Очерк, 1841г
     Издательство "Правда". Москва. 1969
     Собрание сочинений в четырех томах. Том No 4. Стр. 336-339
     OCR: Белов Павел

     Во-первых, что такое именно кавказец и какие бывают кавказцы?
     Кавказец  есть  существо  полурусское,  полуазиатское,  наклонность   к
обычаям восточным берет над ним перевес, но он стыдится ее при  посторонних,
то есть при заезжих из России. Ему большею частью от тридцати до сорока пяти
лет; лицо у него загорелое и немного рябоватое; если он не штабс-капитан, то
уж  верно майор. Настоящих кавказцев вы  находите  на  Линии; за  горами,  в
Грузии, они имеют  другой  оттенок;  статские  кавказцы редки:  они  большею
частию неловкое  подражание, и  если вы  между ними встретите настоящего, то
разве только между полковых медиков.
     Настоящий кавказец человек удивительный,  достойный всякого уважения  и
участия. До восемнадцати  лет  он  воспитывался в  кадетском корпусе и вышел
оттуда  отличным  офицером;  он  потихоньку  в  классах  читал  "Кавказского
пленника" и  воспламенился  страстью к Кавказу. Он с десятью  товарищами был
отправлен  туда на казенный счет с большими надеждами и маленьким чемоданом.
Он  еще  в  Петербурге сшил себе ахалук,  достал мохнатую шапку и черкесскую
плеть на ямщика. Приехав в Ставрополь, он дорого заплатил за  дрянной кинжал
и первые  дни, пока не надоело, не снимал его ни днем, ни ночью. Наконец, он
явился в свой полк, который  расположен на зиму в какой-нибудь  станице, тут
влюбился, как следует, в казачку, пока, до экспедиции;
     все  прекрасно!  сколько  поэзии! Вот  пошли  в  экспедицию; наш  юноша
кидался  всюду, где только провизжала  одна пуля. Он думает  поймать  руками
десятка два  горцев, ему  снятся страшные битвы, реки  крови  и генеральские
эполеты. Он во сне совершает рыцарские подвиги - мечта, вздор, неприятеля не
видать, схватки редки, и, к его великой печали, горцы не выдерживают штыков,
в  плен  не сдаются,  тела свои уносят. Между тем жары изнурительны летом, а
осенью слякоть и холода. Скучно!·промелькнуло пять, шесть лет: все одно и то
же.  Он приобретает  опытность,  становится  холодно  храбр  и  смеется  над
новичками, которые "подставляют лоб без нужды.
     Между тем  хотя грудь  его  увешана  крестами, а чины  нейдут. Он  стал
мрачен и молчалив; сидит  себе да покуривает из маленькой трубочки; он также
на  свободе читает Марлинского и говорит, что очень хорошо;  в экспедицию он
больше  не напрашивается: старая  рана болит! Казачки  его не прельщают,  он
одно  время  мечтал  о  пленной  черкешенке,  но  теперь  забыл  и эту почти
несбыточную мечту. Зато у него явилась новая  страсть, и тут-то он  делается
настоящим кавказцем.
     Эта страсть родилась вот каким образом: последнее время он подружился с
одним  мирным  черкесом, стал ездить  к нему  в  аул.  Чуждый  утонченностей
светской и  городской  жизни, он  полюбил  жизнь простую  и дикую;  не  зная
истории  России  и  европейской  политики, он  пристрастился  к  поэтическим
преданиям народа воинственного. Он понял вполне нравы и обычаи горцев, узнал
по именам их богатырей,  запомнил родословные главных семейств. Знает, какой
князь  надежный и какой плут; кто с кем  в  дружбе и между кем  и  кем  есть
кровь. Он  легонько маракует по-татарски; у него  завелась шашка,  настоящая
гурда,  кинжал  -  старый базалай, пистолет  закубанской  отделки,  отличная
крымская  винтовка, которую он сам смазывает, лошадь  - чистый шаллох и весь
костюм черкесский, который надевается  только в важных случаях и  сшит ему в
подарок  какой-нибудь дикой  княгиней.  Страсть  его  ко  всему  черкесскому
доходит до невероятия.  Он готов целый день  толковать  с грязным узденем  о
дрянной лошади и  ржавой винтовке и  очень любит посвящать других в таинства
азиатских  обычаев.С  ним бывали разные казусы предивные, только послушайте.
Когда новичок  покупает оружие или лошадь у его приятеля  узденя, он  только
исподтишка улыбается. О горцах он вот как отзывается: "Хороший народ, только
уж такие азиаты! Чеченцы, правда, дрянь, зато уж кабардинцы  просто молодцы;
ну есть и между  шапсугами народ изрядный,  только  все с кабардинцами им не
равняться,  ни одеться так не  сумеют,  ни верхом проехать... хотя  и  чисто
живут, очень чисто!"
     Надо иметь предубеждение кавказца, чтобы отыскать что-нибудь  чистое  в
черкесской сакле.
     Опыт  долгих  походов  не научил  его  изобретательности,  свойственной
вообще  армейским  офицерам;  он  франтит  своей  беспечностью  и  привычкой
переносить неудобства военной жизни, он возит с собой только чайник, и редко
на его бивачном огне варятся щи. Он равно в жар и в холод носит под сюртуком
ахалук  на  вате и  на  голове баранью  шапку;  у него сильное предубежденье
против шинели в пользу  бурки; бурка его  тога,  он в нее драпируется; дождь
льет  за  воротник,  ветер  ее  раздувает  -  ничего!  бурка,  прославленная
Пушкиным, Марлинским и портретом Ермолова, не сходит с его плеча, он спит на
ней и  покрывает  ею  лошадь; он пускается на разные хитрости и  пронырства,
чтобы  достать настоящую андийскую  бурку, особенно  белую  с  черной каймой
внизу, и тогда уже смотрит на других с некоторым презрением. По его  словам,
его лошадь скачет  удивительно -  вдаль!  поэтому-то  он  с вами не  захочет
скакаться только на пятнадцать верст. Хотя ему порой служба очень тяжела, но
он  поставил  себе  за  правило  хвалить кавказскую  жизнь; он  говорит кому
угодно, что на Кавказе служба очень приятна.
     Но годы бегут, кавказцу уже сорок  лет, ему хочется домой, и если он не
ранен, то поступает иногда таким образом: во время перестрелки кладет голову
за камень, а ноги выставляет на пенсион; это выражение там освящено обычаем.
Благодетельная пуля  попадает в ногу,  и  он счастлив. Отставка с  пенсионом
выходит,  он  покупает  тележку,  запрягает  в  нее  пару  верховых  кляч  и
помаленьку  пробирается на родину, однако останавливается всегда на почтовых
станциях, чтоб поболтать с проезжающими.  Встретив его, вы тотчас отгадаете,
что он на-
     стоящий, даже в Воронежской  губернии он  не снимает кинжала или шашки,
как  они его ни беспокоят. Станционный смотритель слушает его с уважением, и
только тут  отставной герой позволяет себе прихвастнуть, выдумать  небылицу;
на  Кавказе он скромен - но  ведь кто ж ему в России докажет, что  лошадь не
может проскакать одним духом двести верст  и что никакое ружье не возьмет на
четыреста сажен  в цель? Но  увы, большею  частию он слагает свои косточки в
земле  басурманской.  Он  женится редко,  а  если  судьба  и  обременит  его
супругой,  то  он  старается  перейти  в  гарнизон  и  кончает  дни  свои  в
какой-нибудь  крепости, где жена предохраняет  его от гибельной для русского
человека привычки.
     Теперь  еще  два  слова  о  других кавказцах,  ненастоящих.  Грузинский
кавказец отличается тем от настоящего, что очень любит кахетинское и широкие
шелковые шаровары. Статский кавказец редко облачается в азиатский костюм; он
кавказец более  душою,  чем телом:  занимается археологическими  открытиями,
толкует  о  пользе  торговли  с  горцами,  о  средствах  к  их  покорению  и
образованию.  Послужив  там  несколько  лет, он обыкновенно  возвращается  в
Россию с чином и красным носом.


Популярность: 20, Last-modified: Tue, 28 Sep 2004 17:42:40 GMT