Клайв Льюис. Плавание "Утреннего путника" --------------------------------------------------------------- Клайв Льюис. Плавание "Рассветного путника" ("Хроники Нарнии" #3). C.S.Lewis. The Voyage of the Dawn Treader (1952) ("The Narnia Chronicles" #3). --------------------------------------------------------------- 1. КАРТИНА В СПАЛЬНЕ Жил-был мальчик, которого звали Юстас Кларенс Скрабб, и, по-моему, он того заслуживал. Родители его звали Юстасом Кларенсом, а учителя называли Скраббом. Я не могу вам сказать, как обращались к нему друзья, потому что друзей у него не было. Своих папу и маму он не звал папой и мамой, а Гарольдом и Альбертой. Они были весьма современными и прогрессивными людьми. Они были вегетарианцами, трезвенниками, не курили и носили особое белье. В их доме было очень мало мебели и очень мало простынь на кроватях, а окна были вечно открыты. Юстас Кларенс любил животных, особенно жуков, если они были мертвые, наколотые на картон. Ему нравились книги, если они были познавательными и поучительными, а на картинках были изображены элеваторы для зерна или толстые иностранные дети, занимающиеся зарядкой в образцовых школах. Юстас Кларенс не любил своих кузенов, четверых Пэвенси: Питера, Сьюзен, Эдмунда и Люси. Однако он даже в некотором роде обрадовался, когда узнал, что Эдмунд и Люси приезжают в гости. В глубине души Юстас любил командовать и задираться, хоть он и был маленьким тщедушным человечком, который в драке не смог справиться даже с Люси, не говоря уже об Эдмунде, он знал, что существует множество способов испортить людям жизнь, если ты находишься у себя дома, а они всего лишь гости. Эдмунд и Люси вовсе не хотели гостить у дяди Гарольда и тети Альберты, но тут уж пришлось, ничего не поделаешь. Их отца в то лето пригласили на шестнадцать недель в Америку читать лекции, и мама должна была поехать с ним, потому что она уже десять лет по-настоящему не отдыхала. Питер усердно готовился к экзамену и должен был провести каникулы в занятиях с репетитором, старым профессором Кирком, в доме которого давным-давно, в годы войны, эти четверо детей пережили чудесные приключения. Если бы он по-прежнему жил в этом доме, то забрал бы к себе всех четверых. Однако, c годами он как-то обеднел и жил теперь в маленьком коттедже, где была только одна спальня для гостей. Взять в Америку всех остальных детей было бы слишком дорого, и поэтому поехала Сьюзен. Взрослые решили, что она самая хорошенькая из всего семейства, и, к тому же, она отнюдь не блистала успехами в учебе, хотя во всех других отношениях ее считали слишком взрослой для ее возраста, так что мама сказала, что Сьюзен "вынесет из путешествия в Америку гораздо больше, чем младшие". Эдмунд и Люси старались не завидовать удаче Сьюзен, но перспектива проводить летние каникулы в доме тети была поистине ужасна. "Но мне гораздо хуже", - сказал Эдмунд, - "потому что у тебя будет хотя бы отдельная комната, а мне придется спать в одной спальне с этим потрясающим вонючкой Юстасом." Наш рассказ начинается в послеобеденный час, когда Эдмунд и Люси украдкой проводили наедине несколько драгоценных минут. Конечно же, они говорили о Нарнии (так называлась их тайная страна). Я думаю, что у большинства из нас есть свои тайные страны, но для многих они существуют только в воображении. В этом отношении Эдмунду и Люси повезло больше, чем другим. Их тайная страна действительно существовала. Они уже дважды побывали там, не во сне или играя, а на самом деле. Конечно, они попадали туда с помощью Волшебства - это единственный путь в Нарнию. И в самой Нарнии им было обещано, или почти обещано, что в один прекрасный день они вернутся туда. Можете себе представить, как много они говорили об этом, когда представлялся случай. Они сидели на краешке кровати в комнате Люси и рассматривали картину на противоположной стене. Это была единственная картина во всем доме, которая им нравилась. Тете Альберте она совершенно не нравилась, именно поэтому ее и повесили в маленькой задней комнатке наверху, но избавиться от нее она не могла, потому что это был свадебный подарок от кого-то, кого она не хотела обидеть. На картине был изображен корабль - корабль, плывущий чуть ли не прямо на вас. Нос его был сделан в форме головы дракона с широко открытой пастью и позолочен. У него была только одна мачта и один большой квадратный парус яркого пурпурного цвета. Бока корабля, точнее, та их часть, которая была видна там, где кончались позолоченные крылья дракона, были зелеными. Корабль только что взбежал на гребень великолепной синей волны, край которой, пенясь и пузырясь, спускался к вам. Было ясно, что веселый ветерок быстро гонит корабль, слегка наклоняя его на левый борт. (Кстати говоря, если вы вообще собираетесь читать этот рассказ, то вам лучше прямо сейчас запомнить, что левая сторона корабля, когда вы смотрите вперед, это левый борт, а правая - правый борт.) Солнце падало на корабль слева, и вода с этой стороны была полна зеленых и пурпурных отблесков. У другого борта, в тени корабля, вода была темно-синей. - Вопрос в том, - сказал Эдмунд, - не становится ли тебе еще паршивее, если ты смотришь на Нарнианский корабль, но не можешь попасть туда. - Даже просто смотреть и то лучше, чем вообще ничего, - ответила Люси. - А это настоящий Нарнианский корабль. - Все еще играете в свою старую игру? - сказал Юстас Кларенс, который подслушивал под дверью, а теперь, ухмыляясь, вошел в комнату. В прошлом году, когда он гостил у Пэвенси, ему удалось услышать их разговоры о Нарнии, и он обожал их этим дразнить. Он, конечно, думал что они все выдумали, а так как сам был слишком глуп для того, чтобы выдумать, то такие вещи не ободрял. - Ты здесь не требуешься, - кратко ответил Эдмунд. - Я пытаюсь сочинить шуточное стихотворение, - сказал Юстас. - Что-нибудь вроде: Дети, игравшие в Нарнию, Свихивались все более и более - - Ну, для начала, Нарния и "более" не рифмуются, - сказала Люси. - Это ассонанс, - объяснил Юстас. - Не спрашивай его, что такое асси - как его там, - предупредил Эдмунд. - Он же жаждет, чтобы его спросили. Ничего не говори, может, тогда он уберется отсюда. Большинство мальчиков, столкнувшись с таким приемом, либо тут же удалились бы, либо пришли бы в ярость. Юстас не сделал ни того, ни другого. Он просто продолжал болтаться в комнате, ухмыляясь, и через минуту снова начал разговор. - Нравится тебе эта картина? - спросил он. - Ради Бога, не давай ему повода заводиться об искусстве и всем прочем, - поспешно сказал Эдмунд, но Люси, которая была очень правдивой девочкой, уже ответила: - Да, она мне очень нравится. - Это дрянная картина, - заявил Юстас. - Если ты выйдешь отсюда, то не будешь ее видеть, - сказал Эдмунд. - Почему она тебе нравится? - спросил Юстас у Люси. - Ну, прежде всего, - сказала Люси, - она мне нравится потому, что корабль выглядит так, будто он по-настоящему плывет. А вода - словно она по-настоящему мокрая. А волны - словно они действительно поднимаются и опускаются. Конечно, на это Юстас знал множество ответов, но он ничего не сказал. Причина заключалась в том, что в этот самый момент он взглянул на картину и увидел, что волны, похоже, действительно поднимаются и опускаются. Он плавал на корабле только раз, и то только до острова Уайт, и у него была жуткая морская болезнь. От вида волн на картине ему снова стало плохо. Он позеленел, но все же попытался поднять глаза. И тут дети, все трое, застыли с открытыми ртами. Возможно вам трудно поверить в то, что они увидели, когда вы просто читаете об этом, но и самим детям, видевшим все происходящее своими глазами, было также трудно в это поверить. Изображение на картине двигалось. Причем все это было совсем не похоже на кино: краски были слишком естественными и чистыми, как на открытом воздухе. Нос корабля опустился в волну, и вверх взметнулся большой фонтан брызг. Затем волна поднялась позади корабля, стали видны его корма и палуба, а затем, когда подкатилась новая волна, они снова исчезли из виду, и нос корабля опять взлетел вверх. В тот же момент учебник, валявшийся на кровати рядом с Эдмундом, зашелестел, поднялся в воздух и поплыл к стене у него за спиной. Люси почувствовала, что волосы хлещут ее по лицу, как в ветреный день. А это и был ветреный день, только ветер дул из картины по направлению к ним. Внезапно вместе с ветром стал слышен шум: свист волн, шум воды, бьющей по бокам корабля, скрип и над всем этим постоянный рев воздуха и воды. Но именно запах, свежий соленый запах моря убедил Люси в том, что она не грезит. - Прекратите это, - послышался голос Юстаса, дрожащий от страха и злости. - Это вы двое устраиваете какие-то глупые фокусы. Прекратите это. Я пожалуюсь Альберте, ой! Двое Пэвенси были гораздо более привычны к приключениям, но, как раз в ту минуту, когда Юстас Кларенс воскликнул: "Ой", они тоже сказали: "Ой". Дело в том, что огромный холодный, соленый фонтан воды вырвался прямо из рамы и обрушился на них; от удара они просто задохнулись да, кроме того еще, и промокли насквозь. - Я разобью эту дрянь, - закричал Юстас, а затем произошло следующее. Юстас бросился к картине. Эдмунд, знавший кое-что о волшебстве, прыгнул за ним, предупреждая, чтобы он смотрел в оба и не валял дурака. Люси схватила его с другой стороны, и ее потащило вперед. К этому моменту то ли дети сильно уменьшились, то ли картина увеличилась в размерах. Юстас подпрыгнул, пытаясь сорвать ее со стены, и очутился на раме; перед ним было не стекло, а настоящее море, он стоял, как на скале, а волны и ветер стремительно рвались к нему. Юстас потерял голову и вцепился в своих кузенов, которые вспрыгнули на раму рядом с ним. Секунду-другую они боролись и кричали, и как только им показалось, что они наконец обрели равновесие, огромный синий вал нахлынул на них, сбил с ног и потащил вниз, в море. Отчаянный крик Юстаса внезапно смолк: вода попала ему в рот. Люси благодарила свою счастливую звезду за то, что в последнюю летнюю четверть усердно занималась плаванием. Правда, она гораздо больше преуспела бы, если бы реже взмахивала руками; и кроме того, вода была значительно холоднее, чем казалось прежде, в комнате. Тем не менее, Люси не теряла голову и сбросила туфли, как должен сделать каждый, кто в одежде падает в воду в глубоком месте. Она даже держала рот закрытым, а глаза - открытыми. Они были все еще недалеко от корабля: Люси видела возвышающийся над ними его зеленый бок и людей, глядящих на нее с палубы. Затем, как и следовало ожидать, в нее в панике вцепился Юстас, и оба пошли ко дну. Когда они снова оказались на поверхности, Люси увидела, как с борта корабля нырнула в море какая-то белая фигура. Теперь рядом с ней был Эдмунд, он схватил за руки воющего Юстаса. Затем кто-то еще, чье лицо было смутно ей знакомо, подхватил ее рукой с другой стороны. С корабля доносились крики, над фальшбортом появились головы, вниз спускались канаты. Эдмунд и незнакомец обвязывали Люси веревками. После этого последовала заминка, показавшаяся ей очень долгой: за это время ее лицо посинело от холода, а зубы начали стучать. На самом деле прошло не так уж много времени; они выжидали момент, когда ее можно было бы поднять на борт, не ударив о борт корабля. Но когда промокшая до нитки, дрожащая Люси наконец оказалась на палубе, у нее, несмотря на все их старания, была разбита коленка. Следом за ней вытащили Эдмунда, а затем несчастного Юстаса, последним из всех появился незнакомец - золотоволосый мальчик, всего несколькими годами старше, чем она сама. - Кэ... Кэ... Каспиан! - выдохнула Люси, как только смогла отдышаться. Ибо это был Каспиан, мальчик-король Нарнии, которому они помогли взойти на трон, когда последний раз были здесь. В ту же секунду Эдмунд тоже узнал его. Все трое с большой радостью схватились за руки и заключили друг друга в объятия. - Да, но кто ваш друг? - спросил Каспиан почти сразу же, обернувшись к Юстасу с веселой улыбкой. Но Юстас верещал гораздо сильнее, чем имеет право верещать мальчик его возраста, вымокший до нитки, но с которым не случилось ничего худшего, и только вопил: - Отпустите меня. Отпустите меня назад. Мне это не нравится. - Отпустить тебя? - сказал Каспиан. - Но куда? Юстас кинулся к борту корабля, как будто ожидал увидеть раму картины, висящую над морем, и, возможно, кусочек спальни Люси. Но увидел он лишь синие волны, покрытые пятнами пены, и голубое небо; и то, и другое простиралось до самого горизонта. Едва ли мы можем упрекнуть его за то, что он пал духом. Ему тут же стало плохо. - Эй! Райнелф! - позвал Каспиан одного из своих матросов. - Принеси имбирного вина для Их Величеств. Это вам потребуется, чтобы согреться после такого купания. Он называл Эдмунда и Люси Их Величествами, потому что и они, и Питер, и Сьюзен - все - были королями Нарнии задолго до него самого. В Нарнии время течет не так, как у нас. Если вы проведете в Нарнии сто лет, вы все равно вернетесь в наш мир в тот же самый час того же самого дня, когда вы оставили его. Но если бы вы возвращались в Нарнию, проведя здесь неделю, вы могли бы обнаружить, что прошло тысяча нарнианских лет, или только один день, или ни мгновения вообще. Однако вы никогда не узнаете, сколько времени прошло, пока не попадете туда. В результате, когда братья и сестры Пэвенси во второй раз попали в Нарнию, для ее обитателей это было такой же неожиданностью, какой для нас оказалось бы возвращение короля Артура в Британию. (Некоторые говорят, что это произойдет, и лично я считаю, чем скорее, тем лучше.) Райнелф вернулся с четырьмя серебряными кружками и фляжкой имбирного вина, от которого шел пар. Это было именно то, что надо, и, потягивая вино, Эдмунд с Люси чувствовали, как тепло доходит до кончиков пальцев у них на ногах. Однако Юстас стал гримасничать, захлебнулся, выплюнул вино, ему снова стало плохо, он снова зарыдал и спросил, нет ли у них Витаминизированной Пищи Пламптри, Придающей Силы, и нельзя ли ее сделать из дистиллированной воды, и заявил, что в любом случае он настаивает, чтобы его высадили на берег на ближайшей остановке. - Веселенького товарища ты привел нам, Брат, - прошептал Каспиан Эдмунду, фыркая от смеха, однако, прежде, чем он успел что-либо добавить, Юстас снова разразился воплями. - Ой! Ай! Господи, это еще что такое! Уберите, уберите это чудовище! На сей раз он действительно имел некоторое основание почувствовать себя удивленным. Нечто, и вправду весьма любопытное, вышло из каюты на корме и медленно приближалось к ним. Это существо можно было назвать, и оно действительно являлось, Мышью. Однако то была Мышь на задних лапах, ростом примерно с два фута. Голову ее окружала тонкая золотая повязка, пропущенная под одним ухом и проходящая поверх другого, за повязку было заткнуто длинное перо малинового цвета. Мех Мыши был темным, почти черным, в целом это смотрелось эффектно и ярко. Левая лапка покоилась на рукояти шпаги, длиной почти с мышиный хвост. Важно ступая по качающейся палубе, Мышь великолепно сохраняла равновесие, манеры ее выдавали придворного. Люси с Эдмундом сразу же ее узнали - это был Рипичип, самый доблестный из всех Говорящих Зверей Нарнии, Предводитель Мышей. Он покрыл себя немеркнущей славой во второй битве при Беруне. Люси, как всегда, страшно захотелось взять Рипичипа на руки и потискать его. Однако, как ей было хорошо известно, это удовольствие она никогда не могла бы себе позволить: это глубоко оскорбило бы его. Вместо этого она опустилась на одно колено, чтобы поговорить с ним. Рипичип выдвинул вперед левую лапу, отставил назад правую, поклонился, поцеловал ее руку, выпрямился, подкрутил усы и произнес тонким писклявым голоском: - Мое нижайшее почтение Вашему Величеству. И Королю Эдмунду тоже. - Тут он снова поклонился. - Этому славному приключению не хватало лишь присутствия Ваших Величеств. - Ай, уберите его, - взвыл Юстас. - Ненавижу мышей. И я никогда терпеть не мог дрессированных животных. Они глупы, вульгарны и - и сентиментальны. - Должен ли я понимать так, - обратился Рипичип к Люси, наградив Юстаса пристальным взглядом, - что эта исключительно невежливая личность находится под защитой Вашего Величества? Ибо, если это не так... В этот момент Люси с Эдмундом дружно чихнули. - Какой же я дурак, что заставляю вас всех стоять здесь в мокрой одежде! - воскликнул Каспиан. - Пойдите вниз и переоденьтесь. Люси, я, конечно же, уступлю тебе свою каюту, но боюсь, что у нас на борту нет женской одежды. Придется тебе обойтись какими-нибудь моими вещами. Рипичип, будь любезен, покажи дорогу. - Ради удобства дамы, - сказал Рипичип, - я готов уступить даже в вопросе чести, по крайней мере, на некоторое время... - и тут он очень сурово посмотрел на Юстаса. Но Каспиан подгонял их, и через несколько минут Люси очутилась в каюте на корме. Там ей сразу же очень понравилось все: и три квадратных окошка с видом на синюю воду, пенящуюся за кормой, и низенькие мягкие скамейки по трем сторонам вокруг стола, и раскачивающаяся над головой серебряная лампа, работы Гномов, как она сразу же поняла по ее изящной утонченности, и плоское золотое изображение Льва Аслана на стене над дверью. Она мгновенно охватила все это взглядом, тут же Каспиан открыл дверь, ведущую на правый борт, и сказал: "Это будет твоя комната, Люси. Я сейчас только возьму для себя какую-нибудь сухую одежду, - разговаривая, он рылся в одном из шкафчиков, - и уйду, чтобы ты могла переодеться. Мокрую одежду просто выкинь за дверь: я скажу чтобы ее отнесли сушиться на камбуз." Люси почувствовала себя дома, словно она неделями жила в каюте Каспиана; движение корабля не беспокоило ее, ибо в давние времена, будучи королевой Нарнии, она много путешествовала. Каюта была крохотной, но светлой и веселой, с разноцветными панно на стенах, разрисованными птицами, зверями, малиновыми драконами и виноградом и безукоризненно чистотой. Одежда Каспиана была слишком велика для Люси, однако она вполне могла пока обойтись ею. Его туфли, сандалии и высокие сапоги были безнадежно велики, но она ничего не имела против того, чтобы походить по кораблю босиком. Закончив одеваться, она выглянула из окна полюбоваться на стремительно бегущие мимо волны и глубоко вдохнула свежий воздух. Люси была совершенно уверена, что их ожидают прекрасные дни. 2. НА БОРТУ "РАССВЕТНОГО ПУТНИКА" - А, вот и ты, Люси, - сказал Каспиан. - Тебя-то мы и ждали. Вот мой капитан, Лорд Дриниэн. Темноволосый человек опустился на одно колено и поцеловал ей руку. Кроме него с ними были только Рипичип и Эдмунд. - Где Юстас? - спросила Люси. - В постели, - ответил Эдмунд, - и не думаю, что мы можем ему чем-нибудь помочь. Если пытаешься быть внимательным к нему, он только хуже делается. - Между тем, - сказал Каспиан, - мы хотим поговорить. - Клянусь Юпитером, это так, - воскликнул Эдмунд. - Прежде всего насчет времени. Прошел год нашего времени с тех пор, как мы оставили тебя как раз перед твоей коронацией. Сколько времени прошло в Нарнии? - Ровно три года, - ответил Каспиан. - Все ли в порядке? - спросил Эдмунд. - Не думаешь ли ты, что я оставил бы свое королевство и отправился в море, если бы что-нибудь было не в порядке, - ответил Король. - Все идет как нельзя лучше. Теперь беспорядков среди Тельмаринов, Гномов, Говорящих Зверей, Фавнов и всех прочих нет вообще. И прошлым летом мы задали несносным великанам на границе такую хорошую трепку, что теперь они платят нам дань. И регентом на время своего отсутствия я оставил особу, которая как нельзя лучше подходит для этого - Трампкина, Гнома. Помните его? - Милый Трампкин, - сказала Люси, - конечно же, я его помню. Ты не мог бы сделать лучшего выбора. - Он предан, как барсук, Мэм, и храбр, как... как Мышь, - заметил Дриниэн. Он собирался сказать "как лев", но поймал на себе пристальный взгляд Рипичипа. - И куда же мы направляемся? - спросил Эдмунд. - Ну, - сказал Каспиан, - это довольно долгая история. Возможно, вы помните, что, когда я был ребенком, мой дядюшка-узурпатор Мираз избавился от семи друзей моего отца, которые могли встать на мою сторону, послав их исследовать неизвестные Восточные Моря за Одинокими Островами. - Да, - сказала Люси, - и ни один из них не вернулся. - Верно. Ну вот, и в день моей коронации, с благословения Аслана, я принес клятву, что если я когда-нибудь добьюсь мира в Нарнии, я сам в течение года и одного дня буду плыть на восток, чтобы либо найти друзей моего отца, либо узнать об их гибели и отомстить за них, если смогу. Вот их имена - Лорд Ревилиен, Лорд Берн, Лорд Аргоз, Лорд Мавраморн, Лорд Октазиэн, Лорд Рестимар и - ой, ну тот, которого так трудно запомнить. - Лорд Руп, Ваше Величество, - напомнил Дриниэн. - Руп, да, да, конечно же, Руп, - сказал Каспиан. - Таково мое основное намерение. Но вот Рипичип питает еще более благородные надежды. Глаза всех присутствующих повернулись к Мыши. - Такие же благородные, как мой дух, - сказал Рипичип. - Хотя, возможно, столь же малые, как мой рост. Почему нам не доплыть до самого восточного края света? Что мы можем там обнаружить? Я надеюсь обнаружить страну Аслана. Ведь великий Лев всегда приходит к нам с востока, через море. - Вот это мысль, - сказал Эдмунд с благоговением в голосе. - Но ты уверен, - спросила Люси, - что страна Аслана окажется такой же страной - я имею в виду, такой страной, до которой вообще когда-либо можно доплыть? - Я не знаю, Мадам, - ответил Рипичип. - но вот что я знаю, когда я лежал в колыбели, дочь лесов Дриада произнесла надо мной: Где встретятся воздух и вода, Где станет пресной волна, Не сомневайся, Рипичип, Все, что ищешь, ты найдешь, Там Востока край. - Я не знаю, что это значит. Но эти чары всю жизнь лежали на мне. После короткого молчания Люси спросила: - А где мы сейчас находимся, Каспиан? - Капитан может объяснить это лучше, чем я, - ответил Каспиан, и Дриниэн вытащил свою карту и разостлал ее на столе. - Мы вот здесь, - сказал он, положив на нее палец. - Или, по крайней мере, были здесь сегодня в полдень. Со стороны Кер Перавел нам дул попутный ветер, мы прошли немного к северу от Галмы, но зашли туда на следующий день. Мы стояли в порту неделю, так как Герцог Галмы организовал большой турнир для Его Величества, который выбил там из седла многих рыцарей... - И несколько раз сильно стукнулся сам при падении, Дриниэн. Некоторые из ушибов еще не до конца прошли, - вставил Каспиан. - И выбил из седла многих рыцарей, - повторил Дриниэн с ухмылкой. - Мы думали, что Герцогу понравилось бы, если бы Его Королевское Величество захотел жениться на его дочери, но из этого ничего не вышло... - Косоглазая, и у нее веснушки, - пояснил Каспиан. - О, бедняжка, - сказала Люси. - И мы ушли из Галмы, - продолжал Дриниэн, - и попали в штиль почти на два дня, пришлось грести, а затем снова был попутный ветер. В результате мы приплыли в Тарабинтию только на четвертый день после выхода из Галмы. Там их король послал через гонца предупреждение не высаживаться, так как в Тарабинтии была эпидемия, но мы обогнули мыс, вошли в устье небольшой речки, далеко от города, и набрали пресной воды. Затем нам пришлось постоять три дня, пока не подул юго-восточный ветер. Тогда мы пошли к Семи Островам. На третий день нас догнало пиратское судно, из Тарабинтии, судя по оснастке, но, увидев, что мы хорошо вооружены, удалилось, после того, как с обеих сторон было выпущено несколько стрел. - А мы должны были погнаться за ними, взять на абордаж и перевешать всех этих сукиных сыновей, - заявил Рипичип. - И еще через пять дней мы оказались в виду Муйла, который, как вам известно, является самым западным из Семи Островов. Там мы гребли через пролив, и на заходе солнца вошли в Редхэвен на острове Бренн, где мы очень хорошо попировали и получили сколько угодно провианта и воды. Из Редхэвена мы вышли шесть дней тому назад и шли удивительно быстро, так что я надеюсь послезавтра увидеть Одинокие Острова. В общей сложности, мы уже почти тридцать дней в море и отплыли от Нарнии на четыреста лье. - А после Одиноких Островов? - спросила Люси. - Никто не знает, Ваше Величество, - ответил Дриниэн. - Разве только жители Одиноких Островов скажут нам. - В наши времена они и сами не знали, - сказал Эдмунд. - Значит, - заметил Рипичип, - настоящие приключения начнутся после Одиноких Островов. Каспиан предложил им до ужина осмотреть корабль, но совесть терзала Люси, и она сказала: - Я думаю, что я все-таки должна пойти и посмотреть, как там Юстас. Вы знаете, морская болезнь - это ужасно. Если бы у меня был с собой мой целебный бальзам, я могла бы вылечить его. - Но он здесь, - воскликнул Каспиан. - Я же совершенно об этом забыл. После того, как ты оставила его, я решил, что он может считаться одним из сокровищ короны, поэтому взял его с собой сюда. - Так что, если ты считаешь, что стоит тратить его на такую ерунду как морская болезнь... - Для этого потребуется лишь капля, - возразила Люси. Каспиан открыл один из сундучков, стоявших под скамьей, и вытащил прекрасный алмазный флакон, который Люси так хорошо помнила. - Возьми то, что принадлежит тебе, о Королева, - сказал он. После этого они вышли из каюты на солнце. На палубе были два больших длинных люка - спереди и сзади от мачты. Оба, как всегда в хорошую погоду, были открыты, чтобы пропускать свет и воздух в брюхо корабля. Каспиан повел своих друзей вниз по лестнице в задний люк. Спустившись, они оказались в помещении, где от одной стены до другой шли скамьи для гребли. Свет туда попадал через отверстия для весел и плясал на потолке. Корабль Каспиана, естественно, вовсе не был ужасной галерой, на которой гребут рабы. на нем весла использовались редко, когда не было ветра, или же для того, чтобы войти в гавань или выйти из нее; в таких случаях все на корабле, за исключением Рипичипа, лапы которого были слишком коротки, гребли по очереди. Вдоль каждого борта корабля пространство под скамейками оставалось свободным для ног гребцов, но вдоль центра была сделана яма глубиной до самого киля, и она была заполнена всевозможными предметами: мешками муки, бочонками с водой и пивом, бочками с солониной, кувшинами с медом, бурдюками с вином, яблоками, орехами, сырами, галетами, репой, свиной грудинкой. С потолка, то есть с нижней стороны палубы, свисали окорока, косицы лука, а также гамаки с матросами, свободными от вахты. Каспиан повел всю компанию еще дальше, переступая со скамьи на скамью, он-то просто переступал, но для Люси это было нечто среднее между шагом и прыжком, а Рипичипу приходилось делать настоящие прыжки в длину. Так они дошли до перегородки, в которой была дверь. Каспиан открыл ее и ввел их в каюту, расположенную под палубными каютами на полуюте. Конечно, она была не такой удобной, как каюта Люси. Потолок был очень низок, а стены так сильно скошены, что пола в каюте почти не было; хотя там и были окна, застекленные толстым стеклом, их не открывали, так как они находились ниже уровня воды. В эту самую минуту, по мере того, как корабль швыряло на волнах, они были то золотыми от солнца, то серо-зелеными, когда их заливало водой. - Нам с тобой придется обитать здесь, Эдмунд, - сказал Каспиан. - Оставим койку твоему родственнику, а для себя повесим гамаки. - Умоляю, Ваше Величество... - начал Дриниэн. - Нет, нет, капитан, - ответил Каспиан, - мы ведь уже обсудили все это. Вы и Ринс - Ринс был помощником капитана - ведете корабль, и ночью, когда мы напеваем или рассказываем друг другу разные истории, у вас много забот и трудов, так что вы с ним должны жить наверху, в каюте по левому борту. Нам с королем Эдмундом будет очень уютно здесь внизу. Но как себя чувствует незнакомец? Юстас, совершенно зеленый, бросил на него злой взгляд и поинтересовался, не прекращается ли шторм. Но Каспиан спросил: - Какой шторм? - а Дриниэн покатился со смеху. - Шторм, ну, вы и скажете, молодой человек! - расхохотался он. - Это же прекрасная погода, лучшей трудно желать. - Это еще кто? - раздраженно спросил Юстас. - Отошлите его. От его голоса у меня голова раскалывается. - Я принесла тебе кое-что, от чего тебе станет лучше, Юстас, - сказала Люси. - Ой, уйдите вы все и оставьте меня в покое, - проворчал Юстас. Однако он выпил каплю из ее флакона, и хотя сказал, что это было отвратительно, в каюте, когда она открыла флакон, распространился восхитительный аромат, через пару минут его лицо приобрело нормальный оттенок, и ему, очевидно, стало лучше, потому что вместо того, чтобы рыдать по поводу шторма и своей больной головы, он стал требовать, чтобы его высадили на берег и заявил, что в ближайшем порту он на них всех предъявит протест британскому консулу. Но когда Рипичип поинтересовался, что такое протест и как его предъявляют, он решил, что это какой-то новый способ устроить поединок, Юстас смог ответить лишь: "Подумайте только, не знать таких вещей!". В конце концов им удалось убедить Юстаса, что они уже со всей скоростью плывут к ближайшей им известной суше, и что вернуть его обратно в Кембридж, где жил дядя Гарольд, настолько же в их власти, как послать его на Луну. После этого он мрачно согласился надеть приготовленную для него новую одежду и выйти на палубу. Затем Каспиан провел их по всему кораблю, хотя на самом деле они уже видели большую его часть. Они взошли на бак и увидели вахтенного, стоявшего на маленькой приступочке внутри позолоченной шеи дракона и смотревшего вперед через его открытую пасть. Внутри бака был камбуз, корабельная кухня, и помещение для боцмана, плотника, кока и главного лучника. Если вам кажется странным, что камбуз находится на носу, и вы представляете себе, как дым из кухонной трубы расходится по всему кораблю, так это оттого, что вы думаете о пароходах, где ветер всегда дует спереди. На парусных кораблях ветер дует сзади, и все, что распространяет запахи, обычно помещают как можно ближе к носу. Дети поднялись на верхушку мачты, и вначале им было довольно страшно раскачиваться на ней туда-сюда и видеть далеко внизу под собой крохотную палубу. Невольно возникла мысль, если будешь падать, то совершенно необязательно упадешь на палубу, а не в море. Затем их отвели на полуют, где Ринс с каким-то матросом несли вахту у большого румпеля, за которым начинался покрытый позолотой хвост дракона, а в нем по стенам была сделана маленькая скамеечка. Корабль назывался "Рассветный Путник". Он был лишь маленькой скорлупкой по сравнению с каким-нибудь из наших кораблей или даже по сравнению с рыбацкими лодками, парусными галерами, торговыми суднами и галеонами, которые были у Нарнии в те времена, когда Люси и Эдмунд правили там под началом Светлейшего Короля Питера, однако за века правления предков Каспиана почти вся навигация прекратилась. Когда его дядя, узурпатор Мираз, послал в море семь лордов, им пришлось купить Галманский корабль и нанять команду из матросов Галмы. Теперь Каспиан снова стал обучать жителей Нарнии искусству мореплавателей, и "Рассветный Путник" был самым лучшим из всех кораблей, которые он пока построил. Он был настолько мал, что перед мачтой на палубе едва оставалось место между центральным люком и шлюпкой на левом борту и домиком для кур, их кормила Люси, на правом. Но этот корабль был своего рода красавцем, он был благороден, как сказали бы моряки, линии его были совершенны, краски чисты, и каждый брус, гвоздь, каждая веревка были сделаны с любовью. Юстас, конечно, всем был недоволен и беспрепятственно похвалялся лайнерами, катерами, аэропланами и подводными лодками. "Как будто он хоть что-нибудь знает об этом всем", - пробормотал Эдмунд, но его кузены были в восхищении от "Рассветного Путника". Когда они решили вернуться назад к каюте и ужину и вдруг увидели, как все небо на западе зажглось необъятным пурпурным закатом, почувствовали дрожание корабля, вкус соли на своих губах и подумали о неизвестных землях на Восточном крае света, Люси даже расхотелось говорить: так счастлива она была. Что думал Юстас, лучше всего рассказать его собственными словами. Когда они все на следующее утро получили назад свою высушенную одежду, он сразу же вытащил маленькую черную записную книжку и карандаш и стал вести дневник. Он всегда носил эту книжку с собой и записывал в ней свои школьные оценки, потому что, хотя ни один предмет не интересовал его сам по себе, об оценках он очень заботился и иногда даже подходил к ребятам и говорил: "Я получил столько-то. А какую оценку получил ты?" Но так как было непохоже, что он получит много оценок на борту "Рассветного Путника", то он начал вести дневник. Вот первая запись: "7-ое августа. Мы уже 24 часа на этой ужасной лодке, если только все это мне не сниться. Все это время свирепствует ужаснейший шторм, хорошо, что я не страдаю морской болезнью. Огромные волны постоянно перекатываются через нас, и я много раз видел, как эта лодка чуть не шла ко дну. Все остальные делают вид, что не замечают этого: либо из хвастовства, либо потому, что, как говорит Гарольд, одна из самых трусливых вещей, которые делают обычные люди - это закрывать глаза на Факты. Это сумасшествие - выходить в море на такой прогнившей маленькой скорлупке, которая немногим больше шлюпки. И, конечно, внутри абсолютно примитивна. Ни нормального салона, ни радио, ни ванных комнат, ни шезлонгов. Вчера вечером меня протащили по ней, и кому угодно стало бы тошно, если бы он услышал, как Каспиан расписывает эту смешную игрушечную лодчонку, как будто это "Куин Мэри". Я пытался объяснить ему, что такое настоящие корабли, но он слишком глуп. Э. и Л., конечно же, не поддержали меня. Я полагаю, что Л. - такое дитя, что не понимает опасности, а Э. просто умасливает К., впрочем, как и все здесь. Они называют его Королем. Я сказал, что я республиканец, но он спросил меня, что это значит! Похоже, он вообще ничего не знает. Не приходится и говорить, что меня поместили в худшую каюту на этой лодке, это настоящая темница, а Люси, только ей одной, дали целую каюту на палубе, по сравнению со всем этим кораблем почти удобную. К. говорит, что это потому, что она девочка. Я пытался объяснить ему, что, как говорит Альберта, такие вещи девочек только унижают, но он слишком глуп. Тем не менее, может, он все-таки поймет, что я заболею, если еще продержать меня в этой дыре. Э. говорит, что мы не должны жаловаться, так как К. сам делит ее с нами, чтобы уступить свое место Л. Как будто от этого не добавляется народу и не становится еще хуже. Да, почти забыл сказать, что еще здесь есть нечто вроде мыши, которая ужасно нагло ведет себя со всеми. Другие, если им это нравится, могут с этим мириться, но я-то ему быстро отверчу хвост, если оно со мной посмеет так обращаться. Кормят тоже ужасно". Скандал между Юстасом и Рипичипом возник даже быстрее, чем можно было ожидать. На следующий день, когда все в предвкушении обеда сидели вокруг стола (на море развивается великолепный аппетит), к ним ворвался Юстас, обхватив одной рукой другую и крича: - Эта маленькая скотина чуть не убила меня. Я требую, чтобы его держали под охраной. Я могу возбудить против тебя дело, Каспиан. Я могу добиться приказа об его уничтожении. В эту же минуту появился Рипичип. Шпага его была вынута из ножен, и усы свирепо топорщились, но он, как всегда, был вежлив. - Приношу всем свои извинения, - сказал он, - и в особенности Ее Величеству. Если бы я знал, что он укроется здесь, я бы подождал более удобного времени, чтобы наказать его. - Ради Бога, объясните же, что происходит? - попросил Эдмунд. А произошло следующее. Рипичип, которому вечно казалось, что корабль плывет слишком медленно, обожал сидеть на фальшборте, под самой головой дракона, глядя на восточный небосклон и тихо напевая своим звенящим голоском песенку, которую сочинила для него Дриада. Он никогда ни за что не держался, как бы ни накренялся корабль, прекрасно удерживал равновесие; возможно, в этом ему помогал его длинный хвост, свешивавшийся с фальшборта до самой палубы. Все на борту знали его привычку, и матросам это нравилось, когда они стояли на вахте, им было с кем перемолвиться словом. Зачем именно Юстасу потребовалось, скользя, качаясь и спотыкаясь, он еще не привык к морской качке, проделать путь до бака, я так никогда и не узнал. Возможно, он надеялся увидеть землю, а может собирался поболтаться вокруг камбуза и что-нибудь стащить. В любом случае, как только он увидел этот свешивающийся длинный хвост, наверное, это и в самом деле выглядело очень соблазнительно, он подумал, что приятно было бы его схватить, пару раз крутануть Рипичипа туда-сюда, перевернув его вниз головой, а затем убежать и посмеяться. Вначале казалось, что все идет, как по маслу. Мышь была не тяжелее очень большого кота. Юстас мгновенно стащил его с перил, и выглядел Рипичип очень глупо, подумал Юстас, с растопыренными в разные стороны лапками и открытым ртом. Но, к несчастью, Рипичип, которому приходилось много раз бороться за свою жизнь, ни на секунду не терял головы. Не терял он и своего искусства. Не очень-то просто вытащить шпагу, когда тебя крутят в воздухе за хвост, но он это сделал. В следующее мгновение Юстас почувствовал два очень болезненных укола в руку, заставивших его отпустить хвост. После этого Рипичип сжался в комочек, отскочил от палубы, как мячик, и вот он уже стоял перед Юстасом, и ужасный длинный, ярко сверкающий, острый предмет, похожий на небольшой вертел, очутился на расстоянии дюйма от его желудка. (Мыши в Нарнии не считают этот удар ниже пояса, так как трудно ожидать, что смогут достать выше). - Прекрати это, - пролепетал Юстас, - убирайся! Убери эту штуку, она опасна. Я сказал тебе, прекрати. Я пожалуюсь Каспиану. Я добьюсь того, чтобы тебя связали и надели намордник. - Трус, почему ты не вытаскиваешь свою шпагу! - пропищала Мышь. - Вынимай ее и дерись, или я сейчас возьму шпагу плашмя и до синяков тебя исколошмачу. - У меня нет шпаги, - ответил Юстас. - Я пацифист. Я не верю в драки. - Должен ли я понимать так, - спросил Рипичип, убирая свою шпагу на секунду и говоря сурово, - что Вы не собираетесь дать мне удовлетворение? - Я не знаю, о чем ты говоришь, - сказал Юстас, обхватив свою руку. - Если ты не понимаешь шуток, то это твоя проблема. - Тогда получай, - воскликнул Рипичип, - вот тебе, чтобы ты знал, как себя вести и с каким почтением положено обращаться с рыцарем, и с Мышью, и с мышиным хвостом, - и при каждом слове он ударял Юстаса плоской стороной своей рапиры, тонкой, гибкой и сильной, как березовая розга. Ее выковали гномы из хорошей стали. Юстас, естественно, учился в школе, где не было телесных наказаний, так что ощущение было для него совершенно новым. Именно поэтому, несмотря на то, что он еще не привык к морской качке, ему потребовалось меньше минуты, чтобы слезть с этого бака, пробежать по всей палубе и влететь в дверь каюты - все еще преследуемым, разгоряченным Рипичипом. Юстасу казалось, что рапира так же горяча, как и преследователь. Ее прикосновение обжигало. Погасить конфликт было не так уж сложно, как только Юстас понял, что все совершенно серьезно восприняли идею дуэли, и услышал, что Каспиан предлагает одолжить ему шпагу, а Дриниэн с Эдмундом обсуждают вопрос, не надо ли устроить какие-то дополнительные препятствия для Юстаса, чтобы хоть как-то уравновесить то обстоятельство, что он во столько раз больше Рипичипа. Юстас извинился с кислым видом и ушел в сопровождении Люси вымыть и перевязать свою руку, а затем отправился на свою койку. Там он осмотрительно улегся на бок. 3. ОДИНОКИЕ ОСТРОВА - Земля! - закричал вахтенный на носу корабля. Люси беседовала на корме с Ринсом, но она тут же, громко топая, сбежала вниз по лесенке и помчалась туда. По дороге к ней присоединился Эдмунд, на баке они обнаружили Каспиана, Дриниэна и Рипичипа. Утро было довольно холодным, небо - бледным, а море - очень темным с небольшими белыми шапками пены на волнах; впереди, чуть вбок по правому борту, виднелся ближайший из Одиноких Островов - Фелимат, похожий на низкий зеленый холм посреди моря; за ним, вдалеке, просматривались серые склоны его брата, Доорна. - Вот тот же старый Фелимат! Вот тот же Доорн! - воскликнула Люси, хлопая в ладоши. - О, Эдмунд, как давно мы с тобой их не видели! - Я никогда не мог понять, почему они принадлежат Нарнии, - сказал Каспиан. - Их завоевал Светлейший Король Питер? - О нет, - ответил Эдмунд. - Они принадлежали Нарнии еще до нас - в дни Белой Ведьмы. (Кстати говоря, я никогда не слыхал о том, как эти острова оказались связанными с короной Нарнии. Если я когда-нибудь узнаю, и если это будет интересная история, я, может быть, опишу ее в какой-нибудь другой книге). - Мы пристанем здесь, Сир? - спросил Дриниэн. - Я думаю, что не имеет смысла высаживаться на Фелимате, - ответил Эдмунд. - В наши дни он был почти необитаемым и похоже, что это и сейчас так. В основном люди жили на Доорне, а некоторые на Авре - это третий остров, его еще не видно. На Фелимате только пасли овец. - Тогда, я полагаю, мы должны обогнуть этот мыс, - сказал Дриниэн, - и высадиться на Доорне. придется грести. - Мне жаль, что мы не пристанем к Фелимату, - сказала Люси. - Я бы снова хотела побродить там. Там было так пустынно - приятное уединение, повсюду трава, клевер, мягкий морской воздух... - Мне бы тоже хотелось поразмять ноги, - сказал Каспиан, - А знаете что? Почему бы нам не добраться до берега в лодке? Затем мы могли бы отослать ее, пешком пройти через Фелимат, а "Рассветный Путник" подобрал бы нас на другой стороне. Если бы Каспиан уже испытал все то, что довелось ему в дальнейшем пережить в этом путешествии, он не сделал бы такого предложения, однако в тот момент оно показалось заманчивым. - Ой, давайте, - воскликнула Люси. - Ты ведь поедешь с нами? - обратился Каспиан к Юстасу, который вошел на палубу с забинтованной рукой. - Все что угодно, лишь бы убраться с этой проклятой лодки, - ответил тот. - Проклятой? - спросил Дриниэн. - Что вы имеете в виду? - В той цивилизованной стране, откуда я родом, - ответил Юстас, - корабли настолько велики, что, находясь на них, совершенно не ощущаешь качки. - В таком случае можно с тем же успехом оставаться на берегу, - сказал Каспиан. - Попроси спустить шлюпку, Дриниэн. Король, Мышь, двое Пэвенси и Юстас сели в лодку и направились к песчаному берегу Фелимата. Высадившись на пляже и глядя вслед шлюпке, они удивились, каким маленьким кажется "Рассветный Путник". Люси была босиком, потому что, если вы помните, она скинула туфли, упав с рамы картины, но это не мешало идти по мягкому дерну. Даже несмотря на то, что поначалу им казалось, будто земля уходит из-под ног, как всегда бывает, если много времени провести на палубе, было чудесно снова оказаться на берегу, вдохнуть запахи земли и травы. Здесь было гораздо теплее, чем в море. Люси обнаружила, что очень приятно идти по песку босиком. Пел жаворонок. Они направились вглубь острова и взобрались на невысокий, но довольно крутой холм. На вершине они оглянулись. "Рассветный Путник", ползущий на северо-запад, был похож на большое блестящее насекомое. Затем они спустились с гребня холма и потеряли корабль из виду. Теперь перед ними раскинулся Доорн, отделенный от Фелимата проливом шириной в милю; слева, позади него, находился остров Авра. На Доорне был хорошо виден небольшой белый городок - Нерроухэвен. - Здравствуйте! Это еще что? - вдруг воскликнул Эдмунд. В зеленой долине, открывавшейся перед ними, под деревом сидели шесть-семь человек очень неприятного вида. Все они были вооружены. - Не говорите им, кто мы, - сказал Каспиан. - Простите, Ваше Величество, но почему бы и нет? - спросил Рипичип, соизволивший ехать на плече Люси. - Мне только сейчас пришло в голову, - ответил Каспиан, - что здесь никто уже давно не получал новостей из Нарнии. Может так случиться, что они еще не признают наше господство. В таком случае представляться Королем не совсем безопасно. - При нас шпаги, Сир, - напомнил Рипичип. - Да, Рип, я знаю, - ответил Каспиан. - Но если будет нужно завоевывать снова все три острова, я бы предпочел вернуться сюда с гораздо большей армией. К этому моменту они уже довольно близко подошли к незнакомцам, один из которых, высокий темноволосый человек, крикнул: - Доброго утра вам. - И вам тоже доброго утра, - ответил Каспиан, - Есть ли еще губернатор на Одиноких Островах? - Конечно есть, - сказал человек. - Губернатор Гумпас. Его Превосходительство в Нерроухэвене. Однако останьтесь, выпейте с нами. Каспиан поблагодарил его, хотя ни ему, ни другим не понравился вид новых знакомых. Все сели. Но едва они успели поднести кубки к губам, как темноволосый кивнул своим товарищам, и, в мгновение ока, все пятеро путешественников оказались охвачены сильными руками. После минутной борьбы, в которой преимущество было на стороне противника, друзей разоружили и связали им руки за спиной - всем, кроме Рипичипа, который извивался и яростно кусался. - Осторожнее с этим зверем, Тэкс, - сказал Предводитель. - Не покалечь его. Не удивлюсь, если он принесет большую прибыль, чем все они. - Трус! Негодяй! - пищал Рипичип. - Верните мне мою шпагу и освободите лапы, если не боитесь. - Ого! - присвистнул работорговец (ибо им этот тип и являлся). - Он умеет говорить! Вот уж никогда бы не подумал. Провалиться мне на этом месте, если теперь я его отдам меньше, чем за пару сотен крэссентов. Калормэнский крэссент - основная монета, имеющая хождение в этих местах, стоит примерно треть фута. - Так вот вы кто такой! - воскликнул Каспиан. - Похититель и работорговец. Вы, я полагаю, этим гордитесь? - Ну ладно, ладно, - отмахнулся работорговец. - Не читайте мне нотации. Чем спокойнее вы к этому отнесетесь, тем приятнее для всех, ясно вам? Я это не ради удовольствия делаю. Надо же мне, как и другим, зарабатывать на жизнь? - Куда вы нас отвезете? - с трудом выговорила Люси. - Туда, в Нерроухэвен, - ответил работорговец. - Там завтра базарный день. - А там есть британский консул? - спросил Юстас. - Кто-кто? Но задолго до того, как Юстасу надоело объяснять ему это, работорговец сказал просто: "Ладно, хватит с меня этого вздора. Мышь - хорошая добыча, но этот, кого угодно до смерти заговорит. Пошли, ребята". Затем четырех пленников связали вместе, без особой жестокости, но надежно, и заставили спускаться на берег. Рипичипа несли. Он перестал кусаться под угрозой, что ему завяжут пасть, но зато говорил уж все, что думал, и Люси только удивлялась, как можно вынести то, что Мышь говорила работорговцу. Но работорговец совершенно не возражал, а только приговаривал: "Давай, давай", - когда Рипичип останавливался перевести дух, и время от времени добавлял: "Это просто настоящий спектакль", или "Чтоб мне провалиться! Я почти готов поверить, что он понимает, что говорит!" или "Это кто-нибудь из вас так его выдрессировал?" Рипичипа это привело в такую ярость, что в конце концов он попытался разом высказать все, что думает, но чуть не задохнулся и замолчал. Спустившись на берег, откуда был виден Доорн, они оказались рядом с маленькой деревушкой. На песке они заметили баркас, а чуть подальше, в море - грязный потрепанный корабль. - Ну, мелюзга, - сказал работорговец, - теперь давайте без глупостей, и тогда вам не придется плакать. Лезьте все в лодку. В эту минуту бородатый мужчина благообразной наружности вышел из одного из домов, похоже, что это был трактир, и спросил: - Ну что, Паг, ты опять со своим товаром? Работорговец, которого, видимо, звали Паг, поклонился очень низко и льстиво произнес: - Да, Ваша Светлость, пожалуйста, выбирайте. - Сколько ты хочешь за этого мальчугана? - указал тот на Каспиана. - Ах, - воскликнул Паг, - я знал, что Ваша Светлость выберет, что получше. Я ведь не обманываю Вашу Светлость, не предлагаю Вам ничего второсортного. Этот мальчик... ну, я сам к нему привязался. Просто как-то полюбил его. Я настолько мягкосердечен, что не следовало мне вообще браться за это ремесло. Тем не менее, для такого покупателя, как Ваша Светлость... - Назови мне свою цену, ты, падаль, - грозно оборвал его Лорд. - Не думаешь ли ты, что я хочу слушать весь твой вздор об этой грязной торговле? - Три сотни крэссентов, Ваша Светлость, из уважения к Вашей Светлости, но никому другому... - Я даю тебе сто пятьдесят. - О, пожалуйста, делайте с нами все, что хотите, только не разлучайте нас, - взмолилась Люси. - Вы не знаете... - Но тут она замолчала, увидев, что Каспиан даже сейчас не хочет быть узнанным. - Итак, сто пятьдесят, - заключил Лорд. - Что до Вас, милая барышня, мне жаль, но я не могу выкупить всех. Отвяжи моего мальчика, Паг. И смотри - обращайся с остальными хорошо, пока они в твоих руках, иначе это тебе так просто не пройдет. - Ну, вот! - возопил Паг. - Да вы когда-нибудь слышали, чтобы кто-нибудь лучше меня обращался со своим товаром? Ну? Да я обращаюсь с ними, как с собственными детьми. - Это весьма похоже на правду, - мрачно ответил бородач. И вот настала ужасная минута. Каспиана связали, и новый хозяин произнес: - Иди сюда, мой мальчик. Люси разрыдалась, а Эдмунд очень побледнел. Однако Каспиан, обернувшись, сказал им: - Не печальтесь. Я уверен, что в конце концов все будет в порядке. Пока. - Ну, малышка, - сказал Паг, - не хнычь, а не то завтра тебя на рынке и показать стыдно будет. Будь умницей, и тогда тебе не придется ни о чем плакать, ясно? Их отвезли в лодке на корабль и отвели вниз, в вытянутое, довольно темное помещение, не очень-то чистое, где они обнаружили множество других несчастных пленников: ибо Паг, конечно, же был пиратом и только что вернулся из плавания между островами, где он ловил всех, кто попадался под руку. Дети не встретили никого из Нарнии: большинство пленников было из Галмы и Тарабинтии. И они уселись на солому, гадая, что происходит сейчас с Каспианом, и пытаясь заставить Юстаса прекратить обвинять всех, кроме себя, во всех их несчастьях. А Каспиан проводил время более интересно. Человек, купивший его, провел мальчика узеньким переулком между двумя домиками и вывел на открытое пространство за деревней. Там он повернулся и посмотрел на него. - Не надо меня бояться, мальчик, - сказал он. - Я не причиню тебе зла. Я купил тебя потому, что ты напомнил мне одного человека. - Могу ли я узнать, кого именно, Милорд? - спросил Каспиан. - Ты напоминаешь мне моего повелителя, Каспиана, Короля Нарнии. Тогда Каспиан решил поставить все на карту. - Милорд, - сказал он, - я и есть Ваш повелитель. Я - Каспиан, Король Нарнии. - Это очень смелое заявление, - ответил тот. - Откуда мне знать, правда это или нет? - Во-первых, мое лицо, - сказал Каспиан. - Во-вторых, я с семи попыток могу угадать, кто Вы. Вы один из тех семи лордов, которых мой дядя Мираз послал в море, и на поиски которых я и отправился - Аргоз, Берн, Октазиэн, Растимар, Мавраморн или... - я забыл остальных. Наконец, если Ваша Светлость даст мне книгу, я докажу в честном поединке, с кем угодно, что я Каспиан, сын Каспиана, законный Король Нарнии, Властелин Кер Перавел и император Одиноких Островов. - Клянусь небом! - воскликнул Лорд, - это голос и слова его отца. Мой сеньор... Ваше Величество... - И тут же, в поле, он опустился на колени и поцеловал руку Короля. - Деньги, потраченные Вашей Светлостью на выкуп Нашей персоны, будут возмещены из Нашей казны, - сказал Каспиан. - Ну, положим, они еще не в кошельке у Пага, Сир, - улыбнулся Лорд Берн, ибо это был именно он. - И, надеюсь, никогда там и не будут. Я сотни раз просил Его Превосходительство Губернатора положить конец этой гнусной торговле людьми. - Лорд Берн, - сказал Каспиан, - мы должны поговорить о положении этих Островов. Но прежде, Ваша Светлость, я хочу знать Вашу историю. - Коротко говоря, Сир, - сказал Берн, - я приплыл сюда с шестью товарищами, а полюбив девушку с этих островов, понял, что хватит с меня моря. Возвращаться в Нарнию не имело никакого смысла, пока бразды правления были в руках дяди Вашего Величества. Я женился и с тех пор так и живу здесь. - А что представляет из себя этот губернатор, этот Гумпас? Признает ли он еще Короля Нарнии своим повелителем? - На словах, да. Все делается именем Короля. Но ему не очень-то понравится, если он обнаружит, что сюда прибыл настоящий, живой Король Нарнии собственной персоной. И если бы Ваше Величество предстали перед ним без оружия, он бы не стал отрицать своей вассальной зависимости, но сделал бы вид, что не верит Вам. Жизнь Вашей милости была бы в опасности. Какое сопровождение у Вашего Величества в этих водах? - Вон мой корабль как раз огибает мыс, - сказал Каспиан. - Если дойдет до драки, у нас примерно тридцать мечей. Может, подвести сюда корабль, напасть на Пага и освободить моих друзей, которых он держит в плену? - Я бы не советовал, - ответил Берн. - Как только начнется сражение, из Нерроухэвена выйдут два-три корабля на помощь Пагу. Ваше Величество должно действовать, притворившись, что силы более велики, чем на самом деле. Кроме того, имя Короля должно вызвать трепет. Нельзя дело доводить до открытой битвы. У Гумпаса цыплячье сердце, и его можно просто запугать. Поговорив еще немного, Каспиан и Берн спустились на берег к западу от деревни, и там Каспиан протрубил в свой рог. Это не был великий волшебный рог Нарнии, Рог Королевы Сьюзен: его он оставил дома своему регенту Трампкину, чтобы тот воспользовался им, если какое-нибудь несчастье постигнет их страну в отсутствие Короля. Дриниэн, ожидавший сигнала, сразу же узнал звук королевского рога, и "Рассветный Путник" начал приближаться берегу. Затем спустили лодку, и через несколько минут Каспиан и Лорд Берн были уже на борту и рассказывали Дриниэну о случившемся. Он, как и Каспиан, тут же захотел подойти вплотную к кораблю работорговца и взять его на абордаж, но Берн выдвинул прежнее возражение. - Направляйтесь прямо по этому проливу, капитан, - сказал Берн, - и затем вокруг Доорна, к Авре, где находятся мои собственные земли. Но прежде поднимите королевское знамя, вывесите все щиты и пошлите на мачту столько человек, сколько сможете. Когда корабль будет на расстоянии пяти полетов стрелы отсюда, и слева по борту вы увидите открытое море, подайте несколько сигналов. - Сигналов? Но кому? - удивился Дриниэн. - Ну как же, всем остальным кораблям, которых у вас нет, но пусть Гумпас думает, что они у вас есть. - Ага, я понял, - сказал Дриниэн, потирая руки. - И они прочтут наши сигналы. Что я должен написать? Всему флоту обогнуть Авру с юга и собраться в?.. - В Бернстеде, - ответил Лорд Берн. - Это будет очень правдоподобно. Ведь если бы у нас были еще какие-нибудь корабли, их путь нельзя было бы проследить из Нерроухэвена. Каспиану было очень жаль друзей, томившихся в плену на корабле Пага, но, тем не менее, остаток дня он провел очень приятно. Ранним вечером, так как им всем пришлось грести, оставив по правому борту северо-восточную оконечность Доорна и обогнув по левому борту мыс Авры, они вошли в удобную гавань на южном берегу Авры, где прекрасные земли Берна доходили до самой воды. Все люди Берна, многие из которых еще работали в поле, были свободными. Это было счастливое и процветающее владение. Все сошли на берег и пировали по-королевски в доме с низкой крышей, стоявшем над заливом. Берн, его милая жена и веселые дочери устроили путникам роскошное угощение. Но после наступления темноты Берн послал гонца передать приказ о некоторых приготовлениях, каких именно, он не сказал, на следующий день. 4. ЧТО ДЕЛАЛ КЭСПИЭН В НЭРРОУХЭВЕНЕ На следующее утро Лорд Берн рано поднял своих гостей и после завтрака попросил, чтобы Каспиан отдал приказ своим людям надеть боевые доспехи. "И, самое главное", - добавил он, - "пусть все будет начищено до блеска, как будто это утро первой битвы в великой войне между благородными королями, на которую смотрит весь мир". Так и сделали, а затем на трех лодках Каспиан со своими людьми и Берн с некоторыми из своих двинулись в Нерроухэвен. Флаг короля развевался на носу его лодки, и с ним был его трубач. Когда они добрались до пристани в Нерроухэвене, Каспиан обнаружил, что встречать их собралось множество людей. - Об этом-то я и посылал вчера вечером сообщение, - сказал Берн. - Все они - мои друзья, честные люди. Как только Каспиан ступил на берег, в толпе раздались крики: "Ура! Нарния! Нарния! Да^ здравствует Король!" В тоже самое мгновение, также благодаря посланцам Берна, во многих частях города начали звонить в колокола. Тогда Каспиан приказал поднять свое знамя и трубить в трубы. Солдаты с суровыми лицами обнажили шпаги и торжественно промаршировали по улице, да так, что улица задрожала. Утро было солнечным, и на их броню невозможно было долго смотреть, так ее блеск слепил глаза. Вначале их приветствовали только те, кого предупредил посланец Берна, кто знал, что происходит, и хотел, чтобы это произошло. Потом к ним присоединились дети, которым понравилось это зрелище, ведь подобные процессии они видели очень редко. Затем их поддержали школьники, тоже любившие процессии и надеявшиеся, что среди всеобщей суматохи о занятиях в школе в этот день будет забыто. Затем все старухи повысовывали головы из дверей и окон и начали переговариваться друг с другом и кричать "ура" королю, ибо что значит какой-то губернатор в сравнении с Королем. По этой же причине, а также потому, что Каспиан, Дриниэн и вся свита были так красивы, к ним присоединились и все молодые женщины. А мужчины подошли посмотреть, на что глазеют женщины. Итак, к тому моменту, когда Каспиан добрался до ворот замка, почти весь город бурлил и шумел; и Гумпас, сидевший в замке и копавшийся, путаясь, во всевозможных счетах, анкетах, правилах и регламентах, услышал этот шум. У ворот замка трубач Каспиана затрубил и крикнул: "Отворите королю Нарнии, прибывшему навестить своего верного и любимого слугу, губернатора Одиноких Островов". Надо отметить, что в эти дни на островах все делалось очень небрежно и неряшливо. Открылась только небольшая калитка, и из нее, держа в руках заржавевшую пику, вышел взъерошенный тип в грязной старой шляпе вместо шлема. Он заморгал, увидев перед собой сверкающие на солнце латы. - Немте-вть-хосттво, - пробормотал он, что должно было означать: "Вы не можете видеть Его Превосходительство". Никаких встреч без предварительной записи кроме, как между девятью и десятью утра вторую субботу каждого месяца. - Обнажи голову перед Нарнией, ты, собака, - прогремел Лорд Берн и слегка ударил его рукой в латной перчатке. От удара шляпа слетела у стража с головы. - Эй! Это еще за что? - начал стражник, но никто на него не обратил внимания. Двое из людей Каспиана прошли через калитку и, после некоторой борьбы с засовами и болтами, так как все было ржавым, нараспашку открыли ворота. Король и его свита вступили во двор замка. Там слонялось несколько человек из стражи губернатора, еще несколько, большинство из них вытирали рты, спотыкаясь, поспешно вышли из разных дверей. Хотя их доспехи были в удивительном состоянии, эти люди смогли бы драться, если бы у них был предводитель или если бы они знали, что происходит. Посему это был опасный момент. Каспиан не дал им времени на раздумья. - Где капитан? - спросил он. - Я капитан, более или менее, если вы понимаете, что имею в виду, - вяло отозвался молодой человек довольно щегольского вида, вообще без доспехов. - Мы хотим, сказал Каспиан, - чтобы Наше королевское посещение территории Одиноких Островов явилось, если это возможно, поводом для радости, а не для ужаса для Наших верноподданных. Только поэтому я ничего не скажу Вам о состоянии оружия и доспехов Ваших людей. Сейчас я Вас прощаю. Прикажите открыть бочку с вином, чтобы Ваши люди могли выпить за Наше здоровье. Однако завтра в полдень я хочу видеть их здесь, во дворе этого замка, похожими на рыцарей при оружии, а не на бродяг. Проследите за этим, иначе Вы заслужите Наше крайнее неудовольствие. Капитан разинул рот, но Бери тут же закричал: "Да, здравствует Король!" И солдаты, которые не поняли больше ничего, подхватили. Тогда Каспиан приказал большей части своих людей оставаться во дворе замка. Сам он, вместе с Берном, Дриниэном и еще четырьмя сопровождающими вошли в зал замка. За столом в противоположном конце зала, окруженный секретарями, сидел Его Превосходительство, губернатор Одиноких Островов. Гумпас выглядел постоянно раздраженным человеком. Волосы его когда-то были рыжими, а теперь по большей части стали седыми. Гумпас поднял глаза, когда вошли незнакомцы, но тут же снова уставился в свои бумаги, механически повторяя: "Никаких встреч без предварительной записи: только от девяти до десяти утра по вторым субботам". Каспиан кивнул Берну и отошел в сторону. Берн и Дриниэн сделали шаг вперед и взялись каждый за край стола. Они подняли его и бросили через весь зал. Стол перевернулся. В воздух поднялись тучи писем, досье чернильниц, ручек, воска для печатей и документов. Затем, не грубо, но твердо, как будто руки их были стальными клещами, они вынули Гумпаса из кресла и поставили лицом к нему на расстоянии примерно четырех футов. Каспиан тут же сел в кресло и положил на колени обнаженную шпагу. - Милорд, - сказал он, глядя на Гумпаса в упор, - Вы приняли Нас не совсем так, как Мы ожидали. Мы - король Нарнии. - В корреспонденции не было ни слова об этом, - ответил губернатор. - В докладах тоже. Нас не извещали ни о чем подобном. Все не по правилам. Буду рад рассмотреть любые заявления... - Итак, мы прибыли проверить, как ведутся дела Вашим Превосходительством, - продолжал Каспиан. - По двум пунктам я требую особого объяснения. Во-первых, я не нашел никаких документальных подтверждений тому, что на протяжении вот уже ста пятидесяти лет король Нарнии получал дань, причитающуюся ему с этих Островов. - Этот вопрос надо будет поднять на Совете в следующем месяце, - сказал Гумпас. - Если сочтут нужным создать комиссию для его расследования, которая подготовила бы доклад об истории финансов этих островов к первому заседанию в будущем году, ну, тогда, конечно.... - Я также обнаружил, что в наших законах черным по белому записано, - продолжал Каспиан, - что, если дань не уплачивалась, то вся задолженность должна быть возмещена губернатором Одиноких Островов из его собственного кошелька. Тут Гумпас заинтересовался. - Ну, об этом не может быть и речи, - сказал он. - Это экономически невозможно - э, Ваше Величество, должно быть, шутит. Про себя он размышлял, нет ли какого-нибудь способа избавиться от этих непрошенных гостей. Если бы он знал, что у Каспиана только один корабль и один отряд, он бы, конечно, постарался усыпить их бдительность ласковыми речами, надеясь ночью окружить и перебить их всех. Но накануне он видел в проливе военный корабль, и прочел сигналы, передаваемые, как он предположил, эскорту. Он тогда не знал еще, что это королевский корабль, так как знамя не развевалось из-за отсутствия ветра и не был виден золотой лев на нем, поэтому он решил ожидать дальнейшего развития событий. И теперь он подумал, что Каспиан собрал весь свой флот в Бернстеде. Гумпасу никогда бы не пришло в голову, что кто-нибудь может осмелиться покорять острова с отрядом всего лишь из пятидесяти человек, сам он на такое был, конечно же, неспособен. - Во-вторых, - сказал Каспиан, - я хочу знать, почему с Вашего разрешения здесь процветает эта ужасная и противоестественная работорговля, наперекор древним законам и обычаям Наших доменов? - Необходимо, неизбежно, - забормотал Его Превосходительство. - Это существенная часть экономического развития островов, уверяю Вас. Наш теперешний рост благосостояния зависит от этого. - Зачем Вам нужны рабы? - На экспорт, Ваше Величество. В основном, мы продаем их калормэнцам; но у нас есть и другие рынки сбыта. Мы сейчас являемся центром работоторговли. - Иначе говоря, - сказал Каспиан, - вам они не нужны. Скажите мне, для чего используются рабы, кроме накопления денег в кошельках таких, как Паг? - Нежный возраст Вашего Величества, - сказал Гумпас, искривившись в гримасе, которая должна была означать отеческую улыбку, - едва ли позволяет Вам понять затрагиваемые экономические проблемы. У меня есть статистические данные, у меня есть графики, у меня... - Сколь нежным не был бы мой возраст, сказал Каспиан, - я полагаю, что понимаю внутренние механизмы работорговли не хуже Вашего Превосходительства. И я не вижу, чтобы она приносила островам мясо или хлеб, пиво или вино, дерево или капусту, книги или музыкальные инструменты, лошадей или доспехи, или же что-нибудь еще, что стоит иметь. Но, независимо от того, есть от нее прок или нет, это надо прекратить. - Но это означает повернуть время вспять, - губернатор открыл рот от изумления. - Разве вы не слышали о прогрессе, развития? - Видел я и то и другое в зародыше, - ответил Каспиан. - Мы в Нарнии называем их "Дело плохо". Эта торговля должна прекратиться. - Я не могу взять на себя ответственность за подобные действия, - заявил Гумпас. - Прекрасно. В таком случае, - сказал Каспиан, - мы освобождаем Вас от Вашей должности. Лорд Берн, подойдите сюда. И прежде, чем Гумпас осознал, что происходит, Берн уже стоял на коленях, а Король держал его руки в своих руках, Лорд дал клятву управлять Одинокими Островами в соответствии со старыми обычаями, правами, традициями и законами Нарнии. Затем Каспиан заявил: - Я думаю, хватит с нас губернаторов, - и назначил Берна Герцогом Одиноких Островов. - Что касается Вас, Милорд, - обратился он к Гумпасу, - я прощаю Вам Вашу задолженность по неуплате дани. Однако до полудня завтрашнего дня Вы и Ваши слуги должны освободить замок, который отныне будет резиденцией Герцога. - Послушайте, все это очень интересно, - вдруг вмешался один из секретарей Гумпаса, - но что, если вы все, господа, прекратите ломать комедию, и мы немного займемся делом. Перед нами действительно стоит вопрос... - Вопрос в том, - сказал Герцог, - уберетесь ли вы и прочий сброд отсюда без порки или же захотите попробовать плетей? Выбирайте, что вам больше нравится. Когда все проблемы наконец были решены ко всеобщему удовольствию, Каспиан приказал подать лошадей, за которыми, как выяснилось, в замке совершенно не ухаживали, и вместе с Берном, Дриниэном и несколькими сопровождающими поскакал на рынок рабов, расположенный рядом с гаванью. Рынок представлял собой длинное низкое здание. Сцена, которую они застали внутри, очень походила на любой другой аукцион, то есть там собралась большая толпа, и Паг, стоя на возвышении, выкрикивал хриплым голосом: - А сейчас, господа, номер двадцать третий. Прекрасный сельскохозяйственный рабочий из Тарабинтии, подходит для работы в копях или на галере. Ему еще нет двадцати пяти лет. Ни одного плохого зуба во рту. Крепкий, мускулистый парень. Сними с него рубаху, Тэкс, и покажи его джентльменам. Какие мускулы! Вы только поглядите на его грудную клетку! Джентльмен в углу, - десять крэссентов. Да вы должно быть шутите, сэр. Пятнадцать! Восемнадцать! Восемнадцать за номер двадцать три. Кто больше? Двадцать один. Спасибо, сэр. Двадцать один за... Но тут Паг застыл с разинутым ртом, увидев закованных в броню воинов, которые подошли, лязгая доспехами, к самому краю платформы. - На колени, все вы, перед Королем Нарнии, - приказал Герцог. Все слышали звон оружия и стук копыт снаружи, а до многих уже донеслись слухи о высадке королевского отряда и событиях в замке. Большинство подчинилось. Не пожелавших это сделать соседи силой поставили на колени. Некоторые прокричали "ура". - Ты должен поплатиться жизнью, Паг, за то, что поднял вчера руку на Нашу королевскую персону, - объявил Каспиан. - Но я прощаю тебе твое неведенье. Четверть часа назад работорговля была запрещена во всех наших доменах. Объявляю всех рабов, находящихся здесь, свободными. Он жестом прервал радостные крики рабов и продолжал: - Где мои друзья? - Эта милая девчушка и приятный молодой человек? - спросил Паг с обворожительной улыбкой. - Ну, их, конечно же, сразу просто вырвали у меня... - Мы здесь, мы здесь, Каспиан! - хором закричали Люси с Эдмундом. - К Вашим услугам, Сир, - пропищал Рипичип из другого угла. Всех их уже продали, но люди, купившие их, остались поторговаться за других рабов, поэтому их еще не увели. Толпа расступилась, чтобы пропустить всех троих, и друзья долго не могли насмотреться друг на друга. Затем к ним подошли двое купцов из Калормэна. У жителей Калормэна темная кожа и длинные бороды. Они обычно носят свободные одежды и оранжевые тюрбаны. Народ этот древний, богатый и мудрый, но жестокий. Они исключительно вежливо поклонились Каспиану и долго осыпали его комплиментами, все больше о фонтанах благоденствия, орошающих сады благоразумия и добродетели и тому подобное, но, разумеется, они хотели получить назад уплаченные деньги. - Это только справедливо, господа, - сказал Каспиан. - Каждый человек, купивший сегодня раба, должен получить назад свои деньги. Паг, вынимай-ка все свои доходы до последнего минима. (Миним - сороковая часть крэссента). - Неужели, Ваше доброе Величество, хочет разорить меня? - взвыл Паг. - Ты всю жизнь наживался на разбитых сердцах, - сказал Каспиан, - и даже, если ты и разоришься, то лучше быть нищим, чем рабом. Но где же еще один мой друг? - Ах, этот? - обрадовался Паг. - Ох, ради Бога, заберите его! Я счастлив сбыть его с рук. За всю жизнь никогда не встречал на рынке такой неходкий товар. В конце концов я объявил за него цену в пять крэссентов, и даже тогда никто не захотел его купить. Давал его бесплатно в придачу к другим номерам, но все равно никто не хотел его брать. Никто не хотел даже прикоснуться к нему, даже посмотреть не него. Тэкс, приведи Кислятину. Так был найден Юстас, и, действительно, он выглядел весьма кисло, хотя никто не хотел оказаться проданным в качестве раба, еще более досадно быть второсортным рабом, которого никто не хочет покупать. Он подошел к Каспиану и сказал: - Ясно. Как всегда. Ты где-то развлекался, пока остальные были в плену. Я полагаю, что ты даже не выяснил насчет британского консула. Ну, конечно же, нет. В эту ночь друзья пировали в замке Нерроухэвена. - Завтра начнутся настоящие приключения! - сказал Рипичип, поклонившись всем и отправляясь спать. На самом деле ничего не могло произойти ни завтра, ни в ближайшие дни. Надо было тщательным образом подготовиться к путешествию в неведомые земли и моря, куда они собирались отправиться. "Рассветный Путник" освободили от всего содержимого и вытащили на сушу с помощью катков и восьми лошадей. На берегу самые искусные корабельные плотники осмотрели каждый дюйм корабля. Затем его снова спустили на воду и дополна загрузили запасом провизии и пресной воды - на двадцать восемь дней. Но даже этот срок, с разочарованием заметил Эдмунд, давал им возможность продвигаться на восток только в течение двух недель, после чего придется прекратить поиски. Пока велись приготовления, Каспиан не упускал случая расспросить старейших капитанов, тех, кого он мог найти в Нерроухэвене, не слыхали ли они о какой-нибудь земле дальше на восток. Много раз наполнял он дворцовым элем кружки обветренных моряков с короткими седыми бородами и ясными глазами, и много длинных историй выслушал он за это. Но даже наименее правдивые из них не упоминали ни о каких землях за Одинокими Островами. Многие считали, что если заплыть слишком далеко на восток, то можно попасть в огромные волны моря без суши, которые вечно перекатываются через край света: - И я думаю, что именно там пошли ко дну друзья Вашего Величества. Остальные могли рассказать только невероятные истории об островах, населенных безголовыми людьми, о плавающих островах, о водяных смерчах и об огне, не боящемся воды. Лишь один, к удовольствию Рипичипа, сказал: - А дальше лежит страна Аслана. Но это за краем света, и вы не можете добраться туда. Но, когда они стали расспрашивать его, он мог только ответить, что слышал это от своего отца. Берн мог им рассказать лишь то, что шестеро его товарищей уплыли на восток, и больше о них никто не слыхал. Поведал он это Каспиану, когда они стояли на вершине Авры, глядя вниз на восточный океан. - Я часто приходил сюда по утрам, - промолвил Герцог, - и смотрел, как солнце встает из моря, и иногда казалось, что это за пару миль отсюда. И я думал о своих товарищах и гадал, что же на самом деле находится за горизонтом. Скорее всего, ничего, но все-таки мне всегда как-то стыдно, что я остался здесь. Но я бы хотел, чтобы Ваше Величество не отправлялось туда. Ваша помощь может понадобиться нам здесь. Это запрещение торговли рабами может перевернуть весь мир; я предвижу войну с Калормэном. Сеньор мой, подумайте еще раз. - Я принес клятву, Герцог, - ответил Каспиан. - И потом, что я скажу Рипичипу? 5. ШТОРМ, И ЧТО ИЗ ЭТОГО ПОЛУЧИЛОСЬ Спустя три недели "Рассветный Путник" вышел из гавани Нерроухэвена. На прощанье были сказаны очень торжественные слова, большая толпа собралась посмотреть на их отплытие. Были и крики "ура", и слезы, когда Каспиан обратился в последний раз с речью к жителям Одиноких Островов и обнял на прощанье Герцога и его семью. Когда корабль со все еще лениво висящим пурпурным парусом отошел от берега, и звук труб Каспиана стал слышен слабее^ все замолчали. Затем поднялся ветер. Парус надулся, буксир был отвязан и отправлен назад, первая настоящая волна разбилась о нос "Рассветного Путника", и корабль снова ожил. Матросы, свободные от вахты, спустились вниз, Дриниэн взял на себя первую вахту на корме и повернул корабль на восток, огибая с юга Авру. Следующие несколько дней были просто чудесны. Каждое утро, просыпаясь, Люси видела, как отблески залитой солнцем воды танцуют на потолке каюты, и ей казалось, что она самая счастливая девочка в мире. Одеваясь, Люси разглядывала симпатичные новые вещи, которые ей подарили на Одиноких Островах: высокие сапоги, ботинки со шнуровкой, плащи, куртки и шарфы. Затем она обычно выходила на палубу и смотрела на море, которое каждое утро становилось все ярче и синее, и вдыхала воздух, теплеющий с каждым днем. А завтрак поглощался с таким аппетитом, какой бывает только на море. Она проводила довольно много времени, сидя на маленькой скамеечке и играя в шахматы с Рипичипом. Забавно было наблюдать, как он обеими лапками поднимает фигуры, слишком большие для него, и встает на цыпочки, если надо сделать ход ближе к центру доски. Он был хорошим игроком, и когда помнил, что делает, то обычно выигрывал. Но почти все время выигрывала Люси, потому что Мышь делала различные глупости: например, посылала офицера на защиту королевы и туры. Это случалось часто, так как он иногда забывал, что это игра в шахматы, и думал о настоящей битве, заставляя офицера делать то, что он сам, несомненно, сделал бы на его месте. Голова его была полна несбыточных надежд, безнадежных и доблестных атак и сопротивлений до последней капли крови. Но это приятное времяпровождение продлилось недолго. Настал вечер, когда Люси, лениво наблюдая за длинной бороздой, которую они оставляли в кильватере за кормой, заметила, как на западе с поразительной скоростью возникает громадная стена облаков. Затем в ней образовался разрыв, в который проник желтый закат. Казалось, что все волны позади них принимают необычную форму, море стало похожим на грязное полотно. Похолодало. Корабль, казалось, двигался беспокойно, как будто чувствуя позади опасность. Парус то висел без движения плоским мешком, то резко надувался. Пока Люси смотрела на все это и удивлялась мрачным нотам, появившимся даже в шуме ветра, Дриниэн закричал: "Все на палубу!" И началась всеобщая суматоха. Закрывались люки, погас огонь в камбузе, матросы взбирались на реи, чтобы подтянуть рифы на парусе. Прежде, чем закончились приготовления, шторм налетел на них, Люси показалось, что в море прямо перед носом их корабля разверзлась бездна, и они ринулись в нее. Огромный серый водяной вал, выше мачты, вздыбился навстречу им. Казалось, что это неминуемая гибель, однако они взлетели на гребень волны. Затем корабль как будто повернулся вокруг своей оси. На палубу обрушился настоящий водопад, полуют и бак оказались двумя островами, между которыми свирепствовало море. Наверху матросы ползали вдоль рей, отчаянно пытаясь поймать парус. Порвавшийся канат выпирал на ветру вбок, прямо и неподвижно как кочерга. - Идите вниз, мэм! - завопил Дриниэн. И Люси, зная, что сухопутные крысы только мешают команде, подчинилась. Это было непросто сделать. "Рассветный Путник" сильно накренился вправо, палуба стала похожа на скат крыши дома, Люси пришлось доползти по кругу до вершины лесенки, держась за перила, переждать, пока наверх взберутся двое матросов, а затем уж кое-как спускаться. Хорошо еще, что она крепко держалась, так как у последней ступеньки лестницы через палубу с ревом перехлестнула еще одна волна, окатив Люси до плеч. Она и так уже почти насквозь промокла от брызг и дождя, но этот душ оказался холоднее. Она кинулась к своей каюте и вбежала туда, захлопнув за собой дверь. Там Люси могла хотя бы не видеть, как корабль стремглав несется во тьму. Но страшное смешение скрипов, стонов, стуков, лязга, рева и грохота, доносившегося сверху, здесь, внизу, пугало еще больше, чем на полуюте. Шторм продолжался и на следующий день, и через день. Он длился так долго, что никто уже не мог вспомнить, когда он начался, казалось, он был всегда. У руля постоянно находилось трое, и всем хватало дела, чтобы поддерживать хотя бы некое подобие курса. У насоса тоже постоянно должен был кто-нибудь находиться. Никто не мог отдохнуть, ничего нельзя было ни сварить, ни просушить, один матрос свалился за борт и погиб, и ни разу за все эти дни они не видели солнца. Когда все кончилось, Юстас сделал следующую запись в дневнике: "3-е сентября. За целую вечность первый день, когда я в состоянии писать. Ураган гнал нас тридцать дней и ночей. Я это знаю точно, потому что я считал, хотя все остальные говорят, что только двенадцать. Очень приятно очутиться в опасном путешествии вместе с людьми, которые даже правильно считать не умеют! Все это время я чувствовал себя совершенно отвратительно: час за часом нас кидало на огромных волнах, я постоянно был промокшим до нитки, и они даже не пытались нас кормить. Можно и не говорить, что здесь нет ни телеграфа, ни ракет, следовательно никакой возможности подать кому-нибудь сигнал с просьбой о помощи. Все это доказывает справедливость того, что я им твердил: ведь это просто сумасшествие - пускаться в путь на такой гнилой лодчонке. Даже если бы я был здесь в обществе приличных людей, это все равно было бы достаточно неприятно, не говоря об этих сущих дьяволах в человечьем облике. Каспиан и Эдмунд ужасно грубо обращаются со мной. В ту ночь, когда мы потеряли мачту, теперь остался только обрубок, несмотря на то, что я чувствовал себя скверно, они заставили меня вылезти на палубу и вкалывать, как раба. Люси подлила масла в огонь, заявив, что Рипичип очень хотел пойти поработать, только он слишком мал. Удивляюсь, неужели она не видит, что эта маленькая скотина делает все только из хвастовства. Даже в ее возрасте должно хватать здравого смысла, чтобы понять это. Сегодня эта проклятая лодка наконец-то обрела устойчивость, вышло солнце, и мы все долго и нудно обсуждали, что будем делать. Запасов еды, в основном отвратительной, у нас хватит на шестнадцать дней. (Птицу всю смыло за борт. Даже если бы не смыло, все равно она перестала нестись от шторма.) Настоящая беда с водой. В двух бочках в суматохе, похоже, пробили дырки, и они пусты (снова Нарнианская сноровка). С уменьшением порций - каждому по полпинты в день, нам хватит воды на двенадцать дней. Есть еще большие запасы вина и рома, но даже эти кретины понимают, что от этого еще больше пить захочется. Конечно, будь это возможно, самым разумным было бы тут же повернуть на запад и плыть к Одиноким Островам. Но чтобы добраться сюда, нам потребовалось восемнадцать дней, причем мы неслись, как сумасшедшие, шторм подгонял нас. Даже, если бы дул восточный ветер, нам потребовалось бы больше дней на возвращение. А сейчас нет никаких признаков восточного ветра, нет вообще никакого ветра. Если же грести назад, то это займет слишком много времени, и Каспиан говорит, для того, чтобы грести, матросам нужно больше, чем полпинты воды в день. Я совершенно уверен, что это не так. Я пытался объяснить, что на самом деле пот охлаждает людей, так что, если бы они гребли, им потребовалось бы меньше воды. Он не обратил никакого внимания на мои слова, как всегда делает, когда не знает, что ответить. Все остальные за то, чтобы продолжать плавание в надежде найти землю. Я счел своим долгом указать им, что мы не знаем, есть ли впереди земля, и попытался заставить их понять, как опасно принимать желаемое за действительное. Вместо того, чтобы выработать лучший план, они имели наглость спросить меня, что я им могу предложить. Тогда я холодно и спокойно объяснил им, что меня похитили и увезли в это идиотское путешествие без моего согласия, и вряд ли это мое дело - вытаскивать их из этой неприятности. 4-е сентября. Море спокойно. На обед дали маленькие порции, а мне - меньше всех. Каспиан себе очень ловко подкладывает, и думает, что я не вижу! Люси почему-то предложила отдать мне часть своей порции, но этот вечно во все вмешивающийся тупица Эдмунд ей не позволил. Довольно жарко. Весь вечер ужасно хочется пить. 5-е сентября. Море по-прежнему спокойно. Ужасно жарко. Очень плохо чувствовал себя весь день. Уверен, что у меня температура. Конечно же, взять на борт термометр у них ума не хватило. 6-е сентября. Ужасный день. Проснулся ночью, зная, что меня лихорадит, и что я должен выпить воды. Любой доктор сказал бы это. Видит Бог, что никогда не стараюсь получить преимуществ перед другими несправедливым образом, но я и помыслить не мог, что это ограничение выдачи воды будет применяться к больному человеку. Я бы, конечно, разбудил остальных и попросил бы у них воды, да только я подумал, что это слишком эгоистично - будить их. Так что я просто встал, взял свою чашку и на цыпочках вышел из этой Черной Дыры, в которой мы спим, очень стараясь не потревожить Каспиана и Эдмунда: ведь они так плохо спали все ночи с того дня, когда началась жара и стали выдаваться малые порции воды. Я всегда считаюсь с другими, независимо от того, как они ко мне относятся. Я спокойно вышел в большую комнату, если это можно назвать комнатой, туда, где скамейки для гребли и багаж. Резервуар с водой находится тут же. Все шло прекрасно, но не успел я набрать и чашки воды, как меня поймали, и кто же, вы думаете? Этот маленький шпион, Рип. Я попытался объяснить ему, что хотел выйти на палубу подышать воздухом, история с водой его совершенно не касалась, а он спросил меня, зачем мне чашка. Он поднял такой шум, что проснулся весь корабль. Они просто возмутительно обошлись со мной. Я спросил, как, думаю, должен был бы сделать каждый, что Рипичип посреди ночи делал возле бочки с водой. Он ответил, что, так как он слишком мал, чтобы делать что-нибудь полезное на палубе, то он каждую ночь стоит в карауле, охраняя воду, чтобы кто-то мог поспать в это время. И опять проявилась их проклятая несправедливость: они все поверили ему. Представляете, ну что тут можно поделать? Мне пришлось извиниться, иначе эта маленькая опасная скотина опять налетела бы на меня со своей шпагой. А затем Каспиан показал нам свою подлинную сущность тирана, громко заявив во всеуслышание, что в дальнейшем всякий, кто будет застигнут за "кражей" воды получит "две дюжины". Я не знал, что это означает, пока Эдмунд не объяснил мне. Это встречается в тех книжках, которые читают Пэвенси. После этой трусливой угрозы Каспиан сменил тон и стал более снисходителен. Сказал, что ему очень жаль меня, и что всех тоже лихорадит, но что мы должны мужественно переносить это и т.п. и т.д. Отвратительный заносчивый тупица. Сегодня я весь день оставался в постели. 7-е сентября. Сегодня подул небольшой ветер, но по-прежнему с запада. Продвинулись на несколько миль на восток с помощью паруса, установленного на том, что Дриниэн называет аварийной мачтой - это означает бушприт, поставленный вертикально и привязанный, как они говорят, принайтовленный к обломку настоящей мачты. По-прежнему ужасно хочется пить. 8-е сентября. Все еще плывем на восток. Теперь я целыми днями лежу на своей койке и не вижу никого, кроме Люси, пока эти двое дьяволов не приходят спать. Люси немножко дает мне из своей порции воды. Она говорит, что девочки не так сильно хотят пить, как мальчики. Я часто думал, что это не так, но на море это должно бы быть более широко известно. 9-е сентября. Видна земля: очень высокая гора далеко на юго-востоке. 10-е сентября. Гора стала больше и видна более ясно, но она все еще далеко. Сегодня впервые, с бог знает какого времени, появились чайки. 11-е сентября. Поймали какую-то рыбу и ели ее на обед. Около семи часов вечера бросили якорь на глубине трех саженей в заливе этого горного острова. Этот идиот Каспиан не пустил нас на берег, потому что становилось темно, и он боялся туземцев и диких зверей. Сегодня вечером дали по дополнительной порции воды." То, что ожидало их на этом острове, касалось Юстаса более, нежели кого-либо другого, но эти события нельзя пересказать его словами, ибо после 11 сентября он надолго перестал вести свой дневник. Утром небо было серым и низким, но стояла сильная жара. Путешественники увидели, что находятся в заливе, со всех сторон окруженном утесами и скалами и похожем на норвежский фьорд. Впереди, в глубине бухты, был виден ровный берег, густо поросший деревьями, похожими на кедры, между которыми протекал быстрый поток. За рощей был крутой подъем, заканчивающийся каменным гребнем с острыми выступами, а за ним смутно виднелись темные горы, вершины которых прятались за тусклыми облаками. Утесы по обеим сторонам залива были исполосованы белыми линиями. Все знали, что это водопады, хотя на таком расстоянии не было видно их движения и не было слышно шума. Было тихо, и вода залива казалась гладкой, как зеркало, она отражала каждый камушек на утесах. На картине этот пейзаж, пожалуй, выглядел бы красиво, но в реальной жизни зрелище было удручающим. Эта страна не приветствовала гостей. Команда корабля отправилась на берег в двух лодках, все пили воду и вдоволь плескались в речке. Затем хорошо поели и отдохнули перед тем, как Каспиан послал четверых обратно охранять корабль. После этого началась обычная работа. Предстояло многое сделать. Надо было свезти на берег бочки, заделать, если возможно, дырявые и снова наполнить их водой, надо было свалить дерево, если удастся, сосну, и сделать из нее новую мачту, необходимо было починить паруса. Требовалось послать на охоту несколько человек набить дичи, какая может водиться в этом краю, надо было постирать и починить одежду и исправить на борту корабля бесчисленные мелкие поломки. Теперь в "Рассветном Путнике" - и тем яснее это стало видно, когда они оказались на некотором расстоянии от него - было трудно признать гордый корабль, покинувший гавань Нерроухэвена. Он выглядел поврежденным, потерявшим цвет старым кораблем, который легко принять за обломок кораблекрушения. Его офицеры и команда были не лучше - худые, бледные, в лохмотьях, с красными от недосыпания глазами. Юстас лежал под деревом и слушал обсуждение всех этих планов. Сердце его упало. Неужели не удастся отдохнуть? Похоже было на то, что первый их день на долгожданной суше будет полон такой же тяжелой работой, как и в море. Затем ему в голову пришла восхитительная идея. Никто не смотрел на него - все кудахтали по поводу корабля так, словно им действительно нравилась эта ужасная посудина. Почему бы ему просто не ускользнуть прочь? Он прогуляется вглубь острова, найдет наверху в горах прохладное местечко, продуваемое ветерком, хорошенько выспится и присоединится к остальным только после того, как закончится дневная работа. Он чувствовал, что ему это будет полезно. Но он постарается не потерять из виду залив и корабль, чтобы не заблудиться. Ему бы не хотелось остаться в одиночестве в этих краях. Юстас тут же принялся осуществлять свой план. Он тихо поднялся со своего места и направился под деревья, стараясь идти медленно, с бесцельным видом, так, что если бы кто-нибудь увидел его, то подумал бы, что он всего лишь разминает ноги. Он очень удивился тому, как быстро затих после него шум разговора, и каким тихим и теплым оказался темно-зеленый лес. Вскоре он понял, что может идти более быстро и уверенно. Так он вскоре вышел из леса и увидел перед собой крутой склон горы. Трава была сухой и скользкой, но по ней вполне можно было передвигаться, хотя бы на четвереньках, и, хотя Юстас пыхтел и поминутно вытирал пот со лба, он все же упорно тащился вперед. Это, кстати, показывало, что перемены в жизни принесли ему некоторую пользу, хотя сам он об этом и не подозревал: прежний Юстас, Юстас Гарольда и Альберты, прекратил бы подъем через десять минут. Медленно, с несколькими передышками, добрался он до гребня. он думал, что оттуда сможет заглянуть вглубь острова, но облака спустились ниже и были теперь ближе к нему, а навстречу поднималась густая пелена тумана. Он сел и оглянулся. Он был теперь так высоко, что залив под ним казался совсем крошечным; море было видно на мили вокруг. Затем на него нахлынул горный туман, густой, но не холодный; он прилег и стал вертеться с боку на бок, стараясь найти наиболее удобное положение, чтобы насладиться отдыхом. Однако наслаждался он недолго. Чуть ли не впервые в жизни он почувствовал себя одиноко. Это чувство росло постепенно. Но затем он начал беспокоиться о том, сколько времени прошло. Ниоткуда не доносилось ни единого звука. Внезапно ему пришло в голову, что он мог пролежать так многие часы. Вдруг остальные уже уплыли! Вдруг они специально дали ему уйти, просто, чтобы бросить его здесь! Он в панике вскочил и начал быстро спускаться. Вначале Юстас слишком заторопился, поскользнулся на влажной траве и проехал вниз несколько футов. Затем он решил, что это завело его слишком далеко влево, А когда он поднимался, то видел пропасти в той стороне. Тогда он снова полез наверх, насколько он мог судить, приблизительно в то место, где был вначале, и снова начал спуск, держась правой стороны. После этого, казалось дела пошли лучше. Он продвигался очень осторожно, так как видел не дальше ярда впереди себя, а вокруг него по-прежнему стояла полная тишина. Исключительно неприятное ощущение, когда приходится передвигаться с осторожностью, а голос вокруг тебя постоянно твердит: "Поторапливайся, поторапливайся". С каждой минутой ужасная мысль о том, что его бросили, становилась все назойливее. Если бы он хоть немного понимал Каспиана и Пэвенси, он бы конечно догадался, что нет ни малейшей вероятности того, что они способны так поступить. Но он убедил себя, что все они - сущие дьяволы в человеческом облике. - Наконец-то! - воскликнул Юстас, соскользнув вниз по горке рассыпающихся камней, так называемому оползню, и обнаружив, что стоит на ровной почве. - Ну, и где же теперь эти деревья? Впереди действительно что-то темнеет. Ага, кажется туман рассеивается. Туман и впрямь рассеивался. Свет с каждой секундой усиливался, и Юстас заморгал. Туман исчез. Юстас находился в совершенно незнакомой долине, а моря нигде не было видно. 6. ПРИКЛЮЧЕНИЯ ЮСТАСА В это время остальные уже умывались в речке, собираясь пообедать и отдохнуть. Трое лучших стрелков отправились в горы, к северу от залива, и возвратились вскоре с тушами двух горных козлов, которые теперь поджаривались на огне. Каспиан приказал выгрузить на берег бочку с вином из Аркенлэнда. Одной бочки должно было хватить на всех: это вино было таким крепким, что приходилось его разбавлять водой. Пока что работа продвигалась хорошо, и за обедом было весело. Положив себе вторую порцию козлятины, Эдмунд вдруг воскликнул: "А куда запропастился этот несчастный Юстас?" Юстас же тем временем озирался в незнакомой долине. Она была такой узкой и глубокой, а окружающие ее склоны - такими отвесными, что она походила на гигантскую трещину. Дно долины поросло травой, из которой выглядывали камни. Кое-где Юстас заметил черные выгоревшие пятна, похожие на те, что в жаркое лето можно видеть по краям железнодорожной насыпи. Примерно в пятнадцати ярдах от него виднелась чистая гладь озера. Больше в долине не было видно ничего: ни животного, ни птицы, ни насекомого. Солнце палило нещадно, и угрюмые горные пики заглядывали через край долины. Юстас, конечно же, понял, что в тумане спустился с гребня горы не по тому склону. Он сразу же повернулся посмотреть, как ему взобраться назад, но, взглянув наверх, задрожал. Очевидно, лишь удивительное везение помогло ему найти единственно возможный путь вниз - длинную зеленую полоску земли, ужасно крутую и узкую, по обеим сторонам которой зияли пропасти. Другой дорогой подняться наверх было невозможно. Но сможет ли он вернуться ею теперь, когда увидел, что это за путь? От одной мысли об этом у него начала кружиться голова. Он снова повернулся, подумав, что в любом случае ему лучше сперва хорошенько напиться из пруда. Но прежде, чем он успел сделать шаг в долину, позади него послышался какой-то шум. Это было всего лишь шуршание, но оно казалось очень громким во всепоглощающей тишине долины. На мгновение Юстас застыл на месте. Затем он осторожно повернул голову и посмотрел. У подножия утеса, слева от Юстаса, была небольшая темная дыра - возможно вход в пещеру. И из нее поднимались две тонкие струйки дыма. Камни, лежавшие перед этой дырой дрожали так, как будто в темноте за ними ползло что-то большое и тяжелое. Именно этот шум и услышал Юстас. А что-то и впрямь ползло. Даже хуже: что-то выползало оттуда. Эдмунд или Люси, или вы сразу же бы узнали это существо, но Юстас не читал книжек, в которых было бы написано о подобных вещах. Более того, раньше он даже представить себе не мог то, что показалось из пещеры - длинная морда свинцового цвета с тусклыми красными глазами; ни перьев, ни шерсти на длинном волочащемся по земле гибком теле; лапы, суставы которых возвышались, как у паука, над спиной; ужасные когти, крылья, как у летучей мыши, скрежещущие по камням; хвост длиной с милю. А из двух ноздрей поднимались струйки дыма. Юстасу и в голову не пришло, что это дракон. Да если бы даже и пришло, лучше бы ему от этого не стало. Однако, если бы он хоть что-нибудь слышал о драконах, возможно, он слегка бы удивился поведению этого. Дракон не стал хлопать крыльями, отряхиваясь, не извергал реку пламени из пасти. Дым от его ноздрей походил на дым от костра, который скоро угаснет. Дракон, похоже, и не заметил Юстаса. Выбравшись наконец из пещеры, он очень медленно пополз к пруду - медленно, с частыми остановками. Даже Юстас, несмотря на свой страх, почувствовал, что это очень старое, полное печали создание. Он раздумывал, не стоит ли ему стремительно рвануться наверх. Однако дракон мог бы обернуться на шум и ожить. Может, он только прикидывался. В любом случае, какой смысл пытаться лезть наверх, чтобы убежать от существа, которое умеет летать? Дракон добрался до озера, опустил на гальку свой ужасный чешуйчатый подбородок и потянулся к воде, однако, не успев напиться, он издал хриплый пронзительный крик и, забившись в судорогах, перевернулся на бок, и застыл, подняв в воздух когтистую лапу. Из его широко открытой пасти вылилась небольшая лужица темной крови. Дым, шедший из ноздрей, на мгновение почернел, а затем его унесло прочь налетевшим ветерком. Больше дыма не было. Юстас еще долго не смел двинуться с места. Может, эта скотина притворилась, заманивая таким образом путешественников на верную гибель. Однако, ждать вечно было невозможно. Он сделал шаг к дракону, затем два шага и снова остановился. Дракон оставался недвижим; Юстас заметил также, что красный огонь в его глазах угас. Наконец, он подошел к нему - только теперь он был совершенно уверен, что дракон мертв. Он с дрожью дотронулся до него: ничего не произошло. Облегчение было так велико, что Юстас чуть не рассмеялся вслух. Он почувствовал себя так, как будто сразился с драконом и убил его, а не просто наблюдал его смерть. Он перешагнул через дракона и подошел к озеру, чтобы наконец напиться, так как жара становилась нестерпимой. Юстас не удивился, когда услышал раскаты грома. Почти сразу же солнце исчезло, и, когда он заканчивал пить, начали падать большие капли дождя. Климат этого острова был очень неприятен. Меньше, чем за минуту Юстас вымок до нитки и был почти ослеплен дождем, таким сильным, какого никогда не бывает в Европе. Бесполезно было пытаться выбраться из долины, пока шел этот дождь. И Юстас стремглав бросился к единственному убежищу, находившемуся в пределах видимости - к пещере дракона. Там он прилег и постарался отдышаться. Большинство из нас, конечно, знает, что можно обнаружить в логове дракона, но, как я уже говорил раньше, Юстас читал только неправильные книжки. В них много говорилось об экспорте и импорте, правительствах и мелиорации, но с драконами там было туго. Вот почему он так удивился, когда прилег. Неровности пола в пещере были слишком колючими для камней и слишком твердыми для шипов, а вокруг было как будто много больших круглых или плоских предметов, так что, когда он ворочался, все это звенело. У входа в пещеру было достаточно светло, чтобы все это рассмотреть. И, конечно же, Юстас посмотрел и обнаружил то, о чем любой из нас мог бы предупредить его заранее - сокровища. Там были короны, они-то и являлись колючими предметами, монеты, кольца, браслеты, слитки, кубки, блюда и драгоценные камни. Юстас, в отличие от других мальчиков, никогда не интересовался сокровищами, но тут же понял, какую из них можно извлечь выгоду в этом новом для него мире, куда он так по-д