ывать наше предложение, -- он,  сияя, отцепил  переплетенный  канат, --
поднимайтесь на борт, давайте  познакомимся и повеселимся. Я  хотел бы  всех
вас пригласить  на  борт, но, к сожалению,  не могу. Потому что Большому Джо
приказали  пропускать людей только  по приглашению,  а поскольку я не владею
языком верзил, то переубедить его не смогу. Однако скажу вам вот что... -- с
заговорщическим видом он покосился налево, потом направо,  а затем прошептал
в мега-
     118
     фон: -- Крутые  ребята никогда  еще не нуждались приглашениях,  сечете?
Так что единственное, что вам придется сделать, это подождать, когда с борта
кто-нибудь спустится со своим приглашением
     и... - он снова подмигнул, -- кто знает? Уж точно
     не Большой Джо. Мы все для него одинаковые -- коротышки. Так что верьте
мне,  люди.  Только запаситесь  терпением,  и  у  каждого будет  возможность
попасть на борт. И  мы даже не потонем, как это однажды чуть не случилось  в
Бразилии. Дело было  в верховьях Амазонки. Ну да ладно, закрой свою варежку,
Кларк Б., как в слове... Пора за дело. Встречайте "Вишневых Девчат"! Вперед,
милашки...
     Девицы  высыпали  на палубу  с гитарами и закрепленными  у  подбородков
микрофонами, визжа душераздирающим фальцетом "На  север,  в Аляску". Гостям,
которые   проталкивались   по  трапу,  пришлось  продираться  сквозь  орущие
усилители,  заглушавшие все  остальные звуки.  Динамики  на стоянке и  вовсе
убрали за ненадобностью.
     Когда Грир с Айком  подъехали к стоянке час спустя, огромное судно было
уже  забито битком, а с  планшира струилось пролитое  шампанское.  "Вишневые
Девчата" вскарабкались на мостик и исполняли там свой хит "Петрушка, шафран,
розмарин", дергаясь в такт  ударам по корпусу яхты. Несмотря на то, что было
еще  светло, все  прожектора  были  включены и направлены на парус.  В  этом
освещении  он еще больше напоминал  лезвие  ножа, а его огромная черная тень
закрывала всю переполненную людьми стоянку.
     -- Не  лезь  в  эту  толчею,  старик, -- посоветовал  Грир Айку. --  Мы
никогда  отсюда не выберемся, если нам наскучит  это дерьмо. Припарковывайся
здесь -- нам не помешает пройтись.
     За  последние два  дня  Грир сильно  сдал. Лицо у  него опухло,  взгляд
остекленел. Он прихватил  с собой бинокль Айка и всю дорогу настраивал его и
перенастраивал, словно в ожидании засады.
     119
     Айк  остановил фургон на Передней улице и вылез из машины. Грир медлил,
продолжая пялиться в бинокль  сквозь ветровое стекло. Он пытался отыскать на
стоянке  красный "мустанг"  Билли  Кальмара в надежде на то, что ему удастся
сбросить со своих худеньких  плеч  тяжелый  груз ответственности и в  полной
мере насладиться  вечеринкой. Но  никаких признаков  присутствия Кальмара не
было.  Впрочем, он  был вознагражден  видом  прыгающих и  визжащих "Вишневых
Девчат". Когда же он собственными глазами убедился в том, что рыжина была их
естественным цветом, то окончательно приободрился:
     -- Спасибо Тебе, Господи. Это то, что мне было надо.
     -- Увидел что-то знакомое? -- поинтересовался Айк.
     --  "Вишневые Девчата", старик. Я узнаю их. Bay. А еще  с тысячу пьяных
дворняг.
     -- Я бы не советовал следовать их примеру, -- заметил Айк.
     --  Увы,  придется, -- вздохнул  Грир, вылезая  из  фургона. Постоянное
напряжение наконец привело его в состояние философского спокойствия. -- Trez
amuse, не  так  ли? Не то мечта  о самой  разгульной вечеринке, не то ночной
кошмар.
     Пока они возились  около  фургона, из боулинга напротив вышел Омар Луп.
На боку,  как боевая булава, у него висел рубиновый  шар.  Со  своей  плотно
сбитой сутулой  фигурой, подсвеченной сзади неоновыми огнями,  он походил на
свинью, выходящую из тлеющей кучи мусора.
     -- Вот  увидишь,  Соллес,  --  прокричал Луп  с противоположной стороны
улицы. -- Он вернулся сюда, чтобы отомстить нам, неугомонная холера. Так что
напрасно ты меня  останавливал, лучше  бы помог сразу свернуть ему шею.  Вот
увидишь...
     Айк промолчал.  Грир что-то прокричал  в ответ, но  слова потерялись  в
оглушающем грохоте музыки.
     120
     Они не спеша двинулись через стоянку, время от времени  останавливаясь,
чтобы переброситься словцом или пожать кому-нибудь руку: добродушные шутки и
ни слова о приглашениях.  У всех было слишком приподнятое настроение,  чтобы
испытывать зависть. Айк проследовал за Гриром вверх  по трапу, и Большой Джо
пропустил  их, даже не посмотрев на приглашения. Они еще не успели освоиться
с ослепительным светом  и грохотом, как  навстречу  им  с  сияющими  глазами
бросился Вейн Альтенхоффен.
     -- Неслабо, а, братья?  Я имею в  виду технику. А  угощение! М-м-м!  Не
хотите?  Если  захотите,  обратитесь  вон  к  тому  маленькому  стюарду.  --
Альтенхоффен махнул своей потрепанной записной книжкой  в сторону азиата  со
светло-вишневыми волосами, завязанными в самурайский пучок. На груди  у него
висел  стальной поднос, на  котором с одной  стороны  стояли полные фужеры с
шампанским,  с другой  --  сакэ  и  чашечки,  а посередине дымился роскошный
чайник из французской эмали.
     --  Попробуешь  с  одной  стороны  и  чувствуешь,  как   тебя  начинает
распирать, попробуешь с другой  -- и тихая  радость нисходит на тебя, -- пел
Альтенхоффен. --  Говорят, на  нижней  палубе У  них  даже есть личный запас
"багряной дымки". Мой слабый ум не в силах это осознать.
     -- Поостерегись, Слабоумный, -- предостерег Айк.  -- Грир до сих пор не
может прийти в себя после того приема, который тут ему устроили в пятницу.
     Но Слабоумный пропустил это мимо ушей.
     -- Смотрите! -- Он указал еще на  какого-то человека, поднимавшегося по
сходням. --  Это редактор "Солнца  Анкориджа".  Небось,  весь  позеленел  от
зависти,  что все это  происходит не в его епархии. Пойду приколюсь над ним,
нет,  постойте... -- нахмурившись,  он  замер,  пытаясь  вспомнить,  что его
заставило броситься к Айку и Гриру. -- Ах да,
     121
     вас ищет  Николай  Левертов. Он  одним  пролетом выше, напротив буфета.
Русская икра и северные девки. Не проходите мимо.
     -- Николаю Левертову придется немного подождать, -- заметил Грир, когда
Альтенхоффен упорхнул вместе со  своей записной  книжкой. -- Мне надо слегка
освежиться.
     И они принялись проталкиваться к вишневому самураю с подносом.
     -- Мне вот  отсюда, --  попросил  Грир,  кивком  указывая  на  эмалевый
чайник.  Самурай  слегка  поклонился  и  замер.  Грир  понял,  что  наливать
следовало самому. -- Ты будешь? -- повернулся он к Айку.
     Соллес  покачал   головой   и   вытащил   изо  льда  бутылку  "Короны".
Прихлебывая,  они  двинулись  сквозь  толпу,  кивая  и  улыбаясь   знакомым.
Разговаривать  при  таком  грохоте все  равно  было  невозможно.  Хотя  сами
"Девчата" визжали и  бренчали на мостике, все усилители были расположены  на
нижних  палубах.  И именно этот грохот и  заставил в  конечном счете Айка  и
Грира двинуться наверх.
     Только  здесь Айк впервые оценил  истинные  размеры яхты.  У мачты  над
головой  вздымался  купол  ходового  мостика,  служившего  в  данный  момент
эстрадой   для   "Девчат".  Парус,   состоящий   из   восьми   металлических
отполированных  до блеска обтекаемых секций, вздымался вверх  на невероятную
высоту. Второй ряд  сверху был украшен  эмблемой корпорации:  в черном круге
диаметром  футов в двенадцать была  изображена голова чернобурки, сиявшая  в
лучах прожекторов. Вряд ли история мореплавания знала более высокие мачты.
     -- Интересно, как они это сделали, -- заметил Грир, занимавшийся в свое
время покраской мачт.
     -- Опустили ее,  -- откликнулся Айк. -- Видишь сегменты? Она, наверное,
опускается вниз, как антенна у машин.  И эти плашкоуты по бокам корпуса тоже
могут убираться внутрь.
     122
     За парусом, со стороны моря всеми  цветами  радуги переливался буфет, к
которому выстроилась  длинная очередь  с пластиковыми  тарелками;  с  другой
стороны  --  на  баскетбольной  площадке  вовсю  гоняли  мяч:  команда "ПАП"
сражалась   с  Дворнягами.  Кольцо  было  закреплено  на  положенной  высоте
посередине нижней секции паруса,  основание которого  было настолько велико,
что составляло ширину  баскетбольной площадки.  Вокруг него  полукругом была
обозначена линия  свободного  броска. Так  как судовой  компьютер  продолжал
автоматически передвигать  парус в зависимости от смены ветра, кольцо вместе
со щитом медленно поворачивалось то вперед, то назад.
     -- Йо-ху, сладкая парочка! -- догнал  их голос с палубы кормовой части.
Это  Кларк  Б.  Кларк махал  им руками  из-под трепещущего на  ветру навеса,
сделанного из парашюта,  который  был  натянут  от юта до гиков. Надуваясь и
опадая под  дуновением легкого бриза, шелк переливался всеми цветами радуги.
В  чуть  приподнятом  кокпите  виднелись  отполированные  штурвал  и нактоуз
капитанского  компаса. И  то, и другое  выглядело как бесценный антиквариат.
Вокруг  кокпита на  подушках  и спасательных жилетах  возлежала целая  толпа
гуляк.
     -- Идите сюда, господа. Ник хочет вас всем представить.
     Николай Левертов покоился на целой горе надутых  оранжевых спасательных
жилетов в окружении девиц и черного Лабрадора. Лабрадор чем-то напомнил Айку
Болвана  --  собаку Луизы Луп, но  он явно принадлежал  девице, устроившейся
ближе всего к Нику -- полногрудой брюнетке в прозрачной пижаме. Она играла с
псом мокрым плетеным мячиком.
     Кроме Левертова,  здесь было еще несколько лиц мужского пола -- рыбаки,
Чед Эверт, занимавшийся торговлей "хондами", и Норман Вонг. Все остальные --
женщины. Среди них Айк различил и Алису. Как мать Николая, она стояла
     123
     в  кокпите,  возвышаясь  над  всем этим  гаремом,  в  наряде  еще более
экзотическом,  чем  два дня  назад. По  случаю приема она  напялила на  себя
выходное платье своей бабушки, красное  с черными  шерстяными аппликациями в
форме  птиц  с  контурами,  расшитыми огромными  перламутровыми  пуговицами.
Платье было красивым, но Алиса в свойственной ей вызывающей манере  нацепила
еще  и  шляпку из леопардовой шкуры. Увидев Айка,  она взглянула  на него  с
видом   вдовствующей   королевы    какого-нибудь   заштатного    государства
Третьего-с-половиной мира.  Они поздоровались, и  Ник принялся всех  друг  с
другом знакомить.
     --  Исаак,  позволь  представить  тебе   Татьяну,  --  его  белая  рука
вспорхнула  и затрепетала,  как тогда, с пригласительными билетами. -- А это
Ингрид, она уже скрасила  несколько часов мистеру  Гриру, насколько я помню.
Это -- Гретхен.
     Девушки  протянули руки и заулыбались именно с той непосредственностью,
о которой уже рассказывал Грир.
     --  Конечно,  вы  оба  знакомы  с   моей  мамой,  миссис  Кармоди,   и,
естественно, вы  прекрасно  знаете,  -- длинным белым  пальцем он указал  на
брюнетку в прозрачной пижаме,  -- миссис Луизу Левертову  -- в новом обличье
вы могли и не узнать ее.
     -- Миссис  Луиза Луп-Левертова, --  поправила Лулу,  откидываясь назад,
чтобы дать Исааку возможность рассмотреть себя.
     -- Так я и знал, что мне знаком этот черный Лабрадор, -- заметил Айк.
     -- Отлично выглядишь, Лулу, -- кивнул Грир.
     -- И чувствую себя отлично, Эмиль. А как ты, Айк? Все в порядке? Может,
ты еще  не знаешь,  Никки,  но Исаак  Соллес с  трудом привыкает к хорошему.
Наверное, считает, что это может повредить его репутации.
     -- Я это помню еще с тех времен,  когда мы вместе отбывали срок, Луиза.
Эй, ну-ка отдай! -- и без всяких предупреждений Левертов выхватил у пса
     124


     замусоленный мячик  и швырнул  его  за  борт. Лабрадор без  промедлений
последовал туда же, невзирая на тридцать футов, отделявших его от воды. Грир
подоспел  к борту  как  раз в тот  момент,  когда пес, подняв фонтан  брызг,
скрылся под водой.
     --  С ним  все в  порядке, -- мрачно заметил  Норман  Вонг. --  Они это
проделывают уже раз в шестой. Он огибает корпус  с мячом в зубах, а мой брат
Ллойд помогает ему взобраться на борт.
     -- У него уходит  столько времени, чтобы найти  нас, -- хихикнула Лулу.
-- Дает нам передохнуть.
     Ник уже забыл о собаке и пристально вглядывался в толпу на палубе.
     --  Прекрасно. Вот и фотограф. Мама... Луиза... Татьяна...  встаньте-ка
поближе.
     По  трапу пробирался  человек  с огромным старомодным  фотоаппаратом на
треноге.
     --  Вообще-то я  хочу сделать  семейный портрет, но  ты,  Исаак, можешь
присоединиться к нам со своим приятелем, -- улыбнулся Ник. -- Похоже, вы оба
имеете на это право...
     -- Спасибо, воздержусь, -- ответил Грир, отскакивая в сторону.
     -- Я  тоже, Ник. Без  нас  твой  гарем и твоя королева будут  выглядеть
лучше, -- Айк кинул взгляд на Алису. --  И конечно же, царственная мать,  --
он заметил, как напряглась у нее шея, но она промолчала.
     Айк с Гриром  отошли к остальным мужчинам,  потягивавшим свои напитки в
стороне. Норман Вонг с жалким видом придвинулся к ним ближе.
     -- Есть слухи от Кальмара.
     --  Правда?  -- схватил его  за  руку  Грир. -- Где  он? Что случилось?
Почему его нет здесь? Я уже Устал от всех этих обязанностей...
     Он  в  больнице в Скагуэе. Поругался  с кем-то  и загремел в  больницу.
Вроде  перелом  копчика. Говорит,  что  его  не выпишут,  пока кто-нибудь не
заберет  его  под свою  ответственность. Хочет, чтобы  за ним  приехала пара
братьев.
     125
     -- В Скагуэй? -- рассмеялся Айк. -- Он рехнулся. Есть дела посерьезней,
чем его задница.
     -- Мы поедем, -- вызвался  Грир. --  Айк  возьмет  напрокат самолет,  и
утром мы вылетим. Точно.
     --  На  это  он и надеялся, -- кивнул Норман. --  Что  это будете вы  с
Айком.
     -- Постой, -- попытался встрять Айк.
     -- Он наш  брат,  mon  ami. Наш президент!  И  не  забывай: брат  брату
головой в уплату.
     -- А кто его отделал, Норм?
     -- Помните бывшего полузащитника "Медведей", который спас жену Грира от
геенны огненной? Тампа Гринера?
     -- Святошу Гринера?! -- с ужасом воскликнул  Грир. -- Черножопый мормон
шестьдесят два дюйма роста на двести девяносто фунтов веса. Мразь Господня!
     -- Так это он? Он, кажется, женился на твоей бывшей.
     -- Он уже был женат, --  возразил Грир.  -- Как  же это он мог жениться
еще на одной?
     -- У него их пять, -- уточнил Норман Вонг. -- Билли говорил, что Гринер
получил специальное разрешение на это.
     -- Пять? -- потрясенно повторил  Грир.  -- А  как можно  получить такое
разрешение?
     --  Помню  Гринера, --  кивнул Исаак. --  Он как-то  пытался спасти мою
душу,  когда мы принимали участие в праздновании годовщины Золотой лихорадки
в Скагуэе. Точно, мразь Господня. Никогда не думал, что он может оказаться в
одной компании с Кальмаром.
     -- У  Кальмара есть подружка в Скагуэе,  которая  торгует гамбургерами.
Говорит,  заскочил к ней  перекусить и  поболтать,  и тут  появился  Гринер.
Наверное,  он собирался добавить ее  к  своей коллекции спасенных от  геенны
огненной. Билли выступил против этого, и Гринер сломал ему копчик.
     -- Zut  alors, -- покачал головой  Грир. -- Какое  унижение для бедного
Кальмара.
     126
     __ Еще большее, чем ты думаешь. Он отнял
     у Билли всю пиротехнику и выбросил ее в реку. Билли говорит, это дерьмо
выбросило бы и кейс, если бы тот не был пристегнут к его запястью.
     -- А мог бы и взорвать.
     -- Все  отнял!  И  дурь,  и  пиротехнику!  -- Грир  отпустил  Нормана и
вцепился  в  руку  Айка. --  Ну теперь  это  уже  не  просто  наша  братская
обязанность, Исаак. Мы имеем дело с катастрофой регионального масштаба.
     Норман мрачно кивнул.
     --  Билли сказал,  что  если вы  не сможете, чтобы прилетал  я с братом
Ирвином. Но мы тоже не можем. Во вторник у стариков пятидесятилетие свадьбы,
и Вонги соберутся со всей страны, даже из Сан-Франциско.
     -- Алиса  хотела, чтобы мы были у нее под рукой завтра, -- заметил Айк,
пытаясь высвободить  свою  руку. Он чувствовал,  что его  снова припирают  к
стенке. -- На случай, если вернется Кармоди...
     -- Кармоди не скоро  вернется, Исаак,  -- ответил Норман. -- Он ушел  в
загул. Смотрите. А вон и несчастный пес...
     Черный Лабрадор, повесив голову и поджав хвост,  карабкался  по трапу с
мячиком в зубах, словно стыдился того, что потратил так много времени на это
простое дело. Он так дрожал, что даже не мог стряхнуть с себя воду.  Николай
взглянул на мокрого зверя и решил, что фотосъемка закончена.
     --  Баста. Полуутопленные собаки  совершенно  ни к чему нам на семейном
портрете.   Фотограф,  свободен.   Исаак!   Ребята!  Возвращайтесь.   Съемки
закончены, возлияния продолжаются.
     Айк с облегчением оставил Нормана и Грира и направился к бару.
     Джин с тоником, Алиса. Кажется, я подхватил малярию.
     Однако облегчение было недолгим. Не успел он сделать глоток из высокого
стакана, приготов-
     127
     ленного  ему  Алисой,  как из кормового люка вынырнул Кларк  Б.  Кларк.
Пробравшись  к Левертову,  он  принялся  что-то горячо шептать ему  на  ухо,
указывая  на  Айка.  Потрескавшиеся  губы  альбиноса  растянулись в  широкой
улыбке, с которой он и повернулся к Айку.
     --  Ну и ну,  дружище. Великий Герхардт Стебинс просит, чтобы ты почтил
его своим присутствием в большом конференц-зале.  Кларк  Б. отведет  тебя. И
захвати с  собой  свой  стакан. При встрече  с великими  мира сего у  многих
пересыхает  горло.  А мы  пока... --  он  снова выхватил мячик у Лабрадора и
опять бросил  его в  воду, -- ...продолжим.  Огромный черный пес  нырнул  за
борт.  Айк, осклабившись, последовал за Кларком вниз по полированной тиковой
лестнице.  Он и сам не  понимал, почему  с такой готовностью откликнулся  на
приглашение   Стебинса.   Мифические  личности  производили  на  него   мало
впечатления. И уж точно он  не собирался участвовать  в грядущих съемках. Он
прекрасно знал, что  в механическом  чреве этого кита нет  ничего такого,  к
чему бы он стремился или  что могло бы принести пользу. Скорее всего, он был
движим обыкновенным любопытством.
     Они   проследовали  по  изящному  коридору,  с  обеих  сторон  которого
располагались ряды кают с приоткрытыми дверями. Не то для  вентиляции, не то
для  эффектности,  так  как их  сияющее  убранство  не могло  не производить
впечатления. Эти каюты с  успехом мог бы  занимать командный состав НАСА или
военно-морского  флота  Соединенных Штатов.  В одной из  кают  располагалась
настоящая монтажная установка с тремя плоскими экранами для 70-миллиметровой
пленки с  компьютерным  видеоуправлением.  В  другой находилась  миниатюрная
лаборатория, уставленная игрушечными бутылочками, трубочками и мензурочками.
Не  удивительно, что на борту был такой выбор деликатесов. Кларк Б. отступил
к стене и пропустил Айка вперед.
     128
     I
     __ Туда, -- сияя, сообщил он.
     Дверь  в  конце   коридора  бесшумно  отворилась,  обнаружив  за  собой
заполненное людьми помещение. Это был главный салон. Однажды в Монтерее Айку
попался в руки номер "Фортуны" двадцатипятилетней давности. Главный материал
и  центральный  разворот   были  посвящены  280-футовой   яхте   саудовского
бизнесмена Аднана Кашогги "Наблии". На фотографиях были изображены роскошные
интерьеры судна с  водяными  матрасами королевских  размеров под зеркальными
потолками, рядом  с  которыми располагались  панели  управления  освещением.
Центральный разворот был  посвящен главному  салону "Наблии",  обставленному
замшевыми   оттоманками  и  украшенному  тайскими   драпировками.  Все   это
напоминало шатер могущественного паши, подготовленный к встрече всех великих
пустынных  шейхов.  На  фотографиях  были  изображены  лазуритовые  столы  с
блюдами,  на которых высились  горы инжира и  гранатов,  дымящиеся кальяны и
самовары. А золотой сфинкс изрыгал шампанское, струившееся в мраморную чашу,
которую он держал между  лап. И теперь Айк вспомнил  заголовок этой статьи о
яхте Кашогги -- "Небывалая плавучая роскошь".
     Похоже, автор никогда не видел "Чернобурки".  Переборки и  потолок были
сделаны  из специального материала, который создавал впечатление, что  салон
находится   внутри   глетчера.  Все  вокруг  было   залито   молочно-голубым
флуоресцентным  светом. Поэтому казалось, что  мебель,  вращаясь как кожаные
спутники,  парит  над коврами.  Люди  словно  левитировали  в этом  неземном
сиянии, перемещаясь в воздухе как сборище смущенных призраков.
     Взгляду  Айка  предстала целая  коллекция выдающихся обитателей города:
обязательный  в  таких  случаях реликт в  лице отца  Прибылова,  управляющий
банком Джек Макдермит  и мэр Сол Бисон пыхтели немыслимо длинными сигарами и
потяги-
     5 За
     'К. No 789
     129
     вали  бренди,  вполуха   слушая  директора  школы  Иоргенсена,  который
объяснял  механизм действия старинной  медной астролябии, стоявшей на полке.
Старшие  братья Вонг, оцепенев  от напряжения,  сидели бок о  бок на изящной
английской козетке,  сжимая в своих лапищах крохотные  рюмочки  с  бренди. А
напротив  них на подушках, скрестив ноги,  сидели  их  престарелые родители,
пившие, кажется,  настоящий китайский чай  из настоящих китайских чашек. Шеф
полиции   Гилстреп  подтрунивал  над  своим  тестем  преподобным  Вайнсэпом,
демонстрируя ему средневековый  пояс верности,  обнаруженный им  в коллекции
редкого оружия.
     Томми   Тугиак   Старший    стоял,   прислонившись   к   переборке,   с
расфокусированным взглядом.  Будучи президентом  и главным держателем  акций
"Морского  ворона", он  представлял  интересы  сотни ПАП,  а  также  местной
радиостанции   "ПАПа".  Студия  гордилась  пятизначным  номером  частоты   и
регулярно прерывала сетку вещания, чтобы сообщить имена победителей в бинго,
или вставляла незапланированное ток-шоу, направленное на снижение количества
самоубийств среди местного населения. Федеральная комиссия связи не обращала
внимания  на  нарушение правил, заметив однажды:  <<В  конце  концов, это их
эфир".
     У Томми в руках тоже была длинная сигара и  рюмочка  с  бренди. Видимо,
это был стандартный  набор на этом приеме. Прежде чем Айк успел что бы то ни
было произнести,  ему  тоже вручили  импортную панетеллу и хрустальную рюмку
бренди.  Он прикурил  и,  оглядываясь  по сторонам, принялся ждать.  Похоже,
приглашенные были специально отобраны для того, чтобы в их присутствии можно
было сделать какое-то важное объявление.  Но зачем пригласили его? Что этому
Стебинсу от него нужно?  Пока Айк размышлял над этими вопросами, мимо, сияя,
прошествовал Кларк Б. Кларк, севший рядом и тут же кокетливо сообщивший, что
и он был когда-то бандитом Бакатча.
     130
     -- Да. Только держи  язык  за  зубами. Но старину  Кларка  Б.  когда-то
вышвырнули из  Сан-Хосе  за то  что он  взорвал  их  коллектор  сточных вод,
которые, как выяснилось, стекали прямо в  залив. Есть о чем вспомнить. Когда
об   этом   узнал   Лукас,   он   наградил  меня  стипендией.   И   я  начал
специализироваться   в   киновраках.   Ну   ладно,  приятно  было  с   тобой
поговорить... -- Кларк Б. Кларк похлопал  Айка по колену и встал. --  Думаю,
сейчас начнется брифинг. Так что пойду потороплю капитана.
     И  он,  как  угорь сквозь бурые водоросли, заскользил  между  группками
горожан к  узкой дверце в конце  салона. Айк потягивал бренди, испытывая все
большее и большее недоумение. К примеру, эти приглашения  -- ведь  для того,
чтобы отобрать  кандидатуры  и выгравировать  их  имена, требовалось  время.
Значит, появление в Квинаке было давно запланированной акцией.
     Из узкой  дверцы снова появился Кларк Б. Кларк. В проходе за его спиной
возникла сухопарая фигура мужчины с опущенной головой.
     -- Господа и...  -- внимательный  взгляд  Кларка заскользил  по салону,
пока не наткнулся на миссис Вонг, --│ дама... Вначале, со всей искренностью,
я хочу  сообщить вам, что мы  все на "Чернобурке" страшно  благодарны вам за
ваше терпение и снисходительность, с которой вы откликнулись на  насущные...
как бы это выразиться...
     -- Как насчет того, чтобы заткнуться...
     Раздавшийся  голос   был   настолько  тягуче-провинциальным,  настолько
вульгарно-пошлым, что сначала собравшиеся решили, что он принадлежит кому-то
из местных.
     -- И исчезнуть?
     Кларк Б. Кларк подобострастно отодвинулся на пару дюймов.
     --   Дама   и   господа,   позвольте   мне   представить   вам   нашего
главнокомандующего  Герхардта Лютера  Стебинса,  обладателя четырех Оскаров,
пяти почетных степеней, шести авторских...
     131
     -- Пошел прочь, щенок..
     Кларк Б. Кларк отскочил в сторону.
     -- Великий Герхардт Стебинс!
     В гробовой тишине в салоне возник очень  пожилой человек с грязно-седой
шевелюрой  и  черной  повязкой  на глазу.  Если  Айк и надеялся на встречу с
каким-нибудь  зловещим  гением,  обитавшим  в  самом  чреве  этой  блестящей
паутины,   то  его  постигло  глубокое  разочарование:  у  этого  гения  был
деревенский  выговор и  ветчинная  харя. Всемирно  известный  Герхардт Лютер
Стебинс был обычным костлявым увальнем с  юга  Америки.  Айк прикинул, что в
период расцвета этот сильно  поношенный  остов носил на  себе, наверное, еще
пару  дюжин  фунтов,  но  и  сейчас  старик  выглядел  поразительно  хорошо.
Загорелые руки были крепкими, а шишковатые  пальцы  свидетельствовали о том,
что они были знакомы с тяжелым физическим трудом.
     Стебинс  глубоко вдохнул и  шумно выдохнул,  от  чего вся  его  грудная
клетка  пришла  в движение, и  его  одинокий глаз  оценивающе  заскользил по
собравшимся. Затем он  поднял  большой стакан с  янтарным  виски  и выпил за
здоровье  гостей. Он  все  еще пил, когда дверь в салон открылась и в проеме
появился  Николай Левертов  в сопровождении коренастого  коротышки  в  белом
костюме морского офицера,  на  лице которого застыла тяжелая  сладострастная
ухмылка индуистского божка. При виде него улыбка Стебинса стала еще шире.
     -- Я и забыл о тебе, Снежок.
     -- Этого не следовало делать, капитан Стебинс.
     -- Больше не буду, мистер Левертов. -- Стебинс снова поднял свой стакан
и обратился к присутствующим. -- Возможно, многие из вас уже знакомы с Ником
Левертовым.  Это его  вина  в  том, что  мы так  нагрянули.  Это  он  убедил
киноворотил в  том,  что  его  родной  Квинак  обладает  всеми  необходимыми
качествами для реализации нашего проекта. Не так ли, Ник?
     132
     __ Совершенно верно, -- кивнул Левертов.
     --  Совершенно верно, капитан Стебинс, -- восторженно откликнулся Кларк
Б. Кларк с противоположного конца.
     --  А  вон  тот пижон,  что стоит  рядом с  Ником,  это первый помощник
капитана мистер Сингх.  Он-то и управляет на  самом  деле "Чернобуркой", а я
только так, для вида.
     Мистер Сингх и ухом не повел.  У Айка начали закрадываться  подозрения,
что на борту этой яхты все не так уж безоблачно, как можно было бы подумать.
     -- Короче,  как я уже сказал, дело в ваших  неповторимых  особенностях.
Вот почему мы решили взять быка за яйца и раскрыть свои карты.
     -- Именно за яйца, -- эхом откликнулся Кларк.
     Первый помощник Сингх сел, а Левертов, продолжая стоять, кивком показал
Стебинсу, что можно продолжать.
     -- И, наверное, для начала лучше всего поставить вас в известность, что
за кашу  мы завариваем.  То есть что почем? Никто не  хочет  высказать своих
предположений? Нет?
     Голубой глаз начал прочесывать аудиторию. И мэр Бисон решил рискнуть:
     -- Ну, у меня есть некоторые предварительные Догадки, -- осклабился он.
-- Когда прошлой осенью  мы  вели переговоры с мистером Кларком, речь шла  о
бюджете где-то в районе девяноста миллионов.
     Это были лишь предварительные наметки -- заметил Стебинс. -- Если карты
не врут, то сейчас речь идет о сумме в десятки раз больше.
     --  Вот именно  что  в  десятки, --  подхватил Кларк. --  И эти  деньги
потекут в Квинак, как приливная волна.
     Как  зеленая шуршащая  волна. -- Старик бросил взгляд  на  Левертова  и
продолжил: -- И мы хотим, чтобы все горожане стали нашими партнерами в  этом
предприятии. Чтобы они сделались
     133

     акционерами!  Мы  пустимся в  совместное плавание  и  будем все  делить
пополам. Или  вместе пойдем ко дну. Потому что  мы хотим, чтобы вы знали: мы
приехали сюда не  обирать вас.  Мы хотим сделать вас богатыми. Ну что, давай
покажем им карты.
     Кларк Б. Кларк метнулся мимо  Стебинса и выкатил из прохода зачехленный
демонстрационный экран, который тут же переложил на длинный овальный стол. А
когда будущие акционеры заняли  свои места вокруг, стало ясно, что  все было
затеяно  именно ради этого.  Айк  устроился как можно дальше,  в самом конце
стола. Каждому были предложены по  записной книжке  с  ручкой, пепельнице  и
подставке для  рюмки --  все в форме игральных карт,  как  и приглашения,  с
эмблемой "Чернобурки" в центре.  Айк поставил на подставку  джин с тоником и
подвинулся ближе к столу.
     -- Если кто-то хочет освежиться, просто поднимите руку, -- сообщил всем
Кларк  Б.,  помахав  парнише  с передвижным баром. --  Герхардт любит, когда
слушатели чувствуют себя вольготно.
     Все представители "Морского ворона" воспользовались этим  предложением,
впрочем, как и Вон-ги. Их родители продолжали лелеять свои крохотные чашечки
с чаем, как  изнеженных колибри. Когда парниша  с  напитками подошел к Айку,
тот  покачал головой и  накрыл  стакан  рукой.  Рядом  послышались  бряканье
пуговиц и шепот.
     -- Кажется,  мне уже довольно. -- И Алиса  заняла место рядом с  Айком.
Вероятно, она проскользнула в салон незамеченной вслед за сыном.
     Кларк Б. суетился вокруг стола,  рассаживая ПАП  в кресла и  на диваны.
Стебинс, заложив  руки за  спину  и широко  расставив ноги,  как при  качке,
терпеливо дожидался, когда все рассядутся. Николай пробрался к нему за спину
и теперь, оперевшись на подлокотник,  восседал  на  одной из  козеток.  Полы
белого пиджака разметались в разные стороны, как богатый мех.
     134
     __ О'кей, -- наконец промурлыкал Стебинс
     и расчехлил  экран. На нем была изображена подробная голограмма Квинака
и окрестностей. Не было упущено ничего, и все выглядело гораздо  ярче  чем в
реальности --  глетчер, залив  и  доки, магазины  и улицы с  их  изгибами  и
перекрестками --  все  было  изображено с юмором, но  абсолютно  достоверно.
Карта охватывала  пространство от дома Кармоди на  дальнем  конце залива  до
свалки и водонапорной  башни в предгорьях. Айк обнаружил на  ней  даже  свой
трейлер, перед которым спала карикатурно изображенная собака.
     --  Неплохо, а, Соллес?  -- прошептала Алиса. --  Я думаю, это даже  на
тебя должно произвести впечатление...
     Эта голограмма  шириной в пять футов точно  отображала  все характерные
особенности местности -- географические, социальные, мифологические. У южной
пристани, например, был изображен указатель канала, именно на том месте, где
его искали предки.  А на  восточном  склоне скалы Безнадежности располагался
маяк как раз там, где и находился, а в верхнем его окошечке виднелась голова
смотрителя,  который держал в  руке фонарь "молния". И  маленький глетчер  в
заливе  был на месте, только по его склону  на лыжах несся  бурый  медведь в
защитных  очках  и  с развевающимся  красным  шарфом  за  спиной. Отдаленные
вершины  Колчедановых гор охранял мультяшный  баран со  своей  отарой. А над
всем этим в чистом голубом небе плыли пушистые облака с голубыми глазами. --
Итак, -- проурчал Стебинс, когда все насмотрелись вдоволь, -- вы видите свое
благородное  селение в том виде,  в каком оно находится  сейчас, кого-нибудь
есть вопросы? -- Айк почувствовал, что у него внезапно пересохло во рту, как
и предсказывал Ник. Вопросов ни у кого не было.
     Ну и хорошо, -- продолжил Стебинс. -- теперь, -- он указал на карту,  и
его глаза заискрились мальчишеским задором, -- вот как оно
     135
     может  выглядеть уже через неделю,  если мы с  вами договоримся. Давай,
зануда!
     Кларк  Б. подскочил  к карте и вытащил следующую голограмму. Она  точно
повторяла  контуры  предыдущей  карты,  только  с некоторыми  изменениями  в
мультяшных сюжетах. Дома выглядели  более опрятно. На месте полуразрушенного
консервного  завода  высилась  живописная   скала.   У   подножия   глетчера
расположился длинный индейский вигвам с разукрашенными тотемными столбами по
бокам. Фасад вигвама был  выполнен  в  виде  стилизованной головы ворона, из
клюва которого свисала  пучеглазая лягушка с растопыренными лапами. А входом
в вигвам являлась овальная клоака лягушки.
     -- Родовой  знак Морского клана, --  прошептала  Алиса. -- В реальности
никогда не существовал. Чистая выдумка. Лягушачий вигвам упоминается  только
в сказках Шулы.
     Стебинс  повернулся  на шепот  и  сфокусировал  взгляд своего  голубого
глаза.
     -- Вы ведь мама Ника, я не ошибаюсь? -- громогласно осведомился он.
     -- Да, я -- миссис Майкл Кармоди.
     -- Так я и думал, миссис Кармоди, -- хихикнул Стебинс. -- Я слышал, что
вы  умная,  красивая  и  откровенная женщина. А  других таких  здесь  нет. И
конечно же, вы абсолютно  правы, мэм. Чистая выдумка. Фантазия. Но именно за
это мы любим Шулу и  ее мир. Потому что это несуществующий мир. Он полностью
выдуман  Изабеллой  Анюткой, урожденной  Речел  Руфь  Остсинд,  проживавшей,
кстати,  в Нью-Джерси.  Все понарошку.  Но скажите  мне, что  для вас  более
реально -- Нью-Джерси  или Изумрудный город из страны Оз? -- Он перевел свой
глаз  на остальных присутствующих. --  Поэтому мы  не  сомневаемся в успехе.
Старая  фантастическая  история  плюс  ваш  новый  фантастический  город. Вы
знаете,  какая  температура  воздуха была вчера  в Нью-Йорке? Сто двенадцать
градусов. Ниже сотни она теперь опускается только пе-
     136
     ред самым рассветом. Почитайте газеты. Не хочу вас обижать,  ребята, но
у  вас здесь  маленький, хоть  и засранный, рай, а вы и не  догадываетесь об
этом.  Мы  хотим  показать  этот рай остальному  задыхающемуся  человечеству
сначала  в  полнометражном фильме, а потом  в сериале.  Мы завоюем всемирную
известность и вызовем неувядающий интерес публики. Ну так что?
     Никто не  шелохнулся -- все были околдованы низким голосом и роскошными
обещаниями Стебинса.
     --  Хорошо. А теперь -- как  мы собираемся  к этому  приступить. Прежде
всего нам потребуется пространство -- съемочные  павильоны, места жительства
для персонала, склады для декораций, ну и прочая ерунда такого  рода. Думаю,
вы  даже  представить себе  не можете, сколько народа будет  задействовано в
этом  проекте.  Вот, например, в контрактах водителей  грузового  транспорта
записано, что мы обязаны  обеспечивать их  сауной, а иначе  они отказываются
работать. А аренда помещений стоит очень дорого. Вы уж мне поверьте.
     --  Да,  поверьте  ему, --  выразительно  закивал  Кларк Б.  -- Старина
Герхардт настолько превысил бюджет в своем последнем провальном проекте, что
мы еле унесли ноги от кредиторов. Если бы не наши азиатские акционеры, мы бы
лишились студии.
     Тройка в темно-синих двубортных костюмах учтиво поклонилась Кларку. Это
трио  представляло Всемирную федерацию породненных городов.  Поэтому на этот
раз, -- продолжил Стебинс, -- мы предлагаем партнерство. Для пущей простоты,
как  выражался мой дедушка, -- вы или сдаете нам в  аренду за наличные,  или
предоставляете внаем за  проценты.  Тогда вы  все можете  стать акционерами.
Наши  люди  договорятся  с  каждым из  вас, как  вам удобно.  Некоторые  уже
высказали  свои  пожелания.  Так,  Бисон отдает  нам свою гостиницу.  Тугиак
сказал, что мы можем рассчитывать
     137
     на таверну "Морской ворон". --  Стебинс вынул из кармана листок бумаги.
-- Херб Том  сказал, что поддержит  нас  своим бизнесом.  И  многие  другие.
Однако  никто  не  обязан   принимать  решения   прямо  сейчас.  Посчитайте.
Подумайте. "Чернобурка" согласится с любым вашим желанием.
     Никто  не  шелохнулся.  Через монотонный  гул  кондиционеров доносились
приглушенные  удары  усилителей  "Вишневых  Девчат".  Стебинс  перевел  свой
голубой глаз на козетку, где возлежал Левертов.
     -- Что-нибудь еще?
     --  Не сегодня, капитан Стебинс, -- промурлыкал Ник.  --  Вы  прекрасно
справились. -- И Левертов одним движением вскочил на ноги. --│ Не правда ли,
друзья?  Как  насчет  того, чтобы помочь  величайшему  режиссеру  двадцатого
столетия Герхардту Стебинсу?
     Аплодисменты  проводили костлявую  спину старика,  удалившегося  в свои
покои и закрывшего за собой дверь.
     Алиса бросила взгляд на часы.
     -- По крайней мере, они ясно говорят, чего хотят.
     --  За  исключением того,  чего они  хотят лично от нас, -- откликнулся
Айк. -- Лично у  меня  нет ни мотелей, ни контор по аренде машин. Так что же
им надо от меня?
     Но прежде чем Алиса успела ответить, Айка  окликнули из глубины салона:
"Эй, Исаак Соллес!"
     -- Мистер  Стебинс  хотел бы  лично  поздороваться  с вами, если вы  не
возражаете, -- энергично махал рукой Кларк Б.
     Капитанские апартаменты выглядели столь же старомодно, сколь современно
вся остальная яхта. Висячие  лампы освещали  дуб, медь и кожу. Теплый  ковер
покрывал пол, а  стены и  переборки были  завешаны картинами с изображениями
старинных кораблей.  Под столом аккуратно размещены  ящики с картами.  Около
судового сундука с ин-
     138
     крустацией из слоновой кости  высился бронзовый телескоп  на треноге. В
центре стоял ломберный столик с приготовленными картами и чипами.
     Стебинс, стоя у орехового буфета, смешивал себе питье. Услышав Айка, он
повернулся к нему с широкой улыбкой.
     __ Исаак Соллес! Заходи и закрой за собой
     дверь.  -- Старик поспешил  ему навстречу с протянутой рукой. -- Сынок,
для меня  это такая честь. Ты единственный благородный герой, который всегда
был для меня кумиром. Две трети жизни меня  преследовали поклонники, так что
теперь  я имею право побыть на их месте. Как я рад  наконец  познакомиться с
тобой!
     Айк пробормотал  что-то  невнятное и кивнул.  Ладонь старика  оказалась
гораздо  жестче, чем он  ожидал, что  было особенно  неожиданным в окружении
всей  этой роскоши.  Было  ясно,  что она знавала  худшие  времена  и  умела
справляться с канатами.
     -- Я  преклоняюсь перед  тобой, начиная с твоего первого выступления --
где это было? В Сакраменто?
     -- В Мадере. На ярмарке округа.  -- Айк почувствовал, что, как ребенок,
заливается краской. -- После этого я почти их не устраивал.
     -- Где  бы  это  ни  было,  но  ты  всех нас  втравил  в  неприятности,
разбойник. У  меня было очень выгодное дельце по производству жареных цыплят
по-кентуккийски. Но  когда  я  услышал  новости,  то  прямиком отправился на
студию  и  вывалил   полное  ведро  потрохов   и  соуса   на   голову  этому
режиссеру-вундеркинду. Меня, естественно, тут же выкинули на улицу, и прошло
несколько месяцев, прежде чем мой агент подыскал мне новый контракт.
     Простите, --  промямлил  Айк. --  Благодаря  окружному  прокурору очень
многие тогда лишились работы из-за меня.
     Простить? │-- старик  опустил свою огромную лапу  Исааку на  плечо.  --
Господи, да о чем Речь! К тому же, что нас жалеть, старых кобелей?
     139
     Может, это был единственный  справедливый пинок, который мы получили за
всю свою жизнь. Ты был героем и остаешься им, а герои всегда нужны. Я всегда
говорю  -- хочешь  пожалеть  кого-нибудь, пожалей себя. Это полезнее. Как бы
там ни было, для  меня большая честь приехать сюда и познакомиться с  тобой.
Можно, я тебе  плесну четырехзвездочного? А  настоящего  "Хеннесси"?  Может,
"Гавану"?
     Айк поблагодарил и сказал, что на палубе его ждут друзья.
     --  Ты откровенен.  Но позволь  мне тебе  дать  маленький совет, сынок:
между нами -- держись подальше от этих акций,  если  только не хочешь, чтобы
тебя ободрали как липку.
     -- Мне показалось, вы сказали, что это самая выгодная сделка, о которой
только можно мечтать.
     Старик стащил свою  черную повязку,  так что теперь  оба  глаза у  него
залучились мальчишеским задором.
     -- Работа есть  работа,  сынок.  Это  ведь  шоу-бизнес. И еще  одно  --
присматривай за  своим лагерным дружком. У него  на тебя  зуб, а его не  зря
зовут  Большой  Белой  Акулой.  Но об  этом ни  слова,  слышишь?  Я от всего
отопрусь. Я вру как сапожник, когда в этом возникает необходимость.  В покер
играешь? Простой американский вариант: доллар за вход, максимальный взнос --
три.
     -- За решеткой играл. Только там за вход платили одной затяжкой.
     -- При хорошей игре не  так  важно, что лежит в банке. Партнеры --  вот
что важно. Личности. Ты, наверное, знаешь, кто тут играет.
     Айк улыбнулся.
     -- Мой хозяин Кармоди готов отказаться от еды ради покера... а он очень
любит поесть. И мой напарник утверждает, что профессионально играл в покер в
Порт-о-Пренсе.
     -- То, что надо. Решите сами, когда будем играть.
     140
     L
     - Возможно, мне придется уехать на несколько дней,
     -- Значит, когда вернешься. В любой день. Мне очень хочется посмотреть,
как великий бандит будет сопротивляться блефу.
     Черная повязка снова заняла свое место, словно дверь закрылась.
     В салоне и  по дороге на палубу Айк старался  не встречаться  глазами с
кем бы то ни было. Грира не было, зато он заметил Алису, которая вернулась к
своим обязанностям барменши у нактоуза.
     -- Я созрел  для  двойного,  Алиса. И  если ты не возражаешь,  я завтра
уеду.
     -- Да? А что такое?
     -- Грир хочет, чтобы я слетал с ним в Скагуэй.
     -- А что, Эмиль не может слетать один?
     -- Нам нужно вызволить одного травмированного друга.
     Алиса пожала плечами.
     --  Если Кармоди не  появится, поезжайте, почему бы  и нет. Может, вы и
старого  пирата  спасете  заодно.  Убьете  двух  зайцев   одним  героическим
выстрелом.
     Айк  пропустил  мимо  ушей  эту  колкость.  К  счастью,  она  не  стала
спрашивать,  о чем они  говорили со Стебинсом. Айк не был уверен, что сумеет
проявить осмотрительность,  в особенности относительно  того,  что  касалось
Левертова. А какой матери могло понравиться, когда ее сына называют акулой?
     8.
     Не снижай обороты, чтобы застать их врасплох
     Айк  проснулся  с  рассветом  и сразу  же  отправился  крепить снасти и
такелаж. Когда к десяти утра выяснилось, что сведений о странствующем Майкле
Кармоди все  еще  не  поступило, Айк  двинулся  обратно  к  трейлеру,  чтобы
разбудить Грира.
     141
     Он и сам не  мог объяснить себе,  почему согласился на эту спасательную
операцию. Лично он не испытывал никакого желания вызволять Билли Кальмара. И
дело  было совсем не  в  личных  качествах  последнего.  Билли действительно
обладал выдающимися способностями. Айк не раз видел, как тот выигрывал пари,
извлекая  в  уме  громоздкие  квадратные  корни  быстрее,  чем  соперник  на
калькуляторе.  Однажды он  присутствовал  при  полемике, затеянной  Билли  с
каким-то  проезжим профессором  по проблемам  виртуальной  гидравлики, когда
Кальмар не только  опроверг целый ряд теорий последнего, но и поверг беднягу
в  состояние  Острого Незаслуженного Профессионального Шока,  как он называл
это  позднее. Билли Кальмар  умел заговаривать  зубы.  И прикол заключался в
том, что он доставал собеседника, как назойливая муха.
     С другой  стороны,  это был повод исчезнуть  из  города как  раз в  тот
момент, когда  впервые  за  многие  годы Исаак  Соллес  почувствовал  в этом
необходимость.
     Грира было  не добудиться.  Чайник был пуст,  а Грир пребывал во власти
наркотических видений. Самым серьезным осложнением,  с которым  сталкивались
люди, когда бросали  принимать дурь,  это повышенная потребность в сне, даже
не столько  в самом сне, сколько в  сновидениях.  Принимая дурь,  можно было
спать,  но  фаза быстрого сна при этом отсутствовала. Наркотик не оставлял в
сознании  зазора, в который  могли бы  влезть сны. Сновидения, как самолеты,
ожидавшие, когда летное  поле  очистится  и им будет предоставлена  посадка,
скапливались и кружили, поднимаясь все выше и  выше. Когда Айк впервые вышел
из  тюрьмы, а дурь  только-только  появилась на улицах,  он употреблял ее по
несколько дней  кряду  -- и не для того постоянного прилива энергии, который
она давала, как  и не ради сладкого забвения, без грез и видений, но во  имя
этого сокрушительного обвала  снов, который  наступал вслед за абстиненцией.
Иногда сны были чи-
     142
     стыми и светлыми, иногда снились кошмары, но какими бы они ни были, они
принадлежали лично тебе. В тюрьме всем снились одинаковые сны.
     -- Залезай под душ,  -- приказал Айк покачивавшемуся голому Гриру. -- Я
отправлю Марли под трейлер.
     -- Марли и здесь нравится.
     -- Здесь Марли гадит.
     --  Под   трейлером,   старик,  на  него   может  кто-нибудь   напасть.
Какой-нибудь боров Лупов. Марли не сможет от него убежать.
     -- Хорошо,  я  оставлю  дверь открытой для него.  Захочет  -- пригласит
борова в трейлер. Давай шевелись, если  мы куда-нибудь  собираемся. Херб Том
уже все приготовил.
     --  И что он нам  дает? --  осведомился  Грир  из-под душа. -- Надеюсь,
"Пайпер".
     -- "Пайпер"  в  постоянное  пользование забрала съемочная группа. Как и
все остальные турбореактивные машины. Нам дают "Оттер".
     --  Этот драндулет?  --  Грир начал просыпаться.  -- Это сколько же  мы
будем добираться!
     -- Позвони Алисе и скажи, что  мы ее ждали, а теперь уезжаем. И попроси
ее заехать и посмотреть, как тут Марли.
     -- Мне позвонить? -- Грир вылез из-под душа и  встряхнулся, как пудель.
-- Я не готов к этому. Почему бы тебе это не сделать?
     --  Потому  что  Марли  --  твоя  собака, и  ты  являешься  действующим
президентом Законопослушных  Дворняг,  и  именно  ты  хочешь  отправиться  в
Скагуэй.
     Айк помог Марли  спуститься по металлической лестнице. Казалось, старый
пес передвигается немного получше  --  может, и вправду этот  выход  в  свет
пошел  ему на пользу. Он самостоятельно доплелся до края площадки, усыпанной
ракушечником, и присел, чтобы справить свою нужду. Моча  потекла по лапам, и
Айк  вздохнул, глядя на  него. Да,  двигаться,  может, он  стал  и лучше, но
поднять
     143

     заднюю лапу  по-прежнему  не мог.  Когда  Марли,  помахивая  хвостом  и
улыбаясь, вернулся обратно, Айк почесал ему уши и посмотрел в мутные собачьи
глаза.
     -- Как дела, Марл? Как наши старые песьи делишки?
     Пес  глупо  по-волчьи ухмыльнулся  в  ответ.  Айк поставил  под трейлер
миску,  полную сухого  корма, и Марли проследовал за ней.  Айк  наполнил  из
крана большое пластиковое  ведро и полил печальную карликовую коноплю Грира.
В  старые  времена,  еще до  эпохи  генетического опыления,  Грир  выращивал
марихуану  и  любил  ее.  И  даже  теперь, когда  от  его плантации осталось
несколько хилых бесплодных мужских кустиков, он продолжал их поддерживать --
не для  того,  чтобы  курить,  а  из чистой  сентиментальности.  Действенный
ингредиент в них давно уже исчез.
     Потом Айк заметил свой револьвер на подоконнике и задумался над тем, не
взять ли  его с собой.  Ему  доводилось слышать, что этот  Гринер  вытворяет
довольно жесткие  штучки во имя своего Господа. Однако статистика продолжала
утверждать, что столкновение с насилием гораздо более вероятно в том случае,
когда вы сами вооружены. К тому же, вряд ли у них будет  повод встречаться с
Гринером. Они заберут  Кальмара из больницы, загрузят его на борт и вернутся
обратно.  Айк  знал  одну подпольную  заправку,  где  они  смогут  незаметно
заполнить  баки. А если  Билли Кальмар собирается  еще  сводить с кем-нибудь
счеты, то пусть делает  это  по  телефону в свое личное свободное время. Так
что отсутствие револьвера только облегчало задачу.
     Айк набрал  еще одно ведро воды и привязал его к трейлеру, чтобы старый
пес не опрокинул его. Потом он постучал по стенке и позвал Грира.
     -- Мы отправляемся, Грир!
     Грир спустился  с большой мексиканской сумкой. Душ явно освежил его. Он
потряхивал голо-
     144
     вой и распевал в такт разлетающимся в утреннем солнце брызгам:
     -- Мы отправля-а-а-емся в дикую даль... В светлый Грааль!
     __ В синюю даль, -- поправил Айк, забираясь
     на водительское место. -- Садись.
     __ Точно, старик. Я все время забываю, что ты
     тоже был героическим пилотом. -- В не-е-бо уносят нас птицы...
     Айк завел мотор и тронулся с места, предоставив Гриру петь. Иногда он и
сам  забывал многое из своей жизни. Вернее, пытался забыть. Однако когда они
затормозили у стоянки Херба Тома,  один вид  старого "Оттера" заставил его о
многом вспомнить. А когда они загрузились в древний гидроплан, который, рыча
и сотрясаясь  всем корпусом, взмыл над водой, воспоминания нахлынули на Айка
полным весом. Он вспомнил  своего  старого "Мотылька" и все секретные вылеты
под  покровом берегового тумана. Разве что  "Мотылек" никогда не  рычал. Его
приглушенный двигатель лишь слегка  жужжал. Однако медлительность делала оба
самолета похожими. Максимальная скорость "Мотылька"  была не намного больше,
чем у "Оттера",  зато минимальная скорость, при которой он  мог оставаться в
воздухе,  была   существенно  меньше.  В  этом   заключалось   его  огромное
преимущество. "Мотылек" мог держаться в воздухе при скорости быстро  идущего
человека,  то  есть шесть  с  половиной миль  в  час.  После того как  вояки
осознали, что  ведение боевых  действий  в современных  условиях  не требует
массивных  бомбардировщиков,  запускаемых с бортов огромных авианосцев,  что
гораздо  удобнее  более  мелкие  самолеты,  оборудованные приборами  ночного
видения,  которые могут взлетать под покровом темноты и  тишины  с  грузовых
судов  и  использовать   поверхность  воды   вместо  посадочной  полосы,  до
"Мотылька"  оставался   один  шаг.  Он  передвигался  ниже  уровня  радаров,
устанавливал таймер на поражение каждой кон-
     145
     кретной  цели и  успевал  вернуться на  базу еще до того, как противник
продирал глаза. Или уже никогда не продирал, в зависимости от груза. Однако,
как  правило,  Айк  возил листовки  и фальшивую  валюту. По  заданию ЦРУ  он
посбрасывал   несметное   количество   фальшивых   миллионов    на    разные
южноамериканские  государства с целью  дестабилизации их экономики... хотя и
так было понятно, что на этом пути она не нуждается в посторонней помощи.
     "Мотылек"  было трудно  засечь, а  поразить -- тяжелее,  чем попасть  в
летучую  мышь. Даже  если  пограничные  заставы,  оснащенные ракетами класса
"земля--воздух", засекали  его,  их  тепловая система самонаведения не могла
обнаружить  реактивного следа. Противовоздушная оборона тоже была бессильна,
так как "Мотыльки" летали ниже уровня ее действия. Самым опасным оружием для
них являлись обычные винтовки, так как передвигались  "Мотыльки" медленно, а
топливный бак у них не был защищен; да и то, когда в них попадали, они редко
взрывались. Они могли сесть на поверхность реки, пруда, а то и вовсе на луг,
если на нем  было достаточно  мокрой  травы  для скольжения тефлона. А пилот
сопровождения  столь же легко мог поднять  приземлившегося товарища, опустив
ему  сетку, закрепленную  с этой  целью между  понтонами. Таким образом  оба
оказывались в воздухе еще до того, как успевал  прибыть неприятель. Айк спас
таким  образом  троих: одного из узкой  заводи в Заире, другого  на песчаной
дюне близ Александрии, а третьего -- с футбольного поля в центре Иерусалима.
Последний  был  спортивной  звездой  университета Миссури  и пересек поле  с
мировым рекордом. Догнать его смог лишь свинец, угодивший  ему в пятку левой
ноги, так что  парнишка  не  смог дотянуться  даже  до  сетки.  Поэтому Айку
пришлось сесть на землю, перенести истекающего кровью парня  в работавший на
холостом ходу "Мотылек" и взлететь на глазах
     146
     у пятидесяти штурмовиков, угрожающе приближавшихся к ним со всех сторон
мокрого  газона. На  экране заднего  изображения Айк  видел взбешенные  лица
израильтян  и  слышал   автоматные  очереди.  За  эту  операцию  он  получил
военно-морской крест,  который ему было запрещено носить в публичных местах:
Соединенные  Штаты  никогда официально  не находились в состоянии  войны  со
своим старым союзником Израилем.
     Как  ни странно,  летать Грир совершенно не боялся,  хотя  из ежегодных
статистических отчетов явствовало, что воздухоплавание  было  занятием  куда
как более  опасным, чем мореходство,  особенно на  территории провинциальной
Аляски. Грир чувствовал себя в воздухе  настолько естественно, что не  успел
"Оттер" оторваться от  земли,  как  он погрузился в глубокий  сон.  Айка это
устраивало: старый двигатель так шумел, что совершенно не хотелось напрягать
слух для поддержания беседы.
     Набрав высоту в потоке северо-восточного ветра, Айк развернулся обратно
к  городу на  юг на высоте  около  тысячи  футов. Он  уже забыл, как приятно
смотреть  на  землю  с этой высоты  --  достаточной, чтобы  не  находиться в
постоянном напряжении, но  и не позволяющей  забыть  о  том,  что  оставлено
внизу.  Город походил  на  большую игрушку  -- игрушечные  дома и игрушечные
улицы,  игрушечные  пикапы, карбасы  и водонапорные  башни  -- все чистое  и
свежее, как на картинках из детских книжек. И  все  до боли  знакомое. И тут
Айк  внезапно понял,  что  город  действительно  очень  похож  на  вчерашнюю
мультяшную карту. Утиная Канава со своим внутренним заливом походила на поле
для гольфа с искусственными препятствиями. Церковь и школа выглядели дешевой
претензией на роскошь. Жестяная же крыша "Горшка"  вполне могла фигурировать
в  какой-нибудь комедии положений:  вроде  шутки  и  забавы  трудолюбивых  и
суровых северян в настоящем рыбацком баре Аляски, Старина Стебинс был  прав:
Квинак действительно
     147
     обладал  бесценными  свойствами,  о  которых  его  обитатели  не  имели
никакого представления.  Что-то вроде нео-ретро. Они так долго находились на
задворках, что превратились в авангард, сами не понимая этого.
     Над трейлером  Айк сбросил высоту, но Марли  видно  не  было. Наверное,
старый пес  ушел  обратно в дом,  чтобы закончить  свой утренний туалет. Айк
сделал круг над трейлером и повернул на восток, в сторону  солнца. Он всегда
испытывал  странное ощущение, когда летел  на восток, а оказывался в местах,
которые обычно считаются югом. Как, например, Лос-Анжелес расположен на  той
же долготе, что и Южный полюс. А если кто-нибудь из Квинака соберется лететь
на юг, то он и вовсе промахнется мимо Калифорнии на сотни миль и окажется на
Таити. Ну а уж если вы промахнетесь мимо Таити, то и вовсе закончите на краю
земли, так и не встретив ни одного обитаемого клочка суши.
     До  Скагуэя  им  предстоял  шестисотмильный  перелет.  На таком  старом
драндулете  это займет  у  них  большую  часть дня. Айк  просил  Херба  Тома
связываться с  ним по радио, но еще не проверял связь.  Авиадиспетчеров вряд
ли это могло встревожить:  линии и так  были слишком  забиты. Как бы  там ни
было, Айк все равно предпочитал именно такие  полеты --  блуждания в голубой
бесконечности  вне  расписаний.  Если они нарвутся  на  неприятности, всегда
можно  будет посадить  самолет в  какой-нибудь  бухточке.  Двигатель работал
вполне нормально, и единственное, в чем нельзя было быть  уверенным, так это
в  погоде. Поэтому,  как древние  викинги,  которые  предпочитали  совершать
плавания так, чтобы  всегда иметь  сушу  в пределах  видимости, Айк старался
держаться  поближе  к воде. Это  была привычка, усвоенная  им еще со времени
полетов на "Мотыльке".
     Пролив Принца Вильяма  мелькнул  слева в  иллюминаторе,  выглядя с этой
высоты вполне жизнеспособным. Единственное свидетельство недуга
     148
     заключалось  в   малом   количестве  кораблей:  в  когда-то  богатейшем
рыболовном районе  виднелось  всего несколько  краболовных судов, пара судов
для ярусного лова и несколько карбасов с  жаберными  сетями. Едва можно было
насчитать дюжину. Это при том,  что стоял високосный год. Было замечено, что
богатые путины  стали  приходиться на високосные годы после  разлива нефти в
восемьдесят девятом,  хотя в последнее время, несмотря на  удвоенные  усилия
инкубаторных станций,  уловы неукоснительно уменьшались. Даже танкеров  было
не очень много. Теперь  голландцы предпочитали  ездить за  нефтью к скважине
более длинным, но и более безопасным  путем  через Берингов пролив,  так как
трубопровод  в  Вальдез,  несмотря  на  прошедшие  годы,  все  еще  считался
ненадежным.  Уже в  течение десяти  лет не было  никаких задокументированных
свидетельств   о  бандитских   нападениях,   но   когда-то   произвол  здесь
свирепствовал вовсю, и нефтяные магнаты продолжали подозрительно  относиться
к Принцу Вильяму. Случалось, что бандиты нападали даже на заходящие в пролив
танкеры -- обычно небольшие, у которых  можно было заблокировать компьютеры,
но нескольких  нефтяных магнатов им  удалось  таким образом парализовать.  В
ответ  начали   загружать  пластиковой   взрывчаткой  беспилотные  катера  и
направлять их к месту столкновений. Типа: вы нас, мы вас.
     Айк знал, что все эти боевые действия  отнюдь не  являлись  результатом
его жажды мести, --  они происходили  и  до него. Однако следовало признать,
что он придал им идейную направленность и стал их знаменем. Именно он создал
эмблему Бакатча, даже не подозревая, что она станет настолько универсальной,
что займет третье место по  популярности на всем земном шаре -- черный мазок
в  центре  желто-красной мишени. Она  начала появляться  в  виде граффити на
опорах скоростных  шоссе, потом  на майках  и наклейках и, наконец,  даже на
воздушных шариках. Иногда на фоне черной
     149
     кляксы белым выводилось слово "Бакатча", но затем его убрали, так как в
нем  исчезла  необходимость. Как  исчезла  необходимость в  словах  "стоп" и
"поворот" на шестиугольных дорожных знаках.
     Айк не мог вспомнить, чтобы сам когда-нибудь писал это слово. Для этого
не было ни  времени, ни  места. Мишени были  изображены на  бизнес-карточках
компании,  на  которую  он работал:  кружочки  плотной  бумаги  были покрыты
концентрическими  желтыми  и  красными  кругами,  а  в   центре  синим  было
обозначено   название  компании:   "Воздушное  опрыскивание   Мишень.   Тел.
1-800-AIR-SHOT". Черная  клякса  как  раз и была поставлена  на этот  текст.
Может, он и написал "Бакатча" на  нескольких карточках, но вспомнить не мог.
Как  бы там ни было этого оказалось достаточно. Пресса подхватила это слово,
и оно навсегда слилось с эмблемой мишени. Теперь ее можно  было встретить во
всех  современных  иллюстрированных  словарях  --  иногда на  букву  "С"  --
"Соллес", иногда  -- "Б" -- "Бакатча", иногда "Э" -- "Экотерроризм". А  чаще
на все три сразу.
     Он совершенно не  стремился к этому.  Он со своей стороны палец о палец
не ударил и ничего не готовил исподтишка. Если  не считать странного тления,
которое пожирало его  почти  в течение целого  года,  так тлеет запал  перед
взрывом.  Да,   почти  целый  год.  Взрыв  произошел  за  два  дня  до  того
воскресенья, в  которое маленькой Айрин  должен  был исполниться год.  Стоял
полдень  пятницы.  Айк обналичил  свой чек  в банке и ехал домой. Он  смылся
пораньше на случай, если кто-нибудь из врачей захочет  с ним поговорить.  На
полях  в колеблющихся  волнах зноя все еще виднелись  рабочие. Рядом с ними,
раскинув стрелы кранов в  обе  стороны, медленно двигались уборочные машины.
Айк  видел кровавые ленты спелых помидоров, поднимавшиеся  сначала  вверх на
рифленых  полосах   транспортеров,   а   потом   растекавшиеся  лужицами  по
упаковочным ящикам. Когда уборочная машина достига-
     150
     ла границы  поля,  ящики  сгружались на платформу грузовика, а огромные
паукообразные механизмы  разворачивались  и снова  начинали  свое  медленное
шествие в  противоположную сторону.  За один проход такая машина  охватывала
двадцать рядов  и  тащила  за  собой  по тридцать эмигрантов  --  по  одному
человеку  на  каждый ряд плюс десять сортировщиков и укладчиков  посередине.
Сбором помидоров занимались  мужчины,  а сортировкой и  укладкой  в основном
женщины  и дети.  Шофером  же  всегда был профсоюзный гринго. Он восседал  в
застекленной кабине с кондиционером и наблюдал за уборкой урожая, то ускоряя
движение,  то замедляя  его  в  зависимости  от  качества  участка.  Опытный
водитель мог увеличить ежедневную выработку до двадцати процентов.
     "Ле  Барон" Айка, затормозивший под мимозой, разбудил пикетчика Карлоса
Браво,  дремавшего  на  качелях  в  тени крыльца.  В  обязанности последнего
входило всячески надоедать Айку. Предполагалось,  что он  должен маршировать
перед домом Соллесов, протестуя против сельскохозяйственной политики в целом
и  министерства  сельского хозяйства в частности. Но  поскольку  Айк большую
часть дня  работал, а Джина  уезжала либо в больницу, либо к своей сестре  в
Макфарланд, особенно надоедать было некому.  Поэтому Айк посоветовал Карлосу
отдыхать в теньке.
     Карлос  слез   с  качелей  и,   размахивая   своим  лозунгом,  двинулся
неуверенной походкой к Айку, пока тот  загонял машину под навес, который они
выстроили  вдвоем год  назад  за  одни  выходные, еще До того,  как началось
пикетирование. Они были  старыми партнерами  по покеру и  продолжали  играть
каждую  среду.  Именно поэтому Карлосу  и  дали такое поручение. Карлос  был
активным членом профсоюза сельскохозяйственных рабочих уже более полувека, и
его  здоровье  оставляло  желать  лучшего. Его  постоянно  мучали  одышка  и
головокружение. Особенно  часто это  случалось, когда возникали  конфликтные
ситуации. Поэтому он  и предложил  свою кандидатуру для  запугивания сеньора
Соллеса,  поскольку  они  были  друзьями и конфликт между ними  не  мог быть
слишком  острым. Так что теперь он уже третий месяц занимался пикетированием
без каких-либо признаков головокружения.
     --  Pon un  cuno  a la cabeza, hombre!  -- выругался Карлос, размахивая
своим лозунгом. -- И мать твоя шлюха!
     -- Привет, Карлос,  -- откликнулся Айк,  вытаскивая  с заднего  сиденья
пропотевший авиакомбинезон. -- Как себя чувствуешь?
     --  Вполне  прилично,  Исаак.  Мне  прописали  новые  ингаляторы, после
которых очень хорошо спится.
     --  Да,  я  заметил,  --  ухмыльнулся  Айк,  забрасывая  комбинезон  на
олеандровый куст,  чтобы тот проветрился. Считалось,  что  комбинезоны нужно
стирать каждый день, но стиральная машина в ангаре опять не работала, а куст
все равно был засохшим. -- Миссис Соллес давно уехала?
     Карлос пожал плечами.
     -- Не знаю, Исаак.  Я ее не  видел, но думаю, давно. Когда я проснулся,
чтобы второй раз позавтракать, ее уже не было.
     -- Значит, давно, -- подтвердил Айк. Джина на обратном пути из больницы
с каждым  разом все дольше застревала у своей сестры  -- пила вино, курила и
молилась. Иногда Айку приходилось даже ездить за ней.
     -- Значит, мы опять одни, Карлос. Как насчет пива?
     -- С удовольствием,  -- и  старик запихал свой  лозунг  под крыльцо. Он
хранил  его там в  течение  уже столь  долгого  времени,  что первоначальная
надпись скрылась за  грязью и плесенью. Отчетливо можно было  различить лишь
три слова: "ДОЛЛАР", "РАК" и "МОЛОХ".
     Айк протянул  Карлосу бутылку  "Короны", а другую  выпил сам, стоя  под
душем. Одевшись, он достал  еще две бутылки и черепаховых  чипсов и вышел на
крыльцо.  Карлос освободил качели и устроился  на  ступеньках. Через  дорогу
было видно,  как  с полей уходят рабочие.  Они  пели "Желтую  субмарину"  на
испанском, а Карлос  им  подпевал. Потом он взял у  Айка бутылку и  принялся
задумчиво потягивать пиво.
     --  Ну  что,  дружище  Исаак,  как  там  маленькая  Айрин?  --  наконец
осведомился Карлос.
     --  Лучше,  гораздо  лучше,  --  ответил  Айк. --  Новый  шунт  гораздо
эффективнее, поэтому уши у нее почти перестали болеть.
     -- И все так же улыбается?
     -- И все так же улыбается, -- откликнулся
     Айк.
     -- Рад слышать. -- И Карлос снова начал  мурлыкать себе под нос "Желтую
субмарину".
     Айрин  родилась с  увеличенным  черепом  и искривленным  позвоночником,
выпиравшим наружу. С помощью многочисленных операций и пересадок кожи дефект
удалось скрыть, но отток внутричерепной жидкости нормализовать не удавалось.
Шунт  то и дело закупоривался,  голова раздувалась, а  голубые глаза малютки
начинали блестеть еще ярче  --  лихорадочным  блеском, как говорил врач. Так
что теперь  всякий  раз,  когда родители замечали этот блеск или когда Айрин
начинала тереть уши,  ее тут же отправляли в больницу. Это были единственные
симптомы, на которые могли ориентироваться  Исаак и Джина,  так как  девочка
редко плакала;  отважная  улыбка играла  на ее лице  даже  в  самые  тяжелые
периоды.  Казалось, ее  ничто  не  беспокоило,  кроме  боли в ушах, и  Джина
говорила, что врачи уверены, что со временем боль пройдет.
     Айк  был  рад  присутствию  Карлоса,  хотя  тот  и  исполнял  роль  его
противника. Он был  благодарен  ему и за  то,  что тот  никогда  не  пытался
связать болезнь Айрин с деятельностью компании. Более рьяный  член профсоюза
не  упустил  бы  эту  возможность,  хотя  ученые  снова  и   снова  убеждали
сельскохозяйственных  рабочих в отсутствии какого бы  то  ни  было риска. Но
истинный фанатик-энтузиаст не преминул бы воспользоваться  этим. Карлос  так
же, как и Джина, смотрел на вещи более философски. "Надо верить в благодать,
а не в проклятия ", -- любила повторять Джина. Более того, когда сразу после
рождения Айрин  Айк начал терзать себя мыслями о том, что во всем повинен он
(все  эти  кокаиновые  плантации  в  Эквадоре  или  опыление  рекомбинантных
растений), Джина сделала все возможное, чтобы разубедить его в этом.
     -- Знаешь, Иов говорил,  что дерьмо сыпется  на головы и праведников, и
грешников  одинаково, -- лучась улыбкой, говорила она, откидывая назад копну
волос.
     Айк  поднялся и  принес еще  две  бутылки  пива. Рабочие  столпились на
грузовой платформе, которая  удалялась  теперь вдоль сточной канавы.  Солнце
погрузилось в знойное  марево и теперь казалось красным бесформенным пятном.
Айк как раз допил третью бутылку пива, когда зазвонил телефон.
     --  Пьяная  сестра Джины из Макфарланда, -- предсказал  он,  вставая  с
качелей.
     Это  действительно была пьяная сестра Джины, но звонила она не из кухни
в  Макфарланде.  Она  звонила  из больницы во  Фресно. И Джину  позвать было
нельзя. Она  вообще  больше ничего  не могла сказать и  требовала, чтобы Айк
немедленно приезжал.
     Трубка все еще издавала короткие  гудки  в его  руке, когда Айк увидел,
что  солнце  раскалывается  надвое  и из него  что-то  возникает.  Затем  он
почувствовал, как  на него налетел холодный  ветер,  и словно  чья-то  рука,
схватив его за шею, потащила его к неким окулярам. Сначала перед глазами все
расплывалось,  а  потом  он  все увидел с такой  же ясностью,  с какой можно
рассмотреть препарат на предметном стеклышке под микроскопом. И главное -- в
этом не было  ничего нового. Любой мог увидеть  это, стоило лишь нагнуться и
присмотреться  к  реальности. Нелегальные перелеты на  опасных для  здоровья
"Мотыльках",  распыление  пестицидов,   поворот  вспять   всех  естественных
процессов  во  имя  Нового  мира,  свободного  от  наркотиков,  паразитов  и
преступности.  И  все достигалось с  помощью  микроскопических  изменений на
генетическом уровне. Почему бы и нет? Это целесообразно, это экономит деньги
и человеческие  ресурсы, при том, что побочные эффекты  сведены до минимума.
Естественно, оставалась вероятность того,  что  если возишься со  всем  этим
слишком долго, то даром для тебя это не пройдет.
     Когда  Айк добрался до  педиатрического отделения, девочка была  мертва
уже два часа. "Осложнения" -- сказали сестры.  Шунт выпал, ликвор скопился и
давление подскочило. Что-то  начтотало что-то -- пояснил доктор. Айк умолял,
чтобы ему показали ее, невзирая на предупреждения врача и сестры  Джины. Ему
сказали, чтобы он пошел повидаться с женой. Но Джина, накачанная седативными
средствами,  спала.  А  Айк хотел  видеть  собственную  дочь.  Он  продолжал
настаивать.  И  они сдались. Девочка уже лежала на столе в холодильнике. Она
была совсем голенькой под простыней и лежала вывернув ножки, как  любила это
делать, когда ей  присыпали попку. Маленькие  кулачки были  крепко сжаты,  а
губы по-прежнему раздвинуты в улыбке, обнажавшей уже восемь зубов, и  улыбка
эта отнюдь не  была  горестной.  Но лоб и  виски  у нее  побагровели  и были
раздуты  до  неимоверных  размеров.  Она  походила на какое-то  существо  на
предметном стеклышке.
     Айк заверил врачей в  том, что  с ним  все  в порядке, вернулся домой и
припарковал  машину под  мимозой.  Он вошел в дом и устроился в  закутке  на
кухне.  Уже  смеркалось,  но  он   не  стал  включать  свет.   Сумерки  были
прохладными. Когда глаза привыкли к полутьме, он различил на столе маленькую
трубку Джины. Он зажег свечку и прикурил от нее.
     Ему нужна была  всего  одна затяжка. С  ним  так  было  всегда  -- одна
затяжка, и он  вылетал, как санки за бортик трассы. Сигарета или эта вонючая
трубка  --  неважно. Айк считал,  что именно поэтому он  ни к  чему не  смог
пристраститься. Ему хватало одной затяжки.
     Когда он  открыл глаза, то увидел, что  рядом со  свечой лежит открытая
книга.  Джина, вероятно, читала здесь, когда ее побеспокоили. Айк решил, что
это  Библия,   но  оказалось,  что  это  поэтический  сборник,  открытый  на
стихотворении  Эрнесто  Карденаля.  Южноамериканский  поэт --  вспомнил Айк.
Прошлого столетия.  Мелкий шрифт.  Но постепенно он смог прочитать следующие
строки:
     Вчера я пошел в супермаркет и увидел -- все полки пусты;
     Почти все пусты.
     И я почувствовал горечь опустевших полок,
     но гораздо сильней
     Во  мне  бушевала  радость  за  наше  достоинство,  Которое  так  легко
разглядеть на пустых полках. Это -- цена, которую платит мой маленький народ
     в борьбе с Колоссом, И я увидел пустые полки, битком забитые героизмом.
     Айк  поднял  голову.  Горечь  опустевших  полок. И достоинство, героизм
опустевших полок.  Айк  вспомнил, как  видел  по телевизору  Марш  матерей в
Сакраменто  -- тысячи  женщин несли  на  головах ведра,  кувшины и горшки  с
водопроводной водой. Они стояли, выстроившись в одну шеренгу, на многие мили
вдоль  шоссе  с  босыми кровоточащими  ногами,  как  средневековые грешницы,
предлагая  свои   подношения  законодателям  штата.  В   руках   у  них  был
один-единственный  плакат: "Если  она  такая чистая,  почему  бы  вам ее  не
попробовать".   Но   этого   было  достаточно,   чтобы  арестовать   их   за
противозаконную  демонстрацию. Их  побросали в автобусы и  увезли. Но ведра,
кувшины и глиняные горшки остались валяться в канаве.  Героизм пустоты.  Два
года  назад, когда  Айк смотрел  эту передачу,  ему было жалко  этих женщин.
Теперь он ощутил чувство стыда перед ними.
     В  трейлере  было  слишком темно, чтобы читать  дальше,  а  пламя свечи
слишком  сильно трепетало.  Айк перешел  в спальню и,  не раздеваясь, лег на
водяной матрас. Темный, как кошелек, и удобный, как облако, матрас объял его
стыд. Не удивительно, что он  никогда не хотел смотреть на вещи с этой точки
зрения. Он всегда опасался, что горести, которые предстанут его взору, будут
обернуты  дешевым звездно-полосатым, лживым грязным флажком, изготовленным в
Корее. И тогда сквозь  увеличительные  линзы нового взгляда  он различит все
дефекты  полотнища, и  разоблачение будет  необратимым. Может, на  корейской
ткацкой   фабрике  в  сложную  формулу  основы  вкралось  какое-то  неверное
уравнение. Или оно специально было туда внедрено,  как рекомбинантный вирус.
Так  что ничего странного, что люди не хотели смотреть на вещи иначе -- ведь
разоблачали их национальный флаг, тот самый, за который они проливали кровь.
В который они  вкладывали  свои деньги. Поэтому, естественно, никто не хотел
видеть,  как его дефекты с каждым месяцем будут  становиться все очевиднее и
очевиднее. Например, детская заболеваемость раком в Макфарланде на четыреста
процентов выше нормы. Айк вспомнил,  что читал статистику -- одна колонка на
последней  странице. Естественно, никакой взаимозависимости  не установлено.
Не  установлено!  Какого  черта,  да мы что, ослепли?! В больницу Фресно  из
окрестностей  Макфарланда ездит столько детей, что пришлось пустить рейсовый
автобус. Вода  укачала Айка, облако  вобрало  его  в  себя, и он заснул.  Он
проснулся в семь  утра, позавтракал оладьями и кофе и, как всегда,  поехал в
ангар. Диспетчер  разрешил ему  взять  выходной и отдохнуть, но Айк упросил,
чтобы его допустили к полету.
     -- В больнице сказали, что  будет  лучше, если  я  продолжу  заниматься
обычными  делами. Мне нужно  лететь.  Я  потихоньку. Не  волнуйся. Передай в
офисе, что я буду готов к полудню.
     Диспетчер  пожал плечами и ушел, а Айк  сел на вращающуюся  табуретку и
уставился на расписание. Время от времени к нему заглядывали другие  пилоты,
чтобы пробормотать слова  сочувствия  по  дороге  на  взлетную площадку.  Он
кивал, отвечал,  что с ним все  в  порядке и  он скоро присоединится  к ним.
Скоро.
     Айк  долго сидел  в  опустевшем  ангаре. У  него  не  было ни малейшего
представления о том, что он  будет делать.  Когда на взлетной площадке стало
тихо после шумных  заправок и взлетов, он подошел к своей старой "Сесне". Он
всегда влюблялся в свои самолеты. В них сочеталось  что-то  хищное и в то же
время  мягкое, как в старых  растолстевших  коршунах. Он заметил, что течь в
гидравлическом затворе так и не была устранена. Из двигателя на стопку газет
продолжало капать масло --  по капле в десять секунд. Не проблема.  В полете
двигатель не тек, это начиналось лишь на  земле, когда затвор остывал. Тогда
с точностью часового механизма он выпускал из  себя по одной черной капле  в
десять  секунд  -- шесть за  минуту.  Некоторое  время Айк смотрел,  как  он
капает, и пошел в офис. Он взял  пачку круглых бизнес-карточек  с телефонной
стойки и вернулся к своему текущему самолету. Через  полчаса в центре каждой
мишени у него  было по черному масляному пятну. Сто восемьдесят карточек, по
шесть в минуту. С точностью часового механизма.
     Он по-прежнему не знал, что собирается сделать,  пока  не увидел сквозь
открытую дверь ангара грузовик, направлявшийся к  рабочим через поле.  Когда
тот повернул обратно, Айк выскочил навстречу, размахивая руками.
     -- Мне нужен твой грузовик, Охо.
     --  Зачем?  --   водитель  с   подозрительным   видом   присматривался,
высунувшись  из окошка, пока  не  узнал Айка. Охо приходился родней  Карлосу
Браво  --  не  то внучатым  племянником,  не то еще кемто.  Ему  было  около
двадцати, у него было глупое толстое лицо и усы, от чего  углы рта  казались
вздернутыми.
     __ На полчаса, приятель. Двадцать баксов.
     __ Конечно, Исаак. Только не останавливайся
     у закусочных -- начальство не любит этого.
     Через двадцать минут Охо получил свой  грузовик  обратно, а Исаак летел
на окружную ярмарку в Мадеру. Мадера -- это  было лучшее, на что он мог пока
рассчитывать, так  как до  Сакраменто ему  бы  с  таким  грузом  не  хватило
топлива.
     Он добрался до парка перед самым полуднем. Оставаясь на высоте в тысячу
футов, он сделал рекогносцировочный  круг, чтобы изучить направление ветра и
расположение  проводов.  Внизу  виднелась  нарядная  круговерть   счастливых
молодых семейств.
     Айк  долетел до  заполненной машинами стоянки,  круто повернул назад  и
начал снижаться.  Вид  ярмарки становился  все более отчетливым.  Как  кусок
торта.   С   краю,  расцвеченное  огнями,  крутилось  чертово  колесо.  Айк,
ухмыльнувшись,  скользнул  над ним,  чуть  не  задев  задним  шасси  верхнюю
кабинку, и нырнул  вниз, открыв заглушки. Единственное, что он успел увидеть
на  экране заднего  обзора,  это целую  вереницу искаженных  от  ужаса  лиц.
Приборы  показывали,  что  груз  израсходован  всего  наполовину.  Он  снова
развернулся. На этот раз собравшаяся публика уже не казалась ни нарядной, ни
счастливой. Скорее  ярмарка  напоминала муравейник, политый "Рейдом". Теперь
люди  стояли, задрав головы  вверх, и  на  их лицах по-прежнему  был написан
ужас, но  паники уже не было. Он вылил остатки груза над чертовым колесом, и
его  охватило чувство удовлетворения,  легкости  и опустошенности. Он сделал
третий заход,  уже спокойно,  и  сбросил бизнес-карточки. Он понял по лицам,
что  люди  догадались, чем  он полил их. Теперь  смятение  и ужас  сменились
совершенно  иным  чувством  --  всепоглощающей   яростью  --  они  потрясали
кулаками,  кидали в него  камни, делали непристойные жесты. Измазанные мамы,
папы, детки, приживалки  и все остальные прыгали, как жабы  в выгребной яме.
Он  осуществил  прекрасное  опыление:  внизу  не осталось  ни одного  живого
существа, на которое не попала бы  хоть капля жидкости.  Единственное, о чем
он сожалел, что у него было слишком мало карточек.
     Он снова  спал на незастеленном водяном матрасе, опять не раздевшись, с
той  лишь  разницей,  что  рядом  с  ним  спала  одетая  Джина,  по-прежнему
накачанная  седативными средствами, когда в дверь постучал шериф  из Фресно,
явившийся  в сопровождении  дюжины  полицейских.  Когда  Айка  уже уводили в
наручниках, у нее хватило сил на то, чтобы приоткрыть один глаз.
     -- Что происходит? -- с трудом выговорила она.
     -- Спите дальше, -- ответил ей молодой отутюженный полицейский.
     -- Что происходит? -- закричала она. Полицейский ухмыльнулся.
     --    Пойман   неизвестный   ярмарочный    террорист.   Подробности   в
одиннадцатичасовых новостях.
     Подробности были  исчерпывающими. К одиннадцати часам Айк Соллес уже не
был неизвестным --  о нем  знали  все.  Местное телевидение снимало накануне
ярмарочные гуляния и подробно зафиксировало все происходившее.  Сенсационные
кадры отразили крики  и панику во время первого налета, ярость и негодование
после  второго и  наконец  завершающее  потрясение  после  сброса  карточек.
Сознательные  телевизионщики записали  номер самолета и отправились  в поля,
где шериф уже допрашивал Охо Браво.
     -- Конечно, я  все скажу, -- сообщил Охо перед телекамерами. -- Я знаю,
зачем Айку Соллесу понадобился мой  грузовик. У него  только  что умерла его
маленькая девочка.  Ну  он  и  психанул, как любой  из  нас. Считаю ли я его
террористом? Нет,  его  можно назвать бандитом, но  он никакой не террорист.
Просто распсиховавшийся бандит. А собственно, что он такого сделал? Немножко
покакал  на состоятельных  людей? Так мне  каждый  день какают  на голову за
минимальную зарплату.
     На крупных планах было видно, как блестят черные глаза Охо и возмущенно
подрагивают  его смешные усы.  Интервью  было  таким впечатляющим,  что  его
показали во  всех  программах  с  этим  сюжетом. Когда  через  два  дня Айка
выпустили под залог, они  оба с Охо  Браво  уже были  вышвырнуты с работы  и
пользовались  мировой  известностью.  Это  не  означало,  что  они  лишились
возможности  повторить  свою акцию; просто теперь они должны  были дождаться
сигнала  от  других эмигрантов,  когда  взлетная площадка  и  "Сесна"  будут
свободны.  Через  неделю  Айк опылил  окружную ярмарку в  Стоктоне,  заклеив
предварительно  номера "Сесны",  а еще  через неделю  ярмарку в  Сакраменто,
прежде  чем его снова поймали. На этот раз они не стали заморачиваться с Охо
Браво. Им было  достаточно  Исаака  Соллеса. И на этот  раз  в  залоге  было
отказано.  Бандит   Бакатча  должен  был  дожидаться  суда  за  решеткой  со
связанными крыльями.  Однако к этому времени у него образовался целый легион
последователей. И лето выдалось на редкость интересным.
     Старый "Оттер" уверенно  следовал вдоль  береговой линии, погода стояла
тихая и ясная.  На небе не  было ни облачка  до самого Чилкутского перевала,
который показался  в поле видимости  в самом  начале  третьего. Сумрак начал
быстро сгущаться, пока  видимость не достигла нулевой отметки. Айк попытался
связаться  со  Скагуэйским  аэропортом,  чтобы  там  включили  маяк.  Треск,
раздавшийся в  ответ с  диспетчерской вышки, разбудил Грира, проспавшего все
шесть  часов. С  прилипшими  к лицу  волосами  он вскочил  и  принялся  дико
оглядываться по  сторонам, и, лишь сообразив, что находится в самолете, Грир
облегченно вздохнул.
     -- Слава Тебе, Господи. А я решил, что нахожусь на подлодке.
     --   Пока  еще  нет,  --  обнадежил  его   Айк,  если  этот  суп  будет
продолжаться, очень вероятно,  что мы в нее и превратимся.  Я  ни  черта  не
вижу, а они не включают маяк.
     По радио Айку  сообщили, что  солнечные бури временно  заглушают сигнал
маяка, но что его самолет виден на радаре, и он летит абсолютно верно, разве
что  ему следует  отклониться  в сторону моря на несколько  миль,  тогда  он
выйдет за пределы коридора коммерческих рейсов.
     -- Видимость  ограничена до предела, --  проквакало радио. --  Двадцать
градусов  к востоку-северо-востоку и снижайтесь до тысячи  пятисот.  Посадка
разрешена. Назовите себя. Алле? Ваше имя и бортовой номер...
     Айк  молча начал  снижаться. Через несколько минут  самолет вынырнул из
желтого подбрюшья сумрака, и  видимость стала почти  идеальной. Весь Скагуэй
раскинулся  перед  ними в  своем  крохотном  ущелье.  У  причала  стояли два
огромных туристических лайнера,  расцвеченных огнями.  А вокруг позолоченной
статуи золотодобытчика  на берегу крутилась толпа туристов. Статуя тоже была
подсвечена прожекторами.  Да  и  весь город,  как заметил  Айк,  был освещен
карнавальными огнями, словно солнце давным-давно уже село.
     Внизу  он  разглядел  синие огни  новой  посадочной полосы, проложенной
вдоль реки. Полоса, державшаяся на цементных опорах, уходила далеко в залив,
как  восьмиполосное скоростное шоссе, и резко обрывалась в никуда. Навстречу
им с нее только что  взлетел турбореактивный израильский  самолет,  увозящий
туристов  обратно  в их Землю Обетованную. Он тоже  посверкивал всевозможным
ночным освещением.
     Диспетчер приказал Айку  сесть к  югу от  города  и  тут же  явиться  к
властям с объяснениями и личными документами.
     -- Ладно, -- соврал Айк и выключил радиосвязь. Он резко пошел к воде по
направлению  к   городу,  вписываясь   между   туристическими   катерами   и
диспетчерской  вышкой.  Он  скорей сдохнет,  чем станет давать  какие-нибудь
объяснения и заполнять бюрократические формуляры.
     Выбрав уютное местечко  между  двумя  огромными  лайнерами, он  сел  за
причалом  у  самых рельсов. Грир выскочил  на поплавок  и помахал  свернутым
канатом группке юных туристов, пялившихся на них с  пирса. Это  была  группа
немецких  студентов-психологов, и у  всех  у  них  были  загоревшие  носы  и
коленки.
     --  Но тут нет лестницы,  -- крикнул  юный блондин, поймавший брошенный
ему конец. -- Ничего такого, по чему можно было бы взобраться...
     -- Будет,  старик, --  откликнулся Грир,  -- ты  только привяжи  это  к
чему-нибудь прочному.
     И к восторгу собравшихся дикий черномазый взлетел по канату на высоту в
двадцать футов, как обезьяна по лиане. За ним с не меньшей прытью последовал
его  бледнолицый  спутник,  лицо которого,  покрытое ссадинами и  струпьями,
выглядело еще более диким. Наконец-то за свои деньги они увидели отчаянную и
безрассудную Аляску, ради которой они сюда приехали.
     Айк отказался от приглашения  немцев прокатиться с  ними  до  города на
ослиной повозке, так как до больницы было всего несколько кварталов, которые
вполне можно было пройти пешком.
     -- Хотя  мы  можем воспользоваться вашим приглашением на обратном пути,
--  добавил Грир. --  Нам  может  потребоваться повозка,  чтобы  переправить
раненого.
     Однако  в  больнице  им  сообщили,  что   пациент  Вильям  А.   Кальмар
давным-давно выписался и уже куда-то переправился.
     --  Его   давным-давно  забрали,  --  сообщил  им  медбрат  в  приемном
отделении.  --  Приезжала  его  красотка жена...  по крайней  мере,  она так
назвалась, когда оплачивала его счет. Она и еще какая-то женщина вывезли его
на каталке и погрузили на грязный матрас на заднем сиденье разбитого пикапа.
А помогал им очень большой негр... боюсь,  что не кто  иной, как преподобный
Тадеус Гринер. Так что вот так-то.
     -- Может, у вас есть хоть  малейшее представление о том, куда  они  его
повезли? -- спросил Айк.
     -- Естественно, -- ответил медбрат. -- Туда,  куда преподобный  отвозит
всех  своих  заблудших  овечек -- на его ферму  Бьюлаленд,  на  берегу озера
Беннет. Я слышал, что у него там  скопилось уже целое  стадо -- трудятся  на
полях Господних.
     --  Что-то  я,  кажется,  не  понял,  -- возмущенно  изрек  Грир. -- Вы
позволили  увезти больного  человека в  каком-то раздолбанном  пикапе  через
Белый перевал?! Хорошо же вы ухаживаете за больными!
     -- Господи, конечно, нет. Шоссе через перевал даже близко не подходит к
ферме  преподобно  Гринера.  Они   поехали   на  экскурсионном   поезде   по
историческим местам Золотой лихорадки. Он, конечно, должен идти в Доусон, но
преподобный  договорился с машинистом, что если тот  остановится у  Беннета,
преподобный  не станет раскалывать  ему черепушку. Это  единственный  способ
браться до Бьюлаленда...
     -- А когда будет следующая экскурсия? спросил Айк.
     -- Ну, я думаю... -- медбрат взглянул  на часы, приколотые  к  кармашку
белой рубашки, и поджал губы, -- через шесть дней и четыре часа.
     -- Через неделю?! -- вскричал Грир. -- Господи Иисусе, мы не можем  так
долго ждать!
     -- Боюсь, даже Иисусу пришлось  бы  ждать Или лететь по воздуху.  Но Он
смог бы это сделать, правда?
     Айк придержал Грира.
     __ Так вы говорите, эта ферма на озере?
     __ Не на главном, а на одном из маленьких
     верхних.  Говорят,  очень  миленькая  лужа. Обладает духовно-исцеляющей
силой. Так что вы, господа, можете очень много получить...
     Айку пришлось силой вытаскивать Грира из
     больницы.
     --   Я   хочу   немного   полечить  этого  самодовольного  болвана,  --
сопротивлялся Грир. -- Дай мне его полечить.
     -- Оставь ты его в покое. Пошли обратно...
     -- И бросить нашего  бедного  президента?  -- задохнулся  от возмущения
Грир. -- Старик, я не могу поверить, чтобы ты решился на такое...
     -- Послушай, -- сказал Айк, --  я могу  посадить самолет на любую лужу,
какой бы миленькой и исцеляющей она ни была.
     Они попросили  немецкого туриста сбросить им  канат, и Айк,  прежде чем
заводить двигатель, отгреб немного в сторону. Они взлетели между лайнерами и
взяли курс на север. Айк знал одну подпольную бензоколонку в Дайе, где можно
было заправиться. Они  летели по десятимильному фьорду, пока  Айк не заметил
баржу,  стоявшую на приколе у самого устья Чилкута. Она входила в целую сеть
подпольных заправочных станций, разбросанных от Анкориджа до Кресент-сити. И
Айк пользовался только ими, когда ему доводилось летать.
     Обслуживал ее все тот же старый беззубый старожил. Он  вышел на палубу,
застегивая штаны и Щурясь на самолет,  подгребавший к барже. Он узнал  Айка,
но  заправлять  его отказался,  по  крайней мере сразу. Он слышал переговоры
диспетчеров о  неустановленном "Оттере",  направлявшемся в  его  сторону,  и
догадывался,  что с  минуты на мину здесь  должны были  появиться  воздушные
наблюдатели.
     -  Гребите  вон туда  и  припаркуйтесь под  ивами они накроют  вас  как
зонтиком. Думаю,  они пробудут здесь не  больше  получаса. Я  выстрелю когда
будет  чисто.  А  пока  вот вам  пара пива.  Кстати, я  больше  не  принимаю
наличность... только кредитные карточки.
     Ветки  сомкнулись над самолетом  с такой  легкостью,  словно делали это
регулярно. К  ним даже были  привязаны веревки,  чтобы  они не  расходились.
Когда Айк и Грир убедились в том, что самолет спрятан надежно, они взяли две
поллитровых  банки австралийского  пива и выбрались на  берег.  На  заросшей
травой дорожке стояли древние деревянные ворота.
     -- Я знаю это место, старик! --  вскричал Грир. -- Это вход на Лавинное
кладбище!  Когда мы в первый раз были в Скагуэе, Ванда любила  сюда ходить и
смотреть на могилы. Она говорила, что чувствует души умерших. Говорила,  что
слышит, как они кричат из-под  земли: "Я хочу любви,  я хочу  любви". Ее это
так возбуждало!
     Кладбище представляло  собой  сборище поблекших белых  надгробий,  едва
видневшихся  в  зарослях  ясеней  и  тополей.   Могильные   холмики  поросли
папоротником, тигровыми лилиями и высокими  маргаритками.  Некоторые деревья
росли прямо из могил. И Грир замер, глядя на эти джунгли.
     --  Представляешь, эти  чертовы  деревья стали в два раза больше  с тех
пор, как мы были здесь с Вандой! Наверное, это влияние душ умерших.
     --  Скорее,   корни  просто   дотянулись  до  питательных  веществ,  --
предположил Айк.
     -- Черт бы тебя побрал, Исаак, ты абсолютно  лишен романтики.  Слышишь?
-- Грир поднял руку. -- Могу поспорить, это самолет.
     Это был одномоторный турбореактивный самолет, низко летевший по фьорду,
как и предсказывал старик. Он пролетел у них над головами в сторону Чилкута.
Айк с Гриром опустились в траву между деревьев и надгробий и открыли банки.
     --  Славное  местечко. Если присмотреться, до сих  пор можно  различить
некоторые даты...
     Когда глаза у  Айка  привыкли  к лиственному сумраку, он  заметил,  что
потрескавшиеся надгробия когда-то были побеленными и  на некоторых из них до
сих пор виднелись имена и цифры.
     __ Похоже, дата смерти у всех одна и та же, --
     заметил Айк.
     --  3 марта 1898 года, -- кивнул  Грир.  -- Эти  несчастные были первой
волной  старателей,  отправившихся на Чилкут. И что-то  -- может,  весь этот
ажиотаж? -- обрушило на них лавину!  Погибли десятки человек. Третьего марта
тысяча восемьсот девяносто твою мать восьмого года.
     Постепенно Айку удалось разобрать  несколько имен, дат и мест рождения.
Откуда они  только не  понаехали.  И почти дети... двадцать  один,  двадцать
шесть, девятнадцать... из Акрона, Манси, Хобокена... -- парнишки  с горящими
глазами  со всей  Америки, бросившиеся на  золотые россыпи Клондайка. Они не
добрались даже до первой стоянки.
     Разведчик  с воем пролетел обратно, на этот раз гораздо выше. Когда его
рев затих,  грянул выстрел, осыпавший листву с деревьев, и  Грир вскочил  на
ноги.
     -- Иисус, разрази  тебя гром, Всемогущий! Это сигнальный выстрел твоего
дружка? Или это сработала установка противовоздушной обороны?
     Перед тем как уйти с кладбища, Грир настоял на том,  чтобы Айк взглянул
на  одну могилу. Если Грир сможет ее отыскать. Проблуждав некоторое время по
зарослям, Грир  наконец обнаружил странный деревянный столбик, который,  как
он  объяснил, пользуется дурной  славой и  составляет  главную  тайну  этого
места.  Для  того,  чтобы  разглядеть надпись, Айку пришлось вырвать  цветы.
Столб  возвышался  над всеми остальными  надгробиями,  однако  это  не  было
символом  почтения,   а  скорее  наоборот.   Креста   на  столбе   не  было.
Отсутствовали  и какие-либо другие религиозные  символы или высказывания. На
нем не было  указано даже места  рождения  усопшего.  Обитатель  Застрелен в
горах 7 марта 1898 года".
     -- А? Сечешь? Через четыре дня после того, как эта лавина погребла всех
остальных чуваков.  За  какие это дела мистера Монтиака пристрелили, а потом
поставили самый большой памятник, а?
     Благообразная  белизна  маргариток   свидетельствовала   о   том,   как
великолепно выглядел этот памятник  век тому  назад. Белоснежный  обелиск  в
честь  какого-то очень мрачного поступка. Теперь побелка на старых  сосновых
досках облупилась  и отшелушилась. Кроме задней стороны. Когда  Айк с Гриром
продрались сквозь цветы и папоротник, они обнаружили,  что задняя часть была
побелена заново не так  давно. Посередине спреем  была изображена физиономия
Элвиса уходящей  эпохи белых костюмов. Сходство было порази  тельным.  Внизу
была сделана надпись, заключенная в кавычки: "Хочу свинячих губ прямо сщас!"
     --  Неслабо  для  усопшего,  -- заметил  Айк.  Когда  они  подгребли  к
заправочной барже,
     старик извинился за произведенный залп.
     -- Выяснилось, что  у меня нет патронов для  сигнального пистолета,  --
пояснил  он.  --  Пришлось   взрывать  связку  старых  гранат.  Не  стал  их
развязывать, а то они выглядели слишком хлипкими. Я и взорвал всю дюжину. Ну
что, проверим, как у вас с топливом?
     Когда  самолет был заправлен, Айк  круто  развернулся вправо, перелетел
низкий  северный  полуостров и взял курс в сторону моря  так, чтобы войти  в
Скагуэйское ущелье с юга, как будто он летит из Джуно. Он старался держаться
в границах облаков и не включал радар, полагаясь на свои глаза. Внизу сквозь
странный желтоватый свет  был хорошо различим  Белый перевал.  Слева по  его
склону поднималось новое шоссе, а справа -- старая узкоколейка. Внизу ревела
и извивалась река, как змея, которой наступили на хвост. Чем выше, тем круче
реку из виду, ему надо войти в само ущелье.
     Что он и сделал  без  лишних  слов. Он не стал сообщать  Гриру, что они
попали в переплет, из которого выхода нет. Он не мог ни подняться вверх, так
как  самолету  не хватало скорости, ни  свернуть  в сторону.  А в отсутствие
приборов, которые могли бы заранее оповестить Айка, они в любой момент могли
врезаться в неожиданный изгиб каньона.
     Наконец охровая дымка начала рассеиваться, и они  вырвались на открытое
пространство. Небо было голубым и твердым, как алмаз, а впереди ослепительно
сияла  седловина   Белого  перевала.   Вниз,   по   южному  склону,  рулоном
темно-лазурного  шелка  раскинулось огромное озеро  Беннет  --  рулоном, уже
раскроенным и разложенным на темно-коричневом столе для сшивания.
     Местоположение  коммуны было  обнаружить не трудно,  так  как  это  был
единственный  участок,   отличавшийся   по   цвету   от   темно-лазурного  и
темно-коричневого. Вдоль железной дороги вглубь материка тянулись правильные
зеленые прямоугольники, прямо-таки источавшие вегетарианское здоровье.
     -- Похоже, преподобному брату Гринеру хоть что-то удалось в этой жизни,
--  заметил Грир, --  не  все же ему бичевать женщин и безропотных  чуваков.
Просто какой-то рай земной.
     Айк  воздержался от  комментариев,  но  он  не сомневался  в  том,  что
аккуратный  вид  делянок  являлся непосредственным  результатом того  самого
бичевания,  о  котором  упомянул  Грир. Ему  уже  доводилось  встречаться  с
подобным интенсивным  ведением сельского  хозяйства:  такие поля  получались
лишь в результате  традиционного изнуряющего труда, особенно  при отсутствии
удобрений. А  уж сюда, в  тундру, где слой  земли составлял всего  несколько
дюймов, надо было натаскать огромное количество перегноя для посевов.
     Айк  с первого же  захода попытался посадить самолет. Что бы из себя ни
представлял этот чертов Гринер,  Айку не хотелось заблаговременно уведомлять
его  о своем  появлении. Он посадил самолет  возле каменистого  берега, Грир
закрепил задний  якорь  и перебрался по канату  на  берег. Айк  сделал то же
самое по второму канату. Валун, к которому он привязал канат, представлял из
себя  такую  ноздреватую,  шершавую  вулканическую  породу, что  он в  кровь
изодрал  руки. Здесь все камни были  с зазубринами,  как  окалина.  Грубые и
неотесанные. И пока  они, спотыкаясь, продирались по этим камням, Айк понял,
почему:  тундра  исчезла,  она  была  дочиста  уничтожена,  как  территория,
окружающая  муравейники  рыжих муравьев.  Вот как Гринер добывал себе почву,
выскребая  по  десять  акров  мха  и  восковницы  ради одного  акра зеленого
горошка.
     Они  добрались  до  железнодорожной  кол пересекли  засыпанную  гравием
площадку,  заваленную  рельсами  и  железнодорожным  оборудованием,  которое
ржавело среди гор покрытых креозотом шпал. Единственным  механизмом, видимо,
не  имевшим  отношения  к  железной  дороге,  была какая-то странная машина,
покрытая пластиком и  сеткой для ловли птиц и напоминавшая закамуфлированный
бронетранспортер.  Кроме  ее  блекло-золотистого  цвета,  Айк  мало  что мог
различить сквозь тусклый пластик, но своими размерами она напомнила ему одну
из  тех  уборочных  машин, которые работали на полях в  Калифорнии. Судя  по
всему, даже  просветленным приходилось  ползать на  брюхе  для  того,  чтобы
вырастить урожай.
     Из  трубы длинного,  обитого  жестью  дома  с  разгрузочной  пристанью,
оборудованной воротом, поднимался  дымок.  Воротом явно не пользовались  уже
много лет. На ржавых рельсах  стояла одинокая древняя  дрезина, через  днище
которой  уже проросли ягодные побеги,  обвившие рычаги. За  двором виднелось
поле,  густо и пышно заросшее кустовой фасолью, в котором  рядами  двигались
люди с  мотыгами,  сопровождавшие свой труд невнятным пением. Грир не ошибся
-- женщины  и  безответные чуваки, в основном молодые  и чернокожие,  и  все
обнаженные до пояса.
     __ Надо полагать, это и есть Бьюлаленд, --
     прошептал Грир, чтобы  не  нарушать  четкий  ритм тружеников. -- Неужто
босс Гринер справляется со всей этой молодежью с помощью  одной-единственной
палки? Нет ли у него приспешников?
     --  Мистер Соллес, -- раздалось чье-то сдавленное шипение из  фасолевых
зарослей. -- Мистер Грир!
     Это  был Арчи,  один из братьев Каллиганов, отправившихся с Кармоди  на
юг. Он продолжал рубить невидимые сорняки, с мольбой глядя на пришельцев.
     -- Арчи, что ты здесь делаешь? -- воскликнул Айк и двинулся к мальчику.
При его  появлении все  замахали  мотыгами еще быстрее. Теперь  Айк уже смог
разобрать слова -- "Забери меня, Иисус, забери меня, Иисус..."  -- повторяли
люди снова и снова.
     -- Арчи! Где Кармоди? Где Нельс? Где новое судно?
     --  В  Джуно, -- шепотом  ответил мальчик, не останавливаясь. --  Чинят
киль. Мистер  Кармоди наскочил на мель.  А  мы  с Нельсом  поссорились, и  я
сбежал в Скагуэй. О Господи, забери меня, Иисус, отсюда...
     Пение стало еще громче -- "Забери меня, Иисус, забери меня скорей".
     Сквозь ряды фасоли к ним подошел Грир.
     -- Ебаный карась, Арчи! На кого ты похож! Надень рубашку. У тебя же вся
спина, как жареный бекон.
     Мальчик  продолжал  двигаться,  опустив  голову,  так  что Айку и Гриру
пришлось идти за ним.
     Арч, а где Билли Кальмар? -- мягко спросил Айк. -- Ты не видел Билли?
     -- Его  спасают,  там, --  и  еле  заметным  кивком  мальчик  указал на
рефрижераторный вагон, стоявший у причала. -- Господи, спаси меня, спаси нас
всех.
     -- Именно с этой целью мы сюда и приехали, Арчи, -- сообщил ему Айк. Он
чувствовал, как  его  начинает  распирать  от закипавшей ярости,  в  которой
тонули последние остатки сдержанности. Он различил звук далеких труб.
     -- Там, Айк.  Только берегись Его, -- промолвил  мальчик.  -- Не смотри
Ему в глаза, это ужасно...
     -- Кому? Билли Кальмару?
     -- Нет, ему... Господи, спаси меня.
     На  этот раз  Арчи еле заметным движением указал на что-то, находящееся
непосредственно за их спинами. Айк и Грир обернулись и на одном из валунов в
конце  поля увидели  часового, стоявшего, как резная полированная колонна из
черного гранита. Им потребовалось несколько минут на то, чтобы убедить себя,
что этот обелиск на самом  деле является живым  человеком. На нем  был надет
комбинезон с нагрудником  без  рубашки, в  одной  руке он держал  вилы, а  в
другой  книгу.  Ноги были  босы, голова  острижена под ноль,  лицо покрывала
курчавая   окладистая   борода.   Вилы  можно   было   принять  за  трезубец
какого-нибудь   языческого  божества,  что  же  касается   книги,   то  это,
несомненно, была Библия.
     --  Придите к  Иисусу, --  прокричала фигура  голосом  таким  глубоким,
словно он исходил со дна океана. -- Вы, трое... придите.
     Арчи  беспрекословно  повиновался.  Айк и Грир последовали за ним.  Айк
сразу понял,  что говорящая статуя  являлась отнюдь не  заурядным стероидным
святошей-шарлатаном. А  когда он подошел ближе, то  понял и что  имел в виду
Арчи,  когда говорил  о  его  глазах,  хотя это  было  не совсем то, чего он
ожидал. Они были обрамлены длинными ресницами и казались нежными, чуть ли не
женственными  --  никакого  сверлящего  взгляда,   свойственного   культовым
деятелям,  то  и  дело  мелькающим  в  новостях. Его  карие  глаза  излучали
спокойную  уверенность,  которая,  казалось,  совершенно   не  нуждалась   в
пламенных  проблесках  фанатизма.  Негр  запихал  Библию  в нагрудный карман
комбинезона и, спустившись с валуна, протянул руку.
     -- Вы, видимо, Исаак Соллес. Мистер  Билли Беллизариус предупредил меня
о том,  что  вы приедете.  Ваш  визит  --  большая честь  для нас. Я  -- ваш
покорный слуга преподобный Тэд Гринер.
     Пожимая  жесткую  зароговевшую  ладонь,  Айк  вспомнил,  что  о Гринере
рассказывали знатоки бокса, когда тот  сменил футбольное поле на  ринг:  "За
тридцать  боев ни  одной  царапины. Шкура,  как  у носорога  --  тесаком  не
разрубишь". Айк понял, что железобетонный  Гринер  босиком стоял  на той  же
самой вулканической породе, которой  они  в лохмотья разодрали  свою  обувь,
пока пробирались сюда.
     -- Это мой напарник, Эмиль Грир,  преподобный,  --  кивнул  Айк. --  Мы
приехали за Билли.
     --  Ну конечно. Сейчас мы сходим и посмотрим, как себя чувствует мистер
Беллизариус.  И  клянусь Богом, брат, я совершенно  не  хотел причинять  ему
какой-либо  вред,  --  Гринер  обращался  исключительно  к  Айку,  полностью
игнорируя Грира. -- Совершенно не  хотел. Я очень  неуклюж и глубоко сожалею
об этом.
     Взгляд полностью подтверждал искренность раскаяния. Айк  снова  кивнул.
Гринер развернулся и, хрустя камнями, двинулся к рефрижератору.  Айк, Грир и
Арчи, выстроившись в цепочку, молча последовали за ним.
     Билли  оказался на крылечке на противоположном конце  рефрижератора. На
последней побеленной  ступеньке  было выведено  "Лазарет". Над крылечком для
выздоравливающих пациентов был  сооружен навес из разного  хлама, но  солнце
опустилось уже ниже, так  что крыша не спасала  от его палящих лучей.  Билли
лежал лицом  вниз или,  точнее,  задницей  вверх  на низенькой  лежанке,  на
которой,  вероятно,  его  и  вынесли  из  Скагуэйской  больницы.  Бедра  его
покоились на маленькой подушечке, вследствие  чего зад,  облаченный в нечто,
напоминающее  пластиковый памперс, выпирал вверх.  Одна рука  у него свисала
вниз, и к ней был пристегнут металлический дипломат.
     -- Я случайно так сильно его толкнул,  -- пояснил Гринер, -- что сломал
ему копчик.  Я  всего  лишь  хотел  обсудить с ним одну  вещь,  относительно
которой  он бесконечно заблуждался, но продолжал упорствовать. Билли? К тебе
приехали друзья, Билли. Просыпайся.
     -- Я не сплю, сука. -- Билли  лежал  с  закрытыми глазами, повернувшись
лицом к солнцу. На простыне под щекой образовалось мокрое пятно от стекавшей
слюны.
     -- С ним все в порядке? -- шепотом осведомился Грир.
     -- Просто  отходняк.  Не  может  дотянуться  до дури, которая у  него в
чемоданчике,  -- Гринер  перевел взгляд своих  влажных глаз на  Грира. -- Ты
ведь должен знать, каково это, дружок? Когда дурь заканчивается и начинаются
сновидения. Как тяжело тогда себя заставить держать глаза открытыми. Похоже,
и у тебя вид довольно уставший.
     В ответ на этот нежный понимающий взгляд Грир кивнул -- устало-устало.
     --  Может,  вы выпьете  по  стаканчику  чая,  пока  мистер  Беллизариус
просыпается? Садитесь, пожалуйста. Гретта! Куда ты подев