лю вся до самого хвоста и узел распался, она нырнула вглубь и исчезла из виду, оставив за собой желатиновый шар. -- Glutinosa myxinus, -- Билли с улыбкой обвел взглядом свою невольно восхищенную аудиторию, -- при должном к ней отношении является неисчерпаемым источником вдохновения. Она обладает и другими поразительными свойствами... И он, чрезвычайно довольный собой, снова опустился на носилки. Похоже, к Genius'y Bellisarius'y наконец начали возвращаться силы. Все замерли в напряженном ожидании, когда он продолжит свою лекцию по морской биологии, но его лицо вдруг осветила новая, более интересная мысль. Губы его сомкнулись в злорадной улыбке, а в глазах снова замерцали безумные огоньки. Похоже, миксины и его на что-то вдохновили. Наконец Арчи Каллиган рискнул нарушить тишину. -- О чем вы думаете, мистер Беллизариус? Судя по вашей улыбке, о чем-то очень интересном. -- Я вспомнил древнюю мусульманскую поговорку, Арчи, по поводу лишней слизи. Они говорят: "Бедуин отомстит через сорок лет". Но мы, воины современности, должны это делать быстрее, не правда ли, мистер Каллиган? Особенно когда речь идет о слизи тупого Ветхого Завета. -- Точняк, мистер Беллизариус! -- с торжествующим видом подхватил Арчи Каллиган, всегда готовый встать на защиту справедливости. -- Месть. Вот почему вы так улыбаетесь. Месть сладка... Когда стало очевидным, что Билли Кальмар окончательно высказался на тему слизи и возмездия, Кармоди обрезал сеть и повернулся к своему экипажу: -- Бортинженер Хардасти! Вилли вскинула голову с веселым любопытством: -- Слушаю, капитан? -- Курс -- как это, черт побери, называется? -- прямиком домой. Три четверти полного хода. Я пойду вниз досыпать... -- Есть, капитан... три четверти прямым курсом. Будет сделано, капитан. Похоже, она не нуждалась в пояснениях, где находится "дом". Айк не мог заснуть после ночного возбуждения, пережитого на корейской базе. Он сложил в головах койки спасательные жилеты, согнул к себе ножку лампы и устроился читать. Выбор на полках был небольшим -- вестерны, брошюры по техническому обслуживанию судна и журналы. Судно было слишком новым, чтобы на нем успела скопиться приличная библиотека. Он пролистал пару журналов, но несмотря на все усилия фотомоделей, ничто не привлекло его внимания. И наконец он с неохотой взялся за Луиса Л'Амура. Книжка была самой замусоленной и зачитанной по сравнению с остальными, поэтому он решил, что это свидетельствует о ее качестве, по крайней мере с точки зрения членов экипажа -- двух подростков и одной техасски. Кармоди никогда ничего не читал. Иногда он разражался длинными цитатами из Шекспира, Теннисона и даже Йейтса, но эти неожиданные взрывы эрудиции скорее свидетельствовали о его прежних литературных пристрастиях, так как за десять лет знакомства Айк ни разу не видел, чтобы старый карась надевал свои очки для чтения, если не считать карт, отчетов и сообщений об аукционах судов. Айк уже двинулся в обратный путь между сонными койками, когда вдруг в футляре из-под гитары он заметил "Квинакский Маяк". Газетенка месячной давности, судя по всему, служила прокладкой для защиты грифа. И Айк тут же обменял ее на Луиса Л'Амура, который, безусловно, мог служить лучшим амортизатором. Он забрался на койку, устроился, оперевшись на гудящую переборку, и быстро просмотрел все шестнадцать страниц от заголовков передовиц до рекламы в конце. Он с огорчением обнаружил, что пропустил заседание Совета по сохранению окружающей среды, проводившееся раз в два месяца, уже не говоря о пикнике Пятидесятников. Дойдя до конца, он вернулся к началу и, нахмурившись, стал подробно изучать отдельные статьи, словно они таили в себе скрытые истины. Целый час сосредоточенного внимания он потратил на передовицу Вейна Альтенхоффена, посвященную тирании большинства. Альтенхоффен в очередной раз клеймил политику администрации в Чили, называя ее "очередным поворотом в сторону гигантомании, совершаемым безумным Ахавом, стоящим у кормила нашего бедного государства". И то, что девяносто два процента американцев поддержали аннексию, лишь подбавляло жару Альтенхоффену. "Полтора века тому назад французский философ Алексис де Токвилль в своей "Американской Демократии" предупреждал мир о том, что власть непросвещенного большинства может оказаться орудием еще большей тирании, чем самая кровожадная европейская монархия. И теперь, когда наш президент играет на самых низких инстинктах американцев, экспортируя наше национальное кредо -- "Глупцы всегда правы, потому что их большинство!" -- предостережение Токвилля становится все более актуальным". Башковитый Вейн, улыбнулся Айк, тоже мне проповедник на клиросе. Как будто он не знает, что Аляска -- единственный штат, не поддерживающий республиканцев. А Квинак -- город с наименьшей активностью избирателей. Чертов Квинак -- вообще последнее место на континенте, которое солидаризировалось бы с большинством, -- с оттенком гордости подумал Айк, а уж особенно когда речь шла о незаконных вторжениях в другой части света. Айк прочитал о том, что проект по строительству ресторана остается непрофинансированным, что популяция тритонов таинственным образом продолжает уменьшаться, а собственность Фрэнка Ольсена выставлена на торги, после того как по прошествии шестидесяти дней он был официально признан пропавшим в море. Эти новости повергли Айка в уныние. Во-первых, он любил тритонов, а во-вторых, он вдруг со стыдом понял, что даже не знал, что старина Фрэнк исчез. На спортивной страничке он узнал, что футбольная команда Квинакской школы не будет принимать участия в осеннем турнире, так как она не смогла заплатить налоги, а кампания по сбору средств провалилась. "Если бы каждый горожанин внес пять долларов, мы бы вывели команду на поле", --│ с горечью констатировал тренер Джексон Адаме на пресс-конференции в связи с собственной отставкой. "Всего пять долларов, и бедные дети могли бы играть в футбол". Это тоже очень огорчило Айка. В конце статьи журналист (видимо, Альтенхоффен) намекал на то, что для того, чтобы вывести на поле 22 полевых игрока, нужны не только деньги. Количество желающих из четырех классов, набранных на новый учебный год, не превышло двадцати человек. Тут Айк совсем загрустил. Он вспомнил первый матч, на котором он был, когда только приехал в город -- стадион ломился от жизнерадостных болельщиков. Куда же все подевались? Понятно, что имплантируемые контрацептивы уничтожили такое понятие, как нежелательная беременность, но ведь в любой момент можно было сделать укольчик, обеспечивающий зачатие. Количество детей в семьях не уменьшалось. Так куда же подевались учащиеся? Может, и с популяцией тритонов происходило нечто подобное? Он читал и перечитывал газетенку весь вечер, купаясь в изматывающем чувстве вины, и корил себя за пренебрежение гражданским долгом, дошедшее почти до психопатического наплевизма по отношению ко всем, кроме собственной особы. С первыми лучами солнца он взял бинокль и поднялся на палубу, вознамерившись отныне более достойно выполнять свой гражданский долг. Эта поездка многому научила его. Он чувствовал себя Скруджем, вернувшимся домой после схватки с привидениями: он поклялся себе исправиться. Они обошли течение Монтегю со стороны открытого моря, двигаясь почти точно на север. Они уже не придерживались паромных линий и не жались к берегу, они были готовы сразиться с морской стихией. Большая часть экипажа стояла на палубе, глядя на белые гребешки волн, с шипением проносившиеся мимо. Никто так и не переоделся с того вечера с корейцами -- при такой скорости до дому оставалось совсем немного, и все хотели появиться там при полном параде. Айк изумился тому, какое его охватило возбуждение, когда вдали показался квинакский глетчер. На фоне серого с перламутровым отливом неба он походил на украшение из слоновой кости. Несмотря на ранний час, вокруг было сумрачно, так как солнце было закрыто тяжелыми тучами. От этого яркий блеск глетчера казался еще более невероятным. Он сиял, как вывески сувенирных магазинов, расцвеченные красными, синими и белыми неоновыми огнями во всех портах мира -- "В гостях хорошо, а дома лучше". Он светился изнутри. Потом они обогнули мыс Безнадежности, и Айк понял, что это сияние исходит не от глетчера, и не от дома, и даже не от солнца. Это были блики от целого моря огней, освещавших по периметру яхту. И это была не просто иллюминация или техническое освещение. Это был дуговой свет, "юпитеры", "солнечные" прожектора. Они подплывали прямо к месту съемок. В бинокль нетрудно было заметить, что и весь город преобразился. Вдоль всего побережья, как грибы, выросли тотемные столбы. Фасады зданий, выходящих к заливу, были прикрыты разрисованными щитами, превратившими полусовременные заправочные станции и эллинги в низкорослые заросли сосняка, из которых они в свое время и появились на свет. Консервный завод превратился в прибрежную скалу, вершина которой была усеяна смуглой ребятней с копьями в руках. А с другой стороны завода выстроилась целая очередь неудачников в нижнем белье, ожидающих своей очереди к гримерам, которые с помощью садового опрыскивателя производили на свет новых аборигенов. Ребятня дрожала от холода и была вынуждена постоянно прыгать, чтобы согреться. Целая пирамида прожекторов освещала центральное место действия на воде. Плавучая декорация была окружена рядом свай, превращенных в бревна и камни. Они служили загородкой для огромного морского загона, в котором бешено раскачивался паром с установленной на нем камерой. На его палубе шла ожесточенная схватка двух морских львов, а два дрессировщика в крохотных шлюпках пытались их разнять. "Нет, это даже не схватка, -- прищурившись, подумал Айк, -- это больше походит на избиение". Огромный морской лев пытался прикончить мелко- го А тот прилагал все усилия, чтобы сбежать и спрятаться за паромом. Но манекен в человеческий рост, привязанный к его спине, сильно ему мешал. Манекен представлял из себя золотокожую красавицу с огромными широко поставленными глазами и развевающимися иссиня-черными волосами. Верхняя часть куклы была обнажена и выглядела очень достоверно, если не считать оторванной руки. Пенопласт, вылезавший из подмышки, несколько разрушал иллюзию, но груди продолжали болтаться из стороны в сторону со всем торжеством натуральной юной плоти. Кто-то выхватил у Айка бинокль. То был Грир, которому не терпелось взглянуть поближе на грудастую красавицу. -- Вот это да! -- восторженно выдохнул он. -- Вот оно, волшебство Голливуда... -- Дайте и мне посмотреть, дайте и мне! -- Кальмар пытался подтянуться к планширу. Арчи и Нельс подняли переднюю сторону носилок и прислонили ее к борту. Стальной кейс загрохотал по палубе. -- За время твоего отсутствия, президент Бел-лизариус, у нас произошли кое-какие перемены, а? -- заметил Грир. Билли протянул руку за биноклем. Но получив его, он направил окуляры не на схватку в загоне для морских львов и не на декорации побережья. Он начал внимательно изучать палубу яхты, мимо которой они теперь проплывали. -- Вот мой напарник! Айку не нужен был бинокль. Он с легкостью узнал стюарда по светло-вишневой самурайской прическе и блестящей белой куртке. Тот так и стоял около передвижного бара у подножия лестницы, ведущей на мостик, по-прежнему держа на уровне груди свой металлический поднос. Айк взял бинокль и скользнул окулярами по палубе в надежде обнаружить Левертова или по крайней мере его приспешника Кларка Б. Кларка. Но единственный, кого ему удалось увидеть, так это великан-азиат, стоявший у трапа. Целая толпа едва одетых придурковатых девиц и юнцов, столпившихся у борта, наблюдала за морскими львами. Айку показалось, что он узнал толстую задницу Луизы Луп, но никаких признаков Левертова по-прежнему не было. Учитывая высокопоставленность его положения, он, вероятно, занимал более фешенебельное место, чем этот желтый индюк и яйцеголовый стюард, а также выводок ощипанных куриц. И уж конечно, более фешенебельное, чем все то же трио саркастических ворон, оглашавших окрестности своим нестройным хором: "О шиповник, куст терновый... не войду в тебя я снова". 11. Ударил человек хлыстом, И зверь, скуля, забил хвостом... Натурная съемка -- Квинакский залив -- сцена с морскими львами Общий план В кадре кружит наше трио ворон, отпуская издевательские комментарии относительно происходящего внизу. Это три марионетки, Гекил, Джекил и Хайд -- персонажи из пьесы Беккета -- таинственные, поэтичные и абсурдные -- они вовлечены в происходящее и в то же время существуют совершенно независимо от него... и все же они первые зрители начинающей вырисовываться драмы. Средний план -- вороны снизу Они реют в горячем потоке воздуха, поднимающемся от огромного металлического паруса. Опуститься на него им мешает электропроводка, идущая по периметру величественной конструкции, сделанная специально, чтобы фирменный знак "Чернобурки" не был запачкан птичьим дерьмом. Но и теплый восходящий поток воздуха обеспечивает им вполне удобные места -- достаточно близко, чтобы их сарказм не прогул втуне, и за пределами досягаемости револьверного выстрела. Правда, это незапланированное нападение дикого морского льва, который, с ревом круша все барьеры, набрасывается на дрессированного ручного денди... - это слишком классная сцена, чтобы наслаждаться ею издали. И птицы спускаются вниз в первые ряды. В стык -- интерьер -- "Чернобурка" -- центр мониторинга -- крупный план Длинное помещение без окон, освещаемое таинственным мерцанием экранов. Под пятифутовым главным монитором -- два ряда восемнадцатидюймовых экранов, показывающих все, что происходит за пределами яхты. На каждом своя картинка. Монитор No 1 -- тыл консервного завода -- толпа раздевающихся и выпивающих оборванцев, меняющих свою черную прорезиненную униформу на набедренные повязки, после чего их поливают бронзово-коричневой краской. Монитор No 2 -- берег с пенопластовым валуном на искусственном песке. Монитор No 3 -- крупный план дикой заварушки, происходящей в загоне для морских львов, снимаемой с берега. Этот же кадр транслируется на главный экран. Монитор No 4 -- дублирует главную операторскую камеру на подвеске. Затем три камеры, установленные на шлюпках -- мониторы No 5, 6 и 7. Затем общий план стоянки, забитой зеваками, и перспектива главной улицы. Один монитор даже транслирует общий план всего города. Обзор столь широк, что можно подумать, будто съемки ведутся со спутника ООН, хотя на самом деле камера, также обнесенная электропроводкой, закреплена на вершине паруса яхты. Это помещение -- просто мечта соглядатая. Двойной ряд картинок отражает все центральные места действия проекта "Шула", представляя одновременно мозаику жизни всего города. Одним прикосновением к пульту картинку можно остановить, увеличить, снять с нее копию. Крупный план -- возбужденное лицо Вдоль этого ряда картинок на секретарском кресле возбужденно катается Кларк Б. Кларк, манипулируя с клавиатурами и переключателями с видом доброжелательного паука. За ним обнаженный Николай Левертов, опустив голову, поднимает тяжести и одновременно дает указания: -- Перенеси кадр, тупица -- шестой монитор. -- Есть, капитан. Шестой монитор на главный... На главном экране появляется очень расплывчатое новое изображение. -- Фокус, болван! Сфокусируй и увеличь. Это же настоящая схватка. Я хочу, чтобы это было вкусно, черт бы тебя побрал! -- Будет сделано, босс, будет очень вкусно. Кларку Б. еще не доводилось видеть Левертова в таком состоянии. Все утро альбинос пребывал в своем обычном состоянии самоуглубленности, задумчиво глядя на мониторы и бродя туда-сюда как выцветшая летучая мышь. Левертов не любил выходить на площадку, когда Стебинс начинал изображать из себя Великого режиссера. Его тошнило от дешевого театра, даже когда он был необходим для формирования общественного мнения. Но когда огромный морской лев вырвался из загона и набросился на дрессированного евнуха, Левертов вышел из своего апатичного состояния. Он бросил штангу на мат, вытер пот со лба, и на его лице появилось выражение тайного веселья. А когда озверевшая тварь оторвала руку у манекена, он разразился настоящим хохотом, звук которого напоминал блеянье мерзкого козла. Кларк Б. Кларк был знаком с Николаем Левертовым уже много лет -- с самого начала возникновения проекта Шула/Квинак -- но он никогда еще не слышал, чтобы его работодатель издавал звуки, хотя бы отдаленно напоминающие этот. -- Теперь с подвески, жопа. С параллельно камеры. Давай, давай, давай! - Есть, капитан, -- откликнулся Кларк, -- с подвески. -- Он переехал на кресле к пульту и выполнил распоряжение. И главный экран заполнился пеной, шерстью, ощеренными пастями и обезумевшими глазами. - Слишком крупно. Увеличь план на одну треть. Месиво превратилось в морского льва. Он уже полностью выбрался из воды и теперь метался по палубе. В своих безумных попытках прикончить дегенерата с куклой на спине он уже вплотную подобрался к подвеске с камерой. Дегенерат прятался в воде с противоположной стороны парома, стараясь скрыться за подмостками, на которых стоял кран с камерой. Пенопластовая Шула, закрепленная у него на спине, не давала ему нырнуть под воду. Кран чуть не падал под весом облепивших его дрессировщиков и ассистентов. Все они неуверенно толпились за спиной главного укротителя -- сутулого дядечки в серебристо-сером ангорском свитере с такого же цвета бородой и длинными вьющимися волосами. Он осторожно приближался к дикому льву, профессионально выставив вперед стрекало. Вид у него был такой, словно он собирался не укротить зверя, а посвятить его в рыцарское звание. Но, похоже, морской лев не испытывал никакого интереса к этой церемонии. Всякий раз, как дрессировщик подбирался на необходимое для посвящения расстояние, лев с невероятной яростью делал бросок в его сторону, заставляя и укротителя, и его свиту поспешно пятиться. После третьего броска кран качнулся, и дрессировщик рухнул на мокрую палубу. Стрекало, шипя и разбрасывая искры, полетело в сторону. Над дрессировщиком нависла реальная угроза последовать за ним, если бы бдительный первый помощник режиссера вовремя не поймал бы его. Однако сделал он это с помощью своего стрекала с электрошоком. Обоих выгнуло Дугой, а стрекало, вращаясь, как дирижерская палочка, взлетело вверх. Левертов смеялся так, что чуть не задохнулся. -- А как насчет звука, болван? Давай послушаем... Кларк Б. был настолько потрясен весельем Левертова, что полностью позабыл о звуке. -- Есть звук, сэр! -- он повернул ручку, и помещение заполнилось звуками схватки -- грохотом воды и треском дерева, оглушительным ревом разъяренного морского льва и неубедительными угрозами дрессировщиков: -- Назад, дикая тварь... в воду, в воду или сейчас такое получишь! Потом от ближайшей камеры раздался вопль такой силы, что он заглушил даже рев морского льва: -- Поджарьте его! Давайте посмотрим, из чего он сделан! -- Это же голос Герхардта, -- фыркнул Левертов. -- Переключи на дальнюю шлюпку, а микрофон оставь включенным. Сейчас мы посмотрим, из чего он сам сделан! Кларк Б. переключился на камеру, установленную в ближайшей лодке. Однако на главном экране появилось лишь изображение днища, трюмной воды и пары открытых туфелек, засунутых под банку. -- И это работа оператора! -- застонал Левертов. -- Мистер Кларк, похоже, кто-то из наших служащих затерялся в чистилище. Соблаговолите сообщить этой дамочке, что или она поднимет камеру и будет снимать в соответствии с получаемой зарплатой, или пусть ищет себе другую работу. -- Есть, командир. Снимать или отваливать. -- И Кларк Б. Кларк метнулся к монитору, на экране которого было днище лодки. Имя оператора было написано на полоске клейкой ленты, закрепленной внизу. -- Мэриголд, детка... -- камера метнулась в сторону. -- Твои розовые ноготочки очень милы, но мистер Левертов хотел бы увидеть мистера Стебинса. О'кей? На экране возникло изображение фигуры, сидящей в кресле на подвеске. Сиденье мотало из стороны в сторону, как воронье гнездо в прибое. __ Вот это! -- вскричал Ник. -- Скажи, чтобы она дала нам хороший крупный план. -- Я хочу, чтобы было записано все до малейшей детали, когда эта чертова хреновина начнет рушиться. __ Лицо крупным планом, мисс Мэриголд. Мистер Левертов очень заботится о благополучии нашего престарелого режиссера. Пока испуганный оператор пытался отыскать устойчивый кадр, Левертов поднял планшет, встал и, перекинув махровую простыню через плечо, с нетерпеливым видом подошел к главному экрану. Но увеличенное лицо Стебинса явно разочаровало его. Несмотря на всю неразбериху и качку, угловатое лицо старого режиссера хранило полное спокойствие. Он сидел, прильнув к семидесятимиллиметровому окуляру, направив огромную камеру точно на происходившую внизу схватку. -- Я сказал -- поджарьте эту тварь! -- снова прогремел голос Стебинса. -- Только сделайте это сзади, за пределами кадра. Это потрясающий материал! Не сомневаюсь, что мы найдем для него место, если вы ничего не испортите. Давайте! Пошли! Кларк Б. Кларк уже переключался на следующую камеру, установленную параллельно Стебинса. Монитор свидетельствовал, что старик не ошибался, -- кадр действительно был потрясающим. Дрессировщик кинулся вперед со своим стрекалом. Лев поджался, выгнул спину и всем телом рухнул в воду, подняв целый фонтан брызг, долетевших даже до линз камеры. Грандиозное зрелище! Рука Кларка метнулась к переключателю, но Левертов молчал, продолжая внимательно изучать лицо Стебинса. Наконец он вздохнул и отошел от экрана. Единственное, чего я не переношу, мистер Кларк, так это каменных лиц. Скучных неподвижных лиц. Понимаешь, о чем я? -- Конечно, командир. -- Ему было жаль, что лицо начальства утратило всю свою веселость. -- Вымученные сопли и прочая фигня. -- Вот именно. Все та же старая фигня. Ладно отключи звук и пробегись по камерам -- может найдем еще что-нибудь интересненькое. Этим я уже сыт по горло. Пока Левертов облачался в халат, Кларк Б. Кларк последовательно вывел на главный экран изображения со всех остальных мониторов, начиная с камер, находившихся ближе всего к месту действия. Сначала появился перепуганный евнух, благодаривший своих укротителей, пока они запихивали его обратно в клетку на палубе. Потом -- дикий самец, вытянувшийся во всю длину на спине. Рабочие на шлюпках подсовывали ему под ласты надувные круги, чтобы он не утонул. Определить, жив он или мертв, было невозможно. Впрочем Левертову, судя по всему, было все равно. -- Там, где мы его взяли, таких пруд пруди. Посмотри, что делается в городе. Большая часть Главной улицы была перекрыта, поэтому продавцы, официантки и служащие могли наслаждаться боем морских львов. Предполагалось, что это будет самым зрелищным моментом фильма -- финальной кульминацией. В информационных бюллетенях сообщалось, что режиссер Стебинс намерен начать съемки с финала. "Чтобы успеть, пока держится приличная погода" -- пояснялось в пресс-релизе для непосвященных обывателей. Естественно, Кларк Б. Кларк и другие члены съемочной группы понимали, что истинная причина спешки связана с опасениями, как бы дрессированный морской лев преждевременно не ослаб и не умер. С тех пор как его привезли на вертолете, состояние его здоровья продолжало неуклонно ухудшаться. Для животного, проведшего всю свою жизнь в бассейне с рефрижератором, угрожающие размеры моря, неба и береговой линии оказались непереносимым шоком. Он потерял аппетит и начал скучать еще до того, как привезли дикого дублера, который денно и нощно подвергал его теперь оскорблениям. В результате он стал вести себя еще более нервозно и встревоженно. Шесть лет его дрессировали для этой роли, репетируя и с живыми исполнителями, и с куклами, и вот когда пришло время выхода на сцену, его трясло от страха и расшатанных нервов. Главная улица была пуста. Бульвар Кука тоже. Никого не было и на крыльце "Бездомных Дворняг" -- все члены Ордена выполняли обязанности охранников на съемках. Клуб был превращен в ставку "Чернобурки". Зато оживление царило у боулинга, хотя и оно было чисто бюрократическим. Кинокорпорации и Луизе наконец-то удалось убедить Омара сдать боулинг в аренду под центральный офис. Вдоль деревянных коридоров были установлены компьютеры и полки с документацией, вдоль которых шныряло с дюжину секретарей. И Левертов снова вздохнул, глядя на этих юношей и девушек. -- Может, пойти как-нибудь поиграть в кегли? Несколько больший интерес Левертов проявил к изображению происходящего перед казино "Морской ворон". Пара престарелых ПАП трудилась над превращением брусков слоистого стекла в тотемные столбы. Они работали электроножами, вырезая традиционные фигурки с такой же легкостью, как если бы разделывали индейку, приготовленную ко дню Благодарения. Стеклянная пыль летела во все стороны. На заднем плане виднелось еще двое длинноволосых, привезенных специально для изготовления пластиковых досок для серфинга. Они были профессиональными спортсменами и имели свой магазинчик по продаже традиционного снаряжения в Малибу. На них были шорты и безрукавки, а носы и щеки покрывала неоновая солнцезащитная мазь, хотя погода стояла облачная. -- Пляжные бомжи и потасканные индейцы, насмешливо промурлыкал Левертов. -- Трудятся бок о бок во имя искусства. Что может сравниться с шоу-бизнесом, а, мистер Кларк? Кларк Б. с горячностью кивнул. -- Ничто, командир, насколько мне известно. Смотрите! Они даже индейцев намазали. Такое можно увидеть только в Америке. Кларк укрупнил кадр. Два старика усердно втирали себе в щеки цветную окись. Теперь они походили на карикатурное изображение растолстевших воинов из какой-нибудь музыкальной комедии. Их вид вызвал у Левертова смех, так же как и изображение тыльной стороны рыбзавода, где маршировали Дворняги, облаченные в новенькую серебристую униформу охраны "Чернобурки", готовясь, вероятно, отразить нападение свежевыкрашенного племени бездельников, приди тем в голову встать на тропу войны. Классное зрелище! Но Кларк Б. Кларк чувствовал, что оно не в состоянии вернуть тот головокружительный взрыв восторга, который был вызван нападением морского льва. Он вернулся к сканированию изображения, и как раз в тот момент, когда Левертов, накинув на плечи халат, объявил, что отправляется к себе принять душ, на экране одной из отдаленных камер мелькнуло что-то серебристое. -- Стой-ка! Что это такое? Вернись-ка обратно! Кларк нажал на клавиши. И в фокус вплыл нос огромного рыболовецкого судна. Вдоль правого борта виднелась целая вереница лиц. Кларк нахмурился. -- Что это еще за черт? Клянусь, командир, мы всем радировали, что подход к пристани запрещен... -- но прежде чем он успел договорить, до него снова донесся звук козлиного блеянья. -- Это хорошие парни, которые спешат к нам на помощь, -- хлопнув по плечу Кларка, рассмеялся Левертов. -- Прямо как в кино! Дай-ка я оденусь, следующая сцена будет происходить в реальной жизни. Крупный план на троих при стечении большой массовки. Вы поняли, мистер Кларк? - Есть, командир! -- с готовностью кивнул Кларк Б. Кларк. -- Натурная съемка на троих, крупный план! -- и у него аж мурашки побежали по телу от энтузиазма. Натура -- Квинак -- вид сверху Вороны, вернувшиеся на свои удобные места в термопотоке, тоже видят весь город. Им видна задняя дверь "Горшка ", через которую кто-нибудь из Краббов может вынести помои. Они видят, как через тайный, незаконный люк на кухне "Рыбацкого бара и гриля" выбрасываются отходы. Они будут единственными зрителями, когда Лорелея Джером решит подняться позагорать на крышу своего магазина. И все это крупным планом. В последнее время жизнь так и кипит на этой арене, о чем не могла мечтать даже самая любопытная ворона. Вот, например, в данный момент они смотрят на расфуфыренную Алису Кармоди, которая суетится в изумрудно-зеленых туфлях на высоких каблуках, даже не догадываясь о том, что ее ждет. "О да, -- соглашаются они, удовлетворенно кружа, -- такое может быть только в Америке". Алиса, хрустя ракушками, носилась по двору мотеля, стараясь застегнуть тяжелую мужскую рубашку в клетку поверх пышной шелковой блузы. Блузка персиковой пеной вылезала из-под воротника и рукавов. Она уже знала о приближающемся судне. Радио сообщило о том, что в порт входит огромное многоцелевое судно. По такому поводу надо было одеться. Хоть как-то. Блузка олицетворяла верность, туфли -- устойчивость, а рубашку пришлось натянуть из практических соображений. За исключением старика Марли и крошки Никчемки, двор был пуст. Все остальные уже уехали к причалу на съемки. И Алиса была рада, что ей представился случай остаться одной и порисовать, а все эти псевдобитвы морских львов ее не интересовали. Но работа не шла. Линии не получались. И это заставило ее задуматься о последнем бесплодном периоде своей жизни. Что, в свою очередь, привело к мысли о том, а не утратила ли она свой художественный стиль. А это почему-то ассоциировалось у нее с Кармоди и со всеми остальными, что привело ее уже в бешенство. Так, вопреки собственному здравому смыслу, она смешала себе в графине утреннюю "Маргариту". Было совершенно очевидно, что, если Кармоди не вернется домой в ближайшее время, она превратится в прежнюю Свирепую Алису -- Алису, которая начинала пить, когда злилась, и злиться, когда пила. Когда радио передало новости о приближающемся судне, графин был почти пуст. -- Хорошо бы, чтобы это был ты, Кармоди, старый раздувшийся осел! Текила и услышанные новости привели ее в такое возбужденное состояние, что на самом деле она едва замечала, что надевала на себя. Роясь в шкафу, она никак не могла решить, на чем остановить свой выбор -- на удобном скромном хлопке или на раздражающей кожу шикарной синтетике. Алиса никак не могла определить, рада она тому, что новое судно с блудными детьми возвращается домой, раздражена этим или что-нибудь третье. И лишь тогда, когда, окончательно одевшись и выйдя во двор, она обнаружила, что чертовы эскимосские звезды снова забрали ее фургон и не оставили ей ничего, кроме детского мопеда (это в юбке-то и на каблуках!), она поняла, что возвращение Кармоди вызывает в ней ярость. Аккумулятор, естественно, был разряжен. Она затащила мопед в мастерскую и принялась метаться взад и вперед, изрыгал проклятья и пиная ракушки в Марли и бедную встревоженную Никчемку. Марли не обращал на нее никакого внимания, а вот щенок решил, что хозяйку обидела какая-то собака, и он, виляя хвостом, жался к алисиным каблукам, стремясь удостовериться в том, что сам ни в чем не виноват. Алиса топала, лягалась и ругалась целых десять минут, пока заряжался аккумулятор, не забыв никого, включая трогательных щенков. Даже выехав со двора в проезд, она продолжала шипеть и бормотать что-то себе под нос. Тяжело пыхтя, Алиса выехала на дорогу к городу и притормозила у тротуара, чтобы перевести дыхание перед подъемом на мост. На дороге тоже никого не было, и она от души надеялась, что так оно и будет дальше: она догадывалась о том, как выглядит со стороны -- зеленые каблуки, загибающиеся крючком под педалями, и колени, достающие чуть ли не до подбородка каждый раз, когда она переключала передачу. Но за все время, пока она ехала до Второй улицы, навстречу ей не попалось ни души. Весь центр города словно обезлюдел. Она решила держаться подальше от Главной улицы и выбрала старую, мощеную досками, прогулочную дорожку, шедшую вдоль аллеи. Обычно ворота, за которыми она начиналась, были заперты, чтобы не поощрять обладателей двухколесного транспорта срезать таким образом путь к причалу, но сегодняшний день не был обычным. Магазины были закрыты, и людей мало что интересовало, за исключением съемок. Алиса увидела, что ворота открыты, и свернула в сторону узкого прохода. Единственное, чего Алиса не могла видеть, в отличие от ворон, так это то, что навстречу ей по деревянной дорожке ехал еще один мопед. И Алиса свернула в открытые ворота как раз в тот момент, когда тот выезжал ей навстречу. Оба сцепились рулями как молодые лоси, пробующие свои рога. Зрелище было впечатляющим. Когда приветственные крики ворон затихли, птицы выставили Алисе полученные ею баллы, и они составили 9,6 9,4 и 9,8. Владелица другого мопеда получила все десятки. Что объяснялось ее неопытностью. Прежде всего она ехала на мопеде впервые, поэтому вместо того, чтобы нажать на ручной тормоз При виде надвигающегося мопеда, она выжала газ до предела. А кроме того, на ней не было ничего, за исключением кожаной юбки, расшитой бисером, и ремешков. Даже анекдотические высокие каблуки Алисы и ее комплект, состоящий из шелковой блузки и рабочей мужской рубашки, с этим сравниться не могли. -- Ну ты, идиотка! -- раздраженно заорала Алиса. -- Это тебе не дикие просторы Арктики! -- Я знаю, -- смущенно ответила юная особа, впрочем не испытывая никакой потребности прикрыть собственную наготу. Она стояла на коленях и зажимала между ног жужжащий мопед. -- Простите, -- добавила она, не поднимая глаз. -- Это цивилизованное место, если тебя еще не поставили в известность, -- продолжала кипятиться Алиса. -- Может, конечно, и не очень цивилизованное, но мы стараемся сделать его таким. Видишь, что написано на воротах? -- Да, -- откликнулась девушка, по-прежнему не поднимая головы. Длинные волосы почти полностью прикрывали ее наготу, как богатая пышная шаль. -- Ну, читать умеешь? -- Здесь написано "Проезд запрещен по постановлению..." -- Ладно. Читать ты умеешь, но ездить точно не можешь. С тобой все в порядке? Никаких ссадин, синяков? Девушка робко покачала головой, и чувство раскаяния вдруг остудило алисин гнев. В конце концов, она была столь же виновата в этом столкновении, как и эта девица. Может, даже больше. Она, по крайней мере, знала, что по этой дорожке ездить нельзя, более того -- сама участвовала в принятии этого постановления. Она слезла с мопеда и протянула руку. -- Ну ладно, поднимайся. И кстати, какого черта ты носишься здесь в полуголом виде? Боже милостивый, ты только посмотри на себя! Тебе еще повезло, что за тобой не увязалась вся свора Дворняг, как за какой-нибудь текущей... -- Алиса замялась в поисках более нежного сравнения, чем то, которое она имела в виду. Но девушка сама договорила за нее. - Сукой? -- догадалась она, наконец поднимая голову. -- Мне это уже приходило в голову. Но у Дворняг сейчас другие заботы -- они стерегут мелюзгу. Так что никто не видел, как я улизнула. Алиса продолжала молчать, все еще потрясенная видом девушки. Она впервые разглядела ее как следует и теперь не могла оторвать от нее глаз. Отчасти ее внешность была подчеркнута гримом, но он подчеркивал лишь то, что уже было заложено природой. И Алиса чувствовала, что никогда еще не встречала такой красавицы. -- Надеюсь, не видел, -- наконец ответила она. -- Правда! Все были слишком заняты морскими львами. А я уже видела морских львов раньше, поэтому взяла мопед и смылась. Вот и все. -- Вполне правдоподобно, -- заключила Алиса. -- Наверное, это не очень-то приятно стоять перед всеми с... -- С голыми сиськами? -- девушка бросила взгляд на собственную грудь и поежилась. -- Я так хожу с тех пор, как мне исполнилось девять лет -- наверное, из-за "Спама", который монахини давали нам на завтрак, -- она задумчиво поджала губы. -- Нет, на самом деле я переживаю из-за сломанной куклы -- видели у них этот манекен? --│ теперь им придется делать новую форму. Старую они разбили, когда вынимали куклу. Не знаю, зачем. Зато я знаю, что этот голливудский тип тысячу часов наклеивал ее на меня, а потом она еще две тысячи часов застывала -- от чего тело все это время зудело, словно облепленное комарами. А когда ее снимали, еще и кучу волос из меня выдрали. -- Она с горечью посмотрела на мопеды. -- Как вы думаете, на них еще можно ездить или нам придется их пристрелить, как лошадей со сломанными ногами? Ее болтовня была такой завораживающей, что Алиса рассмеялась, откинув голову. -- Они еще вполне годятся. Твой жеребец всего лишь погнул подкову, а моему надо сменить переднюю ногу, и будет бегать как миленький. Выключи двигатель, и пусть лежат здесь. Ты меня беспокоишь гораздо больше, чем они. Господи! Ну-ка накинь на себя. Может, твой наряд и годится для Беверли-хиллз, но если ты собираешься ходить по нашему городу, я бы тебе советовала выглядеть менее вызывающе. -- И, сняв с себя клетчатую рубашку Кармоди, она протянула ее девушке. -- Нет-нет, миссис Кармоди! Вы же спешили по какому-то делу. Берите мой мопед и поезжайте. Со мной все будет в порядке. Я вернусь в мотель и немного отдохну. Со мной все будет в порядке. -- Надеюсь, -- откликнулась Алиса, -- только сначала надень вот это. Ты завтракала? Пойдем-ка посмотрим, может, здесь что-нибудь открыто. А потом обе вернемся в мотель и отдохнем. -- Слиняем и спрячемся, -- добавила девушка, набрасывая рубашку на плечи. -- А что сначала? -- А сначала надо смыть с себя кровь и масло. Пошли. Главная улица по-прежнему была безлюдной. Даже бродяг не было у Гробницы Неизвестного Алкоголика. Большая часть магазинов была закрыта. И лишь дверь в Ловушку Старушек была приоткрыта, что не удивило Алису. Нашелся в городе хоть один человек, не пожелавший покинуть свой пост ради грандиозных киносъемок, и этим человеком была Айрис Грейди, ослепшая после несчастного случая в лаборатории. Когда Алиса только поступила в школу, эта пожилая женщина была там стройной рыжеволосой учительницей химии с огромными зелеными глазами. Однако однажды вечером на внеклассных занятиях по химии что-то в лабораторной пробирке пошло не так. Поговаривали, что причиной этому был Джимми Грейди -- брат Айрис -- наркоман и алкоголик, пытавшийся заставить сестру синтезировать ему дурь. Эфир вспыхнул, и в школе сработала система противопожарной безопасности. Брат Джимми кончил свои дни за решеткой. А рыжеволосую Айрис суд оправдал, учитывая ее репутацию, однако роговицы обоих глаз настолько пострадали, что о продолжении педагогической деятельности и речи быть не могло. Она приобрела бутик и антикварный часовой магазин на страховку, обучилась читать шрифт Брайля и растолстела. У нее сохранились остатки зрения, но глаза были похожи на простреленные мишени, поэтому на людях она носила ночную маску из крашеной пряжи. Ее поврежденные зрачки были глухи к новинкам моды и галантерейным распродажам. Мисс Айрис доверяла своим покупателям, которые сами выбирали себе товары, сами оплачивали чеки и сами брали сдачу, пока она скрывалась за своей тряпичной маской. Именно по этой причине Алиса в основном покупала себе одежду в бутике мисс Айрис. Здесь она могла позволить себе удовлетворить свой ужасающий вкус, не опасаясь того, что за ней подсматривает какой-нибудь клерк. -- Добрый день, мисс Грейди. -- Добрый день, Алиса. -- Мисс Айрис величественно восседала на высоком табурете, внимательно прислушиваясь к тиканью своей коллекции антикварных часов. Она была похожа на слишком туго набитую тряпичную куклу, но голос у нее был легким и свежим, как у школьницы. -- Чем могу тебе помочь? -- Я не за покупками, мисс Грейди. Мы просто ищем, где бы перекусить и привести себя в порядок. Не хотите присоединиться к нам? -- Как ты предупредительна, но я, пожалуй, останусь здесь. Ты знаешь, где ванная. А когда до нее донесся звук возвращавшихся шагов, она поинтересовалась: -- А "мы " -- это кто? - Я и моя юная приятельница -- кстати, как тебя зовут? Шула, -- ответила девушка. -- Шула? Не надо вешать мне лапшу на уши. Я имею в виду настоящее имя. -- Меня все зовут Шулой, и это имя нравится мне гораздо больше, чем мое собственное. Знаете, что означает мое имя на языке иннупиатов? Оно означает Гуляющая по Мокрому Снегу в Слезах. Вам бы понравилось, если бы вас так звали? Лучше уж у меня будет вымышленное имя. Здравствуйте, мисс Грейди. -- Здравствуй, Шула, -- слабо пролепетала мисс Грейди, соскальзывая вниз с высокого табурета. -- Я слышала о том, что ты прекрасная эскимосская кинозвезда. -- Вытянув руку, пожилая дама двинулась в сторону раздававшихся голосов и легко пробежала пальцами по лицу и торсу девушки. -- Господи, деточка. Так, навскидку -- какой же ты носишь размер? -- Навскидку не знаю, мисс Грейди. Но миссис Кармоди полагает, что я приблизительно размером с крупную дворняжку. Она произнесла это таким невинным тоном, что Алиса даже не поняла, что над ней подшучивают, пока не увидела, что пожилая учительница и девушка смеются. -- Ну ладно, кинозвезда, -- буркнула она. -- Для поддержания этой формы тебе надо что-то забросить внутрь. -- Забросить внутрь? -- Пищу. -- Да. Я голодна как волк. Приятно было познакомиться, мисс Грейди. -- Всего хорошего, девочки, -- крикнула им вслед мисс Айрис. Потом она подождала, пока не услышала, как захлопнулась дверь, и снова залезла на свой табурет за прилавком, как отечная кукла, возвращающаяся к себе на полку. И ее магазинчик снова наполнился умиротворяющим тиканьем часов. Прислонив покалеченные мопеды к стене, женщины свернули по Главной улице и двинулись подальше от высившегося в конце паруса. Некоторое время они молча шли по пустынному тротуару. __ Похоже, все кафе закрыты, -- наконец заметила Алиса, указав рукой вперед. -- Я родилась и выросла в этом городе, но еще никогда не видела его таким пустынным, даже зимой. Я никого не вижу, кроме четырех собак и одного алкоголика. -- Там, где я родилась и выросла, четыре собаки и алкоголик -- это уже огромное общество. Что касается меня, то мне все очень нравится, миссис Кармоди. Здесь все так напоминает летний карнавал, на который нас возили монахини в Дандес -- все просто замечательно. Алиса промолчала. Она не знала, что можно ответить человеку, который считал Квинак замечательным. -- Меня воспитали монахини из ордена иезуитов. А вы -- православная. Ким, калека, тоже воспитан в русской православной вере. Поэтому он такой раздражительный. Алиса почувствовала, как кровь снова хлынула ей в голову. -- Я тоже кажусь раздражительной? -- Как медведица, потерявшая медвежонка. Кстати, а почему мы так быстро идем? Разве мы куда-нибудь опаздываем? Алиса замедлила шаг. -- Нет, мы никуда не опаздываем, -- вдруг поняла она -- она уже не горела желанием добраться до причала, чтобы встретить компанию возвращающихся тупиц, распираемых тестостероном. -- Я просто привыкла быстро ходить по этому замечательному городу, чтобы не вдыхать запах собачьего дерьма. -- Вот видите? Именно это я и имею в виду. Иезуиты говорят: "Не спешите, вдохните запах Цветов", а православные кричат: "Скорей, скорей, чтобы не нюхать собачье дерьмо". И ты считаешь это правильным? А если вокруг нет ничего, кроме собачьего дерьма? -- Тогда иезуиты советуют сажать цветы. А вон там, напротив, разве не открыто? Я ужасно хочу есть. Эти киношники будят ни свет ни заря и никогда не дают позавтракать. Пончики и кофе -- вот и все. Терпеть не могу кофе. Мы, англичане, любим чай. Особенно травяной. С мятой или ромашкой. И никакого кофеина. -- И внезапно она выполнила пируэт в полузастегнутой рубашке Кармоди. -- Как вы считаете? Я прилично выгляжу, чтобы идти в "Горшок"? Алиса насупилась, пытаясь понять, не подшучивают ли над ней снова, но девушка вела себя столь обворожительно, что догадаться о чем-либо было невозможно. "Ну и картина! -- подумала она. -- Классическая язычница. Женственнее всех дрожжевых нимф Рубенса и вытянутых проституток Модильяни, и первобытнее губчатых лилий Джорджии О'Киф". Потому что эта девушка и была расцветшей дикой нимфой, которую Рубенс пытался себе представить, а не моделью, призванной заменить идеал... она была раскрывшейся лилией, а не каким-то символом, выполненным в темпере старой шлюхой. И какая жалость, что этот беспечный дух был доставлен сюда этими шарлатанами, что он был оторван от родных берегов и отдан во власть помпезных трюков и дешевых подделок. Бедняжка была обречена на то, чтобы стать жертвой какого-нибудь пиздодуя. Это уже сейчас можно было прочитать в ее глазах. И через десять лет ей было суждено превратиться в еще одну мать-одиночку с материальными проблемами и сиськами до колен. Да какое через десять! Гораздо раньше. Алиса не удостаивала своим посещением "Горшок" со времени стычки с Мирной Крабб. Но она не сомневалась в том, что ее старая подружка на берегу наслаждается киношной мишурой. Входная дверь даже не была заперта, а внутри было столь же пустынно, как и на улице. Когда Алиса с Шулой вошли внутрь, за стойкой находилась девица из другой ветви семейства со стороны Иствиков. Она стояла, прислонившись к кофеварке, и что-то скулила в телефонную трубку. Ее звали Диана, но все называли ее Диной-Тиной. Будучи самой младшей в семействе, она была вынуждена нести дежурство под вывеской "Открыто круглосуточно", когда все остальные ее кузины отправлялись щеголять среди знаменитостей. Бедная Дина была уродлива как устрица, даже если не считать ее аденоидной гнусавости. Волосы напоминали швабру, оставленную сушиться на палубе. Глаза были заплывшими. Скошенный слюнявый подбородок походил на тающую трубочку ванильного мороженого. "Похоже, Дина Крабб и Айрис Грейди были единственными, кто остался в городе, -- подумала Алиса, -- правда, по разным причинам: одна была слишком неприглядна, а другая все равно ничего не могла разглядеть". -- Как дела, Дина? Оставили тебя одну со всем управляться? -- Кроме бара -- я до него еще не доросла. Хотите меню? Алиса сразу поняла, что Дина не расположена разговаривать, и не стала представлять свою спутницу. Она взяла два меню в форме крабов и провела Шулу в угловую кабинку с видом на Главную улицу. Так они не пропустят никого из идущих со стороны причала, особенно Кармоди. "Горшок" не был его любимым заведением, он предпочитал "Хвосты" по дороге к аэропорту, где была танцплощадка, но сегодня вряд ли он пройдет мимо. Днем все высшее общество Квинака собиралось в "Горшке" промочить горло. В эти счастливые часы здесь можно было застать всех мало-мальски значащих людей. И если судно действительно причалило, Кармоди с компанией зайдет сюда первым Делом, горя желанием поведать о своих морских приключениях. "Какое их ждет разочарование -- с ухмылкой подумала Алиса, -- когда они не застанут здесь никого, кроме трех баб -- одной эскимоски, ноющей Дины и брюзжащей жены". -- Для начала два кофе, нет, один кофе и травяной чай для моей английской гостьи. Никакого кофеина. -- У нас только кофе, миссис Кармоди, а чая нет никакого -- ни травяного, ни другого. Кухарка со всеми остальными отправилась на съемки. Мне оставили только кофеварку, горшок чили и рыбную похлебку. -- Ты только поставь чайник, Дина. Ты ведь можешь это сделать? Вскипятить воду? -- Кухарка на причале, -- заскулила Дина. -- У меня есть только кофе, чили и похлебка. -- Пусть будет кофе, -- бодро сказала Шула. -- И все остальное. Дина свирепо посмотрела на девушку -- еще одна, даже младше ее, и тоже развлекается! -- Так что остальное? Чили или похлебку? -- Я бы на твоем месте выбрала чили, -- шепотом посоветовала Алиса. -- Похлебка может привести к несварению желудка. И тебе придется одолжить мне денег -- я оставила кошелек дома. Шула вытащила из кармана юбки комок стодолларовых купюр. -- У меня их целая куча. Мне каждый день платят суточные вне зависимости от того, раздеваюсь я или нет. Кофе был холодным, а чили подгорело, но они не стали жаловаться. Они слишком были заняты своей беседой. Алиса в основном слушала, то улыбаясь и кивая, то хмурясь и качая головой. Девушка говорила практически безостановочно, не переставая при этом прихлебывать кофе и жевать чили, а потом печенье и ломоть пирога с кокосовым кремом, который был настолько черствым, что Алиса предположила: Омар Луп пропустил свою еженедельную поставку. Покончив со своим пирогом, Шула попросила разрешения доесть и алисин. Алиса с изумлением подумала, что не знает никого, кроме Кармоди, кто умел бы получать такое удовольствие от простого поглощения пищи и болтовни. Мать у Шулы умерла шесть лет тому назад -- самоубийство, а отец исчез, уехав на аэросанях, еще до ее рождения. Пожилые эскимосы, проживавшие в коттедже номер 5, действительно были ее бабушкой и дедушкой, правда, Шула не знала, с отцовской или с материнской стороны или по одному с каждой. Она полагала, что они были с разных сторон, иначе нельзя было объяснить их враждебность по отношению друг к другу. На далеком севере, -- внушала она Алисе, -- родство -- дело туманное, и совместное существование еще ничего там не означает. Дверь открылась, и в бар вошли трое парнишек в бурнусах поверх покрытых краской коричневых тел. Они сели за стойку, где Дина подала им меню и что-то сдержанно прошептала, после чего вернулась к своему телефону. Но, похоже, Алиса и Шула вызвали у них больший интерес, чем меню. Потом снова раздался звук открывающейся двери, и появились изготовители досок для серфинга из Малибу, которые возбужденно обсуждали шансы лос-анжелесских "Рейдеров" в грядущем сезоне. При виде Алисы и Шулы глаза их возбужденно заблестели. Вряд ли они знали, кто такая Алиса, но с Шулой наверняка были знакомы. Ведь она была звездой. Они обменялись взглядами с Диной и заняли кабинку рядом с женщинами. Шула не могла не заметить, что они ее подслушивают, но это не остановило ее. Она продолжала болтать, несмотря ни на что. Следующей парой посетителей, к ужасу Алисы, оказались два старых ПАПы -- братья Уолтер и Уильям Бэрроу. Плечи их были припорошены пеностеклом, а маски подняты вверх и выглядели как ермолки. Старые похотливые бездельники, осклабясь, тоже уселись поблизости. Им тоже было интересно послушать. Хотя их давно следовало отхлестать водорослями, как это делалось раньше с грязными стариками. После прихода Бэрроу дверь уже хлопала, не переставая, и по мере этого длинное помещение заполнялось все новыми и новыми посетителями. Алиса не сомневалась в том, что это происки Дины, ее удивляло лишь количество откликнувшихся на ее призыв. Может, все рассчитывали полюбоваться на обнаженную кинозвезду? Шула, не обращая внимания на зрителей, продолжала болтать, прихлебывая кофе. Она уже привыкла к глазеющим на нее зевакам. У нее было собственное мнение по любому поводу, ей было интересно все. Что будут делать рыбаки по окончании путины? Почему старшеклассницы выщипывают себе брови? Особенно ее интересовал баскетбол. Она видела матч на палубе "Чернобурки" и так увлеклась, что сразу стала горячей поклонницей этой игры, хотя и мало что в ней понимала. Например, почему вдруг вся толпа прекращала кричать и носиться в какой-то момент, все становились послушными и задумчивыми и предоставляли возможность одному игроку свободно забрасывать мяч. Почему после каждого удачного броска все начинали хлопать друг друга по плечам? Почему девушкам не было разрешено принять участие в игре? -- Это из-за того, что надо играть обнаженными по пояс? Я тоже могла снять рубашку. -- Не сомневаюсь, -- откликнулась Алиса. Она кожей чувствовала, как в соседней кабинке слушателям прямо не терпится отколоть какую-нибудь шуточку. │-- Не сомневаюсь, что если бы ты играла без рубашки, то заработала бы массу штрафных бросков. Когда Шула, возбужденная кофеином, перешла к сплетням о сексуальных подвигах членов киногруппы, Алиса решила ее обуздать хотя бы из тех соображений, чтобы поберечь чужие уши. Особенно братьев Бэрроу -- они были слишком стары для таких историй. -- Ладно, обойдемся без сплетен. Кстати, я хотела кое-что спросить у тебя относительно фильма, который вы снимаете. По Изабелле Анютке. Теперь я знаю, что ты умеешь читать. -- Я читала истории о Шуле, когда еще ходила в первый класс. - Вот и хорошо. И что же ты думаешь об этой так называемой сказке индейцев северо-запада? Как ее воспринимаешь ты, языческая обитательница дальнего севера? Девушка задумалась. __ Я знаю, что это подделка, -- уж слишком много красивостей. Но она мне нравится. -- И ты знаешь, что Изабелла Анютка жила в Нью-Джерси и никогда не бывала на севере? -- Ну и что? Все равно это хорошая сказка. Неужели она может не нравиться только потому, что ее написала круглоглазая старуха? -- Нет, мне тоже нравится, -- ответила Алиса. -- Она лучше многих настоящих индейских сказок именно потому, что она приукрашена. В ней есть сюжет и смысл, потому-то она и годится для кино. Настоящие индейские рассказы слишком бессмысленны, чтобы ими мог увлечься Голливуд. -- Теперь Алиса почувствовала, что братьям Бэрроу не терпится отпустить какую-нибудь шуточку. -- Бессмысленны? -- Да, бессмысленны. В индейских рассказах просто нет никакого смысла, в отличие, скажем, от "Пиноккио", где если ты лжешь, нос у тебя становится длиннее. Или в баснях Эзопа, где жадная собака теряет кость из-за того, что пытается ухватить ее отражение в воде. Неужели ты думаешь, Голливуд дал бы столько денег на съемки настоящей индейской истории? Зачем бы ему это понадобилось? Настоящая индейская история так же не нужна Голливуду, как и настоящий тотемный столб. Алиса знала, что это удар ниже пояса, но братья Бэрроу могли бы вести себя приличнее и не подслушивать, по крайней мере на глазах у всех. - Так вот я хотела спросить, что ты и твоя родня действительно ощущаете, снимаясь в этой анилиновой истории? И с этнической точки зрения, и с художественной... Алиса умолкла. Меткий удар ниже пояса. Повисла гробовая тишина -- из-за перегородки не доносилось ни единого звука. Более того, все присутствующие тоже замерли в ожидании ответа. Как же все изголодались по острым ощущениям если готовы были столь неприкрыто проявлять свое любопытство. Когда воцарилась полная тишина, девушка глубоко вздохнула и заговорила. -- Бессмысленны? -- повторила она. Алиса кивнула, подавшись назад. Прекрасное лицо девушки зловеще потемнело, а огромные черные глаза превратились в узкие щелки. Она еще раз медленно набрала воздух, странно покачивая головой, как выжившая из ума старуха. И когда она снова заговорила, голос ее стал хриплым и размеренным: -- Однажды утром... мой брат не вернулся с охоты. Я ждала его весь день. Но он не приходил. Весь день. Было очень холодно. Я знала, что на таком морозе ночь ему не пережить, поэтому я надела на себя все меха и отправилась его искать. Алиса была абсолютно поражена этим странным повествованием. Она предполагала, что ее тирада о бессмысленности коренной национальной литературы вызовет возражения со стороны братьев Бэрроу, может, даже самой Шулы, но не этот внезапный рассказ. Это превзошло ее ожидания. -- Я дошла до первого капкана и увидела, что он сработал, но в нем никого не было... и брата поблизости тоже не было видно. Я дошла до следующего капкана и увидела, что он тоже пуст... и вокруг никаких признаков брата. Так я обходила капкан за капканом и везде было одно и то же -- пружины спущены и брата не видно. Начало темнеть. Мне было очень холодно. И наконец я добралась до последнего капкана. Он не был спущен. А на ветке прямо над ним висел кожаный мешок моего брата. Я дотянулась до ветки и развязала мешок, и из него вывалилась голова моего брата. - Голова твоего брата? - Да. И изо рта и горла у него вырывалось зеленое пламя. - Зеленое пламя... - Да, -- голос девушки совсем затих, шурша, как зимний ветер из щелей подпола. -- И он лязгал зубами, словно хотел есть. -- И что же ты сделала? -- Я попятилась. Но голова покатилась вслед за мной... и пламя вырывалось из ее шеи и рта. И тогда я сняла варежки и бросила их голове, чтобы она съела их, а сама бросилась домой во всю прыть. А потом я снова услышала какие-то звуки за спиной. Это снова голова катилась за мной, клацая зубами... и зеленое пламя вырывалось из ее шеи и рта. Тогда я оторвала свою левую руку и бросила ее голове. Рука начала бороться с головой, но та откусывала от нее кусок за куском. А я все бежала и бежала. И вскоре я снова услышала клацанье зубов за спиной -- и это была голова -- она катилась все быстрее и быстрее и подбиралась все ближе и ближе... и зеленое пламя вырывалось у нее из шеи и рта. И тогда я оторвала свою правую руку и бросила ее, чтобы она боролась с головой, а сама побежала дальше. Я бежала и бежала. Но вскоре голова снова начала настигать меня, и вид у нее был еще более голодный, чем прежде. Что мне было делать? Я оторвала свою правую ногу и бросила ее, и нога принялась пинать голову... она пинала ее и пинала, пока не выкатила на лед, а со льда в воду. И голова потонула в море... а зеленое пламя по-прежнему продолжало вырываться из ее шеи и рта. А мне всю дорогу до хижины пришлось скакать на одной ноге. -- Ну и ладно. -- Алиса попыталась придать небрежность своему тону, но в горле у нее пересохло, и ей вдруг показалось, что она спиной ощущает дыхание этого студеного зимнего ветра. Она вздрогнула. -- Ты меня так успокоила. -- Но дверь моей хижины оказалась закрытой... и я не могла ее открыть, потому что у меня не было рук. И я не могла забраться по лестнице к дымовому отверстию, потому что у меня была только одна нога. Алиса ждала, чувствуя, как в ней нарастает раздражение, потому что теперь именно ей предстояло задавать вопросы. Было очевидно, что никто из остальных слушателей и не подумает это сделать. -- Ладно. И что же с тобой произошло дальше? -- Я околела на морозе. -- Вот видишь, -- простонала Алиса. -- Именно это я и имела в виду, когда говорила об этих идиотских индейских рассказах. Где в нем смысл? -- Смысл очень простой -- "не теряй варежек". -- И к Шуле незаметно снова вернулся легкий звенящий голос подростка. -- Очень хорошее место для завтрака, правда? Такое тихое и уютное. Позвольте мне заплатить. Это было так мило с вашей стороны взять меня, примитивную дикарку, с собой, накормить и напоить кофе. Я у вас в долгу. -- За что? -- рассмеялась Алиса, вынимая сотенную купюру из комка, протянутого девушкой. │-- Это ведь твои деньги. -- Но это ваш город. Пока она рассказывала, в бар потихоньку входили все новые и новые посетители -- Томми Тугиак Старший, несколько Дворняг в униформах охраны "Чернобурки", шоферы, и народ все шел и шел. Алиса увидела, как мимо окна проехал розовый "лексус" Краббов, затормозивший у стоянки. Неужели эта толпа собралась ради них? Неужели все эти бездельники надеются посмотреть на то, как Свирепая Алеутка Алиса снова схлестнется с Мирной Крабб? Только не это. Она была абсолютно не в форме, чтобы вести боевые действия. -- Пошли? -- спросила Алиса Шулу и помахала Дине сотенной купюрой. Но не успела она выйти из кабинки, как толпа зрителей заволновалась, и Алиса увидела, как на противоположной стороне улицы, прямо у пожарного гидранта, притормозил ее собственный фургон. Она решила, что это остальные члены эскимосского семейства решили остановиться на обратном пути со съемок, чтобы потратить свои суточные. -- Ну и родственники у тебя -- надо же умудриться остановиться именно там, где запрещено. Впрочем, какое им до этого дело? Пока штраф придет по почте, вы уже будете в своих иглу на севере. И только тут Алиса поняла, что это были вовсе не родственники Шулы. За рулем сидел Грир в своей идиотской тужурке, которую он носил, чтобы показать свою беззаботность. Лицо его было покрыто кокосовым маслом и сияло как у идола. -- Это ребята, которые сегодня вернулись из плавания, -- пояснила Алиса. -- Этот темнокожий денди -- Эмиль Грир, местный сердцеед. Смотри, берегись его. -- Ха, -- откликнулась Шула. Грир обошел фургон спереди, открыл дверцу и галантно протянул руку. В поле зрения появилась круглая розовая голова, а за ней еще более круглый живот. -- А это -- так называемое важное дело, по которому я спешила, -- продолжила Алиса, -- мой мистер Майкл Кармоди. Мистер Кармоди выбрался из машины без помощи Грира. Но тот продолжал стоять в прежней позе. Боковая дверца распахнулась, и на улицу вывалилась целая толпа пассажиров. Лица у всех были румяными, загорелыми и обветренными. -- Слизняк с кейсом -- Билли Беллизариус, местный наркоторговец. Это Арчи Каллиган, он работает на нас, славный парнишка. А этот греческий бог с глазами Элвиса Пресли -- Исаак Соллес. Черт, ты только посмотри, какой у них важный вид! Один Бог знает, во что они вляпались, что их так долго не было. Ты только посмотри на них! -- Я смотрю, -- ответила Шула внезапно послабевшим голосом, прильнув к запотевшему окну. -- И я думаю, что он очень красивый. -- Мистер Кармоди? -- съязвила Алиса, хотя прекрасно знала, что девушка говорила о Грире со всеми его величественными жестами, живописными кудрями и украшениями. -- Очень мило с твоей стороны, но старый хрыч принадлежит мне, каким бы он ни был. -- Нет, не мистер Кармоди, хотя у него такой счастливый вид... -- Тогда ты, вероятно, имеешь в виду эту тиковую морду с проволокой вместо волос. Так я и знала. Я ведь предупреждала тебя -- берегись. Грир снова учтиво протянул руку. И из машины появилась пышная блондинка, такая же загорелая и пышащая здоровьем, как и все остальные. Она одарила Грира улыбкой, а он, склонившись, поцеловал ей руку. -- Видишь? Грир -- это Казанова, у него всегда есть какая-нибудь блондинка при себе. Хотя обычно он заарканивает особ помоложе, не таких... Алиса умолкла. Женщина отняла у Грира руку, почему-то не пожелав ею воспользоваться... -- Нет-нет, -- продолжила девушка, не обращая внимания на внезапное молчание Алисы. -- Я говорю не о мистере Кармоди и не о мистере Казанове... ...эта блондинка прильнула к большой розовой руке Кармоди, как шлюпка к барже! Алиса услышала, как толпа выдохнула за ее спиной. Ах! Так вот что их привело в "Горшок" -- не какая-то полуголая эскимосская кукла и не горящая мщением толстая Мирна Крабб. Здесь была история покруче. Алиса почувствовала, как горят шея и плечи от всех этих устремленных на нее взглядов. -- Я имею в виду того, другого. -- Другого? -- с отсутствующим видом повторила Алиса, глядя на то, как компания переходит улицу, направляясь к ним. -- Какого другого? - Греческого бога, -- прошептала девушка овеем детским голоском, -- с глазами Элвиса, а никогда еще не видела такого красивого мужчины даже в мыльных операх. Миссис Кармоди, я люблю его. Я останусь с ним навсегда. -- Господи Иисусе, -- промолвила Алиса и опустошенно рухнула на диванчик. В ней не осталось ничего -- ни раздражения, ни следов утренней "Маргариты", ни смятения, ни изумления. -- Господи Иисусе, -- повторила она. 12.Сквозь поцарапанное дверное стекло При первом взгляде "Чернобурка" потрясла всех, даже мрачного Билли. Исаак опасался, что Кармоди, мечтавший поразить всех своим приобретением, расстроится, когда обнаружит, что вся слава уже досталась этой гигантской яхте. Но, похоже, корнуэлец не испытывал никакой зависти к величественному судну с огромным парусом. Когда они осторожно проплывали мимо сияющего корпуса, он проронил лишь одно замечание: -- С нижних палуб очень удобно ловить тунца, но потом умаешься, отскребая их. Они пришвартовались к причалу, у которого обычно стояло предыдущее судно Кармоди, и оставили юного Нельса вахтенным. Билли уже настолько окреп, что мог не только стоять, но и слегка передвигаться. Он напоминал старого гнома, сгибающегося под тяжестью своего инфернального кейса. Сходни были такими крутыми, что он опасался спускаться лицом вперед. Поэтому он повернулся задом и начал продвигаться вниз мелкими шажками, пока Кармоди это не надоело и он не приказал Арчи и Соллесу сцепить руки и спустить Билли вниз. Стоило Айку коснуться твердой земли, как на него тяжелым шерстяным одеялом навалилась усталость. Он уже много дней находился в постоянном напряжении, и теперь чувствовал, как у него слипаются глаза. С тех пор как они уехали с Гриром одно потрясение сменяло другое. Нет, все началось еще раньше -- когда появилась яхта, нет, с того дня, когда идиотская кошка с банкой на голове перепугала его до полусмерти. Потом Гринер и бегство на дрезине через Белый перевал, потом купание в ледяных водах Юкона... все это, вместе взятое, могло вывести из себя любого. А чаепитие на корейской базе? Он мог поспорить, что чай был щедро приправлен дурью или еще какой-то корейской отравой -- что у них там нынче в моде. Но теперь, обессиленный, он возвращался домой, и этот перепад оказался настолько резким, что Айк поймал себя на том, что его колбасит по стоянке, словно у него морская болезнь. Оставалось надеяться только на то, что ноги доведут его до тусклого морга трейлера и узкой лежанки. "Главное -- придерживайся верного курса, моряк, -- повторял он себе, -- двигайся прямо и медленно, и тогда тебе удастся бросить якорь в сладком заливе забвения". Однако у прочих членов компании были совсем иные планы. Вилли и Грир желали тут же влиться в киношную суматоху, а Кармоди требовалось посетить бар для восстановления сил. Арчи нужно было переодеться и найти себе приличную обувь -- он совершенно не желал появляться дома в хлюпающих резиновых сапогах. Айк бесцветным голосом сообщил, что его не привлекает ни одна из этих перспектив и что он намерен доехать до трейлера, посмотреть на старину Марли и залечь в койку. Но Грир напомнил ему, что его фургон стоит довольно далеко от причала -- в аэропорту, где они брали в аренду самолет, и что вряд ли Херб Том спокойно отдаст ему машину, пока не получит исчерпывающих объяснений относительно судьбы "Оттера". Билли Беллизариус заявил, что ему предстоит целый ряд неотложных встреч, в том числе с владельцем второго кейса, адвокатом Гольдштейном и рентгенологом Квинакской больницы для получения медицинских улик, к тому же ему надо было добраться до редакции Альтенхоффена, чтобы начать публичную атаку на Гринера и его Бьюлалендский Бухенвальд... __ Тихо, Кальмар, тихо, -- повторял Кармоди, оглядывая в бинокль стоянку. -- Если не ошибаюсь, я вижу алисину машину среди этих киношных трейлеров. Как насчет того, чтобы прошвырнуться и тихонечко увести ее оттуда? При таком количестве голливудских тачек вряд ли Алиса будет очень огорчена. -- А кто такая Алиса? -- осведомилась Вилли, но Кармоди уже снова уткнулся в бинокль. Арчи категорически отказался идти на стоянку в своем отрепье и резиновых сапогах. Грир философски пожал плечами и подтянул свои идиотские стеганые штаны. -- Ну что, партнер, сходим угоним машинку? Айк слабо покачал головой, и Грир, с небрежным видом запихав руки в карманы, двинулся к стоянке. "Интересно, кто такая Алиса?" -- размышляла Вилли, переводя взгляд с одного компаньона на другого, и тут Айк внезапно передумал и решил присоединиться к своему партнеру. Несмотря на длительное отсутствие сна что-то подсказало ему, что проще угнать машину, чем ввязываться в сложное выяснение отношений. Айк был рад, что все столпились у операторского крана --│ это предоставляло им возможность незамеченными добраться до машины Алисы, так как у него не было ни малейшего желания с ней встречаться. Ключа в зажигании не было, но Грир Умел накоротко замыкать провода. Сняв панель с помощью перочинного ножа и отодрав с проводов обмотку, он обошел блокировку зажигания и завел машину. Они дали задний ход, и фургон, словно на цыпочках, выбрался из ряда студийных машин. Подобрав остальных членов экипажа, они подвезли Билли к яхте, стараясь по возможности держаться под прикрытием ее массивного корпуса за пределами видимости. Кармоди и Вилли вышли рассмотреть странное судно, а Кальмар направился к трапу по своей надобности. Однако великан-охранник не дал Билли подняться на борт, он даже отказался открыть шлагбаум на сходнях. И Билли был вынужден молить его снизу, как портовая крыса, осаждающая туристический лайнер. Кальмар был не настолько терпелив, чтобы долго выносить унизительность этой сцены, и вскоре он начал поносить охранника с таким безжалостным и вдохновенным красноречием, что собрал вокруг себя целую толпу восхищенных слушателей, одним из которых оказался пучеглазый первый помощник Абу Буль Сингх. Когда Билли прервал свой монолог, чтобы передохнуть, мистер Сингх, искусно вклинившись, сообщил ему убийственно-осуждающим тоном британского морского офицера, что член экипажа, которым столь настырно интересовался Билли, в данный момент выполняет предписанные ему обязанности и будет заниматься этим еще -- глаза мистера Сингха еще больше вылезли из своих орбит, чтобы свериться с огромным хронометром на запястье -- "примерно 23 минуты. И если вам угодно, сэр, я с удовольствием сообщу ему, где вы его будете ожидать". Билли был потрясен этой властной манерой поведения, которую всегда считал собственной прерогативой -- снисходительно-наглое высокомерие, учтиво облаченное в идеально грамотную речь. Он потерял дар слова и так и не смог назвать место встречи. Откровенно говоря, у Билли Беллизариуса не было собственного дома -- он переезжал из мотеля в гостиницу, временами останавливаясь то у любовниц, то у любовников, которых менял в зависимости от настроения или обстоятельств. В настоящий момент он даже не мог вспомнить, где остались его спальные принадлежности. - Так где вам будет угодно? -- с изысканным хамством повторил первый помощник Сингх. -- Не спешите, подумайте... В этот момент в разговор решил вмешаться Кармоди. - Кальмар, скажи этому ебаному адмиралу, что в "Горшке", и поехали отсюда, -- прокричал он. -- Мне уже не терпится получить настоящий коктейль в настоящем баре, даже если в нем и нет настоящего старого доброго спирта. Ты как насчет этого, Цыпленок Прерий? Не хочешь испить сиропа в одном из квинакских пабов? -- Если только там подают лед, -- своим жизнерадостным голосом откликнулась Вилли. Однако когда она забралась обратно в машину, Айк заметил, что на ее лучащееся светом лицо словно набежало облачко. Кармоди, вероятно, удалось обойти неприятный вопрос о внезапно возникшей таинственной особе по имени Алиса. Старый пройдоха оказался гораздо большим обманщиком, чем полагал Айк. Сначала они заехали к Дороти Каллиган, и Арчи прихватил штормовку и туфли брата. Дороти была вдовой утонувшего краболова и являлась единственным в городе дипломированным бухгалтером-ревизором. Кроме того, она торговала домашней выпечкой. Она вынесла целый мешок свежеиспеченных лепешек с малиной и взяла с Грира слово, что хотя бы две будут доставлены Нельсу, оставшемуся на судне. Она поздоровалась с Кармоди и вопросительно посмотрела на сидевшую рядом с ним незнакомую блондинку. Никто из присутствовавших не проявил желания их познакомить. Когда они повернули к городу, Айк запихал свою теплую лепешку в карман. Для старины Марли, -- пояснил он. -- Он так долго был один -- что-то я о нем беспокоюсь. Почему бы вам, ребята, не забросить меня сначала домой? Я прекрасно обойдусь без коктейля. -- Успокойся, Исаак, -- широко улыбнулся Кармоди, поворачиваясь к Айку. -- Мы заскочим в "Горшок" на пару минут, только чтобы отметиться. И хотя Айк не слишком поверил Кармоди, ему было понятно его желание. На доске объявлений в "Горшке" отмечались все важнейшие события и морские сделки: аукционы банкротов, обращения с просьбами о финансовой помощи, объявления о нарушениях контрактов и передаче дел. Порой благодаря этой информации удавалось по дешевке скупить резервные квоты каких-нибудь разочаровавшихся ханыг. -- Капитан Кармоди прав, -- подхватил Грир. -- Моряк Квинака во что бы то ни стало должен посетить "Горшок". -- Между прочим, Грир, это твой пес, -- огрызнулся Айк. -- Соллес, -- снова повернулся Кармоди, практически уткнувшись носом в волосы Вилли, -- если Алиса обещала кормить пса, значит, она его кормила. На этот раз вопрос даже не надо было озвучивать -- последовавшая за этой репликой тишина была достаточно красноречива. Но в этот момент они свернули на Главную улицу, и все были настолько потрясены ее видом, что о сомнениях Вилли и думать забыли. Убогий городской пейзаж, к которому они привыкли, полностью преобразился, словно целая команда визажистов осуществляла здесь лифтинг. Ветхая обшивка домов была покрыта новыми досками. Старая кедровая дранка на крышах заменена на новую того же тускло-коричневого оттенка. Наличники окон и дверей магазинов были выкрашены в белые и красные тона, призванные придать свежий блеск деловой жизни города. Айк заметил, что даже резной символ Бездомных Дворняг, обычно раскачивавшийся над крыльцом клуба, был, как ошейником, опоясан серебристо-черным стягом, на котором значилось "Серебристые фоксхаунды". На самом деде эти серебристо-черные стяги реяли повсюду. Это почему-то напомнило Айку жителей Бербенка под Лос-Анжелесом, которые наряжались в серебристо-черные цвета, когда "Рейдеры " входили в высшую лигу. И возможно, не случайно, подумал он, эти завоеватели из Солнечного штата тоже носят серебристо-черные цвета. Но дело было даже не в стягах и не в новой обшивке. Мостовая была выскоблена до блеска, как в Диснейленде. У обочины стояло несколько припаркованных автомобилей, но все они были новенькими и чистенькими, никакой старой рухляди, которая так долго украшала улицу, что уже превратилась в межевые знаки. Никаких раздолбанных пикапов, нагруженных канатами, собаками и пивными банками. А что еще поразительнее -- нигде не было видно ни единой собаки. Неужели их вместе с бродягами и пикапами вывезли в какой-то специально выстроенный загон, как нечто оскорбляющее взгляд? А дюжины пьяных ПАП, которые в любое время года украшали Главную улицу как верные сторожевые, вооруженные бутылками в коричневых бумажных пакетах... что сделали с ними? Наверное, и им подыскали какую-нибудь роль в съемках, как и остальным жителям города. Что там говорил Кларк Б. Кларк? Партнерские отношения? Возможно, эти голливудские бродяги оказались честнее, чем он предполагал, и действительно задействовали весь город в своих съемках. И все же Айку что-то не нравилось в этом. Более того, к собственному Удивлению, он обнаружил, что все это его бесит. Он мечтал вернуться домой, в Квинак, который он знал и, если не любил, то по крайней мере с ним свыкся -- в обтрепанный, увядающий, неряшливый городишко на северном побережье с привычной вонью карбюраторов, гниющей рыбы и собачьего дерьма, и не в претендента на звание самого красивого города в каком-нибудь журнальчике. Это был еще один удар, а Айку уже было достаточно ударов судьбы. Всю последнюю ночь он только и думал, что о доме, крепком здоровом сне и о возвращении к обычной нормальной жизни. Но его дом не был похож на это, -- нахмурившись, думал он, поглядывая в окно. Его дом не мог быть таким чистеньким и аккуратненьким. Единственный намек на беспорядок виднелся на небольшой площадке перед Первым Аляскинским банком ПАП, где на козлах среди кучи инструментов и пивных бутылок лежали две недоделанные фигуры из пенополистирола. -- Могли бы получиться отличные тотемные столбы, если бы они резали их из кедра, -- мрачным голосом заметил Кармоди, когда они проезжали мимо. -- А теперь первый же ураган разнесет эти поделки в клочья. И лишь Грир был в восторге от этого расцвета города. -- Bay! Вы только посмотрите на эти старые берлоги -- вылизаны до блеска! Мы теперь можем устраивать здесь свой маленький Марди Грае -- Новый Орлеан лопнет от зависти, я уж не говорю об этой ловушке для туристов в Скагуэе. -- Скагуэй -- ловушка не только для туристов, -- заметил Билли с заднего сиденья, -- о чем я скоро собираюсь поставить всех в известность. -- Да, круто, -- промолвил Айк, чтобы отвлечь Билли от язвительных высказываний в адрес Скагуэя. -- Представляете, даже битое стекло из канав убрали. Настоящая декорация. -- Ах ты старый враль, -- Вилли ткнула Кармоди локтем в бок. -- А говорил, что мы едем в какую-то грязную тьму-таракань. Прелестный городок... и по-моему, это замечательно, что жители содержат его в таком порядке. Что вам не нравится? Кармоди продолжал мрачно пялиться в окошко своими покрасневшими глазами. -- Показуха, -- только и ответил он. -- А вы посмотрите туда! -- завопил Грир, указывая на боулинг Омара Лупа. -- Даже старый придурок Омар участвует в этом! Знаменитые грязные витрины Омара были выскоблены дочиста, как и остальные фасады, а вывеска "Боулинг Лупа " на крыше была задрапирована серебристо-черной материей. На входной двери висело объявление, сообщавшее, что здесь расположен офис студии "Чернобурка" и вход разрешен только персоналу студии. -- И это после всех его криков, что он никому не сдаст в аренду свой боулинг, -- хмыкнул Грир. -- Любого придурка можно купить, надо только знать цену, -- с философским видом заметил Кармоди, когда они проезжали мимо. Однако Айк видел, что мысли старого корнуэльца заняты отнюдь не арендой боулинга или сияющими фасадами. Билли не мог отделаться от мыслей о Гринере, а Кармоди был поглощен размышлениями о предстоящих неприятностях. Поэтому-то -- внезапно понял Айк -- он так и настаивал на том, чтобы поехать в "Горшок", а не в какую-нибудь другую забегаловку. Дело было вовсе не в том, что он хотел отметиться на доске объявлений или выпить и поболтать с завсегдатаями. Просто "Горшок" был последним местом во всем Квинаке, где могла оказаться Алиса, известная своей старой враждой с Мирной Крабб. Ни для кого не было секретом, что Алиса не была в "Горшке" в течение уже нескольких лет -- со времени своего последнего изгнания оттуда. И все же когда через несколько мгновений Грир нажал на тормоза и остановил фургон, Айк выглянул в открывшуюся дверь и увидел именно Алису. Огромная, как жизнь, она восседала в одном из обеденных кабинетов, и ее черные глаза, как стволы взведенного револьвера, были устремлены на них. Более того, °ни находились на прицеле целой батареи глаз, видневшихся за всеми окнами. Но Кармоди был так одержим желанием выйти из машины и промочить глотку, что ни на что не обращал внимания. Подхватив свою техасскую Тутси, он во весь опор устремился к бару. А когда он увидел толпу любопытных, отступать было уже поздно. Гордый бродяга не только не выпустил наманикюренную ручку, но даже не замедлил шаг. В сопровождении верных членов своего экипажа он вплыл внутрь и тут же перешел к приветствиям. -- Вы только посмотрите на этих замшелых устриц! Слава Богу, что вас еще не выскребли отсюда! Билл Калбертсон! А я думал, ты уже продаешь страховки кинозвездам на случай приливной волны. Эй, Вилл Бэрроу! Уолт! Это не вы ли там вырезаете тотемы? Не перетрудились, ребята? Мистер Тугиак! Как недвижимость "Морского ворона" относится ко всем этим переменам? Привет, Каллиган, могу поспорить, ты уже повидался со своей невесткой. И Алиса! Боже милостивый, любимая, что ты здесь делаешь? Эмиль, ты, кажется, говорил, что Алиса тоже участвует во всей этой киношной заварушке. То есть получила должность. Но, похоже, она тут бездельничает со всем остальным сбродом... Грир пожал своими худыми плечами и промолчал. Алиса поставила чашку на стол и уперлась подбородком в костяшки согнутых пальцев. -- Я не бездельничаю, -- ответила она, не отводя взгляда от взъерошенных волос Вилли и ее веснушчатого лица. -- Я действительно занимаю очень почетную должность главного художественного консультанта, а в настоящий момент мы завтракаем с актрисой, исполняющей главную роль. -- Ее взгляд соскользнул на покрытые розовым лаком ногти Вилли. -- Ну, так и чем же ты занимался? Вилли, в сознании которой наконец забрезжило, кто перед ними, отняла свою руку у Кармоди. Но Кармоди, не моргнув глазом, снова схватил ее. -- Не тушуйся, девочка. Дамы, позвольте мне вас представить друг другу. Алиса, это Виллимина Хардасти. Она из Техаса. Вилли, это моя жена Алиса Кармоди, о которой я тебе так много рассказывал... - О которой я не слышала ровным счетом ничего -- отрезала Вилли, уже более решительно освобождаясь от руки Кармоди. -- Миссис Кармоди, счастлива познакомиться, -- натужно улыбаясь, промолвила она и, опасаясь, что протянутая рука в данных обстоятельствах может быть проигнорирована, неловко поклонилась. -- Как поживаете, мисс?.. Миссис?.. -- кивнула Алиса. -- Миссис, -- рассмеялась Вилли. -- Совершенно определенно миссис, и уже так давно, что и не вспомнить. -- Ну, это меня мало интересует, -- отрезала Алиса, поворачиваясь к своей спутнице. -- Шула, это мой муж, о котором я тебе абсолютно ничего не рассказывала, или капитан Майкл Кармоди и члены его бесстрашного экипажа. -- Я так рада, капитан Кармоди! И не слушайте свою жену. Она много рассказывала мне о вас. Вы ведь купили новое судно? И к тому же вы, как и я, по происхождению англичанин. А остальное я просто сейчас не могу припомнить из-за этого ланча, который мы делали... Счастлива с вами познакомиться. Со всеми вами! -- с искренней теплотой добавила она, обводя лучезарной улыбкой всех членов экипажа, пока наконец ее взгляд не остановился на Исааке Соллесе. Айк был выведен из своего ступорозного состояния сначала пронзительностью ее взгляда, а когда способность воспринимать действительность вернулась к нему, то он был потрясен ее видом. Она была ошеломляюще красива и напоминала одну из рекламных фантастических сильфид, пользовавшихся такой популярностью на рубеже веков -- кинодиву с невинно-душещипательным видом в дебрях девственного леса. В ее реальность было невозможно поверить. Ее гладкая ровная кожа напоминала прозрачный янтарь, буйная грива волос, обрамлявших лицо, казалась дорогим мехом какого-то редкого животного -- может, черного волка. И улыбка ее была дика и кровожадна. Казалось, она в один присест может сожрать ваше сердце. Не выпуская Айка из вида, она повернулась к остальным и возобновила свое щебетание. Головокружительность, с которой она лавировала в чуждом ей языке, напомнила Айку легкую шлюпку, ныряющую в волнах прилива. -- Или надо говорить "мы завтракаем", как сказала миссис Кармоди? Как будет правильно по-английски? Вы извините, что я плохо знаю английский, мистер Кармоди, мы у себя на далеком севере в основном говорим по-иннупиатски. Я бы хотела выразить свои чувства более экспрессивно, но в настоящий момент, как говорят в магазине Херки, "экспресс-линия не работает". Кармоди широко улыбнулся. -- Для меня вы выражаетесь достаточно экспрессивно, -- сообщил он ей. -- И даже более того! -- Грир начал различать сокровище, которое Алиса пыталась утаить под старой рубашкой Кармоди. -- Но если наша гостья с далекого севера, -- продолжил он, -- пожелает брать частные уроки для усвоения нюансов нашего языка, я к вашим услугам. Чистокровный англичанин Эмиль Грир. -- А также француз, американец и мошенник, -- добавила Алиса, -- в зависимости от того, в какой день недели вам довелось с ним встретиться. -- Эй, я родился на Ямайке в гостеприимном Сен-Джордже! -- возмущенно вскричал Грир. -- Меня крестил в королевской англиканской церкви священник из Шотландии! То есть чистокровный англичанин. -- Алису воспитывал русский православный священник, -- заметила Шула, улыбаясь Гриру, -- но она ведь не русская. Все так и продолжали стоять в окружении любопытствующих. Ни сесть, ни перейти в бар было невозможно. Атмосфера плотоядной кровожадности сгущалась все больше. И Айк был рад, что девушка продолжала свою веселую болтовню. Она слегка снимала нарастающую напряженность, хотя, скорее всего, лишь на время. Он чувствовал себя все более неуютно в этой ситуации: Эротическая девственница, Обманутая жена, Соперница, Старый проныра, пойманный с поличным, и толпа Любопытных соседей, кровожадно мечтающих о наихудшем исходе. О наихудшем исходе для Алисы -- внезапно дошло до Айка. Не для любимого всеми Кармоди и уж конечно не для его нечесаной шлюхи -- в конце концов, может же старый козел когда-то поразвлечься -- нет, именно для Алисы. Свирепой и безжалостной Алисы -- именно ее они хотели растоптать. Разве сам он не думал об этом же еще несколько дней тому назад? -- Ну ладно, пошли, -- громко хлопнул в ладоши Айк. -- Пошли, Кармоди, выпьем, и некоторым пора отдохнуть. Эй, Каллиган, мистер Тугиак, ну-ка дайте пройти. -- Туда нельзя, мистер Соллес, -- объявила Дина. -- Бар закрыт. Я только что разговаривала с тетей Мирной, и она не велела его открывать, потому что я еще маленькая. -- Ну так позови кого-нибудь большого, милашка, -- распорядился Кармоди, чувствуя, что впереди забрезжил выход из того скользкого положения, в которое он дал себя загнать. -- Перезвони тете Мирне и скажи ей, что кафе взорвется, если бар не будет открыт. Передай ей, что так сказал Майкл Кармоди. Мы, ребята, не привыкли к такому приему. Прошлой ночью мы были почетными гостями на королевском флагмане императора Кореи. Пока Кармоди развлекал толпу своей версией приема на рыбообрабатывающем судне, Дина с Недовольным видом тыкала пальцем в кнопки телефона, а Алиса и Вилли угрожающе пялились на толстый загривок старого распутника. Грир крутил волосы, а Билли Кальмар, облокотившись на стоику, пытался снять напряжение с уставшей спины. Айк, напустив на себя спокойный, собранный вид, выглянул в окно. Однако ни спокойствия ни собранности сохранить ему не удавалось -- он чувствовал, как неослабевающее внимание девушки обволакивает его жаром. Когда Дина отложила трубку и, потрясая ключом, подошла к дверному проему, все почувствовали облегчение. -- Тетя Мирна сказала, что все, кто хочет в бар, пусть идут туда и ждут, -- объявила она обиженным голосом. -- Она сказала, что приедет, как только соберет графины из-под вина. А пока у нас есть кофе, безалкогольные напитки, чили и рыбная похлебка. -- А как насчет крепких напитков? -- осведомился Кармоди. -- Мы с этими парнями, крошка, были в море, несли все тяготы моряцкой жизни. Нам нужен грог. Ты только взгляни на бедного мистера Кальмара -- у него все щупальца обвисли, его организм полностью обезвожен, так долго он переносил эти тяготы! Нам нужен бальзам для души, а не твоя рыбная похлебка. -- Я не могу подавать алкогольные напитки, я еще маленькая, -- заныла Дина. -- Тетя Мирна скоро приедет, когда соберет все графины. Она ими очень гордится. Потому что они из чистого хрусталя. К тому же я не умею смешивать коктейли. -- Зато я умею, -- вмешалась Вилли. Она не меньше Кармоди радовалась предоставившейся им лазейке. -- Я работала во многих барах в разных портах. Я умею делать такой чай со льдом "Лонг-Айленд", что вы примете Тихий океан за Атлантический. -- У них тут нет чая, -- сообщила Шула. -- У них только кофе, безалкогольные напитки, чили, похлебка и снова кофе. -- К черту чай! -- проревел Кармоди. -- Я хочу ирландского кофе. Виллимина, ты принята на работу. Бей в гонг, девочка. Будем пить, и платит Майкл Кармоди. -- Принята на работу, принята! -- подхватила толпа. Выпивка -- вот что требовалось для того, чтобы этот котел закипел. И более того -- бесплатная выпивка. Прозвеневший по старой аляскинской традиции гонг оповестил всех, что выставляется бесплатная выпивка, и хлынувшая в бар толпа увлекла за собой Айка. Вилли уже стояла за стойкой, принимая заказы. Кармоди вернулся к своему рассказу о приеме на корейской базе и перешел к описанию того, как он и это Техасское Торнадо защитили свою честь, перетанцевав всех япошек. Стоявший рядом Грир, вскидывая брови, восклицаниями подтверждал истинность слов Кармоди: -- Клянусь! Чтоб мне провалиться! Так и было! Айк отступил назад к доске объявлений и начал их изучать. Оглянувшись назад, сквозь поцарапанное дверное стекло он увидел, что Алиса с Шулой остались в кабинете. Теперь, за исключением Дины, они были одни в кафе. Алиса заказала еще кофе и теперь потягивала его с упрямым видом. А девушка взирала на двери бара, напоминая большеглазого щенка. Не успев отдать себе отчета в своих действиях, Айк распахнул дверь и позвал их: -- Не хотите присоединиться к нам, дамы? Он тут же пожалел о своем поступке. Все это приглашение прозвучало в духе Грира, не говоря уже о том, что "дамы" прозвучало у него с каким-то похотливым оттенком. Оставалось надеяться лишь на то, что брови у него не прыгали вверх-вниз, как у Грира. -- Без меня, -- ответила Алиса. -- А дама с отвалившейся челюстью слишком юна для того, чтобы шастать по барам. Шула, вздрогнув, вышла из своего оцепенения. -- Вовсе нет, миссис Кармоди. Я всегда шастаю по барам, когда мои дядья отправляются в Пьяный залив. Потому что обратно домой аэросани приходится вести мне. Однажды пришлось везти замороженное дядино ухо, чтобы пришить его обратно. Мы делали ему очень много уколов, но оно все равно отвалилось. -- Кстати, Соллес, -- подхватила Алиса. Это мне напомнило кое о чем. Я сделала твоей несчастной скотине пару уколов преднизолона, так что теперь он ходит получше. -- Это не моя несчастная скотина, а Грира. -- Хорошо, несчастной скотине Грира, только занимаются ею почему-то все, кроме него. А чаще всего именно ты, -- она тронула Шулу за руку. -- Мистер Соллес квартирует с мистером Гриром на антисанитарной мусорной свалке. Они живут в одном из антикварных жестяных трейлеров прошлого века. -- Ой, я прекрасно знаю такие! -- воскликнула Шула. -- В Пьяном заливе очень много таких старых трейлеров. -- Их заполняют всяким хламом и используют как волноломы. -- Так вот почему в вашем трейлере столько хлама, -- воздела палец Алиса. -- Я чувствовала, что для этого должна быть какая-то причина. -- Ты была в моем доме? -- Ну если это у тебя называется домом, то да. -- Алиса, я очень признателен тебе за заботу о старине Марли, но я совершенно не понимаю, зачем тебе потребовалось заходить в дом, чтобы его покормить, когда ты знала, что он живет под ним. -- А его не было под ним. Он жил в доме вместе с еще дюжиной четвероногих гостей. А дверь была распахнута настежь. -- Негодяй, -- простонал Айк. -- Я думал, у него уже не хватит сил на то, чтобы открыть дверь. -- Возможно, ему помогала пачка трудолюбивых енотов. Навскидку -- около дюжины. -- Старый негодяй, -- повторил Айк. -- Может, это все из-за того, что он сильно скучал, -- предположила Шула. -- И пытался вас найти. -- Думаю, да, -- кивнула Алиса. -- Одиночество и отчаяние придали ему сил. Он выломал дверь, а потом обзвонил по телефону своих знакомых, Но сейчас он уже успокоился, Соллес. Я нашла ему маленькую подружку. Они прекрасно проводят время у моего мотеля. Марли выглядит гораздо лучше, как, впрочем, и твой дом. -- Снова зазвенел гонг, за которым последовал взрыв приветственных криков. -- А ты что, не собираешься поучаствовать? -- Пожалуй, я лучше схожу взгляну на пса... -- Я же тебе все рассказала. Возвращайся обратно и прими на грудь с собратьями. -- Я уже напринимался, -- Айк удивился тому, как прозвучал его голос. -- Пойду пройдусь до твоего мотеля. -- Тебя так качает, что вряд ли тебе удастся куда-нибудь добраться. К тому же пес может воспротивиться, если ты так вдруг окажешься перед ним и попробуешь отвести его обратно в свое мрачное жилище. Я серьезно, Соллес. Если ты заплатишь Дине за наш кофе и пироги, я отвезу тебя к твоей драгоценной собаке, а потом и к твоему драгоценному трейлеру, -- и она протянула Айку сотню, взятую у Шулы. -- Пошли, моя сладкая. И впредь не разбрасывайся деньгами, иначе они быстро кончатся. Дина! -- А на чем ты собираешься меня отвозить? Я так понял, что вы пешком. -- Разве на той стороне улицы не мой фургон? Или, может, я не знаю, где спрятан ключ зажигания? Айк неуверенно остановился в дверях. -- Пойдемте, мистер Соллес. Поехали с нами. -- И можешь не беспокоиться об остальных отважных аргонавтах. Они как-нибудь устроятся. Пойдем. Но прежде чем они успели пересечь улицу, на ней показался шестидверный лимузин Херба Тома. Тонированные стекла были подняты, скрывая личности пассажиров, за исключением Луизы Луп. Она стояла, наполовину высунувшись из открытого люка, как почетная гостья на параде. Пышные золотисто-зеленые волосы развевались вокруг ее головы лицо было покрыто безвкусно-кричащей косметикой, словно над ним поработал какой-то визажист с садистскими наклонностями. Она была окутана целым ворохом раздувающихся прозрачных пестрых шарфов и запахивающихся юбок. Они продолжали развеваться, даже когда лимузин остановился. Вероятно, этот театральный эффект был вызван системой кондиционирования, -- догадался Айк. -- Исаак Соллес! -- выкрикнула Луиза, охваченная вихрем шифона. -- Добро пожаловать в наш сказочный мир. Как я вам? -- Привет, Луиза. Хорошо, -- ответил Айк, хотя выглядела она ужасающе. Она походила на какой-нибудь генетически модифицированный чудо-цветок, какие выращивали для окружных конкурсов красоты. Они были способны цвести пару дней, после чего жухли и умирали. Лулу была занудой и дурочкой, но Айку было горько видеть такое издевательство над ней: она-то считала, что ее холят и лелеют, а ее просто унижали. Дверца лимузина распахнулась, и в молочном мареве дня появилась серебристая голова Николая Левертова. -- Знаменитый бузотер! -- крикнул он Айку. -- Ас ним наша дорогая мамочка! И тут же наша юная старлетка. Потрясающе! Все главные действующие лица нашего представления вместе в "Горшке". Вы классно смотритесь. -- Привет, Ник, -- откликнулся Айк, только сейчас заметив, что обе женщины при появлении лимузина, не сговариваясь, взяли его под руки. -- И вы только посмотрите на новый костюм нашей маленькой Шулы -- оригинально и гениально по своей простоте. Мама, только ты могла ее так нарядить. -- Бедняжке нужно было что-то надеть на себя, -- оправдывающимся голосом ответила Алиса. -- Мне нравится, -- подхватила Шула. -- В воскресенье я пойду в этом на полунощницу. - Не сомневаюсь, что ты станешь украшением службы. Ну что, бузотер, говорят, ваша спасательная операция увенчалась успехом. Я ничуть не удивлен. Разве я не говорил всем этим неврастеникам: "Кому нужны наемные телохранители, когда есть Исаак Соллес? " -- Говорили, босс, точно говорили! -- раздался голос из машины. И Айк увидел загорелые ноги левертовского приспешника, а напротив пару ног в белых морских брюках, между которых покоился такой же металлический кейс, как у Билли. На нем-то и стояла Луиза. -- Кому нужны наемные телохранители... -- повторила Луиза. -- Кому, кому... Левертов не обратил на нее никакого внимания. -- Кажется, у нашего Като какие-то дела с твоим Беллизариусом. -- Он в баре, -- откликнулся Айк, -- но ко мне он не имеет никакого отношения. Он всего лишь президент нашего клуба. -- Мистер Кларк, не будете ли вы так добры, чтобы нырнуть в этот горшок и выудить оттуда нашего блистательного президента? -- Я в ловушке, босс. Поддерживаю подмостки. -- Лулу, дорогая, прекрати трепетать и колыхаться. Спускайся вниз и продемонстрируй этим Дамам, что из себя представляет в наши дни высокая голливудская мода. Напевая "трепетать и колыхаться", Луиза спустилась с кейса и исчезла в роскошных недрах лимузина, после чего первой появилась на улице. Многочисленные складки прозрачного материала не скрывали того факта, что на ней не было нижнего белья. -- Фредерик из Голливуда, -- объявила она, поворачиваясь к ним лицом и делая реверанс. -- Вы прекрасно выглядите, мисс Луп, -- сказала Шула. -- Я понимаю, что подразумевает мистер Левертов под высокой модой. -- Действительно, Луиза, -- поспешно поддакнула Алиса. -- Ты выглядишь, как обложка последнего номера "Космополитена". -- Вы еще никогда не говорили мне таких комплиментов, миссис Кармоди, -- Луиза раскинула руки и исполнила рискованный пируэт. -- Кто бы мог подумать? Помоечный город, помоечная улица и помоечная Лулу Луп -- все расцвели по милости Ника. Признайтесь, Исаак Соллес, даже вы должны быть потрясены, насколько Ник здесь все переменил. Не было похоже, что она сильно пьяна или накачана наркотиками -- это было просто перевозбуждение, вызванное происходящим. Чем-то Луиза напомнила Айку женщин, которых он видел в коммуне Гринера. -- Да, Лулу, я потрясен, -- согласился Айк. -- Особенно трансформацией боулинга. Я думал, старый Омар никогда не сможет отказаться от своих шаров, даже на одну ночь. -- Никки умеет убеждать людей, -- гордо сообщила Луиза. -- Кто бы мог подумать? -- Мы предложили папаше Омару кругосветное путешествие в первом классе на "Принцессе острова", -- изрек Левертов. -- Это новое судно с гирокомпасом. На борту, кроме биллиардных и залов для игры в бочи, есть и кегельбан. Ведь ни для кого не секрет, что боулинг -- это пунктик Омара Лупа. Вот мы ему и сделали предложение, от которого он не мог отказаться. -- Левертов откинул назад свои длинные волосы. -- Цена билета в десять раз превосходила стоимость его несчастного боулинга, но папаша нуждался в отдыхе, а мы в свободном помещении. Чудно! А вот и Кларк Б. Не хотите заскочить с нами в "Горшок" и дернуть по-быстрому? Ты как, мать? -- Исааку не терпится увидеть свой трейлер. -- Очень ценный антиквариат, -- вставил Айк. -- А нам с Шулой надо принять душ и прийти в себя. У нас было очень напряженное утро. Все проводили глазами Билли, проследовавшего вместе с Кларком Б. к лимузину. Он и вида не подал, что заметил Айка. Дверца захлопнулась и верхний люк закрылся. - Может, вас подбросить? Это дело не займет много времени. -- Спасибо, -- откликнулась Алиса. -- У меня здесь фургон. Хотя можешь поинтересоваться у остальных членов неустрашимого экипажа. Еще рюмок шесть, и они вывалятся оттуда и обнаружат, что машина тю-тю. Поехали, Соллес. Я уже по горло сыта этой демонстрацией высокой моды. Ты действительно классно выглядишь, Луиза, -- обернувшись, добавила она. Когда они загрузились в фургон, развернулись и двинулись через город по направлению к мотелю, Шула опять приступила к своей витиеватой болтовне -- впечатления мешались с размышлениями и вопросами, не требовавшими ответа. Айк, откинувшись на заднем сиденье, умиротворенно внимал ее болтовне. Она успокаивала и снимала напряжение, словно он лежал на солнечной поляне у спокойно плещущегося ручья. Не то чтобы он задремал -- в какой-то момент до него донесся длинный монолог Шулы с упоминанием "Горшка". А оглянувшись, он увидел, как Билли Кальмар вместе с японским матросом выходят из лимузина, волоча на себе свою ношу. Он снова закрыл глаза и погрузился в спокойное те