попытка изобразить покорность; но, надо сказать, ей это удалось. Правда, она заворчала, когда до нее дошло, что он имел в виду, говоря, будто айилки не нуждаются в телохранителях. Когда женщины, сложив руки, смиренно отвечали на его вопросы, у Мэта только еще сильнее разыгрались нервы. От вида обеих - да еще Авиенды, которая одобрительно кивала, слушая их! Он уже почти мечтал, чтобы они наконец отбыли. Однако Мэт - просто для спокойствия души, - не обращая внимания на недовольные гримасы, заставил девушек продемонстрировать свою маскировку тем парням из отряда, которых собирался отправить с ними. Ванин чуть не запрыгал от радости, получив возможность стать на сегодня телохранителем Илэйн, и вообще выглядел законченным идиотом. Этот толстяк не много выяснил в результате своих вчерашних наблюдений. Точно так же, как днем раньше, к Карридину приходило множество народу, в том числе и кое-кто из благородного сословия, что, естественно, не могло служить доказательством, что все они Приспешники Темного. Что бы там ни происходило, Карридин как-никак посланник Белоплащников; многие желающие торговать в Амадиции охотнее приходили со своими делами к нему, чем к официальному послу Амадиции. Ванин заметил двух женщин, тоже явно наблюдавших за дворцом Карридина, - ну и вид был у бывалого следопыта, когда у него на глазах Авиенда тоже вдруг превратилась в местную жительницу, - и старика, хотя тот оказался на диво проворен. Ванин не сумел толком разглядеть его, хотя он трижды попадал в поле его зрения. Как только Ванин и женщины ушли, Мэт отправил Тома с Джуилинон разузнать все, что можно, о Карридине и о том сутулом белоголовом старике, который интересовался Друзьями Темного. Если уж ловец воров не сумеет найти способ вывести Карридина на чистую воду, значит, такого способа просто не существует. Том же умел собирать слухи, сплетни и выцеживать из них истину. На их долю, как всегда, выпало самое легкое. Два дня Мэт исходил потом все на той же скамье, время от времени прогуливаясь по переулку мимо красильни, но единственное, что изменилось, это чай. Он раз от разу становился все хуже. Вино было настолько скверным, что Налесин перешел на эль. В первый день хозяин таверны предложил на обед рыбу, но, судя по запаху, ее поймали не меньше недели назад. На второй день он потчевал варевом из устриц; Мэт съел пять мисок, хотя на зубах скрипели песчинки и осколки ракушек. Бергитте отказалась и от того, и от другого. Мэт очень удивился, когда в первое же утро она подстерегла их с Налесином на площади Мол Хара. Солнце только-только поднялось над крышами, но люди и экипажи уже заполонили площадь. - Я все глаза проглядела, - засмеялась Бергитте. - Мне казалось, вы обязательно пойдете этим путем. Вы не против моего общества? - Иногда нам приходится ходить довольно быстро, - уклончиво ответил Мэт. Налесин искоса взглянул на него; еще бы, он ведь понятия не имел, с какой стати они прокрадывались на улицу через крошечную боковую дверцу около конюшни. Мэт, конечно, не думал, что Тайлин набросится на него прямо средь бела дня, и все же осторожность еще никому не вредила. - Твоему обществу мы всегда рады. Уф! Спасибо. Бергитте пожала плечами, пробормотала что-то, чего Мэт не расслышал, и тут же пристроилась к нему с другой стороны. Вот так просто начались их совместные походы. Любая другая женщина на ее месте - как он их себе представлял - добивалась бы ответа, за что ее благодарят, а потом всю дорогу объясняла, почему в благодарностях нет никакой необходимости, пока у него не возникло бы желания заткнуть уши. Или всю дорогу нудила, чтобы они не слишком о себе воображали, или давала понять, что рассчитывает на нечто более существенное, чем слова. Бергитте же просто пожала плечами, и в последующие два дня Мэт не раз вспоминал об этом, поражаясь снова и снова. По его понятиям, женщинами следовало восхищаться, улыбаться им, танцевать с ними, целовать их, если они позволяли, а в случае удачи и... Решать, на какую именно женщину начать атаку, было почти так же интересно, как и ухаживать, почти такие же чувства он испытывал, добившись успеха. Некоторые женщины были просто друзьями, конечно. Немногие. Эгвейн, например, хотя Мэт не знал, сохранилась ли их дружба после того, как она стала Амерлин. Найнив тоже из друзей - в некотором смысле, только бы она хоть на час забыла, что в давние времена не раз стегала его прутом по заднице, и поняла, что он уже не мальчик. Но женщина-друг - совсем не то же самое, что друг-мужчина; как можно забыть о том, что в ее голове все воспринимается и перемалывается иначе, что она смотрит на мир другими глазами? Бергитте наклонилась к Мэту, сидя рядом на скамье. - Будь начеку, - пробормотала она. - Вон та вдова ищет нового мужа; ножны ее брачного кинжала голубые. Кстати, дом, за которым мы следим, совсем в другой стороне. Мэт смущенно замигал и отвел взгляд от миленькой пухленькой женщины, которая на ходу игриво покачивала бедрами, а Бергитте в ответ на его глуповатую ухмылку разразилась смехом. Найнив на ее месте наверняка содрала бы с него шкуру своим языком, и даже Эгвейн отнеслась бы к этому "преступлению" с неодобрительным холодком. К концу второго дня сидения на проклятой скамье до Мэта дошло, что все это время его бедро тесно прижато к бедру Бергитте, и все же у него ни разу не возникло даже мысли поцеловать ее. Он был уверен, что она не хочет этого, хотя ей явно нравилось смотреть на мужчин, особенно уродливых, похожих на бродячих псов; и все же он почувствовал бы себя оскорбленным, если бы ему стало ясно, что она совсем не против его поцелуев. Ведь она - героиня из легенды, и он по-прежнему не мог отделаться от ощущения, что ей ничего не стоит одним прыжком взобраться на крышу этого дома и вытащить оттуда за уши парочку Отрекшихся. Нет, мысль о поцелуях казалась совершенно нелепой - ему скорее пришло бы в голову поцеловать Налесина. Мог бы он сказать, что любит этого тайренца? Вот именно. В той же степени это слово применимо и к Бергитте. Два дня бессмысленного сидения на этой скамье; иногда ленивая прогулка туда- сюда по переулку мимо красильни; совершенно безрезультатное изучение высокой стены из голого кирпича, окружающей сад позади дома. Может, Бергитте и сумела бы влезть на нее, но даже она запросто свернет себе шею, попытавшись проделать это в платье. Трижды Мэт под влиянием минуты принимал решение проследить за очередной вышедшей из дома особой, две из которых носили красные пояса Мудрых Женщин. Однако даже действия наобум не приманили его удачу. Одна из Мудрых Женщин завернула за угол, купила пучок репы и тотчас же вернулась в дом; другая купила на соседней улице пару больших рыбин с зеленоватыми полосками. Третья, высокая, смуглая, в опрятном сером шерстяном платье, возможно тайренка, пересекла два моста и зашла в большую лавку, где ее с улыбкой приветствовал тощий, согнувшийся дугой хозяин. Она выбрала множество лакированных подносов и ларцов и упаковала их в корзины с опилками, которые погрузили в фургон. Из того, что Мэту удалось услышать, он понял, что она надеялась выгодно продать их в Андоре. Мэт и сам ни с того ни с сего чуть было не раскошелился на ларец. Вот какое невероятное везение принесли ему действия наобум, на которые он возлагал такие надежды. Остальные тоже ничего не добились. Найнив, Илэйн и Авиенда каждый день совершали свое паломничество на улицы вокруг маленького дворца Карридина, но не заметили никого знакомого, отчего у них окончательно испортилось настроение. Они по-прежнему отказывались говорить, кого ищут; хотя это вряд ли имело значение, раз они никого не нашли. Сообщая все это Мэту, женщины улыбались во весь рот. Точнее, изображали улыбки. Авиенда, похоже, сгорала от стыда, потерпев вместе с Илэйн и Найнив полную неудачу. Однако его поразила одна сцена, связанная с ней. Когда он попытался надавить на них, добиваясь более толкового ответа, а Илэйн, задрав нос, огрызнулась, Авиенда что-то прошептала ей на ухо. - Прости меня, Мэт, - как будто даже искренне сказала Илэйн, покраснев так, что ее волосы по сравнению с лицом сделалось бледными. - Я смиренно прошу у тебя прощения за то, что так с тобой разговаривала. Хочешь, я... встану на колени. Неудивительно, что последние слова она произнесла запинаясь. - Ну, это лишнее, - ответил вконец обалдевший Мэт. - Я тебя прощаю. Ерунда все это И вот что больше всего поразило Мэта. Извиняясь перед ним, Илэйн неотрывно смотрела на Авиенду и даже ухом не повела, услышав его ответ, но испустила вздох огромного облегчения, когда Авиенда кивнула. Все-таки женщины ужасно странные. Том сообщил, что Карридин часто подавал нищим, а в остальном отзывы о нем в Эбу Дар вполне соответствовали ожиданиям и зависели от того, считал человек Белоплащников кровожадными чудовищами или истинными спасителями мира. Джуилин выяснил, что Карридин купил план Дворца Таразин. Может, у Белоплащников есть свои намерения относительно Эбу Дар, а может, Пейдрон Найол хочет построить дворец для себя и решил взять за образец Таразин. Если он еще жив - в городе распространились слухи о его смерти. Мнения разделились примерно пополам: одни говорили, что его убили Айз Седай, а другие утверждали, что это сделал Ранд, и все это лишь доказывало, в какой степени можно доверять слухам. Ни Джуилин, ни Том, несмотря на долгие блуждания по улицам, не выяснили ничего о седом старике с морщинистым лицом. Неудача с Карридином, неудача с этим проклятым домом, а что касается дворца... Мэту стало ясно, куда клонится дело, в первый же вечер, когда он в конце концов добрался до своих комнат. Олвер был там, он уже поел и теперь скорчился под канделябром с ярко горящими свечами в кресле со "Странствиями Джейина Далекоходившего" и вовсе не выглядел огорченным, что переехал из своей комнаты. Мадик оказался на высоте - золото не зря перекочевало в его карман. В комнате уединения теперь стояла кровать Олвера. Пусть-ка Тайлин попробует затеять что-нибудь, зная, что рядом ребенок! Королева, однако, тоже даром времени не теряла. Мэт, точно лиса, прокрался на кухню, стараясь не попасться никому на глаза в коридоре и на лестнице, но не смог раздобыть там никакой еды. О, воздух был насыщен ароматами стряпни, в огромных очагах поворачивались на вертелах большие куски мяса, в горшках на выложенных белыми изразцами плитах смачно булькало, а поварихи так и щелкали заслонками, задвигая в печь то одно, то другое. Улыбающиеся женщины в чистых белых передниках будто не замечали улыбок Мэта, но постоянно преграждали ему путь, едва он устремлялся туда, где мог заполучить хоть что-нибудь источающее эти сногсшибательные ароматы. Улыбаясь, они шлепали его по рукам, когда он тянулся к караваю хлеба или кусочку репы, политой медом. Улыбаясь, они говорили, что он не должен перебивать аппетит - ведь ему предстоит ужинать с королевой. Они все знали. Все до одной! Мэту стало так стыдно, что, покраснев как рак, он ушел к себе, горько сожалея о том, что в таверне отказался от вонючей рыбы на обед. И запер за собой дверь. Женщина, способная морить мужчину голодом, способна на что угодно. Мэт лежал на зеленом шелковом ковре, играя с Олвером в змей и лисичек, когда под дверь подсунули еще одну записку. Говорят, это очень занятно - отпустить голубя полетать, наблюдать, как он порхает, и знать, что рано или поздно голод пригонит птицу к руке. - Что это, Мэт? - спросил Олвер. - Ерунда. - Мэт скомкал записку. - Сыграем еще разок? - Ага. - Мальчишка готов играть в эту дурацкую игру целый день, дай ему волю. - Мэт, ты пробовал ветчину, которую они готовили вечером? Я не ел ничего вкуснее... - Бросай кости, Олвер, хватит болтать. Просто бросай проклятые кости, и все. На третий вечер, возвращаясь во дворец, Мэт купил по дороге хлеба, оливок и овечьего сыра. В кухне все по-прежнему неукоснительно выполняли полученные указания. Проклятые женщины громко смеялись у него за спиной, пронося мимо его носа деревянные блюда с духовитыми кусками мяса и рыбы и повторяя все те же глупости насчет того, что ему не следует перебивать этот проклятый аппетит. Мэт не уронил своего достоинства, не опустился до того, чтобы схватить кусок мяса и убежать. Вместо этого он изящно расшаркался, взмахнув воображаемым плащом: - Милостивые леди, я сражен вашей добротой и радушием. Его уход получился бы эффектнее, если бы одна из поварих не хихикнула у него за спиной: - Эй, парень... Королева скоро на славу попирует, получив наконец своего жареного утенка. Отличная шутка. Какая-то женщина так расхохоталась, что аж шлепнулась на пол. Проклятая шутка. Хлеб, оливки и соленый сыр оказались не так уж плохи, если запивать их водой из умывальника. В комнатах Мэта винный пунш был только в самый первый день. Олвер снова начал взахлеб делиться с ним впечатлениями о какой-то жареной рыбе с горчичным соусом и изюмом; Мэт прервал его, велев заняться чтением. В этот вечер никто не подсовывал под дверь записок, не пытался открыть замок. Мэт начал думать, что, может, все еще обойдется. На следующий день был Праздник Птиц. Мэт кое-что слышал о костюмах, в которых щеголяли во время этого праздника и мужчины, и женщины, и у него возникла смутная надежда, что Тайлин найдет себе нового утенка и станет за ним гоняться. Бывают же чудеса, в самом деле? Вдруг кто-нибудь выйдет из этого проклятого дома напротив "Розы Элбара" и вручит ему эту проклятую Чашу Ветров. Может, все еще наладится. Когда Мэт проснулся в Таразинском Дворце на третье утро, кости снова катились у него в голове.  * ТОМ III *  ГЛАВА 29. Праздник Птиц роснувшись и обнаружив, что проклятые кости по-прежнему тут как тут, Мэт попытался уснуть снова - вдруг они перестанут вертеться? - но добился лишь того, что настроение испортилось окончательно. Как будто у него и так забот мало. Он прогнал Нерима, оделся сам, доел оставшиеся с вечера хлеб и сыр и отправился взглянуть на Олвера. Мальчишка то метался по комнате, торопливо натягивая одежду, чтобы поскорее вырваться из дома, то замирал как истукан, с сапогом или рубашкой в руке, обрушивая на Мэта вопрос за вопросом, на которые тот отвечал почти машинально, думая о своем. Да, он знает, что к северу от города в Небесном Круге сегодня будут скачки, но они туда не пойдут. Да, возможно, они заглянут в зверинец. Да, Мэт купит ему маску с перьями. Если он, Олвер, когда-нибудь все- таки оденется. Тут мальчишка наконец зашевелился. Проклятые кости не выходили у Мэта из головы. Почему они снова ожили? Он ведь так и не сумел сообразить, почему они появились тогда! Одевшись, Олвер зашагал вслед за Мэтом в гостиную, продолжая бубнить свои вопросы, - Мэт слушал вполуха. Переступив порог гостиной, Мэт остановился как вкопанный, и мальчишка налетел на него сзади - Тайлин положила на стол книгу, которую Олвер читал прошлым вечером. - Ваше величество! - Взор Мэта метнулся к двери, которую он запер на ночь. Она была широко распахнута. - Вот это сюрприз... - Мэт вытащил Олвера из-за спины и поставил перед собой, точнее, между собой и насмешливо улыбавшейся женщиной. Ну, может, и не насмешливо, но ему так казалось. Во всяком случае Тайлин выглядела вполне довольной собой. - Мы с Олвером собираемся на прогулку. Посмотреть праздник. И бродячий зверинец. Он хочет, чтобы я купил ему маску с перьями. - Закрыв рот и перестав бормотать первое, что приходило на ум, Мэт начал продвигаться к двери, с мальчиком в качестве прикрытия. - Да, - промолвила Тайлин, поглядывая на Мэта сквозь полуопущенные ресницы. Она не сделала ни одного движения, чтобы помешать ему, но ее улыбка стала еще шире, будто она ждала, когда он сам угодит в ловушку. - Ему нужен спутник, незачем ему бегать с уличными мальчишками, к чему, как я слышала, он очень склонен. О парнишке много чего болтают. Риселле? В дверях тут же появилась женщина; при виде ее Мэт вздрогнул. Причудливая маска в обрамлении голубых и золотых перьев прикрывала лицо Риселле, но перья, из которых состоял остальной ее наряд, почти ничего не прикрывали. Мэт еще никогда не видел такой сногсшибательной груди. - Олвер, - сказала Риселле, опускаясь перед мальчиком на колени, - хочешь пойти на праздник со мной? - Она показала ему маску, напоминающую красно- зеленого ястреба, точно такого размера, какой требовался мальчику. Прежде чем Мэт успел открыть рот, Олвер вырвался и бросился к Риселле: - Да, конечно! Очень хочу! Спасибо! Олвер, эта неблагодарная маленькая дрянь, рассмеялся, а Риселле надела на него ястребиную маску и прижала мальчишку к груди. И они удалились рука об руку, оставив Мэта с открытым от изумления ртом. Однако он сразу пришел в себя, когда Тайлин сказала: - Тебе повезло, что я не ревнива, мой сладкий. - Она достала из-за серебряного с золотом пояса два длинных железных ключа, совершенно одинаковых, и помахала обоими: - Люди обычно держат ключи в особых ларчиках около двери. - Именно там Мэт и оставлял его. - Никому и в голову не придет, что может существовать второй такой же. - Один ключ отправился обратно за пояс; второй Тайлин вставила в замок, повернула с громким щелчком и присоединила к первому. - А теперь, ягненочек... - улыбнулась она. Это было уж чересчур. Она гонялась за ним, пыталась уморить голодом, а теперь заперлась с ним наедине, точно... точно неизвестно кто! Ягненочек! Проклятые кости продолжали прыгать у Мэта в голове. Кроме того, его ожидало важное дело, не терпящее отлагательства. Кости до сих пор как будто не указывали, что он найдет то, что ищет, но... Сделав два больших шага, Мэт оказался около Тайлин, схватил ее за руку и потянулся за пояс, к ключам. - Проклятье, у меня нет времени для... - У Мэта перехватило дыхание, когда кинжал уткнулся прямо ему под подбородок, заставив его вытянуться на цыпочках. - Убери руку, - холодно проговорила Тайлин. Мэт не мог наклонить голову, но все-таки ухитрился взглянуть вниз, на ее лицо. Теперь она не улыбалась. Он осторожно отпустил ее руку. Давление кинжала, однако, не ослабело. Тайлин покачала головой: - Тес, тес... Я делала скидку на то, что ты чужестранец, гусенок, но коли не хочешь играть по правилам... Руки! Пошевеливайся! - Острием ножа она указала Мэту направление. Он попятился на цыпочках, боясь, что Тайлин ненароком полоснет его по шее. - Что вы задумали? - выдавил из себя Мэт сквозь стиснутые зубы. Вытянутая шея придавала голосу напряженное звучание. И не только шея. - А? - Можно схватить ее за запястье; руки у Мэта свободны, и если действовать быстро... - Чего вы хотите? - Как он может действовать быстро, если нож приставлен к самому его горлу? Да, это вопрос. Интересно, что она задумала? Если хочет убить его, то он только облегчит ей задачу, толкнув ее под руку, нож ударит прямо ему в голову. - Отвечайте! - В голосе Мэта не чувствовалось паники. Он не паниковал. - Ваше величество? Тайлин? Ну, может, он все же слегка поддался панике, раз назвал ее по имени. В Эбу Дар можно любую женщину назвать утеночком, пышечкой или как угодно в этом роде, и она лишь засмеется в ответ, но обратиться к ней по имени до того, как она позволит, означало вызвать такой гнев, будто ее ущипнули на улице. Разрешение называть по имени не всегда давалось и после нескольких поцелуев. Тайлин не отвечала, и Мэт продолжал пятиться, пока не наткнулся спиной на что-то и не остановился. Кинжал не сдвинулся ни на волос, не позволяя повернуть голову, но взгляд Мэта, до этого прикованный к лицу Тайлин, метнулся в сторону. Они находились в спальне, и резной красный столбик кровати упирался Мэту между лопаток. Зачем она привела его сюда?.. Лицо Мэта побагровело, сделавшись такого же цвета, как этот столбик. Нет. Не собирается же она... Это неприлично! Это невозможно! - Это невозможно, - пробормотал Мэт, и его голос зазвучал почти придушенно; у него несомненно имелись для этого все основания. - Смотри и учись, мой котеночек, - сказала Тайлин, отводя брачный кинжал от его горла. Позже - значительно позже - Мэт раздраженно натянул простыню до груди. Шелковую простыню - Налесин оказался прав. Королева Алтары счастливо мурлыкала, сидя на краю постели, и, заведя руки за спину, застегивала пуговицы на платье. На Мэте были лишь медальон с лисьей головой на шнурке - хорошо хоть он остался - и черная косынка, повязанная вокруг шеи. Подумать только, эта проклятая женщина назвала Мэта подарком себе, а шарф - ленточкой к нему! Мэт перекатился на край кровати, взял с маленького столика отделанную серебром трубку и мешочек с табаком и прикурил с помощью золоченых щипцов и уголька, который достал из золоченой чаши с песком. После чего, сложив руки, принялся, нахмурясь, яростно выдыхать клубы дыма. - Тише-тише, утеночек, и не смотри так сердито. - Тайлин выдернула кинжал из столбика кровати, куда он был воткнут рядом с ее брачным ножом, проверила острие и только после этого вложила оружие в ножны. - В чем дело? Не станешь же ты отрицать, что и сам получил не меньше удовольствия, чем я? А что до меня... - Она очень довольно рассмеялась и спрятала в ножны брачный кинжал. - Если это одна из особенностей та'верена, ты, наверное, очень популярен. - Чушь какая-то. - Мэт вспыхнул и выдернул изо рта чубук, который до этого стискивал зубами. - Я позволил, чтобы на меня охотились! Изумление в ее глазах, несомненно, было отражением его собственного. Будь Тайлин служанкой из таверны, которая улыбалась всем направо и налево, Мэт, может, и приударил бы за ней - ну, если бы у этой служанки не было сына, который обожает протыкать дырки в людях, - но в таком случае охотился бы он Прежде ему даже в голову не приходило, что все может быть наоборот. Тайлин засмеялась, покачивая головой. - Ох, голубок... У меня совсем из головы вылетело. Ты сейчас в Эбу Дар. Я оставила в гостиной маленький подарочек для тебя. - Она похлопала его по прикрытой простыней ноге. - Поешь сегодня как следует. Тебе еще понадобятся силы. Мэт закрыл глаза рукой и изо всех сил попытался сдержать слезы. Когда он открыл глаза, Тайлин уже исчезла. Выбравшись из постели, Мэт завернулся в простыню; он почему-то испытывал неловкость, расхаживая нагишом. Кто знает? Эта проклятая женщина способна даже из шкафа выскочить. Его одежда валялась на полу. К чему возиться со шнурками, угрюмо подумал Мэт, если можно просто взять и срезать с человека одежду! Хорошо хоть, она не искромсала этак его красную куртку. Похоже, Тайлин испытывала особое удовольствие, очищая его ножом от одежды, точно луковицу от шелухи. Затаив дыхание, Мэт открыл высокий красный с позолотой шкаф. Куртки там не было. Выбор одежды у Мэта был небогат. Большинство его курток Нерим забрал почистить или заштопать. Быстро одеваясь, Мэт выбрал простую куртку из плотного шелка цвета темной бронзы и запихнул искромсанную в клочья одежду как можно дальше под кровать, чтобы Нерим не увидел. Или еще кто-нибудь. Слишком многие уже в курсе происходящего между ним и Тайлин; однако об этом пока не знал никто. В гостиной Мэт поднял крышку стоявшей за дверью лакированной шкатулки и со вздохом выронил ее из рук; конечно, он и не надеялся, что Тайлин положила туда ключ. Мэт прислонился к двери. К незапертой двери. О Свет, что же делать? Вернуться в гостиницу? Но почему тогда кости остановились, чтоб им сгореть? Мэт вполне допускал, что Тайлин способна подкупить госпожу Анан, Энид или хозяйку любой гостиницы, куда бы он ни сбежал. И он вполне допускал, что Найнив и Илэйн воспримут его уход как нарушение договора и заявят, что в таком случае им тоже ни к чему держать свои обещания. Ох уж эти женщины, сгори они все! На одном из столов лежало что-то аккуратно завернутое в зеленую бумагу. В свертке оказались черно-золотая орлиная маска и куртка, украшенная перьями тех же тонов. Еще Мэт обнаружил там красный кожаный кошелек с двадцатью золотыми кронами и пахнущей цветами запиской. Я хотела расплатиться с тобой серьгами, поросеночек, но заметила, что уши у тебя не проколоты. Купи себе сам что-нибудь приятное. Мэт снова еле сдержал слезы. Он всегда дарил женщинам подарки! Мир перевернулся вверх тормашками! Поросеночек? О Свет! Однако он все-таки взял маску. Тайлин должна ему гораздо больше, учитывая, что из всей его одежды уцелела лишь куртка. Когда Мэт наконец спустился в маленький затененный дворик, где они встречались каждое утро около крошечного круглого бассейна, в котором плавали листья лилий и мелькали серебристые рыбки, то обнаружил там Налесина и Бергитте, тоже принарядившихся к Празднику Птиц. Тайренец удовлетворился простой зеленой маской, а маску Бергитте, всю в желтых и красных перьях, венчал хохолок, золотистые волосы с прикрепленными к ним перьями свободно спадали на плечи, полупрозрачное платье с широким желтым поясом было густо усыпано желтыми и красными перьями. Бергитте не выглядела полностью обнаженной, как Риселле, и все-таки сквозь платье нет-нет да и проглядывало тело, особенно при движении. Мэту никогда даже в голову не приходило, что Бергитте, как всякая другая женщина, может носить платье. - Иногда даже забавно, если на тебя обращают внимание, - сказала она, ткнув Мэта кулаком под ребра, когда он выразил свое восхищение. Усмешка, предназначенная Налесину, намекала на его любимую забаву - щипать молоденьких служанок за мягкие места. - Танцовщицы с перьями, конечно, прикрыты поменьше, но вряд ли это платье стеснит мои движения. Да и с чего бы нам особо дергаться на этом берегу. - Кости оглушительно грохотали у Мэта в голове. - Что тебя задержало? - продолжала Бергитте. - Прежде ты не заставлял нас ждать. Наверно, веселился с хорошенькой девушкой? А? Мэт от всей души надеялся, что не покраснел. - Я... - Он никак не мог сообразить, что сказать в свое оправдание, но как раз в этот момент во двор ввалилось с полдюжины мужчин в украшенных перьями куртках, все с узкими мечами на бедрах, все, кроме одного, в вычурных масках с яркими хохолками и клювами, изображающих невиданных птиц. Исключение представлял Беслан, он вертел свою маску в руках, держа ее за тесемки. - Кровь и кровавый пепел, он-то что здесь делает? - Беслан? - Налесин сложил руки на эфесе меча и недоверчиво покачал головой. - Ну, сгори моя душа, он заявил, что собирается весь праздник провести с тобой. Якобы ты ему это пообещал, так он говорит. Я сказал ему, что он может смертельно заскучать, но он мне не поверил. - Вот уж ни за что не поверю, что с Мэтом соскучишься, - сказал сын Тайлин. Его поклон предназначался всем, но темные глаза задержались на Бергитте. - Мне никогда не было так весело, как в Ночь Свован. Мы тогда славно попьянствовали с Мэтом и Стражем леди Илэйн, хотя, по правде говоря, я мало что помню. Казалось, он не узнал в Бергитте Стража, о котором говорил. Странно, ведь она обычно заглядывалась на совсем других мужчин. Беслан хорош собой, может, даже чересчур, не того типа, который привлекал ее внимание. И Бергитте лишь слабо улыбнулась в ответ и даже поежилась под его испытующим взглядом В эту минуту, однако, Мэта не волновало, как она себя ведет. Очевидно, Беслан не подозревал, что произошло между ним и Тайлин, иначе его меч уже наверняка покинул бы ножны, но все-таки Мэту меньше всего на свете хотелось провести целый день в его обществе. Это было бы мучительно. В отличие от матери Беслан все же имел определенные понятия о приличиях. Только вот Беслан... Он вытянул из Мэта это проклятое обещание провести вместе все праздники и отнесся к нему на диво серьезно. Чем больше и горячее Мэт, вполне согласный с Налесином, убеждал Беслана, что ничего интересного их сегодня не ожидает, тем настойчивее держался сын Тайлин. Постепенно лицо его начало мрачнеть, и у Мэта мелькнула мысль, что, если продолжать в том же духе, Беслан вполне может пустить в ход меч. Ладно, обещание есть обещание. Кончилось тем, что, когда он вместе с Налесином и Бергитте покидал дворец, полдюжины этих идиотов в перьях с важным видом шествовали следом. Мэту почему-то казалось, что этого не произошло бы, оденься Бергитте как обычно. Все они, глупо улыбаясь, так и пожирали ее взглядами. - С чего это ты так завертелась, когда он принялся на тебя пялиться? - пробормотал Мэт, плотнее затягивая тесемки своей орлиной маски, когда они уже пересекали площадь Мол Хара. - Я не вертелась, я просто... слегка подвинулась. - Ответ Бергитте настолько вопиюще не соответствовал действительности, что в любом другом случае Мэт просто расхохотался бы. Внезапно она снова усмехнулась и понизила голос, чтобы ее мог слышать только Мэт: - И впрямь забавно, когда на тебя обращают внимание. На мой вкус, все эти молодые люди слишком... хороши, но это вовсе не означает, что мне не доставляет удовольствия, когда они смотрят на меня. Ой, смотри, какая хорошенькая! - добавила Бергитте, кивнув на пробегавшую мимо стройную женщину в голубой маске совы, наряд которой состоял из куда меньшего количества перьев, чем у Риселле. Это была еще одна из особенностей Бергитте - она могла ткнуть Мэта локтем под ребро, чтобы обратить его внимание на симпатичную девушку, на которую, по ее мнению, ему будет приятно взглянуть, с такой же готовностью, как любой мужчина. При этом она рассчитывала, что он, в свою очередь, при случае обратит ее внимание на то, на что ей больше всего нравилось смотреть, - на самого безобразного мужчину, который оказывался поблизости. Не имело значения, что сегодня ей вздумалось вырядиться так, чтобы выглядеть полуголой... Нет, голой всего на четверть, точнее говоря... Все равно она... ну... друг. Занятная штука мир, как выясняется. Женщина, которую он воспринимал просто как хорошего собутыльника. И другая, преследовавшая его с тем же упорством, с каким он сам обычно волочился за приглянувшейся ему красоткой. Даже с большим, если уж на то пошло, - он никогда не преследовал ту, которая давала понять, что не хочет этого. Очень странный мир. Солнце прошло только половину пути к зениту, а улицы, площади и мосты уже были запружены празднующими. На всех перекрестках давали представления акробаты, жонглеры и музыканты в расшитой перьями одежде, смех и крики подчас заглушали музыку. Люди победнее довольствовались тем, что привязывали к волосам голубиные перья, которые подбирали с мостовой шнырявшие в толпе нищие и уличные мальчишки, но чем тяжелее кошельки, тем наряднее оказывались маски и костюмы. Наряднее и зачастую непристойнее. И мужчины, и женщины сплошь и рядом были прикрыты только перьями и казались более обнаженными, чем Риселле или та женщина, что повстречалась на площади Мол Хара. Сегодня на улицах и вдоль каналов было мало торговцев, хотя множество лавок распахнули двери, особенно рядом с гостиницами и тавернами. Но тут и там в толпе встречались повозки, по каналам медленно скользили баржи, передвигаемые с помощью шестов. И на тех, и на других высились платформы, где расположились парни и девушки в ярких птичьих масках, целиком скрывающих лица, с раскидистыми, иногда очень высокими хохолками. Они прыгали, вертелись и махали руками с привязанными к ним разноцветными крыльями; стремительные движения мешали разглядеть детали костюмов. Хотя это, в общем, не имело значения, учитывая, что представляли собой костюмы. По словам Беслана, эти спектакли, как их называли, происходили в залах гильдий или частных дворцах и особняках, а не на улицах. Обычно почти весь праздник отмечали по домам. И дело было не в снеге, он не выпадал в Эбу Дар, даже когда погода не была такой ненормально жаркой, - Беслан обронил как-то, что ему хотелось бы разок в жизни увидеть снег. По-видимому, даже бесснежная зима бывала достаточно холодной, чтобы отбить у практически голых людей охоту шататься по улицам. Сейчас, когда зимой даже не пахло, никому не хотелось сидеть дома. Подожди, пока наступит ночь, сказал Беслан; вот тогда и в самом деле увидишь кое-что интересное. До захода солнца это было запрещено Поглядывая на пробиравшуюся сквозь толпу высокую стройную женщину в маске, плаще из перьев и всего с шестью или семью перьями на теле, Мэт задавался вопросом, какие еще запреты осталось нарушить гулякам. Он чуть не прикрикнул на нее, чтобы она прикрылась плащом. Очень мила, но нельзя же, о Свет, появляться в таком виде на улице. За повозками, на которых происходили спектакли, увязывались люди, они кричали и смеялись, бросая выступающим деньги, а иногда сложенные записки; все это создавало давку на улицах. Завидев очередную платформу, Мэт старался опередить ее, в надежде, что она свернет на поперечную улицу, или дожидался, пока спектакль минует перекресток или мост. Пока они ждали, Бергитте и Налесин швыряли монеты чумазым мальчишкам и еще более грязным нищим. Точнее, швырял Налесин; Бергитте сосредоточила свое внимание на детях и всовывала монеты в их грязные ладошки, точно подарок. Во время одной из таких остановок Беслан неожиданно положил ладонь на руку Налесина и возвысил голос, стараясь перекричать шум толпы и какофонию музыки, несшейся по крайней мере из шести разных мест: - Прости меня, тайренец, но не ему. Оборванный нищий, настороженно озираясь, попятился в толпу; со впалыми щеками, костлявый, он растерял даже те жалкие перья, которые сумел найти и воткнуть себе в волосы. - Почему? - с недоумением спросил Налесин. - У него на мизинце нет медного кольца, - ответил Беслан. - Он не состоит в гильдии. - О Свет, - воскликнул Мэт, - в этом городе человеку нельзя даже милостыню просить без разрешения гильдии? Может, дело было в его возмущенном тоне? В грязном кулаке нищего мгновенно возник нож, и он бросился на Мэта, целясь ему в горло. Мэт, не раздумывая, схватил нищего за руку и, резко развернувшись, отшвырнул его в толпу. Кто-то выругался в адрес Мэта, кто-то в адрес растянувшегося на мостовой нищего. Кто-то швырнул ему монету. Краешком глаза Мэт заметил второго тощего оборванца, который, отталкивая Бергитте, тоже подбирался к нему с длинным ножом. Но он глупейшим образом недооценил эту женщину, - очевидно, его ввел в заблуждение ее наряд. Она вытащила откуда-то из-под перьев непонятно где спрятанный нож и вонзила его под мышку оборванцу. - Берегись! - крикнул ей Мэт, выхватил из рукава нож и метнул его. Нож просвистел мимо лица Бергитте и застрял в глотке еще одного нищего, который едва не всадил ей клинок между ребер. Внезапно их со всех сторон окружили нищие с ножами и утыканными шипами дубинками; раздались крики и вопли - люди в масках пытались вырваться из круга дерущихся. Налесин полоснул кого-то по лицу так, что тот завертелся на месте. Беслан заехал другому в живот, а его разряженные друзья яростно сражались с остальными. Больше Мэт ничего толком не успел разглядеть; он обнаружил, что стоит спина к спине с Бергитте, лицом к противникам. Он чувствовал ее движения, слышал ее проклятья, но почти не осознавал всего этого. Мэт знал, что Бергитте сумеет позаботиться о себе, тогда как сам, глядя на двоих оказавшихся перед ним мужчин, сомневался, что это удастся ему. У одного из нападавших, громадного детины с беззубой ухмылкой, была только одна рука и морщинистая впадина на месте левого глаза, но в кулаке он сжимал дубинку длиной не меньше двух футов, окованную железными скобами и утыканную похожими на стальные колючки шипами. Его маленький приятель с хитрой физиономией сохранил оба глаза и несколько зубов. Несмотря на впалые щеки и руки, состоящие, казалось, из одних костей и жил, он двигался точно змея, непрерывно облизывая губы и перекидывая из руки в руку ржавый кинжал. Нож Мэта был покороче, но все же достаточно длинен, чтобы нанести смертельный удар. Мэт взмахивал им в сторону то одного, то другого, и так они, пританцовывая, кружились, выжидая, кто ударит первым. - Старому Другу это не понравится, Спар,- проворчал тот, что покрупнее, и второй, с хитрой физиономией, рванулся вперед, по-прежнему перебрасывая из руки в руку ржавое лезвие. Нападавший никак не ожидал, что в левой руке Мэта неожиданно появится еще один нож и полоснет его по запястью. Кинжал зазвенел по каменной мостовой, но хитролицый все равно бросился на Мэта. Когда другой нож вошел ему в грудь, он пронзительно взвизгнул, широко распахнув глаза и судорожно обхватив Мэта руками. Ухмылка громилы сделалась еще шире, он шагнул вперед, занеся дубину. Ухмылка исчезла, когда двое нищих с рычанием навалились на него и принялись дубасить. Удивленно взирая на происходящее, Мэт отпихнул от себя труп хитролицего. На протяжении пятидесяти шагов улица опустела, если не считать участников схватки. Повсюду на мостовой сражались друг с другом нищие, причем, как правило, двое, трое, а иногда и четверо били одного, действуя дубинками и камнями. Беслан, с окровавленным лицом, ухмыляясь, схватил Мэта за руку: - Пора удирать, пусть Братство Нищих само заканчивает выяснение отношений. Нет никакой чести в драке с нищими, кроме того, гильдия обычно не оставляет в живых тех, кто к ней примазывается. Держись за мной. Налесин хмуро посмотрел на Беслана - тайренец тоже явно не считал для себя честью драться с нищими, - а потом перевел взгляд на его друзей. Костюмы у некоторых пострадали, а один потерял маску, и на его лбу был небольшой порез. Однако даже он ухмылялся. Бергитте, насколько мог судить Мэт, не получила ни царапинки, а платье на ней выглядело почти так же, как во дворце. Ее нож исчез; казалось невероятным, что его можно спрятать под перьями, и все же именно так и произошло. Мэт ничего не имел против того, чтобы убраться подальше, но все же проворчал: - Нищие всегда так бросаются на людей в этом... городе? Беслану могло не понравиться, если бы Мэт назвал его город проклятым, как вертелось на языке. Тот в ответ засмеялся: - Ты - та'верен, Мэт. Вокруг та'верена всегда что-то происходит. Мэт заскрежетал зубами, постаравшись изобразить на лице улыбку. Будь проклят этот дурак, будь проклят этот город, будь проклято его дурацкое та'веренство! Может, лучше бы нищий добрался до его глотки. Тогда не пришлось бы возвращаться во дворец, где Тайлин снимет с него шкурку, точно со спелой груши. Ха! Неплохая идея. Глядишь, скоро она и вправду начнет называть его своей маленькой грушей. Будь все оно проклято! На улице между красильней и "Розой Элбара" тоже шлялись гуляки, хотя на них было чуть побольше одежды, чем на тех, которые встречались в центре города. По- видимому, нужно иметь кучу денег, чтобы позволить себе расхаживать почти нагишом. Хотя акробаты, выступавшие на углу около купеческого особняка, были близки к этому - босые мужчины, голые по пояс, в тесных ярких разноцветных штанах, женщины в еще более плотно облегающих штанах и почти прозрачных блузах. У всех в волосах торчали перья, как и у весело подпрыгивающих музыкантов, игравших перед маленьким особняком. Там были женщина с флейтой, еще одна с изогнутой черной трубой, такой длинной, что конец ее опускался чуть не до колен музыкантши, и барабанщик, изо всех сил колотивший своими палочками. Дом, за которым Мэт и остальные собирались наблюдать, выглядел так, будто там все вымерли. Сегодня чай в "Розе" оказался, как обычно, хуже некуда. И все-таки он был гораздо лучше вина. Налесин налег на кислое местное пиво. Бергитте поблагодарила Мэта неизвестно за что, в ответ он лишь молча пожал плечами; оба усмехнулись, глядя друг на друга поверх чашек. Солнце поднималось все выше. Беслан сидел, качая пятку одного сапога носком другого, а потом наоборот, но его друзья начали проявлять нетерпение, которое не погасили даже постоянные напоминания о том, что Мэт - та'верен. Драку с нищими трудно отнести на счет обычных завихрений вокруг та'верена. Улица была слишком узка, чтобы по ней могла проехать платформа со спектаклем, среди снующих мимо женщин попадалось не так уж много красавиц, и даже лицезрение Бергитте, казалось, наскучило приятелям Беслана, когда стало ясно, что она не склонна проявить интерес к кому-нибудь из них. Наконец они, громко выражая сожаления по поводу того, что Беслан не желает присоединиться к ним, поспешно распрощались и ушли на поиски чего-нибудь повеселее. Налесин в очередной раз пошел прогуляться по переулку мимо красильни, а Бергитте исчезла в сумрачных глубинах "Розы", чтобы поискать выпить, как она выразилась, чего-нибудь поприличнее. - Никогда не думал, что Стражи могут одеваться так, как она, - сказал Беслан, снова поменяв ноги. Мэт удивленно посмотрел на Беслана. Острый у него глаз. Она ведь ни разу не сняла маску. Но самое главное, что ему неизвестно о... - Надеюсь, ты не разочаруешь мою мать, Мэт. Мэт от неожиданности захлебнулся, обрызгав случайных прохожих. Кое-кто из них сердито посмотрел на него, а стройная женщина с очень милой, хотя и небольшой грудью одарила его улыбкой из-под изображающей крапивника голубой маски. Заметив, что он оставил ее улыбку без внимания, она топнула ногой и гордо удалилась. К счастью, никто из прохожих не рассердился настолько, чтобы перейти от взглядов к действиям. А может, к несчастью. Сейчас Мэт не обратил бы внимания, даже если бы шесть или восемь человек угрожающе подступили к нему. - Что ты имеешь в виду? - хрипло спросил Мэт. Беслан повернул голову и посмотрел на него широко раскрытыми от удивления глазами. - Как что? То, что ты ей нравишься, конечно. С чего это ты так покраснел? Сердишься? Почему?.. - Он вдруг хлопнул себя ладонью по лбу и расхохотался: - Ты думаешь, я стану сердиться! Прости, Мэт, я забыл, что ты чужестранец. Мэт, она - моя мать, а не жена. Отец умер десять лет назад, к тому же она всегда говорила, что из-за своих бесконечных дел он уделял ей не слишком много внимания. Если хочешь знать, я даже рад, что она выбрала именно тебя. Ты мне нравишься... Куда ты? Мэт не осознавал, что поднялся, пока Беслан не задал этого вопроса. - Я просто... Пойду немного проветрюсь, а то в голове туман. - Но ты ведь пьешь чай, Мэт. Увернувшись от зеленого паланкина, Мэт краешком глаза заметил, что дверь того дома распахнулась и оттуда выскользнула женщина в плаще с голубыми перьями, накинутом поверх платья. Не раздумывая - в голове у него все слишком перепуталось, чтобы хорошо соображать, - Мэт кинулся за ней. Беслан все знал! Он одобрял! Его собственная мать - и он, Мэт... - Мэт? - крикнул вслед ему вынырнувший из переулка Налесин. - Куда ты? - Если я не вернусь к утру, - отрывисто бросил Мэт через плечо, - скажи им, пусть ищут это сами! Он торопился за женщиной, ошеломленный, не слыша криков Налесина и Беслана. Этот парень все знал! Они все ненормальные здесь, в Эбу Дар! Сейчас он даже не обращал внимания на то, что кости продолжают вертеться у него в голове. Из окна комнаты, в которой проходили собрания, Реанне провожала взглядом Солайн, устремившуюся по переулку к реке. Какой-то парень в куртке бронзового цвета кинулся за ней, но это Реанне не волновало. Попробует пристать к ней - и очень быстро убедится, что Солайн не интересуется мужчинами и не слишком терпелива с ними. Реанне не смогла бы объяснить, почему сомнение охватило ее настолько сильно именно сегодня. Вот уже несколько дней оно возникало по утрам и исчезало с заходом солнца, и все это время она боролась с ним - придерживаясь строгих правил, которые они не осмеливались называть законами, этот приказ был отдан еще шесть ночей назад, когда луна достигла половины, - но сегодня... Она больше не могла оттягивать решение, дожидаясь подходящего момента, и слова приказа, казалось, слетели с ее уст сами собой. Никаких признаков двух этих молодых дурочек, назвавшихся Илэйн и Найнив, в городе не замечено; с какой стати ей опасаться, что они все еще здесь? Вздохнув, Реанне повернулась к остальным, которые стояли, дожидаясь, пока она опустится в кресло. Так и следует - все должно быть как всегда. И секреты свои нужно хранить, как они всегда это делали. Но... У нее не бывало Предсказаний или чего-то в этом роде, и все же не исключено, что столь отчетливо возникшее побуждение возникло не случайно. Двенадцать женщин выжидающе смотрели на нее. - Я считаю, что всех, кто не носит пояс, в самое ближайшее время нужно отправить на ферму. Ваше мнение? Дискуссия не затянулась. Конечно, все они были Старшими, а она главенствовала среди них. По крайней мере в этом им не возбранялось вести себя как Айз Седай. ГЛАВА 30. Кому подают первую чашку - Не понимаю я этого, - возразила Илэйн. Ей не предложили кресла; более того, когда она попыталась сесть сама, ей вежливо указали, что лучше остаться на ногах. Пять пар глаз смотрели на нее с пяти застывших, суровых женских лиц. - Вы ведете себя так, будто мы совершили что-то ужасное. А ведь на самом деле мы только нашли Чашу Ветров! По крайней мере, Илэйн надеялась, что они близки к этому. Налесин, прибежав обратно, бормотал что-то невразумительное. Якобы Мэт убежал, крича, что он нашел это. А может, и не совсем так, допускал Налесин; чем дольше он повторял свой рассказ, как все было и что прокричал Мэт, тем больше склонялся от полной уверенности к сомнению. Бергитте осталась наблюдать за домом Реанне; судя по ее виду, она потела и скучала. Как бы то ни было, неясность, конечно, оставалась. Например, Илэйн очень волновало, каких успехов добилась Найнив. Она надеялась, что больших, чем сама Илэйн. И конечно, она никак не рассчитывала, рассказывая о том, что считала успехом, на такую реакцию. - Вы подвергли опасности разоблачения тайну, которую свято хранит каждая женщина, носящая шаль, на протяжении вот уже двух тысяч лет. - Мерилилль сидела, жестко выпрямив спину, поджав губы и явно с трудом сохраняя спокойствие. - Вы, наверно, с ума сошли! Такое поведение можно оправдать только безумием! - Какую тайну? - требовательно спросила Илэйн. Вандене, сидевшая рядом с Мерилилль вместе со своей сестрой, раздраженно поправила светло-зеленую шелковую юбку и сказала: - Прошло достаточно много времени с тех пор, как ты стала полноправной сестрой, дитя. Я думала, ты хоть чуть-чуть поумнее. Аделис, в темно-сером шерстяном платье с красивой коричневой отделкой, согласно закивала - ее лицо точно зеркало отражало осуждающее лицо Вандене. - Нельзя винить ребенка в разглашении тайны, которая ему неизвестна, - сказала Кареане Франси, сидевшая слева от Илэйн и с трудом втиснувшая свое грузное тело в кресло с зелеными с позолотой ручками. Кареане вряд ли можно назвать толстой, хотя она близка к этому; скорее мощной - плечи у нее широкие, а руки сильные, как у мужчины. - Закон Башни не признает никаких оправданий, - авторитетным тоном заявила Сарейта; ее глаза, брови над которыми обычно были пытливо подняты, сейчас смотрели неумолимо. - Стоит хоть раз принять какие бы то ни было оправдания, и это неизбежно приведет к постепенному признанию приемлемыми все менее и менее значительных оправданий. В конце концов от закона ничего не останется. Ее кресло с высокой спинкой стояло справа от Илэйн. Сейчас только на плечи Сарейты была накинута шаль, и все же гостиная Мерилилль напоминала зал суда, хотя, конечно, никто не произносил подобных слов. Пока, во всяком случае. Мерилилль, Аделис и Вандене сидели напротив Илэйн, точно судьи, Сарейта занимала место обвинителя, а Кареане - место защиты. Однако Зеленая доманийка - предполагаемый защитник - лишь многозначительно закивала, когда Коричневая тайренка, которая должна была быть обвинителем, продолжила: - Она собственными устами признала свою вину. Я советую посадить это неразумное дитя под замок, пока мы находимся во дворце, и загрузить ее полезной работой потяжелее, чтобы занять голову и руки. Также я советую время от времени устраивать ей хорошую трепку, чтобы она как следует запомнила, что нельзя действовать за спиной у сестер. И то же самое относится к Найнив, как только ее найдут. Илэйн с трудом сглотнула. Под замок? Пожалуй, им даже не нужно произносить такие слова - судебное разбирательство - для того, чтобы происходящее выглядело именно так. Одна Сарейта еще не имела безвозрастного лица, возраст же всех остальных сам по себе действовал на Илэйн угнетающе. Безвозрастные лица Аделис и Вандене по контрасту с совершенно седыми волосами лишь подчеркивали, сколько им лет. У Мерилилль волосы были черные и блестящие, и все же Илэйн не удивилась бы, узнав, что та носит шаль дольше, чем живут многие обычные женщины,-не Айз Седай. То же относилось и к Кареане. Никто из них не сравнится с Илэйн в Силе, но... их опыт Айз Седай, их знания... Весь их... авторитет. Все это тяжело давило на Илэйн, напоминая о ее восемнадцати годах, о том, что всего год назад она носила белое платье послушницы. Кареане даже не попыталась возражать Сарейте. Наверно, Илэйн лучше по- прежнему полагаться только на себя. - Как я понимаю, тайна, о которой вы говорите, имеет отношение к Кругу, но... - Пусть Родня тебя не беспокоит, дитя мое, - резко прервала девушку Мерилилль. Глубоко вздохнув, она пригладила серебристосерую юбку с золотыми вставками. - По-моему, пора огласить приговор, - холодно закончила она. - Согласна, - сказала Аделис. Неодобрительно и хмуро глядя на Илэйн, она покачала головой. Ваыдене лишь махнула рукой: - Согласна. Мое мнение совпадает с мнением обвинения. Кареане с легким сочувствием взглянула на Илэйн, с очень легким. Мерилилль открыла рот... И в этот момент робкий стук в дверь прозвучал очень громко, взорвав напряженную тишину. - Что такое, Света ради? - сердито пробормотала Мерилилль. - Я распорядилась, чтобы Пол никого не допускала сюда. Кареане? Отнюдь не самая молодая, но самая слабая в Силе Кареане тут же поднялась и поплыла к двери. Несмотря на свою грузность, она всегда двигалась, точно лебедь. Это оказалась сама Пол, служанка Мерилилль, которая тут же принялась приседать в реверансах направо и налево. Эта худая седовласая женщина обычно держалась с достоинством, которое могло соперничать с достоинством ее хозяйки, но сейчас она выглядела обеспокоенной, так как ей пришлось ослушаться указаний Мерилилль. Илэйн обрадовалась ей так, как не радовалась никому, кроме... кроме Мэта Коутона, когда он появился в Тирской Твердыне. Кошмар! Если бы Авиенда не заверила Илэйн, что та уже вот-вот выплатит свой тох, то могла стать свидетельницей того, как Илэйн, не выдержав, попросит Мэта поколотить ее, положив тем самым конец страданиям. - Королева сама принесла это, - взволнованно сообщила Пол, протягивая письмо, запечатанное большой красной восковой печатью. - Она сказала, что если я не отдам его Илэйн прямо сейчас, то она сделает это сама. И еще она сказала, что здесь сказано о матери этой девочки. Илэйн чуть зубами не заскрежетала от злости. Все служанки сестер очень быстро переняли от своих хозяек вполне определенную манеру, в которой те говорили о Найнив и Илэйн. Илэйн сердито выхватила у Пол письмо, не дожидаясь позволения Мерилилль - еще неизвестно, разрешила ли бы та, - и сломала печать большим пальцем. "Миледи Илэйн, я приветствую Дочь-Наследницу Андора и рад сообщить ей приятную весть. Мне только что стало известно, что ваша мать, королева Моргейз, жива и в настоящий момент является гостьей Пейдрона Найола в Амадоре. Она страстно желает воссоединиться со своей дочерью и с триумфом вернуться вместе с нею в Андор. Чтобы вы могли в полной безопасности и как можно быстрее встретиться со своей матерью, я готов предоставить вам надежный эскорт на случай нападения разбойников, которыми сейчас наводнена Алтара. Простите за безыскусные, нацарапанные в спешке слова, но мне очень хотелось как можно быстрее сообщить вам эту чудесную весть. Готов всячески содействовать вашему скорейшему воссоединению с матерью. Запечатано в Свете, Джайхим Карридин" Илэйн скомкала бумагу в кулаке. Как он посмел? Боль от мысли о смерти матери, о том, что неизвестно даже, где ее тело, чтобы достойно предать его земле, только-только начала стихать, а Карридин посмел так насмехаться над ней? Обняв Истинный Источник, она отшвырнула прочь эту лживую бумажонку и направила Силу; вспыхнул огонь, такой жаркий, что на голубые с золотом плитки пола посыпался лишь пепел. Вот тебе, Джайхим Карридин! И вот вам, все эти... женщины! Тысячелетняя гордость андорских королев запылала в ее крови. Мерилилль вскочила: - Тебе никто не позволял направлять! За это ты будешь отрезана от... - Оставь нас, Пол, - сказала Илэйн. - Сейчас же. Служанка изумленно воззрилась на нее, но Моргейз недаром учила дочь властному тону, тону правящей королевы. Пол неуклюже присела в реверансе и направилась к двери, даже не осознавая, что делает. В какой-то момент она как будто заколебалась, но тут же торопливо выскользнула за дверь и закрыла ее за собой. Свидетелями того, что произойдет дальше, должны стать только Айз Седай. - Что на тебя нашло, дитя? - Ярость, полыхавшая в голосе Мерилилль, погасила остатки с таким трудом обретенного ею спокойствия. Сейчас же отпусти Источник, или, клянусь, я сниму туфлю и всыплю тебе! - Я - Айз Седай. - Слова падали точно льдинки, как и хотела Илэйн. Карридин лжет, а тут еще эти женщины. Мерилилль угрожала туфлей. Кому? Ей? Пора им понять, что она сестра по праву. Она и Найнив нашли Чашу! Ну, почти нашли; главное, что еще немного - и чаша окажется у них в руках. - Вы собираетесь наказать меня за то, что подвергается опасности разглашения тайна, известная только сестрам, но когда я получила шаль, никто не потрудился открыть эту тайну мне. Вы считаете, что меня можно наказывать, как послушницу или Принятую, но я - Айз Седай. Я получила шаль из рук Эгвейн ал'Вир, Амерлин, которой, по вашему утверждению, вы служите. Если вы отрицаете, что мы с Найнив - Айз Седай, значит, вы отрекаетесь от Амерлин, которая послала нас найти Чашу Ветров, что мы и сделали. Я этого не потерплю! Я призову тебя к ответу, Мерилилль Синдевин. Подчинитесь воле Престола Амерлин, или я добьюсь суда над вами как над изменницами! Мерилилль, открыв рот, изумленно вытаращила глаза, но она выглядела просто безмятежной по сравнению с Кареане и Сарейтой; те, казалось, не верили своим ушам, того и гляди их хватит удар. Одна Вандене, похоже, не слишком удивилась - лишь чуть шире обычного распахнула глаза, задумчиво постукивая пальцем по губам. Аделис подалась вперед, внимательно вглядываясь в лицо Илэйн, будто видела ее впервые. Илэйн направила Силу, и одно из высоких кресел с подлокотниками подплыло к ней. Она села, расправив юбку. - Ты тоже можешь сесть, Мерилилль, - сказала Илэйн все тем же властным тоном; повидимому, не существовало иного способа заставить их прислушаться к ней, но она очень удивилась, когда Мерилилль и впрямь медленно опустилась в кресло, по-прежнему изумленно глядя на нее широко распахнутыми глазами. Илэйн ухитрилась сохранить спокойное, даже холодное выражение лица, но в душе у нее плескался гнев. Нет, просто кипел. Тайны. Ей всегда казалось, что у Айз Седай слишком много тайн, даже друг от друга. По правде говоря, секреты имелись и у нее, но только по необходимости и не от тех, от кого не следовало иметь секреты. И эти женщины собирались наказать ее! - Полномочия даны тебе Советом Башни, Мерилилль, а нам с Найнив - Престолом Амерлин. Наша власть выше. Начиная с этого момента ты будешь выполнять наши распоряжения, мои и Найнив. Мы, конечно, будем прислушиваться к твоим советам. Теперь глаза у Мерилилль стали как блюдца. - Невозможно, - запинаясь, выдавила из себя Серая сестра. - Ты... - Мерилилль! - резко прервала ее Илэйн, наклонившись вперед. - Ты отрицаешь власть нашей Амерлин? Ты осмеливаешься делать это? - Губы Мерилилль беззвучно задвигались, она облизнула их и судорожно покачала головой. Илэйн ощутила трепет торжества; конечно, она вовсе не собиралась командовать Мерилилль, но ее следовало проучить. Кроме того, и Том, и мать не раз говорили, что, когда хочешь что-нибудь получить, нужно просить вдесятеро. И все же гнев по-прежнему клокотал в ней. Илэйн с трудом подавила желание снять туфлю со своей ноги и проверить, насколько далеко ей позволят зайти. Жаль только, что это все погубит. Они сразу вспомнят, сколько ей лет и как недавно она сняла платье послушницы; очень может быть, они снова отнесутся к ней как к глупому ребенку. Эта мысль опять разожгла гнев Илэйн, но она сдержалась. - Мерилилль, обдумай, что еще мне как Айз Седай следует знать, а Аделис и Вандене пока расскажут мне о тайне, которую я чуть было не раскрыла. И еще меня интересует, что Башне известно о Круге, об этой Родне, как вы их называете. Бедняжка Реанне! Все ее надежды остаться незамеченной Айз Седай оказались напрасными. - По своим способностям они близки к сестрам, так мне кажется, - ответила Вандене, тщательно выбирая слова. Сейчас она разглядывала Илэйн так же пристально, как и ее сестра. Хотя Вандене и была Зеленой, манерами она мало отличалась от Аделис. Кареане и Сарейта ошеломленно переводили недоверчивые взгляды с покрасневшей Мерилилль на Илэйн и обратно. - Во все времена бывали женщины, которые не проходили испытания, или им недоставало воли, или их отсылали из Башни по каким-то другим причинам. - Аделис мгновенно перешла на лекторский тон, в котором, правда, не было ни малейших признаков агрессивности. Коричневые сестры часто впадали в назидательность, давая объяснения. - Неудивительно, что многие из них боялись возвращаться в мир, чувствовали себя там одинокими. Им ничего не оставалось, как сбежать в Барашту. Так назывался город, который прежде существовал здесь. Большая часть Барашты находилась там, где сейчас расположен Рахад. От Барашты камня на камне не осталось. Троллоковы Войны долгое время не затрагивали Эхарон, но в конце концов пали и Барашта, и Барсин, и Шемаль, и... - Родня... - негромко вмешалась в разговор Вандене; Аделис удивленно посмотрела на нее, но кивнула. - Родня уцелела, даже когда пала Барашта. Как и прежде, они пополняли свои ряды за счет дичков и женщин, отосланных из Башни. Илэйн нахмурилась. Госпожа Анан тоже говорила, что Родня принимает дичков. Однако в разговоре с Илэйн и Найнив Реанне почему-то пыталась внушить им, что дичками она ни в коей мере не интересуется. - Они никогда не держались вместе подолгу, - добавила Аделис. - Лет пять, может, десять. Как только они понимали, что маленькая группа все равно не заменит им Белую Башню, она распадалась. Женщины становились деревенскими Целительницами, или Мудрыми, или кем-нибудь еще в этом роде. А иногда просто забывали о Силе, прекращали направлять и принимались за ремесло или торговлю. Как бы то ни было, их очередное объединение, так сказать, растворялось в воздухе. Илэйн хотелось бы знать, возможно ли такое и в самом деле - просто взять и забыть о Единой Силе? Потребность направлять, соблазн, исходящий от Источника, раз уж ты прикоснулась к нему, казалось, не исчезнут никогда. Но Айз Седай, похоже, и впрямь верили, что на свете есть женщины, способные на такое, если судьба отказала им в возможности стать Айз Седай. Вандене снова перехватила у сестры нить объяснения. Они часто вели разговор, сменяя друг друга, каждая без заминки продолжала с того места, на котором останавливалась другая. - Скорее всего. Башня знала о существовании Родни с самого начала. Сперва, без сомнения, было не до них из-за Троллоковых Войн. К тому же, даже называя себя Родней, они не делали ничего запретного, занимаясь лишь тем, чем, как мы считали, такие женщины и должны заниматься. Фактически способные направлять, они держались в тени, стараясь не привлекать внимания. С годами они даже начали посылать нам сообщения, тайно, конечно, и очень осторожно, когда им попадалась женщина, самовольно присвоившая шаль. Ты что-то сказала? Илэйн покачала головой: - Кареане, в чайнике что-нибудь есть? - Кареане еле заметно вздрогнула. - Думаю, Аделис и Вандене не помешает глоток чая. - Доманийка, даже не взглянув на еще не оправившуюся от потрясения Мерилилль, подошла к столу, на котором стояли серебряные чайник и чашки. - И все же остается очень много "почему". Почему их существование такая тайна? Почему они вообще уцелели до сих пор? - Почему-почему, все дело в беглянках. - По тону Аделис можно было понять, что она считает такое объяснение совершенно очевидным. - Действительно, прежние объединения распадались, как только о них становилось известно, - последний раз это произошло около двухсот лет назад. Поэтому теперь Родня старается, чтобы их было немного и чтобы они никому не доставляли хлопот. Эта последняя группа называет себя Дочерями Молчания, хотя я бы не назвала их молчаливыми. Их всего двадцать три. В основном дички, которые держатся друг друга и совершенствуются под руководством пары бывших Принятых, но они... - Беглянки... - повторила Илэйн, с улыбкой благодарности принимая от Кареане чашку. Говоря о чае, она вовсе не имела в виду себя, но внезапно до нее дошло, что ей предложили чай первой. Вандене и ее сестра продолжали рассказывать о беглянках, оказавшихся в Эбу Дар. Аделис посмотрела на чашку в руках Илэйн, потом заставила себя вернуться к предмету разговора: - Родня помогает беглянкам. У них в Тар Валоне всегда есть две-три женщины. Во-первых, они делают предложение почти каждой женщине, которую отсылают из Башни, а вовторых, разыскивают всех беглянок, будь то послушница или Принятая. По крайней мере, еще со времен Троллоковых Войн не было ни одной женщины, сбежавшей из Башни, которой они не предложили бы свою помощь. - О да, - подхватила Вандене, когда Аделис замолчала, чтобы взять у Кареане чашку. Та вначале предложила ее Мерилилль, но последняя сидела, ничего не воспринимая и мрачно глядя в пространство. - Если кому-то удается сбежать... Ну, нам тут же становится ясно, где искать, и беглянка почти всегда наконец возвращается в Башню, желая только одного - чтобы у нее никогда больше не зачесались ноги. Родне это неизвестно, но мы знаем. Узнай они об этом, и все вернется к тому, что было до Родни, когда покинувшие Башню могли уйти куда угодно. Тогда их было больше - Айз Седай. Принятые, послушницы, беглянки, - и в какие-то годы скрывались две из трех, а в иные - три из четырех. При помощи Родни мы возвращаем девять сбежавших из десяти. Теперь, я думаю, тебе понятно, почему Башня в каком-то смысле охраняет Родню и их тайну, точно сокровище. Илэйн понимала. Если женщина нужна Башне, никого не интересовало, нужна ли Башня ей самой. Кроме того, репутации Башни отнюдь не повредят слухи, что она всегда ловит беглянок. Почти всегда. Да, теперь Илэйн понимала. Она встала, и, к ее удивлению, Аделис встала тоже. И Вандене, отмахнувшись от Кареане, как раз в этот момент предложившей ей чай, и Сарейта. Даже Мерилилль - с некоторым опозданием. Все, даже Мерилилль, выжидательно смотрели на нее. Заметив удивление Илэйн, Вандене улыбнулась: - Есть еще кое-что, чего ты, возможно, не знаешь. Мы, Айз Седай, часто бываем не согласны друг с другом. Каждая ревниво оберегает свое положение и свои права, но если волею судьбы какая-то из нас стоит выше или, тем более, поставлена над нами, мы по большей части подчиняемся ей безоговорочно. Но это не мешает нам высказывать меж собой недовольство ее решениями. - Что мы и делаем, - удовлетворенно промурлыкала Аделис, будто делая открытие. Мерилилль глубоко вздохнула, на мгновение сосредоточившись на разглаживании своих юбок. - Вандене права, - сказала она. - Ты стоишь выше нас. К тому же, должна признать, ты, по-видимому, действительно поставлена над нами. Если мы заслуживаем наказания... Ну, ты скажешь нам, если это так. Что мы должны делать? Если, конечно, мне позволено задать этот вопрос... - В словах Мерилилль не было ни малейшего намека на иронию. Напротив, Илэйн никогда прежде не приходилось слышать, чтобы она разговаривала так вежливо. Илэйн подумала, что любая Айз Седай, когда-либо жившая на свете и оказавшаяся на ее месте, могла бы гордиться тем, что ей удалось в такой момент сохранить спокойствие. Илэйн хотела от них одного - чтобы они признали, что она на самом деле Айз Седай. Ничего большего она не добивалась. Ей пришлось выдержать борьбу с мгновенно вспыхнувшим желанием возразить, напомнить им, что она слишком молода, слишком неопытна. "Сделанного не воротишь" - так часто говаривала Лини, когда Илэйн была маленькой. Ладно. Эгвейн не старше нее - и ничего. Глубоко вздохнув, Илэйн тепло улыбнулась Айз Седай: - Важнее всего не забывать, что все мы - сестры, во всех смыслах этого слова. Мы должны действовать сообща. К тому же Чаша Ветров слишком важна для нас, чтобы мы могли позволить себе разногласия. Давайте, пожалуй, снова сядем. - Они дождались, пока Илэйн опустится в кресло, и только после этого уселись сами. Она очень надеялась, что успехи Найнив составляют хотя бы десятую долю того, чего удалось добиться ей. Когда Найнив узнает, что произошло, она будет так потрясена, что того гляди в обморок упадет. - У меня самой есть что рассказать вам о Родне. Нет, пожалуй, пока Мерилилль ближе всех к тому, чтобы упасть в обморок от потрясения, и даже Аделис с Вандене недалеко ушли от нее. Но все как одна лишь повторяли друг за другом: "Да, Илэйн...", "Как скажешь, Илэйн!"; Может, теперь все пойдет на лад. Паланкин покачивался в толпе гуляк на набережной, когда Могидин внезапно увидела эту женщину. Она вышла из экипажа на одной из лодочных пристаней, опираясь на руку лакея в зеленой с белым ливрее. Большая маска с перьями скрывала ее лицо даже лучше, чем у Могидин, но она узнала этот решительный, широкий шаг, узнала эту женщину - она узнала бы ее где угодно, при любом освещении. Резные ставни на окнах закрытого паланкина не помешали Могидин все отлично разглядеть. Двое мужчин с мечами на бедрах спрыгнули с подножки кареты и последовали за женщиной в маске. Могидин ударила кулаком по стенке паланкина и закричала: - Стойте! Носильщики выполнили приказ так быстро, что Могидин с силой швырнуло вперед. Со всех сторон паланкин толкали люди - одни ругали носильщиков за то, что те перегородили дорогу, другие отпускали добродушные замечания, в зависимости от характера. Чем дальше к реке, тем меньше было народу, так что сквозь просветы в толпе Могидин все отлично видела. Лодку, которая в этот момент отчалила от пристани, ни с какой другой не спутаешь: крыша низкой надстройки на корме была выкрашена красным. Ни у одной лодки, покачивающейся на волнах у длинной каменной пристани, не имелось такой характерной особенности. Вздрогнув, Могидин облизнула губы. Инструкции Моридина были предельно точны, цена ослушания мучительно очевидна. Но небольшая задержка не причинит вреда. Если, конечно, он об этой задержке никогда не узнает. Резко распахнув дверцу, Могидин выбралась на улицу и поспешно огляделась. Есть! Вон та гостиница выходит прямо на пристань. И на реку. Приподняв юбки, Могидин быстро зашагала в нужную сторону, нисколько не опасаясь, что у нее перехватят паланкин. Она оплела носильщиков паутиной Принуждения, и пока не снимет ее, они откажут любому, кто попытается нанять паланкин, и не сдвинутся с места даже под угрозой голодной смерти. Никто не путался под ногами у Могидин; мужчины и женщины в масках с перьями отскакивали в сторону при ее приближении, отскакивали с визгом и криками, будто их ударили. Так оно, по существу, и было. Ей некогда возиться с каждым, учитывая, какая куча народу тут собралась, поэтому она просто сплела из Воздуха и обрушила сразу на всех шквал невидимых иголок. С тем же результатом. Толстая хозяйка гостиницы "Гордость гребца" чуть не подскочила при виде Могидин, когда та широким шагом вошла в общий зал, - в великолепном переливающемся шелковом платье, в алую ткань которого вплетены золотые и черные нити. Расходящиеся в стороны перья на ее маске с острым черным клювом были черными. Ворон. Очередная насмешка Моридина, сама она ни за что не оделась бы так. Его цвета - черный и красный, сказал он, и она должна носить их, пока служит ему. Это платье - своего рода ливрея, пусть и не лишенная изящества. Могидин готова была убить любого, кто увидел ее в таком наряде. Она, конечно, не стала этого делать, просто торопливо оплела паутиной краснощекую хозяйку гостиницы, которая, резко дернувшись, тут же выпрямилась, вытаращив глаза. На тонкости не было времени. Могидин велела женщине показать выход на крышу, и та бегом кинулась к лестнице в дальнем конце зала. Вряд ли кто-то из сидящих в зале разукрашенных перьями пьяниц сочтет такое поведение хозяйки гостиницы странным, с улыбкой подумала Могидин. В "Гордости гребца" едва ли появлялись такие посетительницы, как она. Оказавшись на плоской крыше, она быстро прикинула, стоит ли убивать хозяйку гостиницы. Труп - это все же след. Тот, кто хочет остаться незамеченным, не должен убивать без крайней необходимости. Все так же торопливо Могидин сплела паутину Принуждения, приказала женщине спуститься вниз, в свою комнату, лечь спать и забыть о том, что она видела ее. Поскольку все делалось второпях, вполне возможно, что хозяйка гостиницы проспит весь день или, проснувшись, чуток повредится в уме, - насколько жизнь Могидин была бы легче, владей она лучше Талантом Принуждения! Но, как бы то ни было, женщина заспешила вниз, горя желанием повиноваться, и оставила Отрекшуюся одну. Когда крышка люка, через который они поднялись, с грохотом захлопнулась, слившись с выложенным грязными белыми плитками полом, Могидин ошеломленно замерла. Ее пронзило внезапное ощущение, будто невидимые пальцы осторожно роются у нее в сознании. Моридин иногда поступал так, напоминая о себе, как будто это ей требовалось. Могидин едва удержалась, чтобы не оглянуться. По коже побежали мурашки, точно неожиданно подул ледяной ветер. Ощущение прикосновения тут же исчезло, и Могидин снова вздрогнула: непонятно, пришел он или ушел, - Моридин мог появиться где угодно в любой момент. Нужно торопиться. Быстро подойдя к невысокому бортику, тянущемуся вдоль края крыши, Могидин окинула взглядом реку. Множество лодок всех размеров скользили по воде вниз по течению на веслах среди больших судов, стоящих на якорях или идущих под парусами. Она высматривала лодки с каютами определенного типа, но ей попадались на глаза то простая некрашеная, то желтая, то голубая, и только потом там, на середине реки... красная. Она быстро удалялась на юг. Та самая, конечно; вряд ли за это время здесь появилась вторая такая же. Могидин воздела руки к небу, но как только на волю вырвался разящий огонь, что-то мелькнуло рядом, и она резко дернулась. Моридин явился! Он здесь, и он... Она изумленно уставилась на улетающих прочь голубей. Голуби! Ее чуть не вырвало прямо на крышу, так она испугалась. Однако, когда Могидин взглянула на реку, из ее груди вырвалось хриплое рычание. Из-за того, что она дернулась, погибельный огонь, который должен был рассечь каюту вместе с пассажиркой, прошел наискось через середину лодки, разрубив ее пополам там, где находились гребцы и телохранители. Поскольку гребцов выжгло из Узора до того, как ударил погибельный огонь, обе половинки судна оказались в доброй сотне шагов выше по реке. Впрочем, не все потеряно, так как лодку рассекло в тот же миг, как погибли лодочники, и вода стремительно хлынула внутрь. Едва Могидин перевела на них взор, как обломки исчезли из вида в пенистых водоворотах, увлекая в пучину пассажирку. Внезапно Могидин со всей остротой осознала, что же она натворила. Всегда старалась держаться в тени, быть незаметной, всегда... Любая женщина в городе, способная направлять, наверняка почувствовала, как неподалеку использовали огромное количество саидар, - пусть и не зная зачем, - и даже самый обычный человек мог заметить полосу жидкого белого огня, на мгновение вспыхнувшего ярче солнца. Страх будто окрылил Могидин. Не страх. Ужас. Подобрав юбки, Могидин бросилась вниз по лестнице, пробежала через общий зал, натыкаясь на столы и отбрасывая прочь людей, не успевших убраться с ее дороги, и выскочила на улицу. Ничего не соображая от страха, она прокладывала путь сквозь толпу с помощью рук. - Скорее! - пронзительно закричала Могидин, ввалившись в паланкин. Юбка зацепилась за дверцу; она дернула посильнее и разорвала ее. - Бегом! Носильщики тут же рванулись вперед с такой скоростью, что Могидин швыряло из стороны в сторону при каждом шаге, но она этого даже не замечала. Вцепившись пальцами в завитки резных ставен, она неудержимо вздрагивала. Он не запрещал этого. Он простит, а может, не придаст никакого значения тому, что она сделала по собственной инициативе, если она быстро и успешно выполнит все его указания. В этом ее единственная надежда. Она заставит Фалион и Испан на коленях молить о пощаде! ГЛАВА 31. Машиара Когда лодка отошла от пристани, Найнив бросила маску рядом с собой на скамью и откинулась назад, сложив руки, хмурясь и ни о чем не думая. Или думая обо всем сразу. Найнив по-прежнему Слышала Ветер, а он нашептывал, что надвигается яростная буря, причем такая, которая сорвет крыши и сровняет с землей амбары и конюшни, и ей почти хотелось, чтобы волны на реке начали вздыматься прямо сейчас. - Если твои предчувствия относятся не к погоде, Найнив, - передразнила она, - значит, тебе нужно, не откладывая, отправиться туда. Госпожа Кораблей может обидеться, если мы не пошлем самую сильную из нас. Они знают, что Айз Седай придают этому большое значение. Ба! Вот что заявила Илэйн. За исключением последнего "Ба!". Илэйн готова терпеливо выслушивать сколько угодно чепухи из уст Мерилилль, лишь бы вновь не иметь дела с Нестой. Если отношения сразу не заладились, трудно их улучшить - Мэт Коутон тому убедительное доказательство! - а уж если они произведут плохое впечатление на Несту дин Реас Две Луны, то запросто окажутся у нее на побегушках. - Ужасная женщина! - проворчала Найнив, ерзая на подушке сиденья. Авиенда повела себя не лучше, когда Найнив предложила ей отправиться к Морскому Народу; она просто очаровала этих людей. Найнив передразнила высокий, мелодичный голос Авиенды - звучало совсем не похоже, но с той самой интонацией: - Всему свое время, Найнив ал'Мира. Может быть, как раз сегодня мне удастся что-нибудь выяснить о Джайхиме Карридине. Не знай Найнив, что айилку невозможно напугать, она подумала бы, что Авиенда боится, с таким пылом та рвалась шпионить за Карридином. Весь день торчать на раскаленной улице в толкучке не слишком приятно, а сегодня еще хуже - из-за праздника. Найнив подумала, что Авиенде неплохо было бы прокатиться на лодке по заливу. Лодка накренилась. Просто освежающая прогулка на лодке, напомнила себе Найнив. Приятный прохладный ветер с залива. Влажный ветер, не сухой. Лодка закачалась. - Ох, кровь и пепел! - простонала Найнив. Она в испуге зажала ладонью рот и забарабанила пятками по палубе, охваченная праведной обидой. Если ей придется долго препираться с этим Морским Народом, с ее языка сорвутся такие же непристойности, как у Мэта. С какой стати она вспомнила о нем? Еще один день не иметь возможности высказать все, что она думает об этом... человеке, и она, наверно, повыдергает себе все волосы! Нет, он не требовал от них чего-то непомерного, но она все время этого ждала, а уж его манеры... - Нет! - решительно воскликнула она. - Коли я хочу справиться со своим желудком, не нужно раздражать его. Лодка начала неспешно покачиваться вверх-вниз. Найнив решила думать только о том, как она одета. Вообще-то ее это не слишком волновало - по сравнению с Илэйн, по крайней мере, - но мысли о шелке и кружевах успокаивали. Все было подобрано с намерением произвести впечатление на Госпожу Кораблей, попытаться хоть отчасти восстановить утраченные позиции, учитывая, какую пользу это могло принести. На юбке чередовались желтые и зеленые полосы, рукава и корсаж украшала вышивка золотом, а по подолу, краю рукавов и вырезу шла золотая тесьма. Может, чуть более скромный вырез добавил бы внушительности, но у Найнив не оказалось ничего подходящего. Учитывая обычаи Морского Народа, она выглядела более чем скромно. Пусть Неста принимает ее такой, какая она есть; Найнив ал'Мира ни под кого не станет подделываться. Заколки в волосах с желтыми опалами принадлежали ей самой - это был подарок панарха Тарабона, не какой-нибудь пустячок, - а золотое ожерелье, украшенное изумрудами и жемчугами, которое тяжело лежало на груди, подарила ей Тайлин. О такой роскоши Найнив даже не мечтала; в благодарность за то, что они привели Мэта, так сказала Тайлин. В этих словах не было никакого смысла, но, может, королева считала, что для такого ценного подарка требуется повод? Оба браслета из резной кости с золотом дала ей Авиенда, у которой оказалось на редкость мало украшений, и обычно она носила лишь одно серебряное ожерелье. Найнив попросила на время хорошенький браслетик из резной кости в виде роз и колючек, который айилка никогда не надевала. Удивительно, но Авиенда тут же прижала его к груди, будто самое ценное из всего, что у нее имелось, а Илэйн непонятно почему принялась ее успокаивать. Найнив не без удивления наблюдала, как эта парочка уже в который раз зарыдала друг у друга на плече. Между ними явно происходило что-то странное, и если бы Найнив не знала, что обе они слишком благоразумны для такой чепухи, то предположила бы, что тут замешан мужчина. Хотя нет, Авиенда более чем благоразумна. Илэйн, правда, все еще убивалась по Ранду, хотя Найнив вряд ли могла поставить ей в вину, что... Неожиданно она почувствовала, как плетения саидар невероятной мощи хлынули на нее сверху, и... ...она забарахталась в соленой воде, накрывшей ее с головой, забила руками, пытаясь выбраться наверх и глотнуть воздуха, запуталась в юбках, но продолжала молотить и молотить воду. Наконец ей удалось вырваться на поверхность, и она жадно задышала, изумленно глядя на плавающие вокруг подушки, прежде лежавшие на скамье. Спустя мгновение до нее дошло, что нечто косо наклонившееся над ней - одно из сидений вместе с обломком стены, к которой оно крепилось. Перевернутая вверх тормашками накренившаяся каюта, вот что это было такое. Она оказалась в своеобразной ловушке, не слишком большой - можно дотянуться до стенок, не распрямляя рук, - и наполненной воздухом. Но как?.. Отчетливый стук об дно свидетельствовал, что река в этом месте не слишком глубока. Найнив выбросила из головы все мысли о том, что же произошло. Первым делом надо выбраться из этой ловушки, пока в ней не иссяк воздух. Найнив вроде умела плавать - дома она частенько плескалась в прудах Мокрого Леса - и вспомнила об этом, ощутив покачивание воды. Наполнив легкие воздухом, она сложилась пополам и нырнула в глубину, туда, где, по ее предположению, находилась дверца каюты, неуклюже путаясь в юбках. Может, стоило сбросить платье, но ей вовсе не улыбалась мысль оказаться на поверхности реки лишь в сорочке, чулках и драгоценностях. Она еще не в том состоянии, чтобы не думать об этом. Кроме того, выбраться из платья означало расстаться с висящим у пояса кошелем, а Найнив скорее утонет, чем потеряет то, что там находится. В воде было темно - ни проблеска света. Наткнувшись растопыренными пальцами на резное дерево, Найнив ощупью добралась до двери и шарила по ней в поисках края, пока не нашла дверную петлю. Мысленно выругавшись, она осторожно повела ладонь в другую сторону. Вот! Дверная защелка! Подняв ее, Найнив попыталась открыть дверь. Та подалась дюйма на два - и остановилась. Почувствовав, что задыхается, Найнив всплыла, но лишь затем, чтобы снова наполнить легкие воздухом. На этот раз она обнаружила дверь быстрее и снова стала толкать ее, ощущая заметное сопротивление, - что-то мешало двери открыться. Найнив сунула пальцы в щель: придонная грязь и ил, вот что это такое. Может, если бугор небольшой, она сумеет прорыться сквозь него. Или... Просунув руку в щель, Найнив повела ею вверх, пытаясь на ощупь определить, где начинается чистая вода. Все та же грязь. Чувствуя нарастающий ужас, она прошлась пальцами вдоль всей щели, образованной приоткрытой дверью, снизу вверх и обратно, не в силах поверить своему открытию. Только ил, липкий и плотный. На этот раз, всплыв, она ткнулась головой в сиденье и вцепилась в него, часто и тяжело дыша, с бешено колотящимся сердцем. Ей показалось, что воздуха стало... меньше. - Я не умру здесь, - пробормотала она. - Я не умру здесь! Она, набивая синяки, заколотила кулаком по сиденью, пытаясь распалить в себе гнев, который позволит ей направлять. Она не умрет здесь, это невозможно! Не здесь. Не в одиночестве. Если это случится, никто так никогда и не узнает, как она умерла. Никакой могилы, просто разлагающийся на дне реки труп. Она усиленно задышала, уже совершенно определенно чувствуя, что каждый вдох становится все труднее. Перед глазами заплясали черно-золотые пятна. Но гнева нет, мелькнула в голове смутная мысль. Она попыталась дотянуться до саидар - без внутренней убежденности, что это удастся. После всего, что выпало на ее долю, умереть здесь! Спасения ждать неоткуда. И Лан далеко. Утратив всякую надежду, на грани потери сознания - точно оплывающая свеча, которой недолго осталось гореть, - Найнив позволила себе то, чего не позволяла никогда прежде. Она сдалась. Саидар хлынул, наполняя ее. Найнив смутно осознавала, что деревянная стенка над головой внезапно подалась вверх и с треском разломилась. Окруженная пузырьками воздуха, Найнив поплыла вверх, наружу, сквозь образовавшуюся дыру. Мысли путались, и она не сразу сообразила, что нужно делать. Потом ноги слабо забили по воде; она задвигала руками, пытаясь плыть. Что-то ухватило Найнив за платье, и ею овладела паника при мысли об акулах, или рыбе-льве, или Свет знает еще какой твари, которая утащит ее в черную глубину. Она, казалось, совсем забыла о Силе и продолжала отчаянно молотить руками и ногами, чувствуя, как они тяжелеют. К несчастью, она еще и закричала, точнее, попыталась закричать. Вода тут же хлынула в горло, затопив и крик, и саидар, и последние проблески сознания. Найнив потянули за косу, потом еще раз, и потащили... куда-то. Сознание не вернулось к ней настолько, чтобы она попыталась вырваться или даже по- настоящему испугалась, что ее сожрет неведомое морское чудовище. Внезапно голова пробила поверхность воды. Руки обхватили Найнив сзади - руки, по крайней мере, это не акула - и весьма бесцеремонно стиснули ей ребра. Она закашлялась - вода хлынула из носа - и продолжала кашлять до боли в горле. И наконец, содрогаясь, вздохнула. Никогда в жизни воздух не казался ей таким свежим. Рука приподняла Найнив за подбородок, и ее снова куда-то потащили. Найнив чувствовала лишь бесконечную усталость. Она могла только плыть на спине, и дышать, и смотреть вверх, на небо. Такое голубое. Такое прекрасное. Глаза жгло, и не только потому, что в них попала соленая вода. А потом Найнив начали подталкивать вверх. к борту лодки; ее грубо пихали в зад, поднимая все выше и выше. В конце концов двое долговязых парней с медными кольцами в ушах дотянулись до нее и втащили в лодку. Они поддерживали Найнив, пока она не сделала шаг-другой, а потом бросились помогать ее спасителю. Тут ноги у нее подкосились, и она упала. Опираясь на дрожащие руки и колени, Найнив беспомощно уставилась на меч, сапоги и зеленую куртку рухнувшего рядом с ней на палубу человека. Она открыла рот и... река Элдар хлынула из нее. Вся река, так ей показалось, и ее обед, и завтрак; она не удивилась бы, даже увидев несколько рыбин или свои туфли. Найнив вытерла губы тыльной стороной ладони, и только тут до нее дошло, что рядом слышны голоса. - Милорд, с вами все в порядке? Милорд слишком долго пробыл под водой. - Оставь меня, - произнес глубокий голос. - Найди во что завернуть леди. - Голос Лана, который она слышала во сне каждую ночь. Широко распахнув глаза, Найнив едва не завопила. Ужас, охвативший ее, когда она подумала, что должна умереть, был ничто по сравнению с тем, что она ощущала сейчас. Просто ничто. Кошмар! Не сейчас! Не так! Не тогда, когда она похожа на мокрую крысу и стоит на коленях над своей собственной рвотой! Даже не задумываясь, получится у нее или нет, Найнив обняла саидар и направила Силу. Платье тут же высохло, как и волосы; все последствия случившейся с ней маленькой неприятности смыла устремившаяся к шпигату вода. Поднявшись, Найнив торопливо поправила на груди ожерелье и, насколько возможно, привела в порядок платье и волосы. Однако на платье, намокшем в соленой воде, а потом быстро высушенном, остались полосы, а местами оно выглядело мятым. Это могла исправить лишь опытная рука, вооруженная утюгом. Волосы торчали во все стороны, опаловые заколки в них напоминали пятна на шкуре ощетинившейся рассерженной кошки. Это не имело значения. Она была само спокойствие. Свежая, как утренний весенний ветер, владеющая собой, как... Найнив резко повернулась, не желая, чтобы он приблизился к ней сзади и напугал ее, довершив тем самым ее позор. И кинулась к нему - он стоял около поручней и едва успел шагнуть ей навстречу. Самый красивый мужчина, какого ей когда-либо доводилось видеть. Он был великолепен, несмотря на то что рубаха и штаны у него намокли, волосы облепили лицо, а на щеке... наливался багровый синяк. Она прижала к губам руку, вспомнив, как отбивалась кулаками. - О нет! Прости меня, Лан! Я не хотела! Найнив не помнила, как оказалась рядом с Ланом и, поднявшись на цыпочки, нежно приложила пальцы к синяку. Умело сплела все Пять Сил, и пятно на загорелой щеке исчезло. Но может, он еще как-то пострадал? Новое плетение - чтобы обследовать его при помощи Искательства. Множество недавних шрамов заставило ее содрогнуться, и ощущалось еще что-то... странное, но в целом он оказался здоров как бык. Только страшно намок, спасая ее. Она высушила его так же, как прежде себя; вода из одежды вылилась прямо ему под ноги. Найнив снова и снова прикасалась к нему. Провела обеими руками по его огрубелым щекам, прекрасным голубым глазам, крупному носу, жестким губам и ушам. Расчесала пальцами и привела в порядок шелковистые черные волосы, поправила удерживающий их плетеный кожаный ремешок. Язык ее тоже работал без остановки. - Ох, Лан, - бормотала она. - Это и впрямь ты! - Кто-то глупо захихикал - ну конечно, не она, Найнив ал'Мира никогда не хихикала! - Это не сон. Ох, Свет, ты здесь. Как? - Слуга во Дворце Таразин сказал мне, что ты отправилась на реку, а какой-то малый на пристани указал, какую ты взяла лодку. Если бы Мандарб не потерял подкову, я был бы здесь еще вчера. - Ну и хорошо. Главное, что ты сейчас здесь. Ты здесь. - Она не хихикала. Кто же тогда? - Может, она и Айз Седай, - еле слышно пробормотал один из лодочников, - но я бы сказал, что она еще и утеночек, который явно мечтает прыгнуть прямо в пасть этому волку. Найнив вспыхнула, уперла руки в бока и начала постукивать носком туфли по палубе. В любом другом случае она бы обошлась с лодочником как положено, уж не спустила бы ему такого. В любом случае - когда была способна соображать. Лан вытеснил из ее головы все остальное. Она схватила его за руку. - Пойдем в каюту, там нам никто не помешает. - С какой стати она должна выслушивать насмешки гребцов? - Мой меч и... - Я отнесу, - сказала она, подхватив его вещи с палубы потоком Воздуха. Кто-то из этих неотесанных мужланов опять захихикал. Еще один поток Воздуха распахнул дверь каюты, Найнив втолкнула туда Лана, его вещи и захлопнула за собой дверь. Свет, вряд ли даже Калли Коплин там, дома, так бесстыжа. Очень многие купеческие охранники знали все родинки Калли наперечет. Но тут-то совсем не то! Но все же лучше, пожалуй, умерить пыл. Ее пальцы снова потянулись к его лицу - только чтобы еще раз поправить волосы, только для этого! - и он мягко обхватил ее запястья своими большими руками. - Теперь я связан узами с Мирелле, - спокойно произнес он. - Она одолжила меня тебе, пока ты не обзаведешься собственным Стражем. Выдернув правую руку, Найнив влепила ему пощечину - со всей силой, на которую была способна. Его голова даже не дернулась, тогда она вырвала другую руку и ударила снова. - Как ты мог? - Чтобы до него в полной мере дошел смысл ее вопроса, Найнив стукнула его еще раз. - Ты же знал, что я тебя жду! - Еще один удар был просто необходим, чтобы напомнить ему о том, о чем он, по-видимому, забыл. - Как ты мог сделать такое? Как позволил ей? - Новый удар. - Чтоб ты сгорел, Лан Мандрагоран! Чтоб ты сгорел! Чтоб тебя поглотила Бездна Рока! Чтоб ты сгорел! А он - проклятый - не произнес ни слова. И что он мог сказать в свое оправдание? Он просто стоял, пока она осыпала его ударами, даже не шелохнувшись, глядя своим особым немигающим взглядом, будто не у него пылали щеки от ее оплеух. Однако если удары, казалось, не производили на него впечатления, ее собственные ладони неистово запылали. Найнив сжала пальцы в кулак и изо всех сил ударила Лана в живот. Он заворчал. Еле слышно. - Мы обсудим все это спокойно и разумно, - сказала она, попятившись от него. - Как взрослые люди. Лан лишь кивнул, сел - и принялся натягивать сапоги! Откинув прядь волос с лица левой рукой, она спрятала правую за спину, чтобы он не видел, как она сгибает и разгибает затекшие пальцы. Как он смел быть таким твердым, что она руку отбила? Он не имел права быть таким, раз ей вздумалось ударить его. Не похоже, что ей удалось сломать ему ребро. - Ты должна быть благодарна ей, Найнив. - Как он мог говорить так спокойно? Сунув ногу в сапог, Лан решительно притопнул ею и, не глядя на Найнив, нагнулся за вторым. - Тебе пришлось бы несладко, окажись я связан с тобой. Потоком Воздуха она обхватила прядь его волос и, причиняя боль, потянула голову вверх. - Если ты осмелишься - если ты еще когда-нибудь осмелишься - разглагольствовать об этом, болтая всякий вздор вроде того, что ты не хочешь, чтобы я носила по тебе вдовий траур, Лан Мандрагоран, я... я... - Ничего достаточно впечатляющего Найнив не приходило в голову. Избить его? Этого ей было уже мало. Мирелле. Мирелле и ее Стражи. Чтоб он сгорел! Даже содрать с него кожу полосками и то недостаточно! Он не мог даже двинуть вытянутой шеей, так крепко она удерживала его потоком Воздуха. Мог только сидеть, положив руки на колени, и смотреть на нее своим странным взглядом. И говорить. - Я не хотел рассказывать тебе, но ты имеешь право знать. - Даже решившись, он колебался, что было понятно по тону; прежний Лан никогда не колебался. - Когда Морейн умерла... когда узы Стража с его Айз Седай обрываются... возникают изменения... Она слушала его, плотно обхватив себя руками, чтобы унять дрожь. У нее заболела челюсть, так сильно она стиснула зубы. Она отпустила удерживающий Лана поток - точно разжала руки, - отпустила саидар, но он лишь распрямил спину и продолжал рассказывать обо всех этих ужасах, ни разу не вздрогнув и попрежнему не сводя с нее взгляда. Взгляда человека, который знает, что он мертв, и ему это безразлично, человека, который чуть ли не желает, чтобы долгий спасительный сон смерти наконец пришел к нему. У нее самой глаза жгло, точно огнем, но она не плакала - Теперь ты видишь, что она взвалила на свои плечи страдания, которые продлятся год или даже больше. Пока я по-прежнему буду мертв. Ты избавлена от этого. Это мой последний дар тебе, Машиара, - закончил он с улыбкой, которая затронула только губы, с улыбкой, в которой чувствовалось смирение. Машиара. Его утраченная любовь. - Ты будешь моим Стражем, пока я не найду другого? - Найнив сама испугалась, как ровно прозвучал ее голос. Сейчас она не могла позволить себе искать утешения даже в слезах. Сейчас больше, чем когда-либо, ей нужна вся сила духа. - Да, - настороженно ответил Лан, натягивая второй сапог. В нем всегда было что-то от полуприрученного волка, а сейчас, из-за этого странного взгляда, он и вовсе не казался ручным. - Хорошо. - Машинально расправляя юбки, Найнив с трудом удержалась, чтобы не пересечь каюту и не оказаться рядом с ним. Нельзя допустить, чтобы он заметил ее страх. - Так вот, я нашла его. Это ты. Я всегда мечтала об этом, но ждала, пока речь шла о Морейн; Мирелле - другое дело. Она должна передать мне твои узы. - Мирелле уступит, даже если ей придется оттащить эту женщину в Тар Валон и обратно за волосы. Коли уж на то пошло, ее стоило оттаскать за волосы в любом случае. - Не говори ничего, - резко добавила Найнив, когда Лан открыл было рот. Ее пальцы затеребили висящий на поясе кошель, где лежало тяжелое золотое кольцо-печатка, завернутое в шелковый носовой платок. Она с трудом заставила свой голос звучать сдержаннее - Лан болен, а грубость и резкость не лечат. Хотя это не стоило ей такого уж большого труда. Утешить его Найнив хотелось даже сильнее, чем отругать. Однако стоило подумать о нем и об этой женщине, и ее охватывало страстное желание вырвать с корнем собственные волосы. Изо всех сил стараясь, чтобы ее голос звучал как можно спокойнее, Найнив продолжила: - В Двуречье, если мужчина дарит девушке кольцо, они считаются помолвленными. - Это была ложь, и Найнив почти боялась, что он, услышав ее, в гневе вскочит, но он лишь удивленно и по-прежнему настороженно смотрел на нее. Кроме того, она читала, что так иногда и вправду бывало. - Мы с тобой помолвлены достаточно долго. Теперь мы должны пожениться. Сегодня же. - Прежде я молился об этом, - мягко сказал Лан и покачал головой. - Ты знаешь, почему это невозможно, Найнив. И даже будь это возможно, Мирелле... Вопреки всем данным себе обещаниям быть сдержаннее и мягче, Найнив обняла саидар и с помощью Воздуха заткнула Лану рот, прежде чем он успел признаться в том, о чем она не хотела слышать. Пока он не признался, она могла внушать себе, что ничего и не было. Только бы добраться до Мирелле! Она изо всех сил стиснула косу, опаловые заколки впились в ладонь, она отдернула руку, точно ее обожгло, и снова принялась пальцами расчесывать волосы Лана. Он возмущенно смотрел на нее с раскрытым ртом. - Небольшой урок тебе - чтобы понял разницу между женой и остальными женщинами, - почти игриво промолвила Найнив. А что? Тоже способ борьбы. - Я буду крайне признательна, если ты прекратишь упоминать имя Мирелле в моем присутствии. Ты понял? Лан кивнул, и она отпустила поток, но он, подвигав челюстью, сказал: - Называй не называй, дело не в этом, Найнив. Ты же знаешь, благодаря узам ей известны мои чувства. Если мы станем мужем и женой... Ей показалось, что лицо у нее сейчас вспыхнет. Она совсем забыла об этом! Проклятая Мирелле! - А что, она даже может почувствовать, что это именно я? - проговорила наконец она, и щеки у нее теперь уже просто пылали. Особенно когда он откинулся назад, привалился спиной к стене каюты и рассмеялся. - Ради Света, Найнив, ты же просто хищница! Свет! Я не смеялся с тех пор... - Веселость оставила его, холод, туманивший глаза, вернулся. - Как бы я хотел, чтобы это было возможно, Найнив, но... - Это возможно, и это будет, - отрезала она. Мужчины всегда побеждают, если позволить им распустить язык. Найнив плюхнулась к нему на колени. Они еще не женаты, но его колени все же мягче, чем скамейки без подушек. Она поерзала, устраиваясь удобнее. Ладно, по крайней мере, его колени не жестче скамейки. - Смирись с тем, что случилось, Лан Мандрагоран, но мое сердце принадлежит тебе, и ты признался, что твое - мне. Ты принадлежишь мне, и я не позволю тебе уйти! Ты будешь моим Стражем и моим мужем - долго-долго. Я не дам тебе умереть. Это ты понимаешь? Упрямства мне не занимать, ты же знаешь. - Что-то не замечал, - сказал Лан, сощурившись. Голос звучал ужасно... сухо. - Ну так теперь заметишь, - решительно заявила Найнив. Изогнувшись, она внимательно посмотрела ему за спину, сквозь узорчатый резной ставень, а потом вперед, сквозь резьбу передней стенки. За причалом тянулась длинная каменная пристань, а за ней мерцающий белизной под лучами полуденного солнца город. - Куда мы направляемся? - пробормотала она. - Я велел причалить к берегу, как только ты окажешься на борту, - сказал Лан. - Мне казалось, что после случившегося лучше как можно быстрее убраться подальше от реки. - Ты... - Найнив стиснула зубы, заставив себя замолчать. Он не знал, куда она направлялась и зачем. Он поступил так, как, по его мнению, было для нее лучше. И он спас ей жизнь. - Я не могу вернуться в город, Лан. - Прочистив горло, она заговорила другим тоном. Достаточно мягким, но не чересчур, чтобы не раскиснуть снова. - Мне нужно попасть на корабль Морского Народа, на "Бегущий по ветру". - Так значительно лучше - без лишнего напряжения, но достаточно энергично. - Найнив, я уже почти догнал твою лодку. Я видел, что произошло. Ты была всего на пятьдесят шагов впереди, а потом оказалась в пятидесяти шагах позади, в воде. Похоже, это был разящий огонь. Ей тут же все стало ясно. - Могидин, - еле слышно выдохнула она. Ох, вообще-то это мог быть кто угодно из Отрекшихся или кто-нибудь из Черной Айя, но Найнив не сомневалась, что права. Да, она одолела Могидин, и не один раз, а дважды. Она сделает это и в третий раз, если понадобится. Видимо, охватившие ее чувства отразились на лице. - Не бойся, - сказал Лан, коснувшись ее щеки. - Ты не должна ничего бояться, пока я с тобой. Если тебе придется встретиться лицом к лицу с Могидин, я сумею разозлить тебя настолько, чтобы ты смогла направлять. Кажется, у меня по этой части просто талант. - Тебе больше никогда не удастся разозлить меня, - начала она, но остановилась, глядя на него широко распахнутыми глазами. - Я не сержусь, - медленно закончила она. - Сейчас - нет, но если понадобится... - Я не сержусь! - Найнив засмеялась, восторженно заболтала ногами и замолотила кулаками по его груди. Саидар наполнил ее, а вместе с ним - радость, жизнь и... благоговейный трепет. Легким потоком Воздуха она нежно погладила Лана по щеке. - Я не сержусь, Лан, - прошептала она. - Блок исчез. - Он усмехнулся, разделяя ее восторг, но эта усмешка не прибавила теплоты его взгляду. Я позабочусь о тебе, Лан Мандрагоран, пообещала себе Найнив. Я не позволю тебе умереть. Прижавшись к его груди, Найнив подумала было поцеловать его и даже... Нет, я не Калли Коплин, решительно сказала она сама себе. Внезапно ее пронзила ужасная мысль. Особенно ужасная потому, что возникла она только сейчас. - Лодочники? - негромко спросила Найнив. - Мои телохранители? Он без единого слова покачал головой, и она вздохнула. Телохранители. Свет, это ей следовало защищать их, а не наоборот. Еще четыре смерти, точн