Эгвейн и ребятами из Эмондова Луга, за то, что она расплела их жизни, распустила их нити и манипулировала всеми ими в своих целях, целях Айз Седай. Но чтобы выносить обращение с собой, будто с ленивым недоумком!.. Чтобы Ларас помыкала ею!.. Вынужденно кланяться Ларас, лебезить перед женщиной, которую несколькими хлесткими словечками Найнив быстренько бы поставила на место... От подкатывающей к горлу ярости Найнив скрежетала зубами, совсем как при мысли о Морейн. Может быть. я могу отвести глаза и не смотреть на нее?.. Нет! Чтоб мне сгореть, если свой взгляд опущу перед этой... этой коровой! Ларас фыркнула еще громче и прошествовала мимо Найнив. Ступая по свежевымытым серым плитам пола, она удалилась, по-утиному переваливаясь с боку на бок. По-прежнему орудуя ложкой и придерживая горшок с салом, Илэйн сверкнула ей вслед горящим взором. - Если эта женщина снова подымет на меня руку. я пошлю Гарета Брина арестовать ее и... - Тихо ты, - прошептала Эгвейн. Не прекращая поливать жаркое, она на Илэйн и не смотрела. - Ведь уши у нее как у... Ларас тотчас же обернулась, будто и вправду услышала их разговор; лицо ее стало еще сумрачней, а рот уже раскрылся для сердитых слов. Но прежде чем первый звук слетел у нее с языка, в кухню влетела, точно ураган, Престол Амерлин. Даже палантин в полоску, овевающий ее плечи, словно ощетинился. Через секунду Ларас и след простыл. Наконец-то! - подумала Найнив без радости. - Могла бы и пораньше явиться! Но в ее сторону Амерлин и не обернулась. Она не промолвила ни слова. Лишь провела рукой по столу, выскобленному перед ее визитом в кухню до костяной белизны, бросила взгляд на пальцы свои и поморщилась, будто они стали грязны. И сразу же рядом с ней оказалась Ларас, как бы вся светящаяся миллионом улыбок, однако недовольный взор Амерлин принудил ее молча проглотить свою восхищенность. Амерлин прошла вдоль плит и котлов. Задержалась у стола, где женщины разрезали овсяный пирог. Осмотрела, тщательно ли почистили овощи. Заглянула и в котлы с варившимся супом, посоветовала что-то возившимся здесь поварихам. Те принялись обсуждать цвет бульона. Лицо Амерлин не сияло счастьем, и это заставило девушек, доставлявших тарелки и блюда в обеденный зал, поторопиться. Под сверкающим ее взором послушницы разлетались по углам кухни, точно мышата, завидевшие кота. Амерлин обошла уже добрую часть кухни, одним своим взором заставляя тружениц вдвое ускорить работу. Когда она завершила свой обход, поднять на нее взгляд осмеливалась одна только Ларас. Встав перед вертелом с жарким, Амерлин уперла руки в бока, а взглядом пронзила навылет Ларас. Глядела она безо всякого выражения, голубые глаза ее оставались ледяными. Огромная Ларас суетливо оправляла свой фартук, судорожно сглатывая слезы и колебля свои подбородки. Амерлин смотрела на главную повариху, по-прежнему не мигая. Потупив взор, Ларас с трудом перевалилась с ноги на ногу. - Если Мать изволит меня простить, - промолвила она едва слышно. И тут же, изобразив своим телом нечто напоминающее реверанс, она умчалась прочь, да забылась настолько, что по старой привычке примкнула, как равная, к поварихам, колдующим над супом, и принялась помешивать в котле своим деревянным скипетром. Наклонив голову, пряча лицо, Найнив не смогла сдержать улыбку. Эгвейн и Илэйн, продолжая свой кухонный труд, не сводили глаз со спины Амерлин, стоявшей в двух шагах от них. Не сходя с места, Амерлин оглядывала кухню. - Если этих так легко запугать, - проговорила она тихонько, - то, не исключено, тем слишком долго и слишком многое сходило с рук. И вправду, привести их в трепет труда не составит, подумала Найнив. Жалкое оправдание для женщин. А ведь Амерлин довольно было лишь взглянуть на них!.. Обведя взором плечо свое, окутанное палантином, Амерлин на лету уловила взгляд Найнив. И вдруг Найнив ощутила, что в тот же миг ее собственная рука стала сильней налегать на рукоятку вертела. Она сразу себя успокоила: нужно же сделать вид, будто и я такая же запуганная служанка, как остальные поварихи. Затем Амерлин уставила свой ледяной взор в Илэйн и заговорила, да так громко, что задребезжали развешанные вдоль стен медные горшки и сковородки: - Есть слова, кои я не потерплю на языке молодой женщины, Илэйн из Дома Траканд. Если они вдруг окажутся во рту у тебя, то я прослежу, чтобы их оттуда с мылом и щеткой выскребли! Все в кухне вздрогнули. Илэйн явно чувствовала себя сконфуженно, а по лицу Эгвейн уже проплывало негодование. Найнив покачала головой - мотнула едва заметно, но яростно. Нет. девочка! Попридержи-ка язычок! Разве ты не понимаешь, что Амерлин делает! Однако Эгвейн все же решилась открыть рот и произнесла с должным повиновением и учтиво: - О Мать, она не хотела... - Молчать! - Рев Амерлин пустил по кухне новую судорогу женских подергиваний и подскоков. - Ларас! Ты ведь Госпожа Кухонь? Так будь же любезна, обучи двух девчонок, чтоб знали они, когда и как следует им говорить, а когда надо молчать! Или тебе сие не по силам?! Шустро бросившись к Илэйн и Эгвейн, Ларас переваливалась с боку на бок раз в сто быстрее, чем доводилось когда-либо наблюдать Найнив. Ларас схватила за уши сразу обеих девушек, бубня при этом: - Да-да, матушка моя! Сейчас, Мать, сейчас я их!.. Твой приказ - смысл моей жизни! Уворачиваясь от леденящего взгляда владычицы, Ларас выпроводила из кухни двух молодых женщин. Хоть Амерлин и стояла теперь совсем рядом с Найнив, буквально в шаге, она продолжала обводить взглядом кухню. Вот молоденькая повариха, помешивая соус в соуснице, случайно встретила льдистый взор Амерлин. Тут же взвизгнув, повариха бросилась прочь. - Мне вовсе не хотелось, чтобы в этот переплет угодила и Эгвейн. - Амерлин едва шевелила губами. Будто сама с собой разговаривала, а завидев выражение властного лица, никому в кухне и слышать не хотелось, что она там говорит. Найнив с превеликим трудом разобрала слова Амерлин. - Но, вероятно, сегодняшний случай научит Эгвейн сначала подумать, а потом промолвить слово. Найнив, потупив взор, старательно поворачивала вертел, стараясь выглядеть со стороны так, будто и она тоже бормочет что-то самой себе. - Мне думалось, вы станете неусыпно за нами присматривать... Мать. Чтобы мы сумели доложить, что отыскали. - Если я начну ежедневно являться на кухню ради того, чтоб таращиться на вас, кое у кого, несомненно, зародятся подозрения. - Между тем Амерлин продолжала исследовать кухню. Из страха перед ее гневом все женщины избегали даже поворачиваться в сторону ее пронзительного взора. - После обеда, в середине дня, я намеревалась вызвать вас в свой кабинет. Как я намекнула Лиане, дабы как следует отчитать вас за то, что вы еще не избрали, в каком направлении продолжать обучение. Но последние новости не терпят отлагательств. Шириам нашла еще одного Серого Человека. Женщину! Мертвую, точно рыба недельной свежести, но нет на ее теле ни единой раны. Мертвячка была уложена кем-то на ложе самой Шириам, будто отдыхает. Не слишком приятный подарочек для Шириам! Найнив невольно, замерла, и вертел на миг прекратил вращаться, но тут же девушка вновь продолжила свою работу. - - У Шириам была возможность просмотреть списки, которые Эгвейн получила от Верин, - проговорила Найнив. - Как и у Элайды. Я не хочу обвинять ни одну, ни другую, но обе они могли при желании... К тому же Эгвейн говорила, что Аланна... вела себя... как-то странно... - Эгвейн сама рассказала об этом, верно я поняла? Аланна - из Арафелла... В Арафелле бытуют довольно странные представления о чести и чувстве долга. - Амерлин пожала плечами, как бы не желая обсуждать более сию тему, но все же промолвила: - Надеюсь, проследить за ней для меня не составит труда. Но ты, вероятно, сумела узнать еще что-то важное, дитя мое? - Разузнала кое-что, - туманно сообщила Найнив. Но как. понять слова Амерлин? За Шириам приглядывать не надо? Может, она Серого Человека не только обнаружила, но и сама-то его и... Вообще-то говоря. Амерлин и за Элайдой не худо бы присмотреть. Значит. Аланна и в самом деле так поступила... - Мне непонятно, почему вы доверяете Эльз Гринвелл, однако ваше послание оказалось для нас полезным. Найнив рассказала властительнице коротко о том, какие предметы были найдены в кладовке под библиотекой, представив Амерлин дело так, будто участвовали в поисках лишь она да Эгвейн, а затем добавила, к каким заключениям и выводам о сути сих находок они пришли вдвоем. Найнив не рассказала, что видела Эгвейн в своем сне - или как-то иначе должно бы именоваться подобное состояние, тем более что Эгвейн утверждала: все, что она увидела, случилось на самом деле, в этом самом Тел "аран "риоде. Не упомянула Найнив и о тер'ангриале, который Эгвейн получила от Верин. Что-то не позволяло Найнив безоглядно доверять женщине, украсившей свои плечи палантином с семью полосами. Да и любой другой женщине, какую бы шаль та ни носила на плечах, Найнив тоже не доверяла. Кроме того, она считала, что куда разумней не выставлять свои козыри на обозрение. Выслушав свою питомицу, Амерлин задумалась так надолго, что Найнив засомневалась, внимала ли власть ее речам. И собралась повторить все сказанное немного громче, но Амерлин наконец заговорила, по-прежнему едва шевеля губами: - Дочь моя, я не посылала никаких сообщений! Предметы, оставленные Лиандрин и ее товарками, были осмотрены, но, не обнаружив в них ничего ценного, их предали огню. То, что оставлено Черными Айя, никому не пойдет на пользу. А что касается Эльз Гринвелл... Девицу сию я помню. Если бы у нее было рвение к знаниям, Эльз могла бы добиться успехов, но бездельница предпочитала улыбаться мужчинам и строить глазки на тренировочном дворе для Стражей. Десять дней тому назад Эльз Гринвелл была посажена на торговый корабль и отправилась домой, в объятия своей милой матушки. Найнив старалась незаметно проглотить вставший вдруг в горле комок. Слова Амерлин навели Найнив на мысли о великовозрастных задирах, издевающихся над малышами. Обидчики всегда с презрением относятся к ребятишкам помладше, считая, что у тех ум короток и что они ничего не понимают в происходящем, а посему злодеи эти прилагают мало усилий, чтобы замаскировать свои ловушки. От высокомерного презрения Черных Айя в жилах Найнив вскипела от ярости кровь. А подстроенная ими мышеловка заполнила сердце ее льдом. Свет. ежели Эльз отослана домой, то... О Свет, любая, с кем я говорю, того и гляди, может обернуться Лиандрин или кем-то из ее сообщнии!.. Вертел над огнем замер. И Найнив принялась вновь его поворачивать. Хорошо хоть, никто из поварих не заметил ее оплошности: все они готовы были вылезти вон из кожи, только бы не встретиться взглядом с горящими глазами Амерлин. - И что, по-твоему, делать с этой... настолько явной западней? - тихо спросила Амерлин, по-прежнему разглядывая кухонную утварь и не смотря на Найнив. - Вам и в нее тоже хочется угодить? Найнив покраснела. - Я понимаю, что эта ловушка - именно ловушка и есть... Мать. А лучший способ поймать охотника прост: захлопнуть западню и дождаться, пока он - или она - явится проверять ловушку. Сейчас, после всего сказанного Амерлин, сей довод прозвучал слабее, произнесенный не столь уверенным тоном, каким Найнив убеждала Эгвейн и Илэйн, но своего мнения Найнив ничуть не изменила. - Вполне возможно, что ты права, дитя мое, - проговорила Амерлин, едва разлепляя губы. - Можно обнаружить врага и так. А если появившиеся охотники найдут тебя запутавшейся в их силках?.. - Она досадливо вздохнула. - Хорошо, в своей келье ты найдешь золото на дорогу. А я пущу слух, будто отослала вас на ферму, мотыжить капустные грядки. Илэйн тоже отправится с вами? На сей раз Найнив забылась настолько, что очумело уставилась на Амерлин, не отрывая очей. Потом опомнилась и опустила взор к своим рукам и к вертелу. Суставы ее пальцев на ручке вертела побелели, как снег. - Все по-старому, вы все интригуете... К чему тогда притворство, раз вам все известно? Из-за ваших хитроумных планов нам приходится изворачиваться почти как Черным Айя. Зачем всё это? - Она видела: лик Амерлин потвердел, посему Найнив через силу перешла на более уважительный тон в разговоре с властительницей. - Если мне позволено спросить вас, о Мать? Амерлин хмыкнула. - Наставить Моргейз на верный путь, причем, быть может, и против ее воли, будет и без того делом тяжким, а если она еще вдобавок помыслит, будто я отослала ее дочку в штормящее море на протекающем ялике... А так я вправе заявить: я тут совершенно ни при чем. С Илэйн потом, когда она предстанет перед лицом своей родительницы, обойдутся, наверно, немного построже обычного, но я теперь оказалась при трех ищейках, а обладала двумя. Но я говорила тебе: если б только я могла, то обзавелась бы сотней гончих! - Амерлин оправила на своих плечах полосатый палантин. - Ладно, чересчур долго я тут стою. И чересчур близко, это могут заметить. Ну не хочешь ли еще что-то добавить? Или спросить меня о чем-нибудь? Только поторапливайся, дочь моя! - Что такое Калландор, матушка? - спросила Найнив. На сей раз сама Амерлин настолько утеряла самообладание, что обернулась к Найнив и лишь мигом позже отвернулась от девушки. - Они ни в коем случае не должны завладеть им. - Шепот властительницы был едва слышен, словно он назначался лишь собственным ее ушам. - По всей вероятности, они не могут взять его, но... - Амерлин перевела дух, и негромкие ее речи стали достаточно отчетливы, Найнив слышала каждое слово: - В Башне не наберется и дюжины женщин, которые ведают, что есть такое Калландор. да и за стенами Башни знающих о нем не больше дюжины. Знают про Калландор и Благородные Лорды Тира, но они никогда не произносят вслух слов о нем. Упоминают они о нем, только когда объявляют о посвящении нового Лорда Страны. Калландор, то есть Меч-Которого- Нельзя-Коснуться, - это са'ангриал, девочка моя. Некогда было изготовлено всего два более могущественных са'ангриала, и хвала Свету, ни одним из них не воспользовались. С Калландором в своих руках, дитя мое, даже ты, Найнив, сумеешь одним ударом смести с лица земли город. И если ты, Найнив, и Эгвейн, и Илэйн, вы все втроем, ценой жизни убережете Калландор от грязных рук Черных Айя, то подвигом сим сослужите всему миру великую службу, причем заплатите за избавление от грозной беды всего ничего. - Но как Черные Айя завладеют Калландором? - воскликнула Найнив. - До сих пор я была убеждена: тронуть Калландор может один лишь Возрожденный Дракон... Взглянув на нее искоса своим острым взором, способным, казалось, распластовать жарящееся на вертеле мясо, Амерлин произнесла: - Черные Айя могут разыскивать и еще что-то. Они уже похитили тут тер'ангриалы. А сегодня в Тирской Твердыне хранится почти столько же тер'ангриалов, как и в Башне! - А я была уверена, что Благородные Лорды яростно ненавидят все, связанное хоть чуточку с Единой Силой, - прошептала Найнив недоверчиво. - О дитя мое, все верно, Лорды эти и впрямь Единую Силу просто- напросто ненавидят. Да, ненавидят ее и страшатся. И если им удается приметить тайренскую девушку, одаренную мало-мальской способностью направлять Единую Силу, они в тот же день, еще до наступления вечера, спроваживают ее с первым же судном, уходящим в Тар Валон. У бедняжки порой едва хватает времени попрощаться с родными. - Амерлин явно терзали воспоминания - столько горечи чувствовалось в интонациях ее тихого голоса. - Но при всем том Благородные Лорды упрятали в стенах своей драгоценной Твердыни чуть ли не самый могущественный из предметов - средоточий Силы, который когда-либо видел мир. Лично я убеждена: они собрали за многие годы у себя такое множество тер'ангриалов, да и всего прочего, имеющего хоть самое слабое отношение к Силе, потому, что, поступая так, они могут преуменьшить, ограничить существование того, отринуть что, избавиться от чего не в их власти; того, что всякий раз, как они появляются под сводами Сердца Твердыни, напоминает им о собственной обреченности. Им ведом знак, который подтвердит жителям всех стран, что Дракон - Возродился. Знак сей - падение неприступной крепости, о стены коей бессильно разбились сотни штурмовавших ее армий. Причем знамение сие не единственное, а одно из ряда многих. Для гордых лордов чересчур беспощадная рана. Их собственное падение не станет даже одним из знамений о перерождении мира. Они бессильны позабыть об этом, даже пребывая вне Сердца Твердыни. Ведь именно там Лордов Страны возводят в ранг Благородного Лорда, и именно там четырежды в год Благородные Лорды свершают так называемый Ритуал Караула. Так они якобы оберегают весь мир, не позволяя Дракону завладеть Калландором. Так что знание о неотвратимом падении Твердыни язвит их души - они будто по горло наглотались живых серебристых щук, чего они вполне достойны. - Амерлин вздрогнула и умолкла, сознавая, что, возможно, наговорила намного больше, чем хотела сказать. - Более ты ни о чем не желаешь спросить, дитя мое? - О нет, матушка! - пробормотала Найнив. Свет, о чем ни толкуй, все концы ведут снова к нему, к Ранду! Опять все возвращается к Возрожденному Дракону! Она все еще не желала представлять себе Ранда иначе, чем привыкла. - Нет, больше ни о чем! Хмуро поглядывая на бешеную суету, поднятую в кухне поварихами, Амерлин величавым жестом оправила свой палантин. - Нужно будет угомонить тут эту суматоху, - заметила Амерлин. - Мне надо было безотлагательно побеседовать с вами, но Ларас - славная женщина и на своем месте она управляется с кухнями и кладовыми лучше некуда! Фыркнув и вновь налегая ладонями на рукоять вертела, Найнив под нос себе пробубнила: "Да-да, Ларас - кусок старого сала, и с ложкой своей она управляется куда как ловко! " Девушка полагала, что ее ворчание останется лишь ее достоянием, но Амерлин, услышав сию эпиграмму, криво улыбнулась и сказала: - Ты неплохой знаток характеров человеческих, дитя мое! В родной деревне, верно, ты была хорошей Мудрой. Так знай же, что Ларас по собственному почину явилась к Шириам за указанием: сколько же можно держать вас, трех подружек, на самой тяжкой и нечистой работе и даже послаблений не давать от непосильных трудов? А еще она заявила, что по моему приказу не будет подрывать ни здоровья, ни духа молодых девушек. Да-а, хорошо же ты судишь о людях, дитя мое! В ту минуту Ларас уже топталась с ноги на ногу у двери в кухню, не решаясь вступить на территорию собственных своих владений. Амерлин поспешила ей навстречу, сменив строгие взоры из-под нахмуренных бровей на улыбку доброй.. матушки. Мне все нравится у тебя на кухне, Ларас! - произнесла Амерлин с намеренной громкостью, чтобы слышать ее речи могла всякая живая душа. - У тебя здесь все как полагается. Давно следует тебя вознаградить. Наверное, мне нужно будет придать званию Госпожа Кухонь официальный статус. Лицо толстухи задрожало от неожиданного потрясения, потом вся она стала просто-таки лучиться удовольствием. Пока Амерлин не убралась из кухни вон, Ларас продолжала сиять улыбками, как медный таз. Но лишь только власть изволила удалиться, Ларас полыхнула яростным взглядом на своих работниц. Вся кухня носилась кувырком, как белка в колесе. Взгляд свой Ларас остановила на Найнив. Вновь вращая вертел, Найнив пыталась улыбнуться толстухе. Хмурясь все больше, Ларас пошлепывала себя ложкой по бедру, совсем позабыв, что только что употребила ее по прямому назначению, оставляя сальные пятна на белизне своего фартука. Буду улыбаться ей, даже если она меня убивать вознамерится, думала Найнив, уже сцепив зубы в костяной оскал. В дверях появились Эгвейн и Илэйн. Они страдальчески морщились и вытирали рты рукавами. Ярым взором Ларас отправила их обеих к вертелу продолжать прерванные труды. - Мыло, - прошипела Илэйн едва разборчиво, - на вкус ужасная гадость! От отвращения Эгвейн передернуло. - Найнив, если ты сейчас скажешь мне, - прошептала девушка, поливая жаркое соусом со сковородки, - если ты скажешь вдруг, что Амерлин приказала нам всем оставаться здесь и работать, я просто взвою! Ведь я уже и вправду готова удрать!.. - Как только покончим с мытьем посуды, мы втроем сразу же отправляемся в путь, - промолвила Найнив, - да нужно сматываться пошустрей, заберем только свои пожитки из комнат... Найнив пожелала вдруг разделить с подругами возгоревшееся в их очах нетерпение. Да ниспошлет Свет, чтобы мы не угодили в ловушку, высвободиться из коей не сумеем! Да ниспошлет Свет, чтобы такого не случилось! ГЛАВА 30. Первый бросок И вот Найнив, а с ней и все остальные покинули его жилище, и до конца дня Мэт был в одиночестве, совершив, правда, одну короткую вылазку. Он строил планы. Он обедал. Мэт слопал все, что принесли ему служанки, и заявил, что по-прежнему голоден. Сердобольные подавальщицы были более чем счастливы услужить ему. На стол явились хлеб и сыр, и гора заказанных им фруктов, и Мэт без устали прятал сморщившиеся от хранения в погребе яблоки и груши, а заодно и ломти сыра и буханки хлеба в платяной шкаф, оставляя подносчицам провизии опустошенные подносы. В середине дня Мэт не без труда перенес явившуюся к нему с визитом Айз Седай, которую, как, ему удалось вспомнить, именовали Анайей. Возложив руки на голову Мэта, она изволила пропустить сквозь его тело волны ледяного озноба. Юноша решил, что это из-за Единой Силы, а иначе чего ради Айз Седай станет попусту к нему прикасаться. Невозмутимая и гладколицая, как все Айз Седай, Анайя оказалась в общем-то обыкновенной женщиной. - Сегодня ты выглядишь намного лучше, - отметила она, чаруя его улыбкой. Ее улыбка заставила Мэта вспомнить, как улыбалась мама. - И аппетит у тебя как у голодного волка, вот уж не ожидала! Мне сообщили, ты как будто намерен подчистую объесть кладовые. Уж поверь, мы позаботимся, чтобы тебя кормили как следует. Не волнуйся, голодать мы тебе не позволим, ни обеда, ни ужина не пропустишь. Мэт улыбнулся, как приучил себя улыбаться матери, желая внушить ей доверие: - Не сомневаюсь в вашей заботе! Но я и в самом деле чувствую себя более здоровым. Знаете, о чем я сейчас мечтаю? Отправиться после полудня в город, поглазеть по сторонам ради удовольствия. Вы не против? Может, зайду вечерком в гостиницу. Ничто так не поднимает настроение, как добрая беседа за кружечкой пива. Он тотчас заметил, что губы Айз Седай без труда растянули вдвое шире свою ободряющую улыбку. - Запирать тебя в комнате никто не собирается, Мэт, - пообещала Анайя. - Но не пытайся выйти из города. Твое излишнее свободолюбие ужасно огорчит стражников, и сюда тебе придется возвращаться с эскортом. - Нет, у меня не было таких планов, Айз Седай. Престол Амерлин предупредила меня - попытаюсь уйти, так просто умру от голода через пару деньков... Анайя кивнула, но Мэт понимал: ни единому его слову она не верит. - Разумеется, так и будет! - сказала Айз Седай и отвернулась от Мэта. Взгляд ее упал на шест в углу, который юноша принес с тренировочного плаца. - Задумал защищаться, Мэт? Но у нас ты в такой же безопасности, какую мог бы найти в любом другом месте. Только охраняем мы тебя получше. - Уж это мне известно, Айз Седай. очень хорошо известно! Анайя ушла. А Мэт хмуро глядел на дверь: удалось ли ему хоть в чем-то убедить Айз Седай? Уже наступил вечер, когда Мэт вышел из своей комнаты. В надежде больше никогда туда не возвращаться. Небо окрашивалось пурпуром, а на западе солнце, склоняясь к закату, расцвечивало облака всеми оттенками красного. Мэт повесил на плечо найденную во время одной из прежних вылазок большую кожаную суму, битком набитую хлебом, сыром и фруктами, которые успел припасти, и накинул плащ. Глянул в зеркало и понял: скрыть то, что он хотел, не получится. Взяв со своей кровати одеяло, он связал остальную одежду в узелок и вскинул его на плечо. Шест сойдет за дорожный посох. Никаких своих вещей Мэт в комнате не оставил. Мелкие вещи разместились в карманах куртки, а самое важное он уложил в поясной кошель. В нем хранились грамота Престол Амерлин, письмо Илэйн и его стаканчики с игральными костями. Выбираясь из лабиринтов Башни, он заметил нескольких Айз Седай, а некоторые из них и его заприметили, но только повели бровью или глянули вслед, заговорить с ним никто не заговорил. Одной из увидевших его Айз Седай была Анайя. Она лукаво улыбнулась ему, удрученно покачивая головой. В ответ Мэт пожал плечами и слабо улыбнулся, напустив на себя самый виноватый вид, какой только сумел, и она прошла мимо него молча, продолжая качать головой. Стражники, стоявшие на посту у ворот Башни, молча проводили Мэта скучающими взглядами. Но лишь в ту минуту, когда он пересек широкую площадь и ступил на брусчатку городской улицы, в груди Мэта стало наконец вздохами подниматься чувство радости. Да, радости и торжества. Если не можешь скрыть свои намерения от врагов, поступай так, чтобы тебя считали дураком. Тогда они будут стоять вокруг и ждать, когда же ты наконец брякнешься в грязь и расквасишь себе физиономию... Видевшие меня Айз Седай сейчас ждут, что обратно меня приволокут стражники. Но я не возвращусь и к завтрашнему утру, вот тогда они и бросятся на поиски. Поначалу искать будут не особенно ревностно, думая, будто я схоронился в городе, залег в какую-то нору. До них не скоро дойдет то, что я улизнул из города, кролик к тому дню успеет сплавиться далеко-далеко вниз по реке... С ощущением светлой легкости на сердце, которой он, как ему казалось, не испытывал несколько лет, Мэт зашагал к гавани, откуда суда отплывали в сторону Тира и городков по берегам реки Эринин. Мэт бодренько напевал песенку "Мы снова за границей". Но плыть так далеко, до Тира, ему, разумеется, не надо. Арингилл, город, где Мэт собирался сойти на берег, чтобы продолжить путь до Кэймлина, стоял в среднем течении реки. Я доставлю ваше проклятое письмецо куда надо. И вообще, как она смеет так думать! Считать, будто я. сказав, что довезу письмо, не исполню обещанного! Я доставлю это проклятое письмо - даже ценой своей жизни! Сумерки уже опускались на Тар Валон, но света было еще довольно, чтобы украсить волшебными бликами фантастические городские строения и необычные силуэты башен, соединенных мостами на высоте в сотню шагов. Люди все еще разгуливали по улицам, и одежды горожан были столь разнообразны, что Мэту почудилось, будто в Тар Валоне собрались представители всех государств мира. Фонарщики со своими подручными поднимались по лестницам к верхушкам фонарных столбов, и над центральными улицами города восходил свет фонарей. Но в той части Тар Валона, куда направлялся Мэт, светились лишь окна домов. Великолепные дворцы и величественные башни города возвели огир, новые же улицы и переулки выросли благодаря человеческому труду. Правда, слово новые иной раз относилось к зданию двухтысячелетнего возраста. На окраинах, ближе к Южной Гавани, строители- люди пытались если не повторить фантастическое искусство огир, то хотя бы подражать легендарным зодчим. Здесь фасады таверн и прочих злачных мест, где кутили моряки, были украшены такой же изящной резьбой по камню, как особняки и дворцы. В нишах и на куполах зданий сияли мраморные статуи, карнизы там и тут сплошь покрывали гипсовые узоры, а вырубленные из мягкого минерала фризы затейливо украшали витрины портовых лавок и купеческие палаты. Мосты и в новых кварталах арками изгибались над мостовой, но здешние улицы оказались вымощены булыжником, а не базальтовыми плитами, да и многие мосты были сработаны из дерева, не из камня, и вздымались обыкновенно не выше второго этажа ближних домов, а выше четвертого не взлетали никогда. Но и на более темных новых улицах жизнь бурлила так же неуемно, как в центре Тар Валона. Все таверны и уютные зальчики гостиниц так и кишели сошедшими с судов торговцами, спорившими с будущими покупателями первоклассных товаров о наличности и процентах; в беседы вмешивались путешественники, приплывшие по реке Эринин, рыбаки и грузчики, а также одержимые жаждой денег типы, готовые добывать золото и правой рукой, и левой. Музыкальные инструменты: биттерны, способные возопить жалобней, чем выпь, и флейты, и аристократки- арфы, и даже послушные молоточкам цимбалы - переполняли улицы громокипящей музыкой радости. В первой таверне, куда зашел Мэт, вовсю шла игра. Три кучки мужчин, расположившихся на корточках у стены общего зала, громкими возгласами встречали каждый бросок, каждый кувырок костей, приносящие кому-то из них выигрыш, и смеялись над чужими неудачами. Вообще-то говоря, Мэт намеревался поиграть только с часок, а потом отправиться на поиски подходящего судна. Юноша решил немного пометать кости, чтобы пополнить свой кошелек несколькими монетами, но сразу сорвал куш. Мэт всегда чаще выигрывал, чем проигрывал, в играх между ним и Хурином, да и в Шайнаре случалось так, что шесть или восемь бросков кряду приносили ему выигрыши. Но в нынешний вечер каждый его бросок вел к удаче. Каждый! Заметив, как прицельно следят за ним соперники, Мэт порадовался, что весьма кстати оставил в кошеле собственные игральные кости. Однако те же острые, озлобленные взгляды побудили удачливого игрока удалиться из таверны от греха подальше. Мэт обнаружил с удивлением: в кошельке у него побрякивало уже три десятка серебряных марок, у каждого из партнеров он выиграл столько, что никто из них больше не желал его видеть. Кроме одного - смуглолицего матроса с шапкой курчавых жестких волос. Он оказался из Морского Народа, как услышал Мэт, сразу удивившийся этому факту, - что делает человек из Ата'ан Миэйр в такой дали от моря? Однако моряк последовал за выходившим из гостиницы Мэтом и дальше, по темной улице, настойчиво прося дать ему возможность отыграться. Мэт собирался двинуть прямиком к пристани, ведь тридцать серебряных марок составляли вполне приличную сумму, но смуглолицый продолжал канючить, а у разбогатевшего любителя свободы оставалось еще с полчасика свободного времени, поэтому Мэт уступил и вошел вместе с парнем в первую подвернувшуюся по пути таверну. И снова Мэт выигрывал, причем все происходило как-то само собой, будто во сне. Юношу словно лихорадка охватила. Мэт переходил из таверны в общий зал постоялого двора, потом в харчевню, опять в таверну и нигде не задерживался так надолго, чтобы успеть вызвать у жертв своей удачи озлобление и ярость. У менялы юноша обратил свое серебро в золото. Мэт играл в "короны", он резался в "пятерки", вступал в игру "девичий позор". Он метал на стол то пять костей, то четыре, а то и три или всего две. Мэт соглашался участвовать в играх, в которых ровно ничего не смыслил, узнавая их правила в ту минуту, когда приседал на корточки в кругу игроков или занимал место у стола. И вновь побеждал! Далеко за полночь смуглолицый моряк, назвавшийся Раабом, пошатываясь от усталости, удалился, обессиленный, опустошенный, но с полным кошельком монет, возвращенных не в игре против Мэта, а через заведомо выигрышные пари, в которых он уверенно делал ставки на своего победителя и спасителя. И снова Мэт завернул к какому-то меняле, а может, и не один раз. Угар победы будто затмил его сознание - точно так же совсем недавно были затянуты облаками его воспоминания о прошлом; но помутившая разум лихорадка азарта вела Мэта к новой игре. И к очередному выигрышу! А когда Мэт пришел в себя, он уже не знал, сколько часов или лет минуло с той минуты, как он начал играть. Очнулся он от игорного дурмана в таверне, которая вроде называлась "Тремалкинский сплесень", повсюду слоями висел табачный дым, и Мэт смотрел на пять костей. И на обращенных вверх гранях каждой - глубоко вырезанная корона! Большая часть посетителей пила вино и джин, пока из ушей не потечет, но в этот миг постукивание костяшек о стол и возгласы сражающихся за счастье игроков из другой компании, приютившейся в дальнем углу, были без труда заглушены голосом красотки, бодренько запевшей под ритмичное поскакиванье молоточков по цимбалам: - Потанцуем, девушка с карими глазами! Или ты, красавица, глазки-васильки! Спляшем с той. которую вы мне показали. - Где ж ты, ясноглазая? Ты, моя Кики! Поцелую девушку в черненьких кудряшках! И тебя, красавица, кудри точно рожь! О, тебя лобзаю я. рыжая бедняжка! А моя Кики теперь - где ее возьмешь? Певунья назвала свою песенку "Вот что он мне говорил". Но Мэт великолепно помнил, что эта мелодия имела другое название - "Потанцуй со мной", а слова были совершенно изменены, но сейчас все его внимание занимали игральные кости. - И откуда это король снова вылупился?! - пробормотал один из игроков, сидевших на корточках рядом с Мэтом. Король являлся из ладони Мэта уже в пятый раз подряд. Сейчас Мэт выиграл поставленную против него золотую марку, и в эту минуту его совершенно не беспокоило то обстоятельство, что его собственная монета, чеканенная в Андоре, по весу была солидней иллианской, выложенной на спор его противником. Победитель просто сгреб костяшки в кожаный стаканчик, хорошенько перемешал их, и метнул вновь. Пять корон! Но этого быть не может, о Свет! Никогда нигде никто не выбрасывал фигуру "король" шесть раз кряду. Никто! - Ну, такую удачу подстроить мог только Темный! - проворчал некий достойный человек. Был он мужиковат и грузен, с черными волосами, завязанными на затылке черной же лентой, плечи тяжелые, лицо в шрамах, а нос не раз пострадал в честной драке. Не помня себя от гнева, Мэт вскочил, отважно рванул грузного острослова за ворот и вздернул на ноги. Потом толкнул болтуна к стене таверны. - Не смей говорить такие слова! - прорычал Мэт. - Никогда в жизни не говори! Мужчина смотрел на него сверху вниз, весьма удивленный - острослов на целую голову возвышался над вспетушившимся Мэтом. - Да это же просто присловье! - проговорил кто-то у Мэта за спиной. - Свет, это всего лишь обыкновенная поговорка! Выпустив из кулака воротник шрамолицего, Мэт отступил на шаг. - Я... я... мне не по душе, - начал он, запинаясь, - когда обо мне несут подобную гадость! Я вовсе не Приспешник Темного! Чтоб мне сгореть, неужели моя удача и впрямь везенье Темного? Нет, только не это! Неужели проклятый кинжал в самом деле наделал мне бед, о Свет? - Да никто и не врал, будто вы Пособник Темного, - заверил его мужчина со сломанным носом. Видимо, он уже превозмог удивление и пытался решить, разозлиться ему на Мэта или остыть. Собрав свой походный скарб, Мэт покинул таверну, оставив выигранные монеты там, где они лежали. Но двигал им вовсе не страх перед верзилой. Мэт уже забыл и о нем, и о деньгах. Единственное, чего ему хотелось, - оказаться за дверью таверны, вдохнуть чистого воздуха, поразмыслить. Впитывая всей грудью ночную прохладу, он прислонился к стене таверны неподалеку от входа. Сейчас мрачные улицы Южной Гавани были безлюдны. Из окон гостиниц и распивочных еще выплывала музыка, слышался смех, но мало кто ходил по ночным улицам. Обеими руками сжимая стоящий перед ним шест, Мэт оперся лбом на кулаки и пытался обдумать загадку своих удач. Он знал, что родился удачливым. Удача сопутствовала ему постоянно, во всем. Но почему же тогда воспоминания о годах, прожитых в местечке Эмондов Луг, не предъявляют образцы удач, которых ему и не выпадало, пока он не покинул родные места? Конечно, Мэт счастливо выходил из многих переделок, но не забывались и те проказы, которые, как он считал, сойдут ему с рук и на которых его ловили с поличным и ему доставалось сполна. Мать, например, всегда могла предсказать, когда он замышлял новое озорство. Часто ему казалось, что Найнив видит его насквозь, несмотря на все воздвигнутые им барьеры. Однако удача пришла к Мэту вовсе не с того дня, когда он оставил Двуречье. Удача явилась в тот миг, когда он заполучил кинжал из Шадар Логота. Мэт вспомнил, как дома он играл в кости с заезжим чужаком, худющим, что лучина, мужчиной с пронзительным взглядом. Тот служил у купца, приехавшего из Байрлона закупить партию табака. Не забыл Мэт и тот прискорбный факт, что в награду за никчемное и расточительное метание костей отец закатил ему генеральную порку - для приобретения противоположных игре склонностей. Долг Мэта остроглазому хитрецу составлял серебряную марку и четыре пенса. - Но ведь я уже свободен от этого чертового кинжала! - промямлил Мэт. - Айз Седай, не к ночи бы помянутые, сами заявили, что я от него свободен! Углубясь в размышления, он решил заодно проверить, сколько же нынче выиграл. Пошарив в карманах куртки, Мэт обнаружил, что все они наполнены гладенькими монетами, кронами и марками, и серебряными, и золотыми. Стоило вытащить горсть монет, как они заблистали в свете из окон. Отыскал Мэт и два битком набитых кошелька. Развязав их, он увидел: содержимое кожаных мешочков составляли почти сплошь золотые красавцы-кроны. Еще больше деньжищ оттягивало кошель у него на его поясе, монеты засыпали Мэтовы стаканчики с игральными костями, помяли и письмо Илэйн, и послание Амерлин. Он вспомнил, как нравилось ему подкинуть серебряный пенни-другой служаночкам - в награду за их милые улыбки, за симпатичные глазки и стройные лодыжки, а еще потому, что серебряные пенсы не больно-то достойны болтаться в его кармане. Пенсы недостойны болтаться в моем кармане. Что ж, может, и недостойны. Свет, да я богат! Чтоб мне сгореть на месте, я невероятно разбогател! Хотя, кто знает, может, тут не обошлось без Айз Седай? Вдруг они. когда меня Исцеляли, что-то этакое сотворили. Случайно, наверное. Скорей всего, так оно и было. Лучше считать именно так и никак иначе! Должно быть, все это дело рук проклятых Айз Седай!.. Рослый мужчина вынес свою персону из таверны, но разглядеть его лица Мэт не успел, ибо дверь поспешила захлопнуться, скрыв поток света. Поплотнее прижавшись спиной к стене, Мэт затолкал вновь приобретенные кошельки обратно в карманы куртки, крепче стиснул посох. Благодаря какому бы везению ни явилось в эту ночь к нему золото, у него не было охоты жертвовать добычу грабителям! Мужчина повернул в сторону Мэта, пригляделся и вздрогнул. - Х-холодная ночка! - пьяным голосом промолвил он. Когда крепыш приблизился, Мэт разглядел: тело дылды состояло большей частью из сала и бекона. - Я должен... Мне нужно... - твердил толстяк, спотыкаясь по улице в сторону городского центра и бессвязно уговаривая себя самого. - Вот дурак! - ругнулся Мэт, не уверенный, имеет ли он в виду толстяка или самого себя. - Давно пора договориться с капитаном какой-нибудь посудины да и убираться отсюда поскорей. - Всматриваясь в черноту неба, он пытался понять, долго ли до рассвета. Часа два-три, пожалуй. - Давно пора! - Желудок его зарычал от голода, и Мэт припомнил, что успел перекусить в каких-то гостиницах и харчевнях, но какую еду ему подавали, сейчас сказать не смог бы. Лихорадка игры цепко держала его тогда за горло. Сунув руку в заплечную суму, юноша нашарил лишь хлебные крошки. - М-да, давным-давно пора! Не то еще явится одна из них, подцепит меня своими пальчиками да сунет в свой кошель... Оттолкнувшись от стены, Мэт зашагал в сторону гавани, где у причалов стояли суда. Тихие звуки у себя за спиной он поначалу принял за эхо собственных шагов. Но вскоре понял, что кто-то преследует его. И изо всех сил старается не стучать сапогами по булыжнику. Та-ак, а вот это, будь уверен, точно разбойнички! Ухватив шест поудобнее, Мэт подумал было, не повернуть ли ему самому на лиходеев. Однако в полной темноте, слыша лишь приглушенные шаги позади, он не мог определить, велико ли число настигающих его злодеев. Как бы лихо ты ни махал шестом в поединке с Гавином и Галадом, победа над ними вовсе не превратила тебя в героя сказаний. Свернув за угол, Мэт двинулся по узенькой и кривой боковой улочке, стараясь поторапливаться, но не стучать каблуками, а семенить на пальцах. Окна здесь не сияли светом, а во многих домах они были прикрыты ставнями. Мэт был уже в конце улочки, когда заметил впереди две тени, - два каких-то типа заглядывали за угол, явно подкарауливая кого-то у перекрестка. И снова юноша услышал мягко крадущиеся позади медленные шаги, едва различимое поскрипывание подметок по булыжнику. В мгновение ока Мэт нырнул в темный угол, спрятавшись за выступающим фасадом особняка. А что ему оставалось делать? Нервно перехватывая посох, Мэт замер в ожидании. Вскоре показался преследователь, он медленно крался по обочине, стараясь ступать потише. За ним шел второй. У каждого из крутой парочки поблескивал в руке нож. Мэт напрягся. Если они не увидят его, спрятавшегося за углом, в тени, если пройдут, не заметив, еще несколько шагов своей кошачьей походкой, он сумеет первым нанести им ошеломляющий удар. Вот только б еще живот перестал урчать! Ножи убийц были короче мечей для обучения бою, однако стальные, не из дерева! Один из ночных живодеров вгляделся в дальний конец улочки и вдруг выпрямился, крикнув: - Эй, он что, разве не в вашу сторону пошел? - Ничего я не видел, тени одни! - донесся оттуда произнесенный с ужасным выговором ответ. - И не по мне как-то тут! Этой ночью здесь какие-то странные твари шастают! Шагах в четырех от Мэта ночные дружки, переглянувшись, спрятали свои ножи и рысцой устремились обратно - туда, откуда пришли. Мэт наконец перевел дух. Снова удача! Чтоб мне сгореть, но везет мне, видно, не только в кости! Разбойники скрылись с узкой улочки, ушли в переулок. На перекрестке Мэт больше никого не видел, но знал, что убийцы по- прежнему где-то там, у следующей улицы. А позади, с другой стороны, рыщут еще одни головорезы. Один из ближайших домов был низеньким, всего в один этаж, и крыша на нем была вроде как плоская. Белокаменный фриз, вырезанный в виде громадных виноградных лоз, соединял два соседних здания. Протянув руку вверх, Мэт нашарил концом шеста край крыши и сильным толчком закинул свое оружие на крышу. Посох сухо клацнул по черепице. Не думая о том, слышат ли его обитатели жилища, Мэт взобрался по резному фасаду, что было нетрудно - широкие виноградные листья позволяли подняться как по надежной лестнице, даже в сапогах. Через секунду шест уже вновь был у него в руках, и Мэт побежал по крыше, не разбирая дороги и полагаясь на свою удачу. Еще трижды пришлось ему взбираться вверх, всякий раз одолевая один этаж. Дальше черепичные крыши с пологими скатами вели Мэта все вперед и вперед и пока на одном уровне; на этой высоте уже прогуливался ветер, приглаживая своим холодком волосы юноши и не давая ему забыть о возможной погоне. Да успокойся ты, дурень! Они уже кварталах в трех от тебя, высматривают кого-то другого с толстым, кошельком, чтоб им в жизни удачи не видать как своих ушей... Подошвы скользили на черепичных плитках, и Мэт одобрил явившуюся ему вдруг мысль спуститься с крыш на мостовую. Он осторожно подвинулся к самому краю крыши и глянул вниз. Футах в сорока внизу тянулась пустая улица. Слева Мэт приметил неподалеку три таверны и гостиницу, из их окон лились на булыжную мостовую свет и музыка. А справа виднелся каменный мост, проложенный от верхнего этажа здания, на крыше которого стоял Мэт, к дому, возвышавшемуся на противоположной стороне улицы. Мост показался путнику ужасно узким, он пролегал через темноту, не тронутый огнями таверн, на страшной высоте изгибаясь над булыжником, однако Мэт сбросил вниз свой шест и, не вдаваясь в раздумья, заставил себя последовать за ним. Глухо стукнули по мосту сапоги, и Мэт покатился по камню - еще пацаном он наловчился прыгать с деревьев. Так Мэт и докатился до ограды моста, оказавшейся ему по пояс. - Рано или поздно, но за дурные наклонности приходится расплачиваться, - попенял он себе, поднимаясь на ноги и подхватывая боевой посох. Окно дома на другом конце моста, плотно закрытое ставнями, светом не манило. Мэт не рассчитывал, что хозяевам темного оконца придет в голову от души приветствовать незнакомца, заявившегося к ним среди ночи. Украшавшую здание богатую резьбу по камню Мэт разглядеть сумел, - тьма ночи скрывала своим пологом все и вся, даже если на фасаде и была хоть какая-то зацепка для пальцев. Ну вот, знают меня там или не знают, а в дом я вломлюсь! Повернувшись от перил, Мэт вдруг обнаружил на мосту еще одного полуночника. В руке у незнакомца был кинжал. Оружие не успело полоснуть Мэта по горлу - он схватил нападающего за руку. Но едва он сжал запястье врага, его собственный посох будто подставил ему подножку, и Мэт повалился спиной на перила и свесился вниз, потянув за собой налетчика. С трудом удерживая напрягшейся спиной равновесие, Мэт видел перед своим лицом оскаленную пасть злыдня и вполне отчетливо представлял себе долгое падение с высокого моста, как ясно видел лунный отблеск на лезвии, нацеленном ему в горло. Пальцы его, сжимавшие запястье убийцы, уже слабели, а другую руку прижало стиснутым меж борющимися телами шестом. С того момента, когда перед ним явился кровопийца с ножом, прошло всего несколько секунд, и столько же, пожалуй, оставалось до смерти удачливого игрока от ножа незнакомца, всаженного беглецу в горло. - Пора метнуть кости! - произнес вдруг Мэт. Ему почудилось, будто слова его на миг смутили, остановили незнакомца, а как раз мгновение и нужно было, и вот оно, вот! Рывком вскинув ноги, Мэт перебросил себя и своего противника в пустоту. Несколько мгновений он не чувствовал собственной тяжести. Ветер свистел в ушах, приглаживал и развевал его волосы. Мэт слышал, как его противник то ли орал, то ли пытался заорать во всю мочь. Вышибив из легких весь воздух, нежданный удар бросил в глаза Мэту пригоршню серебряно-черных пятен. Они, точно живые, заплясали у него перед носом. Но вскоре Мэт уже снова мог дышать и видеть. Он тотчас осознал, что лежит не на камнях, а на теле атаковавшего его убийцы, словно на подушке. - Удача! - прошептал Мэт. Он с трудом поднялся с недвижного незнакомца, на все лады кляня кровоподтек, оставленный поперек ребер его верным боевым посохом. Мастер игры в кости считал, что злодей мертв, - мало кому удается выжить, брякнувшись о булыжную мостовую с тридцатифутовой высоты, да еще когда прихлопнут сверху живым весом. Но Мэт увидел то, чего никак не ожидал: кинжал неудачливого летуна по самую рукоять вонзился в сердце кровожадного. Убить его хотел какой-то совершенно невзрачный тип. Человека со столь тусклой, заурядной внешностью в толпе и не заметишь. - Не повезло тебе, приятель, - посочувствовал Мэт трупу. И внезапно перед ним чередой пронеслись все последние события. Два грабителя в узком кривоколенном переулке. Переползание с крыши на крышу. Нападение оскалившегося убийцы. Падение с моста, наконец! Мэт поднял голову, прикидывая высоту моста, и его пробила холодная дрожь. Похоже, я совсем спятил. Маленькое приключение, это одно дело, но на этакое и Рогош Орлиный Глаз не стал бы напрашиваться! Мэт осознал, что, стоя над трупом, из груди которого торчит рукоять кинжала, он будто смиренно ждет, когда же наконец кто-нибудь пройдет мимо сей милой парочки добрых друзей, увидит мертвеца, бросится прочь, вопя с перепугу на весь город и призывая стражников с Пламенем Тар Валона на груди. Спасти Мэта от стражников могла бы бумага, подписанная Амерлин, но это не факт. Если Амерлин обо всем узнает, дело, скорей всего, кончится тем, что Мэта вернут в Белую Башню, причем без охранной грамоты, и впредь ему наверняка и шагу ступить не дадут за порог Башни. Знал Мэт, знал, что в эту минуту надо бежать в гавань да поскорее отплыть на первом же судне, покидающем Тар Валон, пусть даже на старом прогнившем корыте, набитом протухшей рыбой, но его колени еще слишком сильно дрожали после всего случившегося, так что шел он с большим трудом. И сейчас Мэту мучительно хотелось хоть на минутку присесть. Всего на одну минутку, чтобы перестали дрожать колени, а потом он и отправится к пристани. Таверны были совсем недалеко, но Мэт добрел до гостиницы. Здесь, в общем зале, в обстановке всеобщего дружелюбия, любой путник мог как следует отдохнуть, не опасаясь, что к нему подкрадется убийца. Из окон лилось достаточно света, и Мэт сумел разглядеть вывеску. Красавица с заплетенными в косы волосами держала в руках то, что было, как догадался Мэт, оливковой ветвью. Мэт прочитал вывеску: "Женщина из Танчико". ГЛАВА 31. "Женщина из Танчико" В ярко освещенном общем зале в столь поздний час была занята от силы четверть всех столиков. Несколько служанок в белых фартуках разносили кружки с пивом и вином. Приглушенный шепот разговоров струился под бренчание арфы. Судя по хорошо сшитой одежде и тонкой шерсти кафтанов, здесь коротали вечер офицеры с судов и младшие купцы из торговых домов помельче. Об их небольшом достатке говорило отсутствие серебряных галунов и вышивки, которой щеголяли купцы побогаче. И впервые не слышалось клацанья и стука игральных костей. Лишь одна пара склонилась над доской для игры в камни. В просторных каминах, вделанных в торцевые стены, сверкало пламя, но даже без огня и вьющихся кое-где над трубками и головами гостей дымков вошедшего сразу охватывало теплое чувство. На столе, декламируя "Мара и три глупых короля" и тихонько аккомпанируя себе, стоял арфист. Его инструмент, отделанный золотом и серебром, не вызвал бы нареканий и во дворце. Мэт знал этого человека. Когда-то он спас Мэту жизнь. Худого арфиста можно было бы назвать высоким, если бы он не сутулился, кроме того, он заметно прихрамывал. Даже в жарко натопленном зале он не снял своего плаща, пестрящего многоцветными заплатами. Ему всегда хотелось, чтобы все знали, что он менестрель. Белоснежные длинные усы и кустистые брови, густые волосы, такие же белые, как помнил Мэт, но в голубых глазах декламирующего менестреля он увидел затаенную боль и скорбь. Этот взгляд был не меньшей неожиданностью, чем сама встреча тут с этим человеком. Скорби на лице Тома Меррилина Мэт не видел никогда. Мэт уселся за столик, положил свои вещи на пол возле табурета и заказал две кружки. Хорошенькая служанка удивленно округлила и без того большие карие глаза: - Две, молодой господин? А по вам не скажешь, что вы такой любитель выпить. - В ее голосе слышалось почти нескрываемое озорство. Пошарив в кармане, Мэт выудил оттуда два серебряных пенни. За вино более чем достаточно одного, но он подтолкнул к милой девушке и второй - за ее славные глаза. - Ко мне сейчас друг подойдет. Мэт знал, что Том его заметил. Когда Мэт вошел, старый менестрель чуть не умолк на полуслове. Это тоже было ново. Немногое так поражало Тома, чтобы он выказал удивление, и, насколько знал Мэт, ничто, кроме троллоков, не заставило бы менестреля оборвать рассказ на середине. Когда девушка принесла вино и медь на сдачу, Мэт отодвинул оловянные кружки в сторону и стал слушать историю и слушал ее до самого конца. - "Именно так, как мы и говорили, - сказал король Мадель, пытаясь выпутать рыбину из длинной бороды". - Голос Тома звучал будто не в обыкновенном общем зале, а под куполом необъятного чертога. Громко смеялась арфа над последней глупостью трех королей. - "Да, так, как мы и сказали", - провозгласил Орандер. И, скользя ногами, он с немалым всплеском уселся в грязь. "Так, как и должно было быть", - заявил Кадар, а сам, по локоть в воде, искал в реке свою корону. - "Женщина совсем не знает, о чем говорит. Она дура! " - громко согласились с ним Мадель и Орандер. И при этих словах Мара решила, что с нее довольно. "Я им предоставила все возможности, коих они заслуживают, и даже больше", - пробормотала она. Сунув корону Кадара к себе в сумку, к первым двум, Мара забралась в свою повозку, причмокнула кобыле и поехала прямиком в свою деревню. И с тех пор как Мара рассказала там о случившемся, у жителей Хипа вообще нет никакого короля. Струны Томовой арфы вновь проиграли основную тему королевской глупости, на сей раз возвысившись до крещендо, что куда больше прежнего походило на смех. Потом Том поклонился, широко взмахнув рукой, и едва не свалился со стола. Слушатели смеялись и довольно стучали ногами; весьма вероятно, каждый слышал эту историю много раз и раньше, но сейчас они хотели еще. Сказку про Мару всегда и все принимали очень хорошо, единственным исключением были, пожалуй, короли. Слезая со стола, Том опять чуть не упал и, двинувшись к сидевшему неподалеку Мэту, пошатывался сильнее, чем можно объяснить негнущейся ногой. Небрежно положив арфу на стол. Том шлепнулся на табурет рядом со второй кружкой и окинул Мэта тусклым взглядом. Глаза, всегда зоркие, как у совы, теперь казались замутненными горем. - Обыкновенный, - пробормотал Том. Его голос еще не утратил глубины, но уже не отражался от высокого свода. - В сто раз лучше звучит при декламации, а возвышенным слогом - в тысячу! Но им подавай обыкновенный стиль!.. - И, не сказав больше ни слова, он припал к вину. Мэт не припоминал, чтобы Том хотя бы раз, окончив игру, не уложил арфу немедленно в твердый кожаный футляр. Он глазам своим не верил, глядя, как Том с жадностью выпивохи схватил кружку. Юноша с облегчением услышал жалобы менестреля на слушателей: Том всегда считал, что их уровень не настолько высок, как его собственное понимание мастерства. По крайней мере, в чем-то Том не изменился. Тут вернулась девушка, в глазах - ни намека на смешинку. - О Том, - промолвила она нежно и повернулась к Мэту: - Знай я, что он и есть тот самый друг, которого вы ждете, я бы даже за сто серебряных пенни не принесла вам вина для него. - Я не знал, что он стал пить! - запротестовал Мэт. Но внимание девушки снова обратилось на Тома, в голосе снова зазвучала нежность: - Том, тебе нужно отдохнуть. Дай им волю, и они заставят тебя рассказывать истории день и ночь напролет. С другой стороны к Тому, снимая через голову передник, подошла вторая женщина. Она была старше первой, но такая же миловидная. Вероятно, они были сестрами. - Да, Том, красивая история, я всегда так считала. И исполняешь ты ее красиво! Идем, я тебе постель согрела, и еще ты обещал рассказать мне о королевском дворе Кэймлина. Том заглянул в кружку, будто удивившись, что она опустела, затем распушил свои длинные усы и принялся рассматривать то одну женщину, то другую. - Хорошенькая Мада. Хорошенькая Сааль. Говорил ли я вам когда-нибудь, что меня в жизни любили две прекрасные женщины? О таком большинству мужчин остается лишь мечтать. - Том, все это ты нам рассказывал, - печально проговорила женщина постарше. Молодая осуждающе воззрилась на Мэта, как будто во всем был виноват он. - Две, - пробормотал Том. - У Моргейз был крутой нрав, но я думал, что сумею совладать с ее характером... И кончилось все тем, что ей захотелось убить меня. А Дена... Ее убил я. Можно сказать и так. Разницы почти никакой. Два шанса у меня было, другим-то и одного не выпало, а я... а я оба упустил. - Я о нем позабочусь, - сказал Мэт. Мада и Сааль теперь рассматривали юношу. Он одарил их лучшей из своих обаятельных улыбок, но она не сработала. В животе у Мэта громко заурчало. - Там случайно не жареным цыпленком пахнет? Принесите мне трех или четырех. - Женщины заморгали и удивленно переглянулись, когда Мэт добавил: - А ты, Том, поесть не хочешь? - Мне бы лучше этого великолепного андорского вина! - Менестрель с надеждой поднял свою кружку. - Сегодня, Том, вина достаточно. - Старшая женщина отобрала бы у менестреля кружку, если б ей он позволил. Почти разом с сестрой та, что помоложе, сказала: - Том, ну съешь цыпленка. Он очень вкусный. - Голос ее выражал одновременно и твердость, и мольбу. Ни одна из женщин не отошла от столика, пока менестрель не поддался уговорам и не согласился поесть. Уходя, обе одарили Мэта такими взглядами и фырканьем, что ему оставалось лишь головой покачать. Чтоб мне сгореть, можно подумать, я его пить упрашивал! Ох уж эти женщины! Но у этой парочки такие красивые глаза. - Ранд говорил, что ты жив, - сказал Мэт Тому, когда Мада и Сааль отошли подальше и не могли их слышать. - Морейн всегда твердила, что ты жив. Но я слышал, что ты в Кайриэне и собирался в Тир. - Значит, с Рандом все в порядке? - Глаза Тома обрели почти те же пронзительность и цепкость, какие помнил Мэт. - Я не ожидал такого оборота. Морейн по-прежнему с ним? Да? Красивая женщина... Великолепная женщина, не будь она Айз Седай. Свяжись только с ними, сунься в их дела, и не только пальцы обожжешь... - А почему ты думал, что с Рандом что-то случилось? - осторожно спросил Мэт. - Ты что-нибудь знаешь? Ему что-то угрожает? - Знаю? Ничего я не знаю, парень! У меня полно подозрений, опасных для меня самого, но я ровным счетом ничего не знаю. Мэт решил не продолжать разговор на эту тему. Не" зачем подкреплять его подозрения. Не надо. чтобы он знал, что мне известно больше, чем для меня самого безопасно. Тут вернулась старшая из женщин - та, которую Том звал Мадой. Она окинула беловолосого озабоченным взором, а на Мэта бросила предостерегающий взгляд. Поставила на стол три тарелки с цыплятами и ушла. Цыплята были аппетитные, с хрустящей коричневой корочкой, Мэт отодрал ножку и занялся ею, продолжая говорить с набитым ртом. Том хмурился в свою кружку и на еду даже не взглянул. - Том, а что ты делаешь здесь, в Тар Валоне? Зная, как ты относишься к Айз Седай, я тебя тут никак не ожидал встретить. Я слышал, ты в Кайриэне деньгу зашибал. - Кайриэн, - пробормотал старый менестрель, взор его вновь утратил остроту. - Так неприятно и непросто убить человека, пусть даже он заслуживает, чтоб его убили. - Он взмахнул рукой, и в руке тотчас блеснул нож. У Тома всегда имелись при себе спрятанные ножи. Каким бы пьяным он ни казался, клинок он держал твердо и уверенно. - Убить человека, которого надо убить, а платят за это порой другие. Весь вопрос в том, стоит ли вообще это делать? Знаешь, всегда существует некое равновесие. Добро и Зло. Свет и Тень. Мы бы не были людьми, не будь этого равновесия. - Хватит таких разговоров, - проворчал Мэт с полным ртом. - Не хочется мне говорить про убийства. - Свет, да тот парень все еще, лежит на улице. Чтоб мне сгореть, я давно должен быть на каком-нибудь судне. - Я ведь только спросил, почему ты в Тар Валоне. Если тебе пришлось удрать из Кайриэна, потому что ты кого-то убил, я и знать об этом не желаю! Кровь и пепел, если у тебя мозги совсем вином пропитались и ты не в состоянии говорить нормально, я ухожу! Кисло взглянув на нож, Том спрятал оружие. - Почему я в Тар Валоне? А потому, что хуже для меня места нет, не считая, быть может, Кэймлина. Этого-то я и заслуживаю, парень. Кое-кто из Красных Айя еще помнит меня. На днях я видел на улице Элайду. Стань ей известно, что я здесь, она бы с меня шкуру полосками содрала, и то вряд ли осталась бы довольна. - Никогда бы не сказал, что ты станешь жалеть себя, - произнес Мэт с разочарованием. - Ты решил утопиться в вине? - Да что ты понимаешь, мальчишка? - прорычал Том. - Поживи с мое, узнай жизнь, полюби женщину или двух, вот тогда, быть может, что-нибудь поймешь. Если у тебя хватит ума чему-то научиться. А-а-ах! Тебе хочется знать, почему я в Тар Валоне? А ты почему в Тар Валоне? Помню, как ты дрожал, когда обнаружилось, что милая Морейн - Айз Седай. Всякий раз, как кто-нибудь хотя бы упоминал о Силе, у тебя медвежья болезнь начиналась! Что ты делаешь в Тар Валоне, где повсюду Айз Седай? - Я ухожу из Тар Валона, вот что я делаю. Ухожу! - Мэт поморщился. Менестрель спас ему жизнь, наверное, больше, чем жизнь. Тогда за Мэтом гнался Исчезающий. Потому-то теперь правая нога у Тома и сгибалась плохо. Авось на судне не будет вина. чтобы он пил, не переставая. - Я отправляюсь в Кэймлин, Том. Если тебе по какой-то причине охота рисковать жизнью, почему бы тебе не отправиться со мной? - В Кэймлин? - задумчиво протянул Том. - Да, Том, в Кэймлин. По всей вероятности, Элайда рано или поздно вернется туда, тогда и будешь о ней беспокоиться. И, насколько я помню, если ты угодишь в руки Моргейз, то пожалеешь, что Элайда ее не опередила. - Кэймлин... Да, Кэймлин мне по нраву, как перчатка по руке. - Менестрель посмотрел на деревянную тарелку с цыплятами и вздрогнул: - Парень, что ты с ними сделал? Сунул себе в рукав? От трех птиц остались кости да шеи с редкими мясными жилками. - Иногда меня одолевает голод, - пробормотал Мэт. Он с трудом удержался, чтобы не облизать пальцы. - Ты идешь со мной или нет? - Да, парень, я иду с тобой. - Том встал и теперь как будто покачивался куда меньше прежнего. - Ты подожди здесь да постарайся не слопать стол, а я пока соберу вещички и кое с кем попрощаюсь. - Менестрель заковылял прочь, ни разу не споткнувшись. Мэт отпил вина из кружки и ободрал с цыплячьих остовов оставшиеся лохмы мяса, раздумывая, не успеет ли он заказать еще одну порцию, но Том вернулся очень скоро. На спине, рядом со свернутым одеялом, висели в темных кожаных футлярах арфа и флейта. Опирался менестрель на обычный дорожный посох, правда, был тот с него высотой. Слева и справа от Тома шагали обе служанки. Мэт решил, что они точно сестры. Одинаково большие карие глаза смотрели на менестреля снизу вверх с одинаковым выражением. Том направился к двери, кивком позвав за собой Мэта. По дороге Том поцеловал вначале Сааль, затем Маду, потрепал их по щекам. Пока Мэт собрал пожитки и подхватил собственный посох, Том уже вышел на улицу. Младшая из женщин, Сааль, остановила Мэта на пороге: - Что бы ты ему ни сказал, пусть даже твои слова позвали его в дорогу, за вино я тебя прощаю. Он буквально ожил, я его таким много недель не видывала. Сааль что-то вложила в руку юноши. Посмотрев на ладонь, он смущенно захлопал ресницами. Она дала ему серебряную тарвалонскую марку. - Это за твои слова, те, что ты ему сказал. Кроме того, у тебя красивые глаза, хоть и кормят тебя, прямо сказать, неважнецки. - Она рассмеялась, глядя на оторопевшего Мэта. Выйдя на улицу, Мэт тоже, хоть и не столь весело, рассмеялся, вертя серебряную монету между пальцев. Так у меня красивые глаза, да? Но за порогом гостиницы смех его разом оборвался, будто последняя капля из винной бочки: Том там был, но на булыжной мостовой не было трупа. Света, льющегося из окон таверн дальше по улице, хватало, и никаких сомнений у Мэта не оставалось. Городская стража не убрала бы мертвеца, не начав задавать вопросы во всех близлежащих тавернах и в "Женщине из Танчико" в том числе. - Что ты там высматриваешь, парень? - спросил Том. - Троллоки там в тени не прячутся. - Грабители, - пробормотал Мэт. - Я подумал о грабителях. - В Тар Валоне, парень, нет ни уличных воришек, ни разбойников. Когда стражники задерживают грабителя, причем, если верить молве, немногие решаются играть здесь в эти игры, но когда стражники задерживают злодея, они волокут его в Башню, и, что бы с ним Айз Седай ни делали, назавтра парень убирается прочь из Тар Валона, с распяленными глазами, как у перепуганной девчонки. Насколько я понимаю, с пойманными воровками обходятся еще жестче. Нет, здесь, чтобы отнять у тебя деньги, разве что кто всучит тебе начищенную бронзу вместо золота. Или кинет в игре обточенные кости. В этом городе грабителей нет. Мэт повернулся на пятках и зашагал мимо Тома, направляясь в сторону доков. Посох стучал о булыжную мостовую - юноша старался идти быстрее. - Сядем на первое же отплывающее судно, каким бы оно ни было. На любое, Том. Палка Тома зачастила вслед за Мэтом. - Потише, парень. Что за спешка? Тут полно судов, они отчаливают и днем, и ночью. Чуть помедленней. Нет здесь никаких грабителей. - Проклятье, Том, мы сядем на первое же попавшееся судно! Даже если оно идет ко дну! Если они не грабители, то кто же? Они должны быть ворами. Кем же еще они могут быть? ГЛАВА 32. Первое судно Громадная чаша Южной Гавани, огромного порта, сооруженного огирскими зодчими, была окружена высоченными стенами из того же белого камня с серебристыми прожилками, что и остальные сооружения Тар Валона. Длинный причал, большую часть которого оберегал от непогоды козырек, обегал всю гавань, а доступ к реке открывали широкие водные ворота, сейчас распахнутые. Искусственную бухту заполняли суда всех размеров, большая часть их была пришвартована кормой к причалу, и, несмотря на поздний час, докеры в грубых безрукавках занимались разгрузкой-погрузкой всяких тюков и ящиков, плетеных корзин и бочек. Скрипели веревки и тали, блоки и стрелы подъемников, покрикивали и кряхтели грузчики, волокущие на своем горбу мешки и сундуки. Свисающие с балок козырька фонари освещали причал и полосой желтоватого света окаймляли черную водную гладь бухты. Небольшие открытые лодки стремительно пролетали сквозь темноту, а квадратные фонари на оконечностях ахтерштевнеи напоминали проносящихся над водой через гавань большущих светляков. Маленькими шлюпки выглядели только рядом с судами: по бортам некоторых размеренно опускались и поднимались шесть пар длинных весел. Мэт провел продолжавшего ворчать Тома под аркой из полированного красного камня и по широким ступеням вниз, на пристань, и там сразу увидел - не далее чем в двадцати шагах на одном трехмачтовике команда уже отвязывала канаты. Таких больших судов Мэт, пожалуй, и не видел: пятнадцать-двадцать спанов от острого носа до квадратной кормы, плоская огороженная палуба почти вровень с пристанью. Но важнее всего было то, что корабль отчаливал. Первое же отплывающее судно. На пристани появился седоволосый мужчина. Нашитая в три ряда на рукава темной куртки пеньковая веревка свидетельствовала о его должности - начальник гавани. Широкие плечи наводили на мысль, что с пеньковыми канатами он познакомился, скорей всего, еще простым докером, когда тянул за веревку, а не носил ее на рукаве. Он рассеянно глянул в сторону Мэта и остановился. На его дубленом лице читалось удивление. - По твоим узлам сразу ясно, что ты задумал, парень, но лучше забудь об этом. Сестра показала мне твой портрет. В Южной Гавани, парень, ты ни на одно судно не сядешь. Возвращайся-ка лучше сам по тем ступеням, не то мне придется кого-нибудь выделить тебе в провожатые. - Что. во имя Света? - пробурчал Том. - Все изменилось, - уверенно заявил Мэт. От причального кнехта уже начинали отвязывать последний швартов. Свернутые треугольные паруса все еще лежали толстыми бледными скатками на длинных наклонных гиках, но матросы уже готовили весла. Мэт вытащил из поясной сумки бумагу Амерлин и сунул ее под нос начальнику гавани. - Вот, убедитесь, я по делу Башни, по приказу Престол Амерлин. И мне нужно отплыть на этом самом судне. Седоволосый начальник прочитал бумагу, затем перечел снова. - В жизни подобного не видывал! С чего это Башня объявляет, что тебе нельзя отплывать, а затем тебе дают... - Спросите у Амерлин, если хочется, - усталым голосом сказал Мэт, по тону его было ясно, что вряд ли найдется такой болван, что осмелится на подобные вопросы. - Но если я не отплыву на этом судне, она шкуру с меня спустит, да и с вас тоже. - На этом судне? Сомневаюсь, - сказал начальник гавани, но сам уже поднес ко рту сложенные рупором ладони: - Эй, на "Серой чайке"! Стоп! Испепели вас Свет, стойте! Стоящий на румпеле парень без рубахи оглянулся, затем заговорил с высоким спутником в темном кафтане с очень широкими рукавами. Высокий мужчина неотрывно наблюдал за командой, только что спустившей на воду длинные весла. - Весла на воду! - приказал он, и у лопастей длинных весел забурлила пена. - А вот не сомневайтесь, - прорычал Мэт. Первое же отплывающее судно, сказал я, значит, на первое же! - Давай, Том! За мной! И, не оглянувшись на менестреля, Мэт помчался по пристани, уворачиваясь от людей и тележек с грузами. Щель меж кормой "Серой чайки" и пристанью расширялась по мере того, как весла погружались все глубже. Перехватив посох, Мэт метнул его, будто копье, в сторону судна, сделал еще один шаг и прыгнул, вложив в толчок всю силу. Темная вода, промелькнувшая под ногами, выглядела ледяной, но один удар сердца - и Мэт перемахнул через релинг и покатился по палубе. Не успел он вскочить на ноги, как услышал за спиной рычание и ругань. Еще ругательство, и, подтянувшись на руках, через борт перелез Том Меррилин. Утвердившись на палубе, он пробурчал: - Я потерял свою палку. Мне нужна другая. - Потирая правую ногу, менестрель посмотрел на все расширяющуюся за кормой полосу черной воды и передернулся. - Ванну я сегодня уже принимал. Щеголявший без рубашки рулевой переводил выпученные глаза с Тома на Мэта и обратно, крепко сжимая румпель и будто раздумывая, не оборонить ли себя от этих сумасшедших хорошей дубиной. Высокий мужчина был, видимо, потрясен не меньше. Он вытаращил бледно-голубые глаза и, не соображая, что сказать, двигал челюстью. Казалось, подрезанная клинышком темная борода трясется от ярости, как в лихорадке, узкое лицо побагровело. - Клянусь Твердыней! - взревел он наконец. - Что все это значит?! На этом судне даже для кота места нет! Да и будь у меня свободные места, не взял бы я каких-то бродяг, которые прыгают на палубу. Санор! Васа! За борт эту рвань! Двое огромных матросов, полуголых и босых, оторвались от бухты каната, выпрямились и зашлепали на корму. Гребцы за длинными веслами продолжали работать: наклонялись, поднимая лопасти из воды, делали по палубе три больших шага, затем выпрямлялись и пятились; а судно с каждым гребком набирало ход. Сообразив, что бородач, скорей всего, и есть капитан, Мэт повернулся к нему и замахал грамотой Амерлин, а другой рукой выудил из кошеля золотую крону. Но как бы торопливо ни действовал, он постарался, чтобы бородач заметил: в кошеле еще немало золота. Кинув капитану тяжелую монету, он быстро заговорил, продолжая размахивать бумагой: - Это за тот необычный способ, капитан, каким мы оказались на борту. За проезд мы заплатим отдельно. По распоряжению Белой Башни. Персональный приказ Престол Амерлин. Нам нужно отплыть незамедлительно по неотложному делу. В Арингилл, что в Андоре. Дело крайне важное и срочное. Благословение Белой Башни всем, кто нам поможет, и проклятие Башни на любого, кто будет препятствовать. Решив, что капитан уже успел разглядеть печать с Пламенем Тар Валона - и, как надеялся Мэт, ничего сверх того, - юноша вновь сложил бумагу и убрал ее с глаз долой. С неспокойным сердцем косясь на верзил, что встали по бокам капитана, Мэт пожалел, что под рукой нет его доброго боевого шеста. Чтоб я сгорел, у них обоих ручиши как. у Перрина! Мэт видел, что его посох лежит неподалеку на палубе - там, куда и упал. Новоявленный посланец постарался напустить на себя уверенности и значительности, чтобы выглядеть человеком, с которым лучше не связываться, человеком, за которым стоит Белая Башня. И лучше, чтоб стояла от меня как можно дальше. Очень на то надеюсь. Капитан посмотрел на Мэта с сомнением, с еще большим сомнением - на Тома, в плаще менестреля и не совсем твердо держащегося на ногах, но знаком велел Санору и Васе оставаться на месте. - Башню я бы не гневил. Пока из-за речной торговли, сгори моя душа, мне приходится плавать из Тира в логово этих... М- да, слишком часто я сержу... м-м... всех. - На его лице появилась натянутая улыбка. - Но я сказал правду! Правду, Твердыней клянусь! Для пассажиров у меня шесть кают, и все заняты. Можете спать и столоваться с командой, и за это - еще одна золотая крона. С каждого. - Что за вздор! - вскинулся Том. - Мне нет дела, что наделала война ниже по реке, но это просто нелепо! Два здоровенных матроса переступили с ноги на ногу. - Такова цена, - твердо сказал капитан. - Никого не хочу сердить, но я бы охотно избавился от дела, из-за которого вы очутились на борту моего судна. Впутаться в такое дело!.. Да это все равно что самому заплатить, чтоб тебя обмазали горячим дегтем! Или платите, или отправляйтесь за борт, и пусть вас сушит сама Престол Амерлин. А это я оставлю себе - за доставленное вами беспокойство! Спасибо. - И бородач засунул золотую крону, которую ему кинул Мэт, в карман своего кафтана с пышными рукавами. - Сколько стоит каюта? - спросил Мэт. - Только для нас? А того, кто в ней, можете куда-нибудь переселить. - Ой как не хотелось Мэту спать без крыши над головой холодной ночью. Если не одолеть такого вот ловкача, он снимет с тебя последние штаны, да еще и скажет, что делает тебе одолжение. В животе у Мэта громко заурчало. - И столоваться мы будем с вами, а не с командой. И чтоб всего было вдоволь! - Мэт, - сказал Том, - напиваться тут вроде как я один должен был. - Он повернулся к капитану, взмахнул лоскутным плащом, насколько позволяли висящие на плече скатанное одеяло и футляры с инструментами. - Как вы уже заметили, капитан, я - менестрель. - Даже на открытом воздухе голос его внезапно будто раскатился эхом, как в просторном зале. - В качестве платы за проезд я буду более чем рад развлечь ваших пассажиров и команду... - Команда на борту должна работать, менестрель, а не развлекаться! - Капитан погладил свою остроконечную бородку; его блеклые глаза оценивающе обшарили простую куртку Мэта, и бородач явно решил, что такую обнову и за медяк торговать дорого. - Значит, вам отдельную каюту подавай? - Он лающе рассмеялся. - И обед с моего стола? Ну, пожалуйста - забирайте мою каюту и мою еду. За пять золотых крон с каждого! Андорским весом! - Тяжелее андорских крон не чеканили нигде. Капитана одолел такой приступ хохота, что он прохрипел слова с величайшим трудом. Высившиеся по бокам от него Санор и Васа ухмылялись шире некуда. - За десять крон моя каюта и мой стол - ваши! А я приткнусь к пассажирам и буду харчеваться с командой. Сгори моя душа, так и будет! Клянусь Твердыней! За десять-то золотых крон... - Он захлебнулся хохотом, и прочих слов не услышал никто. Когда Мэт вытащил один из двух своих кошелей, капитан еще хохотал, ловя ртом воздух и утирая слезы с глаз, но хохот вмиг оборвался, когда Мэт отсчитал себе на ладонь пять крон. Не веря представшему перед ним зрелищу, капитан усиленно пялил глаза. Обоих дюжих молодцев будто молотом по головам огрели. - Андорским весом, говорите? - осведомился Мэт. Без весов точно не определить, но Мэт прибавил к кучке еще семь блеснувших кругляшей. Две монеты андорские, остальные пять - для полновесия. Ладно, хватит этому хапуге. Чуть подумав, Мэт добавил еще две золотые тайренские кроны. - Это тем, кого выставите из каюты, за которую они заплатили. - Вряд ли кто из пассажиров увидит хотя бы медный грош, но иногда платят за то, чтобы выглядеть великодушным. - Вы ведь не собирались с ними поделиться? Конечно, нет. Но нужно же чем-то возместить людям неудобства, раз им придется плыть в тесноте. Да и вам, капитан, незачем есть с командой. Приглашаю вас на нашу с Томом трапезу, в вашей каюте. Так же неотрывно, как и все окружающие, на Мэта глядел Том. - Вы?.. -- Голос бородача сорвался на хриплый шепот. - Вы... случаем... не переодетый молодой лорд? - Никакой я не лорд, - засмеялся Мэт. Было над чем посмеяться и чему порадоваться. "Серая чайка" была уже в сумраке гавани, пристань превратилась в полоску света, недалеко впереди виднелся черный провал, где в створе ворот открывался выход в реку. Расстояние между судном и воротами быстро сокращалось - гребцы не переставая ворочали длинными веслами. Готовясь ставить паруса, матросы уже разворачивали длинные наклонные гики. И капитан, сжавший золото в горстях, уже не собирался никого выбрасывать за борт. - Вы не против, капитан, показать нам нашу каюту? То есть, я хотел сказать, вашу каюту. Уже поздно, и мне хотелось бы соснуть пару часиков. - В беседу громко вмешался желудок Мэта. - И поужинать бы неплохо! Едва судно окунуло нос в черноту ночи, бородач самолично провел нежданных пассажиров вниз по трапу, по короткому, узкому коридору, в который выходили расположенные близко друг к другу двери. Капитанская каюта занимала всю ширину кормы, кровать и вся мебель в ней, за исключением двух стульев и нескольких сундуков, были прикреплены к переборкам. Пока бородач забирал свои вещи и устраивал в каюте свалившуюся ему на голову странную парочку, Мэт многое узнал из его речей. Ну, для начала он уразумел тот факт, что никого из пассажиров выселять из занимаемых ими кают капитан не станет. Поступить так ему не позволит слишком большое уважение если не к самим пассажирам, то к деньгам, которые те заплатили. Скорей всего, капитан займет каюту первого помощника, тот отберет кровать у второго, и так далее, согласно рангу офицеров, и, в конце концов, палубному старшине придется отправиться на нос в кубрик и спать вместе с командой. Хоть Мэт и не думал, что эти сведения пригодятся, он слушал все, что говорил бородач. Всегда лучше знать не только, куда ты отправился, но и с кем имеешь дело, не то запросто разденут, разуют, и пошлепаешь в ливень домой бос и гол. Капитана звали Хуан Маллия - на тайренский лад, и, раз уж дельце с Мэтом и Томом решилось к его удовольствию, он не отказал себе в маленькой радости поговорить, причем с изрядной словоохотливостью. Благородством происхождения сам он похвастать не может, сказал бородач, но думать о себе как о дураке не позволит никому. Молодой человек, у которого при себе столько золота! В такие лета подобное богатство праведными трудами не наживешь. Можно подумать, что он вор, но ведь каждому известно - из Тар Валона ни одному вору не удавалось уйти с добычей. Молодой человек, который одет как фермерский мальчишка, но сразу внушает к себе уважение и держится как лорд, хотя и отрицает, что он лорд, - "клянусь Твердыней, я не буду говорить, что вы лорд, раз вы сказали, что вы не лорд". При этом Маллия подмигивал и причмокивал, подергивая за острый кончик своей бороды. Молодой человек, который везет бумагу с печатью Престол Амерлин, - и направляется он в Андор. Не секрет, что Королева Моргейз посещала Тар Валон, но причина ее визита остается в тайне. Нетрудно догадаться, вещал Маллия, что-то затевается промеж Кэймлином и Тар Валоном. А Мэт и Том - гонцы, как он думает, к Моргейз, что понятно по выговору Мэта. Он, Маллия, с удовольствием сделает все, чтобы помочь в таком великом деле, но никоим образом не намерен совать свой нос, куда не просят. Мэт удивленно переглядывался с Томом, который укладывал футляры с инструментами под стол у стены. В бортах были проделаны два маленьких оконца, и каюту освещала пара висящих на скобах ламп. - Чепуха, - промолвил Мэт. - Разумеется, - откликнулся Маллия. Он выпрямился с ворохом вытащенной из рундука в изножье кровати одежды и улыбнулся. - Конечно. - В стенном шкафу, видимо, хранились необходимые капитану карты реки. - Больше ничего не говорю. Но он все-таки порывался сунуть нос не в свое дело, хоть и старался скрыть стремление побольше вызнать. Пытаясь докопаться до истины, разговорчивый капитан перескакивал с темы на тему. Мэт слушал, а на вопросы отзывался неопределенным ворчанием, пожатием плеч или одним-двумя словами. Том отвечал и того меньше. Менестрель, снимая с плеч вьюки и рассовывая их по каюте, все качал головой. Маллия, хоть мечтал о море, всю жизнь провел на реке. О странах, граничащих с Тиром, он отзывался не иначе как с презрением; единственным исключением, страной, избежавшей подобного отношения, стал Андор. Но похвала, на которую бородач под конец расщедрился, была скупа и, вопреки его потугам, прозвучала завистливо: - В Андоре, я слыхал, хорошие лошади. Неплохие. Не такие хорошие, как тайренская порода, но вполне сносные. Сталь у вас добрую куют, и изделия из железа, бронзы и меди недурны - часто мне доводилось за них торговаться, хоть и даешь вам немалую цену... Но у вас-то ведь в Горах Тумана шахты есть. Да еще и золотые копи. А нам в Тире свое золото зарабатывать приходится. Наибольшее презрение у него заслужил Майен. - Его и страной-то назвать трудно, Муранди и то больше. А у этих... Один город да несколько лиг земли. Они сбивают цены на масло из наших замечательных тайренских оливок только потому, что их суда знают, где сыскать отмели, на которых гуляют косяки масличных рыб. И вообще, страной быть они права не имеют! Иллиан Маллия ненавидел до скрежета зубовного. - Придет день, и мы разграбим Иллиан, обдерем всех до нитки, все города по кирпичикам разнесем, а деревни по бревнышку раскатаем. Их вонючую землю засыплем солью! - Борода Маллии ощетинилась в ярости на мерзкий иллианский край. - У них даже оливки гнилые! Придет еще день, и мы самую распоследнюю иллианскую свинью в цепях уведем! Так говорит Благородный Лорд Самой. В голову Мэту пришла мысль, которая вроде бы никогда не озаряла собеседника. Что же Тир станет делать со всеми этими людьми, если тайренцы и впрямь осуществят свой план? Иллианцев нужно будет кормить, а в цепях они, несомненно, работать не станут. Весь этот замысел казался ему совершенно бессмысленным, но, когда Маллия расписывал радужное будущее, глаза тайренца сияли. Лишь дураки допускают, чтобы ими управлял один человек, будь он король или королева. - За исключением Королевы Моргейз, конечно, - вставил он поспешно. - Она великолепная женщина, как я слышал. И красивая, мне сказывали. Все те дураки кланяются одному дураку, другому. А вот Благородные Лорды управляют Тиром сообща, решая все совместно, так и должны делаться дела. Благородным Лордам известно, что правильно, и что хорошо, и что истинно. В особенности Благородному Лорду Само ну. Никто не собьется с верного пути, если он послушно исполняет указания Благородных Лордов. В особенности Благородного Лорда Самона. Но ненависть еще большая, чем к королям и королевам, чем даже к Иллиану, снедала капитана "Серой чайки". Маллия старался скрыть ее, но он так много говорил, пытаясь вызнать, что же известно его пассажирам, а собственный голос уносил его в такие дали и выси, что с языка слетало много больше, чем он хотел. Да-а, наверно, они, служа такой великой королеве, как Моргейз, много путешествовали. Должно быть, много стран повидали. Вот он мечтал о море, потому что тогда мог бы увидеть страны, о которых только слышал, узнал бы про майенские отмели с масличными рыбами, смог бы переторговать Морской Народ и вонючих иллианцев. И в море далеко