У нашего казначея сто рублей вперед и порешил во что  бы  то  ни  стало
"пожить", пожить во всю ивановскую, так, чтобы потом в  течение  десяти  лет
жить одними только воспоминаниями.
     А вы знаете, что значит "пожить" в лучшем смысле этого  слова?  Это  не
значит отправиться в  летний  театр  на  оперетку,  съесть  ужин  и  к  утру
вернуться домой навеселе. Это не значит отправиться на выставку, а оттуда на
скачки и повертеть там кошельком около тотализатора. Если вы хотите  пожить,
то садитесь в вагон и отправляйтесь туда, где воздух пропитан запахом сирени
и черемухи, где, лаская ваш взор своей  нежной  белизной  и  блескомалмазных
росинок, наперегонку цветут ландыши и ночные красавицы.  Там,  на  просторе,
под голубым сводом, в виду зеленого леса и воркующих ручьев, в обществе птиц
и зеленых жуков, вы поймете, что такое  жизнь!  Прибавьте  к  этому  две-три
встречи с  широкополой  шляпкой,  быстрыми  глазками  и  белым  фартучком...
Признаюсь, обо всем этом я мечтал, когда с отпуском в  кармане,  обласканный
щедротами казначея, перебирался на дачу.
     Дачу я нанял, по совету одного приятеля,  у  Софьи  Павловны  Книгиной,
отдавшей у себя  на  даче  лишнюю  комнату  со  столом,  мебелью  и  прочими
удобствами. Наем дачи совершился скорее, чем мог я думать. Приехав в Перерву
и отыскав дачу Книгиной, я  взошел,  помню,  на  террасу  и...  сконфузился.
Терраска была уютна, мила и восхитительна, но еще  милее  и  (позвольте  так
выразиться) уютнее была молодая,  полная  дамочка,  сидевшая  за  столом  на
террасе и пившая чай. Она прищурила на меня глазки.
     - Что вам угодно?
     - Извините, пожалуйста...- начал я.- Я... я, вероятно, не туда попал...
Мне нужна дача Книгиной...
     - Я Книгина и есть... Что вам угодно?
     Я потерялся... Под квартирными и дачными хозяйками  привык  я  разуметь
особ пожилых, ревматических, пахнущих кофейной гущей,  но  тут...-  "спасите
нас, о неба херувимы!"- как сказал Гамлет,  сидела  чудесная,  великолепная,
изумительная, очаровательная особа. Я, заикаясь, объяснил, что мне нужно.
     - Ах, очень приятно! Садитесь, пожалуйста! Мне ваш друг писал  уже.  Не
хотите ли чаю? Вам со сливками или с лимоном?
     Есть порода  женщин  (чаще  всего  блондинок),  с  которыми  достаточно
посидеть две-три минуты, чтобы вы почувствовали себя  как  дома,  словно  вы
давным-давно знакомы. Такой именно была и  Софья  Павловна.  Выпивая  первый
стакан, я уже знал, что она не замужем, живет на проценты с капитала и  ждет
к себе с гости тетю; я знал причины, какие побудили  Софью  Павловну  отдать
одну комнату внаймы. Во-первых, платить сто  двадцать  рублей  за  дачу  для
одной тяжело и, во-вторых, как-то жутко: вдруг вор заберется ночью или  днем
войдет страшный мужик!  И  ничего  нет  предосудительного,  если  в  угловой
комнате будет жить какая-нибудь одинокая дама или мужчина.
     - Но мужчина лучше!- вздохнула хозяйка, слизывая варенье с ложечки.-  С
мужчиной меньше хлопот и не так страшно...
     Одним словом, через какой-нибудь  час  я  и  Софья  Павловна  были  уже
друзьями.
     - Ах да!- вспомнил я, прощаясь с ней.- Обо всем поговорили, а о главном
ни слова. Сколько же вы с меня возьмете? Жить я у вас буду  только  двадцать
восемь дней... Обед, конечно... чай и прочее.
     - Ну, нашли, о чем говорить! Сколько можете, столько и дайте... Я  ведь
не из расчета отдаю комнату, а так...  чтоб  людней  было...  двадцать  пять
рублей можете дать?
     Я, конечно, согласился,  и  дачная  жизнь  моя  началась...  Эта  жизнь
интересна тем, что день похож на день, ночь на ночь, и - сколько прелести  в
этом однообразии, какие дни, какие ночи! Читатель, я в  восторге,  позвольте
мне вас обнять! Утром я просыпался и, нимало не думая о службе, пил  чай  со
сливками. В одиннадцать шел к хозяйке поздравить ее с добрым утром и  пил  у
нее кофе с жирными, топлеными сливками. От кофе до обеда болтали. В два часа
обед, но что за  обед!  Представьте  себе,  что  вы,  голодный  как  собака,
садитесь за стол, хватаете большую  рюмку  листовки  и  закусываете  горячей
солониной с хреном.  Затем  представьте  себе  окрошку  или  зеленые  щи  со
сметаной и т.д. и т.д. После обеда  безмятежное  лежанье,  чтение  романа  и
ежеминутное вскакивание, так как хозяйка то и дело мелькает около двери -  и
"лежите!", "лежите!.." Потом купанье. Вечером до глубокой  ночи  прогулка  с
Софьей Павловной... Представьте себе, что в вечерний час,  когда  все  спит,
кроме соловья да изредка вскрикивающей цапли, когда  слабо  дышащий  ветерок
еле-еле доносит до вас шум далекого поезда, вы гуляете в роще или по  насыпи
железной дороги с  полной  блондиночкой,  которая  кокетливо  пожимается  от
вечерней прохлады и то и дело поворачивает к вам бледное от  луны  личико...
Ужасно хорошо!
     Не прошло и недели, как случилось то, чего вы давно уже ждете от  меня,
читатель, и без чего  не  обходится  ни  один  порядочный  рассказ...  Я  не
устоял... Мои объяснения Софья Павловна выслушала равнодушно, почти холодно,
словно давно уже ждала их, только сделала  милую  гримаску  губами,  как  бы
желая сказать:
     - И о чем тут долго говорить, не понимаю!
     Двадцать восемь дней промелькнули как одна секунда. Когда кончился срок
моего отпуска, я, тоскующий, неудовлетворенный, прощался с  дачей  и  Соней.
Хозяйка, когда я укладывал чемодан, сидела на диване и  утирала  глазки.  Я,
сам едва не  плача,  утешал  ее,  обещая  наведываться  к  ней  на  дачу  по
праздникам и бывать у нее зимой в Москве.
     - Ах... когда же мы, душа моя, с тобой посчитаемся?вспомнил я.- Сколько
с меня следует?
     - Когда-нибудь после...- проговорил мой "предмет", всхлипывая.
     - Зачем после? Дружба дружбой, а денежки врозь, говорит пословица, и  к
тому же я нисколько не желаю жить на  твой  счет.  Не  ломайся  же,  Соня...
Сколько тебе?
     -  Там...  пустяки  какие-то...-  проговорила  хозяйка,  всхлипывая   и
выдвигая из стола ящичек.- Мог бы и после заплатить...
     Соня порылась в ящике, достала оттуда бумажку и подала ее мне.
     - Это счет?- спросил я.- Ну,  вот  и  отлично...  и  отлично  (я  надел
очки)... расквитаемся и ладно (я пробежал счет).  Итого...  Постой,  что  же
это? Итого... Да это не то, Соня!  Здесь  "итого  двести  двенадцать  рублей
сорок четыре копейки". Это не мой счет.
     - Твой, Дудочка! Ты погляди!
     - Но... откуда же столько? За  дачу  и  стол  двадцать  пять  рублей  -
согласен... За прислугу три рубля - ну, пусть, и на это согласен...
     - Я не понимаю, Дудочка,- сказала протяжно хозяйка,  взглянув  на  меня
удивленно заплаканными глазами.- Неужели ты мне не  веришь?  Сочти  в  таком
случае! Листовку ты пил... не могла же подавадать тебе к обеду водки  за  ту
же цену! Сливки к чаю и кофе... потом клубника, огурцы, вишни... Насчет кофе
тоже... Ведь ты не договаривался пить его, а пил каждый день!  Впрочем,  все
это такие пустяки, что я, изволь,  могу  сбросить  тебе  двенадцать  рублей.
Пусть остается только двести.
     - Но... тут поставлено семьдесят пять рублей и не обозначено, за что...
За что это?
     - Как за что? Вот это мило!
     Я посмотрел ей в личико. Оно глядело так искренне, ясно и удивлено, что
язык мой уже не мог выговорить ни одного слова. Я  дал  Соне  сто  рублей  и
вексель на столько же, взвалил на плечи чемодан и пошел на вокзал.
     Нет ли, господа, у кого-нибудь взаймы ста рублей?

Популярность: 69, Last-modified: Mon, 08 Oct 2001 21:03:48 GMT