нул он Жене. - Мы опять поднимаемся! - и вновь не понял, услышала ли она. Женя слабо улыбалась, но глаза ее были крепко зажмурены. Корабль заметно потряхивало, как утлый челн в бурном море. "Вдруг что-нибудь не в порядке?" - подумал Флойд. На миг в сознании возникло видение: стены вокруг раскаляются докрасна и медленно рушатся. Кошмарная сцена из полузабытого рассказа Эдгара По... Но здесь будет не так. Если теплозащита не выдержит, корабль погибнет мгновенно, расплющившись о монолитную стену газа. Боли не будет; нервная система просто не успеет среагировать. Невелико утешение, но не стоит пренебрегать и им. Тряска понемногу ослабевала. Таня сделала еще одно неразборчивое сообщение (надо будет ей об этом напомнить). Время, казалось, замедлило бег; вскоре Флойд перестал смотреть на часы - он не верил им. Цифры сменялись так медленно, будто "Леонов" попал в релятивистское замедление времени. А потом случилось еще более невероятное. Сначала это его позабавило, затем даже возмутило. Женя заснула - заснула рядом с ним. Впрочем, это была естественная реакция. Внезапно Флойд сам почувствовал опустошенность, какая бывает после близости с женщиной. Он с трудом удерживался, чтобы не заснуть. Затем Флойд начал падать... падать... падать... и все закончилось. Корабль снова был в космосе, у себя дома. А они с Женей уже никогда не будут столь близки, но на всю жизнь сохранят особую нежность, непонятную для других. 15. Бегство от великана Когда Флойд добрался до обзорной площадки, Юпитер остался позади. Флойд знал это разумом, но глазами видел другое. "Леонов" едва вынырнул из атмосферы, и планета по-прежнему закрывала полнеба. Как и предполагалось, Юпитер взял их в плен, отобрав лишнюю скорость. Если бы не последний огненный час, корабль несло бы сейчас за пределы Солнечной системы - к звездам. Теперь же он следовал по переходному эллипсу - классической гомановской орбите, соединяющей Юпитер с орбитой Ио, которая проходит на триста пятьдесят тысяч километров выше. Если не запустить двигатели, "Леонов" останется на этом эллипсе, замыкая виток каждые девятнадцать часов. Он станет самым близким спутником Юпитера, хотя и ненадолго. С каждым оборотом под действием торможения в атмосфере он начнет терять высоту, перейдет на спираль и в конце концов разрушится. Флойд не особенно любил водку, но сейчас без колебаний выпил вместе со всеми - за создателей корабля и в память сэра Исаака Ньютона. Потом Таня спрятала бутылку: дел оставалось много. Хотя все ждали этого, тем не менее вздрогнули, услышав приглушенный взрыв пиропатронов, за которым последовал сильный толчок. Спустя несколько секунд в иллюминаторах показался добела раскаленный, медленно крутящийся диск. Он неторопливо удалялся. - Смотрите! - закричал Макс. - Летающая тарелка! У кого есть фотоаппарат? Все с облегчением рассмеялись. Таня сказала: - Прощай, наш верный защитник! Вот кто действительно сгорел на работе! - Но не до конца, - вмешался Саша. - В нем осталось добрых две тонны. Сколько полезной нагрузки пропало зря! - Если так выглядит исконно русская основательность, - возразил Флойд, - то я - за. Лучше уж лишняя тонна, чем недостающий миллиграмм. Все зааплодировали. Сброшенный защитный экран, остывая, стал желтым, потом красным, наконец, черным, как окружающее пространство. Он исчез из виду, удалившись всего на несколько километров, хотя время от времени исчезающие и вновь появляющиеся звезды выдавали его местоположение. - Я проверил орбиту, - сообщил Василий. - Погрешность - десять метров в секунду, не больше. Не так плохо для первого раза. Все облегченно вздохнули. Еще через несколько минут штурман объявил: - Разворот для коррекции. Через минуту - зажигание на двадцать секунд. Приращение скорости - шесть метров в секунду. Из-за близости к Юпитеру не верилось, что "Леонов" стал спутником планеты. Было ощущение, что они летят в высотном самолете, поднявшемся над юпитерианскимн облаками. Масштабные ориентиры отсутствовали; казалось, за иллюминаторами пылает обычный земной закат - так знакомы были алые и розовые тона. По так только казалось: здесь не было ничего земного. Краски не имели ничего общего с заходящим Солнцем, это были собственные цвета Юпитера. Да и газы чужие - метан, аммиак и чертово зелье углеводородов, сваренное в водородно-гелиевом котле. Лишь изредка вихри и порывы ураганного ветра нарушали строй облаков, протянувшихся параллельными рядами от горизонта до горизонта. Время от времени восходящие потоки более светлого газа раскрывали их пелену, открывая вид на темный край гигантской воронки, воздушного Мальстрема, низвергающегося в бездонные глубины Юпитера. Флойд начал было искать Большое Красное Пятно, но тут же опомнился. Вся распростершаяся внизу облачная панорама не превышала по площади нескольких процентов Красного Пятна; с таким же успехом можно разглядеть Соединенные Штаты, пролетая на самолете где-нибудь над Канзасом. - Коррекция закончена. Прибытие к Ио через восемь часов пятьдесят пять минут. "Всего девять часов, - подумал Флойд, - и мы будем на месте. Ускользнуть от великана удалось - но мы предвидели эту опасность и были готовы к ней. Теперь начинаются опасности неизвестные. А разделавшись с ними, мы снова вернемся к Юпитеру. Его мощь поможет нам на обратном пути". 16. Личные переговоры - Привет, Дмитрий. Это Вуди, через пятнадцать секунд перехожу на код два... Алло, Дмитрий, помножь коды четыре и пять, извлеки кубический корень, прибавь "пи" в квадрате, округли до целого и получишь нужное число. Если только ваши компьютеры не быстрее наших в миллион раз - а я абсолютно уверен, что это не так, - то наш разговор никто никогда не расшифрует. Ни с твоей стороны, ни с моей. Кстати, мои по-прежнему надежные источники докладывают, что и очередной делегации не удалось убедить старика Андрея уйти с поста президента Академии. Я смеялся до слез - так Академии и надо. Я знаю. что ему за девяносто и он становится немножко... упрям. Но советов давать не буду, хотя я - лучший специалист в мире, виноват, в Солнечной системе по отставкам престарелых ученых. Ты не поверишь, но я слегка пьян. Мы решили отпраздновать свое прибытие, когда постр... повср... Черт, по-встре-чались с "Дискавери". И нужно было отметить пробуждение двух наших коллег. Чандра, правда, не пил - это было бы для него слишком по-человечески, - зато Курноу постарался за двоих. Одна Таня была трезвой как стеклышко. Мои соотечественники - господи, я уже заговорил как политик, - благополучно вышли из анабиоза и готовы к работе. Время подгоняет, а состояние "Дискавери" не блестящее. Его снежно-белый корпус стал тускло-желтым. Виновата, конечно, Ио. "Дискавери" снизился уже до трех тысяч километров, а каждые несколько дней какой-нибудь из здешних вулканов выбрасывает в пространство несколько мегатонн серы. Ты видел фильмы, но по ним не поймешь, какой здесь ад. С нетерпением жду, когда мы отсюда отчалим - хотя следующий этап будет, вероятно, опаснее... Я пролетал над Килауа во время извержения 2006 года. Это было страшное зрелище. Но здесь неизмеримо страшнее. Сейчас мы над ночной стороной Ио, тут еще хуже. Настоящее пекло. Некоторые озера серы от жара светятся, но в основном свет дают электрические разряды. Ландшафт как бы взрывается каждые несколько минут, словно его озаряет гигантская фотовспышка. Это не просто сравнение: сила тока в ионизированном канале между Юпитером и Ио достигает миллионов ампер, и часто происходит пробой. Так получаются величайшие молнии в Солнечной системе, а наши предохранители, естественно, тут же срабатывают. Только что началось новое извержение. Прямо на терминаторе. Огромная туча, озаренная Солнцем, поднимается к нашему кораблю. Конечно, она, если даже достигнет такой высоты, станет к тому времени безобидной. Но вид у нее зловещий - этакое космическое чудовище, пытающееся нас проглотить... Сразу после прибытия я понял, что Ио мне что-то напоминает. Вспоминал два дня, потом связался с архивом - бортовая библиотека не помогла. Ты помнишь "Владыку колец"? Да, Ио - это Мордор. Загляни в третью часть романа. Там описаны "реки расплавленного камня, которые извиваются... а потом застывают и лежат, будто окаменевшие драконы, извергнутые измученной землей". Это точное описание: Толкиен сделал его за четверть века до того, как глаза человеческие увидели поверхность Ио. Так что же все-таки первично - Искусство или Природа?.. Хорошо, что хоть не надо туда садиться. Возможно, в будущем кто-нибудь это сделает: здесь есть относительно устойчивые участки, не заливаемые потоками серы. Никогда бы не поверил, что можно болтаться рядом с Юпитером и не обращать на него внимания. Но так оно и есть. Когда мы не смотрим на Ио или "Дискавери", мы думаем об "артефакте". Он в десяти тысячах километров от нас, в точке либрации, но сквозь телескоп кажется совсем рядом. Масштабных ориентиров нет, и не верится, что в нем два километра. Если он твердый, то весит миллиарды тонн. Но твердый ли он? Он почти не отражает лучи радаров, даже при перпендикулярном падении. Мы видим лишь черную прямоугольную тень на облаках Юпитера, до которых в действительности в тридцать раз дальше. Не считая размеров, это точная копия монолита, найденного на Луне. Завтра - высадка на "Дискавери"; не знаю, когда мы снова сможем поговорить. А у меня есть к тебе громадная просьба. Я говорю о Каролине. Она так и не поняла, почему я полетел. Думаю, она никогда мне не простит. Некоторые женщины считают, что любовь - это главное. Считают, что любовь - это все. Возможно, они правы - что толку спорить. Если представится случай, попробуй ее подбодрить. Она говорила, что собирается вернуться на материк. Боюсь, если так... Если с ней не получится, попытайся подбодрить Криса. Я очень соскучился по нему. Он-то поверит дяде Диме - скажи, что папа его по-прежнему любит и постарается вернуться скорее. 17. Абордаж Высадиться на другой космический корабль, если он сам этому не содействует, нелегко. А нередко и опасно. Смысл этой прежде абстрактной истины стал очевиден для Уолтера Курноу, как только он собственными глазами увидел кувыркающееся стометровое тело "Дискавери". Годы назад бортовая центрифуга остановилась из-за трения в подшипниках, но угловой момент передался корпусу корабля. И "Дискавери" вращался вокруг поперечной оси, словно жезл лихого тамбур-мажора. Это вращение следовало остановить: оно делало корабль не только неуправляемым, но и почти неприступным. В воздушном шлюзе "Леонова" Курноу с Максом Браиловским облачались в скафандры, Курноу испытывал почти незнакомое ему чувство неуверенности, даже неполноценности; задание ему не нравилось. "Я опытный инженер, а не подопытное животное", - объяснял он; однако дело нужно было делать. Лишь он мог вырвать "Дискавери" из лап Ио. Времени оставалось мало: корабль врежется в огненное пекло, прежде чем русским удастся разобраться в незнакомом оборудовании. - Страшно? - спросил Макс; они уже одевали шлемы. - Конечно. Но штаны пока сухие. Макс усмехнулся: - Вот и отлично. Ничего, доставлю в целости и сохранности. На моем... как правильно? - "Помеле". Транспортном средстве ведьм. - Точно. Знакомая штука? - Один раз попробовал. Оно от меня сбежало. Некоторым профессиям присущи собственные инструменты: мастерок каменщика, молоток геолога, круг гончара... Строители космических станций придумали "помело". В сложенном состоянии это просто метровая труба, заканчивающаяся "башмаком" вроде тех, на которые приземляются межпланетные аппараты. Но при нажатии кнопки оно раздвигается в несколько раз; внутренние накопители импульса позволяют умелому оператору выделывать с таким "помелом" самые невероятные трюки. "Башмак" можно заменить клешней или крюком, есть и другие хитрости. "Помело" кажется простым в обращении - но только кажется. Насосы умолкли, перестав откачивать воздух. Над внешним люком загорелась надпись: "Выход", потом он отворился, и они медленно выплыли наружу. "Дискавери" подобно крылу ветряной мельницы вращался в двухстах метрах от "Леонова". Корабли шли параллельными курсами вокруг Ио, которая загораживала полнеба - и закрывала Юпитер. Момент выхода выбрали не случайно: Ио служила экраном, защищающим от мощных энергетических разрядов, которые гуляли между двумя мирами. Но радиации хватало и здесь. Оставаться вне укрытия больше пятнадцати минут было крайне нежелательно. Курноу тут же ощутил неудобство. - На Земле скафандр был в самый раз, - пожаловался он. - Сейчас я болтаюсь в нем, как в погремушке. - Все в порядке, Уолтер, - вмешалась в радиоразговор бортврач Руденко. - В анабиозе вы потеряли десять килограммов, но они все равно были лишними... Правда, три вы уже вернули. Курноу не успел достойно ответить - его мягко, но сильно повлекло от "Леонова". - Отдыхайте, Уолтер, - сказал Браиловский. - Ускорители не включайте, я все сделаю сам. Миниатюрные двигатели в ранце Браиловского несли их к "Дискавери". После появления облачка пара буксирный трос натягивался, Курноу приближался к Браиловскому, но догнать не успевал - следовало новое зажигание. Курноу чувствовал себя чертиком на ниточке - недавно началось их очередное нашествие на Землю. Он дергался вверх-вниз, совершенно беспомощный. К "Дискавери" вел лишь один безопасный путь - вдоль оси, вокруг которой медленно вращался корабль. Она проходила примерно посередине, возле главной антенны; туда-то и нацелился Браиловский, увлекая за собой партнера. "Каким образом он успеет нас остановить?" - с тревогой спрашивал себя Курноу. "Дискавери" надвигался, похожий на огромную вытянутую гантель, размеренно перемалывающую небо. Хотя полный оборот занимал не одну минуту, скорость концов этой вертушки была внушительной. Курноу старался смотреть не на них, а на приближающийся центр, который медленно поворачивался. - Сейчас я сделаю это, - сказал Браиловский. - Помогать не надо, но приготовьтесь. "Что значит - это?" - подумал Курноу, призывая на помощь все свое хладнокровие. Операция заняла пять секунд. Браиловский раздвинул "помело" на четыре метра, оно уперлось в борт корабля и сложилось, передав внутренним накопителям весь импульс хозяина; но вопреки ожиданиям Курноу тот вовсе не остановился у основания антенны. Нет, "помело" тут же раздвинулось, отбросив советского космонавта от "Дискавери". Будто отразившись от упругой стенки, он пронесся всего в нескольких сантиметрах от Курноу, и испуганный американец успел различить лишь широкую усмешку на его лице. Секундой позже последовал рывок. Трос натянулся и тут же ослаб. Противоположные скорости погасились: оба космонавта практически замерли относительно "Дискавери". Курноу оставалось ухватиться за ближайший выступ и подтянуть товарища. - Вы играли когда-нибудь в русскую рулетку? - поинтересовался он, постепенно успокаиваясь. - А что это такое? - Столь же невинное развлечение, - объяснил Курноу. - Я вас как-нибудь научу. - Не хотите ли вы сказать, Уолтер, что Макс собирался совершить нечто опасное? Голос доктора Руденко звучал не на шутку обеспокоенно, и Курноу не стал отвечать; иногда русские не понимали его своеобразный юмор. "Над кем смеетесь?" - пробормотал он вполголоса, надеясь, что никто его не услышит. Теперь, когда они прочно обосновались на втулке космической карусели, вращение почти не ощущалось - особенно когда Курноу фиксировал взгляд на металлической обшивке "Дискавери". Но его поджидало новое испытание. Лестница, проходившая вдоль вытянутого цилиндрического корпуса, казалась бесконечно длинной. Создавалось впечатление, что массивный шар командного отсека отделяют от них световые годы. Конечно, Курноу знал, что расстояние не превышает пятидесяти метров, но... - Я пойду первым, - сказал Браиловский, выбирая слабину на соединяющем их тросе. - Считайте, мы просто спускаемся. Помните об этом. Но не бойтесь сорваться - даже в самом низу сила тяжести вдесятеро меньше нормальной. А это - как правильно? - блошиный укус. - Скорее уж блошиный вес... Если не возражаете, я пойду ногами вперед. Не люблю лазить по лестницам вниз головой - пусть и при малой гравитации. Этот не слишком серьезный тон очень помогал. Размышлять о тайнах и опасностях нельзя; Курноу прекрасно понимал это. Почти за миллиард километров от дома он готовился проникнуть внутрь самого знаменитого в истории космического корабля: кто-то из журналистов удачно назвал "Дискавери" космической "Марией Целестой". Но происходившее было исключительным и по другой причине: Курноу не мог забыть о нависшем над головой зловещем ландшафте Ио. При каждом прикосновении к поручням на рукаве появлялись новые пятна серы. Разумеется, Браиловский был прав: приспособиться к центробежной силе, заменявшей здесь гравитацию, оказалось нетрудно. Она совсем не мешала, даже наоборот - помогала правильно ориентироваться. В конце концов, неожиданно для себя они ступили на большой выцветший шар - командный отсек "Дискавери". В нескольких метрах располагался аварийный люк - тот самый, понял Курноу, которым воспользовался Боумен при решающей схватке с ЭАЛом. - Надеюсь, нас впустят, - пробормотал Браиловский. - Обидно забраться в такую даль и получить от ворот поворот. Он смахнул серную пыль с пульта управления шлюзом. - Не работает, конечно. Или попробовать? - Вреда не будет. Но вряд ли получится. - Ничего. Тогда придется вручную... Радостно было следить, как в сплошной выпуклой стене появляется узкая, с волос, щель. Из нее вырвалось облачко пара вместе с клочком бумаги - возможно, какой-то важной запиской. Однако этого никто никогда не узнает: бумажка, быстро вращаясь, исчезла вдали. Браиловский еще долго крутил маховик, прежде чем мрачная, негостеприимная пещера воздушного шлюза открылась полностью. Тайная надежда Курноу, что работает хотя бы аварийное освещение, тут же рассеялась. - Теперь командуйте вы, Уолтер. Это территория США. Но "территория США" не показалась Курноу особо приветливой, когда он осторожно влезал в люк, освещая себе путь рефлектором на шлеме. Впрочем, насколько он мог судить, все было на месте. "А на что еще ты рассчитывал?" - сердито спросил он себя. Времени на то, чтобы закрыть люк, ушло гораздо больше. Прежде чем крышка окончательно встала на место, Курноу бросил взгляд на адскую панораму Ио. Возле экватора вскрылось мерцающее синее озеро; всего несколько часов назад его не было и в помине. Вдоль кромки озера плясали яркие желтые всполохи - верный признак раскаленного натрия. Ночной пейзаж прикрывала призрачная паутина плазменного разряда - одного из обычных для Ио полярных сияний. Здесь было достаточно пищи для многих грядущих кошмаров, а завершал картину мазок, достойный кисти сумасшедшего сюрреалиста. В черное небо, казалось, прямо из пламени объятой пожаром луны вздымался гигантский изогнутый рог - таким, вероятно, видит его в последний миг обреченный тореадор. Острый серп Юпитера вставал перед двумя кораблями, мчавшимися навстречу ему по параллельным орбитам. 18. Спасение имущества Как только люк закрылся, Курноу и Макс поменялись ролями. Теперь уже Курноу чувствовал себя как дома, Браиловский же очутился в чужой стихии: его угнетала теснота туннелей и внутренних переходов. Разумеется, планировку "Дискавери" он знал, но лишь по чертежам и рисункам. В то время как Курноу несколько месяцев работал внутри еще не законченного "Дискавери-2" и ориентировался в нем буквально с закрытыми глазами. Они пробирались вперед с трудом - корабль создавался для невесомости, а его неуправляемое вращение приводило к тяжести, хотя и слабой, но направленной всегда в самую неудобную сторону. - Первое, что надо сделать, - буркнул Курноу, свалившись, словно в колодец, в очередной коридор и лишь через несколько метров за что-то ухватившись, - это остановить чертово вращение. Но нужна энергия. Надеюсь, Дэйв Боумен все обесточил, прежде чем навсегда покинуть корабль. - Навсегда? А если он собирался вернуться? - Не исключено. Но вряд ли мы это узнаем - даже если знал он сам. Они достигли "Горохового стручка" - бортового космического гаража. Когда-то здесь помещались три "горошины" - три одноместные сферические капсулы для работы в открытом космосе. На месте оставалась только одна. Первая пропала после гибели Фрэнка Пула. Вторая находилась сейчас с Дэйвом Боуменом, где бы тот ни был. На вешалках висели два скафандра без шлемов, неприятно похожие на обезглавленные тела. Не требовалось особого воображения - а оно у Браиловского работало сейчас сверх меры, - чтобы наполнить корабль целым зверинцем зловещих обитателей. Курноу, естественно, не мог упустить удобного случая. - Макс, - произнес он совершенно серьезно, - что бы ни произошло, умоляю: не гоняйтесь за корабельным котом. Браиловскому стало не по себе. Он едва не ответил: "Зря вы вспомнили об этом", - но сдержался. Не стоило обнаруживать слабость. Он сказал: - Хотел бы я знать, кто подсунул нам этот жуткий фильм. - Наверняка Катерина, - предположил Курноу. - Чтобы испытать нашу психическую устойчивость. Неделю назад, по-моему, он показался вам очень смешным. [Речь идет об американском научно-фантастическом фильме "Чужой", в котором появившееся на борту космического корабля инопланетное чудовище преследует корабельного кота. Люди не видят чудовища и, думая, что кот убегает от них, начинают гоняться за ним. Тот, кто "вклинивается" между преследователем и преследуемым, сам становится жертвой.] Браиловский промолчал - Курноу был прав. Но одно дело теплая светлая кают-компания "Леонова", и совсем другое - ледяное темное чрево мертвого корабля, населенного привидениями. Даже самый несуеверный человек легко вообразил бы здесь неумолимого чужака, рыскающего по коридорам в поисках очередной жертвы... "Все ты, бабушка, виновата, - подумал Макс. - Прости, родная, пусть земля сибирская будет тебе пухом. Но виновата ты и те страшные сказки, которыми ты забила мне голову. До сих пор, стоит закрыть глаза, и я ясно вижу избушку на курьих ножках посреди лесной глухомани... Но стоп. Я - способный молодой инженер. Передо мной самая сложная в моей жизни техническая задача. И моему американскому другу совсем необязательно знать, что иногда я просто испуганный мальчик..." Его раздражали шумы: их было слишком много. Такие слабые, что лишь опытный космонавт различил бы их в шорохе собственного скафандра. Но Максу Браиловскому, привыкшему работать в мире полного безмолвия, они действовали на нервы, хотя он и знал, что все эти скрипы и трески вызваны перепадом температур: корабль вращался, будто жаркое на вертеле. Несмотря на удаленность от Солнца, разница температур на свету и в тени была значительной. Даже привычный скафандр стал неудобен - снаружи появилось давление. Силы, действующие на сочленения, слегка изменились, и трудно стало рассчитывать движения. "Ты новичок, - сердито напомнил он себе, - придется всему учиться сначала. И пора сменить настроение, сделать что-нибудь этакое..." - Уолтер, - сказал он. - Я хочу глотнуть здешнего воздуха. - Что ж, давление в порядке. Температура... ого, сто пять ниже нуля! - Да, бодрящий сибирский мороз. Но воздух в моем скафандре остынет не сразу. - Тогда валяйте. А можно, я посвечу на ваше лицо? Чтобы не пропустить момент, когда оно посинеет... И говорите что-нибудь. Браиловский поднял прозрачное забрало шлема и вздрогнул: казалось, невидимые ледяные пальцы впились в щеки. Он осторожно потянул воздух, затем вдохнул глубже. - Холодно... Но до легких пока не дошло. И странный запах. Затхлый, гнилой... будто что-то... О нет! Сильно побледнев, Браиловский захлопнул забрало. - В чем дело, Макс? - спросил Курноу с внезапной и на этот раз неподдельной тревогой. Браиловский не ответил; казалось, его вот-вот стошнит. В скафандре это грозная, иногда смертельная, опасность. После некоторого молчания Курноу сказал: - Я понял, но вы наверняка ошибаетесь. Пул, как мы знаем, остался в космосе. Боумен доложил, что... отправил за борт остальных. Тех, кто умер в анабиозе. Несомненно, он так и сделал. Здесь пусто. К тому же холодно. - Курноу чуть не добавил: "Как в морге", - но сдержался. - Предположим, - тихо сказал Браиловский, - что Боумену удалось вернуться и он умер здесь... Последовала еще более долгая пауза; затем Курноу медленно, но решительно открыл собственное забрало. Он содрогнулся, когда морозный воздух ожег ему легкие, потом с отвращением сморщил нос. - Теперь я вас понимаю. Но не стоит давать волю воображению. Десять против одного, что воняет со склада. Видимо, прежде чем корабль промерз насквозь, испортилось какое-нибудь мясо. Боумену некогда было заниматься хозяйством. Я бывал в холостяцких квартирах, где пахло не лучше. - Вероятно, вы правы. - Разумеется, прав. А если и нет - какая разница, черт возьми? Мы на работе, Макс. И если Дэйв Боумен еще здесь, это уже не наша забота. Верно, Катерина? Борт врач не ответила: они забрались слишком далеко внутрь корабля, радиоволны не доходили сюда. Они были отрезаны от остальных, но настроение у Макса уже улучшилось. Уолтер был надежным напарником, хотя и казался иногда легкомысленным. Зато он отличный специалист - а если нужно, тверд как кремень. Вдвоем они вернут "Дискавери" к жизни - и, возможно, к Земле. 19. Бой с ветряной мельницей Восторженный вопль сотряс стены "Леонова", когда "Дискавери", как новогоднюю елку, украсили разноцветные навигационные огни; наверно, он был слышен даже в пустоте, которая разделяла корабли. Но огни быстро погасли. С полчаса "Дискавери" не подавал признаков жизни: затем в иллюминаторах командного отсека замелькали красные отсветы аварийного освещения. Спустя несколько минут за пленкой серной пыли появились неясные силуэты Курноу и Браиловского. - Макс! Уолтер! Вы нас слышите? - позвала Таня Орлова. Оба помахали в ответ, но этим и ограничились. Видимо, у них не было времени на разговоры; зрителям у иллюминаторов пришлось набраться терпения и следить, как зажигаются и гаснут огни, отворяются и захлопываются люки "горохового стручка", медленно поворачивается чаша главной антенны... - Алло, "Леонов"! - послышался наконец голос Курноу. - Простите, что с запозданием, но нам было некогда. Вот первые впечатления. Корабль в лучшем состоянии, чем я предполагал. Корпус цел, утечка воздуха ничтожна - давление восемьдесят пять процентов от номинала. Воздух пригоден для дыхания, но его нужно будет сменить. Воняет, как на помойке. С энергией полный порядок. Главный реактор стабилен, батареи в хорошем состоянии. Почти все обесточено - то ли Боумен догадался, то ли предохранители сработали сами. Так что оборудование не пострадало. Но придется все хорошенько проверить, прежде чем врубать на полную катушку. - Сколько времени на это уйдет? Хотя бы на основное - двигатели, жизнеобеспечение? - Трудно сказать, шкип. Когда мы должны упасть? - Через десять дней, по последним оценкам. Но все может измениться в любую минуту - и в любую сторону. - Ну, а мы, думаю, управимся за неделю. Вытащим корабль из этой чертовой дыры. - Помощь нужна? - Пока нет. Сейчас полезем в центрифугу, проверять подшипники. Надо запустить ее поскорее. - Простите, Уолтер, вы уверены, что это так срочно? Гравитация - это хорошо, но мы обходились и без нее. - Гравитация ни при чем, хотя и она не помешает. Центрифуга притормозит вращение корабля. Остановит это чертово кувыркание. Тогда можно будет соединить шлюзы и не выходить в космос. Работа облегчится по меньшей мере раз в сто. - Отличная мысль, Уолтер. Вы что же, собираетесь состыковать мой корабль с этой... мельницей? А если подшипники заест и центрифуга встанет снова? Нас разнесет в клочья. - Хорошо, оставим это на потом. Свяжусь при первой возможности. Кончались вторые сутки, когда Курноу и Браиловский, падая от усталости, завершили осмотр корабля. Их отчет весьма порадовал американское правительство: возникло законное основание объявить "Дискавери" не потерпевшим кораблекрушение, а "временно законсервированным кораблем США". Теперь его требовалось расконсервировать. После подачи энергии настала очередь за воздухом. Не помогла самая тщательная уборка, вонь не исчезла. Как и думал Курноу, она исходила от продуктов, испортившихся после отказа холодильников. Однако он утверждал - с самым серьезным видом, - что запах этот весьма романтичен. "Я закрываю глаза, - говорил он, - и чувствую себя на старинном китобойном судне. Представляете, как благоухало на палубе "Пеквода"?" Все, кто побывал на "Дискавери", соглашались, что особого воображения на это не требуется. В конце концов пришлось стравить воздух за борт. К счастью, в запасных емкостях его оказалось достаточно. Весьма приятный сюрприз таили в себе топливные баки: там сохранилось около девяноста процентов топлива, взятого на обратный путь. Аммиак, выбранный вместо водорода в качестве рабочей жидкости, оправдал доверие. Конечно, водород был эффективнее, но он уже годы назад испарился бы в космос, несмотря даже на холод за бортом. А вот сжиженный аммиак остался почти целиком, и его вполне хватит для возвращения на околоземную орбиту. Или, по крайней мере, на окололунную. Но восстановить контроль над "Дискавери", пока он вращался наподобие пропеллера, было невозможно. Сравнив Курноу и Браиловского с Дон Кихотом и Санчо Пансой, Саша Ковалев выразил надежду, что их поход против ветряной мельницы завершится более удачно. Соблюдая максимальную осторожность, с многочисленными перерывами и проверками, на центрифугу подали питание, и громадный барабан разогнался, вновь отбирая вращение, отданное когда-то кораблю. "Дискавери" исполнил серию сложных кульбитов, и в конце концов его кувыркание почти прекратилось. Двигатели ориентации остановили вращение полностью. Теперь корабли, словно связанные, летели бок о бок: крепкий толстяк "Леонов" выглядел еще короче рядом со стройным "Дискавери". Переход из корабля в корабль упростился, но капитан Орлова и теперь не разрешала соединять их физически. До грозной поверхности Ио оставалось совсем немного, и никто не мог поручиться, что не придется все-таки бросить судно, ради спасения которого было израсходовано столько сил. Причина снижения "Дискавери" уже не составляла тайны, но что толку? Всякий раз, проходя между Юпитером и Ио, "Дискавери" пересекал ионизированный канал, соединяющий два небесных тела - электрическую реку между мирами. Возникавшие в корпусе вихревые токи притормаживали корабль на каждом витке. Точно предсказать момент падения не удавалось - ток в канале менялся в широких пределах, подчиняясь неведомым законам Юпитера. Временами активность планеты-гиганта резко увеличивалась, тогда над Ио бушевали электрические и магнитные бури; их сопровождали полярные сияния. А корабли теряли высоту, и внутри них на какое-то время воцарялась нестерпимая жара. Поначалу это удивляло и даже пугало, потом все объяснилось. Любое торможение ведет к нагреву; мощные токи превращали корабль в своеобразную электропечь. "Дискавери" бросало то в жар, то в холод на протяжении нескольких лет - неудивительно, что продукты на борту не проявили достаточной стойкости. До гноящейся поверхности Ио, похожей на иллюстрацию из медицинского учебника, оставалось всего пятьсот километров, когда "Леонов" отошел на почтительное расстояние от "Дискавери" и Курноу решился включить маршевый двигатель. В отличие от допотопных химических ракет из кормовой части "Дискавери" не вырвалось ни дыма, ни пламени, но расстояние между кораблями начало увеличиваться - "Дискавери" набирал скорость. После нескольких часов маневрирования корабли отстранились от Ио на тысячу километров; можно было передохнуть и подготовиться к следующему этапу. - Вы славно поработали, Уолтер, - сказала борт-врач Руденко, обнимая полной рукой усталые плечи Курноу. - Мы очень вами гордимся. И - совершенно случайно - разбила перед его носом ампулу. Он проснулся спустя сутки, голодный и злой. 20. Гильотина - Что это? - с отвращением поинтересовался Курноу, взвешивая на ладони небольшой механизм. - Гильотина для мыши? - Почти так - только для более крупного зверя. - Флойд ткнул польцем в экран дисплея; вспыхивающая стрелка указывала на схему сложной цепи. - Узнаете эту линию? - Главный распределительный кабель. И что? - Вот точка, где он подсоединяется к ЭАЛу. Приспособление следует установить здесь, под оболочкой кабеля - тут его трудней обнаружить. - Ясно. Дистанционное управление. Чтобы в случае чего перекрыть ему питание. Хорошо сработано, и лезвие токонепроводящее. Никаких замыканий при включении. Кто делает такие игрушки? ЦРУ? - Какая разница? Управление из моей комнаты, с маленького красного микрокалькулятора. Набрать девять девяток, извлечь квадратный корень и - нажать кнопку. Радиус действия придется еще уточнить, но пока "Дискавери" рядом, можно не опасаться, что ЭАЛ снова сойдет с ума. - Кому можно знать об этой... штуке? - Нельзя только Чандре. - Так я и думал. - Но чем меньше посвященных, тем лучше. Я сообщу Тане. В случае необходимости вы покажете ей, как пользоваться приспособлением. - Какой еще необходимости? Флойд пожал плечами. - Если бы я знал, нам бы оно не понадобилось. - Так. И когда мне поставить этот... эалоглушитель? - Желательно поскорее. Скажем, сегодня вечером, когда Чандра уснет. - Смеетесь? Он вообще не спит. Он как мать у постели больного ребенка. - Ну, иногда он наведывается на "Леонова" поесть... - Вы думаете? В последний раз он прихватил мешочек риса. Этого ему хватит на месяц, не меньше. - Тогда придется одолжить у Катерины ее сногсшибательные пилюли. На вас, кажется, они подействовали неплохо? Курноу, конечно, врал насчет Чандры - по крайней мере так полагал Флойд, хотя поручиться за это было нельзя: Куркоу мог выдавать махровую ложь с самым невинным лицом. Русские поняли это далеко не сразу; зато теперь, в порядке самозащиты, заранее хохотали, даже когда Курноу и не думал шутить. Сам же Курноу, говоря по правде, смеялся теперь совсем не так громко, как тогда, в стартующем ракетоплане. Вероятно, там подействовал алкоголь. Флойд опасался рецидива на празднестве по случаю встречи с "Дискавери". Однако Курноу, хотя и выпил достаточно, контролировал себя не хуже самой Орловой. Единственное, к чему он относился серьезно, была работа. На старте Курноу был пассажиром "Леонова". Сейчас он стал экипажем "Дискавери". 21. Воскрешение Вот-вот мы разбудим спящего исполина, сказал себе Флойд. Как ЭАЛ среагирует на наше запоздалое появление? Что вспомнит из прошлого? И как будет настроен - враждебно или по-дружески? Плавно скользя по воздуху в командном отсеке "Дискавери", Флойд думал о секретном выключателе, установленном несколько часов назад. Передатчик лежал у него в кармане, и он чувствовал себя немного неловко: ЭАЛ был пока отрезан от исполнительных механизмов. После включения он станет всего лишь мозгом, безногим и безруким существом, пусть и наделенным органами чувств. Он сможет разговаривать, но не действовать. Как выразился Курноу: "В худшем случае обложит нас матом". - Я готов к первому испытанию, капитан, - сказал Чандра. - Все блоки восстановлены, и я прогнал диагностические тесты по всем системам. Все в порядке, по крайней мере пока. Капитан Орлова взглянула на Флойда, тот кивнул. На это первое испытание Чандра допустил только их, да и то неохотно. - Очень хорошо, доктор Чандра. - Памятуя, что каждое слово фиксируется, капитан Орлова добавила: - Доктор Флойд высказал свое одобрение, у меня тоже нет возражений. - Я должен вам пояснить, - произнес доктор Чандра тоном, в котором, напротив, никакого одобрения не ощущалось, - что слуховые и речевые центры повреждены. Нам придется заново учить его говорить. К счастью, он обучается в миллионы раз быстрее, чем человек. Пальцы ученого заплясали по клавиатуре. Он набрал десяток слов, па первый взгляд случайных, тщательно произнося каждое, когда оно появлялось на экране дисплея. Они возвращались из динамика как искаженное эхо - безжизненные, даже механические, за ними не чувствовалось разума. Нет, это не ЭАЛ, подумал Флойд, Это просто говорящая игрушка - первые из них появились во времена моего детства... Чандра нажал кнопку "ПОВТОР", и слова прозвучали снова. Произношение заметно улучшилось, но пока спутать голос с человеческим было немыслимо. - Слова, которые я ему предложил, содержат основные фонемы английского языка. Десять повторений - и речь станет приемлемой. Но у меня нет оборудования для настоящего лечения. - Лечение? - спросил Флойд. - Вы хотите сказать, что... его мозг поврежден? - Нет, - отрезал Чандра. - Логические цепи в отличном состоянии. Плох только голосовой выход, но и он постепенно поправится. Следите за дисплеем, во избежание ошибок. И старайтесь говорить поразборчивей. Флойд подмигнул капитану Орловой и задал естественный вопрос: - А как насчет русского акцента? - Думаю, с капитаном Орловой и доктором Ковалевым трудностей не возникнет. Для других придется устроить экзамен. Кто не выдержит, пусть пользуется клавиатурой. - Ну, до этого пока далеко. На первых порах общаться с ним будете только вы. Согласны, капитан? - Конечно. Лишь легкий кивок подтвердил, что Чандра их слышит. Его пальцы летали по клавишам, а слова и символы мелькали на экране так быстро, что ни один нормальный человек не смог бы их воспринять. Это священнодействие слегка утомляло. Вдруг ученый, словно вспомнив об Орловой и Флойде, предостерегающе поднял руку. Потом неуверенным движением, разительно отличавшимся от предшествующих манипуляций, снял блокировку и надавил особую, отдельную от остальных, кнопку. И раздался голос, без всякого запаздывания. Уже отнюдь не механическая пародия на человеческую речь. В нем чувствовались разум, сознание - даже самосознание, пусть пока и зачаточное. - Доброе утро, доктор Чандра. Говорит ЭАЛ. Я готов к первому уроку. Наступила тишина. Затем, не сговариваясь, зрители поспешно покинули помещение. Хуйвуд Флойд никогда не поверил бы, что такое возможно. Доктор Чандра плакал. IV. ЛАГРАНЖ 22. Большой Брат -... Это просто замечательно, что у дельфинов родился маленький. Представляю возбуждение Криса, когда гордые родители устроили смотрины. Мои коллеги растрогались, увидев по видео Криса верхом на спине малыша. И предложили назвать дельфиненка Спутник - по-русски это означает не только "спутник планеты", но и "компаньон". Прости за долгое молчание, но сама знаешь, сколько у нас было работы. Даже капитан Таня ничего не пыталась планировать; каждый делал что мог. А спали, лишь когда не в состоянии были бодрствовать. Зато нам, думаю, есть чем гордиться. Оба корабля в рабочем состоянии, первый цикл проверок ЭАЛа близится к завершению. Через пару дней окончательно прояснится, можно ли доверить ему управление на пути к Большому Брату. Не знаю, кто придумал это название - русские, понятное дело, от него не в восторге. Но их не удовлетворяет и наше официальное название ЛМА-2. Во-первых, потому, что до Луны отсюда добрый миллиард километров. Во-вторых, поскольку Боумен магнитного поля у здешнего объекта так и не обнаружил. Когда я попросил их придумать собственное название, они предложили русское слово Загадка. Неплохо, конечно, но когда я пробую это произнести, все хохочут. Впрочем, как эту вещь ни называй, она от нас всего в десяти тысячах километров; до нее несколько часов лета. Но решиться на этот короткий перелет непросто. Мы надеялись найти какие-нибудь новые сведения на борту "Дискавери". Но, как и следовало ожидать, не нашли ничего. ЭАЛ вышел из строя задолго до прибытия сюда, и его память чиста; все свои секреты Боумен унес с собой. В бортжурнале и автоматических регистраторах тоже нет для нас ничего интересного. Единственное, что мы обнаружили, - это послание Боумена матери. Не совсем понятно, почему он его не отправил. Очевидно, надеялся вернуться в корабль. Мы, конечно, переслали письмо миссис Боумен, она живет сейчас в доме для престарелых во Флориде. У нее душевное расстройство, так что она скорее всего ничего и не поймет. Вот и все новости. Мне очень не хватает тебя. А еще - синего небосвода и изумрудной океанской воды. Здесь господствуют краски закатного неба - красные, оранжевые и желтые. Они великолепны, но вскоре начинаешь скучать по холодным, чистым цветам противоположного конца спектра. Целую вас обоих - пошлю новую весточку, как только смогу. 23. Рандеву Из всего экипажа "Леонова" найти общий язык с доктором Чандрой удалось лишь Николаю Терновскому, специалисту по системам управления. Хотя создатель и учитель ЭАЛа никому не доверял полностью, усталость заставила его принять предложенную помощь. Их сотрудничество привело к неожиданно удачным результатам. Николай каким-то образом ухитрялся определять, когда он действительно нужен Чандре, а когда тот предпочитает остаться один. То, что Николай знал английский хуже большинства своих коллег, ничему не мешало: они общались в основном на компьютерном языке, совершенно недоступном остальным. После недели кропотливых трудов все управляющие функции ЭАЛа были восстановлены. Теперь он напоминал человека, который ходит, выполняет простейшие команды, справляется с несложной работой и способен поддерживать не особо притязательный разговор. По человеческой шкале его КИ не превышает пятидесяти; восстановилась лишь малая часть его прежней личности. Он еще окончательно не очнулся от долгого сна, однако, согласно заключению Чандры, был уже в состоянии перевести "Дискавери" с низкой орбиты вокруг Ио к Большому Брату. Всем хотелось поскорее отойти от бурлящего пекла на лишние семь тысяч километров. Ничтожное по астрономическим меркам, это перемещение означало, что небо перестанет походить на пейзаж, достойный фантазии Данте или Перонима Босха. И хотя выбросы даже наиболее мощных извержений не достигали кораблей, оставалась опасность, что Ио попытается побить собственный рекорд. Да и без того пленка серы все сильнее загрязняла иллюминаторы "Леонова"; рано или поздно кому-нибудь придется выйти в космос, чтобы ее счистить. Когда ЭАЛу впервые доверили управление, на борту "Дискавери" находились лишь Курноу и Чандра. Впрочем, доверие было весьма условным - компьютер лишь повторил программу, введенную в его память, и следил за ее выполнением. А люди следили за ним - в случае малейшего сбоя они бы немедленно вмешались. Двигатель работал всего десять минут; затем ЭАЛ доложил, что "Дискавери" вышел на орбиту перехода. Как только это подтвердили радары "Леонова", он последовал за первым кораблем. После двух небольших коррекций и трех с четвертью часов полета оба корабля благополучно прибыли в точку Лагранжа Л-1, расположенную между Ио и Юпитером на высоте десяти с половиной тысяч километров. ЭАЛ действовал безупречно, и на лице Чандры появились бесспорные признаки таких человеческих чувств, как удовлетворение и даже радость. Но к этому моменту мысли его товарищей унеслись уже далеко - до Большого Брата, или Загадки, осталось всего сто километров. Даже с такой дистанции он выглядел больше, чем Луна в небе Земли: поражала его неестественная геометрическая правильность. В черном небе он остался бы невидимкой, но проносящиеся в трехстах пятидесяти тысячах километров за ним юпитерианские облака создавали контрастный фон. И навязчивую иллюзию: установить на глаз подлинное расстояние до Большого Брата было невозможно, он казался зияющим дверным проемом, прорезанным в диске Юпитера. Не было оснований считать, что сто километров безопаснее десяти или опаснее тысячи, но чисто психологически такое расстояние представлялось оптимальным. Бортовые телескопы различили бы отсюда детали величиной всего в несколько сантиметров, но таковых не оказалось. На поверхности Большого Брата не было ни царапины, как это ни удивительно для объекта, который, вероятно, на протяжении миллионов лет подвергался метеоритным бомбардировкам. Когда Флойд приникал к окуляру, ему казалось, что можно протянуть руку и дотронуться до этой гладкой эбеновой поверхности - как тогда, на Луне. В тот раз он коснулся ее перчаткой скафандра. Незащищенной рукой - гораздо позднее, когда монолит из Тихо поместили под непроницаемый купол. Впрочем, скорее всего Флойд никогда не прикасался к ЛМА-1 по-настоящему. Просто кончики пальцев наталкивались на невидимую преграду; чем сильнее он нажимал, тем больше возрастало сопротивление. Любопытно, как поведет себя Большой Брат. Но до решающего сближения нужно было провести все мыслимые дистанционные эксперименты и доложить на Землю о их результатах. Космонавты ощущали себя саперами, работающими с бомбой неизвестной конструкции, которая может взорваться при малейшем неверном движении. Не исключалось, что самое осторожное радарное прощупывание вызовет катастрофические последствия. Первые сутки они лишь наблюдали - с помощью телескопов и датчиков, чувствительных к электромагнитным волнам самой различной длины. Василий Орлов замерил размеры черного параллелепипеда и подтвердил - с точностью до шестого знака - знаменитое соотношение 1:4:9. По форме Большой Брат повторял ЛМА-1, но его длина превышала 2 км, и он был ровно в 718 раз больше своего малого родственника. Так возникла новая математическая головоломка. Споры о соотношении 1:4:9 - отношении квадратов трех первых целых простых чисел - шли уже на протяжении нескольких лет. Ясно было, что это отнюдь не случайное совпадение; теперь к трем числам прибавилось еще одно, которое надо было разгадать. На Земле специалисты по статистике и математической физике радостно бросились к своим компьютерам, пытаясь найти его связь с фундаментальными мировыми константами - скоростью света, постоянной тонкой структуры, соотношением масс протона и электрона. К ним вскоре подсоединилось бравое воинство астрологов и мистиков, включивших в список констант высоту пирамиды Хеопса, диаметр Стоунхенджа, азимуты линий Наска, широту острова Пасхи и уйму других величин, из коих они ухитрялись делать самые невероятные предсказания. Их пыла не остудил даже известный вашингтонский юморист, заявивший, что, согласно его подсчетам, конец света наступил 31 декабря 1999 года, но остался незамеченным из-за всеобщего перепоя. На приближение кораблей Большой Брат не реагировал - даже когда его осторожно прощупали лучами радаров и обстреляли очередями радиоимпульсов, которые, как следовало надеяться, воодушевят любой разум на аналогичный ответ. Первые два дня не принесли результата. Тогда, с разрешения Центра управления, корабли подошли вдвое ближе. С пятидесятикилометрового расстояния наибольшая грань параллелепипеда казалась вчетверо шире Луны в небе Земли. Внушительно, но не настолько, чтобы давить на психику. Конкурировать с Юпитером Большой Брат пока не мог - тот был на порядок крупнее. Настроение на борту изменялось: благоговейное ожидание уступало место явному нетерпению. Лучше всех сказал об этом Уолтер Курноу: "Возможно, Большой Брат намерен ждать миллионы лет. Но нам-то хочется убраться отсюда чуть раньше". 24. Разведка "Дискавери" покинул Землю, неся на борту три "горошины" - три одноместных ракетных аппарата, которые позволяли работать в космосе, не одевая скафандра. Одна из "горошин" пропала после несчастного случая (если это действительно был несчастный случай), в котором погиб Фрэнк Пул. Во второй Дэйв Боумен отправился на последнее свидание с Большим Братом, и она разделила судьбу своего водителя. Третья оставалась в "гороховом стручке". У нее не хватало одной важной детали - крышки внешнего люка. Крышку сорвал Боумен, когда совершал свой рискованный переход без шлема сквозь вакуум. Реактивная отдача образовавшейся при этом воздушной струи увела "горошину" на сотни километров от корабля, однако Боумен, покончив с более важными делами, вспомнил о ней и привел назад на радиоуправлении. Но ремонтировать люк ему уже было некогда. Сейчас "горошина" (Макс, никому ничего не объяснив, начертал на ее борту имя "Нина") вновь уходила в космос. Крышка все еще отсутствовала, но она и не требовалась - рейс был беспилотным. Вернув "горошину", Боумен преподнес своим преемникам подарок, которым глупо было не воспользоваться. "Нина" позволяла обследовать Большого Брата с близкого расстояния, не подвергая людей излишнему риску. Впрочем, риск все равно оставался. Что по космическим масштабам пятьдесят километров? Толщина волоса, не более... "Нина" пробыла без присмотра несколько лет, и это чувствовалось. Невесомая пыль, витавшая в воздухе, превратила ее девственно-белый корпус в грязно-серый. Со своими сложенными манипуляторами, уставившимся в космос пустым глазом иллюминатора, да и скоростью черепахи, в полномочные послы человечества она явно не годилась. Но нет худа без добра - столь скромный парламентер мог рассчитывать на снисхождение: миниатюрность и медлительность могли свидетельствовать о мирных намерениях. Чтобы подчеркнуть последние, кто-то даже предложил раскрыть ее "ладони", как бы для рукопожатия; однако предложение тут же отвергли - мало ли какие ассоциации вызовет растопыренная стальная клешня... После двухчасового перелета "Нина" остановилась в ста метрах от одного из углов громадной прямоугольной плиты. Но та не выглядела плитой: казалось, телекамеры обозревают вершину трехгранной пирамиды неопределенных размеров. Никаких признаков радиоактивности или магнитного поля бортовые приборы не зарегистрировали; Большой Брат не излучал ничего, кроме ничтожной доли отраженного солнечного света. Прошло пять минут. Затем "Нина" двинулась по диагонали над меньшей гранью, потом над большей, наконец, над самой большой, держась на высоте пятидесяти метров, но иногда снижаясь и до пяти. Большой Брат отовсюду выглядел одинаково - его поверхность была гладкой и однородной. Задолго до окончания облета зрителям стало скучно, и, вернувшись к своим делам, они лишь изредка поглядывали на мониторы. - Порядок, - сказал Уолтер Курноу, когда "Нина" вернулась в исходную точку. - Но можно крутиться этак всю жизнь, и без всякого толку. Что делать - позвать "Нину" домой? - Погодите, - отозвался с "Леонова" Василий. - У меня есть предложение - подвесить ее точно над центром самой большой грани. Скажем, на высоте сто метров. - Будет сделано. Только зачем это нужно? - Вспомнил задачку из институтского курса астрономии. Гравитационный потенциал бесконечного плоского слоя. Никак не думал, что она пригодится в жизни. Замерив ускорение "Нины", мы легко вычислим массу Загадки. Если, конечно, у нее есть масса. Мне уже почему-то кажется, что она вообще нематериальна. - Это-то узнать просто. Я скажу "Нине", пусть пощупает эту штуку. - Она уже это сделала. - Простите? - возмутился Курноу. - Ближе чем на пять метров я не подходил. - Да, но при каждом включении двигателей вы слегка ударяли выхлопом по Загадке. - Что для этого мамонта какой-то блошиный укус! - Кто знает? Давайте уж лучше считать, что о нашем присутствии известно. И раз нас терпят, мы пока не причиняем особого беспокойства. В этот момент все думали об одном. Что может разозлить черную прямоугольную плиту длиной в два километра? И в какую форму выльется ее раздражение? 25. Вид из точки Лагранжа Астрономия полна загадочных, хотя и бессодержательных совпадений. Наиболее известно равенство угловых размеров Луны и Солнца, если смотреть с Земли. Здесь, в первой точке Лагранжа, выбранной Большим Братом для баланса на гравитационном канате, наблюдалась та же картина. Планета и спутник выглядели одинаковыми по величине. Но что это была за величина! Не какие-то жалкие полградуса Солнца и Луны - в сорок раз больше! А по площади - в тысячу шестьсот раз! Каждого из двух небесных тел было довольно, чтобы наполнить душу трепетом и изумлением: вместе же они просто ошеломляли. За сорок два часа фазы менялись полностью. "Новолунию" Ио соответствовало "полнолуние" Юпитера, и наоборот. Даже когда Солнце пряталось за Юпитером, планета не исчезала - ее огромный черный диск закрывал звезды. А иногда эту черноту на много секунд разрывали вспышки молний. Это бушевали электрические бури; территория, объятая ими, превышала всю земную поверхность. А с другой стороны неба вечно обращенная к могучему повелителю одним своим полушарием пылала Ио. Она казалась котлом, в котором медленно бурлит красно-оранжевое варево; время от времени из ее вулканов вырывались желтые облака, вздымались ввысь и затем медленно оседали. Как и у Юпитера, у Ио нет географии. Только ее ландшафт меняется за десятилетия, а облик Юпитера - за считанные дни. Когда Ио входила в последнюю четверть, облачные поля Юпитера воспламенялись под слабыми лучами далекого Солнца. Иногда по лику гиганта пробегала тень самой Ио или одного из внешних спутников; на каждом обороте показывалось Большое Красное Пятно - вихрь размером с планету, ураган, бушующий на протяжении многих веков, если не тысячелетий. "Леонов" балансировал между этими чудесами, и материала для наблюдений хватило бы его экипажу на всю жизнь, однако естественные объекты системы Юпитера значились в самом конце перечня главных задач. Целью номер один по-прежнему был Большой Брат. Корабли сблизились с ним уже на пять километров, но высадку Таня не разрешала. "Подождем момента, - объясняла она, - когда у нас появится надежный путь отступления. Будем сидеть и наблюдать - пока не откроется стартовое окно. А там посмотрим". Тем временем "Нина" после затяжного восьмичасового падения приземлилась на поверхность Большого Брата. Василий рассчитал массу объекта - та оказалась поразительно малой, всего девятьсот пятьдесят тысяч тонн. Таким образом, его плотность примерно равнялась плотности воздуха. Возможно, он был пустотелым; излюбленной темой дисскуссий стало его предполагаемое содержимое. Было и много мелких, повседневных забот. Они отнимали почти все время, хотя Курноу добился-таки своего: убедил Таню в надежности центрифуги "Дискавери". Теперь корабли соединял гибкий туннель, и сообщение между ними значительно облегчилось. Отпала необходимость одевать скафандры и выходить в открытый космос; это устраивало всех, кроме Макса, который любил упражняться в пустоте со своим "помелом". Нововведение не коснулось лишь Чандры и Терновского - те давно переселились на "Дискавери" и работали круглосуточно, продолжая свой бесконечный, по всей видимости, диалог с ЭАЛом. Каждый день их непременно спрашивали: "Когда же вы кончите?" - но они не связывали себя обещаниями. И вдруг - после встречи с Большим Братом минула неделя - Чандра объявил: "У нас все готово". ...В рубке "Дискавери" собрались все, кроме Руденко и Марченко, которым не хватило места, - они остались у мониторов "Леонова". Флойд стоял за спиной Чандры, держа руку на аппарате, который Курноу со свойственной ему меткостью окрестил "карманным гигантобоем". - Я хотел бы еще раз напомнить, что говорить могу лишь я. Только я, и никто другой. Понятно? Чандра, казалось, находится на грани изнеможения. Однако в голосе его появились новые, властные, интонации. Таня приказывала где угодно, но не здесь. Тут командовал он. Присутствующие - одни просто парили в воздухе, другие "заякорились" поудобнее - кивками выразили свое согласие. Чандра включил акустическую связь и тихо, но отчетливо произнес: - Доброе утро, ЭАЛ. Через миг Флойду показалось, что он перенесся в прошлое. Да! ЭАЛ стал прежним. - Доброе утро, доктор Чандра. - Имеешь ли ты достаточно сил, чтобы приступить к своим обязанностям? - Безусловно. Все мои блоки в полном порядке. - И ты не против, если я задам тебе несколько вопросов? - Разумеется. - Ты помнишь, как вышел из строя блок управления антенной АЕ-35? - Нет. Несмотря на предупреждение Чандры, у присутствующих вырвался вздох облегчения. Будто идешь по минному полю, подумал Флойд, поглаживая в кармане радиовыключатель. Если этот допрос вызовет у ЭАЛа новый приступ безумия, его можно отключить за секунду. (Благодаря тренировкам он знал это точно.) Но для компьютера секунда равна вечности; приходилось рисковать. - Ты не помнишь, как Дэйв Боумен или Фрэнк Пул выходили наружу, чтобы заменить блок АЕ-35? - Нет. Этого не было, иначе я бы помнил. Где Фрэнк и Дэйв? И кто все эти люди? Я узнаю только вас - хотя на шестьдесят пять процентов уверен, что за вашей спиной стоит доктор Хейвуд Флойд. Флойд с трудом удержался от того, чтобы поздравить ЭАЛа. Шестьдесят пять процентов спустя десять лет - не так плохо. Люди редко способны на подобное. - Не беспокойся, ЭАЛ. Я все объясню позже. - Задание выполнено? Вы знаете, мне очень хотелось этого. - Задание выполнено. Твоя программа завершена. Теперь, с твоего разрешения, мы хотели бы побеседовать без тебя. - Пожалуйста. Чандра отключил камеры и микрофоны. Для этой части корабля ЭАЛ оглох и ослеп. - И что же все это значит? - поинтересовался Василий Орлов. - Это значит, - четко ответил Чандра, - что я стер всю память ЭАЛа, начиная с того момента, когда начались неприятности. - Здорово, - восхитился Саша. - Но как вам это удалось? - Боюсь, объяснение займет больше времени, чем сама процедура. - Но я все-таки разбираюсь в компьютерах, хотя и хуже, чем вы с Николаем. У машин серии 9000 голографическая память, не так ли? Значит, вы не могли стереть ее просто хронологически, начиная с какого-то момента. Наверняка воспользовались "ленточником", нацеленным на определенные слова и понятия. - Ленточник? - вмешалась Катерина по межкорабельной связи. - Я думала, это по моей части. Хотя, к счастью, видела их лишь заспиртованными. О чем вы говорите? - Это компьютерный жаргон, Катерина. Когда-то - очень давно - для этого действительно использовали магнитную ленту. Смысл в том, чтобы сделать программу, которая находит и уничтожает - съедает, если угодно, - определенные участки памяти. Медики, по моему, делают такое и с людьми, под гипнозом. - Да, но нашу память всегда можно восстановить. Мы ничего не забываем по-настоящему. Это нам только кажется. - А вот компьютер устроен иначе. Если приказано, он выполняет. Информация уничтожается полностью. - Значит, ЭАЛ ничего не помнит о своем... дурном поведении? - Стопроцентной уверенности у меня нет, - ответил Чандра. - Какая-то информация могла переходить из адреса в адрес именно в тот момент, когда наш... "ленточник" производил поиск. Но это очень маловероятно. Последовала пауза: все молча обдумывали услышанное. Потом Таня сказала: - Что ж, звучит все это прекрасно. Но все-таки - можно ли теперь ему доверять? Чандра хотел что-то сказать, но Флойд опередил его: - Обещаю одно - обстоятельства, при которых это произошло, больше не повторятся. Все неприятности начались потому, что компьютеру очень трудно объяснить, зачем нужна секретность. - А человеку? - буркнул Курноу. - Надеюсь, вы не ошибаетесь, Флойд, - проговорила Таня без особой убежденности. - Что будет дальше, Чандра? - Ничего столь же эффектного. Просто много кропотливой работы. Нужно задать ему программу на уход от Юпитера и долгую дорогу домой. У нас больше ресурсов, и мы прилетим на три года раньше. Но все равно он тоже вернется. 26. Условное освобождение Адресат: Виктор Миллсон, председатель Национального совета по астронавтике, Вашингтон. Отправитель: Хейвуд Флойд, борт космического корабля "Дискавери". Содержание: неполадки в работе бортового компьютера ЭАЛ-9000. Гриф: секретно. Д-р Чандрасекарампилай (ниже - д-р Ч.) закончил предварительное обследование ЭАЛа. Восстановлены все блоки, компьютер полностью работоспособен. Подробности действий и выводы д-ра Ч. содержатся в совместном отчете, который он и д-р Терновский представят в самом ближайшем будущем. Все трудности, вероятно, были вызваны противоречием между основными принципами работы ЭАЛа и требованиями секретности. Согласно прямому распоряжению президента существование объекта ЛМА-1 сохранялось в полной тайне. Доступ к соответствующей информации имел самый ограниченный круг лиц. Сигнал в направлении Юпитера был послан объектом ЛМА-1, когда подготовка к полету "Дискавери" уже завершилась. Поскольку Боумен и Пул и без того должны были довести корабль до Юпитера, решено было не информировать их о появлении новой цели. Считалось, что раздельные тренировки астронавтов-исследователей (Камински, Хантер, Уайтхед) и помещение их в анабиоз значительно уменьшают возможность утечки информации (случайной или любой другой). Хотелось бы напомнить, что уже тогда я выдвигал возражения против подобного образа действий (мой меморандум НСА 342/23, "Совершенно секретно"). Однако руководство ими пренебрегло. Поскольку ЭАЛ способен управлять кораблем без помощи людей, было решено запрограммировать его так, чтобы он смог выполнить задание, даже если экипаж будет выведен из строя или погибнет. В ЭАЛ была введена полная информация о целях экспедиции, однако было запрещено сообщать ее Боумену или Пулу. Но главная задача любого компьютера - обработка информации без искажения и утаивания. Из-за создавшегося противоречия у ЭАЛа возник, выражаясь языком медицины, психоз - точнее, шизофрения. А если говорить на языке техники, то, как сообщил мне д-р Ч., ЭАЛ попал в петлю Хофштадтера-Мебиуса, что не так редко случается с самопрограммирующимися компьютерами. За деталями он рекомендует обратиться непосредственно к профессору Хофштадтеру. Если я правильно понял д-ра Ч., перед ЭАЛом встала неразрешимая дилема, и у него начали развиваться симптомы паранойи, направленной против тех, кто руководил им с Земли. И он попытался прервать связь с Центром управления, доложив о несуществующей поломке в блоке АЕ-35. Таким образом, он не только солгал, что усугубило его психоз, но и вступил в конфликт с экипажем. Вероятно (теперь об этом остается только догадываться), он заключил, что единственный выход - избавиться от экипажа. И это у него почти получилось. Вот и все, что мне удалось узнать от д-ра Ч. Дальнейшие расспросы представляются нежелательными, поскольку он слишком измотан. Но, даже принимая во внимание последнее обстоятельство, я должен со всей откровенностью заявить (прошу сохранить это в тайне), что сотрудничать с д-ром Ч. не всегда так легко, как хотелось бы. Он во всем оправдывает ЭАЛа, и это мешает иногда объективному обсуждению. Даже д-р Терновский, от которого естественно было ожидать большей независимости, нередко разделяет его точку зрения. Остается вопрос: можно ли полагаться на ЭАЛа в будущем? Разумеется, у д-ра Ч. никаких сомнений на этот счет нет. Но, как бы то ни было, повторение экстремальной ситуации представляется невозможным. И Вам известны - в отличие от д-ра Ч. - мои шаги, позволяющие полностью контролировать ход событий. Резюмирую: восстановление компьютера ЭАЛ-9000 проходит удовлетворительно. Он, можно сказать, условно освобожден. Любопытно, известно ли ему об этом. 27. Интерлюдия: коллективная исповедь Способность человеческого мозга к адаптации поистине удивительна: очень скоро самые невероятные вещи кажутся обыденными. И люди на "Леонове" иногда как бы отключались от окружающего в бессознательной попытке сохранить психическое здоровье. Хейвуду Флойду часто казалось, что в таких случаях Уолтер Курноу уж слишком старательно развлекает общество. И хотя именно он начал "коллективную исповедь", как назвал ее позднее Саша Ковалев, ничего серьезного, разумеется, за этим не стояло. Все началось случайно, когда Курноу выразил вслух общее недовольство трудностями умывания в невесомости. , - Будь у меня машина желаний, - заявил он как-то на сикс'о клок совете, - я выбрал бы только одно. Залезть в горячую хвойную ванну, чтобы торчал лишь нос. Когда улеглись одобрительный шум и грустные вздохи, вызов приняла Катерина Руденко. - Вы декадент, Уолтер, - поморщилась она. - Говорите, будто какой-нибудь римский император. Окажись я на Земле, занялась бы чем-нибудь поактивнее. - Например? - Ну... А можно подумать? - Пожалуйста. - В детстве я обычно проводила лето в одном грузинском колхозе. У председателя был чудесный чистокровный скакун, купленный... ну, на нетрудовые доходы. Председатель был старый мошенник, но мне он нравился. И он разрешал мне брать иногда Александра и носиться на нем по всей округе. Конечно, я рисковала убиться насмерть. Но когда я это вспоминаю, Земля становится ближе. Все задумались и притихли. Курноу спросил: - Кто еще хочет высказаться? Но говорить никому не хотелось. Игра на этом едва не кончилась, но тут вступил Макс Браиловский: - А вот я бы поплавал под водой. Мне всегда нравилось подводное плавание. А когда я занялся космосом, оно входило в программу тренировок. Я плавал у тихоокеанских атоллов, и у Большого Барьерного рифа, и в Красном море... Нет ничего лучше коралловых рифов. Однако ярче всего я помню совсем другое: заросли ламинарий у побережья Японии. Я будто оказался в подводном храме... Сквозь громадные листья просвечивало солнце. Сказочное зрелище... волшебное. Больше мне там побывать не довелось. Возможно, в другой раз все будет иначе. Но я хотел бы повторить. - Отлично, - сказал Уолтер, по обыкновению беря на себя роль распорядителя бала. - Кто следующий? - Буду краткой, - сказала Таня Орлова. - Большой театр, "Лебединое озеро". Но Василий не согласится, он терпеть не может балет. - Я тоже, - заявил Курноу. - А что вам нравится, Василий? - Я бы выбрал подводное плавание, но оно уже занято. Тогда пусть будет противоположное - планеризм. Скользить в облаках, в солнечную погоду, в полной тишине... Впрочем, воздушный поток шумит, особенно на виражах. Я хотел бы наслаждаться Землей именно так - как птица. - Женя? - Со мной все ясно. Памир, горные лыжи. Обожаю снег. - А вы, Чандра? Все слегка оживились. Чандра все еще оставался в какой-то мере незнакомцем - вежливым, даже учтивым, но до конца не раскрытым. - Когда я был маленьким, мы с дедушкой ходили паломниками в Варанаси - Бенарес. Кто не был там, не поймет. Для меня, как и для большинства современных индийцев, независимо от религии, которую они исповедуют, это центр мира. Мне хотелось бы вновь вернуться туда. - Ну а вы, Николай? - Море и небо были, остается их совместить. Когда-то я очень любил виндсерфинг. Боюсь, теперь уже староват, но попробовать стоило бы. - Вы последний, Вуди. Что выберете? Флойд ответил не задумываясь, и ответ удивил его самого не меньше, чем остальных. - Все равно что - лишь бы вместе с сынишкой. Тема была исчерпана. Заседание завершилось. 28. Крушение надежд - ... Ты читал все отчеты, Дмитрий, и понимаешь наше разочарование. Мы провели уйму экспериментов и измерений - но не узнали ничего. Загадка по-прежнему нас игнорирует, оставаясь на месте и все так же заслоняя полнеба. Она кажется мертвым небесным телом, но это не так. Иначе она не удержалась бы в точке неустойчивого равновесия. Так утверждает Василий. Она, подобно "Дискавери", давным-давно сошла бы с орбиты - и упала на Ио. Но что мы можем? Ведь на "Леонове" в соответствии с третьим параграфом Договора 2008 года нет ядерных бомб... Или они все-таки есть? Я, конечно, шучу... С другими делами покончено, стартовое окно откроется еще очень не скоро, и на борту царят скука и разочарование. Понимаю, на Земле в это поверить трудно. Разве можно скучать среди величайших чудес, какие видел когда-либо человек? Тем не менее это так. Все мы сдали, и не только психически. Совсем недавно были здоровы до неприличия. Теперь почти у каждого либо простуда, либо расстройство желудка, либо незаживающая царапина. Усилия Катерины тщетны, порошки и пилюли не помогают. Она махнула на нас рукой и лишь изредка чертыхается. Саша развлекает общество регулярными бюллетенями на тему: "Долой англо-русский язык!" Он вывешивает их на доске объявлений, приводя самые невероятные слова и выражения, которые, как утверждает, подслушал. По возвращении каждому из нас нужно будет основательно прочистить язык. Несколько раз я замечал, как твои соотечественники беседуют между собой по-английски, не сознавая этого. А однажды поймал себя на том, что разговариваю по-русски с Уолтером Курноу... Еще был такой случай, он поможет тебе понять ситуацию. Среди ночи завыла пожарная сирена - сработал один из дымоуловителей. Оказалось, Чандра пронес на борт несколько своих ужасных сигар и не удержался) от соблазна. Он курил в туалете, как школьник. Конечно, он жутко смутился, а на остальных, когда прекратилась паника, напал истерический смех. Ты знаешь, иногда самая плоская шутка, абсолютно неинтересная посторонним, заставляет в общем-то умных людей хохотать до изнеможения. Несколько дней стоило кому-нибудь изобразить, что он зажигает сигару, и все буквально корчились от смеха. Самое забавное, что если бы Чандра отключил пожарную сигнализацию или пошел курить в шлюз, никто бы не возражал. Но Чандра не любит выставлять напоказ свои маленькие человеческие слабости; теперь он вообще не отлучается от ЭАЛа... Флойд нажал кнопку "Пауза". Пожалуй, это нечестно, постоянно насмехаться над Чандрой, хотя иногда и стоит. За последние недели многие проявили не лучшие черты характера; доходило даже до серьезных ссор на пустом месте. А как твое собственное поведение? Разве оно безупречно? Флойд до сих пор не был уверен, прав ли он по отношению к Уолтеру Курноу. До отлета с Земли невозможно было предположить, что он сможет подружиться с этим высоким, слишком шумным человеком, однако теперь Флойд проникся к нему уважительным восхищением. Русские его обожали - когда он пел их любимые песни, такие как "Полюшко-поле", на глазах у них выступали слезы. А однажды положительные эмоции, как считал Флойд, зашли слишком далеко. - Уолтер, - осторожно начал он несколько дней назад. - Это, возможно, не мое дело, но я должен с вами поговорить. - Когда человек говорит о чем-то "не мое дело", он, как правило, бывает прав. В чем проблема? - Если откровенно, то в ваших отношениях с Максом. Последовала пауза, затем Курноу ответил, мягко и спокойно: - Мне казалось, что он уже совершеннолетний. - Не надо меня сбивать. Говоря честно, меня беспокоит не столько он, сколько Женя. - А она здесь при чем? - искренне удивился Курноу. - Для умного человека вы крайне ненаблюдательны. Обратите внимание, какое у нее бывает лицо, когда вы кладете руку ему на плечо. Флойд не думал, что Курноу способен смутиться, однако удар попал в цель. - Женя? Мне казалось, все просто шутят - она же такая тихоня. А Макса любят все. Впрочем, постараюсь вести себя осторожнее. Особенно в ее присутствии. Последовала новая пауза, потом Курноу беззаботно добавил: - Хирурги сделали ей замечательную пластическую операцию, но следы все равно остались: кожа слишком плотно натянута на лице. Ни разу не видел, чтобы она смеялась по-настоящему. Именно по этой причине, видимо, я стараюсь не смотреть на нее... Вы простите мне подобную эстетическую чувствительность, Хейвуд? Официальное "Хейвуд" прозвучало скорее шутливо, чем враждебно, и Флойд позволил себе расслабиться. - В Вашингтоне наконец-то кое-что разузнали. Похоже, ее ожоги - результат авиакатастрофы. Это никакая не тайна, но, как известно, "Аэрофлот" работает без аварий. - Бедняжка. Удивительно, что ей разрешили лететь. Очевидно, не оказалось под рукой другого специалиста. А ведь она, конечно, получила и глубокую психическую травму. - По-моему, она вполне оправилась. Я не говорю всей правды, подумал Флойд, вспомнив вход в атмосферу Юпитера. И неожиданно ощутил благодарность к Курноу: тот никак не дал понять, что удивлен его заботой о Жене... Теперь, несколько дней спустя, мотивы собственного поступка уже не казались Флойду такими уж бескорыстными. Что касается Курноу, тот сдержал слово: посторонний решил бы, что он совершенно безразличен к Максу. По крайней мере, в присутствии Жени. Да и к ней самой инженер стал гораздо внимательнее - иногда ему даже удавалось рассмешить ее так, что она хохотала. Значит, вмешательство Флойда себя оправдало. Даже если, как он теперь подозревал, на это толкнула его самая обыкновенная ревность... Палец потянулся к кнопке "Пуск", но мысль уже ускользнула. В разум вторглись образы дома и семьи. Флойд закрыл глаза, вспоминая самый торжественный момент в день рождения Кристофера - малыш задул на торте три свечки. Это происходило сутки назад, в миллиарде километров отсюда. Флойд прокручивал запись столько, что знал ее наизусть. А мои послания, подумал Флойд, - часто ли Каролина дает их слушать Крису? Чтобы сын не забывал отца, чтобы узнал его, когда он вернется, пропустив еще один день рождения... Он почти со страхом думал об этом. Но он не вправе был винить Каролину. Он-то уехал из дома на считанные недели. Остальное - сон без сновидений в межпланетном экспрессе... Для него. А для нее - больше двух лет жизни. Слишком много для молодой вдовы, даже временной. Наверно, это просто депрессия, как и у других, подумал Флойд. Но он давно не испытывал столь острого чувства разочарования и даже отчаяния. В глубинах пространства и времени он, вполне возможно, потерял семью, и ради чего? Хоть до цели рукой подать, она остается чистой, непроницаемой стеной сплошной черноты. И все-таки - Дэйв Боумен когда-то воскликнул: "Боже! Он полон звезд!" 29. Непредвиденное В последнем выпуске Сашиного бюллетеня говорилось: [Бюллетень русского языка э8 Тема: слово "товарисч" ("товарищ"). Нашим американским гостям: честно говоря, ребята, я уже забыл, когда меня в последний раз так называли. Для всех русских, живущих в XXI веке, это слово - в одном ряду с броненосцем "Потемкин", развевающимися красными флагами и Владимиром Ильичом, обращающимся к рабочим со ступенек железнодорожного вагона. Уже во времена моего детства вместо этого обращения употребляли "братец" или "дружок" - выбирайте по вкусу. Товарищ Ковалев] Флойд смеялся над прочитанным, когда по коридору обзорной палубы к нему подплыл Василий Орлов. - Самое поразительное, товарищ, - сказал, усмехнувшись, Флойд, - что у Саши хватает времени не только на физику. Он постоянно цитирует стихи и прозу, а по-английски говорит лучше, чем, допустим, Уолтер. - Из-за своей специальности Саша считается в семье - как это сказать? - белой вороной. Его отец руководил в Новосибирске кафедрой английского языка, и по-русски в доме говорили лишь с понедельника до среды, а с четверга по субботу - исключительно по-английски. - А по воскресеньям? - Немецкий или французский - через неделю. - Я, кажется, начинаю понимать, что означает ваше понятие "некультурный". Оно для таких, как я. Но почему Саша с таким лингвистическим багажом вообще пошел в технику? - В Новосибирске человек быстро разбирается что к чему. Понимает истинную цену профессий... Саша был талантлив и самолюбив. - Как и вы, Василий. - И ты, Брут! Видите, я тоже могу цитировать Шекспира... Боже мой! - крикнул Орлов по-русски. - Что это?! Флойду не повезло - он парил в воздухе спиной к иллюминатору и не успел вовремя обернуться. А секунду спустя Большой Брат был уже прежним - бездонным черным прямоугольником, заслоняющим пол-Юпитера. Но в этот краткий миг Василий увидел нечто совсем иное. Перед ним будто распахнулось окно в другую вселенную. Зрелище длилось мгновение и тут же исчезло. Но оно навсегда врезалось в его память. Он увидел даже не звезды, а множество солнц, будто перенесся к самому центру Галактики. Привычное звездное небо по сравнению с этим великолепием было нестерпимо пустынным; даже могучий Орион был горсткой жалких искр, не достойной повторного взгляда. Через миг все исчезло. Но не совсем. В самом центре черного прямоугольника светилась слабая звездочка. И она двигалась. Метеор? Василий Орлов, научный руководитель экспедиции, оторопел настолько, что прошло несколько секунд, прежде чем он вспомнил - в безвоздушном пространстве метеоров не бывает. Внезапно звездочка растянулась в светяющуюся черточку и еще через несколько мгновений исчезла за краем Юпитера. Но Василий Орлов уже пришел в себя и вновь стал холодным, бесстрастным наблюдателем. Он понял, куда летит светящийся объект. Сомнений не было - его траектория была направлена к Земле. V. ДИТЯ ЗВЕЗД 30. Возвращение домой Он как бы очнулся ото сна - или это было его продолжением? Звездные Врата захлопнулись позади, и он вновь был в мире людей - но уже не как человек. Долго ли он отсутствовал? Целую жизнь... Нет, даже две жизни: одну в обычном времени, другую - в обратном. Дэвид Боумен, командир и единственный уцелевший член экипажа космического корабля "Дискавери", угодил в гигантский капкан, установленный три миллиона лет назад и настроенный на строго определенный момент и на совершенно определенный раздражитель. Тот перенес его в иную вселенную, где он увидел удивительные вещи. Одни из них он теперь понимал, понять другие было не суждено. Со стремительным ускорением он мчался бесконечными световыми коридорами, пока не превысил скорость света. Он знал, что это невозможно, но знал теперь, и как достичь этого. Справедливо заметил Эйнштейн: "Господь хитроумен, но не коварен". Он миновал космический сортировочный пункт - Центральный Галактический Вокзал - и оказался рядом с умирающим светилом, "красным гигантом", защищенный неизвестными силами от его ярости. Он стал свидетелем парадокса: увидел солнечный восход над солнцем, когда спутник гиганта, "белый карлик", поднялся в небо - ослепительный пигмей, волочащий за собой огненную приливную волну. Он не испытывал страха, лишь удивление, даже когда "горошина" повлекла его вниз, в пламенный океан... ... и когда он, вопреки здравому смыслу, очутился в фешенебельном гостиничном номере, в котором не было ничего необычного. Большинство вещей, впрочем, оказалось подделками: книги, журналы, видеофон, а консервные банки, несмотря на разные этикетки, содержали в себе одинаковую пищу, похожую по виду на хлеб, но на вкус совершенно неописуемую. Вначале ему показалось, что он стал экспонатом космического зоопарка, попал в клетку, тщательно воссозданную по телепередачам. Он ждал появления своих новых хозяев и гадал, на что они будут похожи. Как глупо было ожидать этого! Теперь он знал, что с таким же успехом можно разглядывать ветер или размышлять об истинной форме пламени. Потом его душу и тело охватила безмерная усталость, и Дэвид Боумен заснул в последний раз в своей жизни. Это был странный сон, ибо он не отключился полностью от реальности. Словно туман, расплывающийся по лесу, что-то мягко проникло в его разум. Он ощущал это лишь смутно - полный контакт убил бы его столь же быстро и верно, как и пламя звезды, бушующее за стенами его убежища. Под бесстрастным испытующим взглядом он не чувствовал ни надежды, ни страха. Иногда во время этого долгого сна ему казалось, что он проснулся. Проходили годы: однажды он увидел в зеркале морщинистое лицо и едва узнал себя. Его тело стремительно старилось, стрелки биологических часов в безумном темпе бежали к последней отметке, которой им не суждено было достигнуть. Ибо в этот самый момент Время остановилось - и потекло вспять. Его память опустошалась; в направляемых извне воспоминаниях он снова переживал свое прошлое, лишаясь знаний и опыта по мере быстрого продвижения к детству. Но ничто не терялось: все его прежние состояния, каждое мгновение жизни передавалось в более надежное хранилище. И в тот самый миг, когда один Дэвид Боумен перестал существовать, его место занял другой - бессмертный, освобожденный от уз материи. Он был зародышем сверхсущества, не готового пока родиться. Сотни лет он провел без судьбы - помнил прошлое, но не знал настоящего. Он как бы плыл по течению, превращаясь из куколки в бабочку... И вдруг оболочка лопнула, и в его крохотный мирок вернулось Время. Перед ним внезапно возник знакомый верный прямоугольник. Он видел его на Луне, встречался с ним в системе Юпитера, и еще откуда-то знал, что предки видели его же очень и очень давно. Черная плита по-прежнему хранила непостижимые тайны, однако перестала быть полной загадкой - некоторые свойства ее стали теперь понятны. Это было не одно тело, но множество тел. И что бы ни говорили приборы, его геометрические размеры всегда были одни и те же - те, что необходимо. Как понятно стало теперь математическое соотношение сторон, начало квадратичного ряда - 1:4:9! И как наивно было считать, что последовательность кончается здесь, в жалких трех измерениях! В тот самый миг, когда он задумался об этой геометрической простоте, пустой прямоугольник заполнился звездами. Гостиничный номер, если он когда-нибудь действительно существовал, исчез: перед ним сверкала спираль Галактики. Это могло быть и великолепной, невероятно точной моделью, облитой прозрачным пластиком. Но нет - это была реальность, которую он ощущал целиком чувствами более острыми, чем зрение. Он мог, если бы захотел, сосредоточить внимание на любой из ста миллиардов звезд. Он был здесь - плыл в великом потоке солнц, на полпути между скученными огнями центра Галактики и одинокими, разбросанными сторожевыми звездами окраины. А его родина была там - на той стороне необъятной небесной пропасти, изогнутой полосы свободного от звезд мрака. Однажды он уже пересек это пространство, не по своей воле; теперь, подготовленный гораздо лучше, но все еще не сознающий, какие силы им движут, он должен был преодолеть его снова... Галактика ринулась на него из воображаемой рамы, в которую ее заключил его разум; мимо него самого, казалось на бесконечной скорости, проносились звезды и туманности. Перед ним внезапно вспыхивали солнца - и тут же охлопывались позади, когда он проскальзывал прямо сквозь них. Звезд стало меньше. Млечный Путь превратился в бледную тень того великолепия, которое он знал - и которое когда-нибудь вновь увидит. Он вернулся в космос людей, в то самое место, откуда - несколько секунд или столетий назад - начался его путь. Он ярко воспринимал окружающее, причем гораздо сильнее, чем в прежнем существовании, сознавал мириады объектов внешнего мира. Он мог сосредоточиться на любом из них, углубляясь почти бесконечно, пока не наталкивался на фундаментальную, гранулярную структуру пространства-времени, глубже которой был только хаос. Он мог перемещаться - но не знал, как это ему удается. Но знал ли он это раньше, когда обладал телом? Путь команд от мозга к конечностям был тайной, над которой он никогда не задумывался. Ничтожное усилие воли, и спектр близкой звезды приобрел голубое смещение - именно такое, какое ему хотелось. Он двигался к ней со скоростью, не так уж далекой от световой; и хотя при желании мог перемещаться еще быстрее, он пока не спешил. Предстояло освоить много информации, многое обдумать - и еще больше приобрести. Это, как он теперь понимал, и было его нынешней целью; но он знал, что это лишь часть плана, гораздо более всеобъемлющего, который станет ему известен в надлежащее время. Он не думал ни о Звездных Вратах, захлопнувшихся позади, ни о беспокойных существах, дрейфующих рядом с ними на своих примитивных космолетах. Они были частью его памяти, но сейчас чувства гораздо более сильные звали его домой, в мир, который он уже и не думал увидеть. Он слышал мириады его голосов - они становились все громче. Планета приближалась, превращаясь из затерянной в блеске Солнца точки в светяющееся круглое облачко и, наконец, в прекрасный бело-голубой диск. Внизу, на перенаселенной планете, знали о его приближении. На экранах радаров вспыхивали сигналы тревоги, огромные телескопы обшаривали небо. Прошлая история человечества близилась к завершению. Он почувствовал, как в тысяче километров под ним проснулась и заворочалась на орбите смерть. Но сконцентрированная энергия не представляла опасности - наоборот, можно было ее использовать. Он проник в мешанину механизмов - примитивных, устроенных по-детски наивно. Обращать на них внимание не следовало. Оставалось одно препятствие - простое реле, замыкавшее два контакта. Пока они были разъединены, взрыва произойти не могло. Он сделал мысленное усилие и впервые в своей нынешней жизни познал отчаяние и неудачу. Выключатель, масса которого составляла всего несколько граммов, не поддался. Он мог пока управлять лишь энергией, мир материи был ему неподвластен. Но выход был. Ему предстояло еще многому научиться. Заряд энергии, который он направил в реле, был настолько велик, что провода едва не расплавились прежде, чем сработал спусковой механизм. Медленно тянулись микросекунды. Забавно было следить, как в смертоносных зарядах накапливается энергия - словно тонкую спичку поднесли к пороховой бочке... Над погруженным в сон полушарием на короткое время взошла искусственная заря, порожденная неслышимым взрывом многих мегатонн. Подобно возрождающемуся в пламени фениксу, он впитал в себя необходимую энергию. Атмосфера, служившая планете щитом от стольких опасностей, приняла основной удар излучения. Однако те люди и животные, которым не повезло, навсегда потеряли зрение. Казалось, потрясенная Земля онемела. Прекратились передачи на средних и длинных волнах; лишь УКВ-излучение проникало сквозь охватившее планету невидимое, медленно распадающеся зеркало, однако диапазон передач был так узок, что он их не слышал. Несколько мощных радаров по-прежнему следили за ним, но его это не беспокоило. Их легко было нейтрализовать, однако даже этого он не стал делать. И если на пути появятся новые бомбы, их он тоже проигнорирует. Энергия пока есть. По широкой спирали он начал спуск в мир своего детства. 31. Диснейвилл В конце столетия один философ заметил - и был тут же раскритикован в пух и прах, - что Уолт Дисней сделал больше для счастья людей, чем все религиозные проповедники за всю историю человечества. А спустя полвека после смерти Диснея его фантазии ожили во Флориде. Открытый в восьмидесятые годы "Экспериментальный прототип общества будущего" являл собой выставку передовой технологии и грядущего быта. Однако его основатели понимали, что ЭПОБ только тогда выполнит свою задачу, когда хотя бы частично станет настоящим городом. Создание города завершилось к концу века: его население достигло двадцати тысяч, и он получил имя Диснейвилл. Чтобы здесь поселиться, необходимо было преодолеть невообразимое количество формальностей. Неудивительно, что средний возраст тут был самым высоким в США, а медицинское обслуживание - самым передовым. Создатели этой комнаты постарались, чтобы она не выглядела больничной палатой, и лишь некоторые приспособления выдавали ее назначение. Кровать располагалась в полуметре от пола, на случай падения; однако для удобства сестры ее можно было поднимать и опускать. Ванна была врезана в пол и снабжена поручнями и сиденьем, чтобы даже детям и старикам было легко ею пользоваться. На полу лежал толстый ковер, но поскользнуться на нем было невозможно. Не было в комнате и острых углов, а телекамера была спрятана настолько искусно, что никто бы не заподозрил ее присутствие. Были здесь и личные вещи: стопка старых книг в углу, а в рамке - первая страница одного из последних типографских выпусков "Нью-Йорк тайме" с заголовком: "Космический корабль США летит к Юпитеру". Рядом две фотографии: на одной запечатлен юноша лет двадцати, на другой - он же, но гораздо старше и в скафандре. Перед телеэкраном сидела седая миниатюрная женщина. Хотя семидесяти ей еще не было, выглядела она старше. Посмеиваясь над комедией, которую показывали, она все время поглядывала на дверь, будто ожидала посетителя. Рука ее сжимала набалдашник прислоненной к креслу трости. Тем не менее она вздрогнула, когда дверь открылась и вошла сестра, катившая перед собой столик на колесиках. - Пора завтракать, Джесси, - сказала сестра. - Завтрак очень вкусный. - Я не хочу есть. - Почему? - Я не голодна, А вы бываете голодной? Столик остановился, крышки над тарелками приподнялись. Сестра не коснулась даже кнопок управления. Она стояла неподвижно, глядя на трудную пациентку. В комнате, расположенной метрах в пятидесяти от палаты, техник сказал врачу, указывая на экран: - Теперь смотри. Джесси схватила трость и с неожиданной силой вонзила ее в ногу сестры. Та на это никак не прореагировала и произнесла примирительным тоном: - Видите, как вкусно? Ешьте, дорогая. На лице Джесси появилась хитрая улыбка, но она послушно принялась за еду. - Вот так, - сказал техник. - Она все понимает. Она гораздо умнее, чем прикидывается. - А остальные? - Остальные действительно верят, что это сестра Вильяме. - Ну что ж. Посмотри, как она радуется, что перехитрила нас. Она ест, значит, мы своего добились. Но надо предупредить сестер. - Конечно. В следующий раз это может оказаться не голограмма, а живой человек. Если кто-нибудь пострадает, нас затаскают по судам. 32. Хрустальный источник Индейцы и переселенцы из Луизианы утверждали, что он бездонный. Разумеется, это была чепуха. Достаточно надеть маску и нырнуть, и ты увидишь обрамленную осокой небольшую пещеру, из которой течет поразительная по своей прозрачности вода. Из глубины пещеры на ныряльщика глядели глаза Чудовища. Два темных неподвижных круга - чем еще они могли быть? Они придавали каждому погружению элемент риска: Чудовище в любой момент могло покинуть свое укрытие и, распугивая рыбешку, ринуться за более крупной добычей. И никто не убедил бы Бобби и Дэвида, что осока не скрывает ничего более опасного, чем, скажем, украденный велосипед... Тем не менее дно Хрустального источника оставалось недостижимым. Но теперь он готов был открыть свои тайны: возможно, легенды о сокровище конфедератов, несмотря на утверждения местных историков, - вовсе не сказка. И еще есть надежда обнаружить и отнести потом шефу полиции хотя бы несколько орудий последних преступлений. Небольшой компрессор, который Бобби, старший по возрасту и более опытный из ныряльщиков, нашел среди хлама в гараже и с трудом завел, пыхтел рядом. Каждые несколько секунд он кашлял облачком сизого дыма, но не останавливался. - А если и остановится? - сказал Бобби. - Даже девчонки из "Подводного театра" проплывают по пятьдесят метров без всяких трубок. Что мы, хуже? Никакой опасности нет. Почему же тогда, подумал Дэвид, мы не сказали маме, куда идем, и дождались, пока папа уехал на очередной запуск? Всерьез он, конечно, не беспокоился: Бобби всегда знал, что делает. Наверно, здорово, когда тебе семнадцать и ты все знаешь. Вот только лучше бы он не тратил так много времени на эту глупую Бетти Шульц. Да, она красивая, но, черт возьми, она же девчонка! Улизнуть от нее сегодня едва удалось. Дэйв привык к роли подопытного кролика: такова судьба всех младших братьев. Он нацепил маску, одел ласты и скользнул в кристально прозрачную воду. Бобби протянул ему конец шланга с приделанным к нему старым загубником. Дэйв вдохнул и поморщился. - Вкус отвратительный. - Ничего, приспособишься. Ныряй, но не глубже карниза. За давлением я слежу. Когда дерну за шланг, поднимайся. Дэйв погружался без спешки. Кругом простиралась страна чудес. Краски ее, в отличие от коралловых рифов Ки-Уэста, были спокойные, однотонные. В море все живое крикливо переливается всеми цветами радуги - здесь же присутствовали лишь мягкие оттенки голубого и зеленого. И рыбы тут были похожи на рыб, а не на тропических бабочек. Он медленно скользил вниз, иногда останавливаясь, чтобы глотнуть воздуха из тянувшегося за ним шланга. Чувство свободы было так восхитительно, что он почти не ощущал маслянистого привкуса. Достигнув карниза, оказавшегося на деле затонувшим бревном, облик которого до неузнаваемости исказили обосновавшиеся на нем водоросли, он огляделся. Источник был открыт его глазам целиком - вплоть до противоположного, поросшего зеленым обрыва, до которого было метров сто, никак не меньше. Рыб не было видно - лишь вдалеке проплыла стайка, похожая в лучах солнца на брошенную в поток пригоршню серебряных монет. Там, где воды источника начинали свой путь к морю, Дэйв заметил старого знакомого. Небольшой крокодил ("Небольшой? - заявил как-то Бобби. - Да он больше меня!") неподвижно висел в воде, лишь нос его высовывался наружу. Они никогда его не беспокоили, он отвечал взаимностью. Бобби наверху нетерпеливо дернул за шланг. Дэйв охотно устремился к поверхности - до спуска он не предполагал, как холодно на такой глубине. К тому же его слегка подташнивало. Но горячее солнце быстро восстановило силы. - Это очень просто, - сказал Бобби, возбужденный предстоящим погружением. - Отворачивай кран, но следи, чтобы стрелка не заходила за красную черту. - А ты пойдешь глубоко? - Если захочу, то до самого дна. Дэйв не принял ответа всерьез: оба они знали, что такое давление и отравление азотом. Да и длина старого садового шланга не превышала тридцати метров. На первый раз этого достаточно. Дэйв с привычным завистливым восхищением следил, как его любимый старший брат вновь бросает вызов природе. Легко, как рыба, Бобби соскользнул в голубой загадочный мир. Спустя некоторое время он обернулся и ткнул пальцем в шланг, показывая, чтобы Дэйв прибавил давление. Несмотря на внезапную головную боль, Дэйв исполнил свой долг. Он поспешил к древнему компрессору и открыл кран до упора. Стрелка пересекла смертельный предел - пятьдесят частиц окиси углерода на миллион. Уверенно уходя вниз, залитый лучами солнца, Бобби скрылся от него навсегда. Восковая фигура в гробу ничего общего с Робертом Боуменом не имела. 33. Бетти Зачем он вернулся сюда, подобно неспокойному духу? Он не подозревал о конечной точке своего путешествия, пока из леса на него не глянул круглый глаз Хрустального источника. Он властвовал над миром и одновременно был парализован чувством нестерпимой тоски, которое не посещало его долгие годы. Время залечивает любые раны. И все же ему казалось, что только вчера он стоял, рыдая, над изумрудно-зеленым зеркалом источника, отражавшим покрытые бородатым испанским мхом кипарисы. Что с ним происходит? А невидимый поток уже подхватил его и повлек на север, к столице штата. Он что-то искал, но что? Ни один прибор уже не в силах был его обнаружить. Он не излучал энергии - он этому научился, теперь он распоряжался своей энергетикой не хуже, чем некогда - собственными конечностями. Подобно туманной дымке, он проникал в недра защищенных от всех катастроф сейфов, пока не очутился, наконец, в дербях электронной памяти. Стоявшая перед ним задача была посложнее, чем взорвать примитивную атомную бомбу, и отняла у него больше времени. Разыскивая нужную информацию, он допустил незначительную ошибку, но даже не стал ее исправлять. Никто так и не понял, почему месяц спустя триста флоридских налогоплательщиков, чьи имена начинались на букву "Ф", получили чек на сумму в один доллар каждый. Поиск причин обошелся бы гораздо дороже, и озадаченные инженеры возложили в конце концов вину на космическое излучение, что, в общем-то, почти соответствовало истине... За несколько миллисекунд он перенесся из Таллахасси в дом э 634 по Саус Магнолиа-стрит в Тампе. Адрес не изменился - он напрасно потерял время, пытаясь отыскать новый. Впрочем, он и не собирался его разыскивать, пока не занялся этим. Бетти Фернандес (в девичестве Шульц), несмотря на троих детей и два аборта, сохранила свою красоту. Сейчас она пребывала в задумчивости: телепрограмма навеяла воспоминания, одновременно радостные и горькие. Это был специальный выпуск новостей, посвященных загадочным событиям последних двенадцати часов. События начались с сообщения "Леонова" о непонятном излучении, возникшем в системе Юпитера. Нечто, устремившись к Земле, взорвало по дороге орбитальную ядерную бомбу, причем ни одно правительство не соглашалось признать ее своей собственностью. Телекомментаторы извлекли из архивов древние, когда-то сверхсекретные записи - некоторые еще даже на пленке, - запечатлевшие открытие ЛМА-1. И вот телевизор, наверно, в пятидесятый раз повторил пронзительный радиоклич, который бросил к Юпитеру на заре лунного дня Монолит. И Бетти снова слушала интервью с экипажем "Дискавери". Зачем она это смотрит? Все записи у нее есть (хотя она никогда не смотрела их в присутствии Хосе). Чего-то, видимо, ждет: Бетти даже не сознавала, насколько властно прошлое владеет ее чувствами. Как и следовало ожидать, на экране появился Дэйв. Это интервью для Би-би-си она знала почти наизусть. Дэйв пытался ответить, обладает ли ЭАЛ самосознанием. В отличие от последних кадров, переданных с борта обреченного "Дискавери", здесь он был молодым, очень похожим на Бобби, каким она его помнила. Слезы исказили изображение. Нет, это помехи. Звук тоже поплыл. Дэйв шевелил губами, но она ничего не слышала. Его лицо расплылось, растаяло. Потом опять появилось, снова не в фокусе. Звука по-прежнему не было. Где они откопали это фото? Дэйв - но еще мальчишка. Он смотрел на нее с экрана через разделившую их реку времени. И вдруг губы его шевельнулись. - Привет, Бетти, - с