Никита Сергеевич Хрущев. Воспоминания (книга 1) --------------------------------------------------------------- Книга 1 Москва, Информационно-издательская компания "Московские Новости", 1999 ISBN5-900036-03-0 (KH.1) ISBN 5-900036-04-9 Оригинал этого документа расположен на сайте "Общий Текст" (TextShare) OCR: Проект "Общий Текст"("TextShare"), http://textshare.da.ru ? http://textshare.da.ru --------------------------------------------------------------- ПРОЛОГ Ко мне давно обращаются мои товарищи и спрашивают (и не только спрашивают, но и рекомендуют) собираюсь ли я писать свои воспоминания, потому что я и вообще мое поколение жили в очень интересное время: революция. Гражданская война и все, что связано с переходом от капитализма к социализму, развитием и укреплением социализма. Это целая эпоха. Мне выпало на долю принимать активное участие в политической борьбе с первых дней моего вступления в партию. Я все время занимал какие-то выборные должности. Войны, Гражданская и Отечественная, внутренние события широко освещены в печати. Но есть и "белые пятна", которые многим непонятны. Да и мне они были долгое время непонятными. После смерти Сталина, когда мы получили возможность приобщиться к тем архивным материалам, которые нам были неизвестны, многое предстало в ином свете. Раньше было только слепое доверие, которое мы питали к Сталину, и поэтому все, что делалось под его руководством, освещалось как необходимое и единственно правильное. Когда же мы сами начали несколько критически мыслить, то стали проверять факты, насколько это возможно, по архивным данным. Многие люди, которые со мной встречаются, спрашивают, пишу ли я свои воспоминания о периоде, в котором я живу. Все мне доказывают, да я и сам понимаю, что это очень ответственный и важный период истории, и поэтому люди хотели бы знать о нем от человека, непосредственно жившего в это время и занимавшего высокое положение, которое выпало на мою долю. Я хотел бы, чтобы будущее поколение получило возможность самому оценивать явления, которые протекали в период, в который я жил. Этот период очень ответственен и велик величием дел, которые совершались партией по перестройке промышленности, \12\ сельского хозяйства, культуры и управления государством. Одновременно с этим много было сделано такого, что мешало нашему развитию, и если бы это не было допущено, то достижения были бы еще более грандиозными. Я понимаю заботу моих товарищей, настоятельно рекомендовавших мне взяться за перо. Пройдет время, и буквально каждое слово людей, живших в наше время, станет "на вес золота". Тем более тех людей, кому выпала доля близко стоять у руля, который направлял весь огромный корабль на перестройку общественно-политической жизни нашей страны и тем самым оказывал огромное влияние на мировое развитие. Однако я должен буду работать, не пользуясь фактически архивным материалом. Это слишком сложно, да и в моем положении сейчас, вероятно, невозможно. Я хочу быть очень правдивым и буду ссылаться на факты так, чтобы будущее поколение (а я пишу для него) могло их проверить. Я буду указывать источники, к которым надо прибегнуть, чтобы более детально узнать, проверить и понять факты. По вопросам, которые я считаю особенно интересными для будущего поколения, факты были записаны протокольно. С ними можно будет детально ознакомиться. Сейчас эти архивные материалы недоступны, но они станут достоянием всех. Да и сейчас я считаю, что большинство материалов не являются закрытыми. Я хотел бы высказать свое мнение по ряду вопросов, зная по опыту, как будущее наше поколение будет охотиться за каждым словом об этом важнейшем и ответственнейшем периоде, в котором мы жили, творили и создали мощное государство. Это делалось нашими усилиями, усилиями народа, партии и руководителей того времени, которые были организаторами масс. Мне повезло: я тоже был в их числе, в разное время и на разных этапах, от самого маленького звена нашей партии - первичной партийной организации и вплоть до высшего руководящего органа - ЦК партии, его Политбюро и Президиума, постов Председателя Совета Министров и первого секретаря Центрального Комитета. Мне приходилось присутствовать при решении многих вопросов, быть участником претворения в жизнь принятых решений, участником событий этого ответственного периода. Считаю поэтому своим долгом высказать свое мнение. Заранее знаю, что нет такого мнения, которое бы всех удовлетворяло, да я и не преследую этой цели. Но хотел бы, чтобы среди тех мнений, которые будут в той или иной форме записаны и останутся как наследство для будущих поколений, и мое \13\ мнение было известно. Такие мнения были по отдельным вопросам и общими, и разными. Это естественно. Ничего противоречивого тут нет. Да, собственно, так и в дальнейшем будет. Истина рождается в спорах. Даже в одной партии, стоящей на одной, принципиальной марксистско-ленинской позиции, у людей могут быть разные понимания, разные оттенки при решении того или другого вопроса. Живя во время, которое требует гибкого подхода к решению тех или иных вопросов, я знаю, что возникнут разные точки зрения и, возможно, даже противоположные, но это меня не смущает. Я полагаюсь на тех людей, которые будут как бы судьями. Судить же будет народ, который станет знакомиться с этими материалами и делать свои выводы. Не думаю, что то, что я скажу, - обязательно истина. Нет, истину будет находить каждый, сопоставляя разные точки зрения по тому или другому вопросу в то или другое время. Только этого я и хочу. Глуп тот, кто хотел бы все подстричь под одну гребенку, а все, что не подходит под нее, все это объявить ересью, глупостью, а может быть, даже преступлением. Пусть судит сама история, пусть судит народ. Поэтому заранее прошу извинить за то неправильное, что читатель может найти в моих записях. Это моя точка зрения, я так сейчас смотрю, так понимаю, так и пишу. Не хочу приспосабливаться и поэтому не хочу умалчивать, не хочу замазывать, не хочу приглаживать, не хочу лакировать нашу действительность. Она не требует этой лакировки, потому что она сама по себе грандиозна. Ведь мне посчастливилось жить в такое переломное время, когда старый, сложившийся уклад жизни на буржуазно-помещичьей основе мы сломали, сбросили его и строим новую жизнь на основе новых и теории, и практики. Теория без практики - это мертвая теория. Нам пришлось на основе самой прогрессивной, марксистско-ленинской теории прокладывать путь практике. Это очень сложно, поэтому тот период не исключает ошибок и промахов, вольных или невольных. Как говорится, да простят нас потомки, учитывая, что это был первый опыт. Поэтому он единственный, а уж второй - какое-то его повторение. Пусть и судят нас с учетом условий, в которых мы жили и творили. Мы поработали и только потом начали заниматься воспоминаниями, чтобы не упустить того хорошего, что в нашей истории создано нами, партией, рабочим классом и трудовым крестьянством, и не повторить тех ошибок и, я бы сказал, преступлений, которые были совершены якобы во имя партии и якобы для партии. Сейчас ясно, что это было злоупотребление властью. \14\ Причина происхождения этого злоупотребления освещалась в докладах на XX съезде партии и повторно в какой-то степени на XXII съезде партии. Я считаю, что все, что было по этому поводу сказано, было правильным. Я и сейчас стою на этих же позициях и именно с них буду рассказывать об ответственном времени кануна Великой Отечественной войны и военного периода и потом последовательно стану излагать ход событий, насколько у меня хватит сил, так, как я его видел, понимал и оцениваю сейчас. С чего же начать? Думаю, что надо начинать с фигуры Сталина. Почему? Потом, дальше (если мне удастся довести дело до конца) это будет ясно. А если тут же дать в какой-то степени объяснение, то можно сказать, что до смерти Сталина мы считали, что все, что делалось при его жизни, было безупречно правильным и единственно возможным для того, чтобы выжила революция, чтобы она укрепилась и развивалась. Правда, в последний период жизни Сталина, до XIX съезда партии и особенно сразу же после него, у нас, людей из его близкого окружения (имею в виду себя, Булганина, Маленкова и в какой-то мере Берию), зародились уже какие-то сомнения. Проверить их мы тогда не имели возможности. Только после смерти Сталина, и то не сразу, у нас хватило партийного и гражданского мужества открыть занавес и заглянуть за кулисы истории. Тогда я и узнал некоторые факты, которые хочу осветить. Часть 1. НАЧАЛО ПУТИ НЕМНОГО О СЕБЕ В детстве я сначала жил в деревне и полюбил крестьянский быт. Но в основном детские годы я провел на рудниках с отцом, который работал на угольных копях. Особенно в моей памяти сохранилась его работа на шахте Успенской, в четырех верстах южнее Юзовки{1}. Сам я трудился в юности на машиностроительном заводе, потом на руднике, потом служил в Красной Армии. В нашей деревне Калиновка, Курской губернии, хозяйства были небольшими, скорее маленькими. У крестьян не было техники, только соха и плужок. Правда, соха встречалась уже редко. Одноконный плужок был рассчитан на слабую крестьянскую лошадь. Плуг, позволяющий пахать глубоко, крестьянская лошадь не потянула бы. Как правило, крестьянин пахал землю плужком в упряжке одной лошадью, в одну лошадиную силу. Минеральных удобрений совсем не было, даже понятия о них не имели. На моей родине главным образом производились пшеница на продажу и овес для соседнего конного завода. Там был прекрасный конный завод. Хозяйство велось на очень высоком уровне, хотя тракторов у помещиков в то время не было. Пахали глубоко, навоза вносили много. Видимо, у них имелся селекционный семенной материал, хороший, отборный, поэтому урожай получали по тому времени для крестьянина совершенно немыслимый: 30-35 центнеров пшеницы с десятины. В 1908 году отец и мать нанялись в богатое имение помещика Васильченко. Я уже был подростком, мне исполнилось четырнадцать лет, и я там работал на пахоте погонщиком волов. Труд для моего возраста был тяжелым, надо было поднимать ярмо, запрягая волов в плуг. Это входило в обязанность погонщика, а не плугаря. \16\ Затем началась работа на шахте и заводах, забастовки, революция, Гражданская война. Обо всем этом я не буду рассказывать, может быть, лишь упомяну кое-где по ходу повествования. В начале 1922 года я из Красной Армии вернулся в Донбасс и по партийной мобилизации выезжал в село, на проведение посевной кампании. Я ездил в марьинские села, раньше там жили богато, а в голод после 1921 года люди умирали, были даже случаи людоедства. Вся наша работа заключалась в том, что мы собирали крестьян и призывали их сеять хорошо и вовремя, а еще лучше - провести сверхранний сев. То, что мы говорили, сами очень плохо понимали. Речь моя была довольно примитивной, как и речи других товарищей. Я ведь никогда по-настоящему не занимался сельским хозяйством, и все мои познания основывались на том, что я видел в детстве у своего дедушки в Курской губернии. В том же 1922 году я пошел учиться на рабфак, проучился три года. Секретарем уездного комитета партии у нас был Завенягин{2}. Когда я кончал рабфак, то секретарем окружкома (тогда от уездов перешли к округам) стал уже Моисеенко{3}. После окончания рабфака в 1925 году мне не дали возможности поступить в высшее учебное заведение. Я хотел учиться, получить специальность. Имея склонность к инженерным вопросам, я мечтал поступить на факультет машиностроения. Как слесарь я любил свою техническую профессию, любил машины, но в Юзовке мне сказали: - Нет! Надо идти на партийную работу, потому что это сейчас главное. Так я стал секретарем партийного комитета в Петрово-Марьинском уезде, смешанном по профилю. Это выражалось в том, что собственно Марьинский уезд был сельскохозяйственным, а угольные копи назывались Петровскими рудниками (бывшие Карповcкие), в честь Григория Ивановича Петровского{4}, который, еще будучи депутатом IV Государственной думы, как-то приезжал туда. Я не могу сказать, выступал ли он, но к выступлению готовился. Меня пригласили на это собрание рабочих, которое созывалось нелегально. Потом его отменили. Подробностей я не знаю, поскольку не входил в число организаторов. Мне просто сказали, что полиция пронюхала о месте собрания, и Григорий Иванович сообщил, что раз так, то оно не состоится. Я уже шел к месту сбора, а там специально выставленные люди предупреждали, что собрания не будет. Приехал же туда Петровский потому, что был избран в Думу от Екатеринославской губернии, в состав которой входили эти рудники. \17\ Когда я принял дела первого секретаря укома партии, мне пришлось заниматься всем, включая сельское хозяйство. Уком располагался в поселке на шахте Трудовская э 5. Она и сейчас действует. Тогда это была маленькая шахта с поселком, расположенным в степи, рядом с большим и богатым селом Марьинка. Неподалеку находилось село Григорьевка, а еще ближе к рудникам - большое село Кременная. Назвался груздем - полезай в кузов! Раз избрали секретарем укома, я должен был давать универсальные руководящие указания. Так я стал человеком, облеченным ответственностью и за состояние сельского хозяйства в уезде, и за добычу угля рудниками, и за деятельность Красногоровского завода керамических изделий. В Донбассе это был тогда единственный завод, вырабатывавший огнеупорный кирпич для облицовки доменных и мартеновских печей. Мои функции заключались не в обеспечении производства сельскохозяйственных продуктов, а в выколачивании этих продуктов из крестьянских дворов. В 1926 году на партийной окружной конференции меня избрали заведующим орготделом Окружного партийного комитета. Организационная структура была такой: заведующий орготделом являлся заместителем первого секретаря. Единственным секретарем в окружкоме был тогда Моисеенко. Позже мы с ним разошлись, не сработались. Он трагически кончил свою жизнь, будучи расстрелян в результате произвола 30-х годов. Я убежден, что он был честным человеком. В окружкоме мы тоже занимались сельским хозяйством. Оно тогда поднималось как на дрожжах. Стимулятором послужила ленинская политика нэпа, ставшая двигателем частной инициативы. В результате сельское хозяйство быстро восстановилось до дореволюционного уровня, а кое в чем его превзошло. Продуктов в 1925 г. у нас было сколько угодно и по дешевке. После 1922 г. с его голодом и людоедством теперь настало изобилие продуктов. Сельское хозяйство поднималось прямо на глазах. Это было просто чудо. В селе Марьинка в начале весенней кампании 1922 года я проводил собрания и видел, в каком состоянии находились тогда крестьяне. Они буквально шатались от ветра, не приходили, а приползали на собрания. Когда же я приехал туда секретарем укома, их было трудно узнать. Просто чудо, как поднялись люди. Зажиточным людям дали возможность применять наемную силу. Кулаки этим воспользовались, они получили в аренду сельскохозяйственные предприятия, мельницы. Одним словом, была предоставлена довольно широкая инициатива экономического порядка, и сельское хозяйство очень \18\ быстро восстановилось, оно полностью обеспечивало все потребности рынка. Главная наша задача теперь заключалась в соревновании с частником. Надо было обеспечить Марьинский кооператив продуктами и добиться того, чтобы он лучше обслуживал население, больше продавал. {1}ЮЗОВКА - название, которое носил этот город до 1924 года. В 1924-1961 гг. назывался Сталине, потом -Донецк. Упомянутые ниже в тексте уезды охватывали в основном западную часть Донбасса. В составе этих районных организаций РКП(б) преобладали горняки и шахтеры, хотя имелось также немало металлистов. Шахты Петрово-Марьинского уезда находились преимущественно в бассейне реки Волчья. {2}ЗАВЕНЯГИН А.П. (1901-1956) - член КПСС с 1917 г., директор Магнитогорского металлургического комбината, с 1933 г. первый заместитель наркома тяжелой промышленности, с 1938 г. начальник строительства и директор Норильского горно-металлургического комбината, в 1941-1950 гг. заместитель наркома (министра) внутренних дел, с 1953 г. заместитель министра и с 1955 г. министр среднего машиностроения, одновременно заместитель Председателя Совета Министров СССР. {3}МОИСЕЕНКО К.В. - член РСДРП с 1917 года. Один из ответственных партработников на Украине. {4}ПЕТРОВСКИЙ Г.И. (1878-1958) - ремесленник, участник революционного движения с 1897 г., член РСДРП с 1898 г., депутат IV Государственной думы. С 1917 г. нарком внутренних дел Советской России, в 1919 г. председатель Всеукраинского ревкома, в 1919-1938 гг. председатель Всеукраинского ЦИК, с 1922 г. один из председателей ЦИК СССР, член ЦК партии в 1921-1939 гг. и кандидат в члены Политбюро ЦК партии в 1926-1939 годах. В 1937-1946 гг. депутат Верховного Совета СССР, с 1940 г. зам. директора Музея революции СССР. Позднее пенсионер. XIV ПАРТКОНФЕРЕНЦИЯ  В апреле 1925 г. открылась XIV партийная конференция. Меня избрали на нее от Юзовской парторганизации. Во главе ее стоял Моисеенко ("Костян", как мы его называли), о котором я уже упоминал. Это был студент, не окончивший медицинского института, прекрасный оратор и хороший организатор. Его отличал сильный мелкобуржуазный налет, а его связи и окружение были чуть ли не нэпманскими. Поэтому мы его выставили потом из \19\ секретарей. Это скандальное дело дошло до ЦК КП(б)Украины, и к нам приезжала комиссия. Она разбирала наши споры, признала наши доводы основательными, и он был освобожден от должности секретаря. А тогда, когда шла конференция, Моисеенко буквально завоевал умы коммунистов Юзовского округа. По подготовке он был на голову выше других членов нашего актива. Не помню, сколько тогда от нашей Юзовской организации было избрано делегатов. Человек восемь, что ли, с решающим голосом и человека четыре с совещательным, в том числе я. Делегаты тогда избирались демократично. Я возглавлял Петрово-Марьинскую районную партийную организацию, а по количеству членов партии она занимала шестое или седьмое место. На первом месте стоял Юзовский район, потом Макеевский, затем, кажется, шли Буденновский, шахты Рутченково и т. д., наконец Петрово-Марьинский. Поэтому меня избрали с совещательным голосом. Это для меня было большой радостью. Главное - возможность побывать в Москве, посмотреть столицу, побывать на всесоюзной конференции, послушать и увидеть вождей. Украинской организации на конференции было отведено центральное место в зале. (Сейчас там заседает Верховный Совет СССР. А тогда это, кажется, был Владимирский зал, он не был еще перестроен, имел колонны и был неудобен для таких больших заседаний. Другого подходящего зала в Кремле не было, и именно в этом помещении проходили партийные съезды и конференции.) Слева от нас сидела Московская делегация, а справа-Ленинградская. Мы занимали центр зала, а в этом центре у Юзовской делегации были первые места. Вообще пролетарской Донбасской организации принадлежало боевое положение в партийной организации Украины. Секретарем ЦК КП(б)Украины являлся тогда Каганович{1}, председателем Совнаркома - Чубарь{2}, Григорий Иванович Петровский был председателем ВУЦИК, Скрыпник{3} - членом Политбюро; Шлихтер{4} тоже занимал видное положение в партийной организации Украины. На меня работа конференции произвела исключительно сильное впечатление. Я увидел руководителей государства и партии. Они были тут же, близко. А жили мы тогда в Каретном ряду, в Доме Советов (так, что ли, он назывался). Жили довольно просто, нары там были, и мы, как говорится, впокат на них спали. Я помню, что тогда Постышев{5}, кажется, секретарь Харьковской парторганизации, приехал с женой и тоже так, в ряду, спал вместе с нами, и там же, рядом, спала его жена. Это вызывало \20\ шутки в отношении Постышева. Мы тогда были все молоды. Постышев пользовался уважением в партийной организации, и моим в том числе. Я рано вставал и пешком шел в Кремль, чтобы прийти раньше других делегатов и занять выгодное место. Каждая делегация имела отведенные ей места, а уж внутри делегации каждый делегат занимал то место, которое было свободно. Вот мы и хотели сохранить за собой первые места перед трибуной. Поэтому надо было вставать пораньше и бежать туда без завтрака. Однажды я вышел и сел на трамвай, не зная маршрутных номеров, а трамвай, оказывается, не туда шел, куда мне нужно, и он меня завез неизвестно куда. Тогда я отказался от услуг транспорта и стал ходить пешком. Приходилось рано вставать и бежать, но зато я приметил путь, как добраться безошибочно в Кремль с тем, чтобы занять в зале место поближе. Потом начали делегации фотографироваться. Уже тут, на конференции, выделялся Сталин. Он был признан первой персоной не только нами, рядовыми руководителями партийных организаций. Руководитель нашей областной партийной организации Моисеенко обратился с просьбой к Сталину от Юзовской делегации сфотографироваться с нами. Нам сказали, что Сталин согласился и что он потом передаст, когда у него будет такая возможность. Мы ждали. Наконец в одном из перерывов нам сказали, чтобы мы собрались в Екатерининском зале, там будем фотографироваться всей делегацией. Мы все, конечно, собрались. Пришел Сталин. Стали рассаживаться, расселись. Сталин сел, как мы его и просили, посередине. Почему я об этом фотографировании вспоминаю? Фотограф возился у своего аппарата. Это был Петров{6}, крупный специалист своего дела, много лет работавший в Кремле. Его знали все партийные работники, которые бывали на съездах и на конференциях. Петров как фотограф начал указывать, как кому нужно голову повернуть, куда кому смотреть. Вдруг - реплика Сталина: "Товарищ Петров командовать любит, а у нас командовать нельзя, нельзя командовать!". Этот инцидент на меня и на моих друзей произвел (мы потом обменивались мнениями) хорошее впечатление. Нам казалось, что Сталин действительно является демократичным человеком, что его такое замечание было не случайным и что эта шутка органично присуща натуре Сталина. Потом, во время работы конференции, выступление Сталина, его реплики тоже говорили в его пользу. Я все больше и больше проникался глубоким уважением к этой личности. \21\ {1}КАГАНОВИЧ Л.М. (1893-1991) - рабочий-кожевник, член РСДРП с 1911 до 1962 года. До 1917 г. участник подпольной ее деятельности как член партийных комитетов Екатеринослава, Киева, Мелитополя, Юзовки, председатель нелегального профсоюза кожевников. В 1918-1921 гг. на партийной и советской работе в Москве, Нижнем Новгороде, Воронеже, Ташкенте. С 1924 г. секретарь ЦК РКП(б), в 1925-1928 гг. генеральный секретарь ЦК КП(б)Украины, затем вновь работал в ЦК ВКП(б). В 1930 г. избран первым секретарем МК и МГК ВКП(б) и членом Политбюро ЦК партии, в 1933 г. заведовал сельхозотделом ЦК партии, в 1934 г. - транспортным, в 1935-1937 гг. нарком путей сообщения, затем нарком тяжелой промышленности, в 1938 г. заместитель Председателя Совнаркома СССР, в 1939-1949 гг. нарком нефтяной и топливной промышленности. С 1942 г. член Государственного комитета обороны. После Великой Отечественной войны занимал ряд руководящих партийных и государственных должностей на Украине, в Совете Министров СССР и союзных министерствах. Член ЦК партии в 1924-1957 годах. В 1957 г. входил в так называемую Антипартийную группу внутри ЦК КПСС. В дальнейшем - пенсионер. {2}ЧУБАРЬ В.Я. (1891-1939) - крестьянин, член РСДРП с 1907 г. С 1911 г. рабочий, участник трех российских революций, в 1918-1922 гг. сотрудник ведущих хозяйственных ведомств, с 1923 г. Председатель Совнаркома УССР и заместитель Председателя Совнаркома СССР. С 1934 г. заместитель председателя Совета Труда и Обороны СССР, с 1937 г. народный комиссар финансов СССР, с 1938 г. 1-й заместитель Председателя Совнаркома СССР, член ЦК партии с 1922 г., член Политбюро ЦК ВКП(б) с 1935 года. Необоснованно репрессирован, реабилитирован посмертно. {3}СКРЫПНИК Н.А. (1872-1933) - служащий, участник революционного движения с 1897 г., член РСДРП с 1898 г., в 1917-1933 гг. занимал ряд руководящих государственных постов на Украине, перед кончиной заместитель Председателя Совнаркома УССР, член ЦК ВКП(б) с 1927 года. Окончил жизнь самоубийством. {4}ШЛИХТЕР А.Г. (1868-1940) - рабочий, участник революционного движения с 1891 г., член РСДРП с 1898 г., участник трех российских революций, с 1917 г. занимал ответственные государственные должности, с 1921 г. - высокие дипломатические должности, в 1927-1929 гг. нарком земледелия УССР, в 1931-1938 гг. - вице-президент Академии наук УССР, кандидат в члены Политбюро ЦК КП(б)У в 1926-1937 гг. {5}ПОСТЫШЕВ П.П. (1887-1939)- рабочий, член РСДРП с 1904 г., участник трех российских революций, в 1917-1922 гг. занимал ряд военных, партийных и государственных должностей на Дальнем Востоке, а с 1923 г. - на Украине, секретарь ЦК и член Политбюро ЦК КП(б)У в 1926-1930 гг., секретарь ЦК ВКП(б) в 1930-1933 гг., затем 2-й секретарь ЦК КП(б)У, с 1937 г. секретарь Куйбышевского обкома ВКП(б), в 1934-1938 гг. кандидат в члены Политбюро ЦК ВКП(б), член ЦК ВКП(б). Необоснованно репрессирован, реабилитирован посмертно. {6}ПЕТРОВ Г.Г. (ум. 1962)-один из наиболее популярных правительственных фотографов той поры. \22\ НЕСКОЛЬКО СЛОВ О НЭПЕ  Скажу несколько слов о нэпе. Я помню то время, когда после разрухи и голода вдруг ожили города, появились продукты, начали падать цены. Это было, конечно, отступление. Но оно помогло нам оправиться от последствий Гражданской войны, набраться сил. В этом проявилась мудрость В.И. Ленина, когда он в 1921 г. пошел на такой опасный, но неизбежный, необходимый, смелый, решительный и прозорливый шаг - переход к новой экономической политике. Новая экономическая политика - это, так сказать, общая формулировка, а по существу открывалась возможность для оживления частной собственности и оживления кулака, я уж не говорю о середняке. Поднялся торговый элемент и даже крепко стал на ноги. В 1925 г. я столкнулся с нэпманами. Тогда были арендаторы, которые держали мельницы. Произошел такой анекдотичный случай: арендатором мельницы оказался человек, который отличился во времена Гражданской войны, был награжден орденом Красного Знамени... На тему о нэпе, я помню, бывали частые споры среди партийных руководящих кадров и в волости, и в уезде. В уезд нас часто вызывали и обязательно, как говорили тогда (да и сейчас говорят), для накачки за то, что мало мы продаем хлеба через кооперацию, мало продаем мяса и других продуктов питания. Я как секретарь райкома почти каждый день ходил на базар и присматривался. Тогда лозунги были "Учиться торговать!" и "Кто кого?". Мы через кооперацию должны были победить торговцев и торговлю взять в свои, государственные руки, но не путем административных мер, а путем лучшей кооперативной торговли. Мы стремились дешевле продавать, лучше обслуживать, иметь более качественный товар. Вот рычаги, которыми мы должны были овладеть. Бывало, иду по базару, смотрю - наши кооперативные лотки торгуют, и частник рядом сидит. Мне всегда было больно смотреть, потому что больше толпилось людей у частных магазинов, а ведь это были рабочие и служащие, других на руднике не было. Почему так получалось? Мясо у нас было не хуже. Частник брал за счет лучшей расфасовки, более внимательного отношения. К тому же хозяйка хочет выбрать, хочет немножко поковыряться, посмотреть то и другое, пощупать руками, вот торговец ее и обхаживал. Кроме того, частник уже имел своих постоянных покупателей, которым он давал в кредит, а это имело большое значение. Кооперативы этого не делали. \23\ Бывало, я, обойдя базар, сейчас же направлял свои стопы в кооператив, в главный магазин, и там встречался со своим другом Ваней Косвинским. Он был председателем рабочего кооператива. Очень хороший товарищ, коммунист, отличился во время гражданской войны, воевал в тылу у белых, командовал бронепоездом. Бронепоезд был примитивный, рабочие сами сделали его в своих мастерских. Вот, помню, как только дверь открываю, он сразу: "Ну, что, идешь опять ругать?". "Да, иду ругать". - "Я сам уже ходил, сам смотрел. Что я могу сделать? Мы все делаем, что, казалось бы, нужно, а все-таки больше привлекают покупателя частные торговцы". Осенью буквально был уже завал товаров и сельскохозяйственных продуктов - овощей, арбузов, дынь и птицы. Дело в том, что Петрово-Марьинский район по тому времени был крайним юго-западным районом промышленной Юзовки. Это был уже, как говорится, край света угольных шахт. Дальше шахт тогда не было (теперь они и дальше шагнули, к Днепропетровску). Поэтому там жили крестьяне. Села были богатые, степные, хорошо обеспеченные землей. Там имелись села и с греческим населением, очень крупные. Греки были скотоводами. Они любили и помногу держали овец. Поэтому у них были баранина и брынза, крестьяне привозили на продажу гусей, уток и индеек. И все это задешево. Стандарт на цены у нас тогда сохранялся довоенный. До войны фунт мяса стоил в Юзовке и в окрестностях 15 копеек. 15 копеек стоило мясо и в 1925 г., и в 1926 году. До 1928 г. имелся избыток мяса. Тут я несколько отклонился от темы, но это отклонение имеет к ней отношение. В Петрово-Марьинском районе тогда существовали две коммуны. Особенно хорошо работала коммуна в Максимилиановке, большом красивом селе. Там была и партийная организация, как тогда называли - ячейка. Председателем правления коммуны являлся Колос{1}, человек огромного роста, просто великан, своей комплекцией как бы соответствовавший фамилии. Он давно уже умер, да и тогда это был человек в летах. Очень порядочный, хороший коммунист, по профессии портной. Заместителем у него был замечательный крестьянин Емельян Гомля или, как его тогда называли украинцы, Емелька Гомля. Этот умный человек обладал исключительным чувством юмора. Бывало, когда он выступал и критиковал бюрократические налеты советских учреждений, так люди, как говорится, животы от смеха надрывали. Он часто бывал на партконференциях, на окружных съездах. Помню, однажды \24\ выступал он и критиковал руководителей округа за то, что они редко бывают на селе: "Что же вы? Вот мы просим, просим, чтобы к нам приезжали из округа, но им, видно, плохо село видно, потому что здесь много дыма (металлургический завод и шахты), и за этим дымом они нас не видят". И другие тому подобные примеры он приводил. Их коммуна хорошо жила. А это было не так часто в то время среди коммунаров. Большинство коммун имело потребительский характер, и жили они за счет подачек от государства, сами себя не прокармливали. А эта коммуна как раз жила на собственные средства. Там подобрались хорошие люди и хорошие организаторы. Они хорошо обрабатывали землю, честно работали. Трактора у них не было, да и я сам тогда о тракторе только слышал, что он есть на свете, а, как говорится, в глаза его не видел. Работали тогда главным образом на волах и лошадях. Обстановка политическая тогда была хорошая. Рабочие понимали лозунги партии, усвоили их, а ведь это болезненно было - новую экономическую политику проводить, и они правильно ее понимали. Сталина же широкая публика, выражаясь языком обывателя, узнала тогда, когда развернулась жестокая борьба внутри партии, борьба с троцкистской оппозицией в 1923-1924 годах.* Тогда Сталин и всплыл как организатор, как Генеральный секретарь Центрального Комитета. Впрочем, тогда особая роль Сталина слабо воспринималась в широких партийных кругах, я уж и не говорю о беспартийных. В борьбе того времени особенно выделялся Зиновьев{2}, председатель Исполкома Коминтерна. Коминтерн тогда приобрел большой авторитет: это была международная коммунистическая организация, которая держала курс на мировую революцию. Зиновьев возглавил ее, следовательно, он и являлся как бы главным в этом движении. Бухарин{3} в то время тоже был очень популярен и очень уважаем. По-моему, уже к тому времени была написана его книга, которая называлась "Азбука коммунизма". Молодые коммунисты учились коммунистическому миропониманию прежде всего по этой "Азбуке коммунизма". Отсюда выросла и популярность Бухарина. *Здесь и далее автор пользуется терминологией, принятой тогда и продолжавшей существовать в пору, когда он записывал свои воспоминания. Лично я Бухарина видел и слышал, еще когда служил в Красной Армии в 1919 году. Тогда наша часть стояла в Курске, и я не знаю, по какой причине, но в это же время Бухарин с большой \25\ группой коммунистов приехал в Курск. Он выступал на партийном активе губернии. Я тоже был приглашен как секретарь партийной ячейки своей воинской части. Там-то я видел и слышал Бухарина. Бухарин очень всем нравился своим характером, своим демократизмом, а в то время это имело большое значение (хотя это и сейчас имеет значение). Да, он очень нравился всем, а меня он буквально очаровал. Потом я встретился и с товарищами, которые входили в его группу. Это были простые коммунисты из Москвы, моего же уровня и политического развития. Они тоже говорили о демократичности Бухарина, и это особенно подкупало тогда. Они говорили, что он с ними вместе живет в общежитии, в столовой питается с ними из одного котелка, и прочее. Это имело, конечно, большое значение. Вспоминается еще такой случай. У меня был приятель Лев Абрамович Римский. С ним я много лет работал в Донбассе и потом встречался в Москве. Он был приятелем Тевосяна{4}: они вместе учились в Горной академии, оба окончили ее и сохраняли дружеские отношения. Он работал в отделе кадров в Наркомате черной металлургии, а начинал свою деятельность комсомольцем в Одессе. Потом работал в Киевском губкоме и в Сталине (Юзовка была переименована и названа именем Сталина). Мне пришлось с Римским работать, когда после Петрово-Марьинского района, кажется в 1926 г., я был избран заворгом окружного партийного комитета. Заворг в те времена, собственно, являлся вторым секретарем окружного комитета. Секретарем был Моисеенко, тогда имелся лишь один секретарь. Потом шел заведующий орготделом, который считался заместителем секретаря окружного комитета. Потом шел заведующий агитпропом. В мое время заведовал агитпропом Сергеев{5}. Я не помню его настоящую фамилию, он был еврей. Это был замечательный коммунист, преданный делу партии, и хороший работник. К сожалению, он, как и многие тысячи ему подобных, погиб во время террора, который ввел в партии Сталин. Римский же был начальником окружной партийной школы. Я не помню, в каком году, в 1926-м, а может быть, в 1927-м, слушатели партийной школы{6} поехали в Москву во время зимнего перерыва в занятиях набраться ума-разума, посмотреть столицу, познакомиться с ее достопримечательностями. Это - естественное желание всех людей Советского Союза, да и не только Советского Союза, побывать в Москве. Римский, как он потом рассказывал, решил позвонить Сталину и попросить, чтобы тот принял их делегацию. Думаю, что, \26\ наверное, не весь состав партийной школы туда ездил, а какая-то группа, но большая, видимо, человек 60. Впрочем, это не столь важно для данного вопроса. Римский рассказывал: "Я позвонил по телефону, меня соединили со Сталиным (это на меня произвело впечатление -доступность Сталина), и я попросил, чтобы он принял меня вместе со слушателями партийной школы. Сталин согласился и сказал, что Римскому передадут (он записал адрес), когда он сможет это сделать. Вот позвонили, и они поехали в Кремль (тогда, до 1937 г. Кремль еще был доступен людям), они прошли туда через Никольские ворота. Я сейчас не помню, какими вопросами заинтересовался Сталин. А привожу этот эпизод потому, что мне запомнилось характерное высказывание Сталина, которое мне импонировало и на меня произвело сильное впечатление". Далее Римский рассказывал, как он обратился к Сталину: "Товарищ Сталин, мы вот с бывшей Юзовки. Сейчас Юзовка переименована и носит Ваше имя. Поэтому мы хотели, чтобы Вы письмо написали юзовским, Сталинским рабочим. Это произвело бы хорошее впечатление на население Сталинского округа". Сталин ему так ответил: "Я не помещик, а рабочие завода не мои крепостные. Я им писать не буду и не люблю, когда это делают другие". Лев Абрамович Римский был сугубо партийный человек, исключительной чистоты и честности. Коммунистическая щепетильность до мелочей пронизывала его сознание, все его поведение, деятельность и всю его жизнь. Вот почему он был приятно поражен случившимся. Приехав домой, он рассказал все в окружном комитете партии, и это стало достоянием всей округи. Такая фраза Сталина произвела очень сильное впечатление. Этот случай говорил о демократичности, доступности и правильном понимании Сталиным своего места. Помню еще и такой эпизод, относящийся тоже к тем временам. Тогда разгорелась острая борьба с троцкистами, а потом с зиновьевцами. Я все время находился на партийной работе, заведовал орготделом в окружном комитете, участвовал в работе XIV партийной конференции и XIV партийного съезда, XV партийной конференции и XV партийного съезда. По годам я не сделал сейчас выборок, да это и не столь существенно: я ведь говорю не об этом, а о личности Сталина. Тогда практиковались заседания Политбюро с ведением стенограммы. Все стенографировалось, и эти стенограммы рассылались партийным организациям. До района, по-моему, они тоже доходили, там привлекался партактив, и их зачитывали. И вот, помню, читали мы одну стенограмму. Читали \27\ усердно, хотели разобраться в сути споров и определить свое отношение к ним. Кажется, Сталин спорил не то с Троцким{7}, не то с Зиновьевым. А я запомнил его выражение, которое мне понравилось: что-то Сталин доказывал, те с ним не соглашались и не уступали, дискуссия была очень острой, и Сталин, когда они с ним не согласились, выразился так: "Ну, что же вы? Я все сделаю, чтобы сохранить единство партии, чтобы обеспечить ее монолитность. Это необходимо для победы. Но раз вы так себя ведете. Бог с вами". На это его выражение я и обратил внимание. Конечно, я религиозным человеком ни тогда, ни даже в раннем своем возрасте уже не был и, конечно, это выражение не характеризовало Сталина как религиозного человека, хотя он и учился в духовной семинарии. Оно значило: что же я с вами сделать могу, зла я не желаю. Бог с вами, одумаетесь и сами поймете ошибочность своей позиции. Такая терпимость мне понравилась, в моем понимании это говорило в пользу Сталина. Позднее, когда я узнал Сталина, то вспомнил об этом и понял, что это - его ловкость, его иезуитство. Он играл на чувствах людей, желая показать свою терпимость, свою волю к единству партии и если не уважение, так хотя бы терпимость к мнениям других членов коллектива, в котором он работал. Это был обман, это был расчет, он хотел забросить удочку, грубо говоря, и на крючок ловить людей, которые искренне хотели правильно его понимать. И я в том числе тоже явился жертвой сталинской уловки. {1}КОЛОС Г.А. - член РСДРП с 1917 года. Активный участник крестьянского движения на Украине. {2}ЗИНОВЬЕВ Г.Е. (Радомысльский) (1883 - 1936) - член Коммунистической партии с 1901 г., активный участник революционного движения, с декабря 1917 г. председатель Петроградского совета, в 1919 - 1926 гг. председатель Исполкома Коминтерна, член ЦК партии в 1907 - 1927 гг., член Политбюро ЦК в 1921 -1926 гг., член ВЦИК и ЦИК СССР. Необоснованно репрессирован. {3}БУХАРИН Н.И. (1888 - 1938) - сын учителя, член РСДРП с 1906 г., один из сподвижников В.И.Ленина, с 1917 г. (и до 1934 г.) член ЦК партии, в 1918 - 1929 гг. редактор газеты "Правда", один из лидеров Октябрьского вооруженного восстания в Москве, с 1919 г. кандидат в члены Политбюро и в 1924 - 1929 гг. член Политбюро ЦК партии, член ЦК партии в 1917 - 1934 гг. с 1926 г. один из лидеров Коммунистического Интернационала, с 1929 г. академик, далее неоднократно преследовался по партийной и государственной линии, с 1929 г. член президиума ВСНХ, с 1932 г. член коллегии Наркомтяжпрома, с 1934 г. ответственный редактор газеты "Известия", с 1935 г. член ЦИК СССР \28\ и Конституционной комиссии СССР. Автор многочисленных трудов по экономике, социологии, политике, литературоведению, теории науки и пр. Необоснованно репрессирован, реабилитирован посмертно. {4}ТЕВОСЯН И.О. (1902 - 1958) - сын портного, член РКП(б) с 1918 г., участник Гражданской войны в Советской России и Азербайджане, инженер, в дальнейшем занимал ответственные инженерные и административные должности, с 1936 г. первый заместитель наркома оборонной промышленности, в 1939 - 1940 гг. нарком судостроения, в 1940 - 1953 гг. нарком (министр) черной металлургии СССР, с 1949 г. заместитель Председателя Совета Министров СССР, с 1956 г. посол в Японии, член ЦК ВКП(б) с 1939 года. {5}СЕРГЕЕВ К.М, - член РСДРП с 1917 г., в дальнейшем занимал ряд партийных должностей. {6}Партийные школы составляли одно из звеньев системы партийного просвещения, предназначенной для повышения образовательного уровня, теоретической подготовки, служебной квалификации членов ВКП(б) в рамках обязательной политической учебы. В 1920-е годы эта система включала в себя серию ступенек от начальных школ политграмоты до коммунистических университетов. Окружная партшкола была средним звеном данной системы. {7}ТРОЦКИЙ Л.Д. (Бронштейн) (1879 - 1940) - участник социал-демократического движения с 1897 г., с 1903 г. примыкал к меньшевикам, в 1905 г. председатель Петербургского совета, в 1917 - 1927 гг. член Коммунистической партии, в 1917 г. председатель Петроградского совета и один из лидеров Октябрьского вооруженного восстания, затем нарком иностранных дел РСФСР, в 1918 - 1925 гг. нарком по военным и морским делам и председатель Реввоенсовета Республики, с 1920 г. нарком путей сообщения, член ЦК партии в 1917-1927 гг., член Политбюро ЦК в октябре 1917 и 1919-1926гг., член Президиума ВСНХ в 1925 - 1926 гг., член ВЦИК и ЦИК СССР. Один из организаторов оппозиции. В 1929 г. выслан за границу, в 1932 г. лишен советского гражданства. В 1938 г. создал IV Интернационал. Убит агентом НКВД в Мексике. XV СЪЕЗД ПАРТИИ  На XV партсъезде развернулась очень острая борьба с зиновьевцами. Ленинградская делегация выступила с письмом в президиум съезда и потребовала на основе Устава ВКП(б), чтобы от этой делегации выступил содокладчик. Они выдвинули Зиновьева и хотели, чтобы он сделал содоклад к докладу Сталина. Я сейчас точно не могу вспомнить, но, по-моему, на XIV съезде партии доклад делал еще Зиновьев, а Сталин выступал с содокладом по оргвопросу. А на XV съезде Сталин уже делал доклад. Это было \29\ для нас, делегатов съезда, вполне понятным, выявились разные точки зрения, разная политика, в ЦК партии наметились большинство и меньшинство. Поэтому должен делать доклад не Зиновьев, как было раньше, после смерти Ленина, а Сталин. Помню, когда мы приехали на съезд, уже, как говорится, воробьи обо всем чирикали, и довольно громко был слышен в народе глас, даже и для обывателей, что в партии наметился глубокий раскол. Мы и во время XV съезда тоже разместились в Каретном ряду, в Третьем Доме Советов. Нам сказали, что к нам приедет Яковлев{1} и проинформирует нас по вопросам, которые наметились в партии и которые будут подняты и обнажены на съезде. Пришел Яков Аркадьевич Яковлев. Он тогда работал в РКИ. Серго тогда, по-моему, был председателем РКИ, а он - одним из его заместителей. Это было собрание, на которое мы никого не допускали, кроме членов украинской делегации. Возглавлял тогда украинскую делегацию Каганович, в ее руководство входили Петровский, Чубарь, Шлихтер и Скрыпник, основные члены Политбюро ЦК КП(б)У. Яковлев рассказал, по каким вопросам имеются разногласия с зиновьевцами и что проблема стоит очень остро. Таким образом, нас уже как бы подготовили. В этом смысле то было фракционное собрание, но оно велось с согласия Сталина и, я думаю, по его поручению. Мне неизвестно, кто знал об этом из других членов Политбюро ЦК ВКП(б). Когда открылся съезд и только что создали его руководящие органы, зиновьевцы сейчас же выставили своего содокладчика по докладу от Центрального Комитета. Так было принято. Потом Сталин сделал доклад. Зиновьев выступил с содокладом. Мы опять занимали места в центре, справа от нас находилась Ленинградская делегация, а слева - Московская. С Московской делегацией мы по всем вопросам контактировали и ополчились против ленинградской оппозиции, как тогда ее называли. Вот тогда мне и пришлось встретиться не как с другом, а как с врагом с моим хорошим товарищем, которого я очень уважал. Когда я пришел из армии в 1922 г., редактором газеты "Диктатура труда"{2} в Юзовке был Абрамсон. Я не помню его имени. Тогда он работал в Ленинграде секретарем одного из райкомов партии. Очень хороший коммунист. И вот теперь он - зиновьевец, как и все ленинградцы. Из известных в партии людей к зиновьевцам примыкал, в частности, Бадаев{3}. Он работал тогда в Ленинграде, и зиновьевцы выставляли его как щит. Для увеличения веса своей делегации зиновьевцы привлекли и Николаеву{4}. Она тоже была хорошим, активным членом партии, очень \30\ страстно выступала, будучи хорошим оратором. Дискуссия эта продолжалась затем по группам и индивидуально, при личных схватках во время перерывов между заседаниями съезда, в Георгиевском зале и в коридорах. Одним словом, везде, где встречались двое, уже шла дискуссия, если эти люди принадлежали к разным лагерям. Сталин, Бухарин и Рыков{5} выступали за линию ЦК, то есть за линию Сталина. Это грубовато, но так говорили - вот линия ЦК, а там - линия оппозиции. Не помню, от какой организации приехала одна делегация, которая передала в президиум съезда стальную метлу{6}. Председательствовал Рыков. Рыков взял эту метлу и сказал: "Я передаю эту метлу товарищу Сталину, пусть он выметает ею наших врагов". Это было воспринято тогда дружными аплодисментами, смехом, да и сам Рыков при этом улыбался. Уже позднее, когда Рыков сам стал жертвой этой метлы, я вспомнил эти слова и как они были тогда сказаны. Тогда, видимо, Рыков доверял Сталину и считал, что эта метла не будет направлена во вред партии, а будет направлена только против антипартийных отщепенцев, оппозиции, которая сворачивала с генеральной линии. А тогда у нас не было сомнений, что Сталин и те, кто был вокруг него и поддерживал Сталина, правы. Я и сейчас считаю, что тогда наша идейная борьба была в основе правильной. При другом характере Сталина эти разногласия, которые были доведены до такого накала, может быть, не стали бы столь трагическими и роковыми. Но это я сейчас так говорю, а тогда этих вопросов не возникало; тогда, как говорится, рассуждали по-дровосецки: лес рубят, щепки летят. Велась, я бы сказал, беспощадная борьба с оппозицией. Если оглянуться на путь, пройденный нашей партией и народом, и в свете этого пройденного пути оценить тогдашнюю роль Сталина, то она на фоне тех событий и соотношения сил в партии окажется в основе положительной. Я имею в виду такие оппозиции, как троцкистская, зиновьевская, право-левацкий блок Сырцова - Ломинадзе{7}. Если же оценивать персонально роль Сталина, то он резко выделялся: его роль и его деятельность по сплочению партии, по мобилизации ее сил на преодоление трудностей, восстановление промышленности, сельского хозяйства, на индустриализацию и строительство Красной Армии были решающими. Поэтому не случайно Сталин занял ведущее место в партии, и партия его поддержала. Надо принять во внимание и то, что в первые годы революции его фамилия была недостаточно популярна среди широких масс и даже в самой партии. Более \31\ популярными были Зиновьев, Каменев и особенно Бухарин. Ленин правильно сказал: "Бухарчик- это любимец партии". По "Азбуке коммунизма", написанной Бухариным, наши кадры учились марксизму-ленинизму. Популярность его в широких массах была очень большой. Но как организатору предпочтение все-таки отдавалось Сталину, а Бухарин занимал видное положение в партии как пропагандист, как агитатор. Он был редактором "Правды", и это действительно был редактор, который требовался для "Правды". Он явился организатором пропаганды марксистского учения. Хотя, как Ленин сказал, и сам он допускал ошибки. {1}ЯКОВЛЕВ Я.А. (1896-1938)-сын учителя, член РСДРП с 1913 г., участник борьбы за Советскую власть на Украине, с 1921 г. на ответственной партийной работе в Москве, с 1926 г. заместитель наркома рабоче-крестьянской инспекции, в 1929-1934 гг. нарком земледелия СССР и председатель "Колхозцентра", далее работал в аппарате ЦК ВКП(б), член ЦК партии с 1930 года. Репрессирован, реабилитирован посмертно. {2}Эта газета выходила в свет с 1918 г. В 1922 г. она являлась органом Юзовского уездного комитета РКП(б) и уездного исполкома. {3}БАДАЕВ А.Е. (1883-1951) - крестьянин, член РСДРП с 1904 г., работал слесарем в Петербурге, депутат IV Государственной думы, с 1913 г. официальный издатель газеты "Правда", с 1917 года занимал ответственные должности в продовольственно-снабженческих и кооперативных учреждениях, с 1930 г. председатель Центросоюза и с 1931 г. Московского союза потребительских обществ, заместитель председателя Моссовета, член ЦИК СССР, с 1935 г. зам.наркома пищевой промышленности СССР, в 1937-1938 гг, нарком пищевой промышленности РСФСР, в 1938-1943 гг. председатель Президиума Верховного Совета РСФСР, затем член коллегии Наркомата (Министерства) пищевой промышленности СССР, член ЦК ВКП(б) с 1925 года. {4}НИКОЛАЕВА К.И. (1893-1944)- рабочая, член РСДРП с 1909 г., с 1917 г одна из руководящих деятельниц советского женского движения, в 1924-1926 гг. заведующая отделом работниц в ЦК ВКП(б), затем на ответственной партийной работе на Кавказе, в Москве, Сибири и Иванове, с 1936 г. секретарь ВЦСПС; с 1924 г кандидат в члены и член ЦК ВКП(б), с 1937 г. член Президиума Верховного Совета СССР. {5}РЫКОВ А.И. (1881-1938) - член Коммунистической партии с 1898 г., активный участник революционного движения, нарком внутренних дел РСФСР с ноября 1917 г., председатель ВСНХ в 1918-1921 и 1923-1924 гг., зам.председателя Совнаркома и СТО с 1921 г., председатель Совнаркома СССР в 1924-1930 гг. и председатель СТО в 1926-1930 гг., нарком почт и телеграфов (нарком связи) СССР в 1931-1936 гг. Многие годы был членом ЦК партии. Политбюро и Оргбюро ЦК, ВЦИК и ЦИК СССР. Репрессирован, реабилитирован посмертно. {6}Это была делегация от 6 тысяч металлистов Сталинграда. {7}СЫРЦОВ С.И. (1893-1937) - служащий, член РСДРП с 1913 г., участник Гражданской войны в Советской России, видный партийный деятель в Донбассе, с 1921 г. работник аппарата ЦК РКП(б) и с 1924 г. редактор журнала \32\ "Коммунистическая революция", с 1926 г. секретарь Сибирского крайкома ВКП(б), с 1929 г. председатель Совнаркома РСФСР, после 1931 г. - на различных руководящих административных и партийных постах, кандидат в члены Политбюро в 1929-1930 годах. Репрессирован, реабилитирован посмертно. ЛОМИНАДЗЕ В.В. (1897-1935)-сын учителя, член РСДРП с 1917 г., до 1924 г. находился на ответственных партийных постах, в 1925-1929 гг. видный работник Коммунистического Интернационала, затем занимал различные партийные должности, перед репрессированием был секретарем Магнитогорского горкома ВКП(б), член ЦК партии с 1930 года. ПЕРЕЕЗД В ХАРЬКОВ  В 1928 г. меня перевели на работу в Харьков. Там тогда размещались правительство Украины и Центральный Комитет КП(б)У. Я был утвержден заместителем заведующего орготделом ЦК партии, а заведовал отделом Николай Несторович Демченко{1}, которого я очень уважал. Он заслуживал этого. Он тоже погиб безвременно, и погиб от руки Сталина, хотя и был очень предан генеральной линии партии. Центральному Комитету и лично Сталину. Почему я был переведен в Харьков? После освобождения по нашему требованию Моисеенко от поста секретаря к нам приехал секретарем окружного комитета Строганов{2}. Сам он был из Нижегородской организации, членом партии числился с 1905 года. Неплохой человек, но довольно-таки ограниченный. Он не соответствовал тем требованиям, которые предъявлялись к Сталинской организации, крупной, боевой, промышленной и разносторонней. Тут и угольная промышленность, и металлургия, и химия, и строительная индустрия, и сельское хозяйство. Одним словом, Сталине - крупнейший центр, прежде всего промышленный, но в немалой степени и сельскохозяйственный. А этот человек оказался мелким. Мы очень любезно его приняли и, так сказать, ощупывали со всех сторон и обнюхивали как старого большевика. Уже позднее о нем злословили, что хотя он и старый большевик, но и старая калоша, хотя был он не так уж стар. Любил он выпивать, и довольно-таки изрядно. Потом он стал заниматься интриганством. Одним словом, не прижился, и сложилась такая обстановка, что актив стал его игнорировать и тем самым поставил меня \33\ в довольно тяжелое положение: я лишь его заместитель, а по всем важнейшим вопросам идут ко мне и не идут к нему. Мне это было понятно, но для него это было тяжело, принижало его роль. Ко мне шли, потому что я вырос в этом районе, отец мой работал на шахте Успенской, в четырех верстах южнее Юзовки. Я и детство провел там, и юность, там учился слесарному ремеслу на заводе Боссе{3}. У меня был очень широкий круг друзей, с которыми я провел детство и юность, работая в шахтах. По тому времени я неплохо разбирался в вопросах производства - угольной промышленности, химической, металлургической и строительном деле. Тогда это было главным. По тем временам руководитель, который не разбирался в добыче угля или в металлургии, химии и строительстве, считался, грубо говоря, дураком. Как раз в такое положение попал Строганов, хотя человек он был неглупый. Он тоже позднее погиб, бедняга, и я очень тогда его жалел, да и сейчас жалею: он не заслуживал ни ареста, ни расстрела, а был расстрелян. Меня вызвал в ЦК КП(б)Украины Каганович, первый секретарь ЦК, и предложил переехать на работу в Харьков, в орготдел ЦК. Он мотивировал это тем, что в аппарате ЦК очень мало рабочих. Он был прав, там было много разношерстной публики в смысле рабочего стажа, а тогда придавалось очень большое значение социальному происхождению работников, занимавших партийные и советские посты. "Надо нам аппарат орабочить", - сказал он. Я говорю: "Считаю, что это правильно, но я хотел бы, чтобы это орабочивание было не за мой счет. Я очень не хотел бы уезжать из Сталине, там я сросся со всей обстановкой, с людьми. Поэтому мне очень трудно будет, я не знаю новой обстановки и не смогу, видимо, ужиться в орготделе Центрального Комитета". Но я знал обстановку. Я же заведовал орготделом в окружкоме и поэтому бывал в орготделе ЦК КП(б)У на совещаниях; инструктора приезжали к нам для обследования и прочих дел. Я многих из них знал и был согласен с Кагановичем, что некоторые люди там не заслуживали доверия, а многие и уважения, даже если и не было оснований не доверять им. Поэтому я считал, что меня там встретят плохо. В ЦК КП(б)У ревниво относились к Сталине, да и парторганизация Сталине тоже знала свое место в партии и поэтому, может быть, давала некоторый повод к этому: мы, дескать, пролетарии, мы шахтеры, металлурги, химики, соль Земли, соль партии. И я попросил тогда, что если мне нужно будет уехать из Сталино (чтобы дать возможность Строганову развернуться и не \34\ мешать ему сделаться центральной фигурой, чтобы люди его признавали, шли к нему как к первому руководителю окружной партийной организации), то просил бы послать меня в Луганск. Я сейчас не помню фамилию секретаря Луганского окружкома, но он мне нравился. У меня были с ним очень хорошие отношения, поэтому я с радостью хотел туда поехать, поэтому и просил послать меня в Луганск. А там я хотел бы опять пойти работать секретарем районного партийного комитета. Видимо, там такая работа нашлась бы. Каганович говорит мне: "Если Вы так ставите вопрос, то у нас в ЦК нет никакой необходимости, чтобы Вы уходили из Юзовки. Поэтому оставайтесь на месте". Я попрощался, ушел, стал думать и пришел к выводу, что если Центральный Комитет делает мне такое предложение - работать заместителем заведующего орготделом ЦК КП(б)У, то это ведь высокий пост и, видимо, есть веские соображения, которые побудили к тому Кагановича. Каганович ко мне очень хорошо относился. Мы с ним познакомились буквально в первые дни Февральской революции. Он тоже работал в Юзовке и выступал на первом же митинге, который проводили тогда в Юзовке, а я на нем присутствовал. Я участвовал в митинге как представитель рабочих депутатов Рутченковских копей на первом совещании в Бахмуте (это был уездный наш город). Потом вторично, через неделю-две, мы собрались в Юзовке, там же был Каганович. Он прибыл от Юзовской организации и довольно активно вел себя на этих совещаниях. Тогда он носил фамилию Кошерович{4}. Я не знал, что он Каганович, я его знал как Кошеровича. Кагановичу я не только доверял и уважал его, но, как говорится, и стоял горой за него. Тогда Каганович еще не был признанным партийным руководителем (я уж и не говорю о партийном вожде). В ЦК КП(б)У у него были очень сложные отношения с коллективом. Против него вели борьбу "старики" - Петровский, Чубарь и другие, не признавала его Екатеринославская группа, где было сильным влияние Григория Ивановича Петровского. Опорой Кагановича, собственно, был Донбасс, главным образом Сталине, Луганск и Артемовск (бывший Бахмут). В Бахмуте Кагановичу доверие оказывалось больше через Радченко{5}, чем непосредственно. Там был секретарем Никитенко, а он являлся близким человеком Радченко, Радченко же был председателем Совета профсоюзов Украины. Сам рабочий, очень авторитетный человек, член партии, кажется, с 1912 г., он тоже безвременно погиб. Хотя сам Радченко был интриганистым руководителем, но человеком честным, и сомнений в \35\ его преданности делу партии не могло быть. А его интриганство проявлялось в отношении к определенным лицам, но не к партии, не к ее генеральной линии. Итак, после разговора с Кагановичем я, все взвесив, уже сам не хотел оставаться в Сталине, потому что видел, что у меня могут сложиться плохие отношения со Строгановым, а я не хотел какой-то борьбы с ним. Его только что прислали, он не знал пока производства, но мог узнать, это не мотив для неуважения. Я считал, что лучше мне уйти и пусть он укореняется. Тогда я сказал Кагановичу, что согласен пойти в орготдел ЦК КП(б)У, но с условием, чтобы послали меня работать при первой возможности в какой-либо округ, а в какой, мне было безразлично, хотя желательно, чтобы в промышленный. Я считал, что сельского хозяйства я все же не знаю, никогда в сельскохозяйственных районах не работал, а все время был связан с промышленностью и чувствовал себя здесь в своей тарелке. Начал работать на новом месте. В Харькове мне не понравилось, как я и ожидал. Канцелярская работа: через бумаги живого дела не видишь. Это специфическая работа, а я человек земли, конкретного дела, угля, металла, химии и в какой-то степени сельского хозяйства. В Сталине сельское хозяйство не было главным, главным у нас был уголь. Уголь - это хлеб промышленности, и ему мы уделяли большое внимание. У меня сложились хорошие отношения с руководством угольной промышленности. Тогда ею руководил Рухимович{6}. Я его очень уважал. Он тоже безвременно погиб, был расстрелян. У меня были хорошие отношения и с руководителем Югостали{7} (это, собственно говоря. Министерство черной металлургии Юга), которая находилась в Харькове. Возглавлял ее, кажется, Иванов{8}. Я меньше его знал, чем Рухимовича, потому что Рухимович ни одного совещания угольщиков и хозяйственников не проводил без меня: он всегда приглашал меня, и я присутствовал от окружного комитета партии. И вдруг у меня все это оборвалось, и я стал заниматься бумагами, а это пища не для меня, меня сразу отвернуло от нее. Я раз или два ходил по этому вопросу к Кагановичу и стал напоминать ему, что он мне обещал помочь уйти. {1}ДЕМЧЕНКО Н.Н. (1896 - 1937) - из мещан, член РСДРП с 1916 г., занимал ряд партийных и государственных постов в УССР. В 1929 - 1932 гг. нарком земледелия Украины, с 1932 г. - секретарь Киевского, потом Харьковского обкомов КП(б)У, в 1936 г. первый заместитель наркома земледелия СССР, \36\ в 1937 г. нарком зерновых и животноводческих совхозов СССР, член Политбюро ЦК КП(б)У с 1931 года. Репрессирован, реабилитирован посмертно. {2}СТРОГАНОВ В.А. (1888 - 1938) - крестьянин, член РСДРП с 1905 года. С 1917 г. на ответственной советской и партийной работе, секретарь Сталинского, потом Харьковского окружкомов КП(б)У в 1927 - 1930 гг., до 1932 г. второй секретарь ЦК КП(б)У, секретарь Днепропетровского обкома КП(б)У, член Политбюро ЦК КП(б)У в 1930 - 1933 годах. Репрессирован, реабилитирован посмертно. {3}Металлозавод с начальным французским капиталом. {4}Под псевдонимом Борис КОШЕРОВИЧ он работал на обувной фабрике "Новороссийского общества", участвуя в деятельности местной большевистской организации. {5}РАДЧЕНКО А.Ф. (1887 - 1938) - крестьянин, член РСДРП с 1912 г. После 1917 г. находился на советской и профсоюзной работе. В 1924- 1925 гг. секретарь Сталинского губкома КП(б)У, в 1925 - 1928 гг. председатель Всеукраинского совета профсоюзов и член Политбюро ЦК КП(б)У, с 1929 г. занимал различные партийные должности. Репрессирован, реабилитирован посмертно. {6}РУХИМОВИЧ М.Л. (1889-1938)- рабочий, член РСДРП с 1913 года, активный участник Гражданской войны и борьбы за Советскую власть на Украине. В 1921 -1922гг. председатель Юзовского губисполкома, в 1923-1925 гг. управляющий трестом "Донуголь", затем председатель ВСНХ УССР и заместитель председателя ВСНХ СССР. В 1930 - 1934 гг. нарком путей сообщения РСФСР, управляющий трестом "Кузбассуголь". Перед репрессированием был наркомом оборонной промышленности СССР. Реабилитирован посмертно. {7}Комбинат "ЮГОСТАЛЬ" был создан в 1921 г. как ведущая государственно-хозяйственная организация металлургических заводов и угольных шахт Юга страны. {8}ИВАНОВ С.Н. - член РКП(б) с 1920 г., инженерно-хозяйственный и партийный работник. ПЕРЕЕЗД В КИЕВ  Однажды Каганович мне позвонил и говорит: "Вы просили меня перевести Вас в какой-либо округ на партийную работу. Если Вы не возражаете, то я бы Вам предложил Киев. Состоялось решение, в Киев идет секретарем окружного комитета товарищ Демченко, а Демченко просит, чтобы Вас отпустили с ним заведовать орготделом Киевского окружкома. Если Вы согласны, то можете буквально сейчас же (это было воскресенье) брать билет и выезжать в Киев. Там все известно, Демченко знает, и он с удовольствием Вас встретит". \37\ Я, не раздумывая, дал согласие. Киевская организация тогда у нас не считалась пролетарской, боевой. Шла такая слава, что в Киеве сильна украинская националистическая тенденция. Так оно действительно и было. Пролетариат там был слабый, а интеллигенция группировалась вокруг украинской Академии наук. Возглавлял эту интеллигенцию тогда Грушевский{1}. Там была сильна и троцкистская организация. Считалось, что там сложно работать, особенно русским: к ним не особенно хорошее было отношение. Поэтому я полагал, что, так как националисты считали меня безнадежным русаком, мне будет там трудно. Тем не менее я сейчас же приобрел билет и вечером выехал в Киев. Утром уже был там. Первый раз в жизни попал я в Киев, в этот большой город. До этого я, собственно говоря, видел, не считая Москвы, Харьков, Екатеринослав и Мариуполь. Я не называю здесь Бахмут, а Юзовка еще не считалась даже городом. Киев на меня произвел сильное впечатление. Как только я приехал, то с чемоданом в руке пошел прямо на берег Днепра. Меня тянуло взглянуть на Днепр, потому что я много слышал и кое-что читал о нем. Мне хотелось увидеть эту мощную реку. Начал я свою партийную и трудовую деятельность в Киеве вместе с Демченко. Председателем облисполкома был Войцеховский. Он тоже безвременно погиб, его расстреляли. Это был человек с некоторым налетом украинского национализма. Раньше он состоял в подпольной социал-демократической украинской организации, но был честный и уважаемый человек. Мягкий по характеру, лощеный интеллигент, но приятный человек и старательный работник. В Киеве он был "на своем месте". Демченко учился на медицинском факультете, но не окончил его. Член партии с 1916 г., он к рабочим не особенно тяготел, а больше тянулся к интеллигенции и занимался вопросами Академии наук. Потом ему от ЦК КП(б)У было поручено заниматься Западной (или, как украинцы говорили, Захидной) КПУ, то есть Львовщиной, Тарнополем* и прочим. Это была большая политическая работа, и я считал, что он хорошо ее делал. *С 1944 г. Тернополь Вот таким образом я попал в Киев. На меня была взвалена текущая местная внутренняя работа - рабочие и село. Нужно признаться, что сейчас мне очень приятно вспоминать о том времени. Мне работалось там хорошо и легко. Киевляне ко мне относились с большим доверием и, я бы сказал, с уважением. Имелись и трудности, было много безработных, чего в Донбассе мы не встречали. \38\ Шел 1928 год, а в Киеве с Красным знаменем ходили по улицам, демонстрируя, безработные. Мы их потом собрали в старом помещении Киевской городской думы{2}, там был зал человек на 400 - 500, и там они митинговали. Имелись там еще и меньшевики, и эсеры, и украинских националистов оставалось много, сильное было и троцкистское влияние. Троцкисты использовали трудности, которые имелись в Киеве. Эти безработные тоже были довольно характерными, потому что безработицы тогда на Украине вообще-то не было, даже имелся недостаток в рабочих, а вот там было много безработных, даже коммунистов. Годами ходили они без работы. Когда я предложил: "Пожалуйста, я вам могу сейчас же работу найти", - они вроде бы обрадовались. Спрашивают: "Куда?". Я говорю: "В Донбасс". - "Нет, мы, - говорят, - еще походим". И вот целый год ходят они и еще готовы, видимо, год-два ходить. Но в Донбасс ехать не хотят: это провинция. Там шахтеры, а они не приспособлены к такому труду. Меня это возмущало, потому что я детство там провел и для меня Донбасс, Юзовка - родная стихия, я скучал по шахтерам, сжился с ними... Проработал я в Киеве весь 1928 год. В 1929 г. мне уже стукнуло 35 лет. Это был последний год, когда я мог еще думать о поступлении в высшее учебное заведение, а я окончил только рабфак, и меня все время тянуло получить высшее образование. Поэтому я стал добиваться посылки меня на учебу. {1}ГРУШЕВСКИЙ М.С. (1866-1934)-крупный украинский историк и литературовед, участник украинского национального движения, в 1917-1918 гг. председатель Центральной рады, академик АН УССР с 1924 г. и АН СССР с 1929 г., автор многочисленных научных трудов. {2}Позже там помещался Киевский городской Дом учителя. В ПРОМАКАДЕМИИ  Тут я встретил сопротивление. К тому времени Каганович уже уехал в Москву, работать в ЦК, а вместо него был прислан Косиор{1}. В Киеве считали, что я - близкий к Кагановичу человек (а это так действительно и было) и поэтому ухожу еще и потому, \39\ что не хочу с Косиором иметь дело, не хочу с ним работать и поддерживать его. Это было не так. Я Косиора мало знал, но с уважением относился к нему. Косиор по характеру довольно мягкий, приятный человек и разумный. Я бы сказал, что в смысле отношений с людьми он стоял выше, чем Каганович, но как организатор он, конечно, уступал ему. Каганович - более четкий и более деятельный человек: это действительно буря. Он может даже наломать дров, но решит задачу, которая ставится Центральным Комитетом. Он был более пробивной человек, чем Косиор. Я посчитал необходимым поехать в Харьков и объясниться с Косиором. Я сказал ему: "Мне уже 35 лет. Я хочу учиться. Поймите меня. Я прошу ЦК КП(б)У понять и поддержать меня и прошу, чтобы ЦК рекомендовал меня в Промышленную академию. Я хочу быть металлургом". Косиор с пониманием отнесся к моей просьбе и согласился. Когда встал вопрос о том, что я ухожу, Демченко очень огорчился и долго уговаривал меня остаться, хотя и с пониманием относился к тому, что человек хочет учиться. Вот тогда-то я увидел и почувствовал истинное отношение людей к себе. Когда я поставил вопрос об уходе на учебу и попросил отпустить меня, то даже решение не сразу было принято. После заседания Бюро некоторые товарищи зашли ко мне и говорят: "Ты действительно хочешь учиться или у тебя, может быть, с Демченко не выходит? Ты скажи нам открыто". Говорили с намеком, что поддержат меня, если у меня с Демченко не выходит дело и плохо складываются отношения. Я отвечал: "Нет, прошу правильно понять меня. У меня с Демченко наилучшие отношения. С таким человеком, как Демченко, я готов бы работать и дальше, но хочу учиться". - "Ну тогда другое дело, мы тебя поддержим". И на следующем заседании было принято нужное решение. Я уехал в Москву. Там тоже встретил трудности, потому что у меня не было достаточного руководящего хозяйственного стажа. В Промышленной академии товарищи говорили, что я не подойду им, и рекомендовали идти на курсы марксизма-ленинизма при ЦК партии. "А здесь, - говорят, - создано учебное заведение для управляющих, для директоров". Пришлось мне побеспокоить Лазаря Моисеевича Кагановича (он был секретарем ЦК) и попросить, чтобы ЦК поддержал меня. Я добился своего: меня поддержал Каганович, и таким образом я стал слушателем Промышленной академии. Поселился я тогда в общежитии на Покровке, в доме э 40. Он и сейчас там стоит. Не знаю только, что в этом здании находится. По тому времени это было хорошее общежитие; коридорная система, \40\ отдельные комнаты. Одним словом, идеальные условия. Учебное здание Промышленной академии помещалось на Ново-Басманной, это тоже недалеко. Я не пользовался трамваем, ходил пешком через Земляной вал и прямо через переулок, где был, кажется. Дом старых большевиков, потом сворачивал на Ново-Басманную налево. Дорога занимала всего несколько минут: такой ежедневный небольшой моцион. Начал я учиться. В академии люди были очень разные и по партийности, и по общей подготовке. Многие окончили сельскую школу и знали только четыре действия арифметики, а с другой стороны, там были люди, которые имели среднее образование. А я пришел, окончив рабфак: это считалось - имею среднее образование. Наша группа была подобрана довольно-таки сильной. Но у нас имелись один-два таких товарища, которые отставали по математике, и они нас тянули назад. Народ взрослый, упорный, поэтому не преподаватель требовал, чтобы человек учился, а человек сам требовал от преподавателя, чтобы тот его учил. Но на все требуется время. Бывало, не его вызывали к доске, а он сам идет к ней, мучает преподавателя, потому что ему непонятны те или другие математические формулы. Мы же сидим и возмущаемся, что и нас держат, потому что для нас это уже пройденный этап. Так было и в 1929 году. А когда я пришел в академию осенью 1930 г., то столкнулся с таким явлением. В академию попало очень много людей, которые, собственно, не особенно-то хотели учиться, но в силу сложившихся политических условий вынуждены были оставить хозяйственную, партийную или профсоюзную деятельность. Вот они и расползались по учебным заведениям. Промышленная академия стала буквально уютным уголком, где могли отсиживаться такие люди, потому что стипендия приличная, столовая неплохая и общежитие хорошее: у каждого - комната, а некоторые маститые хозяйственники имели возможность получить две комнаты и устроиться там с семьей. Шефствовал тогда над Промышленной академией Куйбышев{2}, председатель Госплана. Ну что могло быть выше? Уважаемый и влиятельный человек, который действительно поддерживал Промышленную академию. То был как раз период острой борьбы с "правыми". "Правые" развернули свою деятельность: Рыков, Бухарин, Угланов{3}. Они повели борьбу, и очень сильную. Руководство партийной ячейкой академии было в руках "правых". Секретарем ячейки был Хахарев{4}, довольно влиятельный человек, с дореволюционным партстажем, кажется, с 1906 или 1907 года. Сам \41\ он из Нижнего Новгорода, известный человек, прошел подполье. Вокруг него группировалась эта, так сказать, старая гвардия. Но она была пораженной: ведь она выступала против генеральной линии партии. Она группировалась вокруг Бухарина и поддерживала его, поддерживала Угланова, поддерживала Рыкова против Сталина и против Центрального Комитета партии. Мы пришли с Юга. У нас было довольно большое землячество (донбассовцы, днепропетровцы, луганчане, артемовчане, харьковчане). Мы стояли на позициях Центрального Комитета. Завязалась борьба, и я тоже довольно активно втянулся в эту борьбу. Главным образом меня тогда поддерживал Табаков. Он тоже позднее безвинно погиб, его расстреляли. По национальности он был еврей, очень хороший коммунист. Я его узнал, когда он был директором треста, а потом - объединения по производству керамики для металлургии. В Донбассе находился Красногоровский завод огнеупоров для облицовки доменных и мартеновских печей, и Табаков занимался этим делом. У меня с ним установился хороший контакт, он опирался на Юзовскую организацию, и тут-то в академии мы сошлись с ним. У нас существовало единое партийное мнение, и другие товарищи нас поддерживали, например, Аллилуев с Дальнего Востока. Он и сейчас, кажется, жив, пенсионер. (Этот Аллилуев ничего общего с Аллилуевым, тестем Сталина, не имеет, просто однофамилец.) Были у нас и другие товарищи, и довольно-таки большая группа, но все же мы оставались в меньшинстве. Может показаться, что я отвлекаюсь. Казалось бы, какое это имеет отношение к теме? Я ведь хотел говорить о Сталине, о его роли. Но это как раз имеет прямое отношение к теме. В Промышленной академии развернулась борьба за генеральную линию Центрального Комитета против "правых" и зиновьевцев, а потом право-левацкого блока Сырцова -Ломинадзе. В этой борьбе моя роль резко выделялась в том коллективе, и все это было на виду у Центрального Комитета. Поэтому всплыла и моя фамилия как активного члена партии, который возглавляет группу коммунистов и ведет борьбу с углановцами, рыковцами, зиновьевцами и троцкистами в Промышленной академии. Политическая борьба шла очень острая. Ведь там большинство составляли члены партии с дореволюционным стажем, и нужно сказать, что эта группа была очень солидной: в ней имелись влиятельные люди. Например, помню нашего донбасского товарища Макарова{5}. Он был в Юзовке директором Юзовского завода, сам же он - нижегородец, член партии с 1905 г., очень \42\ умный и уважаемый человек. Он официально не объявлял, что он заодно с "правыми", но поддерживал "правых" и против "правых" нигде даже не заикался. Видимо, он договорился с "правыми", что будет вести себя несколько скрытно, не выявлять себя сторонником оппозиции. Считалось, что он вроде бы стоит на позиции генеральной линии партии, а на самом деле он своей деятельностью способствовал усилению группы Угланова, Бухарина, Рыкова. Остроту борьбы можно показать на таком примере. Выборы президиума общего собрания нашей партийной организации заняли однажды целое заседание, и оно открылось только на следующий день. Помню, как мои товарищи выставляли мою кандидатуру в президиум, но я раза два или три проваливался и не был избран. Когда шли выборы в президиум, то все кандидаты должны были выйти на трибуну и рассказать свою биографию. Кандидат с послереволюционным стажем члена партии уже был как бы обречен. Вот такая имела место борьба. А уж в бюро ячейки выбирали вообще особо. Меня несколько раз выдвигали, и моя кандидатура никак не проходила. В конце концов меня выбрали в Ревизионную комиссию, правда, потом опять провалили. Вообще тогда часто переизбирали бюро ячейки, потому что развернулась острая борьба, так что люди менялись. "Правда" часто выступала против "правых", и, как правило, после каждого ее выступления созывалось общее партсобрание, а оно уже переизбирало бюро. Но "правые" так приладились, что, когда Хахареву уже нельзя было оставаться секретарем партийной организации Промышленной академии, выдвинули Левочкина. Левочкин, из Брянска, был менее заметной фигурой, но по существу тоже "правый". Поэтому линия Бюро в поддержку "правых" продолжалась и после перевыборов. Еще раз состоялось выступление "Правды". Опять прошло очень бурное собрание, долго выбирали президиум, в конце концов меня избрали в него, и я стал председателем собрания партийной организации Промышленной академии, фактически же общего собрания Промакадемии в целом, поскольку там все были членами ВКП(б). Заседание проходило бурно. Толчком к нему стали события, о которых я расскажу для характеристики обстановки, которая сложилась в то время. Это было в 1930 году. Партия готовилась к своему XVI съезду. На местах шли отчетные собрания. Опять разгорелась широкая и глубокая дискуссия. Тогда "правые", чтобы устранить меня от участия в дискуссии перед выборами делегатов на районную \43\ партийную конференцию, придумали такой ход. Мы, шефствуя над колхозом имени Сталина в Самарской области, собирали отчисления на покупку этим колхозом сельскохозяйственного инвентаря. И вот бюро партийной ячейки решило послать делегатов вручить колхозникам инвентарь. Конечно, "вручение инвентаря" было условным, потому что мы не возили с собой машины, а просто знали их цену и сказали, что вот для покупки такого-то инвентаря (сеялки, комбайны и пр.) собрали такую-то сумму денег и вручаем ее партийной организации колхоза имени Сталина. Выбрали для поездки делегацию. Она состояла из двух человек: включили меня и Сашу Здобнова{6}. Здобнов - тоже слушатель Промышленной академии, с Урала, хороший товарищ. Он тоже, видимо, погиб потом в "мясорубке" 1937 года. В дороге я читал брошюру о том, что такое комбайн. Приехали мы, провели собрание и прожили там несколько дней. Тогда-то и узнал я о действительном положении на селе. Раньше я себе его практически не представлял, потому что жили мы в Промышленной академии изолированно и чем дышала деревня не знали. Приехали мы туда и встретили буквально голод. Люди от недоедания передвигались, как осенние мухи. Помню общее собрание колхозников, мы выступали все время с переводчиком, потому что колхоз оказался по составу населения чувашским, и они все в один голос просили нас, чтобы мы им дали хлеба, а машины произвели на них мало впечатления: люди буквально голодали, я такое впервые увидел. Нас поместили к какой-то вдовушке. Она настолько была бедна, что у нее и хлеба не было. Что мы с собой в дорогу взяли, только этим и жили, да еще делились с этой вдовушкой. Закончили мы свои дела, вернулись в Москву, а в это время уже шли районные партийные конференции в столице. Наша партийная организация тоже избрала человек 10 или больше - не помню сколько. Состав слушателей Промышленной академии был велик, норма же представительства была тогда небольшой, потому что Московская партийная организация по сравнению с теперешним составом тоже была сравнительно невелика. От Промышленной академии на районную конференцию были избраны Сталин, Рыков и Бухарин. Не помню, был ли избран Угланов. Кажется, нет, потому что его кандидатура была более одиозной. Бухарин же и Рыков были избраны как члены Политбюро. Мы считали, что "правыми" был сделан обдуманный и ловкий ход, с тем чтобы провести на конференцию Рыкова и Бухарина именно от нашей организации: они выступили с предложением, \44\ не объявляя, конечно, что выступают от "правых", избрать от нашей партийной организации на районную конференцию вождей партии и назвали такие кандидатуры: Сталин, Рыков, Бухарин. В то время Бухарин и Рыков еще находились на таком уровне, что их кандидатуры прямо не отводили, ведь они являлись членами Политбюро. Поэтому выступать, поддерживая Сталина и отводя Рыкова и Бухарина, было нельзя, да это, видимо, и не встретило бы тогда поддержки в Политбюро. Были избраны также некоторые слушатели академии, которые поддерживали "правых". Мне об этом рассказал Табаков, наиболее близкий мой товарищ, и мы с ним откровенно обменивались мнениями по всем политическим вопросам. Он был довольно развитым и подготовленным в политическом отношении человеком. Поздно вечером раздался звонок. Меня вызывают к телефону. Это было редкостью, потому что в Москве я ни с кем никакого знакомства не имел. Подошел я к телефону: "Говорит Мехлис{7}, редактор "Правды". Вы можете ко мне приехать в редакцию?". Я сказал, что могу. "Тогда сейчас подготовьтесь, я пришлю свою машину. Срочно приезжайте, у меня есть к вам дело". Отвечаю: "Хорошо". Через несколько минут автомашина была уже около общежития Промышленной академии. Я сел в нее и поехал в "Правду". Это было первое мое знакомство с Мехлисом. Он зачитал мне письмецо из Промышленной академии, где рассказывалось о политической махинации, которая была подстроена для избрания делегации "правых" от партийной организации академии. Все знали, что в Москве в Промышленной академии учатся в абсолютном большинстве старые большевики, бывшие директора заводов, фабрик, объединений. Они проходили там подготовку и переподготовку по повышению своих технических знаний. Мех-лис зачитал текст и спрашивает: "Вы согласны с содержанием этой корреспонденции?". Говорю: "Меня тогда там не было". - "Знаю, что вас не было, но заметка верна?". "Полностью согласен, она отражает действительность". - "А вы можете ее подписать?". "Как же я могу подписать? Не я же писал и автора не знаю". "Нет, нет, - говорит, - Ваша фамилия не будет фигурировать и даже автора не будет. Я верю Вам, я слышал о Вас и Вашей позиции. Если Вы подпишете, то, значит, в заметке действительно правдиво отражается обстановка, которая сложилась в партийной организации Промышленной академии". Я сказал: "Хорошо", и подписал. Он сейчас же на своей машине отвез меня в общежитие Промышленной академии. \45\ А назавтра вышла "Правда" с этой корреспонденцией. Это был гром среди ясного неба. Забурлила Промышленная академия, были сорваны занятия, все партгруппорги требовали собрания. Секретарь партийной организации Левочкин вынужден был созвать его. Партийная ячейка раскололась. Хозяйственники в академии были аполитичные люди, а некоторые - просто сомнительные лица. Кое-кого из них я знал: наши были, донецкие. Приходили они ко мне и говорили: "Что ты склоку заводишь? Что тебе нужно?". Я отвечал: "Слушай, ты же ничего не понимаешь, это же "правые", куда они тебя тянут?". А они ни черта не понимали, кто такие "правые" и кто такие "левые". Это собрание было самым бурным. На нем-то меня и избрали в президиум, и я стал председателем собрания. Тут и активизировалась группа, которая стояла на позициях Центрального Комитета и вела борьбу с "правыми", то есть с руководством нашей организации, так как оно в основном было "правым". Не помню, сколько времени шло заседание. Закончилось оно тем, что были отозваны все делегаты, кроме Сталина, - и Рыков, и Бухарин, и представители нашей партийной организации, после чего избрали новых делегатов, в том числе меня, на районную партийную конференцию. Меня избрали (не помню, каким большинством) в бюро и секретарем партийной организации. Тогда мы развернули активную деятельность по борьбе с правыми. Шум пошел по Москве, что идет в Промакадемии борьба. Да, была борьба, острейшая борьба, но мы навели порядок. Партийная ячейка твердо стала на позиции Центрального Комитета, а это означало поддержку Сталина, секретаря ЦК и вождя страны. Через эту мою деятельность в Промакадемии меня, видимо, и узнал Сталин. Сталину, конечно, импонировало, что наша партийная организация поддерживает его. Мы тогда так прямо не говорили, а выступали в защиту Генеральной линии партии. Я и сейчас считаю, что поддержка линии, выразителем которой в то время являлся Сталин, была правильной. Как я уже упоминал, Сталин обо мне узнал, именно когда я учился в Промышленной академии. Тогда как раз прошел разгром московских и горьковских правых, и они все пошли в Промышленную академию. Поэтому это был как бы инкубатор правых, рассадник микробов правого толка, правого направления. Там они занимали довольно прочные позиции. Вот, например, \46\ Пахаров, старый нижегородец, член партии с 1903 года, кажется. Очень порядочный человек. Я его знал как директора, потому что он был директором Юзовского завода, когда я возвратился из Красной Армии. Потом Коршунов. Между прочим, Коршунов был хорошим приятелем Молотова{8}, и встречался с ним в выходные дни. Итак, провалилась затея "правого" бюро, отправив меня представителем от партийной организации академии в колхоз, устранить возможность избрания меня на районную партконференцию и лишить возможности там выступить. Наоборот, эта группа потерпела катастрофу, все ее представители были отозваны, а на Бауманскую районную конференцию избраны сторонники генеральной линии Центрального Комитета ВКП(б). Это случилось настолько поспешно, что мандаты на районную конференцию, которые мы получили и распределили между вновь избранными делегатами, были выписаны еще на прежних делегатов. Я тоже пошел на конференцию с мандатом, принадлежащим кому-то другому. Стали проверять документы и говорят, что ведь это же мандат на такого-то человека. Отвечаю: "Да, выписан на него, а я вот такой-то". Прошло, потому что партийная организация Бауманского района все уже знала. А инцидент с мандатом, с которым я пришел на конференцию, кончился шуткой, В Бауманском райкоме тоже не все занимали достаточно четкую позицию. Секретарем его являлся Ширин{9}. Я затрудняюсь сейчас сказать, был ли он "правым" или просто пассивным человеком, недостаточно политически зрелым и недостаточно политически активным. Когда он приходил к нам в академию, то он там никаким уважением не пользовался, и ему даже говорить не давали. Цихон{10} пришел, авторитетный человек, нарком труда, а до того бывший секретарь Бауманского райкома (позднее он тоже погиб, расстреляли его), и ему не дали выступить. Он говорил: "Послушайте, я имел дело со строителями, и даже там больше порядка придерживались, чем у вас, а ведь вы - слушатели академии". Одним словом, Бауманская организация не была боевой, но и не считалась оппозиционной, поддерживающей "правых". Мы договорились среди делегатов, что я должен буду выступить там и изложить нашу позицию, чтобы никто не считал, что мы выбрали "правых". Добавлю, что когда я выступил, то конференция встретила меня довольно прохладно. Я уже был избран тогда секретарем партийной организации академии. Поэтому именно мне пришлось выступать, чтобы районная партийная конференция знала, что парторганизация Промышленной \47\ академии твердо стоит на позициях генеральной линии партии и что избрание "правых" - уловка бывшего партийного руководства академии, которое сочувствовало "правым", а теперь лишено доверия и переизбрано. Во время моего выступления раздавались неодобрительные голоса, мол, знаем мы, дескать. Промышленную академию. Слава о ней шла плохая в смысле ее партийной линии. Поэтому мне пришлось доказывать, что те делегаты, которые подали реплику, имеют, конечно, основания не доверять, но что делегация, которая сейчас присутствует на районной партийной конференции, отражает другую точку зрения, нежели делегаты, которые были избраны раньше, и что мы твердо стоим на партийных позициях (за генеральную линию партии, как тогда обычно заявляли). Партийная конференция нам поверила. После этого моя фамилия стала еще более известна в Московской партийной организации и в Центральном Комитете. Это, собственно говоря, и предрешило мою дальнейшую судьбу как партийного работника. Как я позже узнал, она была предрешена также и тем, что в Промышленной академии со мной вместе училась Надя Аллилуева, жена Сталина. Я не знал до моего избрания секретарем, что она училась с нами. Но она всю эту борьбу наглядно видела и, вероятно, приходя домой, информировала Сталина. Рассказывала, конечно, и о других. Вот Воробьев{11}, бравый такой парень из комсомольцев, так он Сталина только что "Николаем Палкиным" не называл, а вообще-то ругал по-всякому. В нашем понимании это тогда было преступлением. Мы считали, что это - покушение на партию. И лишь потом, через десятки лет, поняли, что такая характеристика была правильной и что такое прозвище очень подошло бы Сталину. В целом Бауманская конференция проходила очень бурно. На первых ее заседаниях я не присутствовал, тогда я еще не имел мандата, но потом мне рассказывали. Выступала Надежда Константиновна Крупская{12}, и ее выступление партконференция приняла плохо. Ее речи тогда шли не в такт генеральной линии партии, и многие говорили тогда, особенно в кулуарах, что осуждают ее выступление. Тогда, конечно, и я тоже стоял на такой позиции. И у меня, и у других было двойственное чувство: с одной стороны, уважение к Надежде Константиновне как соратнику и ближайшему к Ленину человеку; с другой стороны, она выступала, не поддерживая Сталина. Потом-то я уже по-другому стал оценивать это, главным образом после смерти Сталина, когда я стал иначе рассматривать и деятельность Сталина, оценивать его как \48\ вождя и как личность. Видимо, Надежда Константиновна была по-своему в те времена, безусловно, права. Но партийная конференция ее не понимала, не принимала и осуждала ее выступление. Так началась моя деятельность партийного работника. Вскоре я был избран в Бауманский районный партийный комитет. Это произошло в январе 1931 г., а конференция проходила, по-моему, в июле 1930 года. В то время я познакомился с Булганиным{13}. Он был в Бауманском районе директором Электрозавода. В Москве проводилась партийная конференция, и я входил в комиссию, которая проверяла парторганизацию Электрозавода. Тогда к проверкам привлекали людей, которые имели большой партстаж (у меня он - с 1918 года), поэтому на всю Москву не хватало таких людей. Не особенно-то охотно шли мы на это, нас отрывали от занятий. Сам Булганин не проходил проверку, он находился за границей, и лишь после того, как он приехал, мы с ним беседовали. Он произвел на меня тогда очень хорошее впечатление, а потом получил за свою работу высокую награду - орден Ленина. Вернусь к Аллилуевой: она была парторгом академической группы. Как-то приходит она ко мне и говорит: "Я хотела бы с вами согласовать нашу линию, сейчас партийная группа обсуждает такой-то вопрос, как нам правильно записать политическую характеристику момента?". Обсуждение было связано с борьбой с "правыми". Я ответил ей, а сам потом, когда она ушла, думаю: "Она, придя домой, расскажет Сталину, и что он скажет?". Но на следующий день она ничего не сказала, а я ее не спрашивал. Видимо, моя оценка оказалась правильной. Когда я стал встречаться со Сталиным, то сначала ничего не понимал, почему он упоминал какие-то факты из моей деятельности в Промышленной академии. Я молчал и не отвечал: не знал, радоваться мне или ежиться из-за этого. А сам думал: "Откуда он знает?". Потом, смотрю, вроде он улыбается. Тогда я сообразил: видимо. Надежда Сергеевна подробно информировала его о жизни нашей партийной организации и о моей роли как ее секретаря, представив меня в хорошем свете. Вероятно, Сталин и сказал после этого Кагановичу: "Возьмите Хрущева на работу в МК". Перспектива работы с Кагановичем мне импонировала, потому что я к нему относился с большим доверием и уважением. Лишь потом я узнал его характер, и его грубость сразу вызвала у меня антипатию. Так я был приобщен к Московской общегородской партийной организации, это была большая честь. Ведь Московская организация - столичная. Но \49\ никогда я не забуду, как мне было здесь нелегко. Как-то Каганович спросил меня: "Как вы себя чувствуете?". Говорю: "Очень плохо". Он удивился: "Почему?". Отвечаю: "Я не знаю городского хозяйства, а все эти вопросы надо здесь решать". "Какие у вас с Булганиным отношения?" (Булганин тогда стал председателем Моссовета). "Формально отношения очень даже хорошие, но я думаю, что он меня не признает как настоящего руководителя городским хозяйством, а для города это первое дело". Он говорит: "Вы переоцениваете его и недооцениваете себя. А он к вам ходит?". "Ходить-то он ходит, согласовывает. Но мне кажется, что он лучше знает дело и если и приходит ко мне, то просто как к секретарю МК. А вообще у нас очень хорошие отношения, и я с уважением к нему отношусь". Позднее, когда мы поработали вместе, я увидел, что Булганин - очень поверхностный, легковесный человек. Он не влезал глубоко в хозяйство, а в вопросах политики мог считаться даже аполитичным, никогда не жил бурной политической жизнью. Я не знал его биографии, хотя мне было известно, что он работал в железнодорожной ЧК по борьбе с мешочниками, а потом его выдвинули директором завода. Директором он был, видимо, по тем временам неплохим. Он ведь имел среднее образование, что тогда было редким явлением. Директорами, как правило, становились рабочие. Каганович его называл бухгалтером. Верно, по стилю работы он был бухгалтер. В то время я считал, что просто придан в поддержку Булганину. Сталин, бывало, нас всегда вместе вызывал или приглашал на семейные обеды и всегда шутил: "Приходите обедать, отцы города". Каганович с нами не ходил. Он хоть и оставался секретарем МК, но, видимо, Сталин уже в этой роли его не признавал, а считал секретарем ЦК. А мы, "отцы города", представляли Москву. По существу, так оно и было, потому что Каганович просто физически не имел возможности заниматься делами столицы, по уши был загружен делами ЦК. Он работал очень добросовестно: как говорится, ни дня, ни ночи не видел. {1}КОСИОР С.В. (1889-1939) - рабочий, член РСДРП с 1907 г. После 1917 г. видный партработник, один из организаторов КП(б)У, секретарь ее ЦК с 1920 г.. Сибирского бюро ЦК РКП(б) с 1922 г., далее генеральный секретарь ЦК КП(б)У до 1938 г., перед репрессированном - заместитель Председателя Совнаркома СССР и председатель Комиссии советского контроля, член Политбюро ЦК ВКП(б) с 1930 г., член ЦК партии с 1924 года. Репрессирован, реабилитирован посмертно. \50\ {2}КУЙБЫШЕВ В.В. (1888-1935) - сын офицера, член РСДРП с 1904 г., участник трех российских революций, после 1917 г. видный военно-политический работник, с 1921 г член Президиума ВСНХ, с 1922 г. секретарь ЦК РКП(б), с 1923 г. нарком рабоче-крестьянской инспекции и заместитель Председателя Совнаркома СССР и СТО, с 1926 г. председатель ВСНХ, с 1930 г. председатель Госплана СССР и заместитель, а с 1934 г. - 1-й заместитель Председателя Совнаркома СССР, в 1934-1935 гг. председатель Комиссии советского контроля, член ЦК партии в 1922 г. и с 1927 г., в 1923-1926 гг. председатель ЦКК РКИ, с 1927 г. член Политбюро ЦК ВКП(б). {3}УГЛАНОВ Н.А. (1886-1937) - член Коммунистической партии с 1907 г., активный участник революционного движения и Гражданской войны, секретарь Петроградского губкома в 1921-1922 гг. и Нижегородского губкома партии в 1922-1924 гг., секретарь ЦК партии в 1924-1929 гг. и Московского областного и городского комитетов партии в 1924-1928 гг., нарком труда СССР в 1928-1930 гг., член ЦК партии в 1923-1930 гг. и кандидат в члены Политбюро ЦК в 1926-1929 гг, член Оргбюро ЦК в 1924-1929 гг., ВЦИК и ЦИК СССР. Репрессирован, реабилитирован посмертно. {4}ХАХАРЕВ К.Г. - член РСДРП с 1905 г., после 1917 г. активный деятель Коммунистической партии, занимал ряд ответственных должностей. {5}МАКАРОВ И.Г.-член РСДРП с 1905 г., директор Юзовского (Сталинского) завода в 1922-1924 и затем в 1932-1936 годах. {6}ЗДОБНОВ А.З. - член РКП(б) с 1918 г., затем находился на различных партийных постах. {7}МЕХЛИС Л.З. (1889-1953) - служащий, член РКП(б) с 1918 г., занимал ответственные партийные и советские посты, включая работу в секретариате И.В. Сталина, с 1930 г. заведовал Отделом печати ЦК ВКП(б) и одновременно руководил газетой "Правда", в 1937-1941 гг. (с перерывом) начальник Главного политического управления РККА, в 1941-1942 гг. заместитель наркома обороны СССР, с 1940 г. заместитель председателя Совнаркома СССР, в 1942-1945 гг член ряда Военных советов на фронтах Великой Отечественной войны, в 1940-1950 гг. нарком (министр) Государственного контроля СССР; с 1938 г. член Оргбюро ЦК ВКП(б) и с 1937 г. - Президиума Верховного Совета СССР, член ЦК ВКП(б) с 1939 года. {8}МОЛОТОВ В.М. (Скрябин) (1890-1986) - член КПСС с 1906 г., участник революционного движения, с 1919 г. председатель Нижегородского губисполкома, секретарь Донецкого губкома РКП(б), в 1921-1930 гг секретарь ЦК партии, в 1930-1941 гг. председатель Совнаркома СССР, в 1942-1957 гг. первый зам. председателя СНК (Совмина) СССР, в 1941-1945 гг. зам. председателя Государственного комитета обороны, в 1939-1949 и 1953-1956 гг. нарком иностранных дел СССР, с 1957 г. посол в Монголии, в 1960-1962 гг. постоянный представитель СССР при Международном агентстве по атомной энергии, в разные годы - член ЦК, Оргбюро ЦК и Политбюро ЦК, ВЦИК и ЦИК СССР, депутат Верховного Совета СССР в 1937-1958 гг. В июне 1957 г. снят с партийных постов за фракционную деятельность. {9}ШИРИН А.П.-член РКП(б) с 1919 г., занимал ряд партийных должностей. {10}ЦИХОН A.M. (1887-1939)-член КПСС с 1906 г., участник революционного движения, государственный и партийный деятель, в 1928-1930 гг. председатель ЦК союза строителей, в 1930-1933 гг. нарком труда СССР, член Централь- \51\ ной ревизионной комиссии в 1925-1927 гг. и ЦК партии в 1930-1934 гг., член ВЦИК и ЦИК СССР. Необоснованно репрессирован, реабилитирован посмертно. {11}ВОРОБЬЕВ В.Н - член РСДРП с 1917 г., участник и организатор комсомольского и общемолодежного движения. {12}КРУПСКАЯ Н.К. (1869-1939) - дочь чиновника, член РСДРП с 1898 г., супруга и ближайший соратник В.И. Ленина, активный деятель Коммунистической партии, организатор женского движения, ответственный работник политпросвещения и органов народного образования, почетный член АН СССР с 1931 г., автор многочисленных трудов по истории ВКП(б), политработе, педагогике. {13}БУЛГАНИН Н.А. (1895-1975)-служащий, член РСДРП с 1917 г., с 1918 г. сотрудник ВЧК, с 1922 г. работник Высшего совета народного хозяйства СССР, с 1927 г. директор Московского электрозавода, с 1931 г. председатель Моссовета, с 1937 г. Председатель Совнаркома РСФСР, с 1938 г. заместитель Председателя Совнаркома СССР, в 1941-1943 гг. член ряда Военных советов в Действующей армии, с 1944 г. заместитель наркома обороны СССР и член Государственного комитета обороны, с 1947 г. министр вооруженных сил СССР и заместитель, с 1953 г. 1-й заместитель Председателя Совета Министров