Седьмой час июньского вечера. От полустанка Хилково к дачному поселку
плетется толпа только что вышедших из поезда дачников - все больше отцы
семейств, нагруженные кульками, портфелями и женскими картонками. Вид у все
утомленный, голодный и злой, точно не для них сияет солнце и зеленеет трава.
Плетется, между прочим, и Павел Матвеевич Зайкин, член окружного суда,
высокий сутуловатый человек, в дешевой коломянке и с кокардой на полинялой
фуражке. Он вспотел, красен и сумрачен.
- Каждый день изволите на дачу выезжать?обращается к нему дачник в
рыжих панталонах.
- Нет, не каждый,- угрюмо отвечает Зайкин.Жена и сын живут тут
постоянно, а я приезжаю раза два в неделю. Некогда каждый день ездить, да и
дорого.
- Это верно, что дорого,- вздыхают рыжие пантолоны. - В городе до
вокзала не пойдешь пешком, извозчик нужен, потом-с билет стоит сорок две
копейки... газетку дорогой купишь, рюмку водки по слабости выпьешь. Все это
копеечный расход, пустяковый, а гляди - и наберется за лето рублей двести.
Оно, конечно, лоно природы дороже стоит, не стану спорить-с... идиллия и
прочее, но ведь при нашем чиновницком содержании, сами знаете, каждая
копейка на счету. Потратишь неосторожно копеечку, а потом и не спишь всю
ночь... Да-с... Я, милостивый государь, не имею чести знать вашего имени и
отчества, получаю без малого две тысячи в год-с, состою в чине статского
советника, а курю табак второго сорта и не имею лишнего рубля, дабы купить
себе минеральной воды Виши, прописанной мне против печеночных камней.
- Вообще мерзко,- говорит Зайкин после некоторого молчания.- Я, сударь,
держусь того мнения, что дачную жизнь выдумали черти да женщины. Чертом в
данном случае руководила злоба, а женщиной крайнее легкомыслие. Помилуйте,
это не жизнь, а каторга, ад! Тут душно, жарко, дышать тяжело, а ты мыкаешься
с места на место, как неприкаянный, и никак не найдешь себе приюта. Там, в
городе, ни мебели, ни прислуги... все на дачу увезли... питаешься черт знает
чем, не пьешь чаю, потому что самовар поставить некому, не умываешься, а
приедешь сюда, в это лоно природы, изволь идти пешком по пыли, по жаре...
тьфу! Вы женаты?
- Да-с... Трое деток,- вздыхают рыжие пантолоны.
- Вообще мерзко... Просто удивительно, как это мы еще живы.
Наконец дачники доходят до поселка. Зайкин прощается с рыжими
пантолонами и идет к себе на дачу. Дома застает он мертвую тишину. Слышно
только, как жужжат комары да молит о помощи муха, попавшая на обед к пауку.
Окна завешаны кисейными занавесочками, сквозь которые краснеют блекнущие
цветы герани. На деревянных, некрашенных стенах, около олеографий, дремлют
мухи. В сенях, в кухне, в столовой - ни души. В комнате, которая в одно и то
же время называется гостиной и залой, Зайкин застает своего сына, Петю,
маленького шестилетнего мальчика. Петя сидит за столом и, громко сопя,
вытянув нижнюю губу, вырезывает ножницами из карты бубнового валета.
- А, это ты, папа!- говорит он, не оборачиваясь.Здравствуй!
- Здравствуй... А мать где?
- Мама? Она поехала с Ольгой Кирилловной на репетицию играть театр.
Послезавтра у них будет представление. И меня возьмут... А ты пойдешь?
- Гм!.. Когда же она вернется?
- Она говорила, что вернется вечером.
- А где Наталья?
- Наталью взяла с собой мама, чтобы она помогала ей одеваться во время
представления, а Акулина пошла в лес за грибами. Папа, а отчего это, когда
комары кусаются, то у них делаются животы красные?
- Не знаю... Оттого, что они сосут кровь. Стало быть, никого нет дома?
- Никого. Только я один дома.
Зайкин садится в кресло и минуту тупо глядит в окно.
- Кто же нам обедать подаст?- спрашивает он.
- Обедать сегодня не варили, папа! Мама думала, что ты сегодня не
приедешь, и не велела варить обед. Она с Ольгой Кирилловной будет обедать на
репетиции.
- Покорнейше благодарю, а ты что же ел?
- Я ел молоко. Для меня купили молока на шесть копеек. Папа, а зачем
комары сосут кровь?
Зайкин вдруг почувствовал, как что-то тяжелое подкатывает к его печени
и начинает сосать ее. Ему становится так досадно, обидно и горько, что он
тяжело дышит и дрожит; ему хочется вскочить, ударить о пол чем-нибудь
тяжелым и разразиться бранью, но тут он вспоминает, что доктора строго
запретили ему волноваться, встает и, насилуя себя, начинает насвистывать из
"Гугенотов".
- Папа, ты умеешь представлять в театре?- слышит он голос Пети.
- Ах, не приставай ко мне с глупыми вопросами!сердится Зайкин.Пристал,
как банный лист! Тебе уже шесть лет, а ты все так же глуп, как и три года
назад... Глупый, распущенный мальчишка! К чему, например, ты эти карты
портишь? Как ты смеешь их портить?
- Эти карты не твои,- говорит Петя, оборачиваясь. - Мне Наталья их
дала.
-Врешь! Врешь, дрянной мальчишка!- раздражается Зайкин все более и
более.- Ты всегда врешь! Высечь тебя нужно, свиненка этакого! Я тебе уши
оборву!
Петя вскакивает, вытягивает шею и глядит в упор на красное, гневное
лицо отца. Большие глаза его сначала мигают, потом заволакиваются влагой, и
лицо мальчика кривится.
- Да ты что бранишься?- визжит Петя.- Что ты ко мне пристал, дурак? Я
никого не трогаю, не шалю, слушаюсь, а ты... сердишься! Ну, за что ты меня
бранишь?
Мальчик говорит убедительно и так горько плачет, что Зайкину становится
совестно.
"И, правда, за что я к нему придираюсь?"- думает он.- Ну, будет...
будет,- говорит он, трогая мальчика за плечо.- Виноват, Петюха... прости. Ты
у меня умница, славный, я тебя люблю.
Петя утирает рукавом глаза, садится со вздохом на прежнее место и
начинает вырезывать даму. Зайкин идет к себе в кабинет. Он растягивается на
диване и, подложив руки под голову, задумывается. Недавние слезы мальчика
смягчили его гнев, и от печени мало-помалу отлегло. Чувствуется только
утомление и голод.
- Папа!- слышит Зайкин за дверью.- Показать \ тебе мою насекомую
коллекцию?
- Покажи!
Петя входит в кабинет и подает отцу длинный зеленый ящичек. Еще не
поднося к уху, Зайкин слышит отчаянное жужжание и царапанье лапок о стенки
ящика. Подняв крышку, он видит множество бабочек, жуков, кузнечиков и мух,
приколотых ко дну ящика булавками. Все, за исключением двух-трех бабочек,
еще живы и шевелятся.
- А кузнечик все еще жив!- удивляется Петя.Вчера утром поймали его, а
он до сих пор не умер!
- Кто это тебя научил прикалывать их?- спрашивает Зайкин.
- Ольга Кирилловна.
- Самое бы Ольгу Кирилловну приколоть так!говорит Зайкин с
отвращением.- Унеси отсюда! Стыдно мучить животных!
ЧБоже, как он мерзко воспитывается",- думает он по уходе Пети.
Павел Матвеевич забыл уже про умиление и голод и думает только о судьбе
своего мальчика. За окнами между тем дневной свет мало-помалу тускнеет.
Слышно, как дачники компаниями возвращаются с вечернего купанья. Кто-то
останавливается около открытого окна столовой и кричит: "Грибков не желаете
ли?"- кричит и, не получив ответа, шлепает босыми ногами дальше... Но вот,
когда сумерки сгущаются до того, что герань за кисейной занавеской теряет
свои очертания и в окно начинает потягивать свежестью вечера, дверь в сенях
с шумом открывается, и слышатся быстрые шаги, говор, смех...
- Мама!- взвизгивает Петя.
Зайкин выглядывает из кабинета и видит свою жену Надежду Степановну,
здоровую, розовую, как всегда... С нею Ольга Кирилловна, сухая блондинка с
крупными веснушками, и двое каких-то незнакомых мужчин: один молодой,
длинный, с рыжей курчавой головой и с большим кадыком, другой - низенький,
коренастый, с бритой актерской физиономией и сизым, кривым подбородком.
- Наталья, ставь самовар!- кричит Надежда Степановна, громко шурша
платьем.- Говорят, Павел Матвеевич приехал! Павел, где ты? Здравствуй,
Павел! - говорит она, вбегая в кабинет и тяжело дыша.Ты приехал? Очень
рада... Со мной приехали двое наших любителей... пойдем, я тебя
представлю... Вот тот, что подлинней, это Коромыслов... прекрасно поет, а
другой, этот маленький... некий Смеркалов, настоящий актер... читает
великолепно. Уф, утомилась! Сейчас у нас репетиция была... Великолепно идет.
Мы ставим "Жильца с тромбоном" и "Она его ждет"... Послезавтра спектакль...
- Зачем ты их привезла?- спрашивает Зайкин.
- Необходимо, папочка! После чая нам нужно роли повторить и пропеть
кое-что... Я с Коромысловым дуэт буду петь... Да, как бы не забыть! Пошли,
голубчик, Наталью взять сардин, водки, сыру и еще чего-нибудь. Они,
вероятно, и ужинать будут... Ох, устала!
- Гм!.. У меня денег нет!
- Нельзя же, папочка! Неловко! Не заставляй меня краснеть!
Через полчаса Наталья посылается за водкой и закуской; Зайкин,
напившись чаю и съевши целый французский хлеб, уходит в спальню и ложится в
постель, а Надежда Степановна и ее гости, шумя и смеясь, приступают к
повторению ролей. Павел Матвеевич долго слышит гнусавое чтение Коромыслова и
актерские возгласы Смеркалова... За чтением следует длинный разговор,
прерываемый визгливым смехом Ольги Кирилловны. Смеркалов, на правах
настоящего актера, с апломбом и жаром объясняет роли...
Далее следует дуэт, а за дуэтом звяканье посуды... Зайкин сквозь сон
слышит, как уговаривают Смеркалова прочесть "Грешницу" и как тот,
поломавшись, начинает декламировать. Он шипит, бьет себя по груди, плачет,
хохочет хриплым басом... Зайкин морщится и прячет голову под одеяло.
- Вам идти далеко и темно,- слышит он час спустя голос Надежды
Степановны.- Почему вам не остаться у нас ночевать? Коромыслов ляжет здесь,
в гостиной, на диване, а вы, Смеркалов, на Петиной постели... Петю можно в
кабинете мужа положить... Право, оставайтесь!
Наконец, когда часы бьют два, все смолкает... Отворяется в спальной
дверь, и показывается Надежда Степановна.
- Павел, ты спишь?- шепчет она.
- Нет, а что?
- Поди, голубчик, к себе в кабинет, ляг на диване, а тут, на твоей
кровати, я Ольгу Кирилловну положу. Поди, милый! Я бы ее в кабинете
положила, да она боится спать одной... Вставай же!
Зайкин поднимается, накидывает на себя халат и, взявши подушку,
плетется в кабинет... Дойдя ощупью до своего дивана, он зажигает спичку и
видит: на диване лежит Петя. Мальчик не спит и большими глазами глядит на
спичку.
- Папа, отчего это комары не спят ночью?- спрашивает он.
- Оттого... оттого,- бормочет Зайкин,- оттого, что мы здесь с тобой
лишние... Даже спать негде!
- Папа, а отчего это на лице у Ольги Кирилловны веснушки?
- Ах, отстань! Надоел!
Подумав немного, Зайкин одевается и выходит на улицу освежиться... Он
глядит на утреннее небо, на неподвижные облака, слушает ленивый крик сонного
коростеля и начинает мечтать о завтрашнем дне, когда он, поехав в город и
вернувшись из суда, завалится спать... Вдруг из-за угла показывается
человеческая фигура.
"Сторож, должно быть..."- думает Зайкин.
Но, вглядевшись и подойдя поближе, он узнает в фигуре вчерашнего
дачника в рыжих пантолонах.
- Вы не спите?- спрашивает он.
- Да, не спится что-то...- вздыхают рыжие пантолоны. - Природой
наслаждаюсь... Ко мне, знаете ли, приехала с ночным поездом дорогая
гостья... мамаша моей жены. С нею прибыли мои племянницы... прекрасные
девушки. Весьма рад, хотя и... очень сыро! А вы тоже изволите природой
наслаждаться?
- Да,- мычит Зайкин,- и я тоже природой... Не знаете ли, нет ли тут
где-нибудь поблизости какого-нибудь кабака или трактирчика?
Рыжие пантолоны поднимают глаза к небу и глубокомысленно
задумываются...
Популярность: 8, Last-modified: Mon, 22 Jul 2002 14:44:20 GMT