но или поздно две наши культуры должны обязательно встретиться. И мне очень хотелось бы, чтобы наши отношения начались мирно. - Передвижение по Сети? - оживился толстый советник. - Вы ничего не сказали об этом, агент, - сказал он, посмотрев на Дзока. - Я как раз собирался говорить об этом, ваше превосходительство, - спокойно ответил Дзок. - Байард заявил мне, что хотя он и был перенесен в линию хегрунов на их шаттле, его народ обладает своим собственным средством перемещения по Сети. И действительно, впоследствии оказалось, что он немного знаком с техникой управления машиной. - Это меняет дело, - произнес один из членов Совета. - Поэтому я предлагаю, господа, не предпринимать поспешных действий, которые могли бы повлиять на отношения с этой расой сапиенсов. - Почему вы думаете, что мы будем иметь с ними дело? - заверещал Сфонджил, вскакивая на ноги. - Наша политика... - Оставьте в покое нашу политику, Сфонджил, - закричал толстяк, подскакивая к узколицему советнику. - Сядьте! Я прекрасно знаю, какая политика должна проводиться в подобной ситуации. И я хотел бы, чтобы вы пока воздержались от объявления ее миру. - Какой бы ни была ваша политика в прошлом, - вмешался я, - она должна быть пересмотрена в свете нынешней ситуации и новых данных! Империум - это держава Сети, но это вовсе не значит, что должны непременно возникнуть конфликтные ситуации. - Существо лжет! - завопил Сфонджил, уставившись на меня. - Мы провели обширные исследования всего квадрата IV-4, включая так называемый английский сектор, и мы не обнаружили никаких признаков наличия перемещения по Сети, кроме нашего, конечно. - Линия 0-0 Империума лежит в пределах района, который вы называете Зоной Опустошения, а мы Зоной Поражения, - проговорил я. Сфонджил зашелся в приступе смеха: - Вы имеете наглость упоминать об этом жутком памятнике страсти вашего племени к разрушению? Одно только это является достаточным основанием для вашего исключения из общества достойных гуманоидов. - Возможно ли это? - удивился неизвестный советник. - Ведь мы знаем, что в пределах Зоны никто не живет! - Это еще одна ложь сапиенса! Что взять с его расы! - расправив плечи, уже спокойно произнес Сфонджил. - Я требую, чтобы Совет сразу же исключил этого дегенерата из жизни и занес замечания второго класса в карточку агента! - Тем не менее, - почти прокричал я, - ряд обычных мировых линий существует в Зоне. И в одной из них находится правительство Сети. Как официальный представитель Империума, я прошу оказать мне помощь для возвращения домой. - Это кажется довольно скромным требованием, - удивился толстый советник. - Сядьте, Байард, и расскажите вашу историю. Сфонджил оскалил зубы, но ничего не сказал. Через мгновение он поднял руку и щелкнул пальцами. Молодой австралопитек в белой форме выступил вперед со своего поста у двери, выслушал шепотом произнесенные инструкции старца и удалился. Сфонджил сложил руки у пояса и фыркнул: - Я протестую, но подчиняюсь. Через полчаса я окончил свое повествование. Потом были заданы многочисленные вопросы. Одни исходили от здравомыслящих членов Совета, таких, например, как советник по имени Никадо, другие были просто издевками типа: "вы все еще избиваете своих жен?" И на все я старался отвечать как можно яснее. В конце один из советников подвел черту: - Таким образом, согласно вашему рассказу, вы оказались в нулевом времени собственного континуума, прибыв туда неизвестным способом. Затем вы увидели людей, предположительно хегрунов, грузившихся на транспорты, приготовленные к отправке. Вы убили одного из них, украли их примитивный аппарат для перемещения по Сети и оказались в ловушке. По прибытии в линию мира хегрунов вы попали в плен. Оттуда вы вырвались, убив опять-таки разумное существо. И теперь вы стоите перед нами и требуете, чтобы вам предоставили ценное имущество Администрации и отпустили для продолжения вашей деятельности. - Это не совсем верно сформулировано, ваше превосходительство, - начал было Дзок, но его тут же прервали. - Этот человек сам признался, с какой легкостью лишил жизни двух разумных существ! - закричал Сфонджил. - Я полагаю... - Пусть сапиенс скажет, - перебил его Никадо. - Хегруны что-то замышляют. Похоже, что это будет нападение на Империум из нулевого времени. Если вы не хотите нам помочь, то хоть одолжите мне шаттл, чтобы я смог вовремя попасть на родину и сделать своевременное предупреждение. Молодой австралопитек в белой форме опять незаметно вошел в комнату, подошел к Сфонджилу и передал ему лист бумаги. Тот внимательно прочитал его, потом взглянул на меня, и в его желтых глазах запылал злобный блеск. - Так я и предполагал! - закричал он. - Сапиенс лжет! Весь его рассказ - это обман. Так ты говоришь, Империум, англик? Да? И вдобавок держава Сети? - Сфонджил пододвинул полученную бумагу соседу. Тот внимательно изучил ее и передал следующему. Когда послание прочел Никадо, он нахмурился, озадаченно посмотрел на меня и еще раз перечитал написанное на бумаге. - Боюсь, что я никак не могу понять этого, Байард. - Его взгляд сверлил меня. Темное лицо становилось пунцово-серым. - Чего вы хотите добиться, обманывая наш Совет? - Я бы мог пролить кое-какой свет на все это недоразумение, но я никак не могу понять, откуда вдруг взялись такие обвинения? - пожал я плечами. Мне молча передали листок бумаги. Я посмотрел на многочисленные кривые линии и покачал головой: - К сожалению, я не владею вашим письмом, ваши превосходительства. - Это уже само по себе можно считать доказательством, - проговорил Сфонджил. - Заявлять о своей способности перемещаться по Сети и не иметь языковой базы. - Советник Сфонджил проверил ваше заявление, сапиенс, - холодно произнес Никадо. - Вы утверждали, что ваша линия 0-0 расположена примерно на координатах 857-259 в районе Зоны. Наши сканирующие устройства нашли три нормальных мира в пределах этой пустыни - и до этого момента ваш рассказ содержит долю истины. Но что касается координат, сообщенных вами... - Ну и?.. - Я с трудом сдержал себя, чтобы не выдать своего волнения. - Такой линии не существует. Непрерывная пелена уничтоженных миров покрывает весь этот район Сети! - Нужно посмотреть еще раз! - Убедитесь сами, - Сфонджил протянул через стол мне вторую бумагу - черную блестящую фотографию, гораздо более точную, чем те неуклюжие изделия, которыми пользовались картографы Империума. Я сразу узнал знакомую овальную форму Зоны - и внутри ее светящиеся точки, представляющие собой миры, известные мне под номерами II и III. Кроме того, здесь же я обнаружил и доселе мне неизвестную линию А. Но там, где должна была быть линия 0-0 Империума, ничего не было. - Я полагаю, что Совет и так уже потратил достаточно времени на этого шарлатана, - услышал я чей-то голос. - Уведите его. Дзок пристально посмотрел на меня: - Почему? - спросил он. - Почему ты солгал, Байард? - Цель этого существа вполне понятна, агент, - торжествующе провозгласил Сфонджил. - Приписывая свои собственные побуждения другим, он предположил, что, выдав себя за представителя высокоразвитой технической цивилизации, избежит пристального рассмотрения его дела. И тем самым внушит нам благоговение перед великой державой Сети! Ну чем не замаскированная угроза возмездия!? Жалкая уловка! Но чего можно ожидать от такого ничтожества! - Ваши приборы, возможно, ошиблись, господа, - забеспокоился я. - Молчите! Вы - преступник! - вновь вскочил на ноги Сфонджил. Он не хотел терять своего преимущества. - Сфонджил занимается чем-то, что хочет скрыть - закричал я. - Он подделал фотографию... - Он не мог этого сделать, - покачал головой Никадо. - Нелепые обвинения ничего вам не дадут, сапиенс. - Все, что я просил у вас, это дать мне возможность вернуться домой! - я бросил фотографию на стол. - Доставьте меня туда, и вы довольно скоро убедитесь, лгу я или нет. - Этот самоубийца хочет, чтобы мы пожертвовали техникой и экипажем для выполнения его прихоти, - заметил кто-то. - Вы много говорите о кровожадных инстинктах моих соплеменников, - рявкнул я. - А где содержатся представители сапиенсов в вашем уютном мире? В концентрационных лагерях, ежедневно слушая лекции о братской любви? - Разумных безволосых форм, родственных нам, в этом мире нет! - отрезал Никадо. - Как это нет? - удивился я. - Может быть, скажете еще, что они вымерли? - Видите ли, сапиенс, их вид был... э-э... слабым, - начал говорить Никадо. - Маленькие, плохо приспособленные к трудностям. Никто из них не дожил до настоящего времени. - Значит, вы их истребили! В моем мире это, вероятно, происходит наоборот а, может быть, в обоих случаях здесь были замешаны силы природы? Древнюю историю можно ведь по разному толковать, не так ли? Я предлагаю вам еще раз проверить правдивость моего рассказа. - Я требую прекратить этот фарс! - застучал по столу Сфонджил, привлекая к себе внимание. - Я призываю Совет к формальному голосованию. Немедленно! Никадо подождал пока утихнет поднявшийся шум. - Советник Сфонджил воспользовался своим правом, - медленно проговорил он. - Сейчас мы проведем голосование по этому вопросу в том порядке, в котором предложит советник. Сфонджил встал. - Вопрос ставится следующим образом, - официально сказал он. - Удовлетворить требования этого сапиенса, - он оглядел сидевших за столом коллег, как бы оценивая их настроение. - Он рискует своим положением после голосования, - прошептал мне на ухо Дзок. - Он или все потеряет, или займет главенствующее положение. - ...или наоборот, - глаза Сфонджила были устремлены теперь на меня, - приказать, чтобы его переместили в дотехническую линию мира, в котором он и проживет в изоляции отпущенный ему срок жизни. Дзок тихо охнул. Вздох раздался за столом. Никадо пробормотал: - Если бы вы, сапиенс, были честны с нами... - Голосование! - вскричал Сфонджил. - Выведите преступника из зала, агент! Дзок взял меня за руку и вывел в коридор. Тяжелые двери захлопнулись за нами. - Я ничего не понимаю, - недоуменно проговорил Дзок, пристально глядя на меня. - Рассказывать им всю эту чушь о державе Сети. Этим ты только настроил против себя весь Совет, а зачем? - Я думаю, что смогу объяснить тебе, Дзок, - сказал я. - Не думаю, что ваш Совет нуждается в помощи. Они уже и так имели представление о гомо сапиенс. - Ну, не скажи, Байард, - покачал головой Дзок. - Никадо явно стремился тебе помочь. И он очень влиятельный член Совета. Но эта твоя бессмысленная ложь... - Послушай, Дзок, - я схватил его за руку. - Я не лгал! Попытайся вбить это в свою твердолобую голову! Меня не интересует, что там показали ваши приборы. Империум существует, пойми это! - Но наши приборы не могут лгать, сапиенс! - холодно произнес агент. - Тебе лучше признать свою ошибку и попросить снисхождения. - Что? Снисхождения? - я не очень весело рассмеялся. - От добрейшего советника Сфонджила? Вы очень много мните о своей счастливой философии родства, но когда дело касается практической политики - вы столь же безжалостны, как и все обезьяноподобные. - О смерти речи не было, - скривился Дзок. - Переселение даст тебе возможность прожить жизнь в достаточном комфорте. - Не о своей жизни я толкую, Дзок! Три миллиарда человек живут в том мире, который, как вы утверждаете, не существует! Неожиданная атака хегрунов будет резней. - Твой рассказ лишен смысла. Линии Империума, о которой ты говоришь с таким пылом, не существует! - Ваши приборы нуждаются в проверке, да, да! Еще сорок часов назад этот мир существовал! Внезапно двери зала открылись. Вышел молодой австралопитек и подозвал Дзока. Агент встревоженно взглянул на меня и пошел вперед. Двое вооруженных часовых встали по обе стороны от меня. - Что они решили? - спросил я, кивнув в сторону зала. Никто мне не ответил. Прошла минута, вторая, третья... Потом двери снова открылись, и вышел Дзок. Позади него стояли два члена Совета. - Решение принято, Байард, - сдавленно произнес Дзок. - Сейчас тебя проводят в помещение, где ты проведешь эту ночь. А завтра... Сфонджил выступил вперед из-за его спины: - Вы что, колеблетесь в выполнении своего долга, агент? - завопил он. - Скажите этому существу, что все его интриги оказались напрасными! Совет проголосовал за переселение! Этого я и ожидал. Я отступил назад, почувствовав в своей руке пистолет, и тут-то длинная рука Дзока нанесла, словно топором, удар по предплечью. Пистолет упал на пол. Я попытался выхватить оружие у ближайшего часового, но как только я дотронулся до него, стальные наручники защелкнулись на моих запястьях. У моего лица волосатая рука раздавила какую-то ампулу. Острый запах ударил в ноздри. Я закашлялся и попытался не дышать. Но ноги мои стали ватными, и я тяжело опустился на пол. Я лежал на полу, а Дзок склонился надо мной, что-то говоря. - ...сожалею... не моя вина, старина... Я сделал огромное усилие, шевельнул языком и выдавил одно слово: "Правда!" Кто-то оттолкнул Дзока в сторону. Близко поставленные желтые глаза смотрели на меня. Послышались голоса: - ...глубокая мнемоника... - ...заканчивайте работу... - ...слово чести офицера... - ...англик есть англик... А потом я начал падать, легкий, как воздушный шарик, видя, как все вокруг меня начинает плыть, кружиться, мелькать и меркнуть. 6 Я долго наблюдал за игрой света на тонких гардинах открытого окна, прежде чем задумался о том, где нахожусь. Память с трудом возвращалась ко мне, словно когда-то выученный, но потом основательно подзабытый урок. Похоже, что во время деликатной миссии в Луизиану у меня произошел нервный срыв (подробностей этой миссия я никак не мог вспомнить), и теперь я отдыхал в пансионе добрейшей миссис Роджерс в Харроу. Я сел, чувствуя легкое головокружение, напомнившее мне о недавнем времени, когда я провел почти неделю в засаде, выполняя одно довольно трудное разведывательное задание в... в... На мгновение в моей памяти возникло мимолетное воспоминание о каком-то городе, каких-то людях, будто бы мне знакомых, и... Но тут же все исчезло. Я снова лег. Я нахожусь здесь для того, чтобы отдохнуть, а потом, получив пенсию (в моей голове возникла неожиданная картина моей чековой книжки с 10000 золотых наполеондоров) я мог бы осесть где-нибудь и спокойно заняться садоводством, о чем всегда мечтал. В этой картине чего-то недоставало, но думать сейчас об этом было слишком тяжело. Я осмотрелся. Комната была небольшая, заполненная солнцем и ярко раскрашенной мебелью, с коврами на полу и покрывалом на кровати, изображающим сцену охоты. Ручка двери повернулась, и в комнату вошла женщина с седыми волосами, щечками, похожими на печеные яблочки, в маленьком смешном чепце из кружев, в разноцветной юбке до пола. Увидев, что я пришел в себя, она от неожиданности вздрогнула и так засияла, словно я похвалил ее пирог. - Мистер Байард! Вы проснулись! - голос у нее был писклявый, и говорила она с акцентом, который я не смог сразу определить. - Вы голодны? Вы, наверное, не прочь съесть сейчас тарелочку супа, да, сэр? И потом немного пудинга, а? - Хороший бифштекс под грибным соусом звучит лучше, - сказал я. - И еще... - я хотел было спросить у нее, кто она такая, но потом внезапно вспомнил - ведь это добрейшая миссис Роджерс, конечно же! - ...я хотел бы выпить стакан вина, если можно, - закончил я. - Конечно, конечно, сэр, - засуетилась она, - но сначала горячую ванну. Это будет замечательно, мистер Байард. Я сейчас позову Хильду. Послышались женские голоса. Меня касались чьи-то руки. Я сделал усилие и открыл глаза. Надо мной склонилась симпатичная девушка, держа в руках пижаму. Позади нее пожилая женщина руководила двумя мужчинами, переносившими что-то тяжелое вне поля моего зрения. Девушка выпрямилась, и я успел заметить тонкую талию, приятно округлую грудь, свежее лицо, обрамленное волосами медового цвета. Мужчины закончили свою работу и ушли, а вместе с ними и пожилая женщина. Девушка задержалась еще на мгновение, затем последовала за ними, оставив открытой дверь. Я приподнялся на локте и увидел небольшую ванну, наполовину наполненную водой. Она стояла на овальном коврике, а на табуретке рядом лежало махровое полотенце и кусок белого мыла. Все это выглядело довольно заманчиво. Я сел, спустил ноги с постели, несколько раз глубоко вздохнул, чтобы отогнать головокружение, потом натянул пижаму и, пошатываясь, встал. - О, вам еще нельзя вставать, сэр! - глубокое контральто раздалось из-за двери. Медовые волосы были уже откинуты со лба, открывая прекрасные черты лица. Я подхватил свои брюки, чуть было не упал и тяжело сел на кровать. Девушка подошла ко мне и взяла за руку. - Ганвор и я очень волнуемся за вас, сэр. Я испугался. Одно дело - проснуться в незнакомой комнате и с трудом сориентироваться, и совсем другое - осознать, что ты - среди совершенно незнакомых людей и, кроме того, абсолютно не помнишь, как сюда попал... С ее помощью я приподнялся и дошел до ванны. Остановившись, я с недоумением посмотрел на незнакомку. - Просто встаньте в нее ногами, и все, - сказала она и улыбнулась. Я последовал ее совету. Девушка уселась на табурет рядом и коснулась моей руки. - Я Хильда, - проговорила она. - Мой дом у дороги. Было так интересно, когда миссис Ганвор сказала, что вы приехали. Мы не часто видим у себя луизианца, и к тому же дипломата. Вы, должно быть, ведете такую волнующую жизнь! Я думаю, вы поездили по свету! О, как бы я хотела побывать хотя бы в Египте, Австрии или Испании. Она болтала и мыла меня так же спокойно, как бабушка, купающая своего пятилетнего внука. Если у меня и было слабое желание воспротивиться ее помощи, то оно быстро улетучилось. Я был столь же слаб, как и пятилетний ребенок, и было очень приятно, что это очаровательное создание массирует мне спину мочалкой, а в открытое окно заглядывает солнце и мягко колышет занавески теплый ветерок. - ...ваш несчастный случай, сэр? - я успел уловить последние слова и понял, что Хильда задала вопрос. Мне стало неловко. Было неприятно думать, что у меня было что-то вроде легкой потери памяти. Естественно, я забыл не все, но вот подробности последних дней я никак не мог вспомнить. - Хильда, - обратился я к девушке, - человек, который доставил меня сюда, говорил ли он что-нибудь обо мне? Что-то о несчастном случае? - Письмо! - Хильда вскочила, подошла к столу и вернулась с твердым квадратным конвертом. - Доктор оставил это для вас, сэр. Я так разволновалась, что чуть не забыла о нем. Я узнал письмо, открыл конверт, вытащил листок белой бумаги с отпечатанным на машинке текстом. "Мистер Байард! С чувством глубокого сожаления и выражением глубочайшего личного участия я подтверждаю этим Вашу отставку из Дипломатического Корпуса Его Величества Императора Наполеона V по состоянию здоровья..." Там было еще что-то - о моей верной службе и преданности долгу, сожаления о невозможности устроить мне пышные проводы из-за того, что я еще не окончательно поправился, а также надежды на скорейшее выздоровление. Упоминалось также имя моего поверенного в Париже, который может ответить на все мои вопросы. Подпись в конце письма была мне абсолютно незнакома, но потом я, конечно, вспомнил - кто же не знает графа де Манина, заместителя министра иностранных дел в вопросах безопасности. Старина Риджи... Я прочел письмо дважды, затем снова вложил его в конверт. Мои руки заметно дрожали. - Кто вам его дал? - мой голос звучал хрипло. - Это был доктор, сэр. Они привезли вас две ночи назад в карете, и господин доктор был очень заботлив в отношении вас, сэр. К сожалению, ваши друзья, сэр, очень спешили, им надо было еще успеть на пароход, идущий в Кале. - Как он выглядел? - Доктор? - Хильда снова принялась меня тереть. - Это довольно высокий джентльмен, сэр, хорошо одетый, с приятным голосом. Брюнет. Я видела его всего две-три минуты и в темноте не смогла как следует рассмотреть. - Она засмеялась. - Но я все же успела заметить, что глаза у него очень близко посажены. - Он был один? - Был еще кучер и второй джентльмен, не выходивший из кареты, но... - А миссис Роджерс их видела? - Всего несколько мгновений, сэр. Они ужасно спешили. Хильда закончила купать меня, вытерла насухо, помогла надеть пижаму и лечь в постель. Мне хотелось еще о многом ее расспросить, но сон поборол меня. В свое следующее пробуждение я почувствовал себя уже более нормально. Я встал с постели, добрался до шкафа, где обнаружил странный наряд, состоящий из узких брюк, рубашки с рюшами у горла и на манжетах и туфель с маленькими блестящими пряжками. Но, конечно же, ничего странного в этом нет, уговаривал я себя. Просто очень модная и новая одежда - ярлык портного еще торчит из нагрудного кармана. Я закрыл шкаф и подошел к окну. Оно было открыто, и послеполуденное солнце освещало горшки с геранью, стоящие на подоконнике. Внизу я увидел ухоженный садик, выложенную кирпичом дорожку, белый забор и вдалеке - купол церкви. В воздухе стоял запах свежескошенного сена. Я увидел Хильду, выходящую из-за угла с корзиной в руках. На ней была плотная юбка до щиколоток и деревянные красно-синие сабо. Она заметила меня и широко улыбнулась. - Хелло, сэр! Вы уже выспались? Она подошла ближе и подняла корзину, чтобы показать мне темно-красные помидоры. - Правда хороши? Я несколько штук порежу вам на обед. - Это будет замечательно! - постарался я воскликнуть как можно восторженнее. - А кстати, как долго я спал? - В этот последний раз? - Нет. Вообще. - Ну, вы прибыли около полуночи. После того, как мы вас уложили, вы проспали весь следующий день и всю ночь и проснулись сегодня около полудня. После ванны вы снова уснули и спали до сих пор. - А сколько сейчас времени? - Около пяти вечера, - она засмеялась. - Вы спали так, как будто вам дали снотворное, сэр. Я почувствовал, словно тяжелый груз свалился с моих плеч, как подтаявший снег с крутой крыши. Снотворное? Вот оно что! Меня опоили до предела! - Я хотел поговорить с миссис Ганвор, - сказал я. - Где она? - В кухне, сэр. Она готовит вам к обеду гуся. Мне сказать ей? - Нет. Не надо. Я сейчас оденусь и отыщу ее. - Сэр, вы уверены, что в состоянии? - Я чувствую себя прекрасно, милая Хильда, - заверил я ее. С этими словами я отошел от окна, раскрыл шкаф, все еще борясь с дремотой, которая наплывала на меня, словно туман. Одевшись, я пошел по коридору на звон посуды и оказался в кухне, где девочка-подросток мыла посуду, а миссис Ганвор разделывала гуся. - О, да ведь это мистер Байард, - воскликнула она, увидев меня в дверях. Я прошел вперед, оперся на стол, чтобы не упасть, и постарался не думать о шуме в голове. - Миссис Ганвор, доктор не оставлял вам для меня никаких лекарств? - Да. Конечно же, сэр, капли, которые, как он сказал, надо добавлять в суп, и белые порошки, которые надо добавлять в другие блюда. - Дайте-ка мне их, миссис Ганвор! - приказал я. - Больше мне не давать никаких порошков и капель! Понятно? Внезапно в голове у меня помутилось. Но усилием воли я все же попытался отогнать головокружение. - Мистер Байард, вы еще недостаточно окрепли. Вам еще трудно ходить, - мягко заметила миссис Ганвор. - Мне нельзя лежать! Нельзя! Надо... ходить. Выведите меня наружу, пожалуйста. Я почувствовал, как миссис Ганвор подхватила меня под руку, и услышал ее взволнованный голос. Я неясно ощущал, что передвигаю ноги, потом - прохладу вечернего воздуха. Я снова сделал пару глубоких вдохов, отгоняя туман в голове. - Мне стало лучше, - прошептал я. - Походите со мной, пожалуйста, миссис. - Может быть, вам лучше лечь в постель, сэр? - настаивала миссис Ганвор. Но я, не обращая внимания на ее уговоры, продолжал передвигать ноги. Это был хороший сад, с дорожками, кружившими вокруг овощных грядок, кустов роз, возле фруктовых деревьев, мимо соблазнительной скамьи под раскидистым дубом. - Давайте еще раз обойдем все вокруг, - предложил я. - В этот раз я постараюсь не опираться на вашу руку, миссис Ганвор. Я чувствовал себя уже лучше и даже почувствовал легкий голод. Солнце быстро садилось, отбрасывая длинные тени на траву. После третьего круга я остановился у дверей кухни и подождал, пока миссис Ганвор принесет мне стакан холодного сидра. - А теперь вы должны сесть и ждать обеда, сэр, - взволнованно сказала старая женщина. - Мне уже хорошо, - я похлопал ее по руке. Она с тревогой наблюдала за мной, но я все-таки поднялся. Я глубоко дышал, пытаясь собраться с мыслями. Кто-то доставил меня сюда, опоил наркотиками и приказал давать их мне еще какое-то время (как долго, я не знал, не мог установить это, не оценив запас лекарств у миссис Ганвор). Кто-то так же пошутил с моей памятью. Вопрос: кто и почему? И этот вопрос требовал незамедлительного ответа! Я силился прорваться сквозь туман и хоть что-то вспомнить. Судя по молодой листве и бутонам роз, сейчас был июнь. Где же я был в мае или, скажем, прошлой зимой? Холодные улицы, высокие здания в ночи, теплые внутри, радость, смеющиеся лица друзей и улыбка красивой рыжеволосой женщины... - Матушка Гудвил? - Я ничего не имею против нее, сэр, но есть люди, которые поговаривают о колдовстве. Я как раз читала вчера в "Пари матч", что можно вызвать у себя серьезный невроз, если позволять неквалифицированным людям заниматься своей психикой. - Пожалуй, вы правы, миссис Ганвор, - согласился я. - Но на психику я не жалуюсь. Меня просто иногда подводит память. - Вас тоже это беспокоит? - Лицо женщины засияло. - Я сама такая забывчивая. Иногда даже и не помню, что хотела сделать... - Так что же матушка Гудвил? - перебил я ее. - Далеко отсюда она живет? - На другом конце деревни, сэр. Но я бы вам не советовала иметь с ней дело. Это не для такого культурного джентльмена, как вы. У этой женщины весьма убогий домик, да и сама эта старуха не делает чести нашей деревне. А что касается ее одежды, то тут... - Я не буду слишком критичным, миссис Ганвор. - Я пожал плечами. - Мне хотелось бы, чтобы вы отвели меня к ней. - Лучше я позову ее сюда, к вам, сэр. Если вы уж так настаиваете, то тут, в часе езды, в Илимге, есть дипломированный специалист. - Матушка Гудвил меня вполне устраивает. Позовите ее сюда поскорее. - С вашего разрешения, сэр, я сделаю это после обеда, а то сейчас я ставлю жариться гуся, да и пироги начинают подрумяниваться. - Хорошо. А пока я погуляю по саду. Надо нагулять аппетит, достойный вашей стряпни, уважаемая миссис Ганвор. После второго куска пирога с черникой, финальной чашки кофе и глотка бренди с ароматом столетий я закурил новоорлеанскую сигару, наблюдая, как Хильда и миссис Ганвор зажигают масляные лампы в гостиной. Внезапно раздался негромкий стук в дверь, и Ингалиль, кухонная прислуга, заглянула в дверь. - Старая ведьма пришла по вашему приглашению, - пропищала она. - Она курит трубку! - Тише ты, услышит, - прошептала Хильда. - Попроси ее подождать, пока не позовут. Тут Ингалиль взвизгнула и отскочила в сторону, а в комнату вошла, опираясь на палку, скрюченная старуха. Живые черные глаза обежали комнату и остановились на мне. Я тоже осмотрел гостью, отметив про себя крючковатый нос, беззубые десны, торчащий подбородок и прядь седых волос, нависшую над щекой. Трубки я не увидел, но заметил, как она выпустила последнее кольцо дыма из ноздрей. - Кто здесь нуждается в целительном прикосновении матушки Гудвил? - прошамкала она. - Ну конечно же, это вы, сэр. Вы, проделавший такой странный и долгий путь вместе со странником, которому предстоит еще более долгий путь. - Я не говорила тебе, что это новый джентльмен, - сказала из угла Ингалиль. Она, осмелев, подошла к старухе и, протянув руку к корзине, спросила: - А что у тебя там? Но старуха стукнула ее палкой по пальцам, и служанка, взвизгнув, шмыгнула в свой угол. - Следи за своими манерами, дорогуша, - почти ласково прошамкала матушка Гудвил. Она, шаркая, подошла к столу, уселась и поставила свою ношу у ног. - Так вот, матушка Гудвил, - начала миссис Ганвор, - нашему гостю, вот этому джентльмену, нужно немного помочь в... - Он хочет отодвинуть завесу прошлого, чтобы яснее прочесть будущее, - старая карга вроде бы улыбнулась. - О, он хорошо сделал, что позвал старую матушку Гудвил. А теперь... Она повысила голос: - Ты нальешь мне рюмочку, чтобы я подкрепила свои силы, а потом вы все удалитесь, кроме милорда, нового джентльмена. Старуха взглянула на меня взглядом хищной птицы. - Меня не интересует будущее, - начал было я. - Неужели, сэр? - старуха закивала, будто бы соглашаясь. - Тогда вы очень странный смертный. - Но есть некоторые вещи, которые мне нужно вспомнить, - продолжал я, игнорируя слова старухи. - Может быть, под влиянием гипноза я мог бы... - Так, тогда, значит, вы хотите заглянуть в прошлое. Впрочем, я так и думала, - невозмутимо прокомментировала она. Миссис Ганвор позвякала посудой у стола, затем подала старухе стакан и вместе с Ингалиль и Хильдой собрала тарелки. Матушка Гудвил, причмокивая, выпила бренди, замахала своей большой, в коричневых пятнах, рукой: - А теперь прочь отсюда, мои цыпляточки, - прошамкала она. - Я чувствую, что на меня нисходит дух. Я вижу что-то удивительное. О, что это? Что это? Духи шепчут мне... - Оставь эти сказки о духах, - воскликнула Хильда, смеясь. - Все, что хочет от тебя мистер Байард... - Прочь отсюда, девушка, - повысила голос старуха. - Или я пошлю на тебя силу, которая сомкнет твои колени так, что ничто не сможет их разомкнуть. Уйди прочь! Все ушли. Тогда старуха повернулась ко мне. - А теперь к делу, сэр. Что вы дадите старухе за горсть утраченных воспоминаний? Что вы забыли - свою любимую, порывы юности, ключ к счастью, казалось, уже достигнутому? Я усмехнулся: - Вам хорошо заплатят, матушка Гудвил. Только давайте отбросим все ненужное в сторону. Никакой мистики! И давайте перейдем прямо к делу. У меня есть основания полагать, что я страдаю от насильственной потери памяти, возможно, в результате гипнотического воздействия. И поэтому я хотел бы, чтобы вы ввели меня в состояние гипноза и посмотрели, нельзя ли что-нибудь предпринять, чтобы вернуть мне память. Старуха наклонилась ко мне: - В вас есть какая-то странность, сэр, - прошептала она. - Что-то, чего я не могу до конца понять. Как будто ваши глаза устремились к горизонту, который другие люди видеть не в силах. - Пусть я странный тип, но не настолько, чтобы вы не смогли меня загипнотизировать, надеюсь? - Вы говорите, что у вас отняли память, да? Кто же мог это сделать? Да и зачем? - Вот это я и надеюсь узнать с вашей помощью! Она понимающе кивнула: - Я слышала о таких вещах, сэр. Бездны мрака, осененные светом кроваво-красной луны... - Матушка Гудвил, - не выдержав, перебил я старуху, - мы же с вами, по-моему, условились. Как только речь зайдет о бездне, магии, темных силах и так далее, я буду снижать вам плату. Меня интересует только строго научный механизм. О'кей? - Что, сэр? Вы собираетесь учить Хозяйку Тьмы ее ремеслу? Это начинало мне уже надоедать. - Наверное, нам обоим лучше забыть об этом разговоре. - Я полез в карман за монеткой. - Это была моя ошибка. - Вы хотите сказать, что матушка Гудвил - шарлатанка, да? - голос старухи стал подозрительно ласковым. Я посмотрел на нее и уловил сверкающий взгляд ее черных и живых глаз. - Вы думаете, что старуха пришла сюда, чтобы подурачиться с вами, сэр? Вы думаете, что я пришла сюда, чтобы обмануть вас? - ее голос стал затухать. Слова слышались, словно издалека. В комнате вдруг возник какой-то шум, напоминавший шум прибоя в морском гроте. - ...десять! Мои глаза открылись. За мной наблюдала женщина с бледным симпатичным лицом, задумчиво опираясь на локоть и дымя сигаретой. Ее темные волосы были закручены на затылке в тугой узел. Воротничок белой блузки расстегнулся, открывая сильную изящную шею. На лоб падал темный локон. Я внимательно осмотрел комнату. Снаружи было уже темно, где-то громко тикали часы. Женщина улыбнулась, взмахнула рукой с красными ногтями и указала на черный ворох какого-то тряпья, лежавшего рядом со мной на стуле и на палку, прислоненную к нему. - В этом доме довольно жарко работать, - произнесла женщина низким приятным голосом. - Как вы себя чувствуете? Я на секунду задумался. - Прекрасно! Но тут я заметил клок седых волос, выглядывающий из-под черной одежды. Я поднял ворох грязного тряпья. Под ним лежала резиновая маска и пара перчаток с когтями. - И зачем весь этот маскарад? - Это очень помогает в моем... бизнесе! - Вы меня здорово надули. Как я понимаю, Ганвор и все другие тоже обмануты? Она кивнула головой: - Меня никто никогда не видел в настоящем облике, мистер Байард. Никто никогда не заглядывает ко мне, разве что по делу. Здесь живут очень простые люди. По их мнению, морщины и мудрость неотделимы друг от друга - так что я соответствую их представлению о деревенском месмеристе. Иначе бы ко мне никто не обращался. Вы - единственный, кто знает мой секрет. - Но почему? Она изучающе посмотрела на меня. - Вы необычный человек, мистер Байард. Можно сказать, таинственный человек. Вы рассказали мне довольно много странных вещей. Вы говорили о других мирах, о людях, похожих на животных, покрытых шерстью... - Дзок! - воскликнул я. Мои руки потянулись к голове, словно пытаясь выжать воспоминания из мозга, как зубную пасту из тюбика. - Хегруны и... - Спокойно, спокойно, мистер Байард, - произнесла женщина. - Ваши воспоминания, если это только воспоминания, а не игра больного воображения, есть, они целы, и их можно вызвать к жизни. А сейчас отдыхайте. Это далось нелегко - и вам, и мне. Поверьте, очень нелегко было снимать пелену с вашего мозга. Тот, кто пытался уничтожить ваши видения и образы чудесного рая и немыслимого ада, несомненно, искусный месмерист. Но теперь ложь изобличена. Я и сама не дилетант, - проговорила она. - Но сегодня мне потребовалось все мое мастерство. Она поднялась, подошла к зеркалу на стене и грациозным движением поправила прядь волос. Я смотрел на нее, не видя ничего. Мысли о Барбро, светящейся фигуре в темноте склада, бегство с Дзоком от хегрунов - теснили друг друга, требуя размышлений и оценки. Матушка Гудвил подняла со стула одежду, набросила ее на плечи, превратившись в старуху. Белые руки натянули на лицо маску. За этим последовали перчатки и парик. И вот уже со сморщенного годами лица на меня смотрели живые черные глаза. - Отдыхайте, сэр, - прохрипел старческий голос. - Отдыхайте, спите, мечтайте, и пусть эти беспокойные мысли найдут свои привычные места. Я приду к вам завтра: есть еще много такого, что должна узнать матушка Гудвил. Узнать о вселенных, которые, как вы сказали, существуют за пределами этого мира. Спите и просыпайтесь освеженным, сильным, с чувствами обостренными, словно бритва, потому что вам понадобится все ваше мужество, чтобы выдержать то, что ожидает вас в будущем. Сказав это, она вышла. Я вернулся в свою комнату, сбросил одежду, лег на кровать с пуховой периной и погрузился в тревожный сон. 7 Прошло три дня, прежде чем я достаточно окреп для ответного визита к матушке Гудвил. Она жила в лачуге под соломенной крышей, скрытой от посторонних глаз зарослями алых роз. Я проскользнул в ржавую калитку, прошел по дорожке, окаймленной неухоженными рододендронами и постучал в темную дубовую дверь. Сквозь маленькое окошко был виден угол стола, вазочка с незабудками и толстая книга в кожаном переплете. В воздухе раздавалось жужжание пчел, чувствовался запах цветов и свежесваренного кофе. Достаточно необычный фон для встречи с ведьмой, подумал я. Дверь открылась. Матушка Гудвил, чисто и опрятно выглядевшая в белой блузке и черной юбке, жестом предложила мне войти.. - Сегодня вы без маскарада, - отметил я. - Вы, очевидно, чувствуете себя лучше, - заметила она сухо. - Не хотите ли чашечку кофе? Или это не принято в ваших краях? Я пристально взглянул на нее: - Вы враждебно настроены по отношению ко мне. Почему? Она пожала плечами: - Я просто привыкла доверять своим ощущениям. Правда, иногда они противоречат друг другу. Я сел на стул и оглядел маленькую, тщательно убранную комнату. Матушка Гудвил принесла кофе, разлила его в чашки и только потом села напротив меня. - Ну, мистер Байард, ваша голова сегодня ясна. И поэтому я хотела бы задать вам очень важный вопрос. Ваша память восстановилась? Я попробовал кофе и кивнул. Кофе в самом деле был хорош, как я, впрочем, и ожидал. - Нет ли у вас какого-нибудь другого имени, которым я мог бы вас называть? - спросил я хозяйку. - Мне кажется, что имя "матушка Гудвил" больше подходит к морщинам и сединам. - Можете называть меня Оливией. У нее были изящные белые руки и на одном из пальцев мерцал красивый зеленый камень. Она прихлебывала кофе и смотрела на меня, словно решая, сказать мне что-то или нет. - Вы хотели задать мне какой-то вопрос? - подсказал я. - Когда я на него отвечу, может быть, вы мне кое-что объясните? - О многих чудесах поведали вы мне в своем полусне, - проговорила она. Я услыхал тихое позвякивание и, поглядев на ее чашку, заметил, что это дрожат ее руки, заставляя звенеть чашку. Она быстро поставила ее на стол, заметив мой взгляд, и убрала руки. - Я часто думала: существует ли что-то еще, кроме всего этого, - она руками обвела вокруг себя. - В снах я часто видела прекрасные холмы, леса, города, мое сердце стремилось к ним, и я просыпалась с чувством утраты чего-то прекрасного. Мне кажется, в вашем бреде была какая-то надежда - давно забытая вместе с другими надеждами юности. Скажи мне, чужеземец, эти рассказы о других мирах, похожих друг на друга, как две новенькие монеты, но все же имеющие крошечные отличия, эти твои рассказы об экипажах, которые могут перелетать из одного мира в другой - все это было только игрой твоего воображения, да? - Нет, Оливия, это правда, - покачал я головой. - Я знал, что это трудно сразу осознать. Всем. Мы привыкли думать, что знаем все на свете. Мы склонны не верить в то, что не соответствует нашим представлениям. - Вы говорили о какой-то беде, Брайан, - она произносила мое имя с легкостью, как будто оно было ей хорошо знакомо. - Думаю, что знание чужих сокровенных мыслей снимает формальности. Да я и не имел ничего против. Оливия без маскарада была очаровательной женщиной, несмотря на излишне вычурную прическу и тюремную бледность. Ей бы немного солнца и чуточку косметики... Я заставил себя вернуться к действительности. Она внимательно выслушала мой рассказ, от странного допроса Рихтгофена и до приговора ксонджилианцев. Она покачала головой. - Все это так странно, Брайан. В это невозможно поверить. Все настолько невероятно и фантастически неправдоподобно! Но, тем не менее, я не могу не верить вам. - Судя по тому немногому, что я узнал об этой линии мира, она весьма отсталая в техническом отношении. - Ну почему же. Мы очень современные люди, - запротестовала Оливия. - У нас есть паровая энергия, пароходы пересекают Атлантику за девять дней, воздушные шары, телеграф и телефон, современные автомобили на угле, которые начинают вытеснять повозки, запряженные лошадьми. - Конечно, конечно, Оливия. Поверьте, что я не хотел вас обидеть. Давайте просто считать, что в некоторых отраслях мы вас немного обогнали. Не забывайте, что Империум владеет МК-приводом. В моих краях есть также атомная энергия, реактивные самолеты, радар и простейшие программы исследования космоса. Вы же здесь движетесь немного в другом направлении. Здесь я связан по рукам и ногам. Они выслали меня в континуум, из которого я уже не смогу сбежать. - Но разве это так плохо? - спросила она. - Здесь перед вами целый мир - и теперь, когда искусственные барьеры сняты с вашего мозга, вы легко вспомните все, вспомните все чудеса, которые оставили в своем мире. Она говорила, взволнованная перспективой: - Вы говорили о самолете! Так постройте его! Как прекрасно лететь по небу, словно птица! Ваше прибытие сюда может означать начало нового Века Славы нашей империи! - Нет, - я покачал головой. - Все, что вы хотели бы иметь здесь - это увлекательно. Ну а что будет с моим миром? Хегруны, возможно, уже начали боевые действия и, может быть, моя жена в это время носит цепи вместо жемчуга! - Я встал, подошел к окну и выглянул наружу. - А в это время я гнию в этом убогом мире! - Брайан, - тихо произнесла женщина за моей спиной, - вы чувствуете тревогу. И не из-за угрозы вашим любимым друзьям, вас больше беспокоит то, что вы остались в стороне. Я повернулся к ней. - Неужели вы не хотите понять, Оливия, что мои друзья, моя жена, все, что мне дорого, сейчас может находиться в руках обезьянолюдей. - Тот, кто поработал над вашим мозгом, Брайан, стремился стереть все это из вашей памяти, - усмехнулась Оливия. - Правда, мое искусство смогло снять заклятие. Но нет ничего удивительного в том, что это кажется теперь вам старыми воспоминаниями, воспоминаниями тысячелетней давности. Да, я сама дала вам команду, чтобы боль ослабла. - Будь проклята эта боль утраты! - вскричал я. - Если бы я не был таким дураком, не доверился бы Дзоку! - Бедный Брайан. Вы еще не знаете, что именно он поработал над вами, когда вы спали, и что именно он внушил вам желание отправиться с ним в Ксонджил. Но, тем не менее, он сделал для вас все, что мог, по крайней мере, так говорят ваши воспоминания. - Я мог бы украсть у них шаттл, - сказал я. - Я был бы дома и помогал бы отбить атаку этих негодяев! - Но ведь старейшины из Ксонджила сказали вам, что ваш мир 0-0 больше не существует! - Они сошли с ума! - я зашагал по комнате. - Слишком многого я не понимаю, Оливия! Я похож на человека, блуждающего во тьме и натыкающегося на предметы, неузнаваемые во мраке. А теперь... Я поднял руки и вновь бессильно опустил их. - У вас еще впереди вся жизнь, Брайан. Вы найдете себе место и здесь. Смиритесь, ничего уже нельзя изменить. Я пожал плечами и снова сел. - Оливия, я не стал задавать Ганвор и другим вопросы. Я не хотел возбуждать их любопытство. Сведения, которыми меня снабдил Дзок и его парни, не слишком обширны. Наверное, они полагали, что я отправлюсь в библиотеку и там найду ответы на свои вопросы. Но сейчас я просил бы вас рассказать мне хоть немного об этом мире. Для начала просветите меня в отношении вашей истории. Она весело засмеялась. - Как это замечательно, Брайан, рассказывать о старом и прозаическом мире, как будто это вымысел мечтателя, а не надоевшая реальность. Мне удалось кисло улыбнуться: - Действительность всегда несколько скучновата для того, кто в ней живет. - С чего же начать? С Древнего Рима? Со Средневековья? - Первое, что я хотел бы сделать, это установить дату Общей Истории, то есть момент, когда истории наших континентов стали различаться. Вы упомянули слово "империя". Что это за империя? Когда она была основана? - Ну, как же! Я имею в виду, конечно же, Французскую Империю! - Оливия растерянно заморгала, покачав головой. - А впрочем, никаких "конечно", - сказала она. - Французская Империя была основана императором Наполеоном в 1799 году. - Понятно, - протянул я. - У нас тоже был свой император Наполеон. Но его империя просуществовала недолго. Его сместили и выслали на Эльбу в 1814 году... - Да! - воскликнула Оливия. - Но он сбежал оттуда, вернулся во Францию и привел свою армию к славной победе! Я покачал головой. - Он был на свободе всего около ста дней, пока британцы не разбили его при Ватерлоо. Он был снова выслан, на этот раз на остров Святой Елены и несколько лет спустя там же умер. Оливия уставилась на меня. - Как странно... Как неправильно и как странно. Император Наполеон правил в Париже еще двадцать три года после своей великой победы под Брюсселем и умер в 1837 году в Ницце. На престоле его сменил сын, Луи... - Герцог Рейхштадский? - Нет. Герцог умер в юности. А Луи был шестнадцатилетним юношей, сыном Императора и принцессы Дании. - И его Империя все еще существует? - удивился я. - После свержения английского тирана Георга было разрешено включить британские острова в состав Империи. После объявления Европы свет просвещения был послан в Африку и Азию. Сейчас эти континенты являются полуавтономными провинциями, управляемыми из Парижа, но имеющими свои собственные палаты депутатов, которые уполномочены решать их внутренние дела. Что касается Новой Франции - или, иначе, Луизианы - эти разговоры о восстании скоро утихнут. Королевская комиссия послана, чтобы разобраться в жалобах местных жителей на вице-короля. - Ну, что ж, полагаю, что дату Общей Истории мы определили достаточно точно, - сказал я. - Это 1837 год. И похоже, что с той поры в вашем мире не наблюдается особого научно-технического прогресса. Эти слова повлекли за собой массу вопросов, на которые я долго отвечал. Оливия была умной и образованной женщиной. Она была в восторге от той картины мира без Бонапарта, которую я ей нарисовал. Когда я закончил, утро уже превратилось в день. Оливия предложила мне пообедать, и я согласился. Пока она готовила, я сидел у окна и разглядывал этот любопытный анахроничный пейзаж из полей, дорог и фермерских домиков. Царила атмосфера умиротворенности и изобилия, которая превращала мои отдаленные воспоминания об угрозе Империуму в (как говорила Оливия) полузабытую, давно прочитанную историю - подобно книге, лежащей на столе. Я взял ее в руки и посмотрел на заглавие: "КОЛДУНЬЯ ИЗ ОЗА" Автор - Лилиана Ф.Баум "Забавно", - подумал я. Оливия, посмотрев на книгу, которую я держал в руках, улыбнулась почти застенчиво: - Странное чтиво для колдуньи, не так ли? - спросила она. - Но мои сны и мечты часто похожи на этот вымысел. Как я вам уже говорила, этот мир кажется мне таким маленьким, мне его недостаточно... - Я не об этом, Оливия! Мы с вами довольно четко установили дату Общей Истории - это произошло в начале девятнадцатого века, верно? Баум не было тогда еще на свете. Она - или, может быть, он, отметил я про себя, - родилась только... в 1855 году. По крайней мере, человек с таким именем родился в моем мире именно в этом году. И вот, здесь тоже есть такой человек. Я раскрыл толстую книгу в красном кожаном переплете и посмотрел на выходные данные "Жилли и Катон. Нью-Йорк и Париж, 1896 год". - В вашем мире известна эта книга, Брайан? - спросила Оливия. - В моем мире писатель по имени Франк Баум написал книгу "Волшебник страны Оз" - пояснил я. - Однако я слышал, что у него были замыслы написать продолжение этой книги и как раз под таким названием. Я с удовольствием разглядывал обложку с изображенной на ней фигуркой, похожей на Белоснежку. - В детстве это была моя любимая книга, - сказала Оливия. - И как чудесно было бы прочесть вашего "Волшебника из страны Оз". - Да. Это единственное, что он написал в нашем мире, - сказал я. - Он умер в 1896 году. 1896! Туман, окутывающий мой мозг в течение долгих дней после моего пробуждения, стал быстро рассеиваться. Рассеиваться ветром неожиданного понимания. Дзок и его приятели переместили меня в линию мира, очень близкой моей собственной! Они были очень гуманны, но не так умны, как им хотелось бы. Они были не столь добросовестны в своих исследованиях, как следовало бы быть. Я вспомнил фотодиаграмму, которую мне показали на Совете, и светящуюся точку мира, неизвестную картографам Сети Империума, точку, означавшую четвертый неоткрытый мир, лежащий в пределах Зоны Опустошения. Тогда я решил, что это ошибка, как и то, что на этой фотодиаграмме отсутствовала линия 0-0. Но, значит, ошибки не было! Линия В-Т существовала - мир, дата Общей Истории которого лежала в начале девятнадцатого века! А если есть один человек, известный в двух наших мирах, то почему бы не быть и другому? Или двум другим, Максони и Копини, изобретателям привода МК?! - О чем вы задумались? - голос Оливии вернул меня с небес на землю. - Так, ничего. - Я положил книгу на стол. - Думаю, прошло после Общей даты больше пятидесяти лет, все же изменения небольшие, и некоторые люди могли бы недавно родиться. - Брайан, - начала Оливия, - я не стану просить вас довериться мне, но позвольте помочь вам. - Помочь мне в чем? - я попытался спросить невозмутимо, но почувствовал, что мне это удается весьма плохо. - Я чувствую, что у вас возник какой-то план. Но в одиночку вы можете с ним не справиться. Очень многое для вас здесь непонятно. Очень много ловушек поджидает на каждом шагу. Позвольте помочь вам. - А почему вы должны мне помогать? Она мгновение помолчала, глядя на меня темными глазами. - Всю жизнь я ищу ключ к какому-то древнему миру, порогу грез. И я чувствую, что вы, Брайан, как-то связаны с ним. Даже если мне нельзя будет попасть туда, мне будет приятно осознавать, что я помогла кому-то добраться до недостижимого. - Все эти миры точно такие же, Оливия. Одни лучше, другие - хуже. Везде есть люди, дома и земли, законы и естественная человеческая природа. Нельзя достичь мира грез, просто собрав вещи и переехав, его надо строить там, где ты живешь! - И все же, я ненавижу невежество, коррупцию, социальный и моральный упадок, ложь и обман тех, кому верят миллионы. - Это, конечно, очень плохо, но до тех пор, пока мы живем в обществе, соответствующем человеческому разуму, это всегда будет существовать. Но дайте срок, Оливия, мы ведь экспериментируем с культурой только несколько тысяч лет. Еще несколько тысячелетий - и будет совсем другое дело. Поверьте мне! Она рассмеялась. - Вы говорите так, словно вечность - это лишь мгновение! - По сравнению со временем, которое потребовалось, чтобы люди превратились из амеб в обезьяны это и есть мгновение. Но зачем отказываться от многих грез - это та сила, которая движет нас вперед, какова бы ни была наша конечная цель. - Тогда позвольте мне превратить эту мечту в реальность. Позвольте мне помочь вам, Брайан. История, рассказанная мне: будто вы заболели от переутомления, когда работали чиновником Колониального Управления, и поэтому нуждаетесь в отдыхе, - довольно прозрачная ложь. И еще, Брайан, - она понизила голос, - за вами следят. - Следят? Кто же, карлик с бородой и в черных очках? - Это не шутка, Брайан. Вчера вечером я видела человека, прятавшегося у ворот дома миссис Ганвор, а через полчаса человек с шарфом на шее прошел по дороге поблизости. - Это ничего не доказывает, Оливия. Она нетерпеливо покачала головой: - Вы собираетесь бежать отсюда, верно? Бежать из этой тюрьмы! - Тюрьмы? Я свободен, как птица! - Вы зря теряете время, - Оливия рассмеялась. - Что вы совершили такое, что вас заточили в наш мир, я не знаю, но в борьбе между ними и вами я буду на вашей стороне. Знайте это. А теперь быстро, Брайан! Куда вы собираетесь отправиться? Каким образом вы это осуществите? - Подождите, Оливия. Вы спешите с выводами. - И вам надо спешить, Брайан. Спешить, чтобы избежать погони. Я чувствую опасность, которая обвивается вокруг вас, словно змея. - Я уже говорил вам, Оливия, я был выслан сюда ксонджилианским Советом. Они не поверили моему рассказу или сделали вид, что не поверили. Забросив меня сюда, они думают, что избавились от меня, ведь они считают себя очень гуманными. Если бы они хотели меня убить, то у них для этого были все возможности. - Они постарались под гипнозом уничтожить вашу память о прошлом, а теперь они наблюдают за вами, оценивая результаты этого вмешательства в психику. И когда они узнают, что вы познакомились с колдуньей, то... не думайте, что они настолько глупы, чтобы совершить еще одну ошибку, Брайан! - Но вы не колдунья! - Здесь меня считают именно колдуньей. Вы неправильно сделали, что пришли сюда днем, Брайан. - Если бы я прокрался сюда ночью, они все равно меня увидели бы - если они действительно следят за мной, как вы утверждаете. И они прекрасно знают, что меня не удовлетворит нарисованная ими картина моего прошлого. - В любом случае им это не понравится. Они снова придут и заберут вас, снова попытаются уничтожить ваши знания о родном мире. Я обдумал то, что она сказала. - Да, они могут это сделать, - согласился я. - Не думаю, что целью моего перемещения в этот мир было распространение технических знаний среди слаборазвитых сапиенсов. - Куда вы собираетесь отправиться, Брайан? Я заколебался, но, черт возьми, Оливия была права. Мне придется искать помощи. И если она собирается предать меня, то пусть это случится раньше, чем позже. - Куда я отправлюсь? Конечно же, в Рим! - сказал я. 8 Она кивнула: - Очень хорошо. А в каком состоянии ваш бумажник? - У меня есть счет в банке. - Оставьте это. Вам не придется им воспользоваться. Как только вы потребуете деньги, вас тут же накроют. К счастью, у меня есть некоторый запас золотых наполеондоров, зарытый в саду. - Я не возьму ваши деньги. - Ерунда, там хватит нам обоим! Разве вы забыли, что я еду с вами. - Но вы не сможете... - Могу и поеду, - отрезала она. - Приготовьтесь, Брайан, мы едем сегодня ночью! - Это безумие, - прошептал я темной фигуре в плаще с капюшоном, стоящей рядом со мной в темной аллее. - Вам незачем вмешиваться во все это. - Т-с-с-с, - тихо произнесла Оливия. - Он начинает беспокоиться. Видите, вон там? Я думаю, что он сейчас перейдет дорогу, чтобы быть поближе к нам. Я пристально вгляделся в густую темноту и различил мужскую фигуру. Он пересек дорогу в сотне ярдов от коттеджа и исчез среди деревьев на нашей стороне. Я переступил с ноги на ногу, мое лицо чесалось под жутким гримом, который сотворила Оливия: морщинистое лицо, седые брови, волосы и так далее. Я выглядел, как старший брат матушки Гудвил. Оливия же загримировала себя под вульгарную красотку - три слоя краски, рыжий парик, фиолетовое пальто, обтягивающее ее стройную фигуру и множество побрякушек. - Так, он уже подходит к коттеджу, - прошептал мой конспиратор. В доме засветились окна. Я указал Оливии на одно из них: на занавесках четко вырисовывалась голова человека. Тут раздался шорох гравия, вспыхнул фонарь, луч скользнул по мне и остановился на Оливии: - Эй, женщина, - произнес низкий голос. - Что ты делаешь тут после наступления темноты? Оливия подобралась, уперла руки в бока, тряхнула головой и вызывающе улыбнулась: - О, капитан, - завопила она, - разве вы не видите, что я просто-напросто провожаю своего лучшего друга на поезд? - Друга? - Луч на мгновение задержался на мне, а потом осветил пышную грудь Оливии. - Что-то я вас раньше не видел в деревне, - произнес незнакомец. Я набрал полную грудь воздуха и единым махом ответил: - Потому что я просто путешественник, турист, иными словами. - Иными словами, путешествуете среди ночи, приятель, ха-ха! Странное представление о развлечениях, не так ли? Покажите-ка мне ваши документы. И вы тоже, мадам. - О, - запричитала Оливия, - знаете, как это бывает, мсье, я так спешила, что, наверное, забыла их дома. - А куда это вы спешили? Может быть, вы так спешили, чтобы подальше унести наворованное? - Ничего подобного, капитан. Я честная проститутка и занимаюсь делом, да еще немного помогаю вот этому старому приятелю, для которого я - единственная опора в жизни. - Ну, ну, крошка. Не волнуйся так, я не стану забирать тебя в участок. Дай только отведать твоих прелестей, и я забуду, что когда-то видел тебя. Он подошел поближе, и его большая рука протянулась к груди Оливии. Она вскрикнула и отскочила назад. Полицейский двинулся за ней. Я, не долго думая, ударил его ребром ладони по основанию шеи. Мужчина, охнул, уронил фонарик и упал на колени. Стоячий воротничок его форменной тужурки смягчил силу моего удара. Он попытался было подняться на ноги, но я опять нанес ему удар по затылку. Он упал навзничь и потерял сознание. - Он сильно пострадал? - спросила Оливия, когда я, подняв фонарик, направил луч света на полицейского. Из уголка его рта медленно текла струйка крови. - Пару недель ему придется обойтись без взяток, которые все они так привыкли вымогать, - усмехнулся я. Вскоре мы добрались до окраины городка и подошли к станции как раз в тот момент, когда пыхтящий паровоз остановился возле платформы. Проводник указал нам наше купе, и мы поехали. В вагоне мы были единственными пассажирами. - Ну вот и все, с облегчением вздохнула Оливия. - Мы едем всего лишь в Рим, а не в страну чудес, - засмеялся я. - Кто знает, куда ведет дорога будущего. 9 В римской гостинице мы поселились в смежных номерах. Окна их выходили на городскую площадь, где днем и ночью звучали голоса итальянцев, пение и музыка. Мы сидели в моей комнате и ели на завтрак пиццу, запивая ее красным вином, таким дешевым, что даже местные нищие могли покупать его ежедневно. - Те два человека, которые меня очень интересуют, родились где-то в Северной Италии около 1850 года, - сказал я Оливии. - В молодости они приехали в Рим, изучили инженерное дело и в 1893 году сделали свое главное открытие, которое дало Империуму средство перемещения по Сети. Надеюсь, если Баум (не все ли равно, мужчина это или женщина) смог здесь родиться и в девяностых годах написать в этом мире нечто подобное тому, что было написано в моем, то, может быть, Максони и Копини тоже существуют здесь, - закончил я. Оливия слушала молча. - Они, конечно, не могли усовершенствовать привод МК так, чтобы можно было посредством него осуществлять полеты по Сети. А если да, то этот секрет умер с ними. Но, возможно, они подошли вплотную к решению этого вопроса. Может быть, они оставили что-нибудь, что я смогу использовать для своего возвращения. - Брайан, разве вы не говорили мне, что все миры, расположенные вокруг линии 0-0, опустошены и превращены в руины этими же силами? Не опасно ли экспериментировать с такими ужасными инструментами? - Я неплохой техник и достаточно разбираюсь в наших аппаратах, посредством которых мы путешествуем по мирам. Я знаю все их уязвимые места. Максони и Копини не знали, с чем они играют. Они наткнулись на это силовое поле совершенно случайно. - И, насколько я поняла, почти 99% всех вероятностных миров погибли именно из-за того, что не умели управлять вызванными силами, не так ли? - Да. - Но если вы достаточно разбираетесь в этих аппаратах, то зачем тогда Максони и Копини? - Дело в том, Оливия, что я не могу построить аппарат перемещения по Сети, ибо не знаю конструкции основного генератора поля. Это особым образом намотанная катушка, являющаяся сердцем генератора поля. Я никогда не разбирался в ее устройстве. Может быть, если здесь окажутся Максони и Копини, и если они сделали те же случайные открытия, и если они вели записи, и если записи еще существуют, и если я могу найти их... Оливия рассмеялась. - Если боги сделают так, что все эти "если" окажутся в вашу пользу, тогда все просто. Давайте рискнем. Видение Изумрудного города все еще влечет меня. - Давайте сначала попытаемся найти хотя бы этих людей. Потом у нас будет наверняка немного времени, чтобы разобраться в их биографиях. Час спустя в городском архиве усталый служащий принес мне толстый том, в котором были записаны старомодным почерком тысячи имен с указанием дат рождения, адресов, а иногда и дат смерти. - Предупреждаю вас, сеньор, - сказал клерк, - что, хотя муниципалитет и предоставляет вам эти записи, то разбирать их вам придется самому. - Вы только объясните мне, что здесь такое, - тихо проговорил я. - Меня интересуют данные о Джулио Максони или о Карло Копини. - Да, да, я помню. Так вот, перед вами находится регистрационная книга, в которую занесены имена всех людей, прибивших в город на жительство в период с 1870 по 1880 год. А теперь извините, мне надо заниматься своими прямыми обязанностями. Я вздохнул и принялся за работу. Оливия помогала мне. Прошло минут двадцать. За это время мы просмотрели все записи за 1870 год. Настала очередь 1874 года. Оливия читала быстрее меня и вскоре раздался ее взволнованный голос: - Брайан, посмотрите! Джулио Максони, родился в 1847 году в Палермо. Я страшно разволновался, вчитываясь в эти строки, хотя понимал, что это может быть другой Максони. Людей с такой фамилией мы уже встретили около сотни, почему бы одному из них не носить имя Джулио? Я, похвалив Оливию, записал адрес этого Максони в записную книжку. Мои поиски Карло Копини пока не увенчались успехом. Максони жил на улице Карлотти в доме номер 12, на четвертом этаже. С помощью карты города мы нашли эту улицу, а потом поехали туда. Она была узкая и грязная. Видимо, Максони начинал свою карьеру, если это только был тот, кого мы искали, мягко говоря, в скромных условиях. Даже сто лет назад этот район был районом, где жили одни нищие. Я открыл дверь дома N_12, и мы сразу же ощутили резкий запах жареного лука, сыра и постного масла. Одна из дверей в коридор открылась и заплывшее жиром женское лицо показалось в проеме. - Простите, мадам, - начал я почтительно, - мы иностранцы, которые впервые приехали в Вечный город, чтобы найти квартиру, где жил наш покойный родственник, когда был осчастливлен возможностью дышать воздухом солнечной Италии. У нее отвисла челюсть, затем широкая любезная улыбка расплылась по лицу. - Добрый день, сеньор и сеньора, - выпалила она и поинтересовалась, чем она может помочь столь любезным гостям Италии. Я назвал ей номер комнаты, где около ста лет назад жил Максони. Она, пыхтя и переваливаясь с ноги на ногу, пошла показывать нам дорогу. На лестнице так давно не убирали, что я готов был поверить, что записи Максони вполне могли сохраниться здесь. Когда мы остановились у комнаты N_16, хозяйка сказала: - Теперь эта комната занята, но сейчас жилец на работе. - Так, может быть, мы подождем его, - начал я, но квартирная хозяйка перебила меня, пренебрежительно махнув рукой. Она пустилась в рассуждения о неблагодарности жильцов, но я прервал ее излияния, вытащив из кармана банкноту в сто лир. Она впустила нас в комнату: - Вот! Мы увидели убогую и грязную каморку с кроватью, застеленной грязным одеялом, с разбитым зеркалом, сломанным стулом, столом и батареей пустых винных бутылок на окне и полу. - Мы хотели бы войти и побыть здесь некоторое время, чтобы пообщаться с духом нашего умершего предка, - сказал я. Брови мадам поползли вверх: - Но ведь в комнате живут! - Мы не будем ничего трогать, только посмотрим. Неужели вы не понимаете наших чувств? - всхлипнула Оливия. - Ну, хорошо, хорошо, - мадам выжидающе посмотрела на меня. Я вытащил деньги - сто лир, и мадам просияла: - Я понимаю, сеньор, вы и ваша сестра, вы хотите побыть наедине с духом вашего родственника. Еще сто лир, и вы можете общаться с каким угодно духом. Я молча протянул деньги, и она, взяв их, ушла. Мы молчали, и хозяйка, дойдя до лестницы, обернулась: - Мне бы не хотелось вас торопить, но постарайтесь окончить ваше общение, скажем, через два часа. Мой жилец может прийти домой обедать, и, думаю, не очень обрадуется, увидев в своей комнате чужих людей. Через полчаса безуспешных поисков Оливия, устало опустившись на колченогий табурет, произнесла: - С самого начала мне было ясно, что это бесполезно. Давайте уйдем отсюда. - Мы обыскали все вероятные места, - кивнул я, стряхивая пыль с рук, - но ведь могут быть еще и тайники. - Это пустая трата времени, Брайан. Этот человек был простым бедным студентом, а не конспиратором. Зачем ему было устраивать в своей комнате какие-то тайники? - Не знаю... А может быть, есть такие мелочи, которые он мог просто уронить, потерять... Допустим, лист бумаги вполне мог застрять в углу ящика стола, например. - Где? Мы перерыли все ящики и... - она вдруг остановилась на полуслове. Мы одновременно посмотрели на радиатор под окном. Отодвинув батарею бутылок и груду окурков и, открутив ржавые болты ограждения радиатора, мы увидели использованные билеты, бечевки, шпильки для волос, окурки и какие-то листочки бумаги. Оливия, став на колени, выгребла смятое меню какого-то ресторанчика, обрывок пожелтевшего листка с цифрами, конверт с маркой, адресованный некому Марио Пинотти, две открытки с видами города и листок, совершенно чистый с обеих сторон. - Это была хорошая идея, - пожал я плечами, - но, к сожалению, и она не дала нам нужных результатов. Вы были правы, Оливия, идемте отсюда. - Брайан! Посмотрите, - Оливия стояла у окна, разглядывая чистый листок бумаги на свету. - Чернила выцвели, но кое-что можно еще разобрать. Я взял бумагу из ее рук. Да, едва заметные знаки были различимыми. Я с великим трудом смог разобрать следующее: "Институт Галилея. Среда. 7 июня..." - Г-м-м-м... Это интересно, - отметил я. - Какой же это год? - Я знаю простую формулу, как определить дату, - произнесла Оливия. - Минуточку... Она задумалась. - Да! Это было седьмое июня тысяча восемьсот первого года, среда. Но это может быть так же и 1890 год, а также 1911... - О, это уже лучше, чем ничего! - воскликнул я. - Давайте быстрее проверим! Институт Галилея? Будем надеяться, он еще существует. В институте Галилея нас встретил пожилой мужчина с желтоватыми усами. - 1871 год? Это было довольно давно, сеньоры, - удивился он нашим поискам. - С тех пор в институте обучалось довольно много студентов. Многие выдающиеся ученые проходили под его арками. - Пожалуйста, сеньор, - прервал я его, - мы пришли не просить вас о принятии нас в институт. Все, что нам нужно, это взглянуть на данные о Джулио Максони. Конечно, если ваш архив в таком состоянии, что их нельзя отыскать, то вы так и скажите, и я использую этот факт в своей статье, которую сейчас пишу. - Так сеньор - журналист? - заинтересовался он, поправляя галстук и быстро что-то пряча в ящик стола. "Что-то" издало при этом легкий звон. Потом он быстро вышел и вскоре опять появился с объемистым томом, похожим на регистрационную книгу муниципалитета. Он водрузил ее на стол и сказал: - Вы говорите, Максони? Какой год? Ага. 1872-й... Так какой Максони вам нужен? Джулио Максони? Тот самый Джулио Максони? - он подозрительно посмотрел на нас. Я на всякий случай кивнул. - Так вам нужен Джулио Максони, выдающийся изобретатель? Изобретатель телеграфного ключа, маслобойки и гальванического элемента? Я улыбнулся, как ревизор, которому не удалось найти ошибку в проверяемых отчетах. - Очень хорошо, - кивнул я. - Вижу, что у вас здесь, в институте, порядок. Позвольте взглянуть. - Вот, пожалуйста. Он был первоначально зачислен в электромеханический колледж. Тогда он был простым писарем из бедной семьи. Здесь он начинал. Я не слушал его болтовни, перелистывая записи. Здесь тоже был его адрес на улице Карлотти. Здесь же было указано, что во время поступления в институт ему было двадцать четыре года, сообщалось, что он был католиком и холостяком. Да, я вынужден был признать, что этого очень мало. - Известно ли сеньору, где он жил, когда сделал свой гигантский вклад в науку? - обратился я к служителю. - Как? Вы шутите, сеньор? Местонахождение Музея известно, по-моему, даже туристам! - Архивариус как-то странно посмотрел на нас. - Музей? Какой музей? - Тот самый Музей, который находится в бывшем доме и лаборатории Джулио Максони. Там, где находятся свидетельства его замечательной карьеры! - А у вас случайно нет под рукой адреса этого Музея? Он улыбнулся нам с выражением превосходства: - Улица Алланцио, номер двадцать восемь. Любой ребенок покажет вам дорогу. Мы поблагодарили служителя и повернулись, чтобы уйти. - Кажется, нам повезло, - сказала Оливия. - А... Как называется газета, которую вы представляете, сеньор? - клерк догонял нас. - Не мог бы синьор сказать это? Мы остановились, и служитель, запыхавшись, подбежал к нам. Оливия хихикнула. Надо было быстро отвечать. - Видите ли, приятель, мы представляем лигу умеренности, - симпровизировал я. - Вопрос о Максони был просто уловкой. На самом деле мы пишем статью под названием "Распитие спиртных напитков на работе и во что это обходится налогоплательщику". Вам все понятно? Клерк обалдело кивнул головой. В дверях я оглянулся: он все еще стоял, хлопая глазами. Музей Максони был солидным зданием с латунной табличкой, извещавшей, что дом-музей-лаборатория изобретателя Джулио Максони открыт с 10 до 16.00, а по воскресеньям - с 13.00 и до 18.00. Я позвонил. Через несколько секунд дверь открылась, и оттуда выглянула заспанная женщина. - Вы что не видите? Закрыто! Сейчас же убирайтесь! Я успел вставить ногу в пространство между дверью и косяком. - Но на табличке написано... - начал я. - Мало ли что там может быть написано. Приходите завтра. Я засмеялся и налег плечом на дверь. Женщина попыталась воспрепятствовать мне и уже было открыла рот, чтобы сказать что-нибудь нелицеприятное. - О, не говорите этого! - остановил я ее. - Графиня не привыкла к выразительности здешней речи. Представьте себе женщину, которая очень долго прожила на берегу озера Констанс. - При этом я многозначительно показал глазами на стоявшую за моей спиной Оливию. - Графиня? - выражение лица у женщины изменилось. - О, если бы я знала, что ее милость окажет нам честь своим посещением... - Вход, охраняемый драконом! - усмехнулась Оливия. - Но вот является добрый рыцарь, который уничтожает этого огромного дракона одним словом. - Я воспользовался маленькой ложью. Теперь вы - графиня. Смотрите немного свысока и улыбайтесь. Мы прошли по коридору и вошли в зал с высокими потолками и окнами, застекленными матовыми стеклами. Вдоль стен тянулись стеллажи, гнувшиеся под тяжестью огромного количества книг. "Интересно, где находится лаборатория?" - шепнул я Оливии. Она пожала плечами, и я продолжал свой обзор комнаты. Взглянув на корешки книг, я заметил одну с названием "Эксперименты с перемещением токами высокой частоты". Автор Никколо Тесла. Очень интересно! Я взял книгу в руки. Сплошная бредятина - одни, вернее, почти одни, математические знаки. Я посмотрел остальные книги. Вряд ли здесь можно было найти то, что нам нужно. "Дракон" вернулся, успев переодеться и нанести слой косметики на лицо. Она подобострастно посмотрела на Оливию, которая довольно холодно ей улыбнулась. Я подмигнул своей спутнице и обратился к смотрительнице: - Ее милость хотела бы осмотреть лабораторию великого ученого. Она хотела бы видеть то место, где Максони совершал свои открытия. Служащая, стараясь держаться поближе к "графине", провела нас через сад к дверям лаборатории. - Мастерские еще не полностью отреставрированы, - предупредила она, открывая замок. Зажегся свет, и мы различили какие-то запыленные, бесформенные предметы, закрытые брезентом, немытые окна и пыль. Всюду пыль. - Он здесь работал? - Конечно, в те времена лаборатория была не так захламлена. Но, видите ли, ваша милость, нам решительно не хватает средств и мы не можем составить описание всех предметов, которые были у него в лаборатории, избавиться от хлама и восстановить лабораторию в прежнем виде. Почти не слушая ее, я незаметно осмотрелся. Где-то здесь может быть... что-то, что нам так нужно. Я не знал, что я ищу, это мог быть журнал наблюдений, рабочая модель или что-нибудь еще. Я приподнял край брезента, покрывавшего стол и увидел неуклюжие тяжелые трансформаторы, примитивные электронные лампы, мотки проволоки. Массивный объект в центре стола привлек мое внимание. Я попытался придвинуть его поближе. - Но, сеньор, я настаиваю, чтобы вы ничего не трогали, - обратилась ко мне привратница. - Здесь все сохраняется в том виде, в каком оставил комнату профессор в тот фатальный последний день. - Извините, но для меня все это выглядит просто ненужной кучей железа, - безразлично произнес я. - Да, профессор Максони был несколько эксцентричным человеком. Он хранил самые разные вещи, и всегда пытался приладить их друг к другу. У него была мечта, он часто говорил об этом моему покойному отцу... - Ваш отец работал с Максони? - А вы не знали? Да, он был его ассистентом в течение долгих лет. - А не оставил ли он дневников о совместной работе с профессором? - Нет, мой отец не был склонен к писанию. Но вот сам профессор очень тщательно вел дневник. После него осталось пять объемистых томов. Это просто трагедия, что у нас нет средств их опубликовать. - Средства могут появиться, мадам, - многозначительно произнес я. - Графиня как раз очень интересуется изданием таких воспоминаний. - О, ваша милость, - простонала смотрительница. - Так что пока принесите эти тома сюда, чтобы графиня смогла взглянуть на них. - Они в сейфе, сеньор, но у меня есть ключ или был... еще в прошлом году. - Найдите его, милейшая, - потребовал я. - Ее милость и я терпеливо подождем здесь, в комнате, где великий Максони так плодотворно работал. - Но, может быть, лучше вернуться в зал? Ведь здесь так пыльно. - Нет, нет. Мы подождем вас здесь. Смотрительница кивнула головой и бросилась из лаборатории. Оливия вопросительно посмотрела на меня в ожидании перевода (ведь итальянского языка она не понимала). - Я отправил ее за дневниками Максони, - произнес я. - Брайан, что это? Я подошел к столу и снял брезент. Тяжелое устройство занимало центральное место среди других предметов. - Это, - сказал я, не скрывая триумфа, - та самая катушка, которая является сердцем привода МК. Имея ее и дневники старика, я уж постараюсь построить шаттл. 10 Мастерская, которую я снял, была помещением двадцать на двадцать футов, которое в прошлом занимал какой-то механик. В углах все еще лежали ржавые детали парового двигателя, болты и гайки, металлическая стружка. Старик, сдавший мне это помещение, с ворчанием выгреб кое-что и установил обитый металлом стол. Это, плюс катушка генератора МК, которую я с помощью довольно немалой суммы сумел одолжить у мадам-смотрительницы, плюс дневники - это все и составляло мое лабораторное оборудование. Не так уж много, но кое-что для начала. Оливия сняла для нас комнаты неподалеку, более дешевые и удобные, чем в гостинице. В ее комнате была маленькая плита, топившаяся углем: мы решили в целях экономии питаться дома. Я начал свою программу исследований, прочитав все пять томов дневников профессора, большая часть которых была посвящена критическим замечаниям по поводу тогдашней политической ситуации - столица Италии переместилась из Флоренции в Рим и из-за этого мгновенно подскочили цены. Здесь было также множество заметок о магнетизме, электричестве, математических расчетов. Почти весь второй том был занят бюджетными расчетами, вызвавшими у меня горячее сочувствие. Только в последнем томе я начал находить интересные места - первые намеки на "большой секрет". Максони экспериментировал с обмотками, пропуская сквозь них токи различной частоты и силы, силясь систематизировать и понять результаты. Если бы он лучше знал современную физику, он бы не стал этого делать, но неведение делало его настойчивым. Он не знал, что ищет - и когда это обнаружил, то не знал, что же это такое. И, кроме того, в этом мире не было Копини. Я не знал, какой была его роль там, в мире 0-0. Было бы интересно почитать об этом, когда вернусь - если, конечно, вернусь и если будет куда возвращаться... Я старался не думать об этом. Это ни к чему хорошему привести не могло. Последний из журналов раскрывал свои тайны - скудные и фрагментарные сведения о намотке катушек и редкие строчки о странных явлениях, полученных с помощью электротока при использовании некоторых, определенным образом намотанных, катушек. Прошла неделя. Я был готов приступить к экспериментам. В городе было несколько источников электричества, но оно было еще малодоступно в этом мире. Я запасся разнообразными батареями, осциллографами, катушками, конденсаторами, электронными лампами, - большими и неуклюжими, похожими размерами и формой на молочные бутылки моего родного мира. Затем, по предложению Оливии, нами были сделаны под гипнозом записи всех моих знаний в области технологии производства шаттлов Сети, которые сохранились в моем подсознании - и это, как впоследствии оказалось, было вдвое ценнее, чем все записи Максони. Это были приятные дни. Мы рано вставали, завтракали, затем я отправлялся в мастерскую, где работал до обеда, занося результаты наблюдений в рабочий журнал, подобно Максони. К обеду приходила Оливия, похорошевшая и посвежевшая на итальянском солнце. Она приносила корзинку с едой, и мы ели, расположившись за рабочим столом. Затем - снова работа, прерываемая лишь приветствиями и вежливыми расспросами случайных прохожих, заглядывавших в открытую дверь моей мастерской. К концу месяца все вокруг считали меня сумасшедшим иностранцем, которому помогает колдунья. Но отношение к нам по-прежнему оставалось дружелюбным. Под вечер я, заперев мастерскую, возвращался домой, принимал ванну, и мы с Оливией отправлялись куда-нибудь поужинать. Вернувшись домой, мы расходились каждый в свою комнату. Это были любопытные отношения, хотя в то время они казались нам естественными. Мы были заговорщиками, отделенными от окружающей среды таинственностью нашего предприятия. Она - по причинам романтического характера, я - из желания вырваться из этой тюрьмы. Мои представления о возрасте Оливии постоянно менялись. Сначала, когда я увидел ее без маски матушки Гудвил, я давал ей лет сорок. Потом, в маскараде разбитной девицы ей можно было бы дать тридцать пять. Теперь же, рассмотрев ее без грима, в простой, аккуратной одежде, подчеркивающей стройную фигуру, я вдруг понял, что ей от силы двадцать пять - двадцать семь лет. Оливия, взглянув на меня, заметила, что я ее разглядываю. - Вы красивая девушка, - сказал я, посмеиваясь над ее смущением. - Что заставило вас затеять этот маскарад со старухой-колдуньей? - Но я ведь вам уже говорила. У меня была такая работа. Кто стал бы обращаться ко мне, если бы у меня на лице не было морщин? - Это все ясно, но почему вы не вышли замуж? - начал было я, но, взглянув ей в лицо, вовремя остановился. - Ну, хорошо, хорошо, это не мое дело. Я не хотел вас обидеть, Оливия, вы сами знаете, - замялся я, и наша прогулка закончилась в не слишком дружелюбном молчании. Еще через три недели я накопил значительный объем данных, позволяющих мне начать конструирование той части механизма шаттла, с которой я лучше всего был знаком. Самое главное, думал я, осуществить калибровку катушки, выяснить, какая мощность требуется и какая сила тока при этом создается. Когда это будет сделано, останется только собрать усилитель и аппарат фокусировки. - Когда вы говорите об этом, Брайан, - заметила Оливия, - кажется, что это очень просто. - Это далеко непросто и небезопасно, - усмехнулся я. - Таким образом я уговариваю себя взяться за дело. А сделать то, что я задумал, все равно, что уравновесить чашку с кофе на струе фонтана, причем у меня сейчас не одна, а около десятка таких чашек. И если я запущу эту штуку на полную мощность, не имея возможности как следует ею управлять... - тут я развел руками. - Что же тогда? - Тогда я устрою непредсказуемый и, боюсь, необратимый катаклизм, может быть, страшный взрыв. Или же произойдет гигантская утечка энергии из нашей планеты. Представьте себе Ниагарский водопад. Утечка может быть примерно такая же, которая может лишить энергии наш мир и превратить его в ледяную пустыню. - Хватит! Я все поняла, Брайан. Вы играете с огнем! - Не беспокойтесь, я не включу эту штуку до тех пор, пока не буду уверен в том, что умею с ней обращаться. Катастрофа, которая привела к возникновению Зоны Опустошения, произошла только потому, что Максони и Копини тех, других мировых линий, не были достаточно осторожны и не представляли себе масштабов возможной трагедии. - Сколько еще времени нужно вам, чтобы закончить эксперименты? - Сколько? Думаю, что еще несколько дней, и можно будет попытаться. - А если ксонджилианцы были правы? И мир, который вы ищите, находится не там, что тогда? - Тогда я окончу свою жизнь в Зоне, и вам придется молиться, чтобы моя смерть была, по возможности, молниеносной - вот и все, - резко закончил я разговор. Прошло еще три дня, и вот однажды вечером мы сидели в одном из кафе и неспешно вели ничего не значащий разговор. - Теперь уже скоро, - заметил я, не выдержав мучающей меня неопределенности, постепенно возникнувшей между нами. - Вы уже видели корпус. Завтра я намерен сделать проводку пульта управления. - Смотрите, Брайан, - перебила меня Оливия, схватив за руку, - это он. Я увидел промелькнувшую в толпе пешеходов высокую фигуру человека, одетого во все черное. - Вы уверены, что это он? - Абсолютно. То же лицо, борода. Надо уходить, и побыстрее! После недолгого спора я убедил Оливию, что единственный наш шанс - в завершении работы над шаттлом. Мы добрались до мастерской, незаметно проскользнули внутрь, и я с помощью Оливии начал работу. Каждые полчаса-час она выходила на разведку - убедиться, что наш шпион еще не появился поблизости. Было уже за полночь, когда нам с грехом пополам удалось все наладить. Сооружение выглядело хрупким и ненадежным. Оливия, разглядывая псевдошаттл, попыталась было меня отговорить от опасной затеи. Звала остаться вместе с ней в этом мире, но скоро поняла, что ее слова не доходят до меня, что это все пустые хлопоты: я от своего не отступлю, и это буквально на глазах состарило ее. Тут за дверью раздались шаги и, едва я успел выключить свет, как дверь распахнулась и в дверном проеме показалась высокая фигура нашего преследователя, который хриплым ксонджилианским голосом окликнул меня: "Брайан!" В темноте я нащупал на столе тяжелый металлический прут, подкрался к нему сбоку и ударил по голове. Он упал. Оливия бросилась ко мне и схватила за руку. - О, боже! Вы ведь убили человека, Брайан, - воскликнула она. - Перестаньте, - резко оборвал я ее. - Вы ведь знаете, что на карту поставлена моя жизнь! Вы что же, хотели, чтобы я покинул вас по милости этих вот, - и пренебрежительно махнул в сторону лежащего на полу человека. - Раз так, живите своей жизнью и забудьте меня! - я чувствовал, что поступаю, как последняя свинья. - Постарайтесь забыть меня! - О, Брайан! Позвольте мне следовать за вами. - Но вы ведь понимаете, что это невозможно! Это слишком опасно, и потом... вы вдвое уменьшаете мои шансы добраться до линии 0-0, будет повышенный расход энергии, воздуха. Разве вам это не понятно? - Я незаметно опустил свой бумажник в карман ее плаща, зажег свет и легонько оттолкнул ее от себя. - Мне пора, дорогая, - я направился к шаттлу. Услышав за спиной сдавленные рыдания женщины, с которой я так много пережил, я поспешно повернул выключатель запуска шаттла. - Уходите, Оливия. Отправляйтесь как можно дальше отсюда. Ну, хотя бы в Луизиану, и начните все сначала. Простите меня, если можете. Не думайте обо мне плохо. Поверьте, иначе нельзя было. Прощайте! Передо мной замерцали экраны. Приборы показали, что момент для перемещения настал. Я взялся за рычаг управления и нажал на него. 11 Перемещение в неумело сконструированном шаттле принесло мне немало неприятных часов: это и отсутствие какой-либо карты (если не считать неясных воспоминаний о фотодиаграмме, показанной мне на судилище ксонджилианцами), и постоянное искрение проводов, которое чуть не привело к пожару в кабине. Это и отсутствие точности в показаниях приборов, и опасность задохнуться, так как воздух скоро должен был стать непригодным для дыхания, и многое, многое другое. В результате этих мытарств, через сорок минут трудного полета я оказался в совершенно незнакомой мне части Зоны Поражения и понял, что окончательно заблудился. В порыве отчаяния, охватившего меня, я остро ощутил утрату Оливии и той жизни, которую я мог бы прожить, оставшись с ней. Ну что ж, мужчина должен, просто обязан, делать то, что от него требуется. Я считал, что у меня нет права выбора. Уже час мой шаттл двигался вслепую. Кабина постепенно наполнялась дымом. Становилось все труднее дышать, с приборами, в этом не было никакого сомнения, уже невозможно было работать. Я улегся на пол, пытаясь хоть так уловить чистый воздух. Меня мучил кашель, голова гудела, как изношенный трансформатор. Затуманенным взором я уже еле различал быстро меняющуюся панораму Зоны. И тут мне вдруг показалось, что на фоне серо-черных оттенков пустыни мелькнул проблеск зелени. И через мгновение я понял, что зрение не обмануло меня. Я увидел первые признаки растительности, их становилось все больше. Да это же настоящие джунгли! Вероятно, беспорядочно перемещаясь, шаттл вновь оказался на краю Зоны Поражения... Собрав последние силы, задыхаясь от кашля, я силился дотянуться до рычага управления. У меня был только один выход: посадить шаттл в этом совершенно незнакомом мне мире и попробовать еще раз. В противном случае меня ожидала неминуемая смерть от удушья. Когда в сумерках я пришел в себя, то увидел, что лежу в лесу на поляне, а останки шаттла, застрявшие в ветвях большого дерева, дымятся. Надеясь спасти основную обмотку, я попытался было потушить пожар, но все мои попытки окончились ничем. Вскоре огонь охватил ближайшие деревья. К счастью, начавшийся дождь потушил пожар. Я принялся разгребать золу, с горечью рассматривая почерневшие куски обгоревшего металла. Наступила ночь и, найдя укрытие в ветвях раскидистого дерева, я погрузился в беспокойный сон. Утром я заново осмотрел то, что осталось от шаттла, и это убило последнюю надежду на возвращение домой. Следующие несколько дней и ночей я провел, как современный человек, внезапно оказавшийся в каменном веке со всеми его заботами и непреодолимыми трудностями, в отчаянных поисках чего-либо пригодного для изготовления примитивного оружия и инструментов, в попытках добыть огонь для костра и пищу для утоления голода. Первую ночь я почти не спал, поэтому следующие полдня я истратил на плетение гамака. Благо, длинных и прочных лиан тут было предостаточно. И вот, на второй день моего пребывания в этом мире, закинув за спину свою веревочную постель, я двинулся в путь. Оставаться на месте и клясть свою несчастную судьбу не было смысла. Впереди лежала совершенно незнакомая страна, в которой мне предстояло прожить всю оставшуюся жизнь. Продираясь сквозь заросли лиан и низкорослого кустарника, питаясь, в основном, незнакомыми ягодами и плодами, каждый раз рискуя отравиться, на третий день я вышел к реке, за которой расстилалась равнина с несметными стадами животных, похожих на наших земных антилоп, но значительно меньших размеров. Переплыв на другой берег, я попытался было убить какое-нибудь небольшое животное, но все мои усилия были напрасны. При моем приближении стада моментально снимались с места, и я, обессилив, уселся на траву. Я с ужасом думал, что моя жизнь так и закончится в одиночестве, но, к сожалению, произойдет это еще не скоро. Перебрав в уме все возможные варианты, я решил вернуться к обломкам шаттла, лелея слабую надежду, что, может быть, как-то удастся использовать металлические детали аппарата - хотя бы для изготовления наконечников для копий. Велико же было мое удивление и страх, когда, подобно Робинзону Крузо, я обнаружил неподалеку от места своей посадки следы, очень похожие на человеческие, только поменьше. Недолго думая, я решил напасть первым. Для этого я вырыл яму, забросал ее ветвями и затаился в зарослях. Я был уверен, что существо непременно вернется сюда, потому что оно шло по моим следам. После долгого ожидания, я услышал треск веток под чьими-то ногами. Когда же, услышав вопль попавшего в ловушку существа, я с копьем в руке подбежал к яме, то не поверил своим глазам. Внизу барахтался и страшно ругался... Дзок! - Послушай, наконец, Байард! Ну и задал же ты мне работенку бегать за тобой! - морщась от боли воскликнул полевой агент. 12 Дзок угостил меня напитком, напоминавшим кофе, и принялся рассказывать о том, что случилось после памятного заседания Совета. Обрадовавшись, что меня оставили в живых, Дзок сумел попасть в группу ученых, отправляющихся в ту же временную линию, в которую сослали меня. Как сейчас выяснилось, "шпион", которого заметила Оливия, был никто иной, как Дзок, вынужденный соблюдать конспирацию, чтобы не привлечь своей странной внешностью внимание жителей деревни. Наш неожиданный отъезд в неизвестном направлении сбил Дзока со следа. Из-за этого пришлось снова возвращаться в Ксонджил, выяснять наше новое местонахождение и перемещаться в Рим. Теперь-то мне стало ясно, что человек, проникший в мастерскую перед самым моим стартом, тоже был Дзок, но он не успел назваться и получил еще один удар по голове, надолго выведший его из строя. Обнаружить меня в этом районе Сети Дзоку помогла "колея", которую пропахал во временной канве Сети мой шаттл. После того как Дзок рассказал мне о злоключениях, выпавших на его долю с начала поисков, я иронично поинтересовался: - Мы прибыли сюда, чтобы возместить мне моральный и материальный ущерб, так Дзок? Агент оскалил зубы, что означало у его расы улыбку, и покачал головой: - Я прибыл сюда, старина, чтобы помочь тебе. Мне удалось найти способ вернуть тебя. - Но почему "вернуть"? - поинтересовался я. - Понимаешь ли, Байард, - заметил Дзок, - дело в том, что повторная фотодиаграмма убедительно доказала, что линии вашего мира не существует в природе, хотя удалось также установить, что еще несколько дней назад она действительно существовала. Я изумленно уставился на агента, не понимая, что к чему. Наконец я выдавил из себя: - Что значит существовала несколько дней назад? Куда же делся мой мир? - Это означает, старина, что твой мир 0-0 около месяца назад был уничтожен хегрунами. Теперь всем понятно, что они делали в вашем нелепом времени! Наше предположение о диверсии со стороны этих негодяев оказалось верным. - Но как они могли осуществить уничтожение целого мира? - едва смог вымолвить я. - Для этой цели можно воспользоваться специальным прибором, называемым прерывателем. Этот прибор, возможно, был украден у нас, ибо весьма сомнительно, чтобы хегруны смогли сами додуматься до принципов его действия. Этот прерыватель может... - Постой-ка, Дзок, - прервал я агента. Мой мозг лихорадочно работал. - Но ведь если бы все было для меня потеряно, ты вряд ли бы рисковал собой и тратил усилия на какого-то безволосого сапиенса. Дзок ухмыльнулся: - Все правильно, старина. У тебя есть одна возможность, один шанс. Дело в том, что у нас изобретено устройство, позволяющее кое-что предпринять для твоего спасения. Оказывается, по Сети можно перемещаться не только в тех направлениях, которые раньше считали единственными. С помощью изобретенного моим другом прибора можно путешествовать по Сети как бы во времени. То есть ты, Байард, при наличии нашего аппарата можешь попасть в свой мир еще до того, как тот был уничтожен хегрунами. - Но этот аппарат? Как его достать? - Вот для этого, старина, я и прибыл сюда, - с этими словами Дзок направился в грузовой отсек своего шаттла и вынес оттуда комбинезон из почти невесомой черной ткани. - Сюда, - Дзок указал на спинку комбинезона, - встроен генератор волн новой конструкции, весящий всего несколько унций. Благодаря этому обладатель сего костюма-скафандра может перемещаться по Сети без всякого шаттла. После некоторых усилий костюм был натянут на меня, и Дзок начал инструктаж. Он объяснил мне, что максимальное перемещение, на которое можно рассчитывать, укладывается в двадцать три дня. А так как линия 0-0 была уничтожена хегрунами двадцать один день назад, то у меня оставалось еще два дня на то, чтобы предупредить о грозящей опасности власти Империума и предпринять активные меры против подготовленного хегрунами нападения. У меня были сомнения относительно того, как воспримут мои слова о грозящем вторжении человеко-обезьян власти Империума, особенно в свете моих последних разговоров и встреч с руководством, включая и моего ближайшего друга. Не было никакой уверенности, что меня внимательно выслушают, а еще, что за этим последуют быстрые действия, направленные на предотвращение нападения. Но сейчас надо было думать не об этом, а об успешном возвращении домой. Там уж посмотрим, главное сейчас - попасть домой! Дзок объяснил мне, как пользоваться кнопками костюма, и предупредил о тех ощущениях, которые будут сопутствовать перемещению по Сети. Воздействие силы тяжести ощущаться не будет, но инерция сохранится, поэтому необходимо избегать различных столкновений. - Ну вот и все, - в конце концов сказал он. - Желаю тебе всяческих успехов, старина. Поверь, мне очень жаль, что наш Совет так обошелся с тобой. Будем же надеяться, что лучшие дни взаимоотношений между нашими расами еще впереди. Счастливо! Я со слезами на глазах обнял этого милого парня, пожал ему руку и отправился в далекий, неизвестный путь. 13 Это было долгое и утомительное путешествие. Путешествие через вероятностные миры, во время которого моему взору открывались то бесплодные пустыни Зоны, то джунгли менее пострадавших районов. Однажды передо мной появилось нечто, в корне отличное от этого однообразного ландшафта. Передо мной промелькнул какой-то город с низкими длинными зданиями, походящими скорее на сараи, чем на жилые помещения, сложенные из черного камня под низким серым небом, покрытым грозовыми тучами. Это видение продолжалось всего несколько секунд, а потом опять пошла однообразная картинка выжженной пустыни. Что это было? По крайней мере, архитектура этих сооружений не соответствовала культуре ни одной, из известных картографам Империума, разумных рас. Следуя курсу, установленному Дзоком на автопилоте, я через четыре часа оказался у цели - в районе Стокгольма. Но приземляться на людных улицах столицы было бы в высшей степени неразумно, я выбрал место посадки в нескольких километрах от города. После того, как вызванные внезапной резкой посадкой темные круги перед глазами исчезли, я обнаружил, что нахожусь на заросшей травой равнине, залитой солнцем, и вдохнул свежий воздух родины - я вернулся на двадцать два дня назад. Невдалеке виднелась дорога, и я направился к ней. По моим подсчетам до Стокгольма было от силы десяток километров. Я решил пройтись пешком, наслаждаясь тем, что я живой и снова дома. Надо было, конечно, спешить, но пара часов ничего не решала. Минут через сорок меня нагнала повозка, запряженная лошадью, и я попросился подвезти меня. Я представился начинающим парашютистом, которого отнесло ветром далеко в сторону от заданного приземления. Всю дорогу возница распространялся о том, насколько это пустое и опасное занятие - прыгать с парашютом, и что никогда бы, даже в случае крайней нужды, не стал бы заниматься этим сумасшедшим делом. Я молчал, по-прежнему наслаждаясь тем, что снова дома. Вскоре показалась деревушка Инельсон, и когда мы проезжали мимо почты, я соскочил с повозки, попрощался с возницей и, толкнув дверь, оказался в полутемном помещении Государственной Почтовой Службы Империума. Через мгновение я уже различал фигуру человека, сидящего за столиком с телефоном. Человек выжидающе уставился на меня. - Извините, пожалуйста, сэр, но мне крайне необходимо срочно связаться со службой Безопасности Империума, вот по этому телефону. - И я, четко разделяя цифры, продиктовал: - 124-72-ЦБ. Человек кивнул, протянул руку к телефону, но вдруг передумал: - А кто вы такой, сэр? - Вы разговариваете с полковником Байардом, милейший, - строго отчеканил я. - Сейчас, сейчас, - засуетился почтовый служащий и принялся нажимать кнопки телефона, набирая нужный мне номер. Связи не было. Ожидая разговора с бароном Рихтгофеном, я случайно взглянул на календарь, висевший на стене, и холодный пот выступил у меня на лбу. В своих расчетах Дзок ошибся, ошибся всего на один день - таким образом, до катастрофы, нависшей над Империумом, осталось всего несколько часов. Я вскочил со своего места и бросился к чиновнику, все еще пытавшемуся связаться с моим начальником. Схватив трубку, я стал ее вырывать, как сумасшедший, будто это могло помочь наладить связь. Внезапно входная дверь с шумом распахнулась, и в помещение медленно прошествовал невысокого роста полный мужчина с печатью значимости на лице. Он был облачен в мундир почтового ведомства Империума, на его рукаве блестели лейтенантские шевроны. Он внимательно смотрел на нашу застывшую скульптурную группу. В его глазах вспыхнул интерес, когда он разглядел мой комбинезон. Но обратился он к служащему: - Кто этот человек? - спросил он, указывая на меня. - Что ему нужно? Не дав служащему вымолвить ни слова, я сказал: - Я полковник разведслужбы Байард, лейтенант. Я имею важное сообщение для барона фон Рихтгофена. Речь идет о жизни и смерти государства. - Ваши документы, полковник, - потребовал лейтенант и протянул руку. - Видите ли, - начал я, - дело в том, что я выполнял важное государственное задание, и поэтому у меня нет никаких документов, удостоверяющих личность. Но чтобы окончательно развеять все ваши сомнения, я дам вам номер моего домашнего телефона, запишите: 127-17-ЩО. Вы можете туда позвонить, и вам скажут, кто я такой, и что я на самом деле выполняю важное задание. И, кроме того, лейтенант, разве в ваши обязанности входит проверять документы у всех посетителей почты? Начальник побагровел, выпучив на меня глаза. Он несколько раз открыл и закрыл рот, словно рыба, вытащенная из воды, но, как и рыба, ничего не сказал. Я стоял и спокойно наблюдал за ним. Наконец лейтенант справился с